КНИГА 2

Комната была не больше тюремной камеры — два шага в ширину и четыре шага в длину. Потолок был настолько низким, что я даже не мог полностью выпрямиться и все время опасался, как бы не стукнуться головой о его свод.

Впрочем, здесь было уютно. На стенах из прочнейшей стали висели роскошные гобелены, а на полу лежал мягкий ковер. Диван с диковинными узорами занимал почти половину комнаты; возле противоположной стены, рядом с низкой полукруглой дверью, стоял маленький, искусно выстроганный стол, прикрученный к полу. Остатки обильного обеда, принесенного мне одним из людей Немо, еще не были убраны. На столе стояла бутылка самого дорогого шампанского, которое мне когда-либо приходилось пить.

В стенном шкафу я обнаружил Библию в золотом переплете и два небольших металлических ящичка, в одном из которых лежали дорогие гаванские сигары, а в другом — три коробки конфет с ликером. Немо, судя по всему, очень заботился о моем душевном и физическом благополучии.

Но это ничего не меняло, поскольку факт оставался фактом: я находился в тюрьме. Это, конечно, была очень комфортабельная тюрьма, но все-таки тюрьма. Здесь не было окон, и дверь закрывалась снаружи, а изнутри на двери была лишь круглая ручка, которую я сколько угодно мог дергать, но никакие усилия с моей стороны так и не позволили бы мне открыть дверь. Это действительно была тюрьма.

Я раздраженно ворочался на диване с одного бока на другой, перекладывал с места на место вышитые шелковые подушки и тщетно пытался подавить приближающийся приступ тошноты. Никогда прежде мне не было так плохо, как сейчас. Мучившая меня тошнота не была вызвана ни обильным обедом, ни бутылкой шампанского, которую я выпил почти до дна. Все дело было в качке, которая началась, как только я взошел на этот кошмарный корабль, и с того момента — за исключением одного-единственного раза — не прекращалась ни на минуту.

Я страдал от морской болезни.

Мне никогда не нравились корабли, и я испытывал к ним вполне естественное недоверие. Мне всегда казались подозрительными транспортные средства, двигавшиеся не по суше, а по воде. Но с тех пор как я оказался на борту «Наутилуса», во мне проснулась самая настоящая ненависть к кораблям. При этом ощущение того, что пол постоянно поднимается и опускается, было еще не самым худшим. Сейчас мы находились на глубине десяти саженей, так что морские волны не били по корпусу корабля. Однако здесь, неподалеку от шотландского побережья, подводное течение было настолько сильным, что судну постоянно приходилось бороться с давлением воды. По крайней мере, именно такое объяснение качки казалось мне вполне приемлемым. Я придумал его, пока лежал на диване, уставившись в потолок и пытаясь победить очередной приступ тошноты.

Я даже не знал, сколько времени находился на борту этого фантастического корабля. Несмотря ни на что, я заснул в тот самый момент, когда Немо привел меня в эту каюту. Судя по тяжести в теле, которую я почувствовал после пробуждения, спал я очень долго. С тех пор я лежал на этом диване, глядел на потолок с круглой электрической лампой и ждал, сам не зная чего. Капитан Немо не ответил ни на один из моих вопросов — а их накопилось множество! Вместо этого он позволял себе таинственные намеки, от которых я чувствовал себя еще неувереннее, чем раньше.

Какие-то звуки за дверью отвлекли меня от мрачных мыслей. Поморгав, я резко сел на диване, но тут же повалился обратно, так как мой желудок отомстил за быстрое движение новым позывом к рвоте. Мощная дверь с громким скрипом отъехала в сторону, и в комнату, согнувшись, вошел высокий мужчина в бело-синей полосатой рубашке и черных брюках. Это был тот же человек, который несколько часов назад принес мне обед.

Он молча подождал, пока я медленно и осторожно встану, отошел в сторону и указал на дверь. Не успев сделать и двух шагов, я тут же ударился головой о низкую раму двери. У матроса подозрительно дрогнули уголки рта, но, наткнувшись на мой мрачный взгляд, он подавил усмешку и, снова протиснувшись в дверь, прошел мимо меня в коридор.

Несмотря на тошноту, усилившуюся от того, что теперь я должен был идти по качавшемуся полу, внутренний вид корабля вызвал у меня любопытство. Проход был низким, так что я передвигался, чуть согнувшись. Все на борту этого удивительного судна было каким-то узким и маленьким. Немного искривленные стены были украшены тяжелыми золотистыми обоями. То там, то сям из стен выдавались какие-то странные технические приборы, но их по возможности замаскировали. Как и в моей каюте, под потолком висели странные электрические лампы, распространявшие мягкий свет. Пол покрывали мягкие ворсистые ковры, по сравнению с которыми ковры в моем довольно респектабельном лондонском доме показались бы потертыми. Если бы не ритмичный гул тяжелых машин, работавших, как огромное стальное сердце в теле корабля, я подумал бы, что нахожусь в замке феодала, а не на судне, плывущем в море на глубине десяти саженей.

Коридор, будто огромная стальная аорта, тянулся через весь корабль. Мы прошли около пятидесяти шагов, пока наконец матрос не остановился у полукруглой двери. Отступив чуть в сторону, он поднял руку, приглашая меня войти. Мощная бронированная дверь беззвучно отъехала в сторону, и передо мной открылся вид на узкую металлическую винтовую лестницу, ведущую как вверх, так и вниз.

Мой молчаливый проводник улыбнулся, сделал шаг назад и указал рукой вверх, пытаясь знаками объяснить, что я должен идти дальше, не дожидаясь его. Наверное, подумал я, он не силен в английском и поэтому общается со мной языком жестов.

Не успел я поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как дверь за мной закрылась. Остановившись, я запрокинул голову, а затем перегнулся через тонкие поручни, чтобы посмотреть вниз. Нельзя сказать, чтобы я многое разглядел. Через два-три поворота лестница заканчивалась крошечной комнатой с четырьмя низкими бронированными дверьми, подобными той, через которую я только что вошел. Пол внизу был голым, да и стены, ничем не прикрытые, демонстрировали железную обшивку корабля и бесчисленное количество странных технических приборов. Внизу ритмичное биение стального пульса этого морского гиганта казалось громче. Сосредоточившись, я почувствовал вибрацию под ногами и подумал, что, должно быть, именно там находятся таинственные машины, которые приводят «Наутилус» в движение.

Я пошел дальше. Несомненно, наверху меня ждали, а так как я до сих пор не понял, на чьей стороне находится владелец этого странного корабля, не стоило возбуждать его недоверие.


Кинжал в ее руке был холодным, гладким и необычайно тяжелым. Хотя она до сих пор прятала узкое обоюдоострое лезвие под темной тканью, чтобы сталь не отразила лунный свет и не выдала ее в последний момент, ей казалось, что у нее на языке появился металлический привкус.

Она знала, что умрет. Кинжал, который она прятала под передником, отчаянно сжимая его в правой руке, был предназначен другому, но это лезвие поразит и ее тоже. Признаться, ей было все равно. Она и так уже мертва. Она умерла три дня назад, и, несмотря на то что еще дышит, думает и говорит, все это лишь инстинкт, слепое существование ее тела, без смысла и цели. Она умерла, когда вошла в маленькую комнату своего дома и, обнаружив, что постель Дженнифер пуста, поняла, что означают несмятые белые простыни. Ее жизнь утратила всякий смысл в то мгновение, когда она подошла к окну и увидела полную луну, сиявшую в небе насмешливым глазом ночи.

С тех пор она была мертва, но никто этого не заметил — ни жители города, ни ее соседи, ни друзья. Этого не заметил даже ее собственный муж, которого она ненавидела с того самого момента, как исчезла их дочь. Она ненавидела этого человека с той же страстью, с которой она любила его все эти годы совместной жизни. Что-то умерло в ней, и сейчас она жила с одной-единственной целью — отомстить. Она убьет Макгилликадди. Сначала его, а затем Джеймса — даже в мыслях она отказывалась называть его своим мужем, не говоря уже о том, чтобы думать об этом человеке как об отце Дженнифер. Как он мог предать собственную плоть и кровь для того, чтобы принести жертву своему отвратительному божеству! Да, она убьет Макгилликадди и Джеймса, а затем убьет их — столько, сколько сможет, прежде чем они победят ее и отправят на тот свет.

Она вполне понимала, что они, возможно, не просто ее убьют, а сделают с ней кое-что похуже. Но и в этом случае ей было все равно. Единственное, что имело сейчас значение, это острая сталь в ее руке.

Когда она вышла из комнаты Дженнифер в узкий коридор без окон, дом показался ей необычайно холодным. Она услышала, как внизу Джеймс говорит с остальными, но не стала обращать внимания на слова, так как они тоже не имели значения. Вместо этого она спокойно пошла в спальню и критически осмотрела себя в большом зеркале, висевшем возле кровати. Это было дорогое зеркало из тончайшего хрусталя в позолоченной раме. Как и все в их доме, она выбирала это зеркало с большой любовью, и, как и все в их доме, оно было предметом зависти большинства остальных женщин селения. Три дня назад она им гордилась. А теперь оно утратило для нее всякое значение.

Северал Борден напряженно всматривалась в свое отражение. То, что она прятала правую руку под передником, не бросалось в глаза. Как и всегда, когда они шли на собрание, она надела свое лучшее платье. Передник у нее был из брюссельского шитья, и он так гармонично смотрелся с шалью, что казался модным аксессуаром, а не покровом для смертоносного кинжала. Никто ничего не заметит.

Лицо ее тоже казалось спокойным и красивым, как обычно. Для своих сорока лет она по-прежнему была очень привлекательной женщиной. Неудивительно, что она смогла выйти замуж за одного из самых богатых мужчин в селении. Ей казалось само собой разумеющимся, что она должна жить в роскоши, без всяких забот. Правда, до теперешнего момента. До ужасного события, происшедшего три дня назад, когда она поняла, насколько чудовищно высока цена такой жизни.

Медленно повернувшись, Северал закрыла дверь спальни и направилась к лестнице. Спускаясь вниз, она услышала шум у двери и, когда вошла в комнату, увидела, как на лице Джеймса гаснет наигранная улыбка, с которой он провожал последнего гостя.

— Северал, любимая. Ты уже готова? Очень хорошо.

Он подошел к ней, крепко обнял и поцеловал в щеку. Северал казалось, что ее вот-вот стошнит, но она сохраняла невозмутимость.

— Я готова, — спокойно произнесла она. — Я думаю, нам пора. Скоро начнется собрание.

Кивнув, Джеймс подошел к камину и выбил трубку в огонь.

— Я знаю, — сказал он. — Но я не пойду.

Северал так испугалась, что ей с трудом удалось изобразить наигранно-безразличное выражение лица.

— Ты не пойдешь? — повторила она. — Ты же знаешь, что Макгилликадди…

— …сказал, что все должны прийти, — перебил ее Джеймс. — Но я предупредил его. Достаточно и того, что ты пойдешь туда и будешь представлять меня. А я подойду попозже.

Улыбнувшись, он прошелся по комнате и поставил правую ногу на край стола, чтобы завязать шнурки.

— Куда ты идешь? — спросила Северал.

Мысли лихорадочно метались в ее голове. Он должен был пойти. После Макгилликадди он был вторым, кто должен был заплатить за все. Именно он.

— Я не хочу идти одна, — добавила она.

Подняв голову, Джеймс улыбнулся и снова наклонился к ботинку.

— Я вернусь, как только смогу, — пообещал он. — К тому же…

Он запнулся, так как в этот момент шнурок под его пальцами порвался. Нахмурившись, Джеймс попытался связать концы шнурка.

— А почему бы и нет? — внезапно воскликнул он. — Я хотел, чтобы это был сюрприз, но черт подери… Я еду на вокзал, чтобы встретить Дженнифер.

— Дженнифер? — Северал испугалась, услышав истерические нотки в собственном голосе.

Но Джеймс был так занят завязыванием шнурка, что, как ей показалось, ничего не заметил.

— Она… она возвращается? — запнувшись, спросила Северал и почувствовала, как сильно забилось сердце. Внезапно она все поняла. В то же мгновение ледяной холод начал подниматься в ее душе.

Джеймс кивнул.

— Да. Я же тебе говорил, что она вернется через пару дней. Ты зря беспокоилась, любимая. В конце концов, Абердин — это не край мира и девятнадцатилетняя девушка вполне может прожить три дня без родительской опеки.

Северал беззвучно подошла к мужу. Конечно, он заметил ее приближение, но ничего плохого при этом не подумал. Ее глаза наполнились горячими слезами. Он что, считает ее полной дурой? Насколько же велико его презрение, чтобы позволить себе обманывать ее в такой момент?

— Наша дочь… возвращается? — переспросила она.

Джеймс кивнул, не поднимая головы от своего ботинка.

Оторвав кусок шнурка, он тихо выругался.

— А почему она не должна возвращаться? — Он пожал плечами. — Через пару часов мы все будем вместе, вот увидишь.

Слезы беззвучно потекли по лицу Северал, но ее черты по-прежнему оставались застывшими. Она почувствовала смерть дочери, почувствовала ее три дня назад.

— Да, — тихо сказала женщина. — Вскоре мы будем вместе. Мы все.

Может быть, только сейчас Джеймс начал подозревать, что означают странные нотки в голосе жены, и неожиданно выпрямился. Но в любом случае осознание этого пришло к нему слишком поздно.

Северал с такой силой ударила его кинжалом в спину, что сломала лезвие.


Я уже почти привык к тому, что дверь наверху лестницы распахивалась сама собой, едва я приближался к ней. Верхний коридор был больше и светлее, чем нижний, а обстановка здесь выглядела еще роскошнее. Я по-прежнему не мог идти выпрямившись — в противном случае я ударился бы головой о потолок, — однако сейчас у меня возникло чувство, что стало легче дышать. Возможно, это было связано с пониманием того, что в данный момент я нахожусь на пару ярдов ближе к поверхности воды. Нельзя сказать, что мысль о том, что я нахожусь под водой на глубине десяти саженей, улучшала мое настроение. Мне казалось, что пребывание в этом плавучем гробу противоречит всем законам природы и человеческой логики.

С тех пор как я проснулся, моя душа трепетала от страха. Пытаясь мыслить логически, я думал о том, что «Наутилус» был более высокотехнологичным устройством, чем те, с которыми мне приходилось когда-либо сталкиваться. И хотя я не понимал принципа его работы, он явно функционировал, — если бы это было не так, вряд ли бы я находился здесь и размышлял об этом. Но другая часть моего сознания — для нее ни логика, ни здравый смысл не имели значения, и она не могла отмежеваться от ужасного видения, в котором этот корабль-гигант камнем шел на дно и распадался на десять тысяч обломков в морской бездне, — заставляла меня смотреть на происходящее по-своему, со страхом и недоверием.

Все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я шел по сводчатому коридору.

Внезапно я услышал музыку.

Сперва это были лишь слабые звуки, которые почти заглушал рев моторов. Но вскоре звучание стало нарастать, изменяясь, повышаясь и понижаясь. И тут я понял, что это. Звуки органа! Потрясенный, я остановился. Я слышал кантату Иоганна Себастьяна Баха, которую играли с поразительным мастерством на великолепно настроенном церковном органе. И это в десяти саженях под водой!

Справившись с изумлением, я пошел дальше и вскоре остановился перед очередной дверью, которая поднялась вверх, едва я приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Я замер на месте, будто натолкнулся на невидимую преграду. После всего, что мне довелось пережить за последние несколько часов, я думал, что готов к любой неожиданности. Но я ошибся.

За дверью находился узкий балкон, обнесенный искусно выкованной железной решеткой, а за ним — роскошный салон. Его площадь составляла приблизительно десять на двадцать шагов, а потолок, с которого свисала роскошная электрическая люстра, возвышался в трех ярдах над моей головой. Слева, прямо у входа, я заметил заставленный бутылками бар, рядом с которым в уютном беспорядке стояли два маленьких удобных кресла, шезлонг и большие деревянные кадки с вьющимися тропическими растениями. На стенах салона висели книжные полки и картины в дорогих рамах. Такой салон можно увидеть в любом приличном лондонском доме. То есть почти такой салон. Здесь было два предмета, указывающих на обманчивость первого впечатления. Прежде всего, это был огромный орган, занимавший всю противоположную стену. Музыку этого органа я и слышал по дороге. На нем играл узкоплечий темноволосый человек, сидевший спиной к двери.

Он так погрузился в свою игру, что даже не заметил моего приближения. Ну и еще окно. Вернее, то, что я сперва принял за окно. Оно было круглым, как зрачок, и больше человеческого роста в диаметре. Изготовленное из плотного стекла толщиной в пять дюймов, окно было слегка выгнуто наружу. А за окном простиралась бесконечность.

Это было захватывающее зрелище. Оно поразило меня настолько, что я забыл обо всем на свете. Увиденная мной фантастическая картина просто-таки выбила меня из колеи. «Наутилус» двигался глубоко под водой, на границе между светом и вечной ночью, так что складывалось впечатление, будто он скользил по поверхности второго, черного моря, скрывающегося под водами океана. Странный сребристо-синий свет проникал сквозь мерцающие толщи воды. Тридцать или сорок ярдов моря, отделявших нас от поверхности, казались небом. На некотором расстоянии я заметил большую стаю серебристых рыб, плывших за подводной лодкой.

— Вам нравится то, что вы видите, мой юный друг?

Вздрогнув, я только сейчас заметил, что органист уже не играет, а обращается ко мне. Это был Немо. На его тонких губах появилась мягкая улыбка, гордая и в то же время печальная. Он встал и подошел ко мне.

Я невольно кивнул. Его вопрос развеял чары, и, хотя я понимал абсурдность своих чувств, на мгновение возненавидел его. Ко мне вернулась тошнота, а с ней и мрачные мысли, преследовавшие меня с того момента, как я попал на этот корабль. Я бросил еще один взгляд на синий иллюминатор, а затем повернулся к Немо.

— Весьма впечатляюще, — коротко сказал я, а затем обвел рукой обстановку салона и добавил: — Как и все здесь, капитан Немо. Вот только не знаю, уместно ли называть меня вашим юным другом.

Немо вздохнул. На его лице читалось разочарование, словно ничего другого он и не ожидал от меня услышать. Покачав головой, он подошел ко мне, поднял руку, видимо собираясь отеческим жестом похлопать меня по плечу, но я поспешно уклонился, отступив на шаг, и мрачно взглянул на него. Немо какое-то мгновение смотрел мне прямо в глаза, затем вновь покачал головой и кивнул на бар возле двери.

— Могу ли я предложить вам бокал хорошего портвейна, друг мой? — спросил он.

— Вы могли бы предложить мне объясниться, — проворчал я.

От моих слов Немо вдруг вздрогнул, и мне даже стало немного жаль его. Он производил впечатление человека, который помог подняться на ноги упавшему ребенку и вместо благодарности получил пинок. Однако я почувствовал, как к горлу вновь подступила тошнота, и забыл о возникших было сантиментах.

— Что все это значит? — выдохнул я. — Что это за похищение? Куда вы меня везете и почему?

На лице Немо все явственнее проступала обида.

— Вы разочаровываете меня, Роберт, — сказал он. — Я вас не похищал. Если вы еще помните, — обиженным голосом добавил капитан, — я спас вам и вашему другу жизнь.

— Этого никто и не оспаривает, — выпалил я. — И я благодарен вам за это, Немо. Но почему вы вынудили меня и Спирса подняться на борт этого корабля? Я должен вернуться в Абердин. Один мой друг в опасности.

— Я знаю, — печально ответил Немо. — Вы говорите о капитане Баннерманне.

— Вы об этом знаете? — удивленно вскинулся я.

Немо тихо рассмеялся.

— Я многое знаю, мой дорогой юный друг, — ответил он.

Постепенно этим своим «мой дорогой юный друг» он начал действовать мне на нервы. Но я проглотил вертевшуюся на языке колкость и лишь молча посмотрел на него.

— Судьба капитана Баннерманна — это одна из причин вашего пребывания здесь, — продолжил Немо. — Он уже давно не в Абердине. Там вам все равно не удалось бы ему помочь.

— А Спирс? — спросил я.

Вид у Немо стал совсем обиженный. Он взглянул на меня потемневшими от боли глазами, а затем резко повернулся к иллюминатору, сцепив руки за спиной.

— К чему все эти вопросы? — внезапно спросил он каким-то надтреснутым голосом. — Вам что, нравится причинять мне боль?

Я уже набрал в легкие воздуха, чтобы яростно возразить ему, но вовремя остановился. Неожиданно для себя я подумал о том, что поступаю подло, и пожалел о своих словах.

— Мне очень жаль, Немо, — запнувшись, сказал я. — Я не хотел вас обидеть. Но все так запуталось.

Вздохнув, капитан стал ко мне вполоборота. Вид у него был немного странный, так как голубой свет, проникавший сквозь огромный иллюминатор, отбрасывал глубокие тени на его лицо и от этого морщины казались глубже, чем были на самом деле, и напоминали тонкие шрамы от ножевых ранений.

— Я знаю, мальчик мой, — глухо произнес он. — Для вас это, конечно, все очень запутано. Но поверьте, так будет лучше для всех.

— Вы знаете, почему Спирс и его люди прибыли в Абердин? — спросил я.

Немо печально кивнул.

— Я знаю, Роберт. Я знаю также, что Спирс, должно быть, ненавидит меня. И я не могу винить его в этом. Я убил его брата.

Он сказал то, о чем я давно уже подозревал. И все же я испугался.

— Это был несчастный случай, Роберт, поверьте мне. Недоразумение, оправданий которому быть не может, но не более. В свое время я возьму на себя ответственность за это происшествие. Но сейчас у меня есть дела поважнее.

— Значит, вы потопили «Серебряную стрелу»? — спросил я очень тихо, но едва сдерживаясь. — Остальные корабли тоже?

Немо кивнул.

— Да. В случае с «Серебряной стрелой» это было недоразумение, как я уже и сказал.

Он не стал продолжать, но сейчас в этом не было необходимости. То, чего он не сказал, было намного хуже, чем то, что он мог бы сказать.

— Выходит, морское чудовище, которое уже три месяца плавает перед побережьем и топит корабли…

— …это «Наутилус», — подтвердил Немо. — Да. Но это не то, что вы думаете, Роберт.

Вздохнув, капитан подошел ко мне. Я увидел, как он сунул руку в правый карман синего офицерского кителя и вытащил из него узкий, запечатанный красным воском конверт.

— Читайте, Роберт, — сказал он. — Тогда вы все поймете.

Помедлив, я взял письмо, покрутил его в руках и сломал печать, которая мне ни о чем не говорила. А вот почерк, которым было написано это аккуратно сложенное письмо, говорил мне о многом. Это был почерк Говарда! В изумлении вскинув голову, я посмотрел на Немо.

В серых глазах капитана вспыхнула кроткая улыбка.

— Читайте, Роберт. А я пока налью нам чего-нибудь выпить.

Он прошел к бару и принялся орудовать бокалами и бутылками, в то время как я дрожащими руками развернул письмо и торопливо прочитал его:

«Дорогой мой Роберт, времени у меня немного, поэтому я не могу пока дать тебе все необходимые объяснения. Если ты читаешь сейчас эти строки, значит, я нахожусь в месте, откуда не могу войти с тобой в непосредственный контакт. Во всем же остальном ситуация может развиваться совершенно не так, как я того ожидаю. Предоставляю моему другу Немо объяснить тебе все происшедшее.

Доверься ему.

Говард».

Я три раза перечитал письмо, сложил его, посмотрел на Немо, а затем опять развернул лист бумаги и в четвертый раз прочитал содержание.

Немо улыбнулся, но даже улыбка не сделала его лицо менее печальным.

— Ну? — спросил он.

Я собрался ответить ему, но лишь покачал головой, сунул письмо в карман и подошел к бару. Немо молча протянул мне стакан портвейна, и я залпом выпил вино.

— Рассказывайте, — глухо произнес я.


Когда она вышла из дому, уже стемнело. Она перетащила труп Джеймса в комнату. Конечно же, его найдут там, но не сразу, так что у нее останется время завершить свою месть. Кроме того, она успела вымыться и надеть другое платье. В руке она теперь сжимала другое оружие. Один из охотничьих ножей Джеймса: тяжелый нож, заточенный с одной стороны, массивный и грубый по сравнению с кинжалом, которым она убила мужа. Наверное, это более подходящее оружие для того, чтобы убить Макгилликадди.

Странно, но триумфа она не ощущала. Убийство Джеймса стало тем, что она должна была сделать. Ее души это никак не коснулось. Точно так же произойдет и с Макгилликадди. Может быть, устало подумала она, ее способ мышления стал не вполне человеческим. Возможно, она сама превратилась в такое же чудовище, как Макгилликадди и его приспешники-демоны. Что ж, если так, то это их вина — именно они заставили ее стать такой.

Ночь черным покрывалом опустилась на берег. Северал осторожно ступала по узкой каменистой тропке. В полумиле на запад пролегала дорога, по которой она прошла бы быстрее, но женщина опасалась, что может случайно с кем-нибудь столкнуться. Она не знала, сумеет ли контролировать себя и не убить каждого, кто повстречается ей на пути. А убивать ей пока что было нельзя.

Когда она дошла до побережья и повернула на север, с озера, тусклой серебристой монеткой затерявшегося в ночи, налетел резкий ветер. В воздухе запахло дождем, а с моря донеслось слабое эхо отдаленной грозы. Взгляд женщины невольно скользнул по черной поверхности воды. Северал замерла на месте. Озеро не было пустынным. В полумиле от берега появилась огромная тень, черная и бесформенная, выделявшаяся на фоне более глубокой черноты озера. Тень была слишком большой для животного, а ее очертания слишком отчетливыми для тени облака. Это был корабль. Ей показалось странным, что корабль находился так близко к скалистому побережью, да еще в такую погоду.

И тут эта мысль жарким вихрем взвилась в ее груди, поразив сердце раскаленным кинжалом.

Корабль!

Существовал только один корабль, который осмелился бы приблизиться к побережью в такую ночь, только один корабль, у которого были причины идти на явный риск. Десять или двадцать бесконечных секунд Северал неподвижно стояла в темноте, не сводя глаз с чудовищной черной тени, поднявшейся из озера. Между кораблем и побережьем что-то двигалось. В сумраке она не смогла рассмотреть, что именно, но в этом и не было необходимости. Она все поняла и так.

Он! Он пришел! Сам! В ее сознании молотом било это ужасное слово, и с каждым разом холод все сильнее и сильнее сковывал ее душу. Усилием воли Северал сбросила с себя оцепенение, повернулась и, низко пригнувшись, побежала вперед. Она так сильно сжала в руке нож, что грубая кожаная ткань, в которую он был завернут, расцарапала ладонь до крови. Но она этого даже не заметила.


— Где Говард? — нетерпеливо спросил я. — И что вы, собственно, должны мне рассказать?

Немо поднял руку, чтобы прервать поток моих слов, налил мне и себе портвейна и пригубил вино, прежде чем ответить.

— Я расскажу вам все по порядку, — сказал он. — Но я хочу знать, доверяете ли вы мне. Это очень важно.

Я изумленно уставился на него, однако Немо выдержал мой взгляд. На его лице застыло выражение невозмутимого спокойствия. Признаться, состояние собеседника интересовало меня в последнюю очередь, поскольку в тот момент для меня было важнее другое — говорит ли он правду. Благодаря своим магическим способностям я всегда — ну, если честно, почти всегда — чувствовал, насколько искренен со мной собеседник. Эта моя способность нравилась мне. Была и другая, написанная в моей душе буквами ужаса и словами страха, но речь не о ней. По крайней мере, сейчас.

— Вы действительно друг Говарда? — спросил я.

Немо прищурился, будто не понял, что я имею в виду.

— Ну конечно, — ответил он после паузы. — Вы ведь прочитали письмо, не так ли?

Он говорил правду. Я понял это в тот самый момент, когда задал вопрос.

— Где он? — продолжал спрашивать я. — И почему он не может прийти сам?

— Говард находится в месте, о котором мне запрещено говорить, — сказал Немо, пожав плечами. — Он в опасности. Эта опасность угрожает всем нам. Может быть, всему миру. Я не могу сейчас вдаваться в объяснения, так как некоторые причинно-следственные связи еще не вполне ясны, однако большая часть информации вам уже известна.

— Ничего мне неизвестно! — взорвался я.

Вся эта таинственность, которой окружил себя Немо, порядком раздражала меня, и я едва сдерживался, чтобы не нагрубить ему.

— Я знаю, что капитана Баннерманна похитили, а «Скоция» — вовсе не такое безобидное пароходство, как все думают. И…

— …и чтобы выяснить все это, вы подвергали опасности свою жизнь и жизнь дюжины других людей, — ровным голосом перебил меня Немо.

Я удивленно уставился на него. Значение — истинное значение его слов — я понял не сразу. Я знал, что Немо был человеком, любившим выражаться настолько изящно, что не мог прямо высказать упрек, содержащийся в его словах. Но все же я понял этот упрек. И он меня огорчил. Весьма огорчил.

— Понимаю, — произнес я. — Вы хотите сказать, что всего этого не произошло бы, если бы я не совал нос в дела, которые меня не касаются.

Немо улыбнулся.

— Я предпочел бы выразиться менее резко, мальчик мой, но, в сущности, вы правы. Да, мы уже несколько месяцев знаем о Джеймсоне и его так называемом «пароходстве». Однако нам нужен был не сам Джеймсон. Он лишь второстепенный злодей в этой истории, который сам не знал, что делает. — Улыбка на лице Немо сменилась болью. — Он был лишь крошечным винтиком системы, который легко заменить. В итоге все так и случилось.

— Выходит, если бы не мое появление, — пробормотал я, — Баннерманна бы не украли, а ваши планы…

— Причиненный ущерб не столь велик, как кажется на первый взгляд, — возразил Немо. — Напротив, вы заставили их понервничать. Может быть, теперь они начнут совершать ошибки.

— А может быть, они убьют Баннерманна, — добавил я.

Вероятно, мои слова прозвучали очень мрачно, так как Немо пристально посмотрел на меня, сохраняя при этом непроницаемое выражение лица, вздохнул и, протянув руку, отеческим жестом сжал мое плечо. Хватка у него оказалась неожиданно сильной.

— Что сделано, то сделано, — мягко произнес он. — Ни нам, ни капитану Баннерманну не станет легче, если мы будем укорять себя в происшедшем. Кроме того, он еще жив.

— Вы уверены? — взбодрился я.

Немо открыл рот, чтобы ответить, но промолчал и лишь вздохнул.

— Я на это надеюсь, — признался он. — Честно говоря, мои люди упустили его из виду. Но мы знаем, куда его отвезли.

— Значит, мы должны освободить Баннерманна! — выпалил я.

Немо покачал головой.

— Мне очень жаль, Роберт, — сказал он. — Но вам придется заняться этим самому. Учитывая сложившуюся ситуацию, мне нужны все мои люди. «Наутилус» понадобится… для осуществления другого задания.

Маленькая заминка разожгла мои подозрения, но я сделал вид, будто ничего не заметил. Я весьма хорошо представлял себе, что он подразумевает, говоря о «другом задании».

— Где он? — спросил я, видя, что Немо не собирается ничего объяснять.

— Баннерманн? — Немо мотнул головой в сторону иллюминатора. — Недалеко отсюда. Я отвезу вас на побережье как можно ближе и…

— Как можно ближе к чему? — перебил я капитана.

Немо заколебался. Его спокойствие как рукой сняло. Очевидно, весь этот разговор служил одной-единственной цели — поделикатнее подготовить меня к тому, чего он действительно хотел. В последний момент я прикусил язык и удержался от язвительного замечания. Иногда я забывал, насколько сложно общаться с человеком, которого практически невозможно обмануть.

— В Фирт-Лахлайн, — наконец сказал Немо.

— И что это такое? — осведомился я. — Заболевание, что ли?

Немо вежливо улыбнулся.

— Нет. Это место, в котором находится их… ну… скажем так… штаб-квартира. — Он нервно провел кончиком языка по губам, спрятал глаза за ободком бокала и, помедлив, продолжил: — Но времени у вас немного, Роберт. Хотел бы я, чтобы все было по-другому, но вы сами видели, на что они способны. Мы должны уничтожить этот выводок, прежде чем погибнет еще больше невинных людей.

Я кивнул. Нельзя утверждать, что я понял все, о чем рассказал мне Немо, но я чувствовал, что так и должно быть.

— Вы имеете в виду шогготов?

Немо пристально посмотрел на меня и ответил:

— Мы знаем, где их гнездо. И мы их уничтожим. Мы должны сделать еще кое-что, но после этого «Наутилус» направится к озеру у Фирт-Лахлайна и избавит мир от этого выводка. От всех до единого.

Немо посмотрел на меня тем особым взглядом, свойственным людям, которые ожидают ответа на свои слова. Да, Немо явно ждал моей реакции. И я не стал его разочаровывать.

— Насколько я понимаю, место, где держат Баннерманна, и есть то самое… Как вы его назвали? Штаб-квартира?..

Немо кивнул.

— И еще, — спокойно продолжил я. — Вы, по всей вероятности, не будете брать в расчет факт нашего с Баннерманном пребывания в том месте, на которое вы нападете?

— Я не могу отказаться от этого, Роберт, — пробормотал Немо. — Слишком многое поставлено на карту. Мы не можем идти на риск. Если хоть одно из этих чудовищ выживет…

Он не стал продолжать, но его молчание было достаточно красноречивым. Пока Немо думал о чем-то своем, я вспоминал о воняющей гнилью и отходами канализационной системы грязной коричневой воде и огромных безглазых головастиках с акульими пастями, кишащих в ней. Я вспомнил предсмертные крики людей…

После довольно продолжительной паузы я кивнул.

— Сколько у нас времени?

— Двадцать четыре часа, Роберт, — сказал Немо. — Может быть, немного меньше.


Стало холоднее. Подул резкий ветер, навевающий смутно ощутимое чувство тревоги, которое, несмотря ни на что, нельзя было спутать с чем-то другим. Завывание ветра казалось Северал плачем утерянных душ. Ледяные порывы, невидимыми иглами коловшие ее лицо, путавшие ее волосы и вызывавшие слезы, казались ей ударами острых когтей. Свист и рев, с которыми ветер обрушивался на скалистые уступы побережья, воспринимались женщиной как мрачное обещание смерти и бесконечных мучений, ожидавших ее, если она не откажется от своего намерения.

Усилием воли Северал отогнала от себя эти мысли. Внешне оставаясь совершенно спокойной, она, казалось, ощущала сейчас лишь странный холод и решимость, но навязчивые мысли о демонах ужаса, давно уже проникнувших в ее жизнь и не желавших отступать, вызывали у нее страх. Она понимала, что не должна была позволять им взять над собой верх. У нее еще будет время ощутить страх, но не сейчас — позже, когда она все сделает.

Северал неслышным шагом приблизилась к берегу, к тому месту, куда должна была прибыть лодка. Она знала каждый выступ на скалистом побережье и понимала, что есть лишь одно место, где лодка может причалить к берегу, избежав опасности столкнуться со скалами. Огромная черная тень в озере исчезла так же беззвучно и быстро, как появилась, но тень поменьше, которую она породила, была еще там. Двигаясь по странному курсу, проложенному волнами, эта тень приближалась к уступу скалистого обрыва. Северал покрепче сжала нож. На мгновение она засомневалась: а что, если нож, предназначенный для смертной плоти, не сможет прорезать его кожу? А что, если она не сможет убить его, так как он бессмертен и лишь бог может убить бога? А что, если он знает о том, что она стоит здесь, приготовившись вонзить в него свой нож? Внезапно женщина вспомнила, как Джеймс когда-то напился и благодаря пуншу у него развязался язык. Тогда муж как будто в шутку упомянул, что он может говорить без слов на большом расстоянии. Зажмурившись, Северал представила, как огромная толпа мужчин с факелами и оружием в руках, следуя его зову, идет схватить ее прежде, чем она успеет выполнить свою миссию.

Северал выглянула из кустов, в которых пряталась, и посмотрела в сторону усадьбы, чьи очертания виднелись на фоне ночного неба. Игра теней и облаков, а еще ее собственный страх исказили восприятие, и дом показался ей мрачным трехпалым чудовищем, жадно протянувшим когтистые лапы к небу, чтобы сорвать с него луну. Но это была лишь тень. Ничто не шевелилось там, внизу, и только из окон первого этажа лился свет, мигая, когда кто-то проходил мимо окна.

Нет, он не знал, что она здесь. Никто об этом не знает, и никто ничего не заметит, пока не станет слишком поздно. Северал снова повернулась к озеру, на поверхности которого выделялась небольшая вытянутая тень.


Лодка постепенно приближалась, прыгая на волнах, как сухая ветка.

— Наверх?

Я не смог увидеть реакцию спутника на мои слова, потому что его лицо было скрыто не только темнотой, но и водолазным шлемом с круглым стеклянным иллюминатором спереди. Должно быть, в моем голосе прозвучал ужас, так как матрос кивнул мне и засмеялся. Его смех, искаженный металлическим шлемом, звучал странно.

— Это не так сложно, как кажется на первый взгляд, — ответил он.

Он махнул рукой в сторону возвышавшейся над побережьем отвесной скалы, которая находилась в семи или восьми милях от нас. По крайней мере, мне так показалось. В слабом свете луны сложно было что-нибудь увидеть, и весь мир сейчас ограничивался для меня площадью в три шага, позволяющей разглядеть лишь песок и скалы.

Я недоверчиво взглянул в ту сторону, куда мне указал матрос. Возможно, он прав, подумал я, но после суток мучений от морской болезни мне было бы сложно взобраться наверх по скале. Не говоря уже о том, что эта скала была высотой в сотню футов…

Выпрямившись, мой провожатый поднес руки к шлему и повернул тяжелый металлический шар влево. Что-то щелкнуло, и он ловко снял шлем. Положив его перед собой на песок, матрос провел растопыренными пальцами правой руки по волосам.

Я увидел, что он очень молод, даже младше меня. Почему-то его ребяческое гладкое лицо никак не вязалось с чудовищным водолазным снаряжением, в которое он был облачен. Я ожидал увидеть кого-то вроде бородатого пирата с повязкой на глазу. В конце концов, подумалось мне, я и сам выгляжу не лучше. Немо настоял на том, чтобы я надел один из его водолазных костюмов, прежде чем покинуть «Наутилус». За исключением того, что тяжеленный костюм стал неплохим испытанием для моих мышц, я не обнаружил положительных сторон этого эксперимента.

— Берег не столь неприступен, как кажется, — сказал матрос. — Тут есть путь наверх. Не очень удобный, но пройти можно. Раньше кое-кто из местных жителей использовал этот путь для контрабанды.

Почти не слушая его, я снял шлем и зажал его под мышкой — эта поза казалась непринужденной, но она была крайне неудобной. Холодный ветер, дувший с озера на побережье, принес приятную свежесть, и после герметичного медного шлема, в котором было очень жарко, я ощутил заметное облегчение, хотя на лбу у меня выступили капельки пота, а в желудке, казалось, сражались друг с другом два батальона шогготов. Немо дал мне таблетки, которые должны были облегчить морскую болезнь. Якобы должны были облегчить. Я предпочитал не думать о том, как бы я чувствовал себя без них.

Матрос еще раз смерил меня взглядом, кивнул на прощание и, закрутив шлем, спихнул лодку обратно в воду. Она беззвучно повернулась на восток, движимая теми же загадочными силами, которые управляли «Наутилусом». Когда под ее днищем появились белые пузырьки воздуха, смешавшиеся с пеной прибоя, лодка, придя в движение, поплыла на глубину. Прежде чем скрыться из виду, матрос поднял руку и помахал мне. Это движение заставило меня вздрогнуть. Несмотря на водолазный костюм, мне внезапно стало холодно.

Повернувшись, я подошел к краю скалы и принялся снимать свой костюм, что было для меня весьма сложной задачей. Хотя Немо объяснил мне назначение и устройство всех деталей водолазного снаряжения, я не разбирался в подобных вещах и действовал неуклюже. Чтобы высвободиться из костюма, мне потребовалось около получаса. Затем я вытащил из водонепроницаемой сумки свою одежду и переоделся. Еще полчаса мне потребовалось для того, чтобы упаковать костюм и спрятать его у подножья скалистого отвеса.

Близилось к полуночи, когда я стал подниматься наверх. Я почти сразу нашел тропинку, о которой говорил матрос, однако по ней можно было нормально пройти лишь тридцать-сорок футов. Затем мне пришлось действовать, как заправскому скалолазу, то есть прижиматься к скале и судорожно шарить руками и ногами по поверхности отвеса в поисках выступов. При этом я отчаянно старался не глядеть вниз. На последних десяти ярдах силы оставили меня. Мне стало плохо, голова закружилась, и на мгновение небо и черная вода слились в одно расползающееся пятно. Я чувствовал, что теряю равновесие, и изо всех сил прижался к шершавой скале, ожидая, пока приступ пройдет.

Наконец я медленно пополз дальше. Через какое-то время я заметил каменный козырек, нависавший прямо над моей головой. Осторожно высвободив левую руку, я схватился за куст, корни которого, казалось, настолько глубоко уходили в землю, что он мог выдержать мой вес. Решительным движением я подтянулся и перекатился на горизонтальную поверхность.

Не успел я завершить движение, как надо мной выросла чья-то тень. Увидев блеснувший в луче света металл, я инстинктивно откатился в сторону и закрыл руками лицо. Нож, нацеленный в горло, скользнул по моей ладони. Судорожно дернув головой, я ударил внезапно появившегося противника по ноге и почувствовал, как нож задел мою щеку, прежде чем напавший на меня человек потерял равновесие. Перевернувшись, я встал на четвереньки, но успел увидеть лишь колено, ударившее меня в лицо. В следующую секунду я упал на бок — и почувствовал, что подо мной нет ничего, кроме сотни футов ледяного воздуха! В отчаянии вытянув руки, я схватился за край скалы. От резкого рывка я чуть не вывихнул суставы. Мои ноги гигантским маятником качнулись в воздухе, и я вскрикнул от боли, ударившись коленями о скалу.

Над моей головой раздался громкий вопль. Я запрокинул голову и увидел нож, нацеленный на мою правую руку. Я вслепую ударил левой рукой, и мои пальцы впились в плотный материал. Мой противник упал во второй раз. Нож вошел в землю в миллиметре от моей ладони. Я изо всех сил сжал лодыжку незнакомца и постепенно забрался назад.

Но я забыл о том, что у противника было две ноги. За одну ногу я держался, забираясь наверх, а второй ногой меня ударили по лицу, как только мой нос показался над козырьком скалы. Выругавшись, я стал подниматься дальше.

Вторым ударом мне разбили губу. С яростным рычанием бросившись вперед, я подмял под себя противника и изо всех сил прижал его к земле. Снова блеснул нож, но на этот раз мне удалось ударить нападавшего по руке, так что его оружие отлетело в сторону и исчезло в темноте. Прижав его руки коленями к земле, я тыльной стороной ладони ударил его по лицу. Зашипев, незнакомец стал извиваться. Я еще раз ударил его по голове, так что в черепе у него, должно быть, зазвонил Биг-Бен, но единственной его реакцией стала попытка выцарапать мне глаза. Продолжая ожесточенную борьбу, я попытался схватить его за лацканы пиджака. Однако в спешке моя рука соскользнула, и я схватился не за ворот, а ниже. Каково же было мое изумление, когда под грубой тканью рубашки оказалась вовсе не волосатая мужская грудь, ассоциировавшаяся у меня с образом подлого наемного убийцы!

Пораженный своим открытием, я поднял своего пленника на ноги и заставил повернуть голову так, чтобы можно было разглядеть его лицо в лунном свете. Следующие девять секунд я потратил на то, чтобы, вытаращив глаза, рассмотреть худого человека, дергавшегося в моих руках.

— О господи, — пробормотал я, — да вы ведь… вы ведь женщина!

Я инстинктивно ослабил хватку.

Моя пленница уставилась на меня, плотно стиснула зубы — и ударила меня коленом в особо чувствительное место.


Скрип, с которым закрылась дверь, напомнил Спирсу звук опускающейся каменной крышки саркофага. Несмотря ни на что, обращались с ним дружелюбно. Он был не столько пленником, сколько гостем, причем желанным гостем.

Именно так с ним и разговаривал Немо.

Мысленно представив себе вытянутое за счет невероятно длинной бороды лицо Немо, Спирс пришел в ярость. За последнее время — кавторанг не знал точно, сколько времени прошло, так как у него отобрали часы, — он почти забыл о капитане «Наутилуса», переключив свое внимание на те поразительные вещи, с которыми ему пришлось здесь столкнуться. Спирс не знал, где находится, однако чувствовал толщу воды над собой. Он чувствовал море, бесконечные тонны соленой воды, давящие на черный корабль. Большую часть своей жизни Спирс провел на море или, по крайней мере, вблизи моря, ставшего частью его сущности.

Он с любопытством осмотрелся. Комната, в которую его привели, была немного больше каюты, где прошли первые сутки плена. Но тут было уютнее. Стены здесь были сделаны из черной каменистой породы, и роскошная мебель на их фоне выглядела довольно странно. Здесь был стол, на котором стоял бокал и уже открытая бутылка вина. Рядом с бокалом — серебряное блюдо с виноградом. Изящный шезлонг с шелковыми подушками, казалось, приглашал отдохнуть. С потолка свисала большая электрическая люстра, а у двери напротив дивана висело огромное зеркало в золоченой раме.

— И что я должен здесь делать? — спросил Спирс, осмотревшись.

— Будете ждать, — коротко ответил человек, который привел его сюда.

Это был очень высокий мужчина ростом более семи футов, лицо которого свидетельствовало о его участии в бесчисленных драках. Впрочем, сам он был настроен весьма миролюбиво. Оружия у сопровождающего не имелось, но его кулаки были не меньше кокосовых орехов, поэтому Спирс быстро отбросил мысль о попытке сопротивления.

— Ждать кого? — осведомился он.

Громила улыбнулся.

— С вами будет говорить капитан Немо, — сказал он. — Садитесь. Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня. Я буду за дверью. — С этими словами он повернулся, открыл бронированную железную дверь и вышел в коридор.

Спирс мрачно посмотрел ему вслед. В первые часы плена он был вне себя и все время требовал встречи с Немо. Сейчас его ярость улеглась, но он ощущал нечто другое — какую-то мрачную решимость, которая могла бы подвигнуть его на самый отчаянный поступок. Немо… Человек, ответственный за смерть его брата и множества невинных людей.

— Почему бы вам не присесть, капитан Спирс?

Голос донесся из ниоткуда. Испуганно вздрогнув, Спирс машинально поднял кулаки, но обнаружил, что по-прежнему находится в комнате один. К тому же спрятаться здесь было негде.

— Прошу вас, mon capitan, — услышал кавторанг и узнал голос Немо. — Будьте добры, присядьте в шезлонг. Так удобнее беседовать.

— Где вы? — выдохнул Спирс. — Что это, черт побери, за розыгрыш?

Немо тихо рассмеялся. Звук был слегка искаженным, но он исходил не из какой-то определенной точки, а наполнял всю комнату. У Спирса мурашки побежали по коже. Если Немо намеревался сбить его с толку, то ему это удалось. Кавторанг еще раз обернулся, недоуменно пожал плечами и с такой силой плюхнулся в шезлонг, что деревянные ножки затрещали.

— О, прошу вас, друг мой, будьте немного осторожнее, — снова раздался голос Немо. — Этот небольшой предмет роскоши служил еще великому Наполеону Бонапарту.

Спирс рассерженно поднял голову и замер. Огромное зеркало у двери изменилось. В нем уже не отражалась комната — на его поверхности появилось отражение самого капитана Немо.

И это отражение двигалось!

Глаза Спирса расширились от изумления. Он видел, как по лицу Немо скользнула мягкая улыбка.

— Ну что ж, mon ami, надеюсь, вы довольны своим пребыванием здесь. К сожалению, из-за спешки нам не удалось предоставить вам и вашим людям должный комфорт. Прошу вас принять мои глубочайшие извинения по этому поводу.

— Что это? — прохрипел Спирс. — Это… это невозможно! Это… волшебство.

Немо поморщился, словно случайно надкусил кислое яблоко.

— Прошу вас, друг мой, — продолжил он, — то, что вы видите, нисколько не связано с волшебством, как и «Наутилус».

— Но это… невозможно! — протестующе повторил Спирс.

Встав, он сделал шаг к волшебному зеркалу и вытянул руку, но не довел движение до конца. Его пальцы замерли в нескольких дюймах перед ожившим изображением.

— Можете спокойно к нему прикоснуться, — сказал Немо и ободряюще добавил: — Не бойтесь. С вами ничего не случится.

Сглотнув, Спирс вытянул руку вперед и прикоснулся к гладкому холодному стеклу. Но почему отражение в зеркале двигалось, будто живое? Удивленно отдернув руку, Спирс уставился на Немо.

— Что вам нужно? — спросил он. — Я требовал разговора с вами, а не каких-то дешевых фокусов.

— Могу заверить вас, что ни о каких фокусах не может быть и речи, — улыбнулся Немо. — К сожалению, у нас нет времени, чтобы вам все объяснить…

— Не знаю, что вы хотите мне объяснить! — перебил его Спирс. — Вы убийца, Немо. Вы и ваш проклятый корабль убили множество невинных людей. Вы… вы убили моего брата!

Немо молчал. Ироничное выражение на его лице исчезло, и вместо него появилось смущение.

— Возможно, вы и правы, — внезапно сказал он. — Я не могу требовать от вас, чтобы вы поняли меня, кавторанг. Могу лишь попытаться убедить вас в том, что к крушению «Серебряной стрелы» привело трагическое стечение обстоятельств.

— Так, значит, вы признаете свою вину? — изумленно спросил Спирс. — Вы признаете, что действительно потопили все эти корабли?

— Да. — Немо кивнул. — Это была самооборона, капитан. «Стрела» открыла по «Наутилусу» огонь, и мы…

— Огонь?! — Спирс почти кричал. — Огонь из их жалкой пушки? Если ваш корабль настолько хорош, как вы говорите, почему вы просто не ушли? Как маленькая канонерка вроде «Стрелы» может представлять опасность для такого гиганта, как «Наутилус»?

Спирс в ярости сжал кулаки и сделал шаг к зеркалу.

— Я хочу поговорить с вами! — воскликнул он. — Лично с вами! Идите сюда! Я хочу, чтобы вы смотрели мне в глаза, признаваясь в том, что якобы убили моего брата из самообороны.

Немо вздохнул.

— К сожалению, сейчас это невозможно, друг мой, — печально сказал он. — Я нахожусь в десятках морских миль от того места, где пребываете вы, и…

— Это ложь! — прохрипел Спирс. — Все это жестокий розыгрыш. Вы стараетесь произвести на меня впечатление, чтобы отвлечь мое внимание от того факта, что вы убийца.

Покачав головой, Немо что-то произнес своим мягким, полным терпения голосом, но Спирс его не слушал. Внезапно ему все стало ясно. Он прекрасно знал, что невозможно говорить с человеком на расстоянии десятка миль. Да как он мог купиться на такой дешевый трюк! Это же искривленное зеркало, прозрачное с одной стороны и искажающее отражение стоящего за ним человека, а еще пара искусно расставленных ламп, придающих ему столь странный вид! Да за кого Немо его принимает?!

— Ах вы, проклятый убийца! — закричал кавторанг. — Вам от меня не уйти! Сейчас вы заплатите за все!

Развернувшись, Спирс схватил стол и изо всех сил бросил его в зеркало. Крик Немо был заглушён звоном разлетевшегося вдребезги стекла. Ослепленный яркой вспышкой, Спирс не сразу понял, что за разбившимся зеркалом не было никакого потайного кабинета. Но в следующий миг кавторанг увидел маленькую нишу, полную разноцветных проводов, стеклянных трубок и необычных технических приборов. Полыхнула еще одна вспышка, и комната наполнилась сине-белым светом. Металлические внутренности ниши взорвались, и на Спирса посыпался град осколков. Он быстро отскочил назад. Свет мигнул, выключился и включился снова.

В этот момент дверь отъехала в сторону.

Спирс не стал долго раздумывать. Обернувшись, он уклонился от протянутых к нему рук громилы, вломившегося в комнату, и, чтобы остановить безумие, резко ударил его в грудь. Громила покачнулся, взмахнув руками, но не смог удержать равновесия и с криком упал в нишу. Когда его руки коснулись блестящего медного кабеля, вывалившегося из зеркала, вспыхнул яркий неестественный свет и Спирс услышал шипение. Посмотрев на великана, он увидел, как его лицо исказилось от боли, а тело дернулось, словно от удара невидимого кнута. Крошечные синие огоньки пробежали от его ладони к плечу. Закричав, матрос попытался освободиться, оторвать руку от кабеля, но его пальцы будто приросли к блестящему металлу.

После еще одной вспышки свет погас. Потребовалось несколько секунд, прежде чем он снова зажегся.

Но Спирса в этот момент уже не было в комнате.


Я попытался встать, но у меня ничего не получилось, во всяком случае, не сразу. Единственной мыслью, которая придавала мне силы, была мысль о том, что моя жизнь зависит исключительно от силы воли. Если я смогу подняться на ноги раньше, чем это сделает темноволосая женщина, лежащая передо мной на траве, то мне наверняка посчастливится выйти из ситуации победителем.

Я даже не помнил, как мне удалось сбить ее с ног. Должно быть, я на мгновение потерял сознание в тот момент, когда она ударила меня коленом, но наработанные рефлексы позволили мне в последнюю секунду нанести ответный удар. Если бы рефлексы не сработали, подумал я со смешанным чувством облегчения и едва сдерживаемого гнева, то я бы уже лежал с перерезанным горлом или, возможно, мое тело покоилось бы на острых скалах побережья в ста футах ниже. Осторожно приподнявшись, я пару раз глубоко вздохнул и опустился на колени рядом с бесчувственной женщиной.

Я перевернул поверженную противницу на спину и попытался в слабом свете луны разглядеть ее. У нее было узкое ухоженное лицо сорокалетней женщины, на котором выделялся мягкий нежный рот, однако ее аристократичные черты как-то не вязались с грубым льняным платьем. Несмотря на то что лицо воспалилось с левой стороны, а верхняя губа распухла, я увидел, что женщина очень красива.

Я невольно протянул руку, чтобы вытереть капельку крови в уголке ее губ.

Вероятно, она неглубоко погрузилась в беспамятство, так как легкого прикосновения пальца хватило на то, чтобы привести ее в чувство. Тело женщины дернулось, глаза распахнулись, и я почувствовал на себе темный ненавидящий взгляд. Я резко отвел руку, так как после всего, что произошло несколько минут назад, не удивился бы, если бы моей пленнице вдруг вздумалось откусить мне палец. Она попыталась встать, но я толкнул ее на землю и, покачав головой, постарался придать лицу мрачное выражение.

— Лежите, — строго произнес я.

Взгляд женщины стал еще напряженнее, но внезапно выражение ее лица изменилось.

— Вы… вы не с ними, — хрипло прошептала она.

— Нет, — ответил я. — Не знаю, о ком вы говорите, но, судя по вашему поведению, я принципиально не буду с ними. Итак, о ком идет речь?

— Кто вы? — спросила женщина, проигнорировав мой вопрос. — Вы… вышли из моря. Я видела. Кто вы?

Вздохнув, я выпрямился и позволил ей сесть, но продолжал оставаться настороже.

— Меня зовут Крейвен, — представился я. — Роберт Крейвен. А кто вы? И почему… — я немного запнулся, — вы пытались убить меня?

— Не вас, — ответила женщина. — Его. Но вы — не он.

Я недоуменно покачал головой, встал и отошел на шаг.

— Послушайте, миссис…

— Борден, — сказала женщина. — Северал Борден.

Я кивнул.

— Миссис Борден, я не знаю, кого вы имеете в виду. Я хочу лишь выяснить, почему вы пытались меня убить. У вас что, так принято встречать незнакомцев?

Если Северал Борден и заметила мою слабую попытку сострить, то не обратила на это внимания и только искоса взглянула на меня. Потом она встала, но сделала это настолько резко, что я отпрянул в сторону.

— Я ждала его, — пробормотала женщина и посмотрела на море. — Но он не пришел. У меня ничего не вышло.

Внезапно она начала всхлипывать и, повернувшись, бросилась ко мне — на этот раз не для того, чтобы напасть, а для того, чтобы спрятать лицо на моей груди и безудержно зарыдать. Я беспомощно замер, а затем взял ее за плечи и, немного отстранив от себя, заглянул в глаза.

— Успокойтесь, — сказал я. — Теперь вы в безопасности. Все будет хорошо.

Мой голос становился все тише, но слова не играли тут особой роли. Я чувствовал страх этой женщины, ее безграничную боль, отравленной стрелой разъедавшую душу, отчаяние, заполонившее все естество. Я принялся осторожно проникать в ее сознание, посылая ей успокаивающие импульсы. Все это длилось довольно долго, так как у меня не было особого опыта в этом искусстве. Я всегда испытывал панический страх перед вторжением в сознание других людей, даже если просто хотел помочь им. Есть части человеческой души, которые никого не касаются, какими бы ни были обстоятельства. Однако теперь я ощущал, что ее отчаяние было совершенно особым. Это было чувство такой интенсивности, с которым я еще никогда не сталкивался. Я не сомневался, что женщина может умереть, если я предоставлю ее самой себе.

Дыхание Северал мало-помалу успокоилось. Я же чувствовал себя полностью измотанным. Слезы женщины постепенно высохли, и на какой-то миг я почувствовал дыхание ее отчаяния в своей душе, но затем все закончилось. Подняв глаза, она вытерла ладонью лицо и попыталась улыбнуться. Впрочем, ее улыбка скорее напоминала гримасу. Сейчас она забыла о своей боли. Но боль все еще была в ней, и я знал, что она вернется, вернется очень скоро.

— Что… что вы сделали? — запнувшись, спросила женщина.

— Ничего, — ответил я. — Ничего, что имело бы какое-то значение. Все в порядке?

На мгновение боль вновь проснулась в ее глазах, но все же она кивнула.

— Да. — Ее голос звучал ровно и печально. — Я… О господи, я пыталась вас убить!

— Не меня, — поспешно возразил я. — Я просто оказался не в том месте и не в то время.

Улыбнувшись, я устремил свой взгляд на озеро, однако не увидел ничего, кроме черной воды. Если Северал сумела разглядеть меня отсюда, подумалось мне, то у нее отличное зрение, чем я, к сожалению, не мог похвастаться.

— Я думала… что вы один из них, — выдавила Северал. — Мне… очень жаль. Я… я не хотела…

— Один из них? Кого вы имеете в виду, говоря «они»?

Губы Северал задрожали.

— Они убили мою дочь, — прошептала она. — Они забрали мою Дженнифер. Они убили ее.

Ее голос стал необычайно холодным. В нем не было ни ненависти, ни ярости, которых я ожидал. В нем не было даже ожесточения. Лишь один холод.

— Расскажите мне, что произошло, — попросил я. — Возможно, я смогу вам помочь.

Северал покачала головой.

— Никто не сможет мне помочь, — обреченно сказала она, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — Она мертва. Они убили ее.

— И поэтому вы хотели убить меня? — тихо спросил я. — Наверное, вы думали, что я один из тех людей, которые убили вашу дочь?

— Это не люди! — отрезала Северал. — Это чудовища. Это уже не люди, а проклятые монстры. Они… они убили ее. О Боже, они убили моего ребенка! Они…

У нее сорвался голос, и я почувствовал, что она вот-вот расплачется, потому что боль и отчаяние вновь заполонили ее душу. Я не препятствовал этому, так как сейчас боль была иной — жестокая, но вполне естественная боль матери, потерявшей ребенка, а не та чудовищная боль, холодом поднимавшаяся со дна ее души.

— Сволочи! — всхлипнула она. — Они и их проклятый рыбий бог!

— Рыбий бог? О ком вы говорите?

Северал застонала. Самообладание вновь покинуло ее, и я увидел, как в глазах женщины вспыхнул огонь, от которого у меня мороз пошел по коже.

— Джеймс убил ее. Он сам отвез нашу дочь к озеру, чтобы принести ее в жертву этому монстру. Своего собственного ребенка! Но он заплатил за все. Я убила его. Я убила его, как убью всех остальных, каждого из них… Каждого, каждого, каждого…

Внезапно она начала биться в истерике и, бросившись на меня, принялась размахивать кулаками и издавать резкие высокие звуки. Выдержав несколько ударов в грудь, я осторожно схватил женщину за руки и прижал ее к себе.

— Все в порядке, — бормотал я. — Поплачьте, вам станет легче. Я вас понимаю.

На мгновение мне показалось, что это подействовало, но Северал все-таки высвободилась и, оттолкнув меня, в ярости закричала:

— Ничего вы не понимаете! Этого никто не может понять. Они… они убили ее. Они бросили ее на съедение этому чудовищу. Родной отец принес дочь в жертву монстру только потому, что так приказало чудовище.

Лишь спустя некоторое время я понял, что она имеет в виду.

— Они… они требуют человеческих жертв? — изумленно выдохнул я.

Северал кивнула.

— Да, именно. Он требует человеческих жертв. Дважды в год, в день летнего и зимнего солнцестояния. Это всегда девушки и всегда… — У Северал вновь сорвался голос, а по щекам потекли слезы. — Я уничтожу их. Ради моей дочери, мистер Крейвен. Они заплатят за все.

— Месть — это не лучший мотив, — тихо сказал я. — Нельзя смывать кровь кровью. Так не бывает.

Северал, пересилив боль, криво улыбнулась.

— Возможно. Но они заплатят за все, Роберт. А если месть — плохой мотив, то стоит хотя бы положить конец всему этому безумию. С тех пор, как этот монстр поднялся из морских глубин, умерло слишком много людей. Слишком много. Я убью их.

При всех других возможных обстоятельствах ее слова показались бы мне смешными, но ведь я сам столкнулся с тем, что может произойти с человеком, выступившим против хозяев Джеймсона и их чудовищных монстров. Даже Немо с его фантастическим кораблем явно нервничал, хотя и пытался скрыть тревогу. И вот передо мной стояла слабая, практически безоружная женщина и предрекала падение этого могущественного ордена. И все же я знал, что ее ждет успех. Я просто знал это и все.

— Я уничтожу их, Роберт, — повторила она.

На этот раз я не стал возражать, а лишь положил руку ей на плечо и тихо спросил:

— Я могу вам помочь, Северал?


Он давно уже потерял ориентацию. Когда свет вновь зажегся, Спирс был в длинном коридоре, освещенном лишь несколькими лампами. Коридор под небольшим уклоном вел вниз. По обеим сторонам коридора на разном расстоянии друг от друга находились двери, однако все они были закрыты. Наконец Спирс дошел до конца коридора, где располагался зал.

Увидев перед собой огромное помещение, Спирс даже не сомневался в том, что это была естественным путем образовавшаяся пещера, которую лишь обработали люди, местами расширив ее. Свод зала, вогнутый, как в соборе, находился в более чем ста футах над его головой и был сделан из той же черной каменистой породы, как и все это подводное помещение. Несмотря на то что просторная комната освещалась множеством электрических ламп, в некоторых местах было темнее, и там пролегали глубокие серые тени. Прямо за выступом скалы, где укрылся Спирс, проходила полоса тщательно отполированной застывшей лавы шириной в двадцать футов, а за ней виднелись воды большого озера. На некотором расстоянии от Спирса в воду выдавалась какая-то металлическая конструкция на тонких паучьих ножках. К конструкции вела искусно выкованная лестница, напоминавшая корабельный трап, а за конструкцией в тень уходило что-то вроде крана, окруженного странными техническими приборами, которых Спирсу никогда не доводилось видеть.

И все же он с уверенностью мог сказать, каково предназначение этого странного места. Это был порт. Хотя в пещере, на две трети наполненной водой, похоже, не было выхода, Спирс не сомневался, что он сейчас находится в гигантском подводном порту, а точнее, на таинственной базе «Наутилуса», куда этот фантастических размеров корабль все время возвращался. Спирс внезапно понял, почему никому не удавалось выследить судно Немо.

Один из прожекторов с другой стороны бассейна начал мигать, и, когда Спирс осторожно пододвинулся и выглянул из своего укрытия, он увидел, как в шероховатой скале внезапно открылась огромная металлическая дверь. В зал упал луч яркого света. Не успел он отразиться в воде, как на широкую полосу застывшей лавы, окружавшей бассейн, выбежали какие-то люди. Спирс испугался. До сих пор он не встречал здесь людей и не слышал сигнала тревоги, но без колебаний мог сказать, что его бегство давно заметили. Наверняка эти люди пришли сюда, чтобы найти его. Возможно, с помощью своих волшебных технических приборов они уже определили его точное местонахождение и сейчас молча насмехаются над наивностью и глупой верой пленника в то, что он сумеет сбежать из этой подводной крепости.

Спирс мысленно одернул себя. Если бы он и в самом деле был таким идиотом, ему вряд ли удалось бы добраться сюда. Спрятавшись в глубине своего убежища, он стал наблюдать за явившимися в пещеру людьми.

Их было много — тридцать, а может быть, сорок мужчин, вышедших из ворот. Часть из них распределилась по краю бассейна, а остальные собрались в группу и стали заниматься чем-то, чего капитан не сумел разглядеть, поскольку находился на большом расстоянии от них. Тогда Спирс решил понаблюдать за черной поверхностью воды и через какое-то время заметил, что картина начала меняться. Сперва это было едва заметное легкое подрагивание, а затем на водной глади начали образовываться волны. Спустя несколько секунд вода забурлила, появились пузырьки воздуха, и в следующее мгновение Спирс увидел тень. Хотя кавторанг и был готов к этому, он все же испугался. По бассейну, словно огромная акула, плыл корабль. Беззвучно остановившись в пяти ярдах от берега, он начал подниматься на поверхность. Вода забурлила еще сильнее, и большие волны стали биться о края вулканической породы. Спирс заметил, как вокруг судна появились маленькие гейзеры, а затем весь бассейн наполнился гулом и плеском потревоженной воды.

Увидев «Наутилус», Спирс почувствовал, как у него перехватило дыхание. Прошлой ночью, когда Немо и его люди заставили кавторанга пройти с ними, он видел корабль лишь мельком и это зрелище показалось ему достаточно странным. Теперь же «Наутилус» находился в непосредственной близости от него, ярко освещенный множеством электрических ламп, которые внезапно зажглись под сводом зала.

Корабль был огромен. Спирс на глаз определил, что его длина составляет более чем двадцать сотен футов, и это не считая гигантского тарана на носу корабля, расположенного под ватерлинией.

Вот только корабль этот не выглядел как корабль. Он вообще не был похож на все то, что кавторангу доводилось видеть ранее. Он даже не выглядел как чудо техники. Собственно, «Наутилус» напоминал Спирсу абсурдный гибрид акулы, крокодила и доисторического морского чудовища. Его огромный каркас был покрыт металлическими уступами и извилинами, а два иллюминатора в передней части плоской рубки показались Спирсу глазами дьявола.

Внезапно Спирс понял, почему во всех отчетах, которые он получал, речь шла о морском чудовище, а не о корабле. «Наутилус», сделанный из стали, был порождением какого-то технического гения, но это никак не влияло на тот факт, что на самом деле он воспринимался людьми как морское чудовище, пусть и созданное руками человека. Это лишь делало его опаснее. Таран на носу корабля казался смешным, учитывая, что сейчас было время пушек и торпед, однако, как только Спирс увидел судно вблизи, он понял, какое это опасное оружие. Стальной гигант с его мощным корпусом мог просто разрубить любой корабль на две части.

Спирс мысленно призвал себя к порядку и еще плотнее прижался к скале. «Наутилус» беззвучно направился к берегу, на мгновение замер и с грацией, не вязавшейся с его размерами и внешней неповоротливостью, повернулся. Через несколько секунд корабельная рубка с громким клацаньем соединилась с выступом моста, оснащенным тонкими перегородками. Огромный корабль слегка покачивался, по его иссиня-черной поверхности стекали капельки воды. Внезапно в рубке открылся круглый люк.

В последний момент Спирсу удалось подавить яростный возглас, когда он увидел человека, вышедшего из корабля и поспешно устремившегося к трапу. Немо! Это был сам капитан Немо, человек, виновный в смерти его брата и множества других людей. В это мгновение Спирсу пришлось изо всех сил бороться с собой, он с трудом подавил желание выпрыгнуть из своего укрытия и броситься на узкоплечую фигуру.

Но капитану все же удалось взять себя в руки. Сердцебиение Спирса успокоилось, а кипящий гнев уступил место холодному расчету: даже если ему удастся приблизиться к Немо, его, безоружного, тут же одолеют. Кроме того, он не хотел смерти капитана Немо.

По крайней мере, он хотел не только его смерти. Если он убьет Немо, то придет кто-нибудь другой и займет его место. Нет, он должен уничтожить это волчье логово, разрушить подводную базу и «Наутилус». К тому же он знает, с чего нужно начать.

Спирс терпеливо дождался, пока Немо смешается с толпой. Из нутра корабля стали выходить какие-то люди, другие же, наоборот, поднимались на борт, перенося с собой ящики и баллоны. Через некоторое время в задней части корабля поднялась стальная заслонка и начал гудеть кран, отправляя ящик за ящиком в ненасытное чрево корабля. Спирс прождал около часа, и даже после того, как погрузочные работы были завершены, а матросы куда-то ушли, он еще какое-то время сидел, спрятавшись за скалой, прислушиваясь и наблюдая. Наконец он убедился в том, что остался один.

Кавторанг вышел из укрытия, скользнул к берегу и мгновенно погрузился в ледяную воду. Не издав ни малейшего звука, Спирс подплыл к темному корпусу гигантского корабля…


Огни, словно рой маленьких светлячков, двигались в ночи, образуя двойной круг на берегу озера. Время от времени огни ритмично двигались вверх и вниз. Спокойные воды озера Лох-Фирт отражали их сияние, однако желтовато-красный свет почему-то не разгонял тьму с поверхности озера. Крошечные огоньки, мерцавшие на поверхности воды, напоминали желтые дыры в жидкой тьме.

Я был уверен, что это зрелище не плод моей фантазии и впечатления, произведенного рассказом Северал. Что-то с этим озером было не так. От него исходило что-то мрачное и злое, а главное — и это было самым худшим — знакомое. Я не мог определить точно, что это было, не мог вспомнить, когда мне уже доводилось ощущать нечто подобное, но моя уверенность в том, что это было недавно, крепла с каждой минутой. А еще я знал, что неожиданное воспоминание связано с событием, которое вряд ли можно назвать приятным.

— Что они там делают? — прошептал я.

Северал, лежавшая у куста в полушаге от меня, в молчаливом гневе сжала кулаки.

— Они молятся, — ответила женщина. — По крайней мере, так они это называют. Они взывают к тому дню, когда он выйдет из моря.

— И что тогда? — спросил я.

Северал помрачнела еще больше.

— Они все умрут. Он обещал им райские земли, вечную жизнь, настоящее богатство и власть. Но я знаю, что это ложь. Они все умрут, как и моя Дженнифер.

Я удивленно взглянул на нее, но на лице Северал не отразилось ни малейшего волнения. Да и вообще, она была какой-то неестественно спокойной и собранной, хотя явно испытывала душевный дискомфорт. И все же, несмотря на это — а возможно, именно поэтому, — я должен был оставаться осторожным.

С того момента как произошло наше не особо приятное знакомство, минуло более четырех часов. Небо на востоке уже начало светлеть. Сейчас мы находились в трех милях от того места, где я высадился на берег. Почти все эти четыре часа Северал отвечала на мои вопросы. Она поведала мне достаточно многое, и большая часть ее рассказа мне не понравилась, хотя, признаться, и не очень-то удивила. Историю Северал и ее односельчан, тронувшую меня до глубины души, можно было пересказать в нескольких словах.

Жители селения Фирт-Лахлайн поклонялись демону. И это в 1885 году, в центре страны, которая по праву считалась наиболее развитой на планете в культурном и экономическом отношении! Я был потрясен, глядя, как в пятистах ярдах подо мной, на берегу озера, танцевали два десятка полуобнаженных мужчин и женщин, издававших странные звуки и пытавшихся задобрить злое божество!

— И долго это будет продолжаться? — спросил я, не отрывая взгляда от озера и пляшущих огоньков.

— Пока не взойдет солнце, — ответила Северал. — По крайней мере, я надеюсь, что все это прекратится с рассветом.

— Вы так думаете?

Подняв голову, Северал виновато улыбнулась.

— Я никогда при этом не присутствовала, — сказала она. — Когда они молились ему, женщины сидели дома. Мы в этом не участвовали. Они говорили, что это мужское дело и женщинам там не место. — Внезапно ее голос дрогнул. — Мы годились только на то, чтобы удовлетворять их чертову похоть после молитвы. Когда они приходили домой, то вели себя как звери. И не только Джеймс. Я говорила с другими женщинами. Они запретили нам это, но все же мы говорили. Они все такие. Животные! Отвратительные похотливые животные!

Я немного запаниковал, но лицо Северал оставалось невозмутимым.

Снова посмотрев на берег, я заметил:

— Но некоторые из них женщины!

Северал кивнула.

— Сегодня все должно быть по-другому. Не знаю почему, но Джеймс сказал, что сегодня должны молиться не только мужчины, но и женщины. Произойдет что-то невероятное. Так он говорил.

Она сунула руку в карман платья, где прятала нож, но, заметив мой обеспокоенный взгляд, не довела движение до конца. Улыбнувшись, она покачала головой и мягко произнесла:

— Не бойтесь, Роберт. Я не собираюсь делать глупости.

Я не ответил, но все же решил следить за ней более внимательно. Я уже жалел о том, что взял Северал с собой, — в конце концов, я и сам не очень-то понимал, что мне здесь нужно. В такой ситуации строить какие-то планы было бессмысленно, ибо я мог лишь следить за ходом событий и… соответственно реагировать. Возможно, в такой ситуации не стоило брать с собой живую бомбу замедленного действия.

Я какое-то время наблюдал за танцами на берегу озера, а затем осторожно отодвинулся назад и на четвереньках стал пробираться к мешку с моим снаряжением — до этого я еще раз спустился к морю и забрал часть вещей, которые мне дал с собой Немо. Конечно же, забрал я не все, так как водолазный костюм был слишком тяжелым, чтобы тащить его несколько миль, поэтому я ограничился шлемом, ластами и аквалангом. К слову, акваланг тоже весил немало, и теперь я чувствовал себя совершенно измотанным.

Северал подползла ко мне и стала с интересом наблюдать, как я распаковываю мешок и выкладываю его содержимое на песок. До этого женщина даже не спросила, почему я решился на еще один опасный спуск к морю и притащил этот нелегкий груз, но теперь она, очевидно, испытывала едва сдерживаемое любопытство.

— Что это? — не выдержав, спросила она.

Я на мгновение замялся. Конечно, мне нетрудно было бы придумать какую-то чушь, но я не видел причин лгать.

— Это снаряжение, с помощью которого можно дышать под водой, — ответил я. — Во всяком случае некоторое время.

— Дышать под водой? — Взглянув на меня, Северал повернулась к озеру и снова сжала кулаки. — Вы хотите спуститься к озеру?

— Не совсем, — улыбнулся я. — Честно говоря, я бы сейчас с удовольствием занялся множеством других дел, но боюсь, что у меня нет другого выбора.

— А ваш… друг?

— Баннерманн? — Я пожал плечами.

На мгновение оторвавшись от возни с водолазным снаряжением, я взглянул на дом, черной тенью возвышавшийся на другой стороне озера. Северал называла его «особняком». Но мне этот дом скорее напоминал крепость, мрачную, огромную, вызывающую отвращение каждым своим изгибом даже сейчас, когда я видел лишь его очертания. В десятке окон дома горел свет.

— Если Баннерманн здесь, то он, скорее всего, находится внутри дома, — продолжил я после паузы. — Но проникнуть туда незамеченным совершенно невозможно.

Немного подумав, Северал указала на акваланг.

— С этой штукой наверняка все получится.

— Что вы имеете в виду?

— Между озером и домом есть ход, — объяснила Северал. — Это канал. Он ведет в подвал здания, а подвал находится под большим залом, в котором они проводят свои ритуалы.

— Вы уверены?

Северал кивнула.

— Джеймс рассказывал мне об этом. Он говорил, что они часто приносили ему жертвы в подвале. Иногда по каналу приходили его слуги, а временами появлялся и он сам, чтобы отдавать приказы. Но я не знаю, где именно расположен вход в канал. Кажется, с другой стороны. — Женщина махнула рукой в сторону дома.

Мысли лихорадочно метались в моей голове. Представив, как я спускаюсь в это озеро и плыву по мрачному каналу — кстати, даже не зная, где расположен вход в него, — я почувствовал, как у меня сжался желудок. Однако это был единственный способ проникнуть в дом незамеченным, и я это хорошо понимал.

Честно говоря, я без всяких колебаний вошел бы в этот дом через парадную дверь, если бы речь шла всего лишь о паре фанатиков. Однако здесь, у озера, танцевало человек тридцать, да и в доме их наверняка было не меньше, судя по тому, что рассказала мне Северал. И в любом случае один из них — это я знал по тому неприятному столкновению в Абердине — обладал сверхъестественными способностями, не очень-то уступавшими моим.

— Вы подождете здесь? — спросил я.

Северал кивнула, но мне показалось, что она сделала это слишком поспешно. Улыбнувшись с деланным облегчением, будто поверил ей, я поднял руку и коснулся кончиками пальцев ее виска. Когда Северал поняла, что я делаю, было уже слишком поздно. Ее свободная воля отключилась, и через несколько секунд инстинктивная защита сознания от моего внушения была сломлена.

— Вы подождете здесь, Северал, — четко произнес я. — Вы не будете двигаться с места, что бы ни случилось, за исключением тех случаев, если вам необходимо будет бежать. Вы меня поняли?

Северал кивнула. Я заметил, что у нее задрожали губы, а глаза расширились от страха.

— Что вы делаете, Роберт? — прошептала женщина.

— Ничего такого, что могло бы вас беспокоить, — уклончиво ответил я. — Я просто не хочу, чтобы с вами что-то случилось, вот и все. Вы будете ждать здесь, пока я не вернусь или пока сюда не придет капитан Баннерманн. Если до полудня никого из нас не будет, возвращайтесь в селение и забудьте о том, что мы когда-либо виделись.

Она вновь кивнула, и когда я заглянул ей в глаза, то увидел в них страх. От этого зрелища у меня внутри все сжалось, а в сердце кольнуло. Слишком часто я сталкивался со страхом во взглядах других людей. Я так и не сумел к этому привыкнуть, да и вряд ли когда-нибудь сумею. Из всех чувств, которые люди испытывали ко мне, страх всегда был наиболее сильным.

Отогнав неприятную мысль, я посмотрел на озеро и на дом, стоявший на другой его стороне, и начал решительно расстегивать рубашку. Ночной воздух овеял меня холодом, потому что сейчас, в четыре часа утра, температура была еще достаточно низкой. Оставшись в одних брюках и надев тяжелый акваланг, я задрожал всем телом. Северал помогла мне распутать хитросплетение шлангов и проводов и надеть шлем, более легкий, чем те массивные штуки, которые носили люди Немо. Эта модель, предназначенная для плавания на небольшой глубине, выглядела достаточно странно. Если повезет, с иронией подумал я, то при встрече меня могут принять за морское чудовище.

Но все-таки было бы лучше, если бы меня вообще не увидели…

Осторожно выйдя из укрытия, я спустился к берегу. Северал осталась за моей спиной; завывания молящихся стали тише, а когда я добрался до берега, их факелы показались мне спичечными головками. Нагнувшись и вставив резиновый загубник в рот, я помедлил, так как от воды поднимался холод, который напоминал о том, что меня ожидает. Отмахнувшись от последних сомнений, я решительно вошел в воду. Она оказалась вовсе не такой холодной, как я думал. Она была в пятьдесят раз холоднее.

Я на секунду замер, задержав дыхание, но затем заставил себя идти дальше и вскоре полностью погрузился в воду. Я поплыл, не чувствуя от холода ни рук, ни ног, а мои мышцы, казалось, превратились в узловатые канаты, годные лишь на то, чтобы болеть. Собрав свою волю в кулак, я заставил себя плыть дальше, медленно вдыхая и выдыхая ледяной воздух. Я отчаянно старался не думать ни о холоде, ни о тех ужасах, которые поджидали меня в глубинах черных вод.

Озеро казалось бесконечным. Я уже достаточно далеко отплыл от берега. Немо предупредил меня, что воздуха в акваланге хватит на час, так что, прежде чем возвращаться, я мог пробыть под водой около получаса. Не очень-то много времени для того, чтобы найти вход в канал, освободить Баннерманна и вернуться. Нужно было экономить каждый глоток воздуха.

Это было последним, о чем я подумал, ибо мои размышления о возможностях акваланга Немо были внезапно прерваны: меня схватили за ноги и с чудовищной силой потащили на глубину.


Спирсу хотелось пить. Его губы были настолько сухими, что трескались при малейшем неосторожном движении. Горло болело.

Ситуация казалась абсурдной: окруженный водой, миллионами и миллионами тонн воды, он, похоже, мог умереть от жажды. При условии, что ему не удастся выбраться отсюда. И чем бы это «отсюда» ни было, ему нужно спешить.

Если доверять внутреннему отсчету времени, то он, наверное, пробыл в этой стальной камере около пяти часов. Скорее всего, это было что-то вроде машинного отделения, заполненного приборами, о которых Спирс никогда не слышал. Здесь стояли какие-то огромные черные машины из стали, имевшие бесконечное количество колес, колб и труб. Все это странным образом двигалось в непонятном ритме. Электрический кабель гудел от напряжения, а из темноты Спирсу насмешливо подмигивали разноцветные огоньки. Длина помещения составляла около двадцати шагов, высота — около десяти футов. Стены, слегка искривленные снизу, повторяли форму бортов корабля. Они были сделаны из стальных плит в человеческий рост, соединенных массивными заклепками. Воздух наполняло глухое ритмичное биение, которое напоминало какой-то чудовищный пульс.

Спирс догадался, что это машинное отделение «Наутилуса». Он пришел сюда в поисках укрытия после того, как проник на корабль. Первые два часа ему казалось, что он нашел идеальное убежище. Но потом явился один из матросов и что-то сделал с машинами — Спирс видел, как, покидая помещение, тот заблокировал за собой проход в передней части отделения, и вскоре после этого машины сами собой заработали. Как только началось это монотонное биение, у Спирса в голове родилась мысль о том, что «Наутилус» отправился в бесконечное путешествие по морским глубинам и теперь не будет подниматься на поверхность дни, а может, и недели. В течение этого времени сюда, по всей вероятности, никто не будет заходить, поскольку таинственные машины «Наутилуса» могут функционировать без участия человека.

Но Спирс думал не только об этом. В его воображении то и дело возникало лицо, изможденное и бледное, с вывалившимся изо рта воспаленным языком, с безумием в глазах, которое охватило беднягу еще до наступления смерти. Лицо человека, умершего от жажды. Его лицо.

Кавторанг знал, что может сколько угодно колотить в металлическую дверь, но с другой стороны никто не услышит и малейшего звука. Вполне возможно, что он нашел себе убежище, которое впоследствии станет его могилой. Спирс чувствовал, как в нем зарождается паника, и так крепко сжимал кулаки, что в конце концов ему стало больно. Затем он прикусил язык. Боль отогнала нараставший с каждой секундой страх, и теперь — хотя бы какое-то время — он мог держать себя в руках.

Капитан принялся нерешительно ходить туда-сюда, размышляя о том, что же ему делать. Он даже подумал, что при определенных обстоятельствах смог бы выбраться из этой ловушки таким же способом, как и раньше: нужно только повредить одну из этих машин, и тогда кто-нибудь обязательно явится сюда, чтобы посмотреть, что случилось.

Однако Спирс быстро отказался от этой мысли: машины на корабле Немо были другими. Вряд ли ему удастся голыми руками поломать эти колоссальные стальные сооружения. Что касается электрических кабелей, то Спирс боялся их трогать, помня о том, какой вред нанес достаточно безобидный медный провод тому матросу. При мысли о матросе перед глазами Спирса возник образ человека, упавшего в разбитое зеркало. Был ли он мертв? Если да, то ему вряд ли стоит рассчитывать на понимание со стороны капитана Немо.

Кавторанг постарался отогнать от себя эти мысли, но на смену им пришли другие. Если он не сможет отсюда выбраться в ближайшее время, то его наверняка ждет долгая и мучительная смерть. Почему-то мысль о моряке, умирающем от жажды, показалась ему абсурдной.

Прошло какое-то время — Спирсу оно показалось вечностью, хотя на самом деле это была лишь четверть часа. И тут внезапно он услышал какой-то посторонний звук, вклинившийся в монотонный гул машин. Он был похож на металлическое клацанье и исходил от двери. В то же мгновение Спирс спрятался в нише между двумя громадными машинами, вжался в тень и, затаив дыхание, стал наблюдать за дверью.

Мощная бронированная дверь со скрежетом отъехала в сторону, и в машинное отделение вошел широкоплечий матрос с ящиком для инструментов и выпачканной машинным маслом тряпкой в руках. Спирс, затаившись, подождал, пока матрос подойдет к его укрытию, а затем прыгнул на него. Матрос отреагировал на неожиданное нападение с невероятной скоростью. Но Спирс был еще быстрее. Одним яростным движением кавторанг обезвредил возможного противника. Ударив парня ребром ладони по шее, он вывел его из равновесия. Матрос обмяк в руках Спирса и замер.

Кряхтя, кавторанг втащил матроса в нишу, до этого служившую ему укрытием, опустил на пол и быстро осмотрел его, чтобы убедиться в том, что он действительно всего лишь потерял сознание и не был серьезно ранен. Сняв с матроса ремень, Спирс связал ему руки и, выбрав чистый участок тряпки, использовал ее как кляп. Затем он открыл ящик с инструментами и вытащил длинный разводной ключ. Кавторанг не собирался кого-то ранить или убивать, но в случае чего хотел дорого продать свою жизнь.

Спирс не питал никаких иллюзий. Его шансы покинуть «Наутилус» живым были равны нулю. Отсутствие матроса, несомненно, заметят, но если ему повезет, то времени должно хватить. А если нет… Ну что ж, тогда ему не стоит задумываться о будущем.

Крепко сжав разводной ключ, Спирс решительно вышел из машинного отделения и отправился на поиски капитанского мостика.

Там он найдет Немо. А это главное.


Я камнем шел на дно! Вода вокруг меня бурлила; белые пузырьки воздуха и коричневый ил поднимались со дна, заслоняя обзор. В последний момент мне удалось подавить инстинкт и не открывать рот, чтобы сделать вдох. Рука, сжавшаяся на моей лодыжке, неумолимо тянула меня вглубь. На мгновение мне показалось, что перед моим лицом в воде проплыло что-то огромное и темное.

Я вслепую ударил противника свободной ногой, попал во что-то мягкое и вырвался из захвата. Но лишь на секунду, так как чья-то рука вновь сжала мою лодыжку и резко, едва не оторвав мне ногу, протащила ярда на четыре вниз. Я вскрикнул от боли, и мой рот тут же наполнился водой, а драгоценный воздух стал пузырьками подниматься вверх. Обезумев, я снова начал вырываться, опять на что-то натолкнулся, но в конце концов освободился. Не теряя ни секунды, я попытался всплыть наверх, но чьи-то невероятно сильные руки в который раз схватили меня и потащили вниз. Я чувствовал, что мои силы начинают слабеть. Легкие заполнились жидким огнем, а в висках все сильнее стучала кровь.

Я в отчаянии схватил загубник акваланга, сжал его между зубами и, сглотнув ледяную воду, наполнившую мой рот, глубоко вдохнул. По крайней мере, я хотел вдохнуть. Но воздух из шланга не поступал. Сколько я ни пытался сделать вдох, спасительного кислорода не было. В панике мои мысли спутались. Мой противник, и это было очевидно, не пытался вступать со мной в бой, а ограничился лишь тем, что не давал мне дышать, — все остальное он предоставил природе. Легкие нестерпимо болели, перед глазами плыли яркие круги, и я чувствовал, как меня покидают остатки сил. Мои мысли начало заглатывать что-то огромное и могущественное. Так, значит, здесь, в пяти ярдах под водой, моя жизнь завершится с позором, и все это из-за какого-то заблокированного вентиля, или поломавшегося переключателя, или…

Будь у меня время, я влепил бы себе пощечину. Оставшиеся силы я потратил на то, чтобы поднять руку и сдвинуть маленький латунный переключатель на шлеме, который мне показывал Немо. Как только мне удалось сделать это, из каучукового загубника полилась струя восхитительного прохладного живительного кислорода.

Я взял себя в руки. Кто бы или что бы на меня ни напало, — а я был убежден, что это скорее «что», чем «кто», — это было существо, чьей естественной средой обитания являлось водное пространство. Вступать с ним в открытую борьбу было бессмысленно, тем более что речь сейчас шла не только о моей жизни. Я еще несколько секунд яростно подергал ногами, бросаясь из стороны в сторону и тем самым изображая агонию, а затем замедлил движения, чтобы казаться вконец обессиленным. Через мгновение я вообще перестал шевелиться.

По всей вероятности, я идеально изобразил труп, когда начал всплывать на поверхность, так как мой невидимый противник легко прикоснулся к моим ногам и неторопливо стал тащить меня вниз. Я испытал неописуемо отвратительное чувство — его руки, мягкие и податливые, были холодными, как у мертвеца. Но мне удавалось контролировать себя. Я опускался все ниже и ниже, безвольно двигая руками и ногами, словно я был мертв. Очевидно, мой противник не заметил того, что моя рука будто случайно скользнула на пояс и осталась лежать на рукояти моего обоюдоострого кинжала.

Мы медленно погружались все глубже в холодную прозрачную воду озера. Хотя вода надо мной была черной как ночь, я неожиданно для себя сумел разглядеть окружающую обстановку. Зрелище было настолько фантастическим, что я на мгновение забыл об опасности, в которой находился. Подо мной, в четверти мили на запад, простирался город. Или то, что когда-то было городом. Я видел сломанные колонны, разрушенные стены, искореженные арки и переходы, остатки странных, когда-то огромных сооружений, залитые голубовато-зеленым мерцанием неземного света, казавшегося мне почему-то знакомым. А затем…

Это длилось всего лишь мгновение, какую-то долю секунды, но я был уверен в том, что увидел человека. Передо мной появилась девушка — юная, стройная, темноволосая, совершенно обнаженная и без каких-либо технических приборов, которые позволяли бы ей дышать под водой! Изящным движением проплыв за одной из разрушенных колонн, она исчезла внутри почти сохранившегося здания. И это в пяти сотнях футов под водой!

Внезапное прикосновение к моей правой ноге вернуло меня к реальности. Осторожно, чтобы не выдать себя несвойственным трупу движением, я повернул голову и посмотрел вниз. Я даже не был особо удивлен, когда увидел, что же меня схватило. Это был не человек, а существо, напоминавшее шогготов, с которыми нам со Спирсом довелось столкнуться в канализационной системе Абердина. Но в отличие от шогготов это существо казалось намного изящнее и было более… зрелым, что ли.

Его тело было больше человеческого. По сравнению с чудовищами, напавшими на нас и имевшими недоразвитые скрюченные лапки и хвост, как у головастиков, у этого существа были мощные жабьи лапы с плавниками. Хвост у него отпал, а под огромной зубастой мордой росли две мускулистые руки. Этими руками он и тянул меня на дно озера, направляясь к какому-то мрачному ущелью. Мне потребовалось много усилий, чтобы сдержаться и продолжать изображать мертвеца. Когда чудовище внезапно отпустило мою ногу и обернулось, я наконец-то рассмотрел его. Он выглядел отталкивающе — там, где у абердинских монстров чернела лишь ровная поверхность без выпуклостей, у этого чудовища была дьявольская карикатура на человеческое лицо: гигантская изогнутая пасть, вертикальная полоска носа и два огромных — размером с человеческий кулак — желтоватых глаза, полускрытых прозрачной мигательной пленкой. Теперь, когда отвратительное чудовище приблизилось, я разглядел еще больше отличий от известных мне тварей. Его тело было не гладким, как у шогготов, а очень жилистым и сужающимся к центру. У него даже имелось что-то вроде шеи. Выглядел он как…

Эта мысль показалась мне столь ужасной, что я даже не стал додумывать ее до конца. Изящно и легко, что явно противоречило грузной внешности, монстр проплыл надо мной и развел руки в стороны. Его черное большое тело стало опускаться на меня, как отвратительный раздутый мешок. В черной воде сверкнул двойной ряд акульих зубов, его мерзкие ладони стали ощупывать мою грудь и шею, а затем скользнули по ребристому металлическому водолазному шлему.

Прикосновение к прохладной латуни было последним ощущением в жизни этого чудовища. За исключением, возможно, удара пятидюймового стального кинжала, которым я пырнул его в грудь. Чудовище с ревом изогнулось, бросилось в сторону и превратилось в облако серовато-черной слизи. В результате беззвучного взрыва меня отбросило на камни. Я ударился спиной об острую вулканическую породу и испуганно закрыл руками лицо, чтобы уберечь маску и хрупкий загубник, от которых зависела моя жизнь. После этого я изо всех сил поплыл оттуда — вслепую, вытянув руки вперед и сжимая в правой ладони кинжал. Пробившись сквозь облако слизи, я метнулся вверх.

Но мой страх, похоже, был необоснованным. Чудовище, умершее столь неприглядной смертью, характерной для его расы, оказалось здесь в единственном числе. Вероятно, я случайно пересек его путь. Несмотря на то что шанс пережить второе столкновение с подобным монстром был невероятно мал, я все же решил оставаться настороже. Я не строил по этому поводу никаких иллюзий, ибо понимал, что убить омерзительного шоггота мне удалось лишь благодаря везению. В конце концов, вряд ли шоггот ожидал, что на него нападет труп. Каким был бы исход нашей с ним встречи, если бы он отнесся ко мне серьезно и не стал ощупывать мой шлем, я даже представить себе не мог.

Я опасливо обернулся, посмотрел на затонувший город, а затем поплыл к расселине, куда меня тащил шоггот. Конечно же, я не думал, что там находилась его столовая и он просто собирался мной отобедать, хотя Северал говорила мне, что иногда через подземный канал в особняк проникали слуги рыбьего бога.

Осторожно подплыв к расселине, я остановился перед зияющим входом, распахнутым передо мной огромной каменной пастью. Перед тем как поплыть туда, я переложил кинжал из правой руки в левую. Сейчас я сожалел, что не взял с собой все снаряжение, выданное мне Немо, в том числе подводный фонарь. Впрочем, у меня не было времени грустить о совершенной ошибке.

Я медленно спустился вниз и коснулся усыпанного острыми осколками застывшей лавы дна. Вытянув вперед правую руку, я поплыл в пещеру, готовясь к тому, что сейчас на меня нападут еще какие-нибудь шогготообразные выродки.

Однако пещера была пуста. На дне лежали какие-то сероватые хлопья, присматриваться к которым у меня не было никакого желания, так как в глубине моего желудка вновь проснулась тошнота. В дальней части пещеры мерцал странный зеленоватый свет. Он казался таким же противоестественным, как и тот, который я заметил на дне озера, хотя был менее интенсивным. Освещенные на дне участки находились на некотором расстоянии друг от друга, словно размытые пятна, а между ними затаилась темнота, в которой скрывались безымянные страхи, порожденные моей фантазией. Чувствуя, как часто бьется сердце, я поплыл дальше, боязливо оглядываясь, пока наконец не добрался до светлого участка пещеры.

Там был проход, стены которого настолько густо были покрыты водорослями, что я не сразу сообразил, что это не природное образование, а выбитый человеческой или чьей бы то ни было рукой коридор. Между водорослями виднелись небольшие, неравномерно распределенные участки странной зернистой субстанции, от которой исходил необычный зеленый свет. Испытывая острое любопытство, я остановился и коснулся одного из пятен кинжалом. Там, где острая сталь задела светящуюся поверхность, свет погас, а из разреза поднялось серое облако. Я вспомнил, что когда-то читал, будто существует вид глубоководных растений, порождающих естественный свет в вечной ночи на самом дне морских глубин. По всей видимости, это было одно из таких растений, хотя я и не понимал, как оно очутилось здесь, в шотландском озере.

Я поплыл дальше. Сейчас меня волновали более важные вопросы, чем происхождение светящихся водорослей.

Чем глубже я погружался в тоннель, тем меньше встречались на моем пути обычные подводные растения. Вскоре я уже плыл по коридору высотой в человеческий рост, освещенному мерцающим зеленым сиянием. Здесь я увидел грубую кладку стен, покрытую какими-то письменами, непонятными иероглифами и примитивными барельефами, показавшимися мне весьма неприятными. На барельефах были изображены какие-то предметы, которые я не мог распознать. Я попытался подсчитать, сколько времени я провел под водой, но у меня ничего не вышло. Я лишь знал, что плыл уже долго и что скоро придется возвращаться, иначе на обратный путь запаса воздуха в баллоне не хватит.

И тут я обнаружил зал.

Коридор внезапно закончился, и я увидел огромный, наполненный водой пятиугольный зал, стены которого были затянуты паутиной зеленых светящихся водорослей. В центре зала возвышался каменный алтарь, пятиугольный, как и само помещение. Алтарь украшали непонятные символы и письмена, а вокруг него стояли два ряда статуй, изображающих демонов. Странно, но алтарь был единственным местом этого подводного храма, где я не обнаружил светящихся водорослей. Неприятный это был алтарь. Я не мог объяснить свое ощущение словами, но мой взгляд отказывался задерживаться на нем больше секунды. Что-то во мне не желало мириться с присутствием здесь этой черной каменной глыбы.

Осторожно проплыв внутрь зала, я осмотрелся. Потолок помещения тоже был покрыт зелеными водорослями, но в центре — наверняка не случайно — оставалось пятиугольное пятно в два человеческих роста. Я с любопытством подплыл к нему, коснулся его кончиком кинжала и… не ощутил сопротивления. На моих глазах кинжал исчез, а когда я опустил руку, он вновь появился. Лишь через мгновение я понял сущность этого странного эффекта. Исчезновение моего кинжала не было связано ни с магией, ни с волшебством. Это был обычный оптический обман. Пятиугольная область темноты оказалась проемом, наполненным не водой, а воздухом, и этот проем вел наверх.

Так я нашел выход к особняку.


За огромным круглым иллюминатором колыхались воды ночи. Оба прожектора «Наутилуса» были включены и отбрасывали яркие лучи света во тьму, оставляя на стене черноты две царапины. Иногда в свете электрических прожекторов появлялись сверкающие точки: это были рыбы, которых манил свет. Из любопытства они подплывали поближе, но как только гигант приближался, бросались наутек. Электрический свет не мог рассеять тьму, царящую в глубине вод, и лучи казались лишь слабым дыханием чуждого мира, коснувшимся вечной темноты морских глубин в полумиле от поверхности воды. Ночь правила здесь с самого начала времен, и она будет владычествовать здесь до тех пор, пока эта планета вращается вокруг Солнца, а океанские бассейны наполнены водой. Несмотря ни на что, «Наутилус» был здесь чужим. Этот необыкновенный корабль обладал фантастическими техническими возможностями, его корпус был покрыт двойным слоем бронированной стали, и у него были мощнейшие двигатели, бившиеся стальным сердцем в глубине корабля, однако он был уязвимым и преходящим, как и все, что создали человеческие руки.

На контрольном пункте перед Немо зажглись две маленьких желтых лампочки, и капитан отвлекся от своих мыслей. Бросив поспешный взгляд на приборную панель странной формы, он быстро переключил три рубильника, внутренне призывая себя к порядку. Немо давно заметил, что, когда он расслаблялся, его мысли устремлялись в странном направлении, которое пугало его. Из всех живущих на этой планете людей он лучше всех знал моря и их тайны. Но кроме этого он знал еще и опасности морских глубин, в том числе чудовищное давление и подводные течения. Однако самым ужасным здесь были темнота и одиночество.

— Еще далеко?

Голос, прозвучавший за спиной Немо, осколками эха отразился от стен салона, отчего в темноте перед иллюминатором возникли новые страхи. Вздрогнув, Немо поспешно отвел взгляд от окна.

— Мы уже на месте, — ответил он. — Смотри.

Протянув руку, он указал вперед. Черные толщи воды, в которые били яркие лучи прожекторов, уступили место бесконечно высокой стене из застывшей лавы и осадочной породы, поросшей водорослями и большими кустами каких-то странных бесцветных глубоководных растений.

Немо переключил еще несколько рычагов на пульте управления. Поначалу за этим не последовало никакой реакции, однако уже через некоторое время в размеренном биении работавших машин что-то изменилось. Корабль качнулся и медленно поплыл дальше — намного медленнее, чем он двигался раньше. В центре светового потока, где оба огромных луча пересекались, возникло какое-то отверстие. Сперва оно казалось лишь расселиной, но когда «Наутилус» подплыл поближе, Немо разглядел, что на самом деле это был огромный зияющий проход в скале, начало пещеры, настолько глубокой, что в ней терялся свет прожектора.

«Наутилус» быстро терял скорость, и когда корабль приблизился к тоннелю, она не превышала скорости пешехода. Однако Немо продолжал останавливать корабль до тех пор, пока гигантская стальная акула не замерла на месте.

— Ты действительно хочешь это сделать? — В голосе обращавшегося к нему человека Немо услышал озабоченность.

Еще с минуту поколдовав на контрольном пункте, капитан наконец убедился в том, что корабль, превозмогая давление течения, замер перед скалой. В стуке машин ощущалась ярость.

Повернувшись, Немо взглянул на стоявшую рядом с ним фигуру.

— У нас нет выбора, — пробормотал он. — Я бы не стал этого делать, если бы мы располагали временем, но…

Его слова повисли в воздухе, однако мужчина, наблюдавший за ним, знал, что имеет в виду Немо. Кивнув, он уперся ладонями в край пульта управления.

— Интересно, он успел?

— Роберт? — Немо пожал плечами и, улыбнувшись, ответил: — Ну конечно. Если из всего, что ты мне о нем рассказывал, хоть половина — правда… — Покачав головой, капитан посмотрел вглубь ущелья, каменной пастью распахнутое перед «Наутилусом». — Он напоминает мне своего отца. Они более похожи, чем я думал.

Какое-то время Немо наблюдал за расселиной, а затем резко повернулся к пульту управления. Когда он поспешными, почти яростными движениями переключил несколько рубильников, машины «Наутилуса» стали работать громче, и уже через несколько мгновений гигантская подлодка вошла в пещеру. Немо слышал, как человек, стоявший рядом с ним, вышел, но не придал этому никакого значения. Капитан продолжал внимательно, с какой-то ожесточенностью вглядываться в толщу воды за стеклом иллюминатора. Лучи прожекторов скользили по блестящей скале и шероховатой вулканической породе, рассеивая местами темноту и освещая расщелины и переходы, ведущие вглубь земли.

Но в этих переходах по-прежнему царила тьма.


Я понял, что выбраться из шахты будет очень сложно, так как не обнаружил здесь ни лестницы, ни столба, ни какого-либо другого предмета, благодаря которому можно было бы подняться наверх. Мне пришлось упереться ногами в одну стену, спиной — в другую, а потом уже подниматься наверх, как это делают скалолазы. Тот, кто пытался подобным образом удерживаться в дверном проеме хотя бы пять минут, знает, о чем я говорю.

Я настолько обессилел, что повалился на пол, чтобы восстановить дыхание. После непродолжительной передышки я все-таки решил осмотреть помещение. С трудом выпрямившись, я дрожащими пальцами поднял заслонку водолазного шлема. Я находился в помещении, которое трудно описать в двух словах. Это было что-то вроде подвала, чулана и храма одновременно. Прямо перед пятиугольной шахтой, из которой я выбрался, стояла черная глыба, вероятно уменьшенная копия алтаря внизу. На полу были нарисованы кабалистические знаки и какие-то непонятные руны. Рядом с алтарем я увидел пару проржавевших подсвечников высотой в человеческий рост, а на другой стороне помещения — каменную лестницу, ведущую к двери, которая находилась в десяти или пятнадцати футах надо мной, то есть прямо под потолком кирпичного свода.

Повсюду виднелись отчетливые следы старости и запустения: с потолка тяжелым серым пологом свисала паутина, в трещинах и нишах скопилась пыль, превращенная влагой в грязный серый налет, под лестницей высилась груда хлама. Окинув взглядом сваленные в кучу ящики, банки и полусгнившие мешки, я вдруг заметил на полу… свежие следы.

Я внимательно осмотрелся и, стараясь не сходить с места, снял ласты и акваланг. Затем я осторожно прошел к лестнице, ступая точно по оставленным следам, чтобы мое присутствие не бросалось в глаза. Свое снаряжение я спрятал в куче хлама под лестницей, оставив при себе только кинжал.

Когда выяснилось, что дверь не заперта, я подумал, что фортуна вновь оказалась на моей стороне. Я осторожно надавил на ручку, и дверь, безбожно заскрипев, приоткрылась. Выглянув в образовавшийся проем, я увидел низкий, без окон коридор со сводчатым потолком. В десяти шагах впереди меня коридор заканчивался еще одной дверью. Она была неплотно закрыта, поэтому сюда пробивался неровный свет факелов. Прислушавшись, я различил приглушенные голоса и звон, за которым последовал громкий смех и отчаянная брань какой-то женщины. Немного помедлив, я еще раз внимательно огляделся и в конце концов, не придумав ничего другого, распахнул дверь. Дверь заскрипела еще громче, но этот звук, к счастью, не расслышали в освещенной комнате.

Сжав рукоять кинжала, я пригнулся и проскользнул по коридору. Оптимизм, возродившийся во мне, когда я вышел из воды, в значительной мере угас, лишь только мне удалось добраться до двери в конце коридора и заглянуть в дверной проем.

В комнате за дверью было еще грязнее, чем в подвале. В ней имелось три выхода, а в одной из стен виднелось зарешеченное окно. На перевернутых ящиках, служивших в качестве стульев и столов, устроились трое мужчин и женщина. Двое мужчин сидели спиной ко мне, остальные заметили бы меня сразу же, как только я высунулся бы из двери.

От полудюжины свечей и почти догоревшего факела распространялся мерцающий свет, в задымленном воздухе витал запах вонючего табака. На столе перед сидевшими стояла пузатая бутылка вермута. Женщина, к слову, удивительно молодая, выглядела бы достаточно привлекательной, если бы на ней была чистая, опрятная одежда, а не лохмотья, прикрывавшие ее тело. Она непрерывно хихикала и раскачивалась из стороны в сторону, да и трое мужчин были не менее пьяны, чем их дама.

С пренеприятнейшими предчувствиями я выпрямился, отступил на полшага и вытащил кинжал. Видит Бог, я предпочел бы другой путь, чтобы спасти Баннерманна, но, судя по всему, мне нужно было пройти мимо этих людей в любом случае. Когда один из мужчин, сидевших спиной к двери, повернул голову и я увидел его лицо, все мои угрызения совести мгновенно исчезли. Это был один из тех мордоворотов, которые напали на нас с Баннерманном в Абердине, а затем похитили капитана.

Яростным пинком распахнув дверь, я вбежал в комнату.

Трое мужчин практически одновременно вскочили на ноги и бросились на меня, в то время как женщина от ужаса упала на пол и, громко визжа, осталась там лежать. Долговязый тип, уже знакомый мне по Абердину, криво улыбнулся и, вытащив из кармана раскладной нож, направил на меня лезвие. Через полсекунды он уже отлетел назад, так как мое колено врезалось ему в живот. В тот же миг я ударил второго мордоворота локтем и в последний момент успел увернуться от летящей в меня бутылки вермута, которую швырнул третий тип. Бутылка со звоном разбилась о стену за моей спиной, и в следующее мгновение третий мордоворот бросился на меня всем телом. Он был настолько пьян, что едва стоял на ногах, так что я легко уклонился от него, отпрыгнул назад и с силой врезал ему кулаком по носу, невольно подумав, что от этого удара упал бы даже Рольф.

А вот он не упал.

Парень замер на месте, уставился на меня округлившимися от удивления глазами и медленно поднес ладонь к лицу. Изумленно взглянув на кровь, стекавшую с его пальцев, он пару раз шмыгнул носом и взвизгнул:

— Ну погоди, гнида! Я тебе отплачу!

У меня не было времени объяснять ему, что я не требую за этот удар ни пенни, так как он резко поднял руки, дохнул мне в лицо перегаром и бросился в атаку. Вновь уклонившись, я ударил его сначала по левому, а потом по правому колену, заехал ему кулаком в живот… Но парень, очевидно, либо был здоровым, как кит, либо слишком пьяным, чтобы вообще почувствовать мои удары. Он постепенно теснил меня назад, неистово ругаясь и пытаясь попасть в цель. Наконец он вынудил меня прижаться спиной к стене.

Удовлетворенно хрюкнув, мордоворот сжал огромную грязную ладонь в кулак и размахнулся, чтобы ударить меня в лицо. В последний момент мне все-таки удалось увернуться, и его рука врезалась в стену с такой силой, что захрустели кости. Похоже, на этот раз даже его куриные мозги отметили что-то вроде боли: парень вскрикнул и, зажав руку под мышкой, запрыгал на одной ноге. Не давая противнику прийти в себя, я уложил его ударом в пах.

Обернувшись, я увидел, что долговязый тип из Абердина и его товарищ уже поднялись на ноги и приготовились продолжить драку. Худощавый, схватив нож, озлобленно вращал глазами. Судя по тому, как этот тип размахивал ножом, он был мастером в обращении с холодным оружием.

Шаг за шагом, немного согнувшись вперед, я переместился в сторону. Долговязый, ухмыляясь, пару раз перебросил нож из руки в руку, в то время как его приятель демонстративно сжимал и разжимал кулаки. За моей спиной третий мордоворот тоже поднимался на ноги.

Нужно было срочно что-то решать. Конечно же, я не сомневался в том, что справлюсь с этими типами: в конце концов, я не зря провел большую часть последних лет за изучением всевозможных способов самозащиты, а эти трое были так пьяны, что и менее обученный боец получил бы отличный шанс на победу. Вот только у меня не было ни времени, ни желания ввязываться в длительную потасовку. Я пришел сюда, чтобы освободить Баннерманна, а не для того, чтобы драться с пьяными.

Я дождался подходящего момента и, как только долговязый бросился в атаку — он хотел пырнуть меня ножом в грудь, — схватил его за запястье. Я выкрутил ему руку и, очевидно, вывихнул палец. Вскрикнув, долговязый выпустил нож, но я не отпустил его. Схватив противника левой рукой за плечо и используя его как рычаг, я изо всех сил швырнул мордоворота вперед. Долговязый, как я и рассчитывал, повалился на своих товарищей и сбил их с ног. Не давая им возможности подняться еще раз, я добил их двумя прицельными ударами. Затем я повернулся, подошел к долговязому и рывком поднял его на ноги. Мордоворот постанывал, но уже не пытался нападать на меня. Наверное, ему просто не нравилось драться с вывихнутым пальцем.

— Прекратите, Крейвен! — выдохнул он.

— Хорошо. Так, значит, вам известно, почему я здесь?

Мордоворот вздрогнул, как от удара. В его глазах появился страх.

— Что вам нужно? — простонал он. — Я лишь выполнял приказ. Ничего личного, Крейвен. Он заставил меня. Он нас всех заставляет выполнять его приказы. Если мы не будем подчиняться ему, он нас убьет!

— Ты еще не догадался, что я с тобой сделаю, если вы не скажете мне, где Баннерманн? — угрожающе прошипел я. — Говори, парень! Я знаю, что вы привезли его сюда!

Очень странно, но в тот самый момент, когда я упомянул имя Баннерманна, долговязый перестал дрожать. Его лицо приняло странное выражение, будто он ждал чего-то. Я не мог сказать, чего именно.

— Баннерманн? — переспросил он.

Кивнув, я с силой толкнул его, и он, ударившись об стену, обмяк.

— Говори же! — прошипел я и поднес кулак к лицу парня. — Я его и сам найду, но клянусь тебе, что одним вывихнутым пальцем ты не отделаешься!

— Ну-ну, Роберт Крейвен, — послышался чей-то голос за моей спиной. — Ты меня разочаровываешь. Угрожать насилием человеку, который слабее тебя? Это не в твоем стиле.

На мгновение я замер на месте. Потом отпустил долговязого, оглянулся — и вскрикнул!

Передо мной стояло чудовище — существо с узким лицом, огромными рыбьими глазами и жабрами на шее. Его голос лишь отдаленно напоминал голос человека, а руки с перепонками и серебристо-зеленая чешуя на лице даже в мрачном свете подвала блестели, как отборные изумруды. Я хотел что-то сказать, но не сумел выдавить из себя и звука. В конце концов, не каждый день нам доводится встречаться с живым божеством.


Медленно, ярд за ярдом, «Наутилус» продвигался по тоннелю. Корабль окружали древние скалы, которые никогда не видели солнечного света. Их острые выступы, казалось, с жадностью ожидали того мгновения, когда они соприкоснутся с корпусом «Наутилуса», чтобы разорвать его и искорежить. Время от времени в свете прожекторов появлялись какие-то подводные склизкие существа, но они исчезали еще до того, как кто-либо успевал их рассмотреть.

Хотя температура в салоне была низкой, Немо обливался потом. Он знал, что это странное путешествие длилось не больше получаса, но у него было такое ощущение, будто он сидит за пультом управления кораблем уже несколько недель. Его нервы были напряжены до предела, а мышцы сводило судорогой. Капитан воспаленными глазами смотрел на круглый экран размером с тарелку, на который передавалось изображение тоннеля с точки обзора, расположенной на носу «Наутилуса». В лодке было два независимых друг от друга пульта управления, один из которых находился наверху в рубке «Наутилуса», а второй — здесь, в салоне.

Пальцы Немо порхали над рубильниками и рычагами. Он вел корабль невероятно осторожно, как никогда в своей жизни. Мучительное осознание того, что мельчайшей ошибки, самой крошечной оплошности, одного-единственного неправильного поворота руля будет достаточно, чтобы погубить корабль, терзало его душу. Черная вода вокруг «Наутилуса» казалась неподвижной, однако, судя по показаниям приборов, течение в подводном тоннеле было очень сильным. Одна промашка — и водные силы разобьют корабль о скалы.

Путешествие продолжалось. Прошел час, затем еще один, но конца этого странного тоннеля не было видно. Немо по-прежнему был напряжен и волновался, как будто впервые управлял этим необыкновенным кораблем. Он даже не заметил, как в задней части салона открылась дверь и чья-то огромная фигура, проскользнув внутрь, спряталась за портьерой.


— Меня зовут Дагон. — Тонкая улыбка скользнула по бесцветным губам существа. — Я знал, что ты придешь, Роберт Крейвен. Я понял это в тот самый момент, когда услышал твое имя. Я ждал тебя.

Я не ответил. Вид человека-рыбы поразил меня до глубины души.

Рассмеявшись, Дагон поднял руку и дал отмашку долговязому.

— Разоружи его.

Мордоворот вырвал у меня кинжал и нанес мне такой удар, что я пошатнулся. Дагон раздраженно посмотрел на него и приказал:

— Прекрати.

— Вот уж удивительно, — пробормотал я. — Темный бог, который вежливо обращается с пленниками.

Ко мне постепенно возвращалось чувство юмора.

Дагон улыбнулся.

— Потеряв одного стоящего человека, я пришел к выводу, что таких, как ты, нужно либо убивать, либо делать своими друзьями, — ответил он. — Я предпочел бы второй вариант.

— Да ты обезумел! — вспылил я. — Ты…

— Почему бы тебе сначала не выслушать меня, прежде чем делать какие-либо заявления, Роберт Крейвен? — перебил меня Дагон. — Не исключено, что тебя заинтересует мое предложение.

Повернувшись, он махнул рукой, приказывая мне следовать за ним, и направился к двери, через которую я зашел в эту комнату. Внезапно я понял, что он, должно быть, следил за мной.

Мордоворот с мозгом размером с грецкий орех начал подавать признаки жизни, когда я переступил через него. Застонав, он поднял голову и уставился на меня затуманенными алкоголем глазами. Когда он пробормотал пару невнятных слов, я заметил, что Дагон с отвращением поморщился.

— Странные вы, люди, существа, — произнес он, с презрением наблюдая за лежащим мордоворотом. — С одной стороны, вы способны на поразительные вещи, а с другой, ведете себя хуже животных.

Я предпочел промолчать, так как возразить ему было нечего. Покачав головой, Дагон продолжил путь.

Мы вошли в подвал. Теперь он уже не был пуст. Перед алтарем на коленях стояли с полдюжины человек, и, еще до того как Дагон открыл дверь, я услышал странные переливы их голосов: они тщательно проговаривали какую-то языческую молитву. Ни один из них не поднял головы, когда Дагон, долговязый и я спустились по лестнице. У меня было явственное ощущение того, что по комнате проходят волны страха. Кем бы ни был Дагон для этих людей, милостивым божеством его никак нельзя было назвать.

Остановившись у подножия лестницы, Дагон указал рукой на кучу хлама, в которой я спрятал акваланг.

— Возьми свой прибор для дыхания, — сказал он. — Он потребуется тебе там, куда мы пойдем.

Я нерешительно взглянул на пятиугольную дыру за алтарем. Мысль о том, чтобы во второй раз спускаться в это отвратительное место, наполняла меня ужасом. Но ситуация, в которой я находился сейчас, вряд ли позволяла мне высказывать какие-либо возражения. Я послушно надел акваланг, прикрутил шлем, оставив загубник на месте: баллон был наполовину пуст, так что следовало помнить об экономии.

Дагон с любопытством наблюдал за мной и, когда я оделся, осторожно протянул руку, прикоснувшись кончиками пальцев к рифленому металлу шлема.

— Потрясающе, — произнес он. — Не могу не выразить вам своего уважения, Роберт Крейвен. Изобретательный вы народ.

Я с удовольствием продемонстрировал бы ему свою изобретательность, но долговязый стоял в шаге от меня и ожидал только повода, чтобы всадить мне в спину нож. Так что я ограничился злобным взглядом, который Дагон, скорее всего, даже не заметил за моим водолазным шлемом.

— Но вы идете по неверному пути, — продолжило морское божество. — Поверь мне, Роберт Крейвен. Техника — это лишь подпорки. Можно создавать поразительные вещи, но в конечном счете оказаться на тупиковом пути развития. — Вздохнув, он смерил меня сочувственным взглядом и кивнул в сторону тоннеля: — Пойдем.

Я не сдвинулся с места.

— Куда ты ведешь меня? — спросил я.

— В место, где ты все поймешь гораздо лучше, — таинственно произнес Дагон. — Там ты встретишься со своим другом.

— С Баннерманном? — вырвалось у меня. — Он что, внизу? Он жив?

— Ну конечно, — ответил Дагон и язвительно добавил: — Вижу ты понимаешь еще меньше, чем я думал. Я не враг тебе. Я не враг ни тебе, ни твоему народу.

Бросив на него еще один злобный взгляд, я молча обошел алтарь и прыгнул в тоннель. К несчастью, я забыл о том, насколько там холодная вода. От шока у меня на мгновение перехватило дыхание. Я поспешно сунул загубник в рот, открыл вентиль и пару раз глубоко вдохнул. Сразу за мной в воду вошел Дагон — естественно, изящнее и легче, чем я. Он погрузился намного глубже и жестом приказал мне следовать за ним. Внезапно, когда Дагон повернулся ко мне спиной и поплыл, у меня в голове мелькнула шальная мысль о том, чтобы напасть на него. Но эта идея удержалась в моем сознании лишь на секунду. Если мне и на суше вряд ли удалось бы оказать ему сопротивление, то здесь, в своей стихии, он победит меня быстрее, чем я успею досчитать до трех.

Пока мы плыли по подводному тоннелю, я пытался следить за ударами своего сердца, чтобы хотя бы приблизительно знать, сколько времени у меня осталось до того, как закончится воздух. К моему удивлению, я успел насчитать лишь четыреста ударов — а значит, учитывая мое физическое напряжение, прошло около пяти минут после того, как мы выплыли из пещеры в открытые воды озера. Если на дорогу сюда мне потребовалось десять минут, то воздуха у меня оставалось еще минут на пятнадцать. Это при условии, что Дагон не вздумает перевести меня в такое состояние, когда человек уже не нуждается в воздухе…

Как бы то ни было, в этот момент он, похоже, не собирался отдавать меня на съедение шогготам. Проплыв рядом со мной, он коснулся моего плеча и указал в глубину, на мерцающее зеленым светом дно озера. Я кивнул. Признаться, я был бы удивлен, если бы Дагон выбрал иную цель нашего путешествия, нежели затонувший город.

По мере того как мы погружались, давление воды становилось все ощутимее: в ушах неприятно шумело, а невидимое кольцо постепенно сжимало грудь. Но когда мы приблизились к подводному городу, я уже не обращал внимания на такие «мелочи». Зрелище было просто фантастическим. То, что вначале я принял за руины, при ближайшем рассмотрении оказалось огромным, большей частью сохранившимся городом, вид которого вызвал у меня ассоциации с Атлантидой и Лемурией. Я даже позабыл о нависшей надо мной угрозе.

По размерам этот город был такой же, как большая деревня. Он был построен по принципам архитектуры, сталкиваться с которыми мне никогда раньше не приходилось. Но самым удивительным было то, что, несмотря на чуждые пропорции и необычные линии, архитектура зданий вполне соответствовала человеческой и не была архитектурой ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. Чуть позже я заметил, что размеры окон и дверей были рассчитаны на людей. Здесь были огромные кубические сооружения, выстроившиеся вдоль прямых улиц и иногда украшенные острыми башенками. Были в этом городе и пирамиды, и полусферы, и изящные, напоминающие морские раковины здания, соединенные друг с другом элегантными мостиками без перил. Мы проплыли над фантастическим парком подводных растений, над кварталом маленьких зданий в форме полусфер без окон и дверей, оставив за спиной поросшие водорослями колонны и огромные террасы.

А затем мы проплыли над расселиной.

Признаться, я не смог подобрать более подходящего слова для того, чтобы описать эту дыру, черневшую на дне. Оттуда било ледяное течение, заставившее меня вздрогнуть. Когда я заглянул внутрь, мне показалось, что там копошится масса каких-то черных существ, напоминавших странных головастиков. Неуклюже двигаясь, они пытались подняться повыше, но что-то засасывало их обратно вниз. Расселина была огромной. Мне показалось, что ее диаметр составлял по меньшей мере двести ярдов, а о глубине и думать было страшно. Я с облегчением вздохнул, когда мы переплыли ее и под нами вновь показалось дно озера.

Внезапно Дагон указал на каменную пирамиду в ста ярдах под нами и принялся быстро погружаться вниз. Я поплыл за человеком-рыбой, хотя он даже не удосужился оглянуться и удостовериться в том, что пленник следует за ним. Вероятно, он знал, что попытка бегства не имела смысла, так как мой запас воздуха был слишком мал, чтобы тратить его на столь бесперспективную затею. Возможно, воздух мне еще очень понадобится.

Когда мы подплыли поближе, я разглядел пирамиду более тщательно. В отличие от известных мне пирамид, у этой было пять граней, что создавало удивительный оптический эффект. Массивные ворота, к которым направился Дагон, тоже были пятиугольными и производили впечатление неудавшихся пчелиных сот. Возможно, проводить измерения здесь, под водой, было не так-то просто. Когда мы вошли в пирамиду, там было темно, и некоторое время я видел лишь очертания силуэта Дагона. Затем где-то впереди зажегся голубовато-зеленый огонек. Уже через несколько мгновений я сумел разглядеть большой пятиугольный зал, стены которого покрывали зеленые светящиеся водоросли.

Дагон вытянул руку вверх, ловким движением оттолкнулся от пола и быстро поднялся. Я хотел последовать за ним, но в этот момент заметил какое-то движение рядом. Повернувшись, я увидел одну из самых красивых девушек, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться.

Ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Стройная, почти хрупкая, она обладала просто изумительной фигурой. Я целиком и полностью смог это оценить, так как за исключением черных волос, облаком развевавшихся вокруг головы, ее тело ничем не было прикрыто. Грациозно взмахнув руками, она проплыла чуть вперед и уставилась на меня с таким же любопытством, как и я на нее. Внезапно я понял, что это та самая девушка, которую я видел, когда был рядом с этим подводным городом. А когда я заглянул ей в глаза, понял еще кое-что, так как эти глаза были мне знакомы.

Они были точно такие же, как и у ее матери.

Эту девушку звали Дженнифер Борден. Она была дочерью Северал.


«Наутилус» остановился. Его двигатели по-прежнему работали, и слышался глухой, наполнявший стальное тело корабля стук, ритмичный, словно пульс. Но усилий двигателей сейчас хватало лишь на то, чтобы бороться с подводными течениями и удерживать подводную лодку в нескольких ярдах над дном тоннеля.

Глаза Немо покраснели от напряжения. Он чувствовал себя уставшим и измотанным, как никогда в жизни. Больше всего на свете ему сейчас хотелось спать, но капитан понимал, что пройдет еще очень много часов, прежде чем он позволит себе отдохнуть. Его взгляд был прикован к крошечному пятну зеленого света, появившемуся на мерцающей поверхности экрана. Прожекторы корабля погасли, но зеленый свет в полумиле перед кораблем протягивал тонкие паучьи лапки в тоннель, а перед источником света двигались какие-то… существа.

Немо нервно облизнул губы. Возможно, впервые в жизни он действительно испытывал страх. А может, это был не страх. Капитан знал, насколько малы шансы. Да и к тому же он привык рисковать жизнью. Его пальцы нащупали маленький переключатель на пульте, и в другом, герметичном, помещении корабля зажегся экран приемника. Человек в комнате поднял голову и взглянул на потолок. Глаза у него были красными и воспаленными от лихорадки.

— Мы на месте, — сказал Немо дрожащим голосом. — Ты действительно хочешь это сделать?

Мужчина не ответил, но его молчание было достаточно красноречивым. Громко вздохнув, Немо на мгновение закрыл глаза и сжал руки в кулаки.

— Что ж, готовьтесь, — сказал он после паузы. — Надеюсь, тебе повезет, друг мой.

Он не стал дожидаться, когда из крошечного громкоговорителя донесется какой-либо ответ, и, расправив плечи, с сосредоточенным видом принялся переключать рычаги и тумблеры на пульте управления.

Глубоко под ним, в животе гигантской стальной рыбы, открылся шлюз. Давление воздуха в небольшой металлической камере повысилось, чтобы вода не хлынула в корабль. Двенадцать человек заученным движением закрыли заслонки шлемов.

Сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее «Наутилус» стал набирать скорость. Двигатели застучали, мощные винты на корме стали рассекать воду, взбивая ее в белую пену. По пути сюда «Наутилус» двигался так, как подкрадывается к добыче нетерпеливый зверь, большой, тихий и бесконечно осторожный, но с каждым движением Немо титанические силы корабля просыпались. После очередного прикосновения к тумблеру моторы стали шуметь еще громче, а в таинственном теле корабля включились новые фантастические приборы.

Когда корабль огромной черно-синей торпедой вылетел из расселины, это был уже не тот «Наутилус», который возил Немо и его команду по неизведанным глубинам морей. Теперь это была боевая машина, стальной монстр, созданный с одной-единственной целью… Разрушать!


Дагон дождался, пока я сниму свой акваланг и найду сухое место в наполненном воздухом помещении под крышей пирамиды, где можно было бы сесть. По лицу божества я видел, что его терпение подходит к концу.

— Где Баннерманн? — спросил я.

— В надежном месте, — отрезал Дагон. — Скоро ты его увидишь. Но сначала мне нужно узнать, до чего мы сможем договориться. Я понимаю, что ты не доверяешь мне, так как мои слуги пытались убить тебя.

— Ничего страшного, — великодушно произнес я. — Жизнь становится скучной, если никто на тебя не охотится, Дагон.

Дагон приподнял левую бровь — учитывая абсурдность его лица, вид у него получился довольно комичный — и оставил без внимания мое замечание.

— Выслушай меня и реши, на чьей стороне ты будешь. — Сделав шаг назад, он поднял руку и обвел ею комнату. — То, что ты видишь, — это остатки моего царства. Я много веков правил здесь своими подданными. Я никогда не покидал этого места, хотя у меня было достаточно сил для того, чтобы завоевать весь мир. Однако теперь я вынужден отказаться от своего уединенного образа жизни. Я искал тебя, Роберт Крейвен. Такой человек, как ты, нужен мне.

— Да? Как та девушка внизу? — Я указал на зеленоватую воду, наполнявшую треть помещения. — Или как все остальные, которых ты убил?

— Никто из них не умер! — рявкнул Дагон. — Но речь не об этом. Выслушай меня внимательно, Роберт Крейвен, и ты поймешь, какая опасность угрожает всем нам.

Сделав драматическую паузу, он обернулся и вновь широким жестом обвел вокруг себя.

— Когда я прибыл сюда пятнадцать тысяч лет назад, ваш народ был еще юным. Я был богом. Люди в этой стране молились мне. Они падали передо мной на колени и поклонялись мне. Они отдавали мне все, что я желал. — Внезапно его рот растянулся в грустной улыбке. — Роберт Крейвен, они построили этот город, чтобы умилостивить меня. Я мог бы стать властелином мира.

— И почему же ты не стал им? — шепотом спросил я.

— По причине, которая не чужда и вам, людям, — вздохнул Дагон. — Страх.

— Страх? — На этот раз я действительно удивился. — Перед кем?

— Перед созданиями, от которых я убегал, — ответил Дагон. — ТУЛЬСАДУУНЫ могущественны. И они ужасны в своем гневе. Я предал их, так как они хотели воспользоваться теми вратами, через которые пришел я. Врата провели меня не только сквозь пространство, но и сквозь время. ТУЛЬСАДУУНЫ остались в прошлом — во временах, простиравшихся более двух миллионов лет назад. Там остались не только они, но и их хозяева, ведь ТУЛЬСАДУУНЫ — лишь служители более могущественной силы. Из-за моего предательства этим существам пришлось вступить в битву, которой им хотелось избежать. Они проиграли битву…

— Но если они мертвы… — начал я, но Дагон яростным движением заставил меня замолчать.

— ТУЛЬСАДУУНЫ проиграли, но они не мертвы. То, что никогда не жило, умереть не может. Их погрузили в вечный сон и заперли в мрачной темнице между измерениями.

Я чуть не вскрикнул от ужаса. Внезапно я понял, о чем говорил Дагон. Я понял это слишком хорошо. Однако что-то во мне противилось принятию истины, поэтому я промолчал, хотя уже знал, о чем поведает Дагон.

— Это боги, темные боги, для которых человеческая жизнь проходит быстрее мгновения. Вот уже более двух миллионов лет они ждут того, чтобы заклятие было снято и чтобы они обрели свободу. Они и их слуги. Один из вашего рода, из рода людей, Роберт Крейвен, пробудил их дух, и тринадцать из темных богов сумели пройти сквозь трещины времени.

Теперь я ни секунды не сомневался в том, что моя догадка верна.

— Это были ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ, не так ли? — спросил я, и мой голос дрогнул.

— Да, так называете их вы, люди. А ТУЛЬСАДУУНЫ проснулись вместе с ними. Конечно, они лишь слуги ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, но не следует забывать, что слуги богов тоже боги. И они в тысячу раз хуже, чем ты можешь вообразить себе.

— И что же теперь будет? — охрипшим голосом спросил я.

— Я чувствую их приближение, Роберт Крейвен. Они пока далеко, ибо печати еще не сломаны и древнее проклятие удерживает их. Но что-то помогает им, какая-то сила, которую я не могу распознать и которая с каждой минутой становится все могущественнее.

Замолчав, Дагон пронзительно посмотрел на меня. Должно быть, на моем лице читались все мысли, так как он сразу понял, о чем я думаю.

— Твое беспокойство небезосновательно, Роберт Крейвен, — сказал Дагон. — Я никогда не был заинтересован в том, чтобы поработить этот мир. Не заинтересован я в этом и сейчас. Я уйду, уйду отсюда, взяв с собой лишь некоторых моих сторонников. Как видишь, я не враг вам.

Я подумал о женщине, которая потеряла свою дочь и убила собственного мужа, о Баннерманне и десятке морских пехотинцев, погибших в канализации Абердина, о Джеймсоне, умершем чудовищной смертью, о бесконечном количестве матерей, оплакивавших своих сыновей и дочерей в течение пятнадцати тысяч лет. И промолчал.

Дагон принял серьезный вид.

— Они скоро придут, Роберт Крейвен, — продолжил он, и я заметил, что теперь его голос звучал деловито и был холодным как лед. — Я мог бы уйти и предоставить вас и ваш мир судьбе. Но я решил предупредить людей, чтобы они могли подготовиться к опасности.

— Да уж, весьма великодушно с твоей стороны, Дагон, — зло бросил я. — Ну и, конечно же, при этом мы еще избавим тебя от опасных врагов, не так ли?

Дагон поморщился.

— Если бы у тебя был выбор, Роберт Крейвен, — раздраженно сказал он, — ты сразу бы понял, что я — меньшее из двух зол. Впрочем, выбора у тебя нет. Та неизвестная мне сила, о которой я говорил, уже начала поиск Семи Печатей. Если она доберется до них первой, то возможность помешать ТУЛЬСАДУУНАМ проникнуть в ваше время будет утрачена. И не думай, что вы сможете сражаться с ними, Роберт Крейвен. Не дай никому сломать печати, иначе ты потеряешь свой мир. Ты и твои дру…

Дагон не успел объяснить мне, что должны делать я и мои друзья, так как в эту секунду раздался такой рев, что содрогнулась вся пирамида. Послышался треск, и внезапно в крыше здания появились широкие трещины, из которых на нас водопадом хлынула вода.


Сердце Спирса билось медленно и с таким трудом, будто ему приходилось преодолевать невидимое сопротивление. Капитан чувствовал, как силы постепенно покидают его. Он устал. Такой усталости он не чувствовал еще никогда в жизни. За этой усталостью последует сон, после которого он никогда не проснется. Корабль под его ногами непрерывно сотрясался, а спина невыносимо болела. Спирс уже больше часа неподвижно стоял в салоне «Наутилуса», не решаясь пошевелиться. Он наблюдал за происходящим из-за неплотно задвинутой бархатной портьеры.

В салоне было полно людей, которые занимались чем-то, чего он не понимал. Корпус корабля все время дрожал. Время от времени слышались глухие удары по его бортам. За огромным иллюминатором появился неприятный зеленый свет, который с каждой минутой становился все ярче. Иногда Спирсу казалось, что к кораблю движутся какие-то огромные черные тени. Капитан понимал, что «Наутилус» вступил в бой. Однако он недоумевал, с кем можно сражаться на такой глубине. А еще он знал, что у него есть шанс. Независимо от исхода этой странной битвы.

И он воспользуется этим шансом очень скоро.

Его рука крепко сжала массивный разводной ключ.


Вода с чудовищной силой хлынула внутрь, и за долю секунды в комнате воцарился хаос из шума, белой пены и бушующих волн. Я успел заметить, как бурлящий поток отбросил Дагона в сторону, а потом вода добралась и до меня: я был сбит с ног и завертелся, как юла. Я видел, что ко мне приближается какая-то тень, затем почувствовал удар в спину, выдохнул весь кислород, который был у меня в легких, и на мгновение потерял сознание.

Вероятно, я инстинктивно задержал дыхание, так как пришел в себя от удушья. Комната по-прежнему была наполнена бурлящей водой, швырявшей мое тело из стороны в сторону, словно сухой осенний лист. Заметив у себя над головой серебристое пятиугольное пятно, я подплыл к нему, вынырнул на поверхность и глубоко вдохнул.

Меня окружала тьма. И только из глубины сюда доходил слабый свет зеленых водорослей. Подняв руку, я почувствовал под пальцами грубый камень и понял, что заточен в пузыре воздуха, сформировавшемся под вершиной пирамиды. Две-три минуты я бултыхался в воде, ожидая, пока дыхание успокоится. Вода вокруг меня продолжала пениться и бурлить, и время от времени все это огромное сооружение вздрагивало, как от ударов гигантских кулаков. Я не понимал, что произошло. По всей вероятности, это было подводное землетрясение, а может быть…

Может быть, Дагон ошибался и ТУЛЬСАДУУНЫ подобрались к нему ближе, чем он предполагал? Я отогнал от себя эту мысль. Прежде всего, решил я, мне необходимо выбраться отсюда. Пузырь воздуха был не очень большим, и, если стены выдержат эти непрерывные сотрясения, кислорода хватит лишь на несколько минут. Если я хочу выжить, то мне нужно найти акваланг.

Решительно набрав полные легкие воздуха, я нырнул и поплыл против бурлящего течения. Глаза, теперь уже не защищенные шлемом, сразу же начали болеть, да и видимость в слабом свете водорослей была плохой. К этому следует добавить, что все вокруг существенно изменилось. Часть стен была разрушена, так что сквозь проломы я мог наблюдать за озером и подводным городом. Вода принесла сюда ил и ошметки водорослей. Повсюду были видны следы разрушения. Вот только моего акваланга нигде не было.

Я оставался под водой сколько мог, но когда пламя в легких сделалось невыносимым, а перед глазами замерцали круги, я вынырнул на поверхность, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул — и нырнул снова. Увидев, как в зеленом мерцании блеснул металл, я бросился туда. Изо всех сил противясь сильному течению, я доплыл до пола пирамиды. Однако блеск металла исходил вовсе не от моего акваланга. Между разбитыми каменными плитами лежал амулет из чистого золота размером с детскую ладошку, выполненный в форме пятиконечной звезды. Если бы я не находился под водой, то наверняка вскрикнул бы от разочарования.

И все же я сомкнул пальцы на амулете и поднялся вместе с ним к пузырю воздуха. Возможно, это было лишь мое воображение, но в тот момент у меня появилось ощущение, что в воздухе стало меньше кислорода. Мне приходилось дышать глубже и медленнее, чтобы нормализовать дыхание. Здание еще раз вздрогнуло, и внезапно из стены, прямо перед моим лицом, с громким треском выскочил огромный камень. В проем с чудовищной силой хлынул поток бурлящей воды. Зная, какие разрушения может вызвать вода со столь сильным напором, я в отчаянии запрокинул голову, чтобы она не попала мне в лицо.

Сейчас я уже не сомневался, что это моя последняя попытка. Воздуха больше нет, и если я не найду акваланг, то выныривать будет просто некуда. Я плыл с таким ожесточением, будто сражался с противником. Вода невидимыми кулаками била по моему телу, пытаясь ударить меня об стену. Несмотря на то что меня бросало из стороны в сторону, я погружался все глубже, отчаянно всматриваясь в дно и панически пытаясь вспомнить, где же я оставил свой акваланг. Подо мной ничего не было, кроме обломков скальной породы и бурлящего ила.

Очень скоро мои силы истощились, давление в легких стало невыносимым, а боль внутри усилилась. Я со страхом осознал: еще несколько секунд — и мне придется открыть рот, чтобы вдохнуть смертоносную воду. И тогда…

Внезапно ко мне метнулась какая-то тень. Тонкие, но невероятно сильные руки схватили меня за плечи и оттащили в сторону. Я увидел серебристые вспышки и почувствовал во рту привкус горького каучука. В мои легкие хлынул поток роскошного прохладного воздуха.

Лишь через несколько секунд, когда я смог наконец прийти в себя, мои глаза встретились с рыбьими глазами Дагона. Я чувствовал себя слабым новорожденным. У меня даже не было сил поднять руки, когда он повесил мне на спину акваланг и закрепил ремни. Обморок отступал медленно.

— Все в порядке?

Прошло еще несколько мгновений, прежде чем я понял, что это голос Дагона и что это вообще голос. Конечно же, под водой можно говорить — почему бы и нет? — однако лишь немногие люди испытали на себе странные акустические эффекты, возникающие в подобных случаях. Кивнув, я нащупал под ногами пол, протянул руки к Дагону… и изо всех сил ударил его головой о скалу. Человек-рыба обмяк в моих руках, даже не попытавшись сопротивляться. Его голова беспомощно повисла, и из рваной раны на виске потекла кровь, окрашивая воду в розовый цвет.

Конечно же, он не был мертв. Любого нормального человека этот удар лишь оглушил бы, а Дагона никак нельзя было назвать человеком, тем более нормальным человеком. Уже через несколько мгновений он придет в себя и настроение у него будет хуже, чем у акулы, которую мучит зубная боль. Но если мне повезет, то этого времени будет достаточно. При условии, что я выберусь из подводного здания и начну двигаться наверх, у меня появится шанс.

Перевернувшись в воде, я вытянул руки и поспешно направился к пролому в стене.

Весь подводный город погрузился в хаос. Вокруг было полно поднявшегося со дна ила и земли. Вода бурлила, а многие сооружения, которые я видел по пути сюда, были разрушены. Темные фигуры, напоминавшие головастиков, суетливо метались туда-сюда, а когда я выбрался из здания и попытался подняться наверх, то за моей спиной что-то ярко вспыхнуло и очередное здание исчезло в водовороте пены. Взрывной волной меня отбросило в сторону, чуть не насадив на острый обломок колонны. Затем вода понесла меня вверх.

И тут я увидел «Наутилус».

Странным морским чудовищем парил над городом этот гигант из стали и стекла, сея повсюду смерть и разрушение. Корабль висел в сотне ярдов над огромным кратером, зияющим в дне озера. Его опоясывали электрические прожекторы, бросавшие тонкие лучи во всех направлениях.

Из корабля выплыла дюжина людей в массивных глубоководных костюмах, которые с гарпунами бросились в бой с головастиками. Еще одна группа начала погружаться в кратер. Люди Немо сжимали в руках какие-то большие приспособления, напоминавшие оружие. Вскоре они принялись стрелять в черные копошащиеся тела на дне расселины. На носу «Наутилуса» одна за другой следовали яркие вспышки, а затем из корабля по направлению к городу вылетели темные объекты.

Торпеды! Я слышал об этом оружии. Это дьявольское изобретение никогда не должно было появиться на земле. Сейчас я впервые в жизни видел их в действии, и, хотя они были направлены на бесчеловечных тварей, от этого зрелища у меня мурашки побежали по коже. Зло не становится добрее, если направлять его против зла.

Я отчаянно поплыл прямо к огромному черному корпусу «Наутилуса». На моих глазах подводное царство Дагона превращалось в хаос, но я старался не обращать на это внимания и настойчиво двигался к подводной лодке. И к детям Дагона. Когда я подобрался поближе, темные точки, атаковавшие «Наутилус» словно рой разозленных пчел, оказались огромными головастикообразными монстрами. Я видел, как большая группа людей Немо ожесточенно сражается с этими бестиями. Конечно, металлическая броня оберегала их от смертоносных укусов чудовищ, но количество черных шогготов казалось бесконечным.

И тут я увидел еще кое-что, и это заставило меня позабыть о битве.

Дженнифер.

От взрыва, разрушившего пирамиду, ее, вероятно, вынесло из здания. Будучи в сознании, она шевелилась, но ее движения, медленные и бесцельные, свидетельствовали о том, что девушка, скорее всего, была оглушена. Ее несло прямо на «Наутилус», к рою шогготов, которые окружали корабль. Я начал действовать не задумываясь. Уже через несколько гребков я оказался рядом с ней и схватил ее за талию. Вздрогнув, Дженнифер принялась ожесточенно отбиваться. Обезумев от страха, она даже не понимала, что я хочу спасти ее. Наверное, для меня это было не менее болезненным, чем для нее, но я все же решился, поднял руку и ударил ее в челюсть. Девушка обмякла в моих руках.

Еще раз бросив взгляд на «Наутилус» и странную борьбу, я повернулся, взял Дженнифер за обе руки и поплыл наверх, стараясь делать это как можно быстрее.


Корабль сотрясался. Корпус «Наутилуса» вибрировал от мощных ударов, а стук двигателей уже давно был заглушён завыванием сирен. В салоне распространилась едкая вонь, перед иллюминатором какие-то странные черные тени исполняли дьявольский танец. На пульте управления Немо мерцали ряды красных и желтых ламп, и в последние минуты их мигание стало намного интенсивнее. Спирс видел, что капитан пару раз допустил ошибку и не на шутку разволновался. Время от времени Немо приглушенно ругался на своем языке. Битва близилась к апогею.

Медленно, с предельной осторожностью Спирс поднял руку, отодвинул портьеру в сторону и вышел из своего укрытия. За последние двадцать минут он уже с десяток раз собирался реализовать свой план, но все время что-то происходило: либо кто-то входил, либо Немо поднимал голову, либо возникал еще какой-то риск, мешая кавторангу покинуть убежище.

И вот подходящий момент настал. Все те, кто суетился в салоне или совершал какие-то непонятные действия, ушли. Круглая металлическая пластина в другом конце комнаты закрылась, и Немо остался вдвоем с каким-то матросом. Спирс не сомневался в том, что такая ситуация вряд ли продлится долго, но ему и этого было достаточно.

Он беззвучно зашел за изогнутый пульт управления, поднял разводной ключ — и нанес удар матросу, стоявшему рядом с Немо. Инструмент обрушился тому на затылок, но затем ключ скользнул в сторону и, царапнув Немо по виску, ударил его в левое плечо. Вскрикнув, капитан «Наутилуса» выпал из кресла и скорчился на полу.

С победоносным криком Спирс снова занес свое оружие, но Немо среагировал быстрее, чем ожидал кавторанг. Он дернул ногой и толкнул кресло прямо под ноги Спирсу. Споткнувшись, Спирс замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но не смог этого сделать и вытянулся на полу. Разводной ключ выпал у него из руки и заскользил по металлическому полу. Однако безумие придало Спирсу сверхчеловеческие силы. Он вскочил на ноги, схватил ключ, размахнулся… и замер.

Салон уже не был пуст, хотя кавторанг мог поклясться, что дверь не открывалась. Тем не менее перед пультом управления стояли две фигуры. Фигуры, которые, казалось, только что сбежали из ночного кошмара!

Одна была ростом в два ярда, вторая — на две ладони выше. Невероятно широкие плечи делали их черные тела, обтянутые блестящими ремнями с маленькими медными пуговицами, непропорциональными. На месте рук у них были чудовищные трехпалые стальные лапы. Но самой ужасной была голова — большой металлический шар с единственным громадным глазом во все лицо. При этом у странных существ Спирс не заметил ни лица, ни каких-либо видимых органов чувств. Жуткие на вид фигуры были соединены двумя толстыми изогнутыми черными трубами со стеной.

Спирс в ужасе отскочил назад, оглянулся и поднял разводной ключ. Более высокое из существ сделало шаг по направлению к кавторангу и вытянуло вперед свои страшные руки.

— Прочь! — рявкнул Спирс. — Ни шагу дальше.

— Не надо тут дерьмо разводить, мальчик, — сказало странное существо. Голос у него был искаженный, свистящий. Не человеческий голос, а его неудачная имитация.

Вздрогнув, Спирс чуть отступил в сторону и резко остановился, увидев, что второе кошмарное существо повторило его движение и подняло руки. Остатки здравого смысла в этот момент испарились из головы Спирса.

— Прочь, дьяволы! — простонал он. — Прочь! Убирайтесь вон! Оставьте меня в покое!

— Ну перестань, хватит, — утробным голосом произнесло высокое существо. — Никто тебе плохого не сделает, честно. Не сходи с ума, иначе только хуже будет.

Здоровяк снова сделал шаг вперед. Несмотря на свою внешнюю неуклюжесть, двигался он настолько быстро, что Спирс не успел среагировать на его приближение. Трехпалая стальная лапа сомкнулась на запястье Спирса и нещадно сжалась. Спирс вскрикнул и, пытаясь вырваться, изо всех сил ударил разводным ключом по пульту управления Немо. Тяжелый инструмент обрушился на хрупкие приборы, разбив их вдребезги. Полетели искры. Что-то взорвалось, посыпался град острых осколков, и внезапно из пульта полыхнуло пламя, которое взвилось столбом до самого потолка салона.

Спирс, истерично вскрикнув, обмяк в руках великана, облаченного в глубоководный костюм. И в этот момент по всему «Наутилусу» прокатился стон. Где-то в глубине стальных внутренностей корабля послышался глухой взрыв, словно запоздалое эхо первого взрыва на пульте Немо. Медленно, очень медленно «Наутилус» стал крениться набок и опускаться все глубже и глубже…


В слабом свете предутренних сумерек селение казалось мрачным и неприветливым. Дома напоминали маленькие серые тени, которые знали о своем уродстве и стыдливо жались друг к другу. Улицы были пусты.

Конечно же, я понятия не имел, сколько людей живет в этих домах, но на улицах, примыкающих к небольшой рыночной площади, за последние полчаса — с тех пор как я устроился на вершине холма — не появилось ни души. Почему-то мне казалось, что за ослепшими стеклами домов вообще нет людей. Мне трудно было объяснить, откуда у меня эта уверенность, и еще труднее доказать свою правоту. Города и селения чем-то похожи на людей, и я всегда чувствовал, живы они или мертвы. Фирт-Лахлайн был мертв. Это селение было каменным трупом, не более того.

Я осторожно развел в стороны ветви куста, за которым прятался, встал на четвереньки и пополз вперед. Через какое-то время я решил подняться на ноги и, пригнувшись, поспешил туда, где оставил Северал и ее дочь.

Хотя меня долго не было, Северал за все это время, казалось, не шевелилась. Женщина сидела точно так же, как я ее оставил: согнувшись, словно несла на плечах невидимый груз. На коленях у нее лежала голова дочери. Северал держала правую руку у нее на лбу. Лицо девушки было бледным, как у мертвеца. Она дышала, но нужно было очень тщательно присмотреться, чтобы увидеть, как поднимается и опускается ее грудь.

Когда я опустился рядом с ней, Северал подняла голову. Она ничего не сказала, но я все прочитал по ее глазам.

— Не волнуйтесь, Северал, — сказал я. — Она поправится. Непременно поправится.

Эти слова мне самому показались насмешкой. С тех пор как я вынес девушку на сушу, она так и не пришла в себя. Я чувствовал, что силы покидают ее с каждым часом. Это чувство было столь же необоснованным, как и то, которое я испытывал, наблюдая за селением, но от этого оно было не менее сильным. Казалось, что я сижу рядом с костром, который постепенно угасает, но при этом ничего не могу сделать, ибо чувствую себя совершенно беспомощным.

— Мы… должны идти дальше. Вы правы, Северал. В Фирт-Лахлайне все спокойно.

— Они все у озера. Они не вернутся, пока не наступит вечер, — пробормотала Северал.

Ее голос звучал ровно и монотонно, будто она говорила во сне. Женщина взглянула на меня, но ее глаза были пусты. Прошло какое-то время, но она не сказала и трех фраз.

Кивнув, я встал и отвернулся. Я обещал этой женщине помочь, но единственное, что я сумел сделать, — это принести ей умирающую дочь.

— Нужно идти, — повторил я охрипшим голосом. Мысленно я пытался убедить себя, что все дело в напряжении прошедшего дня.

Северал неторопливо встала и осторожно взяла бесчувственное тело дочери на руки. Я хотел помочь ей, но женщина лишь резко помотала головой и одарила меня таким взглядом, что я решил больше не приближаться к Дженнифер.

Я пошел впереди, и вскоре мы, обойдя холм, добрались до узкой, почти не укрепленной дороги, ведущей к селению. Ветер ослабел, так что соленый запах моря теперь чувствовался не так сильно. Дорога шла под гору, и спуск был относительно легким, но все же этот переход в Фирт-Лахлайн показался мне бесконечным. У меня подгибались ноги, а тяжесть акваланга, который я по-прежнему нес на спине, неумолимо тянула меня к земле.

Собственно говоря, теперь мое снаряжение было бесполезно. Баллон с кислородом опустел, и последние пятьдесят футов до поверхности озера я поднимался, задержав дыхание. Наверное, правильнее было бы оставить аппарат на берегу, но что-то удерживало меня от этого. Возможно, этот акваланг еще потребуется Немо.

Когда мы дошли до первых домов селения, ветер полностью улегся. Но странная атмосфера, нависшая над Фирт-Лахлайном, стала еще сильнее. Селение было покинуто не только своими жителями. Его оставила сама жизнь.

Когда мы дошли до рыночной площади, Северал остановилась и качнула головой в сторону красивого двухэтажного дома, стоявшего на противоположной стороне. Дом нельзя было назвать роскошным, но среди жалких развалюх он казался бриллиантом в ящике с углем. Неприятное предчувствие, охватившее меня при подходе к этому дому, усиливалось с каждой секундой. Я ощущал пустоту, окружавшую меня, и это ощущение становилось все сильнее и сильнее. Одновременно мне казалось, что за мной следят. Более того, меня подслушивают. Серые слепые окна вокруг смотрели на меня демоническими очами. Вскоре я почувствовал озноб.

Мы пересекли площадь, вошли в дом и очутились в маленьком полуосвещенном коридоре.

Северал повернулась к лестнице.

— Я отнесу Дженнифер в ее комнату, — сказала она. — Подождите здесь, Роберт.

Я посмотрел сначала на нее, потом на неподвижную девушку в ее руках, но не решился во второй раз предлагать свою помощь. Подождав, пока женщина уйдет, я прошел по коридору и оказался в гостиной.

Гостиная была просторной. Сквозь приоткрытое окно на южной стороне в залитую утренним светом комнату врывался свежий воздух. Скромная обстановка была подобрана с большой любовью и вкусом. Находившийся у противоположной стены огромный открытый камин даже сейчас, когда огонь в нем угас, создавал ощущение мягкого уюта. Вернее, он способствовал бы атмосфере мягкого уюта, если бы перед ним не лежал труп.

Это зрелище выбило меня из колеи. Видит Бог, это был не первый мертвец, с которым я сталкивался в своей жизни. Нельзя даже сказать, что этот человек был убит каким-либо особо жестоким образом, так как на нем не было следов пыток. Он просто лежал лицом вниз, сжав руки на ковре, и со стороны казалось, будто человек просто спит. Несмотря на это, я не мог оторвать взгляд от застывшего тела. Это был муж Северал, которого она убила собственными руками. Я знал об этом. Северал рассказала мне обо всем. Но что-то во мне отказывалось верить ей.

Лишь услышав шаги и звук захлопнувшейся наверху двери, я понял, что несколько минут простоял на месте, глядя на мертвеца. Даже сейчас, когда оцепенение спало, мне было трудно повернуться и взглянуть на Северал. Должно быть, обуревавшие меня чувства отразились на моем лице, так как Северал нахмурилась и, чуть помедлив, спросила:

— Не хотите ли перекусить, Роберт?

— Перекусить? — Этот вопрос привел меня в еще большее замешательство, чем вид убитого. Эта женщина стояла перед трупом собственного мужа и спрашивала меня, «не хочу ли я перекусить»!

— Нет, благодарю… — запнувшись, сказал я.

Равнодушно кивнув, Северал прошла мимо меня и остановилась у окна. Ее лицо отражалось в стекле в несколько искаженном виде, но я сумел разглядеть, что оно было совершенно непроницаемым и холодным. Как камень.

— Как… Дженнифер? — осведомился я — просто для того, чтобы прервать это мучительное молчание.

— Спит.

Голос Северал был ровным и спокойным, но было в нем что-то такое, что заставило меня содрогнуться.

— Она умрет, Роберт, — внезапно сказала женщина.

— Глупости, — возразил я, — ваша дочь больна, но она выздоровеет, Северал…

— Она умрет, — перебила меня Северал. — Я знаю. Так будет лучше.

Я изумленно взглянул на нее.

— Что… что вы сказали?

— Так будет лучше, — повторила Северал.

Ее голос по-прежнему звучал спокойно, но когда она повернулась, я увидел, что ее лицо искажено гримасой.

— Девушка, которая лежит наверху, в комнате Дженнифер, — не моя дочь. Она только выглядит как моя дочь, она говорит ее голосом, но это не моя девочка. Не знаю, что демоны сделали с ней и почему, но это уже не Дженнифер.

Я хотел возразить, но только вздохнул и опустил глаза. Возможно, она была права. Я освободил Дженнифер из дворца Дагона, который находится на глубине в пять сотен ярдов под водой. Она дышала… водой! То, что Дагон сделал с ней, превосходило границы вообразимого, однако теперь Дженнифер, по всей вероятности, принадлежала больше к его расе, чем к нашей.

— Что вы будете делать? — спросила Северал, глядя на меня отсутствующим взглядом.

— Вы знаете, что я должен делать, — ответил я. — В этом особняке совершались человеческие жертвоприношения. Я положу конец этому безумию, обещаю вам.

Но Северал, конечно, имела в виду совсем другое, и я это понимал.

— Вы доложите властям. О преступлении, которое я совершила.

Я отвел глаза.

— Боюсь, я должен это сделать, — пробормотал я. — Но не волнуйтесь, к вам отнесутся с пониманием. Судьи смягчат приговор.

Это было ложью, и мы оба это знали. Английское правосудие, независимо от мотивов, не прощает убийства. Единственной милостью, на которую могла рассчитывать Северал, это заточение в сумасшедшем доме, где она проведет остаток своей жизни. Или казнь. Я не знал, что было бы хуже для несчастной женщины.

Однако я не стал говорить об этом. Перевесив вещи с правого плеча на левое, я кивнул на прощание и отправился на берег, где меня должна была ждать лодка, чтобы отвезти на «Наутилус». Когда я вышел из Фирт-Лахлайна, налетел ветер.

Внезапно мне стало холодно.

Очень холодно.

Загрузка...