Цифровой журнал «Компьютерра» № 218

MS Office для iPad — как возвращение к истокам и признание поражения Евгений Золотов

Опубликовано 28 марта 2014

Дождались! Сегодня ночью Сатья Наделла, впервые появившийся перед камерами в качестве генерального директора Microsoft, представил версию основных инструментов MS Office для iPad. Собственно разработка была завершена ещё до его вступления в должность, но заслуга Наделлы в том, что он дал отмашку на запуск: Балмер так и не смог решиться отчислять 30% с продаж Office — главной дойной коровы софтверного гиганта — в пользу Apple. А нынешний CEO ещё и пообещал, что «Айпадом» дело не ограничится: будут тач-версии «Офиса» для Android и, конечно, Windows 8. Впрочем, сенсацией стал именно айпадовский релиз.

Функционально, MS Office for iPad — обычная связка Word, Excel и PowerPoint, доступная через Apple App Store для устройств семейства iPad с iOS 7.0 и выше (русифицированная версия уже есть). Но, в отличие от стартовавшей ранее Office Mobile для смартфонов, считающейся недоделкой из-за множества недостающих функций, и похожей на него браузерной Office Online, айпадовский вариант — полноценный, стопроцентно совместимый с настольной версией продукт. Ну или по крайней мере таковым он кажется на первый взгляд и так его позиционирует сама Microsoft: проверить, естественно, никто пока не успел.

Приспособить Office для планшеток было непростой задачей даже технически. Ведь мало адаптироваться к небольшому экрану, мало подстроиться под недостаточную вычислительную мощь (которая, увы, заметна на сложном форматировании; поэтому же нет некоторых десктопных функций — вроде возможности вставить видео в презентацию), прежде всего необходимо переработать интерфейс «под палец». Microsoft справилась с этой задачей вроде бы успешно, кое-что убрав, кое-что изменив, а местами добавив новых элементов (например, отдельную цифровую панель в Excel).

Office for iPad предлагается на условиях подписки. Грубо это 100 долларов в год (уплачиваемых в рамках подписного сервиса Office 365), что даёт право на эксплуатацию сразу пяти копий пакета на любых устройствах. (Удобно! Пакет привязан к облачному накопителю OneDrive, так что текущий документ сразу же можно открыть на другом устройстве.) Будет и студенческая версия подешевле, а также совсем бесплатная — ограниченная просмотром.

Отчего такой шум (известие о выпуске Office for iPad немедленно стало самой обсуждаемой новостью недели)? Дело в том, что, помимо преодоления чисто технических сложностей, айпадовский релиз означает для Microsoft и несколько нелёгких стратегических подвижек. И прежде всего это возврат к истокам, к методам, которыми софтверный гигант славился в первую четверть века своего существования.

Ведь сколько копий сломано вокруг вопроса, считать ли iPad и прочие планшетки игрушкой для потребления контента — или всё-таки заменой персоналке, способной контент производить? Теперь владельцы самого популярного инструмента для генерации контента (едва ли в цифровом мире что-то может сравниться с Office, установленная база которого давно перевалила за миллиард единиц), лично выразили своё мнение на этот счёт. Точка! Планшетки официально, на самом высоком уровне, признаны заменой персональному компьютеру. И значит, Microsoft, которая вроде бы начала смещать акцент с обывателя на корпоративного пользователя, вновь переносит внимание на простого юзера: ведь планшетка — чисто обывательский продукт.

Другой непростой и очень важный нюанс: отныне Microsoft предлагает свой самый важный продукт через подписку. Отказ от классической продажи в пользу периодических платежей — штука с непредсказуемым исходом даже для такого крупного и успешного производителя. (Не верите — спросите у Adobe, за которой аналитики сейчас следят затаив дыхание: продолжат ли пользователи платить за недавно ставший подписным Photoshop?) Одно из несомненных преимуществ — в избавлении от версионности: подписка гарантирует самую свежую версию продукта на весь оплаченный период. Вот только в долгосрочной перспективе расходы на софт могут возрасти...

Наконец, третья стратегическая перемена заключается в отказе Microsoft от «Windows-центричной модели мироздания». Под руководством Наделлы софтверный гигант взял курс «на мобильное и облачное» (цитата); это подразумевает, что его операционная система не будет более обязательным элементом всех и каждого начинаний компании. Минимум последние десять лет Windows висит мёртвым грузом на шее Microsoft, мешая ей играть в полную силу на всех возможных полях: Windows (когда-тоüber alles, всё остальное ей подчинялось. Отныне это в прошлом. Microsoft снова, как в далёких 80-х, ориентируется на все популярные платформы она поддерживала и Mac OS, и OS/2).

Отличные вводные — и всё равно многие считают, что релиз слишком запоздал. Office for iPad надо было запускать как можно быстрее после появления первой планшетки. Потому что сегодня, четыре года спустя, публика уже пересела на альтернативные продукты — возможно, более простые, разрозненные, зато работающие здесь и сейчас (вспомните «“Фотошопы” и “офисы” обречены»). Консьюмеризация ИТ оттеснила Microsoft на обочину: натурально, у неё нет ни единого мобильного продукта, который был бы сейчас так же популярен, как, скажем, Google Chrome или Apple Maps. И сможет ли она теперь наверстать упущенное, сократить отставание от новых лидеров, вернуть себе былое могущество на мобильной сцене? Станет ли «тачскриновый» «пальцевый» Office для мобильных пользователей тем же, чем стал Office для пользователей персоналок?

Ведь сменился не только основной инструмент среднестатистического «компьютерного» пользователя: вместо персоналки сегодня это планшетка и смартфон. Изменились и потребности этого самого среднего юзера. Тридцать лет назад, когда Microsoft заливала фундамент своей софтверной империи, убойными приложениями были текстовый процессинг и электронная таблица. Ради них зачастую компьютер и покупали! Сегодня всё по-другому. Сегодня цифровое устройство берут ради общения, социальный сетей, игр. Офисные задачи превратились лишь в небольшой сегмент на широком круге. Так что даже с заточенным «под палец» «Офисом» Microsoft теперь может претендовать лишь на кусочек общего пирога, а не на пирог целиком!

Устроит ли её новая роль? Прокормит ли?

К оглавлению

Бездна электронных глаз: создана сверхминиатюрная безлинзовая камера Андрей Васильков

Опубликовано 27 марта 2014

Прошлым летом «Компьютерра» писала об интересной разработке Bell Laboratories — безлинзовой камере. Один или несколько однопиксельных светочувствительных элементов размещаются позади жидкокристаллической панели, которая работает как массив диафрагм и регулирует пропускание света. Их применение позволяет устранить избыточность снимка и сделать фотографию с бесконечной глубиной резкости, а то и построить новый вариант лидара. Этой весной в компании Rambus был создан ещё более впечатляющий вариант с размерами всего 200 мкм по длинной стороне. Такая камера может быть встроена куда угодно.

Современные цифровые камеры обеспечивают исключительно детальное изображение, но такое высокое качество требуется не всегда. Порой куда важнее габариты и потребляемая мощность. Вместе эти параметры определяют возможность встраивания и время автономной работы.

Основным ограничивающим фактором здесь остаётся оптика объектива. Её нельзя уменьшать без резкого ухудшения качества снимков и возможностей камеры.

Миниатюризации линз работает только до определённого момента. Чем меньше становятся размеры объектива, тем больше искажений и лимитов приходится учитывать. Нельзя изменять фокусное расстояние, становится труднее точно передать на снимке геометрию криволинейных поверхностей, усиливаются потери света и аберрации.

Руководитель исследовательской группы Патрик Гилл (Patrick Gill) занимает должность старшего научного сотрудника отдела лицензирования технологий компании Rambus. Он считает, что один из способов решения проблемы создания сверхминиатюрных камер заключается в полном отказе от изогнутых линз объектива.

«Наша цель состоит в том, чтобы добавить “глаза” любому цифровому устройству, независимо от того, насколько оно мало», — поясняет Гилл. Он утверждает, что для создания камер нового поколения задачу формирования изображения следует полностью переосмыслить.

В конечном счёте её будет выполнять сам микроскопический светочувствительный датчик. У созданного Гиллом прототипа он имеет спиралевидную форму, а продвинутый алгоритм обработки сигнала восстанавливает данные изображения просто по характеру изменения света.

«Сейчас дело даже не в том, чтобы сделать камеры высокого разрешения нового типа, — пишет Гилл. — Важно создать самый маленький, самый дешёвый, самый простой в изготовлении оптический датчик, который все ещё сможет получать достаточно информации и показывать происходящее вокруг».

Исследователь из MIT Гордон Вейцштейн (Gordon Wetzstein) отмечает, что, хотя сама технология и выглядит перспективно, пока ещё не ясно, какой именно будет серийно выпускаемая модель безлинзовой камеры и насколько хороша она окажется.

«Гилл показал мне двадцать восемь прототипов с разными дифракционными структурами: спирали, перекрестия, пятиугольники, — говорит Верцштейн. — Крошечный сегмент чипа в виде спирали успешно захватывал тестовые изображения. Среди них были репродукции картин «Мона Лиза» Леонардо да Винчи и «Купальщицы» Жоржа Сера, фото Джона Леннона». Все снимки получились нечётким, хотя и узнаваемыми. Для прототипа с разрешением 128×128 пикселей это хороший результат.

В обычной цифровой камере сенсор состоит из миллионов светочувствительных элементов, которые вместе фиксируют текущие значение яркости фрагментов изображения.

Безлинзовая камера Rambus работает совершенно иначе. Свет проходит через дифракционную решётку спиралевидной формы. Он отклоняется каждый раз специфическим образом и вызывает серию сигналов на светочувствительном элементе размером с остриё иглы.

Полученный набор импульсов описывает, как объекты перед камерой влияют на характер распространения света. Изображение этих предметов восстанавливается как сумма этих отклонений от идеального варианта, в котором перед камерой находится только перпендикулярно расположенный и равномерно освещённый лист белой бумаги.

Крошечные камеры Rambus могут быть легко интегрированы в самые разные вещи — от игрушек и носимых гаджетов до систем безопасности любого уровня. При серийном производстве их добавление практически не изменит конечной стоимости устройств.

К оглавлению

Как сесть за трюки с адресной строкой — и освободит ли понимание Эндрю Архнаймера? Евгений Золотов

Опубликовано 27 марта 2014

Одна из замечательных особенностей цифровой эпохи кроется в смысловых коллизиях, возникающих на стыке нового «цифрового» и старого «аналогового» миров. Грубо говоря, всякую новую идею, технологию, механизм, можно уподобить чему-то из старого мира — попытаться «измерить» виртуальный объект привычными нам нравственными, правовыми, физическими мерками. Но отнюдь не факт, что аналогия сработает!

Примеров тому масса, и вы сами легко назовёте несколько. Как оценить что-нибудьсложность программы: байтами, строками, человеко-часами? Расценивать ли обмен гиперссылкой на контент как обмен самим контентом? А предоставление документа для скачки в файлообменной сети — это его распространение? И отнимаем ли мы у владельца оригинального файла, когда изготовляем копию?

Список можно продолжать, но нам сейчас важно другое. Хорошо, если разница в понимании цифровых феноменов не портит никому жизнь. А ведь бывает и так, что от неё зависит человеческая свобода! Как в истории с американцем Эндрю Арнхаймером, из которого «прогрессивные круги» вот уже год пытаются изобразить борца за права человека номер один.

Подробно об Эндрю, более известному как Weev, о совершённом им проступке и проповедуемой (но не исповедуемой) идее антибезопасности рассказывалось в этой колонке ровно год назад (см. «По стопам Аарона Шварца»). Поэтому за подробностями отсылаю к той публикации, а здесь напомню только самые существенные детали. Weev — 28-летний бородач с весьма специфическим чувством юмора, много лет балансировавший на тонкой грани между «чёрным» и «белым» хакерством. Говорят, он похитил миллионы, но доказательств нет, да и в тюрьму попал за другое — за обнаружение и эксплуатацию глупой ошибки в веб-сервере корпорации AT&T. Просто подменяя символы в адресной строке браузера, он с товарищем сумел вытянуть из AT&T сто тысяч почтовых адресов, принадлежащих клиентам компании. И ровно год назад получил за это 41 месяц тюрьмы плюс «бонусы» вроде временного ограничения доступа в Сеть.

Откровенно говоря, приговор смущал многих уже тогда. Ведь Эндрю осудили по допотопному, 1984 года, закону «О компьютерных злоупотреблениях» (CFAA). Его принимали, когда свирепствовала холодная война, — чтобы помешать шпионам, но он работает и по сей день — неадекватно сурово карая за компьютерную «бытовуху». Его применение сравнивают с лечением болезни дубиной, когда достаточно всего лишь таблетки. И приснопамятного Шварца, кстати, чуть было не засудили по нему же.

Но вернёмся к Эндрю. Отбывший 12 месяцев в одиночной камере, он заметно порастерял харизму. Зато его адвокаты наконец получили возможность обжаловать приговор — и вчера состоялись первые слушания. Позиция защиты такова: то, что совершил Арнхаймер, не только не может считаться уголовным преступлением, но даже не тянет на проступок, заслуживающей внимания суда! Ведь он всего лишь обращался к публичному сайту и ничего не ломал (разве можно назвать взломом смену символов в URL? Да тогда каждого второго сетянина надо под суд отдавать!). Наконец, данные, которые он «украл», не были никак защищены, то есть их мог посмотреть всякий, вооружившись веб-браузером и здоровым любопытством!

Первая и естественная реакция на это — сочувствие. Тем более со стороны айтишников. Так что из десятков тысяч статей, посвящённых Weev'у за полтора года, едва ли отыщется хоть дюжина недоброжелательных к нему. В конце концов, у него не было даже намерения наживаться на проблеме AT&T! Он не требовал выкупа, не шантажировал клиентов, информацию о которых похитил, ничего не портил. И если даже что-то со «взлома» поимел, то не деньгами, а славой (результаты своего ммм... эксперимента немедленно обнародовал через сторонний сайт). Впрочем, понимающий человек усмотрит тут лукавство: если следовать этой логике, придётся признать, что взломщиков на интернет-просторах вообще не существует! Ведь почти любой взлом веб-сервера можно выполнить именно подстановкой символов в строку URL. Но это не главный и не самый страшный парадокс в деле Арнхаймера.

Самое страшное — в смысловой коллизии, возникающей при попытке оценить правомерность махинаций с адресной строкой. Совершил ли Эндрю Арнхаймер социально опасное деяние, когда подменял символы в URL? Здравый смысл тут пасует, ибо у цивилизации пока недостаточно опыта, чтобы однозначно сказать, хорошо это или плохо, опасно или нет. Но ведь можно провести аналогию со старым, «аналоговым» миром, верно? И сторона защиты, и сторона обвинения поступили именно так — и пришли к диаметрально противоположным выводам!

Давайте представим, что в каком-нибудь людном месте — скажем, в коридоре большого торгового центра — компания X ставит стол и усаживает за него своего сотрудника. Задача этого человека — регистрировать новых клиентов (например, подписывать их на услугу мобильного интернет-доступа). Каждый желающий волен подойти к столу, прочесть выложенные на нём рекламные листки, проконсультироваться с сотрудником, после чего (если пожелает) заполнить анкету и отбыть по своим делам. Но вот вместо того, чтобы хранить заполненные анкеты в запертом ящике, наш герой почему-то просто складывает их на тумбочку под столом — так что стопка анкет для мимо проходящих людей незаметна, но тот, кто про неё знает (например, проследил за хозяином стола), легко может протянуть руку и все анкеты умыкнуть.

Почему сотрудник не прячет анкеты под замок? Мы не знаем. Может быть, так для него удобней. Может быть, он счёл, что информация не представляет интереса для посторонних. Может быть, понадеялся на человеческую порядочность. В любом случае картина одна: мы видим ресурс, открытый для всех желающих, и массив данных, убранный с глаз, но не защищённый от несанкционированного доступа. Так вот: Weev в этой аналогии должен будет подвалить к столу и, делая вид, что собирается подписаться на услуги X, тайком утащить все анкеты.

Аналогия очевидна, но вот выводы из неё — нет. Сторона обвинения считает, что в цифровой реальности справедлива та же оценка, какую мы дали бы человеку, укравшему анкеты с настоящего стола: да, сайт публичный, да, данные не запаролены, но владелец не желал их обнародовать, а потому Weev должен сидеть. Больше того, по данным следствия, чтобы понять, как нужно менять URL, Эндрю и его другу пришлось сильно углубиться в технические нюансы задействованных программных продуктов, то есть, возвращаясь к нашей аналогии, изучить устройство стола. И это тем более подтверждает их вину.

Но вот знаменитая компания EFF (Electronic Frontier Foundation, «Фонд электронных рубежей»), предоставившая Арнхаймеру бесплатного адвоката, настаивает на обратном. Тут не стол и анкеты, а браузер и адресная строка. Ничего предосудительного Эндрю не совершал — и даже лучше того, помог крупной компании обнаружить опасную уязвимость!

С кем согласиться в такой ситуации, на чью сторону встанет суд — выбирайте сами. Но прежде чем соглашаться с авторами сочувственных публикаций, учтите ещё один нюанс. Вместо того чтобы, «умыкнув анкеты», сразу же показать их хозяину стола и тем помочь исправить проблему, Эндрю Арнхаймер отправился к журналистам и сдал им свою добычу (естественно, она была опубликована).

Арнхаймер хотел славы. Что ж, он её получил.

В статье использована иллюстрация Bruce Turner.

К оглавлению

Объёмные принтеры позаботятся об обеде Михаил Ваннах

Опубликовано 26 марта 2014

Переход к приготовлению пищи был одним из важнейших этапов на пути превращения одного из приматов в человека, первейшей из энергетических революций, причём самой важной — направленной на обеспечение большим количеством энергии и «строительного материала» именно самих людей. Нет, конечно, и топтыгин «готовит» пищу, прикапывая «до тухлятинки» зазевавшегося геолога — но человек это делает массово и целенаправленно, с использованием сначала огня, а потом и кухонной утвари. Однако теперь «умные» машины готовы революционным образом изменить и этот процесс!

На удивление всему миру, инициатором перемен в данном случае выступают испанцы. Впрочем, Испания когда-то была универсальной империей, над всемирными владениями которой никогда не заходило солнце, а самые большие корабли времён Наполеоновских войн принадлежали именно Испании, строясь, правда, на верфях Гаваны. Да и испанская кухня — талас и хамон, паэлья и олья подрида — достаточно известна в мире современном, привлекая вместе со средиземноморскими пляжами туристов.

Ну а барселонская фирма Natural Machines решила сэкономить время, расходуемое на приготовление пищи. Причём привлечь для этого самые современные цифровые технологии, используемые в рамках ставшего ныне очень популярным тренда на кастомизацию продукции. То есть речь идёт о возможности получения непосредственно у потребителя именно той продукции, которая нужна именно ему. В данном случае именно того блюда, которое хотелось бы съесть: кулинарные предпочтения человечества изрядно продвинулись с времён, когда пралюди поджаривали на углях куски мяса…

Причём обратим внимание: речь идёт именно о кастомизации. В этом отличие от технологий индустриальной эпохи. Вспомним былого лидера кухонной техники — СВЧ-печку. Тут для приготовления или разогрева пищи использовался новый физический принцип, нагрев при помощи микроволнового излучения, позволяющий быстро и равномерно прогреть всю массу приготовляемого продукта. Но это — СВЧ-печка, применяемая как отдельный элемент.

Но в современном мире она элемент системы. Заботливая хозяйка покупает в магазине пенопластовое корытце, где под полиэтиленовой плёнкой покоятся пельмени, не только сделанные фабричным способом, но и сваренные и обжаренные на предприятии пищевой промышленности. До потребителя их — годными к потреблению — доставляет глубокая заморозка, а приготовление обеда сводится к разогреву в СВЧ-печке.

Это можно рассматривать как апофеоз промышленных технологий индустриального века — заводское приготовление продовольственных товаров, их упаковка и глубокая заморозка по всему циклу хранения, перевозки и дистрибуции. Домашний холодильник с его морозильной камерой и домашняя СВЧ-печь являются лишь терминальными устройствами пищевой индустрии. Еда, полученная таким образом, хоть и поедается на дому или в мелком кафе, но является сугубо заводской, однородной промышленной продукцией.

Конечно, это не относится к тем блюдам, что в микроволновкео готовятся: тут это печь, просто более удобная. И мультиварки — тоже просто печи, освобождающие внимание человека за счёт того, что в них введён контур обратной связи по весу приготовляемого продукта, классический элемент кибернетики, зари «умных» машин. В некоторых моделях микроволновок был и паровой датчик, позволявший очень точно определять время варки риса. Впрочем рис для суши (суси?) лучше готовить в мультиварке…

А вот хлебопечка (бумажная «Компьютерра» когда-то, давным-давно, рассказывала про эти только входившие в обиход устройства) является прекрасным примером постиндустриальных технологий с их кастомизацией. Хлеб печётся именно у потребителя. Печётся так, чтобы был именно горячим к завтраку. Испечённым именно так, как кто любит — кто с оливками и оливковым маслом, кто с кунжутом и кунжутным маслом, кто с маслом горчичным… То есть очень простое устройство, освобождая от забот хозяйку, может предоставить свежий хлеб (и как раз тот, который любят в семье), реализует постиндустриальный тренд.

Ну а теперь на рынок должен поступить пищевой объёмный принтер Foodini от вышеупомянутой Natural Machines. Это устройство будет способно приготовить нужное и абсолютно индивидуальное блюдо прямо на кухне у потребителя. «Напечатать» его — точно так же, как печатается деталька из пластмассы. Впрочем, сахаром 3D-принтеры умеют печатать довольно давно: предприимчивые кондитеры используют их для украшения свадебных и юбилейных тортов…

А вообще, если смотреть на технологии в их развитии, мы увидим тут замыкание витка гегельянско-диалектической спирали. Найдите самую старую кулинарную книжку, какую сможете, и загляните в кондитерский отдел. Что вы там увидите? Правильно, непременные советы по украшению тортов и пирожных путём выдавливания крема из кулёчка, свёрнутого из пергаментной бумаги. (Наверное, в Древнем Риме, готовясь к воспетому Петронием пиру Тримальхиона, рабы-кондитеры точно так же выдавливали крем из кулёчков пергамента натурального…)

Ну а теперь спросим себя: а в чем разница между этими самыми кулёчками и головками 3D-принтера? Разница в смысле того технологического процесса, для которого или кулёчек, или головка служат технологическим оборудованием. А ни в чём. Совсем ни в чём! Другое дело, что головка принтера может формировать струю выдавливаемого продукта практически любой нужной толщины с практически любой нужной точностью. Без участия человека, будучи способной совершить немыслимое количество движений.

И вот такой объёмный принтер Foodini (название смахивает на итальянское, но Испания владела Апеннинским «сапогом» довольно долго) будет формировать блюда прямо на кухне. Хочешь — из теста, хочешь — из фарша, хочешь — из шоколада. Прямо-таки слышится возмущённый вопль: синтетика! Абсолютно необязательно. Чем отличается фарш, подаваемый из форсунки головки 3D-принтера, от того, что идёт из форсунок промышленного оборудования в колбасно-сосисочную оболочку? А ничем… Дело в том, что пошло в сам фарш — натуральные продукты или суррогаты, а способ формования значения не имеет.

А вот время и силы, расходуемые на процесс непосредственного приготовления пищи, Foodini способен сэкономить существенно. Посмотрите, как бойко и мастеровито он справляется с пиццей (все же не зря в названии есть нечто итальянское). Устройство, как мы видим, вполне компактно. Цена для кухонного оборудования не такая маленькая — 1 000 евро, — но и недоступной её не назовёшь. Да и такого рода устройства довольно быстро дешевеют, по мере налаживания массового производства.

Конечно, надо понимать, что как вся постиндустриальная эра стоит на прочном промышленном фундаменте, так и объёмные принтеры еды Foodini будут нуждаться в поддерживающей их пищевой промышленности. Последняя должна будет поставлять то, чем станут заправляться картриджи пищевого принтера. Понадобится и дистрибуция этих продуктов — с сопряжёнными холодильниками и машинами-рефрижераторами. Так что это не скатерть-самобранка, не атомарный ассемблер. Но — очередной прибор, порождённый Индустриализацией 2.0, способный производить и галисийский пирог эмпанаду, и нашу кулебяку…

К оглавлению

На своих двоих: можем ли мы отказаться от импортных ИТ? Евгений Золотов

Опубликовано 26 марта 2014

Новостной фон последних месяцев (Сноуден), а в особенности недель (Крым, санкции Запада) вплотную подвёл к мысли о возможности излечения зависимости от импортных товаров и технологий. Про тушёнку, штаны, медикаменты и прочее пусть говорят другие, а нам с вами грех не провести мысленный эксперимент обособления от всего, что подпадает под определение цифры.

И, раз уж собрались, незачем ограничиваться, например, госсектором — как планирует сделать наш министр связи Николай Никифоров. Давайте сыграем сразу на все! Ценность коллективного мозгового штурма этой высоты видится лично мне несомненной. Нащупаем интересные точки — и сможем воспользоваться ими с выгодой для себя, не дожидаясь официального установления нового железного занавеса. Но и ежели не нащупаем ничего — так по крайней мере оценим, как сильно мы подсели на иглу импортных ИТ.

Итак, представьте, что с завтрашнего утра вам запрещается использовать любую технику и технологии иностранного производства, выполняющие цифровые преобразования. Не только американские, а импортные вообще! Ибо когда пересекутся интересы двух произвольных великих держав — лишь вопрос времени. Так что ни Китай, ни Европа не годятся тоже, увы.

Чего мы лишимся, не понимают в полной мере даже люди неглупые. Это замечательно продемонстрировал на днях родственник большого чиновника, а по совместительству глава собственной ассоциации предпринимателей Михаил Дворкович — сообщивший об отказе от американских товаров в своём «Твиттере» с помощью iPhone. Потом, конечно, были оправдания: мол, Twitter не товар, а интернет к Штатам отношения не имеет, — но слово, как говорится, не воробей, и потешались над нашим незадачливым активистом и соотечественники, и американцы (да он и сам всё отлично понимает: аккаунт уже удалён). Так давайте же нарисуем эту картинку — хотя бы пока и только в голове и только для случая отказа от импортных ИТ.

Прежде всего, конечно, мы останемся без фундамента развлечений и бизнеса — персональных компьютеров. Основа их — микропроцессоры, память, программное обеспечение (за редким исключением, но об этом позже) — разработана американскими корпорациями. Мы останемся без мобильной связи, потому что со смартфонами, сотовыми телефонами и самими стандартами ситуация в точности та же. Останемся без интернета, потому что персональные коммуникации основаны на «железе» и протоколах, разработанных и (или) произведённых в США и Европе и контролируемых правительством США. И даже если построим свои цифровые магистрали и состыкуем их с мировой сетью, всё равно останемся без доступа к контенту, который кодирован иностранными кодеками: прощай, YouTube, прощайте, MP3-фонотеки, DVD, и даже с фотографиями не всё однозначно (формально JPEG развивается наднациональными образованиями, но наверняка отыщутся чьи-нибудь нарушенные патенты).

Twitter, Facebook, Google, Bing — полный стоп. VISA, MasterCard — прощайте (и нет, «Универсальная электронная карта» не годится тоже, ибо технологически восходит к MasterCard). Всё это более напоминает последствия Третьей мировой и рецепт национальной катастрофы, нежели весёлый патриотический поход, на который зовут нас некоторые со своих «Айфонов».

Кошмар! Вот чем должно быть, кажется, будущее без импортных ИТ тем, кто вырос на продуктах Microsoft и Google. Мне в этом смысле легче: я из последней советской волны, которая ещё успела поучиться и поработать на отечественной электронике (минимум раз я Каких-тописал об этом, с перечислением продуктов и производителей). двадцать лет назад нашим было всё: от телефонов с АОН'ами до персоналок и струйных принтеров.

Но, оглядываясь сейчас, понимаешь не только глубину технологической пропасти, разделяющей Россию ту и сегодняшнюю, а ещё и то, что вернуться не получится. СССР последние тридцать лет своего существования держал курс на копирование западных ИТ: даже считающееся нынче стопроцентно нашим (на безрыбье и рак рыба!) семейство ЕС ЭВМ было всего лишь калькой IBM'овских решений. Теперь придётся идти своим маршрутом. Возможно ли?

К счастью, кое для чего мы сможем сделать исключение. Такова Linux. Права на торговую марку принадлежат американскому гражданину, разработкой Ядра и прикладного ПО ведают зарегистрированные в США и Западной Европе организации (Linux Foundation, The Document Foundation, Mozilla Foundation и др.), но условия лицензирования дают нам право пользоваться их наработками практически без ограничений. Это очень важный момент. По крайней мере без программного обеспечения мы уже не останемся.

Самая большая проблема в том, что исполнять Linux будет не на чем. Свободная ОС портирована на огромное число микропроцессорных архитектур, но практически все они — все три десятка, начиная с популярнейших x86 (Intel, США) и ARM (ARM Holdings, Великобритания)! — производятся или лицензируются иностранными компаниями. Среди поддерживаемых Linux архитектур есть одна свободная — OpenRISC. Но страшно даже представить, сколько времени уйдёт на воплощение этой в высшей степени экспериментальной разработки в российском кремнии и какими медленными будут наши персоналки поначалу.

Россия производит свои микропроцессоры, но по большей части это либо варианты буржуйской MIPS (НПЦ «Элвис», НИИСИ и др.), либо узкоспециализированные DSP-чипы, непригодные для персоналок. Главная наша надежда в случае разрыва отношений с заграницей скрыта в разработках ЗАО «МЦСТ»: добрая половина его продукции — это вариации на тему SPARC, но есть линия процессоров «Эльбрус», которая действительно стопроцентно наша. Вот только «Линукса» для «Эльбрусов» нет (поправьте, если это уже не так): он исполняется через эмуляцию системы команд x86, от которой, конечно, придётся отказаться.

Но и произвести процессор мало, его ещё надо внедрить. Даже с персоналками дело не ладится: на «Эльбрус 2С+» компания Kraftway год назад изготовила пробную партию как бы отечественных персоналок «для дома и офиса» (и даже там обвеска, похоже, импортная: DDR, USB, SATA; цена, кстати, упоминалась в районе 50 тысяч рублей), но тем дело и ограничилось. А ведь есть области куда более сложные. Сегодня, например, российский авиапарк на две трети составлен из импортных самолётов, но в пересчёте на пассажиро- и грузопоток доля буржуйской авиатехники в стране превышает 90%. Получается, мы останемся без авиации. Ведь авиация — это те же ИТ: связь, навигация, управление. А мобильная связь? А медицинская техника? А бытовая электроника?

Советский Союз взял курс на копирование западных ИТ-разработок не от хорошей жизни: сами не успевали. Сегодняшней России ту же задачу точно не потянуть: уже не те и силы, и сложность микроэлектроники выросла на порядки. Так что сценарий мгновенной изоляции абсолютно, бесспорно нереальный: в СССР по крайней мере начинали, не имея зависимости от Запада, а мы уже прочно сидим на импортной ИТ-игле.

Другой разговор — задаться целью, начать движение в этом направлении. Не лозунгами «Исключаю... присоединяйтесь!», не вывешиванием флага на балконе. Просто завтра вместо MS Office воспользуйтесь свободным LibreOffice. Маршрут проложите в «Яндексе», а не с помощью Google Maps или Garmin. Выбирая между мобильными приложениями, купите российское. (Наивно? Лишь поначалу.)

Другие предложения?

К оглавлению