Цифровой журнал «Компьютерра» № 184

Moto X и кровавая баня рынка смартфонов Евгений Золотов

Опубликовано 02 августа 2013

Разговор о смартфонах логичней всего было бы начать с представленного ночью Moto X. Но я, если позволите, оставлю первый настоящий «гуглофон» на закуску, а здесь изложу куда менее весёлое известие, пришедшее из Японии. Корпорация NEC, ещё недавно бывшая ведущим производителем мобильных телефонов в Стране восходящего солнца, покидает смартфонный бизнес. Она продолжит заниматься планшетами и простыми мобильниками, но со смартфонами покончено. Причина? На поверхности, да и официальные лица не скрывают: в смарт-сегмент пришли поздно (2011 год), особо не преуспели, более тягаться с лидерами в лице Apple и Samsung не видят смысла.

Японская пресса оплакивает потерю — видя в этом удар по национальному престижу: всё реже производителям случается подтверждать имидж пионеров микроэлектроники, заработанный в конце XX века. Но на самом деле NEC если и виновата, то лишь отчасти. Потому что на мировом рынке смартфонов сложилась беспрецедентно неблагоприятная ситуация — равно касающаяся всех, включая и самых крупных вендоров.

То, что Apple вот уже полгода сдаёт позиции, — новость, но вряд ли кого-то ею удивишь. В конце концов, это в духе «яблочников»: создавать рынок, а затем тихо гнуться под гнётом конкуренции. Однако знаете ли вы, что если ещё зимой компания поставляла почти 50 миллионов «Айфонов» за квартал, то сейчас едва-едва набирает тридцатку? Отчасти тут виноват Китай и близкие регионы, на которые она возлагала особые надежды: всего за три месяца на конец июня её выручка там упала на 43% по сравнению с кварталом ранее. Вообще же, согласно IDC, Apple теперь поставляет примерно лишь каждый седьмой смартфон на планете, тогда как ещё годом ранее надкушенным яблоком на боку мог похвастаться каждый шестой.

Причины ещё выясняются (предполагается, например, что на ситуацию в Китае повлиял общий спад экономической активности в регионе), но многим происходящее кажется тем случаем, когда нет смысла зарываться в поиске объяснений слишком глубоко. Как и с NEC, всё на поверхности: цена, качество, конкуренты. Последние, наконец, доросли до того психологического уровня, выше которого публика перестаёт воспринимать их как догоняющих. Посмотрите на ситуацию в Соединённых Штатах, где индекс удовлетворённости потребителей (ACSI, популярный экономический индикатор, составляемый по результатам опроса десятков тысяч простых американцев) для самсунговских Galaxy S III и Note II оказался даже выше, чем для последних «Айфонов» (84 пункта против 82). Больше того, к тому же результату подтягивается и Motorola Mobility (принадлежащая теперь Google) со своим семейством Droid Razr. Уникальность, «особенность» смартфонов Apple в мозгах обывателей стёрлась — чего ж удивляться, что доля её уменьшается?

Показатели Apple особенно неприглядны на фоне общего стремительного роста смартфонной индустрии — которая за последние двенадцать месяцев увеличила поставки со 156 до 237 миллионов устройств в квартал. Но мыслимо ли предположить, что одновременно слабеют и позиции Samsung? Только что отчитавшись о рекордных прибылях, продолжая наращивать отрыв от Apple (на каждый поставленный «Айфон» южнокорейский гигант теперь отвечает двумя с половиной смартфонами — и особенно хорошо «Самсунги» принимают в Китае), она тем не менее тоже теряет принадлежащую ей долю глобального рынка. По данным IDC за второй квартал, Samsung утвердилась в роли самого успешного производителя смартфонов на планете, с куском почти в 30% (численно это свыше 70 млн штук). Вот только год назад она владела 32%. А на таком динамичном рынке если ты не движешься вперёд, значит… сдаёшь назад?

Принять это нелегко, но всё познаётся в сравнении. Только сравнивать нужно не с бывшими номерами первыми (Blackberry, Nokia, Sony, HTC выбыли из списков самых востребованных брендов и заканчивают квартал за кварталом всё хуже), а с «мелюзгой», которая раньше смартфонами не занималась либо демонстрировала весьма скромные успехи на этом поприще. Lenovo, LG, ZTE, по последним данным, занимают совокупно около 15% мирового рынка смартфонов — и именно они, а также более мелкие производители, развивающиеся рынки и бюджетные модели питают общий стремительный рост (тот самый, до 237 млн устройств в квартал).

Удержаться на гребне, продолжать контролировать рынок, не опустившись до уровня безвестных китайских фирмочек, сегодняшним лидерам помогут две вещи. Во-первых, разработка собственной электронной начинки для своих смартфонов. И во-вторых, активная поддержка сформировавшегося вокруг них девелоперского сообщества. Apple занимается этим давно и всерьёз. Samsung отныне также претендует на звание равного: в октябре компания собирает в Сан-Франциско собственную dev-конференцию, посвящённую, как ожидается, главным образом Android и Chrome OS. Её растущее влияние на Android, естественно, беспокоит Google (в этом ещё год назад признался Энди Рубин), но по крайней мере до сих пор поисковый гигант не опускался до того, чтобы банально ставить сопернику палки в колёса. Google повела себя достойно и в этот раз — и выдала собственный смартфон.

Moto X, о котором ходило столько слухов, — это не просто первый собственный смартфон Google, не только первый смартфон Motorola Mobility, зачатый и выношенный под гугловским крылом (см. «Прощай, Моторола!»), но ещё и первый — по крайней мере с момента рождения iPhone — смартфон вообще, спроектированный и собранный на американской земле. Не претендуя на профессиональный обзор новинки, хочу заострить внимание на главном: Moto X должен стать смартфоном, который поменяет наши привычки. Вместо того чтобы включать и тыкать в кнопки пальцем, с Moto X можно просто, с ходу поговорить (совсем как с очками Glass: «ОК, «Гугл», проложи-ка мне дорогу домой!») или сделать движение рукой — и он узнает и поймёт пользователя. Разработчики называют это «контекстным компьютингом»; реализован он через экспериментальный чипсет X8, естественно, собственной разработки: два CPU, четырёхъядерный GPU, а главное два специализированных энергоэкономичных сопроцессора, постоянно занятых обработкой информации с сенсоров и микрофона.

Google сдержала обещание не предоставлять Motorola Mobility нечестных привилегий, так что Moto X в первое время будет комплектоваться не самой свежей версией Android. Однако компания намерена серьёзно потратиться на рекламу нового аппарата. И в совокупности с высоким индексом ACSI это даёт ей шанс потеснить Apple и Samsung в списке самых желанных смартфонных вендоров. Иначе говоря, поддать пару в баньке, откуда и сейчас уже кое-кто выскакивает с безумными глазами.

К оглавлению

Тактика кота: следует ли правообладателям так уж старательно бороться с нелегальным контентом и какова должна быть позиция ИТ-фирм в этой борьбе Михаил Ваннах

Опубликовано 01 августа 2013

1 августа 2013 года. Большая радость у «дорогих россиян»: в действие вступает «антипиратский закон» (Федеральный закон Российской Федерации от 2 июля 2013 г. № 187-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты интеллектуальных прав в информационно-телекоммуникационных сетях«). Пока в его юрисдикции оказывается лишь видео- и кинопродукция (первоначально авторы законопроекта пытались включить в него все виды интеллектуальной собственности). Но содержащаяся в 187-ФЗ правовая норма поразительно нова. Дело в том, что закон этот предусматривает досудебную блокировку контента по IP-адресу или по URL. Досудебную! До заседания суда, до всей процедуры судоговорения, прений там всяких и совещаний… До оглашения приговора…

Предусмотренный 187-ФЗ алгоритм таков. Если правообладатель находит в сети видеоконтент, который, как ему кажется, нарушает его права, то он пишет заявление в Мосгорсуд. (Поразительно интересна уже норма о том, что Московский городской суд «рассматривает в качестве суда первой инстанции гражданские дела, которые связаны с защитой исключительных прав на фильмы…».) Тут вполне место прогрессу: «Заявление также может быть подано в суд посредством заполнения формы, размещённой на официальном сайте суда в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», и подписано квалифицированной электронной подписью в установленном федеральным законом порядке». Одновременно «заявитель представляет в суд документы, подтверждающие факт использования в информационно-телекоммуникационных сетях, в том числе в сети «Интернет», объектов исключительных прав и права заявителя на данные объекты». Далее суд принимает (или не принимает) решение об обеспечительных мерах, о чём выносится определение. Затем соответствующее ведомство (Госкомнадзор) в течение трёх дней должно будет определить хостинг-провайдера и направить ему уведомление об удалении информации. Тот должен удалить контент в течение рабочего дня. Иначе — блокировка сайта на срок до пятнадцати суток. За которые правообладатель должен подать традиционное исковое заявление.

Термин алгоритм мы употребили потому, что, как сказано выше, всё это происходит до начала традиционной судебной процедуры. И аргументы, приводимые в защиту этого закона членом Комитета Совета Федерации по науке, образованию, культуре и информационной политике Русланом Гаттаровым, вполне из области компьютерной (точнее — кибернетической) дисциплины «Исследование операций». Вот что говорит сенатор: «Счёт идёт на минуты. Пока правообладатель обратится напрямую к владельцам сайтов, уже будут миллионы просмотров. Вопросами, связанными с кинопродукцией, во избежание путаницы занимается только один суд в стране. Пусть он начнёт работать, а через месяц можно будет говорить, насколько он эффективен». Тут очень интересная вещь и интереснейший прецедент: собственность рассматривается не в статике, а в динамике. В право вводится фактор времени. Конкурентное преимущество новизны. Пока оно есть — контент представляет одну ценность, а когда исчезает — собственность, хоть права на неё и будут бесспорны, станет мало кому интересна… И это — очень интересное явление.

Правда, в голову сразу же (а как может быть иначе, учитывая новейшую историю нашей страны, с её рейдерством всех мастей?) приходит забавнейший способ борьбы с конкурентами. Заявление псевдоправообладателя, направленное на блокировку на пару недель того или иного ресурса. Ведь если член Совета Федерации полагает, что судебная процедура может принести критические убытки правообладателю, то блокировка интернет-ресурса на такой срок его просто убьёт. Предлагаемая Гаттаровым процедура введения крупных штрафов за фейковое заявление пока не прописана в законе, да и мало ли у нас фирм, записанных на бомжей или алкоголиков с пропиской… виноват, регистраций… Так что то же «исследование операций» диктует нам забавные выводы. Владельцу сайта придётся повышать свою «пропускную способность» к запросам Госкомнадзора: надо ж убрать спорный контент за рабочий день… Это — держать штатного сотрудника, что повысит издержки. Не так страшно для больших, но убийственно для мелких: и тем и другим лучше уйти из-под здешней юрисдикции… И если крупный штраф за неадекватное заявление будет введён и покажет через какое-то время свою недееспособность (ничего не получишь с бесквартирного наркомана), то напрашивается процедура залога… А она будет чревата тем, что свои копирайтные права не смогут защитить уже те правообладатели, что мелкие. То есть, несмотря на ритуальные заклинания о поддержке малого бизнеса, особенно высокотехнологического, 187-ФЗ вряд ли окажется к нему дружелюбен: закон — он тоже на стороне больших батальонов…

И ещё очень интересно — со слов того же сенатора Руслана Гаттарова — почему «антипиратский закон» ограничен кино и видео. «Российская газета» приводит его высказывание: «Если бы речь шла об интеллектуальной собственности в целом, то и Мосгорсуд, и Роскомнадзор «могли бы захлебнуться»». Захлебнуться! Опять понятие из кибернетики: речь идёт о таком явлении, как «насыщение системы массового обслуживания». Описанном учёными во Вторую мировую — ну, например, когда на батарею «сорокапяток» прёт полсотни танков, то танки пройдут… То есть законодатель принял меры и к предотвращению «насыщения» Суда и Надзора. Еще интересней! (Любопытно, попытаются ли пираты, наоборот, перегрузить суд формально правильными заявлениями, эдаким аналогом DDoS? Поживём — увидим…)

Ну, реальные проблемы аудитории «Компьютерры» антипиратские игрища вряд ли создадут — и понятно, почему. Но вот рассуждать о том, какой тактики в вопросах защиты контента стоило бы придерживаться правообладателям, было бы весьма полезно. Ведь качественный контент — это один из факторов, влияющих на развитие рынка информационных технологий. Телевизоры, планшеты, медиаплееры, «толстые» каналы — это всего лишь средство. Которое приобретается подавляющим большинством для того, чтобы потреблять контент. Как правило — видео-. Как правило — современный. (Фильмы стареют поразительно быстро: классику, перешедшую в public domain, может смотреть лишь предельно узкий круг, и лишь как памятники эпохи…) Значит — население потребляет то, на что есть активный правообладатель. Желающий максимизировать свои доходы. И как ему, правообладателю, стоит вести себя для этого?

И вот тут очень уместной оказывается байка о глупом коте. Который в первую же ночь переловил всех мышей в избе — где тёплая лежанка и миска со сливками — и был вышвырнут в холодный амбар… А ещё посмотрим на игру кота с мышью: выпустит, закогтит, опять выпустит, придушит…

А иногда — изобразит полное безразличие. Постоянная отработка тактики — хотя она с рождения зашита в firmware котёнка.

Итак — правопринудители. Наличие довольно заметного объёма пиратской продукции — условие их успешной деятельности, иначе бороться станет не с чем. (Как глобальный бизнес борьбы с наркотиками, существовавшими от века, обеспечивает массы людей работой, а Голливуд — сюжетами…) А вот правообладатели… Что выгоднее им? Полное пресечение незаконно копируемого контента?

Похоже, что нет. Дело в том, что контент — это не булка. Булку не скопируешь, укравший её лишает хозяина хлеба. И — может просто съесть. А вот контент — потребляется с помощью довольно дорогих (относительно доходов широких слоёв населения за пределами столиц) устройств. Нет смысла копировать фильм в Full HD, если у тебя нет, как минимум сорокадюймового телевизора этого формата… А вот какое-то количество бесплатно доступных фильмов заставит потребителя задуматься о приобретении такого устройства. И это — хоть тут правообладатель ничего непосредственно не получит — создаст рынок высококачественных (относительно прошлых стандартов) устройств отображения, на котором в будущем владетель копирайта сможет и работать. Скажем, много отечественной видеопродукции создано телеканалами. И те, кто купил «фулл эйч-ди» для «скачанных» сериалов, теперь составляют рынок для спутниковых и кабельных каналов высокой четкости (мы говорим именно о тех, кто склонен смотреть «с интернета»). Так что нелегальное копирование контента той частью потребителей, которые всё равно бы его не купили, правообладателю стоит рассматривать не как ущерб. А, скажем, как инвестиции… В развитие сегмента рынка в целом!

А какова должна быть реальная позиция ИТ-бизнеса? Ну, при стопроцентном пиратстве просто не будет резона создавать контент и доводов для покупки новых товаров и услуг, телевизоров новых стандартов и каналов большой пропускной способности. Но и стопроцентное подавление пиратства значительно снизит число тех, кто готов платить за технику. Сократит доходы и замедлит развитие отрасли… Нужна некая золотая середина. Какая? Надо считать! В выложенной в открытый доступ колонке про это не напишут…

К оглавлению

Люби своих, чтоб чужие боялись! Как Америка Apple выгораживала Евгений Золотов

Опубликовано 06 августа 2013

Драма, поставленная Эдвардом Сноуденом, пока ещё остаётся ярчайшим событием летней ИТ-сцены. Но в эти самые часы за кулисами готовится ещё один потенциальный хит. Главные действующие лица вам хорошо знакомы — это компании Apple и Samsung, последние пару лет не устающие выяснять, кто из них имеет больше прав на концепции современного смартфона и планшета. Понедельник, 5 августа, должен был стать своего рода кульминацией двухлетнего спора, вознести одну и унизить другую. Однако в последний момент актёры поменялись ролями — и эта неожиданная, моментальная перемена обещает много интересного в ближайшие годы.

Началось всё в апреле 2011-го, когда американская компания Apple обвинила южнокорейскую Samsung в «раболепном копировании» внешности iPhone (корейцы тогда только приступали к раскрутке бренда Galaxy). За ответом дело не стало: две недели спустя уже Samsung обвинила Apple в заимствовании дизайнерских и технических решений (см. «Яблочко, да не от яблони», «Яблоко раздора»). Того, что было дальше, в подробностях не помнит уже никто. Юристы корпораций мутузили друг друга буквально всем, что попадалось под руку: в ход пошли десятки патентов на косметические, программные, аппаратные свойства смартфонов и планшетов, иски подавались в суды, кажется, всех развитых стран, от Соединённых Штатов и до Японии, к разборкам привлекались регуляторы, пресса, были даже встречи в частном порядке — так, впрочем, ничем и не закончившиеся.

Естественно, были и частные победы и поражения, вплоть до миллиардной компенсации, присуждённой Apple американским судом год назад. Однако спросите даже самых дотошных знатоков — и вряд ли кто-то из них сможет сегодня дать ответ, выплатила-таки Samsung этот миллиард или в какой-то из последующих апелляций ей удалось отбиться. Короче говоря, уже прошлым летом вся эта возня настолько всем надоела, что за ней мало кто следил. Но сами участники не успокоились. И вот шестьдесят дней назад Международная торговая комиссия США (ITC), рассматривая претензию Samsung, согласилась признать нарушенным один из самсунговских патентов — и предписала запретить импорт некоторых продуктов Apple в Соединённые Штаты Америки. После чего наступила звенящая тишина, если вы понимаете, о чём я.

Изучать нарушенный патент подробно не имеет смысла: смартфоны защищаются сотнями, если не тысячами патентов, и при желании любой производитель всегда найдёт в чужой конструкции что-то, к чему можно небезосновательно придраться. Если же в общих чертах, то схема нарушения в данном случае следующая. Samsung владеет патентом на некоторые механизмы сотовой связи 3G. Такие (тесно привязанные к промышленным стандартам) патенты принято лицензировать на условиях FRAND — что расшифровывается как разумное и недискриминационное лицензирование (не бесплатно, но дёшево и по одной цене для всех). Только вот Apple отчего-то не соглашается приобрести даже такую лицензию. Возможно, дело в том, что взамен Samsung просит у Apple тоже предоставить кое-какие патенты, но это только догадка, а факт — Apple пользуется чужим патентованным решением бесплатно.

ITC, несмотря на своё название, — это федеральное ведомство при правительстве Соединённых Штатов. Внесудебный орган, гарантирующий честность, чистоту рынков: отсутствие подкупов, нарушений авторских прав, опять же злоупотреблений патентами. Споры он решает быстрее, чем суд, и в некотором смысле имеет больше власти — например, вправе наложить запрет на реализацию продукта. Что, собственно говоря, и было сделано в случае с Apple — которая, как и большинство американских ИТ-корпораций, производит своё железо за пределами страны.

Согласно решению ITC, с 5 августа ввоз на территорию США смартфонов iPhone 3GS и 4 (последний ещё производится), планшетов iPad 3G и 2 3G (последний тоже ещё производится), должен быть прекращён. Спасти Apple от позора (изобретатель смартфона лишился права его продавать!) и убытков могло чудо либо вмешательство президента страны, имеющего право наложить вето на вердикт ITC. И, протянув до последнего момента, президент вмешался: в субботу, под весьма размытым предлогом (даже перевести его на русский не просто; нечто вроде «личной оценки различных мнений в контексте их влияния на конкурентные условия в стране и последствия для потребителя»), ответственный чиновник из президентской администрации разрешил продолжить ввоз «Айфонов» и «Айпадов».

Обжаловать президентское вето Samsung не может, но она, конечно, может попробовать отстоять свой патент обычным путём, через суд. Правда, займёт новое разбирательство месяцы, так что к моменту, когда и если по делу будет вынесено положительное решение, iPhone 4, вероятно, уже снимут с производства (а «Пятёрка» потребует нового дела). К тому же американская судебная система взяла моду решать патентные споры мягко, денежными штрафами, так что того эффекта, который произвёл бы запрет на импорт, Samsung, скорее всего, уже не добиться.

Комментируя вмешательство правительства, эксперты и представители промышленных ассоциаций сходятся на том, что оно (вмешательство) было бы оправданным только в случае очевидной угрозы нацбезопасности или телекоммуникационной инфраструктуре страны. Ни того ни другого в деле «Apple против Samsung» нет. А есть простой частный спор о честной конкуренции. И, получается, честности теперь и недостаёт. Западная пресса пока ещё стесняется называть вещи своими именами, но за неё это сделали заокеанские партнёры. Правительство Южной Кореи уже в понедельник «выразило озабоченность» решением Соединённых Штатов помочь своей компании и последствиями для будущего патентной системы в мире, отношений правообладателей. А южнокорейская пресса прямо назвала случившееся протекционизмом.

Точка в споре Apple и Samsung, естественно, не поставлена. В пятницу та же ITC выносит решение уже по претензии к «Самсунгу», да и в судах баталии ещё предстоят. Однако если до сих пор всё это был лишь бизнес, то теперь, после вмешательства администрации Обамы, запахло политикой. В вопросах патентного права на международной арене Соединённые Штаты выступают сторонником «твёрдой руки». Но встав на защиту «родной» Apple, выказали двуличность. Теперь аналитики и не замешанные в споре американские производители боятся, что Америке этот случай припомнят: когда однажды придётся спорить с иностранными партнёрами о патентах и авторских правах в сферах поважнее смартфонов.

К оглавлению

Прогноз и капитал: экспертно-аналитическая система от IBS как научная основа инвестиций в образование Михаил Ваннах

Опубликовано 07 августа 2013

В 1964 году в издательстве Чикагского университета увидела свет работа экономиста Гэри Стенли Бэккера «Человеческий капитал» (Human Capital: A Theoretical and Empirical Analysis, with Special Reference to Education). С тех пор понятие это является одним из ключевых для современной постиндустриальной экономики, а сам автор книги был удостоен в 1992 году Нобелевской премии по экономике.

Впрочем, о «человеческом капитале» говорили и раньше. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин, выступая 4 мая 1935 года в Кремлёвском дворце перед выпускниками военных академий РККА, произнёс: «Самый ценный капитал — это люди». Ну а само словосочетание human capital было употреблено Карлом Марксом в работе The Emancipation Question, впервые опубликованной в New-York Daily Tribune ещё в январе 1859-го, когда и в Российской империи и в Северо-Американских Соединенных Штатах процветало рабство. С тех пор поднялась, достигла своих высот и угасла индустриальная эпоха с её традиционным пониманием капитала; станки там, машины всякие…

А сегодня ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ профессор В. Мау высказывает в седьмой книжке «Вопросов экономики» за 2012 год парадоксальные мысли: «Россия столкнулась не с проблемами кризиса сложившейся в советское время социальной системы, а с гораздо более глубокой проблемой кризиса индустриального общества. Поэтому поиск и создание новой модели социальной политики относятся не к области догоняющего развития, а к общей проблематике всех развитых стран, к числу которых по этому критерию принадлежит и Россия. Сам же крах советского строя стал результатом кризиса индустриальной системы с характерными для нее институтами социального государства (welfare state).»

То есть те самые вещи, которые заботят нас, в значительной степени относятся — ещё раз повторим слова Мау — «к общей проблематике всех развитых стран». А развитые страны — члены Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) поразительно большое внимание уделяют образованию. Вот интереснейший доклад «Взгляд на образование — 2012», подготовленный ОЭСР, в котором приведена масса фактов относительно влияния образования на жизнь общества и отдельного человека. Прежде всего согласно ему получается, что общество в целом зависит именно от труда образованных людей: за последнее десятилетие рост ВВП стран ОЭСР (более 50%) связан с трудовыми доходами людей с высшим образованием. У них выше зарплаты: в среднем жители стран ОЭСР с высшим образованием получают на 55% больше, чем жители стран ОЭСР со средним или средним профессиональным; у них ниже безработица (у мужчин — на треть, а у женщин — на 40%).

Но вот один парадокс. Знаете, какая страна лидирует в списке наиболее образованных? Так это Россия! У нас, согласно докладу ОЭСР, 55% людей в возрасте от 25 до 34 лет имеют высшее образование! (В соседях – Канада и Республика Корея.) Так что, казалось бы, именно нашу страну ждёт самое светлое постиндустриальное будущее… Но в реальности дело обстоит совсем не так; посмотрим на публикацию «Ведомостей»: «Россияне много работают, мало зарабатывают и рано умирают, так и не успев насладиться жизнью, ставит диагноз ОЭСР»…

Чистый доход домохозяйства после уплаты налогов — $15 286 против $23 047 в странах ОЭСР. При этом работают россияне больше, 1981 час в год против 1 776 часов. Так в чём же дело? Образование выше, работаем больше, а доходы — в полтора раза ниже? Причём профессор Мау пишет: «В России принято гордиться уровнем образования. Оно действительно неплохое, а по меркам среднеразвитой страны, только что осуществившей индустриализацию, оно было даже хорошим». Но ведь отвечать постсоветское образование должно уже не на вызовы индустриальной эпохи, а на те требования, которые предъявляет к нему эпоха постиндустриальная, информационная. «За пять–шесть лет получения высшего образования появляется немало профессий, которых на момент поступления в вуз просто не существовало».

Следовательно, наша страна сталкивается с ситуацией, в которой главным капиталом неизбежно окажутся не станки индустриальной эпохи и не сырьевые ресурсы, выручавшие нас в последние пару десятилетий, а люди. Люди, в знания и навыки которых инвестировать надо уже сейчас — в виде затрат на обучение. В значительной степени государственных: вспомним, что более половины экономического роста стран ОЭСР обеспечено людьми с высшим образованием. Да и личные затраты вполне обоснованы: мужчины с вузовским дипломом в возрасте 25–64 лет в 2010 году зарабатывали в развитых странах на 67% больше по сравнению с мужчинами того же возраста со средним специальным образованием (и разница растёт: парой лет раньше она была лишь 54%). Но если личные деньги на обучение — своё или детей — каждый волен тратить как хочет, то государственным (нашим с вами!) расходам на образование хотелось бы иметь обоснование. Того, что вложенные деньги не пропадут, а будут приносить прибыль, — как и любая другая удачная инвестиция. (Пользу повышения общего уровня культуры мы сейчас не рассматриваем…)

Итак, исходные данные. Важнейший капитал — образованные люди, которым предстоит работать в чрезвычайно изменчивом информационном мире. Как же спланировать их образование таким образом, чтобы оно принесло пользу и им самим (в виде востребованной и хорошо оплачиваемой специальности), и обществу?

И тут на помощь приходят методы прогнозирования по динамическим моделям, позволяющим путём имитационного моделирования просчитывать поведение сложных систем с перекрёстными обратными связями. Пионером в таком деле был американец Джей Райт Форрестер, создавший в 1956 году первую версию языка ДИНАмического МОделирования DYNAMO для первого серийного компьютера с аппаратной реализацией вычислений с плавающей точкой IBM-704.

Сегодня на задачи динамического моделирования ориентирована AnyLogic, среда делового имитационного моделирования, разработанная отечественной компанией The AnyLogic Company. И вот именно ей воспользовались специалисты группы компаний IBS, широко известного разработчика программного обеспечения, создавшие экспертно-аналитическую систему прогнозирования потребности в профессиональных кадрах. Проект осуществлялся по заказу Министерства образования и науки Российской Федерации и после тестирования в процессе формирования контрольных цифр приема абитуриентов для 2012–2013 учебного года передан заказчику.

Методика, заложенная специалистами IBS в экспертную систему, восходит к работам Форрестера по «Мировой динамике» и трудам по имитационному моделированию академика Н. Н. Моисеева. Привлечённые ГК эксперты создали динамические модели социально-экономического развития 83 субъектов Российской Федерации. Результаты моделирования процессов в них сводятся в единую модель социально-экономического развития РФ, по которой и определяется потребность страны в кадрах различных специальностей в целом, с разбивкой по регионам. На основе этого и формируются утверждаемые Минобрнауки России контрольные цифры приёма в вузы по всей стране в текущем году.

В чём тут отличие от традиционного планирования индустриальной эпохи? А именно в динамических моделях с перекрёстными связями. Когда в индустриализацию строили заводы, то предполагали сельское население неисчерпаемым резервуаром, готовым из года в год поставлять на них работящие кадры. Но сельское население в какой-то момент начало кончаться, и индустриальное производство стало буксовать, терять производительность.

Причём первыми с этим столкнулись в шестидесятые янки, что описал в книге «The Zero-Sum Solution», вышедшей в Лондоне в 1987-м, Лестор Туроу (Thurow L.). Потом пришла очередь плановой экономики Советского Союза. Плановой, но не имеющей возможности полноценного динамического моделирования и вытекающего отсюда прогнозирования. И над СССР витали еще и идеологические тени вроде недопущения безработицы и передовой роли рабочего класса, что вряд ли позволило бы прислушаться к прогнозам учёных… А компьютерные модели давали бы возможность посчитать, и сколько рабочих потребуется производству в таком-то году, и сколько людей сможет прийти из села в город; правда, это сейчас актуально только для ЮВА…

А теперь мы видим знаменательное явление. Министерство образования и науки Российской Федерации ставит процесс управления самым ценным капиталом, которым является человеческий, на научную базу. Общество будет управлять инвестициями в образование на основе прогнозов, полученных по результатам имитационного моделирования. Возможно, рекомендации, даваемые экспертной системой, и будут искажаться. Лоббированием со стороны университетов. Давлением населения — желающего учить детей бесплатно и престижному — на политиков. Но — начало положено. Планирование образовательного процесса теперь опирается на процессы вычислительные. Единственное, что даёт шанс в некоторых пределах заглянуть в будущее.

К оглавлению

Манифест обреченной экономики Борис Славин

Опубликовано 07 августа 2013

6 и 7 августа 2013 года в газете «Ведомости» двумя частями была опубликована статья известного российского экономиста, а с недавних пор и политического деятеля Владислава Иноземцева. Смысл статьи читается уже в её названии: «Сырьевая специализация может быть благом для России». Автор вначале приводит шокирующие цифры, согласно которым доля минерального сырья в экспорте России постоянно растёт и составляет уже более 70%, а нефтегазовые доходы с менее четверти в 1997 году выросли и в 2012-м стали составлять более половины всех доходов федерального бюджета. Однако еще более шокирующим является основной тезис статьи: «Насколько нужны нам сегодня перемены, способные случиться при реальном слезании с сырьевой иглы, — это большой вопрос». Наркоман, который не может избавиться от наркотической зависимости, тоже так рассуждает: в конце концов, что плохого в наркотиках, стоит ли жуткая лечебная ломка тех преимуществ, которые есть у здоровых людей?

Странно, что один из лучших специалистов в области постиндустриализма вообще противопоставляет сырьевые и высокотехнологичные отрасли. В постиндустриальном обществе сырьевые предприятия не исчезают, а «обрастают» высокотехнологичными партнерами, делающими их высокопроизводительными. Именно в этом кроется успех международных энергетических компаний, которые автор приводит в пример (Chevron, ExxonMobil). Можно, конечно, таких партнеров искать исключительно за границей, чтобы не мучить себя проблемами модернизации! А что мы будем делать с высвобождающимися людскими ресурсами? Будем ждать, когда они сопьются, сделаем их всех бухгалтерами, охранниками или чиновниками? Но и это невозможно, даже в условиях высоких цен на сырье! Расходы на высокие технологии в условиях истощения природных ископаемых растут — а это значит, что с каждым годом все большая часть доходов будет уходить тем самым технологическим партнерам.

Удивительно (для руководителя Центра исследований постиндустриального общества) звучит заявление «Информационная экономика создает капитализацию, но не рост». Обычно такие представления об ИТ как о мыльном пузыре свойственны «дремучим» экономистам из прошлого века, но никак не современно мыслящему ученому, которым всегда был Владислав Иноземцев. Чрезмерно высокая капитализация крупных компаний в области ИТ по сравнению с их выручкой просто говорит о том, что инвесторы слишком самоотверженно верят в их будущее, но это никак (даже если стоимость таких компаний переоценена) не умаляет стремительного роста «умного» бизнеса, утраченного компаниями сырьевого сектора. Доля знаний во всех продуктах и услугах растёт, даже в сырье. А это значит, что доля материалов, ископаемых, неинтеллектуальной деятельности будет падать, и наше природное «богатство» рано или поздно растает.

Во второй части своей статьи автор зачем-то противопоставляет информационные технологии и производительность труда: «Неужели мы должны зацикливаться на интернет-технологиях, когда производительность в базовых отраслях столь низка?» Но ИТ — как раз те технологии, которые наряду с автоматизацией и механизацией оборудования существенно повышают производительность. Вряд ли Россия сможет стать лидером в области современного машиностроения, необходимого для модернизации оборудования в сырьевых отраслей. Увы, но здесь придется закупать импортные технологии. Однако как раз в области информатизации управления производством у России есть хороший потенциал, опирающийся на исторически сильную и конкурентоспособную математическую школу.

Российские компании в 2012 году экспортировали ИТ-продукции в объёме около $4 млрд, причем темп роста экспорта составляет более 15% в год. Экспорт знаний, в отличие от экспорта ресурсов, не только не истощает источники ресурсов, а наоборот — делает их ещё более богатыми. При этом инвестиции в ИТ-производство в разы меньше таковых в сырьевой сектор. Надо не противопоставлять сырьевые и «знаниевые» отрасли, а дополнять их друг другом, делать первые — умными, а вторые — масштабными.

Опубликованная статья очень напоминает манифест. Манифесты всегда были в чести у политиков, заставляли обратить на себя внимание, призывали к новым свершениям. Но этот манифест — уникальный, это манифест экономики, обреченной на вымирание.

Автор — директор по исследованиям и инновациям компании «АйТи».

К оглавлению