Проснулся я от тихого, нет, вру, дико громкого перешёптывания. Собеседники явно ругались, по крайней мере, в голосах слышались раздражённые нотки.
Сперва я – сдуру, наверное – решил было, что это вернулись предки. Потом в сознание одновременно проникли три мысли:
а) в зале на полу до сих пор намалёвана пентограмма, за которую, наверное, меня и готовятся прибить;
б) почему тогда сразу не начали орать;
в) но оба голоса мужские.
Именно после третьего умозаключения я и подскочил на кровати, как ошпаренный. Двухмужских голосов у родителей точно не имелось, да и не могли они ругаться, расположившись на кровати по обе стороны от меня!
Правильно, не могли. Зато появился другой вопрос: "А кто мог?" – который не исчез даже после того, как я увидел "виновников торжества" воочию. Ибо на широкой двуспальной кровати в данный момент находилась ещё пара субъектов, непонятно как тут оказавшаяся.
– Ну ешки матрёшки, очухался, наконец! – грубовато фыркнул хрупкий блондинистый парнишка, развалившийся по левую руку от меня.
– Проснулся, – поправил его сидящий на другом краю мужчина, покусывая фильтр сигареты.
– Да пофиг!
– Не ругайся.
Я на секунду прикрыл глаза, делая глубокий вдох, потом вновь их открыл – молодые люди никуда не делись, так и продолжали занимать свободное пространство кровати, радуя своим внезапным появлением. Поглядел на одного, на другого… Решил, что от наваждения лучше избавляться более кардинально, и на этот раз зажмурился крепко, при этом сильно щипая себя за ногу под одеялом. Ни-ка-ко-го эффекта! Картина взору открывалась всё та же.
– Чё за херня?.. – только и смог выдавить я, оглядывая незваных гостей. – Вы кто?
– Не ругайся, – словно попугай повторил тот, что с сигареткой, оставив вопрос без ответа.
Первым делом перевёл взгляд на него, мужчина в ответ хмуро уставился на меня. Дать ему можно было лет тридцать, морда лица радовала взор тёмной трёхдневной щетиной, длинным прямым носом и ярко-голубым цветом глаз под низкими, словно бы вечно насупленными бровями. Тонкие губы сжимали изрядно помятую уже сигаретку, а в пальцах мужчина вертел дешёвенькую зажигалку.
Хмм, может, это подсознание балуется? Просто я видел когда-то данного мужика на улице, а теперь он является ко мне в бреду. Не мог я вчера чего плохого сожрать, что сегодня глюки наблюдаю? Не, у творожка срок годности был в норме. Кажется.
– Да пусть матюгается, под наше крыло хоть попадёт, – хохотнул парниша слева.
Вновь ущипнув себя, теперь уже заметно сильнее, повернулся в его сторону. Белокурый паренёк лет пятнадцати-семнадцати развалился на кровати ещё более вальяжно и удобно, обняв одну из подушек да едва не закинув на меня ноги. Приметив внимательный взгляд, он ухмыльнулся и показал весьма неприличную фигуру – оттопырил средний палец в не самом приятном предложении для парня.
– Вот потому и призываю к иному, – заметил брюнет у меня за спиной.
– Вам, светлым, вечно "чистые дела" подавай! – блондин заржал, растягивая большой рот в оскале.
Нет, такподсознание шутить не может. Данного блондинистого субъекта с огромными зелёными глазищами я точно нигде не видел, иначе запомнил бы гаденькую ухмылку.
– А вам, чертям, лишь бы договор вперёд подписать, – парировал мужчина.
Я сглотнул, в который уже раз прикрыл глаза, стараясь отгородиться от происходящего, и одними губами зашептал, словно мантру:
– Мне нужно проснуться. Просыпайся, просыпайся…
После двадцатого или даже тридцатого раза я таки же приметил, что в комнате почему-то стало тихо. В надежде на лучшее осторожно открыл один глаз… и уставился прямо в зелёные очи парня, подползшего за это время ещё ближе и внимательно меня разглядывающего.
– Парниш, ты чего молчишь-то? – нагловато вопросил он.
За что и получил по роже от внезапно отмершего меня, решившего бороться с проблемами кардинально, а точнее, кулаками. Если в бреду не помогает желание очнуться – нужно действовать. Вдруг это не бред, а… воры, к примеру, а?
– Не дерись, – коротко бросил хмурый мужик, щёлкая зажигалкой. По комнате разнёсся ощутимый запах табака.
– Ты какого махаешься, мелкий? – возмущённо возопил белобрысый, словно неваляшка подскакивая с пола – а что, бил я хорошо, сил не жалел – и вытягиваясь во весь свой… рост.
– Это кто тут мелкий? – аж подавился, понимая, что паренёк почти на голову ниже меня.
– А черти всегда обзываются, малыш, – заметил брюнет.
– Вообще-то, я – дьявол, курица ты щипаная! – рыкнул на него парень.
– Не ругайся, – коротко. – Да хоть сам Повелитель Ада, клиент всяко мой.
– Неужели?
Происходящее всё больше напоминало бред, но неприятно зудящие от удара костяшки пальцев уверяли, что оно вполне реально. Более того, рука вдруг приобнявшего меня за плечи мужика была тяжёлой и не менее осязаемой.
– Малыш, ты же мой клиент? – раздался голос прямо над ухом. – Ты ж в нашу контору первым обратился. В церкви вчера просил.
– Не-не-не, мой! Он врата открытыми оставил, – белобрысый, потирая повреждённый глаз, кивнул в сторону зала. – Не ждал бы представителя – стёр.
Я закатил глаза к потолку. Боже, о чём они вообще твердят?
– Вот! Вот, раз "Боже", значит, наш! – радостно воскликнул мужик.
Да что за чертовщина такая?
– Не, ты не прав, – хохотнул паренёк, – и наших поминает.
– Походу, тяжёлый случай… – цыкнул брюнет.
И две пары глаз изучающе уставились на меня.