Римма Казакова Чужой муж





Журнал «Смена», № 22 за 1965 год
Рисунок В. Карабута

— Друзья! Мы собрались на Час Друзей в тот час, когда…

— С-слушай, не тяни п-полихлорэтилвинилрезину! Б-ближе к делу.

— Ой, только не перебивайте, а то я совсем запутаюсь! Я и так ничего не понимаю… Ну ладно, разберемся. Надя хотела, чтобы мы пришли, и вот мы тут. Вернее, мы сами хотели, чтобы мы пришли. Вернее, никто ничего не хотел, а это такая традиция. Зачем это нужно, кому это нужно… А может, и нужно… Кто-нибудь налейте водички, жарища жуткая! Спасибо… Надька, да не гляди ты зверем, не съедим мы тебя! Мы же действительно твои друзья. И вообще так полагается…

Надя — в брюках и футболке — сидела, обхватив спинку стула и упершись в нее подбородком.

— Ты, Надюха, не унывай! Сейчас что, в старину, говорят, был не Час Друзей, а это… как его… что-то ругательное… а-а, вспомнила: СОБРАНИЕ. От слова БРАНЬ, поняла? Соберутся человек сто, а то и двести и бранятся сколько не лень! А мы тебя бранить не будем, мы тебе помочь хотим. И нас трое всего. Так что ты не стесняйся. Да и чего стесняться? Все равно мы все знаем. В наше-то время, при такой технике… Плюнуть некуда, кругом автоматы! А теперь что же… Теперь начнем наше собр… тьфу, черт бы побрал этот старинный жаргон! «Наш Час Друзей», я хотела сказать! Коля, излагай факты.

Коля вытащил бумажку.

— Факты общеизвестные, но, так сказать, для информации, для затравки разговора. В позапрошлый понедельник на институтском вечере Надя познакомилась с Прорабом Больших Работ на Марсе, прикомандированным на две недели к нашей лаборатории 2-зет. Начиная с этого дня они виделись ежедневно. Перечислить места встреч?

— Да з-знаем, н-не надо!

— Так. Тут есть фотографии. Ничего интересного, в кафе и парки спихивают самые паршивые телефоты. Ага, вот что-то получше! Межпланетная Хроника… развалины древнего Внуковского аэропорта… Амазонка… Но вернемся, как говорили старые космические волки, к нашим ракетам. Сегодня в семь утра Большой Прораб улетел на Марс, на Красную, в свою пустыню. Командировка окончена. История получила некое временное завершение. И то, как в итоге сложились факты, сделало наше вмешательство не только долгом, но и обязанностью. Теперь я обращаюсь к Наде. Надя, ты готова принять участие в разговоре?

— Да, — нехотя сказала Надя.

— Хорошо. Первый вопрос. Ты провожала Прораба на Красную?

— Провожала.

— Он что… обещал тебе что-нибудь?

Молчание.

— Ну ч-чего там, г-говори п-прямо: здесь все с-свои!

— Обещал.

— Как?!!

Надя усмехнулась.

— Обещал, что через год на Красной будет море и трава.

— А-а… Да нет, мы не про это.

— Погодите, погодите! Не будем забегать вперед. Надя, ты знала, что Главный Прораб…

— Знала.

— Я знала об этом.

— Когда ты узнала?

— Не сразу. Не в первый вечер.

— Значит, он солгал!

— Нет, он не лгал. Просто… Мы об этом не говорили.

— О чем же вы говорили?

— Ну… о Красной, о его работе…

— А потом ушли вместе?

— Да, ушли.

— Хотя ты не имела права.

— Почему?

— Потому что есть человек…

— Тогда я не думала об этом.

— Напрасно. И ты ничего не сказала этому человеку?

— А что я могла сказать?

— Ты не должна была уходить с Прорабом!

— Почему?

— Почему, почему! Потому что он…

— Я еще не знала этого.

— Но ты отлично знала, что есть человек…

— Я была спокойна за себя.

— А потом?

— Что потом?

— Потом, когда он сказал тебе, что он…

— Потом то же, что до потом!

— То есть в каком смысле?

— В самом прямом.

— Н-надька, да не т-тяни ты к-комету за хвост! Ты что, в-влюбилась в Б-большого П-прораба, что ли? А как же… В-ведь это жестоко п-по отношению к…

— Да, Надежда, серьезно, а что же будет с твоим…

— Значит, я ошиблась тогда.

— Ошиблась?

— Да, ошиблась. Думала, что это оно и есть, а оказалось…

— А может быть, ты и теперь ошиблась?

— Нет. Теперь я не ошиблась.

— Ой ли!

— М-может, у тебя уже в-выработался ус-словный рефлекс…

— Я знаю, что не ошиблась.

— Но Прораб улетел.

— И н-не обещал тебе н-ничего, к-кроме того, что б-будет доблестно трудиться н-на благо с-своей молодой п-планеты…

— Погодите, дайте мне! Это черт знает что! Прилетают тут всякие космические мотыльки, жуки межпланетные! Ему что, командировочному, погулял, развлекся, благо, девочка сама в руки идет, это тебе не какая-нибудь шантрапа марсианская — наша, земная, доверчивая! Погулял — и в небо, ищи свищи! Нет, это так оставлять нельзя! Так у нас, знаете, какая мораль будет? Как в двадцать первом веке! Нет уж, спасибочки! У меня есть предложение: во-первых, сообщить обо всем на Красную, пусть его протрут с песочком! Во-вторых, написать в Межпланетные новости…

— Я вот тебе напишу!

Надя вскочила со стула, опрокинув его на пол.

— Н-надежда, Н-надежда, успокойся…

— Надя, ну как не стыдно? Мы же для твоей пользы, а ты…

— Ладно, для пользы… Вы Прораба не трогайте. Отстаньте от него, поняли?

— Вот ты его защищаешь, Надя, а он тебе горе причинил.

— Ты уверен, что горе?

— Уехал, ничего не сказал.

— Почему ничего? Сказал. Живи, говорит, по земле ходи и о небе не забывай.

— Ох, Надька, храбришься! А ведь кисло тебе. И будет совсем плохо.

— Да ты что мелешь! В нашем гармоническом обществе никому не должно быть плохо!

— А если я хочу, чтобы мне было плохо!

— Значит, ты больна и тебя надо лечить!

— Есть предложение. Мы здесь т-толкуем битый час, а п-пора бы уже п-принять какое-то решение.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Институт 3-забвения.

— Молоток!

— Ч-чего, ч-чего?

— Это древние так говорили — молодец, значит. В одном старинном бульварном романе прочитала. Институт Забвения, подумать только! Как до Луны, рукой подать, а ведь не придет в голову! Неделя — и Надька будет совсем здорова. Все забудет, как миленькая, вернется к своим пробиркам и к своему…

— Я знал одного графомана — вылечили, забыл, как собственное имя пишется…

— А м-моего дядю л-лечили от д-демагогии…

— Поправился?

— Н-не совсем, т-трепаться начисто р-разучился, но с ж-жестикуляцией ничего п-поделать не с-смогли. П-послали на н-профсоюзную работу к г-глухонемым.

— У Надьки случай легкий, выздоровеет. Так я голосую. Кто за то, чтобы…

— Погодите, — сказала Надя. — Не голосуйте.

— Чего не хочешь?

— Не хочу в Институт Забвения.

— Не хочешь?

— Не хочу!

— Но почему?!

— …Не хочу!

— Категорически?

— Но т-ты п-подумай, з-зачем г-горячку пороть.

— Подумала.

— Что же тогда делать?

— Друзья, друзья, без паники. Сегодня уже все устали, и Надю надо понять. Надя, ты взволнована, тебе трудно. Иди домой, а завтра на свежую голову все обдумаешь, придешь к нам и скажешь: «Я согласна». Правильно я говорю?

— В-верно, я так н-ног под с-собой не чую! К-кто к-куда, а я — п-под озоновый душ!

— Надя, Коля абсолютно прав! Ничего нам не говори, отдохни, а завтра…

— Как хотите, только и завтра…

— Нет, Надька, нет, и слушать не хочу! По домам! Час Друзей объявляю истекшим. Фу, пот градом! И как они там на этих собраниях…

Домой Надя возвращалась пешком и одна. Сверкали трассы воздухолетов, шумели озоновые потоки, и где-то наверху, над тишиной и блеском большого города, по-иному тихи и по-иному ярки мерцали звезды.

Надя шла, и плакала, и знала, что никогда, ни за что, ни завтра и ни потом не скажет своего «да» этим трем, и была очень несчастлива, и была очень счастлива.

---




Загрузка...