Эльза открыла поцарапанную бурую дверь, ступила в полутьму коридора. Давно надо бы повесить новую лампу, на той неделе чуть не купила, но сумка была тяжелая, отложила до лучших времен. Паркетины знакомо заскрипели, когда Эльза вешала плащ. Виктора, конечно, нет дома, придет навеселе.
Эльза прошла на кухню, бросила сумку с продуктами на стол рядом с посудой, оставшейся после завтрака. Виктор обещал помыть. Конечно, никто не почесался, чтобы привести кухню в порядок. Хлеб засох, ломтики сыра свернулись, ощетинились сухими краями. Ну, ломают бараки, и Бог с ними, почему она должна думать об этих бараках? Эльза зажгла газ, налила в кастрюлю воды, достала вермишель.
– Кисочка, – раздался голос сзади, – я без тебя изголодался.
– Ты дома? – Эльза не обернулась. – Я думала, на футболе.
– Хлеб я купил. Два батона. Один я съел, кисочка.
За последние годы Виктор расползся и размяк. Эльзе казалось, что стулья начинают скрипеть за секунду до того, как он на них садится.
– На Сергея обезьяна напала, – сказала Эльза.
– Они у вас бегают по институту? – спросил Виктор, придерживая открытую дверцу холодильника, чтобы посмотреть, нет ли еще чего-нибудь съедобного.
– Ты за Ниночку не боишься?
– Молодой шимпанзе вышел из клетки, пробрался в кабинет Сергея и стал шуровать в его письменном столе.
– Не может быть! – Виктор отыскал в холодильнике кусок колбасы и быстро сунул его в рот. Как ребенок, толстый, избалованный, неумный, подумала Эльза.
– Этой обезьяне всего две недели от роду, – сказала Эльза. – Ты все забыл.
– А, опять его опыты… Я сегодня жутко проголодался. В буфете у нас ничего сытного.
– Теперь его не остановить, – сказала Эльза. – Он примется за людей.
– Ты в самом деле хочешь его остановить? – спросил Виктор.
– Он изменился к худшему, – сказала Эльза. – Ради своего тщеславия он ни перед чем не остановится.
– Ты преувеличиваешь, кисочка, – вздохнул Виктор. – У нас не осталось выпить чего-нибудь?
– Не осталось. Человечество еще не готово к такому шагу.
– Не готово? – повторил Виктор. – Значит, надо написать куда следует. Написать, что не готово.
– Нельзя, – сказала Эльза. – Уже писали. Он всех обаял.
– Надо было побольше писать, – убежденно сказал Виктор. – Тогда на всякий случай прислали бы комиссию.
Хлопнула дверь, прибежала Нина. Нина всегда бегала, так и не научилась за восемнадцать лет ходить, как все люди.
– Я сыта, – сказала она от дверей кухни, не здороваясь.
Нина не любила есть дома. Она вообще старалась не есть, она боялась растолстеть.
– Я все устроила, – сказала Эльза. – С понедельника тебя переводят в лабораторию.