Чужие ордена

Анатолий Филлипович ПолянскийЧужие ордена

© Полянский А.Ф., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Излом судьбы

Памяти моего тестя М.А. Романова,

по чьим воспоминаниям

и написана эта повесть,

посвящаю.

Автор

Глава 1

События, о которых дальше пойдет речь, произошли давно, более семидесяти лет назад. Многое уже подзабылось, ускользнули из памяти детали, стерлись тонкости всего происходящего в то далекое и смутное время. Но основное осталось, и не могло совсем исчезнуть из воспоминаний. Слишком велики и неоднозначны были сами люди, участвующие в этом трагическом круговороте, не жалевшие ни сил, ни самой жизни, чтобы одержать верх в том смутном, диком аду, где они тогда пребывали. А самое главное – живет в сознании тот главный герой, который все это совершил, и повел за собой плененных и утративших веру в справедливость возмездия соратников, вопреки логике и без малейшей надежды на успех. И победа пришла, несмотря ни на что. Но оказалась она совсем недолгой. Вскоре снова наступить политический мрак, леденящий душу, ждавший тогда и многих неповинных людей с исковерканной судьбой…

Пожалуй, стоит уже открыть имя нашего героя. Тем более что оно совершенно невыдуманное – Романов Михаил Афанасьевич, до войны служивший в Первой Пролетарской дивизии, дислоцировавшейся в Москве и ходившей парадами во время праздников по Красной площади.

Шел сорок первый год. Страна готовилась отметить Международный день трудящихся. Парадную дивизию уже вывели на тренировки. Романов, как всегда, руководил ею. На торжествах он обычно шел мимо Кремля впереди своих орлов, с обнаженной саблей. Миновав Мавзолей, выходил из строя и пропускал мимо себя всю дивизию. После чего поднимался наверх, туда, где слева от вождя и чуть ниже его стояли военные.

Дома Михаилу Афанасьевичу бывать приходилось редко. Даже поздно вечером его часто вызывали на совещания в верха. Сталин любил проводить их по ночам. Так случилось и на сей раз. После обеда Романову позвонили и сказали, что к часу ночи ему необходимо явиться в Кремль. Поэтому он заранее предупредил своего шофера, чтобы тот ни в коем случае не задерживался – Иосиф Виссарионович страсть как не любил опозданий на собрания, жестко за них наказывал, считая это грубейшим нарушением воинской дисциплины. И Романов, зная это, никогда не задерживался, был точен и не допускал ни малейшей задержки. А тут вдруг случилось непредвиденное…

Уже в полночь ему позвонил шофер и, чуть ли не плача, с растерянностью сообщил, что машина сломалась, приехать не сможет. Сердце ушло в пятки. Что делать? Как быть? Дежурная машина уже не успеет. Каким же образом добраться вовремя до Кремля?!

Романов пулей вылетел из дома. Вдруг какая-нибудь попутка подвернется! Но улица была мертва. Даже прохожих не было. Тишина стояла гробовая. Мрак окутывал дома. Редко светились отдельные оконца. Отчаяние овладело им. Неужели он сегодня так оплошает! И чего ему это будет стоить? Можно же и должности лишиться!..

Михаил Афанасьевич сделал несколько лихорадочных шагов по тротуару и замер, услышав вдруг шум двигателя. Из соседнего двора на улицу неожиданно выехала машина, перевозящая нечистоты. Он бросился ей наперерез.

– Стой! Стой, тебе говорят!

Машина чуть не сбила его. Водитель с трудом затормозил. Высунувшись из кабины, испуганно спросил:

– Что случилось, товарищ полковник?

Вместо ответа Романов, быстренько обогнув двигатель, рывком открыл левую дверцу и вскочил на сиденье рядом с шофером.

– Быстро в Кремль! – приказал отрывисто.

– Но моей машине туда нельзя! Ни в коем случае!

И только тут Романов уловил отвратительный душок, стоящий в кабине. Шофер-то, видно, к нему давно привык. Но он был прав: такому транспорту строго-настрого было запрещено ездить в центре.

– Жми под мою ответственность! – распорядился Михаил Афанасьевич. – И пошевеливайся! Опаздываю я! Ну, живо, живо!!!

Это было сказано с такой яростью, что шофер понял: дело тут действительно нешуточное и рванул с места в карьер. Благо улицы были пустынны. Через двадцать минут они были уже возле Спасской башни. И тут на них набросилась охранявшая их стража. Как вы смели! Не положено! Безобразие!

Романов выскочил из машины и, показав пропуск, приказал немедленно отпустить шофера на все четыре стороны, а сам помчался в ворота башни. Через несколько минут он был уже возле зала заседаний. С сильно бьющимся сердцем распахнул входную дверь. Заседание уже началось. За длинным столом сидело человек сорок. Все взоры обратились сразу на него.

– Разрешите, товарищ Сталин? – с трудом выдавил из себя Романов, глядя на вождя, стоявшего во главе стола. Язык повиновался ему с трудом.

Иосиф Виссарионович сердито посмотрел на него и язвительно протянул:

– Изволите опаздывать товарищ Романов…

– Машина сломалась, товарищ Сталин!

– И на чем же вы сумели добраться?

– На говновозке, товарищ Сталин!

Зал грохнул от смеха. Вождь тоже скупо улыбнулся и уже не таким строгим голосом сказал:

– Хороший способ передвижения. Садитесь, товарищ Романов.

Собравшиеся снова рассмеялись. А Романов понял, что прощен и, почувствовав громадное облегчение, торопливо опустился на пустой стул рядом. Сердце екнуло. Пронесло!.. Слава богу!.. А ведь могло и не пронести!..

Больше он уже никогда не опаздывал. А водителю своему крепкую взбучку, конечно, дал. Подвел все-таки тот его. Но наказывать не стал, понимая, что техника всегда может отказать, даже в бою.

Взысканиями Михаил Афанасьевич не любил разбрасываться. Считал, что хороший выговор, правильно подобранное слово действует на подчиненных сильнее, чем наказание.

Глава 2

Романов часто задумывался над своей судьбой. Какая же она у него все-таки получилась изломанная! Сын небогатого крестьянина, он с детства работал в поле, сеял пшеницу, убирал картошку, ухаживал за домашней птицей. Так и думал на всю жизнь остаться хлеборобом. Но вышло иначе. Отец заставил его после школы поступить на курсы пчеловодов (сам он как раз завел пасеку и думал расширить ее). После учебы сын начал помогать ему и вскоре стал заправским пчеловодом. И тут уж окончательно решил, что это его призвание. Он намечал расширить свое пчелиное хозяйство и создать огромную пасеку, известную во всю их Костромскую губернию.

Но не тут-то было. Началась Первая мировая война. И вскоре Михаила Афанасьевича призвали в армию. А, поскольку был он грамотным, стал рядовой Романов посыльным в штабе 4-го стрелкового Императорской фамилии полка. Участвовал в боях, потом его направили в учебную команду. Окончив ее, стал ефрейтором, командиром пулеметного расчета, с которым и отправился снова на фронт. Отвоевал до начала восемнадцатого года, причем Февральскую революцию встретил с восторгом: надеялся, что уж теперь-то он вскоре сумеет распрощаться с армией и вернуться в родной поселок Варавино к своей любимой пасеке. И снова осечка…

В начале апреля семнадцатого его вызвал командир полка и сказал:

– Ты человек способный, Романов, грамоте разумеешь. Такие люди нам нужны. Направляем тебя в Четвертую Московскую школу прапорщиков.

Михаил было заикнулся о своем желании стать пчеловодом. Но куда там! Полковник посмотрел на него осуждающе и, сморщившись, возмущенно мотнул головой.

– Как ты не понимаешь, ефрейтор, что демократической революции необходимы способные, умные кадры? А в сельском хозяйстве могут трудится простые деревенские работяги, ничего не смыслящие в политике.

Так Романов стал прапорщиком и получил назначение младшим офицером в соседний полк. Октябрьскую революцию встретил у себя на родине, приехав как раз в отпуск.

Большевики тотчас призвали его в свои ряды. С их лозунгами он был вполне согласен и считал, что пора нашему народу обрести свободу и самому руководить страной. Михаила Афанасьевича прикомандировали к управлению Варнавинского уездного начальника, в местном военкомате определили заведующим учетно-мобилизационного отдела. Пробыл Михаил там недолго: через несколько месяцев его, как опытного участника войны, послали на Южный фронт.

В 16-й армии Романов стал командиром роты 232-го стрелкового полка. Принял участие в боях с войсками Деникина. Был тяжело ранен и попал в Тамбовский госпиталь. А выздоровев, опять оказался в самом пекле Гражданской войны. Но на сей раз участвовал в боях с бандами Махно в Воронежской губернии.

Когда наступил наконец мир, перед Романовым встала дилемма: вернуться в родное село и снова заняться пчеловодством, или остаться в армии, где ему предложили должность командира батальона. Михаил Афанасьевич выбрал последнее: привык он за эти годы к армии, сросся с нею. Расставаться уже не хотелось.

Так началась служба Романова в мирное время. Помотало его по стране немало. Где только не был Михаил Афанасьевич: в Средней Азии и Сибири, на Дальнем Востоке и в Заполярье… Возглавлял снова батальон, был начальником штаба полка, а затем и его командиром. В 1939 году неожиданно был переведен в Москву в Пролетарскую дивизию. Тут-то и начались его злоключения, только на сей раз исключительно морального характера…

Неожиданно при родах умерла любимая жена. Это был страшный удар. Он-то думал прожить с нею всю жизнь, считая свой семейный тыл обеспеченным. А тут – на тебе!.. Снова остался один – гол как сокол. Вдобавок на руках крохотуля-дочка, ее надо поить, кормить, воспитывать…

Пришлось срочно подыскивать няню и менять свой распорядок дня: больше бывать дома возле Катюшки, отрываясь от многочисленных служебных дел, вызывая тем самым косые взгляды начальства. Потому, наверное, и замедлилось продвижение Михаила Афанасьевича по службе: долго ждал он назначения командиром полка, потом начальником штаба дивизии…

Большие неприятности доставил Романову и неприятный инцидент с двумя молодыми командирами, случившийся как раз под новый тысяча девятьсот сорок первый год.

Командир одной из рот капитан Сергеев и его заместитель старший лейтенант Курок пошли как-то вечерком поужинать в ресторан «Славутич», расположенный на окраине Москвы, неподалеку от их части. И надо ж было такому случиться, что как раз в это время там отмечали день рождения жены начальника штаба их батальона ее подруги. Компания была небольшая и чисто женская. Друзья расположились за столиком неподалеку от нее, заказали ужин и молча наблюдали, как веселятся знакомые девчата. Все шло хорошо, пока к тем не стали приставать молодые пижоны, кутившие за столиком чуть в сторонке. Вначале они пытались пригласить молодых и очень симпатичных женщин на танцы, подходили по одиночке. Те, конечно, наотрез отказали незнакомцам. Тогда подгулявшие молодцы начали набиваться к ним за стол, предлагая шикарную выпивку и закуску. Когда Сергеев и Курок увидели, что притязания нахальных юнцов-жеребцов начинают переходить границы, решили ввязаться и отогнать пьяниц от жен коллег по полку. Встали, подошли к ним и резко приказали: