Цикл оборотня (сборник рассказов и повестей)

КУСАЧИЕ ЗУБЫ

Рассматривая витрину, он словно вглядывался через грязное стекло в собственное детство – в те прекрасные годы от семи до четырнадцати, когда его восхищали такие вещи. Хоган нагнулся, не обращая внимания на завывание ветра снаружи и сухой стук песчинок о стекло. На витрине было полно всякой волшебной дряни, в основном корейского и тайваньского производства, но на мусор он не обращал внимания. Там были самые большие Кусачие Зубы, которые он когда-либо видел. Да еще с ножками – большими оранжевыми картонными ножками в белых пятнах. Действительно закачаешься.

Хоган взглянул на толстуху за прилавком. Она была в майке с надписью «НЕВАДА – СТРАНА ГОСПОДНЯ» (многие буквы скрывались в ложбинке между ее немыслимыми грудями) и джинсах, обтягивающих ее зад в полгектара. Она продавала пачку сигарет бледному подростку, длинные белесые волосы которого были стянуты на затылке в хвостик шнурком от кроссовок. Подросток с личиком неглупой лабораторной крысы расплачивался мелочью, старательно отсчитывая ее из потной ладони.

– Простите, мэм? – обратился Хоган.

Она бросила на него короткий взгляд, и тут открылась задняя дверь. Вошел худой мужчина, закрывавший рот и нос платком. Ворвавшийся следом ветер внес вихрь песчинок и принялся трясти красотку на календаре, кнопками прикрепленном к стене. Вошедший катил за собой тележку, на которой стояла одна поверх другой три проволочные клетки. На верху одной сидел тарантул. В двух нижних находились гремучие змеи. Они быстро сворачивались клубком и снова разворачивались, возбужденно постукивая своими кольцами.

– Закрой дверь, Скутер, ты что, в конюшне родился, – проворчала женщина за прилавком.

Он взглянул на нее красными, воспаленными от песка глазами:

– Подожди, женщина! Не видишь, у меня руки заняты? Глаза у тебя есть? Господи! – Он потянулся поверх тележки и захлопнул дверь. Песок, кружась, осыпался на пол, а он потащил тележку в подсобку, не переставая ворчать.

– Это последние? – спросила женщина.

– Все. Кроме Волка. – Он произносит «Во-ока». – Его я пристрою возле заправочных насосов.

– Ни в коме случае, – отрезала старуха. – Волк – наша звезда, если ты не забыл. Давай его сюда. По радио говорят, будет еще хуже, пока не станет лучше. Гораздо хуже.

– И кого ты думаешь обмануть? – Худой мужчина (муж, надо полагать), подбоченившись, смотрел на нее с какой-то усталой свирепостью, – Всего лишь паршивый миннесотский койот. Кто посмотрит, сразу разберется.

Ветер крепчал, постанывая в стропилах «Придорожного бакалейного и зоологического магазина Скутера», швыряя в окна пригоршни сухого песка. Действительно становилось хуже, и Хоган мог только надеяться, что сможет благополучно проехать. Он обещал Лите и Джеку вернуться домой к семи, максимум к восьми, а он был из тех, кто выполняет обещания.

– Займись им, – приказала громадина и раздраженно вернулась к подростку с крысиной мордочкой.

– Мэм? – снова спросил Хоган.

– Минуточку, сейчас, – недовольно сказала миссис Скутер. Она вела себя так, будто ее осаждала толпа покупателей, хотя, кроме Хогана и похожего на крысу мальчишки, в магазине никого не было.

– Десяти центов не хватает, паренек, – заметила она белобрысому, быстро окинув взглядом монеты на прилавке.

Мальчишка уставился на нее широко раскрытыми невинными глазами:

– Может, вы мне поверите в долг?

– Сомневаюсь, что папа римский курит «Мерит-100», но если бы и курил, я бы и ему не поверила.

Невинное выражение исчезло. Крысоподобный подросток какое-то время смотрел на нее с мрачным отвращением (что гораздо больше соответствовало его лицу, подумал Хоган), а потом принялся медленно рыться в карманах. «Убирайся отсюда, – сказал себе Хоган. – Ты никак не попадешь в Лос-Анджелес к восьми, если не будешь ехать, есть там буря или нет. Здесь такое место, где бывают только две скорости – медленная и нулевая. Заправился – и вон отсюда, выбирайся на шоссе, пока буря не разыгралась». Он готов бы уже последовать мудрому совету левого полушария, как вдруг снова взглянул на Кусачие Зубы в витрине, Кусачие Зубы на больших оранжевых картонных ножках. С белыми пятнышками! Убийственно. «Джеку они понравятся, – сказало правое полушарие. – И вправду, Билл, старина, если не Джеку, то тебе ведь они нравятся. Может, тебе где-то и попадутся Китовые Кусачие Зубы, чего не бывает, но такие, что ходят на больших оранжевых ножках? Вот тут уж я сомневаюсь».

Он прислушался к правому полушарию… и последовало все остальное. Мальчишка с косичкой все еще рылся в карманах; всякий раз, вынимая пустую руку, он делался все мрачнее. Хоган не любил курящих – его отец, выкуривавший по две пачки в день, умер от рака легких, – но он представил, сколько еще придется ждать.

– Эй! Пацан!

Подросток обернулся, и Хоган сунул ему двадцать пять центов.

– О! Спасибо, дядя!

– Не за что.

Парнишка завершил расчет с толстомясой миссис Скутер, сунул в один карман пачку, а в другой – пятнадцать центов сдачи. Он и не подумал вернуть сдачу Хогану, на что тот и не надеялся. Таких мальчиков и девочек в наше время уйма – они катятся, словно перекати-поле, по всем дорогам от океана до океана. Наверное, они были всегда, но Хогану нынешнее поколение казалось неприятным и слегка жутковатым, вроде гремучих змей, который Скутер сейчас принес в подсобку.

Змеи в убогих придорожных магазинчиках вроде этого не способны убить; яд у них сцеживают дважды в неделю и продают в больницы, чтобы делать лекарства. Это так же надежно, как алкаши, которые каждый вторник и четверг являются сдавать кровь. Но все равно змеи могут укусить, и очень больно, если подойти к ним слишком близко и разозлить. Такая же, подумал Хоган, и нынешняя шатающаяся по дорогам молодежь.

Миссис Скутер выплыла из-за прилавка; при этом слова у нее на майке колыхались вверх и вниз, вправо и влево.

– Вам чего? – спросила она. Тон ее был таким же агрессивным?

Запад славится своим гостеприимством, и за двадцать лет, что он торговал здесь, Хоган имел много случаев убедиться, что это репутация чаще всего не заслужена, но этой бабенке было присуще все очарование бруклинской продавщицы, которую за последние две недели побеспокоили целых три раза. Хоган считал, что такой сервис все больше становится столь же неотъемлемой принадлежностью Нового Запада, как и ошивающиеся вдоль дороги юнцы. Печально, но это так.

– Сколько это стоит? – спросил Хоган, указывая через давно не мытое стекло на то, что называлось «КИТОВЫЕ КУСАЧИЕ ЗУБЫ – ОНИ ХОДЯТ!» В витрине было полно новинок – китайские напальчники, жевательная резинка с перцем, нюхательный порошку доктора Уэкки, рентгеновские очки, пластиковая блевотина («О, как реалистично!»), всяческие жужжалки.

– Не знаю, – рявкнула миссис Скутер. – Где коробка, интересно?

Зубы единственные в витрине не имели упаковки, но они действительно были китовыми, думал Хоган, даже сверхкитовыми, раз в пять больше тех надувных зубов, которые так восхищали его в бытность мальчишкой в Мэне. Отрежь игрушечные ножки, и это будет похоже на челюсти какого-то библейского великана – клыки были, как огромные белые кирпичи, а резцы выпирали из невероятно красных пластмассовых десен, словно шесты для палатки. В одну из десен был вставлен ключик. Челюсти скреплялись толстой резиновой прокладкой.

Миссис Скутер сдула пыль с Кусачих Зубов, потом повернула их, пытаясь отыскать ценник на подошвах оранжевых ножек. Но не нашла.

– Не знаю, – холодно произнесла она, разглядывая Хогана так, будто это он украл ценник. – Только Скутер мог купить такое дерьмо. Они тут лежат, наверно, с Ноева потопа. Придется спросить его.

Хогану вдруг осточертела эта баба вместе с «Придорожным бакалейным и зоологическим магазином Скутера».

Кусачие Зубы были действительно на славу, и Джеку они, конечно, понравились бы, но он обещал – не позже восьми.

– Ладно, – махнул он рукой, – я просто…

– Эти зубы стоили вроде 15.95, можете мне поверить, – сказал Скутер у него за спиной. – Это не пластик – это металл покрашен в белый цвет. Они бы здорово кусали, если б работали… но она их уронила на пол в позапрошлом году, когда вытирала пыль, и они поломались.

– О-о, – разочарованно протянул Хоган, – жаль, конечно. Я никогда не видел таких, чтоб с ножками.

– Таких теперь полно, – продолжал Скутер. – Их продают в магазинах новинок в Лас-Вегасе и Драйг-Спрингсе. Но таких громадных я нигде не видел. Страшно было уморительно, как они шагали по полу, вроде как крокодил. Жаль, что старуха их уронила.

Скутер с укором посмотрел на ее, но она разглядывала тучи песка за окном. Выражение ее лица Хоган не смог понять – то ли печаль, то ли отвращение, то ли все сразу.

Скутер обернулся к Хогану:

– Если хотите: я вам могу отдать за три пятьдесят. Мы все равно избавляемся от игрушек. Хотим здесь устроить видеопрокат. – Он закрыло дверь подсобки. Платок теперь спал у него с лица на грязный перед рубашки. Лицо у него было изможденным и чересчур уж худым. Под пустынным загаром можно было разглядеть признаки серьезной болезни.

– Ну делай этого, Скутер! – резко повернулась к нему толстуха, чуть ли не наваливаясь на него.

– Дура, – ответил Скутер. – Смотреть на тебя не могу.

– Я тебе сказала отвести Волка.

– Майра, хочешь, чтоб он был здесь, в магазине, – поди приведи его сама. – Он замахнулся, и Хоган был удивлен – прямо поражен до глубины души, – когда она уступила. – Все равно это паршивый миннесотский койот. Слушай, друг, три доллара – и эти Кусачие Зубы твои. Добавь еще один и забирай майриного Во-ока придачу. А за пять я тебе уступлю весь этот вонючий магазин. Все равно он ни хрена не дает с тех пор, как построили новую магистраль.

Длинноволосый подросток стоял в дверях, срывая целлофановую верхушку с пачки сигарет и с интересом наблюдая за этой маленькой комической сценкой. Он переводил сверкающие серо-зеленые глазки со Скутера на его жену и обратно.

– Черт с тобой, – резко произнесла Майра, и Хоган понял, что она вот-вот разрыдается. – Не хочешь быть паинькой – придется мне самой. – Она прошли мимо, чуть не задев его своей грудью величиной с валун. Хоган подумал, что еще бы чуть-чуть – и маленький человечек вряд ли устоял бы на ногах.

– Слушайте, – сказал Хоган, – я, наверное, поеду.

– Ладно, – успокоил его Скутер. – Не обращай внимания на Майру. У меня рак, а она все на себе тянет, и не мое дело, какие там у нее сложности. Бери эти распроклятые зубы. Спорю, твоему пацану они понравятся. И вообще, там, наверно, просто зубчик немного съехал. Спорю, рукастый мужик может сделать так, чтобы они снова топали и хлопали.

Он глянул по сторонами с растерянным видом. Ветер тонко взвыл, когда мальчишка открыл дверь и выскользнул в нее. Он, видимо, решил, что представление закончилось. Мгновенно кучка мелкого песка намелась в проход между консервами и собачьим питанием.

– Я сам когда-то немного мастерил, – признался Скутер.

Хоган долго не отвечал. Он никак не мог сообразить, что же сказать. Он взглянул на Китовые Кусачие Зубы, стоявшие на замызганном исцарапанном прилавке, лихорадочно гадая, как бы нарушить молчание (теперь, когда Скутер стоял прямо перед ним, видно было, что глаза у того странно блестят и сильно расширены от боли и какого-то мощного наркотика… дарвона или, может быть, морфия), и произнес первое, что пришло в голосу:

– Смотрите, не похоже, что они поломаны.

Он взялся за Зубы. Они действительно были металлические (слишком тяжелы для любого другого материала), и когда он слегка разжал челюсти, то удивился, на какой мощной пружине они держаться. С такой пружиной, конечно, они могут не только клацать, но и ходить. Как сказал Скутер? «Они бы здорово кусали, если б работали». Хоган слегка оттянул резиновую ленту, затем пустил. Он внимательно рассматривал Зубы, чтобы не смотреть в темные, полные боли глаза Скутера. Он взялся за ключик и рискнул взглянуть на того. С удивлением он заметил слабую улыбку на лице этого изможденного человека.

– Вы не против? – спросил Хоган.

– Что ты, парень, давай.

Хоган улыбнулся и повернул ключ. Сначала все шло хорошо: послышались слабые щелчки, и он заметил, как взводиться пружина. Потом, на третьем обороте, раздался громкий треск внутри, и ключ безжизненно обвис в скважине.

– Видите?

– Да, – сказал Хоган. Он поставил Зубы обратно на прилавок. Там они неподвижно стояли на оранжевых ножках.

Скутер просунул толстый ноготь между сжатыми левыми коренными зубами. Челюсти разошлись. Одна оранжевая ножка приподнялась и задумчиво сделала полшага вперед. Затем Зубы остановились и завалились набок. Кусачие Зубы уперлись в заводной ключик, изображая кривую, бестелесную ухмылку. Через полминуты громадные челюсти медленно защелкнулись. И все.

Хоган, который никогда в жизни не испытывал предчувствий, вдруг ощутил абсолютно четкое видение – жуткое и неприятное одновременно. Пройдет год, этот человек уже восемь месяцев будет в могиле, и если кто-то выкопает его гроб и снимет крышу, то увидит точно такие же зубы, сверкающие на его высохшем мертвом лице, словно эмалированная дверца.

Он заглянул Скутеру в глаза, сверкающие, словно изумруды в тусклой оправе, и вдруг понял, что дело не в том, хочется ли ему убраться отсюда; убираться надо.

– Ладно, – сказал он (искренне надеясь, что Скутер не протянет руку для пожатия), – мне пора. Всего хорошего, сэр.

Скутер действительно протянул руку, но не для пожатия. Он обернул Кусачие Зубы резиновой лентой (Хоган не понял, зачем – они ведь не работали), поставил их на картонные ножки и подтолкнул через замызганный прилавок.

– Спасибо, – сказал он. – И возьми эти Зубы. Бесплатно.

– О-о… спасибо, но я не могу…

– Можешь, – отрезал Скутер. – Возьми, дашь своему пацану. Он их с удовольствием поставит себе на полку, хоть они и не работают. Я-то знаю мальчишек. Троих вырастил.

– Откуда вы знаете, что у меня сын? – вырвалось у Хогана.

Скутер оскабился. Эта ухмылка была исполнена ужаса и патетики одновременно.

– У тебя на лице написано, – сказал он. – Давай, бери.

Ветер усилился настолько, что стены дома застонали. Песок бился в окна, словно снежная крупа. Хоган взял Зубы за тонкие ножки, снова удивившись их тяжести.

– Вот, – Скутер протянул бумажный мешок, такой же помятый и сморщенный, как его лицо. – Положи их туда. Если положишь Зубы в карман, они там поломаются.

Он положил мешок на прилавок, как бы понимая, как не хочется Хогану прикасаться к собеседнику.

– Спасибо, – сказал Хоган. Он сунул Кусачие Зубы в мешок и скатал его. – И от Джека спасибо – это мой сын.

Скутер улыбнулся, обнажив ряд зубов, таких же железных (но отнюдь не таких больших), как те, что в мешке.

– Рад был помочь, мистер. Будьте осторожны, пока не кончится ветер. Когда спуститесь с гор, будет спокойнее ехать.

– Я знаю. – Хоган прочистил горло. – Еще раз спасибо. Надеюсь, вы скоро… гм… выздоровеете.

– Было бы неплохо, – спокойно произнес Скутер, – но вряд ли карты так выпадут, как по-вашему?

– Г-м. Ладно. – Хоган с отчаянием понял, что не знает, как расстаться. – Берегите себя.

Скутер кивнул:

– Вы тоже.

Хоган отступил к двери, распахнул ее и еле удержался на ногах – таким сильным был ветер, чуть не расплющивший его о стенку. Мелкий песок засыпал ему лицо, и он зажмурил глаза.

Закрыв за собой дверь, Хоган натянул ворот спортивной куртки на нос, спустился со ступенек и направился к своему «доджу»-фургону, который стоял возле заправки. Ветер трепал ему волосы, а песок стегал по щекам. Он собирался открыть дверь, когда кто-то тронул его за руку.

– Мистер! Эй, мистер!

Он обернулся. Это был белобрысый парнишка с бледным крысиным личиком. Одетый в майку и выцветшие джинсы, он ежился на ветру. Поодаль миссис Скутер тащила на цепи облезлого зверя к задней двери магазина. Волк-миннесотский койот походил на изголодавшегося щенка немецкой овчарки, притом из малорослого помета.

– В чем дело? – спросил Хоган, прекрасно зная, в чем.

– Вы меня не подвезете? – мальчишке на ветру приходилось кричать.

Хоган вообще-то никого не подвозил – после одного случая пять лет назад. Он подобрал девушку на окраине Тонопы. Стоявшая у обочины девушка походила на несчастное дитя с печальными глазами на плакатах Детского фонда, у которого мама и единственный друг погибли в одном и том же пожаре с неделю назад. Однако, когда она очутилась в машине, Хоган заметил позеленевшую кожу и сумасшедшие глаза наркоманки со стажем. Впрочем, было уже поздно. Она направила ему в лицо пистолет и потребовала бумажник. Пистолет был старый и ржавый, рукоятка его была обмотана изодранной изолентой. Хоган сомневался, заряжен ли он вообще и сможет ли выстрелить, но… у него были жена и ребенок в Лос-Анджелесе, да если бы он и был холост, стоило ли рисковать жизнью ради сто сорока долларов? Он так не думал даже тогда, когда только начал осваиваться на новой работе и сто сорок долларов значили для него гораздо больше, чем теперь. Он отдал девице бумажник. К тому времени рядом с его фургоном (тогда это был «форд-эконолайн», нее шедший ни в какое сравнение с нынешним «доджем» XRT), остановился грязный синий «Шевроле» с ее приятелем за рулем. Хоган попросил девицу оставить ему права и фотографию Литы и Джека. «Отсоси, дорогой», – сказала он и изо всей силы ударила его по лицу его же собственным бумажником, а потом выскочила и перебежала в синюю машину.

С голосующими лучше не связываться.

Но буря становилась все сильнее, а у мальчишки даже куртки не было. Что ему сказать? Отсоси, дорогой, заползи под камень со всеми прочими ящерками, пока ветер стихнет?

– Ладно, – произнес Хоган.

– Спасибо, отец! Большое спасибо!

Подросток подбежал к пассажирской двери, дернул ее, увидел, что она заперта, и остановился в ожидании, пока его впустят, втянув голову в плечи. Ветер парусом надувал майку у него на спине, обнажая худую прыщавую кожу.

Направляясь к водительской двери, Хоган оглянулся на «Придорожный бакалейный и зоологический магазин Скутера». Хозяин стоял у окна, наблюдая за ним. Он поднял руку в торжественном приветствии – ладонью наружу. Хоган помахал в ответ, вставил ключ в замок и повернул. Открыв водительскую дверь, отпустил фиксатор и жестом пригласил парнишку.

Тот сел и с трудом, двумя руками, закрыл дверь. Завывающий ветер слегка покачивал фургон.

– Ого! – прохрипел мальчишка и пятерней пригладил волосы (шнурок он потерял, и теперь волосы беспорядочно болтались по плечам). – Ну и буря! Что надо!

– Да, – сказал Хоган. Между двумя передними сиденьями был подлокотник – в инструкциях он называется капитанским мостиком, – и Хоган сунул бумажным мешок в одно из его отделений. Потом повернул ключ зажигания. Двигатель сразу же заработал с добродушным урчанием.

Мальчишка вертелся на сиденье, одобрительно разглядывая внутренность фургона. Там были постель (сейчас сложенная), маленькая печка на сжиженном газе, несколько багажный отделений, где Хоган держал коробки с образцами, и крохотный туалет в конце.

– Не слабо, отец! – воскликнул подросток. – Все удобства. – Он повернулся к Хогану. – Куда едем?

– Лос-Анджелес.

Юнец ухмыльнулся:

– Ну, класс! И я туда же! – Он достал только что купленную пачку «Мерит» и выщелкнул сигарету.

Хоган включил фары и выжал сцепление. Затем отвел рычаг передач назад и повернулся к мальчишке:

– Давай я тебе кое-что объясню, – сказал он.

Тот уставился на него широко открытыми невинными глазами:

– Конечно, чувак, – нет проблем.

– Во первых, я в принципе никого не подвожу. С этим уже были некоторые неприятности, так что у меня вроде как привычка. Я тебя довезу до подножия холмов Санта-Клары, и все. Там напротив автобусная остановка -Сэмми. Рядом с трассой. Там ты сойдешь. Понял?

– Понял. Годится. Заметано, – взгляд тех же широко открытых глаз.

– Во вторых, если ты действительно намерен курить, то выйдешь прямо сейчас. Это ты усек?

На какое-то мгновение Хоган заметил совсем другой взгляд парнишки (несмотря на столь краткое знакомство, Хоган искренне хотел бы верить, что их было только два) – пристальный, изучающий. И тут же тот принял невинный вид безобиднейшего существа. Он сунул сигареты за ухо и показал Хогану пустые руки. При этом Хоган заметил непрофессиональную татуировку на левом бицепсе: «ДЕФ ЛЕППАРД 4-КРАТНЫЙ».

– Никаких сигарет, – произнес юнец. – Все.

– Годится. Билл Хоган. – Он протянул руку.

– Брайан Адамс, – сказал мальчик, быстро пожимая руку Хогана.

Хоган снова выжал сцепление и начал потихоньку выезжать на дорогу N 46. При этом его взгляд упал на кассету, лежавшую на приборной доске. «Безрассудный» Брайана Адамса.

«Ну конечно, – подумал он. – Ты Брайан Адамс, а я, ясное дело, Дон Хенли. мы только что заехали в „Придорожный бакалейный и зоологический магазин Скутера“, чтобы запастись материалом для наших новых альбомов». Выезжая на трассу и пытаясь что-то рассмотреть в тучах пыли, он поймал себя на мысли, что не перестает думать о девице – той, с окраины Тонопы, которая ударила его по лицу его же бумажником перед тем, как убежать. Все это начинало ему крайне не нравиться.

Потом сильнейший порыв ветра чуть не отбросил машину вправо, и он сосредоточил все внимание на дороге.

Некоторое время они ехали молча. Когда Хоган скосил глаза вправо, он заметил, что парнишка откинулся с закрытыми глазами – то ли спит, то ли дремлет, то ли притворяется, чтобы не разговаривать. Это-то ладно: Хогану и самому не хотелось разговаривать. Во-первых, он не знал, о чем можно беседовать с мистером Брайаном Адамсом из Ниоткуда, США. Можно спорить, что юный мистер Адамс не имеет отношения к торговле этикетками со штрих-кодами, которой занимался Хоган. К тому же просто ехать по шоссе уже было достаточно трудной задачей.

Как и предупреждала миссис Скутер, буря усиливалась. Шоссе превратилось в туманный призрак, пересекавшийся через неравные промежутки бурыми ребрами песчаных наметов. Они носились, как бешенные, и Хогану приходилось ползти на скорости не выше сорока. А он этого не выносил. Кое-где, однако, песок более равномерно распределялся по асфальту, полностью закрывая его, и тут Хогану приходилось сбрасывать скорость до двадцати пяти километров в час и ориентироваться по расплывчатому отражению света фар от столбов по краям шоссе.

То и дело из бешено крутящегося песка навстречу выскакивала машина, словно доисторическое ископаемое с круглыми сверкающими глазами. Одна из них, старый «линкольн-IV» размером с крейсер, шла точно по середине шоссе N 46. Хоган отчаянно засигналил и принял вправо, ощущая трение песка о шины, чувствуя, как губы у него отделяются от зубов в беспомощном оскале. Когда он уже был уверен, что придется свернуть в кювет, «линкольн» резко вывернул, так что они еле-еле, но все же смогли разойтись. Он как будто бы слышал, как его бампер пронзительно скрежещет, зацепив задний бампер «линкольна», но, скорее всего, это ему лишь почудилось в диком завывании ветра. Он только успел заметить водителя – лысого старика, неподвижно сидящего за рулем и сосредоточено, чуть ли не маниакально вглядывающегося в круговерть песка. Хоган показал ему кулак, но старый чудак даже не обратил на него внимания. «Наверное, даже не заметил меня, – решил Хоган, – хотя мы едва не поцеловались».

Некоторое время ему казалось, что он вообще съехал с трассы. Песок ударял в правые колеса с большей силой, и чувствовалось, насколько неустойчиво держится фургон. Инстинкт подсказывал ему резко принять влево. Вместо этого он лишь прибавил газ и шел прямо, чувствуя, как пот заливает его последнюю приличную рубашку. Наконец шины перестали подсасывать, и фургон снова сделался управляемым. Хоган перевел дыхание.

– Классно водишь, отец.

Он так сосредоточился на дороге, что забыл о пассажире, и от удивления чуть было не вывернул резко влево, что могло бы причинить новые неприятности. Повернув голову, Хоган увидел, как белобрысый мальчишка наблюдает за ним. Его серо-зеленые глазки были необычайно оживлены, никакой сонливости в них не было.

– Просто повезло, – ответил Хоган. – Если бы пришлось ехать на одних левых колесах… но я знаю этот участок. Тут главное – добраться до Сэмми. как только спустимся, будет лучше.

При этом он промолчал о том, что сто с лишним километром туда им придется добираться часа три.

– Вы коммивояжер, да?

– Абсолютно точно.

Хоть бы мальчишка помолчал. Не мешал вести. Из туманной мглы впереди выплыли огни, словно желтые призраки. За ними проследовал «ирокез-Z» с калифорнийскими номерами. Фургон и «ирокез-Z» разошлись, как старушки в коридоре богадельни. Краем глаза Хоган заметил, что юнец вынул сигарету из-за уха и крутит ее в руках. Ну да, Брайан Адамс. Зачем он назвался таким именем? Как в старинном фильме, их тех, что крутят по телеку уже под утро, в черно-белом фильме, где бродячий торговец (его, конечно, играет Рей Милленд) подбирает опасного молодчика (в исполнении, скажем, Ника Адамса), только что сбежавшего из тюрьмы в Габбсе, или Боббсе, или как там…

– Что ты продаешь, чувак?

– Этикетки.

– Этикетки?

– Ну да. С нанесенным универсальным штрих-кодом. Вроде как марка с определенным количество черных черточек.

Мальчишка кивнул, что удивило Хогана:

– Ну да – их пропускают через фотоэлемент в универсаме, и на кассовом аппарате загорается цена, как по волшебству, так, что ли?

– Вот именно. Только никакого волшебства там нет, и фотоэлемента тоже. Там лазерное считывающее устройство. Их я тоже продаю. И большие, и портативные.

– Усек, чувачок. – В голосе юнца слышался слабый, но отчетливый сарказм.

– Брайан?

– Меня зовут Билл – не отец, не чувак и уж никак не чувачок.

Ему страстно захотелось вернуться назад, к Скутеру, и отказать этому щенку, когда тот просился в машину. Скутеры неплохие люди; они разрешили бы сопляку передать у них, пока не стихнет буря. Может, миссис Скутер даже дала бы ему пятерку, чтобы он посторожил тарантула, гремучих змей и Во-ока – потрясающегося миннесотсткого койота. Хогану все меньше нравились эти серовато-зеленые глаза. Он буквально ощущал, как они давили ему на лицо, словно камни.

– Ну да – Билл. Билл Этикеточный Чувак.

Билл не ответил. Юнец сплел пальцы и свел руки за головой, хрустнув костяшками пальцев.

– Ну, как говорила моя старуха, может, и немного, да жить можно. Так, что ли, Этикеточный Чувак?

Хоган что-то промычал и сосредоточился на дороге. Ощущение, что он совершил ошибку, переросло в уверенность. Когда он в тот раз подобрал девицу, Бог сподобил его отделаться от нее. «Пожалуйста, – молился он. -Еще разок, ладно, Господи? А еще лучше, если я ошибаюсь насчет пацаненка -может, это все из-за низкого давления, сильного ветра и имени, которое, в конце концов, довольно распространено».

Впереди показался громадный грузовик «мак» – серебристый бульдог над радиатором, казалось, всматривался в клубящуюся пыль. Хоган принял вправо, пока не почувствовал, как песок, наметенный у обочины, снова жадно вгрызается в шины. Громадный контейнер, который вез «мак», полностью заслонил вид слева от Хогана. Он полз сантиметрах в десяти от фургона, и, казалось, ему не было конца.

Когда он наконец исчез, белобрысый парнишка спросил:

– Ты, видно, не слабо башляешь, Билл, – такая тачка тянет штук на тридцать, не меньше. Так почему…

– Гораздо меньше, – Хоган не знал, ощущает ли «Брайан Адамс» ледяную нотку в его голосе, но сам ее хорошо ощущал. – Я вкалывал как проклятый.

– Все равно, голодный ты, конечно, не ходишь. Так почему бы тебе не бросить все это дерьмо и не вознестись в голубое небо?

Такой вопрос Хоган иногда задавал себе, отматывая бесконечные мили между Тимпом и Тусоном или Лас-Вегасом и Лос-Анджелесом, такой вопрос волей-неволей возникает, когда по радио не ловится ничего, кроме отрывочного синтетического попа или затертых старых пластинок, и ты уже прослушал последнюю кассету с текстом нынешнего бестселлера, а впереди ничего, кроме бесконечных оврагов и кустов во владениях Дяди Сэма.

Он мог бы сказать, что лучше понимает своих клиентов и их нужды, разъезжая там, где они живут и торгуют, и это было правдой, но не в том дело. Мог бы сказать, что таскать коробки с образцами, которые не умещаются под самолетным креслом, страшно утомительно, а сдав их в багаж, томительно ожидать, когда они появятся на другом конце ленты в аэропорту, – целое приключение (однажды коробка с пятью тысячами этикеток от «пепси» залетела в Хило на Гавайи, вместо Хиллсайда, штат Аризона). И это было правдой, но опять не в этом дело.

Дело было в том, что в 1982 году он летел самолетом местной линии «Гордость Запада», который разбился в горах в тридцати километрах севернее Рино. Шесть из девятнадцати пассажиров и оба члена экипажа погибли. У Хогана был поврежден позвоночник. Он провел четыре месяца в больнице и еще десять месяцев носил тяжелый корсет, который его жена Лита называла Железной леди. Говорят (неважно, кто), что, если тебя сбросила лошадь, надо снова вскочить на нее. Уильям И.Хоган сказал, что это все чушь, и с тех пор ни разу не садился в самолет – только летал в Нью-Йорк на похороны отца, истратив при этом две упаковки валиума.

Отбросив все эти мысли, он заметил про себя две вещи: после «мака» с прицепом дорога была свободна, а мальчишка все смотрел на него своими бегающими глазками, ожидая ответа на вопрос.

– Я однажды попал в катастрофу, – сказал он. – С тех пор я предпочитаю такой транспорт, где можно съехать на обочину, если откажет двигатель.

– Тебе, видно, крупно не везло, Билл-чувак, – произнес паренек. В его тоне слышалось деланное сочувствие. – А теперь, извини, тебе предстоит еще одна неприятность. – Раздался резкий металлический щелчок. Хоган повернул голову и почти не удивился, заметив, что юнец держит финский нож с широким сверкающим лезвием.

«Ох, дерьмо, – подумал Хоган. Теперь, когда оно пришло, предстало перед глазами, он не ощущал особой обиды. Только усталость. – Ох, дерьмо, всего за шестьсот километров от дома. Черт побери».

– Выметайся, Билл-чувак. Тихо и спокойно.

– Чего тебе надо?

– Если ты хочешь, чтобы я ответил, значит, ты еще глупее, чем я думал. – Легкая улыбка играла в уголках рта мальчишки. Самодельная татуировка извивалась на его руке. – Мне нужны твои бабки и, наверно, этот бордель на колесах – хотя бы на время. Но не беспокойся – тут не очень далеко автобусная остановка. Те, которые не захотят останавливаться, будут, конечно, глядеть на тебя, как на собачье дерьмо под ногами, и тебе придется малость помучиться, но в конце концов кто-то тебя подберет. Теперь выметывайся.

Хоган с удивлением обнаружил, что он не только устал, но и зол. Был ли он зол в тот раз, когда девица украла у него кошелек? Он уже не помнил. – Кончай это дерьмо, – сказал он, поворачиваясь к сопляку. – Я тебя взял, когда ты попросился, и при этом тебе не пришлось унижаться. Если бы не я, ты бы до сих пор глотал песок с поднятой рукой. Так что убери эту штуку, мы…

Мальчишка вдруг резко наклонился, и Хоган почувствовал жгучую боль в правой руке. Фургон дернулся, затем застыл, въехав в очередной намет песка.

– Выкидывайся, я сказал. Или ты пойдешь пешком, Этикеточный Чувак, или ляжешь в ближайшей канаве с перерезанным горлом и твоей лазерной машинкой на заднице. И знаешь, что еще? Я буду курить до самого Лос-Анджелеса и каждый бычок буду гасить о твою вонючую приборную доску. Хоган взглянул на свою руку и заметил диагональный разрез поперек кисти. Тут его снова охватила злость… но теперь это было настоящее бешенство, а усталость, если еще и была, то спряталась где-то очень глубоко. Он попытался вызвать в памяти лица Литы и Джека, чтобы загнать это чувство внутрь, пока оно еще не охватило его целиком и не побудило натворить глупостей, но образы получались какие-то смазанные. Перед ним встал очень четкий образ, но совсем не тот – образ девицы из Тонопы, девицы со злобным ртом под печальными глазами невинного ребенка, девицы, которая сказала ему: «Отсоси, дорогой» и ударила его же собственным бумажником.

Он надавил педаль сцепления, и фургон поехал быстрее. Стрелка спидометра зашла за пятьдесят.

Сопляк удивился, потом задумался, потом обозлился.

– Что ты делаешь? Я же сказал тебе – выметайся! Ты что, хочешь собирать свои кишки в канаве?

– Возможно, – ответил Хоган. Он продолжал давить на газ. Стрелка дрожала уже около отметки «70». Фургон преодолевал одну дюну за другой и трясся, словно больная собака. – Чего тебе надо, сосунок? Сломать шею? Мне для этого достаточно крутануть руль. Я привязался ремнем, а ты нет, как я заметил.

Серовато-зеленые глаза юнца теперь расширились, в них сверкнула смесь страха и злости. «Тебе же сказали выметаться, – говорили эти глаза. – Так и должно было быть, раз я выставил нож, – неужели ты не знаешь?»

– Ты не разобьешь машину, – произнес парнишка, но Хоган решил, что это он сам себя уговаривает.

– Почему бы и нет? – Хоган обернулся к юнцу. – В конце концов, я всегда смогу уйти, а фургон застрахован. Ты проиграл, жопа. Как по-твоему? – Ты, – начал мальчишка, но тут его глаза расширились, утратив всякий интерес к Хогану. – Берегись! – взвизгнул он.

Хоган бросил взгляд вперед и увидел, как из мглы надвигается четыре громадные белые фары. Это была цистерна, видимо, с бензином или пропаном. Сирена оглашала воздух, словно крик гигантского разозленного гуся: ГА! ГА! ГА-А-А!

Фургон съехал в сторону, пока Хоган вел переговоры с мальчишкой; теперь он перегораживал дорогу. Хоган резко рванул руль вправо, зная, что это ничего не даст – слишком поздно. Но и приближающийся грузовик двигался, пытаясь уйти вбок, как и Хоган, когда он расходился мс «линкольном». Две машины танцевали в тучах песка в опасной близости друг от друга. Хоган опять почувствовал, как правые шины вгрызаются в песок, и понял, что теперь, на скорости семьдесят километров в час, ему уже не удастся удержать фургон на асфальте. Когда громада цистерны проползла мимо (на ее борту была видна надпись: «КАРТЕР – ОРГАНИЧЕСКИЕ УДОБРЕНИЯ»), он почувствовал, что рулевое колесо перестало слушаться его и все больше тянет вправо. И краем глаза заметил, что юнец с ножом наклонился к нему. «Что с тобой, ты что, спятил? – хотелось ему заорать, но это был бы дурацкий вопрос, даже если бы было время его произнести. Ясное дело, сопляк спятил – стоило только всмотреться в эти серовато-зеленые глаза. Хоган сам спятил, впустив его в машину, но не в этом теперь дело; он столкнулся с ситуацией, из которой требовалось найти выход, и не мог позволить себе роскошь считать, будто все это происходит не с ним, даже на секунду, иначе завтра его найдут с перерезанным горлом и с пустыми глазницами, потому что глаза успеют выклевать ястребы. Это происходило на самом деле.

Юнец пытался всадить нож в шею Хогану, а машина раскачивалась, все сильнее увязая в засыпанной песком канаве. Хоган уклонился от ножа, выпустив руль из рук, и считал уже, что ему повезло, но тут почувствовал, как теплая кровь стекает по горлу. Нож расцарапал правую щеку от челюсти до виска. Он размахивал правой рукой, пытаясь перехватить запястье мальчишки, и тут левое колесо фургона наскочило на камень размером с телефонный автомат, и машину подбросило так высоко, как в кинотрюках, которые, несомненно, любил этот сопляк. Она продолжала двигаться в воздухе, вращая всеми четырьмя колесами, все еще со скоростью пятьдесят километров в час, и Хоган ощутил, как ремень безопасности больно врезался ему в грудь и живот. Как и в прошлой катастрофе в воздухе, Хоган не сознавал, что все это происходило на самом деле.

Мальчишку, который все еще держал в руке нож, подбросило верх. Голова его ударилась о крышу, когда верх и низ фургона поменялись местами. Хоган видел, как тот нелепо размахивает левой рукой, и с удивлением сообразил, что мальчишка все еще пытается ударить его. Он действительно гремучая змея, это была правда, но у него никто не отцеживал яд.

Тут фургон ударился о твердую землю пустыни, багажные полки сорвались, и юнец снова ударился головой о крышу, на сей раз гораздо сильнее. Нож выскользнул у него и руки. Шкафчики в задней части фургона раскрылись, папки с образцами и лазерные считывающие устройства рассыпались по полу. До Хогана донесся невообразимый визг – крыша «доджа» долго царапала каменистую землю на противоположном конце кювета, и он подумал: «Вот что происходит внутри консервной банки, когда ее открывают ножом».

Ветровое стекло провалилось внутрь, усеянное миллионами зигзагообразных трещин. Хоган закрыл глаза, прикрыл лицо руками, а фургон по прежнему катился, пока не разбилось боковое стекло со стороны водителя и не посыпались камешки и пыль и снова не задрался нос. Фургон покачался, будто собирался опрокинуться в сторону парнишки… и затих.

Хоган секунд пять сидел неподвижно, закрыв глаза, уперешись в подлокотники и чувствя себя так, как капитан Керк после атаки на Клингон в фильме «Взвод». Он отметил про себя, что на колени ему сыплется грязь, битое стекло и что-то еще, но не понимал, что именно. Он ощущал, что ветер наносит тучи пыли сквозь выбитые окна.

Потом его внимание привлекло что-то быстро движущееся. Эта была мешанина из белой кожи, бурой земли, ободранных пальцев и красной крови. Это был кулак, и он угодил Хогану прямо в нос. Боль была невыносимой и резкой – будто кто-то выстрелил из ракетницы прямо перед глазами. На мгновение все перед глазами расплылось в огромную белую вспышку. Не успел он опомниться, как пальцы юнца сжались у него на горле, так что невозможно стало дышать.

Мальчишка, мистер Брайан Адамс из Ниоткуда, США, перегнулся через широкий подлокотник между сиденьями. Кровь из дюжины ран на голове стекала у него по щекам, лбы и носу, словно индейская боевая окраска. Серо-зеленые глаза с безумной яростью уставились на Хогана.

– Посмотри, что ты наделал! – вопил сопляк. – Посмотри, сволочь, что ты сделал со мной!

Хоган попытался высвободиться и смог перевести дыхание, когда хватка мальчишки на мгновение ослабла, но, поскольку он по-прежнему был пристегнут ремнем, двинуться ему было некуда. Мгновение спустя руки мальчишки снова сошлись у него под подбородком, и на сей раз большие пальцы впились в дыхательное горло, отчего он стал задыхаться.

Хоган пытался высвободить свои руки, но пальцы юнца, жесткие, как прутья тюремной решетки, мешали ему. Он пытался отодвинуть его руки, но они не поддавались. Теперь был слышен другой ветер – высокий, ревущий звук в его собственном мозгу.

– Посмотри, что ты наделал, кретин! Я истекаю кровью! – донесся голос паренька, но откуда-то очень издалека.

«Он убивает меня, – подумал Хоган, и какой-то голосок ответил: „Конечно, отсоси, дорогой“.

Это вернуло его прежнюю злость. Он нащупал то, что у него было на коленях, кроме грязи и стекла. Это оказался бумажный мешок с каким-то объемистым предметом внутри – Хоган не помнил, каким. Зажав его в руке, он двинул мальчишку снизу в челюсть. Раздался глухой стук. Мальчишка завизжал от внезапной боли и, разжав пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в горло Хогана, отлетел назад.

Хоган судорожно вздохнул и вдруг услышал звук, похожий на свист закипающего чайника.

Это от меня такой звук? Господи, что это со мной?

Он еще раз перевел дыхание. В воздухе было полно пыли, он закашлялся, но все равно это было божественно. Он взглянул на свой кулак и увидел, что внутри мешка четко вырисовываются контуры Кусачих Зубов.

И вдруг ощутил, что они движутся.

В этом движении было нечто настолько человеческое, что Хоган вздрогнул и выронил мешок; это было все равно, что коснуться человеческой челюсти, которая вдруг затевает беседу с вашей рукой.

Мешок ударил парнишку по спине и свалился на покрытый ковром пол машины, пока «Брайан Адамс» с трудом поднимался на колени. Хоган слышал, как щелкнула резиновая лента… и раздались звуки, в которых безошибочно угадывалось клацанье сходящихся и расходящихся зубцов.

«Видимо, зубчик немного съехал, – говорил Скутер. – Рукастый мужик может сделать так, чтобы они снова топали и хлопали».

«А может, это сделалось от сильного удара, – подумал Хоган. – Если я останусь жив и еще раз проеду здесь, я обязательно расскажу Скутеру, что все, что нужно для того, чтобы завести пару поломанных Кусачих Зубов, -это перевернуть машину, а потом двинуть ими чокнутого пассажира, который хочет задушить тебя; так просто, что и ребенок поймет».

Зубы клацали и щелкали внутри порванного бумажного мешка, бока которого вздувались, будто трепещущее ампутированное легкое. Мальчишка отползал от мешка, даже не глядя на него, – полз в конец фургона, качая головой из стороны в сторону. Кровь мелким дождем стекала с его слипшихся волос.

Хоган сообразил, что зажат ремнем, и попытался расстегнуть его. Ничего не вышло. Квадрат в середине пряжки не сдвинулся ни на миллиметр, а лямки будто судорогой свело, и они по-прежнему врезались в слой жирка выше его талии и больно давили на грудь. Он стал ерзать в кресле, надеясь таким образом ослабить ремень. Кровь отлила у него от лица, щеки начали хлопать, как отклеившиеся обои, – и только. В ужасе он принялся брыкаться, но при этом повернул голову, чтобы проследить за парнишкой.

Ничего хорошего. В дальнем углу фургона он отыскал свой нож, заваленный кучей реклам и инструкций. Он схватил его, отбросил волосы с лиц а и взглянул на Хогана. Он ухмылялся, и в этой ухмылке было что-то такое, отчего мошонка у Хогана съежилась до размеров двух персиковых косточек.

«Ага, вот ты где! – говорила эта ухмылка. – На пару минут я вышел из строя – это было всерьез, но вот со мной все в порядке. Было небольшое отклонение от текста, но теперь мы будем опять строго следовать ему».

– Ты застрял, Этикеточный Чувак? – спросил юнец, стараясь перекричать рев ветра. – Ну да. У тебя заело ремень да? Класс.

Парнишка попробовал встать, но у него подкосились колени. Лицо его приняло удивленное выражение, которое в других обстоятельствах можно было бы счесть комичным. Он снова откинул с лица окровавленные волосы и пополз к Хогану, сжимая сделанную под кость рукоятку ножа левой рукой. С каждым сокращением его хилого бицепса показывалась татуировка «Деф Лаппард», напоминая Хогану, как менялись на ходу слова «НЕВАДА – СТРАНА ГОСПОДНЯ» на майке Майры.

Хоган, схватившись обеими руками за пряжку ремня, вцепился в захваты большими пальцами с не меньшей силой, чем мальчишка в его дыхательное горло. Никакой реакции. Ремень заморозило. Он снова обернулся к мальчишке. Тот дополз до складной постели и остановился, его лицо снова приняло комичное выражение крайней растерянности. Он смотрел прямо перед собой -видимо, на что-то на полу, и Хоган вдруг вспомнил о Китовых Кусачих Зубах. Они все еще клацали.

Вдруг Зубы вышли из раскрытого конца порванного бумажного мешка на своих смешных оранжевых ножках. Клыки, резцы и коренные зубы быстро сходились и расходились, производя звуки, подобные биению кусочка льда в шейкере. оранжевые, в крохотных белых пятнышках туфельки, казалось, шлепали по серому ковру. Хогану вспомнила Фред Астер с тросточкой под мышкой и с соломенной шляпой в вытянутой руке.

– О, дерьмо! – насмешливо произнес подросток. – Этим ты меня бил? Я убью тебя, Этикеточный Чувак, и тем принесу пользу миру.

«Ключ, – подумал Хоган. – Ключик сбоку, которым они заводятся… не вращается».

И вдруг его опять осенило: он точно понял, что сейчас произойдет. Мальчишка хотел их достать.

Зубы вдруг перестали идти и клацать. Они просто остановились на наклонном полу фургона, чуть-чуть разведя челюсти. Хотя у них не было глаз, они, казалось, с любопытством рассматривали молокососа.

– Кусачие Зубы, – удивленно произнес мистер Брайан Адамс из Ниоткуда, США. Он потянулся и обхватил их правой рукой точно так, как предвидел Хоган.

– Кусайте его! – закричал Хоган. – Откусите ему чертовы пальцы немедленно!

Голова сосунка отдернулась, в серовато-зеленых глазах застыло изумление. Он взглянул на Хогана с идиотским видом, а потом принялся хохотать. Смех его звучал на высоких тонах визгливо, в унисон с ветром, который завывал о всем фургоне и развевал шторы, словно призрак.

– Кусайте меня! Кусайте меня! Ку-у-у-сайте меня! – причитал юнец, будто это был самый страшный анекдот, который он слышал в жизни. – Эй, Этикеточный Чувак! А я-то думал, что это я ударился головой!

Он зажал рукоятку ножа в зубах и сунул указательный палец левой руки между Кусачими Зубами.

– …сайте-е-е! – кричал он с ножом во рту. Он хихикал и вертел пальцем между гигантскими челюстями. – Сайте-е-е!…вайте… сайте-е-е! Зубы не двигались. Оранжевые ножки тоже. Предчувствие Хогана улетучилось, как сон. Парнишка еще раз повертел пальцем между Кусачими Зубами, начал вытягивать его… и вдруг завопил во всю глотку:

– О, дерьмо! ДЕРЬМО! СВОЛОЧЬ!

У Хогана сердце чуть не выскочило из груди, а потом он понял, что, хотя юнец еще вопит, на самом деле он смеется. Смеется над ним, Зубы все это время оставались совершенно неподвижными.

Сопляк взял Зубы в руки, чтобы присмотреться к ним, а нож вынул изо рта. Он поводил длинным лезвием перед Зубами, словно учитель перед нерадивым учеником.

– Кусаться нельзя, – сказал он. – Это очень плохое повед…

Одна оранжевая ножка вдруг сделала шаг вперед на грязной ладони подростка. Тут же раскрылись челюсти. И прежде чем Хоган сообразил, что происходит, Кусачие Зубы сомкнулись на носу сопляка.

Тут уж Брайан Адамс завопил по-настоящему – от боли и неизбывного изумления. Он вцепился в Зубы правой рукой, пытаясь стащить их, но они вцепились в его нос так же крепко, как ремень вокруг Хогана. Кровь с обломками хрящей потекла красными струйками между клыками. Парень подался назад, и какое-то время Хоган видел только его дергающееся тело, мельтешащие локти и брыкающиеся ноги. Потом сверкнул нож.

Мальчишка снова завопил и уселся на пол. Длинные волосы как занавеской закрывали ему лицо; сцепленные зубы торчали, будто руль какого-то странного корабля. Ему как-то удалось просунуть лезвие ножа между Зубами и тем, что осталось от его носа.

– Убейте его! – хрипло выкрикнул Хоган. Он терял рассудок; где-то в глубине не осознавал, что теряет рассудок, но сейчас это не имело никакого значения. – Давайте, убейте его!

Парнишка издал долги, пронзительный, как пожарная сирена, вопль и повернул нож. Лезвие хрустнуло, но ему удалось немного развести челюсти. Они упали ему на колени. Вместе с частью носа.

Сопляк откинул назад волосы. Он скосил свои серовато-зеленые глаза, пытаясь видеть искромсанный обрубок посреди лица, рот исказился гримасой боли; вены на шее вздулись, как провода.

Мальчишка потянулся за Зубами. Они немного отбежали назад на своих карикатурных оранжевых ножках, они маршировали на месте, ухмыляясь юнцу, который сидел на корточках. Кровь хлестала ему на рубашку.

Мальчишка сказал то, что подтвердило убеждение Хогана в том, что он, Хоган, спятил – только в белой горячке можно произнести такое:

– Д-дай бне бмешок дозы, с-сукин с-сын!

Подросток снова потянулся за Зубами, но теперь они побежали из-под его руки вперед, между расставленными ногами, и тут донесся чавкающий звук – они захлопнулись на выступе в выцветших джинсах, чуть ниже того места, где кончается змейка.

Глаза у Брайана Адамса широко раскрылись. И рот. Он поднял руки на высоту плеч, широко разведя их, и какое-то время напоминал пародиста, который изображает, как Эл Джонсон поет «Мамми». Нож перелетел через его плечо и врезался в стенку фургона.

– Боже! Боже! Бо-о-о-о…

Оранжевые ножки топтались, будто исполняли шотландский танец. Розовые десны Китовых Кусачих Зубов в бешенном темпе сходились и расходились, будто произнося «да! да! да!», а потом забегали взад-вперед в том же темпе, словно говоря «нет! нет! нет!»

Когда начала рваться джинсовая ткань – и не только она, судя по звуку, Билл Хоган потерял сознание.

Он приходил в себя дважды. В первый раз, видимо, прошло немного времени, потому что буря еще завывала и было еще светло. Он стал оглядываться, но ощутил чудовищную боль в шее – конечно же, порез. И, наверное, не так уж плохо, как могло бы быть… или как еще будет завтра.

Он всегда загадывал не дальше завтрашнего дня.

Сопляк, – надо проверить, точно ли он мертв.

Не надо. Конечно, мертв. Иначе был бы мертв ты.

Тут донесся новый звук – размеренное клацанье Зубов.

Они идут за мной. С сопляком они покончили, но они еще голодные и идут за мной.

Он снова положил руки на пряжку ремня, но замок заело напрочь, а в руках уже не оставалось никакой силы.

Зубы медленно приближались – судя по звуку, они уже были у спинки сиденья, – и воспаленный рассудок Хогана начал сочинять стишок в ритме их беспрестанного чавканья: «Клац-чавк, клац-чавк! Мы – Зубы, топ-топ-топ! Мы идем, мы дудим, его съели, тебя съедим!»

Хоган закрыл глаза.

Клацающий звук исчез.

Хоган ждал, прошло томительно долгое время, прежде чем послышался щелчок, затем тихий звук рвущихся волокон. Пауза, снова щелчок, снова треск волокон. Пауза, снова щелчок, снова треск волокон.

Что происходит?

Третий раз щелкнуло, что-то порвалось, он почувствовал, как слегка дернулась спинка сиденья, и понял. Зубы добираются до него. Каким-то образом добираются до него.

Хоган вспомнил, как Зубы сошлись под змейкой на джинсах мальчишки, и приказал себе отключится. Песок, задуваемый сквозь выбитое стекло, хлестал его по щекам.

Щелк… хрясь. Щелк… хрясь. Щелк… хрясь.

Звуки раздавались совсем близко. Хоган не хотел туда смотреть, но не смог удержаться. Зубы подбирались к нему. И за правым бедром, там, где подушка сиденья переходила в спинку, он увидел широкую белую ухмылку. Она отвратительно медленно продвигалась вверх, на немыслимых оранжевых ножках, зацепив складку серого обивочного материала между резцами… потом челюсти разошлись, и складка конвульсивно подалась вперед.

Когда Зубы уперлись в карман брюк Хогана, он снова потерял сознание.

Когда он пришел в себя во второй раз, ветер утих и стало почти темно: воздух приобрел мрачный пурпурный оттенок, которого Хоган еще никогда не видел в пустыне. Кучки песка, которые виднелись через остатки разбитого окна, напоминали игривых детей привидений.

Сначала он ничего не мог вспомнить; последним что всплыло в памяти, было то, что он глянул на индикатор горючего, увидел, что в баке осталась только восьмая часть, а потом заметил вывеску у дороги: «ПРИДОРОЖНЫЙ БАКАЛЕЙНЫЙ И ЗООЛОГИЧЕСКИЙ МАГАЗИН СКУТЕРА – БЕНЗИН – ЗАКУСКИ – ХОЛОДНОЕ ПИВО – ЖИВЫЕ ГРЕМУЧИЕ ЗМЕИ!»

Он сообразил, что надо некоторое время придерживаться этой амнезии; на какой-то период подсознание должно иметь возможность не пускать опасные воспоминания. Но не вспомнить тоже опасно. Очень опасно. Потому что… Подул ветер. Песок ударял в плохо защищенный левы борт фургона. Звук очень напоминал (Зубы! Зубы! Зубы! ) Хрупкая амнезия рассеялась, отпустив потом воспоминаний, и Хоган весь похолодел. Он вздрогнул, припомнив звук (чавк! ) Кусачих Зубов, когда они приблизились к мошонке мальчишки, и рукой прикрыл свою собственную, бешено вращая глазами при виде удаляющихся Зубов.

На самом деле он их не видел, но удивился, с какой легкостью его плечи последовали за движением рук. Он взглянул на свои колени и медленно убрал руки с мошонки. Ремень безопасности больше не удерживал его. Его огрызки валялись на полу. Металлический язычок еще сидел в пряжке, но позади него был лишь оборванный кусочек красной ткани. Ремень не был обрезан – он был перекушен.

Он взглянул в зеркало заднего вида и увидел кое-что еще: задняя дверца фургона была распахнута, и только слабый отпечаток, по форме отдаленно напоминавший человека, остался на сером ковре там, где находился мальчишка. Мистер Брайан Адамс из Ниоткуда, США, исчез.

И Кусачие Зубы тоже.

Хоган медленно выбрался из фургона, словно у него был острый приступ радикулита. Он обнаружил, что если держать голову прямо, то вполне терпимо… но стоило ему забыть об этом и повернуть ее в любом направлении, как боль взрывалась в шее, плечах и верхней части спины. А о том, чтобы запрокинуть голову назад, даже подумать было страшно.

Он медленно дошагал до задней дверцы, слегка щупая рукой зазубренную поверхность с облезшей краской и прислушиваясь к хрусту стекла под ногами. Он боялся свернуть за угол. Он боялся, что увидит там юнца на корточках, с ножом в левой руке и с бессмысленной ухмылкой. Но он не мог стоять так до бесконечности, когда уже совсем стемнело, осторожно держа голову на израненной шее, как сосуд с нитроглицерином, и Хоган наконец решился. Никого. Парнишка действительно исчез. Хотя, быть может, только на первый взгляд.

Порыв ветра разметал волосы Хогана по исцарапанному лицу и вдруг успокоился. И тогда послышался резкий скрежет позади фургона. Он выглянул туда и увидел, как подошвы кроссовок подростка исчезают за насыпью канавы. Ноги кроссовок расходились под углом. На минуту они перестали двигаться, как будто то, что тащило тело юнца, немного передохнуло, а потом снова поползли рывками.

Перед мысленным взором Хогана внезапно с ужасной, невыносимой отчетливостью предстала картина: Китовые Кусачие Зубы на своих смешных оранжевых ножках стоят над краем канавы, в пурпурном свете, разлитом над этим пустынными просторами к западу от Лас-Вегаса. Их поступь заглушается копной длинных белокурых волос подростка.

Кусачие Зубы работали.

Кусачие Зубы утаскивали мистера Брайана Адамса в Никуда, США.

Хоган отвернулся и поплелся в другую сторону, бережно неся на плечах свою взрывоопасную голову. У него ушло пять минут на то, чтобы преодолеть кювет, и пятнадцать, чтобы уговорить водителя, но то и другое ему удалось. И за все это время он ни разу не обернулся.

Девять месяцев спустя, в ясный жаркий июньский день, Билл Хоган снова проезжал мимо «Придорожного бакалейного и зоологического магазина Скутера»… только он оказался переименованным. Теперь вывеска гласила: «У МАЙРЫ – БЕНЗИН – ХОЛОДНОЕ ПИВО – ВИДЕО». Под словами был нарисован волк -а может, просто Во-ок, – воющий на луну. Сам Во-ок, замечательный миннесотский койот, сидел в клетку в тени под верандой, нелепо расставив задние лапы и опершись мордой о передние. Он не пошевелился, когда Хоган вышел из машины заправиться. Никаких признаков тарантулов или гремучих змей не было.

– Привет, Во-ок, – сказал он, поднимаясь по ступенькам. Обитатель клетки перекатился на спину и высунул длиннющий красный язык, поглядывал на Хогана.

Внутри магазин выглядел просторнее и чище. Хоган подумал, что отчасти дело в том, что погода хорошая, но не только в этом: окна были вымыты, а это совсем другой коленкор. Стены вместо сухой штукатурки были отделаны сосновыми панелями, пахнущими свежей смолой. Возле двери в подсобку появился бар с пятью стульями. Прилавок с игрушками оставался, но там не было сигарет, жужжалок и нюхательного порошка доктора Уэкки.

Витрина была заставлена коробками с видеокассетами. Объявление, написанное от руки, гласило: «ФИЛЬМЫ КАТЕГОРИИ „Х“ В ПОДСОБКЕ – СТАРШЕ 18 ЛЕТ».

Женщина за кассой стояла вполоборота к Хогану, подсчитывала что-то на калькуляторе. Хоган решил было, что это дочь Скутеров – дополнение к трем мальчикам, которых Скутер, по его словам, воспитал. Тут она подняла голову, и Хоган увидел, что это миссис Скутер собственной персоной. Трудно было поверить, что это та самая женщина, чья слоновья грудь едва умещалась в майку с надписью «НЕВАДА – СТРАНА ГОСПОДНЯ», но так и было. Миссис Скутер потеряла самое малое килограммов двадцать пять и выкрасила волосы в ярко-каштановый цвет. Только морщины у глаз и по краям рта были те же.

– Заправились? – спросила она.

– Да. На пятнадцать долларов. – Он вручил ей двадцатку, и она бросила ее в кассу. – Много изменений с тех пор, как я тут был в последний раз.

– Да, много изменений после смерти Скутера, – согласилась она и достала пятерку сдачи. Вручая ее, она впервые взглянула на него и, поколебавшись, сказала:

– Скажите… вы не тот парень, который чуть не убился в ту бурю в прошлом году?

Он кивнул и протянул руку:

– Билл Хоган.

Она больше не колебалась: просто потянулась через прилавок и крепко пожала его руку. Видимо, смерть мужа повлияла на нее в лучшую сторону… а может, просто завершилась полоса изменений в ее жизни.

– Жаль вашего мужа. Он мне казался хорошим парнем.

– Скут? Да, был хороший, пока не заболел, – согласилась она. – А вы как? Выздоровели?

Хоган кивнул:

– Я шесть недель ходил с корсетом на шее – кстати, уже не в первый раз, но сейчас все в порядке.

Она смотрела на шрам.

– Он это сделал? Тот сопляк?

– Да.

– Вам крепко досталось.

– Да.

– Я слышала, что он пострадал в столкновении, заполз в пустыню и помер. – Она с хитрецой всматривалась в Хогана. – Это так?

Хоган слегка улыбнулся:

– Примерно так, надо полагать.

– Шериф сказал, что звери хорошо над ним поработали. Пустынные крысы, они, знаете ли, просто ужасные.

– Об этом я ничего не знаю.

– Шериф говорил, что собственная мать не могла опознать пацана. – Она положила руку на свою значительно уменьшившуюся грудь и открыто взглянула ему в глаза. – Помереть мне на месте, если вру.

Хоган громко рассмеялся. Теперь, когда прошло много месяцев после той бури, он все чаще делал это. Ему иногда казалось, что с того дня он вступил в несколько иные отношения с жизнью.

– Хорошо, что он вас не убил, – заявила миссис Скутер. – Еще чуть-чуть бы… Видно, вас Бог хранил.

– Точно, – согласился Хоган. Он взглянул на витрину с видеокассетами. – Я вижу, вы убрали игрушки.

– То паршивое старье? Ясное дело! Самое первое, что я сделала после… – Глаза у нее вдруг расширились. – Ой! Господи! У меня же одна ваша вещь! Если бы я забыла, пришел бы призрак Скутера и преследовал бы меня!

Хоган удивленно нахмурился, но женщина уже зашла за прилавок. Она встала на цыпочки и что-то достала с полки высоко над пачками печенья. Это были, как без всякого удивления заметил Хоган, Китовые Кусачие Зубы. Миссис Скутер положила их рядом с кассой.

Хоган смотрел на этот холодный оскал с глубоким убеждением, что он это уже видел. Вот они, самые большие в мире Кусачие Зубы на своих смешных оранжевых ножках, рядом с игрушечным Хитрым Джимом, холодные, как горный ветер, будто с ухмылкой говорят ему: «Привет! Ты нас не забыл? Мы-то ТЕБЯ, дружок, не забыли. Так-что».

– Я их нашла на крыльце на следующий день, как утихла буря, -пояснила миссис Скутер и засмеялась, – как старый Скут отдал их вам бесплатно и положил в дырявый мешок. Я хотела их выбросить, а он велел положить куда-нибудь на полку и отдать вам. Он сказал, что коммивояжер, который заехал раз, скорее всего появится снова… и вот вы тут.

– Да, – согласился Хоган, – вот я тут.

Он взял Зубы и сунул палец между слегка разведенными челюстями. Подушечкой пальцы провел по коренным зубам сзади, и ему вспомнились вопли мальчишки, мистера Брайана Адама из Ниоткуда, США, там, в фургоне: «Кусайте меня! Кусайте меня! Кусайте-е-е-е меня!»

Осталась ли сзади на Зубах легкая ржавчина от крови парня? Хогану показалось, что он что-то видит, но, может, это просто падала тень.

– Я их берегла, потому что Скутер сказал, что у вас есть мальчик.

– Да, – кивнул Хоган и подумал: «У мальчика пока что есть отец. И я знаю, почему. Интересно, шли ли они пешком на этих маленьких оранжевых ножках через пустыню потому, что это их дом… или потому, что они как-то знали то, что знал Скутер? Рано или поздно человек, живущий разъездами, обязательно возвращается туда, где был хоть раз, так же как убийцу тянет на место преступления?»

– Что ж, если они вам нужны, они ваши, – сказала она. Какой-то миг это звучало торжественно… а потом она рассмеялась. – Черт, я бы их, наверно, выбросила, если б не забыла. Конечно, они по-прежнему поломаны. Хоган повернул ключик, торчащий из челюсти. Он дважды провернулся с легким щелчком и безжизненно обвис в скважине. Сломаны. Разумеется, они были сломаны. И будут, пока сами считают нужным. Дело не в том, как они вернулись сюда, а зачем. Вопрос: что им нужно?

Он опять сунул палец в эту белую стальную ухмылку и прошептал:

– Кусайте меня – хотите?

Зубы только стояли на холодных оранжевых ножках и скалились.

– Похоже, они не разговаривают, – заметила миссис Скутер.

– Нет, – подтвердил Хоган и вдруг поймал себя на том, что думает о мальчишке. О мистере Брайане Адамсе из Ниоткуда, США. Сейчас полно таких мальчишек. И таких взрослых. Они, как перекати-поле, кишат вдоль дорог, всегда готовые забрать у вас бумажник, сказать: «Отсоси, дорогой» – и убежать. Можно не подвозить никого (он так и делал), можно поставить охранную систему в доме (и это он сделал, но все равно вокруг жестокий мир, где самолеты иногда падают с неба и сумасшедшие способны появиться где угодно, так что небольшая дополнительная страховка никогда не помешает. В конце концов у него есть жена. И сын.

Было бы неплохо, если бы у Джека на столе стояли Китовые Кусачие Зубы. На всякий случай. Просто на случай.

– Спасибо, что сохранили их, – сказал он, осторожно поднимая Кусачие Зубы за ножки. – Думаю, мой пацан будет в восторге, хоть они и поломаны.

– Спасибо скажите Скуту, не мне. Дать мешок? – Она ухмыльнулась. – У меня пластиковый, точно без дырок.

Хоган покачал головой и сунул Кусачие Зубы в карман куртки.

– Повезу их так, – сказал он и улыбнулся ей. – Так удобнее.

– Дело ваше. – Когда он направился к двери, она крикнула:

– Постойте! Я вам сделаю классный сэндвич из курицы с салатом!

– Не сомневаюсь, спасибо, – сказал Хоган. Он спустился по ступенькам и с минуту постоял на ярком солнце пустыни, весело улыбаясь. Он был весел – очень весел в эти дни. Он начинал думать, что так и надо жить – весело. Слева от него Во-ок – удивительный миннесотский койот – встал на ноги, просунул морду через прутья клетки и залаял. В кармане Хогана Кусачие Зубы щелкнули разок. Звук был негромкий, но Хоган его услышал… и почувствовал, что они движутся. Он похлопал по карману.

– Спокойно, ребята, – сказал он.

Он неторопливо зашагал по двору, уселся за руль нового «шевроле» и покатил в Лос-Анджелес. Он обещал Лите и Джеку быть дома к семи, самое позднее – к восьми, а он был их тех, кто выполняет обещания.