Чужая колея

Глава третья

– Доброе утро, коллеги. Разрешите представить вам новую сотрудницу: Ковалева Светлана, прошу, как говорится, любить и жаловать. Надеюсь, в скором будущем Светлана будет трудиться у нас менеджером по бронированию, ну а пока, чтобы войти в курс, так сказать, изучить нашу кухню, она прикрепляется к Марии, нашему самому опытному сотруднику. На носу высокий сезон, так что тебе, Маша, ответственный и трудолюбивый помощник, думаю, не помешает.

Леонид Яковлевич, сияя, будто хвастаясь добытым в тяжелой борьбе призом, вывел Светлану на середину большой комнаты, по периметру которой было установлено с десяток рабочих столов. Увидев множество обращенных на нее взглядов, – приветливых, равнодушных, хмурых и даже насмешливых – Света смутилась и, с ужасом поняв, что сейчас начнет краснеть, прибегла к давно испытанному оружию – поспешила улыбнуться всем присутствующим своей фирменной улыбкой – слегка наивной, но доброжелательной и подкупающе открытой. Леонид Яковлевич подвел ее к Марии – строгого вида брюнетке, которой Света навскидку дала бы лет тридцать, и указал на пустующий соседний стол.

– Так, Светланка, вот твое рабочее место, осваивайся пока, знакомься с коллегами, девушки у нас работают хорошие, если что непонятно – всегда помогут и подскажут. Ну, а Маша будет твоим наставником на испытательном сроке.

От внимания Светы не ускользнуло, как при слове «Светланка» Мария бросила на шефа мимолетный, но очень выразительный, полный откровенной насмешки, взгляд. Однако на Свету она смотрела без той подозрительной настороженности, с которой нередко встречают новеньких сотрудников в большом сработавшемся коллективе, и ее «привет» прозвучал вполне доброжелательно.

– Ну ладно, девушки, всем хорошего дня, работайте. – Леонид Яковлевич окинул комнату взглядом довольного хозяина и направился к двери. На пороге обернулся и, добавив голосу строгости, проговорил. – Маша, Юля, не забудьте, в два часа ко мне на совещание. Напоминаю: до праздников меньше месяца, а по бронированию номеров и туров мы пока не дотягиваем даже до прошлого года. Буду ждать от вас комментариев и конкретных предложений.

С первых же минут своего нахождения в отделе продаж Света стала ощущать дискомфорт, вызванный напряженной и ощутимо нервозной обстановкой. Девушки вели бесконечные телефонные переговоры, отчего в комнате стоял монотонный многоголосый шум, а в короткие перерывы между звонками общались между собой мало и как-то неохотно, без обычного для женского коллектива невинного трепа. Иногда казалось даже, что сотрудницы смотрят друг на друга как на соперниц, словно потенциальные невесты, которым достался один жених на всех. В такой обстановке Светлана быстро почувствовала себя неким инородным телом, чужаком, ворвавшимся туда, где его никто не ждал, и уже сомневалась в том, что эта работа, к которой она так стремилась последние месяцы, действительно станет для нее «работой мечты». И лишь Маша, в первый же день превратившаяся для нее в настоящую, а не формально назначенную наставницу, позже объяснила, почему отдел, состоящий, в общем-то, из нормальных девчонок, в определенные периоды превращается в подобие банки с пауками.

Приближались майские праздники, которые, наряду с новогодними, всегда были самым «сенокосным» периодом – принадлежащий фирме отель – к слову сказать, лучший в городе – заполнялся под завязку, туристические группы с большими экскурсионными программами перли косяками, ресторан ежедневно обеспечивал обедами организованные туры и «диких» туристов, весь персонал фирмы – экскурсоводы, водители, официанты и повара, работники гостиницы – вкалывали с полной загрузкой. Леонид Яковлевич, директор и единственный собственник, при всей своей улыбчивости и на первый взгляд демократическом стиле управления, не на шутку выходил из себя в случаях, когда хоть одно из направлений оказывалось не загруженным на сто процентов. В этих случаях долгие и шумные выволочки, которые он устраивал подчиненным, неизменно заканчивались увольнением части сотрудников. Бывало, что после неудачного, по мнению директора, сезона отдел продаж обновлялся наполовину. Угроза увольнения при фактическом отсутствии в маленьком городке другой нормальной работы действовала лучше любого мотиватора, и каждый год уже со второй половины марта сотрудницы, ежедневно поглядывая на календарь и на график бронирования, стремились прыгнуть выше головы ради улучшения личных показателей.

– Так что в мае у нас частенько девчонок увольняют, – сказала Мария, ковыряясь ложечкой в бокале с мороженым. И добавила, многозначительно усмехнувшись. – Правда, не всегда за производственные показатели.

– В смысле? – удивилась Света. – А за что еще?

Они сидели в небольшой уютной кафешке, пристроившейся в торце массивного здания гостиницы. По окончании рабочего дня Маша пригласила новую сотрудницу немного «потрещать за жизнь» и отметить знакомство. Света робко возразила, ссылаясь на полное отсутствие денег, на что Мария беспечно отмахнулась, заявив, что не обеднеет, угостив коллегу мороженым и кофе, и к тому же кафешка, как и ресторан гостиницы, принадлежит фирме, и для сотрудников там почти пятидесятипроцентные скидки.

– Понимаешь, наш Леня любит, как он выражается, вливать в коллектив свежую кровь. Особенно если у этой «крови» груди торчком и круглая попка.

– Он чего же?.. – насторожилась Светлана.

– Ну, не ко всем, конечно, но частенько. К тебе подъедет точно, тут моему опыту можешь верить, у меня глаз наметан. Я, собственно, предупредить хотела, чтобы для тебя это шоком не стало, ты, я вижу, к такому раскладу не очень готова.

– Да уж, – растерянно произнесла Света. – Не очень. Главное, когда собеседовал меня, такой дядечка положительный весь, я и подумать не могла.

– Да он, вообще-то, неплохой мужик, видела я начальников и похуже. И кстати, увольняет он все-таки чаще по делу.

– А если я не соглашусь? Слушай, может, мне тогда лучше сразу самой уйти.

– Не торопись, – рассудительно ответила Мария. – Свалить никогда не поздно. Не согласишься – дело хозяйское, но тогда уж будь добра работать так, чтобы комар носа не подточил. Права на косяки ты лишишься. Только я на твоем месте хорошо бы подумала, прежде чем отказываться.

– Слушай, Маш, конечно, неудобно спрашивать, но ты сама-то что, тоже?..

– Я-то? – Маша невольно улыбнулась робости, с которой был задан вопрос. – А как же? Я вообще, можно сказать, первой у него была. Среди сотрудниц, конечно. Я же, Светик, в конторе этой, считай, с первого дня, у истоков стояла, можно сказать. О гостинице своей тогда и мечтать никто не мог, Леня просто купил «Икарус» старый, водилу нанял, сам за экскурсовода был. Потом меня взял, сначала тоже на экскурсии, потом уж по бухгалтерии стал привлекать, у меня же диплом, ну и попозже я начала клиентов искать, с гостиницами договариваться, в общем, стала незаменимой помощницей. Все самим тащить приходилось, работали допоздна, без выходных почти, ну, как-то все само и получилось. Я тогда еще замужем была, мы с Витькой думали ребенка заводить, а как тут заведешь – Витькин завод накрылся, на мою зарплату только и жили. Ну, а потом, видать, надоела ему такая приходящая жена, а может, про Леню пронюхал, короче, свалил он. К маме вернулся.

– А ты чего? – спросила Света.

– А чего я? С годик так покувыркалась – весь день на ногах, вечером – с Леней на диванчике в конторе, а иногда и в «Икарусе» на сиденьях. Домой к себе, кстати, так ни разу и не пригласил. А потом бизнес в гору пошел, людей стали набирать, ну и мне замена быстро нашлась. Но замена только на диванчик, по работе он до сих пор любит на меня все валить, правда, и с зарплатой не обижает, врать не буду. А вообще, мне есть чем гордиться, – Мария засмеялась, и в этом смехе не слышалось ни обиды брошенной любовницы, ни разочарования из-за обманутых надежд. – Этот мой годик – на сегодняшний день абсолютный рекорд. Обычно новой девочки ему хватает на несколько месяцев – это я тебя сразу предупреждаю, чтобы потом не расстраивалась сильно.

– Да я вообще не собираюсь… – фыркнула Света. – Слушай, а как девчонки потом, ну, эти, бывшие его?

– По-разному. Были и такие, кто сразу в слезы, будто им наобещали всего, а потом, типа, поматросили и бросили. Эти обычно увольняются. Некоторые, как я, спокойно воспринимают, работают как ни в чем не бывало. Но чтобы Леня кого из бывших уволил бы просто так, под настроение – такого не припомню.

– Интересно, – не скрывая любопытства, спросила Света. – Из тех, кто сейчас работает, многие прошли через нашего доброго начальника?

– Да половина примерно, – равнодушно ответила Мария. – Кстати, вот ты сегодня на девчонок посмотрела, много знакомых лиц увидела?

– Слушай, а ведь точно, – удивилась Света после секундного раздумья. – Я как-то сразу и внимания не обратила. Всегда думала, что уж в нашем-то городке девчонок и парней своего возраста или знаю, или раньше видела. А тут – только пара знакомых лиц, в нашей школе, помню, девочки учились, а остальных не встречала раньше.

– Это потому, что Леня не любит брать в сотрудницы местных. Не знаю, может, мужей или бойфрендов опасается, – Маша вновь рассмеялась, такой забавной показалась ей эта мысль. – Так что тебе, считай, повезло. Наверно, очень уж понравилась.

– Да-а, – протянула Света задумчиво, – повезло. Вообще не скучно у вас.

– У нас нормально. Ты, главное, иллюзий особых не строй, когда Леня клеить начнет, а то он, когда в штанах зачешется, много чего наобещать может. А то, что девчонки сейчас психованные, так это у нас сезонное – все трясутся, накосячить боятся.

– Ну, Свет, надумала чего или как? – судя по тону, Сергей был твердо намерен получить сегодня внятный и окончательный ответ. – Вторую неделю жмешься, давай, определяйся уже, мне через пару дней ехать.

– Не знаю я, Сереж, – медленно проговорила Света, нервно крутя в пальцах сорванный цветок одуванчика. – Вроде правильно все говоришь, только боязно мне как-то мать сейчас одну оставлять. Со здоровьем у нее в последнее время не очень, говорит, на работу стало тяжело ходить.

– Почему одну? У тебя же отец есть.

– Да есть-то он есть, – досадливо поморщилась Света. – Только толку от него… Даже с огородом и то не всегда поможет.

– Хорошо, – Сергей вздохнул и вновь принялся терпеливо перечислять все свои не раз озвученные аргументы. – Давай рассуждать логически. Чем ты поможешь матери сейчас, работая в своей поликлинике и получая позорные копейки, да и то с двухмесячными задержками? Тем более, если ей придется уйти с работы?

– Ну как – чем? По дому помочь, в огороде…

– Ты намного лучше поможешь матери, если станешь присылать ей нормальные деньги. А присылать нормальные деньги ты сможешь только из Москвы, потому что все деньги сейчас там. Я же тебе рассказывал, как Влад устроился, – съехав на любимую тему фантастических московских заработков, Серега, как всегда, воодушевился и принялся в который уже раз пересказывать заманчивую историю своего школьного дружка. – На «Луже» работает – это рынок так называется в Лужниках, там, где стадион, – пока продавцом простым, но говорит, народ там быстро поднимается, многие, с кем он начинал, уже деньжат подкопили, сами стали товар закупать, свое дело открыли. Так вот, они деньги оттуда вывозят в сумках из-под парашюта. Он приставками игровыми торгует, денди-шменди всякие, у них каждое утро «КАМАЗ» заезжает, разгружается, к вечеру – пусто. Прикинь – утром «КАМАЗ» товара, вечером – парашютная сумка бабла. Вот где жизнь! А ты тут, в поликлинике своей, бабкам уколы шлепаешь, сама говоришь, иногда в магазине к ужину ничего купить не можешь, и все тебе боязно. Ехать надо, Светка, в Москву ехать, протухнешь ты тут совсем.

Они сидели в траве на берегу широкого озера, в тени подступавших к самой воде деревьев. Справа доносился плеск, игривые девичьи взвизги и азартное мужское ржание – уютное местечко на озере, скрытое от дороги и городских пригородов неширокой лесополосой, пользовалось популярностью как у ищущих уединения пар, так и у шумных компаний молодежи. Вдоль левого берега озера тянулись белоснежные стены кремля, над которыми в лучах августовского солнца ослепительно сверкали позолоченные купола храмов.

Света догадывалась, что Серега, несмотря на напускную уверенность, все же слегка страшится сделать в одиночку решительный шаг, о котором твердит с момента окончания школы – отправиться на заработки в огромную, такую манящую и в то же время пугающую Москву, где крутятся огромные деньги, но где рядом не окажется ни родителей, ни друзей, где никому не будет дела до его проблем, и, возможно, пробиваться в богатую и независимую жизнь придется через строй таких же амбициозных конкурентов. Они встречались почти год, и, конечно, женское тщеславие нашептывало: он просто не хочет с тобой расставаться, он тебя любит, и ты ему нужна, но все же… Все же в настойчивых призывах Сереги отправиться вместе с ним в Москву Света прежде всего угадывала нерешительность и боязнь. К тому же недавно у Сереги появилась еще одна причина для спешки – он получил повестку из военкомата на медкомиссию, и Москва, в которой он собирался жить без регистрации, должна была надежно укрыть его от осеннего призыва.

– И потом, я же тебя в Москву зову, а не в Америку какую, тут ехать-то четыре часа, если так о матери переживаешь, сможешь к ней хоть каждые выходные кататься. Зато не с пустыми руками приезжать будешь, деньгами станешь помогать.

– Деньгами. А как я их там заработаю? С тобой, что ли, на «Луже» торговать буду?

– Да хоть бы и… Блин, Свет, да что ты сама проблемы придумываешь? Говорю же: это Москва, там столько возможностей, там везде пробиться можно, было бы желание. В конце концов, если тебе так нравится твоя поликлиника, так их и в Москве полно. Только зарплаты там не в пример нашей дыре. И кстати, ты же в медицинский поступать собиралась, забыла?

– Собиралась, да не собралась, как видишь. Что-то не решилась в этот раз мать оставить. Может, в следующем году попробую. А в Москве, – добавила она после короткой паузы, – чтобы в поликлинику устроиться, прописка нужна.

– Короче, Светик, – похоже, упрямая нерешительность подруги наконец доконала Серегу. – Я в пятницу сваливаю, с комнатой там уже договорился, к кому подойти насчет работы, мне скажут. Если ты со мной – вперед, если нет – вольному воля.

– В пятницу он сваливает, – буркнула Светлана. – Думаешь, я за два дня смогу уволиться?

– Ну, вот это уже другой разговор, – явно обрадованный, Серега обхватил девушку за плечи, в порыве чувств притянул к себе, смачно поцеловал в щеку. – Завтра пиши заявление, да вещички собирай. Как со всеми делами разрулишь, так сразу и поедем.

На самом деле идея перебраться в Москву всерьез увлекла Светлану еще в тот момент, когда Серега озвучил ее впервые. Окончив медицинское училище, она устроилась в одну из двух существующих в городе поликлиник, при этом долгожданное начало самостоятельной жизни и появление собственного заработка не сильно сказались на семейном бюджете: регулярно задерживаемая зарплата едва ли превышала среднюю по городу пенсию. Основным источником дохода в семье по-прежнему оставалась зарплата матери, уже больше тридцати лет работавшей на расположенной за городом птицефабрике. Отец, перепробовавший в жизни множество специальностей – от токаря до сторожа, в конце концов охладел ко всем видам трудовой деятельности, предпочтя поездкам на работу беззаботное домашнее пьянство. Он никогда не впадал в агрессию и не устраивал пьяных дебошей, наоборот, под влиянием алкоголя неизменно становился добродушно-веселым, признавался в любви «своим девочкам», как он называл жену с дочерью, излучал неиссякаемый оптимизм и довольно удачно острил. Однако это веселье обходилось семейному бюджету слишком дорого, и Нина Ивановна постоянно искала новые, еще не обнаруженные мужем места, чтобы понадежней запрятать деньги, что, впрочем, не мешало Славику (по имени-отчеству его не звал никто, даже малолетние пацаны с соседних домов) почти ежедневно «приникать иссохшими устами к источнику живительной влаги». Славика любили за веселый нрав и способность вести непринужденные беседы на любые темы, поэтому охотно наливали для «поправки здоровья и осмысления действительности».

В такой ситуации выручал огород и небольшое подсобное хозяйство, без которых пришлось бы совсем туго. В последние годы, когда мать стала сильно уставать на работе, основная нагрузка по ведению хозяйства как-то сама собой легла на Светлану. Славик иногда начинал помогать дочери, неизменно демонстрируя в первые полчаса нешуточный трудовой порыв, после чего его энтузиазм стремительно угасал, и горе-работник приводил убойный аргумент, оправдывающий его дальнейшее отсутствие в «зоне сельхозработ».

Понимая, что Серега прав – в родном городке да без всякого образования ей вряд ли удастся подняться куда-то выше продавщицы или официантки, – Света и сама рвалась в Москву, но каждый раз, представив, как матери придется взвалить на себя все заботы по дому и хозяйству, откладывала окончательное решение, привычно убеждая себя в том, что вот уж в следующем году соберется обязательно. Все это существенно упростило задачу Сереги, стремившегося утянуть с собой подругу, – ехать в большой чужой город вместе со своим парнем, который наверняка найдет хорошую работу и к следующему году, когда нужно будет все-таки попробовать поступить в медицинский, уже прочно встанет на ноги, казалось Светлане куда более надежным, чем пробиваться одной. К тому же Света была почти уверена, что, останься она сейчас дома, Серега без труда найдет себе в Москве новую девочку, и через год вряд ли захочет помогать бывшей подруге.

Света решила, что объявит о своем отъезде родителям в последний момент, когда будет уже поздно передумывать и что-то менять, причем сначала она хотела поговорить с отцом, попытаться достучаться до него, пробить барьер алкогольно-блаженного легкомыслия и объяснить, что теперь именно он, отец, должен будет взять на себя основные заботы о своей стареющей жене. На следующий день после разговора с Серегой она написала заявление об уходе, выдержала тяжелую беседу с главврачом, – при символически мизерных зарплатах поликлиника остро нуждалась в кадрах, и внезапный уход одной из медсестер создавал руководству дополнительные проблемы – выторговала себе одну неделю отработки вместо двух и, возвращаясь вечером домой, испытывала немалое облегчение, как человек, сделавший наконец решительный шаг и сам закрывший себе все пути назад.

Славик лежал на диване перед телевизором, с добродушной ухмылкой наблюдая за экранными перипетиями очередного мексиканского сериала. На столе рядом с диваном стояла бутыль из-под лимонада, примерно на треть наполненная мутноватой жидкостью, а довершала натюрморт тарелка с остатками квашеной капусты. «За самогоном к Глашке бегал, – подумала Света. – Значит, с утра где-то денег надыбал». Проходя мимо кухни, она невольно поморщилась, заметив в раковине целую гору не мытой со вчерашнего дня посуды.

– Привет, пап. Мама еще не пришла?

– О, Светланка, – радостно констатировал отец. – Чего-то ты рано сегодня, а Нины нет еще. Ты садись, давай вместе посмотрим, – он кивнул головой в сторону экрана. – Я вот одного не пойму: чего они все время плачут? Как думаешь, актеры эти, они лук нюхают или им в глаза капают чего?

– Там посуда с вечера не мыта, – устало присев на стул, сказала Света с легким укором. – Мог бы за весь день озаботиться. Ждешь, когда я или мама с работы придем и вымоем все?

– Ой, и правда, – как всегда, когда его упрекали в безделье, Славик принял виноватый вид, причем Света была уверена, что это раскаяние не напускное, – отцу действительно бывало стыдно за то, как мало помощи видят от него «его девочки», но, к сожалению, этим смиренным признанием вины обычно все и заканчивалось. – Не помыл. Представляешь, совсем из головы вылетело, замотался чего-то.

– Замотался? – Света чуть не расхохоталась, но, сдержав смех, вполне серьезно произнесла. – Пап, мне надо с тобой серьезно поговорить.

– Поговорить? – в глазах Славика мелькнуло беспокойство. – Давай поговорим, чего же не поговорить? Отец с дочкой это… завсегда… никаких секретов промеж них…

Он спустил ноги на пол, нащупал тапочки, протянул руку за пультом, убрал до минимума звук в телевизоре, посмотрел на Свету выжидательно, осторожно спросил:

– Про маму чего?

– Нет… то есть, не совсем… ну, в общем, да. Короче, Серега, парень мой, ты его видел…

– Видел, ага, – закивал Славик, перебивая. – Хороший парень, хороший, ты, Светик, его держись, он, сдается мне, в жизни не пропадет.

– Я и держусь, – слегка раздраженно сказала Света. – Ты не перебивай. В общем, он в Москву уезжает, говорит, работу ему там предлагают, с жильем типа решено все, меня с собой зовет. Короче, я уезжаю, на работе заявление написала, неделю отрабатываю, и в следующую пятницу мы едем.

– В Москву? – переспросил отец, осмысливая услышанное, и тут же расплылся в широкой улыбке. – Так это же здорово, это ж просто замечательно! Дорога-ая моя-я столица, золота-ая моя-я Москва, – попытался пропеть он, но, дав петуха, хрипло закашлялся.

– Я, Светик, вот чего думаю, – радостно продолжил Славик, отдышавшись после кашля. – Такой девочке, как ты, самое место в Москве. И то верно – чего тебе тут пропадать? Ну, за это, так сказать, полагается, – он потянулся было к бутылке, но Света его опередила, отодвинув самогон на другой край стола.

– Я сказала, надо серьезно поговорить. Разговор наш еще даже не начинался.

Увидев, как нетерпеливо тянется к бутылке чуть дрожащая рука отца, Света почувствовала острый приступ раздражения, быстро переходящего в настоящую злость.

– Как – не начинался? – удивился отец. – Разве ты не это хотела сказать… ну, что в Москву с Серегой едешь?

– Я хотела сказать, – она заговорила медленно, отчетливо проговаривая каждое слово и не отрывая пристального взгляда от ставшего вдруг каким-то растерянным лица Славика, – что, когда я уеду, на маме повиснет все – добывание денег, работа в огороде, порядок в доме, стирка, приготовление еды, короче – все. Я хотела сказать, что еще в этом году собиралась ехать поступать в медицинский и не поехала только из-за тебя.

– Из-за меня? – очень тихо переспросил отец.

– Я хотела сказать, – продолжала Света тем же тоном, словно не расслышав вопроса, – что и сейчас не уверена, правильно ли делаю, бросая маму наедине с таким помощником, как ты. Ты что, не видишь, какая она в последнее время приходит с работы? Я почти каждый день прошу ее сходить к врачу, а ты хоть раз подумал об этом, хоть раз помог мне ее убедить? Нет, у тебя все хорошо, твои девочки отлично со всем справляются, а значит, жизнь прекрасна – можно поразвлекать приятелей за то, что они тебе наливают, посмотреть сериал, поваляться на диване. А я пришла с работы, мне сейчас надо посуду помыть, жрать приготовить, грядки полить, курей накормить. А когда я уеду, все на маму ляжет?

Славик сидел, глядя в пол и безвольно уронив руки на колени, в позе человека, покорно принимающего заслуженные упреки и даже не собирающего защищаться. Света, не привыкшая видеть своего жизнерадостного и шустрого отца-балагура в таком состоянии, почувствовала, как быстро спадают накопившиеся раздражение и гнев. Она спросила совсем другим, устало-безнадежным тоном:

– Пап, ты хоть понимаешь, что я не могу нормально строить свою жизнь до тех пор, пока вижу, что маме не дождаться от тебя никакой помощи?

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь едва слышными диалогами актеров на экране, и, когда Светлана решила, что так и не получит никакого ответа, Славик медленно поднял голову, посмотрел на дочь тоскливыми, как у побитого щенка, глазами и тихо произнес:

– Я понимаю, доча. Я все понимаю. Ты не думай, я ведь на самом деле… я ведь совсем другим был… Я ведь, знаешь, каким токарем был? Как-то все так получилось нескладно… Ты езжай, езжай спокойно. Мы тут с мамой уж как-нибудь…

Нина Ивановна известие о скором отъезде дочери восприняла спокойно, Свете показалось, что мать давно ждала этой новости и была к ней готова.

– Оно и правильно, ты молодая, чего тебе тут прокисать? Зарплаты стали, вишь, какие – насмешка, да и только. Молодежь вся бежит из города, тебе здесь и жениха-то путевого не найти, все, кто хоть чего-то может, разъезжаются кто куда, в ту же Москву.

На уверения Светы, что она очень серьезно поговорила с отцом, который обещал подключиться наконец к ведению хозяйства и во всем помогать жене, Нина Ивановна лишь грустно улыбнулась:

– Конечно, поможет, а как же? Ты об этом не думай. Ну, а если вдруг не сложится чего, в Москве-то, помни – здесь твой дом, здесь тебя всегда ждут.

Бывать в Москве Свете, конечно, случалось – еще в школе несколько раз ездили на экскурсии, потом, уже во времена училища, каталась с девчонками «потусить», на столицу посмотреть и себя показать. От всех этих поездок осталось впечатление какой-то непрерывной суеты, всегда приходилось куда-то спешить, урывками глазея по сторонам и опасаясь затеряться в многоликой и многоголосой толпе, хаотично двигавшейся, казалось, сразу во всех направлениях.

И только теперь, приехав сюда, чтобы обосноваться – очень хотелось в это верить – всерьез и надолго, Света могла рассматривать город спокойно и обстоятельно. И при таком рассмотрении столица предстала перед ней в абсолютно новом качестве. Облик города-торгаша не могли затмить ни вид с Воробьевых гор, ни храм Василия Блаженного, ни зеленые берега Серебряного бора. Над центральными улицами уходили в бесконечность плотные шеренги рекламных перетяжек, каждая из которых настойчиво кричала копошащейся внизу толпе: «Покупай-покупай-покупай!» Ряды коммерческих палаток давно отвоевали у пешеходов бо́льшую часть тротуаров, а у каждого выхода из метро по-хозяйски обосновались целые базары из лотков с самым разнообразным товаром. В подземных переходах, наряду с многочисленными музыкантами, появилось множество нищих – калек с написанными на картонках перечнями бед и болезней, стариков, одной рукой опирающихся на палочку и протягивающих другую за подаянием, шустрых и шумных цыганят, шныряющих в толпе под присмотром своих хитрых и вороватых мамочек. А по соседству с каким-нибудь нищим, сидящим на полу с коробочкой для милостыни в ногах, нередко можно было заметить вполне благополучного на вид мужичка, держащего в руках лаконичное объявление «Куплю золото». Оба ежедневно занимали свое заранее оплаченное место, и многочасовое сосуществование способствовало невольному сближению представителей таких разных профессий – чтобы развеять скуку, они мирно переговаривались, делились новостями, стреляли друг у друга сигареты. Объявлениями с выделенными жирным шрифтом словами «Куплю» или «Продам» были заклеены автобусные остановки, фонарные столбы, двери подъездов и стальные стенки торговых палаток. Казалось, все население многомиллионного мегаполиса, вдруг обнаружив в себе коммерческие способности, дружно искало счастья в оптовой или розничной торговле.

И на фоне этого гигантского базара, где даже нищие гордо ощущали себя настоящими профессионалами своего дела, контрастным пятном выделялась особая, узнаваемая с первого взгляда категория людей, – мужчин и женщин еще не пенсионного возраста, подчеркнуто интеллигентного вида в добротной, но уже сильно поношенной одежде, с застывшей в глазах робкой неуверенностью. Эти люди подолгу простаивали перед витринами палаток или прилавками магазинов, перебирая в руках мелкие купюры и мучительно размышляя, есть ли смысл сегодня «гульнуть» и купить не обычные сто, а целых двести граммов колбасы, или лучше поберечь невеликий капитал для завтрашнего пакета молока. Это были настоящие или бывшие работники многочисленных НИИ, КБ, лабораторий и исследовательских центров, часть которых уже закрылась, а другая еще пыталась влачить свое жалкое, ставшее вдруг никому не нужным, существование. Этих людей, наряду со всеми пенсионерами страны, с брезгливой снисходительностью отнесут к особо презираемой категории – категории «невписавшихся в рынок».

Именно такую Москву увидела Светлана, впервые оказавшись в ней не в качестве туриста. Невольное сравнение с тихим старинным городком, в котором она выросла, городком, где знаешь почти всех, где при необходимости всегда есть к кому обратиться за помощью или советом, где спешащий куда-то человек привлекает всеобщее внимание своей непривычной суетливостью, оказалось не в пользу столицы.

Серега же, напротив, прибыв в Москву, казалось, почувствовал себя в родной стихии. Город источал аромат больших денег, манил туманными, но такими волнующими перспективами, и Сергей был полон решимости взять от этого города все.

Жильем, о котором он договорился еще до переезда, оказалась маленькая пыльная комната, наполовину заваленная пустыми картонными коробками, в малогабаритной «трешке» недалеко от метро «Спортивная». Старая полутораспальная кровать и маленький столик у окна занимали все незанятое пустой тарой пространство. В двух других комнатах компактно проживали еще трое пацанов и две девчонки примерно Серегиного возраста, прибывшие из разных уголков страны и работавшие на расположенной неподалеку «Луже» продавцами. Первый день Сергей со Светой посвятили приведению комнаты в более-менее жилой вид: вытащили на помойку коробки, сделали генеральную уборку, вытрясли покрывало и сменили старое и затасканное постельное белье на новое, за которым пришлось бежать все на ту же «Лужу». Вечером немного посидели с новыми соседями, слегка выпили «за приезд и знакомство» и, усталые, завалились спать.

Влад заявился в пять утра. Соседи, привыкшие к такому режиму, уже встали, и Серега, едва продрав глаза и успев проглотить чашку растворимого кофе, так до конца и не проснувшись, отправился с приятелем устраиваться на работу. Влад не соврал – у одного из торговцев, владеющего пятью палатками, торгующими игровыми приставками и картриджами и раскинутыми в разных частях огромной территории «Лужи», действительно имелась свободная вакансия продавца и по совместительству товароведа, кассира, грузчика и уборщика. Узнав о зарплате, Серега робко намекнул, что, вроде бы, разговор шел о другой сумме, после чего ему доходчиво объяснили: за воротами уже выстроилась очередь из таких, как он, а тому, кто думает, что, заявившись в Москву, он тут же окажется в шоколаде, лучше сразу валить обратно в свой Мухосранск.

Хозяина, невысокого круглолицего толстячка лет сорока, звали Макс. Первым делом он потребовал Серегин паспорт, пообещав вернуть через несколько дней: «Вся материальная ответственность на тебе. Товара в палатке до хера, да и выручка бывает неслабая, особенно в оптовые дни – по вторникам и четвергам. Утром снял с сигнализации, вечером поставил, все это время за товар и бабки отвечаешь только ты. Паспорт твой я ментам знакомым отдам, они его пробьют, данные твои перепишут, через пару дней получишь обратно».

Рынок открывался в шесть, рабочий день начинался на час раньше – нужно было идти на пульт охраны, снимать палатку с сигнализации, устанавливать витрину на принадлежащих каждому арендатору четырех квадратных метрах примыкающей к палатке площади, выставлять товар и проверять ценники. В пять вечера заходил за выручкой Макс, после чего вся процедура повторялась в обратной последовательности, и около семи часов Серега, еле волочащий ноги после четырнадцатичасового рабочего дня, наконец оказывался дома. Рынок работал без выходных, и короткие передышки выпадали лишь в те редкие дни, когда в Лужниках проходил большой футбол, если не имеющий своего стадиона Спартак проводил домашние матчи чемпионата России, то рынок закрывался на два часа раньше, а в дни международных игр еврокубка барахолка не открывалась вообще.

Света, намеревавшаяся всерьез готовиться к поступлению в институт, привезла с собой много учебников, но пока все они оказались сложены в углу комнаты аккуратной стопкой. До экзаменов далеко, и главной на сегодня задачей стал поиск работы. Оптимальным вариантом было бы устроиться медсестрой в любую поликлинику – в Москве зарплаты медиков были значительно выше, да и для поступления в медицинский стаж работы оказался бы весьма кстати – но для этого требовалась если не прописка, то хотя бы временная регистрация. Серега навел справки, и с этим вопросом ему обещали помочь, вывести на нужных людей, но процедура требовала денег, и ребята решили урезать расходы до минимума, чтобы, накопив нужную сумму, получить легальный статус вместе. Временная подработка на той же «Луже» как вариант даже не рассматривалась – обе соседки еще в первый вечер, во время кухонных посиделок, откровенно, как о чем-то само собой разумеющемся, рассказали про «дополнительные обязанности», обычно возлагавшиеся на молодых девушек из провинции, которые, приехав в столицу, не нашли другого работодателя, кроме торговца из Лужников.

В результате бо́льшую часть дня Светлана проводила в прогулках по Москве. Купив подробный путеводитель, она собирала по утрам маленький рюкзачок, положив туда термос с чаем и пару бутербродов, выбиралась в центр и совершала оттуда многочасовые неторопливые прогулки по разным маршрутам. Больше всего ее привлекали выставки и музеи, но, отказывая себе в любых платных удовольствиях, она предпочитала гулять по паркам, скверам и набережным.

Прошло два месяца, осень давала о себе знать все настойчивей, и прогулки уже не приносили былого удовольствия, когда Серега объявил, что договорился об оформлении временной регистрации, которую позднее, при наличии соответствующей суммы, можно будет переделать в постоянную прописку. Новость пришлась как нельзя кстати еще и потому, что праздная жизнь глазеющей по сторонам провинциалки успела Свете изрядно наскучить, к тому же ее стало угнетать положение, при котором она фактически сидит на шее у пашущего с утра до ночи Сереги.

Накопленные за два месяца деньги вместе с обоими паспортами были переданы шустрому парнишке лет двадцати, которого привел все тот же Влад, ставший для Сереги бесценным помощником, советчиком и проводником по бурной и малопонятной пока столичной жизни.

– Слышь, Серый, разговор есть срочный, отойдем.

Влад настойчиво тянул за рукав, выводя Серегу из-за прилавка с игровыми картриджами; по его слегка озабоченному, но возбужденному виду было понятно, что разговор у него действительно срочный.

– Денис, присмотришь тут пока? – обратился Серега к хозяину соседнего лотка с китайскими будильниками, притулившегося к палатке на правах субаренды.

– Не вопрос, посмотрю.

– Слушай, Серый, тут у меня дельце одно наклюнулось, шанс, можно сказать. Я, как въехал в тему, сразу подумал: надо Серого подключать, не хера ему продавцом пахать, да по коммуналкам мыкаться.

– Чего за дельце? – Сергей слегка насторожился, хоть и привык уже во всем доверять более опытному в лужниковских делах приятелю.

– Короче, как у тебя день сегодня?

Разъяснять смысл подобного вопроса не требовалось – для любого работника рынка он имел единственное значение.

– Неплохо, сегодня же вторник. С утра оптовик пер часов до двенадцати, намолотили неслабо. Сейчас, конечно, уже не то – москвичи пошли, розница.

– Отлично, – Влад аккуратно взял Серегу за отворот джинсовки, заговорил быстро, с возбужденным придыханием. – Пацан знакомый примчался, инфу одну на ушко шепнул. Я, как услышал, сразу к тебе. Пацан сейчас на моей точке ждет, я его за себя пока оставил, только времени в обрез, вопрос нужно решать быстро, такие варианты уходят в момент. В общем, слушай сюда: вчера таможня барыгу одного за яйца взяла, не забашлял он им, бабки зажал, так они его бомбанули – партию товара накрыли. Товар – охренеть! Кожа турецкая, целый контейнер. Целый контейнер, Серый, ты прикидываешь, на сколько это тянет?!

– Ну, прикидываю, а я-то тут причем?

– Не въехал еще? А в такие вопросы надо быстро въезжать, а то так и будешь на дядю горбатиться, чужим товаром торговать. Короче, таможня конфискант не оформляла, сливает втихую. У паренька моего там завязки крепкие, ему шепнули, мол, сегодня до трех бабки подгонишь, ночью забирай товар. А самое главное тут что? – перебил Влад Серегу, собравшегося было задать очередной вопрос. – Самое главное – это цена. Конфискант на таможне, если сразу все забираешь, идет по четверти закупочной цены. По четверти, Серый! Понятно, что тут, на «Луже», им не поторгуешь – барыга товар свой узнает, проблемы будут. Сдавать нужно тоже оптом, айзера за полцены с руками оторвут, я с ними такие дела проворачивал уже, но, конечно, помельче.

– Понятно. И сейчас тебе нужны деньги?

– Нужны, Серый, причем срочно. Таможенники тоже не лохи, ждать не будут, да и про конфискант свой они не только моему человечку шепнули, так что тут все просто: кто успел, тот и срывает банк. Я сегодня тоже бабла намолотил нормально, еще твою выручку добавим, и, считай, полсуммы набрали. Остальное добью своими, у меня дома есть, я тут не даром второй год верчусь, кое-что отложить успел.

– Погоди, Влад, я опять не въезжаю. Ты выручку свою снял, а чего Арсену вечером скажешь, он же придет за деньгами?

Хозяева, на которых работал Влад, содержали несколько павильонов на расположенной рядом с основным рынком ярмарке и торговали бытовой техникой сомнительного происхождения, но с названиями известных брендов на коробках.

– Арсен сегодня не придет, я деньги должен в сейф убрать до завтра.

– А мой Макс придет. И чего я ему скажу?

– Да когда он придет?.. – нетерпеливо отмахнулся Влад. – Говорю же тебе, счет идет на часы, может, даже на минуты. Сейчас беру твою и свою выручку, дую домой, это минут сорок. Беру бабки из дома, через полчаса встречаюсь с таможенником. С айзерами мой паренек договорится, они ему верят, сделают предоплату, к вечеру твоя выручка у тебя, моя – у меня, ночью айзеры получают товар, мы с тобой в таком наваре, который ты тут и за год не намолотишь.

– Блин, Влад, ну ты даешь, – замялся Сергей. Ему категорически не нравилась авантюрность озвученной идеи, однако в мозгу помимо воли уже закрутились соблазнительные цифры. – А если чего сорвется, чего-нибудь пойдет не так?

– Если чего сорвется, – произнес Влад внезапно изменившимся жестким тоном. – То ты сдашь выручку завтра, Макс тебе ничего не сделает, поскольку бабки не пропали, но с работы, конечно, попрет, помыкаешься недельку-другую, найдешь себе новое место. Это – риск. Если все выгорит, ты сам пошлешь своего Макса по эротическому адресу и начнешь собственное дело. Решай сам, только знаешь, что я тебе скажу? Зассышь сейчас, я все равно сделку проверну, деньги найду по-любому, но, когда арендую павильон и буду набирать людей, ты ко мне наниматься не приходи, я тебя даже телеги с товаром таскать не возьму. Я, Серый, ссыкливых пацанов не люблю, мне с тобой разговаривать будет не о чем.

– Слушай, Шумилов, да ты, похоже, в натуре, долбень полный. Ты куда работать приехал, ты на «Лужу» работать приехал? Ты же лошара конченый, здесь таких, как ты, на раз обувают. А если бы ему, кроме денег, еще и товар весь понадобился? Сдается мне, ты бы ему еще и погрузить помог.

Самым унизительным было то, что Макс даже не выказывал особой злости, похоже, он был настолько поражен поступком Сереги, что не думал о пропавших деньгах, а рассматривал сидящего перед ним парня с любопытством натуралиста, изучающего редкий вид растения. Сергей чувствовал, как горят покрывшиеся красными пятнами щеки, казалось, ему было бы легче, если б Макс в бешенстве бегал сейчас по комнате, матерился и грозил расправой.

Забрав дневную выручку Серегиной палатки и, как выяснилось, двухдневную выручку своего павильона, рассказав легенду про конфискат на еще одной точке и поживившись там, Влад, предварительно толкнув приезжему оптовику за полцены почти весь склад своих хозяев, бесследно исчез в тот же вечер. Ворвавшись ночью к перепуганному владельцу квартиры, которую снимал Влад, посланные по следам беглеца бандиты узнали, что квартирант сообщил вчера о своем срочном отъезде и даже не потребовал возврата выплаченных вперед денег.

– Понимаешь, Макс, – промямлил Серега, не поднимая на своего работодателя глаз, – это же Влад, мы же с ним…

– Чего вы с ним? – перебил Макс с насмешкой. – На одном горшке сидели? И поэтому ты отдал ему мои бабки? А когда люди Арсена его поймают и начнут яйца паяльной лампой прижигать, ты тоже не забудешь, что это твой кореш, встанешь рядом с ним, чтобы ему одному не грустно было?

В голосе Макса по-прежнему не звучало злости, теперь в нем слышалось лишь брезгливое презрение. Сергей понимал, что по масштабам бизнеса его работодателя дневная выручка одной из палаток – совсем не критичная потеря, и стыд за свою глупость пересиливал страх перед предстоящим наказанием.

– Ладно, Шумилов, сегодня мне некогда с тобой разбираться, – Макс тяжело поднялся с кресла, накинул пиджак, явно собираясь уходить. – У меня брат приехал, днюха у него, отмечать с пацанами собрались. Ответить тебе по-любому придется, а как – подумаю завтра. На твою палатку пока Васильченко встанет, а ты с утра дуй к Горбункову, напротив трибуны D точка, он скажет, чем будешь заниматься.

Макс направился к двери кабинета, Сергей поплелся за ним.

– Да, слушай, я чего спросить хотел, – Макс обернулся, посмотрел на работника с хитрым прищуром. – Я как-то с тобой девчушку одну видел, вечером товар тебе помогала сортировать. Чего за девочка, откуда?

– Так это… – растерялся Сергей. – Подружка моя, мы с ней из одного города, вместе приехали.

– Подружка, говоришь? – удовлетворенно произнес Макс. – Подружка – это хорошо. Как зовут-то?

– Ее? Света.

– Ты, Шумилов, вот чего, – проговорил Макс деловым тоном, словно давая сотруднику важное поручение. – Дуй сейчас к Свете, скажи, чтобы сегодня к семи подваливала к «Юности». Я говорил, братан у меня приехал, он там остановился, и днюху его там же отмечать будем, в кабаке на первом этаже. Да, – Макс изобразил на секунду глубокую задумчивость и решительно добавил: – Так, пожалуй, правильно будет. Всем хорошо – и брательнику приятно, и тебе полезно. Долг-то твой, – он фамильярно похлопал Серегу по плечу, – считай, с сегодняшнего дня на убыль пойдет.

– Серега, я до сих пор не могу поверить, что ты так сглупил. Такие деньги! Вот так просто, взял и отдал?

– Да, да! Вот так взял и отдал, – зло отгрызнулся Сергей.

Он нервно воткнул в переполненную пепельницу окурок, тут же закурил снова.

– Влад – он же меня сюда вытащил, устроил, советы давал дельные всегда. А тут примчался весь в мыле, срочно, говорит, и времени-то не было подумать.

– Да о чем тут было думать? – подавленное состояние, в которое ввергла Свету принесенная Серегой новость, постепенно уступало место глухому раздражению. Она начала осознавать, что все надежды, с которыми они приехали в Москву три месяца назад, похоже, рухнули в одночасье из-за совершенно идиотского, необъяснимого по своей глупости, поступка парня, на помощь которого она так рассчитывала. – Это же не твои деньги, о чем еще тут можно думать?

– Ладно, хватит! – Серега вскочил с кровати, на которой они сидели, закрывшись в своей комнате, чтобы соседи не мешали разговору, и как зверь в клетке заметался в тесном пространстве между дверью и окном. – Сделал – и сделал. Таким вот твой пацан оказался лохом, чего теперь это обсуждать? Короче, тебе валить надо. Прямо сейчас.

– Ты думаешь, они?..

– Я не знаю! Не знаю, как отреагирует Макс на то, что ты не явилась. И мне, если честно, на это насрать, с этим буду завтра разбираться. Так и скажу ему – домой уехала. Только ты к этому моменту уже действительно должна быть дома. Уж искать тебя он точно не станет.

– Зато на тебя, наверно, разозлится, – неуверенно сказала Света.

– Да и хер бы с ним, – Сергей явно хорохорился, но Света видела, как ему на самом деле страшно. – Говорю же – завтра поглядим. А сейчас – собирайся. Провожу тебя на Щелчок, до автовокзала, вечером автобусы должны быть. На крайняк рванем на Ярославский, через нас поездов проходящих куча, на какой-нибудь точно билет достанем.

– Слушай, а как же паспорт? Как я дома без паспорта, даже на работу не устроиться!

– Блин! – Серега замер посередине комнаты, внезапно вспомнив, что оба их документа ушли в руки парня, которого привел Влад, и связь с которым стала теперь невозможной. – И здесь этот урод нам подгадил!

– Ладно, – решительно заявил он, поборов секундное замешательство. – Об этом тоже потом… Поспрашаю пацанов, может, кто поможет на того перца выйти. Ну, чего сидишь? Собирайся.

О причинах внезапного, среди ночи, возвращения из Москвы родители, слава богу, не допытывались, и Света не стала рассказывать о поступке Сереги, ограничившись короткими нейтральными фразами: «Сложно там все, чего-то, не получилось у нас» и «Сережка остался, попробует еще покрутиться, а я поняла, что мне здесь лучше». В подробности столичной жизни дочери родители особо не вникали еще и потому, что не успели оправиться от оглушающей новости: Нине Ивановне, давно испытывающей проблемы с ногами, поставили страшный диагноз – сахарный диабет. Течение болезни указывало на то, что очень скоро она не сможет ходить на работу, и придется оформлять инвалидность.

Света очень быстро поняла, что уверения Славика в готовности во всем помогать жене по большей части были лишь сиюминутным благородным порывом – отец оставался все тем же добродушным бездельником, каким стал уже много лет назад. Над семьей нависла реальная угроза нищеты – пособия Нины Ивановны будет едва хватать на пару походов в магазин. Мать призналась, что несколько раз садилась за написание дочери письма, в котором хотела рассказать о приключившейся беде, но так и не решилась его отправить. «Письмо от тебя в октябре пришло, радостное такое – Сергей работает, скоро прописку получите, ты по специальности устроишься, все хорошо у вас. Вот я и подумала: напишу сейчас про наши проблемы, бросишь все, примчишься, станешь тут с нами возиться, а каково мне будет знать, что жизнь тебе поломала? Решила – мы со Славкой тут как-нибудь перебьемся пока, а там, глядишь, и ты в Москве на ноги встанешь, может, и с деньгами пособишь».

«Что ни делается – все к лучшему» – справедливость этого избитого утверждения Светлана оценила, когда представила свою дальнейшую беззаботную жизнь в Москве в полном неведенье о проблемах родителей. Мать влачила бы жалкое существование, считая каждую копейку, писала бы дочери бодрые письма, не желая мешать ее счастью, а она, Светлана, возможно, и не всегда бы вспоминала о необходимости послать домой хоть немного денег.

Нужно было срочно устраиваться на работу, но для этого предстояло сначала решить проблему с паспортом. Не питая ни малейших иллюзий по поводу возможности Сереги найти и вернуть их документы, Света на следующий же после приезда день пошла в паспортный стол. Выдержала долгий и нудный допрос – «Потеряла или украли? Где, когда? Что делала в Москве?» – заполнила длинную анкету, написала заявление, расписалась в каких-то карточках и через две недели, в течение которых еще три раза ходила по вызову в отделение милиции, наконец получила новенький паспорт.

По трудоустройству особых вариантов не просматривалось, и она вновь явилась в ту же поликлинику, из которой три месяца назад такая счастливая выскочила навстречу новой жизни. Место ее до сих пор было свободно, и главврач, не выказывая особого удивления и не задавая лишних вопросов, быстро передал ее бумаги в отдел кадров. Зарплата оставалась такой же мизерной, зато на этот раз работа в медучреждении давала одно ощутимое преимущество – матери требовалось теперь много лекарств, и, в условиях тотального дефицита или запредельной розничной цены, у Светы появилась возможность иногда доставать нужные медикаменты.

Коллеги встретили «блудную дочь» ровно, но если врачей мало интересовал московский опыт молодой девушки – персонал был возрастной, многие понимали цену рассказам о разгульной столичной жизни – то медсестры, по большей части Светины ровесницы, не скрывали жгучего любопытства. Света не любила рассказывать о своей поездке и обычно отделывалась общими фразами и малозначащими фактами, отчего подружки решили, что она, прожив в Москве всего три месяца, что-то сильно стала задирать нос. Вслух ей ничего не высказывали, и только 30 декабря, когда коллектив поликлиники устроил в ординаторской импровизированный новогодний банкет, уже слегка поддатая Вика – девушка, наиболее рьяно стремящаяся «вырваться из этой дыры» и осенью провожавшая коллегу с неприкрытой завистью в глазах, не скрывая сарказма, вдруг осведомилась у сидящей напротив и весело болтающей с соседкой Светланы:

– Ну чего, Светик, в столицах-то не шибко все оказалось медом намазано?

Вопрос повис в воздухе – так неожиданно он прозвучал среди общего веселья. В наступившей тишине Света, ничуть не смутившись, ответила спокойно, без намека на вызов и вполне доброжелательно:

– Там, Викуль, все по-разному. Кому-то везет, кому-то нет. Если у меня не получилось – это не значит, что не получится у тебя.

– Эх, девоньки, – вмешалась Клавдия Ивановна – пожилая уборщица, проработавшая в поликлинике больше тридцати лет. – И все-то вас несет куда-то, все на месте не сидится, все счастья в чужих краях ищете. А ведь люди не зря говорят: где родился, там и пригодился. Я вот сроду никуда не уезжала, а прожила жизнь, дай бог каждому – муж, детей трое да внуков пятеро, глядишь, и до правнуков доживу. Детишки, скажу вам, в старости такое утешение – живи да радуйся.

Больше Вика Свету не цепляла, мимолетный инцидент быстро забылся, и остаток вечера прошел в задушевных беседах, прерывающихся лишь нестройным хоровым пением.

В январе пришло письмо от Сереги. Тон послания оказался на удивление бодрым: он писал, что ожидаемого им сурового наказания со стороны Макса не последовало, некоторое время пришлось поработать грузчиком на оптовом складе, но теперь его вновь вернули за прилавок, правда, часть зарплаты вычитают в счет долга, но того, что остается, вполне хватает на жизнь. Сообщил, что так и не смог вернуть паспорта, пока живет по какой-то справке, выписанной ему по знакомству и за деньги в Москве, поэтому вскоре собирается ненадолго приехать в город, чтобы оформить новые документы. В коротком, уместившемся на тетрадной страничке, послании Серега ни разу не поинтересовался делами подруги, не спросил, чем Света занимается, устроилась ли на работу, или как самочувствие матери, не говоря уже об обычных для таких писем заверениях: «Скучаю, хочу тебя видеть, приезжай скорее и т. д.». Он рассказывал о себе и лишь в самом конце, будто спохватившись, приписал, что теперь, когда все утряслось, Света вполне может вернуться к нему, и они «чего-нибудь сообразят» с ее трудоустройством.

Прислушавшись к своим ощущениям, Света даже немного удивилась тому, что нарочито деловой и немного равнодушный тон письма ее совсем не задел. С момента ее возвращения прошло всего полтора месяца, но та поездка за московским счастьем уже казалась ей чем-то далеким, словно смутные детские воспоминания, к тому же этого короткого срока хватило, чтобы понять – отношения с Серегой, с которым она совсем недавно связывала свое будущее, значат для нее не так уж и много. Болезнь матери внесла в жизнь Светланы серьезные коррективы и полностью сменила приоритеты. За эти полтора месяца она редко думала о Сереге, бывало, что за весь день в хлопотах по хозяйству, в заботах о Нине Ивановне, которой становилось все трудней подниматься с кровати, в мучительных размышлениях о том, как бы дотянуть до получки, Света ни разу не вспоминала об оставшемся в Москве вроде бы своем парне.

Отвечать на письмо она не стала, рассудив, что, раз Серега все равно скоро приедет в город оформлять паспорт, у них будет возможность спокойно поговорить. Если, конечно, ему вообще понадобится этот разговор.