Клеменс отметил, как женщина стреляла глазами по сторонам, пока он вел ее по коридорам и переходам. Как беспокойный ребенок… или искушенный хищник. Она не упустила ничего. Малейший звук тут же привлекал ее внимание.
Их шаги на потертом металлическом перекрытии производили очень мало шума. Одежда, которую он ей нашел, оказалась немного мала, но женщину, похоже, это не беспокоило.
– Я не представляю, как долго ты находилась в криосне, но выход из него таким образом – это чертовски сильная встряска для всего организма. Не паникуй от того, что я на тебя посматриваю – я только слежу за твоим состоянием и проверяю, не проявляются ли отложенные побочные эффекты. Так что давай идти аккуратнее, Рипли.
Она резко на него посмотрела.
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Оно было отпечатано на внутренней стороне твоих шорт, – он улыбнулся, извиняясь. – Заодно мы нашли твой идентификационный жетон. Он был так поврежден, что компьютер едва мог его считать, но эту информацию мы получили. К сожалению, большая часть твоих личных медданных исказилась, так что многое мне пришлось угадывать.
Рипли выдвинула плечи вперед, перекатила голову из стороны в сторону, проверяя, как работают суставы.
– Похоже, ты отлично справился. Спасибо.
К своему чрезвычайному удивлению Клеменс понял, что слегка смущен.
– Ну, любой болван может подключить капельницу.
Она ухмыльнулась.
– Не думаю. Для этого требуется специально обученный болван.
Рабочая команда старалась действовать с максимальной аккуратностью, опуская корпус шлюпки на поспешно сооруженные блоки. Старый кран стонал от усилий. С тех пор как шахта закрылась, его включали не слишком часто, и теперь временная активация старой техники для работы с эвакуационной шлюпкой представляла собой рискованное предприятие. Однако механика исполняла свои задачи как надо. Кабели пели, пока кораблик осторожно спускали вниз.
Эвакуационная шлюпка привлекала взгляды, когда впервые появилась внутри комплекса, но теперь, когда Рипли с Клеменсом подошли к ней, женщина привлекла их еще больше. И она куда лучше притворялась, что не замечает внимания, чем у заключенных получалось делать вид, что они на нее не смотрят.
– Что за место эта исправительная колония? – поинтересовалась Рипли у своего гида, пока они поднимались по пандусу к потрепанному кораблику.
Клеменс держался рядом.
– Тут была шахта с очистительным заводом. Добывали преимущественно минералы платиновой группы. Естественно, сырую руду обрабатывали здесь же – это куда дешевле, чем отправлять ее с планеты для очистки где-то еще. Я так понимаю, на тот момент, когда здесь были обнаружены залежи, цены на платину существенно выросли. Иначе Компания не стала бы разоряться на постройку комплекса таких размеров и так далеко от обитаемого космоса. Жила была очень богатой, с высокой концентрацией минералов.
– А теперь? – Рипли остановилась у входа и изучала поврежденный корпус шлюпки.
– «Вейланд-Ютани» заморозила проект. Оборот межзвездной продукции – не мой конек, и я не знаю никого здесь, кто получал бы удовольствие от отслеживания колебания цен на сырье. Мне кажется, я слышал, что спад цен на очищенный металл был связан с уменьшением потребности в нем. Так что большую часть оборудования тут положили в нафталин. Не стоит того, чтобы перемещать, недостаточно ценное для эвакуации. В почве все еще есть руда, и, если цены поднимутся, я уверен, Компания снова откроет шахту. Это значит, что нас, скорее всего, куда-то переместят. Не годится, чтобы опасные уголовные преступники жили рядом со славными, высокоморальными шахтерами. Хотя вряд ли здесь кто-то возражал бы против того, чтобы убраться с этого куска камня. Перемены будут к лучшему – сложно представить место, где хуже, чем здесь. Так что мы всего лишь смотрители, штат обслуживания. Не даем оборудованию окончательно прийти в негодность на тот случай, если снова поднимутся цены на руду, или в ней возникнет повышенная необходимость. И правительству, и Компании это удобно.
– Мне кажется, после года или вроде того в подобном месте впору спятить.
Клеменсу пришлось рассмеяться.
– Именно это говорили о некоторых из нас до того, как сюда сослали. Но я не думаю, что мы сумасшедшие – во всяком случае, большинство. Изоляция вовсе не так страшна, если научиться думать о себе, как о погруженном в размышления раскаивающемся грешнике, а не как о заключенном уголовнике.
– Женщины здесь когда-нибудь бывали?
– Извините, лейтенант Рипли, это территория двойных Y-хромосом. Только для мужчин.
Она кивнула, затем согнулась, чтобы проползти в отверстие, оставшееся от воздушного шлюза. Клеменс дал ей пробраться первой, затем полез следом.
Потрепанный корпус шлюпки казался нетронутым на фоне того, что обнаружилось внутри. Стены были смяты и погнуты, датчики и консоли – разбиты, оборудование как попало рассыпалось по полу. Все пронизывал сильный запах морской соли. Рипли помедлила, пораженная фактом, что нечто или некто мог здесь не только выжить, но и остаться невредимым, в частности – ее собственная хрупкая персона.
– Где тела?
Клеменс поразился масштабу разрушений в той же степени, что и она, и теперь удивлялся, что Рипли получила не так уж много повреждений.
– Здесь есть морг, ведь шахтерское ремесло – дело опасное. Мы поместили твоих друзей туда – до тех пор, пока не прибудет следственная команда. Вероятно, через неделю.
– Там был андроид…
Клеменс состроил гримасу.
– Не включенный и разобранный. Его части валялись по всей шлюпке. Что осталось, мы выбросили в мусор. Что касается капрала, ему проткнула грудь опорная балка. Насквозь. Даже будь парень в сознании, он бы не понял, что случилось. А так он, скорее всего, даже не успел выйти из состояния криосна, чтобы почувствовать боль.
– Девочка?
Клеменс видел, что Рипли сдерживает чувства, но не представлял, насколько тяжело той это дается.
– Утонула в своей капсуле. Не думаю, что она была в сознании, когда это случилось. В любом случае, ее смерть была спокойнее, чем у капрала. Мне жаль.
Рипли молча это переварила. Затем ее плечи затряслись, а из глаз потекли слезы. Но на том и всё: ни воплей, ни криков, ни злобных выкриков в адрес несправедливой, равнодушной Вселенной.
«Малышка Тритончик. Тритончик, которой так и не выпало шанса. Но теперь она хотя бы была свободна…»
Вытерев глаза, Рипли посмотрела на то, что осталось от криокапсулы девочки. И внезапно нахмурилась. Лицевая панель оказалась разбита, что неудивительно, но металл под ней был странно обесцвечен. Рипли нагнулась вперед и провела пальцами по пятну.
Клеменс смотрел с любопытством.
– Что такое?
Рипли выпрямилась, на лице отразились иные ее эмоции – в голосе уже не звучало беспокойство, исчезла нежность, которая чувствовалась прежде.
– Где она?
– Я же сказал – в морге. Ты не помнишь?
Он с беспокойством уставился на женщину, озабоченный предположением, что, возможно, она странно реагирует на что-то из содержимого капельницы.
– Ты дезориентирована. Половина систем в твоем организме все еще считают, что находятся в криосне.
Рипли повернулась к нему так резко, что он вздрогнул.
– Я хочу увидеть то, что осталось от ее тела.
– Что значит «что осталось»? Тело не повреждено!
– Да? Я хочу его увидеть! Мне нужно увидеть самой!
Клеменс нахмурился, но воздержался от вопросов. Было что-то в выражении ее лица… Одно было ясно: в этой просьбе ей было нельзя отказать. Да и не то, чтобы для этого имелись какие-то причины… У него было ощущение, что желание Рипли увидеть труп никак не связано с ностальгией. При столь кратком знакомстве было сложно понять, какова эта женщина на самом деле, но излишне нервной она не была, это точно.
Спиральная лестница была узкой и скользкой, но экономила время, потому что от хранилища, куда поместили спасательную шлюпку, идти было далеко. Клеменс больше не мог сдерживать любопытство.
– У твоей настойчивости есть какая-то причина?
– Мне нужно убедиться в том, как именно она умерла, – ровно откликнулась Рипли. – Что причиной смерти девочки не было нечто другое.
– Нечто другое? – в иных обстоятельствах Клеменс мог бы и оскорбиться. – Ненавижу повторяться в деликатных вопросах, но было достаточно очевидно, что ее капсула раскололась, и она утонула.
Он чуть подумал и уточнил:
– Она была твоей дочерью?
– Нет, – так же ровно ответила Рипли. – Она не была моей дочерью. Моя дочь умерла давным-давно.
Она говорила, избегая смотреть ему в глаза. Но, разумеется, она все еще была слаба, и ей нужно было концентрироваться на узких спиральных ступенях.
– Тогда к чему эта необходимость?
Вместо того, чтобы ответить напрямую, Рипли сказала:
– Несмотря на то, что мы не были родственниками, она была мне очень близка. Ты думаешь, я хочу увидеть ее в том виде, как ты описал? Я бы предпочла запомнить ее такой, какая она была живой. Я бы не стала просить, если бы это не было для меня чертовски важно.
Медик начал было отвечать, но остановился. Он уже понял, что Рипли не из тех людей, кого можно заставить говорить. Если она что-то и расскажет, то сама выберет для этого подходящее время.
Он отпер дверь и первым вошел внутрь. Нижний выдвижной ящик отреагировал на введенный код и скользнул вперед на бесшумных салазках. Рипли подошла, встала рядом с Клеменсом, и вдвоем они уставились на покоящееся внутри маленькое тело.
– Дай мне минутку. Пожалуйста.
Клеменс кивнул и пересек комнату, чтобы изучить показатели на дисплее. Время от времени он оборачивался, чтобы посмотреть, как его спутница изучает труп маленькой девочки. Несмотря на эмоции, что рвались наружу, Рипли действовала эффективно и основательно. Когда Клеменс решил, что прошло достаточно времени, он к ней присоединился.
– Все окей?
Он ожидал кивка, возможно вздоха. Но совершенно определенно он не ждал того, что она в конце концов сказала.
– Нет. Нам нужна аутопсия.
– Ты шутишь? – Клеменс изумленно вытаращился на нее.
– Нет. Думаешь, я стану шутить таким? Нам надо убедиться в том, как она умерла, – во взгляде Рипли была сталь.
– Я же сказал тебе: она утонула, – он начал задвигать ящик с телом обратно, но Рипли помешала.
– Я не уверена, – она глубоко вздохнула. – Я хочу, чтобы ты произвел вскрытие.
Клеменс недоверчиво уставился на нее.
– Послушай меня. Мне кажется, ты дезориентирована. Половина твоего организма все еще в криосне.
– Слушай, – ее тон не допускал возражений. – У меня есть очень существенная причина об этом просить, и я хочу, чтобы ты это сделал.
– Не хочешь поделиться этой причиной? – Клеменс был очень спокоен.
Рипли помедлила.
– А того, что я об этом прошу, недостаточно?
– Нет, недостаточно. «По просьбе близкого друга» инспекторов Компании не устроит. Нужно что-то получше.
Он ждал, ощущая нетерпение.
– Ну, ладно, – сказала она, наконец. – Риск возможного заражения.
– «Заражения» какого рода? – резко осведомился он.
Она явно валяла дурака:
– Я же не доктор. В отличие от тебя.
Он покачал головой:
– Нужно что-то получше.
– Холера, – она уставилась ему прямо в глаза. Ее решительность была поразительной.
– Ты шутишь. Ни об одном случае этого заболевания не докладывалось в течение двухсот лет. Давай, расскажи мне еще что-нибудь. В этом месте никогда не стоит отказываться от повода хорошо посмеяться. Может, оспа? Лихорадка денге?
– Я говорю тебе. Холера. Я была в составе боевого подразделения, которое нанесло ядерный удар по Ахерону. Они там экспериментировали с разнообразными мутировавшими бактериями и штаммами вирусов. Предполагалось, что учреждение будет безопасным и закрытым. Может, тебе известно о кое-каких интересах Компании. Инфекция вырвалась на свободу и… распространилась. Она была чрезвычайно заразной, а эффективного антидота не существовало. И ее не получилось локализовать, хотя попытки и были.
– И пришлось все взорвать? Несколько радикальное решение. Конечно, до нас новости не особенно быстро доходят, но мне кажется, что о подобном и здесь услышали бы.
– Неужели? Мне кажется, ты работаешь не на ту же Компанию, что я. Или, возможно, новости дошли – но не до всех. Ваш управляющий представляется мне не слишком болтливым человеком. Может, он все знает, но просто решил, что нет причин разглашать эту информацию?
– Да-а… – Клеменсу пришлось признать, что Рипли сбила его с толку. А еще она разбудила его любопытство. Правда ли, что Эндрюс скрыл эту часть новостей? Не то, чтобы он был обязан держать заключенных в курсе всего происходящего… Но холера? Какой-то мутировавший штамм… был он или нет, история все еще казалась медику маловероятной. Конечно, если женщина говорит правду, а тело маленькой девочки заражено чем-то, с чем они могут не справиться…
Или это была полуправда. Может, и существовал риск какой-то инфекции, но историю с холерой Рипли, похоже, придумала на скорую руку, не вспомнив ничего другого. Очевидно, она считала, что у нее есть на то причины. И к тому же она была военным офицером, а вот сам Клеменс ни черта в этом не смыслил.
Она стояла молча, смотрела на него и ждала.
«Какого дьявола», – подумал он.
– Как хочешь.
По сравнению с моргом остаток окаменевшего, запущенного комплекса казался такими же ярким и радостным, как альпийский луг в разгар весны. Вдоль одной из стен стояли шкафчики из нержавейки, некоторые из них с кодовыми замками. Прочная ламинированная плитка на полу была выщерблена и растрескалась. Все это легко было починить, но у местных обитателей не было оборудования и необходимых навыков, да никого и не волновало состояние пола.
Сверкающий сливочно-белый стол в центре комнаты ярко освещали лампы. Клеменс в маске и врачебном одеянии склонился над подготовленным к вскрытию телом девочки, сделал начальный надрез, но остановился, чтобы отереть пот со лба. Прошло слишком много времени с тех пор, как он делал нечто подобное, а теперь ему не только отчаянно не хватало практики, но он еще и не понимал, зачем это делает.
Пила бесшумно и эффективно вскрыла грудную клетку.
– Ты уверена, что хочешь через это пройти? – спросил Клеменс у Рипли.
Она проигнорировала и просто молча смотрела – с холодным сердцем, спрятав эмоции в укромный уголок, откуда они не могли высунуться и как-то помешать. Клеменс пожал плечами и продолжил вскрытие.
Просунув руки в сделанный надрез – костяшки к костяшкам, – он глубоко вздохнул и потянул ребра в стороны, раскрывая грудную клетку. Потом сосредоточенно вгляделся внутрь, изредка нагибаясь ниже и рассматривая тело под разными углами. Наконец он выпрямился и расслабил пальцы.
– Ничего необычного. Все органы там, где должны быть. Ничего не пропало. Нет признаков болезни, нет необычного обесцвечивания, нет следов заражения. Особое внимание я уделил легким. Если что, они выглядят чрезвычайно здоровыми. Заполнены жидкостью, как я и подозревал. Уверен, что анализ определит морскую воду Фиорины. Странное состояние при холере, мм?
Клеменс сделал последний поперечный надрез, исследовал ткани, затем поднял голову.
– Все еще ничего. Довольна?
Рипли отвернулась.
– А теперь, поскольку я не полный идиот, не хочешь ли рассказать мне, что ты на самом деле там искала?
Прежде чем она смогла ответить, дальняя дверь распахнулась. Две мрачных фигуры проигнорировали звук, с которым дверь врезалась в стену. Выражение лица Эндрюса было даже менее дружелюбным, чем обычно.
– Мистер Клеменс!
– Управляющий, – ответ Клеменса был правильный, но не почтительный. Рипли с интересом наблюдала безмолвную сцену между мужчинами. – Мне кажется, вы еще не встречались с лейтенантом Рипли.
Она заподозрила, что оценивающий взгляд массивного управляющего задержался на ней дольше, чем он сам планировал. Затем его внимание сместилось на операционный стол, а потом обратно к медику.
– Что здесь происходит, мистер Клеменс?
– Да, верно, сэр, – поддержал его Эрон – эхо своего босса. – Что происходит, мистер Клеменс?
– Во-первых, я счастлив доложить, что лейтенант Рипли чувствует себя гораздо лучше. Как вы можете видеть, физически с ней все в порядке.
Эндрюс не клюнул на наживку. Слегка разочарованный, Клеменс продолжил:
– Во-вторых, в интересах здоровья и безопасности людей я провожу аутопсию больного ребенка.
– Без моего разрешения?! – управляющий практически рычал.
Медик ответил обыденным тоном, совершенно не напуганный.
– На его получение не было времени.
Брови Эндрюса слегка приподнялись.
– Не заливай, Клеменс! Это единственная вещь, которой у нас на Фиорине в изобилии.
– Я имею в виду, что лейтенанта тревожило вероятное наличии в теле мутировавших микроорганизмов, опасных для людей.
Управляющий вопросительно взглянул на Рипли.
– Это правда?
Она кивнула, не предлагая дальнейших пояснений.
– Оказалось, что все в порядке, – вмешался Клеменс. – Тело в нормальном состоянии и не демонстрирует следов заражения.
Сделав паузу, он сухо закончил:
– Я был уверен, что вы захотите, чтобы я провел процедуру как можно скорее. Отсюда и мое желание начать незамедлительно.
«Почти видно, как в мозгу Эндрюса шевелятся мысли, – подумалось Рипли. – Как они там кипят».
– Хорошо, – сказал в конце концов управляющий. – Но было бы еще лучше, если бы лейтенант Рипли не дефилировала перед заключенными, как, мне сказали, она делала час назад. Все эти монашеские клятвы вряд ли имеют значение. Ничего личного, как вы понимаете, лейтенант. Я рекомендую это во многом ради вашей защиты, а заодно и ради моего спокойствия.
– Я вполне понимаю, – пробормотала она, улыбаясь.
– Уверен, что понимаете, – управляющий снова повернулся к медику. – Заодно было бы хорошо, если бы вы, Клеменс, держали меня в курсе относительно изменений ее физического состояния. Мне полагается обновлять официальные записи в делах такого рода. Или я прошу слишком много?
Рипли сделала шаг вперед.
– Мы должны кремировать тела.
Эндрюс нахмурился.
– Вздор. Мы сохраним тела в холодильниках до прибытия спасательной команды. Есть формуляры, которые будет необходимо заполнить. У меня нет полномочий на такую свободу действий.
– Кремировать… хорошая шутка, сэр, – хихикнул Эрон, всегда готовый угодить.
– Слушайте, моя просьба – вовсе не каприз, – сказала им Рипли. – И она не имеет отношения к… личным чувствам. На кону здоровье людей.
Она выжидающе посмотрела на Клеменса.
«Что же ее так тревожит?» – задумался он про себя. А вслух сказал:
– Лейтенант Рипли опасается, что все еще существует возможность наличия передающейся инфекции.
Глаза управляющего подозрительно сузились.
– Мне показалось, ты только что сказал, что следов болезни нет.
– Я сказал, что, насколько смог определить, тело было чистым, и следов заражения не продемонстрировало. А вы знаете, насколько сложное оборудование в моем распоряжении и какую потрясающую репутацию я заработал на медицинском поприще.
Эндрюс понимающе хмыкнул.
– Тот факт, что я счел тело чистым, не означает, что это действительно так. Похоже на то, что ребенок просто-напросто утонул, хотя без надлежащей судебной экспертизы невозможно быть полностью уверенным. Рискуя пойти наперекор результатам моего собственного анализа, я считаю неразумным мириться с возможностью распространения мутировавшего вируса. Не думаю, что и члены команды спасателей хорошо на это посмотрят, когда прибудут сюда. Это может сделать их весьма неприветливыми, а ведь мы ценим их редкие визиты, не так ли? Не говоря уже о том, что вспышка чего-то на Ахероне, что морпехам пришлось взорвать с применением ядерного оружия, будет смотреться в вашем отчете очень плохо, разве нет? Особенно если ее можно было предотвратить. Конечно, если вы останетесь живы, чтобы об этом беспокоиться.
Теперь Эндрюс выглядел совершенно несчастным.
– Заморозка тел должна уничтожить любые вирусы.
– Необязательно, – сказала ему Рипли.
– Откуда ты знаешь, что нет?
– Мы говорим о сложных биоинженерных мутациях. Где гарантия, что заморозка сработает?
Управляющий ругнулся под нос, а выражение его лица стало еще более озабоченным.
– В этом комплексе сейчас присутствуют двадцать пять заключенных. Они же поддерживают здесь порядок. У всех двойные Y-хромосомы – бывшие преступники, воры, насильники, убийцы, поджигатели, растлители малолетних, наркоторговцы… всякая мразь.
Он помедлил, позволяя слушателям осмыслить перечень.
– Но это мразь, обратившаяся к вере. Из-за этого они могут казаться смягчившимися, но сам я не думаю, что эти люди стали менее опасны. Впрочем, я ценю душеспасительный эффект религии, потому стараюсь не оскорблять их веру. Они ценят мою толерантность, а взамен я вознагражден бо́льшим спокойствием, чем можно было бы ожидать в такой ситуации. Я не хочу нарушать установленный порядок. Мне не нужны круги на воде. И особенно я не хочу, чтобы тут ходила женщина и внушала моим подопечным идеи и воспоминания, которые они сумели удобным образом похоронить каждый в своем прошлом.
– Да, – согласилась Рипли. – Очевидно, как вы и сказали, ради моей личной безопасности. И, несмотря на то, что бы вы там себе ни думали, я не закрываю глаза на потенциальные проблемы, которые создает мое временное присутствие здесь.
– Именно, – Эндрюс явно обрадовался ее очевидному желанию сотрудничать. Или, говоря иначе, облегчить свою жизнь насколько возможно. Он снова глянул на медика. – Я оставлю процедуру кремации вам, мистер Клеменс.
Он развернулся, чтобы уйти.
– Только один момент, управляющий.
Эндрюс остановился.
– Да?
– Когда я закончу, вам потребуется отчет об обстоятельствах? Разумеется, для официальных записей.
Эндрюс задумчиво поджал губы.
– Это не понадобится, мистер Клеменс. Просто сообщите мне, и я сам уже позабочусь о прочем.
– Как скажете, управляющий, – Клеменс тонко улыбнулся.