Чужой выбор

ГЛАВА 19. Богдан

А на следующий день Артём вернулся к привычному поведению, ничем не напоминая о вчерашнем. За выходные его внешний вид немного улучшился, но до нормального состояния было ещё далековато. Зато я стала более задумчивой и отстранённой, мне не давала покоя та ночь и его слова, неспроста это всё. Раз просил — значит есть что-то, что я должна узнать, настолько неправильное, что могу взглянуть на него по-другому. Нет, я прекрасно помню, что Артём может быть далеко не ангелом, но при этом, он всё равно пробрался в моё сердце. Это не давало мне покоя и изводило, ведь сам виновник терзаний не хотел отвечать на мои вопросы. Ответы пришли от совершенно неожиданного человека.

Богдан не появлялся в институте с неделю, просто пропал, не давая о себе знать. А потом внезапно объявился, поджидающий меня у ворот института и просящий о разговоре. Лучше бы мне тогда было отказаться, отговориться ненужным делом, уклониться, уйти… Но в тот момент, стоя напротив этого парня, который, кажется, за неделю осунулся и прибавил несколько лет к своему возрасту, я не могла сказать «нет» на такую безобидную с виду просьбу.

Не стала заморачиваться, предложила присесть в ближайшем кафе, коих на этой улице имелось в достатке — студенты любят покушать. Устроившись за дальним столиком, я сделала заказ, Богдан от меню отказался, попросив лишь черный кофе.

— Где ты пропадал эти дни? — не выдержав тяжёлого молчания, первой начала разговор, чтобы хоть как-то развеять странное предчувствие.

У меня никогда не наблюдалось дара предвидения, но кошки, которые скреблись на душе в последние дни, сейчас совсем остервенели и решили, видимо, тоннель прорыть.

— Думал, — сказал, поднимая на меня больные глаза. — Скажи, а почему Артём так уверен, что ты от него не уйдёшь? — задал вопрос, тем самым загнав меня в тупик. Пока я хлопала на него глазами, он решил продолжить: — нет, у меня конечно есть пара предположений, но я так и не смог прийти к единственному верному. Так почему? — снова повторил он.

Так, это уже интересно: во-первых, я так понимаю, они знакомы, но супруг мне и слова об этом не сказал, во-вторых, они явно разговаривали обо мне, с какой это стати, хотелось бы знать, и, в-третьих, их отношения далеко не дружеские, иначе Богдан говорил бы совсем иначе. Спросить в лоб?

— А с чего ты взял, что можешь спрашивать у меня подобное? — ушла в оборону. — Ты извини, но тебя никоим образом не касаются наши отношения.

— Он тебе угрожал? — словно не слыша меня, начал называть свои версии. — Или у вашей семьи было то, что стало ему необходимо? А может ты беременна? — продолжил сыпать предположениями. — Нет, Никитин скорее откупился или заставил бы сделать аборт. Почему ты вышла за него и не можешь развестись?

Его лихорадочный взгляд шарил по моему лицу силясь обрести знание, а меня это начало пугать. Не знаю, какую игру он затеял и чего добивается, но мне не хотелось продолжать этот разговор. Я хотела встать, чтобы уйти, но Богдан резко схватил меня за руку и силой заставил вернуться на место.

— Не так быстро, Катенька, — от его неожиданно приторного тона меня перекосило, — я ещё не узнал, что хотел и не рассказал тебе правду о твоём муженьке.

— Отпусти, — настойчиво попыталась высвободить руку, но он только сильнее сжал её, явственно оставляя ощущения, что синяков не избежать, — мне больно.

— Ничего, Катенька, потерпишь. Я же терпел столько лет — и ты потерпишь.

Он явно находился в неадекватном состоянии и, если я сейчас начну активно сопротивляться или позову на помощь — не могу предугадать, как он себя поведет. Поэтому я решила послушать, что же так настойчиво мне хотят рассказать.

— Хорошо, я слушаю, какую такую правду ты хочешь мне поведать об Артёме? — сделал вид, словно сдалась.

— А как же ответы? Хотя, ладно, может после моих слов ты охотнее станешь говорить. С чего бы начать, — задумался на мгновение, — пойдём от сотворения мира, так сказать. Дело в том, Катенька, — такими темпами я скоро возненавижу и этот вариант моего имени, — мы с твоим мужем знакомы давно, дольше, чем знаешь его ты, — угу, я и так это успела понять. — Наши родители дружили и нас познакомили, считая, что близкие по возрасту дети смогут хорошо найти общий язык, мы и нашли. Время шло, мы росли и наши игры так же менялись: от машинок мы перешли к компьютерным играм, от них к играм с людскими желаниями, в итоге оказалось, что и с людскими жизнями, — у меня холодок по спине пробежал от последних слов, но останавливать его исповедь я не стала. — Хочешь узнать наше любимое развлечение? — спросил он, но ответа ему не требовалось. — Нам нравились девушки, как и всем нормальным парням, — «что-то я сомневаюсь в твоей нормальности» — подумала я. — Но просто общаться и встречаться — это же так скучно! Гораздо веселее было находить интересные экземпляры и играть с ними, как кот с мышкой, пока не получишь то, что хочешь. А чтобы добавить больше азарта, это делалось на спор: иногда мы просто выбирали друг для друга цель, иногда оба охотились на одну и ту же малышку.

Как мерзко! Противно, отвратительно… Мне хотелось закрыть уши руками и не слышать этот бред. Нет, Артём может быть той ещё скотиной — стоит вспомнить, как мы с ним начали, но это… это уже слишком, он не мог — это твердило сердце, но разумом я понимала: мог, поэтому я сидела застывшей статуей и продолжала слушать, пока внутри у меня всё переворачивалось.

— Да, веселенькие были деньки, — протянул Богдан, — но одно дело, когда это происходит с теми, на кого тебе наплевать, а другое, когда от этого страдает близкий человек. И я, и Артём знали, как к нему относится моя сестра, но только смеялись над подростковой влюблённостью, не замечая, как она перерастает в одержимость. Это стало ясно, только когда очередная пассия Никитина оказалась под колёсами автомобиля — Соня намеренно сбила девушку. Из комы та выкарабкалась, но, на всю жизнь осталась инвалидом. И родители уже не могли закрыть на это глаза, а приглашенный врач посоветовал отправить сестру на лечение в очень хорошую клинику — они это сделали. Сначала она кричала, плакала, сопротивлялась, — прикрыв глаза, вспоминал он, — после пришла апатия и мы не знали что делать. Я тогда пришёл к Артёму, умолял повлиять на сестру, хотя бы заставить ту принимать пищу. Он не хотел, долго противился, но я настоял. И, после разговора с ним она и вправду ожила, начала есть, принимать лекарства, разговаривать. Врачи на неё не могли нарадоваться… Когда её выписали, мы некоторое время боялись срыва, но она снова стала такой, как прежде, милой молодой девушкой с солнечной улыбкой. Убедившись, что всё в порядке, я спокойно принял предложение стипендии и уехал на учёбу в Англию. Это стало ошибкой.

Богдан больше не обращал на меня внимание, сидел, уставившись в одну точку, пребывая всем своим существом в тех событиях, снова проживая свою трагедию. А что это была именно трагедия, у меня не осталось сомнений.

— В один день она просто исчезла, — продолжил он после длительной паузы, — родители забили тревогу и срочно связались со мной, надеясь, что она просто улетела к любимому брату, но их надежды не оправдались. Сразу же вернувшись в Россию, я подключился к поискам и узнал, что перед тем, как сбежать, она опять виделась с Артёмом. Эта глупышка призналась ему в своих чувствах, лелея надежду, что он ответит ей взаимностью. Но мой бывший друг всегда отличался особенным безразличием к чужим переживаниям и женским просьбам, хотя это никогда не отпугивало от него дам, наоборот, притягивало, словно мотыльков на свет. И на этот раз он не сделал исключения, хотя прекрасно знал о её состоянии. Он спокойно рассказал мне об этом, не чувствуя за собой никакой вины.

— Ты нашёл её? — озвучила вопрос, появившийся в пустой голове.

Меня словно приласкали чем-то тяжёлым, избавив мою черепную коробку от способности к размышлению.

— Нашёл, — горько усмехнулся Богдан, найдя глазами моё лицо. — Но видит Бог, лучше бы это сделал кто-то другой. Я никогда уже не смогу забыть какой она стала к тому времени, когда мне удалось её разыскать, — он встряхнул головой, словно пытаясь избавиться от плохих картинок. — До сих пор не знаю, что точно происходило с моей сестрой за те полгода, но обнаружилась она в одном из притонов, неслезающая с иглы и позволяющая делать ради очередной дозы с ней всё, что угодно. Каждую ночь я вижу тот день в своих кошмарах, каждую грёбаную ночь. Моей сестры больше нет, — безжизненно произнёс он, заставив меня в ужасе прикрыть рот ладонью. — Её тело всё ещё живо, доктора поддерживают в нем жизнедеятельность, но она не реагирует ни на что, словно внутри уже никого нет, моей Сони нет. И за это я никогда не прощу твоего мужа, слышишь? — внезапно горе сменилось злостью. — Я хочу, чтобы он страдал, мучился. Моим инструментом мести должна была стать ты, — признался он. — Казалось бы, что проще: отбить женушку у этого дегенерата, неспособного на чувства, тем более, что ты мне понравилась, мы бы даже могли бы неплохо развлечься, — в противовес словам в его глазах застыл арктический холод. — Но всё оказалось намного сложнее, прости, вы не оставили мне выбора, — на этих словах в моё бедро вошла игла.

Прежде чем отключиться, я постаралась дотянуться до мужа по нашей связи, надеюсь он меня услышал, надеюсь он сможет меня найти до того момента, когда станет слишком поздно.

Приходила в себя очень тяжело, а когда пришла в сознание почувствовала полное бессилие, чтобы открыть глаза мне пришлось затратить некоторое время. Тело затекло от пребывания в одной позе, задрав голову я увидела, что мои руки привязали к железным перекладинам спинки кровати. Спустя несколько неудачных попыток удалось приподняться и сесть. Следующим шагом стало возвращение конечностям чувствительности и осмотр места, в которое я попала.

Небольшая комнатка, стены когда-то видимо были побелены, но сейчас я смотрела на удручающую картину: по стенам и потолку проходили трещины, вздутия, какие-то желтые разводы, побелка отсутствовала целыми пластами. Пол выложен трухлявыми досками, стекло на единственном окне закрашено белой краской, так что понять где я примерно нахожусь не представляется возможным. Хотя, не думаю, что такое помещение может быть обитаемым и многоэтажным, правда, в нашей стране все возможно.

Сделав попытку почувствовать мужа действительно почувствовала страх. До этого я и не понимала, как на него надеялась, но сейчас, вместо привычных ощущений живого тепла и эмоций наткнувшись на глухую стену, начала впадать в отчаяние. Как мне сладить с этим ненормальным и выбраться отсюда в одиночку?

Пока я пыталась хоть что-то придумать, с раздражением отбрасывая варианты из просмотренных фильмов: ну нет у меня суперспособностей, острых предметов, навыков выкручивать руки таким способом, чтобы избавиться от пут. Телефон был в сумке и сейчас скорее всего выключен моим похитителем. Попробовать покричать — вдруг здесь поблизости все же кто-то бродит?

— Эээй, — пересохшим горлом позвала на помощь, — здесь кто-нибудь есть? Помогите! Пожалуйста, хоть кто-нибудь…

Но единственное чего я добилась — появление Богдана.

— Можешь не кричать, в этой деревне и так осталось всего несколько глухих стариков, так дом еще на отшибе стоит — не жди, что бедную Катю прибежит кто-то вызволять, — только посмеялся над моими попытками. — Как ощущения? Если я прав, тебе сейчас очень несладко, — с горящими глазами подошел ко мне похититель.

— Чего ты хочешь? — не испытывая ничего кроме отвращения к этому больному на всю голову, спросила я.

— Отомстить, — с перекошенным лицом поведали мне, — хочу, чтобы Никитину перекрутило все нутро от боли, хочу, чтобы он понял, каково терять дорогого человека.

— Почему Артём? Ты не думаешь, что Соня сама виновата в том, что с ней произошло? И ее близкие, — не верила в успех, но сделала попытку достучаться до Богдана, — вы ведь все знали о ее чувствах и состоянии, но смотрели сквозь пальцы до того момента, как все зашло слишком далеко. И потом, это ее нужно было увезти подальше от объекта помешательства, не давать им встречаться, во избежание рецидивов, а не самому сваливать за бугор. Но нет, решили, что девочка здорова и расслабились!

— Нет, — помотал головой на мои слова, — нет! — закрыв уши руками, выкрикнул Богдан. — Это все он! Если бы его не было, моя сестра сейчас бы успешно сдавала выпускные экзамены, решала какое платье ей надеть на выпускной, а не лежала бесчувственным овощем на больничной койке. Это он виноват!

Ясно, Богдан нашел крайнего в своем горе и теперь никто не сможет переубедить, что в действительности все иначе, нежели ему видится. Говорить что-то бесполезно, только больше злить и выводить из себя. А так, глядишь, мучить долго не будет… Господи, о чем я вообще думаю? А о чем в принципе думают, когда уверены, что жить им осталось не так долго?

Наверное, это зависит от того, как человек умирает и от его характера. Почему так вышло именно с нами? Как же я зла на всю эту ситуацию, на себя, что оказалась так беспомощна перед опасностью, на Артёма, который не отзывается, на Соню, хотя мне и жалко её, а больше всего на Богдана. Он оказался слабым духом, не в состоянии пережить потерю сестры и понять, что в случившемся виноваты все, найти силы принять всё как данность. Но нет же, он нашёл крайнего своим больным мозгом и решил ему отомстить, да не напрямую, а через меня. Смех, да и только, правда, что-то меня не тянет смеяться…

Так и не раскрыв мне своих планов, Богдан удалился, прежде снова вколов мне какую-то дрянь, и оставил меня наедине со своими безрадостными мыслями. А я спустя какое-то время свернулась клубочком без возможности обнять себя руками, да так и лежала, уставившись пустым взглядом в противоположную стену — на большее мой мозг оказался неспособен. Сколько пробыла в этом подвешенном состоянии не знаю.

За время, что меня не трогал Богдан мне удалось немного почистить организм от той дряни, что он мне вколол и получить назад возможность ясно рассуждать. Мне не понравились мысли о смерти и то чувство безысходности в которое я погрузилась. Раз не на кого надеяться — значит нужно искать выход самой. Да, у меня привязаны руки, но ноги-то свободны, может удастся с помощью эффекта неожиданности его вырубить ударом. Правда, если не сработает, моё положение станет только хуже. Но и выбора особо нет. Вот только с этим придётся подождать — тело такое вялое, я даже повернуться могу с трудом, а голова кружится так, что предпочтительно вообще пока не двигаться.

К реальности меня вернул звук открывающейся двери в полной темноте, а потом её разрезал луч фонарика. Когда свет полоснул по глазам я сделала апатичное лицо и затаилась.