Чувства животных и человека

Глава 6 Звуки времен года

Каждое время года имеет свой особый смысл и предлагает нам вновь и вновь наслаждаться уже известными прелестями: долгожданным теплом весеннего солнца, благоуханием летних цветов, фруктами осени, веселым отблеском огня и треском горящих в камине поленьев холодным зимним вечером. Мы думаем о земле, зеленеющей после апрельских ливней, об июльских поездках за город, об октябрьских осенних листьях и чистой белизне снега, блестящего под лучами январского солнца.

О времени года нельзя судить по погоде. Она слишком переменчива. Если долгое время регистрировать ежедневные температуры в каком-нибудь определенном месте, то вы обнаружите зимой такие теплые дни, что по температуре они равны холодным летним дням. Часто выдаются такие осени, когда кажется, что на целую неделю или даже больше вернулась весна. Мы можем, конечно, распознать время года по высоте полуденного солнца на небе или соотношению длительности дня и ночи. Но закрыв глаза, мы с гораздо большим наслаждением определим его по голосам окружающих животных.

Лето — не время ласточек, ведь все до одной ласточки прилетают весной. Лето — это ночи, полные стрекотанием сверчков, когда долгие сумерки оглашаются уханьем ночных сов над головой. Лето — это стук ударяющихся об оконное стекло крупных майских жуков и бесконечный зов козодоя. Летние дни приходят вместе с неистовым треском цикад или стрекотанием прыгающих в полях кузнечиков.

Осенью трубит лось. В болотистых низинах американский лось ревет и ударяет своими развесистыми рогами по нижним ветвям ольхи. Осень — пора зеленых кузнечиков; они на деревьях; они на побегах желто-розового золотарника, когда ночь слишком темна, чтобы различить цвета. И весь день напролет зеленые кузнечики при помощи огромных антенн посылают из травы и кустов свои сигналы, купаясь в последних теплых лучах солнца, пока не грянет мороз и не перевернет последнюю страницу партитуры этих музыкантов.

А зима? Это веселый звон гаичек, перелетающих с места на место в поисках семян и насекомых, спящих под корой деревьев. Это «янк-янк» поползня, который бегает по стволам деревьев, как бы игнорируя земное притяжение. Это тишина ночей, когда случайный крик совы, скрип снега под копытом оленя или лапой зайца, треск льда на реке, похожий на пистолетный выстрел, слышатся особенно отчетливо, так как на деревьях нет листьев и ничто не мешает распространению звука.

И что бы ни говорил календарь или термометр, считай, что зима уже прошла, если услышишь в небе крики направляющейся на север гусиной стаи или на реке — лягушачий концерт. А когда в ночном воздухе прозвучат первые брачные песни лягушек и жаб и днем послышится восторженное пение прилетающих птиц, знай, что не позже чем через неделю на деревьях распустятся почки.

Каждый раз, когда одно время года сменяет другое, мы ждем голосов наших друзей, которые напоминают нам о том, что все в мире идет по заведенному порядку, установившемуся задолго до появления на свет человека. Часто голос животного является таким же характерным, как и его внешность. Интересно, в какое же время года первое наземное животное издало целенаправленный звук? Какие существа могли его слышать?

Если сегодня где-нибудь в теплых краях нашей страны мы поднимем камень или бревно и потревожим скорпиона, то можем услышать нечто, отдаленно напоминающее этот первый сигнал. Скорпионы появились еще в девонский период, 400 миллионов лет назад; возможно, они и были первыми наземными животными, способными производить предупреждающие акустические сигналы. Когда мы поднимаем эту своеобразную крышу, современный скорпион реагирует на шорох. Он выдвигает остроконечные клешни, очень напоминающие клешни раков, и изгибает хвост дугой, так что над его спиной поднимается острый наконечник с полным яда жалом, на случай если мы подойдем слишком близко. Когда скорпион поднимает хвост, мы слышим скрип, как если бы членики были заржавленными. Этим слабым шумом сопровождаются угрожающие жесты у скорпионов всего мира. Он возникает при трении друг о друга особых шершавых поверхностей тела. В какое же время года первый скорпион издал этот скрип?

Песни насекомых гораздо привычнее для нас, чем скрип скорпиона. Эти отчетливые звуки возникли только 300 миллионов лет назад, когда теперешний каменный уголь еще был живым деревом. Большинство звуков у насекомых издают самцы: это их своеобразная монополия, выдержавшая испытание временем. Самцы сверчков и кузнечиков трещали и пиликали на протяжении всей эпохи динозавров, от ее расцвета до упадка. Их крики звучали и в ледниковый период и, наверное, они будут слышны каждое лето, до тех пор пока на земле останется хоть одно живое существо.

Если каждая птица исполняет свою песню, которой она заявляет права на территорию, то каждый музыкант-насекомое исполняет свою особую мелодию, а другие представители его вида узнают ее. Мы тоже можем услышать эту мелодию, если обладаем достаточно острым слухом. Уже сами слова «кейтидид» (katydid)^[8] и «крикет» (cricket) — от старофранцузского «criquet» («крикé»)^[9] — показывают, что мы пытаемся уловить идентичные ритмы. В конце XIX века выдающийся натуралист Самуэль X. Скадер сделал попытку записать в музыкальной форме стрекотание кузнечиков и сверчков, которое он так часто слышал около своего дома в Новой Англии. Сегодня эта запись кажется примитивной по сравнению с современными совершенными записями и анализом, которые стали возможны благодаря электронным приборам.

Мы предпочитали пользоваться фотоаппаратом или фоторужьем. Нежные песни древесных сверчков в три часа утра действовали на нас неотразимо; они звучат, как колокольчики эльфов. Звук не смолкает; пастельно-зеленое насекомое стоит, подняв трепещущие крылышки под прямым углом к спинке, тем самым создавая дополнительный резонанс звука.

Древесные сверчки, так же как зеленые и длинноусые кузнечики, извлекают звуки, потирая особый стрекотательный кантик, проходящий вблизи основания одного надкрылья, о ряд выступов или зубцов на другом крыле, подобно тому как мы проводим ногтем по краю гребешка или напильника. Эти насекомые прекрасно улавливают высоту и ритм звука и с помощью чувствительных «ушей», расположенных в передних лапках, прямо под суставом, соответствующим коленке, внимательно прислушиваются к звукам, которые доносятся из окружающего кустарника. Один самец может произнести целый монолог из звуков, которые мы имитируем как «кэти», «кэти-дид», «кэти-диднт», быстро проведя три-четыре раза подряд стрекотательным кантиком по стрекотательной жилке. Зеленые и длинноусые кузнечики поют свои песни, производя резкое вибрирующее движение — поднимая вверх только дрожащие основания надкрыльев; при этом их очень трудно заметить, так как они замирают в одной позе и сливаются с окружающей зеленью, прислушиваясь к ответным звукам.

Чем громче стрекочет зеленый или длинноусый кузнечик, тем более готов он к спариванию. Когда другие самцы чувствуют силу соперника, они держатся от него на почтительном расстоянии, предоставляя самому громкому певцу самую большую территорию. Обычно после спаривания сигналы прекращаются; это означает, что самец временно выбывает из состязания в борьбе за супругу. В отношении некоторых длинноусых кузнечиков это кажется вполне логичным, так как самец может потерять 40 % своего веса, когда он передает самке большой мешок с клетками спермы. Через несколько дней, когда восстановятся его вес и сексуальные способности, к нему возвращается и «голос». Вполне понятно, что сила производит впечатление на самок, и они выбирают самца, который поет громче всех.

Хотя антенны у сверчков, зеленых кузнечиков и саранчи не имеют отношения к звуку, их длина часто помогает определить, каким образом эти насекомые производят и слышат звуки. Сверчки и зеленые древесные кузнечики — «длинноусые». Короткоусые прямокрылые — это хорошо известная нам саранча, которая трещит и шумит наподобие горящего кустарника, когда летнее солнце выжигает поля, а те, кто приехал на пикник, разыскивают тень, чтобы открыть рюкзаки.

Находясь на земле или прижавшись к высокому стеблю, саранча внимательно следит за происходящим вокруг; при этом она издает звуки, которые привлекают к ней внимание. Многие насекомые взлетают в воздух и кружатся наподобие вертолетов, а перед тем, как опуститься на клочок голой земли — своеобразную посадочную площадку или плац, — они издают щелкающие сигналы. Почти во всех случаях они производят звуки, почесывая шершавыми поверхностями голеней задних ножек о внешнюю поверхность надкрыльев. У некоторых видов саранчи на крыльях есть стрекотательная жилка, а на голени — стрекотательный кантик. У других же саранчовых эти две звукопроизводящие поверхности меняются своими местами. Самки тоже могут издавать звуки, только тихие. И самцы и самки слышат звуки с помощью ушей, расположенных по обе стороны тела, возле того места, где начинаются задние ножки.

Саранча, не торопясь, совершает свой вековой брачный обряд, состоящий из последовательных инстинктивных движений. Требуется большое терпение, чтобы услышать, когда призывная песня самца сменится другой, главной песней, как только он заметит другое насекомое, подходящее ему по форме и размерам. Ответная песнь готовой к спариванию самки тише песни самца. Начинается дуэт, во время которого они приближаются друг к другу. Их финальная песня коротка, и ее проводят с блеском, подобно исполнению на «бис». Это уже «брачная песня», свойственная только особям данного вида, благодаря чему почти полностью исключается возможность спаривания насекомых разных видов, а следовательно, и появление неполноценных гибридов. Любовные песни имеют чрезвычайно важное значение для поддержания репродуктивной чистоты каждой формы.

Наблюдательный человек не может не удивляться тому, насколько различаются по издаваемым звукам те или иные виды животных. Лишь памятуя о том, насколько продолжительна наша жизнь по сравнению с жизнью насекомых, мы можем полностью оценить важность закодированных сезонных сигналов, на которые полагаются эти животные. Как еще смогло бы маленькое существо заявить о своих правах на территорию, будь то кустик или пучок травы, и призвать к себе невидимую самку? Обычно насекомое не может тратить времени зря, потому что весь период его зрелости ограничивается одним сезоном. Единственная возможность продолжить свой род предоставляется ему в течение одной-двух недель (может быть, месяца). Если какое-нибудь животное достигнет зрелости чуть позже или чуть раньше срока, оно почти наверняка не оставит потомства. Только осознав неизбежность этого, начинаешь понимать, почему так неистово пиликают на своих «скрипках» сверчки и им подобные.

Нас должна бы удивить робость почти всех этих музыкантов-насекомых, которые обрывают песню на середине, если их что-нибудь потревожит. И сверчки, и кузнечики, и саранча поют свои песни громко, как бы публично заявляя о себе, только когда им кажется, что мир готов их слушать. Как отличаются эти насекомые от цикад, которые продолжают громко трещать, даже когда их берут в руки, и издают еще более громкие протестующие звуки, если приближаются их враги — осы, убивающие цикад! А ведь у цикад то время, когда можно дать начало новому поколению, занимает еще меньшую часть жизни. Некоторые из них проводят в безмолвии целых 17 лет, пока не достигнут зрелости, а потом, самое большее за несколько недель до смерти, поют свою громкую брачную песнь.

Цикад называют также «саранчой» и «полевыми мухами». Звуки у них рождаются в особых, напоминающих барабаны, тимбалах, которые расположены на середине их крепкого тельца, по одной с каждой стороны. Когда специальные мышцы приводят в колебательное движение барабанные мембраны, то эти наполненные воздухом полости служат резонаторами. Жаркими летними днями в средних широтах эти насекомые издают сильный звук, похожий на вой сирены, и еще более громкие крики — при восходе и заходе солнца в тропических джунглях. Некоторые цикады издают звуки, напоминающие треск заводной игрушки, когда она замедляет ход и почти останавливается, потом снова набирает скорость, пробежится и останавливается окончательно. Этот звук так силен, что зачастую по нему легко обнаружить прилепившегося к коре дерева самца, который приглашает к себе подругу. У этих насекомых нет видимых ушей, но они совершенно отчетливо улавливают звуки, которые мы издаем. Заслышав приглашение самца, самка стремительно летит через лес, чтобы усесться рядом с певцом.

Когда мы говорим о звуках насекомых и различаем среди них песни любви, призывы или выражение негодования, мы, сами того не замечая, спекулируем на этом. Мы как бы метем пыль за дверью. Пытаясь разгадать, что означают звуки животных в различные времена года, почти наверняка мы считаем важным что-то такое, чему сами животные не придают значения. Только благодаря ассоциациям мы способны наслаждаться тем, что отличаем мягкий шум крыльев бабочки бражника, парящей над цветком в сумерки, от более сильного жужжания колибри, навещающей тот же цветок на рассвете. Звуки эти можно услышать только летом, когда есть и цветы, и птицы, и бабочки.

Когда мы были в тропической Америке, где всегда стоит лето, нас заинтересовало, имеют ли какой-нибудь смысл звуки, издаваемые «сверчковыми бабочками» Ageronia. Эти насекомые отдыхают на стволах деревьев, свесившись вниз головой, и бесшумно помахивают крыльями, как бы демонстрируя ярко-синие пятна. Через каждые несколько минут в воздух стремительно взлетает самец; он громко, как будто каблуками, прищелкивает крыльями. Затем он возвращается к своему месту на стволе, исполнив один или два пируэта. Безусловно, он взлетает, чтобы привлечь внимание самки. Но волнует ли самку этот звук, столь похожий на щелканье пальцев? Может быть, для бабочек он значит не больше, чем для голубей удар крыльев, когда эта птица впервые поднимается в воздух? Когда Чарльз Дарвин был в Бразилии, он наблюдал, как пара таких насекомых гонялась друг за другом. Дарвин «отчетливо слышал щелкающие звуки, подобные треску при движении зубчатого колеса под пружинной защелкой. Треск продолжался с короткими перерывами, и его можно было слышать за двадцать ярдов^[10]».

Даже когда звук просто сопровождает действия животного, он тоже может служить определенной цели. Назойливый писк комара — результат быстрого движения его крыльев при полете. Мы достаточно хорошо его знаем и, заслышав писк, съеживаемся, ожидая укуса. Самцы комаров воспринимают этот звук, улавливая его особо чувствительными участками своей антенны. Длинные волоски на антенне вибрируют в унисон со звуками крыльев самок того же вида. Самцов комаров — переносчиков тропической лихорадки — сильнее всего привлекают колебания от 500 до 550 в секунду; их подруги производят соответствующий звук биением крыльев со скоростью от 449 до 603 взмахов в секунду. Самец улавливает эти звуки даже на фоне громкого шума. Однако иногда одураченные самцы прилетают целыми тучами к электростанциям, у которых гудение генераторов имеет соответствующую высоту. У основания охлаждающих устройств каждого большого трансформатора можно найти миллионы таких комаров. Опустившись на горячую вибрирующую поверхность, они мгновенно изжариваются.

Но самый ужасающий из всех звуков, производимых насекомыми при полете, можно услышать во время сезонного нашествия мигрирующей саранчи на Ближнем Востоке и во многих частях Африки. Эти полчища были «восьмой напастью», поразившей египтян в День Моисея. Дарвин, описывая свои впечатления от саранчи, которую он повстречал на равнинах Патагонии, цитирует «Апокалипсис»: «…шум от крыльев ее — как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну». Затем он добавляет: «Или точнее как завывание сильного ветра в корабельных снастях». Во время полета эти насекомые производят относительно слабый звук, который мы все же можем услышать. Однако, когда огромная, как туча, стая садится на землю или поднимается вверх, колебания воздуха становятся почти оглушающими. Мы ясно слышали эти звуки в Африке, их не мог заглушить даже рев летящего самолета, на котором мы находились. А из окна нам было видно, как рано утром поднимается с опустошенных полей саранча, и кажется, что обретает крылья сама выжженная солнцем земля.

По-видимому, возникающие при полете саранчи звуки (с частотой 17–20 колебаний в секунду) представляются важными для самих насекомых. Отдельные особи, которых искусственно оглушили, не проявляют ни малейшего интереса ко всей стае, поднимающейся вверх. Однако вся масса насекомых сразу же покинет землю, если им начнут проигрывать записанные на пленку звуки взлета. Можно ли заставить саранчу летать до полного изнеможения и таким образом уничтожить ее? Этим вопросом сейчас занимается Международная контрольная комиссия по борьбе с саранчой. Утверждают же китайцы, что они избавились от домовых воробьев («рисовых птичек») при помощи оглушающего шума гонга и огневых хлопушек.

Когда Вильям Батлер Итс писал о «гудящей от пчел поляне», он воспевал не что иное, как шум от вибрации пчелиных крыльев. Итс упивался этими звуками, как многие и до и после него. Мы в состоянии различить легкие изменения в звуке, издаваемом пчелой, когда она в поисках нектара перелетает с цветка на цветок. Это тихие, низкие звуки, совсем непохожие на сердитое жужжание тех же насекомых, когда они сильно встревожены. Звуки меняются и с ростом семьи, когда она готовится к роению. В 1959 году один инженер-электроник изобрел и испытал специальное предупреждающее устройство, которое прикреплялось к улью. Как только звук в улье достигал высоты, соответствовавшей высоте жужжания пчел перед роением, микрофон и усилительная система воспринимали эти колебания, автоматически опознавали их и посылали пасечнику домой предупреждение.

Медоносные пчелы воспринимают и звуки летящих насекомых. Пчелы-сторожа, которые стоят у входа в улей, не обращают внимания на прилетающих рабочих пчел. Но они очень чувствительны к тону звука пчел-воришек, даже если эти пчелы находятся достаточно далеко. Наблюдая летом за пчелами, мы можем по звуку отличить прилетевшую к цветку рабочую пчелу от трутня, хотя у него такая же окраска, форма и размеры тела. Несмотря на их поразительное сходство даже в поведении, маскирующийся трутень выдает себя звуками. Однако иной раз насекомые имитируют даже звуки. Недавно был обнаружен случай «звуковой мимикрии», когда муха делала 147 взмахов крыльями в секунду, летая поблизости от ос, которым она подражала. Частота взмахов крыльев этих ос — 150 ударов в секунду, и человек с нормальным слухом не в состоянии различить шум от полета осы и похожий на него шум мухи. По-видимому, питающиеся мухами птицы делают ту же ошибку и избегают этих мимикрирующих мух.

Во все времена года на протяжении многих миллионов лет самыми характерными из звуков наземных животных были и остаются звуки насекомых. Только около 150 миллионов лет назад к ним присоединились звуки живых существ, имевших язык и легкие — те элементы, которые Аристотель считал необходимыми для голоса. Все произошло почти так, как если бы насекомые многих тысяч видов были теми сказочными дудочниками, которые вывели позвоночных животных из морей, рек и болот на землю и в воздушный океан — к тем «домам», где они обитают сегодня. Тогда и появились птицы и млекопитающие, которые, чирикая и крича, стали охотиться за насекомыми. Каждую весну к их хору присоединялись лягушки и жабы, которые до сих пор сидят на этой диете.

Выход из воды на землю повторяется неизменно, каждый год. Проходят весенние дни, и амфибии, которые были молчаливыми головастиками, отращивают лапки и вбирают в себя плавательный хвост. Тем не менее они всегда возвращаются к прудам и болотистым берегам, чтобы исполнить весеннюю хоровую симфонию, которая доставляет человеку большое эстетическое наслаждение. Многие ваши соседи, которые совсем не считают себя натуралистами, восхищаются кваканьем крошечных лягушек, чьи звонкие голоса раздаются после таяния снега и льда. Температура воды едва поднимается выше нуля, а квакающий самец уже зовет свою подругу, чтобы дать жизнь новому поколению, которое, как всегда, начнет свое развитие со стадии водного вегетарианца — головастика.

Ночные серенады рассказывают нам о приближении весны, о том, что болотный симплокарпус открыл для ранних насекомых удивительные цветы, что на березе и ольхе, «подобно курильнице», качаются наполненные пыльцой сережки, что волчья канадская стопа скоро раскроет плащевидные листья и качающиеся белоснежные почки превратятся в распустившиеся цветы.

А когда к лягушачьим концертам присоединятся трели бородавчатых жаб, к солнцу потянется свежая зеленая листва бесчисленных оттенков. Несколько позднее в это время года можно услышать взрывчатые трели лягушек. Позже всех раздаются звучные «ронк, ронк… ронк» — это выступают на сцену лягушки-быки, которые постоянно живут в одних и тех же прудах, пока их потомство не вырастет до 10 сантиметров и не превратится в насекомоядных басистых обитателей суши.

В тропиках, где каждый месяц идут весенние дожди, хоровое пение земноводных является неотъемлемой частью ночи — каждой ночи. Жители здешних мест наслаждаются этим пением, а на некоторых островах Вест-Индии они с большим удовольствием слушают и певцов, привезенных из чужих краев. На Ямайке мы встретили «свистящую лягушку» с Мартиники, которую привезла с французского острова на британский леди Блейк, жена бывшего губернатора Ямайки. Она была настолько очарована своеобразными сдвоенными звуками, которые издавала эта маленькая древесная лягушка, что попросила выпустить несколько таких певцов в Лигванской Долине, возле дома губернатора. Теперь эти свистуны расселились и на соседней территории, во дворе Университетского колледжа Вест-Индии, и чувствуют себя там превосходно. Их научное название Eleutherodactylus martinicensis, воспроизведенное на бумаге, в два раза длиннее их тела, и посетители, пытающиеся обнаружить певца, никак не могут поверить, что столь крошечное существо может издавать такие громкие звуки. Дети показали нам металлические коробки водяных счетчиков, расположенные перед жилыми домами, на лужайках, где эти свистуны проводят свой день, и помогли поймать нескольких лягушек, чтобы мы понаблюдали за ними вечером. С наступлением темноты серые шейки лягушек время от времени раздуваются, наполняясь воздухом, и подготавливают тем самым вокальный механизм к мощному «Бо-пиип» («Bopeep»).

В соответствующее время года можно испытать подобное удовольствие и у себя дома, в зоне умеренного климата. Летними вечерами в Новой Англии повсюду можно услышать звуки, напоминающие щебетанье птиц, — короткую громкую трель серой древесной лягушки, пятисантиметровой родственницы весенних квакш. Этот звук повторяется с перерывами в несколько секунд, поэтому каждый человек с фонарем в руках может увидеть незаметное прицепившееся к дереву земноводное, когда оно во время трели раздувает свою лимонно-желтую шейку, выставляя ее напоказ.

В юго-восточных штатах водятся древесные лягушки несколько большего размера. С лесных холмов они посылают сигналы, состоящие из 9–10 хриплых звуков. Но весной и летом после дождей лягушки переселяются к самой воде и там издают отдельные резкие звуки. Эти брачные хоры лающих древесных лягушек как бы состоят из своеобразных трио, подобно самодеятельным неслаженным вокальным ансамблям, где каждый поет, как вздумается. Члены этого трио выбирают ведущего и следуют «определенному порядку кваканья» — какая-то лягушка всегда выступает запевалой, выкрикивая «тунк», а другая неизменно дожидается своей очереди, чтобы закончить «песню».

Барабанные перепонки у жаб и лягушек расположены симметрично по обе стороны головы. Животные каждого вида проявляют особую чувствительность к «своим» звукам. В одном пруду очень редко спариваются разные виды, а следовательно, редко появляются гибриды. Однако такие гибриды можно получить в лаборатории. Их голоса очень похожи на голоса обоих родителей: значит, они рождаются со своими песнями, а не учатся им у других.

Земноводные обращают внимание на многие звуки окружающего их мира, не только на брачные призывы. Достаточно малейшего шороха в кустах, чтобы хор умолк и воцарилось бы долгое молчание. А если послышится пронзительный писк лягушки, пойманной змеей, они тут же стремительно прыгнут в воду и спрячутся там среди придонных растений. Там, где водится много питающихся лягушками змей, даже при звуке человеческих шагов по земле лягушки с пронзительными криками прыгают в воду. Может пройти полчаса в безмолвном ожидании, прежде чем несколько самых смелых лягушек отважатся нарушить напряженную тишину и осторожно квакнуть, как бы проверяя, исчезла ли опасность.

Змея, которая охотится на лягушек или насекомых и мышей, вряд ли слышит звуки, производимые этими животными. Змеи не имеют наружных ушей и, по-видимому, не могут слышать даже шипения своих сородичей. Даже когда гремучие змеи шипят, вероятно, они предупреждают об угрозе только других животных. Однако все тело змеи выполняет роль уха, оно чувствительно к малейшим колебаниям земли. Змеи всегда так хорошо слышат шаги приближающегося человека или пасущейся коровы, что успевают ускользнуть незамеченными.

Мы, живущие в зоне умеренного климата, редко сознаем, как нам повезло: ведь мы слышим множество различных животных, чьими голосами звенят наши берега, поля и леса. Кроме стрекотаний насекомых и голосов поющих амфибий, мы наслаждаемся еще более разнообразными виртуозными песнопениями птиц, которых не услышишь в других краях. Дрозды и иволги, как и многие другие птицы, могут проводить зиму в тропиках или в южном полушарии. Однако там они почти безмолвны. Только к северу от тропического пояса совершают они свой брачный обряд, воспитывают птенцов и защищают семейную территорию, распевая изумительные песни.

Птица может взять одновременно целых четыре различных ноты или в такой быстрой последовательности пропеть их, что человеческое ухо не в состоянии уловить каждый звук. Благодаря магнитофону стало возможным записать на пленку пение птицы и проиграть эту пленку в четыре или в восемь раз медленнее, дивясь при этом мастерскому исполнению песни. Обыкновенный крапивник поет одну песню немногим более семи секунд, повторяя ее почти без вариаций бесконечное число раз, и в каждой такой песне можно различить 130 звуков. Лесной же дрозд, исполняя свою трехчастную песню, все время расцвечивает ее новыми вариациями, быстро меняя высоту звуков в диапазоне частот 1640–8900 колебаний в секунду. У одного лесного дрозда записали 55 песен, и ни в одной из них он не повторился. Абсолютно новая мелодия прозвучала в двух вариациях первой части, пяти вариациях второй и девяти вариациях третьей. Несколько звуков, почти целая октава, были исполнены за 0,02 секунды совершенно слитно.

Дрозды, которые живут на опушках лесов во всех уголках земного шара, справедливо считаются самыми знаменитыми певцами среди птиц. Обычно они перепархивают в кустах с одной ветви на другую, совершенно неразличимые на фоне опавших листьев. Большинство из нас, наверное, не заметили бы этих птиц, если бы не их голоса. На самом деле, ведь известностью пользуется не столько сама птица, сколько ее песня. Прочитав пышную оду Китса, посвященную соловью, трудно представить себе, что это всего лишь маленькая коричневая птичка с красноватым хвостом, европейский двойник американского дрозда-отшельника. Пока еще ни одно беспристрастное жюри не решило, какая из птиц самый блестящий певец — соловей, дрозд-отшельник или дрозд-хама из Индии, которого там очень почитают. Это происходит, вероятно, потому, что голос каждой птицы лучше всего звучит в родном лесу, а эти птицы живут так далеко друг от друга.

Звуки у птиц возникают в основном в нижней части гортани (syrinx), непохожей на наш голосовой аппарат (larinx). Это образование расположено глубоко в грудной полости и осуществляет свою функцию с помощью мышц, регулирующих высоту и качество звука. Пока еще никому не удалось до конца понять, как работает этот сложный музыкальный аппарат, хотя его структура находится в определенном соотношении с характером исполняемых песен. Только у ласточек было обнаружено пять различных типов нижних гортаней, отличающихся друг от друга числом и расположением мышц и вибрирующих мембран.

Помимо этих необыкновенно разнообразных голосовых сигналов, наши пернатые друзья производят еще дополнительные звуки, очень важные для поддержания связи друг с другом. Весной можно услышать звуки, напоминающие барабанную дробь, которую выбивает куропатка (граус) на сухом стволе дерева, стуча по нему крыльями с частотой 40 ударов в секунду. Для ритмичного постукивания по сухому пню или цинковой крыше дятлу требуется особая твердость клюва и мозг, почти нечувствительный к таким резким ударам. Однако эти звуки различаем и мы, и сами птицы. Красноголовые и краснобрюхие дятлы перестукиваются друг с другом. Стоит самцу позвать свою самку из дупла на рассвете, как она прилетает к нему с места своего ночлега. Усевшись у входа в дупло самца, она слушает стук, доносящийся из глубины дупла. Затем она присоединится к нему и начнет постукивать по наружной стороне дупла. Доктор Лоуренс Килхэм, который в течение многих лет наблюдал за этими птицами в окрестностях Вашингтона, считает, что взаимное перестукивание служит укреплению их брачных уз, а также выражает согласие по поводу выбранного для гнезда дупла.

Слушая звуки окружающих нас животных в различные времена года, мы еще больше узнаем о жизни каждого из них. Мы научились различать значимые звуки в лае собаки или в предупреждающем крике зарянки — «кошка!». Однако мир каждого животного отличается от нашего мира так же, как и звуки, издаваемые им. Мы должны быть очень осторожны в своих суждениях; не нужно приписывать животным человеческие мотивы поведения и человеческое понимание жизни. Некоторые песни птиц свидетельствуют лишь об избытке у них энергии, которую они тратят без особого смысла. И все же не следует забывать, что зачастую звуки животных представляют собой код, нередко скрытый в огромном количестве других, никому не понятных деталей. У каждого животного есть собственная кодовая книжка, своя шкала значений. Из всего диапазона звуков, доносящихся до их слуха, животные выбирают лишь те, которые имеют для них особый смысл. Чтобы расшифровать код, мы должны научиться распознавать эти звуки и определять, какое значение они имеют для самого животного. Только тогда человеку станет понятен действительно простой язык животного.