Я еще не спал, когда отец вернулся домой. Я знал по долгому опыту, насколько неуклюже он пытается сохранять тишину. Со всеми этими поздними возвращениями и затяжными полицейскими расследованиями можно было бы предположить, что он давно уже знает каждую отставшую половицу в доме. Но нет. Сначала я услышал поскрипывание в коридоре, а потом позвякивание кубиков льда, когда отец надолго остановился у двери моей комнаты. Когда я был младше, он мог разбудить меня, чтобы поговорить, – обычно в плохие дни, когда какое-нибудь расследование шло наперекосяк, или в числе потерпевших или убитых оказывался кто-то особо того не заслуживающий. Он никогда не посвящал меня в подробности, но даже в свои двенадцать или тринадцать я уже понимал, что ему просто хочется поговорить о каких-то нормальных вещах, убедиться, что его собственные дети в полной безопасности и мирно лежат в своих постелях. Подобные ночи стали более частыми, когда Роберта отправили на войну, и резко прекратились, когда из Вьетнама вернули его тело. Теперь все было только так: отец за дверью в коридоре, позвякивание льдинок в стакане…
Когда он ушел, мои мысли вернулись к Джейсону и утесу.
«Никаких колебаний…»
«Он даже вниз не посмотрел перед тем, как прыгнуть…»
Включив лампу, я открыл обувную коробку, наполненную фотографиями Роберта, – одни были сняты, когда он был еще мальчишкой, а другие присланы из Вьетнама. На некоторых мой старший брат выглядел испуганным, а на других в основном каким-то потерянным. Не всякий заметил бы это, естественно. Большинство людей увидели бы симпатичного парня со сдержанной кривоватой улыбочкой. Но я-то знал Роберта получше остальных – даже лучше, чем Джейсон. Именно Роберт научил меня всегда выкладываться по полной – что в учебе, что в спорте, что просто в жизни, показывал, как найти свое место в мире. Хотя с каждым годом становилось все трудней вспоминать его, так что теперь я все чаще и чаще доставал эти фотографии. Вот каким я вижу его, лишь закрою глаза: Роберт в джунглях и смотрит куда-то влево, или стоит с какими-то другими людьми на краю сожженного поля. Даже тот день, когда он прыгнул ласточкой с Чертова уступа, уже расплывался у меня в голове. Вместо него я видел Джейсона и чувствовал, что меня тянет и к нему тоже. Чего ему от меня надо? Зачем он вернулся в родные края? Я знал, что сказал бы Роберт, если б я спросил у него насчет завтрашнего дня.
«Живи на полную катушку, Гибби, но имей голову на плечах…»
«Ты слышал, что я сказал?»
«Сечешь?»
Я долго таращился в темноту, после чего натянул джинсы, взял сигареты из материнской сумочки и выскользнул на крыльцо. Звезды были уже бледными, воздух – прохладным. Я прикурил, раздираемый противоречивыми чувствами – как будто кто-то устроил войну прямо у меня в голове. «Каким быть? Таким, как Роберт, или как Джейсон? Хорошим сыном? Или плохим? Или тем и другим одновременно?» Подумал было, не умыкнуть ли немного виски, но не стал.
Скоро выпивки будет хоть залейся.
И вранья тоже, судя по всему.
Это произошло на том же самом крыльце, в девять утра – мой отец материализовался практически у меня за спиной, когда я безуспешно попытался ускользнуть незамеченным.
– Гибби, Гибби! Погоди.
Он пытался убрать коповское выражение с лица, но это давалось ему нелегко – доверять.
– Да, папа?
Он был босиком, лишь в футболке и джинсах. Я старательно избегал его взгляда.
– Куда это ты собрался?
– Просто прошвырнуться. – Наполовину ложь.
– Опять на карьер?
– Пока не знаю.
– С Ченсом?
– Да, наверное. Скорее всего.
Отец нахмурился и бросил взгляд на мой автомобиль на подъездной дорожке. Это был «Мустанг» с откидывающимся верхом, вообще-то довольно старый. Я купил его здорово подержанным. Хотя – кузов практически не мятый, большой мощный мотор…
– Послушай, – сказал он. – Вчера вечером я разговаривал с Джейсоном.
«Блин…»
– Да ну?
– Он рассказал мне про сегодня.
Я ожидал еще более коповского взгляда, но все оказалось не так. Вид у моего старика был совершенно открытый, понимающий, и… ну, я не знаю – он словно вдруг даже помолодел.
– Твоей матери вовсе не обязательно об этом знать, согласен? Давай это останется между нами.
Я ожидал какой-то ловушки, но так и не увидел ее.
– Я тут просто как следует поразмыслил над всем этим, вот и всё. Он единственный брат, который у тебя остался. Хороший или плохой – это ничего не меняет.
– Но маме не рассказывать?
– Просто имей голову на плечах, – сказал он. – Сечешь?
Я коротко кивнул, подумав: ну вот опять.
Призрак брата Роберта.
Джейсон был явно с похмелья, когда я подкатил к тротуару. Он сидел на бордюре, скрестив свои высокие ботинки в водоотливном желобе и прижав ко лбу бутылку пива.
– Ты опоздал.
Я вырубил мотор, но не стал вылезать. Верх машины был опущен, солнце жарило на всю катушку. Джейсон надолго приник к бутылке, а потом поднялся на ноги. Дом у него за спиной был крошечным, дворик усеян мусором, а его одежда была темной и потрепанной, как проселочная дорога. Несмотря на все это, вид у Джейсона был готовый на все, улыбка – ироничной, а все остальное в нем – длинным, поджарым и взведенным, как пружина. Осушив бутылку, он отшвырнул ее и водрузил на заднее сиденье увесистый кулер.
– Ты уже завтракал?
Я помотал головой, и Джейсон распахнул дверцу.
– Ладно тогда. Я угощаю.
Он назвал мне адрес, взял на себя роль штурмана и провел меня через городок к простецкой закусочной в виде вагончика, в которой, судя по вывеске, подавали еду в стиле «соул» вперемешку с корейской.
– Но цыплята и выпечка тут… – сказал Джейсон. – Ты просто не представляешь!
Насчет этого он оказался прав. Я действительно не мог такого представить.
– Неплохо, а? – Мой брат снял темные очки, и его глаза были на удивление ясными.
– Часто тут бываешь? – спросил я.
Джейсон ткнул пальцем в повара за прилавком, жилистого чернокожего мужчину с проседью в бороде.
– Натаниэл Вашингтон, – сказал он. – Я знал его сына, Дарзелла. В учебке познакомились.
– А он… ну, сам понимаешь… На войне?
– Что? Погиб? – Все та же ироническая улыбка. – Он водит такси в городе. Отличный парень. Как раз он и показал мне это место, прежде чем нас отправили во Вьетнам. К корейской еде я так и не привык, но вот все остальное…
Джейсон помахал рукой перед носом, словно чтобы еще раз как следует впитать упоительный аромат жареных цыплят и капусты, шпика и свиных рулек. Вид у него, развалившегося в кабинке, был полностью расслабленный. Спокойный взгляд. Дружелюбная улыбка.
Покончив с завтраком, мы заказали еще сэндвичей в дорогу.
– Расскажи мне про девушек, – наконец решился я.
– Девушек?
– Ну да, ты говорил…
– Ах да, про девушек! Ну, вообще-то это скорее женщины. Ты уже спал с женщиной?
Я смущенно отвернулся. Девушки были для меня полной загадкой, замешанной на сладости и коварстве. Обычно они пугали меня.
– На этот счет не переживай, – заверил Джейсон. – Эти девчонки классные. Они тебе понравятся.
После этого он принялся изучать город за стеклом. Тени в переулках на противоположной стороне улицы становились все более густыми, а яркий солнечный свет с каждой секундой все сильней проявлял пешеходов на тротуаре, бездомных, большие автомобили с блестящими хромированными молдингами. Я опять посмотрел на брата. Меня покоряла его ленивая уверенность в себе, его неподвижность, то, как он держал сигарету.
– Что?
Джейсон перехватил мой взгляд, но у меня не было простого ответа. Люди говорили, что мы с ним похожи, но для меня он все равно оставался чем-то экзотическим.
– А скольких людей ты убил?
Для раннего утра вопрос был явно неподходящий. Джейсон надолго остановил на мне взгляд – ни рассерженный, ни понимающий.
– Давай не сегодня, братишка.
Мне было трудно скрыть разочарование. Секс. Смерть. Опыт. Это было то, что делало его мужчиной, а меня – чем-то гораздо меньшим.
– Послушай… – сказал он. – Я все понимаю. Люди говорят. Мы с тобой близкие люди…
– Я слышал, что двадцать девять, только за первый год.
Джейсон помотал головой, затушил сигарету в пепельнице. Как это прикажете понимать: больше, чем двадцать девять? Или меньше?
– Мне нужно выпить. – Он поднялся, когда старый владелец заведения поставил на стол пакет с едой. – Спасибо, Натаниэл.
Джейсон сунул ему пригоршню купюр, вроде даже не сосчитав их, а потом плечом открыл дверь и вывел меня на утреннее пекло.
– Готов по пивку?
– Я за рулем.
– Не, теперь уже я.
Он обошел капот и пролез за руль. Я секунду выждал, а потом тоже сел в машину, справа от него.
– Открывашка – в кулере.
Я огляделся по сторонам. Копов не видно. Всем вроде пофиг. Порывшись в россыпях льда, я вытащил пару бутылок «Миккелоуба», открыл, передал одну Джейсону. Он одним махом выдул чуть ли не треть, а потом вырулил на четырехрядную дорогу и двинул по ней на восток. Я держал свою бутылку между коленями, нервно отхлебывая из нее, когда мы проскакивали в открывающие просветы между машинами.
– Классная тачка, – бросил Джейсон.
– Да?
– А вот нам с Робертом приходилось ходить пешком…
Я поискал в его словах упрек, но не нашел. Я мог бы рассказать ему, как скопил денег на эту машину, зарабатывая стрижкой газонов и заправляя лодки, но не хотел разрушать настроение. Его пальцы, как влитые, улеглись в углубления в рулевом колесе. Прибавив газу, Джейсон довольно присвистнул, впечатленный быстротой разгона. За какие-то секунды мы уже делали шестьдесят при ограничении в сорок пять, и он счастливо улыбался, как человек, только что вышедший из тюрьмы. Затем повез нас дальше к востоку, а потом к северу, огибая город, пока мы не оказались в богатом районе, заполненном сияющим стеклом, деревьями и автомобилями, стоящими на выделенных парковках, а не прямо на улице.
– Насчет этих девушек… – Он подрулил к тротуару. – Не дай им себя запугать.
– Не дам. А что…
– Дамы!
Джейсон выпрыгнул из машины, когда из дверей ближайшего кондоминиума появились две молодые женщины. Передо мной промелькнул размытый образ махровой ткани, тоненьких шортиков и голой гладкой кожи. С хихиканьем спустившись по ступенькам, они встретились с Джейсоном на тротуаре, и каждая, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в щеку. Та, что пониже ростом, притянула его голову к себе, словно чтобы пошептаться.
– Так это он?.. А он симпатичней, чем ты рассказывал. Смотри, Сара! Я же тебе говорила!
Обе во все глаза смотрели на меня – обе без лифчиков под маечками, загорелые. На голове у блондинки красовалась лента с бирюзовым камешком во лбу. У той, что поменьше ростом, лента была украшена перьями.
– Ну вот и отлично, – сказал Джейсон. – Дамы – прошу на заднее сиденье. Братишка поедет со мной.
– У-у…
– Потом поделюсь. Ну давайте уже. Грузитесь.
Он махнул на машину, и девушки устроились у меня за спиной. Высокая блондинка заговорила первой, мягким и спокойным голосом.
– Я Сара, – представилась она. – А это Тира.
Я попытался что-то вежливо ответить, но совершенно потерялся в облаке духов, длинных ног и промелькнувшей в вырезе свободной маечки бледной высокой груди.
– О боже, да он покраснел! Как восхитительно! – Тира перегнулась через спинку сиденья, и я ощутил ее дыхание у себя на шее. – Как тебя зовут?
– Гибби.
– А сколько тебе лет, Гибби?
– Ему восемнадцать, – вмешался Джейсон. – На прошлой неделе исполнилось.
– О боже! Просто чудесно! – Тира стиснула меня за плечи, заливаясь смехом, но тут мои глаза встретились с глазами Сары. У нее они были голубыми, чуть зеленоватыми, и изучали меня совершенно спокойно и неподвижно.
– Приятно познакомиться, Гибби. Это твоя машина?
Я начал что-то отвечать, запинаясь, и Тира наклонилась вперед, опять блеснув все той же бледной кожей.
– А тебе идет, по-моему. Машина, в смысле.
После этого она откинулась на сиденье и отвернулась. Я ощутил трепет, пустоту. Вернулась понимающая улыбка Джейсона.
– Итак, мальчики и девочки… – Он завел глухо взрыкнувший мощный мотор. – Кто готов немного повеселиться?
Веселье началось еще в машине и после часа с небольшим езды переместилось на гравийную дорогу, которая петляла по практически дикому лесу, протянувшемуся вдоль южного побережья самого большого озера штата. В косых лучах солнца за деревьями проблескивала вода. Бледная пыль поднималась за машиной, пока Джейсон увозил нас все дальше от жилых районов, лодочных слипов и парков. Девушки приканчивали уже вторую бутылку вина, без умолку болтая и задавая всякие вопросы, отвечать на которые Джейсон явно предоставлял мне. О чем бы ни заходила речь, он предпочитал просто улыбаться, или прикладываться к пиву, или время от времени вставлять что-нибудь вроде: «А знаете, у кого есть по этому поводу отличный анекдот?»
Дело в том, что я и вправду знаю кучу классных анекдотов. И когда бы он это ни говорил, покосившись в мою сторону, я в точности знал, что сказать и как именно это сказать. Может, сказывалось булькающее во мне пиво, или же его уверенность в себе оказалась заразительной. Но в чем бы ни было дело, девушки реагировали нужным образом. Тире нравилось хохотать во все горло – губы у нее были розовыми, как внутренняя поверхность морской раковины, зубы такими же блестящими и влажными. Реакция Сары была более сдержанной, но более лестной. Она трогала меня за плечо и наклонялась ближе, ее улыбка была мягче, интимней и загадочней. Я словно оказался во власти какого-то волшебного заклятья, которое очень боялся разрушить. Развевающие на ветру волосы. Тепло ее руки.
– А куда ты нас вообще везешь?
Тире пришлось поднять голос, чтобы задать этот вопрос, но Джейсон никак не отреагировал. Свернул на развилке вправо, и автомобиль запрыгал на ухабах заросшей колеи, заканчивающейся на лугу, заросшем дикими цветами. За ним на многие мили раскинулось озеро – разлив гладкого стекла, обрамленный лесом, холмами и высоким пустым небом. Когда мы наконец остановились, Тира встала во весь рост и стянула с носа солнечные очки.
– Ни фига себе!
Мы выбрались из машины во всю эту безмятежную тишь.
– Как ты нашел это место? – спросил я.
– Это не я. Это Роберт.
Я сделал несколько шагов в сторону озера. Цветы ковром укрывали землю – тысячи цветов многих тысяч оттенков. Легкий ветерок рябил воду у самого берега, превращая ее в россыпь играющих на солнце драгоценностей.
– Почему ты никогда меня сюда не привозил? – спросил я.
Джейсон подошел ближе и сунул мне в руку только что открытую бутылку.
– А я не знал про него.
– Как это так?
– Роберт и меня сюда не привозил. Пока его не отправили на войну.
– В каком это смысле?
– Он заезжал домой перед самой отправкой. Помнишь?
– Конечно.
– Он привез меня сюда прямо перед тем последним ужином; мы были только вдвоем. Солнце уже садилось. Было холодно. Он сказал, что нашел это место, когда ему было шестнадцать, и хотел, чтобы я знал про него – просто на всякий случай. Помимо этого, Роберт особо ничего и не говорил. Мы выпили пива и посмотрели, как садится солнце. По-моему, он был немного испуган.
– Почему он держал его в секрете?
– Мы же близнецы, верно? А значит, делили на двоих практически всё, хотели мы этого или нет. Дни рождения. Одежду. Даже подружки нас порой путали. По-моему, ему хотелось придержать это место для себя, только для себя одного. Ты стал бы его в этом винить?
Вопрос явно не требовал ответа, учитывая красоту и умиротворяющую тишь вокруг. Интересно, подумал я, кому на самом деле все это принадлежит – но только лишь на секунду. Мыслями я опять вернулся к Роберту. Оказалось легко представить его здесь все эти годы назад, одного или с какой-то особенной девушкой. Было немного обидно, что он привез сюда Джейсона, а не меня, но они ведь и вправду были близнецами. Иногда я про это забывал.
И совершенно забыл и про девушек тоже.
– Никто не хочет искупаться? – Вдруг рядом с нами возникла Тира, успевшая ухватить Джейсона за руку. – Как насчет тебя, красавчик?
Она со смехом стянула через голову маечку. За майкой последовали шорты, и вот она уже совершенно голая мчится среди цветов. Я никогда еще не видел следы от загара на голых девушках – да и вообще никогда не видел голых девушек.
– Подержи-ка.
Джейсон сунул мне свое пиво и небрежно двинулся через луг. Он не спешил, и Тире определенно это нравилось. Она отвернулась, лукаво изображая стыдливость, а потом с плеском забежала по пояс в воду, прикрыв груди, пока Джейсон тоже разоблачался – с таким неспешным достоинством, что я едва ли мог представить себя на его месте. Он был отмечен войной и по-тюремному бледен, но мускулист, уверен в себе и непоколебим. Никогда не думал, что смогу завидовать Джейсону, но вдруг почувствовал себя именно так.
– Они уже были вместе пару раз. – Рядом со мной появилась Сара, глаза которой были нацелены на Джейсона, хотя на Тиру она тоже поглядывала. Те сошлись на более глубокой воде, разок приникли друг к другу в долгом поцелуе, а потом саженками поплыли прочь от берега, плеская друг на друга водой и хохоча.
– Нам необязательно купаться, – сказала Сара. – Пошли. Я нашла тенек.
Не знаю, почувствовал ли я облегчение или разочарование. Она почти небрежно взяла меня за руку и повела к утоптанной прогалине под плакучей ивой, где кто-то давным-давно поставил деревянные садовые кресла, уже серые и гладкие от времени. Усадив меня, Сара склонилась надо мной, упершись руками мне в колени, и легонько поцеловала.
– Думаю, нам не стоит путаться у них под ногами.
Потом она отодвинулась, слегка раздвинув губы; улыбка осталась только у нее в глазах. Уселась в кресло рядом со мной, но кончики ее пальцев остались у меня на коленке – собственническое прикосновение, которое согрело мне душу.
– Расскажи мне про Гибби Френча.
– А что ты хочешь знать?
– Ты когда-нибудь был с девушкой?
Ответил я честно – но и день был такой.
– Нет. Вообще-то нет.
– Но у тебя были подружки?
– Ничего серьезного.
– Это хорошо. Мне это нравится. – Сара пригубила вина, продемонстрировав безупречный профиль.
– Ну а как насчет тебя?
– Мужчины – да. Отношения – нет. – Она показала зелено-голубые глаза. – Тебя это шокирует?
Я помотал головой – соврал все-таки, хоть и молча! – и попытался действовать с той же прямотой, что и она.
– А тебе сколько лет?
– Двадцать семь.
– Как ты развлекаешься?
– Это хорошее начало…
Ее рука двинулась по моей ноге, но как-то рассеянно. Ее глаза медленно прикрылись, на губах играла едва заметная улыбка. Я украдкой бросил взгляд на ее длинные ноги, на тонкую рубашечку, на маленькие безупречные груди. Это длилось всего секунду-другую, после чего я отвернулся, стыдясь самого себя. Я совершенно не представлял, что сказать или сделать, и Сара это прекрасно понимала.
– Просто дыши воздухом, Гибби Френч. Денек просто чудесный.
Денек был и вправду чудесный. Мы успели переговорить обо всем на свете. Пили и смеялись, и как-то, прямо после очередной фразы, она поцеловала меня еще раз. Этот поцелуй длился дольше, уверенный и самый настоящий. После это мы стали смотреть, как Джейсон с Тирой плещутся в воде, и отвернулись лишь тогда, когда они вышли из озера, чтобы уединиться в укромном местечке среди травы и цветов. На миг я испытал неловкость, но Сару это явно не смутило. Она встала с грацией, которую я от нее и ожидал, а потом устроилась у меня на коленях, согрев мое лицо ладонями, и вновь поцеловала меня. Это был женский поцелуй – совсем не такой, с какими я был знаком по школьным девчонкам. Никакой неловкой возни, застенчивости или сомнений. Сара накрыла нас обоих тенистым шатром из своих длинных волос, отгородив ими наш общий с ней личный мирок, и в этом мире она тоже устанавливала правила. Крепко прижалась и тут же отпрянула, обещая и дразня. Засунула мою руку себе под рубашку, крепко стиснула мои пальцы своими, и время – по крайней мере, для меня – вдруг резко замедлило бег, а то и вовсе остановилось.
– Смотрю, вы уже спелись…
Это был мой брат, причем совсем близко. Сара отодвинулась от меня, но не спеша. Еще раз стиснула мои пальцы, а потом отпустила.
– Он классный, – сказала она. – Он мне нравится.
– Я так и думал.
Сара повернулась у меня на коленях, привалившись плечом мне к груди и устроившись поуютней. Тира одевалась у края воды. Увидела, что я смотрю, и помахала нам.
– Как водичка? – спросил я.
Джейсон крикнул через плечо:
– Тира, детка? Как водичка?
– Супер!
Тира двинулась сквозь цветы, улыбаясь до ушей. Джейсон крепко притянул ее к себе и вопросительно приподнял бровь.
– Кто-нибудь проголодался?
Через несколько часов мы вновь сидели в машине – желтый свет среди деревьев, небо у нас над головами просто невероятно синее. Джейсон вывез нас обратно на твердый асфальт и в мир за деревьями, двинувшись маршрутом, который не имел для меня никакого смысла: сначала к северу, потом к востоку, потом опять к северу. Я никогда раньше не видел эту часть штата – многие мили леса и возделанных полей, потрескавшегося асфальта и крошечных городков, нанизанных на дорогу, словно бусины на нитку. Я ехал на заднем сиденье с Сарой, которая столь же молча и умиротворенно, как и я, наблюдала за окружающей обстановкой, прикрыв глаза круглыми солнечными очками с розовыми стеклами. Одной рукой она рассеянно поглаживала себе горло, другая лежала у меня на ноге. Без умолку болтала только Тира на переднем сиденье.
– Куда это ты нас везешь?
Джейсон пожал своими широкими плечами.
– Просто еду.
– А можешь быстрей?
Джейсон энергично разогнал машину, сдувая пыль с асфальта и сор с обочины.
– Теперь довольна?
– Только если ты меня тоже поцелуешь!
Он как следует поцеловал ее, одним глазом присматривая за дорогой. Когда поцелуй прервался, Тира громко рассмеялась и выставила руки над ветровым стеклом, под напор горячего воздуха.
– Давай быстрей!
Джейсон вдавил педаль в пол, и автомобиль опять рванулся вперед. Восемьдесят пять.
– Да! Да!
Скорость словно электризовала ее, наполняла энергией. Тира пару раз подскочила на кожаном сиденье, одним махом прикончила остатки вина и через голову швырнула пустую бутылку во взбаламученную струю воздуха за кормой машины. Та хлопнула об асфальт позади нас, звездой разлетевшись на множество вспыхнувших на солнце осколков, и когда я посмотрел на Сару, та слегка приподняла свое узенькое плечо.
– Тира в своем репертуаре…
День после этого немного потерял свою прелесть. Тира меня особо не волновала, но на фоне непринужденного спокойствия Сары она несколько упала в моих глазах.
– Купим еще бухла?
Тира прокричала это сквозь рев ветра, сунув Джейсону под нос руку с растопыренными пальцами, и он с размаху хлопнул по ней своей ладонью. Минут через двадцать мы остановились в главном квартале узенькой центральной улицы какого-то очередного городишки. Обочина косо заваливалась туда, где рябой асфальт встречался с облупленным фасадом магазина «Эй-би-си», в котором, по словам Джейсона, он как-то затаривался.
– Я мигом.
– А что это за городок? – спросил я.
Это было пыльное местечко с узенькими двухполосными шоссейками, мигающими желтыми светофорами и приземистыми разномастными строениями. Я увидел ребятню на великах, стариков, трактор с прицепом под навесом кормохранилища…
– А какая разница? – отозвался Джейсон.
Девушкам это уж точно было без разницы. Они стали переговариваться через спинку сиденья, когда Джейсон скрылся внутри, и я стал смотреть на него сквозь витринное стекло. Стоящий возле кормохранилища трактор затарахтел, пыхнув сизым дымом, выехал на боковую улочку и исчез из виду. В воздухе стоял запах цветочной пыльцы, сосновой смолы и горячего асфальта. Сара заткнула прядку волос за ухо, и я увидел пульсирующую жилку у нее на горле, румянец на щеке.
– Эй, Гибби! Вообще-то я к тебе обращаюсь!
Я отвел взгляд от лица Сары. Тира перегибалась через переднее сиденье, зажав двумя пальцами сигарету. Помада оставила на фильтре красный ободок. «Вирджиния слимз». Ментоловые.
– Прости. О чем ты говорила?
Она забралась на сиденье с ногами и еще дальше перегнулась через спинку.
– А это правда, что говорят про твоего брата?
– Тира, вообще-то некрасиво…
– Не лезь, Сара! Я с Гибби разговариваю!
Сара опять попыталась сменить тему, но в глазах у Тиры появился какой-то странный голодный блеск. Она подалась ко мне еще ближе, навалившись ребрами на верхнюю часть спинки.
– Говорят, что он убил кучу людей.
– В самом деле? – отозвался я.
– В смысле, на войне. А может, даже и в тюрьме.
– Вообще-то я не особо в курсе.
– Но вы же братья?
– Тира…
– Да это ж круто, Сара! Классно! Все эти шрамы, истории… Сама же наверняка так думаешь.
– Вообще-то я не думаю, что это круто. Если это действительно так, то это печально. А если нет, тогда ты ведешь себя просто глупо.
– О, как будто ты сама с ним не перепихнулась бы!
Сара сняла солнечные очки и показала мне свои глаза.
– Прости, Гибби. Она становится слишком упертой, когда выпьет. – Опять посмотрела на Тиру. – Упертой и вздорной.
– Сама ты вздорная!
– Прекрати, Тира.
– Ладно. Как скажешь.
Резко отвернувшись, Тира плюхнулась обратно на сиденье, потянулась к радио и принялась крутить ручку настройки, пропустив Джона Денвера и «Холлиз», прежде чем остановиться на Эрике Клэптоне[7] и прибавить громкость. Меня ничуть не удивляли ее чувства к моему брату. Я уже видел нечто подобное, в той или иной форме. Восторг. Отвращение. Джейсон понимал, какое производит впечатление, но особо не обращал на это внимания. Практически не снимал темных очков, большей частью отмалчивался.
Вернувшись в машину, мой брат явно уловил возникшее напряжение.
– Что такое?
Когда он скользнул на водительское сиденье, Тира лишь помотала головой, сложив руки на груди. Попыталась спустить все на тормозах.
– Веселье без тебя буксует. Вот и всё.
– Ну что ж, я снова здесь. – Джейсон порылся в бумажном пакете. – Вина не было, но я взял вот это.
Вытащив две пинтовые бутылки водки, одну он передал Саре, а другую Тире, которая тут же открутила крышечку и сделала порядочный глоток.
Сара тронула подругу за плечо.
– Все у нас хорошо?
Опять хлебнув из горлышка, Тира демонстративно обратилась к Джейсону:
– Поехали уже, ладно?
Тот без лишних слов повиновался, сдав задним ходом через бордюр и медленно покатив через городок. Детишки молча провожали нас взглядами, старики тоже. День над пустынными шоссейками за городом был столь же чистым и ярким, но настроение в машине переменилось. Тира дулась и постоянно прикладывалась к бутылке. По-хозяйски положила руку на колено Джейсону и посматривала на Сару, словно бросая вызов, которого никто не понял и до которого никому не было дела.
– Держи. – Сара передала мне бутылку, но я особо не привык к чистой водке.
– Точно не будешь? – спросила она.
– Да, с меня хватит.
Она убрала руку с бутылкой, отпила несколько глоточков и подставила руку под тугой напор горячего воздуха за бортом машины. После этого никто практически не разговаривал. Играло радио. Жарило солнце. Я с любопытством изучал плоский ландшафт вокруг, дивясь тому, насколько высоко вымахали отдельные деревья, стоящие в полном одиночестве посреди чистого поля.
Около четырех часов дня мы подъехали к перекрестку и свернули вправо, что завело нас в сельскую местность еще глубже. Впервые за все это время приложившись к бутылке Тиры, Джейсон махнул на вырастающую в солнечном мареве впереди стену соснового леса, окаймленную понизу полоской белого песка.
– Здесь начинаются песчаные дюны. Еще час или около того, и мы опять свернем к западу. Все довольны?
Как ни странно, лично я был доволен, и не только из-за Сары. Да, ее рука опять лежала у меня на ноге, но Джейсон был по-прежнему великолепен, а едва прикрытое возмущение Тиры было достаточно легко игнорировать. Я подумал, что день обрел второе дыхание, что все у всех хорошо.
В этом я ошибался.
Первый звоночек прозвенел, когда Тира опять надолго приникла к бутылке, и Джейсон бросил ей:
– Не пора ли тебе притормозить?
Вместо этого она опять сделала порядочный глоток, прибавив громкости в радио.
– Нельзя немного прикрутить звук? – попросил я. – Тут новые динамики.
Но она лишь сделала радио еще громче. Джейсон искоса понаблюдал за ней, а потом сказал мне:
– Я куплю тебе новые, если она их спалит.
– Вот, блин, и правильно! – громко объявила Тира, подставляя лицо ветру.
После этого Джейсон повез нас к югу. Поначалу на дороге мы были совершенно одни, но потом обогнали какой-то пикап и старый раздолбанный седан, которые быстро остались далеко позади. На семидесяти милях в час наш автомобиль стоял на дороге, как влитой, когда мы взлетели на вершину небольшого холма и увидели в миле или двух впереди автобус, неспешно катящий в том же направлении, что и мы. В висящем над раскаленным асфальтом призрачном мареве он казался наполовину реальным, а наполовину миражом – белый силуэт, который поначалу парил над дорогой, а потом стал быстро обретать четкие очертания, когда Джейсон прибавил до семидесяти пяти, а потом до восьмидесяти – дорога идеальной прямой линией разрезала мир, состоящий из ветра, солнечного света и чахлого кустарника. Автобус увеличивался буквально на глазах, пока мы неслись ему вслед, и я чувствовал, что скорость все растет.
– Блин!
Нога Джейсона вдруг слетела с педали газа, когда мы подкатили к автобусу чуть ли не вплотную. Наша машина стала отставать – вот мы в пятидесяти ярдах от него, потом в ста…
– Что такое? – спросил я.
– Ничего, – отозвался Джейсон. – Рефлекс.
Я перевел взгляд с брата на дорогу и наконец понял, в чем дело, – по крайней мере, частично. По белому задку автобуса тянулись узкие черные буквы.
ЛЕЙНСВОРТСКАЯ ТЮРЬМА
ПЕРЕВОЗКА ЗАКЛЮЧЕННЫХ
И только тут я обратил внимания на окна – на проволочную сетку в стальных рамах. Увидел и зэков внутри.
– Ты как? – спросил я.
– Нормально, братишка. Нет проблем.
Впервые за все это время я увидел, как хоть что-то, связанное с тюрьмой, задевает моего брата. На суде он был спокоен и холоден, даже когда огласили вердикт – виновен. Он тогда долгую секунду смотрел на меня, а потом молча протянул руки приставам, уже приготовившим наручники. Я раз навещал его после этого в тюрьме, и даже тогда Джейсон был настроен довольно легкомысленно, как будто ровным счетом ничего и не произошло. «Ты еще слишком мал, чтобы на все это любоваться, – сказал он мне. – Через пару лет свидимся». Это было правило, усвоенное с детства – что Джейсон не такой, как все остальные из нас, и теперь было странно увидеть в нем хоть что-то от самого обычного человека.
– В чем проблема, красавчик? Жми!
Тира была нетерпелива, пьяна и жаждала скорости, как наркоман жаждет наркотика. Она дергалась под музыку, привстав с сиденья, почти приплясывала. Джейсон нахмурился, но прибавлял газу, пока разрыв не сократился и я не смог получше рассмотреть автобус. Он был заполнен примерно наполовину – может, человек пятнадцать заключенных; одежда их была черно-белой, как и сам автобус. Мы висели у них на хвосте целую минуту, и никто, кроме меня, не заметил, что Джейсон вдруг взмок от пота. Тира вроде с головой ушла в музыку, но тут оказалось, что это далеко не так.
– Эй, аллё! Зэки!
Прозвучало это грубо, бесчувственно и жестоко, типа как из уст того, кто только что увидел, как его добрый приятель оступился и брякнулся на землю, и теперь ехидно усмехается себе под нос. Может, я был неправ, но подобное уродство в такой красивой женщине меня несколько напрягло.
Сквозь грязное заднее стекло автобуса на нас таращились двое заключенных. Тира хлопала в ладоши и ухмылялась, подскакивая на сиденье.
– Подъедь к ним сбоку! Ближе!
Джейсон почти машинально прибавил газу, правой рукой крепко вцепившись в руль.
– Ну да, вот так! Сбоку!
Он перестроился на встречку, а Тира развернулась на сиденье, наблюдая, как ряд зарешеченных окон медленно проплывает мимо. Кроме нас, на дороге никого не было – только мы, автобус и следующее озерцо призрачного марева на голой плоской равнине далеко впереди.
– Не так быстро! – выкрикнула Тира. – Ближе!
– Вообще-то нехорошо … – тихо произнес Джейсон, но Тира пропустила его слова мимо ушей. Мужчины в автобусе теперь вовсю наблюдали за нами, вцепившись пальцами в сетку. Тира привстала, левой рукой держась за край ветрового стекла, и принялась дразнить их, выпятив грудь, извиваясь и посылая воздушные поцелуи.
– Тира… – все тем же потерянным тоном произнес Джейсон, не отрывая глаз от дороги впереди, словно ни единая часть его не желала перевести взгляд вправо. Теперь он был даже еще бледнее, чем вчера, когда я впервые его увидел.
– Джейсон, обгоняй его! – Я подался вперед.
Рука Тиры нащупала его плечо.
– Даже, блин, не думай!
Колебался он всего несколько секунд, но этого оказалось достаточно. Тира задрала майку, открывая голое тело и радостно хохоча. Груди у нее были большими и бледными, но я смотрел не на них, а на заключенных. Если она собиралась доставить им удовольствие, то явно просчиталась. Я видел на их лицах лишь злость, горечь или печаль. Только один мужчина во всем автобусе улыбался, и это была такого рода улыбка, которую я надеялся больше никогда в жизни не увидеть.
– Тира, хватит! – Я повернулся к Саре в поисках поддержки, но она лишь отвернулась, коротко покачав головой. Мужчины в автобусе начали вскакивать со своих мест; семь или восемь из них переметнулись с противоположной стороны, тоже вцепившись пальцами в сетку.
– Во, любуйтесь! – выкрикнула Тира.
Она залезла себе свободной рукой между ног, потирая бедра и все еще выставив напоказ сиськи. Один из прильнувших к окнам врезал кулаком по сетке, потом еще кто-то последовал его примеру. За их спинами по проходу уже двигался охранник, расталкивая заключенных и что-то крича. Те тоже принялись орать, большинство из них уже вскочили на ноги. Охранник оттащил одного зэка от окна, потом другого. Третий толкнул его в ответ, и в этот момент автобус вильнул влево, заехав правыми колесами на прерывистую линию разметки, вынудив Джейсона выскочить на противоположную обочину. Под шинами затрещал гравий. Машина затряслась, завиляла, кое-как выровнялась.
– Господи, Тира! – выкрикнул я, но она явно была в полном восторге.
Появился еще один охранник, его дубинка резко вздымалась и опадала. Это был бунт, на наших глазах переходящий в натуральную бойню. На одно из стекол автобуса брызнула кровь.
– Джейсон, хватит уже!
Мой окрик вроде наконец достиг цели. Джейсон не стал делать резких движений, просто снял ногу с педали газа и позволил автомобилю катиться по инерции. Автобус вырвался вперед, и я углядел движение за его задним стеклом – к нему прильнул заключенный, тот самый, улыбающийся. Он не сводил глаз с Тиры, а потом лизнул стекло. Она этого не видела. Рухнула на обратно сиденье, оправила майку.
– Это было офигительно!
Автомобиль все больше замедлял ход, шум ветра стихал. Никто не ответил на это восклицание, и она удивленно огляделась по сторонам.
– Что такое? Да ладно вам! Видели рожи этих парней?
Джейсон зарулил на обочину и остановил машину.
– Это было глупо, Тира.
– Ой, да прекрати!
– Глупо, мерзко и жестоко.
– Господи… Да что ты прямо как маленький?
– Мне нужно немного подышать.
Выбравшись из-за руля, Джейсон отошел по дороге футов на тридцать и остановился, засунув руки в карманы. Уставился на горизонт и на последний слабый проблеск солнечного света на стекле удаляющегося автобуса.
– Ждите здесь, девчонки! – с не свойственной мне властностью приказал я и прошел по пыльной дороге туда, где в нее упирались высокие ботинки моего брата. При звуке моих шагов Джейсон коротко обернулся, а потом прикрыл глаза и поднял лицо к солнцу.
– Прости, что так вышло, – произнес он.
– Ты в порядке?
– Не знаю. Наверное.
Это был не тот ответ, какого я от него ожидал – слишком уж честно и, опять-таки, слишком уж по-человечески.
– Это было мерзко, братишка. Тира ведь знает, что ты сидел.
– Может, она забыла…
– А может, ей на это плевать.
Джейсон уклончиво поднял плечи. Автобус вдали блеснул на солнце еще раз, после чего исчез из виду. На дороге воцарилась полная тишина. Мой брат был все еще бледнее обычного.
– Не хочешь рассказать, что вообще происходит?
– Это все равно как рана, которая никак не затягивается и все кровоточит помаленьку, – все это.
Я не совсем понял, что он имел в виду. Тюрьму, предположил я. Воспоминания. Джейсон положил руку мне на плечо, изобразил улыбку.
– Хорошо повеселился сегодня?
– До Тиры. Сам понимаешь.
– Тира… Ну да. – Он посмотрел на машину, и мы увидели все ту же картину: нетерпеливо подскакивающую и раскрасневшуюся Тиру, Сару на заднем сиденье… – Надо мне было сразу вмешаться.
– Хочешь, сяду за руль?
– Не.
– Ну что, домой тогда?
– Да, пожалуй. Почему бы и нет… Но только ты садись рядом со мной.
Тире это явно пришлось не по вкусу, но никого это не волновало. Она рухнула на заднее сиденье, словно рассерженный ребенок, допилась по дороге до мрачного ступора и хлопнула Джейсона по руке, когда он попытался помочь ей выбраться из машины.
– Сара? – произнес он.
– Тира! Мы дома. Пошли.
Та прищурилась на здания, деревья, на садящееся над чистой травой солнце.
– Сама справлюсь!
Не оглядываясь, Тира направилась к дому и, спотыкаясь, зашла внутрь. На миг я остался наедине с Сарой, но настроение у нее тоже ушло. Она чмокнула меня в щеку, бросила: «Ну, пока!» и двинулась к тому же крыльцу.
Той ночью в постели я пытался держаться за все хорошее, что застряло в памяти: усыпанный цветами луг, вкус губ Сары… Проигрывал день, словно кинопленку, но эта пленка постоянно рвалась. Я видел избиение в автобусе, взлетающие и опускающиеся дубинки, разбрызгивающие кровь, словно красную краску. Это была петля, повторяющаяся снова и снова: трясущая голыми сиськами Тира, странно застывший Джейсон… Я видел всех этих мужчин – их похоть и гнев, – но когда наконец заснул, эта петля сжалась еще сильней, стала еще меньше. Во сне я видел лишь одно лицо, одного-единственного человека. Он стоял в задней части автобуса, уставившись на нас по-стариковски слезящимися глазами – и это все, что я помнил, когда проснулся.
Его язык на грязном стекле.
Эту жуткую, мерзкую улыбочку.