Спустя несколько дней Коргоко входил в приемную начальника уезда.
В те времена у начальников, особенно в горах, непременно бывали свои приближенные люди, через которых они держали связь с местным населением, а заодно и обделывали свои дела.
У начальника, к которому явился Коргоко, тоже был свой советник – один обнищавший дворянин, кичившийся своей родовитостью и не имевший за душой ни гроша. Трудиться для своего пропитания дворянин «Апракуне», – так прозвал его народ, – был неспособен, так как его с детства развратило бездельничание и болтание по чужим дворам. Он готов был скорее умереть от голода, чем переложить даже спичку с места на место, и когда ему советовали заняться каким-нибудь делом, он обиженно напоминал о своем происхождении и добавлял:
– Что ж поделаешь? Был бы я простым крестьянином, всем бы мог заниматься, а теперь – что поделаешь, – дворянин я, не пристало, неудобно!..
Так рассуждал дворянин «Апракуне», и иной раз ему удавалось вызвать сочувствие слушателей к своей судьбе. Однако этот надменный дворянин, которому родовитость не дозволяла трудиться, умудрялся не пропускать ни одного дарового обеда, ни одних поминок, ни одной свадьбы. На пиршествах этих он паясничал и готов был стать шутом любого хозяина, лишь бы не лишиться хорошего угощения. Всегда насквозь пропитанный винными парами, пузатый, охрипший от балагурства, он вечно таскался от соседа к соседу, заботясь лишь о том, чтобы нажраться самому; судьба голодной семьи мало его тревожила, ему было безразлично, сыты его дети или сидят на черством хлебе.
На одном пиру заметил его уездный начальник и ради потехи пригласил к себе на службу. «Апракуне» умел немного болтать по-русски, он мог бы занять место переводчика и, конечно, охотно согласился бы делить свои доходы пополам с начальником.
Начальнику очень понравилась эта мысль, и он с удовольствием думал о том, как пригласит к себе гостей и будет развлекать их шутом «Апракуне».
Начальник улыбался своим приятным мыслям, когда к нему подошел хозяин дома и почтительно осведомился:
– Ваше высокородие, вам не приходилось видеть, как «Апракуне» изображает мартышку?
– Как, мартышку? Сколько способностей у этого человека!
– Хотите, он проделает это сейчас ради вашего высокородия?
– Очень буду рад! Хе-хе-хе! Так, значит, изображает мартышку?
Хозяин отдал распоряжение, и через несколько минут в гостиную вступила процессия из трех человек: один держал подмышкой опрокинутое ведро и колотил палкой по его дну, другой вел на веревке «Апракуне» – мартышку и припевал, хлеща своего «зверька» хворостиной: «Чолах, чолах гелды, гарибабани гелды». А наш надменный дворянин, представитель и защитник чести рода, являл собой прежалкое зрелище. Он подпрыгивал на корточках, вытянув вперед голые, неестественно длинные руки. Веки его были загнуты кверху, что безобразило его до крайности, лицо перекосилось, и жирный, дряблый подбородок болтался при каждом прыжке. Так развлекал уездного начальника и гостей дворянин «Апракуне».
Это представление окончательно решило судьбу «Апракуне»: он получил верный кусок хлеба, сделался любимцем и самым приближенным человеком начальника уезда.
Впоследствии «Апракуне» проявил еще один, наиболее достойный талант, благодаря которому стал правой рукой начальника. Он сделался посредником между жалобщиками и начальником, вел переговоры с посетителями о размерах вознаграждения, необходимого в интересах дела, и, разумеется, ему всегда перепадали крошки с барского стола.
Именно этот «Апракуне» и встретил Коргоко, когда тот вошел в приемную.
– Кто ты и зачем сюда явился? – надменно спросил он посетителя в ответ на его приветствие.
Держа шапку в руках, Коргоко подошел поближе к «Апракуне», низко поклонился ему и спросил:
– Взгляни-ка, дорогой, на меня получше, разве не узнал меня?… Ты с начальником в Бурсачирах гостил, это ведь я тогда обед вам устраивал!
– В Бурсачирах? – переспросил «Апракуне», будто и на самом деле позабыл об этой пирушке.
– Да, дорогой!
– Постой, постой!.. Это прошлым летом, что ли?
– Как же, как же, милый, прошлым летом! – Коргоко удивился, что так быстро позабыто его гостеприимство.
– Разве упомнишь всех, кто нас приглашает! – как бы извинился «Апракуне», но с пренебрежительностью, ясно показывающей, что угощение это ровно ничего не означает.
– А ты к нам по делу, что ли? – спросил «Апракуне»
– Как же иначе? Разве бросишь в такую пору скотину без присмотра!
«Апракуне» обрадовался. Коргоко был человек состоятельный, от него можно было ожидать большой наживы. И «Апракуне» стал расспрашивать его о деле, но так небрежно, словно вовсе и не слушал его. Этим он давал понять горцу, что одного рассказа недостаточно, что надо заранее знать, на что можно рассчитывать.
– Да, так о чем ты? – как бы выйдя из задумчивости, перебил старика «Апракуне».
– А о том, что дочь у меня похитили!
Но «Апракуне» снова занялся своим делом.
– Беро! – позвал он есаула.
– Я здесь, ваша милость!
– Лошадей почистить надо, после обеда хочу немного проехаться.
– Слушаюсь, ваша милость!
– Да, так ты говоришь, дочь твою похитили? – снова обратился он к Коргоко.
– Да, похитили, и нет у нее защитника…
– Да ведь пришел же ты, значит – защитник! – пошутил «Апракуне» и снова занялся есаулом.
– Лошадь начальника подковали? – спросил он.
– Нет еще!
– Как нет! – разгневался дворянин. – Какой же ответ прикажете дать начальнику?
– Подков подходящих не нашли, ваша милость!
– Прикажи найти, пусть из-под земли выкопают… Слышишь? Шкуру спущу!
– Воля ваша. Пойду передам, – и есаул вышел.
Коргоко понял, к чему клонил «Апракуне», и принялся соображать, как бы поудобнее заговорить с ним о единственно интересующем его деле. «Апракуне» догадался, что смущает посетителя, и стал настороженно следить за каждым его движением.
– Дорогой ты наш господин! – начал Коргоко. – Ты ведь один давний наш благодетель, еще от пращуров твоих так повелось… Уж не оставь ты нас без милости своей, а от нас, слуг твоих, требуй всего, чего захочешь.
Маслом разлились по сердцу «Апракуне» эти слова. Но он решил еще немного помучить просителя, он знал, что тому некуда больше итти…
– Удивительный вы народ, право!.. Девушка нашла себе жениха… Ушла с ним. Кажется, следовало бы радоваться, а ты и начальника, и меня попусту беспокоишь.
– Да, но ее ведь у меня похитили, не по своей воле пошла… Помоги, рабом твоим стану!..
– Довольно, довольно… Рассказывай, кто же ее похитил?
Старик подробно рассказал о своем горе.
– Так, значит, Султи? И ты точно знаешь, что он увез ее в Чечню?
– Да, ваша милость, у меня есть свидетель.
– Ах, вот как, значит, и свидетель есть… – «Апракуне» глубокомысленно задумался:
– Гм! Гм! Дело сложное. Будь это в нашем уезде, а то вон куда увезли!..
– Какая для вас разница, ведь закон ваш везде одинаков?
– Да, но завяжется переписка. Кто, да откуда, да когда, да сколько лет? Времени много уйдет, да и расходы большие понадобятся. Советую тебе, лучше оставь ты это… – лукаво закончил «Апракуне», умышленно усложняя дело.
– Что ты, ваша милость? Как оставить? Да пусть все мое имущество на ветер пойдет, только бы отомстить обидчику…
– Ну, что же, видно, придется мне взяться за это.
– Вот, вот, не оставь меня! – взмолился старик.
– Да, но, знаешь, начальника придется почтить…
– Да я рад служить, скажи только как?
– Тогда давай говорить начистоту.
– А как же, – согласился Коргоко, – надеясь, что теперь-то они сговорятся. – Начальник – русский, как мы поймем друг друга без твоей милости.
– Деньги ты с собой захватил?
– Рублей восемьдесят… «Апракуне» нахмурился.
– Может быть, мало? Так ты не, стесняйся!
– Сам-то я ни гроша у тебя не возьму, но, знаешь, начальнику не могу предложить так мало. Ведь он – важный; человек.
– Как же, равный царю, ваша милость.
– Вот и подумай сам! Дело нешуточное, в Чечню ее увезли.
– Сколько нужно?
«Апракуне» задумался.
– Тысячу рублей самое малое.
– Ух! – холодный пот выступил на лбу у Коргоко. – Откуда мне столько взять?
– А ты как думал? Приходишь по такому делу и дрожишь над своими деньгами. Уходи прочь! – разгневался «Апракуне».
Коргоко снова принялся молить его о помощи. После долгих переговоров и торговли они сошлись на пятистах рублях.
Вся беда была только в том, что у Коргоко их не было на руках, а без денег «Апракуне» не хотел браться за дело. Тогда, испугавшись, как бы Коргоко не раздумал платить такие деньги, «Апракуне» посоветовал ему занять их у местного торговца на проценты, причем сам он, «Апракуне», входя о положение просителя, поручится за него.
От всех этих затруднений у несчастного мохевца мутился рассудок, он не понимал, что попадает в ловко расставленные сети. Он все еще верил, что родовитый «благородный» «Апракуне» не захочет его погубить и заступится за него.
После всех этих мытарств Коргоко повидал начальника, который принял его очень милостиво и обещал ему помочь. Была написана бумага к начальнику во Владикавказ о том, чтобы старику была оказана помощь. Коргоко ушел от «Апракуне» окрыленный надеждой. Бывшие при нем восемьдесят рублей он оставил своему благодетелю за труды. Ему же вручил он и деньги для передачи начальнику.