Чужая планета

I

Над планетой проходила ночь. Небо было темно-синим, почти черным, как на Земле в безлунное время. Ветер гулял по огромному каменному амфитеатру. Темные глыбы со сглаженными краями покрылись изморозью и слабо блестели при свете звезд.

Потом край неба начал бледнеть. Над уступами гор образовалась синеватая светлеющая область. Быстро расширяясь, она захватила половину огромного небесного купола. Звезды тускнели в этой синеве, а внизу, на противоположном склоне амфитеатра, камень осветился голубоватым серебряным неверным светом.

Утро наступило непреодолимо. И наконец показалось здешнее солнце — великолепная красная звезда. Сразу брызнуло длинными лучами. Красные оттенки побежали по гранитам, уже перебиваясь желтыми, дневными. Небо из голубого делалось синим.

Когда жаркие лучи огромной звезды ударили в прозрачный шлем лежавшего на камнях человека, он вздрогнул, открыл глаза, вздохнул и начал приходить в себя.

Он потянулся, хрустя суставами, и сразу почувствовал, как сильно у него болит затылок.

Эта боль окончательно доказала ему, что он жив. Он открыл глаза, сел и огляделся.

Закусил губу и помотал головой.

У него было впечатление, будто произошла какая-то катастрофа. Но он не мог еще сообразить, в чем она заключалась.

Где он находится?

Как он сюда попал?

Вопросы обступали его. Не в силах ответить, он опять покачал головой и болезненно сморщился, чувствуя, как в затылке перекатывается боль.

— Наверное, я ранен, — сказал он себе. — Ранен. Но почему? Что, собственно, случилось?

Некоторое время он просидел на камнях, тупо глядя перед собой. Потом посмотрел вверх. Огромная красная звезда постепенно делалась желтой. Смотреть на нее было больно.

Упираясь руками в землю, он осторожно встал на ноги, потом выпрямился. Всё пошло кругами перед ним, но усилием воли он заставил это всё остановиться.

— Где я?

Он не мог даже сообразить, кто он сам такой.

Он сказал упрямо:

— Нет. Врешь, Лешка! Не пищать.

И тотчас рядом появился человек в комбинезоне. (Но это было только видение — он знал это.)

Тем не менее тот, в комбинезоне, повторил:

— Не пищать, Лешка. Не падать духом.

Человек сказал себе:

— Тише… Спокойнее. Всё ясно. Я Алексей. Я Алексей Петров — это уж, во всяком случае, твердо.

Того, другого, в комбинезоне, уже не было. Он оказался лишь воспоминанием, но само воспоминание было уже какой-то ниточкой… Лешка… Его звали Лешкой, и это было там, на Земле, в школе космонавтов. Да, конечно, он космонавт. Но как его принесло сюда? На один миг новое видение возникло перед ним. Он, рядом с ним Борис Новоселов и штурман Кирилл Дубинин стоят у раздернутого иллюминатора и смотрят на неизвестную планету, которая в дымке курящейся атмосферы бешено несется им навстречу. Она всё увеличивается, становится больше ока иллюминатора. Несуразно — снизу направо вверх — встает горизонт. А они то ли падают на планету, то ли стремительно к ней поднимаются.

…Да, значит, им пришлось сделать посадку. Потому что они уже знали, что не смогут вернуться на свою родную Землю…

Он попытался додумать эту мысль до конца, но почувствовал, что от напряжения у него уже совсем нестерпимо начинает болеть затылок.

Человек махнул рукой — надо же как-то действовать! — и, шатаясь, побрел вверх из покатой чаши амфитеатра. Прошагав около полукилометра, он приблизился к самому краю и с трудом взобрался на невысокий каменный вал.

Перед ним лежала ровная серо-белая поверхность. Пустыня. Как стол. Как бесконечный пол. Пейзаж был почти геометричен. Поверхность, не оживленная ни деревцем, ни холмиком, густо-синее небо, и всё.

Он стал спускаться и после часа ходьбы добрался до низа каменного кольца. Там, где кончалась скала, почва была твердая и гладкая. Даже блестящая.

Чужая звезда калила неимоверно.

Алексей ощупал свой комбинезон с левого бока и вдруг весь похолодел. Что такое? Комбинезон был разорван. Длинный разрыв шел от бедра почти до подмышки.

— Как же я дышу?

Он растерянно ощупал дыру, потом нашарил кислородный баллон сзади на спине. Баллон был смят, головка свернулась на сторону.

— Черт возьми! Я же дышу местной атмосферой!..

Он стал свинчивать шлем обеими руками, свинтил и снял.

Вдохнул и выдохнул. Все было в порядке. Он вяло подумал, что должен бы безмерно удивиться. Но у него не хватало сил для этого.

Алексей расстегнул тяжелый комбинезон и выбрался из него, оставшись в мягких вельветовых брюках и шерстяном свитере. Стало не так жарко.

Человек растерянно поднял смятый кислородный баллон, и сразу ему вспомнилась катастрофа.

Да, так оно и было! Они неслись в пустоте космоса пять, а может, и десять лет по своему внутреннему времени и тысячи по земному. Он не знал точно сколько, потому что был нездоров после той, первой катастрофы. Работали отлаженные устройства восстановления кислорода и круговорота пищевых веществ. Борис Новоселов всё возобновлял и возобновлял попытки связаться с Землей. Через какое-то время эти усилия были прекращены, поскольку бортовой передатчик был слишком слаб, чтобы преодолеть миллиарды миллиардов километров — десятки световых лет, — отделявшие их от Солнечной системы. Они мчались по направлению к центру Галактики, и уже не было силы, которая могла бы вернуть их обратно. «Мы будем на Земле», — говорил Новоселов. Но Алексей-то знал, что они с Дубининым просто хотят облегчить его участь раненого. Так тянулись многие годы. Он часто впадал в забытье на целые месяцы и, приходя в себя, неизменно видел склонившиеся над ним лица друзей. Впрочем, на пятый или шестой год Борис Новоселов стал сдавать. Он начал злиться на Алексея, и это было заметно. Новоселов нетерпеливо обрывал Алексея, когда тот пытался хоть грубо, но вычислить, на какое же расстояние они удалились от Земли. Иногда Алексей замечал неприязненный взгляд Новоселова и тогда догадывался, что товарищу уже надоело возиться с ним. «Оставь! Перестань!» — такое он слышал в ответ на свои вопросы. Но Алексей и сам еще раньше, в школе космонавтов, относился к Новоселову не так сердечно, как к другим своим однокурсникам. И всё из-за той ироничности, которая вообще была свойственна Борису… Так или иначе, они оказались запертыми на звездном корабле вместе на долгие годы. Только Кирилл Дубинин, простота парень, непосредственный и чистый, смягчал обстановку. Эх, Кирилл, Кирилл, где ты?..

Человек сжал кулаки.

Да, правильно. Они решили снижаться на чужую планету и снизились. Он помнил, как пламя окутало звездолет, когда они врезались в атмосферу. Потом он опять потерял сознание, перестал воспринимать происходившее. Но раз они уже сели, ведь не может же быть, чтобы только он один остался жив. И должны быть какие-то обломки ракеты, наконец…

Срываясь и скользя, Алексей снова полез наверх, туда, где только что был. Бесконечно тянулись минуты. Чаша амфитеатра снова вдавилась перед ним в недра неведомой планеты. Ее можно было всю сразу охватить взглядом, и в ней не было ничего. Подобно человеку, который в пустой комнате ищет какую-нибудь большую вещь, разумом понимая, что если он тотчас не увидел ее, то ее и вообще нет, Алексей прошел амфитеатр от края до края. Только звук его собственных шагов оживлял окружающее.

Звезда поднималась все выше. Тень ушла под ноги. Алексей чувствовал, что его подстерегает тепловой удар. На поясе висел нож. Он вынул из кармана платок — странно было видеть здесь такую домашнюю, бытовую вещь, — ножом надрезал уголки и приладил платок на голову.

Ну, куда же теперь?.. Исчезновение ракеты было необъяснимо. На миг он решил, что ракета снизилась, товарищи высадили его и полетели дальше. Но сразу одернул себя. Невозможно! Он готов был жизнью ручаться, что это не так. Не такие люди. Ироничность, конечно, ироничностью, но чтобы…

— Ладно, — сказал он вслух. — Тише! Спокойнее. — Слова странно прозвучали в окружавшей его тишине. — Тише! Если я дышу, — значит, в здешней атмосфере есть кислород. А раз есть молекулярный кислород, должны быть где-то и растения, и вообще какая-то жизнь. Надо искать.

Он подумал, что совсем рефлекторно заговорил вслух сам с собой. Пожалуй, ему придется выучиться таким односторонним диалогам. (Если он не погибнет от жары и голода раньше, чем выучится.)

Он встал и пошел своим прежним путем.

Снова поднялся на край амфитеатра и спустился с внешней стороны.

При ближайшем рассмотрении равнина, лежащая перед ним, была не такой уж плоской. На ней были взгорья, а впереди Алексей увидел гряду невысоких холмов.

Он брел около часа, постепенно спускаясь, и вскоре в низинках стали появляться растения.

Возле первого маленького кустика он остановился. Маленькое — в три — четыре сантиметра — растеньице держало несколько голубовато-серых наростов на гладеньком, как отполированном, стволике.

Потом голубые кустики пошли чаще. В некоторых местах между холмами они покрывали почву сплошным ковром.

Горизонт сузился. За ближайшей линией холмов показалась вторая, а за пей на фоне неба вырисовывалась невысокая красноватая гряда.

Растительность менялась. Появились новые кусты, тоже без листьев, усыпанные странными красными, желтыми и оранжевыми пушистыми шариками. Еще дальше начался удивительный светлый, безлистный лес: мясистые, почти белые деревья с ветвями, причудливо изогнутыми, как в болезненных конвульсиях.

В одном месте Алексей чуть не по колено провалился в какую-то сухую белую рассыпчатую крупу. Длинные полосы такой крупы пересекали местность в разных направлениях. Он стал опасливо обходить их.

Один раз за его спиной что-то прошумело в голом, безлистном лесу. Алексей обернулся. То, что шумело, исчезло. Но все-таки выходило, что здесь есть жизнь.

И она действительно была.

Над холмами показалась в небе черная точка. Она увеличивалась, приближаясь.

С холодеющим сердцем Алексей остановился.

Вот он, хозяин здешних пустынь!

Существо, похожее на ископаемого земного птеродактиля, но, скорее, все же птица, а не зверь, летело медленно и невысоко. Большая голова на тонкой голой розоватой шее поворачивалась, осматривая окрестность. Крылья — каждое метра в два длиной — взмахивали плавно и неторопливо.

Увидев человека, чудовище раскрыло клюв. Маленькие глазки сердито заблестели.

Птица сделала над Алексеем один круг, второй, постепенно снижаясь. (Алексей стоял как завороженный.) Крылья сложились, раздался свист, шуршанье, и чудовище бросилось на человека.

Алексей не успел опомниться, как она схватила его за руку пониже локтя. Но, к счастью, клюв птицы соскользнул, схватив только плотный свитер. Несколько секунд чудовище тянуло к себе, хлопая крыльями и поднимая ветер. Упираясь, взрывая ботинками песок, Алексей устоял и выдернул руку из зубов чудовища.

Она взлетела и снова ринулась на человека. Пасть с длинным языком, круглые злые глаза, огромные крылья, мускулистая голая пупырчатая шея — все было так неправдоподобно близко! Алексей, забыв про нож, отчаянно ударил птицу кулаком по голове. Раз, еще раз…

Они боролись. Чудовище неуклюже вертелось в воздухе, а космонавт размахивал руками.

Первой устала птица. С обиженным криком она отлетела в сторону и уселась на камень шагах в двадцати от человека. Крылья сложились, длинная голова вздрагивала, как бы отряхивая что-то, и пасть раскрывалась и захлопывалась, щелкая.

Но это был не конец. Только передышка. Чудовище собиралось с силами.

Алексей отчаянно огляделся, увидел камень, поднял его и бросил в птицу. Камень звучно шлепнул в крыло. Птица пошатнулась, но усидела.

Человек схватил новый камень… Как это он раньше не догадался? Еще бросок. Мимо.

Но уже теперь он наступал сам.

С третьим камнем Алексей пошел вперед. На этот раз ему удалось задеть шею чудовища. Птица взмахнула крыльями и нехотя отлетела на несколько шагов дальше. Однако и сейчас она еще не собиралась отказываться от добычи, злобно глядя на космонавта и щелкая пастью.

— Вот гад, вот гад! — повторял Алексей.

Он подобрал камень, снова кинул и попал в крыло. Теперь наконец чудовище поняло, что бой проигран. С разочарованным скрипящим воплем оно поднялось в воздух и, медленно махая крыльями, перевалило за ближайший холм.

У Алексея дрожали руки и ноги, стук сердца отдавался по всему телу. Он опустился на песок возле куста с шариками-листьями.

— Мерзость!.. Какая мерзость!..

Отдыхая, он просидел с минуту. Потом ему пришло в голову, что этот напавший на него зверь мог быть детенышем, например, или просто мелким экземпляром. А что, если появится втрое или вдесятеро больший? Просто проглотит!

И здесь даже негде спрятаться!

Он со страхом оглядел небо. Но пока никого не было. Опасливо оглядываясь через каждые несколько шагов, Алексей пошел дальше. Он решил держаться одного направления — на восход огромной звезды, на восход здешнего солнца.

Очень хотелось пить.

Он поднялся на невысокую грядку холмов, спустился в низину. Все гуще и выше разрастался голубоватый кустарник. От жары и жажды начинала кружиться голова.

Остановившись перевести дыхание, он вдруг услышал невдалеке щелкающие, воркующие звуки. Алексей сделал несколько осторожных шагов. Сердце снова забилось, инстинктивно он опустился на корточки. Не дыша раскрыл широко глаза.

Перед ним было трое людей. Впрочем, в мыслях Алексей сразу назвал их для себя не людьми, а жителями. Они были маленькие — по плечо, даже только по пояс ему. Но как люди. Почти как земные люди. Все трое были обнажены, только вокруг бедер висели сплетенные из какой-то травы повязки. Цвет кожи у них был темный, синеватый.

Двое склонились над ямкой в песке, а третий, стоя боком к Алексею, тревожно вглядывался в небо.

Бог ты мой! Неужели это каменный век? Дракон и вот эти почти голые жители.

Двое рыли песок прямо руками; потом один взял палку или трубку с чем-то пушистым на нижнем конце, сунул трубку в ямку и принялся туда дуть. Он дул с минуту, затем второй сменил его…

Что-то хрустнуло под ногой у Алексея. Три пары испуганных глаз мгновенно уставились на него.

Алексей, откашливаясь, встал, огромный, вдвое больше их, и шагнул вперед, протянув пустые руки, показывая, что не вооружен.

Ни секунды не задумываясь, все трое повернулись, бросились бежать и тотчас исчезли в кустарнике.

— Эй! Эй, куда вы?

Полная тишина была ему ответом.

Все произошло так быстро, что Алексею даже показалось на миг, что полянка перед ним и прежде была пуста.

Но возле ямки остался обтесанный камень, по форме напоминающий нож, сумочка, сплетенная из травы, и длинная трубка — полый стебель какого-то растения.

Он пошарил рукой в яме. Песок в ней был влажный. Жажда сразу с удесятеренной силон схватила Алексея за горло. Он принялся копать дальше. Но воды не было. Алексей углубился в яму по плечи — то же самое.

Он опустился на колени, взял трубку и принялся рассматривать ее. На конце был привязан клок травы.

Может быть, они не дули туда, а, наоборот, всасывали?

Алексей посмотрел в ту сторону, куда убежали жители. Кусты молчали.

Конечно, всасывали. Зачем же дуть?

Он сунул трубку в яму, прикопал ее песком и попробовал всасывать. Ну так и есть — блаженное ощущение! Вода, поднимаясь по трубке, смочила наконец его пересохший рот. А пучок травы на конце не давал песку забить отверстие.

Напившись, он прилег тут рядом.

Такие вот дела… Гигантские птицы-хищники и орудия, вытесанные из кремня. Каменный век.

Он помотал головой. Где же я нахожусь?.. «Мы летели около десяти лет с каким-то постоянным ускорением. (Он помнил, что в разговорах Новоселова с Дубининым в последнее время часто стала повторяться цифра „десять“.) В таком случае эта планета является спутником одного из ближайших соседей Солнца. Может быть, спутником Альтаира, может быть — Проциона… Мы летели десять лет, а на Земле, по земному счету, прошло уже, пожалуй, лет сто. Дико!..»

Алексей с тоской оглядел окрестность. Поросшая странными растениями равнина, невысокие красные горы, небо, низко приникнувшее к ним. На Земле так было, наверное, в меловой период, когда летали и ползали ящеры и ни одно дыхание разумного существа не оживляло бесконечные пустыни.

Но здесь есть еще и жители. Однако их, видимо, мало. Немногочисленными группами они пробираются в зарослях, прячась от гигантских птиц, всегда как будто испуганные, всегда настороже.

Удастся ли ему найти общий язык с этими существами? И что вообще делать, если они будут постоянно убегать от него при встречах? Он будет бродить по этим холмам несколько дней, а потом умрет от голода. (Если прежде не появится большой дракон или какой-нибудь другой зверь.)

И все-таки надо было что-то делать. Идти. Может быть, он набредет на постоянное стойбище жителей и сумеет вступить с ними в контакт. А может быть, и найдутся Борис с Кириллом. Но в это Алексей почти и не верил. Похоже было на то, что ракета погибла. Спастись сумел только он один.

Алексей встал. Надо идти. Главное, не терять взятого направления, не кружить, а исследовать возможно больший участок местности.

К счастью, горы были надежным ориентиром.

Трубку он взял с собой.

…Красные горы оказались, в конце концов, тоже холмами и были гораздо ближе, чем ему показалось сначала. Здесь растительности опять стало меньше.

Что-то метнулось возле его ног и мгновенно закопалось в песок. Так быстро — он даже не успел толком разглядеть что.

Он стал взбираться наверх. Холмы только издали выглядели красными. Вблизи они были многоцветными, сложенными из бурых и коричневых пластов.

Алексей попал в какую-то долинку, прошел по руслу пересохшего ручья, где все было завалено галькой, и ахнул.

Что такое?

Перед ним на огромных опорах тянулась бесконечная, уходившая вправо и влево между холмов эстакада.

Это было похоже на гигантский акведук, какие он видел там, дома, на Земле, на фотографиях, изображающих остатки древнеримского водопровода.

Искусственное сооружение!..

Странная дорога шагала через холмы, выходила в пустыню и исчезала вдали.

Он так и сел.

Ближайшая к нему опора, сделанная из какого-то серого вещества, возвышалась метров на восемь-девять, напоминая гигантские ворота. На ней наверху лежало дорожное полотно, и новая опора — еще через метров двадцать — двадцать пять — поддерживала эту дорогу.

С ума впору было сойти.

Выходило, что здесь две цивилизации. И более высокая враждебна первой. Иначе маленькие жители не остались бы в таком жалком состоянии.

Какой-то странный звук возник вдалеке. Он приближался, превращаясь в свирепый нарастающий вой.

Алексей невольно сжался. Что это?

Вопль усиливался. Что-то неслось по эстакаде. Рев и грохот!.. Огромная машина промчалась по дороге на опорах и укатила. Грохот стих.

Алексей встал, несмело подошел к опоре и положил ладонь на ровную шероховатую поверхность. Да, дела!.. Люди каменного века, летающий дракон и эта машина. Попробуй разберись…

Здешнее солнце стояло уже высоко — почти прямо над головой.

Ему предстояло решить, с кем же пробовать вступить в контакт. С жителями или с теми существами, которые построили дорогу на опорах. Судя по этому сооружению, цивилизация была достаточно развитой. Может быть, очень высоко развитой, — одной из тех, от которых земные ученые уже долгие годы ждали сигналов, прислушиваясь к другим галактикам. (Он вспомнил о странном ритмическом излучении из космоса, которое было уловлено радиотелескопом на Земле, в Армении, в начале 1965 года).

У него опять начал ныть затылок. Превозмогая боль, он сказал себе:

— Ладно, Лешка. Будем разыскивать цивилизацию. В путь.

Дорога на опорах гигантской дугой уходила в пустыню, исчезая за горизонтом.

Алексей шел два или три часа, потом, вконец замученный, сел в тени опоры. Было жарко. Разморенный, он заснул и проснулся через некоторое время от того, что услышал во сне те же воркующие, щелкающие звуки чужого разговора.

Он открыл глаза и огляделся. Звуки доносились с другой стороны опоры.

Стараясь не шуметь, он поднялся на ноги и подошел к опоре.

Перед ним была группа жителей, расположившихся лагерем. Эти были ростом еще меньше первых — не выше, чем по пояс ему. Трое мужчин, пожилая женщина и еще одна женщина помоложе. Двое мужчин на маленьком костре поджаривали тушку животного. Третий, бородатый, стоял, скрестив руки на груди, вглядываясь в горизонт. Одна женщина держала ребенка.

Минуту Алексей наблюдал за ними, затем шагнул из-за опоры.

Жители увидели его. На всех лицах отразился ужас, и через миг все пятеро упали ниц, простершись перед ним.

В маленьком костерке шипело брошенное мясо. Алексей растерянно стоял среди простертых фигур. Он попробовал поднять ближайшего к нему жителя. Тот прятал лицо, дрожа всем телом.

— Ну ладно, — сказал Алексей. — Как хотите. Только я от вас не уйду. — Он сел тут же на песок. — Что вам меня бояться? Я же ничего вам не сделаю.

Он считал, что звуки его голоса должны их успокоить.

Прошло несколько минут. Мясо горело на костре, Алексей вынул его из огня.

Жители лежали неподвижно. Потом Алексей увидел, что женщина, та, что была без ребенка, приподняла голову и смотрит на него.

Он одобрительно улыбнулся:

— Ну конечно! Я же не враг.

Еще через некоторое время бородатый мужчина осмелился поднять голову. Потом остальные.

— Ну вот, — говорил Алексей, — и ничего страшного. Было бы из-за чего нервничать!..

Он поднял руку, чтобы поправить сбившиеся волосы. При этом жесте все опять дружно спрятали лица в песок.

— Тьфу, черт!

Он сложил руки на груди.

Наконец бородатый мужчина поднялся. За ним встали и другие. Не сводя глаз с Алексея, они сошлись в кружок. Начался оживленный воркующий и щелкающий разговор. Бородатый что-то доказывал, поминутно показывая на Алексея. Двое других мужчин не соглашались с ним. Затем — Алексей не вполне был в этом уверен — к бородатому карлику присоединилась маленькая женщина.

Наконец жители что-то решили. Бородатый подошел к Алексею. Он показал пальцем на себя.

— Тнаврес.

Было похоже, что это его имя.

Алексей повторил:

— Тнаврес. — Потом ткнул пальцем в свою грудь. — Алексей. Меня зовут Алексей.

У бородатого был какой-то несосредоточенный взгляд. Как будто его глаза смотрели по-разному: один в одну точку, а другой в другую.

Он осторожно взял Алексея за плечо. Потянул.

— Идти?.. Куда?..

Тнаврес сказал что-то своим. Те уже собрались. Костер был забросан песком, недожаренная тушка исчезла в плетеной сумке.

Жители двинулись в путь. Тнаврес поманил Алексея.

Маленькие люди пошли неожиданно быстро. На каждый шаг Алексея они делали по два своих, но вскоре он почувствовал, что должен напрячь все силы, чтобы не отстать от группы.

Они шли вдоль опор гигантской дороги.

Молоденькая женщина шагала рядом с Алексеем. Вблизи она оказалась не такой уж маленькой. Ее темные густые волосы почти доставали Алексею до плеча. Вообще он заметил странную вещь. Будучи совсем рядом с ним, жители были больше ростом. Но стоило им отойти на два шага — они сразу делались совсем маленькими. Как если бы здесь, на этой планете, действовали другие законы перспективы.

На одном из привалов Тнаврес раздал разорванную на кусочки тушку из плетеной сумки. Алексей долго жевал свою порцию, так и не справился с ней и в конце концов потихоньку выплюнул. Но странным образом чувство щемящей пустоты в желудке исчезло.

Молодая женщина, подойдя к нему, положила руку себе на обнаженную грудь.

— Толфорза.

Потом они опять быстро пошли вдоль дороги, и Алексей подумал о том, насколько все же проницательны были те ученые Земли, которые отстаивали мысль о неизбежности более или менее сходных повсюду во Вселенной путей развития жизни. Вот он идет, и рядом с ним женщина — существо, почти во всем, за исключением роста, напоминающее земную женщину. А происходит это на расстоянии пятнадцати световых лет от Солнечной системы…

Он не успел додумать этой мысли до конца.

Вся их группа была в нескольких шагах от дороги, лежащей на опорах, когда вдали раздался шум приближающегося механизма. Звук, подобный тому, какой уже слышал Алексей.

Жители тревожно переглянулись и бросились под огромную арку опоры. Только Алексей остался на месте.

Грохот нарастал. Тнаврес крикнул, зовя Алексея.

Маленькая Толфорза вдруг выскочила из-под укрытия, подбежала к Алексею и, схватив его за руку, повлекла за собой.

Вой неведомого механизма приблизился.

Раздалось шипение, что-то вспыхнуло над головой Алексея. Механизм, похожий то ли на бронедрезину, то ли на какое-то бронированное доисторическое чудище на Земле, уже стремительно удалялся.

Алексей обернулся. На том месте, где он только что стоял, дымился песок. Он подошел ближе. Песок был оплавлен в круге диаметром метров в двадцать.

Машина на ходу пыталась сжечь и его и жителей. Сжечь, как если бы они были какими-то вредными насекомыми.

Он похолодел на миг. Вот она, та, другая цивилизация.

Тнаврес поманил Алексея, и они все быстро пошли дальше.

Здешнее солнце перешло зенит и стало опускаться, увеличиваясь при этом в размерах.

Снова они шагали вдоль дороги. Еще два раза проносились наверху машины, но теперь Алексей прятался под опорами вместе с другими жителями.

Уже начинался вечер, когда космонавт увидел вдали какую-то узкую темную полосу. Она все удлинялась, захватывая постепенно весь горизонт, и оказалась в конце концов высокой глухой стеноп.

Дорога на опорах уходила за эту стену.

Небо начало темнеть. Огромный — чуть ли не вполнеба — диск звезды закатывался за стену. Оттуда доносились мощные вздохи, время от времени раздавался отдаленный металлический вой, вспыхивали какие-то отблески. Почва вздрагивала, передавая работу могучих механизмов.

Стена казалась непреодолимой. Алексей чувствовал, что у него нет никакой охоты ее преодолевать. Уж слишком жуткими казались существа, построившие все это.

Но маленький Тнаврес подошел к месту, которое было ему, очевидно, знакомо, и отвалил большой камень.

В полумраке открылся черный ход внутрь. В землю.

Жители на четвереньках полезли туда.

Пропустив своих, бородатый оглянулся на Алексея. Тот дрогнул. Это было все равно, что лезть в пасть к зверю. Но он знал, что у него нет никакого выбора. Не оставаться же здесь одному у стены!

Уже совсем стемнело. Только вспышки за стеной освещали и пустыню, и бородатого жителя, и самого Алексея.

Он пожал плечами, присел на корточки и с трудом втиснулся в узкий лаз.

Нора вела все вниз и вниз, постепенно сужаясь. Кровь начала приливать к голове Алексея. Стало трудно дышать. Они ползли с полчаса, и, по подсчетам Алексея, ход опустился метров на тридцать под землю. Он чувствовал, что бородатый Тнаврес двигается вплотную за ним.

Потом ход выпрямился, сделался горизонтальным, немного расширился. В кромешной тьме появилось фосфоресцирующее сияние — как будто светились сами стены бесконечной узкой пещеры.

Те жители, что были впереди, уползли далеко. Алексей торопился за ними что было сил. Ход еще расширился, стало возможным стать на ноги. Тнаврес нагнал Алексея, пошел рядом, взяв его за руку. Ход завершился тупиком, но в полу был колодец. Тут их поджидала Толфорза. В полумраке Алексею показалось, что она улыбается ему.

Неподалеку, где-то за тонкой земляной стеной, работал мощный механизм, вздыхая и вздрагивая.

Снова они начали спускаться. Алексей насчитал пятьдесят пять перекладин, вделанных в стену колодца. Подземное путешествие казалось бесконечным. То двигаясь ползком, то шагая согнувшись, они опускались, поднимались и снова опускались в какие-то колодцы и ходы.

Наконец в сравнительно большом помещении Тнаврес остановился. Он ткнул пальцем в землю, приказывая Алексею сесть. Показал затем на Толфорзу и на себя и сделал движение рукой, объясняя, что они вдвоем уйдут и очень скоро вернутся.

Узкие ходы-пещеры отходили в нескольких направлениях. Алексей знал, что один он уже не выберется на поверхность. На миг стало жутко: правильно ли он поступил, спустившись в лабиринт?

Пахло резким кислотным запахом и — Алексей с удивлением отметил это слово в своих мыслях — электричеством.

Он прождал пять минут, потом еще десять. (Часы, московские часы с бесконечно далекой Земли, так и оставались у него на руке). Ни бородатый, ни маленькая женщина не возвращались.

В стене он разглядел очертания какого-то небольшого прямоугольника, чуть повыше колена. Он подошел к этому месту и опустился на корточки. Что-то похожее на дверцу с примитивным запором-щеколдой.

Космонавт осторожно взялся за щеколду, поднял ее…

Потом, позже, когда он лежал обожженный и Толфорза ухаживала за ним, Алексею часто виделась эта картина.

Маленькая дверца вела в огромное помещение. Подземное, высотой в несколько этажей, ярко, до боли в глазах, освещенное какими-то светильниками. То был зал или, вернее, выработка, где на разных уровнях стояли десятки и сотни жителей и одинаковыми движениями руками выбирали породу, которая образовывала здесь и пол, и стены с уступами, и теряющийся в высоте потолок. Могучий механизм рычал, содрогаясь, в дальнем углу зала, распустив повсюду бесконечно длинные кожистые руки-змеи.

И там и здесь — всего числом не больше десятка — стояли и ходили еще какие-то существа, отдаленно похожие на жителей, но гигантские, в металлических рубахах и с металлическими головами. Напоминающие средневековых рыцарей в латах и одновременно роботов. У каждого был аппарат с направленным в сторону длинным отростком.

Зачарованный, Алексей наполовину высунулся из дверцы.

Позади и в стороне вдруг раздался гневный вопль-вой.

Алексей оглянулся.

Шагах в пяти от него закованный в металл гигант злобно и удивленно кричал, глядя на космонавта сквозь узкую щель забрала. Поднялся аппарат, прицеливаясь отростком в Алексея.

Сверкнуло яркое пламя. Алексей ощутил дикую боль в обожженном лице, дернулся назад и захлопнул дверцу.

Он услышал испуганный шепот маленькой Толфорзы и, теряя сознание, почувствовал, как его берут на руки и несут куда-то переходами подземного царства.

II

Алексей проснулся и лежал с закрытыми глазами. Не хотелось открывать их, потому что это означало бы признать, что день начался. Вернее, не день — здесь под землей сутки не делились на день и ночь, — а просто период бодрствования. Но он не желал бодрствовать, потому что нужно было терпеть боль. Состав, которым его обрызгало закованное в металл чудовище, был не только обжигающим, но еще и особо ядовитым, рассчитанным на длительное страдание жертвы. Как только Алексей просыпался, боль тысячами крючков вцеплялась в сознание и уже не отпускала. Легче ему становилось, лишь когда появлялась Толфорза с какими-то живительными мазями, которыми она покрывала ему лоб, щеки, шею. Однако и те действовали недолго. Потом опять приходилось мучиться…

Но так или иначе, уже пора было открыть глаза. В соседнем помещении начиналось утро. (Он не мог отвыкнуть считать утром тот момент, когда маленькие жители исчезали на десять — двенадцать часов, оставляя его в относительном одиночестве в системе этих подземных помещений.)

Было слышно, как за тонкой стеной завозились; там на маленьком костре начали разогревать пищу. Значит, до сирены оставалось полчаса. Сирена вызывала жителей на работы, — длительный вой, который пронизывал дважды в сутки все подземное царство, как бы разом выметая всех в тот огромный зал, куда Алексей заглянул, на свое несчастье. Или в другие такие же залы. Здесь не знали опозданий. Вместе с Алексеем оставались только совсем глубокие старики и старухи и маленькие дети. Чуть подросшие ребятишки тоже шли на работы.

Звякнул металл, прошелестели шаги, раздались восклицания и смешок… Ему уже были знакомы все эти звуки, он успел изучить их за тот месяц, пока отлеживался здесь. (Что он лежал именно месяц, Алексей определял по тому, как отросли у него борода и волосы.) Жизнь в подземелье была простой. Жители уходили, когда раздавалась сирена, и возвращались после ее повторного воя. Пищу они получали где-то там, а здесь только разогревали ее. У них не было ни имущества, ни развлечений, ни общественной жизни. Ничего. Уходили, приходили и ложились спать. Оставалось лишь спрашивать себя, как они не разучились смеяться при таких обстоятельствах. Но они иногда смеялись и часто пели — Алексей не раз слушал эти песни…

Шаги босых ног прошлепали совсем рядом. Скрипнула деревянная дверь. Вошел Тнаврес с металлической тарелкой в руке. Он сел на землю возле Алексея.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

Тнаврес вглядывался в ожоги на лице Алексея. Протянул руку и потрогал корку на щеке. Сначала Алексея всего передергивало от таких прикосновений. Потом он убедился, что скрюченные пальцы пожилого жителя обладали удивительной пластичностью. Их прикосновение на миг даже снимало боль.

— Тебе не стало лучше?.. Ешь.

Пока Алексей ел, Тнаврес продолжал внимательно осматривать его лицо. Двигались только зрачки старика, а весь он был как отлитый из камня. То была вообще способность жителей надолго застывать в полной неподвижности. В такие минуты можно было только любоваться пропорциональностью их как бы изваянных из мрамора тел. Вообще, Алексей с каждым днем находил все больше красивого в маленьких обитателях планеты. Особенно это относилось к Толфорзе. У нее любая поза была как бы окончательной, такой, которую не имело смысла менять.

Тнаврес вышел из неподвижности и покачал головой.

— Плохо. — Он задумался. — Толфорза принесет другое лекарство. Но все равно плохо.

И в этот миг появилась Толфорза. Она тоже присела на корточки, опершись рукой о пол. На секунду сделалась статуей, украшением подземной комнаты. Застыла, как ящерицы на далекой Земле застывали в горах под солнечными лучами: глубокая неподвижность, исполненная, однако, готовности тотчас двинуться.

Затем Толфорза стала втирать мазь в лицо Алексея.

Уф-ф… Это было другое дело. Боль оставила его. Даже в полутемном помещении сделалось светлее. Так еще можно жить…

Тнаврес и Толфорза заговорили. Но слишком быстро, чтоб он мог понимать их. Слышалось его имя.

Потом бородатый Тнаврес вышел, унося пустую тарелку.

— Больно? — спросила маленькая женщина.

— Больно.

— Нет. На самом деле это только обидно… — Потом она тоже поднялась. — Прощай.

Застыла на миг, сделавшись вещью, предметом. Потом ожила, улыбнулась и тоже вышла, оставив его озадаченным.

Обидно?.. Неужели ему только обидно? Ему было по-настоящему больно — вот в чем вся штука.

Почти сразу, пронизывая все, завыла сирена. Зашелестел, усилился и стал стихать топот множества босых ног. Гигантский механизм включился где-то далеко, стали вздрагивать пол и стены. «Верхние» требовали жителей на работу.

День начался. Можно было приступать к утреннему обходу ближайших окрестностей подземелья.

Алексей поднялся, пошатываясь пересек комнату и вышел в широкий коридор. Он был очень длинен, но ходить Алексею разрешалось лишь до того места, где он соединялся с еще более широким коридором. Впрочем, Алексей знал, что вряд ли он и дальше увидит что-нибудь новое. Продолбленные в породе ниши-комнаты были повсюду одинаковы. Жители рождались здесь, жили и здесь же умирали. Сначала Алексей думал, что они часто бывают в пустыне, но позже узнал, что на такие экспедиции отваживались лишь самые смелые. Слишком велика была угроза попасться на глаза «верхним».

Он шел по коридору, привычно заглядывая в комнаты-пещеры. В одной десять маленьких ребятишек, сидя на полу спиной друг к другу двумя шеренгами, били себя ладонями в грудь, издавая при этом ритмичные возгласы. Другая игра — Алексей часто видел ее — заключалась в том, что дети садились в рядок, а двое мальчиков быстро и безостановочно передавали друг другу маленькую палочку, напевая при этом монотонную песню. На определенном слове наблюдающие должны были угадать, у кого из мальчиков находится палочка.

Палочки и камешки были здесь единственными игрушками.

В другой комнате две старухи разговаривали, сидя на полу. Седой старик, вырезая что-то на куске дерева, напевал:

Я ослабел от голода и жажды.

Великий дух, даруй мне жизнь!

Пусть я споткнусь о сладкий плод,

Пусть найду гнездо птицы.

Великий дух, покрой синее небо водой,

Покажи, что мне можно съесть.

За три недели Алексей научился понимать два основных наречия, бытовавших в Углублении.

Первое было языком жителей, простым, но не примитивным. Однажды старик, которого Алексей спросил, сколько лет его жене, ответил: «Она не старше своих рухнувших надежд, но и не моложе несбывшихся желаний». И это при том-то, что жители находились на уровне каменного века, если сравнивать с Землей!..

Для обозначения цвета у маленьких людей было только два слова: «черный» и «красный». Остальное выражалось сравнениями: «как песок», «как камень». Странным образом — в языке не было настоящего времени. Было прошедшее и даже что-то похожее на предпрошедшее. Но самым развитым и употребительным оказалось будущее. В ответ на вопрос, например, любит ли он ту или другую пищу, житель отвечал: «Мои дети будут любить ее». Ответ также мог быть: «Я буду любить ее». В обоих случаях это означало, что пища нравится. День не делился на часы и минуты, а лишь на понятия «до» и «после» работы. При этом слово «после» имело еще и второй, более общий, но пока непонятный Алексею смысл. «После», — произносил кто-нибудь, и разговаривающие умолкали. Алексей уже выяснил, что при общении с «верхними» употребление слова «после» было запрещено и в некоторых случаях каралось даже смертной казнью.

Очень трудной была еще одна особенность языка, заключавшаяся в том, что определенные предметы и явления назывались по-разному в зависимости от времени суток и от других обстоятельств. Например, нож имел четыре названия: дневное, ночное, затем название, предполагающее, что житель с ножом находится под землей, и еще одно, обозначавшее, что нож вынесен на поверхность.

Но, кроме всего прочего, был еще и второй язык — тот, на котором говорили «верхние» и которым в Углублении пользовались тоже довольно часто.

Все эти сложности были образованы странным, искаженным укладом жизни здесь. Планету населяли два вида разумных существ, создавших две цивилизации: одну — техническую цивилизацию «верхних», иначе их называли айтсами, и вторую — примитивную цивилизацию жителей, по внешнему облику весьма напоминавших людей Земли.

Сначала Алексей думал, что планета поделена между двумя видами так, что поверхность ее принадлежит айтсам, а подземелья — жителям. Но постепенно он убедился, что ошибается. Все было сложно. Жизнь развертывалась тут в четырех основных сферах. Условно космонавт определил их для себя, как Углубление, Город, Подгород и Пространство.

В Углубление входили огромные залы и коридоры, где жили маленькие люди. В силу причин, пока еще неясных Алексею, айтсы упорно стремились под землю. Тысячи жителей, согнанных сюда, и гигантские механизмы врубались в глубь планеты, а специальные конвейеры, работа которых была слышна повсюду, каждый день выносили наверх несметные центнеры породы. У космонавта сложилось впечатление, что в будущем «верхние» вообще намерены спрятаться под землю. Но от кого спрятаться, он не знал.

Город был местом, где пока что обитали айтсы. От остальных территорий он был огражден высокой стеной.

Подгород населяли жители. То была область наиболее широкого общения между двумя видами разумных существ. Подгороду была свойственна тенденция каким-то способом постоянно увеличиваться. Жителей там становилось слишком много, и айтсы лишали их права на жизнь, сокращая Подгород. Самый механизм этой операции был Алексею непонятен. Речь шла о каких-то знаках, которые должен был иметь на груди каждый маленький житель, оказавшийся на поверхности земли.

Словом «Пространство» обозначалась пустыня. Выход туда жителям строжайше запрещался. Здесь и крылась причина испуга, овладевшего маленькими жителями, когда их встретил в первый раз Алексей. (Он смутно догадывался, что большим ростом отдаленно напоминает «верхних».)

Пустыня покрывала всю сушу планеты — единственный материк, омываемый океаном. Разумная жизнь и была сосредоточена только в Городе, Подгороде и Углублении, соединенных дорогой на опорах. Узнав об этом, Алексей понял, что ему еще очень повезло.

Алексей слушал песню старика. Судя по таким песням и легендам, можно было предположить, что предки жителей еще в неотдаленные времена постоянно жили в Пространстве, добывая пищу охотой и собирательством. Но эпоху, в которую свершилось их окончательное порабощение айтсами, Алексей определить не мог. «Давно» — вот и все, что он получал в ответ на свои вопросы…

Рядом со стариком на полу сидел коренастый широкогрудый житель, по имени Нуагаун, и пересчитывал металлические жетоны. С ними Алексею тоже было не все ясно. Металлические бляхи в некоторых случаях выдавались жителям за работу в подземных залах и на конвейере. Определенная комбинация жетонов равнялась одному из знаков на груди и тоже обеспечивала их владельцу так называемое «право на жизнь». Но здесь-то, в Углублении, это право не требовалось.

Тем не менее Нуагаун часами перебирал свои жетоны, едва слышно шепча при этом и производя в уме вычисления. Последние дни его сильно мучала какая-то болезнь. Сейчас он время от времени переставал шептать, закусывал губу и прислушивался к чему-то внутри себя. Потом боль оставляла его, он опять брался за металлические бляхи.

Однажды Алексей предложил ему свою помощь в расчетах. Но житель не смог объяснить ему, что, собственно, требовалось и к какому результату он должен был прийти.

Космонавт прислушался к разговору старух.

Речь шла о том, что один из жителей перешел к айтсам. Тут тоже была загадка. Что значит — перешел? И вообще, что за существа айтсы? Они были тоже двуногими, гигантского роста, — Алексей помнил того, который направил на него обжигающую струю в зале. Их цивилизация была весьма развитой. Во всяком случае, в техническом отношении. Грохот титанического механизма в глубине подземелья постоянно напоминал об этом. Но чтоб создать такие машины, «верхние» должны были быть культурными. Обладать широкими научными знаниями, иметь кадры ученых, техников, просто квалифицированных рабочих. Ведь техника не может родиться сама по себе. Она возникает на базе общей высокой культуры и на базе развитой общественной жизни. Чтобы сделать электромотор, необходимо знать об электричестве. А чтобы знать о нем, нужно сначала изучать окружающий мир, природу, интересоваться устройством и законами сущего. Но такой интерес невозможен без вполне определенной конечной цели — без интереса к человеку, без гуманизма. А гуманизм, в свою очередь, получает свое высшее выражение в поэзии, музыке, живописи, которые одновременно им порождаются и его же движут вперед.

Впервые Алексей понял, как тесно это все было связано на Земле — техника, наука и искусство. В самом конечном счете — хотя эта связь далеко не всем представлялась очевидной — современный самолет и атомный реактор были бы невозможны, если б не было прежде Шекспира.

А здесь? Неужели возможны?.. Неужели эти существа сумели обойтись без своих Шекспиров и Рембрандтов?

В коридоре дети затеяли танец. Они стали в кружок, скрестив руки на груди, монотонно напевая и притопывая. Фокус состоял в том, чтобы при этих притопываниях тело оставалось совершенно неподвижным. Даже не вздрагивало. Время от времени один из танцующих падал на колени, указывая пальцем на кого-нибудь другого в кругу. Тогда все что-то кричали, ставший на колени поднимался, и пение продолжалось.

Дети могли танцевать таким образом по три — четыре часа подряд, поражая Алексея своей выносливостью. Он, впрочем, понимал, что эти танцы были для жителей единственной возможностью вырастить в душных пещерах-комнатах здоровое деятельное поколение.

Внезапно пение оборвалось. Раздался шум бегущих по коридору босых ног. В дверь просунулось испуганное лицо малыша. Он что-то сказал.

Старик и обе старухи вскочили.

Тревога зародилась где-то в дальних переходах подземелья, она приближалась.

Старик поспешно сунул нож в дыру в стене.

— Надо прятаться!

Это был обыск. Один из тех, что регулярно устраивали айтсы.

Алексей уже знал, где ему укрываться в таких случаях. Старик схватил его за руку, они побежали по коридору. Поднялись наперх, спустились узким темным лазом, быстро прошли другим коридором. В большой комнате, где на циновках лежало несколько жителей, Алексей бросился было к уже известной ему норе, закрытой потайной замаскированной дверкой.

Но его остановили.

Завязался неуловимо быстрый разговор.

Сюда, в этот коридор, тоже дошла тревога. Перебегали из комнаты в комнату дети, слышались испуганные голоса.

Один из маленьких жителей подвел Алексея к стене. Нашарил потайную дверцу, открыл.

Алексей привычно полез вперед ногами, затем дернулся и с трудом подавил крик. В норе шевелилось что-то живое. Он стал было вылезать, но житель снаружи прижал его дверцей.

Почти сразу раздались тяжелые шаги. В комнате повисла настороженная, зловещая тишина.

Вошел айтс.

Металлический лающий голос что-то спросил. Никто не ответил.

Сквозь щель, оставленную неплотно прикрытой дверцей, Алексею видны были ноги гиганта.

Потом он на всю жизнь запомнил этот жуткий миг. Он сам, скорчившийся в норе, ощущающий что-то живое у себя за спиной, глядящий снизу на бронированное чудовище, которому довольно было опустить глаза, чтоб обнаружить его убежище…

Вошел еще один «верхний». Переговаривались резкие, лающие голоса. Жители в комнате постепенно перебрались к стене, загораживая Алексея от гигантов.

Потом айтсы ушли.

Алексей выбрался из норы, а вслед за ним оттуда же появился житель. Оказалось, что он тоже прятался от гигантов.

Алексей не успел как следует рассмотреть его, поскольку тот сразу ушел. Удивил космонавта рост незнакомца. Очень большой для жителей, почти такой же, как рост самого Алексея.

Вечером он рассказал о событиях дня Тнавресу и Толфорзе.

Бородатый житель задумался, потом повернулся к маленькой женщине:

— Что, если он пойдет на реку? Суезуп может взять его с собой. Там он вылечится и переждет.

Толфорза согласилась. Тнаврес вновь повел Алексея подземными переходами. Уставший, голодный, терзаемый болью, он плохо понимал, что происходит. Его оставили в какой-то норе, где он сидел около часа. Потом появились Тнаврес и Толфорза. С ними был Суезуп — тот самый большого роста житель.

Все вместе они проделали путь на поверхность земли, в той дыре, через которую Алексей впервые пролез в подземелье.

Была уже ночь. Сырая, туманная, беззвездная.

Стоял непривычный в пустыне холод. Стена возвышалась за их спинами. Там, над городом айтсов, прожекторы расталкивали темноту, бесновались шумы и грохоты непонятной жизни.

Суезуп повернулся к Алексею. Сверкнули белые зубы.

— Пошли.

Выступила вперед, улыбаясь, и застыла на миг Толфорза.

Тнаврес помахал рукой.

Они двинулись в путь — Суезуп впереди — и прошагали, не останавливаясь, около двадцати километров. Алексей не поверил бы раньше, что он, в его состоянии, способен на такой подвиг. Потом был короткий привал, на котором Суезуп поделил с космонавтом кусок сушеного мяса, и еще один двадцатикилометровый бросок.

Утро застало их посреди бесплодной пустыни. Стена и город «верхних» с подземельем остались далеко за горизонтом. Почти до заката местного солнца они лежали в ложбине, укрываясь в куцей тени большого камня, потом опять пошли.

Ночью над пустыней собралась гроза. Гремел гром, метались молнии. Пролился стремительный дождь. Они напились, собирая воду в рубашку Алексея и выжимая ее. На очередном привале вблизи возникла движущаяся тень, засверкали голодные круглые глаза, раздалось рычание. Суезуп напрягся, сжимая нож. Но зверь не напал, походил рядом и исчез во мраке.

Опять они шли и удалились от города, по расчету Алексея, километров на восемьдесят.

Под утро, когда уже стало светло, Суезуп показал Алексею трещину в почве шириной в один шаг. Странным образом она уходила вправо и влево до горизонта, как бы разделяя пустыню на две части.

Они полезли в эту трещину. Постепенно она расширялась, превращаясь в косо идущее ущелье. Снизу доносился шум. Спуск был труден, Суезуп помогал Алексею.

Когда они были метрах в семидесяти ниже поверхности пустыни, Алексей увидел в полумраке реку. Но он уже перестал удивляться. Тут все было не как на Земле. И реки текли как-то странно.

Вконец измотанный, он лег на берегу. Солнечные лучи не доходили сюда. Было туманно, сыро и прохладно.

Суезуп вошел в воду, хлопнул ладонью по поверхности. Большая пучеглазая рыба выплыла рядом, как будто только и ждала. Разинув пасть, попыталась укусить Суезупа. Он выкинул ее на прибрежную гальку.

Разделав рыбу ножом, они съели ее еще теплую, потом, не сходя с места, улеглись спать и проспали около суток.

На следующее утро Суезуп полез в воду купаться и позвал Алексея.

Они прожили у подземной реки восемь дней. Вода здесь оказалась целебной. После нескольких купаний гнойная корка на лице Алексея стала отваливаться, шрамы рубцевались и зарастали. Только головная боль не оставляла его.

Река не на всем протяжении была подземной. На третий день они пошли вдоль берега по течению. Постепенно в ущелье делалось светлее. Шум, который привлек внимание Алексея еще при первом их спуске, усиливался. Они прошли еще с километр, скалы над их головой раздвинулись, и путники оказались на пороге огромного каньона. Здесь малая подземная речка вливалась в могучую большую реку. Вода клокотала. На обрывистых берегах тут и там вздымались остроконечные холмы, похожие на башни.

Солнце стояло высоко. Скалы были раскалены так, что жар чувствовался даже сквозь порядком истершиеся подошвы ботинок космонавта. Но у самой воды было терпимо.

В каменистой почве во многих местах были рассеяны узкие ямы-колодцы в половину и даже в человеческий рост глубиной. Иногда в таких ямах попадались неподвижно сидевшие там в воде рыбы. Суезуп объяснил, что эти отверстия проделаны в скале камнями, которые вода бесконечно вертит, просверливая ими породу.

Вообще же новый товарищ Алексея был молчалив. Никогда сам не заводил ни о чем речи, только отвечал на вопросы. Впрочем, эту черту нелюбопытства и нелюбознательности космонавт заметил и в других жителях, с которыми он встречался. Никто так и не спросил его, кто он сам, собственно, такой и откуда взялся в пустыне. Не вызывали интереса ни внешний облик Алексея, ни его одежда, ни язык. И более того: его едва слушали, когда он пытался хотя бы в общих чертах рассказать о звездном корабле, о космосе, о Земле. Поразмыслив, Алексей решил, что это объяснимо. Любознательность возникает там, где есть хотя бы слабая надежда применить и использовать полученное новое знание. Маленькие рабы беспощадных «верхних» ничем не интересовались, потому, вероятно, что почти ни на что не надеялись.

Но при всем том Алексей и Суезуп все же иногда разговаривали. Рослый житель был — космонавт с некоторой оглядкой применил мысленно это слово — «образованнее» других обитателей подземелья. Он больше общался с айтсами, чем Тнаврес и Толфорза, ему был известен счет, он был знаком с начатками техники «верхних». Он даже вошел с угнетателями в какой-то конфликт, был наказан и прятался теперь от них. О жестокости наказания свидетельствовали рубцы на спине Суезупа, которую он лечил, купаясь в целебной воде.

Алексей узнал много нового.

Во-первых, оказалось, что айтсы не всегда жили в этой местности. Они пришли из другого района планеты, где по неизвестной причине возможности существовать исчерпались. Алексей подозревал, что это была геологическая катастрофа наподобие гибели Атлантиды. Гиганты явились вместе со своей техникой и уже готовой, совершенно сложившейся внутренней структурой.

Основой бытия расы «верхних» был некий свод законов, называвшийся «остранение». Остранеппе предполагало полную неподвижность, застылость общества на одном уже достигнутом уровне.

Удивительным образом общество айтсов не знало науки. Суезуп указал на это вполне определенно.

У гигантов не было ни институтов, ни лабораторий. Наоборот, научные исследования даже противоречили остранению. А техника была. Могучая, разнообразная, способная решать самые трудные инженерные задачи. Постоянно обновляющаяся, двигающаяся с одного уровня на другой, более высокий.

Это представлялось Алексею непостижимым — царство самодовлеющей техники, развивающейся из самой себя…

Уточнились для космонавта и отношения между двумя видами разумных существ на планете. Впрочем, уточняясь, они одновременно и как-то запутались. Все оказалось слишком сложным.

Маленькие люди не были уж так окончательно бесправны. Это можно было понять, сравнивая две сферы жизни на планете: Город и Подгород. Днем Город был Городом, то есть обиталищем айтсов, куда житель мог попасть, только пройдя ряд специальных процедур и имея на теле определенное количество знаков и печатей. Но по ночам сфера Подгорода расширялась и охватывала даже часть Города. Ночью жители проникали иногда к «верхним», но для тех вход в разросшийся Подгород полностью исключался. Гиганта, застигнутого ночью в Подгороде, жители могли даже убить — Алексей не точно понял, было это их правом или только возможностью.

Печати и знаки, наносимые антсами на тело жителей, имели для последних огромное значение. Они давали право на жизнь. В относительной безопасности мог чувствовать себя лишь тот маленький человек, у которого был полный набор нужных знаков, — Суезуп показал Алексею некоторые из них на собственной груди. Однако коварство гигантов состояло в том, что знаки наносились составом, сохранявшимся на коже недолго. Житель, захваченный айтсами на территории Города или Подгорода без нужного знака, подвергался смертной казни. В то же время система знаков не распространялась на Углубление. В подземелье можно было обходиться совсем без них. Поэтому, как понял Алексей, многие жители предпочитали совсем не показываться на поверхности земли.

И, наконец, самым сложным из всего этого было явление «перехода». Выяснилось, что в понятия «верхний» и «житель» входило не только определение вида или как бы расы обитателей планеты, но еще и обозначение некоего правового статута. Поэтому были возможны переходы из одного состояния в другое. Например, житель мог перейти к айтсам — об одном таком случае Алексей как раз слышал. Решившийся на это подвергался целой серии операций и уже переставал быть жителем. С другой стороны, были и обратные переходы: из статута «верхних» в жители. Так получалось, когда один из гигантов намеренно нарушал остранение. Все эти переходы были только добровольными. Причем гигант, расставшийся со своими, целиком превращался в жителя. А житель, который переходил к айтсам, получал только статут какого-то промежуточного существа.

От всего этого голова шла кругом…

К исходу недели космонавт совсем выздоровел. Лицо очистилось, он пополнел и налился бодростью на вольной пище из непуганых рыб. Иногда он отваживался на небольшие самостоятельные путешествия. Одно из них, правда, едва не окончилось катастрофой.

У Алексея вошло в привычку подниматься по вечерам на край каньона и сидеть там, наблюдая закат местного солнца.

Вокруг расстилалась ровная, как доска, пустыня. Каньон, глубокий, с несущейся по дну бурной рекой, казался выдавленным в земле следом горного хребта, который гигантская рука подняла, перевернула и втиснула остриями в песок. Скалы, розовые при дневном свете, к вечеру делались фиолетовыми. Шум беснующейся воды доносился снизу ослабленным, но отчетливым в тишине пустыни и одухотворенным. Порой начинало казаться, будто он не на чужой планете, а на Земле, где-нибудь на Кавказе или в горах Памира над ущельем, что за спиной — кровля над кровлей — гнездится аул, откуда сейчас потянет горьковатым кизячным дымком.

Завороженный этими мыслями, Алексей оглядывался. Пустой, бесплодный песок уходил к горизонту, и сразу являлось воспоминание о дьявольском городе айтсов, о бесконечных бессветных просторах космоса, которые пересекла за десять лет влекомая сюда ракета.

Однажды он выбрался из каньона днем. Солнце-звезда стояло над головой. Жара полыхала над пространством, сухой горячий воздух обжигал легкие. Коричневые полоски местной травы никли к песку и камню.

Алексей услышал за спиной шорох, обернулся и успел заметить какое-то маленькое животное, исчезнувшее в редкой заросли.

Он погнался за ним, но животное было проворным и быстро убегало, отмечая свой путь только легким покачиванием трав. Алексей кружил минут десять, потом остановился, огляделся и с холодеющим сердцем понял, что не знает, где остался каньон.

Пустыня во все стороны была одинаковой. Гигантская щель с бушующей рекой на дне, не отмеченная на поверхности земли ни повышением, ни понижением, исчезла. Собственных следов Алексея тоже не осталось на выжженной жесткой почве.

Испуганный и потрясенный до глубины души, он закусил губы. Если он пойдет прямо, избранное направление может с таким же успехом уводить его от каньона, как и вести к нему. Вместо того чтобы приближаться к населенному центру планеты, он может направиться в обратную сторону, в глубину пустых пространств. А жара была невыносимой.

Он вдруг понял, на каком тонком волоске висела его жизнь. Один-единственный лишний шаг, сорок сантиметров дальше, чем можно, и он одинок и беззащитен на всей гигантской окружности этого почти ненаселенного мира.

Его уже мутило от жары; блестящие пятна мелькали перед глазами.

Он нагнулся, царапая руки, нарвал несколько пучков травы, сложил их в кучку и пошел кругами, постепенно увеличивая расстояние от своего ориентира. Минуло страшных полтора часа, пока он, двигаясь по дуге, не услышал шум реки и не увидел внезапно открывшийся под ногами провал.

…А затем каникулы у целебной реки внезапно кончились.

Алексей сидел утром у воды, наблюдая за рыбами, и вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на него сзади.

Он обернулся.

Метрах в десяти от него темная фигурка поднялась из-за камня. Это был житель. Очень маленький. Много меньше обычного роста.

Очень сложным было выражение его плоского лица: и испуг, и ожидание, и какая-то злобная радость. Желтоватые глаза смотрели жадно.

Миг оба молчали. Предыдущим вечером Алексей и Суезуп как раз говорили о тех жителях, которые переходили на сторону «верхних». Сейчас космонавт ощутил неожиданную, но твердую уверенность, что незнакомец и есть один из таких. В нем было что-то настораживающее. Опасность.

Алексей шагнул к жителю.

Тот, не отрывая взгляда от космонавта, сделал шаг назад.

— Здравствуй.

Маленький не отвечал. Алексей шагнул еще раз.

Тогда маленький житель повернулся и бросился наискосок вверх по склону. Молча и быстро, как убегают животные.

Узнав о неожиданной встрече, Суезуп сразу вскочил.

— Идем.

Прямо днем, набрав воды в кожаный мешочек, они двинулись через палящую пустыню. Через каждую сотню — другую шагов Суезуп останавливался, тревожно оглядывая горизонт. На третий час пути, во время одной из таких остановок, оба сразу увидели черную точку в небе.

К счастью, они уже добрались до гряды холмов, поросших невысоким густым леском безлистных деревьев. Они спрятались в чаще.

Летательный аппарат, похожий на огромного толстого жука, стрекотал над ними, и Алексею была видна голова айтса, торчавшая из кабины. Аппарат пролетел мимо, и оба вздохнули свободнее. Но радость была преждевременной, поскольку тут же выяснилось, что они замечены.

Стрекотание усилилось, летательная машина развернулась в воздухе и возвращалась. Через миг она уже была над ними. Суезуп схватил Алексея за руку, они рванулись в сторону. Столб огня ударил в том месте, где они только что были. Аппарат, не обладавший большой маневренностью, удалился, затем опять появился над ними. Несколько раз они оказывались на краю гибели. «Как за крысами», — в отчаянии думал Алексей, когда они, задыхаясь, в восьмой или девятый раз увертывались от гонявшейся за ними машины.

Потом у водителя, как понял Алексей, кончилось горючее, и аппарат скрылся. Не давая космонавту ни минуты отдыха, Суезуп повел его дальше холмистой местностью.

К закату солнца они упали на песок в какой-то ложбинке, полежали с час и, не дожидаясь рассвета, пошли дальше. То была первая ясная ночь, которую Алексей проводил на поверхности планеты бодрствуя. Но он даже не имел возможности взглянуть на звездное небо центра Галактики. Суезуп мчался впереди, Алексею приходилось напрягать все силы, чтоб не отстать. Тут-то и пригодились тренировки в школе космонавтов на далекой Земле. По расчету Алексея, они сделали за ночь не меньше шестидесяти километров.

Начался рассвет. На горизонте уже показалась стена, но Алексею с товарищем пришлось еще день отлеживаться в песчаной яме. Механизм, похожий на танк-вездеход, двигался взад и вперед, охраняя подступы к городу.

Двенадцать часов на нестерпимой жаре едва не доконали космонавта. Вода в кожаной фляжке кончилась, он физически ощущал, как под жгучими лучами высыхает тело. Иногда механизм приближался, Алексей и Суезуп затаивались, зарывшись в песок, как ящерицы. Потом аппарат уходил, у обоих отлегало от сердца. В середине дня со стороны Пространства пришло еще два вездехода. Три машины сошлись, и Алексей видел, как переговаривались одетые в металл гиганты.

Вечером он спросил у Суезупа:

— Почему они нас преследуют?

Тот пожал плечами.

— Они не могут позволить жить каждому. Тогда нас стало бы очень много… — Он показал на свой почти совсем стершийся знак-надпись на груди. — Видишь, уже смерть. Я не имею права жить. Тебе это трудно понять. Каждому дается срок жизни. Одним больше, другим меньше. А некоторым совсем не дается. Иногда бывает так, что разрешения на жизнь не получают маленькие дети.

— И что же делают те, кто не получает права на жизнь?

— Прячутся. Как я. Но, конечно, не каждому удается спрятаться.

— И так будет всегда?

Суезуп посмотрел на Алексея и отвернулся.

— После.

Оно прозвучало очень многозначительно — это «после». Как возможность изменений в будущем.

Космонавт посмотрел на Суезупа. Ростом житель был не меньше его самого, крепкий, развитый, выносливый. Его молчаливость и скромность вдруг предстали в другом свете. Может быть, это не столько робость забитого существа, сколько свидетельство внутренней силы и уверенности?..

Ночь упала на пустыню разом, как она падала в тропиках на Земле. Суезуп долго разыскивал дыру под стеной. Рыча, ходили поблизости вездеходы, иногда мертвый синеватый луч света прорезывал темноту.

Когда они стали наконец спускаться в подземелье, Алексей испытал чувство путника, возвращающегося из долгого и опасного странствия в безопасный, уютный дом.

Тнаврес и Толфорза действительно встретили его, как домочадцы уставшего путешественника. Умывшийся, накормленный, он рассказал о приключениях у подземной реки. Под утро в комнату-пещеру сошлись еще несколько желто-коричневых жителей. Собралось нечто вроде совета или консилиума. Маленькие люди осмотрели лицо и шею космонавта. Шрамы исчезли, он был здоров.

— Он может, — резюмировал общее мнение Тнаврес.

— Что могу?

Бородатый покачал головой:

— После.

С этим Тнаврес и ушел вместе с другими, поскольку тут же завыла сирена.

И снова потянулись пустые дни. Алексей вставал поутру, провожая Толфорзу и других жителей в подземные залы, а сам принимался слоняться из комнаты в комнату, наблюдая за играющими детьми, слушая разговоры стариков.

Суезуп куда-то исчез в первый же день по возвращении.

Головная боль стала меньше мучить космонавта, бездеятельность особенно угнетала. Иногда от нечего делать он часами лежал на постели, то забываясь в дрёме, то мечтая или вспоминая Землю. Она рисовалась в какой-то неясной дымке, прекрасная, невообразимо далекая и в пространстве и во времени. Было ли это все: детство в небольшом городке над Окой, мать? Было ли?.. Школа и первая самостоятельная авиамодель. Техникум, служба в армии, подмосковное училище космонавтов и сама Москва, оглушившая, ошеломившая в первый день быстрыми толпами на улицах, водопадами эскалаторов метро, широтой проспектов, опьянившая множеством впечатлений.

А больше как-то ничего и не вспоминалось. (Он и жениться не успел, только познакомился с черноволосой Галей-продавщицей книг в магазине на улице Горького. И встретился с ней только два раза).

Дни текли. Он лежал в пещере, долгими часами ожидая возвращения маленькой Толфорзы. Постепенно это делалось очень важным — услышать ее быстрые шаги в коридоре.

Порой ему казалось, что он годы живет в подземелье. Оно само с жутким городом айтсов над головой и вся планета стали бытом, привычкой.

Да, его жизнь тут и кончится, в этом коридоре. Ну и что?

Но тотчас он начинал возмущаться. Неужели он, здоровый и сильный, знающий, человек с Земли, так и будет валяться в пещере? Начинали одолевать различные планы и проекты. Разыскать Суезупа, найти еще десяток таких же, обучить их грамоте, наукам, создать первую инициативную группу, вооружиться и выйти из-под земли. Представлялось, как они частью истребляют, частью покоряют, а далее и цивилизуют злобных айтсов. Позже начинается борьба с пустыней, вода подземных рек поднимается наверх и орошает сухие пески: цветущие сады, поля, заводы, города. А там и первые попытки связаться с Землей…

Однако не с чего было начинать. Ни Тнаврес, ни Толфорза то ли не знали, то ли не хотели говорить, где Суезуп. И вообще маленькие жители вели себя странно уклончиво. Разговаривая, Алексей ощущал, что в какой-то момент наталкивается на стену. Ему отвечали, а потом следовало обескураживающее «после».

Между тем обстановка в подземелье постепенно менялась. Становилось все более людно. В тех комнатах-пещерах, где прежде жило по две — три семьи, теперь селилось по пять — шесть. Наверху айтсы затеяли очередное сокращение разросшейся территории Подгорода. Мужчины, плачущие женщины, дети, которым не хотели возобновлять старых или вовсе не ставили новых знаков, заполнили коридоры. Передавались леденящие кровь подробности о машинах-повозках на улицах Подгорода. Машины выискивали тех, кто не имел права на жизнь.

Однажды Толфорза привела окаменевшую от горя женщину, у которой машина-повозка забрала двух детей. Потом таких несчастных стало приходить в подземелье все больше. Машины особенно охотились за детьми, уже подросшими, приближающимися к совершеннолетию.

Глухой ропот стоял в Углублении, но поутру жители все так же торопились в подземные залы. Участились обыски, чуть ли не через день Алексею приходилось прятаться в тайниках.

Что делать? Временами, когда голова болела особенно сильно, его охватывало какое-то оцепенение, он садился на пол, тупо уставившись в стену перед собой. Затем вдруг его осеняло: он ведь на чужой планете. В его лице человечество впервые встретилось с внеземным разумом. Чужая планета! За это одно стоит отдать жизнь — узнать, увидеть! Разве может быть большее счастье?

Но в коридоре плакали женщины. Старик рядом монотонно рассказывал о казнях наверху. Это отрезвляло. Можно ли думать о пафосе знания, когда необходимо сострадать и действовать?

Однажды он взял Толфорзу за руку.

— Как же мы будем жить дальше? Все так и пойдет, как сейчас?

Она не отняла руки. Ладонь у нее была маленькая, жесткая, а у запястья кожа делалась нежной, шелковистой, и жилка просвечивала у сгиба локтя.

— После.

Позже, когда все заснули, Алексей тихонько поднялся.

Хватит! Довольно с него этих «после». Он просто сам выйдет наверх и узнает в конце концов, что же такое айтсы, «верхние». И что с ними можно сделать.

Он пошел коридорами, перешагивая через лежащих вповалку жителей. Там и здесь слышались всхрапывания и стоны во сне. Коридоры переходили один в другой, постепенно повышаясь. На ровной площадке дверь вела в узкую кабину. Подъемное устройство.

Он вошел, наобум нажал какую-то кнопку. Кабина рывком скользнула наверх и остановилась. Сердце от непривычки чуть ёкнуло. Алексей открыл дверцу. Он был теперь в огромном темном помещении, напоминающем ангар. Зияли открытые ворота.

Алексей подошел к воротам. Ночь стояла над планетой. Перед ним был крытый неровным камнем просторный двор, слабо освещенный редкими фонарями.

Какая-то тень появилась слева, застыла, исчезла в темноте и снова возникла поодаль.

Алексей вышел из ворот, напряженный, с каждым новым шагом чувствуя себя все более беззащитным. Впереди темнели здания без окон, похожие на склады. Забор и еще ворота.

Из темноты у ворот послышался обрывок разговора. Это был язык «верхних».

Двое говорили о каком-то празднике. Праздник был в Городе именно сейчас.

Будь что будет! Он сделал еще несколько шагов к воротам.

Огромная фигура айтса поднялась из темноты. Это существо, как и жители, тоже было удивительно похоже на человека. Руки, ноги, торс, голова. Но глаза — космонавт хорошо видел глаза — сразу выдавали. В них была какая-то нечеловеческая пустота.

«Верхний» шагнул к Алексею.

— Право?

Даже жутко ему сделалось — он понял это слово. Язык был другим, не тот, на котором говорили в подземелье, но все равно он его понимал, и не было никакого объяснения этому.

Ага, они имеют в виду право на жизнь. Как глупо! Ведь это же надо было предвидеть!

Он растерянно стал расстегивать изодранный комбинезон. Просто чтоб оттянуть время. Никаких знаков на груди у него, естественно, не было.

Айтс поднял ручной фонарик, осветил обнаженную грудь Алексея, потом лицо.

Он отступил на шаг и повернулся к своему товарищу.

Космонавт услышал странный звук, как бы исходивший из живота «верхнего». Тот выдыхал воздух быстрыми толчками. Получалось что-то вроде смеха.

Второй оглядел изодранный летный комбинезон Алексея, рубашку, лицо и отросшие, соломенного цвета волосы.

И тоже засмеялся. Это был явный смех. Как если б в облике космонавта было что-то юмористическое.

Опять они заговорили о празднике. Первый айтс погасил фонарик и ушел в темноту. Второй последовал за ним.

Путь был свободен. Ему разрешали идти.

Алексей шагнул за ворота. Впереди была темная улица, образованная домами-складами. Над ее дальним концом небо сияло, отражая пляшущие огни города «верхних».

III

Он шел один по улице, но издали, то стихая на миг, то опять возникая, приближались шум, голоса.

Алексей пересек другую улицу, тоже темную, и вдруг из-за угла на следующем перекрестке высыпала причудливая поющая толпа айтсов. Многие в масках, некоторые в каких-то накидках и плащах. Они с криками окружили космонавта, смеясь, хватая его за рубашку, дергая за волосы. И снова он отметил про себя удивительную вещь. Как только гиганты приближались к нему вплотную, они становились меньше ростом, почти такими же, как сам Алексей. Но отдаляясь, сразу увеличивались чуть ли не вдвое. Было то же самое, что с жителями, только наоборот, так как те, приближаясь, вырастали.

Впрочем, об этом некогда было думать.

В толпе были и самцы и самки, или мужчины и женщины. Он даже не понимал, как их считать, потому что, похожие на человека, они все же не были людьми. Странная, нечеловеческая пустота зияла у всех в глазах. И страх. Внешне они как будто бы веселились, а в глазах был ужас.

Его закружили, задергали. Айтс в маске совал ему в лицо продолговатый прозрачный предмет с чем-то красным внутри.

Он оттолкнул его. Не кровь ли?..

Двое — в масках, а второй с нелепой покосившейся короной на голове — подхватили Алексея за руки и повлекли к кричащей толпе.

Черт его знает, что такое! Фестиваль у них или этот, как его… карнавал?

Он бежал вместе с толпой. Пустынная улица сменилась оживленным, ярко освещенным проспектом. Огни перебегали по высоким зданиям: красные, синие, желтые… Прорезая черное небо, плясали и перекрещивались лучи прожекторов. А некоторые аппараты были установлены так, чтоб светить прямо вдоль улицы. (Алексей вспомнил, как смотрел на эти прожекторы из-за стены в пустыне).

Вообще, света было так много, что нигде не оставалось теней и все казалось вылизанным беспощадными лучами, вычищенным и мертвым. Порой, завывая, быстро проезжали какие-то автомобили-монстры без окон, только со щелями. Проехал один, особенно большой, напоминающий бронтозавра, на шести или даже на десяти колесах, — Алексей не успел рассмотреть. Толпы «верхних» бежали с разных сторон, сшибались, перемешивались.

Шум, изобилие света ошеломляли. Уж очень это контрастировало с тишиной Углубления, где спали сейчас, прижавшись один к другому, маленькие жители.

Самка-айтс вдруг бросилась к Алексею, заглянула в глаза, требовательно крикнула:

— Право?

Ее затолкали, оттеснили. Но, и удаляясь, она продолжала кричать:

— Право! Право!

Значит, что-то было с его глазами. Нечто такое, что могло выдать. Алексей сказал себе, что не надо встречаться взглядом с айтсами.

Странно, что на улицах не было никаких надписей. Светящиеся, перебегающие красные и синие полоски и дуги складывались только в различные геометрические фигуры и какие-то абстрактные комбинации.

Иногда здесь попадались и жители. В одном месте Алексей увидел их, совсем маленьких по сравнению с гигантами айтсами, робко жмущихся к стене. Двое из толпы, захватившей космонавта, подскочили к ним, запрыгали вокруг, издевательски гогоча.

Еще одна группа жителей — мужчина, ребенок и женщина — стояла, озираясь, у перекрестка, и Алексей невольно сделался свидетелем мгновенно свершившейся трагедии. Завывая, подкатила повозка — видимо, одна из тех, о которых говорили в подземелье, — скрыла от космонавта маленьких людей и через секунду уехала, оставив на мостовой одного только мужчину, в ужасе схватившегося за голову.

Все это мелькнуло подобно короткому кадру фильма.

Толпа, влекущая Алексея, повернула с проспекта, с криками протопала недлинной улочкой и вдруг рассыпалась, оставив космонавта вдвоем с молодым айтсом, на голове которого была корона. В уме Алексей почему-то назвал его для себя Студентом.

Вокруг сразу стало тихо. Впереди возвышалась ограда. Верхушки каких-то растений слабо чернели за ней на фоне неба.

Студент, тяжело дыша, кивнул в сторону ограды и приятельски обнял космонавта за плечи.

У этого айтса было почти человеческое лицо. Почти, но не человеческое. Безобразила безнадежная, бесконечная пустота в глазах.

Про себя Алексей уже давно считал жителей — Тнавреса, Толфорзу, Суезупа и других — просто людьми. Такими же, как и люди Земли. Но этого он не мог бы причислить к роду человеческому. Хотя, в общем-то, в гиганте было даже что-то симпатичное… Например, та нерассуждающая беспечность, с которой он взял и повел космонавта.

Они приблизились к ограде. Айтс протянул руку, дотронулся до маленькой дырочки в стене. Открылась дверца.

Темный зверь ростом с крупную собаку бросился было на Алексея, но Студент криком отогнал его.

— Идем.

Это был не то парк, не то сад. Сильно освещенный, но как-то понизу. Травы и кустов не было. Одни деревья.

Там и здесь ходили и сидели на земле айтсы.

Студент с космонавтом направились к дому. Навстречу медленно брел особенно крупный пожилой айтс, почему-то показавшийся Алексею чем-то похожим на генерала, виденного им на Земле, в Москве, на трибуне для иностранных военных миссий во время парада 7 Ноября. Но, конечно, и этот айтс был гигантом.

Студент остановился.

— Вот.

Крупный айтс осмотрел Алексея. Тело его затряслось, послышались прерывистые звуки.

Снова смех! Ну что же, лучше так. чем подозрения. У Алексея было такое чувство, будто его покрывает некая пелена, не позволяющая «верхним» попять, кто он такой на самом деле.

Вошли в дом. В большом зале айтсы стояли и сидели на полу. Один лежал на ковре, не то мертвый, не то уснувший. Кое-где была расставлена пища. Бродили маленькие четырехногие животные.

Женщина, тоже с нелепой короной на волосах, взглянула на Алексея, вяло удивилась и вяло улыбнулась. Потом сказала, показывая кивком на лежавшего айтса:

— Он может спать только среди нас. И когда нас много.

И уплыла величаво, как хозяйка дома, принявшая гостя и выполнившая свой долг.

Студент тоже ушел.

Алексей осмотрелся. Зал был низким. Наиболее рослые айтсы едва не упирались макушкой в потолок. Не было никаких украшений.

Он вспомнил, как Толфорза говорила, что «верхние» не имеют искусства.

Рядом с ним спорили. Он прислушался. И опять он понимал язык айтсов.

Айтс с широким жабьим ртом, разделяющим лицо едва ли не от уха до уха, говорил:

— Нет, остранение, и ничего больше! — Он огляделся со злобой. — Как только мы перестанем понимать разницу между айтсом и жителем, мы погибнем. Каждого, кто попытается помешать…

Его раздраженно прервал другой «верхний», с длинной, почти остроконечной кверху и книзу физиономией:

— Если я ударяю жителя по голове, я лишь повреждаю себе руку. А если ударят меня, я буду убит.

Это прозвучало, как возражение.

Айтс-Генерал, вернувшийся из сада, сказал:

— Конечно. У нас же слабые черепа. Во всяком случае, слабее, чем у них.

Ах, вот что! Алексей закусил губу. У них слабые черепа. Может быть, поэтому они и ходят закованные в металл? Может быть, поэтому они и боятся и угнетают жителей?.. На миг Алексею представилось отвратительное зрелище: какое-то рыхлое, студнеобразное существо, которое разливает самое себя в им же изготовленные твердые формы. Но все это было ерундой. Здесь в зале ни на ком не было металла. Да и вообще айтсы были отлично сложены и достаточно крепки. Об этом свидетельствовали весьма увесистые затрещины, которыми они, веселясь, обменивались в толпе на улице. И те, что прохлаждались вокруг него, одетые в легкие бумажные одежды, никак не производили впечатления рыхлых и слабых. Наоборот, по земным критериям он назвал бы их атлетами. Одна девушка, например, прямая как стрела, мелькавшая то в одном, то в другом конце зала, энергией своих движений могла бы, возможно, поспорить с олимпийской чемпионкой на Земле.

Да и, кроме всего прочего, техника, которой владели «верхние», с лихвой возмещала их относительную слабость, если такая и была.

Между тем спор возле него разгорался.

Кипели страсти.

Опять взял слово айтс-Жаба:

— А я говорю, ни шагу от остранения. Довольно играть, — это вопрос жизни и смерти!

Его перебили сразу несколько айтсов. Каждый спешил высказаться, никто не слушал других:

— Убивать!..

— Сократить Подгород!..

Слабенько прозвонил звоночек, чуть скрипнула широкая внутренняя дверь, и в чал с большим блюдом в руках вошел житель.

Все айтсы умолкли.

В настороженной тишине житель поставил блюдо на подставку. Лицо у него было маленькое, жалкое, а фигура мешковатая и странно, противоестественно гнущаяся при каждом шаге. Как если б у него не было позвоночника.

Алексей вспомнил об операциях, которым подвергались жители, переходящие на сторону «верхних». Вот так, значит, и выглядят оперированные.

Житель подошел к женщине-айтс с короной, молча расстегнул свой пиджак на груди. Женщина пошарила в карманчиках надетой на ней серой хламиды, извлекла на свет что-то вроде вечной ручки и сделала пометку на обнаженной груди жителя.

Это было продление права на жизнь.

Житель вышел.

Тотчас возобновился крикливый спор.

Генерал бубнил:

— Никакого сожаленья. Если предоставить жителей самим себе, они выродятся через два-три поколения.

Айтс-Жаба с лицом, искаженным ненавистью, крикнул:

— Отнять право на жизнь!

И вдруг Алексей понял, что это был вовсе не спор. Все говорили об одном и том же, доказывали одно и то же. Подавление жителей, новые ограничения, истребление… Но каждым «верхний» вел себя так, будто ему возражают. Однако никто не возражал, и потому странной и нелогичной выглядела эта запальчивость.

Зачем кипятиться, если все согласны?

Алексей подошел к другой группе. Здесь были женщины-айтсы, и разговор шел о том же — о жителях. Говорили, что они глупы, что этот вид разумных существ на планете не имеет будущего, что жителей нельзя ничему научить.

Толстая айтс-самка вынула из кармана металлическую ампулу размером в спичечный коробок и стала показывать ее другим. Вызывая восхищенные возгласы, ампула переходила из ладони в ладонь.

Одна из женщин протянула руку с ампулой вперед, нажала на ней какую-то кнопочку. Сноп огня вдруг брызнул в метре от космонавта.

Он невольно дернулся в сторону. Слишком свежо еще было воспоминание об ожоге, с которого и началось его знакомство с «верхними». Значит, против него применили тогда такую же штуку.

Женщины рассмеялись, ампула была убрана. Перебивая друг друга, опять заговорили о том, что жителям не должно быть пощады.

Нет ли в этом мире еще какой-то третьей силы?..

Или все дело просто в этом тупике. Он знал из истории: страх всегда является реакцией на невозможность движения. Когда некуда идти, когда экономика, политика и философия оказываются в тупике, всегда возникают подозрительность, репрессии, казни. Начинают даже попросту выдумывать себе врагов.

— Эй!

Он обернулся.

Прямая, как стрела, девушка-айтс смотрела на него в упор, прищурив близорукие глаза. Потом она отошла на шаг, осмотрела Алексея с ног до головы и одобрительно кивнула.

— Ловко… Где ты все это достал?

Что достал? Комбинезон космонавта и разбитые вдребезги ботинки?

Неожиданно его озарило: у «верхних» какой-то праздник, карнавал, и его принимают за ряженого. Поэтому он так просто вышел из Углубления, и поэтому его вид вызывает одобрительный смех. Что же, тогда так и надо держаться.

Он не мог сообразить, что ответить девушке, но та, не дожидаясь ответа, взяла его за руку и повела в сад.

Они прошли мимо рослого плотного айтса, в одиночество стоявшего, отвернувшись от всех, у окна. Единственный в большом зале, он не принимал участия в общем разговоре. Его крепкая фигура какой-то специфической подбористостью заставила Алексея вспомнить одного своего земного приятеля — летчика.

Айтс чуть повернул голову, они с космонавтом встретились взглядами. В глазах этого «верхнего» не было ни страха, ни пустоты.

Девушка нетерпеливо дернула Алексея за рукав. Они спустились по ступенькам в сад, пошли куда-то влево, в глубину.

Заведя космонавта за дерево, девушка-айтс повернулась к нему и вдруг, обхватив его обеими руками, прижала к себе так, что у Алексея, неподготовленного, затрещали кости. Ничего себе слабость!.. На миг перед ним мелькнул образ скромной Толфорзы, спящей в этот час, может быть, тут же под садом, в Углублении. Он схватил девушку за плечи, напрягся, оторвал от себя и оттолкнул.

Она запнулась обо что-то и, не удержавшись на ногах, села на подвернувшуюся тут же рядом скамью. На лице ее появилось удивление, по в следующий миг она как будто обо всем забыла, поднялась и спросила:

— А ты из Пространства, да?

— Да, — ответил Алексей на всякий случай.

Вглядываясь в его черты, она сказала:

— У тебя очень странные глаза. Ты кто?

Но, видимо, она была неспособна сосредоточиться на чем-нибудь одном даже на самый короткий срок. Она протянула руку, щелчком сбросила с плеча Алексея какое-то насекомое.

— Мой брат сейчас тоже в Пространстве. На охоте.

В этот момент из полутьмы вынырнул Студент. Он подмигнул девушке.

— Покажем ему это. А?

Та, довольная, захихикала, взяла Студента под руку, прильнула к нему, и они втроем пошли еще дальше в глубь сада.

Кто-то малорослый мелькнул сбоку. На секунду это вызвало у Алексея неприятное ощущение преследования и слежки, потому что показавшаяся и сразу исчезнувшая фигурка повадкой странно напомнила ту тень, которую он увидел сразу по выходе из Углубления. Нечто испуганное, но вместе с тем настойчивое.

Сад в глубине делался глуше, пустее.

Они подошли к новой ограде. Два айтса — на этот раз в металлических кожухах и шлемах — стояли у решетчатых ворот, но по молчаливому кивку Студента расступились.

Вниз, в широкую чашу, спускались ступени.

Что-то вроде стадиона. Но захламленного, загроможденного гигантскими конструкциями, сквозными, слабо темнеющими в полумраке. Какие-то длинные тонкие предметы, устремленные вверх, стояли рядами. Уж не ракеты ли?..

Они спустились еще ниже. То был котлован, частично накрытый сверху просвечивающей крышей.

Айтс-Студент, рассмеявшись, вдруг толкнул Алексея вбок.

— Смотри.

В центре котлована возвышалось огромное серебристое сооружение тревожно знакомой формы.

Алексей шагнул еще вперед.

Ракета!.. Их ракетный корабль стоял здесь, спрятанный под ажурной крышей, в яме, охраняемой молчаливыми гигантами в латах.

Все было на месте. И шаровидная наверху, на двадцатиметровой высоте, кабина с радарной антенной и солнечным зеркалом, и топливные баки, и торчащие снизу горловины батареи двигателей, и амортизирующие подставки, которые Алексей сам на Земле тренировался убирать и выдвигать.

И даже кем-то предупредительно сооруженная система лесенок на тонких трубчатых стойках вела наверх, обрываясь у открытой дверцы в кабину.

На секунду мелькнула дикая мысль: броситься сейчас наверх, захлопнуть, завернуть дверь в кабину, потом руки на стартеры, и айда!

Но куда — «айда»?

Он закусил губу, чувствуя, как кровь стучит в висках. Но есть ли горючее в баках, в исправности ли механизмы включения? И не разлажена ли система снабжения кислородом и пищей?

Но главное — куда? Опять на десяток лет в одиночество, в космос, без всякой надежды достигнуть Земли? И потом: оправдано ли такое бегство — ведь у него есть масса дел и в этом мире.

А затем тотчас поразила другая мысль. Если ракета здесь, значит, где-то тут же на планете, в Городе, скрываются или скрыты «верхними» Кирилл Дубинин с Борисом Новоселовым. Найти их — вот в чем будет теперь состоять его первая задача…

Боясь заговорить — он чувствовал, как хрипло прозвучал бы в эту минуту его голос, — Алексей оглянулся на Студента. Что он знает? Привел ли он сюда его только потому, что считает ряженым, одевшимся «под космонавта», или здесь другое?

Однако беспечного айтса уже не было рядом. Тихие смешки, доносившиеся из-за какой-то темной конструкции, показывали, что девушка-айтс нашла себе наконец сговорчивого друга.

Но другая фигура возникла в двух шагах позади. Тоже айтс. Тот, которого он в доме мысленно назвал Летчиком.

Айтс-Летчик шагнул к Алексею и кивнул в сторону ракетного корабля.

— Скоро обратно? — Это было сказано шепотом.

Алексей ощутил, что у него волосы на голове шевельнулись.

— Как?.. Как обратно? — Он сказал это на языке айтсов.

Летчик оглянулся.

— Тихо… — Он прислушался, потом вдруг схватил космонавта за плечо.

И в этот миг что-то щелкнуло поблизости, свет залил котлован. Маленький человечек выскочил из-за стойки ракеты, крича:

— Вот он!..

И это был тот самый житель, чьи жадные желтоватые глаза Алексей запомнил после встречи у реки.

Уже бежали отовсюду вооруженные гиганты.

Алексей сбросил с плеча руку айтса-Летчика, кинулся к лестнице из котлована, ударом головы в живот сбил с ног айтса в металлической каске, могучим, его самого поразившим прыжком перемахнул решетчатую ограду и очутился в саду.

Здесь тоже зажегся дополнительный свет.

Откуда-то сбоку метнулся, шипя, столб огня. Но мимо.

Визжала женщина-айтс.

Деревья, освещенные снизу, как в театре, мелькали справа и слева. Четырехногое животное бросилось космонавту под ноги, он перескочил его.

Снова стена… Он подпрыгнул, схватился наверху за что-то острое, режущее, подтянулся, перехватил дальше окровавленными липкими пальцами, перебросил тело через стену и упал в черную неосвещенную улицу.

Запоздало грянул выстрел, другой…

(Выходит, что здесь тоже стреляют!)

Вблизи заскрипела отворяемая калитка, целая толпа айтсов вывалилась в темноту. Но Алексей уже мчался прочь огромными шагами.

Опять загрохотали выстрелы, простегивая вдоль всю улицу.

Сзади топот нарастал.

Слева потянулся невысокий забор. Улица резко повернула. Впереди была освещенная площадь, откуда доносились крики пляшущих айтсов.

Алексей оглянулся, зайцем метнулся к забору, перескочил его, почувствовал, что проваливается между какими-то ящиками, и затих.

Преследующие пробежали мимо.

Он встал, натыкаясь на пустые легкие ящики, и, падая в темноте, пересек широкий двор. Впереди опять была неосвещенная улица, он пошел было и остановился. Куда?.. Теперь хорошо было бы вернуться в Углубление. Но как найти знакомые ворота?

Он закусил губу, задумавшись, и вдруг услышал, что кто-то пробирается между теми же ящиками.

Алексей сжался, готовясь к борьбе.

Крупная крепкая фигура возникла рядом. Это был айтс-Летчик.

— Вы здесь?

Алексей молчал.

— А как вы вышли из подземелья?

Космонавт вдруг почувствовал, что этому можно довериться.

— Вышел… Просто вышел в каком-то дворе. Недалеко отсюда.

Айтс дышал легко, как тренированный спортсмен, которому достаточно нескольких секунд, чтобы прийти в себя даже после самого отчаянного рывка на дистанции. А у Алексея, отвыкшего бегать в тесных коридорах подземелья, все еще молотом стучало сердце.

— Вы знаете дорогу назад?

— Нет. — Алексей помотал головой. — Помню, что там были большие ворота.

— Ну, пойдемте, я вас доведу.

Айтс-Летчик пошел вперед. Это было долгое путешествие. Они шли по неосвещенным улицам, иногда перелезали через ограды из колючей проволоки. В одном месте гигант остановился и некоторое время соображал, после чего они вернулись и двинулись другим путем.

Все вокруг казалось вымершим, веселящийся Город остался справа. Нигде они не видели живой души, но на одной из темных улиц их вдруг догнала почти бесшумно движущаяся повозка из тех, что охотились за жителями. Сноп света осветил их, резкий голос что-то крикнул из мрака. Алексей затаил дыхание.

Но айтс-Летчик усмехнулся, помахал рукой, приветствуя водителя жуткой машины, обнял космонавта и прижал его к себе.

Повозка укатила, они пошли дальше, и возле высокого забора гигант остановился.

— Здесь?

Алексей заглянул в щель. Это был тот самый двор, только они подошли к нему с другой стороны.

— Ждите вот тут, — сказал Летчик, — а я пойду к воротам. Когда услышите свист, перелезайте через забор и спускайтесь в Углубление.

Он зашагал было к воротам, где виднелась фигура айтса-стража. Алексей остановил его:

— Подождите.

— Да.

— Вы сказали «скоро обратно». Куда обратно?

Айтс-Летчик миг смотрел на Алексея. В глазах у него не было жадности и страха. Космонавт вдруг понял, что перед ним один из тех, кто из статута айтсов перешел в положение жителя. Или собирается перейти.

— Так куда же обратно?

Гигант покачал головой:

— После.

Он пошел вдоль забора, перешагивая через груды мусора, выбрался на освещенное место и там неуверенной походкой больного или пьяного подошел к айтсу у ворот и обнял его.

Алексей услышал спор, крики. Появился еще один айтс-стражник. Потом воздух прорезал негромкий свист.

Алексей перелез через забор, торопливо перебежал освещенное пространство и нырнул в тень знакомого ангара. Все тут было так, как он оставил несколько часов назад. Одиноко горел запыленный огонек в подъемном устройстве.

Алексей вошел в кабину. Пока он падал в глубину, в уме у него все время стучало, что их теперь оказалось тут трое: Борис, Кирилл и он сам. Да еще к ним наверняка присоединятся айтс-Летчик и такие жители, как Суезуп, например.

Затем ему пришло в голову, что он, в сущности, еще очень плохо знает «верхних». Только увидел, какие они из себя и как вообще выглядит Город. Но ему неизвестно даже, представляют ли они собой единое общество или разделены на враждующие классы. По-настоящему обнадеживали только та запальчивость и злоба, с которой они говорили о жителях. Запальчивость показывала, что они, в конечном счете, все-таки слабы.

Он пошел спускающимся коридором и на первом же повороте остановился, замерев.

Темная фигура отделилась от стены навстречу ему.

Толфорза!

У него отлегло от сердца. Он заметил, что маленькая женщина вся дрожит.

— Что с тобой?

Она зябко поежилась.

— Ничего… Я ждала. Этой ночью будут большие обыски. Нужно уйти, потому что тебя ищут.

Опять идти! А он уже предвкушал, как растянется на своем привычном жестком ложе.

— Ты пойдешь с отрядом наших. Мы уже обошли все Углубление. Ждут только тебя.

Алексею захотелось поделиться с ней своим удивительным открытием.

— Знаешь, я видел ракету. Корабль, на котором мы прилетели. Помнишь, я тебе говорил?.. Значит, мои товарищи тоже здесь.

Она кивнула.

— Пойдем.

В отдаленной галерее около десятка жителей поднялись с полу при его появлении. Таких он еще и не видел. Крепкие, рослые — некоторые с него, а двое даже выше. Его похлопали по плечу, осветили белозубыми улыбками. С Тнавресом и Толфорзой они разговаривали на незнакомом Алексею языке.

Тнаврес объяснил, что они пойдут к океану.

Опять они выбрались через лаз под стеной. Дул ветер и нес облака пыли.

Наверху, на стене, гиганты вертели прожектором. Длинная светящаяся полоса выхватывала из мрака ложбинки и холмики пустыни, поросшие редкой травой.

Толфорза шагнула к Алексею, несмело протянула руку и погладила его светлые волосы.

— Пусть тебе будет хорошо в дороге.

И сразу змейкой скользнула назад.

Алексею вручили тяжелый мешок. Он подумал, забрасывая его за спину, что здесь, наверное, запас пищи.

Один из молодых жителей что-то крикнул под завывание ветра. Отряд двинулся.

Космонавт оглянулся. Луч света упал на неподвижно стоявшую Толфорзу. Она не шевельнулась. Ее маленькая точеная фигурка показалась Алексею такой удивительно прекрасной, что ему даже на миг сделалось больно. Черт, неужели и ее ждет повозка, забирающая тех, кто лишен права на жизнь?

Но думать об этом уже было некогда. Отряд пошел цепочкой, — Алексей в середине. Жители шагали уверенно и быстро, как идут к большой цели.

Ну что ж, к океану так к океану! Алексей почувствовал прилив сил. С такими парнями можно горы свернуть. Не означает ли этот поход начало конца для злобных «верхних»?

IV

Лишь на пятый день пути, когда отряд оставил между собой и Городом около трехсот километров, Алексей начал втягиваться в бешеный темп движения. Особенно трудным для него оказалось приноровиться к походке своих товарищей. Если он шел, то отставал, если пускался бегом — на время перегонял всех. А жители и не шли, и не бежали. Это было нечто среднее — аллюр, который по земным понятиям Алексей назвал бы тропотой. Полушаг-полубег.

Поначалу спасала только гордость: неужели он, представитель Земли, не выдержит?!

На привалах он валился замертво и, лишь отдышавшись, усилием воли заставлял себя съесть кусок сушеного мяса или горсть маленьких сухих шариков, которые распределял между членами отряда их руководитель, по имени Икирф. Алексей подозревал, что это яички каких-то насекомых вроде муравьев. Сытными-то они, во всяком случае, были.

В первые дни несколько раз он доходил до отчаяния. Что, если как-нибудь объяснить им, чтобы его просто оставили здесь, в пустыне? Отряд-то, в конце концов, ничего не потеряет. Алексей даже начал искать себе извинения: может быть, тут и воздух не совсем такой, как на Земле. Возможно, и сила тяжести побольше.

Сколько мог, он все же старался не показывать свою усталость.

Затем однажды под утро он проснулся и с удивлением ощутил в себе интерес к окружающему.

Все тело ныло, особенно мышцы спины и ног, но это было как после побежденной уже болезни.

Хотелось двигаться. Алексей приподнялся на локтях, чувствуя, что свежий ветерок обмахивает плечи.

«Черт, совсем уж они меня задавили, эти айтсы. В конце концов, здесь новый огромный мир и жизнь, которая даже лишь в силу того, что она жизнь, не может не быть волнующей и в большинстве своих проявлений прекрасной. Что же я, собственно, так приуныл?»

Его товарищи спали тут же, на маленьком островке шершавой травы, — на таком расстоянии от Города на ночь уже не выставляли часового.

В этой небольшой группе жителей были, казалось, представлены разные племена и даже расы. Люди различались цветом кожи, строением лица.

И даже разговаривали они, как понял космонавт, на двух или трех разных наречиях.

Алексею пришло в голову, что, возможно, жизнь на планете вовсе и не ограничена Городом и Углублением. Просто айтсам было выгодно вселить такое убеждение в сознание маленьких жителей.

На самом-то деле было весьма вероятным, что где-то за бесплодными песками лежат цветущие страны, что в океане есть большие населенные острова и, может быть, даже целые материки…

Он поднял голову, посмотрел вверх и вскочил.

Небо! Первый раз он видит здесь ночное небо!

Звездный купол, мерцая бесчисленными соцветиями далеких светил, раскинулся над ним. Вдруг задрожав от радости и волнения, Алексей угадывал знакомые. Вот, прямо над головой, Скульптор и вытянутая Южная Рыба; вот к северу над горизонтом Пегас. Бархатный, одновременно темный и блещущий, полог неба был едва ли не таким же, каким виделся бы с Земли: только чуть больше в стороны раздвинулись голова и хвост Рыбы. Но так и должно было получиться, поскольку слишком ничтожными для безмерности Вселенной были те пять — шесть парсек, те двенадцать — пятнадцать световых лет, что отделяли сейчас Алексея от Солнечной системы.

Сердце забилось у него при мысли о том, что где-то среди этих мириад сверкающих точек звездочкой третьей или четвертой величины плывет Солнце. Но что-то подсказывало ему, что скорее в весеннем, а не в летнем небе планеты ему надо будет искать потом родное светило.

И все-таки это было счастьем — увидеть знакомые звезды, постоять у того же самого небесного океана, хотя и на другом берегу. Он подумал о том, как много глаз с Земли, с этой же планеты, с других бессчетных и, наверное, по-своему прекрасных миров могли в этот же миг вглядываться в темную, гипнотизирующую, чарующую бездну…

А пологие барханы перед ним, освещенные встающей на небе звездой — солнцем, были еще не тронуты, не испещрены ничьим следом, по-утреннему первозданны.

В тот день отряд с песчаной пустыни вступил на каменную.

Черная, как выжаренная солнцем, поверхность простиралась до горизонта, теряясь в знойном мареве. Почва была сложена из камней, по большей части маленьких, плоских, отшлифованных тысячелетиями ветром и дождями. Отряд вошел в эту бесконечность и потерялся на ней, как цепочка муравьев потерялась бы на Земле на Дворцовой площади в Ленинграде. Черные камни дышали жарой. На первый взгляд тут совсем не было жизни, но однажды Икирф показал Алексею нарост на большом голыше — нечто мягко подавшееся под пальцами, легкой упругостью подтверждающее принадлежность к тому, что питается и дышит. Правда, даже и эти растения располагались в десятках метров один от другого.

Переход через каменную пустыню был труден, но именно здесь Алексей еще раз как-то по-особенному ощутил величие живого. Они шли как бы по грани между планетой и космосом. Черная поверхность непосредственно примыкала к небу, ко Вселенной. Временами космонавту казалось, что отряд движется по самому дну Галактики, по космодрому, по стартовой площадке, откуда начинаются пути к бесконечности солнц, туманностей, комет и Земле, затерявшейся там в вышине.

Они миновали каменную пустыню и вошли в низкий белый беззвучный лес. Можно было только удивляться разнообразию ландшафтов в этом мире. Как исступленно изломанные руки, из песка торчали белесые ветвящиеся стволы без листьев. Кипела жизнь, но неслышимая, безголосая, беззвучная. Маленькие рогатые существа пробегали под ногами, оставляя быстро осыпающиеся следы. Не жужжа, молча летали и роились насекомые. Один из жителей, проворно нагнувшись, поднял не успевшую ускользнуть змейку и показал космонавту — ноздри у нее были направлены не вперед, как у земных животных, а вбок.

На выходе из леса их застигла несильная песчаная буря. Ветер был слабый, но до такой степени насыщенный электричеством, что все сухо потрескивало кругом, а с протянутой руки стекали отчетливо видные голубые искорки.

Кончились запасы воды. Полдня рыли песок в месте, указанном Икирфом, потом Алексей неосторожным движением пустил всю работу насмарку. Жители докопались уже до твердого сыроватого слоя и стали что-то объяснять космонавту. Он, думая, что дальше в глубине влаги будет еще больше, пальцем проткнул отвердевшую корку, и песок сразу высох, поскольку вода ушла через дыру.

По счастью, на следующее утро один из членов отряда нашел водоносное растение. Из песка торчал бледный сухой росточек. Жители принялись рыть, и через несколько минут из земли был извлечен клубень — трехлитровый пузырь, наполненный хрустально прозрачной холодной водой. На обед в этот день у них было животное величиной со среднюю собаку. Насколько Алексей сумел понять из объяснений, оно отличалось тем, что активно жило лишь одну десятую часть года, девять десятых отсыпаясь в песчаной поре.

Они шли и шли. Алексей окреп, загорел, похудел. Вечерами тело приятно ныло, а по утрам после отдыха он ощущал каждый свой мускул сильным, готовым к напряжению и труду. Хотелось двигаться. С молчаливого согласия других он добавил груза в свой мешок.

Еще раз переменился ландшафт. Пустыня постепенно повышалась. Там и здесь из песка торчали остатки выветренных древних скал. Дневная температура чуть упала, сделалось не так мучительно жарко. Иногда принимался дуть легкий освежающий ветер.

И наконец на десятые сутки величественным зрелищем предстала цель их пути.

Жители погнались за каким-то животным и ушли далеко вперед. Алексей брел, оставляя глубокие следы в песке, согнувшись под тяжестью поклажи, которую всю оставили ему.

Он посмотрел на небо. Над горизонтом в вышине катились волны океана.

Мираж!

Могучие, подернутые рябью, окаймленные белым валы шли в свое постоянное, как и на Земле, наступление. Бездонные воды на небе дышали, мерно вздымаясь, искрились, сверкали, и Алексею даже почудилось, будто он слышит вечный, непрекращающийся диалог ветра и волн.

Зачарованный, он остановился и стоял, пока видение не растворилось в жаркой голубизне.

Но до океана дошли они только к концу следующего дня. И здесь, на встрече двух стихий, тоже все было странно и неправдоподобно для Алексея. Как будто бы даже это был океан не воды, а чего-то другого.

Берег обрывался крутыми уступами. Еще издали начало пахнуть серой, и запах все время усиливался. В напряженный тугой гул волн начали вплетаться отчетливые посторонние громовые удары. Один раз вся местность вокруг сильно дрогнула, и этот удар, соединенный с сернистым дымком в воздухе, заставил космонавта испуганно оглянуться на спутников: не землетрясение ли?

Однако его товарищи были спокойны.

Еще ближе они подошли к обрыву, и вздыбленная равнина, освещенная заходящей звездой-солнцем, раскинулась перед ними, круто, выгнуто простираясь к горизонту.

Странный океан кипел и нес на скалы полосы сернистых газов. Он был не синего, а красного цвета. Непрерывные глухие удары раздавались в глубине.

Вода ли это?..

В одном месте, недалеко от берега, пучина начала кипеть особенно сильно; извергся огромный клуб зеленоватого дыма, быстро рассеиваясь. Что-то гигантское тяжело повернулось в глубине, грохот донесся наверх, и на поверхность внезапно всплыл черно-зеленый остров, как бы составленный из отдельных глыб. Опять ощутимо дрогнул берег.

Алексей усомнился, у океана ли он стоит. Не может ли быть, что перед ним фантастически огромное жерло вулкана?.. Не может ли это быть бесконечно большим полем раскаленной лавы?..

Но эта «лава» не была горячей. Даже наоборот, от океана несло холодком.

У самой кромки воды, далеко внизу, под скалами, лежало что-то огромное, узкое, длинное — около двухсот метров, — серебристо-серое и… живое. Во всяком случае, Алексей видел сверху, как оно колышется и дрожит.

В ответ на его вопрос один из жителей коротко сказал:

— Рыба.

Космонавт ахнул.

Рыба! Ничего себе — рыба! Таких чудовищ на Земле не было и во времена динозавров. Он подумал, что мореплавание здесь, пожалуй, не организуешь. Прощай мечта открыть населенные острова!..

Солнце садилось.

На ночевку отряд отошел от берега. Выкопали в песке яму, — Алексей лишь позже понял зачем.

Последние закатные лучи погасли. С океана вдруг надвинулась стена отчаянно холодного тумана. Температура воздуха за несколько минут упала градусов на десять — пятнадцать.

Жители улеглись в яму, тесно прижавшись друг к другу. Но и это не спасало. К середине ночи все так замерзли, что поднялись и принялись бороться и бегать в тумане. Почва, днем сухая, стала теперь влажной, предательски скользкой.

Вообще другой такой мучительной ночи Алексей даже не мог и вспомнить. Набегавшись, навозившись, люди легли, но через час снова поднялись, щелкая зубами, совсем окоченевшие. Так оно и тянулось до утра.

Однако с первыми лучами солнца туман рассеялся, песок высох, всем сделалось тепло и весело. Узкой тропинкой отряд спустился с обрыва к самому океану.

То длинное, двухсотметровое, что лежало внизу, оказалось действительно рыбой. Но не одним гигантским экземпляром, как почудилось Алексею сверху, а просто целой полосой рыбы, выкинутой на берег подводными взрывами.

Маленький костер жарко запылал между камней; стали готовить еду.

Этот день прошел в отдыхе. Несколько часов Алексей с Икирфом просидели рядом, молча глядя на волны. Взрывы в глубине постепенно делались реже, океан успокаивался, но все равно нечто странно завлекательное, гипнотизирующее было в этой борьбе слепых, жестоких изначальных сил природы. Безмерно могучее, титаническое свершалось и свершалось там, в толще вод, не зная цели, начала и предела. Что это было?.. Зачем?.. В безудержном пьяном расточительстве, как бы радуясь переизбытку собственной мощи, материя и движение и здесь, в этой точке Вселенной, показывали свою удаль.

Алексей посмотрел на Икирфа. Было похоже, что и житель думает о том же самом.

Космонавт встал и прошелся по берегу.

Скалы… Костер… Тучи, строящиеся на горизонте… Запах серы и гниющей рыбы…

Какая-то новая мысль просилась ему в сознание, какая-то принципиально другая оценка всего окружающего. На мгновение ему показалось, что еще секунда — и он совсем иначе и правильнее поймет все то, что видел и пережил в этом странном чужом мире. Чудовищный Город «верхних», Углубление, Тнаврес, Толфорза, гибельные пески Пространства, — не может ли быть, что это…

Алексей закусил губу, нахмурил брови и остановился.

Ну еще чуть-чуть!.. Ну еще же!

Но нет! Он почувствовал, что мысль ушла, и разочарованно вздохнул. Ладно.

Уже звали к костру, к поджаренной на камнях рыбе. Отдохнувшие жители оживленно разговаривали. Не зная языка, космонавт все же понял, что отряд должен будет встретить кого-то тут на берегу. Но кого?

Вторая ночь на скалах была не лучше первой. Снова накатил холодный туман, снова бегали и боролись, чтоб не замерзнуть. Выяснилось, что Алексей был сильнее других: с ним еле-еле справлялись даже двое жителей.

И только на третью ночь свершилось то, ради чего группа пришла к океану.

С вечера Икирф оставил людей у самой кромки воды. Развели большой костер. Жители выстроились длинной шеренгой, вглядываясь в подернутую туманом ветреную темноту. Алексей тоже долго стоял и смотрел, ничего не видя; потом с другого конца шеренги что-то крикнули. Все побежали туда.

Нечто черное недалеко от берега поднималось и опускалось на волнах. У космонавта схватило сердце: лодка! Здесь лодка!.. Впрочем, это была даже не лодка, а целое судно, низкое, глубоко сидящее. Вышло, что он был прав, предполагая существование населенных островов в океане.

Жители вошли в воду, образовав цепь. По рукам быстро побежали тяжелые ящики. Прибой захлестывал людей. Тех, кто стоял дальше от берега, покрывало с головой. Один особенно сильный вал разом выкинул всех на камни, но цепь тотчас восстановилась, и выгрузка продолжалась.

Алексея поставили на берегу. У него была хотя и наименее опасная, но самая тяжелая часть работы — относить тяжелые восьмидесятикилограммовые ящики далеко к скалам в заранее намеченное место. Приходилось бегать.

Появилось несколько новых жителей — с судна. Все развертывалось будто в какой-то бешеной пляске. Тускло светил костер, длинные тени людей сшибались и перекрещивались на камнях. Пробегая мимо костра, Алексей едва не сбил с ног рослого жителя, прижавшего к груди ящик. Он поддержал его, глянул в лицо и отступил.

— Суезуп!

Конечно, это он и был.

Они вдвоем донесли ящик и обнялись.

Суезуп, тяжело дыша, сказал:

— Скоро обратно.

— Куда обратно?

— Ну, скоро отправим тебя. Потерпи еще. Хотели раньше, но не вышло… Только никому ни слова.

— Но куда же обратно?

Его даже дрожь прошибла, несмотря на то что он был весь мокрый, вспотевший. Неужели тут тоже будут возможности межзвездных перелетов? Или Суезуп имеет в виду… обратно в Углубление?

Его товарищ огляделся, открыл было рот. Но с судна раздался свист. Ящики побежали по рукам еще быстрее.

Еще несколько новых жителей прибавилось на берегу. Один был настоящим гигантом, ростом почти что с айтса. Мельком космонавт увидел его лицо — решительное, с сурово сведенными бровями, с жестким, прямо-таки прожигающим взглядом. Он о чем-то спорил с Икирфом, упрямо качая головой.

Судно начало уходить, как бы проваливаясь в воду и растворяясь во мраке. Жители закричали и замахали руками.

Остаток ночи тоже напряженно работали. Часть ящиков подняли на пятидесятиметровый обрыв и закопали в песке. С первыми признаками восхода солнца Суезуп, гигант и почти вся группа Икирфа ушли в пустыню, а космонавт еще с одним жителем остались на берегу у тех ящиков, которые не были спрятаны.

Через двадцать — тридцать минут, после того как скрылся отряд, над берегом со стороны восхода в небе показалась темная точка. Алексей, уже наученный горьким опытом, схватил товарища за руку:

— Прятать ящики!

Однако выяснилось, что часть груза и была оставлена как раз на этот случай.

Летательный аппарат типа вертолета медленно проплыл над ними. Житель, подпрыгивая, закричал. Машина снизилась, рыча двигателем, тяжелые колеса утвердились на камнях. Раскрылась дверца, двое айтсов в черных противосолнечных очках выпрыгнули наружу и тотчас принялись молча грузить ящики. Алексей и житель помогали.

Потом один из «верхних» — космонавту он казался странно похожим на того Летчика-айтса, который выручил его во время выхода в Город, — помахал космонавту рукой.

Алексей с товарищем влезли в машину; она тотчас с натужным ревом поднялась.

В воздухе, не теряя ни минуты, житель стал складывать стенку из ящиков. Аппарат проваливался на воздушных ямах, качался, и это было так приятно и знакомо Алексею, что он даже забыл на мгновение, где находится. Затем Алексей с жителем улеглись за стенкой, а один из айтсов прикрыл их сверху ящиками.

Все это, видимо, было заранее рассчитано едва ли не по секундам. Почти сразу машина снизилась где-то на аэродроме. Вошли новые айтсы. Слышен был их отрывистый разговор — на этот раз на языке, которого космонавт не понимал.

Снова аппарат поднялся в воздух — теперь уже на целых восемь часов. В большой кабине сидели и разговаривали айтсы-пассажиры, а космонавт с товарищем лежали скорчившись, не шевелясь в своем убежище.

Опять снизились. Айтсы-пассажиры вышли, машина полетела дальше. Один из летчиков — не тот, который казался Алексею знакомым, — разобрал стенку.

Тут же машина стала спускаться и мягко стала на песок.

Космонавт с товарищем вышли.

Они были под самой стеной, окружающей Город. Стоял поздний вечер. Солнце садилось.

За какие-нибудь десять часов они проделали путь, потребовавший у них около двух недель. Океан, грохочущий сернистыми взрывами, черная каменная пустыня — всё было теперь за сотни километров.

Быстро темнело. В мгновение ока ящики были извлечены из летательного аппарата, который тут же взвился в воздух.

В Городе «верхние» уже зажигали свои прожекторы.

Маленькая фигурка вынырнула из мрака, за ней другая.

Тнаврес! Толфорза!..

Через минуту целая толпа окружила космонавта. Цепкие руки брались за ящики. По двое, по трое жители тащили их в подземный ход.

Алексей из последних сил тоже поволок один ящик.

Космонавт едва мог вспомнить потом, как они очутились в отдаленной галерее и как сложили груз.

Он шатался от усталости, Толфорза поддерживала его.

Вошли в знакомый коридор. Было людно — гораздо люднее, чем когда Алексей уходил с отрядом. Видимо, репрессии наверху продолжались, и все большее количество жителей стремилось укрыться в Углублении, где не спрашивали права на жизнь.

Перешагивали через чьи-то ноги…

Потом в какой-то миг всю усталость разом сдернуло с космонавта.

Лицо одного спящего показалось ему знакомым. Он остановился, вгляделся. Почувствовал, как вдруг неожиданно сильно забилось сердце. Еще не поняв как следует, зачем он так делает, Алексей схватил жителя.

И сразу ему стало ясно: перед ним был тот самый желтоглазый, которого он встретил у подземной реки и который узнал его возле ракетного корабля. Предатель.

Космонавт обернулся к недоумевающей Толфорзе.

— Он!.. Помнишь, я тебе говорил — он!

Но маленький человечек сумел оценить обстановку в течение какой-нибудь десятой доли секунды — как будто и не спал совсем. С неожиданной силой он вырвался из рук Алексея, ударил его головой в живот, сбил с ног и, пробежав по нему, кинулся в ответвление коридора.

Подземелье зажужжало как улей. Желтоглазый бежал, перескакивая через жителей, задевая и будя их, и между ним и Алексеем с Толфорзой поднимался встревоженный вал недоумевающих людей. Расталкивая их, космонавт гнался за предателем. Тот упал, споткнувшись, Алексей бросился на него.

Подоспели Толфорза и Тнаврес.

Сбиваясь и путаясь, крепко держа корчащегося желтоглазого, Алексей объяснил им, в чем дело.

Сопровождаемые уже целой толпой, они повели маленького человечка сначала в одну комнату, потом в другую — космонавт не понял зачем. Входили одни жители и выходили другие. Начался допрос. Желтоглазый говорил на языке, незнакомом Алексею, и его спрашивали на том же.

Космонавт стоял, потом сел на пол. Он не спал уже третьи сутки, и происходящее начало ускользать от него. То появлялись, то исчезали бушующий океан, лицо Суезупа, протянутые руки-ветви белых деревьев, Тнаврес, подавшийся вперед с нахмуренным, сосредоточенным взглядом. Алексей не разбирал, где действительность, где сон…

Затем он очнулся на короткое время.

В комнате было совсем-совсем тихо. Маленький человечек сидел спиной к стене в центре полукруга, образованного другими жителями. Бородатый Тнаврес стоял посреди комнаты, подняв над головой тонкую палочку. Потом он медленно пошел к подсудимому, желтые глаза которого, следя за палочкой, все более наполнялись ужасом.

Тнаврес сделал последний шаг и начал медленно сгибать палочку.

Маленький человечек выгнулся, пытаясь встать. Он закричал:

— Не надо! Нет, не надо!..

Тнаврес приблизил палочку к его голове и нажал. Палочка хрустнула и сломалась.

В тот же миг тело желтоглазого напряглось в последнем усилии, он вскочил и тут же рухнул на каменный пол. Уже мертвый. Это не вызывало сомнений. Он упал мертвый, как если бы вся его жизнь сосредоточилась в палочке и, сломав ее, Тнаврес одновременно мгновенно оборвал и его существование.

Но эта сцена была последним, что видел Алексей. Усталость требовательно овладела им, опуская голову и закрывая глаза; он вяло пошарил вокруг руками. Уже сквозь сон ему послышалось, что Толфорза произносит его фамилию: Петров… Но он знал, что этого не может быть. Ведь никому — ни одной живой душе в этом мире — он не называл своей фамилии.

V

Алексей договорился с Толфорзой, что вечером они пойдут вдвоем в Город. Сейчас он ждал, когда девушка вернется.

Широкоплечий Нуагаун, которому нужно было идти на ночные работы в подземный зал, сидел в углу помещения на полу, пересчитывая, как обычно, свои жетоны. За прошедшие недели болезнь еще сильнее скрутила его. Он похудел, крепкие руки с развитой мускулатурой как бы высохли, лицо посерело. Все чаще он, закусив губы, прислушивался к тому, что совершалось в его грудной клетке.

Заметив взгляд космонавта, он рассеянно улыбнулся ему, продолжая свои вычисления.

Теперь Алексей уже знал, какова была его цель. Наверху у Нуагауна осталась семья. Житель знал, что сам он скоро умрет, и хотел имеющимися у него талонами обеспечить своим родным право на жизнь. Но ему действительно трудно было сделать расчет. Прибавляя жизнь своим младшим сыновьям, он отнимал ее у двух старших и дочери.

Нуагаун уложил свои металлические бляхи в несколько столбиков, со вздохом смешал их и принялся раскладывать по-другому.

Алексей с нетерпением ждал сирены. У него было неопределенное подозрение, что айтсы прячут Бориса и Кирилла в районе того сада, где он сам побывал, и он хотел начать розыски своих друзей.

Кроме того, его истомило безделье. Опять шли дни, а Суезуп и Икирф как будто бы забыли о нем. Никто даже не сказал Алексею, что было в тех ящиках. Конечно, он и сам кое о чем догадывался, но было обидно, что ему доверяют не до конца. И вообще он постепенно начал понимать, что в подземелье к нему относятся как к существу не вполне нормальному. Некоторая ненормальность и была, естественно, даже просто в том, как и откуда он попал в этот мир. Однако Алексей ощущал и другое. Жители не только берегли его, но и оберегали от некоторых тем и некоторых проблем. Как оберегают больного. С ним никогда не поддерживали, например, разговора о Земле: если он пытался завести его, с ним не хотели говорить о глубинах космоса, которые пересекла их ракета, прежде чем опуститься в пустыне у Города.

Впрочем, он и сам ощущал в себе нечто странное. Что-то происходило с его зрением, вернее, с его способностью определять размеры того, что он видел. Раньше все жители казались ему очень маленькими, а «верхние» — огромными. Но потом началась передвижка. Жители непостижимым образом увеличились в размерах, а «верхние» уменьшились. Что-то менялось в окружающем его мире и требовало другой оценки и другого понимания. Но особенно-то задумываться об этом не было возможности.

На трое суток остановился титанический механизм, самый грохот которого был как бы непременным условием существования в подземелье. Пронесся слух, что убит один из айтсов-надсмотршиков. Ждали побоища, но ничего не случилось. Прибыла вторая партия ящиков с океана, — как и прошлый раз Алексей помогал носить и укрывать их. Однажды он мельком видел Суезупа и один раз — того гиганта, чей рост поразил его памятной ночью на берегу. В тот же вечер в подземелье появилось около десятка новых жителей, все крупные, с решительными, энергичными лицами. Совещание прошло в одной из галерей, и после этого наутро опять завыла сирена, застучал конвейер, и толпы обитателей Углубления потянулись на работу. Рассказывали, что наверху, в Подгороде, отряд жителей вступил в открытый бой с айтсами и был разгромлен. Потом выяснилось, это был лишь слух. Но все равно что-то готовилось. С каждым днем в коридорах становилось меньше детей. Космонавт подозревал, что в пустыне для них приготовлены специальные убежища.

И кроме всего прочего, для Алексея была еще одна ошеломляющая, почти неправдоподобная новость.

Оказалось, что где-то в космических окрестностях планеты существует еще один обитаемый мир. Вторая планета называлась Юэсой и была населена разумными и весьма могущественными существами. Обитатели Юэсы неодобрительно относились к Городу, и, боясь их, айтсы готовились уйти под землю. Они намеревались разрушить все, что было построено на поверхности, и навсегда скрыть свою цивилизацию в подземных залах. Именно для этого было создано Углубление и для этого в нем велись непрерывные работы.

Удивительная новость объясняла многое. Сделались понятными и страх, которым был объят Город «верхних», и их на первый взгляд беспредметная озлобленность, и то, зачем целый лес ракет был воздвигнут в котловане возле сада.

Нечто воодушевляющее и гордое было в том, что Алексей попал на планету в самый, может быть, важный час ее миллионолетней истории. Выученные в школе стихотворные строчки вертелись в голове:

«Тебя как равного святые на пышный пригласили пир». Хотелось бороться и действовать. Но недоверие к нему жителей лишало его возможности что-нибудь делать. С ним не откровенничали. О Юэсе сказали только, что она есть, что айтсы боятся ее, и всё.

Тогда он решил, что должен попытаться разыскать своих товарищей. Если бы это удалось, втроем с Кириллом и Борисом они вернее разобрались бы в создавшейся обстановке.

Задача облегчалась тем, что в лагере айтсов ощущалась какая-то нерешительность. Ходили слухи о расколе, дисциплина наверху пала, охрана выходов из Углубления была ослаблена.

Толфорза пришла сразу после сирены. Она внимательно осмотрела космонавта. С отросшими волосами и бородой, одетый в комбинезон, который давно уж потерял свой первоначальный синий цвет и был весь испещрен заплатами, Алексей являл собой зрелище далеко не привлекательное.

Но девушка осталась довольна.

— Ладно.

Он понимал, что означало это «ладно». Странным образом, он больше похож на айтса, чем на жителя. А в Городе среди «верхних» теперь как раз распространилась мода ходить в лохмотьях и даже грязными.

Следуя за Толфорзой по коридору, Алексей думал о том, как переменились его отношения с девушкой за последние две — три недели. Сначала была взаимная симпатия — она началась с первой встречи, с той минуты, когда космонавт столкнулся с группой маленьких людей в пустыне и Толфорза выступила за то, чтоб жители взяли его с собой. Потом, во время его болезни, эта симпатия переросла в дружбу. Он и жил-то, собственно, от одного прихода девушки до другого. Потом она встретила его в Углублении, вернувшегося из Города, — ждала у стены в коридоре. И тогда началось новое. Как будто стенка выросла между ними. Еще до этого случая он взял ее однажды за руку, и до сих пор у него сердце щемило, когда он вспоминал шелковистую нежность ее кожи у запястья. Позже ему часто хотелось повторить это, но как-то не получалось. Девушка стала сдержаннее. Они разговаривали уже без прежней свободы, обдумывали каждую фразу.

Вообще тут было о чем подумать. Насколько Алексей мог понять, отношения мужчин и женщин не отличались в Углублении сложностью. Да иначе и не могло быть при том примитивном существовании, на которое «верхние» обрекли жителей. Если двое нравились друг другу, окружающие просто старались оставлять их наедине хотя бы на некоторое время. Причем это вовсе не означало, что двое соединились навсегда. Но так было не со всеми: Толфорза, например, жила в специальном помещении для девушек, куда никто из мужчин не входил. И поражал постоянный контраст между грязной затхлостью подземелья и тем, какими свежими и сияющими девушки умудрялись появляться из своего жилища.

Алексей знал, что Толфорза была, пожалуй, единственным по-настоящему близким ему существом в подземелье. Суезуп, Тнаврес да и остальные, кого он знал, относились к нему, конечно, хорошо. Но, занятые своим делом, они не считали нужным скрывать, что это было именно их дело. Обижаться на них не имело смысла, поскольку Алексей был чужаком на планете. Всего лишь гостем, который, правда, будет гостить до конца своих дней.

У него была возможность обдумать все это, потому что путь наверх оказался прямо-таки бесконечным. Впервые он увидел подземелье в разрезе. Узкими ходами и лазами они поднимались с одного уровня на другой. В некоторых коридорах даже лица жителей были не такими, к которым привык Алексей. Когда он почувствовал уже ломоту в мускулах, девушка повела его пустынной галереей, потом полезла в узкий, круто поднимающийся туннель. Он постепенно расширялся, впереди мелькнул отблеск дневного света.

Толфорза первой выбралась на маленькую площадку, прилепившуюся к стене. Алексей поднялся вслед за ней и в первый момент даже как-то позабыл, зачем он здесь. При дневном освещении он видел девушку всего во второй раз. Но тот давний, в пустыне, был таким далеким, и так много воды утекло с тех пор, что его можно было и не считать. Смуглая золотистая кожа девушки светилась. Толфорза была как бы вся пронизана солнечными лучами.

Ну что, если вот сейчас прямо и сказать ей, что все свои мысли о будущем он связывает с ней?

Но Толфорза подвела его к краю площадки, и он невольно отшатнулся.

Там была пропасть.

Колодец диаметром чуть ли не в полкилометра бездонно уходил вниз. Заходящее солнце било в глаза, противоположный дальний край огромного кратера заволокло тенью. Тысячи людей и механизмов передвигались по едва заметным тропкам на косо опускающихся стенах, и все это движение стремилось к сложной системе транспортеров, которые несли и несли наверх бесконечные тонны породы.

Алексею вспомнился фантастический роман Беляева «Продавец воздуха». Там тоже описывалась дыра в глубь земли. Но эта, в натуре, была куда более впечатляющей. Действительно, айтсы серьезно взялись за строительство подземного убежища. В одной такой яме можно было скрыть целый город.

Вокруг колодца отвалы голубой глины во все стороны закрывали горизонт. Там и здесь, образуя сложные переплетения, тянулись высокие изгороди из колючей проволоки. Комплекс плоских зданий нависал над пропастью недалеко от того места, где стояли Алексей и Толфорза.

— Когда я была маленькой, мы приходили сюда дышать воздухом, — сказала девушка.

Небо над стройкой было желтым, вечереющим. Алексеи знал теперь, что там, за непрозрачной толщей атмосферы, в черной глубине космоса висит наверху гигантский шар загадочной вооруженной планеты Юэса. От этого делалось как-то не по себе.

Им удалось выбраться с территории Углубления неожиданно легко. Возле плоских зданий они наткнулись на группу айтсов. Некоторые лежали на земле, другие сидели. Один, рослый и грузный, поднялся, окликнул Алексея:

— Куда?

Но, не выслушав ответа, вдруг махнул рукой и отвернулся. Краем глаза космонавт успел увидеть за его спиной открытую дверь в зал. Пол там был залит чем-то темным. Сотрясая воздух, работали механизмы. Длинный конвейер струил целую реку голубой глины, и сотни жителей стояли по обе стороны этого устройства, что-то выхватывая из непрерывно движущихся перед ними груд породы. Жарко пахло нагретым металлом, машинным маслом и электричеством. Все было так похоже на цех крупного завода на Земле, что у Алексея на миг от тоски перехватило дыхание.

Глиняная река выходила с другой стороны здания и там, подхваченная и поднятая транспортерами, падала в отвал.

Потянулись изгороди из ржавой проволоки. Толфорза уверенно вела космонавта. Еще дважды им попадались по дороге вооруженные «верхние», но, казалось, хозяевами планеты овладела какая-то апатия. Никто даже не спросил Алексея, кто он и почему оказался здесь.

Еще через полчаса пути перед ними открылась площадь, ограниченная высокой стеной с воротами в дальнем краю. Толфорза боязливо отступила за Алексея. Но и здесь обошлось. Как раз подошла повозка с отрядом айтсов. Вооруженные гиганты быстро и деловито занимали посты у ворот, у башенок по углам площади, у входов в лабиринты из колючей проволоки. Раздавались четкие команды, печатались тяжелые шаги, клацало оружие. Но возле ворот в стене был большой пролом, и никто из айтсов не хотел замечать его.

Алексей и Толфорза вышли через пролом. Спустя несколько минут космонавт понял, что на этот раз он попадает не в Город, а сначала в Подгород.

Улицу образовывало ущелье между двумя рядами холмов. Там и здесь — порой как бы в несколько этажей — зияли входы в пещеры. Поток нечистот медленно струился по широкой канаве.

Возле одной из пещер горел, потрескивая, костер. Полунагая женщина каменным, первобытным ножом тщетно старалась разрезать кусок жилистого гниющего фиолетового мяса. Тут же лежал и грубо вытесанный каменный топор. Маленький ребенок, голый, с огромным выпуклым животом, искал что-то в канаве.

Мужчина-житель, тоже полуобнаженный, но в очень плотной и толстой шапке, стоял, сосредоточенно и безучастно глядя перед собой. Ребенок вдруг быстро подполз к нему, что-то спросил. Мужчина, не поворачиваясь, равнодушно отшвырнул его ногой.

И тут же рядом, удивительно соседствуя с этим первобытным застывшим миром, шагали мачты электропередачи, а какой-то музыкальный механизм издавал хриплые, далеко разносившиеся ритмически организованные звуки.

Проехала повозка-автомобиль айтсов, развернулась, попала колесом в канаву, обрызгала женщину. Та не подняла головы.

Подгород!..

Было пустынно. Но, по мере того как Толфорза с Алексеем все дальше уходили от Углубления, характер улицы менялся. Среди пещер стали попадаться строения, сложенные из больших глыб, появились щиты с какими-то сверкающими надписями. Потом пещеры кончились, улица сделалась настоящей улицей. Но все так же зловонная канава разделяла ее вдоль. Пахло копотью, прогорклым жиром, и Алексею казалось, что все-все тут — и стены жилищ, и столбы с музыкальными ящиками, и даже самих прохожих — обволакивает сальная, липкая пленка.

Народу становилось больше. Жители группами стояли там и здесь, негромко переговариваясь. Девушка с брезгливо циничным выражением лица сошла с тротуара на мостовую, так странно кренясь и вихляясь при каждом шаге и с таким трудом волоча ноги, что Алексей пожалел ее, приняв за калеку.

Но то был танец. Несколько парней присоединились к девушке, так же вихляясь и таща ноги.

Толфорза и Алексей прошли мимо пожилого жителя, который, сидя прямо на земле, старательно укладывал в свою шапку большой клок чего-то серого, похожего на вату. При такой жаре это представлялось необъяснимым.

Толфорза сказала:

— Он хочет, чтоб его не убили, если его ударят палкой по голове.

— А кто его может ударить? «Верхние»?

Девушка усмехнулась:

— «Верхних» после захода солнца здесь не бывает.

Действительно, космонавт не видел на улице ни одного айтса. Он вспомнил, как Суезуп еще давно, у реки, рассказывал, что «верхние» по ночам не решаются входить в Подгород. Получалось, что жители боятся других жителей. Но он сразу сообразил, что удивляться тут нечему. Угнетение не воспитывает и не облагораживает.

Кучка молодых плечистых жителей стояла на углу на тротуаре. Один пристально посмотрел на космонавта, и того передернуло — таким порочным и злобным был этот взгляд.

Уже подходила ночь.

Толфорза вдруг взяла Алексея под руку. Он понял значение этого жеста. Девушка как бы предупреждала окружающих: не спутайте моего дружка с «верхними» — он совсем другое.

У него потеплело на сердце, и он почувствовал внезапный прилив энергии. Вот так они и пойдут вперед вдвоем: маленький, но крепкий союз, две слившиеся капельки в море, над которым уже собирались штормы.

И действительно нечто собиралось.

Они шли дальше. Людей все прибавлялось, и общее настроение толпы Алексей определил бы как некую злобную радость. Глаза глядели с вызовом и ожиданием — он совсем не привык к такому в душных подземных коридорах. Проехало, направляясь к Углублению, несколько повозок, набитых вооруженными айтсами. В последнюю вдруг полетело несколько камней, но «верхние» не ответили.

Но, правда, все это могло объясняться лишь тем, что уже опускалась над всем этим миром ночь.

Подгород кончился. Толфорза и Алексей вышли на небольшой пустырь. Впереди в темном небе мелькали — подымались и падали — длинные лезвия прожекторных лучей.

Девушка остановилась.

— Теперь нам нельзя вместе. Я пойду впереди, а ты за мной.

Улицы Города заливал безжалостный, ослепляющий свет. Его было так много, что он даже мешал видеть. Опять, как в прошлый раз, в лихорадочном возбуждении бежали и сталкивались толпы айтсов: то ли праздник у них был, то ли пожар. Из-за обилия света все тонуло в каком-то мертвом синеватом мареве.

На миг все окружающее показалось космонавту наваждением. Существует ли он на самом деле, этот Город?

Ему было трудно следить за девушкой. Толфорза шла у самой стенки домов, ее тонкая фигурка то и дело пропадала в игре света и синих теней.

Плотный, маленький и очень энергичный айтс, продираясь сквозь толпу, сильно толкнул Алексея. Тот про себя выругался, бросил на «верхнего» косой взгляд, затем посмотрел туда, где в последний раз видел среди мерцающих теней силуэт Толфорзы, и опешил.

Девушки не было!

Он бегом кинулся вперед, расталкивая айтсов, пробежал с сотню метров.

Нет!

Куда теперь?.. Он знал, что один даже не сумеет выбраться из Города. Растерянно огляделся. Колени ослабели, во рту сразу пересохло.

Прямо на него в группе «верхних» шел Борис Новоселов. Одетый так же, как айтсы, выбритый, чистенький, уверенный в себе и со всегдашним чуть ироническим выражением лица.

Он подошел к Алексею вплотную, повернул к мостовой, едва не задев Алексея плечом, и сел в стоявшую тут же открытую повозку-автомобиль. Три айтса стали усаживаться рядом с ним.

Алексей смотрел на Новоселова, и у него было такое чувство, будто все это происходит во сне. Даже звуки и шум улицы выключились, и сделалось тихо.

В этой тишине, напоминающей немое кино, Борис встал в автомобиле, соскочил на мостовую, обошел кузов, еще раз равнодушно и даже с какой-то холодной брезгливостью посмотрел на Алексея и сел в автомобиль-повозку с другой стороны.

Она тотчас тронулась и уехала.

Алексей сглотнул и откашлялся. Ничего себе — встретился со своими друзьями-космонавтами! Вернее, с одним из них.

Лицо его покрылось испариной, холодная капелька скатилась по лбу на бровь. Он вытер ее ладонью. Улица вокруг возвращалась в нормальное состояние: заговорили и загалдели айтсы, застрекотали прожекторы, зашаркали подошвы.

Алексей глубоко вздохнул. Вот, значит, куда ирония завела, в конце концов, Бориса!.. Перешел на сторону «верхних», на сторону угнетателей… Все плохое, что он помнил о своем товарище, разом пришло ему на ум: и нетерпимость Новоселова к ошибкам и слабостям своих друзей, и его всегдашняя уверенность в своей правоте, и то, как раздражительно он разговаривал с Алексеем во время последнего рокового полета.

На секунду он даже ощутил облегчение при мысли о том, что Толфорза не видела этой сцены. Но он не успел додумать своей мысли до конца. Резкий удар по плечу заставил его вздрогнуть.

— Эй!

Алексей обернулся.

— Это он! — раздался голос.

Перед космонавтом стоял айтс-Студент. Тот, который в прошлый раз привел его в большой дом, где он видел ракеты и их собственный звездный корабль.

И девушка-айтс, тоненькая и стройная как стрелка, была тут же.

Она подтвердила:

— Да, конечно, это он.

Еще несколько «верхних» — все молодые, рослые — смотрели на Алексея. Один, держа в руке знакомый огнеметный баллончик, зашел ему за спину.

Попался!.. И в Углублении никто не будет знать, как его схватили и где спрятали.

Он шагнул было в сторону. Тотчас два айтса преградили ему путь.

Студент властно и крепко взял его под руку.

— Идем.

Он зашагал в толпе айтсов. Девушка-стрелка хихикала, то прижимаясь к нему, то толкая его на других. Айтсы-мужчины переговаривались на каком-то — уже третьем или четвертом по счету — незнакомом ему языке.

Куда они его ведут?

Шумная улица сменилась другой, потише. Они свернули и с этой в пустынный, безлюдный, но так же ярко освещенный переулок. Остановились перед невысоким зданием. Один из верхних повозился с ключом у двери, отпер, вошел, и тотчас все темные окна в доме осветились.

Студент подтолкнул Алексея.

Какие-то странные ветвистые выросты торчали из пола в прихожей — не то вешалки для одежды, не то местная модернистская скульптура.

Алексея ввели в комнату с одним окном, забранным редкой металлической решеткой. Стол, заваленный всякой непонятной мелочью, стоял у стены. По полу были разбросаны серые кубы — может быть, для того, чтобы сидеть.

Девушка-стрелка толкнула один из кубов ногой. Он открылся. Девушка достала оттуда плоский продолговатый сосуд и вышла из комнаты. Несколько айтсов с гоготанием последовали за ней.

С космонавтом остался только Студент.

Он прошелся по комнате.

— Ну? И что теперь?

Это Алексей и сам хотел бы узнать. На тюрьму комната, во всяком случае, не походила — даже с решеткой в окне. Сквозь приоткрытую дверь доносились крики и смех.

Студент подошел к столу.

— Хотите все забыть? Есть состав, который помогает.

Он взял плоский сосуд — такой же, что унесла девушка. Вынул из ящика стола два белых стаканчика.

— Хотите?

Алексей покачал головой, неуверенно осматриваясь. Несложно было бы убежать. Броситься, например, на этого айтса, скрутить его, выскользнуть в прихожую, а оттуда на улицу. Он оценивающе взглянул на Студента: удастся ли с ним без шума справиться?

Тот, как бы угадав его мысли, погрозил пальцем.

— Но-но, только без таких взглядов! Вот имейте в виду. — Он выдвинул другой ящик, взял огнеметный баллончик и положил возле себя на край стола. — Итак, состав для забвенья. Одна порция — и вы забываете настоящее. Вторая — вы забываете прошлое. Еще одна — и для вас перестает существовать будущее. А это-то и есть самое приятное, не правда ли? По-настоящему мы больше всего боимся будущего и как раз о нем не хотели бы думать.

Он наполнил оба белых стаканчика.

— Попробуете?.. Нет? Как хотите.

Поднял стаканчик, потом задумчиво поставил его на место.

— Не думайте, что я беспечный. Я изнервничавшийся. Мы все такие. (В соседнем помещении включили какой-то музыкальный аппарат. Визгливо смеялась девушка-айтс.) Наша экономика на грани катастрофы. То есть она уже развалилась. Продукция Углубления даже нам самим не нужна. Работы продолжаются в силу привычки, а также затем, чтоб была возможность уйти под землю. Близится конец нашей цивилизации. Она была жестокой, что и говорить. Но никто не виноват в этом. Я, например, не чувствую себя виноватым. Преступление совершилось очень давно, когда я еще не существовал, и айтсы пришли в эту пустыню. Но даже и в те отдаленные времена оно не было преступлением — оно лишь постепенно делалось им… Способны вы это понять? (Он, прищурив глаза, вгляделся в Алексея.) Может ли Юэса это понять и каковы вообще намерения этого нависающего над нами мира? Скажите.

Алексей откашлялся.

— Вы хотите, чтоб я вам это сказал?

— Да.

— Но почему я?

— А вы-то откуда?

— Я…

Алексей замялся. Что ответить?.. Во всяком случае, сделалось ясно, что и на Юэсе обитают существа, похожие на людей. От этого сразу стало легче.

Он осторожно начал:

— Ну, видите ли, все будет зависеть от…

Студент махнул рукой.

— Знаю. Это мы уже слышали: «Все будет зависеть от многих обстоятельств». Никто во Вселенной не хочет понять нашего положения. И никто даже не может. Для этого нужно родиться в нашем мире, а не свалиться сюда из космоса, как вы, например. Для нас остранение уже стало частью натуры, чем-то бессознательным, чем-то вроде инстинкта. Заметьте, что, когда я говорю об этом, мне даже приходится отвлекаться от собственной личности и становиться как бы в стороне от самого себя. (Алексей уже перестал что-нибудь понимать. И в то же время это был удивительно «человеческий» разговор… В соседней комнате запели какую-то песню.) Когда я говорю о возможностях другого отношения к проблеме, я вынужден обращаться не к своему чувству, а к разуму, к чисто логическим категориям… — Он взял со стола стаканчик. — Ладно. Итак, первая порция… — Запрокинув голову, влил содержимое белого стаканчика в рот. На лице у него появилось новое выражение — успокоенности. — Уже начинает действовать. — Это было сказано шепотом и для себя.

Он глубоко вздохнул, поднял голову, посмотрел на космонавта удивленным взглядом, потом нахмурил брови, как бы пытаясь сообразить, кто перед ним.

— Ах, да! Это вы. Мы говорили о прошлом. Во времена моего детства никто не считал его таким уж суровым. Например, у меня была жительница-мамка. — Его глаза потеплели, выражение лица сделалось нежным. — И вообще, в доме было много жителей-слуг. Конечно, все они проходили через очистительные обряды и операции. (Алексей узнал песню, которую пели в соседней комнате. Это была песня жителей. И мелодия, которая лилась из музыкального ящика, тоже была позаимствована у маленьких людей.) Одним словом, это было почти равноправие. Даже нельзя сказать, что мы лишили жителей чего-то. Они ведь не знали никакой другой жизни и были вполне довольны своим положением… Пока не появилась Юэса.

Он быстро налил в стаканчик новую порцию. Пьяноватый, тягучий запах распространялся по комнате. Айтс выпил, поднял палец.

— Знаете что… — Его рот искривился вдруг в какой-то жестокой усмешке. — Еще два — три поколения назад «верхние» время от времени запросто выезжали в пустыню поохотиться на жителей. А теперь мы сами боимся их и не в силах совладать со своим страхом. — Он бросил взгляд по направлению к окну и резко повернулся. — Кто там стоит?

Космонавт посмотрел сквозь прутья решетки. На противоположной стороне улицы одна, прижавшись к стене дома, стояла Толфорза.

Все дальнейшее совершилось в течение трех — четырех секунд.

Алексей шагнул к окну. Студент, сильно шатнувшись, бросился за спину космонавта в глубину комнаты. Что-то щелкнуло там. Снопик огня блеснул у самого уха Алексея, оглушительно — космонавту показалось, что у него лопнули барабанные перепонки, — грянул выстрел. На улице Толфорза резко дернулась, будто ее толкнуло что-то, отделилась от стены, приложила руки к груди и тихонько опустилась на тротуар.

Еще не позволяя себе поверить в случившееся, Алексей повернулся к айтсу. У того на лице расплывалась дурацкая удовлетворенная улыбка.

— Что ты сделал, скот?!

Алексей вскочил на подоконник, схватился за прутья, судорожно потряс их. Они не поддавались.

Спрыгнув на пол, он отшвырнул Студента в сторону, метнулся в дверь, выбежал на улицу.

Девушка лежала лицом вниз. Алексей перевернул ее на спину, приложил ухо к груди. Дыхания не было. Он схватился за пульс. Ничего. Приподнял девушку, и странно тяжелым показалось ее тело.

Теплое и липкое текло у него по пальцам.

Несколько секунд Алексей тупо смотрел на свою ладонь, потом огляделся.

Искрилось полнозвездное ночное небо.

Улица была пуста. Затем послышался тихий стук двигателя, зашуршали жесткие колеса. Автомобиль — из тех, что охотились за жителями, — выехал неподалеку из-за угла, повернул направо и стал удаляться.

Космонавт поднялся, двумя прыжками пересек мостовую и вбежал в комнату, где веселились «верхние».

Четверо танцевали, полуприсев на корточки, так и этак поворачивая вывернутые вперед ладони. Девушка-стрелка спала в углу, сидя и опустив голову на грудь.

— Слушайте! Тут ранили женщину. Врача! Где взять врача?..

Никто не обратил на него внимания.

Алексей бросился в другую комнату.

Айтс-Студент, стоя у окна, бессмысленно посмотрел на него.

— Чем-нибудь перевязать. Бинт… Марлю…

Студент налил себе в стаканчик новую порцию. Космонавт обвел взглядом помещение, кинулся к столу, лихорадочно выдернул один ящик, второй, третий. Маленькие огнеметные баллончики рассыпались по полу. Не было ни клочка материи, ничего такого, что годилось бы для перевязки.

Студент вдруг громко рассмеялся.

— Кто мы такие?.. Где?.. Какой потоп нас ожидает? — Он бросил стаканчик на пол. — Чудесно! Через минуту я уже забуду все.

За окном что-то громко стукнуло. Как закрывающаяся дверца автомобиля.

Алексей выбежал из комнаты, спустился по короткой лестнице.

Черная крытая повозка стояла напротив. Девушки не было. Только темное пятно крови осталось на тротуаре.

Повозка тронулась.

Космонавт погнался за ней, крича:

— Стойте! Стойте! Остановитесь!..

Но повозка, быстро набирая скорость, повернула вдалеке за угол.

Алексей пробежал метров пятьдесят.

— Остановитесь!..

Но никого и ничего кругом не было.

Он постоял некоторое время, нахмурившись и глядя себе под ноги. Потом медленно побрел назад.

В первой комнате айтсы, покрикивая, продолжали танцевать. Во второй Студент лежал на трех составленных вместе кубах. Он спал.

Космонавт нагнулся, собрал с пола баллончики, рассовал их по карманам. Взял один и посмотрел на Студента. Тот промычал что-то во сне, повернулся на бок.

Алексей поднял руку, нажал кнопку на баллончике. С шипением изверглась длинная огненная струя, ударила в стенку над головой Студента. Стена сразу охотно и весело загорелась, побежали голубые огоньки, запахло смолистым.

В соседней комнате умолкли. Дверь открылась, айтсы сгрудились на пороге.

Алексей сделал еще один огненный разрез на стене, потом зажег пол под Студентом.

«Верхние» завороженно смотрели на огонь, который быстро начал подбираться к спящему. Содержимое баллончика кончилось, Алексей протиснулся в другую комнату. Девушка-стрелка проснулась. Лицо у нее было распухшее, она терла рукой лоб.

Космонавт вышел на улицу. Им овладело какое-то усталое спокойствие.

Подошли двое айтсов. Один сказал:

— Жители уже захватывают повозки.

Алексей, не глядя на них, взял новый баллончик, огненным языком прочертил по двери и по стене дома. (Изнутри все так же доносилась приглушенная музыка). Дверь быстро разгоралась. Начинался пожар.

Один из «верхних», как бы не веря своим глазам, спросил:

— Это вы поджигаете?

Алексей кивнул:

— Да.

— Да?

— Да.

Алексей побрел прочь, прочерчивая огненными струями каждый дом, мимо которого проходил. В конце улицы он остановился и посмотрел назад. Двое айтсов так и стояли.

Ночь тянулась долго. Как в хороводе, сменялись перед ним ярко освещенные, с резкими тенями, словно бы посыпанные белым лица «верхних». На некоторых улицах было полно народу, на других — безлюдно. В одном месте он видел, как уходила под землю в черный люк длинная очередь айтсов — в большинстве женщины и дети.

После нескольких часов скитаний космонавт вышел на площадь, изрытую канавами и рвами. Чувствовалось, что недавно здесь были начаты и брошены неоконченными какие-то работы. Механизм, похожий на подъемный кран, лежал опрокинувшись. Замыкая площадь, в ее дальнем краю высилось темное, казарменного типа здание с маленькими окошками.

Алексей пошел было к этому зданию и на полпути оглянулся.

Город кончался здесь. Было пустынно и спокойно.

Уже близилось утро. Небо в западной стороне порозовело.

В том конце Города, где он поджег дома, бушевал пожар. Издалека послышался гул, как если бы одно за другим ударили несколько тяжелых орудий.

С одной из улиц на площадь быстро вынесся, завывая, шестиколесный автомобиль, резко развернулся, направляясь на другую улицу. За рулем сидел темнокожий, загорелый житель — космонавт успел увидеть его лицо сквозь прозрачную дверцу кабины.

И тотчас, тут же рядом с Алексеем, безжалостно громко разрывая тишину, ударила пулеметная очередь, цепочка зеленых трассирующих пуль протянулась к машине.

От неожиданности он дернулся в сторону и столкнулся с двумя айтсами, которые вылезали из канавы, неся второй пулемет.

Они бросились на землю, поспешно изготавливая его к стрельбе.

Повозка уехала.

Из канавы выбрался третий айтс, за ним еще несколько. Последний, глядя в сторону поднимающегося зарева, сказал:

— Началось.

Один из пулеметчиков спросил:

— Будем держать здесь?

Кто-то ответил:

— Вряд ли. Надо пробиваться к ракетодрому. Присоединиться к регулярным частям.

Раздалась команда:

— Построиться!

Толстый и седеющий айтс толкнул Алексея.

— А вы что стоите? Или тоже из этих?

Несколько пар глаз со злобой и подозрением уставились на космонавта.

Что делать? Он пожал плечами и шагнул вперед, к строю.

VI

Стоял уже полный день, солнце палило прямо с зенита. Тени исчезали, воздух был полон пыли и дыма.

Алексей и двое «верхних» лежали на крыше невысокого одноэтажного здания, укрывшись за вентиляционными трубами. Невозможно было поднять голову. Стреляли отовсюду. Мелкая автоматная дробь перемежалась раскатистыми очередями крупнокалиберных пулеметов. Рвались снаряды. Один попал в угол дома поблизости. Взрывом сдернуло кусок крыши и вынесло наружу огромное количество бумаг, которые поднялись вверх и теперь, трепеща, опускались в разных направлениях.

Небольшой группе айтсов не удалось пробиться к ракетодрому, она застряла в центральной части Города. Алексей все время думал о том, как ускользнуть от «верхних», но за ним следили — особенно толстый седой айтс с револьвером. Оружия Алексею не дали.

Он лежал на животе рядом с пулеметчиком и старался сообразить, как же разворачиваются события. Согласно отрывочным замечаниям антсов, получалось, что жители еще под утро внезапным броском захватили ракетодром. Поэтому план «верхних» — скрыться под землю, а затем смести все живое с поверхности планеты — не удался. (Алексей знал, что в первом успехе жителей маленькая доля принадлежала и ему: в ящиках, доставленных с океана, было оружие). Но затем, насколько можно было понять, установилось некое равновесие сил. Жители не могли окончательно разбить айтсов, а «верхние» не сумели вовремя организоваться. И те и другие стремились объединить свои разрозненные отряды, которые все двигались к центру Города, вступая между собой в ожесточенные схватки.

Обе стороны ждали подкреплений. Космонавт сначала подумал, что жителям поможет Юэса, но в ответ на его вопрос толстый, как бы удивляясь неосведомленности Алексея, буркнул:

— С ума вы сошли. Юэса не станет впутываться. Это только катализатор.

Бой развертывался под ними и перед ними на небольшой городской площади. Несколько зданий было захвачено айтсами и несколько — жителями. Теперь маленькие темнокожие люди начинали атаку против отряда, засевшего в подвалах полуразрушенного дома слева от Алексея.

От жары, пыли и непрекращающегося грохота у него мутилось в голове. Язык и нёбо пересохли, он с трудом сглотнул. У него было ощущение, будто он однажды уже видел все это на Земле: горящие рушащиеся здания, перебегающие темные фигурки, огненные вспышки рвущихся мин и снарядов. Это было в кино. В кинотеатре «Хроника» в Москве, на Сретенке, где показывали документальный фильм о войне в Алжире…

Седой айтс толкнул пулеметчика в спину.

— Стреляйте!

Тот поднял веснушчатое потное лицо.

— Чем?

Он показал подбородком на дуло пулемета. Под ажурным кожухом оно было раскалено до красноты.

В поле зрения Алексея появилось новое лицо. Довольно плотный житель, обнаженный до пояса, пытался пробраться через площадь, держа направление на Подгород. Не собираясь, видимо, примкнуть к своим сражающимся собратьям, он несколькими прыжками пересек пространство, простреливаемое из подвала, отмахнулся от окликнувших его со стороны жителей, присел за грудой развалин, переждал, пока просвистят осколки, и бросился к стене того дома, на крыше которого лежал Алексей.

Космонавт узнал его.

Это был Нуагаун. Очевидно, заброшенный событиями этой ночи куда-то к ракетодрому, он спешил теперь к своим родным. Алексей не сомневался, что скромный молчаливый житель несет сейчас с собой все заработанные им жетоны.

Седеющий айтс тоже наблюдал за жителем. Он подполз ближе к краю крыши.

Этого уже нельзя было выдержать. Алексей вскочил.

— Эй!

Толстый и пулеметчик недоуменно оглянулись.

Ударом ноги он сбросил с крыши веснушчатого. Но седоватый айтс с неожиданным проворством метнулся в сторону, тоже вскочил и поднял руку с револьвером.

Космонавт не услышал выстрела. Что-то чиркнуло его по самой макушке. Ему показалось, будто он, ввинчиваясь в воздух, поднимается выше и выше. Площадь, окружающие ее здания и толстый айтс понеслись косо слева направо, затем все стало заволакивать туманом, и он с ужасом почувствовал, что теряет сознание.

Две темные фигуры скользнули мимо него, грянуло несколько выстрелов.

Алексей со стоном опустился на корточки, зажмурил глаза, потом открыл их. Дважды глубоко вздохнул, все вокруг дернулось еще раз и остановилось.

Толстого айтса уже не было на крыше. Рядом с космонавтом стоял небольшого роста человек в серой пропыленной гимнастерке. Он положил Алексею руку на плечо. На его темном лице была улыбка.

— Контузило?

Космонавт помотал головой.

— Тьфу!

Постепенно он приходил в себя. Руки и ноги перестали дрожать. Он огляделся. Что-то неуловимо изменилось вокруг. И разрушенное здание, и синее небо, и залегшие перед подвалом фигурки людей были такими же, как прежде, и в то же время другими. Окрашенными в какие-то новые оттенки.

В воздухе над его головой что-то просвистело, потом где-то позади гулко раскатился орудийный рев.

Человек в гимнастерке схватил Алексея за руку.

— Слышали? Они пришли, добровольцы из Ганы… Теперь Фервуду конец.

— Какому Фервуду?

— Ну как это — какому? Хендрику Фервуду, убийце. Премьер-министру.

— Что?!.. — закричал Алексей.

Человек в гимнастерке удивленно смотрел на него. На площади над подвалом выкинули белый флаг. Слева по улице приближалась толпа. Несли трехцветное знамя: черное, зеленое и золотое. Несколько голосов запело:

Африка растопчет тебя!

И тотчас подхватил хор:

Как африканский слон.

Несущий смерть врагу,

Африка растопчет тебя!

Алексей знал эту песню — песню борцов за освобождение в ЮАР, в царстве расизма.

Земля, планета Земля, которую он в мыслях поместил где-то в космосе за бесчисленные миллионы километров отсюда, стремительно неслась к нему, приближалась, грохоча и завывая. Поющая толпа, заливающая площадь, арестованные расисты, белые (whites), которые, подняв руки, выходили из подвала, пустыня, дальний океан, подземелье, трущобы городского района для африканцев были уже не только океаном и подземельем на чужой планете в центре Галактики, а тем, что существовало здесь, в нашем мире. Южно-Африканской Республикой в последний час ее кровавой истории.

В глазах у Алексея помутилось, он почувствовал, что на этот раз теряет сознание уже всерьез…

…Двигатель маленького самолета негромко пел. Внизу, под крылом, уходила назад серо-желтая пустыня с разбросанными там и здесь красноватыми холмами, с разделившей ее на две части почти прямой тонкой ниточкой — линией железной дороги.

— Понимаешь, у тебя так получилось. Первую группу бушменов ты встретил среди песков, и они тебе показались совсем маленькими. Да они, кроме того, и вообще небольшого роста. А с первым белым здесь ты столкнулся в копях, под землей, в выработке, и смотрел на него снизу. Конечно, ты его принял за гиганта. И все это тебя убедило, будто ты на чужой планете…

Кирилл перебил Новоселова:

— У тебя возникло какое-то волевое зрение, что ли. Понимаешь?.. Видел только то, что согласовывалось с твоей концепцией. А все другое не замечал. Не позволял себе замечать…

Они встретились всего час назад на аэродроме. Но многое Алексей выяснил уже раньше.

Месяц назад их корабль столкнулся в космосе с обломками взорвавшегося американского спутника. Корабль выстоял, но прервалась связь с Землей, была нарушена навигационная система, и сам Алексей получил контузию. Полет продолжался еще десять часов — те «десять лет», которые он позже вообразил, — и им пришлось срочно приземлиться в пустыне возле алмазных копей Кимберли. Товарищи сразу вынесли его, потерявшего сознание, наружу, а через миг нагрянул патруль. Полицейские говорили только на «африкаанс», и Борис с Кириллом не сумели им втолковать, что в стороне от ракеты есть еще третий. Их схватили и увезли, а потом тотчас забрали и самый корабль.

— А почему ты не признал меня тогда, на улице в городе?

Борис усмехнулся.

— У нас вся сила в том и была, что они тебя не могли найти. Попади мы все трое к ним в лапы, с нами не стали бы церемониться. Знаешь, какая здесь охранка — не лучше гестапо. Они же понимали, что, поскольку связь оборвалась внезапно — это в газетах было, — в Советском Союзе не знают, где мы. И боялись только, что ты сумеешь связаться с Москвой. Поэтому тебя так разыскивали. А африканцы тебя укрыли в копях.

— Куда тебя везли тогда?

— На допрос. Куда еще?.. Мы тогда встретились, у меня в глазах потемнело: «Вдруг он со мной заговорит!» Нарочно обдал тебя презрением. Понимаешь, они хотели у нас с Кириллом насчет горючего выпытать, еще кое-что. У них ведь план такой был: когда африканцы восстанут, укрыться под землю и угрожать всему континенту атомной войной. И ракеты наготове.

Тут только Алексей вдруг увидел, как похудели и изменились оба его друга. У Кирилла огромные синие круги под глазами, а Борис вообще стал как тень.

Это был разговор из вопросов и ответов.

— А подземная река и океан с сернистыми взрывами? Это все было или я просто вообразил?

Суезуп — он сидел тут же рядом, на скамье, — улыбнулся. Сверкнули ослепительно белые зубы.

— Конечно, было. И есть. У нас, в нашем государстве, которое с сегодняшнего дня стало свободной Оранжевой республикой. И подземная река, и, помнишь, те почти ручные рыбы, и океан. Там на дне гниют водоросли. В их массе образуются огромные газовые карманы, а потом взрываются… Одним словом, это все чудеса Африки, которую мир еще и не знает по-настоящему.

— А как же… (Он хотел спросить, что такое планета Юэса, но тут же сообразил, что чужой и страшный для колонизаторов мир — это СССР, «USSR» по-английски.) Ну хорошо, а «право на жизнь», остранение, знаки на груди?..

— Система пропусков и апартеид. То есть знаков-то на груди, конечно, нет. Ты их сам создал в воображении. Но в целом все так и было.

— А вот эти баллончики? Огнеметные баллончики?

— Это просто оружие расистов. И баллончики со слезоточивым газом у них есть, и такие вот карманные огнеметы. Их даже рекламировали в газетах. Тут расисты жили ведь в постоянном страхе…

Из штурманской вышел летчик, белый. Тот самый «айтс-Летчик». Он пожал Алексею руку.

— Через десять минут Иоганнесбург.

Последний сюрприз ждал его на аэродроме в Иоганнесбурге, где они должны были пересаживаться на самолет дальнего рейса Кейптаун — Найроби.

Они вышли на пыльное, выжженное солнцем поле с группой низких белых зданий невдалеке. Почти тотчас приземлился еще один маленький зеленый самолетик бывшей патрульной службы. К нему быстро подъехала машина с красным крестом. Санитары проворно влезли в самолет с носилками, потом осторожно и бережно вынесли кого-то.

У Алексея вдруг сжалось сердце. Чуть задержавшись, отстав от своих, он шагнул к санитарной машине.

Так оно и было.

Бледная, с обострившимся лицом, на носилках лежала Толфорза.

Она чуть приподняла руку, показывая санитарам остановиться.

— Ты в Москву?

Он едва расслышал это и кивнул.

Она сказала:

— Меня тогда подобрали наши.

Он опять кивнул. Ему хотелось взять ее с носилок и понести на руках.

Толфорза слабо улыбнулась.

— Может быть, я тоже приеду в Москву.

Шофер уже открыл заднюю дверцу машины. Санитары быстро вкатили носилки внутрь, мотор зафыркал.

Алексей бросился вперед.

— Ну, подождите! Подождите!..

Санитар, влезая в кузов, остановил его:

— Ничего. Не надо ее волновать. Потом вы ей напишете.

Машина уехала.

Алексей огляделся. Борис, Кирилл и летчик ждали его…

Загрузка...