Чувства в заточении

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Мисс Дафф не понравилась наша идея? – тихо спросил Николаса Бобби, пока они дожидались ее появления на ежегодном местном фестивале в честь Дня независимости.

– Не обращай внимания, Бобби. Просто мисс Дафф не любит неожиданностей. Она из тех, кому нужно сначала свыкнуться с обстоятельствами, чтобы суметь оценить их положительные стороны. Вот увидишь, она скоро поймет, что напрасно упрямилась. Ты, парень, главное, виду не подавай. Взрослые частенько ведут себя как капризные малютки. В таких случаях на них не следует обижаться.

– Мне нравится мисс Дафф, – серьезно проговорил Бобби.

– Представь, мне тоже, – отозвался Николас.

– А еще мне нравится «Ревущий дракон», – с тем же трепетом признался мальчик, поедая сахарную вату и не сводя глаз с аттракциона.

– Дождемся нашу даму и все вместе туда отправимся, – пообещал ему опекун. – Давай пока на пару покидаем мяч в кольцо. Вдруг удастся еще какой-нибудь приз выиграть, – предложил он.

– Я вот обожаю драконов, динозавров всяких. Они жуткие. Это круто! – зачастил Бобби.

– За что ты их так любишь? – спросил Ник.

– Это же силища! С драконами никто по силе не сравнится.

– Это точно, – согласился Николас. – А тебя не смущает, что драконов и динозавров так же, как и русалочек, не существует, что это тоже плод писательской фантазии?

– Динозавры были… – продемонстрировал свою осведомленность ребенок. Ник кивнул. – И драконы тоже… в стародавние времена. Мне мама читала легенды о том, как герои побеждали драконов, – добавил мальчишка.

– Выходит, герои сильнее драконов.

– Да, но все они тоже жили только в стародавние времена. Теперь самые сильные – это пушки!.. Мисс Дафф! Вы пришли! – закричал Бобби, завидев Каролин.

– Зови меня по имени, – мягко предложила она.

– Мы сначала покидаем мяч в кольцо, а потом полезем в пасть дракона, – оповестил ее малыш.

– Вы опять все без меня спланировали, – заметила она, погладив подопечного по голове.

– Не будешь опаздывать, – поддел ее Николас.

– А вы хотели что-то другое? – дипломатично спросил мальчик.

– Нет, милый, ваш план меня вполне устраивает.

– Покидаешь мяч? – предложил ей Ник.

– С удовольствием! – согласилась Каролин, которая предусмотрительно оделась по-спортивному.

Ник купил пятидолларовый билет и передал мяч спутнице.

Каролин на удивление легко попадала в цель. Восторгу Бобби не было предела.

– Вы мастер! – воскликнул ее подопечный.

– Да, и у мастера есть секрет, которым со мной в свое время поделился мой отец, – призналась она.

– А меня вы научите? – спросил мальчик.

– Да, с превеликим удовольствием… Так, Бобби. Подойди поближе.

Бобби встал под сетку, как ему показала Каролин. Она вложила в его руки мяч, присев возле на корточки, и объяснила:

– Есть такой хитрый бросок. Это для того, чтобы соперник его не просек заранее… Ты немного разворачиваешь корпус, словно и не собираешься целиться в кольцо. А потом резко подпрыгиваешь и перебрасываешь мяч через край.

– Но это высоко для меня, – расстроенно посетовал Бобби.

– Ну, так ты же вырастешь. А пока отрабатывай прыгучесть, – порекомендовала ему наставница. – Старайся каждый раз подпрыгнуть как можно выше.

– Давай представим, что ты уже вырос, – сказал Ник, подхватив ребенка на руки. – Как ты забросишь мяч, следуя рекомендациям своего тренера?

Ник, крепко удерживая Бобби, сымитировал прыжок, и мяч послушно перемахнул через край кольца и скользнул в сетку корзины.

– Получилось, – не веря своей удаче, пробормотал мальчик.

– Иначе и быть не могло. Теперь ты владеешь секретом мастера, – объявил Николас, кивнув на Каролин.

– А можно еще раз? – попросил Бобби.

– Хоть сто раз, – отозвался мужчина. – Предлагаю посоревноваться с самой мисс Дафф.

– А давай! – приняла вызов Каролин.

– Ух ты! Совсем как настоящий спорт! – воскликнул мальчишка, удобно устроившись на плече у Ника.

Каролин не упускала свою подачу, приближаясь к кольцу, и неизменно забрасывала мяч. Она стремилась разубедить маленького скептика в том, что девчонки слабы в спорте.

– Каролин, а вы все еще играете со своим папой? – спросил мальчик.

– Нет… – ответила Каролин. – Нет, – добавила она, отдышавшись и подойдя к Нику и Бобби ближе, а затем шепотом призналась, глядя мальчику в глаза: – Моего папу убили, когда мне было девять. Так что я давно уже ни с кем ни во что не играю. – Она хмуро покосилась на своего бывшего мужа.

Бобби закусил губу. Он молчал, но потом выпалил одним махом:

– Плохой дядька ранил моего папочку. Из-за этого мой папочка умер. Он на небесах сейчас и смотрит за мной, чтобы у меня все было хорошо, как мамочка говорит. А за моей мамочкой никто не смотрит, поэтому она снова в больнице. А бабушка совсем старенькая уже. И мне сказали, что я не могу поехать к бабушке. А еще я знаю, что моей мамочки скоро не станет. Она уйдет на небеса к моему папе. И тогда меня заставят жить с чужими. А я не хочу с чужими, мисс Дафф. Я боюсь! – залился слезами маленький Бобби Лестер.

Джин Клейн из социальной службы встретила их вечером. Бобби, захлебываясь, рассказал о том, как провел день, и закончил словами:

– А можно мы завтра снова пойдем на аттракционы?

– Настолько мне известно, завтра аттракционы едут в другой город, – разочаровала его Джин. – Но, уверена, твои опекуны что-нибудь обязательно придумают, чтобы ты не скучал.

– Жаль. Мне так понравилось на фестивале! Ник с вызовом посмотрел на Каролин.

– Бобби, – сказал он, – почему ты не скажешь Джин, что выиграл зеркальце в рамочке?

– Молодец, Бобби! Как тебе это удалось?

– Я стрелял дротиками по воздушным шарам и попал три раза, – с гордостью отчитался мальчик.

– А ты, оказывается, меткий парень. Я постараюсь это запомнить. Мы обязательно как-нибудь устроим состязание на меткость среди твоих сверстников. И, быть может, ты станешь победителем.

– Я постараюсь, Джин. Я буду тренироваться, – пообещал мальчуган.

– А теперь попрощайся со своими опекунами до завтра. Вы уже решили, куда отправитесь?

– Это несложно, – проговорил Ник. – Мы пойдем туда, где ожидаются самые интересные торжества по случаю Дня независимости, а вечером вместе со всеми будем наблюдать праздничный салют. – Николас положил ладонь на голову мальчика, который ласково прижался к нему. – Обещаю, Бобби, завтра тебя ждет не менее интересный день, чем сегодня.

– Обещаешь? – тихо спросил Бобби, подняв на него глаза.

– Да, – кивнул Ник. – А ты что ж, сомневаешься? Ты не веришь слову Николаса Гилберта?

– Просто… Иногда взрослые обещают… – пробормотал себе под нос мальчик.

– И не выполняют свои обещания. Ты это хотел сказать? – присев напротив него на корточки, спросил Ник. – Так вот, Бобби, мы с Каролин вместе обещаем тебе, что завтра нас всех ждет незабываемый день. И если вдруг по какой-то непредвиденной причине один из нас не сможет быть с тобой, то другой придет обязательно. И ни о чем не тревожься, малыш! – твердо проговорил он.

Каролин с трудом кивнула. Она еле сдерживала слезы, готовые излиться в любой момент.

– Прощайся, Бобби. Я должна отвести тебя к твоей маме. Ей не терпится узнать, как ты провел день. А потом тебе нужно очень быстро лечь спать, чтобы завтра хватило сил для всяческих подвигов.

– Передавай от нас привет своей мамочке! – напутствовал его Николас, обняв оцепеневшую Каролин за плечи.

– Я пойду, – еле слышно прошептала она, когда Джин и Бобби удалились.

Ник внимательно посмотрел на нее и, ничего не говоря, заключил в объятия, прижал к себе и держал так крепко.

– Ник, что ты делаешь? – ошарашенно пролепетала она.

– Поверь мне, милая, я знаю, что делаю, – заявил он.

– Ник, я не малыш Бобби. Меня твоя риторика не убеждает. – Каролин пыталась высвободиться, однако ей это не сразу удалось.

Тяжело вздохнув, Ник наконец отпустил ее. Каролин застыла на месте, избегая смотреть на него.

– Я подвезу тебя, – сказал мужчина, распахнув перед ней дверцу своего внедорожника.

В уютном салоне мерцал слабый свет. Они сидели рядом. Заведя двигатель, Николас включил плеер. Зазвучал чуть сиплый и невероятно изменчивый, гибкий и чувственный голос Билли Холидей.

Николас вырулил на магистраль. Он старался ничем не усугублять смятение своей спутницы. А именно так можно было охарактеризовать ее состояние. Она пребывала в неком оцепенении.

Он лишь позволил себе невзначай заметить:

– Свободно сегодня на дороге для предпраздничного вечера.

– Наверное, многие отправились за город на долгий уик-энд, – так же тихо предположила она. – А почему ты не уехал к родным? Или на какой-нибудь курорт со своей подругой?

– Были обязательства перед фондом. А ты-то почему осталась в городе?

– Работа, – коротко ответила Каролин.

– Ты не меняешься, – заметил Николас.

– Прозвучало как осуждение, – ухмыльнувшись, отозвалась женщина.

– Да, Каролин, мне неприятно сознавать, на что ты расходуешь свою жизнь. Я бы не был столь категоричен, если бы увидел, что работа сделала тебя счастливой. Но это не так. Ты не просто утомлена, ты истощена. В твоих глазах нет блеска, который меня так радовал прежде. Мне очень неприятно это говорить, но тебе стоит пересмотреть свои приоритеты, – осторожно проговорил Николас.

– Ты ничего не знаешь о моей жизни, поэтому все твои умозаключения гроша ломаного не стоят, – сердито парировала она.

– Я знаю больше, чем ты можешь предположить, потому что смотрю на тебя, а вижу себя. Та же самая усталость, та же самая безысходность, – размеренно произнес мужчина.

– Усталость – возможно, но насчет безысходности – это ты, Ник, загнул, – саркастически возразила она.

– Не думаю.

– Ты знаешь, почему моя работа так важна для меня, – решительно начала Каролин. – Знаешь, почему я так много сил отдаю ей.

– Знаю, милая, знаю… – откликнулся он.

– Как тебе это удается, Ник?! – с оттенком негодования спросила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Неужели адвокатов специально учат, как втираться ко всем в доверие? На пикнике дети от тебя не отлипали, ты чуть ли не целовался с организаторами и социальными работниками, даже Мэри перетянул на свою сторону. Ты, похоже, задался целью стать другом всем и каждому. Зачем тебе это?

– И вовсе я себе такой цели не ставил. А что касается детей, то моя подопечная Анжела сразу уведомила меня, что верить мне не собирается, так как знавала немало взрослых, которые доброго слова недостойны.

– Но вам хоть удалось откровенно поговорить…

– Каролин, чему ты удивляешься? У меня младший брат и три сестры, к каждому из них до сих пор особый подход нужен.

– Что ни говори, а я не гожусь в опекуны. Я не чувствую в себе таких способностей, – пробормотала она.

– В таком настроении ты, милая, вообще ни на что не годишься. Взбодрись! Тебе просто нужно как следует отдохнуть. А что касается твоих опекунских способностей, тут ты явно поскромничала. Как ты заразила мальчишку баскетболом! А что еще нужно, чтобы наладить отношения с маленьким человечком. Если что-то хорошо умеешь делать – научи. По-доброму, терпеливо. Ничего лучше этого еще не придумали.

– Из тебя выйдет хороший отец, – признала Каролин. – Пойми, Ник, я ведь была единственным ребенком в классе, у кого погибла мать, убили отца… Они все жили своей размеренной, беззаботной жизнью, общались друг с другом иначе, чем со мной. Меня все словно чурались, а если с кем и были хорошие отношения, то доверительными и тесными они не становились. Тетя не позволяла многое из того, что было обычным для других детей. После школы я обязана была сразу возвращаться домой и оставаться там весь вечер, делая уроки. Главное – не шуметь, не слоняться, не занимать телефон… Сплошные запреты. Я понимаю, что это не могло не сказаться на моем характере. Но я такая, какая есть. Так уж случилось. Существуют вещи, которые невозможно изменить, – обреченно проговорила женщина.

– Но сейчас у тебя есть друзья, – твердо произнес Ник.

– С чего ты взял? – удивилась Каролин.

– Мэри – настоящий друг. В этом нет никаких сомнений… И про меня не забывай. С тобой мы дружим с юридической школы.

– Николас, назваться другом – это очень серьезное обязательство, – заметила она.

– Я знаю, оттого и считаю нужным сказать тебе об этом.

– Ты думаешь, что можно вот так легко войти в жизнь другого человека? – возмущенно поинтересовалась она.

– Ну, я не тешу себя надеждой легко войти в твою жизнь, зная наперед, что так не получится. Ты просто не позволишь этому случиться, – насмешливо парировал Николас.

– Я лишь пытаюсь объяснить, что мне неприятно ощущать себя под твоим крылом, когда ты со всеми прочими так же мил и любезен, – посетовала женщина.

– Меня это не удивляет, Каролин. Ты и прежде была маленькой очаровательной эгоисткой, – с добродушной улыбкой заметил мужчина.

– Я?! – изумленно воскликнула его спутница. – Ты смеешь называть меня эгоисткой.

– Да, я посмел сделать это. Я искренне считаю тебя эгоисткой со стажем. И прежде считал. Кстати, это была единственная причина, по которой я позволил тебе уйти, рассудив, что ты в любом случае, невзирая ни на какие доводы, добьешься своего. В молодости меня такая перспектива очень задевала, Каролин.

– И что же изменилось? – спросила она.

– Я стал сильнее. Вернее, чувствую себя таковым. Теперь я уверен, что многое смогу переломить и пересилить. И мне кажется, что и сам я созрел для того, чтобы открыться другому человеку.

– Сколько я тебя знаю, Ник, ты всегда был самым открытым из всех моих знакомых. И, откровенно говоря, пугал меня этим. Ты ведь знаешь, что чужая откровенность ко многому обязывает. Я думаю, именно с этим-то и были связаны трудности в наших отношениях.

– Либо трудности следует искать в твоей замкнутости, – предположил он.

– Это проще всего – свалить вину на другого. Но правильнее рассматривать наш скоротечный брак как то, что вовсе не должно было произойти. Тогда и не придется никого винить, – рассудила Каролин.

– Очень нейтральная и корректная позиция, дорогая. С одним маленьким «но». Никогда не стоит забывать, что речь идет о наших с тобой, а не о чьих-то жизнях. И, видно, я не был в ту пору достаточно чистосердечен с тобой. Мы были дружны в течение долгого времени, неплохо притерлись друг к другу, нам было весело вместе, у нас были общие планы, которые, к сожалению, сводились только к карьере. Но в то же время я связывал с тобой иные чаянья, однако трусил облечь их в слова, опасаясь быть осмеянным за свою сентиментальность. Поэтому я малодушно согласился с тем решением, которое ты мне предложила после четырех дней брака. Мне просто недостало смелости ошеломить тебя своей любовью, я предпочел думать, что мы просто не подходим друг другу.

– А если мы действительно не подходим друг другу?

– Ты искренне так считаешь, Каролин? – серьезно спросил Николас.

– Да, – убежденно заявила она.

– Мне очень жаль. Похоже, я готов совершить все ту же ошибку… Мне всегда было сложно спорить с тобой, поскольку ты демонстрировала твердость, – подавленно проговорил мужчина. – Признайся, пожалуйста, честно, Каролин. Ты когда-нибудь сожалела о каком-либо своем категорическом отказе?

– Я не готова сейчас отвечать… Но то, что было между нами, давно в прошлом, – отчеканила женщина.

– Да… Так все и выглядит. Однако чувства рождает прямо противоположные. Твое давешнее платье, твои пьянящие духи…

– Я люблю хорошие духи. Ты это знаешь не первый день. Да и сам ты пользуешься все тем же замечательным одеколоном, что и годы назад. Я не могла не заметить. Но это совершенно ничего не значит. Судьба человека не может зависеть от таких мелочей, – сурово произнесла Каролин.

Николас лишь многозначительно хмыкнул, но ничего не сказал, продолжая вести машину.

Теоретически он мог упрекнуть Каролин в лукавстве, прибегнув к массе доводов, которые прошли бы в любом, даже самом суровом суде. Но он знал силу ее упрямства. И знал доподлинно, что она готова употребить всю волю, лишь бы отстоять свои принципы.

Однако в его памяти жил один незабываемый миг, когда они с Каролин стали любовниками, а затем мужем и женой. И тут ее желание было столь же велико, сколь и его.

Сладостное и вместе с тем печальное пение королевы блюза сменил бодрый голос Фрэнка Синатры. Каролин неожиданно разозлилась.

– Ты прав в одном. Я истощена. А все дело в том, что Рональд Джейкс, человек, убивший моего отца, выходит на свободу. Эти идиоты из комиссии по досрочному освобождению, видно, всерьез решили, что нескольких лет в тюрьме и слезливого ходатайства прощелыги адвокатишки достаточно для того, чтобы счесть этого мерзавца и раскаявшимся, и искупившим вину, и исправившимся. И теперь он такой же достойный член общества, как и мы все. Чушь! Поражаюсь, неужели люди могут во все это верить? А если не верят, то почему допускают такое? Ведь они сами провоцируют новые трагедии, выпуская из тюрем таких, как этот Рональд Джейкс! – бесилась Каролин, не обращаясь ни к кому конкретно. – И не могу я притворяться, что все в порядке, когда такое происходит! – подытожила она.

– Каролин, ты прекрасно знаешь, что Рональд Джейкс попадется снова. И тогда нам ничто не помешает засадить его уже без права на досрочное освобождение, – неторопливо рассудил Николас.

– О чем ты говоришь, Ник?! Ты рассчитываешь очередную трагедию, случившуюся по вине этого человека? Как ты можешь спокойно говорить об этом?! – с новой силой возмутилась женщина.

Ник не нашелся, что ответить. Каролин хмыкнула и покачала головой:

– Знаю, ты имел в виду не это. Просто неудачно попытался успокоить меня. Ты считаешь, что я помешана на необходимости карать Джейкса и ему подобных. Хочешь спасти меня от этого безумия, поскольку известно наперед, что всех не покараешь? Ты великодушный человек, Ник, и добрый. Ты разрываешься между симпатией и жалостью. Но мне это не нужно… Я не желаю, чтобы ты чувствовал себя обязанным помочь мне, поскольку мы когда-то сбегали под венец. Мы оба поторопились с браком, не будучи к нему готовыми. Теперь же, когда наши жизни переменились и мы отдалились друг от друга, о восстановлении близких отношений и речи не может быть. К чему принуждать себя? Поскольку у нас есть общие обязательства по отношению к Бобби, мы в какой-то мере связаны – ничего не попишешь. Что ж, выполним свой долг. Об остальном я больше не стану заговаривать, и, надеюсь, ты меня к этому не принудишь.

– Об остальном? Это о чем, интересно? Есть вещи, о которых я не могу молчать, Каролин. То, в каких обстоятельствах ты выросла, не должно определять, а тем более ограничивать твое будущее. И если ты упрекаешь меня в жалости к тебе, то напрасно. Жалости нет. Есть недоумение, поскольку я отказываюсь понимать, каким образом взрослая и разумная Каролин Дафф позволяет всем этим старым делам диктовать ей не только привычки, но и мировоззрение. У тебя большая сила воли и несокрушимая решимость, но почему-то ты все время направляешь эти свои качества против тех, кому небезразлична. Ты воздвигаешь между собой и миром непроницаемую стену и при этом не испытываешь ни малейшей потребности расстаться с тем дурным опытом, которым тебя наделила жизнь под кровом черствого человека, не желаешь пересмотреть свои надуманные принципы.

– Браво, Гилберт! Браво! Лично свидетельствую – ты самый виртуозный адвокат из тех, с кем мне доводилось общаться! – патетически воскликнула Каролин, произведя на Николаса то самое впечатление, какое и прежде заставляло его переполняться двойственными, но неизменно сильными чувствами по отношению к ней.

Она сводила его с ума. Вот момент, когда, казалось, броня рухнула и можно говорить с ней, как с милым кротким существом, предложить поддержку, помощь. Однако мгновение спустя его в порыве этих же чувств выносит на мель безразличия или бросает на скалистый утес сарказма. И такое случилось не впервые. Однако Николас был к этому готов. И приготовился он не столько в раздумьях и разговорах с братом Дэниелем. Его встряхнуло знакомство с маленькими сиротами, его поразили рассуждения Анжелы, его изумила сила Бобби. Он отказывался верить в обреченность этих детей так же, как не желал примириться со взглядами Каролин на ее место в жизни. По его мнению, человек не имеет права замыкаться на своей персоне и на работе, какой бы важной она ни была.

– Ты вечно даешь рекомендации, которым сам никогда не следуешь, – едко проговорила Каролин.

– Что ты этим хочешь сказать? – терпеливо осведомился мужчина.

– Ты и в колледже любил изображать всезнайку, раздавал советы направо и налево, в твоих устах все становилось таким логичным, легкодостижимым. Выходило так, что все возможно, стоит только пожелать.

– А ты с этим не согласна? – спросил Николас.

– Голословность – вот что, на мой взгляд, объединяет всех адвокатов. Послушать их – так все чудесно, а если не чудесно, то поправимо. Все люди меняются, и всегда только к лучшему. Все стремятся к добру. Во всех жизненных драмах больше наговоров и предубеждений, чем реальных проблем. Единственное, что нужно изменять, – это собственный взгляд на окружающий мир. И так далее, и так далее… Но беда в том, что это не так. Вы, адвокаты, демагогией хлеб себе зарабатываете, а люди потом это расхлебывают, когда очередной негодяй досрочно освобождается или получает до смешного малый срок!

– Я и не предполагал, что мы говорим о делах. Мне бы не хотелось сейчас затрагивать не менее болезненную тему того, как горячие головы из прокуратуры нередко спешат упечь за решетку ни в чем не повинных людей, не потрудившись разобраться. Порой из напуганных обывателей, впервые столкнувшихся с судебной системой, вытряхиваются показания, которые ничего общего не имеют с действительностью, а виновный после этого разгуливает на свободе. И ладно, если б он только посмеивался над всеми прокурорами, адвокатами, судьями, присяжными и пострадавшими, вместе взятыми… Так что давай оставим в покое сугубо профессиональные распри. Я сейчас говорю о твоей личной, человеческой, женской судьбе. И говорю, как ты могла заметить, начистоту. Если у тебя есть ко мне претензии, изволь сообщить о них. Сейчас для этого самое подходящее время.

– Представь себе, такие претензии есть! – с вызовом проговорила Каролин. – И, возвращаясь к нашему прошлому, ко времени учебы в юридической школе, хочу сказать, что я раскусила твою игру.

– О чем ты говоришь?! – недоуменно воскликнул Николас.

– О том, что для тебя было делом принципа склонить такую, как я, к интимным отношениям. Я имею в виду, что между вами, парнями, было негласное состязание, касающееся меня. Мне это доподлинно известно. Вы считали меня холодной, невозмутимой ханжой из Бостона. Конечно, тебе все удалось. И стало это возможным только потому, что и ты мне нравился. Но я ни на секунду не заблуждалась по поводу того, что это часть игры. О влюбленности, а тем более о любви и говорить не стоит, – холодно объявила Каролин.

Николас посмотрел на нее, желая убедиться, что она говорит всерьез. Внутри у него все кипело. Он крепче сжал руль, жалея, что не может излить свое негодование, управляя машиной. Он лишь обескураженно покачал головой и еще раз покосился на Каролин, которая, судя по всему, была весьма удовлетворена тем, что наконец высказалась на сей счет. Она язвительно улыбалась, видя его смятение.

– Что? Не предполагал, что мне все известно о подоплеке наших отношений?

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? – тихо спросил Николас, прилагая все усилия, чтобы не ослабить внимание за рулем. – По-твоему, мною руководило желание превзойти в мастерстве обольщения своих сверстников? – намеренно невозмутимо поинтересовался он. – Теперь я, вероятно, испытываю потребность поразить малышей? Или у тебя имеется другое объяснение?

– Ну, теперь ты делаешь это со скуки, – раздраженно предположила она.

– Со скуки?.. Неубедительно. Так себе мотивчик, – расценил Ник. – Я бы предпочел, чтобы ты заподозрила меня в элементарном сластолюбии, в том, что я банально хочу переспать с тобой.

– А ты хочешь? – спросила Каролин.

– Не скрою, мне это приходило на ум. Но ты нужна мне не только для этого, поскольку интим уже был. Однако долго это не продлилось. Мы так и остались друг другу чужими. Можешь смеяться над моей сентиментальностью, Каролин, но я испытываю потребность в душевной близости с человеком в не меньшей степени, чем в сексе.

– Охотно верю. Но это вовсе не означает, что таким человеком должна стать я, – сухо отозвалась женщина.

– Однако и не исключает такой возможности, – заметил Николас, припарковав свой автомобиль.

Каролин постаралась ничем не выдать свое потрясение, когда Ник обнял ее за плечи, настойчиво прижал к своей груди и с чувством поцеловал в губы. Много лет на нее никто так не покушался, поскольку незамедлительно следовало возмездие. Однако Нику она почему-то разрешила такую дерзость.

Ее руки потянулись к его лицу. Она заключила Николаса в объятия. Обожгла своим поцелуем. Знакомые порывы, знакомая сладость губ и многообещающее смакование. Она не считала, что проявила слабость, так как неожиданно ощутила нечто родное, потерянное, но нашедшееся. Она обхватила руками его плечи, прижалась щекой к его щеке, с трудом удерживая слезы.

– После этого не спорь, что между нами нет ничего общего, Каролин, – прошептал Николас. – И если начать с этой точки, то, уверен, когда-нибудь мы к чему-то и придем.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказался прав! – откликнулась женщина. – Если бы ты только знал! Если бы одних рациональных доводов было достаточно!

– Милая, мне как адвокату не понаслышке известно, что одни лишь доводы разума не упраздняют тюремных решеток. Но я не отступлюсь до тех пор, пока ты не выпустишь на свободу свое несправедливо заточенное сердечко.

– Как же сложно на тебя обижаться, Ник, когда ты так говоришь, – взволнованно прошептала она.