— Тебе нравится твой новый хозяин? — спросил Доктор старую лошадь, усаживаясь на траву.
— О да! Он хорошо ко мне относится. В этом году я работаю совсем мало. В плуг он впрягает лошадей помоложе. А я как бы на пенсии, помогаю ему изредка то там, то здесь. Вы же знаете — я очень стара, мне целых тридцать девять лет!
— В самом деле? — удивился Доктор. — Тебе совсем не дашь так много. Впрочем, действительно, тебе уже должно быть тридцать девять. Как раз три года назад, на той неделе, когда ты начала носить очки, тебе исполнилось тридцать шесть. Помнишь, как мы справляли в огороде твой день рожденья? Габ-Габ тогда еще объелся спелых персиков.
— Конечно, помню. Ах, какое это было чудесное время! Добрый старый Падлби! А что это за зверь с вами? — спросила старая лошадь, увидев Софи, заерзавшую в траве. — Барсук?
— Нет. Это тюлениха. Познакомься: ее зовут Софи, она с Аляски. Она возвращается к себе на родину, у нее там срочные дела. А я помогаю ей добраться до моря.
— Тише, — перебила его тюлениха. — Посмотрите — только что проехал наш дилижанс.
— Слава Богу, — пробормотал Джон Дулитл, когда огоньки кареты скрылись из виду. — Ты не представляешь, — сказал он, поворачиваясь к старой лошади, — как нам трудно было добраться даже досюда. Софи не может идти долго, и к тому же ее все время нужно прятать. Мы должны дойти до реки Киппет, до Талботского моста. Сюда мы доехали на дилижансе, но потом пришлось из него вылезти. Я как раз размышлял над тем, что нам делать дальше, когда ты появилась из-за этой изгороди и до смерти нас напугала. Да, я просто ума не приложу, как нам добраться до реки.
— Что же может быть проще? — воскликнула лошадь. — Видите вон тот сарай на горизонте? В нем стоит старая телега. И хотя там нет упряжи, зато полно веревок. Вы впряжете меня в оглобли, посадите вашу тюлениху, и я ее повезу.
— Но ведь если ты возьмешь эту телегу без спроса, у тебя будут неприятности!
— Мой хозяин никогда об этом не узнает, — рассмеялась старая лошадь. — Вы оставьте ворота открытыми, а я поставлю телегу на место, когда вернусь.
— Но как же ты сама распряжешься?
— О, это очень просто: вы завяжете веревки так, как я вам скажу, и я легко развяжу их зубами. Правда, я не смогу довезти вас до самого Талботского моста — иначе я не успею вернуться к рассвету. Но в девяти милях отсюда, на ферме «У красных холмов» у меня есть друг. Его тоже выпускают пастись на ночь. Я попрошу его домчать вас до реки. Он молодой и быстрый и успеет вернуться прежде чем его хватятся.
— Ну, ты и голова! — воскликнул Доктор. — Пойдем скорее в твой сарай, нам нельзя терять ни минуты.
Друзья забрались на холм и зашли в сарай. Там действительно стояла старая телега, а на стене висело несколько веревок. Доктор вытащил телегу во двор, а из веревок соорудил упряжь. В дело пошел и старый хомут, который кто-то выбросил в ясли.
После этого лошадь встала между оглоблями, а Джон Дулитл начал ее запрягать, в точности выполняя все ее указания, какими узлами связывать сбрую. Потом он посадил в телегу Софи, и они тронулись вниз по лужайке к воротам.
Вдруг Доктор сказал:
— По-моему, будет очень подозрительно, если кто-нибудь увидит меня на козлах в этом цилиндре. Посмотри: на соседнем поле стоит пугало. Позаимствую-ка я его шляпу.
— Принесите сюда все пугало, — попросила лошадь. Когда я пойду обратно, мы посадим его вместо кучера. Ведь если люди увидят, что я брожу одна, они меня непременно остановят.
— Хорошо, — сказал Доктор и побежал за пугалом. Через несколько минут он вернулся, открыл ворота, забросил пугало на телегу и залез туда сам.
Надев вместо своего цилиндра потертую шляпу пугала, Доктор взял в руки поводья и дал команду трогаться.
— А ты, — сказал он Софи, — держи свой плащ и шляпку наготове. Если кто-нибудь попросит нас подвезти, тебе снова придется превратиться в леди.
— Я готова быть кем угодно, только не леди, — пробормотала тюлениха, вспомнив, как вуаль щекотала ей нос. — Но, конечно, если понадобится, я сделаю все, что вы скажете.
Так, сидя на козлах своей собственной «кареты» из сарая фермера, с огородным пугалом и Софи в качестве пассажиров, Доктор успешно преодолел очередной отрезок своего удивительного путешествия. По дороге им встретилось очень мало людей, и никто не просил их подвезти. Правда, один раз друзьям пришлось поволноваться, когда их остановил какой-то вооруженный до зубов джентльмен на прекрасной лошади и спросил, не видели ли они мужчину и даму под густой вуалью.
Сидящий прямо на Софи Доктор надвинул шляпу пониже на глаза, высунулся из телеги и сказал, пытаясь подражать говору деревенского жителя:
— Да, видал я эту парочку несколько минут назад. Все в точности как вы говорите: коротышка с барышней под вуалью. Но они, небось, уже далеко ушли.
— Это они! — воскликнул наездник, пришпоривая своего коня. — Флинч и Грезем — дорожные грабители. Они сели в дилижанс недалеко от Шотлейка. Мы их не успели арестовать — они скрылись. Но не волнуйтесь, они от нас никуда не денутся. Всего доброго.
И он ускакал вниз по дороге.
— Бедный мистер Флинч, — вздохнул Доктор. — Боюсь, мы не улучшили его репутацию.
— Хорошо еще, что я увезла вас из Шотлейка, — заметила старая лошадь. — Этот парень наверняка поднял на ноги всю округу.
— Сейчас нам это уже не страшно. Пусть они ищут нас там. Я волнуюсь только за тебя: не попадешь ли ты в беду, когда вернешься на ферму?
— Не беспокойтесь. Даже если меня увидят, они ни за что не додумаются, как это я сама смогла запрячься. Со мной все будет в порядке.
Пройдя еще немного, лошадь остановилась.
— Вон там, направо, — ферма «У красных холмов». Сейчас я позову Джо.
Она подошла поближе к изгороди и тихо заржала. Тут же послышался стук копыт, и через минуту из зарослей боярышника высунулась голова ее друга. Надо сказать, что Джо был действительно намного моложе старой лошади.
— Я привезла сюда Джона Дулитла, — зашептала старая лошадь. — Ему нужно как можно быстрее доехать до Талботского моста. Ты сможешь его довезти?
— Конечно, смогу, — ответил Джо.
— Тогда тебе придется впрячься в свою повозку. Эту я должна отвезти на место, в сарай к моему хозяину. У тебя здесь найдется телега или что-нибудь в этом роде?
— Да. В сарае есть двуколка. Она будет побыстрее простой телеги. Перелезайте через изгородь, Доктор, — и я вам покажу, где она стоит.
Доктор быстро запряг Джо и перенес мадам Софи из грубой телеги фермера в изящную двуколку. Старая лошадь нежно распрощалась с Джоном Дулитлом и отправилась обратно домой; на месте кучера в ее телеге сидело огородное пугало.
Надо сказать, что Доктор смог навестить свою приятельницу, старую лошадь, только спустя несколько месяцев. Вот тогда лошадь и рассказала ему историю своего возвращения на ферму. Когда до дома оставалось уже совсем немного, она снова встретила джентльмена с пистолетами. Тот скакал взад и вперед по Гранчестерской дороге, разыскивая знаменитого разбойника Роберта Флинча. Узнав телегу и лошадь, джентльмен остановил их, чтобы расспросить возницу получше. Однако ни на один вопрос «кучер» ему не отвечал. Полицейский несколько раз повторил свои вопросы — но тщетно. Человек с поводьями в руках сидел, не двигаясь, и не произносил ни одного слова. Заподозрив что-то неладное, наездник нагнулся и сдернул шляпу с головы возницы.
И что же он увидел? Эта голова была сделана из соломы и тряпья!
Поняв, что его одурачили, полицейский был вне себя от ярости. Оказывается, в первый раз он разговаривал с самим Робертом Флинчем! А теперь, чтобы навести полицию на ложный след, этот негодяй посадил на свое место огородное пугало!
Таким образом, еще одна безобразная выходка прибавилась к списку похождений знаменитого грабителя: в один и тот же день ему удалось выдать себя и за благородную даму, и за огородное пугало!
Кроме того, в эту же самую ночь за сто миль от описываемых нами событий настоящий Роберт Флинч ограбил Ипсиджский дилижанс. Как ему удалось пересечь всю Англию за такое короткое время — до сих пор остается одной из величайших тайн в истории дорожных ограблений.
Джон Дулитл был совершенно прав, когда говорил, что их приключения не способствуют улучшению репутации Роберта Флинча.
Когда старая лошадь добрела наконец до своей фермы, она увидела, что там творится что-то невероятное: по всему полю бегали люди с ружьями и фонарями, отыскивая в траве следы колес. Ведь в одну ночь пропали и лошадь, и телега, и огородное пугало! Завидев лошадь, люди бросились к ней и стали наперебой что-то кричать и советовать фермеру. Но сам фермер совсем не рассердился: он решил, что его лошадь украли и насильно запрягли в телегу.
После этой истории старая лошадь даже прославилась. На, нее приходили посмотреть из всех окрестных деревень. «Это та самая лошадь, которая возила знаменитого Роберта Флинча и его двойника — огородное пугало», — говорили деревенские простаки, показывая пальцами на мирно пасущуюся на лужайке лошадь.
А в это время молодой быстроногий Джо уносил Доктора с Софи к реке Кип пет. И хотя вооруженный до зубов джентльмен (а это был помощник начальника полиции графства) пришпоривал своего коня изо всех сил, ему никак не удавалось догнать беглецов — ведь с самого начала Джо развил великолепную скорость.
Когда они наконец домчались до реки, Доктор вытащил Софи из двуколки, поднялся с ней на мост и сбросил ее в воду. После этого он поблагодарил Джо и посоветовал ему возвращаться домой другой дорогой, чтобы не встретить полицейского. Простившись с конем, Доктор побежал по берегу рядом с плывущей тюленихой. Софи же наслаждалась долгожданной водой и свободой. Довольно фыркая, она ныряла, плескалась и ловила всех рыбок, каких только хотела.
Как и думал Доктор, самая сложная часть их полного приключений путешествия осталась позади. Теперь уже можно было не волноваться, что Софи увидят. Когда на берегу появлялся кто-нибудь из людей, тюлениха ныряла под воду, а Доктор притворялся, что ловит рыбу. Вместо удочки он держал в руке ивовый прут с привязанным к нему обрывком веревки, который мог вполне сойти за леску.
Однако друзьям предстоял еще долгий путь. Ведь чтобы добраться до Талботского моста, им пришлось проехать сорок миль на север, а это, как вы понимаете, нисколько не приблизило их к морю.
Местность, по которой протекала река Киппет, была очень красива, но она все время менялась. Иногда это были болотистые, заросшие осокой луга, иногда небольшие перелески, а иногда пологие изумрудные холмы с разбросанными по склонам фермами. Когда друзьям попадалась на берегу ферма, они или дожидались наступления темноты, чтобы продолжить свой путь под покровом ночи, или, если позволяла глубина реки, Софи совсем уходила под воду, а Доктор шел в обход по дороге и встречался с тюленихой за фермой.
Для Софи было, конечно же, намного удобнее плыть по реке, чем идти по суше, но Доктору приходилось совсем нелегко. Он перелезал через сотни изгородей, взбирался на стены, шел через болота. Тюлениха вынуждена была плыть намного медленнее, чем она могла. Она все время останавливалась и дожидалась, пока Доктор ее догонит.
— Послушайте, Доктор! — сказала она на второй день их путешествия по реке, когда Джон Дулитл отдыхал на берегу. — Мне кажется, вам не нужно идти дальше. Мне ведь так легко плыть — теперь я смогу добраться до моря и одна. Как вы думаете?
— Думаю, что нет, — ответил Доктор. Он лежал на спине и разглядывал ветку ивы у себя над головой. — Мы еще не знаем, какие на этой реке есть для тебя препятствия. Прежде чем идти дальше, нам нужно расспросить местных речных птиц. Помнишь, нам посоветовали это утки?
Как раз в этот момент неподалеку от Доктора две хорошенькие выпи опустились на воду, чтобы подкрепиться. Доктор подозвал их поближе и спросил:
— Скажите, пожалуйста, сколько миль отсюда до моря, если идти вдоль реки?
— Если считать все изгибы и повороты, — ответили выпи, — около шестидесяти миль.
— Да, — вздохнул Доктор. — Мы еще не прошли и половины всего пути. А не могли бы вы нам сказать, по какой местности дальше течет река? Тюленихе нужно доплыть до самого моря, но так, чтобы ее не видели люди.
— Еще десять миль она сможет плыть совершенно спокойно. Но потом вам встретится несколько опасных мест. Сначала это будет мельница Хоббса. Это водяная мельница, и река там запружена высокой плотиной. Так что вашей тюленихе придется вылезти из воды перед мельницей, обойти ее и зайти в реку чуть ниже по течению.
— Хорошо, — сказал Доктор. — Я думаю, мы так и сделаем. Чего еще нам нужно опасаться?
— Потом вы увидите город. Он небольшой, но на берегу там стоит завод. Вода из реки течет по трубам на этот завод и приводит в движение какие-то машины. Если тюлениха попадет в эти трубы, то ее непременно затащит в машины.
— Понятно, — сказал Доктор. — Значит, нам нужно будет обойти этот город по суше, когда стемнеет.
— Да, только обходите его справа, с северной стороны. С южной стороны дома рабочих — там вы не пройдете. После этого никаких препятствий не будет до самого моря. Но около моря вы увидите другой город — порт. Там река распадается на множество мелких порогов и водопадов — ваша тюлениха просто не сможет плыть по городу. Поэтому как только вы увидите порт, вылезайте из воды и идите по суше. Море там совсем рядом, но вам придется полазить: Бристольский пролив со всех сторон окружают скалы. Выберите самую безлюдную дорогу и идите на север. Если вы доберетесь до пролива и вас не поймают — считайте, что все ваши беды позади.
— Большое спасибо, — поблагодарил птиц Доктор. — Эти сведения нам очень помогут. А сейчас нам пора отправляться.
Пожелав путешественникам удачи, выпи полетели ловить рыбу, а Доктор с Софи продолжили свой путь вниз по реке.
Когда они наконец добрались до мельницы Хоббса, уже смеркалось. Убедившись, что поблизости никого нет, Доктор позвал Софи. Тюлениха вылезла из воды и заковыляла вдоль берега. С трудом переваливаясь, она преодолела несколько лужаек и, как только мельничный жернов остался позади, снова плюхнулась в реку. Друзья подождали, пока взойдет луна, а потом снова двинулись в путь.
Наконец они увидели и завод, о котором рассказывали выпи. Приказав тюленихе спрятаться под воду, если кто-нибудь будет проходить мимо, Доктор отправился на разведку. Он хотел найти самую удобную для Софи дорогу по суше и купить себе что-нибудь поесть.
Хотя почти все магазины в городе были уже закрыты, в гостинице ему удалось достать несколько сэндвичей и немного фруктов. Только тут Доктор заметил, что у него почти не осталось денег. Ему едва хватило на то, чтобы заплатить за свои покупки. Но так как деньги Доктора совсем не интересовали, он нисколько не расстроился. Потратив последние два пенса на то, чтобы вычистить свои ботинки (от бесконечных хождений по болотам они стали совсем грязными), он отправился искать подходящую дорогу в обход города.
Оказалось, что тюленихе придется идти довольно долго. Но Доктор выбрал для нее очень удобный путь: он проходил через несколько прудов, заболоченные луга и ручей, который впадал в реку Кип пет двумя милями ниже, с другой стороны города. Когда Доктор вернулся к Софи, до рассвета оставалось совсем немного. Друзьям пришлось поторопиться, чтобы успеть обойти город и вновь выйти к реке до восхода солнца.
Проделав этот трудный путь, они решили немного отдохнуть. Доктор расположился на берегу, прислонившись к иве, а Софи улеглась на песчаной отмели, положив голову на корягу. Они попросили речную куропатку, которая жила поблизости, разбудить их в случае опасности и задремали.
Маленькая птичка разбудила Джона Дулитла, когда солнце стояло в небе уже высоко. Потянув его за рукав, она зашептала:
— Доктор, скорее проснитесь: сюда едет фермер. Вас он, может быть, и не заметит, а Софи увидит обязательно. Скажите ей, чтобы она опустила голову под воду: она храпит, как морская сирена. Я попробовала ее растолкать, но у меня ничего не получилось.
Джон Дулитл разбудил тюлениху и заставил ее спрятаться. Когда опасность миновала, они снова отправились в путь.
Целый день и всю следующую ночь Доктор шел, а Софи плыла, не останавливаясь, к морю.
Постепенно ландшафт начал меняться: открытые болотистые равнины, на которых паслись овцы, становились все круче и круче. Наконец вечером следующего дня путешественники увидели вдалеке мерцание портовых огней. Впереди по обоим берегам реки возвышались крутые скалы, за которыми скрывалась долгожданная цель — Бристольский пролив.
Когда друзья прошли еще немного, они обнаружили, что прямо вдоль реки проложены две дороги, ведущие в город. По ним без конца проносились экипажи и дилижансы.
Плыть дальше тюленихе было нельзя. Поэтому она вылезла из воды, и они свернули направо — к скалам. На этот раз они покидали реку уже навсегда.
Доктор снова заставил Софи надеть шляпку, а сам держал наготове плащ. Он мог пригодиться в любой момент: ведь им предстояло пересечь несколько дорог и обойти две или три фермы.
Целую милю друзьям пришлось подниматься по крутому склону на вершину утеса, с которого можно было увидеть море. Стараясь обходить все жилые постройки, они медленно, но упорно продвигались наверх. По пути им попадалось множество каменных оград, через которые Доктор мог бы легко перепрыгнуть, но для Софи они стали настоящим бедствием. И Джону Дулитлу каждый раз приходилось брать тюлениху на руки и переносить ее через ограду.
Хотя Софи не жаловалась, Доктор видел, что этот подъем слишком тяжел для нее, и когда они наконец добрались до вершины утеса и на них дохнуло свежим морским ветром, тюлениха была так измучена, что не могла дальше ступить и шагу.
От того места, где они стояли, до обрыва, с которого Софи могла бы прыгнуть в море, оставалась всего какая-то сотня ярдов. Но вдруг из дома, стоявшего неподалеку, до Джона Дулитла донеслись голоса и пение людей. Едва он успел накинуть на тюлениху плащ, как дверь дома открылась и оттуда вышли двое мужчин. Испугавшись, что их могут поймать, когда конец их долгого путешествия уже так близок, Доктор схватил Софи на руки и, шатаясь под ее тяжестью, понес к обрыву.
— Ой! — воскликнула тюлениха, когда они прошли несколько ярдов. — Посмотрите — море! Как красиво оно переливается в лунном свете? Море, море — наконец-то я вижу море!
— Да, это конец твоим бедам, — тяжело дыша, проговорил Доктор. — Когда доберешься до Аляски, передавай привет всем тюленям из своего стада.
Наконец он дошел до обрыва. Заглянув вниз на пенящиеся водовороты соленой морской волны, Джон Дулитл собрал все свое оставшееся дыхание и сказал:
— До свиданья, Софи! До свиданья и — счастливо!
После этого он наклонился над водой и, сделав последнее невероятное усилие, сбросил Софи в Бристольский пролив.
Изгибаясь и кувыркаясь в воздухе, тюлениха полетела вниз. Ее плащ и шляпка, сорванные порывом ветра, медленно парили рядом с ней. Когда она плюхнулась в море, Доктор увидел, как вспенилась вода, и до его ушей донесся слабый всплеск.
— Слава Богу! — проговорил он, вытирая платком пот со лба. — Все же мы сделали это. Теперь я смогу сказать Мэтью, что Софи добралась до моря, а я не попал в тюрьму.
И в этот момент холодная дрожь пробежала у него по спине. Доктор почувствовал, как чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.
Джон Дулитл медленно обернулся и увидел, что его держит за воротник какой-то здоровенный мужчина в форме, которая очень напоминала морскую.
— Кто вы? — спросил Доктор.
— Береговая охрана, — ответил здоровяк.
— Что вам от меня нужно? Отпустите, пожалуйста, мой сюртук!
— Еще чего! Вы арестованы.
— Арестован? За что?
— За убийство.
Пока Доктор приходил в себя, из дома неподалеку выбежали еще двое мужчин и женщина.
— Ну как, ты поймал его, Том? — спросил один из них, подбежав к моряку.
— Ага. Прямо на месте преступления.
— Что это было?
— Женщина, — ответил здоровяк. — Я схватил его сразу же после того, как он сбросил ее с обрыва. Вот что, Джим: ты беги на станцию и попробуй достать лодки — может, вы еще успеете ее спасти. Правда, я в этом очень сомневаюсь. А я отведу этого субчика в тюрьму. Если вы что-нибудь найдете, дайте мне знать.
— Наверняка это была его жена! — воскликнула женщина, разглядывая Доктора с благоговейным ужасом.
— Это ж надо — убить собственную жену! Да ты просто Синяя Борода! А может, он турок, Том? Из этого, как его, Константи… тьфу, я всегда забываю, как это называется! Ты знаешь, они всегда бросают своих жен в Босфор, когда хотят от них отделаться.
— Да какой он турок, говорит он по-английски, — возразил Том.
— Тогда тем более, ему еще больше должно быть стыдно, если его никто не учил с детства таким зверским обычаям. Бедняжка! — Женщина посмотрела вниз и содрогнулась от ужаса. — Интересно, найдут ее или нет? Кажется, я вижу: там, внизу, что-то плавает. Ах, бедняжка! Хотя, кто знает, — может быть, это конец всем ее страданиям? Наверное, ей лучше было умереть, чем жить с таким извергом!
— Это была не моя жена, — мрачно сказал Доктор.
— Тогда кто же? — удивился моряк. — Я точно видел, что вы несли на руках какую-то женщину.
Секунду подумав, Джон Дулитл решил ничего не отвечать. Возможно, в зале суда он в конце концов и признается, что сбросил в море Софи, дрессированную тюлениху, но пока, сообразил он, — лучше хранить молчание.
— Так кто же это был? — снова спросил моряк.
Но Доктор и на этот раз ничего не ответил.
— Да говорю тебе, это точно была его жена, — опять вмешалась женщина. — Посмотри, у него глаза так и бегают! Держу пари, что он упрятал где-нибудь еще пять или шесть своих жен и все они ждут своей участи, бедняжки!
— Вообще-то он не обязан нам отвечать, — сказал моряк. — Мой долг предупредить вас, — торжественно продолжил он, повернувшись к Доктору, — что все, что вы скажете, может быть использовано против вас. А сейчас пойдемте со мной вниз, в полицию.
К счастью для Доктора, еще было очень рано, и когда они спускались с утеса и проходили по улицам города, им не встретилось ни души. Женщина же их провожать не стала.
Но только они подошли к полицейскому участку, к ним подбежал Джим. В руках он держал мокрый плащ и шляпку.
— Мы нашли эту одежду, Том, — сказал он. — Она плавала прямо у подножия утеса. Но тела нигде нет. Я оставил в лодке Джери Балкли, а сам помчался к тебе, показать вот это. Как ты думаешь, тебе это понадобится?
— Конечно. Это послужит вещественным доказательством. А ты лучше беги обратно и продолжай поиски. Я к вам присоединюсь, как только упрячу его под замок.
И он повел бедного Доктора в полицию. Записав его имя и все остальные необходимые сведения в толстую книгу, полицейские отвели Джона Дулитла в маленькую камеру с каменными стенами. Там он обнаружил хлеб с водой и жесткий матрас вместо постели. Теперь ничто не мешало ему предаться своим размышлениям.
Когда дверь за надзирателями закрылась, Доктор огляделся вокруг и заметил, что прямо на уровне его локтя расположено маленькое зарешеченное окошко, через которое пробивается серый свет утренней зари.
— Ой-ой-ой, — вздохнул он, оглядывая голые каменные стены. — Опять тюрьма! Слишком рано я себя поздравлял. Интересно, был ли Мэтью в этой тюрьме?
Тут луч солнца упал на противоположную стену, и Доктор увидел, что на ней выцарапаны какие-то знаки и буквы. Он подошел поближе и начал их рассматривать. И конечно же, среди разнообразных инициалов он скоро нашел две самые корявые и плохо процарапанные буквы М.
— Да, — сказал он. — Мэтью побывал и здесь. Кажется, он даже этим гордится. Все-таки жизнь — странная штука!
С этими словами Доктор разломил пополам приготовленную для него буханку хлеба и начал жадно есть. Надо сказать, что он был ужасно голоден.
— Какой чудесный хлеб, — пробормотал он, положив в рот последнюю крошку. — Совсем свежий. Надо спросить у тюремщика, где он его достает. Да и постель не так уж плоха, — добавил он, ущипнув матрас. — Вздремну-ка я немного. Я уже и не помню, когда я в последний раз как следует высыпался.
И Доктор снял свой сюртук, положил его в изголовье вместо подушки и лег.
Когда же в десять часов утра в камеру вошел старший полицейский в сопровождении высокого седого господина, они увидели, что узник громко храпит, вытянувшись на лежанке.
— Гм, — тихо пробормотал седой господин, разглядывая Джона Дулитла. — У него не такой уж страшный вид, у этого убийцы, а?
— Да что вы! — воскликнул старший полицейский. — Это только говорит о том, сэр Уильям, что делает с людьми преступная жизнь. Представляете, он может спать, как невинный младенец, после того как сбросил с обрыва свою бедную жену!
— Хорошо, оставьте нас одних, — попросил седой господин. — Возвращайтесь через пятнадцать минут. И кстати, вам совсем не обязательно кому-нибудь рассказывать, что я здесь.
— Слушаюсь, сэр Уильям, — сказал полицейский и вышел, заперев за собой дверь.
После этого седой господин подошел к лежанке и постоял над ней несколько минут, разглядывая мирно похрапывающего Джона Дулитла.
Потом он осторожно тронул его за плечо и позвал:
— Дулитл, эй, Джон, проснись!
Доктор медленно открыл глаза и приподнялся на локте.
— Где я? — сонно спросил он, — Ах да, конечно, в тюрьме.
Тут он уставился на стоящего перед ним человека, и его круглое лицо расплылось в улыбке.
— Боже праведный! — воскликнул он. — Это же сэр Уильям Пибоди! Ну и ну, Уильям, как ты здесь оказался?
— У меня больше оснований спросить, как ты здесь оказался, — рассмеялся седой господин.
— Боже! — забормотал Доктор. — Мы с тобой не виделись, должно быть, уже пятнадцать лет! Последний раз это было… Постой, постой: тогда мы еще здорово поспорили из-за охоты на лис. Кстати, ты бросил это занятие?
— Нет, — ответил сэр Уильям. — Правда, теперь я охочусь только два раза в неделю. Дела в суде забирают почти все мое свободное время. Ты знаешь, что пять лет назад меня избрали мировым судьей?
— Нет, этому нужно положить конец! — с жаром воскликнул Доктор. — Это несправедливо по отношению к лисам: одна лиса против дюжины собак! Кроме того, с какой стати за ними вообще нужно охотиться? У лисы тоже есть свои права: такие же, как у тебя и у меня. Это же просто абсурд: множество взрослых людей гоняются на лошадях за одним маленьким бедным зверьком!
Старый господин сел на матрас рядом с Доктором, откинул голову назад и расхохотался:
— Все тот же неисправимый старый Дулитл! Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное: сидит в тюрьме по подозрению в убийстве и первое, что он делает, когда я прихожу к нему, — открывает дискуссию об охоте на лис! С тех пор как я тебя помню маленьким мальчиком, разглядывающим в лупу всяких жучков и паучков, ты совершенно не изменился. Слушай меня внимательно: я пришел сюда не для того, чтобы поспорить с тобой о правах лис. Я же тебе сказал — я мировой судья, и тебя должны будут через час привести ко мне на допрос. Но сначала я хочу услышать твою версию того, что произошло. Я случайно увидел твое имя в полицейской книге — и узнал, что ты обвиняешься в убийстве собственной жены. Поскольку я тебя неплохо знаю, я еще могу допустить, что ты убил какую-то бедную женщину, которая настолько спятила, что вышла за тебя замуж. Но во что я никак не могу поверить, так это в то, что у тебя вообще когда-нибудь была жена. Так что же ты все-таки натворил? Мне сказали, что моряк береговой охраны видел, как ты сбрасывал с обрыва в море какую-то женщину?
— Это была не женщина, — опустив глаза, сказал Доктор.
— Тогда кто же?
Тут Джон Дулитл начал внимательно разглядывать свои ботинки и ерзать на месте, как нашкодивший школьник, которого застали на месте преступления.
— Это была тюлениха, — сказал он наконец. — Дрессированная тюлениха, переодетая женщиной. Ее хозяева с ней плохо обращались, и она захотела убежать из цирка обратно на Аляску, в свое стадо. А я ей помогал. Ты не представляешь, как это было чертовски трудно — переправить ее сюда из Эшби по суше. Чтобы ее вид не вызвал ни у кого подозрений, я переодел ее в женщину. Сначала за нами гнались люди из цирка. А потом, когда мы наконец добрались сюда и я сбрасывал ее в море, это увидел один моряк из береговой охраны. Он и арестовал меня. Что это ты так смеешься?
Сэр Уильям Пибоди, который на протяжении всего рассказа Доктора пытался сдержать улыбку, наконец не выдержал и расхохотался. От смеха он даже схватился за живот.
— Когда они сообщили мне, что это твоя жена, — сказал он, вытирая слезы, — я сразу почувствовал, что здесь пахнет чем-то другим. И действительно: от тебя ужасно воняет рыбой!
— Тюлени и должны пахнуть рыбой, — сердито ответил Доктор. — А мне пришлось нести ее на руках почти полдороги.
— Ты никогда не повзрослеешь, Джон, — покачал головой сэр Уильям. — А теперь скажи мне: тебя кто-нибудь видел с похищенной барышней? Хоть я и могу снять с тебя обвинение в убийстве, но выгородить тебя в деле о краже тюленихи будет не так-то просто. Как ты думаешь, ваши преследователи знают, что вы здесь?
— Что ты, конечно, нет. Мы отвязались от них еще в Эшби. Потом в Шотлейке, когда мы ехали в дилижансе, нас приняли за дорожных грабителей. Ну и переполох же мы там подняли! После этого нас никто ни в чем не подозревал, до тех пор, пока… пока…
— Пока ты не сбросил свою возлюбленную даму с обрыва, — вставил сэр Уильям. — Кто-нибудь видел, как тебя сюда привели?
— Нет. Когда мы шли в тюрьму, на улицах не было ни души. Кроме трех матросов береговой охраны и одной женщины (она, наверное, жена одного из них), никто в городе не знает, что меня арестовали.
— Прекрасно, — обрадовался сэр Уильям. — Тогда, я думаю, мы легко все уладим. Тебе придется подождать здесь, пока я отдам соответствующие распоряжения. А потом уезжай отсюда как можно быстрее.
— А как же береговая охрана? Они, наверное, все еще ищут тело.
— Нет, они уже перестали этим заниматься. Им удалось найти только плащ и шляпку «жертвы». Мы скажем, что ты просто выбрасывал в море старую одежду, ведь отчасти так оно и было, правда? А когда я им объясню, в чем дело, все разговоры о тебе прекратятся, а даже если и не прекратятся, они вряд ли дойдут до твоих циркачей. Но послушай, Дулитл. Я хочу попросить тебя об одном одолжении: не мог бы ты больше не приводить сюда своих зверей и не бросать их с наших обрывов? А? Если это войдет у тебя в привычку, мне будет уже трудно объясняться с полицией. К тому же, твои проделки наносят непоправимый вред цирковому делу. А сейчас подожди здесь, пока я все не улажу официально, а потом поскорее уезжай из наших краев, понятно?
— Хорошо, — ответил Доктор. — Спасибо тебе. Но послушай, я все же хочу поговорить с тобой об охоте на лис. Представь себя в лисьей…
— Нет, нет, нет, — сказал сэр Уильям, поднимаясь. — Сейчас я отказываюсь продолжать этот спор, Джон. Слышишь, сюда уже идет старший полицейский. И вообще в нашей стране чересчур много лис. Надо же как-нибудь контролировать их численность.
— У тебя здесь очень милая тюрьма, Уил, — сказал Доктор, когда старший полицейский открыл дверь, чтобы войти. — Спасибо, что зашел ко мне.
После того, как сэр Уильям со старшим полицейским ушли, Доктор решил немного размяться и начал ходить по своей камере. Меряя ее шагами вдоль и поперек, он раздумывал о том, как поживают без него его питомцы, сможет ли он создать такой цирк, какой они хотят, и о многих других вещах. Через полчаса к нему в камеру вошел полицейский сержант. Он был необычайно вежлив и любезен.
— Старший полицейский приносит вам свои извинения, Доктор, — сказал он. — Мы допустили непростительную ошибку, задержав вас. Но это не наша вина. Во всем виноваты моряки береговой охраны, которые вас арестовали. Очень глупо с их стороны, очень. Обвинение с вас снято, сэр, и вы можете идти, куда пожелаете.
— Спасибо, — сказал Доктор. — Знаете, у вас здесь очень мило. Я бы даже сказал, что это одна из лучших тюрем, в которых мне доводилось бывать. Передайте старшему полицейскому, что ему совершенно незачем извиняться. Я здесь так великолепно выспался! Да и вентиляция у вас отличная. Я мог бы даже писать здесь свои книги — это превосходное место для занятий: никто не мешает, и помещение хорошо проветривается. Но, к сожалению, меня ждут дела, поэтому я должен идти. До свиданья, господин сержант, счастливо.
— И вам тоже счастливо, — ответил сержант. — Выход — в конце коридора.
Доктор вышел из полицейского участка, но тут же остановился.
— Боже, — пробормотал он. — У меня же совсем нет денег! Как я доеду обратно до Эшби? Мне нечем будет заплатить за дилижанс. Может быть, сэр Уильям одолжит мне гинею?
И он повернулся и пошел обратно в полицию. Но в кабинете старшего полицейского ему сказали, что мировой судья уехал на охоту и вернется не раньше завтрашнего утра.
Доктор собрался было уходить, но снова что-то вспомнил.
«Я мог бы взять с собой оставшиеся полбуханки, — подумал он. — Все-таки она принадлежит мне как арестанту. Думаю, она мне пригодится — ведь до Эшби придется добираться без пенни в кармане».
И Доктор поспешил обратно в свою камеру. Там уже наводил порядок один из полицейских.
— Извините, — вежливо сказал Джон Дулитл. — Подметайте, пожалуйста, я вам не помешаю. Я тут кое-что забыл. Ах, вот она — моя буханка! Спасибо. У вас здесь превосходный хлеб.
И узнав у полицейского имя булочника, который поставляет хлеб в тюрьму, Доктор отправился на свободу. Под мышкой он держал свои законные полбуханки.
Без пенни в кармане, но в прекрасном расположении духа, Доктор разгуливал по Бристолю до тех пор, пока не вышел в центр города, на рыночную площадь. Там сходились три больших дороги: одна вела на север, другая на юг, а третья — на восток.
Доктор полюбовался городской ратушей (это было очень красивое и старинное здание) и свернул на дорогу, ведущую на восток. Но не у пел он сделать и нескольких шагов, как ему вдруг пришло в голову, что будет неразумно возвращаться в Эшби тем же путем, каким он добирался сюда. Он решил не рисковать и пойти в обход — по южной дороге. Там-то он наверняка не встретит никого, кто видел его в дилижансе или на постоялом дворе. И Доктор повернул на юг.
Было чудесное утро. Ярко светило солнце, громко чирикали воробьи, и важно шагающий по дороге Джон Дулитл с буханкой под мышкой думал, что жить на свете в такой день очень приятно.
Скоро последние дома остались позади, и Доктор очутился за городом. К полудню он подошел к перекрестку, на котором стоял указатель: «Эплдайк, 10 миль». Указатель был повернут на восток — в сторону небольшой проселочной дороги.
«Какая прелестная дорожка! — подумал Доктор. — И направление для меня подходящее. Разве можно пройти мимо деревни с таким красивым названием?»
И хотя он ушел от города совсем недалеко, Доктор снова свернул на восток — на проселочную дорогу, ведущую в Эплдайк.
Вскоре он решил, что ему пора подкрепиться, и огляделся вокруг в поисках ручейка. Ему нужно было запить водой обед, состоявший из одного, только теперь уже черствого, хлеба. Справа от себя он увидел небольшую лощину, поросшую деревьями и кустарником.
— Держу пари, что там есть и ручей, — пробормотал Доктор. — Да, здесь в самом деле замечательные места!
Он перелез через изгородь, прошел через луг и спустился в лощину.
И действительно, в тени деревьев весело журчал прозрачный ручеек. Лучшего места для отдыха и придумать было нельзя! Глотнув прохладной воды, Доктор с благодарным вздохом опустился на траву и лег у подножия развесистого дуба. Потом он достал свои полбуханки и начал есть.
Тут же из-за кустов к нему прискакал скворец, и Джон Дулитл бросил ему несколько крошек. Пока скворец их клевал, Доктор обнаружил, что одно крыло у него не в порядке. Взяв птичку в руки, он увидел, что перья на крыле слиплись — они были вымазаны какой-то смолой. Скворец даже не мог взмахнуть этим крылом. Доктор счистил смолу, расправил все перышки, и птичка улетела по своим делам.
Доев свою буханку, Джон Дулитл решил немного вздремнуть. Он прислонился к стволу дуба и, убаюканный журчанием ручья, быстро заснул.
Когда он открыл глаза, то увидел, что прямо перед ним сидят четыре лисицы — мать и трое детенышей. Они терпеливо дожидались, когда же Доктор проснется.
— Добрый день, — поздоровалась лиса. — Меня зовут Ночная Тень. Я очень много слышала о вас, но и понятия не имела, что сейчас вы находитесь в наших краях. Я даже хотела отправиться к вам в Падлби, но скворец сообщил мне, что только что вас видел. Я так рада, что вы еще не ушли.
— Я тоже рад с тобой познакомиться, — сказал Доктор, усаживаясь. — Чем я могу тебе помочь?
— У одного из моих детенышей, — начала лиса, кивнув на трех маленьких круглых лисят, которые уставились на знаменитого Доктора с благоговейным страхом, — так вот, у одного из них что-то случилось с передними лапами. Не могли бы вы взглянуть на него?
— Конечно, — сказал Доктор. — Подойдите-ка сюда, молодой человек.
— С самого рождения он очень плохо бегает, — сказала лиса, когда Джон Дулитл посадил лисенка к себе на колени и начал внимательно осматривать. — Однажды, когда за нами гнались охотничьи собаки, это чуть не стоило нам жизни. Все мои другие лисята бегают прекрасно. Скажите, что с ним?
— Все очень просто, — ответил Доктор, перевернув лисенка лапками вверх. — У него обыкновенное плоскостопие. Только и всего. Мускулы на подушечках его лапок очень слабые, поэтому он не может как следует уцепиться за землю. Вы должны тренировать его с утра до вечера. Заставляйте его вставать на цыпочки, вот так: раз-два, раз-два! — И Доктор продемонстрировал, как нужно делать упражнения, которые у людей укрепляют мышцы ступни, а у лис мускулы на подушечках лап.
— Если вы будете заставлять его делать это упражнение утром и вечером по двадцать или тридцать раз, вы скоро увидите, как он хорошо начнет бегать.
— Большое спасибо, — поблагодарила Доктора лиса. — Если бы вы знали, как мне трудно заставить своих детей заниматься чем-нибудь регулярно. Вот послушай, Нарцисс, что говорит Доктор: каждое утро и каждый вечер ты должен вставать на цыпочки тридцать раз. В своей семье я не потерплю лисиц с плоскостопием. Какой стыд, мы всегда были… О, Боже! Вы слышите?
Лисица-мать вдруг замолчала, ее красивый пушистый хвост стал трубой и задрожал, нос вытянулся, а в широко раскрытых глазах появился ужас. В наступившей тишине из-за холмов с северо-востока донесся отвратительный пронзительный звук — звук, при котором сердце любой лисы замирает от ужаса.
— Это охотничий рог! — прошептала она, лязгая зубами. — Они в поле. Это охот… охот… охотники!
Глядя на дрожащее животное, Джон Дулитл вспомнил, что сделало его врагом охоты на всю жизнь, — однажды вечером он встретил старого лиса, который, полуживой от усталости, прятался от гончих в зарослях ежевики.
Когда рог протрубил еще раз, лиса, как сумасшедшая, начала носиться вокруг своих детенышей.
— Что же мне делать? — стонала она. — Мои детки! Если бы не они, я, может быть, и убежала бы от этих собак. О, зачем только я вывела их из норы днем? Я боялась, что вы уйдете, пока я буду дожидаться ночи. А сейчас собаки несутся по нашему следу прямо от Широких Лугов. Какая же я дура, что бежала прямо по ветру! Что же мне теперь делать, что делать?
Когда рог протрубил в третий раз, но уже гораздо громче и ближе, лисята поспешно придвинулись к матери и забрались под ее теплый живот.
На лице Доктора появилось решительное выражение.
— Что это за свора? — спросил он. — Ты знаешь, как она называется?
— Наверное, это свора Дичема. Их псарни находятся как раз с той стороны Халемских земель. А может быть, это свора Уилтборо, они иногда охотятся здесь. Но скорее всего, это Дичемская свора — самая лучшая в наших краях. Они гнались за мной на прошлой неделе. Но моя сестра перебежала мне дорогу прямо перед Фентонскими холмами, они бросились за ней по следу и поймали ее. О, какая же я дура, что вывела моих деток днем!
— Не волнуйся, Ночная Тень, — успокоил лису Доктор. — Даже если это и Дичем с Уилтборо вместе взятые, сегодня они не поймают тебя — ни тебя, ни твоих детенышей. Пусть лисята заберутся ко мне в карманы. Давайте, прыгайте, детки — вот так. А ты, Ночная Тень, полезай ко мне за пазуху. Можешь засунуть свои лапы и хвост во внутренний карман сюртука. А если я застегнусь на все пуговицы — вот так, тебя совершенно не будет видно. Ты там не задохнешься?
— Нет, — ответила лиса. — Но это не поможет. Собаки учуют нас по запаху. Ведь они выслеживают лис только при помощи своего носа.
— Да, я знаю это. Но главное, чтобы тебя не видели люди, а с собаками я сам разберусь. Лежите тихо, как камни, — все четверо. Что бы ни случилось, не шевелитесь и не пытайтесь убежать.
И Джон Дулитл, в сюртуке, который распирало во все стороны от прячущихся в нем лисиц, вышел на полянку и стал дожидаться свору Дичема.
Лай гончих, крики охотников, стук копыт и трубные звуки рожков раздавались все ближе и ближе. И вскоре, выглянув из-за скрывающих его веток, Доктор увидел, как на гребне холма показались первые гончие. Вожаки на секунду замерли, понюхали воздух и, выстроившись цепочкой, рванулись вниз, в лощину. За ними бросились и остальные собаки. А за сворой на прекрасных быстроногих лошадях неслись всадники в красных сюртуках.
Впереди всех скакал худощавый седой господин — сэр Уильям Пибоди, Магистр охоты на лис. Наполовину спустившись с холма, он обернулся и позвал всадника, догонявшего его на серой кобыле:
— Джоунз! Собаки бегут в рощицу вон в той лощине. Не пускай туда вожаков, сначала мы должны ее окружить! Следи за Рысаком — он бежит впереди всех. Главное, чтобы он не выгнал лису раньше времени!
И человек на серой кобыле, щелкая хлыстом, помчался вперед.
— Рысак, стоять! — закричал он.
Сквозь листву Доктору было видно, что вожак своры уже совсем близко. Но услышав команду хозяина, он замедлил свой бег и остановился всего в нескольких ярдах от деревьев, за которыми прятался Джон Дулитл. Захлебываясь лаем, Рысак ждал, когда его догонит вся свора.
Тут на гребне холма показались и остальные охотники: упитанные священники на низкорослых коренастых кобылках, фермеры на полукровках, элегантные дамы на изящных породистых скакунах. Казалось, что вся местная знать выехала на эту охоту.
— Боже мой! — пробормотал Доктор. — Как это все похоже на детские игры! И вся заваруха из-за одной несчастной маленькой лисы!
В это время гончие, подгоняемые длинными хлыстами наездников, начали окружать рощицу. Вокруг стоял невообразимый шум: собаки надрывались от лая, а люди без конца перекликались между собой.
— Сейчас мы ее поймаем! — ревел жирный фермер на пони. — Собаки окружили всю рощицу — запаха больше нигде нет. Сейчас Джоунз их запустит — и конец. Она от нас никуда не уйдет.
— Вот уж дудки, — пробормотал Доктор сердито. — Только не сегодня, мой толстячок, только не сегодня.
Гончие нюхали воздух и носились взад и вперед, изнемогая от нетерпения поскорее броситься в лощину и покончить со своей жертвой.
Внезапно раздалась команда, и со всех сторон в укрытие Доктора рванулись собаки.
А он, стоя на своей полянке и прикрывая карманы руками, пытался угадать, с какой стороны ждать нападения. Он все еще озирался по сторонам, когда сзади прямо ему на спину прыгнули четыре здоровенных пса. Доктор не успел опомниться, как очутился на земле под грудой визжащих и дерущихся гончих.
Работая кулаками и раздавая пинки направо и налево, он наконец выбрался из этой кучи-малы и поднялся на ноги.
— Уходите отсюда, — сказал он гончим на их языке. — Уводите охотников в другое место. Это моя лиса.
Услышав, что с ними говорят на их родном языке, собаки поняли, что они сбили с ног самого великого Джона Дулитла.
— Я ужасно извиняюсь, Доктор, — рявкнул Рысак. Это был красивый широкогрудый пес с рыжей повязкой на одном глазу. — Мы не знали, что это вы — мы ведь прыгнули на вас сзади. Но почему вы ничего не сказали нам раньше?
— Да как же я мог это сделать? — сердито воскликнул Доктор, отталкивая собаку, которая обнюхивала его карманы. — Твои олухи устроили здесь такой шум, что никто бы не расслышал ни одного моего слова! Перестань меня обнюхивать! Сюда идут охотники. Нельзя, чтобы они увидели, как вы суете свои носы в мои карманы. Уводи отсюда свору, Рысак, быстро.
— Хорошо, Доктор, — сказал Рысак. — Но я чувствую по запаху, что у вас в карманах не одна лисица.
— Конечно. У меня — вся семья. Но не думайте, что я кого-нибудь вам отдам!
— Может быть, вы отдадите нам хотя бы одну, самую маленькую лисичку, Доктор? Вы знаете, эти лисы — такие вредные! Они таскают у людей кроликов и цыплят.
— Я же сказал — нет, — твердо ответил Доктор. — Я не могу этого сделать. Они вынуждены сами искать себе пропитание. А вас кормят люди. Пожалуйста, поскорее уходите отсюда.
В этот момент в рощице появился сэр Уильям Пибоди.
— Боже праведный, Дулитл! — воскликнул он, увидев Доктора. — Разве ты еще не уехал отсюда? Ты видел лису? Гончие привели нас прямо в эту лощину.
— Если бы даже я ее и видел, Уил, я бы тебе не сказал, — ответил Доктор. — Ты же знаешь, как я отношусь к охоте на лис.
— Вот странно, — пробормотал сэр Уильям, глядя на бесцельно слоняющихся по рощице собак. — Они не могли потерять след — это уж я знаю наверняка. Даю голову на отсечение — здесь должна быть лиса! Да, очень странно… Боже, я кажется, догадался: они побежали за тобой, учуяв этот гадкий рыбный запах от твоей тюленихи!
Тут остальные охотники закричали сэру Уильяму, что гончие снова взяли след и теперь бегут на юг.
Сэр Уильям, который, увидев Доктора, спешился, опять бросился к своему коню.
— Повесить тебя мало, Дулитл! — закричал он. — Это ты привел сюда собак. И зачем только я выпустил тебя из тюрьмы?
К этому времени все гончие испарились из рощицы, как весенний снег. Один из лисят начал нетерпеливо ерзать у Доктора в кармане. Но сэр Уильям ничего не заметил. Он уже сел в седло и собрался уезжать.
— Господи, я опять забыл, — пробормотал Доктор. — Я же должен попросить у него гинею!
И с карманами, полными лис, Джон Дулитл бросился догонять Магистра охоты.
— Послушай, Уил, — позвал он. — Ты не мог бы одолжить мне гинею? У меня совсем нет денег, чтобы доехать до Эшби.
— Я дам тебе пять гиней, нет — десять гиней! — закричал сэр Уильям. — Только убирайся отсюда побыстрее и перестань наводить моих гончих на ложный след! Вот, возьми.
— Спасибо, Уил, — поблагодарил Доктор, забирая деньги. Бросив их себе в карман прямо на лисенка, он сказал: — Я вышлю тебе их обратно по почте.
И выйдя из рощицы, Джон Дулитл проводил взглядом охотников, которые, щелкая хлыстами и улюлюкая, помчались на юг и скрылись за горизонтом.
— Какая-то детская забава! — пробормотал он. — Не понимаю, что они находят в этой охоте! Просто не понимаю. Взрослые люди носятся по холмам на лошадях, вопят, как кошки, и дуют в жестяные рожки — и все это, чтобы поймать одного несчастного маленького зверька. Ну совсем как дети!
Вернувшись к ручью под сень деревьев, Доктор вытащил из карманов лисят и поставил их на землю.
— Да, — сказала лисица-мать, — я часто слышала, что вы великий человек, Джон Дулитл, но только сегодня я поняла, что вы действительно можете творить чудеса. Я не знаю, как вас благодарить, у меня просто нет слов… Нарцисс, выйди сейчас же из воды!
— Не нужно меня благодарить, — сказал Доктор. — По правде говоря, я и сам получил большое удовольствие, надув старика Уила Пибоди, — хоть он и одолжил мне десять гиней. Сколько уже лет я пытаюсь убедить его бросить охотиться на лис. Ха-ха, он решил, что собаки по ошибке пошли по моему следу.
— Ах, — вздохнула лиса. — Их не так-то просто обмануть, этих гончих. Этот громадный зверюга Рысак, с которым вы разговаривали, — сущий дьявол. У него самый острый нюх во всей округе. Плохо придется той лисе, чей след он учует!
— Но за тобой ведь охотились и прежде! — удивился Доктор. — Значит, собакам не всегда удается поймать добычу?
— Да, иногда мы можем убежать от них. Но нам удается спастись только благодаря счастливой случайности. Если, например, повезет с погодой или ветер будет дуть в нужную сторону. Ветер вообще ужасно важная штука. Когда гончие берут след с наветреной стороны и бегут за нами, как мы говорим, против ветра, шансов на спасение почти нет. Правда, если кругом холмы и собаки тебя не видят, можно попробовать обмануть их и вернуться назад каким-нибудь окольным путем. Тогда ты окажешься сзади собак, и так как ветер будет дуть от них, они быстро потеряют след. Но обычно за нами охотятся на голых полях, где спрятаться совершенно негде — куда ни побежишь, тебя отовсюду увидят.
— Гм, — хмыкнул Доктор. — Понятно.
— Иногда, — продолжала лиса, — ветер может поменяться, когда охота в самом разгаре. Но такая удача выпадает очень редко. Один раз это спасло мне жизнь. Помнится, это произошло в октябре. Было очень сыро, дул легкий ветерок — как раз такую погоду обожают охотники. Я перебегала через луг недалеко от фермы Торпа, как вдруг услышала охотничий рог. Когда я поняла, с какой они стороны, то пришла в ужас. Ветер дул прямо на меня, луг был совершенно открытый, и если бы я попробовала вернуться, чтобы оказаться позади собак, они бы меня непременно увидели. Я знала эти места прекрасно, потому сразу решила, что мое единственное спасение — это лес в Топем Уиллоуз. И я бросилась туда со всех ног.
Топем Уиллоуз — это заброшенный старый заповедник. Он находится в пятнадцати милях к западу от фермы Торпа.
«Если я доберусь до него, — думала я, — я спасена. Ни один человек на лошади не сможет пробраться в эту непроходимую чащу из ежевичных кустов и деревьев, и ни одной своры собак не хватит, чтобы ее окружить».
Но до заповедника мне нужно было бежать целых пятнадцать миль по голым полям и холмам!
Чтобы увеличить с самого начала разрыв между мной и собаками, я помчалась вперед с такой скоростью, на которую только была способна. Гончие сразу же увидели меня, а люди закричали: «Ату ее! Ату ее!..» Мне показалось, что сам дьявол гонится за мной. Это была долгая и жестокая гонка. Единственными заграждениями на тех голых холмах были каменные изгороди. Но ни одна лиса не будет настолько глупа, чтобы прятаться за ними. Я просто перепрыгивала через них на бегу, и каждый раз, когда мой хвост взлетал над очередной оградой, охотники начинали улюлюкать еще громче.
До леса оставалось всего три мили, но вдруг я почувствовала, как меня что-то кольнуло в сердце. В глазах у меня потемнело, я споткнулась о камень. Пересилив боль, я поднялась и поплелась дальше. Топем Уиллоуз был уже виден, но добежать до него у меня не хватало сил. Я поняла, что начала гонку со слишком большой скоростью.
Тут лисица Ночная Тень на минуту прервала свой рассказ. Уши ее были прижаты, маленький рот полуоткрыт, а глаза уставились в одну точку. Казалось, она снова переживает тот кошмарный день, ту долгую и безжалостную погоню, когда спасительное убежище было уже так близко, но сил больше не оставалось, а Гончие Смерти уже настигали ее.
Помолчав немного, лиса тихо сказала:
— Я поняла, что это конец. Собаки догоняли меня, и у них еще было полно сил. И вдруг внезапно поменялся ветер.
— Я не смела поверить своему счастью. Теперь мне оставалось только найти какую-нибудь канаву или изгородь — и я спасена. Ведь на таком открытом месте, когда тебя видно со всех сторон, запах уже не так важен. И, спотыкаясь, я побежала дальше. Вдруг слева от себя я заметила холм, поросший папоротником. Между мной и охотниками все еще сохранялось небольшое расстояние. Я свернула налево, оставив свору бежать к лесу, а сама кинулась в заросли папоротника. Мне очень повезло, что они были разбросаны по всему холму. Наконец-то мои преследователи больше не видели меня! Я начала бегать по склону между папоротниками, повсюду оставляя свой запах. Потом я спустилась с другой стороны холма, нашла канаву, ведущую в Топем Уиллоуз, и побежала по ней снова в лес.
К тому времени я уже немного оправилась и не так ковыляла. Собаки же, упустив меня из виду, теперь совсем запутались из-за переменившегося ветра. Выглянув из своей канавы, я увидела, как они бегают по холму между папоротниками, пытаясь понять, куда же ведет мой след. Если бы ветер все еще дул от меня, кто-нибудь из них наверняка бы почуял, что я бегу по канаве, и они бы отрезали меня от леса. Но пока собаки рыскали по холму, я добралась до Топем Уиллоуз. Совершенно разбитая и полуживая от усталости, я заползла в заросли ежевики и поблагодарила свою счастливую звезду за то, что ветер переменился вовремя, и это спасло мне жизнь.
— Да, — промолвил Доктор, когда лисица закончила. — Все это очень интересно. Но из твоего рассказа я понял, что если бы не острый нюх гончих, вам было бы легко убегать от охотников.
— Конечно. Если бы собаки не узнавали нас по запаху, спрятаться от них было бы пара пустяков. Ведь мы видим и слышим собак намного раньше, чем они нас.
— Понятно, — задумчиво сказал Доктор. — Послушай, у меня, кажется, есть идея. Предположим, что лиса пахнет не лисой, а чем-нибудь другим. И этот запах собакам совсем не нравится. Как ты думаешь, они побегут по такому следу?
— Конечно, нет, пока они не будут знать, что это лиса. И даже когда узнают, они могут за нами не побежать, если этот запах будет им очень неприятен.
— Вот это как раз то, что нам нужно: обманный запах. Причем он должен быть достаточно резким, чтобы заглушить ваш настоящий запах. Ну-ка, посмотри сюда! — И Доктор вытащил из кармана толстую черную сумочку. Она была набита аккуратными маленькими бутылочками. — Это моя карманная аптечка. Некоторые из этих лекарств обладают очень резким запахом. Сейчас ты сама в этом убедишься. Попробуй понюхать вот эту.
Доктор вытащил пробку из крошечного флакона и поднес его к носу лисицы. Вдохнув один раз, Ночная Тень отпрянула назад.
— Боже! — воскликнула она. — Какой сильный запах! Как это называется?
— Камфарный спирт, — ответил Доктор. — А теперь понюхай еще одну, это эвкалипт.
Лиса опустила нос в другую бутылочку и после этого, громко взвизгнув, отпрыгнула на три шага в сторону.
— Этот еще хуже. Он сразу разъедает глаза. Скорее закройте флакон, Доктор! — закричала Ночная Тень и начала тереть лапами глаза. — У меня слезы просто градом катятся!
— Вот и прекрасно! — обрадовался Доктор. — Теперь послушай: оба эти лекарства, хотя и обладают таким резким запахом, совершенно безвредные. Если ты, конечно, не будешь их пить. Люди лечатся ими от насморка и других болезней. Как ты думаешь, собакам понравится этот запах?
— Конечно, не понравится, — фыркнула Ночная Тень. — Они убегут от него за версту. Стоит только собаке один раз вдохнуть это, как у нее отшибет нюх на целый день. Вы же знаете, как они берегут свои носы. Особенно гончие.
— Отлично! — воскликнул Доктор. — А сейчас смотри: когда этот флакончик плотно закрыт и завернут в носовой платок — вот так, — запах совершенно не чувствуется. Ты даже можешь взять его в рот и походить с ним. Вот попробуй.
Лиса осторожно взяла завернутую в носовой платок бутылочку и положила ее себе за щеку.
— Ну как? — спросил Доктор. — В таком виде она совершенно безвредна и ничем не пахнет. Но если ты положишь пузырек на землю и уронишь на него тяжелый камень, стекло разобьется, лекарство выльется и пропитает весь платок. Тогда запах будет очень резким. Ты понимаешь, к чему я веду?
— Конечно, — ответила лиса. — Нарцисс, перестань сейчас же играть с моим хвостом! Ты мне мешаешь слушать, что говорит Доктор. Иди лучше вон к тому дереву и делай упражнения.
— Потом, — продолжал Доктор, — ты ляжешь на носовой платок и немного поваляешься на нем. Тогда от тебя тоже будет пахнуть лекарством. И я могу смело сказать, что после этого ни одна гончая не станет охотиться за тобой. Во-первых, она не поймет, что это за запах, а во-вторых, она убежит от него, как от огня.
— Это уж точно, — подтвердила лиса.
— Очень хорошо. Сейчас я тебе дам один из этих флакончиков. Какой тебе больше нравится: с камфарным спиртом или с эвкалиптом?
— Они оба ужасно пахнут, — ответила Ночная Тень. — Не могли бы вы дать мне и тот, и другой?
— Конечно, бери, — сказал Доктор.
— Спасибо. Может быть, у вас найдется и два носовых платка?
— Да, у меня есть как раз два платка — красный и синий.
— Замечательно! — воскликнула лисица. — Тогда я сделаю так, чтобы мои детеныши пахли камфарой, а я этим… эвка… эвка…
— Эвкалиптом, — подсказал Доктор.
— Какое красивое название! Пожалуй, я назову так своего третьего сыночка. Я никак не могла придумать ему имя. И тогда у меня будут: Нарцисс, Пион и Эвкалипт!
— Трое сыновей Ночной Тени, — добавил Доктор, взглянув на маленьких круглых лисят, кувыркающихся под дубом. — Звучит очень благородно — почти как имена древних римлян. Но послушай, ты должна завернуть бутылочки как следует, иначе, когда стекло разобьется, ты можешь пораниться. Обертка должна быть мягкой и плотной. Давай-ка я сам это сделаю — у меня в кармане как раз есть подходящий шнурок.
И Джон Дулитл завернул бутылочки в носовые платки и туго обмотал их шнурком. После этого он вручил Ночной Тени свое новое изобретение.
— Ты должна всегда носить эти флаконы с собой, — сказал он. — И как только ты увидишь, что за тобой бегут гончие, разбивай их о камень и «пропитывайся» лекарством. После этого тебе не будут страшны никакие собаки — даже Рысак.
Оставив лис с этим новым «уничтожителем запаха», Джон Дулитл начал собираться в дорогу. Ночная Тень несколько раз поблагодарила его за все, что он для них сделал, и тоже заспешила домой. Надо сказать, что в тот момент ни Доктор, ни лиса не подозревали, к каким последствиям приведет его необычное изобретение.
В тот же самый вечер, когда Ночная Тень с детенышами бежали к себе в нору, на их след снова напали гончие, возвращавшиеся домой после неудачной охоты. Как только лисица поняла, что их преследуют собаки, она положила свои флакончики на землю и бросила на них камень. Тут же воздух наполнился едким лекарственным запахом.
Из глаз Ночной Тени градом покатились слезы, но, невзирая на это, она вывалялась на одном платке, а лисят заставила поваляться на другом.
После этого, благоухая лекарствами, как в аптеке, и задыхаясь от своего собственного запаха, все четверо бросились бежать через широкое поле к своей норе. Гончие, увидев лис на открытом месте, побежали им наперерез с другой стороны поля. Они надеялись опередить их до того, как они смогут укрыться в кустах.
Для собак это было совсем не трудно, так как Ночная Тень не могла бежать быстро: ей все время приходилось следить за отстающим Нарциссом.
Гончие во главе с Рысаком неуклонно приближались к семейству Ночной Тени. Уставшие от бесплодных скачек по полям охотники, видя, что собаки вот-вот схватят добычу, воодушевились и пришпорили своих лошадей.
Но вдруг в пяти шагах от лис вожаки остановились как вкопанные.
— Что случилось с Рысаком, Джоунз? — закричал сэр Уильям джентльмену на серой кобыле. — Погляди, он сидит и смотрит, как лисы уходят.
Внезапно порыв ветра дунул со стороны лисьего семейства на восток, прямо на свору. Все собаки как одна повернули назад и, поджав хвосты, бросились в разные стороны. Даже лошади навострили уши и зафыркали.
— Боже, что это за запах! — воскликнул сэр Уильям. — Пахнет каким-то лекарством! Что это, Джоунз?
Но джентльмен на серой кобыле не слышал его. Щелкая длинным хлыстом и выкрикивая ругательства, он носился по всему полю, пытаясь собрать свою разбежавшуюся свору.
А Ночная Тень с лисятами в это время спокойно добежала до своей норы. Укладывая в этот вечер детенышей спать, она без конца бормотала про себя:
— Он — великий человек, поистине великий человек!
На следующий день, отправившись на поиски завтрака, Ночная Тень встретила свою соседку, другую лису. Но та, почувствовав запах камфары, бросилась от нее бежать, как от зачумленной, даже не сказав ей «доброе утро».
Таким образом, лисица-мать скоро обнаружила, что ее новый запах доставляет ей и некоторые неудобства. Никто из ее родственников не хотел теперь общаться с ней и ее камфарно-эвкалиптовыми лисятами, и ни в одной лисьей норе их не принимали.
Но прошло совсем немного времени, и все местные лисы начали говорить о том, что Ночная Тень безбоязненно разгуливает, где только пожелает, и за ней никто не охотится. И вскоре к Джону Дулитлу стали без конца приходить таинственные звериные посланцы с просьбой дать им бутылочку эвкалиптовой настойки. И каждый раз Доктор выполнял их просьбы. Он послал в эти края сотни маленьких пузырьков, завернутых в носовые платки.
Скоро у каждой лисицы, живущей на сто миль в окрестностях Бристоля, был свой «противоохотничий сверток» Джона Дулитла.
Это привело к тому, что свора Дичема вообще прекратила свое существование.
— Это бесполезно, — говорил сэр Уильям. — Мы не сможем охотиться на лис, пока не выведем новую породу охотничьих собак — эвкалиптовых. Да, я готов поклясться своим последним пенни, что это — дело рук Дулитла. Он всегда говорил мне, что хочет покончить с этим видом спорта. И пусть Бог мне будет свидетелем — в наших краях он добился того, чего хотел!