ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга]

Глава 1. ПРИМЕТЫ СКОРОГО КОНЦА

Сколько раз, приехав в очередной раз домой после блужданий по городу, обессиленно садился в кресло и обреченно думал: что делать? Куда подаваться? В такой тупиковой ситуации никогда прежде бывать не приходилось. В моих услугах больше не нуждаются. Моя же секретарша вручила мне уведомление об этом.

Случившееся, конечно же, потрясло. Хотя, если откровенно, большой неожиданностью это не было. Я уже говорил, что присутствовал на заседаниях Политбюро и Секретариата более года. Уровень обсуждения вопросов знаю не по рассказам. Уверен: рано или поздно это все равно бы случилось. Другое дело, каким путем. Наверняка — постепенно, плавно. ГКЧП ускорил развязку. Если бы не путч, сколько бы продержался ЦК? Поговаривали, что после XXIX съезда центральный аппарат сократили бы процентов на семьдесят. Здания, построенные не на партийные средства, отдали бы городу или российскому правительству. Так и сосуществовали бы мирно, по-соседски. Не ломали бы судьбы, не было бы этих ужасных самоубийств.

История не приемлет сослагательного наклонения: если бы да кабы. Реальность такова, что шок у моих коллег был сильнейший. Они были просто раздавлены. Нужно большое мужество, чтобы пережить все это. Что касается меня, то я всегда, при любых обстоятельствах чувствую себя журналистом. А это значит — пишу историю современности. Творят-то ее другие.

Вот только вопрос: нравственно ли обнародовать материал, порой весьма уникальный, которым я располагаю? Не будет ли это похоже на поведение журналистки из еженедельника «Союз» в кабинете и в комнате отдыха Кручины? Хотя все зависит от того, как преподнести этот материал. К тому же архивы ЦК переданы в государственные хранилища. К ним открыт широкий доступ, они стали объектом исследования большого круга политологов, историков, публицистов, писателей. Сведения, ранее считавшиеся секретными и совершенно секретными, выплескиваются на массового читателя.

Поэтому на законных юридических и моральных основаниях можно считать себя свободным от обязательств по отношению к прежнему работодателю. Его попросту больше не существует. Нет и правопреемника.

Но, пожалуй, самое главное — мои личные наблюдения и впечатления. Частью их я уже поделился. Но они не исчерпаны. Мне ведь разрешалось делать записи в блокнотах, поскольку на меня была возложена обязанность готовить официальные сообщения для печати о различных мероприятиях, проводимых ЦК. В основном это были сообщения о заседаниях Политбюро и Секретариата.

На моих глазах проходили обсуждения самых разных вопросов, возникали споры, полемика, иногда даже ссоры. Я добросовестно записывал весь ход обсуждения — дебаты секретарей и приглашенных, их реплики и ремарки. То есть располагаю таким уникальным материалом, которого ни один дотошный исследователь не найдет в самых секретных цековских архивах. Там, как уже выяснено, лежат готовые документы — постановления, докладные записки, справки, рекомендации. Все, что сопутствовало принятию этих документов, осталось за кадром, не попало в официальные отчеты. А вот это, как мне кажется, и представляет колоссальный интерес.

Итак, выбираем самый испытанный и любимый нашим народом прием — ретро.

Мой рассказ будет не полон и даже может быть признан тенденциозным, если не затронуть августовские дни 1991 года. Если быть честным до конца, то для меня по-прежнему не ясно, причастен ли ЦК КПСС, и особенно его Секретариат, к попытке государственного переворота. Попробую изложить откровенно, без всякой утайки, то, что мне известно по этому поводу.

Семнадцатого августа, в субботу утром, я приехал с «Успенки» в свой кабинет и провел там весь день, примерно до девяти вечера. Двадцатого августа истекал срок сдачи моей рукописи в «Политиздат», и я срочно дописывал последнюю главу. Как студент, которому перед экзаменом всегда ночи не хватает.

Из служебного кабинета практически не выходил, за исключением короткого перерыва на обед. По субботам в нашем шестом подъезде работал буфет, где можно было перекусить сосисками, попить чаю или кофе. Людей было немного, но к этому я уже привык и не удивлялся. С началом лета очень заметно упал интерес у людей к работе. Если в девяностом году и в начале девяносто первого по субботам в нашем буфете скапливалось очень много народу и нередко приходилось стоять в очереди довольно долго даже по цековским меркам, то в июне активность резко упала, в выходные мало кто появлялся на службе. Разве что по каким-то своим делам.

Обед ничем не отличался от предыдущих. Хотя бросилась в глаза одна любопытная деталь. Не обнаружив на подносе с приборами ножа, я шутливо сказал буфетчице, молодой женщине:

— Правильно, долой эти буржуйские штучки! И без ножей обойдемся!

Обычно всегда приветливая, буфетчица на этот раз сердито бросила:

— Скоро и вилок не будет!

— Правильно, — не сбавлял я шутливого тона. — Руками есть будем. То есть ртом...

Однако шутка поддержана не была.

Я подсел к столику, за которым расположился коллега из гуманитарного отдела, милейший человек из Грузии Теймураз Шенгелия. Рассказал ему о «стычке» с буфетчицей.

— А знаете, это дурное предзнаменование. Моя бабушка рассказывала: перед революцией семнадцатого года в Грузии простые люди начали оскорблять интеллигенцию — врачей, учителей, адвокатов. Слуги стали дерзить господам. Верный признак социальных потрясений. Эта категория людей первой чует конъюнктуру...

Мне часто вспоминается тот разговор. Ах, Теймураз Авксентьевич, Теймураз Авксентьевич! Напророчил на нашу голову...

Допив чай, мы вместе поднялись на седьмой этаж. Я направился к себе и из кабинета до вечера не выходил.

Хорошо помню: никаких звонков в тот день не было. Все телефоны были переключены на меня. Ни одного вызова к секретарям. Оставалось только радоваться, что никто не мешает работе. Поздно вечером я поставил последнюю точку и с облегчением вздохнул: наконец-то! Такой груз сбросил.

В девять вечера вызвал машину и, не заезжая домой, отправился на дачу.

В воскресенье, восемнадцатого августа, день начался как обычно. Завтрак, работа в огороде, потом с десятилетней дочерью собирали орехи, которых в том году уродилось очень много. Обед тоже прошел нормально. Во второй половине дня небо затянуло тучами, стал накрапывать мелкий дождик. Мы перешли в дом.

Где-то под вечер погода прояснилась, и мы с дочерью решили прогуляться по дачному поселку. Пешеходные тропинки были пустынны. Обычно по выходным, накануне новой трудовой недели, обитатели дач высыпали на аллеи, дышали перед сном свежим воздухом. Дочка даже вздохнула: никого из подружек не видно. Я объяснил это пасмурной погодой.

Не знаю, почему, но на душе было тревожно. Когда мы вышли на центральную дорогу, обратил внимание, что и она пустынна. Обычно по ней то и дело проносились машины. Тишина была какой-то беспокойной, гнетущей. С чего бы это, недоумевал я.

Дочь тоже удивилась безлюдью.

— Мы с папой переночуем здесь, а на работу поедем завтра утром, — объявила жена.

— Ур-р-а!— радостно закричала десятилетняя дочка, обрадованная тем, что проведет вечер с обоими родителями.

За вечерним чаем, прислушиваясь к шелестению дождя за окнами, я произнес фразу, которая оказалась пророческой. Ее мои домашние вспоминают до сих пор.

— Мы вот тут чаи гоняем, а в Москве, может, переворот. Приедем завтра, а там — танки...

Глупость была настолько очевидной, что на нее никто не отреагировал. Даже дочка не задала своего любимого вопроса: «А это как?»

Странное дело, но ощущение тревоги не проходило. Что-то угнетало, давило, мяло. Жена объяснила плохое самочувствие магнитными бурями, скверной погодой, вчерашним переутомлением на работе.

Девятнадцатого августа мы с женой выехали из «Успешен», как всегда, в восемь утра. Водитель был весел, разговорчив, и мы всю дорогу проболтали о пустяках.

Подъезжая к Москве, обогнали колонну военных машин, в кузовах которых сидели солдаты. Машины как машины, мало ли куда они едут. В общем, их появление не вызвало у нас вопросов. Дорога была свободна, и мы беспрепятственно проехали по Кутузовскому, а затем Калининскому проспектам. На Манежной площади развернулись. Возле музея Ленина в глаза бросилась живописная картина: стоя полукругом, о чем-то горячо спорили с десяток молодых людей, обряженных в казачью форму.

— Ну, что я вчера говорил? — повернулся я к жене. — Не танки, так казаки в Москву вошли.

На подходе к площади Дзержинского, затормозив на красный свет, водитель вдруг произнес:

— Какое-то чрезвычайное положение в Москве ввели. По радио передавали.

Клянусь, я не придал значения его словам. Не понял их смысла. Подумал, что речь идет о хозяйственной акции московских властей, касающейся уборки урожая в Подмосковье. В августе девяносто первого было много подобных сообщений о введении чрезвычайного положения в ряде российских областей на период сельскохозяйственных работ. Короткая реплика шофера пролетела мимо ушей.

Не доезжая до первого подъезда, сразу за входом в вестибюль метро станции «Площадь Ногина» (сейчас «Китай-город») машина остановилась. Едва я вышел из машины и сделал несколько шагов, как следом за нашей припарковалась другая светлая «Волга» и оттуда вывалился взмыленный человек. Боковым зрением я увидел, что он догоняет меня.

Сигитас Ренчис! Зам. зав. отделом с нашего седьмого этажа. Сигитас приехал в ЦК из Вильнюса, член Союза писателей Литвы. Застрял, как и я, в Москве. У нас с ним сложились приятельские отношения.

Коллега из гуманитарного отдела был взволнован. Крепко пожав руку, он громким шепотом спросил:

— Какие-нибудь подробности есть? Кто за этим стоит?

Я недоуменно взглянул на друга:

— Ты о чем? Какие подробности?

Сигитас изумился:

— Как, ты не знаешь? А еще пресс-центр... А я из окна машины тебя увидел, тороплю водителя. Вот, думаю, кто больше всех осведомлен. Оказывается, пресс-служба ЦК узнает последней. Как в комсомольском анекдоте. «Кто еще не переспал с невестой?» — спрашивает тамада на комсомольской свадьбе. «Я», — робко отвечает жених...

— Подожди, Сигитас, а что произошло?

— Создан ГКЧП. Президент, кажется, отстранен от власти. В составе ГКЧП — Янаев, Павлов, Пуго, Крючков, Язов, еще какие-то деятели. По радио передавали их обращение к народу.

Теперь наступила моя очередь изумляться. На даче у нас радио не было, а телевизор по утрам мы обычно не включали, не хотелось, чтобы дочка рано вставала. В машине, как я уже говорил, мы увлеклись разговором с водителем, и радио в ней молчало.

Моя секретарша обычно приходила на работу раньше, чтобы принести свежие газеты. Когда я появлялся в своем кабинете, они уже лежали на столе. В тот день тоже было как всегда. Пачка газет ждала на обычном месте.

Можно понять нетерпение, с которым я набросился на прессу. Увы, газеты были за субботу. По-понедельникам тогда выходила только «Правда». Я раскрыл ее, но никаких материалов о ГКЧП не нашел.

Включил телевизор— «Лебединое озеро». Повернул ручку вмонтированного в стол радиоприемника — передавали один из документов ГКЧП. Успел услышать только его окончание.

Требовательно зазвонила «вертушка»— впервые в этот день. Снял трубку.

— Николай, это Оников. Доброе утро. Скажи, пожалуйста, у тебя есть документы ГКЧП? По радио передают — ничего не понять. Нужно иметь под рукой...

Леон Аршакович Оников — долгожитель ЦК. Окончил МГИМО при МИД СССР. С 1952 года — в аппарате ЦК Компартии Эстонии. С 1960 по 1991 год — в аппарате ЦК КПСС. Враг номер один орготдела, как мы шутливо называли его между собой. Остро критический ум, нестандартные мысли, и, что немаловажно — смелость.

Леону Аршаковичу тогда было под семьдесят. В ЦК, даже после многочисленных реорганизаций и сокращений, оставалось немало людей уважаемого возраста. Вели они себя тише воды, ниже травы. Прожил день, и слава Богу. Оников был возмутителем спокойствия, легендой всего аппарата. Его аналитические записки, адресованные руководству ЦК, воспринимались в орготделе как посягательство на монополию в вопросах партстроительства. Его выступления на аппаратных совещаниях и партийных собраниях вызывали дружные аплодисменты молодых работников и кривые ухмылки ортодоксов.

— Леон Аршакович, рад бы помочь, но, к сожалению, этих документов у меня нет.

— Николай, их надо читать, а не слушать. Поверь мне, старику, тут что-то не то. Держи ухо востро...

— Спасибо, Леон Аршакович. Звоните. Как только — так сразу...

Он рассмеялся. Крылатая фраза аппаратчиков выручала в щекотливых ситуациях.

Только положил трубку — в кабинет заглянула секретарша. У нее на столе хитрое приспособление: когда начальник говорит по любому из телефонов, загорается красная, синяя или желтая лампочка. Прекращается разговор, лампочка тут же гаснет.

Валя — миловидная, экстравагантно одевавшаяся женщина, тоже долгожительница ЦК, ее стаж на Старой площади исчислялся более чем двумя десятками лет. Ровная, спокойная.

— Николай Александрович, на шестом этаже сбор. Спуститесь, пожалуйста.

На шестом этаже— руководство идеологического отдела. Захожу к одному из первых замов. Он недавно пришел в ЦК. Несколько дней назад у нас состоялась размолвка.

Я настаивал на том, чтобы не проводить аккредитации в пресс-центре ЦК КПСС. Надо действовать демократическими методами, убеждал я. Проход на наши мероприятия для советских журналистов, начиная от сотрудника многотиражной заводской газеты и кончая работником «Правды», должен осуществляться по редакционным удостоверениям. Никаких ограничений ни для кого! Что касается иностранных коллег, то им достаточно аккредитационной карточки МИД СССР. Не надо плодить новых пропусков!

Казалось бы, зачем копья ломать? Ведь очевидно, что такой порядок наиболее приемлем. Тем не менее он вызвал яростное сопротивление долгожителей ЦК. Необходима отдельная аккредитация, убеждали они. Новый первый замзав пока своего мнения не высказал, внимательно прислушивался к доводам «за» и «против».

Аккредитация журналистов в пресс-центре ЦК КПСС обособит их, разделит на допущенных и не-допущенных, доказывал я. Хотя при желании ее можно превратить в большую и шумную кампанию, на которой запросто можно набрать очки у секретарей ЦК. Новый замзав слушал мои аргументы и загадочно улыбался. Решения он еще не принял.

Итак, я спустился в кабинет начальника. Там уже было много народа. Никто документов ГКЧП «живьем» не видел. Что делать? Сверху никаких указаний нет. Так ни с чем и вернулись в свои кабинеты.

Как я узнал о пресс-конференции гэкачепистов? По городскому телефону позвонили из газеты «Экономика и жизнь». Пожаловались, что их сотрудников не пропускают в пресс-центр МИД СССР на Зубовском бульваре.

— Позвоните, чтобы нас пропустили,— просили знакомые журналисты из этого издания.

— Подождите, а что там происходит?

— Как что? Пресс-конференция ГКЧП.

— Но я не могу дать им указание. Там, в отличие от нашего пресс-центра, пропускают только по аккредитации...

Вечером я уехал в аэропорт: приезжал мой давнишний приятель из Баку, с ним я когда-то вместе учился в московской ВПШ. У него большое горе — у двоих детей слабое зрение. Раз в два года он привозит их в Москву на консультацию к окулистам. Прием в поликлинике, устройство в гостинице, питание, билеты на обратный путь — это уже моя забота. Бедные ребятишки! Такие забавные, смешные, и слепые, как котята. Не дай бог такого горя родителям. Я, чем мог, помогал давнишнему товарищу.

Загодя, за две недели до его приезда, написал официальную бумагу в кассу Управления делами ЦК КПСС. Персонально тому, кто занимался продажей билетов и устройством в гостиницу, тоже долгожителю ЦК. На фирменном бланке составил убедительное письмо: прошу оказать содействие в предоставлении мест в гостинице и приобретении билетов на обратный путь до Баку — отцу, ответственному работнику ЦК Компартии Азербайджана, его жене и двум бедным детишкам. Перед тем как засылать письмо, позвонил в кассу:

— Они приедут без командировки. У главы семейства отпуск. Давайте поможем коллегам.

— Нет вопросов. Пускай приезжают и прямо ко мне.

— Но они прибудут рано утром.

— Ничего не могу поделать. Такой порядок.

— И что, они с больными детьми будут ожидать вашего прихода на работу?

— Но ведь у них нет командировки? Я придерживаюсь инструкции...

— Инструкция у вас есть. А сердце? Дайте бронь...

— Послушайте, как вас там зовут... Я действую согласно инструкции, — упрямо твердил чинуша. — Места в гостиницы и билеты на обратную дорогу только по предъявлении командировочного удостоверения. Если у вас личные интересы — тогда иное дело. Обращайтесь в другое место. А здесь ЦК, вы понимаете, что это такое?

Человек, нанятый для моего же обслуживания, явно лез в бутылку. Такое поведение технического работника было настолько неожиданным и непривычным, что я опешил. Раньше такого хамства они себе не позволяли. И только позднее, неоднократно возвращаясь к событиям, предшествовавшим роспуску ЦК, вспомнил рассказ Теймураза Авксентьевича о революции и его бабушке. История повторяется: действительно, лакеи каким-то шестым чувством ощущают грядущие перемены. Как крысы, первыми бегущие с давшего течь корабля.

Зная, что обух плетью не перешибешь, я пошел на попятную. Договорились, что он обеспечит моего знакомого билетами, а проживание я возьму на себя.

Забегая вперед, скажу, что однокашника и его ребятишек мне удалось разместить в гостинице «Россия» — в самом центре Москвы. Остались билеты.

За ними мы с приятелем пришли двадцатого августа утром, как только открылась касса. Его самолет опоздал, и вместо утра девятнадцатого он прибыл лишь вечером того же дня.

— Билетов нет, — услышали мы в заветном окошке.

— Позвольте, но ведь мы с вами договаривались: четыре билета до Баку за вами. Гостиницу я взял на себя.

— Билетов до Баку нет,— злорадно повторили в окошке кассы.

Однокашник взял меня за руку:

— Не надо. Мне стыдно. Как-нибудь уедем.

— Но ведь мы договаривались, — не отставал я. — Вы обещали. В конце концов я обращусь к Кручине. Вы что себе позволяете?

Только услышав угрозу, человек в окошке куда-то позвонил, и четыре билета перед нами. «Пробил», — с удовлетворением вздохнул я.

Это, кстати, к вопросу о привилегиях. О цековской обслуге, наглой и развращенной, распределявшей блага и льготы по своему усмотрению, отдельный разговор.

Мой друг, бывший свидетелем позорной сцены, оцепенел: и это — в ЦК КПСС?

Можно представить, каково было мне.

— Заказанные вами билеты я продал, — оправдывался человек в окошке.— Вы за ними не явились. А тут как раз ехали партработники из Баку.

— Клянусь вам,— прижал руку к сердцу мой друг, — ни одного партработника в настоящее время в Москве из Азербайджана нет...

Я не стал выяснять истину. Это всегда противно — уличать во лжи. И — стыдно. Скорее всего, билеты были проданы каким-нибудь кооператорам. За вознаграждение, разумеется.

Пресс-конференцию гэкачепистов я смотрел по телевизору.

ВСТРЕЧА СОВЕТСКОГО РУКОВОДСТВА С ЖУРНАЛИСТАМИ

19 августа 1991 года в пресс-центре МИД СССР состоялась пресс-конференция исполняющего обязанности президента СССР Г. И. Янаева. В ней приняли участие заместитель председателя Совета Обороны СССР О. Д. Бакланов, министр внутренних дел Б. К. Пуго, председатель Крестьянского союза СССР В. А. Стародубцев, председатель Союза промышленников и предпринимателей СССР А. И. Тизяков.

Г. Янаев. (Сообщает о том, что приступил к временному исполнению обязанностей президента СССР в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения М. С, Горбачевым обязанностей президента— на основании статьи 127(7) Конституции СССР). Я обращаюсь к вам, дамы и господа, товарищи, в ответственный для судеб Советского Союза и обстановки во всем мире момент. Вступив на путь глубоких реформ и пройдя в этом направлении значительный отрезок, Советский Союз сейчас оказался перед глубоким кризисом, дальнейшее развитие которого может поставить под вопрос как сам курс реформ, так и привести к серьезным катаклизмам в международной жизни.

Не является секретом, что резкое падение производства в стране, не восполняемое пока деятельностью альтернативных промышленных и сельскохозяйственных структур, создает реальную угрозу дальнейшему сосуществованию и развитию народов Советского Союза.

В стране возникла обстановка неуправляемости и многовластия. Все это не может не вызывать широкого недовольства населения. Возникла также реальная угроза дезинтеграции страны, развала Единого экономического пространства, единого пространства гражданских прав, единой обороны и единой внешней политики.

Нормальная жизнь в этих условиях невозможна. Во многих районах СССР в результате межнациональных столкновений льется кровь, распад СССР имел бы самые тяжелые не только внутренние, но и международные последствия. В этих условиях у нас нет иного выбора, кроме как принять решительные меры, чтобы остановить сползание страны к катастрофе.

Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения принято решение образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению. ГКЧП СССР полностью отдает себе отчет о глубине поразившего страну кризиса, принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса.

Мы обещаем провести широкое всенародное обсуждение проекта нового Союзного договора. Каждый гражданин СССР будет иметь право и возможность в спокойной обстановке осмыслить этот важнейший акт, ибо от того, каким станет Союз, будет зависеть судьба многочисленных народов нашей великой Родины.

Мы намерены незамедлительно восстановить законность и правопорядок, положить конец кровопролитию, объявить беспощадную войну уголовному миру, искоренить позорные явления, дискредитирующие наше общество и унижающие советских граждан. Мы очистим улицы наших городов от преступных элементов, положим конец произволу расхителей народного добра.

Мы выступаем за истинные демократические процессы, за последовательную политику реформ, ведущих к обновлению нашей Родины, к ее экономическому и социальному процветанию, которое позволит ей занять достойное место в мировом сообществе наций.

Развитие страны не должно строиться на падении жизненного уровня населения. В здоровом обществе станет нормой постоянное повышение благосостояния всех граждан, не ослабляя заботы об укреплении и защите прав личности, мы сосредоточим внимание на защите интересов самых широких слоев населения, тех, кому более всего угрожают инфляция, дезорганизация производства, коррупция и преступность.

Развивая многоукладный характер народного хозяйства, мы будем поддерживать и частное предпринимательство, предоставляя ему необходимые возможности для развития производства и сферы услуг.

Нашей первоочередной задачей станет решение продовольственной и жилищной проблем. Все имеющиеся силы будут мобилизованы на удовлетворение этих самых насущных потребностей народа. Мы призываем рабочих, крестьян, трудовую интеллигенцию, всех советских людей в кратчайший срок восстановить трудовую дисциплину и порядок, поднять уровень производства, чтобы затем решительно двинуться вперед. От этого зависят наша жизнь и будущее наших детей и внуков, судьба Отечества.

Мы являемся миролюбивой страной и будем неукоснительно соблюдать все взятые на себя обязательства. У нас нет ни к кому никаких притязаний, мы хотим жить со всеми в мире и дружбе, но мы твердо заявляем, что никогда и никому не будет позволено покушаться на наш суверенитет, независимость и территориальную целостность. Всякие попытки говорить с нашей страной языком диктата, от кого бы они ни исходили, будут решительно пресекаться.

Наш многонациональный народ веками жил, исполненный гордости за свою Родину. Мы не стыдились патриотических чувств и считаем естественным и законным растить нынешнее и грядущее поколения граждан нашей великой державы в этом духе. Бездействовать в этот критический для судеб Отечества час значит взять на себя тяжелую ответственность за трагические, поистине непредсказуемые последствия. Каждый, кому дорога наша Родина, кто хочет жить и трудиться в обстановке спокойствия и уверенности, кто не приемлет продолжения кровавых межнациональных конфликтов, кто видит свое Отечество в будущем независимым и процветающим, должен сделать единственно правильный выбор. Мы призываем всех истинных патриотов, лщдей доброй воли положить конец нынешнему смутному времени.

Мы призываем всех граждан Советского Союза осознать свой долг перед Родиной и оказать всемерную поддержку Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР, усилиям по выводу страны из кризиса. Конструктивные предложения общественно-политических организаций, трудовых коллективов и граждан будут с благодарностью приняты как проявление их патриотической готовности деятельно участвовать в восстановлении вековой дружбы в единой семье братских народов, в возрождении Отечества.

Вопрос. Где сейчас М. С. Горбачев?

Г. Янаев. Михаил Сергеевич Горбачев находится на отдыхе и лечении в Крыму. За эти годы он очень устал, и требуется какое-то время для того, чтобы он поправил здоровье. Надеюсь, что Горбачев, поправившись, вернется к исполнению своих обязанностей. Мы будем следовать курсу, который он начинал в 1985 году. Что касается чрезвычайного положения, то оно вводится в очень трудный для страны период для того, чтобы избежать каких-либо эксцессов. Мы вынуждены были принять некоторые меры по безопасности наших граждан.

Вопрос. Есть ли сейчас конкретная программа возрождения экономики страны? Будут ли действовать ранее принятые законы, будет ли продолжаться движение к рынку?

А. Тизяков. Ни для кого не секрет, что перестройка не дала тех результатов, которые все от нее ждали. Наша экономика сегодня находится в тяжелейшем положении, идет спад производства, он обусловлен целым рядом факторов, однако нельзя сбросить со счетов и то, что перестройка осуществлялась в таких масштабах. В любом поиске могут быть определенные недоработки, даже ошибки. Вот та ситуация, которая сложилась. Она и послужила главной причиной введения чрезвычайного положения. У нас сегодня разорваны связи между предприятиями. Негативную роль сыграло закрытие ряда республиканских и региональных границ. Это создало крайне тяжелую обстановку для работы предприятий, которые начали пробуксовывать, останавливаться.

Наши действия будут прежде всего направлены на стабилизацию экономики. От реформ, направленных в движении к рынку, мы не отказываемся. Считаем, однако, что движение это надо будет четче проработать и организовывать на более высоком уровне управления всех наших действий.

Вопрос. Российское информационное агентство передало обращения Ельцина, Силаева и Хасбулатова к гражданам России, в котором события минувшей почи охарактеризованы как «правый реакционный антиконституционный переворот». В этом же обращении прозвучал призыв к всеобщей бессрочной забастовке. Какими могут быть конкретные действия комитета в этой связи?

Г. Янаев. Сегодня, когда советский народ был информирован о создании Комитета по чрезвычайному положению, я и некоторые другие члены комитета имели контакты с руководителями всех девяти республик, которые заявили о своей готовности войти в состав обновленной союзной'Федерации, а также с руководством многих краев и областей Союза. Могу сказать, что в целом создание комитета и его стремление вывести страну из того кризисного положения, в котором она находится, поддержаны. Сегодня же я имел разговор с Ельциным. Мне известно заявление Бориса Николаевича, товарищей Хасбулатова и Силаева. В этой связи хотел бы подчеркнуть, что Комитет по чрезвычайному положению готов сотрудничать с руководством республик, краев и областей, исходя из нашего стремления найти такие адекватные формы развития демократии, подъема экономики, культуры, обеспечения прав человека, которые дали бы возможность наиболее эффективно справиться с проблемами, с которыми мы сегодня сталкиваемся. Полагаю, что, если бы мы имели готовность руководства России к такому сотрудничеству, мы смогли бы найти пути этого взаимодействия.

Считаю, что призыв к всеобщей бессрочной забастовке — это безответственный призыв, и мы, видимо, не можем позволить себе такого. Когда страна пахо-дится в хаосе, нельзя играть в политические игры, потому что в конечном счете эти игры оборачиваются против нашего многострадального народа. Если нам небезразлична судьба Отечества, судьба России, мы должны найти действительно практические формы взаимодействия.

Вопрос. Кем и как именно принято решение о принятии чрезвычайного положения, предусматривается ли формирование какого-либо комитета общественного спасения или иного подобного органа, есть ли намерение созвать сессию Верховного Совета СССР?

Г. Янаев. Что касается введения чрезвычайного положения, то мы исходили из того, что бывают такие критические ситуации, которые требуют немедленных действий. Мы намерены обратиться с подтверждением полномочий на введение чрезвычайного положения к Верховному Совету СССР, который будет созван 26 августа.

Вопрос. Государственный комитет по чрезвычайному положению СССР в своем обращении к народу заявил, что в первую очередь будет заботиться об интересах самых широких слоев населения, будет стремиться решить продовольственную и жилищную проблему. Какие конкретные меры предполагается принять для этого и какими ресурсами располагает комитет?

Г. Янаев. Это очень важный вопрос. Первый шаг, который мы намерены предпринять,— это сделать максимум возможного для спасения урожая. Видимо, завтра примем соответствующий документ, который будет ориентировать на экстренные, чрезвычайные меры в этом плане. Мы намерены использовать все возможности государства для того, чтобы, во-первых, провести своебразную инвентаризацию того, что есть в стране.

Последние три года мы очень плохо строили жилье, и многие граждане ожидали, что мы будем выполнять ту жилищную программу, о которой заявили в самом начале перестройки. К сожалению, мы оказались несостоятельными. Поэтому считаю, что сейчас перед нами стоят три очень главные задачи. Первая — продовольствие, вторая — жилье и третья — транспорт и энергетика, поскольку страна идет в зиму.

Вопрос. Кто будет исполнять обязанности Генерального секретаря ЦК КПСС?

Г. Янаев. Это партийный вопрос, и я не хотел бы его сейчас комментировать...

Вопрос. Верно ли, что ряд изданий, в том числе «Аргументы и факты», «Московские новости», «Куранты», «Столица» и ряд других объявлены закрытыми? На какой срок их закрыли?

Г. Янаев. Я думаю, что если мы вводим режим чрезвычайного положения, то должны будем перерегистрировать некоторые массовые издания. Именно перерегистрировать. Речь не идет о закрытии газет, а об их перерегистрации, потому что в том хаосе, в котором оказалась страна, в значительной степени повинны и некоторые средства массовой информации.

Вопрос. Какие отклики получены на обращение комитета к руководителям государств мира и Генеральному секретарю ООН?

Г. Янаев. Мы очень внимательно анализируем высказывания зарубежных государственных и политиче-ких деятелей. Реакция в общем-то достаточно сдержанная, поскольку, видимо, сейчас у наших партнеров еще слишком мало фактического материала, чтобы занять какую-то аргументированную позицию. Я знаком с последним заявлением президента Джорджа Буша, в котором он выражает надежду, что те внешнеполитические обязательства, которые взял на себя Советский Союз, будут выполняться. Это подтверждено в заявлении Государственного комитета по чрезвычайному положению сразу же вслед за его формированием.

Вопрос. Что нового предполагается внести в борьбу с преступностью?

Б. Пуго. Не следует полагать, что будут найдены и предложены какие-то принципиально новые меры, которые раньше не применялись. Думаю, прежде всего надо исходить из того, что правоохранительные органы должны значительно улучшить свою обычную работу, мы обязаны повысить требовательность к сотрудникам, дать возможность лучше проявлять себя истинным профессионалам. Надо полагаться именно на профессионалов.

Если же говорить о каких-то конкретных путях, то думаю, что уже сейчас более чем в пятидесяти городах страны оправдали себя такие методы, как совместное патрулирование. Эта мера была первоначально встречена подозрительно, однако она показала свою эффективность.

Вопрос. Поддержат ли крестьянские массы Комитет по чрезвычайному положению?

В. Стародубцев. Именно крестьянство, и особенно в этом году несет самые тяжелые потери в ходе перестройки. Большинство колхозов, совхозов и только что народившихся фермерских хозяйств находится на грани катастрофы. Нарушен ценовой паритет между городом и деревней. Отсутствие горючего, запасных частей, резкое снижение поставки сельскохозяйственному производству техники и других материалов приводят, прямо скажем, к тяжелейшему состоянию крестьянства. Думаю, что доведенные до отчаяния крестьяне надеются сегодня на то, что будет наконец наведен порядок, что взоры всего нашего общества будут обращены к крестьянству, помогут ему встать на ноги, возродиться.

Вопрос. Не кажется ли вам, что сроки и критерии перерегистрации ряда изданий, мягко говоря, несколько странны? И вообще, создание комитета больше похоже на переворот. Такое уже было в семнадцатом, когда свергли царя, и в шестьдесят четвертом, когда спяли Хрущева.

Г. Янаев. Что касается перерегистрации газет, то мы постараемся этот процесс не затягивать. Не хотел бы сейчас комментировать критерии, которые будут положены в основу перерегистрации. Что касается утверждения, будто сегодня ночью совершен государственный переворот, я позволил бы не согласиться с этим, поскольку мы опираемся на конституционные нормы. Полагаю, что подтверждение решения, которое мы приняли, Верховным Советом СССР даст возможность констатировать, что абсолютно все юридические и конституционные нормы бьши соблюдены. Сравнение мне не кажется корректным, думаю, что любые аналоги здесь просто опасны. Полагаю, в свое время медицинское заключение о состоянии здоровья Михаила Сергеевича Горбачева будет опубликовано.

Вопрос. Каковы перспективы выполнения Дого-вЬра СССР с Германией в сложившейся ситуации?

Г. Я наев. В заявлении Государственного комитета по чрезвычайному положению содержится подтверждение обязательств, которые Советский Союз взял на себя во внешнеполитической области, включая и те обязательства, которые он имеет перед объединенной Германией.

Вопрос. Есть ли у вас план действий, направленных на прекращение в стране межнациональных конфликтов?

Г. Янаев. Мы имеем программу действий по снижению той напряженности, которая есть у нас в сфере межнациональных отношений. Есть у нас и совершенно конкретные планы.

Они связаны с урегулированием проблем между Арменией и Азербайджаном. Имеются конкретные предложения по урегулированию других межнациональных проблем. Полагаю, что это одна из самых важных проблем, которые стоят сейчас перед СССР. Руководство страны, руководство Комитета по чрезвычайному положению обязаны незамедлительно заняться этими проблемами. Мы получили поддержку от абсолютного большинства руководителей республик нашему намерению навести в стране порядок, спасти страну.

Вопрос. Когда журналисты смогут встретиться с М. С. Горбачевым?

Г. Янаев. Как только состояние здоровья Михаила Сергеевича позволит это.

Вопрос. Какие меры предполагается принять, чтобы решить жилищную, продовольственную проблемы для военнослужащих и особенно для тех, которые после вывода наших войск из ряда стран находятся в бедственном положении?

О. Бакланов. Смысл наших подходов заключается в том, чтобы сконцентрировать все имеющиеся ресурсы и за счет этого форсировать строительство жилья для военнослужащих и их семей. Вы знаете, наверное, цифру: около 200 тысяч семей нуждаются в этом. Нормальным такое положение не назовешь. Надо использовать и собственные ресурсы, и те, которые в соответствии с договоренностью мы должны получить от иностранных государств.

Вопрос. Будет ли ГКЧП выполнять указ президента Ельцина о департизации?

Г. Янаев. Все указы и постановления, которые будут приниматься, будут рассматриваться с точки зрения чрезвычайного положения в стране. Но, пользуясь случаем, подчеркну: то, чем сейчас занято руководство Российской Федерации, и в частности призывами к неповиновению, — это очень опасная политика. Она может привести к эксцессам и даже вооруженной провокации. Государственный комитет по чрезвычайному положению считает своим долгом предупредить об этом всех советских людей. Мы надеемся, что спокойствие и порядок повсюду будут обеспечены.

Вопрос. Какова позиция Комитета по чрезвычайному положению в отношении республик Прибалтики, Грузии, Армении и Молдовы, которые не намерены подписывать Союзный договор?

Г. Янаев. Здесь наша позиция неизменна, ее неоднократно обнародовал президент М. С. Горбачев. Мы будем уважать волеизъявление народов страны. Постараемся, чтобы Союзный договор, от которого будет зависеть то, по какому историческому пути будет развиваться страна, был принят и обсужден всенародно. Полагаю, что по мере нормализации ситуации в стране мы пойдем на прямые выборы президента Советского Союза в соответствии с демократическими принципами.

Вопрос. В связи с введением в стране чрезвычайного положения будет ли ограничена свобода передвижения граждан?

Г. Янаев. Чрезвычайное положение оставляет гражданам регионов, где оно введено, свободу передвижения. Свою работу ГКЧП намерен осуществлять на основе консенсуса.

Вопрос. Не изменилась ли у вас оценка роли Горбачева в жизни советского общества в последпие годы?

Г. Янаев. Полагаю, что Михаил Сергеевич сделал неизмеримо много для того, чтобы демократические процессы широко начались в стране в 1985 году. Этот человек заслуживает всяческого уважения, он сделал все для того, чтобы мы встали на демократический путь.

Двадцатого августа весь день я провел в кабинете, исключая время, когда возил рукопись книги в «Политиздат». Никаких указаний сверху по-прежнему не было. Попытки связаться с секретарями ЦК были безуспешными. Дежурные в приемных отвечали: нет на месте.

Общение с коллегами показывало: никто не располагал достоверной информацией. Заведующих отделами не подпускали к секретарям. Замзавы не имели доступа к заведующим. Заведующие секторами, консультанты и референты были предоставлены сами себе. Кучковались в курилках, холлах, возмущенно переговаривались: что происходит? Аппарат, воспитанный в жестких правилах послушания, терялся в догадках. Руководство не собирает, не информирует, заданий не дает.

Обменивались новостями с периферии. Кому-то позвонил знакомый из Пензы. Услышав по радио призывы ГКЧП к наведению порядка в стране, двадцать пять сотрудников УВД бросились уплачивать партийные взносы за последние месяцы. В соответствии с российским законом о милиции пензенские стражи порядка департизировались. Встретившись на прощание с начальниками служб УВД, первый секретарь обкома предупредил: решайте, как знаете, но как бы кто-нибудь вскоре не пожалел о своем выходе из КПСС.

Милицейские начальники вспомнили это предостережение девятнадцатого августа. У многих из них деньги не приняли. Сказали, что слишком долго пе платили и, следовательно, окончательно утратили связь с партией.

Обсуждая подобную информацию, мои коллеги относились к ней по-разному. Аппарат ЦК к тому времени был совершенно иной, чем в 1985 году, когда я попал в ленинский штаб. Были люди, которые упрекали гэкачепистов в нерешительности, в неумении управлять ситуацией. Немало было и таких, кто после знаменитой пресс-конференции девятнадцатого августа резко осуждали заговорщиков. Двадцатого августа таких людей в аппарате стало больше. Двадцать первого все поняли, что путчисты проиграли. Ожидали самого худшего, во то, что произошло, не могло присниться даже в горячечном бреду.

Двадцать первого августа наконец-то поступила команда срочно объявлять пресс-конференцию на семнадцать часов. Команда поступила в пятнадцать тридцать. Такой спешки никогда не было.

— Отмываться будете?—невесело пошутил один из иностранных журналистов, которого оповестили о встрече в пресс-центре. И сочувственно добавил: — Нелегко придется вашим начальникам.

Пресс-Конференция началась с опозданием примерно на час. Видно, начальники не могли договориться, кому ехать. Первым в гостиницу «Октябрьская» прибыл Александр Якимович Дегтярев, заведующий идеологическим отделом, член ЦК КПСС и ЦК Компартии РСФСР. Потом появилось целое созвездие секретарей — Дзасохов, Лучинский, Калашников.

— Программа «Время» приехала?— спросили у меня прибывшие.

— Да вроде еще нет.

— Наше вам с кисточкой. Это же главное. Надо, чтобы пресс-конференцию увидела вся страна. Остальные средства массовой информации не столь важны в нынешней ситуации... Кто у вас в пресс-центре занимается телевидением? Это же надо— не догадаться пригласить программу «Время»!

Они еще надеялись, что двухминутная картинка по «ящику» спасет!

В тот день было столько событий, что телевидение не могло попасть даже на самые главные. Не хватало телеаппаратуры, камер, все технические средства были задействованы.

По «кремлевке» я набрал номер председателя Гостелерадио СССР Кравченко. Голос Леонида Петровича был усталым и растерянным,

— Все как сговорились сегодня, — попробовал он пошутить через силу. — Все проводят пресс-конференции, Ладно, пришлю бригаду. Если наскребем людей, «конечно.

— Вы уж постарайтесь, пожалуйста.

— Хорошо, попробуем что-нибудь придумать.

Вскоре бригада тележурналистов из программы «Время» прибыла. Но начало пресс-конференции она упустила. Ее открыл Дегтярев: столь ответственное дело поручили не руководителю пресс-центра, а именно ему. Дегтярев предоставил слово члену Политбюро, секретарю ЦК Дзасохову.

Александр Сергеевич говорил в своей обычной манере. Он огласил заявление Секретариата ЦК КПСС, который выстутш «за срочное проведение Пленума с непременным участием Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева». Секретариат ЦК в своем заявлении призвал «проявлять выдержку и спокойствие», «не допускать сбоев в трудовом ритме». Особенно пикантным на фоне разворачивавшихся горячих событий выглядел призыв Секретариата ЦК «особое внимание уделять завершению уборки урожая, подготовке к зиме».

Правда, через день, двадцать второго августа, Секретариат ЦК выступил с другим заявлением, где говорилось об участии ряда членов ЦК «в действиях, связанных с попыткой государственного переворота», и обратился в Центральную Контрольную Комиссию КПСС с предложением незамедлительно рассмотреть вопрос об их ответственности. Но это были запоздалые шаги, они уже ничего не могли изменить.

По словам В. А. Медведева, советника президента, прервавшего отпуск и срочно вернувшегося в Москву, молчание руководства партии обеспокоило его. Отгоняя от себя мысль о причастности ЦК к заговору, Медведев счел необходимым, хотя и не занимал какого-либо официального положения в партии, переговорить с секретарями ЦК, которым больше доверял и которых сумел найти (Гиренко, Купцовым, Строевым, Дзасоховым), настоятельно советовал руководству ЦК незамедлительно выступить с заявлением, осуждающим антиконституционный захват власти группой лиц, отмежевываться от тех партийных деятелей, которые активно участвовали в путче.

Как потом выяснилось, над предварительным текстом первого заявления работали Дзасохов и Калашников. Потом они пришли в кабинет Ивашко и продолжили работу над документом. Обстановка, как потом вспоминал Лучинский, была свободной и раскованной. В комнате собрались все секретари — Семенова, Манаенков, Фалин, Гиренко, Строев, Мельников, Купцов, Шенин. Последний, однако, вскоре ушел.

Люди входили и выходили. Звонили телефоны. Наконец, отпечатали три экземпляра и стали обсуждать каждый абзац заявления. Это заняло много времени.

— Ситуация сложилась тупиковая, — рассказывал Лучинский. — С одной стороны, никто не беспокоил членов ГКЧП, чтобы с ними не связываться и не бросить на себя тень. С другой стороны— они же коммунисты! С них и спрос как с членов партии...

Лучинский допускает, что чувство непричастности к авантюрным играм ГКЧП притупило в секретарях ЦК другое, более сильное— беспокойство за судьбу партии и страны. Петр Кириллович нерешительность Секретариата объясняет неожиданным характером событий. Мол, если бы не внезапность, родилось бы самое простое решение, которое расставило бы все на свои места. Достаточно было Ивашко в первый же день поднять шум об «исчезновении» Генерального секретаря, и уж пресса — наша и зарубежная — довела бы этот протест до решительного осуждения действий ГКЧП.

Таким образом, из свидетельства Лучинского видно, что секретари ЦК КПСС, кроме Шенина, были озабочены лишь одним — вопросом «о непричастности ЦК к ГКЧП». Но ведь, как замечают некоторые публикаторы, рушилась страна! Бывший сотрудник аппарата ЦК Валерий Легостаев, например, пишет в своей книге «Технология измены», что первая реакция людей, трудовых коллективов почти повсеместно была в пользу ГКЧП, и если бы он сразу открыто заявил об изоляции Горбачева, то получил бы своим действиям более решительную и более активную поддержку со стороны партии и большинства народа, поскольку имя Горбачева стало в те дни уже почти для всех своеобразным аллергеном.

«Нельзя не давать ни малейшего повода, чтобы нас заподозрили в поддержке заговорщиков»,— эти слова Лучинского показывают, чем были озабочены высшие руководители самой могущественной в истории человечества партии. Лишь один Шенин отважился тогда отправить первым секретарям обкомов, крайкомов и рескомов партии шифротелеграмму с просьбой поддержать действия ГКЧП в рамках Конституции СССР.

Но вернемся к пресс-конференции. Дзасохов зачитал текст заявления Секретариата ЦК КПСС.

Впрочем, это заявление уже было известно журналистам — оно несколько раз передавалось по радио и вызывало недоумение своей размытостью и слабостью. .

Был затронут и вопрос о «поздней или среднепоздней реакции» ЦК, как выразился Дзасохов, на события, связанные с деятельностью ГКЧП. Впрочем, читатель может сам сделать вывода, ознакомившись со стенограммой пресс-конференции, состоявшейся двадцать первого августа 1991 года — последней в истории правившей партии.

Председательствующий. Здравствуйте, уважаемые коллеги! Я являюсь заведующим идеологическим отделом ЦК КПСС. Разрешите мне открыть нашу пресс-конференцию. Она, по необходимости, будет достаточно краткой, я думаю, тридцать-сорок минут. Разрешите предоставить слово члену Политбюро ЦК КПСС, секретарю ЦК Александру Сергеевичу Дзасохову.

Дзасохов. Я хочу начать свое выступление с того, чтобы сообщить представителям средств массовой информации, что все эти чрезвычайно и острокритические дни Секретариат ЦК партии, так же как и все общество, был поставлен в чрезвычайные условия. Вчера и сегодня мы настойчиво добивались обеспечения нам условий для встречи с Генеральным секретарем ЦК КПСС товарищем Горбачевым Михаилом Сергеевичем. К нашему удовлетворению, хотя и после долгих напряженных часов, мы добились условий, которые осуществлены политическими методами. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС товарищ Ивашко, кстати, находившийся на излечении в госпитале, перенесший хирургическую операцию, тем не менее в начале второй половины дня вылетел в Крым. По имеющимся у нас данным, он находится на месте. Мы сегодня сделали свое первое заявление, суть которого сводится к тому, что немыслимо представить положение коллегиальных органов ЦК КПСС без встречи со своим лидером и получения на этой основе объективной информации, относящейся особенно к начальным этапам сложившегося чрезвычайно сложного положения.

Вслед за этим я вам хочу сказать, что мы в этот критический момент истории нашего государства еще раз взвесили наши принципиальные позиции. И в этой связи считаю необходимым, заявить следующее: мы в очередной раз как коллегиальные руководящие органы КПСС были поставлены перед фактами, причем, как вы можете сами судить, чрезвычайно сложными и, следовательно, необходимостью давать свою оценку уже свершившимся, происшедшим политическим со-бы гиям. На фоне сложившейся ситуации мы хотим со всей определенностью констатировать, что всестороннее обновление советского общества, начало которому было положено КПСС в апреле восемьдесят пятого года по инициативе Генерального секретаря ЦК Горбачева, является исторически необходимым и отвечает высшим интересам советского народа. Мы подтверждаем свою приверженность курсу на демократическое обновление советского общества, принципам и целям, изложенным в документах XXVIII съезда партии и в недавно опубликованном для обсуждения в партии и обществе проекте Программы КПСС.

В последние годы было положено начало важным позитивным сдвигам в общественной жизни нашего государства, созданы предпосылки для преодоления наследия тоталитарного прошлого. Однако, я надеюсь, вы это хорошо знаете, масштабы накопившихся проблем, просчеты, допущенные при разрешении важнейших вопросов, ошибки привели к глубокому кризису общества и государства. Тем не менее, осознавая всю необходимость преодоления этого кризиса, мы подтверждаем, что достижение этих целей мыслимо и допустимо только конституционным путем.

ЦК считает недопустимым использование временных чрезвычайных полномочий для установления авторитарного режима, причем какой бы то ни было политической силой или отдельным лицом. Мы выступаем за безотлагательное, срочное рассмотрение сложившегося положения в нашем парламенте или, при необходимости, через созыв Съезда народных депутатов СССР. Секретари ЦК выступают за проведение уже в ближайшее время пленума ЦК КПСС с участием Генерального секретаря Горбачева.

Мы призываем коммунистов содействовать сохранению в этой сложной обстановке гражданского мира, поддержанию правопорядка в стране, созданию условий, в которых каждый гражданин нашей страны мог бы с полной ответственностью сам определить свое отношение к коренным проблемам развития нашего общества и нашего государства. Мы считаем своим долгом обратиться ко всем соотечественникам с призывом соблюдать выдержку, спокойствие, не допускать сбоев в трудовом ритме и в созидательном процессе. Особого внимания требуют сельскохозяйственные работы, подготовка к осени и зиме. Необходимо сделать все, чтобы устранить угрозу энергетического и продовольственного кризиса. И на основе этих наших принципиальных воззрений мы выражаем надежду, что добрая воля и труд советских людей обеспечат развитие страны по пути гражданского мира и созидания.

В дополнение к изложению этих наших воззрений я хотел бы сообщить вам, что в эти дни партийные комитеты, рядовые коммунисты, с тревогой характеризуя сложившееся положение, требуют от ЦК партии ускорить рассмотрение сложившегося положения в составе Центрального Комитета. Очень много обращений связано с желанием выяснить судьбу и местонахождение лидера нашей партии. Я должен в более определенной форме сказать вам, что когда мы говорим, что партия была в очередной раз поставлена перед необходимостью давать оценку событиям постфактум, то это означает, что руководящие органы ЦК получали информацию, в том числе и находящиеся здесь члены руководства ЦК, по обычным, общедоступным в тот ранний час девятнадцатого числа каналам средств массовой информации.

Я уже вспоминал, при каких условиях мы добивались срочного выезда, или точнее говоря, вылета заместителя Генерального секретаря для встречи с товарищем Горбачевым. В утреннем заявлении мы сообщили, чем располагали. Надеюсь, ч то после происшедшей встречи с Генеральным секретарем в Крыму мы будем располагать большим объемом информации — с фактологической и смысловой точек зрения. Вот все, что можно было бы сообщить в начале нашей пресс-конференции. Пожалуйста, вопросы.

Вопрос. Чем объясняется запоздалая реакция на те события, которые развернулись в ночь на девятнадцатое августа, со стороны ЦК КПСС? Какие были попытки связаться с Горбачевым, узнать о его судьбе, о состоянии его здоровья? Какую помощь ЦК и его аппарат попытались оказать генсеку и президенту?

Дзасохов. Вы, наверное, помните, что на пресс-конференции, которая была организована Комитетом по чрезвычайному положению, сообщалось, что жизнь Генерального секретаря в безопасности и он находится в соответствующих условиях, которые гарантируют это. Нас, конечно, такая усеченная формулировка не удовлетворяла. Поэтому мы настаивали на том, чтобы войти в прямой контакт с Горбачевым. Однако должен вам со всей ясностью сказать, что даже получить телефонную связь было невозможно. Что касается впечатления о поздней или среднепоздней реакции, я вам должен сказать, что мы в Секретариате ЦК КПСС выступили за то, чтобы пленум ЦК, а это четыреста человек и география нашей страны, собрался бы немедленно, двадцатого числа. Многие члены Центрального Комитета уже прибыли в Москву, особенно из отдаленных районов. Но условия, которые подоспели, а они развивались, как снежный ком, в том числе и понятия, которые были продекларированы в связи с чрезвычайным положением в городе и реальной ситуацией, не позволили нам сделать это. Мы и сейчас, говоря о том, что надо пленум собрать, не исключаем, что проведение его может произойти не в Москве. Хотя добрые приметы в понижении напряженности налицо. Считаю необходимым также показать всю технологию сложившейся ситуации, как она влияла на формирование позиции. Обсуждение проходило довольно дискуссионно, в сложной обстановке. И тут были определенные нюансы, хотя к общему знаменателю и к сути тех позиций, о которых я вам сообщил, мы все пришли.

О попытках связаться с генсеком. Они были не только на союзном уровне. Тов. Ивашко делал ряд звонков в местные партийные комитеты, которые находятся в Ялте и Симферополе. Единственное, что мы знали— Михаил Сергеевич не вылетел и не выехал с дачи. К нему непосредственно пробиться не смогли. По совершенно неофициальным каналам простых коммунистов получали подтверждение того, что он находится в своей резиденции в Крыму. Его окружали коммунисты, в том числе и армейские, и они информировали ЦК о положении дел.

Вопрос. Те, кто возглавил путч, являются членами ЦК КПСС, тем не менее от вас не прозвучала оценка их действий. Безусловно, КПСС была в преимущественном положении по сравнению с другими партиями и вообще с другими силами во время этих событий, поскольку это была единственная сила, у которой не были закрыты газеты. Тем не менее, ваш орган газета «Правда» целиком распространяла информацию только путчистов и информацию, им способствующую. Как вы это расцениваете?

Дзасохов. Уверен, что предстоящий пленум ЦК начнется с того, чтобы, помимо рассмотрения всей сложной панорамы, сложившейся в этот момент, вникнуть и в сферу оценок действий отдельных членов партии. Какое давление оказывала Компартия на путчистов и их руководителей? Кто кого к чему призывал? Видите ли, в чем дело. Может быть, вы не успели ознакомиться с заявлением Секретариата ЦК КПСС? Я вам сообщу текст нашего утреннего заявления. По поручению Секретариата ЦК КПСС заместитель Генерального секретаря ЦК Ивашко поставил перед исполняющим обязанности президента СССР т. Янаевым вопрос о незамедлительной встрече ЦК с Горбачевым. Вот вам пример того, с какой определенностью и регулярностью мы стремились прояснить вопрос.

Вопрос. Скажите, пожалуйста, верили ли вы лично с самого начала в версию о проблемах со здоровьем Михаила Горбачева? Дайте свою личную оценку происшедшим событиям девятнадцатого августа: что это— переворот, путч, как вы лично расцениваете? И еще: будут ли привлекаться к партийной ответственности участники переворота?

Дзасохов. Я на третий ваш вопрос в той или иной форме ответил, когда адресовал задававшего вопрос к атмосфере будущего съезда. Кроме того, я хочу напомнить вам, что существует съездом созданная структура Центральной контрольной комиссии, которая тоже будет этими вопросами заниматься, вне всякого сомнения. Теперь по здоровью вы спрашивали. Что касается здоровья, я даже сейчас думаю, что мои коллеги тоже не могут вам, особенно с такой уверенностью, с медицинской точки зрения, сказать, что все отлично, но, вместе с тем, то, чем мы располагаем, дает нам право сказать, что здоровье не является причиной. А что касается моей оценки, то я считаю, что целый ряд действий, которые произошли, особенно такого неприемлемого характера, как танки на улицах и т. д., несовместим с конституционными положениями и с нашим курсом на обеспечение правового государства.

Лучинский. Что касается здоровья, я хочу сказать, поскольку был в отпуске рядом с Горбачевым. Михаил Сергеевич созванивался с некоторыми товарищами, которые отдыхали там, поэтому у нас были контакт и общение. Мы знали, что, действительно, он несколько приболел, имеется в виду радикулит его прихватил. А такого состояния, которое ему не позволяло двигаться, мы не слышали, по крайней мере, ни от кого, с кем он общался.

Вопрос. Не могли ли бы вы кратко охарактеризовать расстановку сил на заседании Секретариата ЦК КПСС? Вы сказали, что обсуждение проходило в острой дискуссии.

Дзасохов. Я бы не хотел, говоря о расстановке сил, о том, что происходило в эти дни на Секретариате, что бы вы упрощали ситуацию. События, которые произошли, очень сложные. И мы — Секретариат ЦК — имели самую различную реакцию со стороны первичных партийных организаций, трудовых коллективов. У меня на столе лежали стопки бумаги. В одних телеграммах — несогласие с объявленными комитетом мерами по наведению порядка в стране, в других— резкое осуждение этих мер. Мы оказались заложниками той ситуации, которая существует в стране уже по крайней мере два года. Эта ситуация формулируется так — война законов. Вот представьте себе ситуацию, когда официальные государственные руководители— министр обороны, вице-президент, министр внутренних дел и т. д. и т. п., заявляют о том, что по состоянию здоровья президент СССР не в состоянии на данный короткий период — это было подчеркнуто, и они надеются, что этот период не будет длительным, — выполнять свои обязанности, и создают комитет, который декларирует вполне приемлемые для всего народа цели: усилить борьбу с мафиозными структурами, теневой экономикой, восстановить хозяйственные связи и т. д. При этом он подчеркивает свою приверженность к развитию демократии. Но, видимо, сразу и однозначно действует он до созыва Верховного Совета СССР, на основании союзного закона. Могли ли вы сразу однозначно понять эту акцию? Вероятно, нужно было какое-то время для того, чтобы разобраться, что реально стоит за этим комитетом, какие акции он будет предпринимать. Мы надеялись, что в ближайшие дни будет сразу же собран Верховный Совет СССР, который даст правовую оценку действиям этого комитета. Вот с этим и были связаны все наши дискуссии.

Калашников. Все эти наши дискуссии приобрели совершенно другую окраску, когда на улицах появились танки. Это, конечно, привело нас в такое положение, когда мы считали это совершенно недопустимым.

Вопрос. Считаете ли вы лично, что это был путч и что во главе государства намеревалась стать хунта? И второй вопрос. Два дня я провел в здании Верховного Совета РСФСР и возле него, видел, кто там был, что там проиходило. Там были самые разные люди — от Ростроповича до Шеварднадзе, Ельцина и Боннер. Скажите, кто из руководящих работников Компартии посещал Верховный Совет, велись ли какие-либо переговоры с российским руководством?

Дегтярев. Многие депутаты-коммунисты там были. В частности, заведующие отделами ЦК КПСС Бабичев, Михайлов.

Калашников. Я хочу сказать по поводу хунты, чтобы вам было ясно. Я всегда считался лидером ленинградских коммунистов-реформаторов, всегда на пленумах ЦК вел активную борьбу за продолжение курса

Горбачева. Если вы возьмете последний пленум ЦК КПСС, мое выступление на нем, то эта позиция изложена категорически. Именно поэтому я был введен в конце июля в состав Секретариата ЦК. Тем не менее как историк, честно глядя вам в глаза, я не хотел бы назвать тех товарищей, которые совершили это событие, хунтой, стремившейся восстановить прежние порядки. Нет, я думаю, что это люди, которые совершили грубую ошибку в оценке сложной ситуации, и за э ту ошибку они должны нести всю ответственность.

Вы все прекрасно понимаете, что в той сложной ситуации, которая сложилась в стране, вполне возможно, что найдутся силы, которые попытаются использовать эту ситуацию и нанести удар по КПСС. Я обращаюсь сейчас не столько к вам, сколько к ним. Я призываю к ответственности ту сторону, которая должна прекрасно понимать, что в руках Комитета чрезвычайного положения находились огромные вооруженные силы, но они не были применены. Значит, разум в этой ситуации возобладал.

И следующий, ответный шаг разума должен быть сделан со стороны руководства России. Будет трагедией для страны, если эта ситуация будет использована для антикоммунистической истерии.

Вопрос. Действительно ли Коммунистическая партия расценивает как неконституционное создание и действие этого комитета?

Дзасохов. Действия, которые были осуществлены, мы квалифицировали, и я в своем заявлении об этом сказал, как несовместимые с конституционными положениями... Никто, какое бы положение он ни занимал, не имеет права, минуя законодателей и парламент, решать сложнейшие вопросы. И тем более с использованием методов, которые несовместимы с Конституцией.

Вопрос. Если вы были так уверены, что это — незаконное формирование, почему не стали выпускать подпольные газеты, как это сделали многие издания, выходившие в те дни на ксероксе и распространявшиеся разными подпольными способами?

Лучинский. По газетам... Я не понял, о чем...

Повторение вопроса. Почему не выпускали подпольные газеты?

Лучинский. По-моему, слишком много подпольных газет. Что значит— выпускать, я так и не понял, почему это было необходимо.

Вопрос. Скажите, Александр Сергеевич, не кажется ли вам, что вот этот инцидент, назовем его так, является еще одним аргументом в пользу немедленной департизации органов КГБ и армии?

Дзасохов. Я считаю, что путь к обеспечению правопорядка, конституционности лежит только через законы, не обязательно только через департизацию. В каждом государстве, а мы являемся крупным, самобытным государством, существуют свои традиции, которые, кстати говоря, и в современной политической практике не предполагают департизации. В мировой практике одним из ключевых прав гражданина является выбор политических воззрений. Что касается нашего отношения к известному указу президента РСФСР о департизации, то оно в развернутой форме было дано. Это процесс. Кстати, мы пытаемся с авторами указа и с самим Ельциным эти вопросы обсуждать.

Вопрос. Отношение армейских коммунистов и, в частности, члена Политбюро ЦК КПСС товарища Суркова к этому событию?

Голоса. Где Сурков? Это вопрос самому Суркову. Найдите его и задавайте этот вопрос. Сурков не выполнял никаких поручений Политбюро и Секретариата... Сурков не является... Он партийный работник... Он никакой... Найдите Суркова, задайте ему этот вопрос.

Вопрос. Мой вопрос к Калашникову. Владимир Валерьянович, не считаете ли вы, что если я, допустим, человек бедный, то какой путь выхода из бедности изберу: грабеж или воровство? Это что, меня спасает от тюрьмы? Почему вы называете преступные действия ошибкой?

Калашников. Я вам сказал, что мы все сейчас — заложники войны законов. Комитет руководствовался союзным законом, который дает возможность президенту страны ввести временно чрезвычайное положение на ряде территорий с немедленным представлением и утверждением этого шага Верховным Советом СССР.

Вопрос. Все вы четверо — руководители партии.

Спрашиваю: надо ли ждать решения ЦК партии, пленума, чтобы обсуждать недвусмысленное поведение этих высокопоставленных членов Компартии?

Дегтярев. Руководителями партии они не являются, они являются членами руководящего органа. Руководство партии — Политбюро и Секретариат.

Лучинский. И никакими не высокопоставленными.

Вопрос. Здесь все время говорится об одной версии хунты, а в стенах Верховного Совета РСФСР дискутируется другая версия. Ельцин и Хасбулатов заявили однозначно, что Лукьянов был в курсе всех этих событий. Муссируется версия, якобы Лукьянов на встрече с руководителями «Союза» говорил, что Бакланов перед этими событиями летал к Горбачеву, и Горбачев в курсе, и вообще это все появилось в результате согласованных действий Генерального секретаря и остального окружения, чтобы повлиять на правительство России. Ваше отношение к этой версии? Она уже в ходу и наверняка будет опубликована.

Калашников. Вы знаете, я две недели — секретарь ЦК, и больше всего меня в этой ситуации возмущает одна вещь. Я так же пользуюсь слухами, как и вы, больше никакой достоверной информации по этим событиям не имею. Я не могу вам сказать, летал или не летал Бакланов, что Лукьянов знает и чего не знает. Быть в ситуации заложника решений, которые принимаются за спиной партии и за которые несет ответственность партия, я не хочу. И об этом на пленуме ЦК скажу громче, чем здесь, и приведу определенные примеры.

Товарищи, я призываю вас к одному логическому рассуждению. Подумайте, что поставили на карту эти люди, когда шли на то, на что они пошли. И может ли быть в этом случае какой-то предмет сговора для одной из сторон, потому что одна из них здесь проигрывает, извините, начисто и насовсем. Так не бывает. Таких сговоров в политике не может быть.

А теперь небольшой комментарий к стенограмме пресс-конференции.

В Секретариате ЦК, сказал Дзасохов, выступили за то, чтобы пленум ЦК собрался немедленно, двадцатого числа. Многие члены Центрального Комитета уже прибыли в Москву, особенно из отдаленных районов. «Но условия, которые подоспели,— цитирую Александра Сергеевича, — а они развивались как снежный ком, в том числе и понятия, которые были продекларированы в связи с чрезвычайным положением в городе й реальной ситуации, не позволили нам сделать это».

Относительно проведения пленума слухи по ЦК действительно ходили. Пленум предполагалось провести не в Кремле, как обычно, а в комплексе зданий на Старой площади. Точнее— в малом конференц-зале в шестом «А» подъезде. Я сам, собственными глазами видел вывеску «Пресс-центр» на дверях одной из комнат рядом с конференц-залом, где должны были мы находиться. Готовили к пленуму и конференц-зал, там суетились связисты, электрики, осветители.

Однако пленум решили не проводить, и прибывшие члены ЦК из отдаленных районов покупали билеты на обратный путь. С некоторыми из них я столкнулся у железнодорожной кассы управления делами ЦК. Они были в недоумении: велено ехать назад. Что с генсеком— никакой ясности. И в этот смутный час их удаляют из Москвы.

Очевидно, Дзасохов имел в виду вопрос о проведении пленума, когда говорил, что «обсуждение проходило довольно дискуссионно, в сложной обстановке. И тут были определенные нюансы, хотя к общему знаменателю и к сути тех позиций, о которых я вам сообщил, мы все пришли».

Только через два месяца станет известно, кто был противником проведения пленума двадцатого августа. Этот человек— второе лицо в партии, заместитель Генерального секретаря Владимир Антонович Ивашко. Первый день путча застал его в подмосковном санатории, где он находился уже более двух недель после операции. В «Барвихе», так называется этот санаторий, Владимир Антонович проходил реабилитацию после больничного лечения. Там же находился еще один секретарь ЦК— Андрей Николаевич Гиренко.

Ему, оказывается, и поручил заместитель генсека съездить в ЦК и попытаться получить дополнительную информацию о происходящем. Вернувшись со Старой площади в «Барвиху», Гиренко проинформировал Владимира Антоновича, что в аппарате идут разговоры о созыве пленума двадцатого августа. На «разведку» Гиренко ездил девятнадцатого и вернулся к заместителю генсека в тот же день, ближе к обеду,

Что предпринимает заместитель Генерального секретаря? Через два месяца он честно признается: время, история рассудят, прав ли он тогда был или нет, но он сразу же пришел к выводу, что собирать пленум в той обстановке — непоправимая ошибка.

Логика рассуждений заместителя генсека такова.

— У меня перед глазами еще стоял апрельский пленум, на котором М.С.Горбачев ставил вопрос о своей Отставке, — признавался Ивашко. — Я председательствовал на этом пленуме, там остался хороший кусок моей жизни, и впечатления были еще живы. Я отчетливо себе представлял, что пленум сразу же поставит вопрос: «Где Генеральный секретарь?» На этот вопрос я, естественно, ничего вразумительного ответить не мог, тем более что пошли уже всевозможные слухи. Даже сам факт созыва пленума без Генерального секретаря означал бы своего рода переворот в партии. Так можно ли было в такой ситуации собирать пленум? Идем дальше. На этом пленуме немедленно бы часть членов ЦК ушла в знак протеста, это уж точно. В то же время, не знаю сколько, но кто-то бы остался, и уж тогда коллективный орган был бы втянут в переворот и в государстве, и в партии.

Двадцатого августа поздно вечером к Ивашко приехал Дзасохов и подтвердил опасения заместителя генсека на этот счет. Посоветовавшись, решили выпустить в эфир короткое сообщение Секретариата ЦК о том, что В. А. Ивашко поставил вопрос о встрече с Генеральным секретарем. Вот и все действия Секретариата ЦК.

Неспроста, когда на пресс-конференции двадцать первого августа Дзасохов сказал: «В конце концов больше всего пострадала наша партия, ведь это наш Генеральный секретарь был арестован...», в зале засмеялись. Смеялись над руководителями партии, которые лишь на третий день путча, когда заговорщики были уже практически повержены, «рискнули» прилюдно проявить беспокойство о своем арестованном лидере. Смеялись над представителями высшей иерархии партийной власти, которые двое суток «мучительно взвешивали» и «размышляли», прежде чем в дипломатических выражениях публично отмежевались от ГКЧП.

На мой взгляд, ведущие пресс-конференцию не поняли, отчего журналисты в зале вдруг развеселились. Секретари ЦК неуклюже маневрировали, пытаясь уйти от острых вопросов. А они били прямо в глаза; верили ли вы лично с самого начала в версию о проблемах со здоровьем Горбачева? Дайте свою личпую оценку происшедшим событиям девятнадцатого августа: что это — переворот, путч, заговор с целью захвата власти? Не могли бы вы кратко охарактеризовать расстановку сил на заседании Секретариата ЦК — вы сказали, что оно проходило в острой дискуссии? Если вы были так уверены, что ГКЧП — это незаконное формирование, почему не стали выпускать подпольные газеты, как это сделали многие издания, выходившие в те дни на ксероксе и распространявшиеся разными подпольными способами?

Увы, ответы были воистину аппаратными: минимум информации и максимум обтекаемых формулировок. Тактика традиционная; выждать, не торопиться с оценками, не проболтаться, напустить тумана, честный и требовательный разговор подменить дежурной «галочной» отработкой. Теперь мне понятно, почему ведущим пресс-конференции посадили заведующего идеологическим отделом Дегтярева — он хорошо выручал своих незадачливых начальников.

Вот один из образчиков ответов; «Что касается здоровья (М. С. Горбачева.— Н.З.), я даже сейчас думаю, что мои коллеги тоже не могут вам, особенно с такой уверенностью с медицинской точки зрения, сказать, что все отлично, но вместе с тем то, чем мы располагаем, дает нам право сказать, что здоровье не является причиной...»

Цитирование можно продолжать. Но уже приведенных ответов достаточно для того, чтобы понять, как отвечали участники пресс-конференции на вопрос: «Почему в ваших выступлениях не прозвучали оценки действий главарей путча, которые состояли в партии и были далеко не рядовыми ее членами?» Или на такой вопрос: «Чем объясняется запоздалая реакция ЦК на арест генсека? Расскажите, какие были попытки связаться с Горбачевым, узнать о его судьбе и здоровье, какую помощь попытался ему оказать как генсеку и президенту аппарат ЦК?»

В середине октября 1991 года Ивашко в одном из газетных интервью разъяснил, как ставился вопрос «с первого дня» о встрече с Генеральным секретарем. ,«Нам четко отвечали, что это невозможно», — сказал Владимир Антонович. «Кто? Г. И. Янаев?» — уточнил корреспондент. «Нет, — ответил Ивашко. — Ни девятнадцатого, ни двадцатого августа мне ни один человек из ГКЧП не звонил, ни я никому не звонил. Единственный, кому из числа принадлежащих к государственному руководству я позвонил утром девятнадцатого и спросил: «Что происходит?» — был А. И. Лукьяпов. Он ответил: «Ты знаешь, по-моему, это авантюра». Так было сказано, а правда — есть правда. Мы поняли, что с М. С. Горбачевым не увидимся, если будем только ставить вопросы, а не решать их».

Вот тогда Ивашко позвонил Янаеву. Это был их первый и единственный разговор в те дни. Он состоялся в присутствии других секретарей ЦК, которые приехали к Ивашко в «Барвиху». Заместитель Генерального секретаря объяснил вице-президенту: делегация ЦК в составе Е. С. Строева, А. С. Дзасохова и В. А. Ивашко намерена встретиться со своим генсеком, для чего ей требуется самолет для вылета в Крым. Янаев сказал, что ответить сразу не может, ему надо посоветоваться.

Все трое сидели и ждали. Ивашко все делал на людях, чтобы не было кривотолков. Однако самолет им так и не дали, но часа через полтора-два позвонили и сказали: один человек может полететь, будет идти самолет с представителями ГКЧП, этой возможностью можно воспользоваться.

Так Ивашко попал на борт самолета, на котором летели члены ГКЧП и А. И. Лукьянов. Владимир Антонович признался: тут он допустил ошибку, надо было все-таки настаивать, чтобы их полетело трое, а не он один, но в той обстановке особенно раздумывать было некогда, он только попросил, чтобы разрешили взять с собой врача.

В самолете заместитель Генерального секретаря сел подальше от членов ГКЧП и уединился с Лукьяновым. Когда самолет приземлился, Ивашко с Лукьяновым тотчас отделились от остальной компании и прибыли на дачу Горбачева самостоятельно. На даче так же вдвоем, отдельно от остальных, поднялись на второй этаж и начали ждать приема.

Неизвестно, сколько бы они провели времени у заветной двери, если бы не Дзасохов, который по ВЧ позвонил из Москвы Горбачеву и заверил его, что Ивашко, ожидающий в приемной, никакого отношения к заговорщикам не имеет. Просто не было другой возможности прилететь в Форос, потому и пришлось оказаться в этой компании. Горбачев смилостивился и своего заместителя принял.

Вот, собственно, и все. Остальное известно по многочисленным публикациям.

Глава 2. КАЖДЫЙ ВЫЖИВАЕТ В ОДИНОЧКУ

Двадцатого августа с утра на меня обрушился шквал телефонных звонков от иностранных и многих советских журналистов. Язвительно интересовались: кто из руководства ЦК уже навестил заболевшего в Крыму генсека? Особенно усердствовали наши самые молодые и нетерпеливые издания: «Независимая газета», «Куранты», «Коммерсантъ». Атаковали и другие телефоны пресс-центра. Бедные девушки не знали, что отвечать. На другом конце провода недоумевали: почему молчит ЦК, почему молчит его пресс-служба? Что я мог ответить своим девчатам? Они-то, конечно, люди опытные, все понимали.

Пресс-конференция, прошедшая на исходе третьего дня путча, когда стало ясно, что выступление провалилось, вызвала резко критическую реакцию в большинстве газет. Критиковали за неуклюжесть ответов, за недосказанность и расплывчатость оценок. А ведь тогда еще не было известно о знаменитой секретной шифротелеграмме из ЦК КПСС, о том, что через несколько часов будет арестован член Политбюро и секретарь ЦК Олег Шенин. Не знаю, как бы выпутывались из этой щекотливой ситуации пришедшие на встречу с журналистами люди со Старой площади.

О поступлении шифровки в первый же день путча раньше других, кажется, заявил Назарбаев. Вот ее содержание.

«Секретно. Первым секретарям ЦК компартий союзных республик, рескомов, крайкомов, обкомов партии. В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии Государственному Комитету по Чрезвычайному Положению в СССР. О пленуме ЦК и других мероприятиях сообщим дополнительно. № 116/Ц. Секретариат ЦК КПСС.

Отпечатано 1 экз. в 12 час. 05 мин. 19 августа 1991 г.»

Давно уж отгремели бурные дебаты: документ это или фальшивка? Ивашко, например, неоднократно высказывался в печати и устно: шифровка не должна была подписываться Секретариатом ЦК КПСС по двум причинам.

Во-первых, текст телеграммы на Секретариате не рассматривался и не утверждался. Девятнадцатого августа, когда шифровка вышла из ЦК, отсутствовали: В. А. Ивашко — по болезни, А. Н. Гиренко — по болезни, П. К. Лучинский — находился в отпуске, Г. В. Семенова — в командировке в Алма-Ате. Даже если бы остальные члены Секретариата проголосовали «за», что абсолютно исключено, то все равно документ не имел бы юридической силы. Дело в том, что по существовавшему в ЦК регламенту документы имели право выходить в свет только после подписи Горбачева или Ивашко. Ни тот, ни другой его не подписывали.

Есть и вторая причина, в силу которой подпись Секретариата ЦК под шифровкой не действительна. Об этой причине знают немногие. Если у кого-то из секретарей ЦК зарождалось сомнение по поводу того или иного документа, вносимого на рассмотрение Секретариата ЦК, и он возражал против его принятия, проект документа автоматически снимался с рассмотрения. Такая практика сложилась в ЦК с довоенных времен, и она всегда подчеркивала особую роль этого коллегиального органа.

В данном случае не было на месте трех секретарей да плюс заместителя генсека. Разве это мнение коллегиального органа, каковым являлся Секретариат ЦК?

Известно, кто подписал злополучную шифровку — член Политбюро и секретарь ЦК Олег Шенин. Единолично. Как самозванец? Возможно. Скорее, так и было. Правда, два последних заседания Секретариата в отсутствие Горбачева и Ивашко вел Шенин, который оставался в ЦК за старшего. Помню, когда я увидел Олега Семеновича в качестве председательствующего, несколько удивился. В 1990 году, в аналогичной ситуации, когда отсутствовали Горбачев и Ивашко, роль старшего выполнял Дзасохов. Вряд ли председательствовать па Секретариатах было доверено одному из членов Политбюро без согласования с генсеком или его заместителем.

Послушаем, как объяснил этот шаг В. А. Ивашко:

— Что касается О. С. Шенина, то он вел оргработу, был членом Политбюро, секретарем ЦК КПСС по оргработе, одним словом, вроде бы ему по занимаемому положению эта функция была ближе, чем кому-го другому. Но самое главное, никто ведь ни на какие перевороты не рассчитывал.

К оценкам Шенина, оставшегося «на хозяйстве», к ею взаимоотношениям с Дзасоховым, который был «на хозяйстве» в 1990 году, мы еще вернемся. Здесь немало топкостей, деталей, которые во многом объясняют расстановку сил в Политбюро и Секретариате, характеризуют особенности поведения высшего политического руководства страны. Вернемся к событиям, которые последовали за пресс-конференцией в пресс-центре ЦК КПСС.

Двадцать второго августа все входы в здания ЦК были перекрыты. В столовую мы шли такими лабиринтами, что уму непостижимо. Лица у аппаратчиков были угрюмые. Все понимали, что это конец.

В четыре состоялось партсобрание. Мы состояли на учете в парторганизации идеологического отдела. Собирались обычно на шестом этаже в шестом подъезде, там была большая темная комната без окон с кондиционером. В коридоре появился Лучинский. Это было его первое присутствие на партийном собрании отдела.

Информацию о текущем моменте сделал заведующий отделом А. Я. Дегтярев. Он прервал свой отпуск, вернулся из Крыма загоревший, с густой симпатичной бородкой. Наши женщины тут же решили, что бородка ему очень идет, и оп не должен ее сбривать без общего согласия коллектива.

Александр Якимович отличался демократичностью, мягким юмором, общительностью. Он был сравнительно молод — всего сорок лет. Доктор исторических наук, профессор. Притом, что особенно импонировало, кандидатскую и докторскую защищал не в Академии общественных наук при ЦК КПСС— этом поточном конвейере по производству доцентов и профессоров, а в Ленинградском университете. Александр Якимович специализировался не в области партийного руководства социалистическим соревнованием, как многие его коллега по партийному аппарату, а занимался историей России в средние века. Умный, проницательный. ироничный человек, талантливый публицист, выступавший под разными псевдонимами, он был полным антиподом своему предшественнику Александру Семеновичу Капто.

Дегтярев на партсобрании был предельно краток и резок в оценках. Сам он, как я уже говорил, был в дни путча в отпуске и вернулся в Москву, как только появилась возможность. Очевидно, я выдаю его секрет, но из одной центральной газеты мпе позвонили на второй день путча: мы имеем переданное по каналам ТАСС заявление члена ЦК КПСС Дегтярева и его единомышленников с призывом к членам ЦК самораспуститься. «Что делать? — спрашивал первый заместитель главного редактора газеты. — Печатать?»

Не напечатали. По той простой причине, что заявление Дегтярева было отозвано.

Собрание было бурным, острым, нелицеприятным. Досталось и присутствовавшему на нем члену Политбюро, секретарю ЦК Лучинскому. Петра Кирилловича прямо попросили, чтобы он объяснил свою позицию в дни путча.

Консультант идеологического отдела Вазых Серазев высказал резкие замечания в адрес Лучинского, что было полнейшей неожиданностью для последнего. В его бытность зам. зав. отделом аппарат такой смелости себе не позволял.

Постановление партийного собрания было жестким. Коммунисты отдела осудили пассивность, нерешительность Секретариата ЦК. В трудный момент его члены растерялись, проводили время в бесплодных дискуссиях. Не нашлось сильной личности, которая бы взяла ответственность на себя.

Вечером того же дня я разговаривал с коллегами из других отделов. Там тоже в этот день прошли партийные собрания. Коммунисты нелицеприятно говорили о своих секретарях. В некоторых отделах оценки были похлеще, чем у нас, в идеологическом. Многие открыто говорили, что Секретариат ЦК оказался не на высоте положения. Звучали требования отставки Секретариата в полном составе. Кто знает, если бы наши начальники вняли голосу разума, все могло бы повернуться по-иному, пленум избрал бы другой Секретариат, и партия была бы спасена. Но высшие руководители ЦК придерживались иной точки зрения.

А кто они, собственно говоря, были? Крупные мыслители? Философы? Публицисты? Экономисты? Хозяйственники? Чем они прославились, за какие заслуги выдвинулись в число лидеров великой державы?

Несколько убедительных штрихов добавил Виктор Васильевич Рябов, доктор наук, профессор, секретарь парткома аппарата ЦК, вернувшийся из отпуска в Москву досрочно, двадцать третьего августа. Восьмого августа с женой он отправился в Форос, в санаторий «Южный», что в семи километрах от дачи Горбачева. Известие о заговоре узнал в столовой, за завтраком, девятнадцатого августа. Поздно вернулся в Москву потому, что у него тяжело заболела жена.

— Как только оказался в Москве, сразу же обратился в Секретариат ЦК. Знаете, он был полностью деморализован. Приемные не отвечали, кто находился в здании — неизвестно. Я предложил Александру Дегтяреву— заведующему идеологическим отделом — выступить с заявлением о роспуске ЦК и поддержке правительства России. Что и было сделано — еще до приостановления деятельности КПСС.

Позже стали известны и некоторые другие пикантные подробности последних дней Старой площади. В частности, о том, как исключали из партии Янаева.

Было это в пятницу, двадцать третьего августа. Вице-президент числился на учете в парторганизации международного отдела ЦК с тех пор, как он стал членом Политбюро и секретарем ЦК КПСС. Его кабинет был в третьем подъезде на третьем этаже.

Партсобрание началось в 15.30. Первым пунктом объявили «персональное дело тов. Янаева Г. И.» Кто-то поправил: «не «тов.», а просто — Янаева Г. И.» Примерно полчаса дебатировали формулировку исключения Янаева из партии. А под окнами уже собиралась толпа. Одна из предложенных формулировок гласила: «...за попытку сорвать процессы демократизации, проводимые КПСС». На что последовала реплика: «Не сорвал, а ускорил».

Янаева исключили — под шум и крики увеличивавшейся на площади толпы. Исключили единогласно.

Вторым пунктом повестки дня собрания было обращение к ЦК, ко всем членам партии срочно созвать чрезвычайный пленум и съезд. Только приступили к обсуждению, как открылась дверь и один из коллег оповестил о том, что по внутренней связи прозвучало объявление: по распоряжению мэра Москвы и по согласованию с президентом СССР Горбачевым всем работникам предложено до пяти часов покинуть здание. Те, кто останется после семнадцати, будут задержаны. Можете взять с собой личные вещи. Документы выносить не разрешается. При выходе все могут быть подвергнуты личному досмотру. На часах было 16.15.

Быстро, кое-как проголосовав за обращение к ЦК, работники международного отдела начали покидать помещение. В Ипатьевском переулке росла толпа зевак и корреспондентов. Международники — люди крепкие, их ничем не прошибешь. Некоторые направились к восточному входу гостиницы «Россия» — выпить по сто граммов водки.

Но, конечно, самым главным событием двадцать третьего августа стала утренняя встреча президента СССР Горбачева с депутатами российского парламента. Она началась в десять часов утра в зале заседаний Верховного Совета Российской Федерации.

Президент России Ельцин предоставляет слово президенту СССР Горбачеву.

Горбачев. Я хочу особо выделить, и это тоже я делаю в результате той оценки, которая базируется на реальностях всего, что произошло, выделить выдающуюся роль президента России в этих событиях Бориса Николаевича Ельцина. (Бурные аплодисменты.)

Ельцин. Благодарю вас!

Горбачев. Я убежден всегда, был убежден тогда, когда от меня требовали ультимативно передать полномочия президента вице-президенту или заявить об отставке для того, чтобы спасти Отечество, что эта авантюра не пройдет и авантюристы потерпят поражение и их ждет участь как преступников, которые толкают страну, народ в тяжелейшее время, время испытаний и поиска новых форм, к катастрофе. Тем не менее, слава Богу, что все обошлось, потому что замыслы были далеко идущие — прежде всего, нанести удар по авангардным силам демократическим, которые на себе тащат эту ответственность демократических преобразований страны и держат, несмотря на все перипетии и сложности. В этом состоял замысел. И элементом этого шантажа по отношению к президенту страны было сообщение о том, что президент России арестован уже. Что? Президент России Ельцин уже арестован или будет арестован — я так понимал — на пути движения, возвращения из поездки и так далее. Иначе говоря, расчет был такой — нанести удар, изолировать президента страны, если он не согласится на сотрудничество с этими силами реакционными, и изолировать президента Российской Федерации.

(Ельцин вынуждает Горбачева утвердить указы, подписанные президентом России 19—21 августа, в которых он брал на себя функции союзного президента).

Горбачев. Борис Николаевич утром прислал пакет решений, что вы принимали, я их все перелистал, и вчера, когда меня спрашивали, законны или незаконны эти указы, я сказал: <<В такой ситуации, в какой оказалась страна, российское руководство, другого способа и метода действий я не вижу, и все, что делал Верховный Совет, президент и правительство, было продиктовано обстоятельствами и правомерно».

Ельцин. Я прошу это оформить указом президента страны! (Аплодисменты, смех в зале.)

Горбачев. Борис Николаевич, мы же не договаривались все сразу выдавать, все секреты!

Ельцин. Это не секрет, это серьезно. (Смех в зале.)

Горбачев. У нас действительно, товарищи, с Борисом Николаевичем шел обмен по этому вопросу, когда мы встретились. Почему? Потому что отношение в общем-то, да, эти указы были ко времени, в определенной ситуации и т. д. и этим самым надо при-зпать их правомерность в той ситуации, когда они решались. И мы договорились, что со стороны президента такой указ должен быть, подтвердить еще, хотя бы после, но позицию эту с юридической точки зрения. Это тоже прецедент, необходимый прецедент! (Аплодисменты.)

Ельцин. Специально подготовлен целый блок, Михаил Сергеевич, «Указы и постановления, принятые в осажденном Доме Советов». Так и называется. Мы вам вручаем! (Бурные аплодисменты, шум, свист, выкрики.)

В. Новиков, депутат. Михаил, Сергеевич, вы в очередной раз подтвердили свою приверженность социализму. Одновременно вы сообщили, что собираетесь заниматься усовершенствованием КПСС. Я задаю такой вопрос: не считаете ли вы, что социализм должен быть изгнан с территории Советского Союза? Второе. Не Считаете ли вы, как это считает фракция беспартийных депутатов РСФСР, что Коммунистическая партия Советского Союза должна быть расформирована как преступная организация? (Аплодисменты.)

Горбачев. Ну что ж, вопрос поставлен откровенно. Отвечаю вам предельно откровенно. Если вы поставите задачу перед Верховным Советом и правительством Российской Федерации и всеми Верховными Советами и правительствами изгнать социализм с территории Советского Союза, эту задачу нам не удастся с вами решить. Потому что это очередной вариант крестового похода, религиозной войны на нынешнем этапе. Социализм, как я его понимаю, это определенные убеждения людей не только в нашей стране, но и в других странах, и не только сегодня, но и в другие времена, и мы с вами провозгласили свободу убеждений, плюрализм мнений... (Шум в зале.) Нет, вы уж послушайте, вы сами хотели, чтобы я ответил откровенно. Как вы ставите вопрос, так и отвечаю, как думаю... (Шум в зале. Горбачев сердится.) Тогда не задавайте вопросов, по которым я доклад должен делать. Задачу изгнания социализма с территории СССР никто не вправе ставить, и это вообще очередная утопия, больше того, это есть самая настоящая ловля ведьм. Человек имеет право на взгляды, выбирает движение, партию или вообще стоит вне партии. Раз.

Вторая часть вопроса. Когда вы говорите — партию запретить как преступную организацию, не могу согласиться, потому что в этой партии есть люди, есть течения, есть группы, которые встают на такой путь, мешают и даже стали соучастниками такого процесса, они должны понести всю ответственность, одни — политическую, другие— юридическую, но я никогда не соглашусь, что мы должны разгонять коммунистов — рабочих, крестьян, о чем я говорил, запретить как преступную организацию.

«Запретить как преступную организацию». Я отвечаю: есть люди, которые оказались у руководства и в Секретариате ЦК, у которых не хватило даже мужества и там шла драка три дня, чтобы выступить в защиту своего генсека и добиться встречи с ним. Есть комитеты, которые приняли решение сделать все для того, чтобы помогать этому так называемому комитету, эти люди должны отвечать, каждый в меру своих «заслуг». Но объявить преступниками миллионы рабочих и крестьян, на это я никогда не соглашусь... (Шум в з а л е, в ы к р и к и, с в и с т.) Тем более в программе, которая вынесена на обсуждение, там цели поставлены такие, что вам трудно даже с ними конкурировать...

(Шум в зале усиливается.) Если эта программа будет принята и те, кто останется на позициях этой программы, это будут демократы, которые будут вместе с вами.

Г. Задонский, депутат. Сформулируйте, пожалуйста, вашу позицию по отношению к мнению группы депутатов России, которые считают, что должны быть приняты безотлагательные меры, чтобы искоренить питательную среду для возникновения переворотов и всех ситуаций, которые произошли. Эти меры должны заключаться в следующем: немедленно устранить параллельное управление страной партийными структурами, для чего на период становления демократии распустить центральные руководящие структуры КПСС и РКП — ЦК, в том числе Политбюро, региональные территориальные партийные комитеты, политорганы в КГБ, МВД, в армии и на флоте. Немедленно национализировать имущество КПСС и РКП, направить финансовые ресурсы, в том числе и валюту, на социальные нужды. Осуществить национализацию имущества КПСС гласно, под контролем депутатских и общественных комиссий. Распустить КГБ, создав новые органы безопасности за счет объединения соответствующих органов республик. Пограничные войска подчинить непосредственно президенту.

Горбачев. С последнего вопроса. Утвердив тов. Бакатина председателем Комитета госбезопасности, вторым пунктом мы записали: представить предложения по реорганизации этой службы. Что касается других вопросов, все они заслуживают того, чтобы они были рассмотрены в ближайшее время. Кстати, эти мысли в приближенном виде, охватывающем темы, которые вы поднимаете, обсуждались на встрече с руководителями всех республик. Так что эти вопросы мы будем рассматривать безотлагательно и будем вырабатывать меры и подходы. Но опять-таки сделать так, чтобы все это шло законным путем.

Вопрос из зала. Такая организация, как КПСС, изначально создавалась на уголовных принципах и является партией государственной измены. Так вот, не мешает вам как президенту издать указ о том, чтобы опечатать все здания, принадлежащие этой организации. По моим сведениям, ЦК КПСС снимает со счетов гигантские суммы, в том числе и валютные, и, мне кажется, это нужно немедленно прекратить.

Горбачев. Я в принципе ответил на этот вопрос. Практические вопросы, которые из этого вытекают, будут решаться в ближайшие дни. Поэтому не буду я начинать сначала разворачивать свою аргументацию по этому вопросу. Что касается поступившей информации, тов. Бурбулис писал записку, что там в здании ЦК нечто происходит такое, что надо остановить, и попросил согласия, чтобы принять меры. Я написал «согласен», передали, не знаю, приняты меры там...

Ельцин (улыбаясь). Меры приняты, здание ЦК КПСС опечатано... (Бурные аплодисменты.)

Горбачев. Но в эмоциях не расходитесь. Особенно сейчас должна быть ясная голова.

Ельцин. Одну минуточку. Речь шла, Михаил Сергеевич, о собственности. Я хочу напомнить вам, что мы с вами до всех этих событий договаривались, что, если не будет принято вами решения о передаче собственности на территории России в юрисдикцию России, это сделает президент России своим указом. Я такой указ двадцатого числа этого месяца подписал: все имущество, вся собственность на территории Российской Федерации, кроме функций, переданных Союзу, находятся в собственности народов России, в собственности России. А вы сегодня сказали, что подпишете указ, подтверждающий все мои указы, изданные в этот период... (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овации.)

Горбачев (растерянно). Я не думаю, что вы меня загнали в ловушку, нет. Я еще раз подтверждаю, что Верховный Совет Российской Федерации, президент и правительство в этой экстремальной ситуации единственно действовали так, как они действовали, и то, что они приняли, было продиктовано ситуацией и все имеет юридическую силу и должно быть подтверждено ситуацией... Все имеет юридическую силу и должно быть подтверждено даже задним числом со стороны президента.

Все, что касается вопросов реализации Союзного договора, Борис Николаевич, как мы и обсуждали, и я подтверждаю это, что после подписания Союзного договора должен быть принят указ президента по вопросам собственности, относящийся ко всем республикам, и должна начаться реализация этой идеи.

Это крупная задача, и мы должны ее решать таким образом, чтобы как раз, когда трудности большие в функционировании экономики этим не усугубились. Одно ясно, что такой указ сразу после подписания договора будет, и он готовится.

Ельцин. Товарищи, для разрядки. Разрешите подписать указ о приостановлении деятельности Российской компартии... (В зале массовый психоз, овации, крики «Браво!», «Ура!».)

Горбачев (испуганно). Борис Николаевич... Борис Николаевич...

Ельцин (куражась): Я подписываю... Указ подписан!.. (В зале неистовство, крики «Ура!», овации.)

Горбачев (пытаясь владеть собой). Я думаю, вам небезынтересно... Я не знаю, что там написано и как он называется. Если так, как сказал Борис Николаевич, то Верховный Совет, который столько сделал и должен поддержать президента Бориса Николаевича, которого я уважаю и об этом... (Депутаты перебивают президента, не дают ему говорить.) Одну минутку... Не вся Компартия России участвовала, коммунисты России участвовали в заговоре и его поддерживали... (Крики, свист в зале.) Поэтому, если установлено, что Российский комитет и какие-то комитеты в областях солидаризировались с этим комитетом, то я бы такой указ поддержал. Запрещать Компартию— это, я вам прямо скажу, будет ошибкой со стороны такого демократичного и Верховного Совета, и президента России. Поэтому точно ли назван указ?

Ельцин. Михаил Сергеевич, не о запрещении, а о приостановлении деятельности Российской .компартии до выяснения судебными органами ее причастности ко всем этим событиям. Это совершенно законно.

Горбачев (удовлетворенно). Это уже другое дело. (Аплодисменты.)

Ельцин. Тем более Российская Компартия до сих пор в Минюсте России не зарегистрирована. (Аплодисменты.)

Горбачев. Будьте до конца демократами. До конца будьте. И тогда с вами будут все: подлинные демократы и здравомыслящие люди.

В. Петренко, депутат, г. Ростов-на-Дону. Уважаемый Михаил Сергеевич! Я хочу задать такой вопрос: скажите, пожалуйста, у вас хватит решимости, только честно, прямо сейчас полностью дать оценку всем кадрам, всем лицам, которые возглавляли государственные комитеты, кроме министерств, мы уже слышали ответ на этот вопрос. И второе — по тем событиям, которые произошли. Вы прекрасно понимаете, что единожды отмолчавшийся в этой ситуации хуже, чем предатель. Нужно называть все своими именами.

И сейчас, в продолжение указа о приостановке параллельно второй вопрос: сможете ли вы и каким образом дать оценку тем секретарям районных, городских комитетов партии, я имею в виду по структуре, крайкомов партии и т. д., вплоть до Центрального Комитета партии. Какие будут действия? Вы сказали сейчас, что знакомы с тем, что не все поступили одинаково. Я не говорю о коммунистах рядовых, я говорю об аппарате партийного управления, который, в общем, надо честно говорить, не поддержал вас и не поддержал российское правительство в данной ситуации. Каковы будут ваши действия?

И мое пожелание. Сейчас люди ждут от вас только решительных шагов. Я прошу вас просто как женщина: поступите решительно в этот тяжелый момент. (В ы -крики «Правильно!», шумные аплодисменты.)

Горбачев. Там, где будут требоваться самые решительные меры и оправданы ситуацией, а ситуацию мы с вами пережили такую, из которой вытекают очень тяжелые уроки, с моей стороны будут приниматься — на основе совета со всеми вами, это очень важно — самые решительные меры. К этому я готов и морально, и политически... Но до конца буду настаивать на том, если мы расколем общество, не пойдем на объединение вокруг демократических движений и сил всего-здорового общества, то будет драка в нашем обществе. А мы ее должны избежать, и люди ее тоже не приемлют. Вы обратили внимание, что часть людей прореагировала на «порядок», а кое-где даже звучит: «Давайте Брежнева, давайте Сталина, лишь бы был порядок». Поэтому мы должны показать, что мы можем. решать дела и должны решать дела в условиях законности и демократии. Я буду настаивать на таком способе действий. Но это не в ущерб решительности и твердости...

Ельцин. Я могу подтвердить, сегодня в полуторачасовой беседе один на один твердо было сказано Михаилом Сергеевичем, что все те, кто причастен был прямо или косвенно к этому перевороту, к ним будут применены соответствующие меры, по закону, резко, решительно, и никакой пощады здесь не должно быть. (Бурные аплодисмены, выкрики «Браво!».)

По словам В. А. Медведева, советника президента Горбачева, во время этой злополучной встречи произошли драматические события: работникам ЦК КПСС под угрозой задержания предписано было немедленно покинуть служебные помещения. По-видимому, отмечает В. А. Медведев, не случайно, что именно тогда Ельцин на встрече Горбачева с депутатами демонстративно подписал указ о приостановлении деятельности Компартии РСФСР и организаций КПСС на территории Российской Федерации.

И в дни путча, и после него у меня было много бесед с коллегами разного ранга — от консультантов и заведующих секторами до «крупняка»— заведующих отделов, их замами, другими категориями работников центрального партийного аппарата. Обменивались мнениями и с местными партработниками. Я погрешил бы против истины, если бы не сказал о разных точках зрения на случившееся. Нравится это кому или нет, мне безразлично. Лично я не хочу здесь присоединяться к какому-либо мнению. Моя задача— учесть все точки зрения, не оставить без внимания ни одного штриха, ни одной детали, которые в будущем могут стать определяющими в выяснении тайны Фороса.

Глава 3. УЗНИК ФОРОССКОГО ЗАМКА

То, что произошло в Крыму, называют загадкой века. Многие мри коллеги еще двадцать первого августа роняли интригующие фразы о том, что тайна Фороса, пожалуй, самая жгучая из всех тайн нашего бывшего генсека, которых у него, кстати, немало.

— Никогда не поверю, что Михаил Сергеевич плохо разбирался в людях и что поэтому вокруг него оказалось столько нечестных работников,— горячо убеждал меня сорокапятилетний доктор истории, консультант гуманитарного отдела, раскованно и независимо мысливший человек. — Послушай, ведь Горбачев в течение десятков лет лично отбирал и приближал их к себе. Это же преданнейшие ему люди, можно сказать, его тени. Вспомни, сколько Горбачев приложил усилий на сессии Верховного Совета в 1990 году, чтобы протащить Янаева на пост вице-президента. А Болдин? Ты не меньше меня знаешь, что он самый близкий Горбачеву человек. Помощник с 1981 года, когда Горбачев еще был секретарем ЦК по сельскому хозяйству. Болдин мог заходить к шефу в любое время суток как самое доверенное лицо. А Лукьянов? Дружат сорок лет, со студенческой скамьи. Если Лукьянов действительно идеолог ГКЧП, то тогда Горбачев— его начальник отдела кадров!

Историк-консультант разошелся. Он и раньше не отличался сдержанностью, выделяясь среди сослуживцев прямотой и эмоциональностью оценок. Эти качества импонировали мне. Я любил общаться с ним и раньше. Разговоры обогащали, расширяли видение темы.

Его коллега— в противовес ему— прожженный аппаратчик. Немногословный, занудливый, буквоед.

— Почему Москва полна слухов о причастности Горбачева к путчу? Думаете, западные радиоголоса виноваты? Да полно вам! Вспомните пресс-конференцию по возвращении в Москву. Согласитесь, его рассказ о трех днях, которые потрясли страну, страдает неточностью и размытостью. Что значат невзначай оброненные слова: «Всего, что я знаю, я вам не скажу никогда»? Кому предназначалась эта фраза? Что имел в виду Янаев, когда, выступая девятнадцатого августа перед представителями автономных республик, заявил: «Горбачев в курсе событий. Он присоединится к нам позже»?

Итак, эмоциональный профессор, специализирующийся на кремлевских кругах, и вдумчивый, бесстрастный исследователь обнаруживают нестыковки и противоречия. Каждый на своем уровне. Оба отражают определенные аппаратные пласты, подходы, внутрице-ковские настроения. Однако коллективный портрет аппарата ЦК был бы не полон без третьего типа работников, политика для которых стала второй профессией. Первой, по образованию, были технические специальности. Многие в юности заканчивали политехнический институт или служили в армии и имели далеко не дилетантские представления о такой, например, туманной для меня сфере, как средства правительственной связи.

Работник одного из отделов ЦК, сухощавый, с плоским животом, что свидетельствовало о его недавнем армейском прошлом, то ли полковник, то ли генерал, просвещал меня:

— Дача в Форосе— не только дача. Это, если хотите, один из основных пунктов управления страной, на котором расположены многочисленные системы связи, независимые друг от друга. Можно отключить электричество, тогда будет действовать местная динамомашина, если выйдет из строя она, можно включить аккумулятор. Если выйдет из строя аккумулятор, то питание для системы связи можно обеспечить от ручного устройства. Если этого по каким-то причинам нельзя сделать, то есть еще одна система связи, о которой я, имея в виду ее совершенно секретный характер, не могу сказать даже вам— не самому рядовому работнику ЦК. Извините уж меня, бога ради. Но я ответственно заявляю: изоляция живого и несвязанного президента от средств связи в Форосе просто невозможна.

Спустя несколько дней после этого разговора мой собеседник позвонил мне домой и сказал:

— «Московские новости» читали? Рекомендую. Так вот, директор производственного объединения «Сигнал» из Ленинграда Занин пишет, что, являясь одним из производителей различных средств связи и ознакомившись с версией Горбачева, он считает — таким образом изолировать президента СССР от связи невозможно. Скорее всего, утверждает Занин, это был случай добровольного невыхода на связь. Помните, я упоминал вам о совершенно секретной системе связи? Цитирую Занина: «Суть ее в том, что президенту достаточно иметь только авторучку и лист бумаги, чтобы обеспечить себе связь со страной».

Потрясающая для всех нас информация, не так ли? Но пройдет еще немного времени, и «Московские новости» сообщат, что, ознакомившись с заявлением Занина, Горбачев назвал его белибердой, поскольку все виды связи в его кабинете в Форосе были отключены раз и навсегда.

Случайно столкнувшись со своим собеседником в коридоре девятого подъезда, где оформлялись документы на увольнение, я напомнил ему об этом сообщении.

— Это еще ничего не значит, — тусклым голосом произнес он. — Я уверен, и никто меня не переубедит в том, что отключение президента от связи возможно только при демонтаже основного оборудования, изъятия его и вывоза. А это многие и многие тонны. ,

— Да, но в печати было сообщение помощника Горбачева Анатолия Черняева о том, что, по' заявлению генерала Вячеслава Генералова, вечером девятнадцатого августа военным самолетом из Крыма было вывезено специальное оборудование связи и связисты.

Вот именно, девятнадцатого вечером. А ведь Горбачев утверждает, что телефоны замолчали около пяти часов вечера восемнадцатого августа... Ладно, допустим, что оборудование было вывезено. Но для того, чтобы связь заработала снова, нужно доставить всю громоздкую аппаратуру назад, в Форос. Что-то я не помню сообщений об этом...

Произнесено это было таким язвительным тоном, что мне стало не по себе. Очевидно, на настроение собеседника повлияла неприятная процедура увольнения. Она угнетающе действовала даже на самых выдержанных.

— Дальше. Давайте разберемся, был ли блокирован Форос? Судя по официальной версии— да. На море появились военные корабли, которые то приближались к берегу, то удалялись, утверждает в одном из интервью Раиса Максимовна. Что это было? Блокирование? Командир Балаклавской бригады пограничных сторожевых кораблей капитан первого ранга Игорь Алферьев рассказал, что третьего августа группа из четырех пограничных кораблей и подразделение малых катеров заступили на охрану государственной границы СССР в районе резиденции президента СССР. Организация службы с использованием такого количества сил и средств введена четыре года назад, с момента размещения резиденции президента в Форосе. С третьего по двадцать третье августа они несли службу в обычном режиме. Странности начались вечером восемнадцатого августа. Алферьеву доложил командир одного из подразделений, что пропала связь с резиденцией по всем линиям. Поэтому пограничные корабли предприняли дополнительные меры противодиверси-онной охраны с моря и усиления наблюдения за воздухом. Корабли и малые катера были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Вот почему они то приближались к берегу, то уходили в море. Девятнадцатого августа в одиннадцать тридцать капитан третьего ранга Михаил Крикунов, командир корабля, который стоял в непосредственной близости от берега, доложил Алферьеву, что президент вышел на пляж.

— Но ведь обитатели Фороса находились в заточении! Была глухая изоляция. С территории дачи никого не выпускали и никого туда не впускали...

— Я называю факты — опубликованные в печати, которые, кстати, никто не опроверг.

Не были опровергнуты и сведения, появившиеся ,в печати в октябре — ноябре 1991 года, когда в Крым хлынули десятки журналистов, проводивших собственные независимые расследования. Газета «Куранты», которую никак не заподозришь в антипатиях к президенту, опубликовала большой аналитический материал о происшедшем в Форосе. Она установила, что за период с девятнадцатого по двадцать первое августа на территории дачи побывало 136 гражданских и военных автомашин, более 70 из которых прибывали непосредственно к дому президента СССР. По морю за этот же период проследовали 75 гражданских кораблей на расстоянии два-три километра от побережья дачи и четырнадцать кораблей Военно-Морского Флота на расстоянии 15—16 километров. Движение и наземного, и морского транспорта осуществлялось по закрепленным маршрутам, что и отражено в сводках погранзаставы и береговой пограничной флотилии.

Автор публикации делает резюме: большинство руководителей подразделений охраны выразили уверенность в том, что реальной сухопутно-морской блокады дачи президента СССР не было. ГКЧП не стремился к установлению реальной блокады, сознавая отсутствие в регионе верных воинских сил. Однако, по мнению командиров этих подразделений, приведенная версия игнорируется, поскольку она радикально расходится с официальным толкованием событий в Форосе. Поэтому шеф внутренней охраны дачи президента СССР полковник Лев Толстой заявил: если следствие и суд не будут объективными, то власти пожалеют об этом. Охранники дачи заговорят перед народом обо всем, что происходило в Форосе. Капитан первого ранга Игорь Алферьев тоже отметил, что следствие кем-то курируется в определенном направлении. Он подчеркнул: ближайшее морское пространство они контролировали и ничего опасного не наблюдали.

Командиры единодушно заявили, что никаких необычных акций на территории дачи не проводилось. Личная и внутренняя охрана регулярно информировались о положении на суше и на море. Командирам служб безопасности поступали исключительно агитационные материалы ГКЧП СССР, ни единого приказа о блокировании Горбачева не поступало.

Еще одна разновидность цековского аппаратчика— военные аналитики, чаще всего выступающие в роли международников. Они много ездили по миру, знали иностранные языки, следили за зарубежной периодикой. Обычно держались особняком, своим кругом, снисходительно внимая простодушным откровениям «внутренников». «Внутренники» были людьми другого, худшего, конечно же, сорта. Мое служебное положение давало мне неплохую возможность близко сходиться со всеми, быть в курсе их ведомственных интересов.

Поскольку международники строго блюли свои клановые интересы, мало кого к ним допускали, то и обновлялись их дружные, спаянные десятилетиями совместной работы ряды крайне редко. Угроза оказаться без теплых насиженных местечек победила аппаратную осторожность и выжидательность. Обвинения в адрес Горбачева в этой группе звучали особенно сильно. В его причастности к путчу они нисколько не сомневались.

— Какой же это заговор?— возмущался военный летчик, два года проведший в Афганистане. — Переворот делается в одну ночь. Все, кто мешает, подвергаются немедленному аресту. Каналы связи перекрываются. И только тогда на улицы вытаскивают технику, чтобы ошеломленное и подавленное население было еще больше депрессировано. Ничего этого сделано не было. Танки вышли без боекомплектов, горожане украшали цветами стволы орудий. Уже в первые четыре часа армия была лишена способности действовать. Разве это переворот? Я был в Кабуле, видел, как спецназ штурмовал дворец Амина. Если решились, то так и надо было действовать. Решились ли? Вот в чем вопрос. Я знаю Варенникова. То, что он сделал, не похоже на него. Это генерал, который вел страшную войну в Афганистане. Я видел его в деле. Никто его не обвинит в нерешительности, в отсутствии здравого смысла, ума. Варенников— это стратег, это тактик, в непонимании ситуации его не обвинишь. Он сильный человек. Бакланов— тоже твердый, сбалансированный, осторожный, очень работоспособный, отнюдь не мягкий, не размазня. Если бы в его чертеж входила какая-то зловещая компонента, он был бы решителен до конца. А Крючков? Это же профессионал высочайшего класса. Свое умение совершать перевороты он виртуозно показал еще в 1956 году в Будапеште. Язов... Пуго... В их руках были армия, государственная безопасность, внутренние войска. Это были далеко не дилетанты, уверяю вас. И вдруг такое странное поведение заговорщиков. Не понимаю...

— Мой земляк писатель Алесь Адамович назвал события трех августовских дней «веселой революцией». Даже не «бархатной». А иностранные журналисты, среди которых немало моих друзей, соревнуются в поисках термина похлеще да пообиднее: фарс, опереточный переворот, цирк шапито;..

— В том-то и дело. Подождите, люди поостынут от эмоций и начнут искать причины странного поведения заговорщиков. Уверен — в Форосе произошло нечто, чего мы не знаем. В этой истории рябит от несовпадений, противоречивых высказываний главных действующих лиц, алогичности поступков организаторов переворота.

И, наконец, небезынтересно знать мнение аппаратной элиты — лиц, занимающихся анализом и прогнозированием. Большую часть календарного года они проводили за городом, на цековских дачах, специально оборудованных для совмещения отдыха и плодотворной работы. Я имею в виду подготовку всевозможных документов— речей, книг и статей лидеров партии, постановлений ЦК КПСС — разумеется, крупных, судьбоносных, как тогда говорили. «Писуны», как их пренебрежительно обзывали «звонари», находились на особом положении. Здесь тоже были свои долгожители, творившие и для Брежнева, и для Андропова, и для Черненко. Многие «писуны» не МЫСЛИЛИ себя уже без постоянного проживания в привилегированных коттеджах, с непременным чаем или кофе в одиннадцать утра и в три часа дня, который подавали специально подобранные, услужливые девушки в белых передничках. Я так подробно описываю быт и нравы загородных дач для творения нетленок потому, что сам бывал в них подолгу— иногда по полтора месяца.

Приостановление деятельности КПСС лишало их многолетнего комфортного существования. Как правило, в последний момент приезжал на дачу кто-то из любимых спичрайтеров Горбачева, обычно это были Шахназаров, Черняев, реже другие его помощники, и за ночь переделывали все, что сочиняла группа «писунов» за полтора-два месяца. Но, похоже, это мало волновало обитателей дачных хором. Подобная жизнь их вполне устраивала. А почему бы и не устраивать, если, к примеру, попьешь чайку после сытного ужина часиков в девять, посмотришь программу «Время», вызовешь машину — и на другую дачу, к семье. Речи обычно сочинялись в «Волынском», «Серебряном бору», «Горках-10». Оттуда на черных «Волгах» — в «Усово», «Заречье», «Успенское». К домочадцам. Завтра утром на тех же сверкающих лаком лимузинах обратно. И все это, конечно, бесплатно. Бесплатным было и питание во время создания нетленок. Представляете, обед готовили специальные повара на группу из четырех-пяти человек! Куда там ресторану или санаторию до тех обильных и экзотических блюд.

И вдруг замаячила реальная угроза потерять все это.

— Да,— глубокомысленно изрек малорослый тщедушный человек, не вылезавший с подмосковных дач лет двадцать.— Собственно говоря, у партии в разное время были разные лидеры. Очень много лидеров. И все они разные. Да. Сталин, Хрущев, Брежнев... Да. И партия их перемалывала. Лидеры приходили и уходили, а партия оставалась. Да. И вдруг — роспуск партии. Фактически одним человеком, Притом— без пленума, без съезда. Собственно говоря, а кому он подал заявление о своей отставке? Пленуму ЦК? Съезду партии? Вроде бы нет. Получается, редактору «Правды». Хотя и тот был в отъезде. Лечился в Берлине. Странно. Кто это заявление рассматривал? Как будто бы никто. Да. Странно. Весьма странно.

ЗАЯВЛЕНИЕ М. С. ГОРБАЧЕВА ОТ 25 АВГУСТА 1991 ГОДА

Секретариат, Политбюро ЦК КПСС не- выступили против государственного переворота, Центральный Комитет не сумел занять решительную позицию осуждения и противодействия, не поднял коммунистов на борьбу против попрания конституционной законности.

Среди заговорщиков оказались члены партийного руководства, ряд партийных комитетов и средств массовой информации поддержали действия государственных преступников. Это поставило миллионы коммунистов в ложное положение.

Многие члены партии отказались сотрудничать с заговорщиками, осудили переворот и включились в борьбу против него. Никто не имеет морального права огульно обвинять всех коммунистов, и я, как президент, считаю себя обязанным защитить их как граждан от необоснованных обвинений.

В этой обстановке ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске. Судьбу республиканских компартий и местных партийных организаций определяют они сами.

Не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия. Верю, что демократически настроенные коммунисты, сохранившие верность конституционной законности, курсу на обновление общества, выступят за создание на новой основе партии, способной вместе со всеми прогрессивными силами активно включиться в продолжение коренных демократических преобразований в интересах людей труда.

Кто работал над текстом этого документа? В.А.Медведев, человек из ближайшего горбачевского окружения, в 1994 году свидетельствовал:

— Во время работы над этим документом, а также указом о роспуске Кабинета министров СССР и образовании Комитета по руководству народным хозяйством я сообщил Горбачеву, что с ним ищет встречи группа членов ЦК, в том числе Биккенин (главный редактор журнала «Коммунист». — Я. 3.), Дегтярев (заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС. — Я. 3.), Лацис (первый заместитель главного редактора журнала «Коммунист». — Я. 3.). Такая встреча состоялась в Ореховой комнате. Товарищи были ознакомлены с проектом заявления Генерального секретаря ЦК КПСС, высказали по нему свои соображения, которые были учтены при окончательном редактировании текста.

А вот еще одно свидетельство — А. С. Черняева, помощника президента СССР:

— Случайно я оказался в его кабинете, когда решался вопрос и о его генсекстве. Пошел к нему по текущим делам. И обнаружил за овальным столом Г. Попова, Лужкова, Силаева, Бакатина, Медведева и Игнатенко. М. С. сказал мне: «Присоединяйся!» Почему в «таком составе» обсуждались такие вопросы, мне до сих пор непонятно. Впрочем, это лишний раз подчеркивает, насколько президент был политически «оголен» в результате путча. Нам с Медведевым поручили «формулировать» на бумаге обсуждавшиеся варианты. Попов и Лужков предлагали вместе с отказом от поста генсека· (это было решено Горбачевым еще до моего появления в кабинете) заявить и о роспуске Центрального Комитета и даже всей партии. М. С. на это не пошел, хотя никто из присутствовавших не возражал. Не пошел, думаю, не только потому, что формально это было вне его компетенции. Но и чтобы еще больше «не подставлять» миллионы членов партии, оказавшихся не по своей воле замаранными путчем...

Итак, Медведев и Черняев — авторы текста отречения Генерального секретаря от партии. Бывший член Политбюро и секретарь ЦК по идеологии и бывший зам. зав. Международным отделом ЦК. Запомним имена и тех, кто принимал отречение — Попов, Лужков, Силаев, Бакатин.

Они были названы в 1993 году. К тому времени Горбачев был уже исключен из партии, над ним состоялся общественный суд, приговоривший бывшего генсека к вечному проклятию и всеобщему презрению. Исключал из КПСС отрекшегося от нее недавнего лидера Пленум ЦК КПСС, проходивший конспиративно тринадцатого июня 1992 года в помещении редакции газеты «Правда». Присутствовало 68 членов ЦК и 14 членов ЦКК — те, кто, несмотря на запрет властей и противодействие высших партийных руководителей, смогли добраться до Москвы.

Но вернемся в год 1991-й.

— Вот так. А между прочим, группа членов ЦК КПСС передала в его аппарат письмо с предложением срочно собрать Пленум ЦК с тем, чтобы он в полном составе сложил свои полномочия. Заявление Горбачева можно считать ответом на это письмо. Не то что до суда— еще до следствия глава государства, кстати, юрист по образованию, объявляет товарищей по руководству партией «государственными преступниками». Все плохие, потому что они против него, хорошего. Обидели его лично — значит, преступники. Солженицына тоже в свое время застукали на антисоветском письме, осудили — разве положено офицеру вопреки присяге и воинскому долгу так отзываться о Верховном Главнокомандующем, да еще во время войны? Ах, вы меня засудили, так получайте! И — размазал всех: Ленина, партию, советскую власть, Октябрьскую революцию. Таким же обидчивым оказался и генерал КГБ Калугин. Ну не повезло человеку с карьерой, с кем не бывает. А он в своей неудаче всю систему обвинил. Это страшные люди. Горбачев из той же породы. Я делю людей на тех, кто, опоздав к электричке, упрекает в медлительности себя, и на тех, кто обвиняет машиниста— не мог подождать минутку. Горбачев из тех, кто обвиняет машиниста.

Говорившего поддержал другой такой же старичок,, с розовыми щечками, похожий на грибок-боровичок.

— Очень меткое замечание изволили высказать, коллега. Разве может один человек, пусть даже и генсек, единолично решать такие вопросы, распоряжаться судьбой партии, имеющей почти столетнюю историю? Партия и не такое видала. В сорок первом немцы в Химках стояли, до Кремля оставалось пару десятков километров. А тут обиделся: Шенин с ультиматумом приехал. Ну и что? Замени Шенина каким-нибудь Сениным или Вениным — и дело с концом. Потом. Шенина ведь тоже надо понять. Не квартиру ведь для родственника из Калуги приехал в Форос просить. О стране, о партии беспокоился. Да и другие тоже не о себе пеклись. Тут надо хорошенько взвесить, а был ли путч вообще? Что в действительности происходило девятнадцатого — двадцать первого августа? Мне иногда, например, кажется, что страна так и не заметила заговора. Кроме Москвы, конечно.

Третий долгожитель, он же цековский аналитик-прогнозист, тоже за словом в карман не лез. Было ясно, что все кончено, их услуги больше не потребуются.

— Думаю, что идея о введении чрезвычайного положения для Горбачева не была новостью. Давайте вспомним: она ведь обсуждалась много раз— и на сессии Верховного Совета, и на Съезде народных депутатов, и на других не менее представительных собраниях. Нельзя исключать и другого сценария, который вполне мог иметь место, взамен преподнесенного нам. События могли развиваться и так. Предположим, восемнадцатого августа, в воскресенье, группа из ближайшего окружения президента и генсека приехала к нему в Форос. Цель поездки — уговорить Горбачева подписать указ о введении чрезвычайного положения на отдельных территориях страны. Поездка как поездка. Он ведь и в отпуске интенсивно работал. Первая реакция вполне могла быть такой, как нам сообщено — президент назвал соратников мудаками и послал их по матушке. Ну а затем, когда волна ярости прошла, вспыхнуло озарение. Недаром Горбачева называют великим политиком конца двадцатого века.

— То есть он каким-то образом, неведомым нам, обнадежил приехавшее окружение, дал понять, что он на их стороне? — как можно спокойнее, скрывая ироничную интонацию, спросил я.

— Да. А затем круто изменил решение, использовав выгодную ситуацию, которая сама давалась в руки. Риск, конечно, громадный, но разве вся шестилетняя деятельность Горбачева не умелое балансирование на краю пропасти? И он снова пошел ва-банк.

— Но ведь обитатели Фороса, как они утверждают, находились в заточении? Была глухая изоляция...

— Раиса Максимовна рассказывает, что восемнадцатого августа около пяти часов вечера к ней в комнату неожиданно вошел взволнованный . Михаил Сергеевич и сказал, что произошло что-то страшное. Начальник охраны Медведев доложил, что из Москвы прибыла группа лиц. Они уже на территории дачи, требуют встречи. Но он никого не приглашал. Это изоляция, сказал Горбачев. Или даже арест. Значит, заговор. Выходит, Михаил Сергеевич еще до встречи и разговора с приехавшими догадался, с какой целью они прибыли? Что же мешало ему отдать приказание личной охране арестовать заговорщиков или хотя бы оставить их иа даче в качестве заложников? Нет, не добившись от него подписания указа о введении чрезвычайного положения и передачи полномочий Янаеву, они беспрепятственно уезжают назад. Право, это выглядит странно. Более того, выясняется, что после этого он имел разговор с Шахназаровым, Вольским — и не обмолвился ни словом. Почему? Не похож ли почерк восьмерки на почерк самого президента? Есть основания полагать, что и у Горбачева была программа жестких мер. Во всяком случае, можно предположить, что «парламентеры» уехали, так и не поняв, принудили ли они президента к подчинению или он действительно согласился с их доводами. Несомненно одно: они были уверены, что Горбачев к ним вскоре присоединится. Возможен и другой вариант— они предложили ему «нейтралитет», пообещав не связывать его имя с введением чрезвычайного положения — за границей могут не так понять. Дескать, мы сами все сделаем, а вы слегка «поболейте». Посмотрим, что из этого получится. Сначала он согласился, а потом резко изменил позицию...

Спустя некоторое время кинодраматург Владимир Дашкевич опубликовал в «Независимой газете» свой сценарий версии трех августовских дней. Он обратил внимание, что Горбачев неотрывно сидел на всех слушаниях сессии Верховного Совета СССР, касающейся переворота. Но когда на трибуну вышел Лукьянов, нервы президента страны не выдержали, и он вышел из зала. Политика все же грязное дело, говорит известный кинодраматург и делает сенсационное заключение, правда, еще раз оговорив, что это не логика подлинных событий, а созданный его воображением сценарий государственного переворота.

Сенсация же заключалась в следующем: Горбачев договаривается со своим старым другом Лукьяновым, что в случае введения чрезвычайного положения тот оттянет начало внеочередной сессии Верховного Совета СССР хотя бы на неделю. В тот же день, восемнадцатого августа, президент страны обзванивает президентов республик, чтобы они знали— он здоров и продолжает работать. Затем он отключает правительственную связь и на два с половиной дня погружается в мучительную неизвестность. Риск — привилегия тонких политиков.

Воображение художника нарисовало и разговор президента с прибышими в Форос Янаевым, Пуго и их сподвижниками восемнадцатого августа. Разгневанный президент отказывался от введения чрезвычайного положения, говорил, что это авантюра, гибельная для страны. Однако вице-президент и министры продолжали настаивать. «Вы берете ответственность на себя? Вы хотите объявить, что я болен, ввести чрезвычайное положение, а затем заставить послушный Верховный Совет СССР признать это решение конституционным?»— спрашивает Горбачев. Те отвечают, что будут с нетерпением ждать, когда президент присоединится к ним.

Президент разражается длинной речью. Он использует свою выдающуюся способность говорить так, чтобы у слушателей «поехала крыша». Понять, принял ли он их доводы или нет, по этой речи невозможно. Но исподволь президент внушает своим соратникам: они могут действовать. Впрочем, заговорщики уезжают, так и не поняв, принудили ли они президента к послушанию. А Горбачеву важно, что они по-прежнему признают его президентом, в чем он убедился, слушая по телевизору девятнадцатого августа пресс-конференцию путчистов, на которой Янаев заявил, что Горбачев присоединится к ним, они еще поработают вместе.

Тут сам собой возникает вопрос: получается, телевизор на даче все-таки работал? Хотя сначала и телевизор, и радио были вроде отключены. Но девятнадцатого вечером телевизор заработал — после настойчивых требований заточенных. Конечно, здесь могло быть обычное совпадение: телевизор заработал как раз в то время, когда транслировали пресс-конференцию ГКЧП.

И еще один вопрос: почему неудавшийся переворот, если, конечно, он был, так внезапно прекратился? Это тоже одна из загадок. Ведь у заговорщиков была возможность продолжать борьбу, поскольку часть армии и КГБ все еще исполняли приказы ГКЧП. Можно предположить, считает Дашкевич, что в ночь на двадцать первое августа Горбачев включил правительственную связь и потребовал от заговорщиков, чтобы войска из Москвы были немедленно выведены.

Интересно, если бы Лукьянов собрал сессию не двадцать шестого, а двадцатого августа, она бы конституировала ГКЧП? Скорее всего да, отвечает кинодраматург. Она ведь безропотно сдала Лукьянова Ельцину. Точно так же сдала бы Горбачева путчистам. Поэтому Горбачеву было важно, чтобы Лукьянов оттянул начало сессии хотя бы на неделю. Вообще-то Горбачев мастерски, даже виртуозно разыграл ситуацию.

Получается, он выиграл? И выиграл, и проиграл. Выиграл, отстояв политическую идею. Проиграл, потому что вернулся в совсем другую страну. Он сначала не понял, что это уже страна Ельцина. Как и то, что он уже подчиняется Ельцину, потребовавшему опечатать здания КПСС. Горбачев безропотно выполнил это требование. А вот тут и встает немаловажный вопрос: с кем остался Михаил Сергеевич? Похоже, что мы тогда просмотрели только первую серию кино. Вторая была впереди. Она— о ситуации человека, который переусердствовал в лавировании и манипуляциях. Этот человек все отдал Ельцину, своему многолетнему сопернику, включая станок для печатания денег. Да и сам он получал зарплату из кассы России.

В конце августа 1991 года немало людей считали, что если даже тайна Фороса и прояснится на судебном разибрательстве, то народ об этом узнает не скоро. Свидетельство тому — пресс-конференция председателя парламентской комиссии по расследованию попытки государственного переворота Александра Оболенского. Он во всеуслышание с телевизионного экрана заявил, что правду о Форосе узнают только через несколько поколений. А сам он дал подписку о неразглашении сведений по этому вопросу.

Месяца через полтора после разговора с аналитиками-прогнозистами, будучи уже безработным, я встретился с одним из них в Фили-Кунцевском парке. Старичок-боровичок выгуливал собаку. Около часа бродили мы по осенним аллеям.

— Смотрите, что сделал Горбачев, вернувшись из Фороса, — размышлял многолетний обитатель цековских дач. — Первым делом разукрупнил КГБ — вывел из подчинения комитета бывшую «девятку», занимавшуюся охраной руководителей государства, перепод-чинил ее лично себе. Выделил в самостоятельную структуру службу правительственной связи, которая теперь тоже подчиняется непосредственно президенту. Он замкнул на себе многие другие специфические службы, которые ранее входили в систему КГБ. С какой целью это сделано? Чтобы исключить возможность повторения того, что произошло с ним в Форосе. Решения правильные, они продиктованы соображениями надежной безопасности первых лиц государства, предотвращения каких бы то ни было попыток военного переворота. Вот только ума не приложу, почему, предприняв самые разные меры, исключающие возможность повторения Фороса, Горбачев ничего не сделал по линии медицинской?

— Как это?

— Он мог бы первым среди советских лидеров заложить цивилизованную, принятую в большинстве демократических стран традицию, согласно которой население располагает достоверной информацией о здоровье первых лиц государства. Понимаете? Сама ситуация требовала того, чтобы было Обнародовано медицинское заключение о состоянии здоровья президента. Вспомним, сколько было в печати различных предположений о характере заболевания Горбачева. Да и сейчас об этом немало пишут. А какую информацию мы имеем? Ровно никакой. Только слухи. Казалось бы, опубликуй бюллетень— и дело с концом. Затянувшееся молчание меня, честно говоря, беспокоит.

Продолжение этого разговора я обнаружил на страницах многих наших газет. Чего греха таить — значительная часть населения поверила гэкачепистам, отстранившим президента от власти «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения своих обязанностей». Такую доверчивость можно объяснить лишь неинформированностью людей. В любой демократической стране этот номер не прошел бы. Абсолютное, почти стопроцентное неведение о состоянии здоровья Горбачева едва не сыграло с ним злую шутку.

Путчистам поверили даже такие люди, как Владимир Иванович Щербаков, первый заместитель премьер-министра, который входил в ближайшее окружение президента. Что же тогда говорить о рядовых гражданах? Вспомним выступление Щербакова на внеочередной сессии Верховного Совета. Он тоже не понимал, что происходит. И сделал вывод, что с Горбачевым что-то случилось. На основании рассказа Павлова. А Павлов ему сообщил, как его вызвали в Кремль из дома. Собрались они в Кремле. Входят Бакланов, Шенин, Плеханов и, самое главное, Болдин. Говорят, что они только что из Крыма, что час ждали президента в приемной. Не могли зайти, потому что у пего врачи. Раиса Максимовна тоже не в состоянии говорить. Так сказать, тяжелейшая обстановка. Их впустили на пятнадцать минут. Президент лежит, по словам врачей — то ли инсульт, то ли инфаркт, то ли все вместе, не знают.

В печати сразу после августа 1991 года было немало различных предположений о характере заболевания президента. Газета «Комсомольская правда» еще девятнадцатого августа попыталась что-либо узнать о его состоянии. Ничего не получилось. Академик Чазов, бывший начальник Четвертого Главного управления при Минздраве СССР, заявил корреспонденту, что ни о состоянии Горбачева, ни о его истории болезни он ничего не знает. Министр здравоохранения СССР Денисов сказал, что аппарат президента обслуживает вовсе не Минздрав. Удалось узнать, кто. Лечебно-оздоровительное объединение при Кабинете Министров СССР. Заместитель начальника объединения рассмеялся: вы странные люди. Кто же будет говорить по телефону о здоровье президента? И вообще, об этом известно только лечащему врачу Михаила Сергеевича. Газета задала правомерный в этой ситуации вопрос: теоретически какие из болезней Горбачева могли бы обостриться? И знаете, что ответили корреспонденту? Не хотелось бы гадать на кофейной гуще. Вчера видели человека здоровым, сегодня узнаем, что он попал в больницу.

Отсутствие информации всегда вызывает массу домыслов и легенд. В советские времена действовало жесткое правило, согласно которому здоровье кремлевских руководителей было одной из самых тщательно охраняемых тайн. В США, например, аппарат Белого дома публикует заключения по итогам регулярных медицинских обследований президента. И если в мае 1991 года болезнь Буша стала темой номер один всех средств массовой информации, если ведущие американские кардиологи в прямом эфире вели рассказ о причинах возникновения, особенностях протекания болезни и способах лечения своего лидера, то о болезни советского президента люди ничего толком не знали. Кроме того, что слухи— это наглая ложь и что он в добром здравии и в состоянии исполнять свои обязанности. Притом такие заявления делали лица, которые разговаривали с Горбачевым по телефону и которые не были специалистами в медицине.

В печати ставились вопросы, почему до этого времени не были разработаны механизмы ознакомления населения с объективными данными о здоровье высших государственных лиц? Речь идет не о том, чтобы предавать огласке конкретные диагнозы — это можно расценить как вмешательство в личную жизнь, как нарушение врачебной тайны. Нужен документ, в котором комиссия незвисимых специалистов констатировала бы свое мнение. Медицинское обследование с оценкой соответствия высоким требованиям и последующей публикацией в печати заключения комиссии было бы гарантией того, что высокий государственный пост не займет очередной президент, «болеющий теми болезнями, которыми болеют настоящие мужчины», как это было с бывшим вице-президентом.

Однако вернемся к теме августовского путча.

Указ

Президента Российской Советской Федеративной Социалистической Республики

В связи с действиями группы лиц, объявивших себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению, постановляю:

1. Считать объявление комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся не чем иным, как государственным преступлением.

2. Все решения, принимаемые от имени так называемого комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. На территории Российской Федерации действует законно избранная власть в лице Президента, Верховного Совета и Председателя Совета Министров, всех государственных и местных органов власти и управления РСФСР.

3. Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного комитета, подпадают под действия Уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону.

Настоящий Указ вводится в действие с момента его подписания.

Президент РСФСР Б. ЕЛЬЦИН

Москва, Кремль

19 августа 1991 года

И еще один документ, подписанный, как и первый, на танке возле Белого дома.

Указ

Президента Российской Советской Федеративной Социалистической Республики

Совершив государственный переворот· и отстранив насильственным путем от должности Президента СССР— Верховного Главнокомандующего Вооруженных Сил СССР,

Вице-президент СССР — ЯНАЕВ Г. И.

Премьер-министр СССР — ПАВЛОВ В. С.

Председатель КГБ СССР — КРЮЧКОВ В. А.

Министр внутренних дел СССР — ПУГО Б. К.

Министр обороны СССР — ЯЗОВ Д. Т.

Председатель Крестьянского союза— СТАРОДУБЦЕВ В. А.

Первый заместитель председателя Государственного комитета по обороне — БАКЛАНОВ О. Д.

Президент ассоциации промышленности, строительства и связи — ТИЗЯКОВ А. И.

и их сообщники совершили тягчайшие государственные преступления, нарушив статью 62 Конституции СССР, статьи 64, 69, 70-1, 72 Уголовного кодекса РСФСР и соответствующие статьи Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик.

Изменив народу, Отчизне и Конституции, они поставили себя вне Закона.

На основании вышеизложенного постановляю:

Сотрудникам органов прокуратуры, государственной безопасности, внутренних дел СССР и РСФСР, военнослужащим, осознающим ответственность за судьбы народа и государства, не желающим наступления диктатуры, гражданской войны, кровопролития, дается право действовать на основании Конституции и законов СССР и РСФСР. Как Президент России от имени избравшего меня народа гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку.

Судьба России и Союза в ваших руках.

Президент РСФСР Б. ЕЛЬЦИН

Москва, Кремль

19 августа 1991 года.

По мере отдаления от тех смутных дней все больше людей прозревает, понимая, что «августовская революция» 1991 года была схваткой за власть в верхах, а не народным движением. Несколько тысяч'Москвичей, пришедших к Белому дому, еще не весь народ, большинство которого пребывало, да и сейчас пребывает в апатии, что и продемонстрировали события третьего-четвертого октября 1993 года в Москве.

Это признают даже зарубежные специалисты по России: ни психологически, ни политически россияне не были готовы к августовским событиям. И вообще, большинство народа не хочет видеть дальше собственного носа. Перу известного английского кремлеведа Марка Френкенда принадлежит вот эта убийственная для некоторых российских политиков оценка: именно благодаря пассивности и неготовности к энергичным действиям, а не сознательному выбору армии и КГБ и сорвались антиельцинские акции, а также запланированное путчистами восстановление советской власти и единство Союза.

Миллионы россиян за годы после августа 1991 года на своей шкуре испытали, что такое кризис власти и доверия. Пожалуй, нет в бывшем СССР семьи, которая не ощутила чувства утраты и пустоты из-за распада Союза. В равной мере это относится к недавним непримиримым противникам павшего режима. Достаточно вспомнить Владимира Максимова, Александра Зиновьева, Юрия Власова и другие громкие имена.

Что касается рабочего класса, то кто-кто, а уж он в первую очередь испытал последствия неуклонного роста уровня жизни, который продолжался в Союзе вплоть до начала восьмидесятых годов. А для москвичей даже самые темные годы правления коммунистического режима связаны с такими грандиозными событиями, как переселение в отдельные квартиры. Для рядового московского рабочего малопонятно объяснение ельцинских экономистов о том, что сравнительное благополучие в годы Брежнева было куплено ценой варварского ведения хозяйства и разбазаривания природных ресурсов страны. Москвичи куда более понимают недавнее высказывание жены Александра Солженицына:

— Реформы — это то, что делает жизнь хотя бы немного лучше каждый день.

Однако годы ельцинских реформ приносят нечто прямо противоположное. И это начало доходить до самых недалеких домохозяек, которые во времена правления Горбачева бегали по митингам в защиту Ельцина. Даже ярым сторонникам реформ стало ясно, что абсолютное большинство населения скатывается к нищете. И самое страшное: реформы подорвали основы традиционного могущества России. Если это начали понимать рядовые домохозяйки, то что тогда говорить об активной, образованной части населения?

Непостижимы парадоксы общественного мнения! Вспомним конец августа, сентябрь и октябрь 1991 года. Это был пик вакханалии, развернувшейся вокруг членов ГКЧП. От них публично, на собраниях и в прессе, открещивались недавние сослуживцы и друзья. Чуть ли не каждый считал своим долгом унизить, оскорбить, облить помоями узников «Матросской тишины». Один из российских государственных деятелей в пылу негодования превзошел всех, заявив, что он лично расстрелял бы гекачепистов из автомата. Шло откровенное глумление над физическими недостатками вчерашних высших должностных лиц страны, бесцеремонно и цинично копались в их личной жизни, выставляли маразматиками и недоумками. Стоял вселенский вой: судить, скорее судить! Доброхоты-социологи кровожадно опрашивали население относительно меры наказания для несчастных стариков, с радостными воплями оповещая общественность, сколько процентов опрошенных требуют смертной казни.

Не прошло и двух лет, как отношение общественного мнения к членам ГКЧП и другим арестованным по этому делу изменилось. Большинство респондентов убеждено, что наказания подследственные не заслуживают, что их действия в августе 1991 года были продиктованы искренним стремлением сохранить целостность страны, защитить конституционный строй. Имена людей, которых проклинали и обсвистывали, предавали анафеме и очерняли, сегодня воспринимаются весьма терпимо, если не с симпатией, где тайной, а где и явной. Уже не слышно ни в электричках, ни в курилках — этих исконно русских гайд-парках — осуждающих выпадов в адрес советских декабристов, грубых анекдотов, обидных эпитетов. Время — самый строгий и беспристрастный судья.

Меняется отношение и к расхожим в августе девяносто первого года терминам «заговор», «путч», «переворот». Былой хлесткости уже нет. С течением времени становится ясно: где это видано, чтобы заговорщики поехали к тому, против кого заговор? Если ото был путч, то должен был произойти слом всех структур. Однако все оставалось прежним — и правительство, и Верховный Совет.

Что же это было? Переворот? Где же тогда изменение социального строя? Разве бывает переворот в защиту строя, который есть? Прав А. И. Лукьянов: это был отчаянный, очень плохо организованный шаг в защиту Союза, против его развала с помощью Союзного договора. Никаких сил в Москву практически нс вводилось, никаких жертв не было, кроме трех человек, ставших фактически жертвами автокатастрофы.

В марте 1997 года, в канун шестой годовщины референдума о сохранении СССР, социологический центр «Статус» газеты «Комсомольская правда» провел опрос среди москвичей. Был задан вопрос: «На референдуме 17 марта 1991 года большинство высказалось за сохранение Советского Союза. Вскоре, однако СССР распался. Как вы сегодня относитесь к этому историческому событию?»

Ответ такой: 54 процента опрошенных осудили развал СССР, 17 процентов одобрили, 13 процентов отнеслись к этому равнодушно, 16 процентов затруднились с ответом.

Социологи отмечают, что с каждым годом, по мере отдаления декабря 1991 года, число осуждающих развал СССР возрастает: «Раньше была гордость за свою Державу, а сейчас — стыд!»

Отдельно хочется сказать о жертвах «Великой августовской революции». Их было трое— Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Им устроили грандиозные похороны с участием президентов Горбачева и Ельцина. Борис Николаевич, роняя скупую мужскую слезу, попросил прощения у родителей погибших молодых людей, что не сумел сберечь их жизни. Больше он таких слов не произнесет никогда — ни после расстрела парламента в девяносто третьем, ни после бесславной войны в Чечне, где полегло не менее ста тысяч человек.

А тогда из похорон устроили шоу. Горбачев и Ельцин чуть ли не соревновались, кто больше извлечет политических дивидендов. Михаил Сергеевич заявил на траурном митинге, что 24 августа подписал указ о присвоении погибшим звания Героя Советского Союза.

Но отзвучали печальные аккорды, и о новоиспеченных героях забыли. Горбачев успел до ухода в отставку вручить Золотые Звезды и ордена Ленина космонавтам, вернувшимся из полета, а также высокую награду советнику президента РСФСР по делам инвалидов Валерию Буркову «за гражданскую доблесть и самоотверженные действия по защите конституционного строя СССР». Посмертные же награды Комаря, Кричевского и Усова оставались невостребованными вплоть до февраля 1992 года, когда под воздействием демократической прессы власти наконец-то вспомнили о героях «Великой августовской революции» и пригласили в Кремль родителей погибших, чтобы передать Золотые Звезды, которыми были награждены полгода назад их сыновья.

Обстоятельства подвига трех демократических героев изложены юридическим слогом прокурорского расследования. Итак, перед нами фрагменты обвинительного заключения по уголовному делу № 18/6214-91.

Обстоятельства гибели Д. Комаря, В. Усова и И. Кричевского

В ночь на 21 августа 1991 г. в тоннеле на пересечении ул. Новый Арбат с Садовым кольцом, в условиях комендантского часа, в результате столкновения военнослужащих и гражданских лиц, погибли Д. Комарь, В. Усов, И.Кричевский, были причинены телесные повреждения другим гражданам.

По этому факту 21 августа прокурором Москвы по признакам ст. 252 УК РСФСР было возбуждено уголовное дело.

12 августа 1992 года уголовное дело о гибели Кричевского, Усова, Комаря соединено в одном производстве с уголовным делом о заговоре с целью захвата власти в стране.

Протокол допроса свидетеля — Президента РСФСР Б. Н. Ельцина — в Прокуратуре РСФСР 13 января 1992 г.

Основанием для этого послужило то, что происшедшее 21 августа 1991 года в районе Садового кольца г. Москвы столкновение гражданских лиц и военнослужащих непосредственно связано с преступной деятельностью участников заговора, использовавших вооруженные силы для захвата власти.

Проведенным расследованием установлено следующее:

После ввода войск в Москву, объявления чрезвычайного положения и комендантского часа, 20 августа 1991 г. министр обороны СССР Язов приказал коменданту города Калинину для его обеспечения организовать силами войск патрулирование.

Калинин, выполняя это указание, отдал соответствующее распоряжение командирам Кантемировской и Таманской дивизий войск МВО.

Это распоряжение было оформлено шифротелеграммами №№ 5756-281 и 334541-43 от 21.08.91 г. за подписью начальника штаба МВО Золотова.

В частности, командиру Таманской дивизии Марченкову приказывалось организовать патрулирование на выездах с Садового кольца в центр города, выделив для этой цели 760 человек личного состава и 76 единиц бронетехники.

Патрулирование проводилось силами 15-го полка, командир которого Налетов довел приказ до командиров батальонов, а они — до личного состава.

В 23 часа колонна БМП выдвинулась на патрулирование, при этом сопровождения колонны автомашинами ГАИ обеспечено не было.

На площади Маяковского был выстроен первый пост, где остался командир полка Налетов, батальон № 1 двинулся направо, а батальон № 2 — налево по Садовому кольцу.

Выставив по ходу движения три поста, командир батальона № 1 Суровикин с 14-ю БМП подошел к пересечению Садового кольца с проспектом Калинина, где неожиданно обнаружил баррикаду. Об этом Суровикин доложил по рации Налетову. Последний, уяснив из рассказа Суровикина, что препятствие можно обойти, дал согласие на продолжение движения.

При въезде в тоннель БМП и военнослужащие собравшимися гражданами были забросаны камнями, палками, бутылками, другими предметами.

За тоннелем военные обнаружили еще одну, более мощную, чем первая, линию заграждений.

Поскольку путь назад был отрезан, перестроиться в тоннеле БМП технической возможности не имели, а связь с командиром полка была прервана, Суровикин принял решение продолжить выполнение стоящей перед ним задачи.

Колонне БМП, двигавшейся по правой стороне Садового кольца, удалось пробить в преграде брешь и пройти через нее.

Из БМП, двигавшихся по левой стороне, не удалось пройти ни одной машине: БМП-601 провалилась в яму, БМП-602 при маневрировании сбросила гусеницу, БМП-535 была зажата между троллейбусами, а другие машины не могли двигаться из-за преграды, созданной ими.

БМП-536, экипаж которой состоял из военнослужащих срочной службы: командира БМП сержанта Семеняги Ю. А., механика-водителя рядового Булычева, ваводчика-оператора рядового Нурбаева Ш. Д., а также командира отделения десанта младшего сержанта Вахрушева П. А. и рядового Баймуратова К. Т., в числе других боевых машин не смогла преодолеть преграды.

Увидев, что БМП, в которой находился командир их роты, прошла преграду, экипаж БМП-536 решил, что они остались одни.

Поскольку из-за повреждения антенного ввода на БМП оборвалась связь с командиром, экипаж самостоятельно принял решение выполнять приказ и продолжать движение вперед.

В то время, когда БМП выходили из тоннеля, находившиеся там граждане бросали в них камни, палки, другие предметы, вставляли в траки арматуру. Сотрудник редакции военного журнала «Морской сборник» Головко М. А., бросив плащпалатку на смотровую щель двигавшейся БМП, предложил гражданским лицам последовать его примеру.

Люди стали запрыгивать на БМП, расстегивали брезентовые тенты и закрывали ими обзор экипажу.

Одну из машин накрыли Комарь и Чурин, но она прошла заграждение. Тогда они накрыли БМП-536, однако закрепить брезент не смогли, т.к. механик-водитель Булычев, маневрируя, сбросил их с машины, а оператор-наводчик Нурбаев, вращая башню, сорвал брезент. Но и после этого у механика-водителя видимость не появилась, поскольку были разбиты смотровые приборы (тримплексы), а смотровая щель накрыта одеждой.

При маневрировании от удара о колонну тоннеля открылся правый люк десанта. Догнавший БМП Комарь проник в десантное отделение.

Автоматчик Баймуратов, находившийся в левом десантном отсеке, полагая, что Комарь старается захватить боекомплект, потребовал от него покинуть БМП, но Комарь, имея в руках ломик, попытался им нанести удар Баймуратову.

На предупреждение последнего о возможном применении оружия он не реагировал, и Баймуратов, не имея намерения поразить Комаря, произвел выстрел.

При движении БМП Комарь выпал из машины в открытый люк, ударился головой об асфальтовое покрытие дороги и получил черепно-мозговую травму, повлекшую его смерть.

Опасаясь проникновения в БМП других лиц, Баймуратов сделал через открытый люк несколько предупредительных выстрелов в воздух. При этом пуля попала в незафиксированную кормовую дверь и, в результате этого, осколками оболочки пули получили огнестрельные ранения Хрюнов, Эстров, Веретильный, Чурин, Рыбаж, а Усов получил смертельное радение в голову и уже мертвым был раздавлен гусеницами БМП.

Граждане, оказавшиеся очевидцами гибели Усова, стали наполнять бутылки бензином и бросать их в БМП, которая загорелась. Когда огонь прорвался во внутренние отсеки машины, в сержанта, открывшего люк, бросили камень, а затем — вылили ведро бензина и он загорелся, получив ожог рук. Отдельные лица препятствовали выходу экипажа из загоревшейся БМП. Не выдержав натиска, военнослужащие переместились к стоящим с другой стороны дороги БМП-520 и БМП-521.

Во время посадки в БМП-521 члены экипажа горевшей машины Баймуратов, Вахрушев и Нурбаев продолжали делать предупредительные выстрелы в воздух. Находившийся здесь Кричевский, бросив в них камень, сделал шаг в сторону БМП, но был неустановленным лицом убит выстрелом в голову.

Гибель Кричевского остановила проявление активных действий гражданских лиц в отношении военнослужащих. Последние прекратили стрельбу и отошли в тоннель, а затем — к зданию Дома Советов России.

Изложенные выше обстоятельства объективно подтверждаются приобщенными к делу:

— телеграммой ЗАС № 5756-281 от 21.08.91 г. за подписью начальника штаба МВО Золотова, которой командиру 4-й танковой дивизии предписывалось организовать патрулирование территории г. Москвы с привлечением конкретных лиц и средств личного состава (т. 107, л. д. 138-141);

— телеграммой № 3645-43 от 21.08.91 г., которой командиру 2-й мотострелковой дивизии приказывалось организовать патрулирование на выездах с Садового кольца в центр г. Москвы (т. 107, л. д. 194-196).

Свидетель Марченков В. И., бывший командир Таманской дивизии, допрошенный по обстоятельствам организации патрульной службы в г. Москве, показал, что дивизия выполняет особые задачи, и в случае объявления повышенной боевой готовности обязана выходить из места постоянной дислокации с боеприпасами. Так было сделано и 20 августа, когда поступил приказ начать патрулирование в условиях комендантского часа. Времени на его организацию не было... ГАИ не обеспечило проезд техники, безопасность движения. Никто не предполагал возможности столкнуться с баррикадами, поэтому инструкций личному составу на преодоление баррикад не давалось. Посты надлежало выставить на Садовом кольце при пересечении его радиальными улицами. На каждый пост выделялись 2 боевые машины и 12 военнослужащих... Ситуация, в которую попали военнослужащие батальона Суровикина, была непредсказуема, условия экстремальные. Нужно учитывать и то, что солдаты и офицеры выполняли приказ (т. 134, л. д. 76).

Командир полка Налетов А. Г. и врио командира батальона Суровикин С. В. на допросе показали, что, выполняя приказ командира дивизии о патрулировании в связи с вводом комендантского часа в г. Москве, они должны были выставить 21 пост в районе Садового кольца. На патрулирование вышли на БМП, имея задачу обеспечить порядок и не допускать прохода граждан большими группами. О наличии баррикад на маршруте их движения и как следовало поступать в этой ситуации — не знали. Опыта патрулирования в городах, тем более в таких условиях, не имели.

Суровикин также пояснил, что, пройдя с 14-ю БМП к Новому Арбату, он увидел перед собой баррикаду из стоявших автомобилей, о чем доложил Налетову. Обойдя по его требованию это препятствие, проследовал дальше. Однако при выходе БМП из-под моста собравшиеся там граждане стали бросать в них камни, палки, бутылки с зажигательной смесью Впереди оказалась другая линия заграждения, состоявшая из троллейбусов. Пройти ее смогли 6 БМП, остальные 8 были блокированы в тоннеле и не имели возможности двигаться ни взад, ни вперед. Приказав экипажам этих БМП закрыть все люки, не покидать машин и докладывать ему обо всем по рации, он прошел к прорвавшимся БМП и продолжил выполнение поставленной задачи. Об обстоятельствах гибели гражданских лиц в результате столкновения с подчиненными ему военнослужащими ничего не знает (т. 134, л. д. 93-95).

Картину событий, их динамику подробно изложил при допросе свидетель Зуев, показав, что 20 августа 1991 года, в двенадцатом часу ночи он направлялся домой по Калининскому проспекту от здания СЭВ. Когда находился в районе Садового кольца, то услышал автоматные очереди, которые раздавались в районе американского посольства.

Подойдя ближе, увидел колонну БМП, которая следовала в тоннель по Садовому кольцу. Он обратил внимание на то, что в тоннеле несколько машин-водовозов перегораживали проезжую часть. После того как БМП проехали первую баррикаду, они направились в сторону Смоленской площади. Он тоже направился вслед за машинами. Когда подошел, то БМП уже стояли перед баррикадой, сооруженной из троллейбусов. Ему известно, что на Б. Ордынке находится троллейбусный парк, и все троллейбусы были из него. Было примерно три ряда троллейбусов, которые перегораживали Садовое кольцо. Сначала БМП находились в одной колонне посредине Садового кольца. К ним подошли граждане, которые окружили передние машины и стали разговаривать с военнослужащими.

Затем военнослужащие закрыли люки, раздался сильный рев моторов. Он видел, как с БМП-536 упал парень.

Эта машина передней частью стала пробивать баррикаду с правой стороны. В то же время другая БМП с левой стороны тоже пыталась прорваться сквозь баррикаду. Остальные БМП стояли на месте. Подбежали несколько человек, которые накрыли БМП тентом.

После этого БМП, потеряв видимость, отошла назад.

БМП, находившаяся с левой стороны, пробила баррикаду и ей удалось пройти через нее вперед.

БМП-536 проследовала задним ходом и остановилась в тоннеле. Вслед за ней побежали три человека. Затем машина на приличной скорости двинулась вперед.

По ходу движения один из парней догнал и на ходу смог открыть руками заднюю дверь, проникнув вовнутрь.

Он сам находился на расстоянии 10 метров, когда услышал одиночный выстрел и вспышку внутри БМП.

Парень, проникший в машину, выпал, его голова и руки свисали с БМП таким образом, что практически доставали до проезжей части.

Водитель протащил его в таком положении метров 10 и остановился. Он вместе с другими побежал к БМП, но из нее раздалась автоматная очередь.

Когда стрельба прекратилась, то он увидел, что один из окружавших машину парней остался лежать на асфальте.

В это время БМП стала давать назад и корпусом задела еще одного человека, который упал на асфальт.

В БМП стали кидать различные предметы. Это были камни, железки, бревна. В это время увидел, как со стороны Калининского проспекта подъехала автомашина — водовозка. Молодые ребята принесли ящик пустых бутылок. Он и другие лица стали из бака заполнять их бензином. После их закрывали тряпкой и поджигали, а затем бросали в БМП-536. Несколько бутылок разбились и загорелись. В это время с БМП стали стрелять вверх из автоматов, на противоположной стороне, у другой машины, тоже раздавались автоматные очереди (т. 132, л. д. 20-24).

Свидетель Лементуев, дав аналогичные показания, добавил, что отдельные граждане кидали в машины камни, палки сразу после появления техники из тоннеля, а он лично предпринимал попытки разбить экипажу БМП-536 смотровые приборы, чтобы ограничить видимость (т. 132, л. д. 46-48).

Свидетели Семеняга, Нурбаев, Вахрушев, Баймуратов, Булычев— экипаж БМП-536 показали, что 20 августа в 22—23 часа на построении командир батальона капитан Суровикин объявил личному составу приказ о патрулировании в г. Москве в связи с введением комендантского часа. Поэтому должны были быть выставлены посты в различных точках Садового кольца.

После расстановки части постов и движения колонны БМП в сторону Смоленской площади, при подходе к тоннелю, они встретили баррикады и большое скопление людей.

Пройдя первую линию баррикад, стали выходить из тоннеля, и в этот момент в них полетели камни, палки, различные предметы.

Гражданские лица брезентом закрывали смотровые щели, палками и камнями пытались разбить смотровые приборы, кидали в машину бутылки с бензином. После возгорания БМП им пришлось из нее эвакуироваться.

При эвакуации Булычева чем-то облили и на нем загорелся плавжилет.

Среди присутствовавших раздавались крики, призывы отобрать оружие, физически расправиться.

Строительство баррикад на проезжей части Садового кольца, использование для этого подвижного состава общественного транспорта, забрасывание военнослужащих различными предметами, препятствование продвижению боевой техники и повреждение смотровых оптических приборов БМП, проникновение посторонних в десантное отделение БМП-536, поджог этой машины и троллейбусов подтверждается, кроме приведенных выше доказательств, также:

— показаниями свидетелей Кирсанова, Чубарова, Синева, Яванова, Папиша, Крамзина, Данилова, Зиновьева, Сафонова.

В процессе следствия была обнаружена и приобщена к делу видеопленка, на которой зафиксированы события в ночь с 20 на 21 августа в районе Смоленской площади г. Москвы.

Осмотром видеопленки установлено, что запечатленные на ней события объективно подтверждают показания многочисленных свидетелей об обстоятельствах столкновения военнослужащих с гражданами.

При осмотре военной техники (БТР, БМП) на ней обнаружены повреждения.

В частности, при осмотре БМП-536 зафиксированы вмятины, царапины, деформация, частичное или полное разрушение, а также отстутствие отдельных наружных узлов и агрегатов, смотровых приборов, следы возгорания в виде оплавления металла и вспучивания краски.

Согласно заключениям судебно-медицинских эспертиз военнослужащим Суровикину, Лапину, Буфетско-му, Осауленко, Шаньгину причинены поверхностные раны и ссадины на различных частях тела. Булычеву причинен ожог 2-й степени правой кисти. Все повреждения относятся к легким телесным повреждениям, не повлекшим за собой кратковременного расстройства здоровья.

На основе собранных доказательств, оценивая действия гражданских лиц, соорудивших в районе Смоленской площади на пути движения колонны БМП баррикады и оказавших сопротивление, следствие пришло к выводу, что состава преступления они не образуют.

Противодействуя ГКЧП, незаконному вводу войск в город и объявлению комендантского часа, люди вышли на защиту конституционного строя, выполняя свой гражданский долг по ликвидации опасности, угрожавшей законно избранным органам власти, считая, что устранить эту опасность иными средствами нельзя, т. е. действовали в состоянии крайней необходимости (ст. 14 УК РСФСР), (т. 138, л. д. 226-238).

Что касается действий военнослужащих, то оценка им должна быть дана с учетом анализа обстоятельств гибели Комаря, Усова и Кричевского.

Согласно показаниям свидетеля Баймуратова, автоматчика БМП-536, Комарь проник в правый десант автомашины и появилась угроза захвата боекомплекта. На его предложение покинуть БМП Комарь ответил угрозами и пытался нанести удар ломиком. И лишь после неоднократных предупреждений он выстрелил в направлении Комаря (т. 136, л. д. 23-24).

Аналогичные показания дал свидетель Вахрушев (т. 136, л. д. 17-18).

Изложенные обстоятельства подтвердили члены экипажа БМП-536 свидетели Семеняга, Нурбаев и Булычев, которые узнали о происшедшем со слов Баймуратова (т. 136, л. д. 10-12, 14-15, 20-22).

Кроме свидетеля Зуева, чьи показания подробно изложены выше, проникновение Комаря в БМП-536 и обстоятельства его гибели описали в своих показаниях и другие свидетели происходивших событий.

Потерпевший Чурин С. В. по этому поводу показал следующее:

«...Я и Комарь запрыгнули на БМП-536, отстегнули ремни тента и стали распускать его на машине, чтобы закрыть ее. Однако машина переместилась назад к тоннелю, затем вперед и тент сполз под гусеницы. Спрыгнув с машины, мы стали догонять ее. У БМП от удара о столб тоннеля открылся задний люк и Комарь прыгнул в него. Раздался выстрел и Комарь откинулся назад. Ноги его находились в люке, руки свисали вниз, касались земли и безжизненно болтались...» (т. 137, л. д. 222—224).

Свидетель Андрианов пояснил:

«...Один мужчина ловко вскочил на БМП сзади, сбоку, но это был не тот БМП, на который набрасывали брезент.

В это же время задние двери этого БМП открылись. Кто открыл дверь, он сам или военнослужащие, я не видел. Этот парень как бы ногами стоял в раскрытых дверях БМП и в это время раздается вспышка изнутри машины. Выстрел был неслышен, так как стрельба шла непрерывно. Затем тот БМП, у которого по пояс свисает труп человека головой наружу, стал делать хаотичные движения...» (т. 132, л. д. 6-7).

Приведенное выше подтвердили также свидетели Черногуз, Ткачев, Дмитриенко и другие (т. 132, л. д. 54-57, 145-147, 150-152).

По заключению комиссионной судебно-медицинской экспертизы, смерть Комаря наступила от черепно-мозговой травмы сразу после ее получения. Повреждения могли образоваться при падении головой книзу с движущегося транспортного средства и последующим волочением тела в положении головой книзу. Об этом свидетельствует характер, расположение и механизм повреждений: отсутствие каких-либо повреждений на нижней половине тела, наличие признаков ударных воздействий и действий по касательной к поверхности тела, характер включения в раны на лице и особенности повреждений одежды, в частности, наличие дефектов ткани рукава, свитера, расположение и характер повреждений на левом полуботинке. Признаков огнестрельного ранения (пулевого, осколочного) при исследовании трупа Комаря и его одежды не обнаружено (т. 137, л. д. 122-140).

Вывод экспертов о механизме травмы, повлекшей смерть Комаря, подтверждается показаниями очевидца событий Вострякова, который по этому поводу пояснил:

«...БМП ушел в тоннель... Я увидел, что задний люк открыт, Комарь находится в салоне, держится за поручень... Танк качнулся назад, Комарь свесился с него. В момент падения он ударился об асфальт и мозги брызнули из головы...» (т. 132, л. д. 93-94).

Вышеизложенное свидетельствует о том, что причиной смерти Комаря является не выстрел Баймуратова, а его падение с БМП.

Видя, что за БМП продолжают бежать люди, и желая воспрепятствовать их проникновению в десантный отсек, Баймуратов, убедившись, что в проеме двери никого нет, произвел через нее предупредительные выстрелы в воздух.

В этот момент был смертельно травмирован Усов, получили огнестрельные ранения Чурин, Хрюнов, Рыбах, Вертильный, Эстров.

При осмотре БМП-536 на задней правой дверце обнаружены огнестрельные повреждения (т. 133, л. д. 106—115).

Из заключения судебно-баллистической экспертизы следует, что одно из этих повреждений образовано при выстреле оболочечной пули 5,45 мм калибра, другое — оболочной пулей 5,45 мм или 7,62 мм калибра (т. 135, л.д. 16—17).

По показаниям свидетеля Зиновьева, в тот момент, когда люди подошли к БМП, чтобы снять труп Кома-ря, из десантного отсека раздался выстрел (т. 131, л. д. 149-150, 153).

Нахождение Усова в момент выстрела возле БМП-536 подтверждается показаниями свидетелей Данилова, Крамзина и других (т. 131, л.д. 129-132, Мб-147, 142-143).

По заключению судебно-медицинской и комплексной медико-криминалистической экспертизы смерть Усова наступила от сквозного огнестрельного ранения в голову, которое могло быть причинено пулей 5,45 мм из автомата Калашникова (АК-74).

Огнестрельное ранение Усову причинено в тот период времени, когда он находился около двери правого десантного отсека БМП-536. При этом стрелявший находился спереди и слева от головы Усова в зоне траектории полета пуль, причинивших огнестрельные повреждения на внутренней стороне двери десантного отсека БМП-536 (т. 137, л. д. 82-89).

Судебно-медицинскими экспертизами установлены: огнестрельные ранения осколками оболочки пули — у Чурина и Хрюнова, осколочные ранения у Рыбажа, сквозное пулевое огнестрельное ранение у Верстального, пулевое ранение у Эстрова (т. 137, л. д. 229-230, 196-297, 308-309, 262-263).

Из показаний эксперта-баллиста Сониса следует, что при попадании в кормовую дверь возможно разрушение оболочки автоматных пуль. Учитывая крайне малое расстояние выстрела, фрагменты пуль обладают достаточным количеством кинетической энергии. При попадании в тело человека этих фрагментов они могут причинить повреждения различной степени тяжести (т. 135, л. д. 9091).

Анализ приведенных доказательств позволяет следствию прийти к выводу о том, что в условиях нападения на БМП Баймуратов, обеспечивая собственную безопасность и безопасность экипажа, произведя через открытую дверь предупредительные выстрелы вверх, не мог и не должен был предвидеть, что незафиксированная поврежденная дверь в результате маневрирования БМП в момент выстрела пересечется с трассой пули, в результате чего будет смертельно травмирован Усов, а части оболочки ранят Чурина и других, поэтому в его действиях состав преступления отсутствует.

Смерть Кричевского наступила от одиночного огнестрельного пулевого сквозного ранения головы. Выстрел мог быть произведен от БМП-520.

Ввиду отсутствия в трупе пули индентифицировать оружие и установить, кем конкретно был произведен выстрел в Кричевского, не представилось возможным.

Не удалось восполнить этот пробел и путем допросов очевидцев происшедшего.

Против Калинина Н. В., Марченкова В. И., Налетова А. Т., Суровикина С. В., Семеняги Ю. А., Нурбаева Ш. Д., Захрушева Г. А., Баймуратова К. Т., Булычева Н. И. дело прекращено.

Глава 4. ЗАЛОЖНИКИ ТУПИКОВОЙ СИТУАЦИИ

Впервые за всю историю существования КПСС ее аппарат, потеряв былое могущество, резко высказывался о своем Генеральном секретаре. Доставалось и другим руководителям партии. Следует отметить, что особой любви между генсеком и аппаратом партии не было и раньше. Горбачев только однажды встретился с ответственными работниками ЦК, и то эта встреча носила случайный характер. В ней участвовали в основном работники отдела оргпартработы да несколько завов и их замов из других ведущих отделов. Если мне память не изменяет, случилось это в 1986 году.

Горбачеву, очевидно, было известно, как к нему относится аппарат ЦК. В последнее время его критиковали открыто и безбоязненно даже на партийных собраниях, не говоря уже о кулуарных разговорах. То, что он бросил партию, не занимается вплотную ее делами, звучало и на пленумах ЦК. Открытий здесь никаких нет, достаточно ознакомиться с опубликованными стенограммами. Дисциплинированный аппарат прозревал медленно, но верно. Двадцать третьего августа уже последний референт осознавал, в какой безысходной, тупиковой ситуации оказались прежде всего они, кадровые работники партии, какую игру вел все эти годы с партией ее Генеральный секретарь.

Обманутые аппаратчики предъявляли серьезные обвинения. Именно генсек является главным путчистом, утверждали они, только он растянул свой путч на шесть лет. Вспомним его внешне безобидные действия по обновлению состава ЦК, поддержанные ничего не подозревавшими партаппаратчиками. Сначала полная замена прежнего' состава Политбюро и Секретариата, затем триста заявлений членов ЦК об уходе на пенсию.

А избавление от убежденных партийцев под видом реорганизации и сокращения наполовину (!) аппарата ЦК КПСС и региональных партийных комитетов, прошедшее в конце 1988 — начале 1989 годов?

Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. ГОРБАЧЕВУ М. С.

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Обращаюсь к Вам по некоторым вопросам работы парторганизации и жизни коллектива аппарата ЦК КПСС в связи с предстоящей его реорганизацией и сокращением.

Прежде всего, докладываем, что в аппарате ЦК в целом сохраняется здоровая политическая обстановка и деловая атмосфера. Работники аппарата с большим одобрением встретили решения Всесоюзной партийной конференции и июльского Пленума ЦК, полностью разделяют их и поддерживают. Сейчас коммунисты отделов включились в работу по организационному и пропагандистскому обеспечению выдвинутых партией новых важных установок по углублению перестройки в стране. С пониманием в основном восприняты намеченные меры по реорганизации аппарата и его сокращению. Работники спокойно отнеслись к отмене лечебного питания, другим мерам по устранению излишеств в работе столовой и бытовом обслуживании.

Вместе с тем, хотя явно негативных настроений и недовольства не наблюдается, у части ответственных работников все же нарастает беспокойство за свою личную судьбу в связи с реорганизацией аппарата. Высказываются опасения, что в условиях повсеместного сокращения штатов нашим работникам без соответствующей помощи будет очень трудно устроиться на работу. Многих беспокоит, что увольнение из аппарата ЦК в других организациях будет рассматриваться как проявление определенного недоверия к ним. Тем более что за последнее время в результате некоторых необъективных выступлений средств массовой информации наблюдается определенная недоброжелательность к партийному аппарату.

Партийный комитет, бюро парторганизаций вместе с руководством отделов ведут соответствующую разъяснительную работу в коллективе. При этом подчеркивается, что ко всем высвобождающимся работникам при реорганизации партийного аппарата будет проявлено максимум заботы, обеспечена их социальная защищенность.

Учитывая, что предусматривается аппарат ЦК КПСС сократить наполовину, то в этом случае подлежит трудоустройству около 700 ответственных работников, не считая 255 человек пенсионного возраста. Эта цифра может возрасти при проведении в жизнь мер по существенному обновлению состава аппарата.

Наши работники в большинстве своем имеют высокую квалификацию, значительный опыт работы в партийных, государственных и хозяйственных органах.

По нашему мнению, в условиях повсеместного сокращения аппарата управления реализовать задачу рационального использования высвобождающихся работников аппарата ЦК можно только заблаговременными мерами. В частности, уже сейчас следовало бы взять на учет вакантные и освобождающиеся должности в Совмине СССР, Госплане, Комитете народного контроля СССР, министерствах и ведомствах, средствах массовой информации, на которые можно направить немало наших товарищей. Было бы целесообразным образовать авторитетную комиссию в ЦК КПСС, на которую возложить трудоустройство освобождающихся работников.

В связи с предстоящей реорганизацией аппарата у работников возникают вопросы и социально-бытового плана. У некоторых товарищей не решены проблемы жилья, других волнует то, что они могут лишиться права пользования 1-й поликлиникой Четвертого Главного управления при Минздраве СССР. Работники аппарата ЦК не имеют садово-огородных участков. Для уходящих на пенсию может быть следовало бы предоставить право первоочередного выделения участков в создаваемых садоводческих товариществах для персональных пенсионеров. Возникнут проблемы и с трудоустройством технических работников (высвобождается около 600 человек). По всем этим вопросам можно было бы также дать необходимые поручения Управлению делами ЦК КПСС.

В связи с реорганизацией аппарата ЦК встал вопрос о сроках проведения отчетно-выборных партийных собраний в отделах ЦК. Полагали бы целесообразным такие собрания в отделах ЦК провести после реорганизации аппарата ЦК. Отчетно-выборная партийная конференция могла бы состояться в декабре текущего года.

Убедительно просим Вас оказать необходимую помощь и поддержку в решении этих вопросов.

Секретарь парторганизации аппарата ЦК КПСС

К. Могильниченко

29 сентября 1988 года.

И, наконец, решение о том, что каждый руководитель республиканского ЦК должен быть членом Политбюро «большого» ЦК. Простодушные делегаты XXVIІI съезда, поддавшись на очередную приманку, проголосовали за это предложение. Некогда мощный орган, опасный своей монолитностью, рассыпался по разваливавшейся стране.

После XXVIII съезда стало ясно, что в КПСС по сути сформировались две партии. Формально они назывались платформами. Демократическая (коммунистов-реформаторов) и марксистская.

В конце 1990 года в пресс-центре ЦК состоялась встреча представителей этих двух платформ. От имени Демократической платформы диалог вели народный депутат РСФСР и Моссовета С. Шеболдаев и старший научный сотрудник Института биоорганической химии Академии наук СССР В. Безуглов. Марксистскую платформу представляли члены ЦК Компартии РСФСР старший научный сотрудник МГУ имени М. В. Ломоносова А. Колганов и ведущий научный сотрудник ВНИИ МВД СССР А. Крючков.

Вопрос. Почему вы даете пресс-конференцию вместе?

A. Крючков. Объединить свои усилия нас заставила общая тревога за положение дел в обществе и в партии, усиление как консервативных сил, так и ликвидаторских настроений в КПСС, нарастание антикоммунистических настроений. Семнадцатого ноября этого года намерены провести конференцию, чтобы сформировать демократическое движение коммунистов.

B. Безуглов. И выработать единую позицию и единую тактику действий на предстоящий период.

А. Колганов. Остающаяся в КПСС часть Демократической платформы и Марксистская платформа стремятся восполнить тот недостаток, который ранее был присущ Коммунистической партии,— ее стремление к полной монополии на истину, в том числе и в рамках социалистической идеологии. Мы стараемся стать движениями в нашей стране. С лета этого года проводятся интенсивные переговоры с такими политическими движениями левого направления, как Социалистическая партия, Конфедерация анархо-синдикалистов, часть представителей Движения зеленых, некоторые представители Социал-демократической партии России. Сделаны первые шаги к созданию движения левых в СССР.

Что касается Марксистской платформы, то мы стремимся активизировать контакты с левыми движениями и прежде всего близкого нам направления не только в нашей стране, но и за рубежом. В частности, представители Марксистской платформы недавно совершили поездку в Болгарию, где были установлены контакты с движением Марксистская альтернатива в Болгарской социалистической партии, подписан протокол о сотрудничестве.

Вопрос. Что вас разъединяет?

С. Шеболдаев. Мы, коммунисты-реформаторы в Демократической платформе, считаем: нет необходимости сегодня выпячивать роль марксистской идеологии, которая остается для нас очень важной, но не единственной составляющей нашего мировоззрения.

В. Безуглов. Да, мы остаемся коммунистами. Но в нашем понимании коммунизм — это определенный тип развития, основанный на общечеловеческих ценностях, гармоническом сочетании прогресса и справедливости, обеспечивающий свободное самоосуществление личности. И, подчеркиваю, момент некоего различия с Марксистской платформой в том, что мы подходим к экономике и к осуществляемой сейчас реформе перехода к рынку не с идеологическими критериями, а с социальными требованиями. В данном случае мы не боремся за то, чтобы экономика соответствовала определенным, заранее выдвинутым идеологическим критериям.

А. Крючков. Надо учитывать, что Марксистская платформа возникла тогда, когда существовала Демократическая платформа без ярко выраженных течений внутри нее. На том этапе, как мне представляется, действительно были существенные различия во многих взглядах с Демплатформой. Ну скажем, с ее лидерами Шостаковским, Лысенко, Чубайсом. Что касается наших контактов с секцией коммунистов-реформаторов, то тут могла быть ситуация несколько иная. Почему? Потому что если взять вопрос о демократизации партии и общества, как ставит его секция коммунистов-реформаторов и как ставим мы, то мне представляется, у нас здесь очень много общего.

Если же касаться вопросов социально-экономической политики, то здесь пока не следует торопиться с оценками. Почему? Потому что мы, как мне представляется, пока эти вопросы основательно не обсуждали. Нам как раз и предстоит в них глубоко разобраться. Это может произойти в процессе выработки документов, с которыми мы идем на конференцию семнадцатого ноября, это может произойти непосредственно на конференции.

A. Колганов. Здесь звучал вопрос: являемся мы коммунистами или социал-демократами и какими мы видим перспективы коммунистического движения?

Нет, мы не являемся социал-демократами, хотя считаем, что коммунистическое движение не какая-то закрытая секта, строящаяся на раз и навсегда данных принципах. Мы считаем, что коммунистическое движение как современное политическое течение должно быть открытым, оно должно усваивать опыт всего левого социалистического и вообще всего левого демократического и политического движения в мире. И мы не имеем никакого предубеждения против позитивного опыта социал-демократии или других социалистических движений.

В то же время мы остаемся коммунистами, потому что для нас будущее, социалистическое или коммунистическое, не является только набором этических принципов, но и некоторым новым общественным устройством, к которому мы придем. Однако наш взгляд на это общественное устройство довольно резко отличается от того, который ранее преподносился под именем марксизма-ленинизма.

Вопрос. Как вы относитесь к принципу демократического централизма?

B. Безуглов. Мы в самом начале, когда организовалась Демплатформа, выступали за решительную отмену этого принципа в деятельности КПСС. В качестве альтернативы мы предложили термин «Демократическое единство». Это принцип, основанный на том, что права делегируются снизу вверх, от первичных партийных организаций, которые полностью самостоятельны в принятии своих решений, в определении, какими методами, как вести им работу в том районе или на том предприятии, где они действуют. При этом мы исходили из того, что решения исполнительных органов партии должны носить рекомендательный и координирующий характер, а приниматься они должны только на форумах партии — съездах, конференциях.

Мы исходили из того, что нужно сохранить максимальную свободу деятельности каждого члена партии с тем, чтобы в довольно быстро меняющихся условиях партия могла динамично и очень быстро реагировать на изменение ситуации. При сохранении принципа демократического централизма это невозможно, потому что времени для согласования решений, пока пройдет информация снизу вверх, а решение спустится сверху вниз, проходит очень много, и ситуация, как часто бывает, выходит из-под контроля. В результате партийная организация оказывается совершенно бессильной и практически не реагирует на острые моменты.

А. Колганов. Нужна гораздо более оперативная реакция на происходящие события. Нужно ликвидировать хроническое запаздывание партийных решений по сравнению с потребностями общественного развития.

Те принципиальные ориентиры, которые были заложены в решениях XXVIII съезда КПСС, мы считаем в основном правильными. В то же время полагаем, что и в этих ориентирах достаточно много расплывчатости, достаточно много неопределенности, которая и вызывает неуверенность, пассивность и колебания в проведении партийной политики. Вот это мы считаем необходимым изменить.

А. Крючков. Хотел бы отметить, что у нас есть определенные расхождения с Демплатформой по отношению к принципу демократического централизма, который как таковой в партии не применялся. Мы считаем, что применялся совершенно другой принцип — бюрократического централизма, когда демократия как важнейшая составляющая данного принципа практически не работала. Вот эту сторону надо непременно усиливать.

Один из серьезнейших вопросов в реализации этого принципа, как нам представляется,— это узаконить право меньшинства отстаивать свою точку зрения и после принятия решения, что ранее фактически запрещалось. Это одна из принципиальнейших наших позиций.

Мы также считаем, что меньшинство должно иметь право выражать свою точку зрения, объединяясь по платформам, не только в ходе дискуссии, как это записано в Уставе КПСС, но и помимо дискуссии. Мы считаем далее, что усиление демократической стороны организации в деятельности партии предполагает необходимость избрания на партийные съезды по платформам, по партийным округам на основе прямого, равного, тайного голосования.

Права меньшинства — это и гарантированное представительство платформ в выборных партийных органах. Нас призывают к тому, чтобы мы отказались от этого принципа, мол, применение его приведет к тому, что партийные организации укрепятся на производстве. Но мы этого и добиваемся. В Болгарии мы выслушали массу мнений о том, что ликвидация партийных организаций по месту работы, упразднение районного звена привели к тому, что БСП оказалась во многом разъединенной, неспособной действовать консолидированно, совместно в силу того, что разорвались вертикальные связи, да и горизонтальные довольно-таки слабы.

С. Шеболдаев. Анатолий Викторович Крючков уже опередил меня, и мне остается только присоединиться от нашего имени к той трактовке основного организационного принципа в партии, которую он предложил, то есть принципа защиты права меньшинства на свою точку зрения.

В. Безуглов. Я хотел бы добавить, что озабоченность судьбой выживания левого движения в нашей стране и способности его эффективно противостоять как антикоммунистическим, так и неоконсервативным силам привела нас к необходимости создания єдиного объединения различных партий левого направления. Думаю, решимость у партий и движений, которые входят в образованный блок или общее движение, вести активную борьбу с антикоммунистическими настроениями есть, и я полагаю, что консолидация левого крыла способна некоторым образом стабилизировать обстановку.

Здесь я попутно хотел бы заметить, если в строгом смысле говорить, что у нас еще нет нормально функционирующей Коммунистической партии, и нам предстоит ее только создавать. И мы хотим, проводя эту работу по созданию современной политической партии левой ориентации, закладывать туда такие принципы, которые бы раз и навсегда покончили с разделением коммунистов на рядовых и не рядовых и сделали бы ее способной боевой организацией. И тогда вопрос о том, кто конкретно возглавляет партию, кто конкретно занимает те или иные выборные должности, не будет столь существенным.

А. Колганов. О перспективе образования некоего левого фронта или движения с участием КПСС. Здесь уже говорилось о том, что есть естественное стремление к консолидации сил на левом фланге политического спектра, и в то же время подчеркивалось, что КПСС пока в нашем представлении не является такой партией, какой мы хотели бы ее видеть. Это и определяет проблемы формирования союза левых сил с участием КПСС.

Вопрос. Стремитесь ли вы к власти в КПСС? Как реагируете на антикоммунизм? Намереваетесь ли образовать национальный фронт?

С. Шеболдаев. Антикоммунизм сейчас приобретает черты оголтелости, я другого слова не подберу. Возникновение фронтов самого разного направления, от объединенного фронта трудящихся до интерфронтов, это символ гражданской войны. Сегодня она принимает форму вот таких конфронтирующих движений. Думаю, это самое опасное, что может только сегодня происходить.

Наша задача: не ставить перед собой такую конкретную цель — прийти к власти, мы бы хотели, чтобы власть прежде всего внутри Коммунистической партии «взяли» так называемые ее рядовые члены. Рядовой коммунист, партийная масса — я использую выражения, привычные для нас, которые не только кочевали бы в средствах массовой информации, но и существовали очень прочно в нашем сознании. Сегодня, думаю, эпитет «рядовой» должен быть упразднен, и коммунист как таковой должен иметь право на выражение своей точки зрения, на участие в принятии решений и на выдвижение различных кандидатур, в том числе в наших партийных структурах. То же самое я хотел бы сказать и о партийной массе. Пора отказаться от этого понятия и говорить просто о значении большинства в партии, о том, что его мнение должно также быть учтено, но не большинства партийных функционеров, как до сих пор происходило.

Наши течения в партии, выступая за дальнейшую демократизацию и реформирование КПСС, стремятся и к тому, чтобы ликвидировать то недоверие, которое существует между коммунистическим движением и другими левыми социалистическими движениями в нашей стране. Мы стремимся выступать в роли, если так можно выразиться, переходного мостика между Коммунистической партией и другими левыми социалистическими силами.

А. Крючков. По вопросу образования блока антикоммунизма. Прежде всего следует иметь в виду, что создается не только антикоммунистический блок, но и блок антисоветский. Что я имею в виду? Скажем, митинг 15 июля проходил не только под лозунгами «Долой КПСС!», «Коммунизм— чума XX века», «Коммунизм — СПИД XX века», но там были лозунги и против Советской власти. С ними выступала небезызвестная Новодворская, которая выдвинула свой набор лозунгов, одним из самых красочных был «Долой существующий государственный строй!» Были аналогичного содержания лозунги и среди демонстрантов. Недавно было сообщение: готовится проект Конституции Российской Федеративной Республики. Мы там уже не видим в названии ни «Советская», ни «Социалистическая».

С точки зрения Г. X. Попова, следует избрать несколько другую систему управления: президент, губернатор, староста. То есть он почти недвусмысленно дает понять, что Советская власть — это не та структура, которая способна решить проблему управления нашим обществом. Все это мне лично дает основание считать, что нужно вести речь не только о блоке антикоммунистическом, но и о блоке антисоветском, который набирает силу.

Вопрос. Каким представляется вам будущее имущества КПСС? Возможно ли единое название обеих платформ?

С. Шеболдаев. Партийное имущество требует точной и гласной инвентаризации. И на основе этой инвентаризации должно произойти соответствующее возмещение, компенсация тех средств, которые были утрачены Советской властью в процессе ее «подавления» партийными структурами.

И второй вопрос, касающийся нашего объединения с марксистами. Я еще раз хотел бы уточнить, что речь не идет о формальном слиянии двух платформ, мы думаем, что наши различия останутся, речь идет о процессе нахождения общих точек зрения, какой-то общей платформы, которая бы позволила консолидировать большее число коммунистов на этих позициях. Полагаю, что это часть общего гражданского процесса единения, и хотя я здесь не являюсь официальным представителем движения «Демократическая Россия», но я хотел бы упомянуть о том, что я одновременно являюсь его участником. А оно заявляет о себе как движение, которое пытается консолидировать на своей основе многие вновь возникшие организации демократического направления.

В. Безуглов. Мы считаем нравственным, моральным долгом коммунистов использовать средства партии для поддержки прежде всего тех людей, кто пострадал от сталинских репрессий, от последующего беззакония, жертв афганской войны, Чернобыльской катастрофы. Мы считаем, что необходимо часть партийных средств направить на поддержание культуры, образования, здравоохранения, на экологические программы. Тем более если средства партии не будут лежать мертвым грузом, а будут участвовать в обороте и приносить доход, то вполне возможна организация специальных фондов, контролируемых рядовыми членами партии, теми, кого делегируют непосредственно партийные организации, для того чтобы не допустить злоупотреблений в использовании этих партийных средств.

Что касается объединения, мы считаем: в партии целесообразно сохранять максимальный плюрализм, и поэтому мы стремимся сохранить наше движение как самостоятельное внутри партии. Но в то же время мы считаем, что Марксистская и Демократическая платформы, совещание секретарей и другие движения в едином блоке достижения цели коренной демократизации, перестройки партии не только полезны, но жизненно необходимы.

А. Крючков. Наша позиция во многом совпадает с той, которую обрисовал товарищ Шеболдаев. Когда мы обращаемся к своей родной партии с просьбой дать нам самые элементарные условия для работы, выделить небольшую комнатку, поставить туда пишущую машинку, простенький компьютер, нам два месяца ищут средства для того, чтобы удовлетворить наши самые скромные просьбы, и в итоге не могут их решить, то, конечно, нас это не только удивляет, а просто возмущает.

Вопрос. Знают ли на местах о ваших платформах или они чисто верхушечное, кулуарное явление?

А. Колганов. Наши связи с партийными организациями заводов, фабрик, колхозов и совхозов имеют более длительную историю, чем наши связи за рубежом. Те небольшие группы и небольшие партийные клубы, которые стояли у истоков Марксистской платформы, с самого начала имели тесные связи с первичными партийными организациями учебных заведений, институтов, заводов.

В наше движение входят люди различного социального положения. Если первоначально их связи ограничивались узким кругом активистов, то после того, как наши документы были опубликованы в газете «Московская правда», а позднее и в «Правде», их контакты с партийными организациями предприятий резко активизировались. Был такой период, когда члены коор-дотационного совета каждый день или даже по нескольку раз в день выступали на различных предприятиях, участвовали в дискуссиях, общались с представителями первичных партийных организаций. У нас есть контакты с партийными организациями десятков городов Советского Союза. Так что мы не являемся чисто верхушечным движением.

Я бы мог добавить, что социологические опросы, которые проводились в партийных организациях, давали очень разные цифры сторонников Марксистской платформы. Видимо, это связано со степенью информированности. Цифры колебались от 2,5 процента до 10, 12, иногда до 18, но думается, что более точная степень нашего влияния отражена в опросе делегатов Учредительного съезда Компартии РСФСР, где сторонниками Марксистской платформы себя объявили 5 процентов делегатов. Около 25 процентов сказали, что они частично поддерживают положения Марксистской платформы.

А. Крючков. Мы против фиксации членства нашего движения и боремся не за увеличение его функционеров, а за увеличение числа сторонников. Больше всего надеемся на наших сторонников, на местах, которые у нас есть не только в городских организациях, но и в сельских.

С. Шеболдаев. К сожалению, сегодня эта работа нами ведется явно недостаточно. И действительно, о нас просто не знают, особенно на периферии. Здесь, конечно, вопрос использования средств массовой информации, но еще в большей степени это вопрос нашей собственной активности и возможности связи со структурами на местах. Большие надежды возлагаем в этом смысле на предстоящую конференцию.

Мина замедленного действия была заложена прямо под ноги партийного аппарата. Видели ли ее опасность? Далеко не все.

Вспоминается совместное заседание идеологической комиссии и комиссии по науке и образованию в августе 1991 года. Обсуждался— в который раз! — проект программы КПСС. Председательствовал член Политбюро А. С. Дзасохов. Было много длинных и скучных словопрений, спорили по пустякам. И тут поднялся Медведев, секретарь одного из обкомов партии Казахстана:

— Знаете, о чем я подумал? Вот мы толчем здесь воду в ступе. Сколько нас? Полтораста человек. Да столько же в официальной программной комиссии. Да в рабочей группе с полсотни наберется. Триста пятьдесят человек. А проку? Только что критиковали Яковлева— и такой он, и сякой. Но я уверен, если бы идеологом партии был Александр Николаевич, он один бы сел и написал проект программы. Это я к вопросу о роли личности. К сожалению, другого такого Яковлева нет ни в составе Политбюро, ни в составе Секретариата. Обмельчали наши руководители в центре...

Дзасохов внешне остался спокойным. Все тем же ровным голосом он произнес, что товарищ Медведев выступил не по теме заседания и что он отвлекает внимание высокого собрания от решения важнейшей задачи, создает нерабочую обстановку.

Один штрих, но он достаточно убедительно свидетельствует о том, что умные люди на местах видели: в руководящих органах партии нет ни одной яркой личности, известной своими научными трудами, теоретическими разработками или результатами практической деятельности.

Не все аппаратчики, потеряв власть и привилегии, пребывали в ослеплении. Здравый смысл побеждал. За короткое время в ряде изданий в центре и на местах появилось немало глубоких, объективных публикаций, в которых предпринимались самокритичные попытки разобраться в причинах краха не только политики КПСС, но и ее самой. Авторами статей выступали бывшие сотрудники аппарата ЦК КПСС. Они сумели встать над своими обидами, личными трагедиями, жизненными невзгодами. В горьких, но справедливых публикациях бывшего первого заместителя заведующего отделом ЦК по работе с общественно-политическими организациями Игоря Зараменского, консультанта идеологического отдела Леона Оникова, консультанта общего отдела Николая Михайлова и других дается картина многочисленных просчетов руководства ЦК, их оторванности от реальных процессов, происходящих в жизни, приверженности старым меркам и представлениям. Иногда возникало подозрение, что секретари ЦК не представляли, в какое время они живут.

Сразу после роспуска ЦК, оказавшись не у дел, они часто давали интервью. Правда, потом интерес к ним упал. Так, спросит какой-нибудь корреспондентик: чем вы сейчас занимаетесь? Любопытно все же, к какой пристани причалили бывшие небожители. Хотя бы те, у кого пенсионный возраст еще не наступил.

А в первые дни после позорного изгнания из кабинетов, отгороженных от рядовых аппаратчиков охраной, помощниками и секретаршами, отбоя от журналистов не было. Что они чувствовали, проходя сквозь улюлюкавшую толпу, плевавшую им в сытые лица?

Галина Владимировна Семенова, член Политбюро и секретарь ЦК, пробывшая в этой должности ровно один год, выступила с интервью уже через неделю после завершения своей партийной карьеры. Она, по ее признанию, уходила с ощущением незаслуженной обиды. Стиль изгнания, конечно же, был ужасен. Ведь член Политбюро в старом понимании— это было нечто, вызывающее священный трепет у простых смертных. И вдруг такой позор...

Однако вернемся к интервью Галины Владимировны. Опубликованное в «Комсомольской правде», выходившей тогда восемнадцатимиллионным тиражом, оно дает полное представление об образе мышления и государственном уме человека, волей случая вознесенного на вершину власти. Вещать от имени единственной, великой, неповторимой, родной!

Галина Владимировна сокрушалась об оставленных в кабинете сапогах. Так торопилась очистить помещение, что не до них было. Сапоги, конечно, ценность немалая, особенно по тогдашним меркам, когда все было дефицитом, и члена Политбюро можно понять: жаль добротной вещицы, небось шили не на минском объединении «Луч».

Прочитав чистосердечное признание, многие читатели глазам своим не верили. Ну ладно, простушка-машинистка, которую не пустила на работу в ЦК толпа на Старой площади, вспомнила курицу, оставшуюся в холодильнике со вчерашнего дня. Потом многие газеты издевались над пожилой женщиной, вынеся в заголовок нечаянно вырвавшееся восклицание: «У меня курица в ЦК осталась». Простим ей, несознательной машинистке, да еще обремененной большой семьей — курица-то девяностолетней матери предназначалась, кстати, участнице обороны Москвы в 1941 году, прикованному к постели инвалиду. Но когда о сапогах сокрушается член Политбюро... Да еще публично. Да еще в газете с восемнадцатимиллионным тиражом...

В день выхода того номера «Комсомольской правды» пенсионеры дома, в котором я живу, возмущенно галдели на скамейке во дворе, шелестя газетными страницами. Галина Владимировна тяготилась своим постом в высшем эшелоне партии. Лишившись его, почувствовала себя даже свободной. «Как будто я с фронта вернулась или из ссылки», — признается человек, на которого с надеждой взирали рядовые члены партии.

За что же такая нелюбовь к своей прежней должности? Оказывается, за двенадцатичасовой рабочий день и один выходной в неделю. И вечный недосып. Что она имела, будучи членом Политбюро? Двухкомнатную квартиру на троих («я, муж и моя мама»), которую получила, когда еще в журнале «Крестьянка» работала. Зарплата члена ПБ 1200 рублей, тогда как редактором она получала бы больше, если учесть премиальные и гонорары. Служебная машина — такая же черная «Волга», что возила ее и в «Крестьянке». Да, существовал еще «Дом быта» для сотрудников ЦК партии, там мужу сшили костюм.

Галина Владимировна по распределению обязанностей в Политбюро занималась вопросами женского движения. Что же конкретно ей удалось сделать для улучшения положения несчастных наших женщин? Обратимся к стенограмме ее пресс-конференции — единственной в роли члена Политбюро, состоявшейся в марте 1991 года.

В логике процессов демократизации, обновления общества и партии стоит рассматривать и создание в ЦК КПСС Комиссии по вопросам женщин и семьи, сказала, открывая встречу, Г. В. Семенова. Это новое по сути направление в деятельности партии. Оно обусловлено прежде всего возвратом ее к интересам человека, к защите его прав, стремлением включить женщину в активную общественную жизнь. Не так давно комиссия внесла в Секретариат ЦК свои предложения. По ним было принято историческое решение. Историческое хотя бы потому, что впервые за последние шестьдесят два года был рассмотрен вопрос об основных направлениях политики партии в работе с женщинами и женским движением.

В этом документе женщина рассматривается не как объект, а как субъект политики. Вернее, не только как объект помощи, поддержки, что само по себе, конечно, чрезвычайно важно в сегодняшних условиях, но прежде всего как активное действующее лицо. То есть речь идет об обязательном ее участии в процессе принятия решений на всех уровнях.

Второй, очень важный, с точки зрения Г. Семеновой, момент связан с преодолением прежних стереотипов, когда политика подталкивала женщину к той или иной социальной роли, игнорируя ее собственные интересы и потребности. Все помнят, как экстенсивный путь развития экономики диктовал журналистам лозунги: «Женщины — на производство!», «Женщины — на трактор!» Потом, когда обнаружили, что разваливается семья, сменили эти лозунги на другой — «Женщина — в семью!». И опять не спросили мнения самой женщины. Сегодня ставится вопрос так: надо создать необходимые условия и возможности, чтобы женщина сама определяла для себя с учетом своих индивидуальных особенностей и взглядов, своих намерений ту или иную социальную роль, которая ей по душе, либо удобные для нее варианты сочетания ролей, в которых, она считает, ей удастся реализовать свою личность.

Партия выступает за широкое сотрудничество с различными женскими движениями. Это тоже черта нашего времени — взлет женского движения. Поначалу, на самой заре перестройки, оно представляло из себя довольно однородный процесс. Сегодня это движение разнопланово. Сотрудничество поможет осуществлению поставленной цели — продвижению женщин в политику.

И еще один важный момент: в документе записано положение об обязательном представительстве женщин во всех руководящих органах партии пропорционально их численному составу.

По моему глубокому убеждению, сказала Г. В. Семенова, женщины в политике — это не бантик на фасаде демократии, это не украшение мужского коридора власти, это действительно необходимый сегодня баланс психологии, взглядов, позиций. Это, безусловно, гарантия того, что политика не отойдет от решения жизненно важных социальных вопросов. Это возможность гуманизировать и процесс принятия решений, и сами решения, гармонизировать отношения в обществе.

Вопросы информационного агентства «Н о в о с т и». После Екатерины Фурцевой вы первая и пока что единственная женщина в высшем руководстве КПСС. Как вы себя чувствуете в Политбюро, в какой мере считаются с вашим мнением? Что лично вам уже удалось сделать? Какие положительные и какие отрицательные стороны в работе Политбюро вам стали очевидными на сегодняшний день? Многие, особенно оппоненты, называют Центральный Комитет партии министерством по идеологии и кадровой политике, если речь идет о прошлом. Сейчас Центральный Комитет партии, как известно, от этой своей роли отказался. Какими реальными рычагами он и партия в целом обладают сегодня для более широкого привлечения женщин в политику?

Г. Семенова. Хотя я и предполагала перед XXVIII съездом, что в состав Политбюро будет избрана женщина, ведь политика демократизации и обновления общества невозможна без участия женщин, тем не менее для меня выдвижение моей кандидатуры явилось полной неожиданностью. Весьма сожалею, что выдвинута была только я одна. Всячески буду стремиться к тому, чтобы женщины оказались не только в руководстве партии, но и в Кабинете министров. В других органах государственного управления. Как народный депутат СССР и член Комитета Верховного Совета по делам женщин, семьи и демографической политики вижу свою задачу также и в том, чтобы выдвинуть как можно больше женщин, помочь им реализовать свои способности в высших структурах власти.

Трудно ли мне в составе Политбюро, будучи там единственной женщиной? Я не задаю такого вопроса. Задаю другой: не трудно ли моим коллегам со мной? У меня ведь нет практически никакого опыта партийной работы. До этой столь высокой должности я никогда не работала ни в партийных структурах, ни в органах Советской власти. Кроме журналистов, никого коллегами в своей жизни не называла. Поэтому меня в большей степени заботит, не трудно ли со мной. Надеюсь, что нет.

Считаются ли с моим мнением? Да. Просто ли это далось? Нет. Потому что и для многих членов Политбюро я стала новым человеком. Больше всего с самого начала опасалась, что относиться ко мне будут, как к традиционному «женскому креслу» за политическим столом. Поэтому стараюсь выступать по всем вопросам, которые обсуждаются на Политбюро, на Секретариате. Могу сказать откровенно: удалось добиться, что если я молчу, то о моем мнении спрашивают.

О недостатках в работе Политбюро и о положительных сторонах мне трудно говорить по той же причине — мне не с чем сравнить. Во всяком случае, демократичная обстановка обсуждения, которая иногда приобретает характер и спора, который мы разрешаем именно в результате внимательного отношения к мнению друг друга, к выработке совместных позиций, естественно, пока не вызывает у меня никаких негативных эмоций. Наоборот, эта демократичная обстановка обсуждений мне нравится.

Лучший вариант политического воздействия на общественное мнение и на общественное настроение не власть решений, а власть мысли, авторитета. И вот эту власть я стараюсь по мере сил и возможностей укреплять. Это сейчас главный рычаг. Очень важна парламентская деятельность, работа депутатов от партии. Есть партийная пресса. Но основа всего— работа первичных организаций, через которые и осуществляется постоянная связь руководства партии с народом. Думаю, что этих рычагов вполне достаточно для того, чтобы укреплять свой авторитет, проводить свою политику. Но насколько эффективно они используются — другой вопрос.

Вопрос журнала «Вопросы истории К П С С». Участие женщин в политике можно только приветствовать. Сегодня особенно выпукло, рельефно это видно на съездах народных депутатов Союза и республик. Что же касается партийных комитетов, здесь подвижки менее заметны. Взять хотя бы пленумы ЦК КПСС. На последнем, апрельском, из тридцати восьми выступивших в прениях только две женщины. Разве вы как член Политбюро не можете подсказать своим коллегам, что это не совсем нормально? Тем более что на предыдущих двух-трех пленумах женщины вообще не выступали.

Г. Семенова. Согласна с вами полностью. Могу еще добавить, что у нас в 125 обкомах партии среди секретарей нет ни одной женщины. Вот почему наша комиссия настояла, чтобы в решении Секретариата был все-таки пункт об обязательном представительстве женщин в руководящих органах.

Что касается последнего пленума, добавлю, что дело не только в том, что выступили лишь две женщины. Дело еще и в том, как они выступили. Потому что и здесь, на мой взгляд, не было самореализации личности женщины. Не хочется критиковать женщин. Я всегда их защищаю, если они были неправы, потому что прежде всего вижу объективные обстоятельства, которые каким-то образом либо исказили их позицию, либо навязали им неверный тон выступления.

Одна из выступивших, как вы помните, зачитала, очевидно, загодя написанный кем-то для нее текст. Речь шла о том, чтобы вновь вернуть партии властные функции, критиковалось Политбюро, так называемый Центр. Это, увы, отражение бытующего в обществе стремления разделить людей на тех, кто ставит оценки, и на тех, кто «ходит в оценках». И если раньше традиционно сверху раздавали оценки нижестоящим за ту или иную работу, то теперь как бы и здесь произошел перевертыш — все норовят выставить отметки тем, кто «наверху». А вот самооценок не хватает.

Вторая говорила запальчиво, взволнованно, порой несдержанно. Но и на это у меня есть свое объяснение. Позволю такое сравнение — автомобилисты меня поймут. У нас в политике женщина похожа на женщину за рулем машины. Каждый мужчина старается ее обогнать, отпустить шуточку, сыронизировать по поводу манеры вождения, а то и «подрезать». К чему это приводит? К лихачеству. Страшное дело, если по дороге едет такой уязвленный водитель. Берегись, она летит на бешеной скорости, не глядя по сторонам.

Вопрос радиостанции «Эхо Москвы». Полагаете ли вы, что облегченный путь женщин в политику, такой, как пропорциональное представительство, даст нам, скажем, в парламенте сотню Маргарет Тэтчер? Не приведет ли это к снижению авторитета тех женщин-политиков, которые благополучно имели бы его и без этого?

Г. Семенова. Когда мы говорим о таком эквиваленте квоты, как равное представительство, то не имеем в виду прежнюю разнарядку, от которой сегодня категорически отказываемся. Она уже неприемлема. В повестке дня — альтернативная борьба, справедливое соревнование за участие в этом представительстве.

Придется преодолевать немало сложившихся стереотипов. До сих пор, например, гордимся, что женщины составляют свыше 61 процента среди специалистов с высшим и средним специальным образованием. Но ведь это не политическая подготовка. Мы занялись подготовкой женщин-лидеров на базе высших политологических курсов Академии общественных наук при ЦК КПСС. При Академии народного хозяйства СССР открыты курсы по подготовке женщин к предпринимательской деятельности, обучению их менеджменту, в том числе и политическому. Среди тех, кого мы стараемся включить в состав слушателей этих курсов, будущих лидеров в бизнесе и политике, не только коммунисты. Важно, чтобы это были женщины нравственные, разделяющие гуманистические принципы нашего общества, готовые служить людям.

Вопрос «Независимой газеты». Как вы относитесь к женскому конгрессу, прошедшему в Дубне? Имеете ли связи с людьми, которые его организовывали?

Г. Семенова. К конгрессу в Дубне отношусь хорошо. С самого начала была в курсе его подготовки, знала его программу. Хотела в нем участвовать, но не получилось из-за командировки в Иваново, где как раз в это время проходила областная конференция женщин. Многих участниц конгресса я знаю, в том числе и зарубежных, потому что по роду предыдущей моей работы приходилось с ними встречаться и дискутировать,

Я всей душой за то, чтобы женское движение действительно развивалось. Только парадигма множественности даст возможность каждой женщине реализовать свои интересы, а не идти по пути, навязанному той или иной политической силой. Да, на конгрессе высказывались самые разные мнения, была острая полемика, но ведь надо выяснить отношения, чтобы прийти к сотрудничеству.

Вопрос агентства «Студинформ». Какие действия сейчас необходимо предпринять женским движениям для того, чтобы вывести женщин Советского Союза на более высокую степень политической активности? Какое общественно-политическое женское или, может быть, неженское движение находится ближе к этим позициям, этим действиям?

Г. Семенова. Возможно, я выскажу несогласие с некоторыми публикациями. А среди сидящих в зале есть, видимо, их авторы. Но все же: я не за то, чтобы сегодня объединять женские движения в одну единую силу. Я за то, чтобы каждый человек мог реализовать свой интерес в том или ином движении, в том или ином сообществе, в той или иной партии. Конечно, женщинам для реализации своих целей предстоит объединение по основополагающим позициям. Это не объединение движений, сил, это объединение в идее. Это консолидация ради продвижения тех или иных идей в жизнь. Поэтому в каждом из существующих движений я отвергаю экстремизм, пренебрежительное отношение к позиции другой стороны, представителям другой партии, другого движения. Для меня важнее интересы человека, интересы жизни, гражданского согласия для решения тех проблем, в которых мы завязли.

Какие из женских движений ближе всего к тому, чтобы помочь обществу? Две глобальные проблемы волнуют сегодня каждого человека, каждую семью, каждую женщину. Это социально-экономический кризис и политическая нестабильность в обществе. Тут можно сослаться на социологию. Сегодня самое авторитетное движение среди женщин — то, которое связано с социальной защитой, с благотворительностью, которое может реально помочь конкретному человеку. Человек сегодня брошен в хаос не только политических противоречий, не только противоречий между центральными и региональными законодательствами. Его угнетает хаос купонов, талонов, компенсаций, отсутствие социально-защитных структур, служб занятости.

Мы действительно движемся к рынку, это неизбежно, но это движение не обеспечено для человека определенными житейскими поддержками. У нас нет, по сути, еще не действуют центры занятости, структуры по повышению квалификации. А уже завтра мы столкнемся с проблемой безработицы. И прежде всего женской. Мы спокойно произносим слова «феминизация бедности», «феминизация безработицы», но ничего не делаем для предупреждения этих процессов. И та общественная организация, которая будет оказывать конкретную помощь человеку, семье, хотя бы в информационно-просветительском плане, безусловно, завоюет авторитет и поддержку.

На втором месте по популярности — те общественные движения, которые напрямую занимаются правами человека. Это Комитет солдатских матерей, общество «Мемориал» и другие. Я пока не говорила о политических партиях. Здесь расклад примерно такой: 19 процентов женщин, не являющихся членами КПСС, оказывают ей поддержку. Поддерживают партии, оппозиционные КПСС, около восьми процентов. 42 процента женщин желают активизации политической деятельности самих женщин. Потому что на них надеются в решении конкретных социальных проблем, связанных со всей сложной сегодняшней жизнью.

Вопросы журнала «Известия ЦК.КПСС». Во всех ли компартиях союзных республик созданы аналогичные комиссии по вопросам женщин и семьи и в каких из них, на ваш взгляд, сделаны интересные шаги в этой работе?

И еще. Ясно, что сегодня решить социально-политические и экономические проблемы женщин только силами политических партий, общественных объединений и различных фондов невозможно, здесь нужна четкая государственная программа. Создается ли общегосударственная программа? Республиканские, местные? Как они должны быть связаны между собой?

Г. Семенова. Во многих компартиях республик такие структуры есть. Работают они по-разному, с разной степенью эффективности. Политика ведь вещь максимально конкретная. Осуществляют ее конкретные личности. Так что от субъективного фактора чрезвычайно много зависит. В качестве положительного примера я назвала бы деятельность комиссии по вопросам женщин и семьи ЦК Компартии Таджикистана.

Вы, безусловно, правы: силами политических партий сегодня многого не добьешься. Может быть, кто-то читал мою статью в газете «Рабочая трибуна» — как мне говорили, редкий случай, когда член Политбюро выступает с критикой официальных структур власти. Но ведь критиковать есть за что. Дело, конечно, не только в отсутствии женщин в правительстве, хотя я считаю, что и по этой причине так затянуто было исправление допущенных ошибок в системе компенсационных мер. Не раз приходилось мне выступать по этому вопросу. Да и как не удивляться такой, к примеру, ситуации: какие только министерства уже не утверждены в составе Кабинета министров, а Комитет по проблемам женщин и семьи, который, по сути дела, должен стоять на страже интересов самой жизни, до сих пор не создан.

В статье я привела факт, о чем потом немного сожалела, поскольку довольно резко высказалась об одном из депутатов. Факт такой. Встает депутат на заседании Верховного Совета СССР и говорит: а зачем нам вообще этот комитет? Конечно, в вопросах социальной защиты очень важна активная позиция не только структур власти. Меры помощи семье, женщине должны быть предусмотрены на всех уровнях. Должна быть очень ответственной и гуманной роль трудовых коллективов, общественных организаций, о которых мы говорили.

Безусловно, переход к рыночным отношениям будет непростым. Гораздо проще у нас проходит разгосударствление идей и приватизация мнений. Труднее с реформами экономическими. Очень важно, чтобы в ходе их не пострадали семья, дети. Все это — заботы и нашей комиссии. Предстоит думать о защите не только тех, кто слабее, беднее. Сегодня ситуация подчас складывается так, что, как это ни парадоксально, самой незащищенной оказывается нормально работающая женщина с обычной судьбой.

Вспоминаю одно из многих писем на эту тему. Автор возмущенно пишет: «Чтобы улучшить свое материальное положение, мне что, нужно стать многодетной матерью или инвалидом, а может, матерью-одиночкой?» Так вот, мне представляется, очень важны меры помощи в организации повышения квалификации женщин, освоения навыков предпринимательской деятельности для того, чтобы каждая семья имела возможность повышать свой материальный достаток.

Вопрос газеты «Мегаполис-континент». Галина Владимировна, вы сказали, что комиссии надо работать и над тем, чтобы повысить престиж отцовства в семье. Что комиссия намерена в этом направлении делать?

Г. Семенова. Прежде всего необходимо формировать общественное мнение. Ведь не только женщина ответственна за семью. Хотя, конечно, одного этого недостаточно. Необходимо создание реальных возможностей для того, чтобы семья могла укрепляться не только духовно, нравственно, но и экономически. Переход к рынку, надеюсь, даст такую возможность. При разгосударствлении, продаже мелких предприятий, связанных со сферой обслуживания, можно предусмотреть льготы для многодетных, студенческих семей. Это же возможно и очень важно в сельском хозяйстве. Речь идет о целом комплексе мер, которые могли бы материально поддержать семью, поднять престиж отцовства, облегчить бытовые условия.

Вопрос ассоциации молодых журналистов СССР. Как вы относитесь к женщине-бизнесмену, деловой женщине? И еще. Если женщина стремится к лидерству, то не станет ли это разрушающим фактором ее семьи, ведь у нас сейчас еще сильный стереотип главенства мужчины?

Г. Семенова. Я поддерживаю стремление женщин заниматься бизнесом. Хотя бы по той причине, что нам грозит женская безработица. Предприятия в условиях рынка на первое место будут ставить выгоду. Значит, будут стремиться избавляться, к сожалению, прежде всего от женщин, потому что им положены пособия, льготные условия и режимы труда. Получается, что это невыгодная рабочая сила.

Конечно, КПСС и прежде всего наша комиссия будут постоянно апеллировать к общественному мнению, прессе, государственным структурам, гражданским движениям, чтобы не допустить диктатата работодателей по отношению к женщинам, будут защищать их достоинство, добиваться гуманного отношения к ним. Тем не менее, понимая реальность того, что безработица возможна, надо уже сегодня предпринимать меры для экономического регулирования этих процессов, проводить соответствующую налоговую политику в пользу занятости женщин, готовить их самих к предпринимательству.

Я очень хорошо отношусь к женщинам в бизнесе и знакома с деятельностью многих клубов и ассоциаций деловых женщин. Мне представляется, что за ними будущее. Не исключаю, что экономисты обретут вскоре большую популярность, чем политики, потому что это люди конкретного дела, а конкретное дело — это то, чего нам сегодня так не хватает.

Вы спрашиваете, не разрушит ли это облик женщины. Если она будет заниматься бизнесом, забыв о себе, и если у нее не будет возможности оставаться собой в сфере бизнеса. Разве не разрушалась личность женщины раньше, когда она, вовлеченная в политику, нередко оставалась без семьи, не имела времени для личной жизни? Нужно создавать условия, которые бы помогали развитию личности, а не искажали ее. Уверена, что бизнес не будет «шорами», и, думаю, что женщина в бизнесе останется женщиной. Надеюсь на это.

Вопрос информационного агентства «И н т е р ф а к с». Как ваша комиссия относится к усиливающемуся влиянию, религии на людей, а также к распространению религиозных представлений о месте женщины в обществе?

Г. Семенова. Мне представляется, что в сегодняшней ситуации проникновение религии в общественную жизнь, в жизнь людей имеет и положительные, и отрицательные моменты. Положительное в том, что это элементы духовности, нравственности. В условиях перехода к более жестким взаимоотношениям в обществе, связанным с приходом предпринимательства в нашу жизнь, с противоборствами, конфликтами, политическими распрями, человек нуждается в успокоении. И не случайны поиски нравственной опоры. Некоторые видят ее в религии. Вместе с тем я с большой настороженностью отношусь к попыткам насадить религию в детскую сферу, в школы, в воспитательный процесс.

Нельзя не заметить, что и религия сегодня меняется. В Ватикане, к примеру, есть департамент по семейным проблемам. Когда я была недавно в командировке в Италии, то обратилась к нашему послу с просьбой организовать встречу с кардиналом, который занимается этой проблемой. Неожиданно получила приглашение от папы римского. Встреча была очень интересной. Это был философский разговор о проблемах семьи, о том, что конфронтация между политиками не должна переходить в семью, о том, что нужно сделать все, чтобы оградить человека от агрессии, злобы. Наверное, вам известно, что у нас в стране резко снизилась рождаемость— более чем на полмиллиона в год. И это связано не только с тем, что ухудшилась социально-экономическая ситуация. Согласно опросам, среди главных причин— потеря уверенности в завтрашнем дне, конфронтационная обстановка в обществе.

Вопрос телевизионной программы «Врем я». Сегодняшняя пресс-конференция имеет название «Женщина в политике». Характер вопросов, которые здесь задавали, характер ваших ответов позволяют предположить, что ее скорее можно назвать «Политика в отсутствии женщин». И вообще процент женщин в органах управления снизился, а вы единственная женщина в таких представительных органах. А сегодня я услышала, что среди первых секретарей обкомов почти нет женщин. Скажите, может быть, не столь плохи женщины, не столь они не подготовлены, сколько не выработаны или не существуют способы их поиска?

Г. Семенова. Во-первых, принципиально не согласна с вами относительно политики в отсутствии женщин. То, что их мало во властных структурах — временное явление. Я настроена оптимистично и уверена, что будут женщины в Кабинете министров, будет Комитет по делам женщин. Да, на сегодняшний день женщин в высших структурах власти пока еще мало, но разве не слышим мы их голоса в прессе, в общественных организациях? Разве не видим, какой размах прибрело женское движение, как по-новому работает Комитет советских женщин, ищет новые формы работы, новые сферы влияния? Разве не видим активизации в движении деловых женщин, которые сегодня стараются не просто помочь себе, не просто рационально распределить свои возможности для того, чтобы понести меньше потерь в условиях перехода к рынку, но которые оказывают свое воздействие и на политику? Разве не под влиянием женщин в конце концов принят указ президента о дополнительных компенсациях, касающихся детских товаров? Разве это не участие женщин в политике? Ведь оно предполагает не только наличие должности, а прежде всего — наличие своей позиции, умение ее проявить конструктивно, грамотно, компетентно.

Что касается поиска женщин-лидеров, то их выдвигают и женское движение, и все иные сферы нашей жизни.

Вопрос испанской журналистки. Я хотела бы знать о политике вашей партии в вопросах семьи. Ведь семья всегда была тем институтом, в котором формировались все ценности как положительные, так и отрицательные, тот же авторитаризм.

Г. Семенова. Вряд ли найдется сегодня человек, который будет отвергать наличие диалектики между семьей и обществом. Действительно, из семьи вырастает общество, в семье формируются те нравственные качества человека, которые затем в той или иной степени влияют на характер общества, на общественное сознание. Точно так же, как и общество, в зависимости, от степени его гуманности, от его политики, определяет жизнь семьи и молодого поколения. Много было ошибок в нашем прошлом, не уделяли мы должного внимания семье, недостаточно помогали ее развитию. Сегодня, как мне представляется, лучшая политика по отношению к семье — это дать ей возможность стать самостоятельной ячейкой. Дать ей возможность реализовать себя, обеспечить удовлетворение и материальных, и духовных потребностей.

Итак, с помощью академика Аганбегяна удалось создать Центр по подготовке женщин-бизнесменов, гордо сообщает Семенова. Красиво? Красиво. А на деле? Горстка элитарных женщин-москвичек, и без того не обделенных судьбой, будет зарабатывать еще больше, чем раньше. А основная масса женщин — фабричных работниц, тружениц полей и ферм, задавленных грузом повседневных забот? Уж не для них ли задумала Галина Владимировна вместе с Людмилой Швецовой создать Высший совет при президенте по защите фундаментальных прав человека? Не успели, сокрушается Галина Владимировна.

«А может, и хорошо, что не успели!» — возмущенно комментировали эти слова мои безвременно состарившиеся соседки. Какой прок от этого совета? Нам не он нужен, а колготки детям, обувь, одежда. Детское питание, наконец. Молодые мамаши тогда совсем извелись— при Горбачеве все было дефицитом. Господи, когда же кончится глумление над людьми, над здравым смыслом? Мы здесь мучаемся, света Божьего не видим, из очередей за сахаром да за яйцами не вылезаем, а они все новых и новых бездельников плодят. Высший совет по защите фундаментальных прав человека! Фундаментальных! Высший! Что, и низшие были бы?

Моя дочь играла на детской площадке возле дома. Я стоял возле скамейки, на которой сидели соседи-ветераны. Обсуждение интервью Галины Владимировны продолжалось.

— Нет, вы послушайте, что она говорит о позиции Секретариата ЦК по поводу путча. Обратите внимание на язык члена Политбюро. «Мы собрались Секретариатом в тот же день, двадцатого. Сели и говорим: «Ребята, остановитесь, какой пленум! Для чего, для «одобрямса»? Или что— избирать нового генсека?!» И мы поклялись не допустить переворота в партии. Сегодня нас справедливо упрекают, что мы, ЦК, заняли пассивную позицию. Надо было действовать не так. Не ждать согласований с первичками, а выходить на телевидение и кричать: „Коммунисты, не поддавайтесь соблазнам!"» «Ребята», «поклялись», <<выходить на телевидение и кричать»... Не пойму, что это: заседание Секретарита ЦК или комсомольское собрание?

— Берите ниже. Судя по терминологии — пионерское.

— А ведь член Политбюро — это вам не простой сотрудник аппарата. Член Политбюро — это олицетворение Коммунистической партии. В мою бытность в аппарате ЦК...

— Ну все, Иван Васильевич, любимого конька оседлал. Да слышали мы твои байки не один раз. Помолчи-ка, пожалуйста...

— А чего молчать? Домолчались. Члены Политбюро по оставленным сапогам слезы льют...

— Да они все только о себе толкуют...

Я слушал, как судачили сильно сдавшие мои соседи и их хворающие супруги, вышедшие в погожий денек подышать свежим воздухом, и думал, что скажи я им о своей причастности к выдвижению Галины Владимировны в состав ЦК, мне бы не сдобровать. Струсил, не признался. Но что было, то было.

Перед XXVIII съездом пресс-центра ЦК КПСС еще не существовало. Автор этой книги числился в идеологическом отделе заместителем заведующего сектором периодической печати. Ко мне заглянул Александр Якимович Дегтярев, который занимал должность первого заместителя заведующего идеологическим отделом.

— Орготдел срочно требует кандидатуры для возможного избрания в состав ЦК. Надо несколько человек по вашему ведомству. Желательно тех, кто раньше не избирался в ЦК и ЦКК.

Мое ведомство — это средства массовой информации. Я назвал фамилии главных редакторов помоложе и раньше не входивших в выборные органы партии. В основном это были мужчины.

— Послушайте, Александр Якимович, — внезапно осенила меня мысль, — а что если попробуем выдвинуть женщин?

— Отличная идея, — одобрил Дегтярев. — Женщины пройдут на «ура»!

Я назвал Семенову из «Крестьянки», Крылову из «Работницы», Федотову из «Советской женщины», еще несколько человек.

Галина Владимировна счастливо миновала все «чистилища» и оказалась в списках рекомендуемых от Центра. И совершенно неожиданно для всех, включая, похоже, и себя, стала членом Политбюро и секретарем ЦК. Случай поистине уникальный — членом ЦК она побыла меньше суток. Подозревала ли она, что ею попросту заполняется по разнарядке «женское» место в высшем эшелоне партийной власти?

Впрочем, кажется, — она подозревала. Но подозрения гнала прочь. И вот закономерный финиш. Запоздалое прозрение. Признания в том, что этот пост тяготил ее. И все— о себе, о себе, о себе... Правда, вскользь были высказаны опасения: как бы не начался процесс расправы над партией, над ее рядовыми работниками. Заметили нюанс? Работниками, а не членами. Аппаратчиками, а не рядовой партийной массой. А где же слова сожаления по поводу случившегося, обращенные к рядовым коммунистам?

Ладно, право каждого — за кого вступаться. Если Галине Владимировне дороги ее любимые аппаратчики, то почему она не вступается за них, за партию в целом? Ведь ее худшие опасения сбылись, процесс расправы над КПСС и ее кадровыми работниками начался. Почему она не побежала на телевидение и не закричала: «Ребята, остановитесь! Коммунисты, не поддавайтесь соблазнам!»

Спустя две недели после откровений Семеновой обнародовал свои мысли другой секретарь ЦК КПСС, правда, не член Политбюро, Андрей Николаевич Гиренко.

— Я не пропаду, — уверенно заявил он. — Если не потяну инженером, пойду на завод рабочим — руки-то есть.

Андрей Николаевич в далеком прошлом начинал горным инженером в Кривом Роге. Работал по горячей сетке. Так что имел право на льготную пенсию. Осталось добрать несколько лет, и все в ажуре. Правда, вот только с сигаретами «Винстон» напряженка. В наличии всего несколько пачек, но это остатки былой роскоши. Ничего, как-нибудь перебьется. Хотя напряженка не только с куревом.

Действительно, похоже на то, что Андрей Николаевич перебьется. Он порядочный и честный человек. Трудяга. И если сказал, что в крайнем случае пойдет на завод — пойдет.

Все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. Скажи такое инструктор, консультант, даже заведующий отделом— куда ни шло. Но ведь это секретарь ЦК КПСС говорит! И снова — о себе...

Обратимся еще к одному секретарю ЦК — Борису Вениаминовичу Гидаспову. Несомненно, в последнем составе Секретариата он один из немногих, кто выделялся своим именем. Член-корреспондент Академии наук СССР, крупный организатор науки и производства, специалист по ракетным топливам, председатель правления концерна «Технохим». Высокая зарплата, статус видного ученого, дело, которым он занимался тридцать пять лет.

Горькие размышления этого обманутого в своих самых лучших побуждениях человека можно понять. Когда его приглашал на пост первого секретаря Ленинградского обкома Михаил Сергеевич Горбачев, основные мотивы были такие: слушай, Борис Вениаминович, проектировать ты умеешь, строить, организатор из тебя тоже неплохой. В центральные органы — Совет Министров, Верховный Совет, ЦК — ты вхож, ситуацию в стране знаешь. Мы на таком этапе перестройки, когда у руля должны встать экономисты...

Когда просит Генеральный секретарь, разве можно отказывать? И Гидаспов встал к рулю. Что из этого получилось, видно из его следующих признаний:

— Партийной работой я больше никогда и ни за что в жизни не займусь. Я, кстати сказать, и без того собирался уходить — на тринадцатое августа был назначен пленум обкома, где я должен был сообщить об уходе. Но в связи с новой программой КПСС пленум передвинули на двадцать третье. Он, конечно, уже не состоялся. Кто я сегодня? Можно так сформулировать — безработный членкор Академии наук. Но, думаю, не пропаду, я же ученый, организатор, бизнесмен. Чем только не занимался, лишь партаппаратчиком не был никогда. Я оптимист по натуре, меня сшибить не так просто... Я не пропаду. Дураком себя никогда не считал, да и не был им, кроме, может быть, того момента, когда генсеку поверил, поддался на его уговоры...

С Гидасповым я общался чаще, чем с Гиренко. Дважды организовывал встречи с советскими и иностранными журналистами в гостинице «Октябрьская», оба раза вел эти встречи. Вторая пресс-конференция была сканадальной, мне за нее порядком влетело. Но об этом разговор впереди. Борис Вениаминович умел найти необходимую тональность и взаимопонимание с аудиторией, несмотря на то что не был профессиональным политиком. Да и после пресс-конференций мы подолгу беседовали в комнате пресс-центра. Часто обменивались мнениями, дожидаясь заседания Секретариата, на которые он почти всегда приезжал из Ленинграда, продолжали наши беседы во время перерывов, прогуливаясь по коридорам пятого, горбачевского, этажа в первом подъезде на Старой площади.

Ближе к лету Борис Вениаминович приезжал в ЦК чем-то расстроенный, озабоченный. Часто отвечал невпопад, было видно, что что мысли его витают где-то далеко. Однажды разоткровенничался:

— Чувствую себя ненужным. Понимаете, до тех .пор, пока жизнью города реально управлял обком, мои способности там были востребованы. Я действительно мог повлиять на работу промышленности, помочь в налаживании связей, нажать на директоров — мне уж очки не вотрешь. А сейчас? Ленсовет отрезал нас от источников информации, замкнул на себя экономику, городское хозяйство. Я оказался не у дел. Уйти? Но это будет трусостью, предательством по отношению к партийной организации, к коммунистам.

Борис Вениаминович с обидой и недоумением говорил о том, что управленческая «сетка», совпадающая с партийными структурами, разрушена буквально в три приема. Закон о госпредприятии, выборность директоров — раз, и выбита промышленность. Закон о кооперации— два, и закручен первый виток инфляционной спирали. Законы о суверенитете республик — три, и оборвались хозяйственные связи.

— Реформы начали, не подготовив их организационно, политически, не перестроив сознание. Люди-то думают, что обком командует по-прежнему. Они звонят: почему картошки нет? Почему воды горячей нет? А я уже ничего не могу сделать...

И вот финал. Конечно, Гидаспов сильный человек. Я уверен, что и в этой ситуации он будет искать нестандартный вариант реализации своих способностей. И, скорее всего, это ему удастся. Но и он в основном говорит о себе:

— Конечно, я много потерял, а приобрел в Смольном гипертонию. Тем не менее я могу работать кем угодно: мастером, директором завода. Или в вузе лекции читать.

Как Семенова и Гиренко, Борис Вениаминович озабочен собой и теми, с кем он рука об руку работал. Все они после августа 1991 года остались без дела, и, как тогда казалось, без будущего. После вуза их «бросили на комсомол», оттуда — в партийные комитеты. Они честные, хорошие работники, их просто вытащили из основной профессии. Надо им определиться, найти свое место, хотя бы временно. В отличие от других секретарей ЦК, у Гидаспова обширные связи среди руководителей предприятий, так что, пожалуй, только ему одному под силу помочь реально этим людям.

Похвальная черта, не правда ли? Но партаппаратчики пробивные люди, и у них остались прежние связи. А вот как отмыться перед рядовыми коммунистами? Как объяснить крах, постигший партию? Как смотреть в глаза миллионам людей, поверившим руководству ЦК— последнему в истории партии? Ведь стыдно оставить после себя память как о людях, на которых закончилось развитие идеи, вдохновлявшей миллионы наших сограждан. Ведь во имя этой идеи были принесены неисчислимые жертвы.

Увы, подобные вопросы бывшие кумиры не затрагивали. Даже Владимир Антонович Ивашко. Правда, он считал: социалистическая идея в нашей стране будет жить всегда. Его прогноз таков — будут формироваться две, три, пять, он не знает, сколько, партий. В мире являются правящими или входят в правящие коалиции около тридцати партий, в том или ином виде разделяющие социалистическую идею. А мы что, исключение?

Но как же люди, которые на протяжении многих лет были связаны с КПСС? Кто к ним обратится, кто принесет извинения за многолетний обман?

Владимир Антонович галантно предоставил это право другим политикам. Что касается его лично, то на партийную работу он пришел, имея за плечами семнадцать лет научно-педагогической практики. Примерно столько же провел на партийной работе. Активной политической деятельностью в нынешней ситуации должны заниматься более молодые люди. Ивашко самокритично признавал, что крупная политическая работа для него уже заканчивалась. Как и его коллеги по Секретариату, он тоже не пропадет. Владимир Антонович собирался сосредоточиться на реализации своих профессиональных знаний, накопленного опыта. В переводе на понятный язык это означало намерение бывшего заместителя Генерального секретаря возвратиться на научно-преподавательскую работу.

Итак, все о’кей, все замечательно, каждый позаботился о себе. Некоторые сразу начали преуспевать в новых должностях. Усердно трудился на одной из кафедр МГУ бывший секретарь ЦК КПСС Иван Иванович Мельников, в прошлом секретарь парткома университета, кандидат физико-математических наук. Вернулся в родной Санкт-Петербург Валерий Калашников, избранный секретарем ЦК в июле 1991 года, с жаром читал лекции студентам, как до переезда в Москву. Возвратился в Орел бывший член Политбюро и секретарь ЦК КПСС Егор Семенович Строев, занимавшийся вопросами аграрной политики. Когда-то он там возглавлял обком партии, принимал у себя Горбачева, который настоял на его переезде в Москву. Егор Семенович стал директорствовать в одном из сельскохозяйственных институтов.

На работе в Верховном Совете СССР сосредоточился Александр Сергеевич Дзасохов, последний идеолог партии. Многие, очевидно, запомнили его выступление в телепередаче «Взгляд» 29 сентября 1991 года. Александр Сергеевич и раньше любил присутствовать на голубом экране. Правда, в последнее время его активность поубавилась. И вот он снова в эфире. Его заявление о том, как, оправдываясь перед Горбачевым, он сказал ему: «Михаил Сергеевич! Мы все в дерьме!», вызвало различные суждения. Одни злорадно восхищались: наконец-то вещи названы своими именами! Другие возмущались: кто именно в дерьме? Почему Александр Сергеевич взял на себя смелость говорить от имени всех?

Жена другого члена Политбюро и секретаря ЦК Олега Семеновича Шенина Тамара сделала по этому поводу заявление: она, конечно, не знает, кто-то, может, с удовольствием и разделяет с вами, глубоко неуважаемый ею Александр Сергеевич, эту участь (оказавшихся в дерьме. — Н. 3.), но говорить за всех не надо. «Еще лучше, если будете говорить только о себе, так как вы давно в нем, в этом самом».

Далее супруга бывшего секретаря ЦК, находившегося, как известно, в одной из камер следственного изолятора «Матросской тишины», поведала читающему миру кое-что любопытное из области взаимоотношений высшего руководства партии. Оказывается, как только Олег Семенович переехал из Красноярска в Москву, то сразу же стал объектом пристального внимания Александра Сергеевича, который очень симпатизировал новичку. Сибиряк буквально шагу не мог ступить без опеки Александра Сергеевича. Бывало, только что расставшись с ним на работе, он проверял, приехал ли коллега домой. А вдруг общается совсем с другой компанией? Так ведь можно запросто остаться за бортом.

Супруга арестованного секретаря ЦК вспомнила разговоры, которые вел Александр Сергеевич, его возбужденные монологи об обстановке в стране и о том, что «все делается не так». Столь откровенное прощупывание позиции коллеги показалось супругам подозрительным, и уже к весне 1991 года они стали избегать Дзасохова, старались не встречаться с ним на прогулках. Александр Сергеевич заметил изменения в их поведении, но тем не менее, по утверждению Тамары Шениной, в друзья набивался по-прежнему.

В облетевшей всю страну фразе Дзасохова «Михаил Сергеевич! Мы все в дерьме!» Тамара Шенина увидела неуклюжую попытку бывшего коллеги своего мужа выкарабкаться из пренеприятнейшей ситуации, удержаться на плаву. Когда же, спрашивает она, хитрые и изворотливые перестанут выкручиваться, обливать грязью своих же товарищей, перепрыгивать из кресла в кресло и не оставлять после себя ничего, кроме пустоты?

По-человечески можно было понять несчастную женщину, ее отчаяние, когда ночью из квартиры увели арестованного мужа. Куда обращаться, кому звонить, если в Москве она не прожила и года, не успела обзавестись подругами? Она набрала номер Ивашко. Дзасохов сидел в ту ночь у пего. Неизвестен характер их разговора, но,.видно, неспроста женщина воскликнула:

— Запомните! Наши дети будут страдать сейчас — ваши будут страдать потом. Нет суда страшнее, чем суд истории.

Вряд ли придет кому в голову осуждать женщину за вырвавшиеся в порыве гнева слова. Ее положению не позавидуешь. В пятьдесят три года крах политической карьеры мужа, полнейшая неопределенность относительно его дальнейшей судьбы. Всю свою жизнь он провел в Сибири, за девятнадцать лет работы на стройках прошел путь от техника-десятника до управляющего трестом. Затем партийная работа в Хакасии, в Красноярске. Перед переездом в Москву Шенин занимал пост первого секретаря крайкома партии. Секретарем ЦК он пробыл ровно год и, как свидетельствует жена, начиная с января 1991 года трижды собирался подавать в отставку. Человек реальных, конкретных действий, он тяжело переносил отчуждение партии от выработки государственной политики, отстранение от решения повседневных задач.

Прямой и даже несколько прямолинейный по натуре, не умеющий в силу своего сибирского характера ловчить, прятать мысли и приспосабливаться, Шенин запомнился мне тем, что на одном из заседаний Секретариата горько сказал: «А зачем, собственно, нужен Секретариат ЦК? Что он решает? Кто эти решения выполняет?» Шенин говорил неприятную правду. Один из немногих практиков в Секретариате, он раньше других увидел, что ЦК агонизирует. Многие его коллеги не хотели видеть того, что уже было очевидным.

Я вовсе не хочу превозносить достоинства Олега Семеновича, которых у него, безусловно, хватает. Достаточно длительное общение с ним дает мне право говорить о многих его недостатках. Да, он располагал к себе собеседника приветливостью и вниманием. Но вместе с тем у меня сложилось впечатление, что у Олега Семеновича совсем мало было времени для чтения. Речь его была неяркой. Словарный запас — довольно скуден, как у значительной части партработников, особенно с периферии.

В дни путча я с ним не встречался ни разу. Но есть свидетельство сотрудника общего отдела К. Мезенцева, который прорвался к Шенину двадцать первого августа. Олег Семенович честно признался:

— Я согласен с мыслями и действиями ГКЧП. И дистанцироваться от руководства страны не буду...

Эти слова были сказаны в день, когда стало ясно: попытка переворота провалилась.

Шенин и раньше казался мне решительнее своих коллег в Секретариате. Сейчас же, оставшись «на хозяйстве», он, от природы не умевший маневрировать и плести интриги, действовал прямо и открыто, о чем и свидетельствуют еще раз его слова в записи сотрудника общего отдела ЦК.

Почему именно в августе девяносто первого года «на хозяйстве» оказался Шенин? Случайность это или все было предусмотрено заранее? Как я уже говорил, прежде в отсутствие Горбачева и Ивашко работой Секретариата руководил Дзасохов. В 1990 году он сидел в председательском кресле около двух месяцев. Увидев вместо него Олега Семеновича, многоопытные аппаратчики переглянулись. Все понимали, что без согласования с генсеком такие вопросы не решаются.

Дзасохова в аппарате считали тонким, гибким политиком, умевшим облечь свои мысли в такую форму, что только отдельным людям, близко знавшим его, удавалось постичь подлинный смысл сказанного. Шенин, как уже отмечалось выше, выражал интересы большой группы практиков, руководивших обкомами в российской глубинке, которые на глазах теряли былую власть.

Следствию так и не удалось доказать причастность Шенина к действиям ГКЧП. Но сразу скажу: непросто было бы любому, кто оказался бы в роли старшего на Старой площади в драматичные для страны и партии дни. Шенину выпала эта незавидная судьба. Впрочем, он никогда не скрывал своих убеждений, его позиция была известна многим.

Глава 5. ПИКИРОВКИ НА СЕКРЕТАРИАТАХ

Сравнивая, как вели заседания Секретариата Дзасохов и Шенин, сразу скажу, что Дзасохов пытался исходить из той новой роли, которая отводилась КПСС после отмены шестой статьи Конституции СССР. Александру Сергеевичу все более-менее удавалось. Может быть, потому, что на практической партийной работе он пробыл недолго и над ним не висел груз прежних представлений. Другим членам Секретариата, которые длительное время руководили обкомами, это давалось труднее. Не был здесь исключением и Олег Семенович. Ведь он привык решать все. А тут предлагаются какие-то странные формулировки: просить коммунистов, работающих, к примеру, в Министерстве культуры, обратить внимание на то-то и то-то. Непривычно.

Первое заседание Секретариата, которое вел Шенин в отсутствие Ивашко, состоялось седьмого августа 1991 года. Как всегда, за день до заседания, из общего отдела принесли материалы к повестке дня. Вопросы, которые предполагалось рассмотреть, удивили своей технологичной направленностью. О тревожном положении дел в энергетике. Об обеспечении политики ценового паритета между сельским хозяйством и другими отраслями экономики страны. Третий еще куда ни шло — о направлениях работы КПСС с ветеранскими организациями. Я недоумевал: какое отношение имеют к ЦК первые два вопроса? Они должны рассматриваться в Кабинете министров, а не в ЦК КПСС.

Мое волнение объяснялось предчувствием сложности отражения того, что произойдет на Секретариате, в сообщении для печати, подготовка которого вменялась в мои обязанности. Чутье не обмануло меня. Перейдя из своего шестого подъезда в первый по внутреннему коридору, на четвертом этаже возле кабинета Шенина столкнулся с одним из его помощников.

— Хорошо, что я вас встретил,— обрадованно сказал он. — Набирал ваш номер, но вы уже, наверное, вышли. Вы, конечно, обратили внимание, на характер вопросов, вынесенных на Секретариат? Давайте условимся так: при всей их кажущейся технологичности это политические вопросы. С этих позиций следует исходить при подготовке сообщения в печать. Делайте упор на политические аспекты проблем. Поняли?

— Да. У меня вот только вопрос: на заседание приглашена большая группа крупных хозяйственных деятелей. Министры, даже заместитель главы Кабинета министров Рябев, по-моему, есть. Наверняка они будут выступать. Их называть в сообщении?

— Конечно. А какие есть сомнения?

— С одной стороны, присутствие специалистов и руководителей при обсуждении проблемы придаст ему веса, деловитости, практической направленности. А с другой, начнутся упреки: партия, мол, опять в управление народным хозяйством полезла. Сколько уже у меня таких случаев было. А кто виноват? Пишущий сообщение.

Помощник потрепал меня меня по плечу:

— Не беспокойтесь. Пусть это вас не волнует. Творческого вам успеха. Пока. Извините, я тороплюсь. Значит, мы условились? Поняли, как надо писать?

Понять-то я понял, только вот не ясно, как сами приглашенные отнесутся к тому, чтобы их имена упоминались в газетном отчете с заседания Секретариата ЦК. Придется ведь кратко излагать их выступления. В последнее время я все чаще сталкивался с нежеланием выступающих видеть свои фамилии в таких материалах. Сами они, разумеется, мне об этом ничего не говорили. Просто заходил ко мне в кабинет кто-либо из соседнего отдела, раньше ведавший делами этого министерства, и передавал просьбу руководства. «Нельзя подставлять наших людей, — убеждали меня ходоки-ведомственники, — иначе им худо будет в своих организациях. Ага, скажут, вот куда они ходят— на Старую площадь!»

Поначалу мне эти ходатайства представлялись дикими. Чего бояться? Ведь люди об общем деле пекутся. Дожили — скрывать надо, что человек в ЦК пришел. А потом привык. Мало ли из каких соображений это делается? Не исключено, что высшего порядка. И только после пришло прозрение. Какие там высшие соображения! Самые элементарные шкурные интересы — как бы с демократами не рассориться и старые связи с ЦК КПСС не потерять. Кто его знает, всякое может быть в нашей стране. Как бы не пролететь невзначай. Московские чиновники многомудры и многоопытны, для них главное— удержаться на плаву при любых переменах. А я-то, наивный провинциал, тоже делал значительную мину. Мол, как же, как же, посвящен...

Зал заседаний Секретариата находился на пятом этаже, рядом с кабинетом Горбачева. В просторной комнате перед входом в зал толпилось немало народу. Я подошел к группе главных редакторов газет и журналов. Поприветствовали друг друга, обменялись новостями. Поодаль стояла группа заведующих отделами. В дальнем углу комнаты виднелись незнакомые лица — явно приглашенные. На двух столиках, стоявших в разных концах «предбанника», выстроились батареи бутылок с минеральной водой и хрустальные стаканы. Обычно за время работы Секретариата бутылки меняли несколько раз, особенно летом.

У секретарей был свой вход, и они, как правило, пользовались им. Правда, некоторые нарушали установившуюся традицию. Тех, кто опускался до уровня простых заведующих отделами, было не много — Купцов, Шенин, Дзасохов, Лучинский.

На фоне строгих мужчин в темных костюмах, застегнутых на все пуговицы, выделялись двое молодых людей в непривычных для этого помещения одеждах. Все оборачивались на них, спрашивали друг у друга: кто это? Незнакомцы сидели за столом, предназначенном для секретарей ЦК. Любопытство взяло верх, и я подошел к столику, за которым находились представители общего отдела. Мне разъяснили, что молодой человек в светлом костюме без галстука — новый секретарь ЦК КПСС Валерий Калашников. Другой молодой человек, без пиджака и в тенниске— член Секретариата Мальцев. Он в Нижнем Новгороде возглавляет горком партии.

На Мальцева смотрели с интересом. Одни осуждающе: это же надо, додумался прийти на заседание Секретариата ЦК КПСС в тенниске. Другие — с одобрением. Знать, смелый парень. Без предрассудков. Третьи— с надеждой. Вот оно, новое пополнение Секретариата ЦК. Может, у этих ребят что-то получится?

Я смотрел на Мальцева и думал: жаль, что нет в этом зале недавнего заведующего идеологическим отделом Капто. Как-то он пригласил к себе в кабинет заведующего сектором Бакланова. А тот возьми и зайди к нему, в чем был — без пиджака, в рубашке с короткими рукавами. Правда, при галстуке.

— Ты бы еще в плавках зашел, — недовольно бросил взгляд в его сторону Александр Семенович.

Виктор Николаевич Бакланов, фронтовик, отработавший в ЦК более двадцати лет, трудяга, каких поискать, молча сглотнул обиду. Не знаю, кто и когда ввел в правило, чтобы работники партийного аппарата одевались во все темное или серое и чтобы все пуговицы на пиджаке были застегнуты. Особенно мучались в жару. Обливались потом, но аппаратную форму не снимали.

И вот вызов многолетним цековским традициям. Да еще на каком уровне!

Почему я так подробно остановился на этом эпизоде? Честно скажу: увидел в бросившейся в глаза детали начало перемен. Уж больно приелись постные лица начальников. Казенно-скучные слова, унылость. И вдруг нечто, не вписывающееся в привычную атмосферу заседаний — тенниска на одном из членов Секретариата ЦК! Вспомнился художественный кинофильм эпохи Никиты Сергеевича Хрущева. В одном из кадров он широко распахивает окна кремлевского кабинета Сталина, которые никогда не открывались при жизни прежнего хозяина, и свежий воздух наполняет мрачное помещение. Так и мне в тенниске молодого члена высшего партийного руководства увиделся добрый знак перемен в верхнем эшелоне ЦК. Пора, давно пора давать дорогу молодежи.

Увы, надежды мои не оправдались. Первая фраза, которую произнес Мальцев, звучала так: «Я не компетентен в этом вопросе, но хочу сказать следующее». И говорил почти десять минут. Мы переглянулись с коллегами. Это было первое выступление нового члена Секретариата на первом в его жизни заседании высшего руководящего органа партии. Если ты не компетентен, то о чем можно говорить? Тем более, твои слушатели — крупнейшие специалисты в области атомной энергетики, руководители этой отрасли, а также других ведомств, занимающихся обеспечением городов и сел теплом и электроэнергией. Союзные министры Коновалов, Анисимов, Семенов. Председатель комитета Верховного Совета СССР по энергетике Бушуев. Заместитель председателя Кабинета министров страны Рябев. Всех не перечесть, это заняло бы слишком много места.

Не смутившись присутствием компетентных людей, имея представление о проблеме по коротким сообщениям приглашенных, новый партийный лидер продолжал свою речь. Что ценного мог сказать о проблеме электроэнергетики в масштабах страны оратор, глядя с колокольни Нижегородского горкома партии? Лишь бы не сидеть молча, лишь бы что-то говорить — как комсомольские работники встарь, а иные депутаты сейчас.

Не знаю, как бы развивалась партийная карьера оратора дальше, если бы деятельность ЦК не была приостановлена. Допускаю, что первое выступление могло быть неудачным, что по нему опрометчиво судить в целом о человеке. Но ведь важен стиль, подход. А он не отличался от прежних секретарей ЦК. Стремление всех и по любому поводу поучать, чувствовать себя выше и умнее, наверное, еще долго будет проявляться в начальниках. Глядя на оратора, подумал с горечью: эти люди как политики обречены на неуспех. Хотя в этом их вины нет.

Не отличалась от прежней, доперестроечной, и манера вести заседание Секретариата у Шенина. Все шло по раз и навсегда заведенному порядку. Выступали министры, обрисовывали положение в отраслях. Оно представлялось катастрофическим. Уже более пяти лет страна не имеет стратегии развития энергетики. Сроки разработки новой Энергетической программы СССР снова сорваны. И уж совершенно необъяснимы с точки зрения здравого смысла участившиеся попытки расчленить Единую энергетическую систему СССР. Ведь только благодаря ей пока еще удается удержать энергоснабжение на приемлемом уровне.

После выступлений министров Шенин обратился к секретарям: давайте обменяемся мнениями по поводу услышанного. О выступлении Мальцева я уже говорил. Примерно так же высказывались и другие. Конечно же тема обсуждения была непростая, она требовала специальных знаний, а представления у большинства не отличались профессионализмом. Отделывались дежурными фразами, общими словами*. Многие из выступавших никогда не были на объектах энергетики, некоторые имели смутное представление. Толклись в основном вокруг тех вопросов, которые лежали на поверхности. Особенно напирали на роль средств массовой информации. Буквально каждый отмечал: печать должна то-то и то-то, надо обязать средства массовой информации, поручить им развернуть кампанию и т. д. По мнению секретарей, печать должна убеждать население, что атомная энергетика — это хорошо.

Присутствующие на заседании главные редакторы центральных партийных изданий недоуменно переглядывались: кто будет читать газеты, в которых утверждается о преимуществах развития атомных электростанций? Синдром Чернобыля крепко сидел в людях, общественность клеймила бездушных чиновников, не учитывавших экологические последствия принимаемых технологических решений.

Понуро молчали и министры. Им было откровенно скучно. Они никак не предполагали, что Секретариат ЦК уже давно не тот, каким был раньше. Горбачевым были отправлены на пенсию люди, более-менее разбиравшиеся в их проблемах — Долгих, Слюньков, Рыжков. Кстати, Долгих присутствовал на этом Секретариате, его тоже пригласили, но совсем по другому поводу. Его вопрос был третьим в повестке дня, однако в зал пригласили всех сразу, и они оказались невольными свидетелями того, как ЦК «решает» острейший вопрос, от которого в значительной мере зависит жизнеобеспечение миллионов людей, удовлетворение их насущных потребностей.

На Владимира Ивановича Долгих было больно смотреть. То и дело его лицо покрывалось багровыми пятнами. Глубина проработки вопроса этим составом Секретариата потрясала. Так и хотелось воскликнуть: о чем вы толкуете, мужики? О проблемах топливно-энергетического комплекса или о журналистике?

Самое грустное было в том, что ЦК не мог реально влиять на положение дел не только в энергетике, но и в журналистике.

Увы, это было горькой реальностью. Ну не парадокс ли: до избрания на февральском Пленуме в 1991 году секретаря ЦК КПСС в ранге члена Политбюро, который специально занимался только средствами массовой информации, они как-то еще прислушивались к просьбам со Старой площади. Дзасохов умел ладить даже с альтернативной КПСС печатью. Стоило появиться на этом поприще другому, как прочные и, казалось бы, надежные связи начали рваться одна за другой. А ведь их в перестроечное время создавало новое поколение партийных работников, пришедших в ЦК с практики. Первым в ряду этой талантливой молодежи, известной в кругу журналистов, был, вне всякого сомнения, Георгий Пряхин. Именно он возглавил в конце 1988 года подотдел средств массовой информации, в процессе реформирования аппарата ЦК обновил это подразделение авторитетными, знающими людьми. В редакциях к ним прислушивались, потому что знали их высокие профессиональные качества.

Дзасохов полностью полагался на Пряхина, который блестяще реализовывал политические установки в той форме, которая наиболее подходила моменту. Пряхин в вопросах работы с печатью пользовался максимальной автономией в рамках своих полномочий.

Лучинского, едва он переселился на четвертый этаж первого подъезда, охватил нестерпимый зуд администрирования. Совещания главных редакторов газет и журналов партии следовали одно за другим. Петр Кириллович всегда был словоохотлив и красноречив. Иногда он забывал, что перед ним не многочисленная аудитория, как в прошлые времена, а всего лишь десяток человек, и они разбираются в обстановке не хуже его самого. Расходясь, редакторы недоуменно пожимали плечами: в чем надобность таких встреч? Информации никакой, помощь — нулевая, одни общие рассуждения. Постепенно интерес к этим «посиделкам у Лучинского», как окрестили их сами редакторы, пропал. Все чаще они начали посылать вместо себя своих заместителей. Это был тревожный симптом, но Петр Кириллович перемены в настроениях не заметил. Многие редакторы не реализовывали его рекомендаций по той причине, что значительная их часть была невыполнима. Газета есть газета, она функционирует по своим законам, которые диктуются читательским интересом.

Среди самых молодых из них началось роптание. Старые формы работы выглядели диссонансом на фоне процессов, связанных с зарождением новой, демократической печати. Наслышавшись о заведенных там порядках — высоких денежных окладах, немыслимых гонорарах и, главное, независимости журналистов от учредителей — талантливая молодежь из газет КПСС валом повалила в новые издания. Надоели постоянные одергивания со Старой площади, телефонное право, нищенское существование, диктат аппарата, постоянное привлечение к написанию речей и брошюр для руководства ЦК. Надо в корне менять отношения ЦК со своими изданиями, взывали редакторы, предоставить финансовую самостоятельность, отказаться от мелкой опеки за содержанием. Напрасно! Человек, не написавший ни одной строчки за всю свою жизнь, не представлявший, что такое законы и психология творчества, осуществлял руководство этими процессами.

Когда-то Петр Кириллович работал заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Снова возвратившись в Москву после недолгого пребывания в Таджикистане и Молдавии уже в новом качестве, он не понял, что газетная Москва далеко не та, которой она была до 1985 года. Дзасохов это, кажется, понял. Не могу не привести один эпизод, из которого Александр Сергеевич сделал правильные выводы.

Дело происходило летом 1990 года. После XXVIII съезда КПСС заместитель генерального секретаря Ивашко заболел и отсутствовал почти два месяца. И вот, подлечившись, Владимир Антонович приступил к исполнению своих обязанностей. Дзасохов тоже практиковал встречи с главными редакторами. Сначала он рьяно взялся за дело. Кому не нравится поруководить прессой? Однажды, собрав в своем кабинете редакторов, он пригласил на встречу Ивашко.

Это была первая встреча заместителя генсека с журналистами в Москве. Владимир Антонович встал из-за стола и начал говорить. Обо всем. Об экономике и межнациональных конфликтах. О кооперативах и работе народных депутатов в Верховном Совете СССР. Вспоминал разные байки и притчи, забавные истории, которые приключались с его знакомыми. Ивашко вообще был любителем поговорить, а тут такая возможность— говорить перед говорунами, да еще после двухмесячного пребывания в больнице. Там он кто был? Пациент. А здесь — при исполнении, перед подчиненными. Замри и ляг!

Совещание началось, если мне не изменяет память, около половины первого. Я всегда поражался страсти руководства к проведению разного рода совещаний в самое неудобное для людей время. Наши начальники, видно, полагали, что проблем с обедом ни у кого нет. При этом они, конечно, исходили из собственных представлений о режиме дня. Владимир Антонович до того увлекся, что совсем потерял счет времени. Отдельные участники совещания начали посматривать на часы, перешептываться, а более молодые — откровенно зевать. Владимир Антонович не унимался. Дзасохов несколько раз выразительно посмотрел на оратора — бесполезно. Заместитель генсека витал в стратосферных высях.

Его выступление продолжалось более полутора часов. Как у Ильфа и Петрова, помните? Речь на митинге по поводу открытия трамвайной линии каждый оратор непременно начинал с характеристики международного положения. Так и здесь. Наконец Владимир Антонович сделал короткую паузу и, посмотрев на редакторов, спросил:

— Я вас случаем не утомил? Не слишком долго говорю?

Он явно рассчитывал услышать верноподданнические заверения: ну что вы, Владимир Антонович, как можно, все очень интересно, никогда не слышали подобных выступлений. Продолжайте, пожалуйста, дальше, мы будем записывать. Так, видимо, и было бы, случись эта встреча годами двумя-тремя раньше.

Но произошло вот что. В мертвой тишине раздался голос:

— Вообще-то длинновато...

Сцена, напоминавшая финал комедии «Ревизор», длилась несколько мгновений. Народ оторопел. Вот это финт отмочил кто-то! Кто? Тогдашний главный редактор «Учительской газеты» Геннадий Николаевич Селезнев. С ума сойти...

Владимир Антонович — сразу видна многолетняя аппаратная школа — на реплику не отреагировал, обиду подавил и, продолжив речь еще минут на пятнадцать, покинул зал.

Мне кажется, именно тогда Дзасохов понял: пресса, даже партийная, уже далеко не та, она жаждет свободы. Времена гласности проходят, наступает эра свободы печати. А это уже качественно новый виток в развитии. Реплика редактора «Учительской газеты», будущего председателя Государственной думы России, прозвучавшая на встрече с Ивашко, не случайна. Нужны новые формы работы с партийными журналистами, которые уже порядком раскрепостились и не видят больше кумиров в высших руководителях ЦК. С ними даже можно спорить и не соглашаться.

Прозрели, к сожалению, далеко не все. Многие все еще испытывали легкое головокружение, неожиданно оказавшись на самой верхотуре партийного Олимпа. Особенно те, кто прошел выучку на комсомольской работе. Предлагая записать в постановление по вопросу о развитии энергетики пункт, обязывающий партийные издания развернуть кампанию в поддержку АЭС, выступающие в прениях не подозревали, что этим они вбивают осиновый кол в могилу газет КПСС. Новая печать потому и набирала тиражи, стремительно приобретала популярность, что подыгрывала общественному мнению, для которого атомная энергетика ассоциировалась прежде всего с Чернобылем. Лишенный какой бы то ни было реальной власти, Секретариат ЦК обрекал на верную смерть последние свои массовые средства — партийную печать. Должен же он кому-нибудь что-либо предписывать! Запущенный когда-то механизм крутился по инерции.

Я слушал прения и в отчаянии ломал голову: как отразить это все в газетном сообщении? Драматизм ситуации заключался в том, что многие искренне были уверены в своем особом предназначении. Им казалось, что они и только они спасают отечество. Никто, кроме них, не способен подумать об обеспечении населения в предстоящий осенне-зимний период теплом и электроэнергией. Правда, время внесло некоторый поправки. Вместо прежних императивных глаголов «обязать», «поручить», «разработать» в недрах партийного аппарата придумывали новые, более гибкие формулировки. Но суть от этого не изменилась.

Как в той аппаратной притче, имевшей хождение среди рядовых работников. Невольно у ее истоков стоял автор этой книги. Профессора по партстроительству в своих печатных трудах долго убеждали нас в том, что центральной, ключевой фигурой партийных комитетов являются инструкторы. У меня накопилось много солидных томов и тонких брошюрок с одноименными названиями. В жизни все было иначе. Кто, как не сами инструкторы, знали свое подлинное место в аппарате? «Ко мне, Мухтар!» — горько иронизировали они над своим незавидным положением в партийной иерархии. В этой должности довелось пребывать и мне, правда, непродолжительное время. Но меткость остроумной шутки оценил вполне.

И вот ваш покорный слуга выдал следующую притчу. Встречаются два аппаратчика. «Слышал? — спрашивает один. — Секретари-то наши тоже перестроились». «Да ну?» — удивляется другой. «Точно, перестроились, — убеждает первый. — Сначала преобразовали должность инструктора в должность старшего референта. И обращение соответственно изменилось. Раньше как говорили? «Ко мне, Мухтар!» А сейчас? «Дружок, зайди ко мне, пожалуйста».

Мухтара заменили на Дружка. Только и всего. Однажды мне позвонила член Политбюро, секретарь ЦК Галина Владимировна Семенова. Накануне заслушивался вопрос по ее ведомству. Ей захотелось посмотреть отчет, написанный мной для прессы.

— Дружок, — услышал я в трубке ее голос, — принеси-ка мне свой отчет с Секретариата.

«Дружку» было сорок семь лет, он имел двоих детей и написал полку книг. Но для члена Политбюро он оставался все тем же Мухтаром.

Это к слову. Что же касается конкретной ситуации — подготовки сообщения с заседания Секретариата, рассматривавшего вопрос об атомной энергетике — я нашел выход из положения, прибегнув к спасительной формуле, выручавшей меня не один раз. «Что могут и должны сделать в этом плане партийные комитеты и организации?»— задавался я риторическим вопросом. И далее следовала палочка-выручалочка: говоря о месте и роли коммунистов в предотвращении возможных крупных сбоев в энергоснабжении народного хозяйства и населения предстоявшей зимой, секретари ЦК КПСС Е. С. Строев, Г. В. Семенова, члены Секретариата ЦК В. А. Гайворонский, А. Н. Мальцев и другие нацелили партийные организации, коммунистов-руководителей держать в центре внимания все, что связано с оказанием содействия коллективам энергетиков и энергостроителей. И многозначительность соблюдена, и ничего не сказано.

Поскольку итоги рассмотрения первого вопроса подводил председательствовавший, полагалось пару абзацев посвятить его заключению. Шенинское выступление тоже страдало обилием общих слов: ЦК ведь не мог давать указания по конкретным хозяйственным вопросам. Снова пришлось применять журналистскую уловку. Я написал, что секретарь ЦК КПСС О. С. Шенин отметил важность широкой разъяснительной работы среди населения о приоритетной роли электрификации в повышении производительности труда и улучшении условий жизни. Единственное, что удалось выудить из заключительного слова Шенина — это то, что коммунисты должны инициативно проявлять себя и в обсуждении проектов региональных и союзной энергетической программ на длительную перспективу. Как это делать практически, никто толком не знал. Звучит красиво. Но что надо предпринимать в первую очередь, неизвестно.

Никаких практических результатов не дало и обсуждение второго вопроса — об обеспечении политики ценового паритета между сельским хозяйством и другими отраслями экономики страны. Сама по себе проблема, конечно, требовала неотложного решения. Ведь впервые после нэпа к концу 1990 года в аграрной сфере начало складываться ценовое несоответствие между реализуемой сельскохозяйственной и промышленной продукцией. Крестьяне с доверием восприняли политический вывод о том, что аграрный сектор ближе других к рынку. И вот — горькое разочарование. От достигнутого в 1990 году паритета цен мало что осталось — он разрушился в мгновение ока. У разбитого корыта опять остался крестьянин. Размеры дополнительного удорожания поставляемых селу материально-технических средств уже в 1991 году составили свыше 80 миллиардов рублей. Как можно хозяйствовать, если при переходе к рынку для покрытия только складывавшихся удорожаний вряд ли хватит всей запланированной годовой прибыли сельскохозяйственных предприятий?

На Секретариате выступили такие авторитеты, как министр сельского хозяйства СССР Черноиванов, заместитель министра финансов страны Чернопевцев, вице-президент Всесоюзной сельскохозяйственной академии имени Ленина Прошкус, председатель Крестьянского союза СССР, будущий член ГКЧП Стародубцев и другие. Они убедительно показали, что нарушение ценового паритета между реализуемой сельскохозяйственной и промышленной продукцией стало одной из главных причин нарастания кризисных явлений в аграрной экономике, ухудшения в целом социально-политической ситуации в стране. В самом начале перехода к рынку оказались подорванными стартовые условия для продвижения села по пути аграрных реформ.

Очень эмоционально выступал обеспокоенный Стародубцев. У меня сохранился краткий конспект его речи. Моральный дух крестьянства упал, сказал он. Несколько лет подряд идет настоящая война против колхозов и совхозов. Меня обвиняют в антирыночной позиции. Но ведь переход к рынку в том виде, в каком он осуществляется сейчас, самоубийство. Нет рыночного механизма, а то, что создано, — самый настоящий грабеж населения. Вот почему он воюет против сумасшествия, подчеркнул Василий Александрович. Фермерство — это очередная кампания, которых в России было не счесть. В ближайшие десять-пятнадцать лет фермеры страну не накормят. Горбачев отмахивается от Стародубцева: ты меня совсем затерроризировал. Не хочет слушать президент ни о промышленном рэкете — за паршивый насос завод требует с колхоза мяса в пятнадцать раз больше стоимости этого насоса, биржевая цена УАЗика в десять раз раз превышает его стоимость, ни о создании Агроснаба, без которого крестьянину не продохнуть. Он задыхается от отсутствия минитехники. Если президент не хочет выслушать радетеля за интересы кормильцев народа, то он надеется, что это сделает Секретариат родного Центрального Комитета.

Министр сельского хозяйства Черноиванов возмущенно говорил о том, что подскочившая цена на «Кировец» (86 тысяч рублей при прежней стоимости 46 тысяч) — это грабеж, что из-за неконтролируемого роста цен только в 1991 году разорились пятнадцать процентов колхозов. Замминистра финансов Краснопевцев подчеркнул, что отпуск на свободу цен в сельском хозяйстве приведет его к краху, что нужно сохранить государственное регулирование цен хотя бы на основные виды сельскохозяйственных машин— тракторы, комбайны, автомобили, что все ведущие страны мира имеют целевые государственные фонды поддержки сельского хозяйства. Вице-президент ВАСХНИЛ Прошкус тоже приводил примеры из практик» других стран, которые, сначала отпустив цены на свободу в сельском хозяйстве, через некоторое время вынуждены были снова возвращаться к их регулированию. И уж совсем мрачную картину развала аграрного сектора и всеобщего хаоса нарисовал седой, спортивного вида человек — заведующий отделом аграрной политики ЦК КПСС Иван Иванович Скиба. Он представил проект постановления по обсуждаемому вопросу, а также прилагаемую к нему докладную записку.

Выслушав мнения специалистов, председательствовавший Шенин обратился к секретарям: «Давайте, товарищи, выскажем свое отношение к услышанному». Я посмотрел в сторону Строева. Ему бы задать тон в прениях. Но Егор Семенович слова не попросил. Может быть, потому, что прекрасно понимал: и это высокое собрание ничего не решит.

Новички, видно, еще не потеряли веру во всесилие ЦК КПСС. Секретарь ЦК Валерий Калашников, еще полмесяца назад занимавший скромный пост доцента в Ленинграде, попросил слова и решительно прошелся по проекту постановления, не оставив на нем живого места. Его речь сводилась в основном к стилистическим погрешностям документа, рожденного -в отделе аграрной политики.

Галина Семенова предложила: может, разработать серию постановлений ЦК по крестьянскому вопросу? Она еще верила в силу постановлений, хотя было ясно, что они уже не срабатывают, что нужен принципиально новый механизм доведения до первичных парторганизаций мнения Центрального Комитета. Не исключено, что в Галине Владимировне проснулся бывший главный редактор «Крестьянки», когда она, руководитель журнала, благословляла робкого литературного сотрудника на цикл материалов о социальном обустройстве села.

У меня вдруг возникла ассоциация. Шестидесятые годы, время славы Константина Симонова. Неимоверный успех романа «Живые и мертвые». Сцена, когда начальник авиации Западного фронта, сбитый в небе, лежит во ржи в полубессознательном состоянии. И вдруг он отчетливо понял, что никакой он не генерал и не командующий авиацией, а всего-навсего розовощекий лейтенантик, командир экипажа одного-единственного самолетика. Получив немыслимые полномочия и громадную власть над подчиненными, он остался в душе подчиненным, не поднявшись до высот государственного мышления.

Неловкое положение попытался спасти Егор Строев:

— Если потребуется, мы сочиним золотую бумагу. Я имею в виду постановление. Поверьте, они не выполняются. Можно редактировать сколько угодно. Поэму сочинить, в конце концов. Если бы крестьянам стало от этого легче...

Строев подавил закипавшую злость, перешел на деловой тон:

— По отношению к жителям села допущена очередная несправедливость. В результате непомерного, не контролируемого государством роста цен на промышленные товары финансово-хозяйственная деятельность большого числа колхозов и совхозов оказалась парализованной, часть их находится на грани банкротства. Идет сокращение объемов производства, сворачиваются программы социального развития села. Разрыв в доходах крестьянских семей по отношению к другим категориям населения не только не сокращается, но еще больше усиливается. Сельский труженик все чаще лишается возможности своевременно получать зарплату за уже вложенный труд.

Егор Семенович приводил конкретные примеры того, как ослабление социальной защищенности порождает у крестьян неудовлетворенность своим положением и может стать причиной дальнейшего разорения деревни. Все это ставит под угрозу выполнение программы неотложных мер по стабилизации продовольственного снабжения населения и вывода экономики из кризиса. Нужны реальная государственная политика цен, протекционизм в отношении сельского производителя, действительно новые рыночные подходы.

Кто-то из приглашенных называл в своем выступлении принятое Кабинетом министров СССР 31 мая 1991 года постановление «О компенсации в 1991 году дополнительных затрат предприятий и организаций агропромышленного комплекса в связи с реформой ценообразования». Постановление вроде неплохое. Но если разобраться, оно лишь несколько ослабляет финансовую напряженность в аграрном производстве, не обеспечивая при этом необходимые экономические условия для его нормального функционирования.

Коснулся этого постановления и Строев. Оно не единственное, сказал Егор Семенович. Таких постановлений два. Кроме того, по этому вопросу вышло три указа президента СССР, заседал Совет безопасности. Ничего не выполняется. Во многих колхозах по два-три месяца не выдают зарплату. Главная причина — расстроилась финансовая система страны, и крестьянин, как всегда, оказался крайним. Мы еще не осознали всего трагизма положения в сельском хозяйстве. Хотя умные люди это видят. На последнем заседании Кабинета министров Щербаков сказал, что он уйдет в отставку, ибо его роль — это роль камикадзе. В 1918 году, когда ввели военный коммунизм, в село пришли люди с винтовками, выгребали последний хлеб. Войну с крестьянами вели в 1932 году, возобновили ее в сорок пятом. Сегодня снова идем в атаку на крестьян — экономическим разбоем, разорением села. Против кого воюем? Там же матери наши остались, больше никого. На Украине биржи скупают хлеб урожая 1992 года. Еще на корню. Наивно полагать: если отпустить цены, то вопросы решатся сами собой. Крестьянин перестанет продавать зерно государству за бесценок. Он же владелец валюты. Это мы уже проходили — во время коллективизации. Не исключено, что могут возникнуть бунты. Терпение у крестьян тоже не беспредельное.

Строев был неузнаваем. Я никогда таким его не видел. Откуда только брались меткие сравнения, смелые формулировки. Егор Семенович обычно был сдержанным, молчаливым, хотя и не поддакивал, как большинство. Яркая речь произвела впечатление.

Я тоже мысленно поблагодарил Строева за его защиту рода крестьянского, поскольку сам родился и вырос в деревне, притом в глухой белорусской глубинке. Но потом подумал: а почему мысленно? И быстро набросал на блокнотном листке несколько строк: «Егор Семенович, смею предложить вам идею — вместо скучного отчета с заседания полностью опубликовать ваше выступление. Со ссылкой, где оно было произнесено. Пусть народ знает, что думает ЦК». Через несколько минут записка вернулась ко мне. В левом верхнем углу стоял большой вопросительный знак. Досадно, что Егор Семенович не согласился с предложенным вариантом, поскромничал.

— Мало ли кто как выступил,— сказал он мне в перерыве, — читателям важнее узнать о коллегиальном решении Секретариата.

Что мог отстраненный от власти ЦК, если не работали указы президента, постановления Кабинета министров, распоряжения Совета безопасности? Секретариату оставалось только констатировать факты. И он выполнял роль коллективного статиста, записав в постановлении, что было бы крупной политической ошибкой по отношению к крестьянству продолжать декларировать необходимость ценового паритета вместо конкретных мер по восстановлению и поддержанию эквивалентности обмена между городом и деревней. Требуются не взаимные призывы одних руководителей к другим, а конкретные действия по обеспечению выплат компенсаций сельскохозяйственному производителю. Куда пошло это, в общем-то правильное, постановление? В ЦК компартий союзных республик, обкомы и крайкомы партии. Как будто там не знали, что творится в их колхозах и совхозах.

Высказанное в заключительном слове Шенина предложение обратиться от имени Секретариата ЦК к партии о помощи селу осталось пустым звуком. Никакого обращения не было. Причины мне неизвестны. Не исключено, что помешала попытка августовского путча.

Знаете, сколько времени ушло на обсуждение первых двух вопросов? Пять часов. Заседание началось в три, а когда наконец приступили к последнему вопросу, было уже восемь часов вечера. И все это время приглашенные пожилые люди сидели в зале, дожидаясь своей очереди. Среди них было немало таких, имена которых знала вся страна. Например, председатель Всесоюзного совета ветеранов войны, труда и Вооруженных Сил СССР Маршал Советского Союза Огарков, председатель Советского комитета ветеранов войны маршал авиации Силантьев, другие фронтовики. Казалось бы, вопрос о направлениях работы КПСС с ветеранскими организациями надо рассматривать прежде других, тем более что партия всегда призывала окружить ветеранов теплом и заботой.

Пять часов ждал маршал Огарков, интеллигентнейший, с прекрасно поставленной речью человек, чтобы поведать о своих трудностях и бедах. Уставшие секретари, израсходовав силы при обсуждении проблем развития атомной энергетики и паритета цен, с трудом воспринимали, о чем говорит состарившийся военачальник. Огарков с болью рассказывал, что в ветеранской среде нарастает беспокойство в связи с попытками зачеркнуть историческое прошлое страны, идеалы и ценности, которым это поколение посвятило свою жизнь. Перед ними встает вопрос: не окажутся ли они в связи с переходом к рыночным отношениям заложниками этого процесса, ибо уже сейчас, в условиях резкого повышения цен и всеобщего дефицита, они поставлены в наиболее тяжелое положение. В ряде регионов ветеранов лишают заслуженных ими элементарных льгот и помощи, проявляют черствость и равнодушие к их нуждам. А между тем общество в большом долгу перед ветеранами войны, тружениками тыла фронтовых лет, солдатскими вдовами, которым требуется всесторонняя помощь.

Пять часов томился маршал авиации Силантьев, прежде чем поведал секретарям ЦК ужасающие факты. Не выполняется указ президента СССР об увековечении памяти погибших в годы Великой Отечественной войны. На его веку это двадцать первое постановление о захоронении останков воинов. Первое было подписано Сталиным ранней весной сорок второго года, когда государственная санэпидемслужба предупредила Верховного Главнокомандующего: таяние снегов и половодье могут привести к вспышкам эпидемии на громадных пространствах. Трупы защитников Родины не были убраны повсеместно. Сталин издал жесткий приказ, но и последующие девятнадцать грозных постановлений, подписанные его преемниками, результата не дали. Каждой весной на полях, в придорожных кюветах обнажаются черепа и кости безвестных российских солдат. Незахороненных.

— Мы не имеем морального права праздновать День Победы, — со слезою на глазах говорил маршал Силантьев. — По древним обычаям война считается незаконченной до тех пор, пока не захоронен последний погибший солдат. Кто мы — цивилизованные люди или варвары?

Посмотрите, что делается, взывал к присутствовавшим престарелый военачальник. В Минске, где он недавно был. материалы тридцати шести школьных музеев боевой славы выброшены на свалку. За ненадобностью. И это в Белоруссии, где каждая пядь земли полита кровью советских людей. Молодежь становится манкуртами, процветают нигилизм и откровенный цинизм.

Если мы не спохватимся и не возьмемся за ум, сказал заместитель председателя комиссии Верховного Совета СССР по делам ветеранов и инвалидов Васильев, быть большой беде. Молодежь предоставлена сама себе. Комсомол, пионерская организация разваливаются. Раньше были кружки, клубы по интересам, детское и юношеское творчество. Сейчас этого и в помине нет. Куда пойдут юноши и девушки? На чердаки и в подвалы? Посмотрите, сколько у нас нищих, калек, убогих. Количество людей, которых государство безжалостно выбрасывает на улицу, растет с каждым днем. Нельзя пренебрегать старшим поколением. Мы оплеваны, оклеветаны. Чуть ли не каждого старого человека считают сексотом, стукачом. Не дай бог быть престарелым. Нужен закон о социальной защите пожилых людей. Хотя ни одно, даже самое строгое предписание, не может внушить молодежи уважение к старости. Над старостью в нашей стране издеваются. Самые бесправные люди — это пенсионеры и инвалиды. Нет лекарств, нет элементарной пищи, даже минеральной воды не найти. Бутылка «боржоми» у кооператоров стоит сто рублей. При минимальной стотридцатидвухрублевой пенсии.

Выступавшие говорили все, что наболело на душе, что не давало спать по ночам. А тут еще поднялся Николай Иванович Шляга, генерал-полковник, начальник Главного военно-политического управления Вооруженных Сил СССР. Ладно, Васильев провинциал, из Пскова, никогда в партийном аппарате не работал, но ты уж, Николай Иванович, тертый калач. Не видишь, что ли: все устали. Разве можно столько сразу информации переварить? Ее даже записать не успевают.

Не понял Шляга, всегда строптивым характером отличался, снова на речь потянуло. Знаете, сказал он, сколько в стране ветеранов-афганцев? Шестьдесят восемь тысяч. А других воинов-интернационалистов, воевавших в Египте, на Кубе, в Анголе? Четыре тысячи. Никто ими не занимается. Создают свои коммерческие организации, перебиваются с хлеба на квас — увечные, больные, обманутые, брошенные страной и партией. Нельзя так обращаться со своими сыновьями. Вот пятидесятилетие рождения советской гвардии приближается. Хороший повод для всплеска патриотической волны. Предложения на сей счет поданы лично товарищу Горбачеву. В ответ— молчание. Может, все это уже не нужно?

В феврале 1991 года, в канун 73-й годовщины Советской Армии и Военно-Морского Флота в пресс-центре состоялась встреча советских и иностранных журналистов с членами ЦК КПСС, начальником Главного военно-политического управления Вооруженных Сил СССР— первым заместителем министра СССР генерал-полковником Н. И. Шлягой и впервые избранным секретарем Всеармейского партийного комитета генерал-майором (впоследствии членом Политбюро, генерал-лейтенантом) М. С. Сурковым. Разговор шел об итогах первой Всеармейской партийной конференции и реформировании партийно-политических структур в Вооруженных Силах.

«Первая Всеармейская партийная конференция Вооруженных Сил СССР стала важным событием в жизни армейских коммунистов, — сказал, открывая встречу, генерал-полковник Николай Иванович Шляга.— Она завершила процесс создания самостоятельных структур армейских организаций КПСС, приведения их в соответствие с государственным законодательством, Уставом КПСС, как это было предусмотрено XXVIII съездом партии».

На конференцию было избрано 1026 делегатов, которые представляли весь социальный состав коммунистов армии и флота. В ее работе приняли участие Генеральный секретарь ЦК КПСС, Президент СССР М. С. Горбачев, выступивший с речью, а также делегации от центральных комитетов компартий союзных республик, крайкомов, обкомов партии.

Конференция избрала Всеармейский партийный комитет и Контрольную Комиссию организации КПСС в Вооруженных Силах. Секретарем Всеармейского партийного комитета избран член ЦК КПСС генерал-майор М. Сурков, председателем Контрольной Комиссии организации КПСС в Вооруженных Силах — генерал-майор П. Григорьев.

Конференция стала завершающим этапом на пути разделения партийных и государственных функций, которые ранее совмещались в Главном политическом управлении Советской Армии и Военно-Морского Флота.

Вопросы информационного агентства «Новости». Выступая на Всеармейской конференции, М. С. Горбачев говорил о том, что департизация в армии означала бы подрыв и развал единых Вооруженных Сил страны. Как бы вы прокомментировали это утверждение и в какой форме проявились бы негативные стороны департизации?

Второй вопрос. Проведение первой за 73 года Всеармейской партийной конференции означает, мне представляется, перевод жизни армейских коммунистов как бы в новое качество. Что, по-вашему, может и должна дать Вооруженным Силам и ее партийным организациям демократизация партийной работы в армии?

Я. Шляга. Коммунисты армии и флота, делегаты конференции целиком и полностью поддержали мнение президента, высказанное в отношении департизации армии и флота. Этот вопрос поднимается в средствах массовой информации не первый раз. Речь скорее идет о том, что деструктивные силы, которые предлагают департизировать Советские Вооруженные Силы, ставят, наверное, иную цель — перепартизировать их.

Относительно департизации существует ряд точек зрения. Одни предлагают: в Вооруженных Силах имеет право на создание своих структур только правящая партия. Такой партией в настоящее время является КПСС. Если говорить о численности армейских коммунистов, то их свыше миллиона. Согласно второй точке зрения, в Вооруженных Силах право на создание своих структур должны иметь все партии и общественные движения, действующие в рамках Советской Конституции и Союзного законодательства. Есть и третья точка зрения: в армии и на флоте не должно быть никаких партийных структур, и тот, кто находится на государственной службе, должен приостанавливать свое членство в партии.

В Вооруженных Силах придерживаются первой точки зрения. Принятый Верховным Советом СССР Закон об общественных объединениях не запрещает воинам Советских Вооруженных Сил иметь право на создание своих политических структур в системе Вооруженных Сил СССР.

Коммунисты армии и флота многое делают для того, чтобы уровень боевой готовности, воспитания людей соответствовал требованиям, которые сейчас предъявляются советским народом к Вооруженным Силам. Буквально на всех ответственных участках находятся члены КПСС. Я мог бы сослаться на выступление делегата конференции, командира атомного подводного крейсера, который сказал, что если убрать из экипажа атомной подводной лодки членов КПСС, то он не представляет, как можно обеспечить выполнение тех задач, которые решаются на корабле. Он высоко оценил действия коммунистов, вокруг которых сплачиваются экипажи кораблей, лодок.

М. Сурков. Мне представляется, что демократизация партийной работы в армии— это прежде всего наибольший коллективизм, учет различных мнений, оказание помощи командирам в создании благоприятного микроклимата в воинском коллективе. Безусловно, мы будем стремиться к тому, чтобы партийные организации ушли от той функции, которая одно время им предназначалась. Я имею в виду раздражавшие людей одергивания, угрозы взысканий, персональных дел. Хотя вместе с тем демократизация предусматривает и поддержание соответствующей партийной дисциплины в рамках Устава КПСС. Конечно, партийные организации в армии будут взаимодействовать самым тесным образом со всеми общественными движениями и организациями, которые действуют в рамках сегодняшней Конституции СССР.

Вопросы радио «Свобода». Во-первых, вы, Николай Иванович, сказали о том. что на конференции речь шла о неких проблемах, волнующих Вооруженные Силы. Хотелось бы знать характер этих проблем.

И второй вопрос. В журналистские круги просочились сведения о том, что президент был принят на конференции не очень, мягко говоря, доброжелательно, что были попытки обструкции. Более того, есть сведения, я повторяю, они неточные, о том, что президенту был предложен месячный срок для более четкой ориентации своих политических взглядов. Так ли это?

Я. Шляга. О каких проблемах шла речь на конференции? Вы знаете, что в Советских Вооруженных Силах осуществляется военная реформа, выводится значительный контингент войск из стран Восточной Европы, Монголии. Это создает большие трудности с обеспечением военнослужащих жилой площадью в тех регионах, куда они прибывают. Вот, пожалуй, один из самых больных вопросов, который вызывал острую обеспокоенность делегатов конференции. В настоящее время около 195 тысяч семей офицеров, прапорщиков, военнослужащих сверхсрочной службы, мичманов не имеют жилой площади.

Дополнительные трудности, о которых говорили делегаты, заключаются и в том, что в ряде регионов обострились межнациональные отношения, которые так или иначе сказываются и на выполнении своего долга воинами армии и флота. Так, осложнилась прописка офицеров и трудоустройство их жен в Прибалтике, Закавказье, Молдове.

Остро ставилась проблема воспитания личного состава. Криминогенная обстановка, которая сложилась в стране, затронула и Вооруженные Силы, поскольку они неотъемлемая часть общества.

Что касается второго вопроса, то президент нашей страны М. С. Горбачев был принят делегатами конференции очень тепло, никакой обструкции, никаких негативных проявлений в его адрес на конференции не было. Все вопросы Михаилу Сергеевичу — и те, которые задавались от микрофонов, и в записках — носили доброжелательный, конструктивный характер.

М. Сурков. Я тоже не знаю, откуда эта информация — о якобы настороженном, прохладном отношении к президенту. У нас есть стенограмма, магнитофонные записи всех выступлений, и мы вполне откровенно и честно вам заявляем, что этого не было.

Вопрос американского журналиста. Обсуждали на конференции вопросы, связанные с армейской молодежью, с январскими событиями в Вильнюсе? Какие выводы вы сделали из этого обсуждения?

Н. Шляга. В контексте реформирования политорганов в армии и на флоте создается целостная структура подразделений, занимающихся работой с молодежью. В Главном военно-политическом управлении и военно-политических управлениях видов Вооруженных Сил, родов войск, округов, групп войск и флотов будут функционировать отделы такого профиля, в других звеньях — отделения, сектора и группы. В армии, как известно, основным контингентом являются молодые люди. Странно было бы, если бы этот вопрос не нашел отражения на Всеармейской партийной конференции. Он затрагивался и в докладе, и в выступлениях делегатов, и в принятых директивных решениях нашей первой конференции.

Что касается второй части вашего вопроса, то в прямой постановке он не выносился и не обсуждался. Хотя, как я уже отмечал, делегаты с озабоченностью говорили об обострении межнациональных отношений в ряде регионов страны. Для нас этот вопрос весьма актуален, поскольку в армии и на флоте в настоящее время проходят службу воины более 85 национальностей.

М. Сурков. Я хотел бы напомнить о событиях в Тбилиси двухлетней давности. Комиссия под руководством народного депутата СССР А. Собчака сделала выводы, в которых полностью обвинила в случившемся Советские Вооруженные Силы. Это стало известно во всем мире. А через два года было опубликовано заключение Генерального прокурора СССР Н. Трубина, которое полностью опровергает то, что говорил Собчак на II съезде народных депутатов. Но новость осталась незамеченной, ее опубликовали только «Красная звезда» и «Советская Россия». Поэтому я не хотел бы уподобляться Собчаку, давать скоропалительное заключение по январским событиям в Вильнюсе. Для этого есть депутатская группа, Прокуратура СССР. Они разберутся и доложат, кто виноват и в чем.

Вопрос радиостанции «Би-би-си». На пресс-конференции во время работы внеочередного съезда народных депутатов России представитель Демократической партии России сказал, что он согласовал уже с генералом Кобецом, который возглавляет комитет обороны при Верховном Совете РСФСР, возможность создания в армии ячеек этой партии. Он так же, как и вы, сослался на закон об общественных объединениях. Как вы к этому относитесь? Если такие организации будут создаваться, к чему это приведет?

Я. Шляга. Российской армии нет, есть Советская Армия, Советские Вооруженные Силы. Товарищ Кобец Вооруженными Силами нашей страны не руководит, а руководит министр обороны и Верховный Главнокомандующий — президент СССР. Да, закон об общественных объединениях не запрещает создание разных партийных структур. Пока их в армии нет. Будут ли они возникать? Это покажет жизнь, время.

М. Сурков. Небольшое дополнение. Мы за взаимодействие с теми партиями, деятельность которых не противоречит законодательству. А ведь немало таких лидеров, которые, выступая на митингах, призывают к суду над КПСС, физическим расправам над коммунистами. Мы-то не призываем к аналогичным действиям по отношению к своим политическим оппонентам. Поэтому лично я как коммунист, как секретарь парткома буду делать все от меня зависящее, чтобы такие экстремистские структуры с агрессивно настроенными лидерами не появлялись в армии. Будем показывать их истинную сущность, их лицо, вскрывать их истинные намерения. Но без призывов к суду над ними. Пусть люди сами убедятся, что стоит за красивой оболочкой их лозунгов и программ.

Вопрос газеты «Красная звезда». Михаил Семенович, на первом съезде народных депутатов СССР вы обратились с запиской к Михаилу Сергеевичу Горбачеву о недопустимости использования армии в решении межнациональных конфликтов. Не изменилась ли сегодня ваша точка зрения как секретаря Всеармейского партийного комитета?

М. Сурков. Нет, не изменилась. Я считаю, что армия не должна использоваться против своего народа. Правда, сегодня возникла новая ситуация, когда в различных регионах создаются незаконные вооруженные формирования, которые имеют значительный запас оружия и боеприпасов. Наверное, было бы опрометчивым поручать неподготовленным людям разоружать их. Воевать с безоружным народом армия не должна, это мое глубокое убеждение, а вот оказывать необходимую помощь внутренним войскам в выполнении Указа президента о разоружении незаконных вооруженных формирований армия могла бы.

Вопрос-уточнение с места. Николай Иванович, вы сказали, что армейские организации КПСС готовы сотрудничать со всеми общественными организациями и партиями, которые действуют в рамках Конституции. С какими именно общественными организациями вы считаете возможным сотрудничать?

Н. Шляга. В Программном заявлении XXVIII съезда партии четко сказано, с кем и по каким направлениям КПСС будет сотрудничать. Что же касается нахождения соприкосновения точек зрения по отдельным проблемам, то мы можем определиться тогда, когда эти партии опубликуют свои программы, обнародуют свои конечные цели. Пока же они только критикуют недостатки, допущенные в ходе перестройки, обвиняя во всех грехах КПСС.

Вопрос агентства «Студинформ». Михаил Семенович, вы говорили о недопустимости вмешательства армии во внутренние дела страны. Как вы тогда прокомментируете действующий Указ президента о совместном патрулировании улиц и городов армией и представителями милиции?

М. Сурков. По-моему, никто из честных людей не ощущает на себе каких-то неудобств от совместного патрулирования. Больше всего это нервирует уголовные элементы, они пускай и переживают. А порядочные люди ущемленными себя не чувствуют. Их никто не проверяет, не преследует. Патрулирование введено для того, чтобы охранять честных, порядочных граждан, и мы полностью поддерживаем эту акцию президента. Противоречия между предназначением армии и временным ее использованием для поддержания порядка на улицах я не вижу. Надо отдавать себе отчет, сколько оружия оказалось в руках у уголовных элементов, сколько вооруженных формирований возникло в последнее время.

Вопрос газеты «Вечерняя Москва». Очень часто приходится слышать из уст руководителей армии об антиармейских настроениях в печати. Но ведь печать не критикует солдат, лейтенантов и прапорщиков, мичманов и даже подполковников и полковников. Есть узкий круг руководителей армии, их можно пересчитать по пальцам, которые подвергаются критике. Другое дело — обоснованной или нет. Но отождествлять эту критику с антиармейскими настроениями, видимо, было бы неправильно.

М. Сурков. Позвольте не согласиться с вами. Кампания в прессе, кстати, довольно активная, шла не против лично маршала Д. Язова или генерала М. Моисеева, а против всей Советской Армии. Разве мало примеров, когда печать называет наших солдат «оккупантами», «захватчиками», «убийцами», подсчитывает, сколько мирных жителей убили или избили саперными лопатками. Давайте говорить об этом честно. Есть издания, которые чуть ли не специализируются на очернении, оплевывании армии. Я могу сослаться на свой пример. Ко мне однажды обратился с просьбой об интервью «Мегаполис». Я согласился. И вот появляется материал «Пять уроков этики», где утверждается, что Сурков в гостинице «Москва» занимает два номера. Но ведь у Суркова нет в Москве квартиры и, согласитесь, две взрослые дочери не могут жить с отцом и матерью в одной комнате гостиницы. Что якобы Сурков угрожал народному депутату СССР Белозерцеву, который объявил о вводе войск в Москву, поймал его в коридоре и сказал: «Белозерцев, вот на тебя целая пачка бумаг, ты за это ответишь». Я иду к Белозерцеву, тот опровергает: «Да я такого никогда не говорил». Разве это не подрыв авторитета депутата — генерала, коммуниста?

Вопрос газеты «Радикал». Если армия лишится партийных офицеров, естественно, ничего хорошего не получится, ведь армия без командиров — это толпа, а коммунисты среди офицеров составляют сегодня 80 процентов. Речь не о том, чтобы их оттуда убрать. Как вы смотрите на то, чтобы остановить их членство в партии на период службы?

Я. Шляга. У нас в армии рейтинг КПСС очень высокий. Самой авторитетной партией в Вооруженных Силах является КПСС. Это не только мои слова, это подтвердили 1026 делегатов от более чем миллиона коммунистов армии и флота на первой Всеармейской партийной конференции. В порядке информации хотел бы сказать, что в ходе отчетно-выборной партийной кампании в армии и на флоте не распалась ни одна первичная организация КПСС. Не было у нас ни одного случая и их самороспуска. Есть ли случаи выхода из КПСС среди армейских коммунистов? Не буду скрывать: есть. Но количество принятых в КПСС за прошлый и три месяца нынешнего года значительно превышает количество вышедших из наших рядов. Только после XXVIII съезда в армии и на флоте в КПСС принято 35 тысяч человек. Количество принятых в КПСС в первом квартале текущего года увеличилось на 50 процентов по сравнению с таким же периодом прошлого года. В партию вступают молодые офицеры, прапорщики, мичманы, военнослужащие сверхсрочной службы. Это люди, которые будут определять завтрашний день Вооруженных Сил СССР.

Вопрос газеты «Рабочая трибуна». Известно, что за несколько последних месяцев около восьми тысяч человек в Вооруженных Силах по разным причинам либо приостановили свое членство в КПСС, либо вышли из ее рядов. Эта цифра представляется довольно значительной. Каково ваше отношение к этому процессу? Он вызывает тревогу, беспокойство, или вы считаете это нормальным явлением?

М. Сурков. Безусловно, эта проблема волнует Всеармейский партийный комитет. Мы тщательно выясняем, кто выходит из партии, по каким причинам. Сначала давайте уточним, кто выходит из партии. Как правило, это рабочие и служащие армии. Они дают самый высокий процент. Но, как вы понимаете, не эта категория определяет лицо Вооруженных Сил. Конечно, есть среди выбывших офицеры и прапорщики. Многие из них по различным проступкам, отношению к службе заслуживали сурового партийного взыскания. И вот накануне принятия по ним решения выходят из КПСС, объясняя этот шаг политическими мотивами. Означает ли это, что среди военнослужащих нет лиц, которые выходят из партии по убеждениям? Такие люди тоже есть. Мы с ними работаем, но решать — быть в партии или не быть— это право каждого человека.

Вопрос-уточнение с места. Есть ли в Вооруженных Силах парторганизации, не перечисляющие партвзносы? Есть ли должники среди коммунистов-военных?

М. Сурков. Остро проблема по уплате партийных взносов сегодня в армии не стоит. Подавляющее большинство коммунистов регулярно уплачивают членские взносы, где бы они ни находились — в любых точках Советского Союза или за рубежом. Должники, безусловно, есть и, как правило, из тех, кто запланировал свой выход из партии. Их численность совсем незначительная.

Заседание Секретариата ЦК между тем продолжалось.

Робко подняла руку миловидная женщина — тоже пять часов ждала, чтобы произнести несколько фраз. А ведь должность у Рахимовой немалая заместитель председателя Кабинета министров СССР. Вопрос о ветеранском движении — очень важный вопрос, произнесла она. И все, что она здесь услышала, непременно доложит своему руководству. Тут уж меня пот прошиб. Получается, что заместитель председателя Кабинета министров страны сама ничего решить не может, и ее задача, как у инструктора ЦК — рассказать об увиденном и услышанном заведующему сектором?

Обсуждения наиважнейшего вопроса не получилось. Из секретарей ЦК только двое — Купцов и Мельников — участвовали в дискуссии. Купцов выступил не очень ярко, хотя обычно ему был свойствен реализм, хорошее знание жизни, смелость и независимость суждений. Видно, все выговорились при обсуждении предыдущих вопросов. Мельников ухватился за фразу Шляги — приближается пятидесятилетие разгрома немцев под Москвой, и празднование этой даты могло бы содействовать сплочению всех горожан, если, конечно, они позабудут распри.

Желающих выступить больше не было. Завершая обсуждение, Шенин польстил ораторам: не знаю, как мои коллеги, а лично я словно побывал в мире мудрых мыслей. До чего же талантливы наши люди! Обратившись ко мне, Олег Семенович высказал пожелание: в сообщении для печати надо сказать, что в результате заинтересованного обмена мнениями и с учетом высказанных секретарями ЦК предложений утверждены меры, направленные на укрепление связей и взаимодействия партийных комитетов с организациями ветеранов войны, труда и Вооруженных Сил СССР. Что имел в виду Олег Семенович, видно, знал только он один.

Рассказывая о предпоследнем заседании Секретариата ЦК, не могу не отметить весьма существенной детали. Я стал свидетелем поистине исторического факта, поскольку на этом заседании состоялось последнее утверждение партийных кадров. Думаю, их имена должны войти в историю. Называю для будущих исследователей последних дней ЦК КПСС фамилии партийных работников, вызванных для утверждения на Старую площадь седьмого августа— на последнем заседании тринадцатого августа кадровые вопросы не рассматривались. Первые секретари Иркутского обкома партии Спирин и Нарынского обкома Кыргыстана Искаков завершили список кадров, подлежавших утверждению в ЦК КПСС. Они были последними, кого вызывали для этой цели в Москву.

Заседание Секретариата закончилось около девяти часов вечера. Когда я уходил из зала, ни одного главного редактора партийных изданий там уже не было. Те, кто помоложе, смылся во время первого перерыва, более дисциплинированные, работавшие раньше в аппарате — после второго. Длинные заседания выдержать было трудно. Особенно тем, кто возглавлял государственные службы информации— сугубо внутрипартийные дела для них не представляли особого интереса.

Первым вопросом обычно проходило утверждение кадров. Почти у каждого первого секретаря обкома спрашивали, как обстоят дела с оттоком из партии. Интересовались причинами, просили назвать статистику. Владимир Антонович Ивашко нередко вспоминал карикатуру в «Крокодиле»:

— Сейчас модно все сваливать на партию. Я вот недавно такой рисунок видел: сидит рыбак на берегу, закинул удочку и ждет. А под рисунком подпись: «Если не клюнет, сразу же выйду из партии!»

Первый раз это было свежо. А потом стало повторяться. Мы уже наперед знали, какая и когда последует шутка. И если возникала заминка с принятием какого-либо документа, дружно подсказывали заместителю генсека:

— Повесить вопрос на третий гвоздик!

— На третий? — переспрашивал Владимир Антонович. — А может на второй? Хотя нет, вы правы — на третий. Время для его принятия еще не пришло.

«Повесить на третий гвоздик»— значит снять с рассмотрения, перенести на другой срок.

В июле 1991 года Ивашко пришел к нам в гостиницу «Октябрьская» на встречу с иностранными и советскими журналистами по итогам только что закончившегося пленума ЦК. Мы тогда не подозревали, что это был последний пленум и последний приход к нам заместителя Генерального секретаря.

У меня сохранилась стенограмма его единственной пресс-конференции, состоявшейся в конце 1990 года в пресс-центре ЦК по итогам встречи руководителей левых партий стран Центральной и Восточной Европы, тоже оказавшейся последней. Трудно было Владимиру Антоновичу, сугубому «внутреннику», полгода назад переехавшему в Москву из Киева, говорить по таким щекотливым вопросам, как крах коммунистических партий в дружественных социалистических странах. А может, в этом был как раз некий умысел, что именно ему, провинциалу, мало сведущему в' международных вопросах, поручили заявить о капитуляции? Впрочем, судите сами.

После окончания первой и последней встречи приехавших в Москву лидеров левых партий стран Центральной и Веточной Европы состоялась их пресс-конференция для советских и иностранных журналистов.

Болгарскую социалистическую партию представлял заместитель председателя Президиума Высшего совета БСП Любомир Кючуков, Венгерскую социалистическую рабочую партию — председатель Дьюла Тюрмер, партию Демократического социализма Германии — ее председатель Грегор Гизи, социал-демократию Республики Польша — председатель Главного Совета партии Александр Квасьневский (избранный в 1996 году президентом Польши), Коммунистическую партию Советского Союза— заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС Владимир Ивашко, Коммунистическую партию Чехословакии — ее председатель Павол Канис.

Вопрос. Как вы оцениваете встречу в Москве?

В. Ивашко. Встреча руководителей левых партий стран Центральной и Восточной Европы имела своей целью проанализировать видение партиями ситуации как в каждой стране, так и в каждой партии, обсудить те изменения, которые произошли и происходят в Восточной Европе, и связанные с ними проблемы будущего левых сил. Мы уделили значительное внимание вопросам, связанным с единой Германией, продвижением к единой Европе. Всем известно, что изменения, которые происходят в ряде этих стран, сопровождаются нестабильностью обстановки. Что этому могли бы противопоставить левые силы?

Мы говорили о проблемах сотрудничества партий — участниц встречи в новой обстановке. Естественно, детали разговора передать в коротком сообщении трудно. Встреча ведь продолжалась два дня.

Она проходила, на мой взгляд, исключительно демократично. Каждый высказывал свою точку зрения. Была дискуссия. С чем-то участники встречи соглашались, против чего-то возражали. Это нормальный демократический процесс, и он свидетельствует о тех демократических изменениях, которые происходят внутри партий и в отношениях между партиями.

Мы пришли к выводу о том, что такие встречи исключительно полезны. Вероятно, их надо проводить чаще и в разной комбинации: в таком же кругу, более широкие, хотя мы на этот раз не ограничивали круг участников и у нас были наблюдатели, которые тоже принимали активное участие в проведении встречи.

Мы говорили о некоторых проблемах, которые нам можно было бы решать сообща. Это — дело, естественно, будущего. Но надо подумать и о совместных научно-теоретических исследованиях, и единстве акций, касающихся тех или иных конкретных событий, и о многом другом, разумеется, на совершенно добровольной демократической основе.

(Принимающие участие в пресс-конференции участники встречи поддерживают оценку встречи, данную В. Ивашко.)

Вопрос. Будет ли новая организация.типа Коминтерна? Обсуждались ли проблемы экономического сотрудничества?

Д. Тюрмер. В ходе нашего разговора мы не затрагивали вопрос о том, нуждается ли рабочее движение в организации. Считаем, что в создании постоянной организации для сотрудничества нет необходимости. Те формы, о которых сегодня шла речь, достаточно гибки для того, чтобы обменяться информацией, ОПЫТОМ, делегациями. Но мы признали необходимым создать новые формы сотрудничества — на базе принципов уважения суверенитета, независимости каждой партии, невмешательства во внутренние дела отдельных партий, без какой-то внешней опеки по отношению к отдельным партиям.

Относительно экономических вопросов. Все мы признали, и наша партия в том числе, что, несмотря на изменения, которые произошли в Совете Экономической Взаимопомощи, и на то, что Варшавский Договор находится практически на стадии роспуска, взаимная зависимость наших стран остается объективным фактором. И наша партия видит свой долг в том, чтобы служить национальным интересам Венгрии. Поэтому мы и ставили вопрос о расширении экономических, хозяйственных контактов сотрудничества в различных областях. Я думаю, что наши партии таким образом могут способствовать осуществлению своих национальных интересов. И еще один момент: мы можем способствовать расширению межгосударственных контактов тем, что улучшаем политическую атмосферу, которая существует в отношениях наших стран. Если эту задачу мы выполним, то можно считать, что не зря приехали сюда.

П. Канис. Компартия Чехословакии тоже не предполагает создания какого-то международного органа или организации. Что касается экономической проблемы, то мне кажется, что все наши страны имеют сходнук) ситуацию. Хотя наши партии действуют в разных условиях, нет сомнений в том, что нам надо вместе решить некоторые концептуальные проблемы перехода к рынку.

В. Ивашко. Действительно, вопрос о каком-то новом Коминтерне или другой международной организации не поднимался и не обсуждался на встрече вообще. Речь шла о действиях левых сил в специфических условиях каждой страны, о товарищеских взаимоотношениях между партиями, о взаимообмене информацией, о взаимопомощи на паритетных основах без всякого нового организующего начала.

Что касается вопросов экономики, то они пронизывали всю встречу в том или ипом аспекте. В этом ничего удивительного нет. Ведь партия, которая не имеет своей социально-экономической политики, достаточно сильной и привлекательной, просто никому не нужна. Поэтому естественно, что представителей наших партий интересовал анализ будущего Восточной Европы в крупном плане. Каково опо в условиях сложившихся производственных связей, в условиях того мирового рынка, который сейчас существует?

Общим, как уже сказал товарищ Канис, для всех нас, для наших стран является то, что переходим к рыночным отношениям в экономике. Это порождает и будет порождать на протяжении длительного времени новые социальные проблемы, у одпих одни, у других — другие, но будут они обязательно. И с этим, как я понял, все согласны. Не могут же земли на востоке объединенной Германии, входившие раньше в состав ГДР, и те люди, которые там живут, по мановению волшебной палочки интегрироваться в совершенно новую экономическую систему. Естественно, там будут социальные вопросы. У нас они очень тесно сплетаются с вопросами национальными, с вопросами, связанными с судьбой Союза республик. В каждой стране есть свои особенности. Но есть и общие тенденции, которые живо обсуждались па этой встрече.

Г. Гизи. Мы действительно имеем общую историю, и я считаю очень важным постоянно обращаться к ней. Что касается создания международной организации левых сил или чего-нибудь подобного, то такой вопрос вообще не поднимался.

Об экономических вопросах. Многие промышленные предприятия на территории бывшей ГДР жили за счет экспорта из стран Восточной Европы. Этот экспорт сейчас драматически сокращается, особенно после создания валютного союза, потому что условия платежей совершенно изменились. Однако э-то означает тяготы не только для других европейских государств, это означает трудности и для восточных земель Германии. Потому что вследствие сокращения заказов возникает неполный рабочий день, нередко даже остановка предприятий. Конечно, мы говорили о том, каким образом можно предотвратить рост безработицы и закрытия предприятий.

A. Квасьневский. Мы не говорили ни о какой официальной структуре, напоминающей бывший Коминтерн. Все наши левые партии оказались сейчас в очень сложном положении, поэтому первая задача для нас — как интегрировать их в наших странах, как договориться с другими партиями и движениями, которые близки нам. Вторая— добиваться, чтобы контакты, отношения между нашими партиями были откровенными и эффективными, как этот диалог, состоявшийся в Москве.

Л.Кючуков. Мы приехали сюда, чтобы не обособляться коллективно от других. Наоборот, наши интересы, интересы Болгарской социалистической партии — открыться социалистическим, социал-демократическим партиям как в нашей стране, так и в Европе, в целом открыться Социалистическому интернационалу.

Вопрос. Какова судьба социализма в Европе?

B. Ивашко. Вопрос, я думаю, прост по сути своей. Применительно к любому региону, где живут люди труда, социализм не утратит актуальности. Один мой близкий товарищ считает, что идеи социализма первым провозгласил Иисус Христос в Нагорной проповеди. И до тех пор, пока живут люди, которые своим трудом зарабатывают на хлеб насущный, будут существовать социалистические идеи.

Другое дело, что понимать под социализмом. Я думаю, это вопрос не пресс-конференции. Это вопрос науки и политики. Мы сегодня, во всяком случае в этом кругу, понимаем под социализмом совсем не ту модель, которая культивировалась на протяжении последних десятилетий и по ряду параметров отходила и от марксизма, и от ленинизма. Когда придут к власти партии социалистической ориентации в Восточной Европе? Такой вопрос задается довольно часто.

Боюсь, что на него сегодня не ответит никто. История свидетельствует, что варианты могут быть самые разные: от резкого полевения масс до, наоборот, временного прихода к власти какого-то нового типа тоталитаризма. Прогнозировать ситуацию, да еще применительно ко всей совокупности стран, по-моему, дело не обоснованное ни научно, ни политически. Социалистическая же идея — это мое глубочайшее убеждение — бессмертна. И лучшего пока человечество не придумало. Конечно, те или иные элементы социализма в разных странах называют по-разному, но это уже другой вопрос.

Вопрос. О нашумевших миллионах Партии демократического социализма.

Г. Гизи. Думаю, что мы имеем дело с очень хорошо организованной провокацией. Я надеюсь, что скоро мы сможем внести определенную ясность.

Прошу иметь в виду усилившуюся политическую борьбу против нашей партии, попытки отнять у нее все имущество и полностью исключить ПДС из политической жизни. На встрече была высказана мысль о солидарности с нашей партией. Мы ценим это.

Вопрос. О будущем Варшавского Договора. Шансы левых партий.

В. Ивашко. Специально вопрос о Варшавском Договоре на встрече не обсуждался, хотя в ряде выступлений и затрагивался. На встрече констатировалась ситуация, существующая реально, исходящая из межгосударственных соглашений, которые всем хорошо известны. Каких-то суждений, которые шли бы вразрез этим соглашениям, я не уловил.

Д. Тюрмер. Мы думаем, Венгрия переживает переходную и незаконченную эпоху. Вопрос о том, каким путем она пойдет, еще не решен. Мы считаем, что перед Венгрией, перед венгерским обществом два пути: концепция буржуазного развития или второй вариант, и за него мы выступаем, — это создание современного коллективного общества, которое базируется на смешанных формах собственности, на регулируемом рынке, а также на демократических и политических институтах. Мы думаем, что в ближайшие годы этот вопрос решится. Выборы в сентябре этого года показали, что значительная часть людей еще не приняла окончательного решения, не голосовала за возврат к капитализму, но и не выступала против него. Это большой резерв для левых сил. Мы смотрим на наше будущее реалистически, но в целом оптимистично.

П. Канис. Употребление старых значений понятий «левые» и «правые» осложняет восприятие новых процессов в наших странах. На мой взгляд, основанием для того, чтобы определиться, какого толка коммунистическая партия — левого или правого, должно быть уточнение ее места и роли государства в обществе. В Чехословакии многие партии, в том числе и наша сегодня, — конгломераты различных сил. Все эти партии и движения должны пройти еще сложные исторические процессы. Наша партия только одна из всех левых сил заняла место в парламенте, преуспела в выборах в Чешской и Словацкой республиках. Мы — партия, которая была бы адекватна процессу перехода от административно-директивно-партийно-государственной системы к обществу, которое должно стоять на принципах плюралистической демократии и рынка.

Понимание образа и сути плюралистической демократии рынка у нас и, например, у социал-демократии или политических партий, которые у власти, различное.

Вторая сила — это социал-демократия и клуб «Возрождение». В них те, кто был изгнан из коммунистической партии в 1968 году. Социал-демократия и «Возрождение» хотят объединиться. Я думаю, что это произойдет в марте будущего года.

И третья сила — демократическая левая. Она состоит из многих маленьких организаций и групп.

Эти три организации мы характеризуем как составную часть левых сил в Чехословакии. Нам кажется, что процесс перемен после 17 ноября начался не под лозунгом капитализма, а настоящего социализма. Мы надеемся, что в ближайшее время шансы для левых сил будут больше, чем сейчас.

Г. Гизи. ФРГ, как известно, не является членом Варшавского Договора. Перед ПДС стоит задача добиться роспуска НАТО для того, чтобы в Европе могли возникать совершенно новые структуры безопасности и исчезло блоковое мышление.

Еще несколько слов о том, что мы понимаем под «левыми». Я бы сказал так: «левые»— это люди, которые все еще мечтают о социально справедливом мире, но для этого должны проводить очень напряженную реалистическую работу.

А. Квасьневский. То, что происходит в Польше, да и в других странах тоже,— это процесс. И мы находимся в какой-то переходной точке, не дошли до конца пути. А там я вижу партии с программами, с ясными различиями между партиями — левыми, правыми и т. д.

Для всех левых сил в Польше, да и не только в Польше, самый главный вопрос теперь — быть партией прошлого или будущего. Социал-демократия у нас возникла из Польской объединенной рабочей партии, и много людей смотрят на нас, как на партию, которая связана только с прошлым, и прежде всего с тем прошлым, у которого было много ошибок, политических трагедий и т. д.

Какой быть партии будущего — вот в чем главный вопрос. И отвечать на него надо. Его уже ставят сейчас, во время больших экономических перемен в Польше. Думаю, он будет возникать и впредь. Всегда будут актуальными вопросы социальной справедливости, социальной защиты людей, которые не имеют капитала, а живут работой своих рук и ума. И место для социализма, социалистической партии, идеалов социализма будет. Правда, практика может быть разной. Она будет зависеть от условий в тех или иных странах.

Сегодня большинство польского народа оценивает прошлое в основном в черных цветах. Для нас, конечно, задача справедливо оценить прошедшие 45 лет, когда левые силы руководили Польшей. И второе. Надо представить такую программу— экономическую, политическую,— которая добавляла бы общественной поддержки левым партиям, левым силам.

Я бы сказал очень коротко так: новые политические силы — правые силы в Польше — строят капиталистические отношения. Наша задача — как левых сил — делать все, чтобы этот капитализм был с «человеческим лицом».

Л. Кючуков. Я начну с того, что до недавнего времени мы как будто находились в плену моносимволов. Мы были монопольной партией, имели монопольное положение в обществе и любили в основном монолог. У нас не было контактов с другими силами общества. Сейчас у нас нет претензий на монополию, что касается левой идеи. Мы готовы сотрудничать со всеми остальными левыми силами.

Я хотел бы еще остановиться на той специфике, которая присуща Болгарии. Как правящая партия, Болгарская социалистическая партия имеет трудную задачу осуществить переход от централизованной экономики тоталитарного общества к рыночной экономике со всеми сопровождающими этот период трудностями: падением производства, ростом инфляции, безработицей, ухудшением уровня жизни.

Но мы думаем, что по мере дальнейшей дифференциации общества будет происходить расширение социальной базы левых сил, в том числе и социальной базы для нашей партии. А все остальные политические партии найдут свою естественную социальную базу.

Вопрос. Какова судьба партийного имущества?

В. Шашко. Есть люди, которые очень бы хотели сначала сбросить на обочину, а потом вообще уничтожить Коммунистическую партию Советского Союза. Для этого не гнушаются никакими средствами. В частности, используют слухи относительно каких-то астрономических сумм в банках, подзуживают людей: вот бы эти суммы забрать «на благо народа»!

Суммы эти сформированы за счет членских партийных взносов и доходов от издательской деятельности. О точном размере их можно прочесть в докладе Η. Е. Кручины на XXVIII съезде КПСС. После съезда денег стало не больше, а гораздо меньше. Мы 500 миллионов рублей перечислили в фонд ликвидации последствий Чернобыльской аварии.

В какой-то газете я прочитал недавно такую сентенцию: мол, переход к рыночным отношениям вызовет большие сложности, вот если бы КПСС отдала свои деньги, людям бы стало намного проще жить. Если разделить все деньги, имеющиеся на счетах у партии, пожалуй, выйдет 16 рублей 30 копеек на человека. Спасет ли это кого-нибудь?

Мы называем сумму средств, которыми располагаем. Многие другие ее не называют. А в условиях рыночной экономики самой большой тайной станет коммерческая, финансовая. Зайдите в любую фирму на Западе и попросите показать их бухгалтерские книги. Что вам ответят? Естественно, не покажут, если нет специального судебного или иного распоряжения. Но мы откровенно говорим о нашем имуществе. Данные напечатаны во всех газетах. Это делается не в экономических целях. Это делается в политических целях.

Когда возник вопрос с перечислением денег, принадлежащих ПДС, я разобрался в этих делах. КПСС вообще никогда не имела инвалютного счета. Никогда. До этого года. А в этом году открыла его. И там лежало месяц назад около двух миллионов инвалютных рублей. А нам нужно значительно больше для того, чтобы газеты выходили: они печатаются в основном в типографиях, принадлежащих партийным издательствам, партийным комитетам, и для производства многое надо покупать, в том числе за валюту.

Вопрос. На какие средства существуют сейчас левые партии?

Д. Тюрмер. Венгерская социалистическая рабочая партия находится в очень удобном положении. Нам не надо было думать, как распоряжаться старым имуществом, — в силу специфического развития Венгрии от имущества старой партии ВСРП ничего не досталось. Точнее, поделились мы с социалистической партией по-братски: им достался капитал, а нам остался Маркс. Нов общем-то мы довольны.

Итак, мы начали с нуля и живем за счет взносов членов партии, за счет тех, скажем, денежных подарков, которые иногда вносят даже не члены партии. Я такой пример приведу. Накануне сентябрьских выборов пришел один частник, небольшим заводом владеет, и сказал: «Я вас ненавижу, но родился я при этом, точнее, при старом режиме, и я знаю, чем ему обязан, и потому хочу умереть с чистой совестью. Вот вам 100 тысяч форинтов».

Специальных связей у нас с другими партиями нет. Мы и не просим, и не принимаем денежных средств от других партий.

П. Канис. Мы в Чехословакии самая большая партия. Только после семнадцатого ноября вступило больше 15 тысяч человек. Мы открыто говорим, что мы сейчас еще и самая богатая партия. Однако в федеральном собрании уже предложен проект закона о национализации нашего имущества. Перед тем как приехать в Москву, я написал в письме президенту, что проблему имущества нашей партии надо решать политическим договором, а не конституционным законом. (Такой закон позже был принят в ЧСФР. — Я. 3.).

Мы хотим эту проблему решить открыто, потому что строим новую партию и хотим, чтобы это была партия серьезная, делала серьезную политику. Из всего имущества, которое имела наша партия, мы уже много отдали, часть взяло государство.

В. Ивашко. Относительно источников финансирования партии и ее собственности хочу сказать следующее. В обществе распространен феномен— многие значительно больше говорят, чем читают и думают. Давайте подумаем. У Михаила Булгакова есть литературный герой по фамилии Швондер, который считал, что у любого можно отнять все что угодно. Так действительно было в нашей стране, Швондер — собирательный образ. Это привело ко многим негативным последствиям. Давайте подумаем, запомнив Швондера, почему западный капитал не бежит в страны Восточной Европы?

Вот, скажем, в той же Чехословакии. Побежал крупный западный капитал, понес вложения? И не думает. Даже средний капитал не едет со своими вложениями. С товарами— да, выкачивать деньги, пожалуйста. Капитал не несут. Почему? По многим причинам, в частности и потому, что нет уверенности в стабильности. И чего нести туда, где у любого, кто бы то ни был, могут все отнять под любым предлогом?

У нас до нынешнего года примерно три четверти областных партийных организаций были дотационными, убыточными. Примерно четверть — прибыльными. ЦК Компартии Украины, где я работал первым секретарем, в прошлом году внес в общепартийную кассу 55 миллионов рублей. Это то, что у нас превышало доходы над расходами. На следующий, 1991 год Украина попросила дотацию·— 100 миллионов рублей, договорились на 80 миллионах. Партия уменьшилась. Правда, здесь кто-то сказал — катастрофически. Не вижу пока катастрофы. Да, у нас за десять месяцев этого года из партии выбыло 800 тысяч человек. Девятнадцатимиллионная партия, естественно, впитала в себя самых разных людей. Но меня интересует совсем другая цифра. К нам вступило в кандидаты, а уж после XXVIII съезда в члены партии 80 тысяч человек и еще 175 тысяч из кандидатов перешли в члены партии. Вот эта цифра меня интересует больше.

Доходов от издательской деятельности почти не будет по ряду обстоятельств, которые складываются не в нашу пользу. Это и уменьшение тиражей газет, и подорожание полиграфических материалов и тарифов, в том числе и на распространение печати.

Значит, пока мы живем за счет накоплений. Дальше намерены зарабатывать для выполнения своих уставных функций, как это записано в Законе об общественных объединениях.

Г. Гизи. Вы хотите знать, как мы будем в будущем себя финансировать? Конечно, в первую очередь за счет членских взносов, а также тех государственных дотаций, которые предусмотрены законодательством, в данном случае Федеративной Республики Германии.

Будет ли у нас своя экономическая деятельность, сказать трудно. Частично что-то разрешено, частично нет. Основным источником доходов для федеральных политических партий являются пожертвования, обычно не платят за это определенную часть налогов. И это, конечно, для левых партий представляет большую проблему, потому что нет концернов, которые бы поддерживали нас своими пожертвованиями. И тогда стоишь перед выбором — или проводить такую политику, чтобы получать пожертвования от концернов, или же оставаться при своей политике, но без источников пополнения финансов.

Но почему бы нам не создать, так сказать, «красный концерн»? Я думаю, что нам всем придется заново задуматься. Партии должны иметь столько средств в своем распоряжении, сколько нужно для осуществления их политики. В то же время они не должны быть чрезмерно богаты, потому что это вводит в искушение, вызывает негибкую политику, которая исходит как бы из полноты средств.

А. Квасьневский. У меня ответ очень простой, потому что у нас денег уже нет. Несколько дней тому назад польский парламент принял решение о национализации всего, что осталось от ПОРП. Это было политическое решение, не связанное ни с какими экономическими аргументами, тем более что уже несколько месяцев тому назад правительственная комиссия разделила все, что находилось в собственности ПОРП.

Мы надеемся, что в законе все же будет запись о нашем праве использовать деньги, которые складываются из членских взносов прошлых лет. Вопрос экономический для нас — один из самых сложных, самых важных, и поэтому мы говорили здесь, во время московского совещания, что нам надо развивать разные формы экономического сотрудничества, создавать экономические институты, которые помогали бы пам зарабатывать средства, необходимые для политической деятельности. Наша партия, как и ПОРП в прошлом, никогда никаких денег из-за границы не получала, мы не финансируемся ни американским конгрессом, ни Верховным Советом СССР.

Вопрос. Хотят ли левые партии снова прийти к власти?

А. Квасьневский. Думаю, мы все стремимся, чтобы стать когда-нибудь у власти, а теперь в оппозиции немножко отдыхаем.

Г. Гизи. В настоящее время это не является актуальным. Посмотрим, что будет через несколько лет. Мы терпеливые.

Л. Кючуков. Мой ответ на вопрос такой: мы не стараемся вновь прийти к власти, потому что мы сейчас у власти, мы попытаемся ее удержать.

Д. Тюрмер. Мы тоже надеемся прийти к власти, и по секрету скажу, что придем.

П. Канис. Хорошо, если бы возникла возможность участия в коалиционном правительстве.

Однако вернемся к последней пресс-конференции Ивашко по итогам последнего, как оказалось впоследствии, пленума ЦК КПСС. Второе лицо в партии никак не прокомментировало сведения о создании движения демократических реформ Яковлева-Шеварднадзе.

— Поживем — увидим, — сказал Владимир Антонович.

А вот на вопрос о возможном расколе ответил:

— Да, трещина в партии есть. Мы считаем, что иметь свое мнение группа партийцев может, но организационно оформлять фракцию нельзя. Как и записано в уставе.

И тут же рассказал байку о председателе колхоза, которого вызвали в райком «песочить» за финансовые нарушения. «Ты уж держись там покрепче», — напутствовали председателя односельчане: «Буду стоять, пока морды хватит!»— заверил своих земляков председатель колхоза. «Вот и мы так же, — добавил Владимир Антонович, — будем стоять, пока морды хватит. Я имею в виду Секретариат ЦК как центр политического единства».

Крылатую фразу о морде, правда, не совсем понятную, но смешную, подхватили многие газеты, сделав ее заголовком сообщения о пресс-конференции. После этого ЦК продержался всего один месяц.

Владимир Антонович вел заседания живо, интересно. Нередко свои выступления сдабривал различными забавными историями, притчами, побасенками. Видно, его обожали студенты, когда он читал лекции — с таким преподавателем не соскучишься.

Некоторые притчи помнятся до сих пор. Однажды, чтобы остудить пыл полемизировавших, он рассказал такую шараду, предупредив, что разгадать ее — дело непростое.

— Представим себе кафе. Самое обыкновенное. Кооперативное, государственное или частное— не имеет значения. Зашли в это кафе три гражданина. Пообедать или поужинать — все равно. Сели за столик, подозвали официантку, сделали заказ. Официантка принесла все, что просили клиенты. Три гражданина просят принести им счет. Официантка приносит: пожалуйста, с вас тридцать рублей. Поскольку в трапезе участвовали трое, с каждого полагалось по десятке. Что они и сделали. Официантка прошла в свой закуток, проверила счет еще раз и обнаружила, что ошиблась. Трапеза обошлась троим гражданам в двадцать пять рублей. Официантка подозвала ученицу и говорит ей: видишь вон тех граждан, которые собираются уходить? Подойди к ним и верни пятерку сдачи. И подает ученице пять рублей — рублевыми ассигнациями. Ученица направилась к указанным гражданам, а сама себе думает: с чего это она будет отдавать им всю сдачу? Перебьются. И, застенчиво улыбаясь, вручает каждому из троих по одному карбованцу. А два рублика положила в кармашек передника. Граждане сдачу взяли. Значит, каждому трапеза обошлась в девять рублей. Девять умножайте на три. Сколько получаем? Правильно, двадцать семь. Плюс два карбованца осталось в кармашке ученицы. Итого двадцать девять. А было тридцать. Куда девался рубль?

Или вот такая притча.

— В Харькове дело было. В хрущевские времена. Любил Никита Сергеевич всякие совещания, слеты передовиков сельского хозяйства проводить. И, как правило, в Москве. Поездка в столицу в те времена даже для таких больших начальников, как председатели колхозов, была нерядовым событием. И вот собрали человек десять председателей из области и повезли в Москву, Никиту Сергеевича слушать. Приехали в белокаменную, разместились в гостинице. Пришло время ужинать. Спустились в ресторан. Заказали еду, ну и к еде кое-что соответственно. Тогда с этим делом напряженки не было. Приносят закуски, графинчики запотевшие. Налили по одной, по второй. Вот-вот должны горячие блюда нести. Опрокинули по третьей, остатки закусок подобрали. Новичок среди них попался, впервые в Москву приехал. Мнется, вроде хочет сказать что-то, да не решается. Что у тебя там, спрашивают у него. Да вот вроде икру заказывали, но не несут почему-то. Очень хотелось мужику икры попробовать, ни разу в жизни не приходилось. Компания переглянулась. Действительно, вроде икру не приносили. А заказывали ли мы ее, усомнился кто-то. Подозвали официанта. Заказывали, отвечает. Так почему тогда не несешь, если заказывали, повышают голос труженики сельского хозяйства. Да я вроде приносил, оправдывается официант, десять порций было. В специальной посудине, и показывает, в какой именно. Тут один из компании вроде как смутился. Да, говорит, была одна порция, так я ее «з’ів».

Но вернемся к предпоследнему заседанию Секретариата. Шенин, в отличие от Ивашко, баек не рассказывал, председательствовал довольно энергично, и тем не менее просидели до девяти вечера. Назавтра с утра я принялся за подготовку сообщения для печати. Порядок здесь существовал такой. Текст, обычно шесть-семь машинописных страничек, передавался в общий отдел, где его регистрировали, ставили красный штамп. Оттуда отчет попадал Ивашко. Потом его читали другие секретари, и каждый считал своим долгом высказать какие-нибудь замечания. При этом, за исключением, пожалуй, Дзасохова, никто ничего не правил.

Александр Сергеевич иногда вносил серьезные коррективы, как правило, содержательного характера. Со многими из них нельзя было не согласиться, и я с благодарностью принимал их. Но немало было и вкусовщины, субъективизма, замены одних слов другими, которые ничего, кроме изменения строя фразы, не давали. Что же касается других секретарей, то их замечания в основном сводились к подчеркиванию отдельных словосочетаний и резолюциям на полях либо внизу страницы.

Резолюции были примерно такого характера: «Слова «партийные организации и комитеты» повторяются в абзацах №№ 1, 2, 3 на первой странице, в абзацах № 3,4 на второй странице» и т. д. Сначала я ничего не понимал, а потом узнал, что эти тексты секретари сами не читают, а передают помощникам, которые оценивают написанное со своей колокольни. Самое главное правило при подготовке любого аппаратного документа заключалось в том, чтобы не допустить близко стоящих одинаковых слов. Помощники и действовали согласно этому многолетнему правилу.

Напрасно я доказывал, что перед ними не аппаратный документ, а живой журналистский репортаж, написанный по законам этого жанра. На меня смотрели непонимающими глазами. И нередко довольно сурово отчитывали: почему такой-то секретарь, помощником которого был мой собеседник, дается в сообщении перечислением, через запятую, а такому-то отведено два абзаца? Не надо ссорить между собой секретарей, понижая голос, доверительно советовали мне, не надо никого выделять. Отводите каждому равное количество строк, и вами будут все довольны.

«А читатели? — возражал я. — Это же будет скучнейшая протокольная справка. Кто ее одолеет до конца? Репортаж и есть репортаж, он дает возможность высказать свою точку зрения по поводу развернувшейся дискуссии на Секретариате, изложить разные мнения, сопоставить их, сгруппировать вопросы по темам или оттенкам. Вы посмотрите, как пишут газеты о работе сессий Верховного Совета, съездов народных депутатов. Сколько умных наблюдений, выводов, критики, наконец! Авторы не заискивают перед депутатами, а смело и даже иронично препарируют их выступления. Потому эти материалы и читабельны».

Меня терпеливо выслушивали, снисходительно улыбались (ох уж эти журналисты, сколько с ними, капризными, мороки!), и все оставалось по-прежнему.

— Ты, кажется, уже исписался, — сказал мне однажды Дзасохов. — Из твоего текста не вытекает дух обсуждения, не предстает атмосфера заседания.

— Правильно, Александр Сергеевич, — радостно, еще не веря в свою удачу, отвечал я. — Абсолютно верное замечание. Целый год один и тот же человек еженедельно пишет отчеты. Практически об одном и том же. Надо влить свежую струю в это дело. Знаете, что я хочу предложить? Пусть каждая газета самостоятельно пишет о заседаниях Секретариата. «Рабочая трибуна» будет готовить сообщения с точки зрения своей специализации, «Сельская жизнь»— с учетом своей проблематики. Сразу обогатится тематическая палитра, появятся новые оттенки, нюансы. Такое разнообразие, уверен, пойдет только на пользу.

Это была моя мечта-идея. На всех уровнях, от заведующих отделами до заместителя генсека, пытался пробить ее, и все безуспешно. Перспектива присутствия на заседаниях Секретариата ЦК нескольких журналистов не вдохновляла, судя по всему, моих собеседников. Даже в ранге членов редколлегии, редакторов по отделам партийной жизни — людей особо надежных и проверенных. Из прессы на заседаниях могли присутствовать только главные редакторы газет и журналов ЦК КПСС — этому правилу неуклонно следовали и на более позднем, завершающем этапе перестройки.

Общий отдел стоял насмерть: никаких посторонних! Но как можно писать сообщения о работе Секретариата, передавать дух обсуждения вопросов, не бывая там? А вы сочиняйте по предварительным материалам, которые вместе с повесткой заседаний рассылаются. Там и докладные записки есть, и проекты постановлений. Кому они рассылаются? Да хотя бы вашему заведующему отделом.

Идеологическим отделом тогда заведовал Капто. Он распорядился знакомить меня с этими материалами. На их основе я и сварганивал сообщения о заседаниях до их проведения. Лихо получалось. С перечислением выступивших и даже с кратким изложением сказанного. Первый читатель этих материалов, которому я принес текст на визу, рассмеялся: все верно схвачено, хоть ты после этого и Секретариат не проводи. Не знаю, рассказывал ли он об этом случае своим коллегам. Не смеяться бы, а бить тревогу: смотрите, во что превратились наши Секретариаты. Их ход уже заранее предугадывается.

Так я оказался там, где многие мои коллеги, отработав в аппарате не один десяток лет, ни разу не были. До этого на какие только ухищрения не приходилось идти! Например, в начальническом мозгу рождалась такая вот идея: пригласить двух журналистов, одного из «Правды», другого из ТАСС, и пусть они, сидя в цековском кабинете, сочиняют текст о заседании Секретариата. «Но ведь они не знают, о чем писать!»— восклицал я. А пусть им кто-нибудь расскажет, о чем говорилось на Секретариате. Кто, например? Те, кто там постоянно присутствует — работники общего отдела. А еще лучше связать журналистов с теми отделами, которые готовят вопрос на Секретариат. Никто лучше их не знает темы. Приходилось выполнять и такие поручения.

Глава 6. ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Прошу прощения у читателей за отступления, но без них трудно понять обстановку в аппарате ЦК в последний месяц его существования. Перечисление фактов и событий, без увязки их с предыдущими, ровным счетом ничего не даст. Важно знать все причинно-следственные связи конца партийного аппарата.

Подготовив сообщение о заседании, которое вел Шенин, с учетом пожеланий его помощника, я распорядился отправить материал в общий отдел. Вскоре мне позвонили оттуда и сказали, что текст передан на ознакомление Шенину. Еще через некоторое время проинформировали — у Шенина замечаний нет, Олег Семенович просил только показать текст Дзасохову.

Александр Сергеевич сделал незначительные вкусовые правки, их совсем немного, в основном стилистического плана, так что перепечатывать нет необходимости, и материал засылается в ТАСС для передачи партийным газетам. Я облегченно взохнул. Редкий случай, когда все благополучно кончилось, и довольно быстро.

Однако, как показало дальнейшее развитие событий, облегчение было преждевременным. Ближе к вечеру позвонил помощник Дзасохова и сказал, что звонил из Кремля шеф и просил отозвать из ТАСС переданное туда для распространения сообщение. Скоро он вернется на Старую площадь, и мне надо быть к этому времени у него. Придется поработать над материалом.

— А что такое? — растерянно переспросил я. — Он ведь согласился с предложенным вариантом.

— Видно, передумал. Засомневался, стоит ли упоминать о присутствии на Секретариате двух заместителей председателя Кабинета министров, руководителей ведомств. Рассматривались-то в принципе хозяйственные вопросы. А партия ими не занимается. Надо поразмышлять над этим.

Что же, Александр Сергеевич, может, и прав. Я позвонил в ТАСС и сел за второй экземпляр сообщения. Выбросил даже намеки на присутствие министров и их участие в обсуждении вопросов. Правда, фамилии Огаркова и Силантьева оставил, добавив, что по проблемам, связанным с ветеранским движением в стране, состоялся заинтересованный обмен мнениями. И что с учетом высказанных предложений утверждены меры, направленные на укрепление связей и взаимодействия партийных комитетов с организациями ветеранов войны и труда, Вооруженных Сил СССР.

Поздно вечером зашел к Дзасохову с его помощником.

Пробежав глазами новый вариант, Александр Сергеевич засомневался:

— А может, прежний оставим? Хотя ты его уже отозвал. Понимаешь, не нравится то, что вызвали кучу народа — совсем как в старые времена.

— По-моему, председательствующий сознательно шел на это. И хотел, чтобы данное обстоятельство нашло отражение в газетном отчете, — перешел я с нормального на аппаратный язык, которым овладел довольно неплохо. — Я понял так, что именно эту особенность заседания необходимо выпятить. Чтобы на местах, в обкомах и крайкомах, поняли: стал Шенин за главного в ЦК — и соответственно изменился подход к обсуждению вопросов на Секретариате. Наконец-то ЦК стал заниматься делом! Партийные комитеты должны воспрянуть духом.

Ты так думаешь?— нахмурившись, спросил Дзасохов. Хотя видно было, что у него внутри идет борьба, распространяться на эту тему не стал. — Не лежит у меня душа к первому варианту, и все. Возврат к прежней, доперестроечной практике. Ладно, запускай второй вариант.

— Хорошо, — согласился я. — Только Шенин его не видел. Председательствовал-то он.

Об отношениях между Шениным и Дзасоховым мне тогда было неизвестно.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал Дзасохов. — Главное, руководствоваться интересами дела. Чтобы оно не страдало.

Когда мы вышли из кабинета Дзасохова, его помощник спросил:

— Сегодняшний номер «Известий» видели? Обратили внимание на заметку с пресс-конференции Строева? Помните заголовок: «О партийном влиянии на привесы и надои»? Очевидно, он повлиял на решение Александра Сергеевича. Долбают партию в хвост и в гриву.

Двенадцатого августа в «Правде» вышел второй вариант сообщения о заседании Секретариата ЦК КПСС — без упоминания о выступивших министрах.

Последнее заседание Секретариата ЦК КПСС состоялось тринадцатого августа. Однако предварительно вынесенные на рассмотрение вопросы были сняты с повестки дня. Вместо них предлагался один— о работе парторганизаций Компартии РСФСР в условиях действия указа президента РСФСР от 20 июля 1991 года. По всему было видно, что вопрос возник неожиданно, к нему не готовились заранее. Во всяком случае, папка с материалами была пуста. Для меня это создавало дополнительные трудности, поскольку все приходилось ловить на слух. Полагавшиеся всегда проект постановления и записка отсутствовали.

Услышав о внезапном изменении повестки дня, приглашенные обменивались вопросительными репликами: что бы это значило? Неужели Секретариат ЦК круто повернулся к первоочередным задачам дня?

Судя по всему, Олег Семенович именно это и имел в виду. Мы не должны обходить стороной острейшие вопросы, сказал он. В стране усиливается волна критики в адрес Политбюро и Секретариата ЦК КПСС за нерешительность, вялость, пассивность. Взять хотя бы известный указ Ельцина о прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР. Как воспринят этот антидемократический, антиконституционный акт на местах? Что предпринимают первичные партийные организации? Сохраняются ли уверенность и работоспособность кадров и актива партии?

На мой взгляд, Шепин довольно объективно обрисовал обстановку в своем вступительном слове. Сказав, что многие парторганизации заняли выжидательную позицию, надеясь, что Комитет конституционного надзора отменит распоряжение российского президента, председательствовавший подчеркнул, что повсеместно выражается неверие в этот комитет. Департиза-ция набирает темпы. Приводилось несколько примеров того, как отдельные руководители форсируют этот процесс. Начался он в органах МВД и КГБ, а сейчас перекинулся на «гражданские» объекты. Руководители УВД Московской, Калужской и других областей издали распоряжения о роспуске партийных организаций в подведомственных· им органах. Люди ждут четких указаний от ЦК, как им действовать в этой обстановке, а Политбюро, Секретариат ЦК ограничиваются туманными политическими заявлениями, общими декларациями, из которых ничего не понять.

После краткого вступления Шенин предоставил слово Манаенкову. Информация Юрия Алексеевича заняла минут двадцать. Главный вывод, к которому пришел Манаенков и которым он поделился с коллегами как человек, отвечавший в Секретариате ЦК за кадры партии и вопросы партийного строительства, — это то, что расчет на быстрый развал всех существующих партийных структур в трудовых коллективах не оправдался. Синдром самовосхваления, которым болела партия в течение многих лет, сказался и в следующей оценке ситуации, которую дал выступавший: она во многом если не смягчена, то выравнена решениями июльского пленума ЦК, развернувшейся дискуссией по проекту программы КПСС. Юрий Алексеевич не преминул польстить своим коллегам по столу: дескать, сыграли свою роль и соответствующие рекомендации Секретариата ЦК, руководства российской Компартии. В областях же считали: как раз они и вызывали больше всего растерянность и непонимание на местах. В них не было главного — ответа на вопрос: что делать?

Обращаясь мыслями к тому заседанию и оценивая его с позиций послеавгустовских событий 1991 года, видишь невооруженным глазом жестокий стратегический просчет участников обсуждения в оценке ситуации, связанной с выходом известного указа российского президента. Поехала крыша, а секретари не хотели этого видеть, убаюкивая себя сказочками о том, что большинство людей убеждены: КПСС— защитница социальных интересов трудовых слоев населения, а раз так, люди никогда не позволят ослабить, а тем более ликвидировать ее. К лету ситуация в стране резко изменилась, рейтинг КПСС сильно упал, она не находила прежней твердой опоры ни среди рабочих, ни среди крестьянства. Общий кризис, поразивший общество, не мог не затронуть и партию. О падении ее популярности у народа свидетельствовали и социологические опросы. Но лидеры КПСС не хотели этого слышать, им, пришедшим сравнительно недавно, год назад, к власти, хотелось быть руководителями великой, единственной, славной, родной.

Даже Прокофьев, лидер московских коммунистов, по моим наблюдениям — один из трезво мысливших и весьма критически настроенных членов Политбюро, выступал на том Секретариате не в свойственной ему манере. Он явно благодушествовал, приводил почему-то только позитивную информацию. Чем это было вызвано? Не знаю. Но факт остается фактом: Юрий Анатольевич нарисовал такую успокаивающую картину, что тревожиться за судьбу столичной парторганизации не было оснований. Из его слов явствовало, что после выхода указа президента РСФСР горком приступил к выяснению точки зрения хозяйственных руководителей, секретарей парторганизаций по данному вопросу.

Согласно рассказу Прокофьева, были опрошены 450 директоров промышленных предприятий. И только двое из них заявили, что им не нужны партийные организации. Все остальные утверждали, что парторганизации являются опорой хозяйственным руководителям в формировании общественного мнения, в проведении экономических реформ на предприятиях. Приятно слушать такую информацию, не правда ли? Отражала ли она истинное положение дел в Москве, показали августовские события и последовавший вслед за ними распад городской парторганизации. Вот подлинная цена жарким заверениям об осуществлении мер по пересмотру структуры, стиля, методов и режима работы аппарата «с учетом необходимости смещения центра тяжести на территории и на нерабочее время».

Нащупав привычную колею, телега покатилась дальше. Ездовые говорили то, о чем было приятно слушать. Приехавший из Ленинграда Гидаспов, видимо, тоже не захотел портить настроение коллегам. Работу в трудовых коллективах решено не сворачивать, сказал Борис Вениаминович. Такая же позиция и у хозяйственных руководителей. В Ленинграде только один партком пытаются вытеснить с предприятия. Хотя это неправильно, произнес Гидаспов, и здесь свое веское слово должен сказать Комитет конституционного надзора.

Среда формирует позицию. Вот и лидер российских коммунистов Купцов — остроумный, смелый на пресс-конференциях — говорит о беспочвенности панических слухов и возгласов типа того, что все потеряно, все рушится и т. д. Растерянность, вызванная указом Ельцина о департизации, продолжал Валентин Александрович, большинством партийных организаций преодолевается. Начинается глубокое осмысление поиска путей выхода из кризисного состояния. Приведя пример жесточайшего прессинга в органах МВД республики, в результате которого из 5500 первичных парторганизаций распалось только 750, Купцов успокаивал: свыше 500 из них действуют, но уже как территориальные. Так что оснований для беспокойства нет, просто нужно найти иные формы работы. Вон в Черемушкинском районе Москвы в течение года существует территориальная партийная организация работников народного образования.

А возьмите Иваново, подхватил Александр Сергеевич Дзасохов. В тамошнем инженерно-строительном институте тоже нашли умное, неординарное решение вопроса— аккредитацию организации коммунистов при учебном заведении. Правда, когда ему показали проект газетного сообщения с этой фразой, последнюю ее часть, касающуюся расшифровки «умного, неординарного решения», Дзасохов решительно вычеркнул. Побоялся быть непонятым партийной массой? Не знаю. Дзасохов в свойственной ему абстрактной манере выражения мыслей размышлял о разумном сочетании территориального и территориально-производственного принципа строения партийных организаций. Эти две формы деятельности нуждаются в хорошем паритете и должны дополнять друг друга.

«Разве парткомы способствуют распаду хозяйственных связей?— задавала риторические вопросы Галина Владимировна Семенова.— Разве парткомы взвинчивают цены? Уничтожают социальные программы? Нарушают права человека? Наоборот, даже в сегодняшних труднейших условиях партийные комитеты защищают интересы людей труда, заботятся об их жизнеобепечении».

Позвольте, Галина Владимировна, перед кем вы отстаиваете партийные комитеты? Перед президентом РСФСР, прекратившим их деятельность в государственных органах? Да нет, ваши слушатели — секретари ЦК КПСС. И вы объясняете им необходимость присутствия партийных структур на производстве?

Галина Владимировна перешла между тем к своей любимой теме— средствам массовой информации. Она призвала их с помощью документальных фактов, а их множество, ярче показывать роль секретарей первичных парторганизаций в жизни трудовых коллективов.

Столь же бессмысленными и бесполезными были выступления и других ораторов. Ни одного дельного предложения. Бедные «первички», они еще на что-то надеются...

Стойте, вон, кажется, Ко дин просит слова. Заместитель председателя Центральной Контрольной Комиссии КПСС не витает в облаках, как многие, не оторвался от реальной жизни, знает ее не понаслышке.

— Странное впечатление производит на меня работа сегодняшнего Секретариата. Какая же глубокая пропасть разделяет высшие органы партии и первичные парторганизации! Если так дело пойдет и дальше, боюсь, многим секретарям ЦК трудно будет избраться делегатами на XXIX съезд, а некоторым и вообще невозможно. На местах зреет глубокое недовольство позицией Секретариата ЦК. Пусть простит меня Дзасохов, «9-я студия» телевидения, конечно, важна, но ведь на карту поставлена судьба партии. Неужели этого кто-то еще не понимает? Нужны нетрадиционные подходы. Иначе всем нам будет крышка. И тогда уж наверняка «9-я студия» не потребуется. Выступать по телевидению надо. Но обязательно обращаться к рядовым коммунистам. А наши «артисты» изощряются в области болтологии на международные темы, в то время как рядовые партийцы ждут ответа. Когда-нибудь мы горько пожалеем об этом. И кажется, весьма скоро. Мы постоянно запаздываем по всем вопросам. Уже в ныне действующем уставе партии должна быть норма, предусматривающая приостановление членства на период исполнения государственных обязанностей. Я не понимаю, куда смотрит организационный отдел? Неужели события в Молдове, республиках Прибалтики ничему не научили?

Кодин, кажется, перестарался и в пылу гнева затронул орготдел. Тут же мгновенно отреагировал его заведующий и одновременно секретарь ЦК Манаенков. Покрывшись багровыми пятнами, что означало высшую степень негодования, Юрий Алексеевич хорошо поставленным голосом заявил, что только что прозвучавший выпад он не принимает, поскольку устав партии принимал съезд, а не отдел. И вообще, это в высшей степени нахальство — делать такие замечания. Это не критика, а самое настоящее критиканство.

Более сдержанно откликнулся Дзасохов. С дипломатическим тактом он популярно разъяснил простодушному «внутреннику» Кодину, что является еще и председателем комитета по международным делам Верховного Совета страны, а эта должность требует многих качеств, в том числе и умения держаться на телевизионном экране.

Маленькая сцена, вспыхнувшая, очевидно, от скуки, тут же рассосалась. Опять возобладал мирный, домашний тон. Подводя итоги обсуждения вопроса, Шенин предложил с учетом высказанных суждений и точек зрения принять постановление, в котором изложить рекомендации местным партийным комитетам о работе в условиях действия указа президента РСФСР. Посмотрев в мою сторону, Олег Семенович сказал:

— Надо дать подробную информацию об этом. Нормально напишите.

В соответствии с указанием материал был подготовлен уже на следующий день. Как и в предыдущий раз, утром раздался звонок по кремлевской «вертушке», и помощник Олега Семеновича вежливо поинтересовался, готово ли сообщение. Помилуйте, взмолился я, ведь сейчас начало десятого утра, а Секретариат закончился вчера поздно вечером. Надо все осмыслить, взвесить, выделить главное. Часам к четырем принесу.

— Кстати, о главном,— сказал помощник.— В прошлый раз вы почему-то не указали, что заседание Секретариата проходило под председательством товарища Шенина.

— Извините, но так я пишу, если за председательским столом Генеральный секретарь или его заместитель. По уставу эти два лица руководят работой Секретариата. Если же Горбачева и Ивашко по каким-то причинам нет, а заседание ведет другой секретарь, обычно применяю журналистский прием, из которого явствует, кто вел заседание. Напрямую никогда не указываю, что заседание вел, к примеру, Дзасохов. Он строго запретил это делать. Признаюсь, в прошлом году, когда он впервые остался «на хозяйстве», по незнанию применил неподходящую к нему форму. Он сильно отчитал меня.

— Вот как? Тем не менее, сделайте, как я сказал. Хотя нет, ну, в лоб, напрямую, не надо. Найдите нужную форму, но чтобы было видно, кто председательствовал.

Описание того, как проходил и этот материал, заняло бы слишком много места. Но чтобы читатель имел представление о том, чем занимался Секретариат ЦК и его аппарат, обозначу лишь пунктирно путь сообщения о заседании в прессу. Материал тщательно шлифовали помощники Шенина, прежде чем показать его шефу. Потом над ним сидел сам Олег Семенович. Наконец он дал разрешение на публикацию. Но тут об этом материале вспомнил Дзасохов и тоже захотел его посмотреть. Начали искать, а материал уже в ТАССе, телетайпы гонят его во все концы страны.

Ознакомившись с копией, Дзасохов отдал распоряжение отозвать материал из ТАСС и сказал, что над ним следует еще поработать. Многие центральные газеты КПСС уже успели набрать его и даже выставить на полосу. И вдруг получают сообщение, что переданный материал о заседании Секретариата ЦК КПСС аннулируется. Вместо него будет передан новый вариант. Опять переверстка, задержка с выпуском номера, нарушение графика, что приводит к опозданию выхода газеты. Это значит— поезда и самолеты уйдут без тиража, почтовые машины и почтальоны возвратятся с узлов связи без газет. Огромные материальные убытки!

Но разве задумывались об этом на Старой площади? В процесс редактирования включались все новые и новые люди, каждый хотел внести свою лепту в совершенствование чего? По сути, обыкновенного репортерского материала. К нему относились как к важнейшему документу ЦК. Иногда я ловил себя на мысли, что даже к подготовке постановлений ЦК не подходили столь ревностно, как к этим сообщениям. Может, исходили из того, что постановления, в избытке плодившиеся каждую неделю, рассылались в партийные комитеты и оседали там в шкафах и сейфах, недоступные рядовой партийной массе, а сообщения публиковались в газетах, выходивших тогда миллионными тиражами? Знакомые партработники с периферии рассказывали, что в последние месяцы постановления ЦК на местах почти никто не читал — они были обтекаемые, туманные, наукообразные. Понять их было невозможно. А поскольку в целях демократизации с большинства гриф секретности снимали, то и складировали их в общих отделах, не зная, что с ними делать. Возврату, по новым правилам работы с партийными документами, они не подлежали.

Глава 7. ПЛЮРАЛИЗМ В ОДНОЙ ГОЛОВЕ БЫВАЕТ ТОЛЬКО У ИДИОТОВ

Вновь и вновь я возвращаюсь к документам ЦК последнего года. Перебираю в памяти и по записям обсуждавшиеся вопросы. Да, некоторые из них рассматривались со значительным опозданием. Да, значительная часть страдала абстрактностью, абсолютной неприменимостью на практике. Но ведь большинство отражало настроения партийцев, специфику работы КПСС в изменившихся условиях. Более того, несмотря на существенные недостатки, в целом, по моему глубокому убеждению, принятые Секретариатом ЦК в последний год документы создавали хорошую основу для консолидации прежде всего самой партии, выхода ее на качественно новый уровень в обновлявшемся обществе. Почему же благие намерения завершились полным крахом?

Как свидетель всех споров и дискуссий, которые велись на Секретариате, позволю себе поделиться личными наблюдениями по этому поводу.

Мне представляется, что .ключом в понимании обстановки, обусловившей кризис в партии и стране, явились не известные широким кругам слова, произнесенные тогдашним членом ЦК КПСС и первым заместителем председателя Кабинета министров СССР В. И. Щербаковым на заседании Политбюро третьего июля 1991 года. Заседание шло под председательством Горбачева. Руководство ЦК тогда ограничилось кратким информационным сообщением о заседании Политбюро в несколько абзацев. Детали туда, конечно же, не вошли. Напомню: обсуждался вопрос о взаимоотношениях партии и рабочего движения.

Так вот, Щербаков задал вопрос, который помнится мне до сих пор. Он спросил: что такое КПСС сегодня? Это партия защиты от перестройки и от коммунистического правительства?

В самую точку попал бывший вице-премьер. Ведь коммунистам, партийным комитетам приходилось отвечать за те непопулярные меры правительства Павлова, которые чувствительно сказывались на жизненном уровне трудящихся. Экс-премьер ведь тоже был членом ЦК! Парадокс, или даже может быть тупик ситуации, заключался в том, что партия, в руководящем органе которой состояли Павлов и Щербаков, да и другие члены правительства, провозглашала: именно она является партией социальной защиты трудящихся, именно их интересы стоят у нее на первом плане. Следовательно, в политике и конкретной деятельности КПСС после XXVIII съезда и особенно в 1991 году далеко не все глубоко продумано, не все адекватно изменившимся условиям. Возможно, проведение внеочередного съезда или всесоюзной партийной конференции внесло бы ясность в содержание заученно повторяемой на всех уровнях формулы о том, что КПСС — партия социальной защиты людей труда. Ведь буквальное понимание этой формулы подталкивало партийные комитеты к подмене функций профсоюзных комитетов. Если средний класс — предприниматели, кооператоры, менеджеры — набирает силу, если на глазах меняется социальная структура населения, то не может ли так случиться, что КПСС останется партией исключительно одних люмпенов?

Но ни съезд, ни конференция так и не состоялись. А они были нужны не позже июня — июля 1991 года. Объявленный на декабрь XXIX съезд, если бы он даже и состоялся, положения не изменил бы. Время было упущено. Безвозвратно.

Недееспособность и бессилие ЦК КПСС особенно резко обозначилось с осени 1990 года. Фактически секретари ЦК были отчуждены от выработки государственной политики. Они не имели представления, что делается в Ново-Огареве, что предпринимает правительство. Требовалась иная тактика, это становилось очевидным. В рабочей среде нарастало разочарование переменами, инициированными Горбачевым. В Секретариате ЦК конечно же понимали, что вялая, оборонительная тактика губительна. Но что было делать? Лидер украинских коммунистов С. И. Гуренко на заседании Политбюро третьего июля в присутствии генсека высказал любопытное суждение. Надо, мол, привыкать к тому, что партия не всегда должна вступать с правительством в согласие. Хорошая мысль. Но ведь правительство-то коммунистическое! Опять тупик.

Дело дошло до того, что один из руководителей ЦКК смущенно признался: он не располагает никакой информацией и вынужден черпать ее из прессы. Секретари ЦК — народные депутаты, они хоть на заседаниях Верховного Совета бывают, а ЦКК варится в своем соку. Однажды на Секретариате повисла такая безысходность, проявилась такая ненужность этой организации, что один из секретарей, недавно переведенный в Москву из области, прямо и честно сказал, что он не видит другого выхода из тупиковой ситуации, кроме своей отставки. Во всяком случае, хоть смело буду смотреть в глаза потомкам, с горечью произнес он. Но выходцами из комсомола поддержан не был.

Я мог бы привести немало других свидетельств того, что в аппарате ЦК понимали свою обреченность. Умных людей там всегда было много. Упаднические настроения усилились после пресс-конференции Олега Семеновича Шенина. Она была первой и последней его встречей с журналистами в качестве члена Политбюро.

В пресс-центре ЦК КПСС состоялась встреча советских и иностранных журналистов с членом Политбюро, секретарем ЦК КПСС О. С. Шениным. Ниже следуют фрагменты из стенограммы.

Вопрос журнала «Вопросы истории КПСС». В каких кабинетах родилась инициатива повысить цены на партийные издания в два — два с половиной раза? Каким образом вы, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, курирующий важнейшие вопросы нашей партийной жизни, будете решать их без средств массовой информации? Обсуждался ли этот вопрос на заседании Политбюро, на Секретариате?

Ответ. Вопрос этот непростой. Он был тщательно изучен руководителями партийных изданий, Управлением делами ЦК КПСС, просчитывались всевозможные варианты. Мы рассмотрели его на Секретариате Центрального Комитета и все же пришли к выводу, что в нынешней ситуации подписные цены надо поднимать. Но одновременно шла речь и о том, что партийным комитетам следует серьезно подумать, как оказать помощь значительной части подписчиков за счет средств партийного бюджета, в том числе за счет тех средств, которые сейчас оставляют в своем распоряжении первичные партийные организации.

Кое-где это удалось сделать, к примеру, в ряде областей Российской Федерации, в Казахстане. Однако эта практика достаточно широкого распространения не получила, главным образом потому, что многие партийные организации оказались в тяжелом финансовом положении. Мы сейчас снова вернулись к рассмотрению вопроса о партийной печати. Очевидно, придется предпринимать какие-то специальные меры, в том числе искать средства на дотацию. Особенно это касается финансирования местной партийной печати, городских и районных газет.

Вопрос газеты «Рабочая трибуна». Как вы относитесь к начавшемуся процессу выдворения партийных организаций за пределы предприятия?

Ответ. Такие факты действительно имели место. Правда, это началось в то время, когда отсутствовал Закон об общественных объединениях. С его принятием ситуация коренным образом должна измениться. В связи с этим хочу сказать, что на днях Секретараит ЦК рассматривал вопрос о деятельности партийных организаций правоохранительных органов. Как вы знаете, есть призывы к их «деполитизации», «департизации». Но поскольку мы намерены жить в правовом государстве, надо исходить из верховенства законов, а не чьих-то пожеланий и эмоций. Закон об общественных организациях содержит четкие указания на сей счет. Думаю, что их можно распространять на все государственные органы, предприятия и организации. Мы будем отстаивать права коммунистов, первичных партийных организаций на их активную деятельность, в том числе и в стенах предприятий.

В то же время не следует забывать, что у нас территориально-производственный принцип формирования партийных организаций, который мы подтвердили на XXVIII съезде. Поэтому наряду с тем, что мы будем отстаивать права партийных организаций на предприятиях и в учреждениях, нам надо думать и о серьезной реорганизации деятельности территориальных партийных организаций, об их усилении. Ведь не секрет, что если на производстве парторганизации могут что-то решать, то по месту жительства они этим похвастаться не могут.

Вопрос газеты «Красная звезда». В статье 5-й Закона об общественных объединениях сказано, что деятельность политических партий осуществляется в нерабочее время их членов и за счет средств этих объединений. Как быть в связи с этим с освобожденными партийными работниками Армии и Флота? Ведь их основной служебной деятельностью и является как раз партийная работа. Не означает ли это положение закона, что с 1 января они должны получать зарплату за счет партийной кассы?

И далее. По 16-й статье этого же закона. Не ограничивает ли она, на ваш взгляд, возможности КПСС по проведению своей линии в Вооруженных Силах и не является ли это первым шагом в департизации Вооруженных Сил?

Ответ. О военнослужащих, профессионально за-нимаюіцихся партийной работой. Здесь, по-моему, все ясно: надо платить из партийной кассы, из партийного бюджета. А вот остальные доплаты — за офицерское звание, выслугу лет и другие — должны идти за счет бюджета Министерства обороны.

Что касается второго вопроса, то, думаю, вряд ли может создаться такая ситуация, когда партийные решения будут противоречить конституционным нормам. Ведь партия на XXVIII съезде заявила, что она действует в соответствии с законами, с Конституцией. Поэтому если какая-то партийная организация или партийный комитет будет отходить от этой линии, то, наверное, вполне правомерно, что военнослужащий может не выполнять установку партийной организации, а действовать в соответствии с законом. И все же полагаю, что каких-то принципиальных расхождений здесь быть не может.

Не считаю, что это шаг к департизации. Нам, наверное, надо пожить в условиях нового закона, точно так же, как и в условиях нового Устава. Мы еще не попробовали ни того, ни другого.

Вопрос китайского информационного агентства «Синьхуа». Как вы оцениваете в настоящее время ситуацию в низовых организациях партии? Принимает ли ЦК КПСС какие-нибудь меры для того, чтобы положение на Украине стабилизировалось?

Ответ. Ситуация в первичных партийных организациях самая разная. Немало таких, которые не растерялись, нашли свое место в процессах перестройки. Они выработали свои конкретные программы, контактируют с трудовыми коллективами, с профсоюзными и молодежными организациями, с хозяйственным руководством, вплотную занимаются вопросами, связанными с улучшением условий труда, социальной защиты трудящихся в связи с переходом к рыночным отношениям.

Я дважды был в Компартии Литвы (КПСС). Она работает в тяжелейших условиях. И тем не менее многие первичные парторганизации нашли-там свое место, занимаются конкретной работой. Отрадно, что эта партия постоянно пополняется, в том числе и за счет молодежи.

Но есть и такие, а это довольно значительная часть, которые находятся в состоянии растерянности, неуверенности, пребывают в ожидании установок из центра.

Такая позиция конечно же не работает на авторитет партии. Владеем ли мы обстановкой на местах? Конечно. Нет ни одного секретаря ЦК, который в последнее время несколько -раз не выехал бы в республики и области и не поработал бы там, в том числе и в первичных партийных организациях.

На уровне Секретариата ЦК стараемся определить общие направления деятельности, даем соответствующие ориентировки. Однако процесс активизации работы парторганизаций идет пока непросто, особенно там, где морально-психологическая ситуация сложна для коммунистов. А она обострилась, в частности на Украине — в Тернопольской, Ивано-Франковской, Львовской областях. Коммунистам там приходится нелегко, каждодневно нагнетаются страсти, на митингах звучат всевозможные требования, вплоть до расправы над коммунистами. Безусловно, все это создает определенный фон и определенные настроения, в том числе в первичных организациях, осложняет их работу.

Вопрос агентства «Новости». Члены руководства некоторых политических партий заявляют, что после ближайших парламентских выборов они получат большинство в Верховном Совете СССР. Как вы расцениваете такие заявления? Рассматривало ли руководство КПСС направления деятельности партии в случае, если она перестанет быть правящей?

Ответ. Естественное желание каждой политической партии стать правящей, добиться большинства в парламенте и проводить через него свою политику. Лично я мало верю, что это может произойти в ближайшее время. Ну а если мы перестанем быть правящей партией, то соответственно и политику будем менять. У нас есть такие примеры в Литовской, Латвийской компартиях, в частности.

Вопрос итальянского журналиста. Каковы возможности сотрудничества между правительствами России и СССР в связи с переходом на рыночную экономику, и какую роль в этом может играть КПСС?

Ответ. Не может плодотворно работать союзное правительство, если у него не будет контактов с правительством Российской Федерации. Это нереально. Убежден, что и российское правительство не может обойтись без контактов с союзным правительством, потому что настолько наша экономика едина, что одно без другого невозможно.

В конце концов ведь не личные же амбиции должны двигать, руководить, а все-таки забота о народе. Если действительно все серьезно заботятся о судьбе нашей страны, то эта забота должна привести к согласию, контактам, взаимодействию. Это касается и союзного, и республиканского правительства.

О роли КПСС в этом вопросе. Думаю, ее роль в том, чтобы ни в коей мере не давать разгораться костру конфронтации, а наоборот, примирить стороны, консолидировать идеи, сплотить силы обоих правительств, обоих парламентов. И мы немало делаем для того, чтобы и те и другие более трезво оценивали ситуацию и работали вместе, а не врозь.

Вопрос газеты «Литературная Россия». То и дело мы слышим или читаем заявления такого рода: кто защитит КПСС? В какой защите, на ваш взгляд, нуждается КПСС? И еще. Некоторые представители определенных сил ставят вопрос о суде над КПСС. Например, депутат Моссовета Балашов заявил в печати, что он готовит судебный процесс над КПСС. Ваше отношение к этому? И в связи с этим можно ли вообще говорить о какой-то исторической вине Коммунистической партии?

Ответ. В какой защите нуждается КПСС? Появились уже не просто нападки, есть уже и практические действия, даже законы отдельных органов власти, которые, прямо скажем, беспокоят коммунистов. К примеру, в той же Литовской Республике. Реалии таковы, что надо действительно думать и о защите.

Кто защитит КПСС? Вывод один: сама КПСС! Это не значит, что надо постоянно оправдываться, бить себя в грудь: нет, мы не плохие, мы хорошие! Это не поможет, я думаю. Защищаться надо конкретной работой, конкретными действиями. Если люди увидят, что мы заняты не одними внутрипартийными проблемами и не кресла делим, если убедятся, что мы заняты делом, которым сегодня живет все общество, то тогда и авторитет будет расти. И в какой-то особой защите она, наверное, не будет нуждаться, потому что люди сами поймут, за что борется эта партия, чем она занята, что ее волнует. И если она отвечает интересам и чаяниям народа, то и отношение к ней будет соответствующее.

Есть, правда, и иные мнения, они нередко звучат на пленумах, да и на XXVIII съезде можно было услышать в некоторых выступлениях: когда же, мол, это кончится, когда о нас наконец прекратят плохо писать, надо, чтобы нас перестали критиковать, пусть президент даст команду, чтобы так не делали, пусть скажет, чтобы так не говорили. Я думаю, это просто уход от реальной жизни. Надо ведь понимать, что роль партии в обществе сейчас совершенно иная. Надо думать о том, как в этих условиях уметь работать и добиваться того, чтобы авторитет партии рос.

Об исторической ответственности КПСС. Наверное, есть вопросы, за которые КПСС должна отвечать. Но те, кто ставит в вину партии тот же тридцать седьмой год, должны помнить, что от репрессий пострадала прежде всего и больше всего сама партия. Или разве не виноваты в том, что в своих рядах воспитали предателей, которые росли при поддержке партии, занимали высокие посты, а сейчас с готовностью стали в ряды ее противников? Разве не вина партии в том, что она не смогла вовремя разобраться во всех сложностях экономического развития недавних лет, не смогла прийти к пониманию, что многие проблемы надо решать по-другому? И еще одно немаловажное обстоятельство: степень вины. Теперь некоторые хотят видеть виновными и рядовых коммунистов — тех, кто работал на производстве или в сельском хозяйстве и отдавал все свои силы труду. Надо различать их и тех, кто определял политику. Эти люди ответственны далеко не в равной степени.

Такие перекосы сплошь и рядом. Чтобы их не было, надо исходить из оценок об ответственности партии за то, что произошло в стране, данных в выступлениях Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева. Звучали они и во многих выступлениях на XXVIII съезде КПСС. Главное не повторять того, что было, а работать по-новому, стать настоящей политической партией, действовать так, как требует закон, проводить коллективно выработанную политику.

Вопрос журнала «Партийная жизнь». Как Секретариат ЦК расследует заселение жилого дома по улице Димитрова? И еще. Что вы подразумеваете под словом «предательство» в партии?

Ответ. О доме по улице Димитрова недавно писали еженедельник «Аргументы и факты» и некоторые другие издания. Расследование по этим публикациям заканчивается. Сообщение в ближайшее время будет опубликовано Управлением делами ЦК КПСС. (Опубликовано в газете «Правда» 1 ноября 1990 г. — Н. 3.). Предваряя его информацию, могу только сказать, что тут много возникает заминок, вытекающих из существовавших порядков. Если, к примеру, место застройки давалось в центре, то оговаривалось, что дом должен быть определенной высотности, комфортности, отделки и т. д. И это для всех организаций и органов, а не только ЦК. Квартиры в этом доме распределяло не только Управление делами ЦК КПСС. ЦК передал некоторым организациям определенную площадь в этом доме взамен ранее полученной у них. А непосредственно распределением и заселением они занимались сами. Это ни в коем случае не оправдание, а просто информация. Сказать, что не было никаких перекосов, нельзя. И мы ответственно заявляем, что такого больше не будет.

Что я имею в виду под предательством? И в партии, и в обществе, и в семье случается всякое. Допускаю, что человек даже и жизнь свою может переосмыслить и прийти к совершенно другим философским и жизненным установкам. Это нормальный процесс, когда задаешься вопросом, соответствуешь ли ты требованиям, которые предъявляются члену КПСС? Если чувствуешь, что этим требованиям соответствуешь, если все положения, установки, программа и устав совпадают с тем, что дорого человеку, что находится внутри него — какой смысл выходить из партии? Или надо честно и прямо сказать, что ошибался, когда присягал на верность партии, когда писал в заявлении о том, что полностью признаю и обязуюсь выполнять Программу и Устав КПСС. Бывает, почувствовал человек обузу — и ушел. Но не поливай же ты грязью ни прежнюю семью, ни все остальное, ибо поливаешь ты самого себя, не правда ли? Это и по-человечески как-то непорядочно. Такое всегда называлось предательством. Если на Руси юродивых еще жалели, то предателей — никогда.

Вопрос иракского журналиста. Неприятели КПСС множатся быстро, а партия занимает оборонительную позицию. Не пора ли покончить с самобичеванием? Партия же изменилась.

Ответ. Я с вами целиком и полностью согласен, пора кончать. Надо не самобичеванием заниматься, а работать, действовать. Еще раз подчеркну: не все партийные организации занимают оборонительные позиции. Немало и таких, которые ведут достаточно четкую наступательную работу, завоевывают позиции, поддерживают контакты с нарождающимися партиями, движениями, вступают с ними во взаимодействие, предлагают свои меры. Это взаимодействие помогает уходить от конфронтации, улучшать ситуацию.

Думаю, мы уже проанализировали свое прошлое, сказали о том, что у нас было хорошего и плохого, о своих ошибках, а теперь надо начинать работать. У меня, например, настроение такое. И у моих товарищей по Секретариату тоже.

Вопрос еженедельника «Союз». Считаете ли вы, что во внутрипартийной жизни после XXVIII съезда начали происходить какие-то радикальные перемены? Если да, то какие?

Ответ. Думаю, что радикальных перемен в партии пока не произошло. Пока на подступах очень многие и во многом. В чем здесь причина? Видно, подзатянулась предсъездовская обстановка, дискуссии и т. д. А поскольку мы народ достаточно инертный во всем, то инертность сохраняется и в партии. Вроде бы видим — пора кончать дискутировать, надо начинать работать, а остановиться не можем. Тем не менее выход из критической ситуации начинает появляться, и я, например, верю, что недалек тот день, когда радикальные перемены станут реальностью.

Мои коллеги из идеологического, гуманитарного и других отделов, работники партийных комитетов с периферии, прочитав мои опусы с заседаний Секретариата, а затем и сами постановления, высказывали уйму интересных мыслей. Улыбку вызывали сообщения о кадровых перемещениях. Нередко утверждения проходили в ЦК КПСС через семь-восемь месяцев после избрания на пост первого секретаря обкома и крайкома.

Потом появилась промежуточная инстанция — ЦК Компартии РСФСР. Однажды присутствовавший на заседании «большого» ЦК Иван Кузьмич Полозков, узрев свои кадры, приглашенные на утверждение, взбунтовался: почему вы их утверждаете раньше нас? Вот и ездили российские партийные кадры сначала на беседу к Полозкову и к членам его Политбюро, а через месяц на утверждение в «большом» Политбюро. А какой, собственно, смысл был в утверждении первых секретарей обкомов? Они ведь были избраны на партийных конференциях своих регионов, и, как правило, на альтернативной основе. За год я не помню случая, чтобы Секретариат не утвердил кого-нибудь, отвел чью-нибудь кандидатуру. Утверждение и раньше носило формальный характер, что уж тут говорить о новых временах, когда руководители партийных комитетов на местах стали меняться с невероятной быстротой. «Может, вместо института утверждения кадров ввести институт их представления?» — предлагали многие.

Немало нареканий вызывал и характер постановлений ЦК. Несоответствие этой формы связи между ЦК и местными партийными комитетами в новых условиях видели не только в регионах. Понимали архаичность постановлений, принимаемых по разным поводам, и в Секретариате ЦК. Время от времени об этом заходил разговор. Иногда даже бралась под сомнение целесообразность принятия общепартийных документов универсального характера. Невозможно в одном документе предусмотреть задачи всех партийных комитетов, действовавших в разных условиях. Как можно, например, сидя в Москве на Старой площади, ставить одинаковые задачи партийным организациям, работающим в республиках Прибалтики и Казахстана, Молдовы и Белоруссии, Армении и Украины? Абсолютно разная специфика. Выпускать постановления по каждой компартии отдельно? Но ведь они самостоятельны. А с другой стороны, ЦК в Москве в этом случае превратится в надсмотрщика, творца инструкций и указаний. Снова заколдованное колесо, и никто не знает, как из него выбраться. И все оставалось по-прежнему — плодились пространнейшие постановления, как в былые времена, когда был сильный центр и ЦК выступал в роли его станового хребта.

Ну не нонсенс ли принимать развернутое постановление о работе партийной организации Харьковского государственного университета? Что поучительного почерпнет из него профессор-коммунист в Вильнюсе или, предположим, в Кишиневе? Условия-то совершенно разные. Я уже говорил, что в Секретариате это понимали. Но все ограничивалось пониманием, не больше. Реформирования стародавней практики не было. Может, потому, что реформаторов в ЦК не находилось?

Ответ на этот вопрос скорее положительный, чем отрицательный. К сожалению, личности, которая сумела бы реформировать привычные методы и формы работы Секретариата, сложившиеся десятки лет назад, когда КПСС была руководящей и направляющей силой в обществе, в последнем составе Секретариата я назвать не могу. Нужен был человек, который нашел бы такую форму работы Секретариата ЦК, которая превратила бы этот коллегиальный орган руководства в орган партийной власти новой генерации. На мой взгляд, заседания Секретариата ЦК, бывшие в прежние времена совершенным инструментом выработки партийной политики по конкретным вопросам, утратили свое значение. Их надо было чем-то заменять, потому что задачи партии с уходом из хозяйственной и управленческой сферы стали иными. Новые политические методы, о которых уже столько сказано, должны были осваиваться прежде всего именно Секретариатом. Но, к сожалению, все оставалось по-старому. А может, на реформирование не хватило смелости.

...Пятого ноября 1991 года в последний раз я открыл двери здания, где отработал шесть лет. После более чем двухмесячного отлучения от работы мне вернули трудовую книжку с записью о том, что я освобожден от занимаемой должности в ЦК КПСС с 11 ноября 1991 года. И названа соответствующая статья КЗоТ РСФСР. В течение десяти дней после этого я могу зарегистрироваться в городской или районной бирже труда. Тогда мне еще два месяца могут выплачивать пособие по безработице. Перспектив на трудоустройство — никаких.

Я вышел из здания, хотел еще раз оглянуться на него, и не смог.

Кто-то оставил там, уходя 23 августа, сапоги. Я же оставил там душу.

Глава 8. ВЕДАЛИ ЛИ ОНИ, ЧТО ТВОРЯТ?

Неужели никто из окружения Горбачева ни разу не сказал генсеку о пагубности его курса?

Нашелся один чудак-человек.

Пятнадцатого июня 1989 года заведующий общим отделом ЦК КПСС Болдин передал Горбачеву письмо от В. И. Конотопа, который двадцать лет до выхода в 1985 году на пенсию возглавлял Московскую областную партийную организацию.

«Уважаемый Михаил Сергеевич, уважаемые члены Политбюро ЦК КПСС! — начал читать генсек. — Согласен, что процессы в нашем обществе идут необратимые и сейчас уже поздно об этом говорить, но тем не менее обращаюсь к Вам с вопросом: неужели Вам недостаточно «опыта», например, Польши, чтобы увидеть, куда движется наша страна? Демократизация и гласность в современном виде, к нашему несчастью, воскресила и активизировала сионистов, националистов, бухаринцев и троцкистов, хапуг всех мастей, неофашистов и прочую нечисть. Космополиты, используя почти все средства информации, особенно печать и телевидение, многие учреждения культуры, опутали трудящиеся массы плотной паутиной упадничества, недоверия к партии, полностью предали забвению воспитание у советских людей исконного чувства патриотизма, а Захаров и Карякин, мне стыдно об этом писать, народные депутаты СССР, со своими иезуитскими замыслами уже замахнулись даже на святая святых — Владимира Ильича Ленина. Им и их соратникам уже многое удалось в их «деятельности», и если Вы и на этот раз закроете глаза на эту провокацию, то им и это удастся решить. Пока они официально отповеди не получили, а народ волнуется».

Горбачев досадливо поморщился. Что этому Конотопу надо? Таких писем Болдин раньше не подсовывал. «Наверное, что-то будет просить»,— подумал генсек. Иначе с какой стати Болдин решил ознакомить его с этим стариковским брюзжанием?

Преодолевая раздражение, Горбачев читал дальше.

«Как вам известно, получили широкое распространение открытые и злые нападки на армию, административные органы, включая и КГБ. Особенно трагично складывается положение молодых людей. Им настойчиво внушают, что история нашего социалистического государства— это сплошная грязь и что в ней нет ничего человеческого, героического и выдающегося. При этом без совести и чести подтасовываются факты, тщательно замалчивается история развития капстран, которые сотни лет жирели, главным образом, за счет грабежа колониальных и отсталых стран, да и в настоящее время сосут с них непосильные долги, а Россия, вместе с братскими республиками, скорее другим помогала, чем латала свои дыры, в том числе помогала и развитым капиталистическим странам в избавлении их от порабощения гитлеровским фашизмом. Такой гигантской и предательской демагогии мир еще не знал. Нестерпимо видеть и слушать, когда генерального секретаря ЦК КПСС ставят рядом с Сахаровым, который ни одного доброго слова не сказал в адрес КПСС и социализма, а скорее наоборот. Западные воротилы с радостью похлопывают нас по плечу и хвалят на все лады нашу перестройку, довольно потирая руки и, по моему мнению, преждевременно предвкушая уже сейчас, как они за компанию с Польшей проглотят и нас. Конечно, они могут и подавиться, но вместе с ними об этом же мечтают и многие их единомышленники, в том числе и часть народных депутатов СССР, и в нашей стране. Не случайно Евтушенко на съезде говорил о новой бескровной Отечественной войне. Но он явно ошибается, наш народ легко и добровольно не отдаст свои исторические завоевания».

Горбачев нетерпеливо снял трубку прямой связи с Болдиным:

— Выясни, сколько лет этому Конотопу. У него, наверное, старческий маразм...

«Поверьте, товарищи, у настоящих советских людей, которых сейчас всячески оскорбляют и представляют их как «рабов», не только отбили охоту самоотверженно трудиться, но и нормально жить на этом свете, так как первые годы перестройки принесли им больше горя, чем радостей. Сейчас бушуют межнациональные страсти, а впереди могут быть еще трагичней социальные бури, вызванные усиливающимся расслоением общества и стремительным ростом несправедливости в материальном и моральном положении советских людей. В настоящее время Федоровы и им подобные деятели, нажившие свое благополучие при нашей «негодной системе», много раз повторяют об «умных и деловых» людях, но мне кажется, что самые мудрые люди сейчас живут и работают в ГДР, твердо заявившие о невозможности «соединения огня с водой». У нас же процветает наукообразная, путаная абалкинщина, поддерживаемая конъюнктурщиками от идеологии и философии».

Раздражение генсека росло. Но он решил одолеть письмо до конца.

«Мне представляется,— читал дальше Горбачев, — что мы непростительно рано хороним плановую систему, не совершенствуя ее, а полагаясь на «внекапиталистическую саморегулирующуюся экономику», преждевременно хороним и руководящую роль партии, в первую очередь, ее кадровую политику, полагаясь на мифическое добровольное народовластие без должной дисциплины и, строгого порядка. Подстраивать наш «парламент» под буржуазный гиблое дело, там истинную власть повседневно и повсеместно осуществляют «доллар» и толстосумы, которые, образно говоря, кого хотят— милуют, кого хотят — казнят. Не случайно в составе народных депутатов оказалось так много, демагогов, а съезд временами был похож на балаган.

Думаю, Вам не трудно представить, с каким волнением и душевной тревогой я Вам писал это письмо, но подсознательно предполагаю, что реакция Ваша будет скорее всего в западном духе — «не будем драматизировать события». У меня складывается такое мнение потому, что у Вас сейчас больше доверия нахальным «Огонькам» и «Взглядам», «Ю. Афанасьевым» и «Г. Поповым», чем скромным людям, которые независимо от ранга и положения всю свою жизнь, в самые тяжелые годы испытания преданно и самоотверженно трудились и служили Родине и народу.

Я был бы счастлив, если бы так думал только я один или ограниченный круг людей моего поколения, но это далеко не так.

С искренним товарищеским приветом В. И. Конотоп».

Замигала красная лампочка на телефонном пульте. Горбачев покосился — Болдин. Генсек снял трубку.

— Михаил Сергеевич, Конотоп шестнадцатого года рождения. Ему семьдесят три, — доложил Болдин.

— Семьдесят три... — повторил Горбачев. — Тогда ясно.

И опустил трубку.

Взял ручку и начертал резолюцию: «Прошу ознакомить членов ПБ, кандидатов в члены ПБ. секретарей ЦК».

Поскольку это письмо попало ему в руки, делать вид, что его не было, нельзя. Пусть все прочтут. Потом обменяемся мнениями.

Письмо Конотопа с резолюцией генсека перекочевало в новейшие времена из архива Политбюро в архив президента России. К сожалению, стенограмма обсуждения письма не найдена.

Впрочем, можно представить характер обмена мнениями. Наверняка все набросились на старика, осмелившегося выступить против курса на перестройку. Аналоги уже были — всем помнились молотилка, которую Горбачев устроил Ельцину на октябрьском Пленуме ЦК 1987 года, трехдневное обличение на Политбюро письма ленинградской преподавательницы Нины Андреевой в газете «Советская Россия», единодушно названном членами горбачевского Политбюро «манифестом антиперестроечных сил».

А выступление Сажи Умалатовой на IV съезде народных депутатов в декабре 1990 года? От него тоже тогда все открестились, хотя она, простая рабочая, тоже увидела, куда ведет страну Горбачев, и не побоялась сказать об этом открыто, во всеуслышание:

— Руководить дальнее страной Горбачев не имеет морального права. Нельзя требовать с человека больше, чем он может. Все, что мог, Михаил Сергеевич сделал. Развалил страну, столкнув народы, великую державу пустил по миру с протянутой рукой. Уважаемый Михаил Сергеевич! Народ поверил вам и пошел за вами, но он оказался жестоко обманутым. Вы несете разруху, развал, голод, холод, кровь, гибель невинных людей... Вы должны уйти ради мира и покоя нашей многострадальной страны...

Кроме этих немногих случаев, да еще, пожалуй, эпизода с послом СССР в ПНР В. И. Бровиковым, отозванным в Москву за критику политики перестройки, за все время правления Горбачева никто открыто не высказал несогласия с его курсом. Это уже потом, после бесславной отставки генсека-президента, многие члены высшего руководства вдруг предстали перед нами этакими отважными диссидентами.

Хотя нет, был еще один эпизод, когда часть членов ЦК, в основном с периферии, устроила своему генсеку жаркую баню. Но вмешались московские члены Политбюро, и в результате вышел мини-путч, такой же робкий и опереточный, что и у ГКЧП. Случилось это на Пленуме ЦК в апреле 1991 года.

Критика Горбачева со стороны руководителей республиканских и областных партийных организаций была зубодробительной. Требовали одного из двух — или навести порядок в стране, для чего безотлагательно ввести чрезвычайное положение, либо уходить в отставку. Некоторые секретари ЦК компартий республик и обкомов, не боясь последствий, открыто называли политику Горбачева антинародной.

Руководитель Украинской парторганизации С. И. Гуренко потребовал вновь законодательно закрепить за КПСС статус правящей партии, восстановить прежнюю систему расстановки руководящих кадров, контроль партии над средствами массовой информации. Его поддержали руководители Московской городской парторганизации Прокофьев, Ленинградской областной— Гидаспов, Белорусской республиканской — Малофеев. Самым жестким было выступление Зайцева из Кузбасса. На нем, двадцать третьем по счету выступавшем, терпение Горбачева лопнуло.

Генсек, с затравленным видом сидевший в президиуме, не выдержал лавины обвинений, обрушившихся на него с трибуны. Двадцать три выступления — и все против него. Побледнев, он встал и произнес:

— Ладно, раз так — я ухожу. Прошу рассмотреть мое заявление об отставке.

Объявили перерыв.

К обидевшемуся генсеку направились его любимчики и начали уговаривать снять сгоряча сделанное заявление об отставке.

— Михаил Сергеевич, дорогой, не покидайте нас. Не обращайте внимания — они не ведают, что творят. Злость затмила им разум. Забудьте, что они сказали. Без вас на другой день от них ничего не останется.

Пока одна часть членов ЦК занималась увещеванием капризного генсека, превознося его заслуги и заверяя, что без него все остановится, другая часть начала сбор подписей за снятие заявления Горбачева с обсуждения.

Среди подписавшихся— уйдет Горбачев, уйдем и мы — известные имена. Назарбаев, Вольский, Бакатин, Лацис, Грачев. Всего 72 подписи. 72 члена ЦК КПСС «устыдились» предложения о замене Генерального секретаря.

Закончились закулисные шушуканья. Объявили заседание. Пленум по предложению Политбюро подавляющим большинством голосов (13 против и 14 воздержавшихся из 400 присутствовавших) решил снять с рассмотрения выдвинутое Горбачевым предложение о своей отставке. Притихший, «пристыженный» Пленум фактически униженно попросил Горбачева остаться на своем посту. Генсек милостиво согласился.

Секретари ЦК и обкомов, требовавшие смещения Горбачева и пытавшиеся таким образом спасти партию и страну, плевались, глядя в сторону кремлевских лизоблюдов, собиравших подписи в защиту генсека. Ведь в канун Пленума двадцать шесть крупнейших парторганизаций краевого и областного уровня открыто выразили недоверие Горбачеву. По сути кипела вся партия! Но когда наступил момент принимать решение, у партийной верхушки затряслись поджилки, заработали инстинктивные номенклатурные тормоза.

Бакатин, критикуя выступление Гуренко и Прокофьева, сказал, что это поиск ведьм и неприятие инакомыслия в понимании социализма.

— Мы имеем дело, — сказал Назарбаев, — с попыткой похоронить идею обновления общества и государства, вернуть нас к командной системе, тоталитарному строю.

Об этой своей роли некоторые члены Политбюро и секретари ЦК, выступившие инициаторами коллективной отставки в случае смещения Горбачева с поста генсека, сегодня предпочитают не вспоминать. Наоборот, они не устают повторять, что видели, куда ведет страну Горбачев.

Оказывается, в корне не согласны были с политикой Горбачева премьер Рыжков, члены Политбюро Воротников, Крючков и Язов, заведующий отделом ЦК Болдин. Правда, об этом они заговорили, лишившись своих должностей.

А когда были в силе, пребывали на кремлевском политическом Олимпе, пели осанну любимому Михаилу Сергеевичу, потакая всем его прихотям. На заседаниях Политбюро я не слышал ни одного, даже самого робкого возражения генсеку, никто не осмеливался высказать суждение, отличное от точки зрения Генерального секретаря.

О том, как шло обсуждение судьбоносных вопросов на Политбюро, когда каждому было ясно, что страна катится в пропасть, дают представления вот эти записи.

Они сделаны 27—28 декабря 1988 года на двухдневном заседании Политбюро. Председательствовал Горбачев. Он только что вернулся из поездки в США, где участвовал в работе ООН. Обсуждались меры по практическому обеспечению итогов его визита— воплощению в жизнь пресловутого горбачевского нового мышления.

Заседание Политбюро ЦК КПСС 27—28 декабря 1988 года Председательствующий— М. С. Горбачев Присутствовали: В. И. Воротников, Л. Н. Зайков, Е. К. Лигачев, В. А. Медведев, В. П. Никонов, Н. И. Рыжков, Η. Н. Слюньков, В. М. Чебриков, Э. А. Шеварднадзе. А. Н. Яковлев, А. П. Бирюкова, А. В. Власов, А. И. Лукьянов, Ю. Д. Маслюков, Г. П. Разумовский, Ю. Ф. Соловьев, Н. В. Талызин, Д. Т. Язов

Горбачев. Я сразу хочу сказать, что, развивая нашу линию, наши инициативы, мы вышли на очень важный этап в реализации концепции нового мышления. И мне думается, мы действуем в правильном направлении, товарищи. Это прежде всего говорят представители зарубежных стран, представители политических кругов, широких кругов общественности...

Если говорить о том, как разворачивается обсуждение того, что нами внесено на рассмотрение Организации Объединенных Наций, мирового сообщества, то я бы сказал, что это заслуживает самого тщательного внимания, взвешенных и ответственных оценок. То, что мы вышли с такими предложениями,— на них этот мощный фактор действует сильно. Он застал многих врасплох. Мне кажется, что мы очень правильно поступили, что не только продумали содержательную часть, но и тактику реализации задуманного. Мы не стали ждать переговоров, а инициативно пошли. Если бы мы начали излагать это в других условиях, в рамках переговоров, то это, вообще говоря, приняло бы форму обычности. Больше того, это бы затуманивалось всякими вопросами, затяжками, изучением...

Значит, мы взрослеем. Значит, нынешнее руководство набирается больше опыта, действует, хотел сказать, «более изощренно», но это не совсем так, потому что у нас добрые замыслы. Наша политика не с двойным дном, замыслы у нас открытые...

Мы можем констатировать, что наши инициативы выбили почву из-под ног у тех, кто твердил, и небезуспешно, что новое политическое мышление — это одни слова. Мол, Советскому Союзу еще нужно доказать.

Разговоров, красивых слов много, но еще не убраны ни один танк, ни одна пушка. Поэтому одностороннее сокращение произвело огромное впечатление и, прямо сказать, создало совершенно другой фон для восприятия нашей политики и вообще Советского Союза в целом. Это огромный политический выигрыш в глобальном масштабе. Наша инициатива сочетает в себе и философскую часть, и конкретику.

По мнению многих собеседников, огромную роль в том, что идея, выдвинутая нами, все больше захватывает воображение американцев и людей в других странах, сыграл курс СССР на урегулирование региональных конфликтов. Это, товарищи, тоже сфера реальной политики. Если взять Афганистан, Юго-Восточную Азию, Юг Африки, Ближний Восток— все, что там происходит, делается при самом активном нашем участии в позитивном, конструктивном плане. Это тоже меняет образ Советского Союза в глазах мировой общественности...

Представители политических кругов отмечают, что Советскому Союзу удалось решительно раздвинуть рамки отношений, ранее сводившиеся к переговорам об ограничении вооружений. Наш фронт как бы развернулся. Это видно. Это мы должны констатировать без всякой эйфории для того, чтобы реально оценить ситуацию.

Столь впечатляющие позитивные сдвиги вызвали среди консервативной части политической элиты США, да и не только США, обеспокоенность, озабоченность и даже страх. Есть это и у Тэтчер. Отсюда рассуждения другого плана, смысл которых — снизить ожидания, посеять сомнения, даже подозрения. За всем этим скрывается замысел остановить процесс размывания, разрушения фундамента «холодной войны». Вот о чем идет речь. Мы же хотим и предлагаем построить новый мир, новые отношения. Но их надо строить на другом фундаменте. Для этого надо разрушить старый фундамент. Тех, кто противится этому, меньше, но это очень влиятельные круги.

По закрытой информации, которая к нам приходит, они прямо говорят: мы не можем позволить, чтобы Советский Союз перехватил инициативу и вел за собой весь мир...

Если вы вспомните предвыборную кампанию в США, то международные вопросы здесь практически не присутствовали. По-моему, это делалось для того, чтобы, так сказать, сохранить монолитность перед Советским Союзом, перед миром. А сейчас мы видим, как разворачивается серьезнейшая дискуссия на всех уровнях— на политическом, научном, общественном и т. д. Дискуссия по принципиальным вопросам внешней политики. И это хорошо, товарищи. Это тоже большое достижение.

Какие здесь рассуждения, изыскания, в каком направлении они идут? В повестке дня дискуссии оказался вопрос, почему произошли эти сдвиги, почему идет к концу «холодная война». Я думаю, мы в какой-то мере ответили на этот вопрос и поэтому смогли выстроить свою политику. Вместе с тем я должен сказать, что надо продолжать дальше работать для того, чтобы получить полный ответ. Дело ведь не только в нас, а в мире. Ничего бы не получилось с нашим новым мышлением, если бы оно не упало на подготовленную почву. Значит, эти настроения, которые охватывают все континенты и которые отличаются большим разнообразием, нам надо анализировать постоянно. Ответ на этот вопрос имеет огромное политическое значение.

Какую политику США будут по отношению к нам проводить? Тут несколько версий очень интересных и серьезных. Они заслуживают того, чтобы мы продолжали нашу интеллектуальную деятельность, не останавливались в нашей работе в этом отношении.

Вот одна из версий: изменение политики СССР имеет своей причиной глубокий кризис коммунизма и социализма, и то, что сейчас происходит в социалистическом мире и в Советском Союзе, якобы представляет собой отход от этих идей. То есть мы демонтируем через свою перестройку социализм и отказываемся от коммунистических целей. Эта версия используется для того, чтобы обесценить наши мирные инициативы. Мол, это вынужденные шаги, им деваться некуда. Что же, тут, вообще говоря, есть некоторая доля реализма, но все-таки не в той мере. Не то мы имели в виду, когда вырабатывали свою политику. Мы учитывали, конечно, и внутренние потребности.

На базе этой версии делается вывод, что Соединенным Штатам не надо ничего предпринимать со своей стороны для закрепления позитивных сдвигов в международных отношениях. Советскому Союзу, мол, все равно деваться некуда, как и другим соцстранам. Он будет шаг за шагом сдавать свои позиции. Это серьезно, товарищи. «Вашингтон тайме» об этом пишет. И «Фонд наследия» уже для будущей администрации Буша рекомендации в этом духе дает.

А вот точка зрения либеральных кругов: СССР не отказывается от социализма, а спасает его, как в свое время с помощью нового курса президент Рузвельт спасал американский капитализм. Они напоминают при этом, что капитализм не раз, решая свои проблемы, заимствовал социалистические идеи планирования, государственного регулирования, программы социального обеспечения, построенного на принципе большей социальной справедливости. То есть они не хотят позволить правым сыграть на этой версии и обесценить наши мирные инициативы.

И еще интересный аргумент либералов: Советский Союз в эпоху перестройки демонстрирует образец строгого анализа, самокритики, на которую никак не решится капитализм, и прежде всего американский. Вы, наверное, обратили внимание, что «Вашингтон пост» в декабре напечатала на эту тему статью под заголовком «Сверхдержава и самокритика», где подбрасывает тему о том, что пора бы и американцам заняться самокритикой, что у них своих проблем не меньше, чем у нас.

Короче говоря, на этом сейчас построена значительная часть дискуссий в Америке. Идут заседания в научных кругах — открытые, закрытые. Даже либералы из США говорят: важно не позволить правым деятелям использовать некоторые непродуманные выступления в советской печати как свидетельство отказа СССР от социализма, обращения к капиталистическим ценностям и идеалам. Даже там поняли. Скоро, наверное, и у нас поймет кое-кто. Вадим Андреевич, это пища для размышления.

Медведев. И не только для размышления.

Горбачев. Такой разговор мы с тобой уже имели. В общем, как вы понимаете, в поисках причин перемен нашей политики на первом плане присутствует изучение вопроса о причинах перестройки и будущем СССР: произойдет ли отход СССР от социализма.

Если эта версия возобладает, то это очень серьезно скажется на политике. Кстати, элементы этой концепции присутствуют в рассуждениях Буша. Они как бы передаются от Рейгана Бушу. Надо сказать, что это и в Западной Европе присутствует: дескать, при Рейгане Соединенные Штаты нарастили военный потенциал, активизировали помощь борцам за свободу в разных регионах и тем самым убедили Советский Союз в бесперспективности экспансионистской политики. Некоторые европейцы тоже хотят видеть источник изменения в советской политике в американской силе.

Пожалуй, это наиболее сильное направление. По сути, это близко к официальной точке зрения. И вред ее очевиден, поскольку если она утвердится и будет положена в основу политики будущей администрации, то она увеличит гонку вооружений и военное вмешательство США в других странах. Я сейчас очень внимательно слежу за этими делами. Переговорный процесс в Женеве по ядерным вооружениям — это сложный процесс. Потребуется время для того, чтобы новой команде в него включиться. Интерес к 50-процентному сокращению стратегических вооружений меняется, по-моему. По крайней мере, последние сведения (по закрытым каналам пришли) такие, что больше интерес проявляется к химическому разоружению и к другим...

Теперь нам падо работать над нашей аргументацией дальше. И не только над аргументацией. Надо выработать долговременный план практических действий реализации выдвинутой концепции. На этот счет на Политбюро представлены соображения отделов ЦК, МИДа, Министерства обороны, Комитета госбезопасности. Они дают программу действий на ближайшее и отдаленное будущее. Может быть, это еще первый документ. Надо основательно нам самим обдумать все хорошенько. Это что касается непосредственно наших инициатив, реакции на них.

Из всего, что обсуждалось в дни пребывания в Нью-Йорке, главным был вопрос о будущем перестройки. И я это хочу особо подчеркнуть на Политбюро. Не произойдет ли поворота назад? Кстати сказать, это предмет особо активных спекуляций крайне правых. Если брать весь спектр мнений по этому вопросу и в американской, и в западноевропейской прессе, в заявлениях, то, пожалуй, позитивные голоса в пользу перестройки все-таки перевешивают. А вот если вы проанализируете содержание радиоперехвата на языках нашей страны по всем радиоголосам, то тут делается явный акцент на трудностях перестройки, на осложнении процесса перестройки в экономике, в межнациональных отношениях, в развитии процесса демократизации и гласности и т. д.

Находясь вынужденно в изоляции, я постарался двенадцать дней изо дня в день анализировать и систематизировать материалы на этот счет и дать им оценку. Советским людям вдалбливается, что перестройка сдает, буксует, что она ничего не дала людям, что в руководстве, в партии разлад, в стране дело идет к хаосу. За что бы сейчас ни взялось руководство, оно так или иначе попадает в ловушку. Да и судьба нынешнего руководства на волоске. Если уж прямо говорить, толкуют, что Горбачев доживает свои дни. По самым оптимистическим прогнозам, мне дают год-полтора. Так, Владимир Александрович?

Крючков (председатель КГБ СССР). Говорят по-разному.

Горбачев. Тебе не хочется высказываться. Это все так. Я не скажу, товарищи, что это нас сильно удивляет. Не хочу впадать в излишнее бодрячество, но раз они недовольны, раз они пытаются такие прогнозы делать — значит, они боятся нашей перестройки. Но из этого не вытекает, что у нас проблем нет и все хорошо. Я думаю, что мы своей головой должны все понять, как оно есть. Все-таки главное — это наша перестройка. Вот, товарищи, ключ ко всему. Это решающий фактор мирового процесса на нынешнем этапе.

Вот вчера сидим с Мисом (председатель правительства.— Н.З.). Он говорит: «Советский Союз — это симпатии, это нарастание симпатий. Вообще, то, что происходит, трудно даже было сначала объяснить». Правда, он там начинает и другое говорить.

Конечно, еще рано делать серьезные выводы о политике будущей администрации, но вот что можно сказать, опираясь на контакты и кое-какую информацию. Во-первых, трудно ожидать, что она пойдет на обострение отношений с СССР или ввяжется в какую-то международную авантюру, способную их серьезно испортить. Кажется, для такой констатации есть основания, и веские. Но с другой стороны, товарищи, по-моему, совершенно определенно мы должны сказать, что администрация не готова к новому серьезному повороту отношений с СССР, который бы соответствовал шагам, предпринятым нашей стороной. Во всяком случае, на сегодня это выглядит так. Поэтому они говорят: будем осторожными, не будем торопиться.

Правда, в последний момент, когда удалось оторваться от Рейгана, я сказал Бушу об этой нерешительности. Он сразу сказал: вы должны понять мою позицию. Я не мог в силу американской традиции вылезать на первый план, пока не состоялась передача власти. Тут мне все ясно, вопросов никаких нет. У нас будет понимание. И он заверил— преемственность будет. Он считает, что следует наращивать достигнутое и вносить свой вклад.

Все, что пришло к нам по разным каналам, говорит о том, что с их стороны будут добавлены усилия в целях развития наших отношений.

Мы должны знать, что Буш очень осторожный политик. Как говорят, «природная осторожность» Буша — его отличительный признак. Все это в нем заложено. Это мы должны видеть. Что может заставить Буша действовать? Только потеря авторитета администрации. Значит, нам нужны обстоятельства, которые мы сейчас создали своими инициативами, укреплять и двигать этот процесс.

Настроения нынешней администрации больше всего отвечают центристским настроениям в политических кругах США. И сам Буш прямо говорит: я — центрист. Большинство из тех, кто сегодня оказывается в команде Буша, это люди, которых в Америке называют традиционалистами. Люди, воспитанные в годы «холодной войны» и пока еще не имеющие какой-либо внешнеполитической альтернативы традиционному послевоенному курсу Соединенных Штатов со всеми его колебаниями вправо, влево и даже с авантюрами. Это мы должны понимать. И многое тут будет зависеть от того, как мы будем действовать. Я думаю, что там пока беспокоятся, чтобы просто не оказаться в проигрыше— больше ничего. Больших прорывов трудно ожидать. От нас потребуется умная политика.

Вот Арбатов поделился своими соображениями. Они вдруг подбрасывают такую вещь: мол, мы сейчас пока не готовы, пока еще подождем, посмотрим. В общем, потянут время, хотят сбить эту волну, которая порождена нашими инициативами. Им на это было сказано, что, конечно, можно подождать, потому что у нас много работы по новым направлениям— европейскому, азиатскому, латиноамериканскому. Тогда они заявляют: да нет, вы неправильно нас поняли.

В общем, надо иметь хорошо продуманную, динамичную, практическую политику. Не позволить будущей администрации взять такой затяжной тайм-аут и сбить темп нашего политического наступления. Это мы должны иметь в виду.

До нас довели, что они заинтересованы, чтобы Бейкер побыстрее встретился с Шеварднадзе. Это надо приветствовать, но не забывать двигать и другие направления. Тогда они увидят, что отстают.

Вот прочитал бумаги Эдуарда Амвросиевича по Японии. Япония увидела, что процесс у нас пошел и с Китаем, и с Америкой, и с Западной Европой. Она — экономический гигант, но остается в стороне от большой политики. Это ее задевает. И США будет задевать, если они почувствуют, что без них что-то делается. У нас есть сильные ходы. Мы должны усилить нашу наступательность на других направлениях, о которых я говорил.

Мне думается, что общий итог такой: мы сделали крупный, мощный шаг, он вызвал в мире новую волну, которая наносит удары по бастионам «холодной войны», открывает широкую дорогу для наращивания нашей внешней политики в духе нового мышления. В то же время это требует переосмысления деятельности всех наших внешнеполитических институтов, прямо скажем, и Политбюро, и правительства. Это большая работа.

Вот что я хотел сказать. Наверное, я так много говорил, что вам ничего не осталось. Но есть и такое, что можно добавить. Я не думаю, что сейчас надо обсуждение открывать. Но если есть какие-то дополнения, соображения, замечания по документам, то я прошу взять слово.

Рыжков. Я думаю, что сделан крупнейший политический шаг. Его трудно даже переоценить. Если рассматривать нашу внешнюю политику на протяжении двух-трех лет, то это как раз является логическим продолжением предыдущих шагов, которые начинались в январе 1986 года.

Действительно, мы в какой-то степени больше стали размышлять и чувствовать реальную обстановку, которая необходима для оздоровления мирового климата, да и для решения внутренних проблем нашего государства.

Поэтому, Михаил Сергеевич, мы целиком поддерживаем то, что сделано. Была осуществлена большая подготовительная аналитическая работа в этом кабинете. Многие из присутствующих в этом участвовали. Это не какие-то спонтанные предложения. Это глубоко взвешенные, реалистичные предложения. Они, как мы разбирались, не влияют на нашу обороноспособность. Наоборот, в какой-то степени это заставит нас по-другому подойти к структуре вооруженных сил, к системе подготовки военных кадров. Это очень сильный, мощный шаг, который поставил нашу страну в совершенно другое состояние в мировом сообществе.

Все-таки за эти два с лишним года облик страны изменился. Шаг за шагом мы становимся в глазах мирового сообщества другой страной. Мы показываем, что такое социализм в новом понимании. Здесь уже упоминали о беспрецедентном отношении к бедствию, которое произошло в Армении. Мы, сидящие вместе за этим столом, пережили Чернобыль. Мы помним, какое отношение к нашей стране было тогда. Ведь мы ни одного доброго слова не получили, ни одного. Это я точно помню, да и все товарищи помнят. Не говоря о том, что мы ни одной копейки не получили для пострадавших, нам даже сочувствия практически не выразили. Нас хлестали налево, направо, как только могли. И не потому, что мы задержались с информацией (мы потом анализировали— другие не меньше нас думали, прежде чем давать информацию), а потому, что многое непонятно было. За это время совершенно изменилась вся ситуация вокруг нашей страны.

Я думаю, что мы предприняли чрезвычайно правильные шаги. Нам нельзя было проводить дальше политику, которую мы проводили. Нельзя было десятилетиями гнать вооружение за счет уровня жизни нашего народа. Это недопустимо дальше. Продолжение старой политики не сулило никаких перспектив в улучшении жизни населения. Поэтому шаг этот, на мой взгляд, — исторический. Он войдет в историю.

Конечно, политиканствующие круги будут стремиться зарабатывать очки на этом деле, в том числе и нас будут критиковать. Надо реально смотреть на эти вещи. Но все равно мировое сообщество, на мой взгляд, воздаст нам должное.

Правильно вы говорили, Михаил Сергеевич: если бы эти предложения мы ввели в какие-то переговорные каналы, все это растворилось бы в дискуссиях, и такого политического резонанса в мире не было.

Горбачев. Правые американцы говорят, что Горбачев внес эти предложения прямо с трибуны ООН. Советское руководство не сочло нужным предварительно поставить нас в известность. Это свидетельствует о коварстве советского руководства.

Рыжков. Я думаю, это говорит о мудрости и ответственности советского руководства. Они не ждали такого. Что им оставалось делать? С точки зрения экономической ситуации мы все больше и больше убеждаемся, что без этого нам не выйти на определенный уровень благосостояния. С этих позиций мы также сделали очень большое дело. В эти дни пришлось контактировать в Ереване с некоторыми общественными деятелями — от представителя Генерального секретаря ООН до матери Терезы. Все в один голос говорят, что мы даже не представляем, какой наплыв моральных чувств это все вызвало к нашей стране. Чтобы такой отклик произошел в мире, — это не бывало.

Горбачев. Я получил от матери Терезы поразительное письмо.

Рыжков. Она довольно умная женщина, трезво рассуждает. Они все говорят, что это результат нового политического мышления советского руководства, которое создало новый облик Советского Союза.

И второе. Конечно, на всех произвело большое впечатление, что была прекращена международная поездка Генерального секретаря и что в тот же день он вылетел на Родину, чтобы быть дома во время этой трагедии. Они намекают, даже не намекают, а прямо говорят, что в результате этой беды Советский Союз включился в гуманные отношения. То есть вы видели, как весь мир отреагировал на вашу беду. Соответственно и вы должны изменить отношение к другим. Конечно, нам, Михаил Сергеевич, нужно пересмотреть некоторые позиции. Видимо, пройдет немного острота, надо подумать.

Горбачев. Об отношении к ряду организаций?

Рыжков. Конечно. Это Красный Крест, это всевозможные наши общества. В отношении критики, Михаил Сергеевич, она была и будет, никуда мы от нее не денемся. Единственное— о тезисе «отхода от социализма». Надо как-то, Вадим Андреевич, органам массовой пропаганды больше проводить эту линию. Надо, по-видимому, сказать, от чего мы отходим и к чему мы приходим. Ведь мы не от социализма, а от извращения .социализма отходим. Я думаю, тут надо проводить целенаправленную линию, в том числе среди нашего населения. Сейчас все эти глушения прекратились, все имеют возможность спокойно слушать всевозможные передачи. Но надо очень умно показывать, где мы отходим от чего-то, а где мы стоим очень твердо. Я думаю, это надо очень серьезно обдумать.

Михаил Сергеевич, еще один вопрос. В отношении решения. Мы его получили недавно. Мы бы просили несколько дней, чтобы посмотреть и все тщательно взвесить. Здесь очень категорические записи, что надо в Международный валютный фонд вступать. У нас недавно принята концепция, где мягче все записано. Постепенность какая-то должна быть. Здесь ведь как? Вступить-то можно, но тогда и себя вывернуть наизнанку.

Горбачев. Помимо того, что надо семь миллиардов дать.

Рыжков. Потом надо будет принимать решения, которые они будут нам диктовать: как обеспечивать жизненный уровень населения, какие цены поднимать, какие уменьшать. Я думаю, надо еще раз все тщательно взвесить. Я не говорю, что это не надо делать, но, по-видимому, не так быстро, как здесь написано. И в заключение предлагаю одобрить деятельность, которую Михаил Сергеевич вел там. Проделана огромнейшая работа, огромнейшая. Я думаю, что ей надо дать самую высокую оценку.

Горбачев. То, что произошло в Нью-Йорке, я вам скажу, это нечто поразительное, небывалое. Как реагировали ньюйоркцы— я об этом хочу сказать. Ньюйоркцы — народ избалованный всякими королями, визитами. Их ничем не удивишь. На десятки километров люди шпалерами. Мы ехали по Бродвею ночью с какого-то мероприятия. Служба безопасности решила: поедем там, где не ожидают, расставили посты в одном направлении, а поехали в другом. Удивительно, товарищи, какая реакция была в народе. Не так просто это все. Правда, один говорил: имейте в виду, настроение людей легко повернуть и туда, и сюда. Сам факт, вообще говоря, поразительный. Поразительный просто. Реакция, как у наших людей. Эдуард Амвросиевич, ты хотел сказать?

Шеварднадзе. Я присоединяюсь к вашему анализу. Как непосредственный участник этого очень большого, важного, исторического события, хотел бы сказать несколько слов. Это событие имеет огромное значение. Оно никого не оставило равнодушным. Это общее мнение— старожилов и относительно новых людей, которые работают в системе Организации Объединенных Наций. Такого выступления с точки зрения масштабности и глубины, новизны и реальности, философского, концептуального осмысления мира эта организация не помнит. Об этом говорили и писали очень авторитетные люди.

Все понимают, что это плоды долгих размышлений. Именно в таком плане высказалась Тэтчер, когда она ознакомилась с вашим выступлением.

Многие считают, что открываются идеальные возможности, идеальная перспектива для выхода цивилизации в новый, мирный период ее развития. Я думаю, вы правильно говорили, Михаил Сергеевич, о том, что момент был выбран очень удачно. Прежде всего в том смысле, что американский народ, жители Нью-Йорка с рождения восприимчивые к большой политике. И не только в Америке, но и в других странах Европы, Азии политика стала очень популярной. Люди понимают, что без политики не решишь проблему выживания, проблему спасения, без политики невозможно решать проблемы, которые накапливались десятилетиями в области экологии, экономики и т. д.

Политика— главное средство решения всех вопросов. Без политики невозможно решать проблемы прекращения гонки вооружений, сохранения космоса мирным и т. д. В этом отношении действительно произошло удивительное совпадение: с одной стороны, готовность советского руководителя изложить совершенно реалистическую научно-философскую программу решения этих вопросов, а с другой стороны, соответствующая подготовленность общества, в том числе и той аудитории, перед которой вам пришлось выступать.

Я думаю, это очень важный момент. И в этом, наверно, заключается причина успеха всех предложений, которые были высказаны вами с трибуны Генеральной Ассамблеи.

Я думаю, очень сильно поработает ваше выступление и в интересах перестройки. Я имею в виду международные аспекты, внутренние аспекты и т. д. Я не знаю, есть ли люди, которые остались равнодушными. Даже те, кто были экстремистски настроены и мутили воду в определенном смысле, и те, по-моему, начинают осмысливать и определять свою позицию в перестройке, поскольку понимают, что сегодня в мировых делах именно Советский Союз задает тон, определяет содержание, характер мировой политики.

Мне кажется, очень сильно прозвучал на весь мир весь комплекс предложений, которые были посвящены проблемам большой политики — военно-политическим, экономическим, экологическим, гуманитарным аспектам. И очень важно, что важнейшая часть выступления — философско-концептуальная часть — очень сильно подкреплялась конкретными практическими предложениями, готовностью Советского Союза действовать именно в практическом плане. Все это имеет огромное значение.

Задачи, которые сейчас стоят перед нами, заключаются в том, чтобы теоретически осмыслить все, что вытекает из выступления на Генеральной Ассамблее. Это не так просто. Вопросы нового политического мышления, вопросы приоритета общечеловеческого, соотношения национального и общечеловеческого и т. д. Все это в принципиальном плане решено, но требует очень серьезного, углубленного изучения именно на современном уровне.

Горбачев. Кое-где воспринимается так, что вроде мы сами сдаем позиции.

Шеварднадзе. Это тоже есть, но это, наверное, уже наши недостатки. Здесь мы недостаточно настойчиво, недостаточно аргументированно разъясняем суть и содержание нового политического мышления.

Вот вы вспомнили о Нью-Йорке. Я почему сказал, Михаил Сергеевич, что люди созрели сегодня для большой политики? Я тоже ничего подобного не видел. Даже у наших друзей ничего подобного не видел. Мне говорили очень авторитетные люди, которые относятся к нам с известным доверием, что руководство города предпринимало меры для того, чтобы создать настроение известной обеспокоенности, неуютности, что ли, в связи с прибытием Генерального секретаря. Несколько раз передавали, что такие-то улицы будут закрыты.

Горбачев. В первые дни жители были оповещены по всем телеканалам, что мы сорвали нормальное движение.

Шеварднадзе. Остановили частный транспорт. А это для Нью-Йорка вопрос самый серьезный. И в этих передачах не было ничего такого, что говорило бы о поддержке, понимании и т. д. А когда состоялось выступление— это было стихийное стечение народа 10-миллионного города, если взять только центр. Ничего подобного не видели.

Горбачев. Кто хорошо работал и честно — это полиция. Она действовала решительно.

Шеварднадзе. Михаил Сергеевич, я с вами согласен, нынешняя администрация будет более осторожной, более предусмотрительной, может, более трусливой. Но мне кажется, что все, что сделано за последние годы в области нормализации советско-американских отношений, — это уже стало достоянием американцев. Вот самые последние результаты опроса обществен-ного мнения: свыше 80 процентов за рейгановскую политику с точки зрения нормализации советско-американских отношений. Поэтому и нынешняя администрация будет вынуждена проводить политику дальнейшего углубления и расширения сотрудничества с нами. Может быть, им требуется какое-то время, чтобы осмыслить все еще раз. Я не исключаю, что они сейчас серьезно осмысливают проблемы космоса. Ведь сразу менять политику в отношении космоса не так просто. Надо заменить министра обороны— тоже непростой вопрос. Придет человек с новым мировоззрением, новыми взглядами. Мы должны ожидать более осторожного подхода со стороны нынешней администрации. Самое главное, как вы правильно сказали, Михаил Сергеевич, нам надо иметь задел, обеспечить активную работу по всем направлениям — по химическому оружию, стратегическим наступательным вооружениям, по гуманитарным проблемам. У нас никогда не было такой обстановки, такой ситуации. Действительно, мы по гуманитарным вопросам вышли на самые передовые позиции. Трудно приходится, я это понимаю, но очень много мы выиграли с точки зрения формирования облика нашей страны.

Тут представлен проект постановления. Конечно, я не считаю, что это окончательный вариант. Придется еще поработать. Допустим, поручение по МВФ. Речь идет о том, чтобы разработать мероприятия и внести соответствующие предложения по всем принципиальным вопросам. Тут затронут очень большой комплекс вопросов, который потребует серьезного внимания.

Неверно, что записку не согласовывали с Министерством обороны. Известны причины: товарищей не было на месте, на месте был товарищ Лобов, и с ним все вопросы, все пункты согласованы. К нему ходили, визировали и так далее. Но дело не в этом. Это не самое главное. Вот чего я боюсь. Что предлагается, например, в докладе Министерства обороны? Данные в Верховный Совет представлять только после их рассмотрения Советом Обороны и на Политбюро и так далее. Надо ли делать так, когда мы готовимся к новому Верховному Совету с его новым статусом, новыми правами, новым содержанием, новой формой работы? Я считаю, что этого не следовало бы делать.

Вызывает очень серьезные возражения предложение о том, чтобы в Верховный Совет представлялась информация лишь об основных направлениях военного строительства, а не о планах такого строительства, как это предусмотрено в проекте. Результатом будут отсутствие какой-либо конкретики в обсуждении этого вопроса в Верховном Совете и те же самые негативные последствия, о которых мы говорили. Конкретные планы по-прежнему будут приниматься и осуществляться в закрытом порядке без Верховного Совета. Наверное, этого не надо допускать. Совершенно не ясно, как Верховный Совет, не имея информации о конкретных планах, сможет серьезно рассматривать и утверждать расходы на оборону. Это тоже вопрос очень серьезный. Непонятно возражение против тех положений проекта постановления, где речь идет о представлении плана графика вывода наших войск с территории союзников и их обсуждение с друзьями.

Насколько известно, на заседании Комитета министров обороны конкретные сроки вывода не обсуждались. Мы должны иметь такие планы, согласовать их с союзниками и объявить открыто, чтобы все знали о нашем твердом намерении последовательно, целенаправленно и упорядоченно осуществлять сказанное в Организации Объединенных Наций. Иначе, если все будет решаться так, как об этом товарищи пишут, — в рабочем порядке, мы подставимся под обвинение в попытке спустить на тормозах вывод и переформирование, сделать все не так, как об этом говорилось с трибуны Генеральной Ассамблеи.

Следующий момент прямо противоречит сказанному с трибуны сессии и положению записки. Я имею в виду формулировку Министерства обороны о том, чтобы остающимся после сокращения на территории соцстран силам придавалась большая, я подчеркиваю, большая оборонительная направленность. Это вроде слова, но они имеют принципиальное значение. Товарищ Горбачев говорил о придании этим силам иной, однозначно оборонительной структуры. Разница большая и важная. Нас будут ловить, так сказать, на каждом шагу. Теперь же нам предлагается говорить не о структуре, а о какой-то абстрактной направленности. За этой разницей в словах неизбежно будут стоять различные методы реализации заявления Генерального секретаря. На практике мы должны делать так, как было сказано с трибуны ООН, чтобы дела не расходились со словами.

Нельзя согласиться и с тем, как трактуются в записке Министерства обороны вопросы гласности и открытости, которые имеют сегодня принципиально важное, важнейшее значение. При осуществлении наших односторонних шагов гласность и открытость должны быть, на мой взгляд, максимальными. Иначе не только не будет должного эффекта, но, мне кажется, политика окажется в пропагандистском проигрыше. Наши оппоненты не замедлят этим воспользоваться, чтобы посеять сомнения в том, что заявленные нами шаги осуществляются не полностью.

Предлагается не максимальная, а допустимая открытость. Что это такое — допустимая открытость, не понятно. Еще более важно, что даже допустимая гласность и открытость предлагается лишь применительно к выводу наших войск с территории союзников.

К мерам же по сокращению на нашей территории, очевидно, никакая гласность не допускается. Это тоже, наверное, неправильно.

И в целом нужно сделать вывод, что предлагаемые в записке поправки, в частности, к военно-политическому разделу, направлены на недопущение настоящей гласности и открытости. Я все же считаю, что эти вопросы имеют большое значение.

И в заключение, Михаил Сергеевич, несколько слов. Вы говорили об отдельных информациях. Информации идут со всех концов: сколько продержится нынешнее советское руководство, сколько отпущено одним, другим, третьим, о разногласиях и т. д. Знаете, Михаил Сергеевич, я об этом думал в Нью-Йорке...

Горбачев. По крайней мере превалирует мнение, что в советском руководстве создана команда, которой в Советском Союзе еще не было. И что удивительно, если вы посмотрите, что идет в их прессе, то все-таки преобладает позитив. А по радиопередачам на нашу страну — все взорвать.

Шеварднадзе. Михаил Сергеевич, они хотят заставить нас нервничать. А так серьезные люди, серьезные политики. Даже самые критически настроенные, с которыми я встречался неоднократно, не допускают мысли о том, что здесь может быть что-то.

Горбачев. Вчера Мэтлок утром просился к Яковлеву и приехал. Послушал он передачу из Ленинграда, инспирированную товарищем Соловьевым. Во время передачи выступил и председатель Управления КГБ, который сказал, что надо иметь в виду происки империалистических разведок и их подрывную деятельность против перестройки. Вот Мэтлок и говорит: «Я имею специальное поручение от руководства и нынешнего, и будущего заявить, что мы за перестройку».

Шеварднадзе. Знаете, иногда мы сами раздуваем некоторые зарубежные авторитеты. Вот вычитали обзор этого Киссинджера. Посмотрите, что после вашего выступления осталось от этой теории.

Горбачев. Ничего не осталось.

Шеварднадзе. Еще один сказал, второй, третий, но не надо принимать это за чуть ли не абсолютную истину. Я думаю, что надо серьезнее к этому относиться.

Горбачев. Мы привыкли, что у нас если кто-то выступает, то он обязательно высказывает официальную точку зрения. А там просто болтают, понимаете ли. Когда подошел Киссинджер, я ему говорю: «Приветствую моего постоянного критика». Он говорит: «Господин Генеральный секретарь, откуда у вас такое мнение? Как только мы с вами встретимся, так вы мне об этом говорите». А я говорю: «Разве неправильно?» Он говорит: «Нет, неправильно. Я вам хочу сказать, что я полностью разделяю вашу концепцию, философию того, что вы сегодня сказали. Полностью разделяю. Я не согласен только с рядом конкретных подходов». Я тебя записываю, Вадим Андреевич, для выступления.

Медведев. Я считаю, что выступление Михаила Сергеевича на Генеральной Ассамблее — это действительно крупнейший акт в области внешней политики и международных отношений, имеющий поворотное значение.

Возникают ассоциации с вашим Заявлением от 15 января 1986 года. Это выступление является, конечно, и продолжением, но одновременно стало и очень мощным развитием той акции. Оно выводит все вопросы на более широкий, философский и социологический горизонт в смысле понимания процессов, происходящих в современном мире.

А с другой стороны, оно отличается от Заявления тем, что многие принципиальные вопросы выводятся в плоскость практического решения, в том числе разоруженческие. Все это вместе является серьезным вкладом в наше новое политическое мышление, что, безусловно, окажет большое и сильное влияние на ход дальнейшего развития мировых событий. Судя по тому, что мы слышали, отклики совершенно беспрецедентные.

То, что случилось и из-за чего пришлось прервать поездку,— это трагедия. К сожалению, приходится констатировать, что не удалось осуществить дальнейшие шаги в этой поездке. Но вместе с тем здесь есть и нечто положительное. То, что затем последовало — реакция в мире на нашу беду, наше отношение к этой реакции,— явилось наглядной иллюстрацией того, о чем говорилось в вашем выступлении в ООН. Это демонстрация нового подхода, открытости, искреннее стремление к международному сотрудничеству по самым разным вопросам.

Конечно, Михаил Сергеевич, в какой-то мере армянская трагедия несколько потеснила тему вашего выступления. Но я думаю, что продолжение обсуждения идет, и оно является довольно весомым. И все же, мне кажется, надо продумать серию крупных мероприятий, крупных акций пропагандистского характера, которые могли бы в полной мере соответствовать уровню постановки вопросов и раскрытию их содержания. Может быть (я, правда, ни с кем не советовался по этому вопросу), организовать какую-то очень крупную, на высоком уровне пресс-конференцию, в которой можно было бы обобщить реакцию и внутренней, и международной общественности, прокомментировать ее. Затем ваше предвыборное выступление и других руководителей, доклад на I Съезде народных депутатов, то есть выстроить какую-то цепочку узловых мероприятий, в которых эта работа могла бы быть продолжена.

И второе, о чем я хотел сказать, — это взаимосвязь внутренних и международных аспектов перестройки.

Конечно, воздействие вашего выступления на внутреннюю аудиторию исключительно, велико. Это подтверждается материалами проходящих отчетно-выборных конференций в краях и областях, это чувствуется во всем. Мне кажется, что здесь очень важна не только принципиальная постановка вопроса, но и выход на практические проблемы конверсии, на извлечение максимального эффекта из сокращения вооружений и Вооруженных Сил для нашего внутреннего развития. К сожалению, проблемой конверсии мы занимались очень плохо. Практически вообще не занимались. И в этом отношении отстали от западных разработок в этом деле. Я думаю, и западными разработками в той мере, в какой они доступны, надо постараться воспользоваться и широко развернуть эту работу с привлечением ученых, чтобы действительно разработать четкую и ясную программу, рассчитанную на получение быстрейшего и наибольшего эффекта.

В этом плане я хотел бы высказать одно практическое предложение. Оно касается реализации результатов сокращения Вооруженных Сил, которых мы можем достичь в максимально короткие сроки или сбить один из острых политических вопросов. Это вопрос военного призыва студентов вузов и техникумов и вопрос воинского их обучения. В Казани снова пришлось с этим столкнуться — в университете, да и в ходе самой конференции были выступления на эту тему. Мне кажется, что пора этот вопрос рассмотреть и кардинально решить с учетом открывающихся возможностей и с учетом анализа и эффективности тех видов военного обучения, которые проводятся в вузах. Надо непредвзято это проанализировать. Я думаю, мы можем открыть для себя здесь многие неожиданные выводы...

Горбачев. Когда мы обсуждали это на Совете Обороны и даже на Политбюро рассматривали, у нас шла речь о сокращении войск на пятьсот тысяч. Потом для того, чтобы решить вопрос о студентах, сказали: добавьте к этим пятистам еще сто тысяч человек, чтобы снять проблему призыва студентов, но говорить везде только о пятистах тысячах. Они относятся непосредственно к армии, а сто тысяч— это строительные войска. Эдуарду Амвросиевичу хотелось бы назвать цифру 600 тысяч, а я ему говорю — нет, потому что дальше, когда мы начнем сопоставлять численность войск, то нас все время будут тыкать, что вот эти войска строительные, а мы будем доказывать, что нет. Поэтому официально мы говорим о 500 тысячах. А сто тысяч строителей, Дмитрий Тимофеевич, использовать для решения проблемы студентов.

Язов. Еще 65 тысяч призываем. Надо принимать решение. Но это при условии, что после окончания института тс, кто закончили, будут служить полтора года или год.

Горбачев. Это при условии, которое мы еще обсудим. После окончания войны все изучали военное дело. Я был в Рязанском училище два раза, в школе полковых младших командиров практику проходил по месяцу. Я пе меньше знал, потому что, может быть, я шагистикой меньше занимался, а с точки зрения знаний — не меньше было. Надо посмотреть и такой вариант.

Медведев. Вопрос военной подготовки тоже надо проанализировать. Все ли делается правильно, все ли необходимо? В ряде случаев это надо делать, но, может быть, далеко не всегда.

Горбачев. Допустим, студент, который закончил физтех, за два года службы все наполовину забудет. Вот мне прислали записку, я направил ее Вадиму Андреевичу.

Медведев. Зачем такого брать? Там есть кафедра, он закончил ее, получил военное образование и имеет офицерское звание.

Горбачев. Вот и я об этом говорю. Это все и надо утрясти. Давайте мы такое поручение сегодня дадим уже в практической плоскости проработать вопрос, выделить его отдельно и внести.

Медведев. Тут еще важная деталь: подчас не совпадает военная подготовка с профилем вуза. Для чего это делается? Надо военное образование как-то связывать с профилем подготовки студентов.

Горбачев. Не всегда это возможно.

Медведев. Последнее соображение, Михаил Сергеевич. Я думаю, что всем ясно, какие большие задачи и проблемы подняты в вашем выступлении для работников теоретического фронта. К сожалению, пока критический настрой среди обществоведов преобладает. Призыв к положительной разработке проблем социализма, который содержался в докладе на XIX партийной конференции, встречает меньший отклик, чем критическое переосмысление. Я думаю, этот процесс тоже надо как-то активизировать. Не ослабляя стремления к критическому осмыслению прошлого и настоящего, вести дело к тому, чтобы наши социалистические представления развивались в соответствии с современными условиями.

Горбачев. Хорошо. Александр Николаевич.

Яковлев. То, что произошло в Нью-Йорке в этом месяце, — это, конечно, огромное событие в мировой политике. Я считаю, что Советским Союзом сделан еще один шаг в утверждении гуманистического мышления.

Всем хорошо известно, что национальное самоуважение, национальное достоинство достигается активной политикой, и прежде всего внешней политикой. Мне представляется, что после этого события у нашего народа, у всех нас, у партии повысился уровень самоуважения. Сейчас на практические рельсы переведены гуманистические идеи, развиваемые за последние три года.

Правильно Николай Иванович Рыжков говорил, что это логическое продолжение новой внешней политики. Но это не только продолжение, но как бы и водораздел. Оно не только суммирует накопленное за три года, но и открывает новые возможности внешней и внутренней политики. Я бы это подчеркнул: и у внутренней политики, ибо здесь должны меняться подходы и к экономике, и к мышлению, и к оценкам происходящих событий. Все это имеет очень далеко идущие последствия, может быть, о которых сейчас еще трудно говорить.

Во-вторых, как представляется, отказ от самоизоляции социализма, которая позволяла сочинять о нас много всякой чепухи и посадила нас за «железный занавес». Это позволяет социализму начать свой великий поход, демонстрируя социализм как социальный пример.

В-третьих, это такое событие, которое говорит о переходе от традиционного мышления к созидательному, соревновательному, сотрудническому мышлению. И здесь нам предстоит еще, конечно, много работать. Я не думаю, что мы все избавились от старых подходов. Нас еще очень часто берет озноб при каких-то поворотах, при расстановке каких-то акцентов, нюансов и пр. Но так или иначе та коренная линия, которая проложена в предложениях Советского Союза, должна быть безукоризненно выполнена. Нам надо следовать этой линии неукоснительно, иначе мы понесем серьезные психологические, а во многом и политические издержки.

Все это ломает послевоенную структуру и создает новую, в которой Советский Союз может играть ведущую созидательную роль. И в этом, я думаю, огромный политический и социальный смысл того, что произошло.

Тут начался разговор о Буше и новой администрации. Конечно, видимо, в основном и главном Буш пойдет по линии перемен, деваться ему, собственно, некуда. Такова общественная обстановка, такова политическая обстановка. Так будет, если, конечно, не появится что-то такое неожиданное. Но здесь, видимо, и от нас что-то зависит. Конечно, сейчас Буш не готов к серьезным поворотам. Об этом прямо так не говорят, но для того, чтобы завоевать себе американское общественное мнение, он вроде предлагает сейчас ускорить договоренности. Видимо, нам надо посмотреть. Бушу будет труднее управляться с правыми, чем это удавалось Рейгану. Во время этой поездки американцы рассказали нам такой анекдот. Секретная служба дала инструкции охране Буша: в случае покушения на Буша стрелять в Куэйла. Я думаю, что это показывает отношение к правым. Да, Бушу труднее с правыми будет.

Горбачев. По конституции вице-президент становится сразу президентом.

Яковлев. Вчера я встретился с Мэтлоком. Он говорит, что Буш более профессионален, более информирован, но и в то же время более осторожен. Он мне пытался внушить, что он всегда принимал участие в выработке конкретных решений, интересовался деталями, знает многих, то есть он как бы подавал в выгодном свете нового президента.

Что нам надо еще учесть с точки зрения нажима на американцев? Это то, что американцы очень боятся нашей европейской и тихоокеанской политики. Им бы не хотелось прыгать на ходу в поезд, да еще в убегающий поезд. Они привыкли быть машинистами. Их очень беспокоит активизация нашей внешней политики в других регионах. И то, что мы начали эти направления очень активно разрабатывать, для американцев это больной вопрос, заставляющий их по-новому смотреть на вещи.

Самое главное, Михаил Сергеевич, вы об этом не раз говорили, — это исчезновение образа врага. Если мы и дальше будем двигаться в этом направлении, а мы будем вести это дело, это окончательно выдернет коврик из-под ног военно-промышленного комплекса. Конечно, американцам придется коренным образом менять свои подходы.

Хотелось бы сказать и о внешнеэкономических связях, Михаил Сергеевич. Вы поручили мне там встретиться с представителями бизнеса. Наводят на некоторое размышление и последующие встречи. Они все приветствуют перестройку, все готовы идти на отношения, но по крайней мере на две вещи жалуются.

Первое: очень приятно говорить с руководителями наших ведомств. Полное взаимопонимание, все — хорошо, все— замечательно, в духе перестройки. Как только спускаемся на следующие этажи— ничего не происходит. Начинают нас учить. Вот, говорят, «Интуристу» предложили построить гостиницы на хороших условиях. Нам час читали мораль, что капиталисты меньше заботятся о нуждах людей, чем при социализме. Мы знаем свое несчастье, что мы меньше заботимся, но мы предлагаем гостиницы строить. Вот и в других ведомствах такая же история.

Второе — это отсутствие настоящей экономической информации. Мне кажется, что мы привыкли к политической информации, давно ее ведем, «холодная война» это заставляла делать. И дальше будем это все, наверное, делать. Но, видимо, надо больше подумать об экономической информации. Очень мало информирован бизнес. Задают совершенно неоправданные вопросы, которых они не знают.

И третье. Жалуются на низкий уровень образованности в коммерческих делах наших кадров. Люди очень плохо разбираются в кредитной системе, в банковской системе и т. д.

Вот, пожалуй, три вопроса, которые обращают на себя внимание. Видимо, нам надо как-то подумать над ними, чтобы активизировать нашу деятельность.

Язов. Во исполнение решений Совета Обороны от девятого ноября в Министерстве обороны уже разработаны планы вывода войск из ГДР, ЧССР, ВНР и ПНР.

Я после вашего выступления в Организации Объединенных Наций был на партийной конференции в Группе советских войск в Германии. Ни одного вопроса или заявления провокационного не было. Четырнадцать человек выступали, и все с одобрением к этому отнеслись. В субботу был на конференции Киевского района в Москве. Был задан вопрос: «Не отразится ли на обороноспособности вывод?» Я ответил. Больше ни одного вопроса не было, все отнеслись с пониманием. С пониманием к этому относятся все Вооруженные Силы страны. В Комитете министров обороны, который проходил в Софии, все министры отнеслись с пониманием.

Я считаю, что мы готовы доложить Совету Обороны наши планы реализации тех предложений, которые были обнародованы в Организации Объединенных Наций.

Министерство обороны не возражает против освещения вопросов военного строительства в Комиссии Верховного Совета. Но пока по Конституции остается Совет Обороны, то, мне представляется, прежде чем входить в Комиссию Верховного Совета, надо все вопросы рассматривать на Совете Обороны. Я не знаю, почему с этим не согласен товарищ Шеварднадзе. Прежде чем Михаил Сергеевич выступал с известными предложениями в Организации Объединенных Наций, этот вопрос рассматривался в Совете Обороны и здесь, на Политбюро. А как же иначе? Ведь американцы нам тоже не все открывают. То, что нам хотелось бы у них узнать, ни за какие деньги у них не купишь. А почему мы должны все сразу проводить через Комиссию Верховного Совета? Сейчас Комиссия Верховного Совета будет представлять очень широкий круг людей. И не обязательно всем все знать.

Горбачев. Я думаю, что возникло недопонимание. Мы должны все это проработать, определить, чем будет заниматься Комиссия по военным делам Верховного Совета. Совет Обороны сохраняется. Определенно, что Председатель Верховного Совета будет Председателем Совета Обороны. Это остается. Что касается деталей, то это все прояснится. И у американцев есть много вещей, которые рассматриваются в закрытом порядке.

Язов. Совершенно правильно.

Горбачев. Есть вопросы, которые никакой конгресс не рассматривает. Они могут быть в компетенции и президента, и Совета национальной безопасности.

Язов. Теперь о формулировке об оборонительной направленности. В своем выступлении Михаил Сергеевич действительно сказал об уменьшении на 10 тысяч танков. Для этого надо затронуть все войска, которые находятся в Группе советских войск в Германии. Мы вынуждены задеть танковые дивизии. В танковых дивизиях есть мотострелковые полки. Мы имеем в виду эти мотострелковые полки оставлять. А из танковых дивизий, которые там остаются, танковые полки брать, чтобы больше вывести танков. В этой ситуации стоит ли всю нашу структуру показывать только потому, что мы хотим гласности?

Мне представляется, что это прерогатива тех государств, на территории которых находятся наши войска. Во всяком случае, то, что можно показывать, мы будем показывать, но не обязательно им все раскрывать. Что касается графика вывода, мы готовы его доложить. Мы предлагаем три дивизии в этом году вывести из Восточной Европы, три дивизии — в следующем году. Относительно части, касающейся СССР и Монголии, то мы также готовы доложить. Совету Обороны график вывода.

Лигачев. Я тоже хотел бы два-три обстоятельства затронуть. Действительно, прошло времени чрезвычайно мало, а в мире происходят удивительные изменения. Идет процесс от конфронтации к сотрудничеству, гаснут региональные конфликты, миллионы людей возвращаются к мирной жизни, хотя тут не все просто, но тенденция явно обозначена.

Словом, идет перестройка международных отношений, причем основательная. При этом она не теряет своего классового характера, о чем было подчеркнуто Михаилом Сергеевичем в докладе на XIX Всесоюзной партийной конференции. Вместе с тем было также сказано, и это совершенно справедливо, о приоритете общечеловеческих ценностей, общечеловеческих интересов. Я думаю, что если бы не было общего интереса стран, принадлежащих к различным общественно-экономическим системам, то не было бы единства действий. Общим интересом являются, видимо, следующие направления. Огромная тяжесть военных бюджетов. Это ощущает не только мир социализма, но и мир капитализма. Вопросы, связанные с выживанием человечества, экологические проблемы стали чрезвычайно актуальными. Все это, вместе взятое, и прежде всего наша инициативная политика, позволило привести к некоторым переменам в лучшую сторону. Это первое, что я хотел бы отметить.

Второе. Нынешняя политика, как я понимаю,— это большой комплекс вопросов. Но среди них главное, генеральное — это разоружение. Очень важно, что Михаил Сергеевич в своем выступлении внес очень важные, кардинальные предложения именно в этом направлении. Причем, я думаю, что нам надо сказать, если уже не всему народу, то активу партии. Это прежде всего надо. Я вот только что вернулся, как и многие товарищи, из области. Задают вопросы. Это естественно, понятно. Странно было бы, если бы не задавали. Это нам прежде всего надо разоружение. Мы взвалили на себя такую ношу, связанную с военным бюджетом, что в области экономики нам трудно будет что-либо кардинальное решить, причем иногда взваливали без достаточных оснований. Я уже об этом однажды говорил.

Но это отнюдь не значит, что мы должны ослабить обороноспособность страны. У нас есть достаточно путей, подходов и средств, чтобы сокращать непомерно большие военные расходы и рационально, разумно использовать средства для укрепления обороноспособности страны. Об этом прямо надо сказать партии, партийному активу. Сейчас, когда мир уже начинает медленно, но верно разоружаться, в конце концов сила государства будет определяться не военным могуществом, а сильной экономикой и политически сплоченным обществом.

И третье. Я думаю, что если даже Запад не пойдет навстречу нам и с его стороны не будет каких-либо конкретных сдвигов с разоружением, то и в этом случае мы будем иметь сильные международные позиции. Давайте вспомним односторонний мораторий на ядер-ные испытания. Я думаю, мы не понесли никаких потерь, а приобрели огромный вес. Мы очень основательно укрепили свои международные позиции, пойдя на такую непростую акцию, каким являлся односторонний мораторий на ядерные испытания.

И наконец, Михаил Сергеевич, я хотел бы обратить внимание на следующее. Это находится в контексте того разговора, который здесь развернулся. По некоторым вопросам мы просто проигрываем, потому что уклоняемся от их решения. Я вот в последнее время побывал в ряде организаций в Москве и в области. Буквально везде заваливают вопросами, связанными с кооперативным движением. Эту тему подогревают и зарубежные некоторые передачи, что нельзя не учитывать в пропаганде как новый фактор. Причем люди очень здраво рассуждают: мы за кооперацию, за кооперативные формы в различных сферах экономической деятельности. Но вот некоторые кооператоры не знают удержу, занимаются спекуляцией. Их немного, но на эти факты довольно остро реагируют люди. Мол, на них нет власти, нет узды, хотя прямо скажу, что и местные органы многое могли бы сделать, чтобы утвердить определенный порядок. Эту рану мы не лечим, а, наоборот, раздражаем. Вместе с рядом других вопросов. Вот сейчас есть решение Совета Министров по вопросам, связанным с контролем за производством товаров для детей, для взрослых. Теперь уже этот вопрос в какой-то степени начинает сниматься. Но есть, еще раз повторяю, вопросы, которые мы тянем просто до обидного. По поводу внешнеэкономических связей. На внешний рынок рвутся сейчас буквально все, особенно в агропромышленном комплексе. Много там появилось людей оборотистых и деятельных. Просто крик стоит, понимаете ли. Причем говорят: берут с нас 5—10 процентов аккуратно, автоматически снимают, так сказать, барыши, но никто не хочет нас научить этому делу. Видимо, следовало бы нам серьезно заняться этим делом.

Конференция, которая недавно прошла в Ростовской области, очень интересная, содержательная. Там была совершенно ясная и твердая позиция коммунистов по всем политическим проблемам перестройки.

Я хотел бы присоединиться к поздравлениям Михаила Сергеевича в связи с его выступлением в ООН и в связи с тем интересным анализом, который дан сегодня событиям, развернувшимся уже после речи в ООН.

Горбачев. Завершаем, товарищи?

Воротников. А по проекту можно?

Горбачев. Пожалуйста.

Воротников. Проект я в целом поддерживаю. Тут очень широкий фронт направлений взят. Я его полностью поддерживаю с учетом тех замечаний, которые высказаны. Я затрону лишь один момент. Вы, Михаил Сергеевич, в своем выступлении подчеркнули неоднозначный подход к перестройке и реакцию в капиталистических кругах, в том числе и в Соединенных Штатах. Но у нас в социалистических странах есть очень серьезные проблемы.

Не стоит ли нам в нашем проекте все-таки сформулировать направление нашей политики относительно социалистического содружества? Ведь в проекте, кроме телемостов, которые надо проводить с социалистическими публицистами, больше ничего нет. Мне представляется, что обстановка настолько непростая в ряде соцстран, что нам следует в этом или другом документе как-то определиться. Это вытекает из текста вашего выступления.

Горбачев. Давайте, товарищи, завершать. Наша акция, которую мы долго готовили и провели в жизнь, вызвала большой резонанс. Она выводит нас на новый уровень мышления и работы. Хотел бы подчеркнуть, что это не должно остаться благим пожеланием. Нас будет проверять жизнь, реальная политика, ход дел. К этому надо отнестись с большой ответственностью, чтобы текучка, которой у нас хватает, не поглотила и не отодвинула эти вопросы. Продвигать надо все, что мы предложили миру в Организации Объединенных Наций. Вопросы политического, дипломатического, идеологического обеспечения— это все должно быть задействовано.

Мне думается, что наше постановление охватывает в основном все эти направления. Но надо, чтобы товарищи почитали еще. Может, они что-то полезное добавят или какие-то уточнения будут.

Вот у меня два момента. Виталий Иванович сказал, что в стране и даже дома задают вопрос: как это, вообще говоря, мы опять «раздеваемся» самостоятельно. А вот Егор Кузьмич подошел к этой теме с другой стороны: партия должна знать. Мы пока это скрываем, откровенно говоря. И скрываем по одной причине: если нам сейчас признаться, что мы без этого не можем выстроить экономическую и социальную перспективу, то необходимо будет сказать — почему. Сейчас пока даже партии нельзя об этом сказать, надо сначала все привести в порядок. Если мы скажем сегодня, сколько мы берем на оборону из национального дохода, это может свести на нет выступление в Организации Объединенных Наций. Потому что нигде такого положения больше нет, ни в одной стране. Есть только у нищенских стран, у которых половина бюджета идет на военные дела.

Шеварднадзе. Ангола, например.

Горбачев. Да. Но там и бюджет, и все — другое. Мы же говорим о совершенно другом. И если нам сейчас пойти на это, то нам скажут: ваши предложения — это чепуха, вам надо раза в три-четыре военные расходы сократить. У нас же все идет, товарищи, как? Во-первых, в планах закладываются военные расходы в два раза больше, чем прирост национального дохода, потом национальный доход проваливаем, а планы военные выдерживаем. Так прикиньте, что же тут творится вообще. Поэтому еще немного надо потерпеть. Но все вы правы — сказать придется. Пока еще в политическом плане. Я, помните, на Пленуме ЦК постарался это сделать. Сейчас это может так выплеснуться, товарищи, что обесценим все эти вещи. Поэтому давайте будем наводить порядок. К тринадцатой пятилетке, Юрий Дмитриевич, мы реализуем все эти решения и нам будет что сказать. Тогда у нас расходы по этой статье приблизятся где-то к американским.

Поэтому давайте это иметь в виду, иначе можем получить такой бумеранг... Но надо проводить политическую мысль о том, что это связано с экономикой, с развитием, нам деньги надо считать, у нас они не лишние. В такой постановке, я считаю, настало время говорить публично, товарищи. Кстати, на конференции мы об этом сказали. Вот это первое.

Теперь о том, что подрываем мы обороноспособность или не подрываем? Не подрываем. Больше того, чем быстрее мы в нашей армии сосредоточим усилия на главных направлениях, на качестве, на компетентности, тем быстрее мы укрепим обороноспособность страны. А сейчас для многих армия — кормушка. Ловим пьяниц и охотников и уговариваем их уйти на пенсию вовремя. А он не хочет уходить, потому что он уже при коммунизме живет. И доходы коммунистические у многих, и потребности хорошие. Перестраивать все это необходимо. Поэтому показать надо народу, что это дает в политическом плане. И убедить при этом, что ЦК и правительство не могут поступиться ни при каких условиях обороноспособностью.

Этот вопрос, я считаю, для нас бесспорный, товарищи. Суета в этих делах недопустима. Я вам скажу, еще не все мы сделали. Еще надо разбираться. Мы пока подготовили только то, что надо было сделать на этом этапе. И Юрию Дмитриевичу (Ю. Д. Маслюков— кандидат в члены Политбюро, председатель Госплана СССР.— Я. 3.), и Дмитрию Тимофеевичу (Д. Т. Язов — член Политбюро, министр обороны СССР. — Я. 3.), и Игорю Сергеевичу и Олегу Дмитриевичу (О. Д. Бакланов — секретарь ЦК КПСС. — Я. 3.) следует основательно продолжить эту работу.

В конце концов все сводится к перестройке. Это ключ ко всему. Я перечитал (позволяли условия) все выступления товарищей на конференциях, посмотрел, как идут конференции. В принципе, мне кажется, партия сильно меняется в лучшую сторону. Вот, скажем, неожиданности, которые выплыли на Камчатке. Их надо было предвидеть. Это наши недоработки. Я об этом Георгию Петровичу (Г. П. Разумовский — секретарь ЦК КПСС. — Я. 3.) сказал. Не все мы знаем по-настоящему. Кое-где выдвинули тех людей, которых мы в ЦК хотели забрать. Это где, в Пскове?

Мы его хотели сюда забрать, а они опередили нас и выдвинули его.

Или на Камчатке: на второго секретаря одного товарища не избрали, а на рядового его взяли— это ему по плечу. Посмотрите, это же прекрасно! Идет в партийном плане серьезный разговор, без всякой демагогии. А смотрите, какую школу Попову устроили. И в то же время избрали его. Стали выдвигать кандидатуру. А Попов говорит нашему работнику: «Ты скажи, что меня, иначе не выполнишь свою роль представителя ЦК». А он говорит: «Нет, все-таки давай будем идти, как положено. Кого, товарищи?» Сначала заминка, потом один говорит — Попова, другой — Попова. «Еще какие предложения?» — стимулирует наш товарищ. И где-то уже при общем нарастании голосов за Попова вдруг говорит: «Может быть, альтернативную кандидатуру выдвинете?» Зал тут же развернулся: хватит, сказали— пусть делает выводы и работает. Вот такие вещи, между прочим, наблюдались в здоровых организациях всегда.

Вот Донецк. В Донбассе могли такую баню устроить... Сидит представитель ЦК и дрожит, что его кандидатуру провалят. И вдруг голосование— сто процентов. Его инфаркт чуть не хватил, говорит: да что же это за организация! Организация— пестрая. Верят — значит, будут долбать по-настоящему, не верят — тоже.

Устанавливается атмосфера партийного товарищества, открытости. Это хорошо. Будут приходить в результате селекции сильные люди — это то, что нам надо. Меньше будет ошибок.

Так вот, надо перестройку защищать, надо ее отстаивать, надо ее вести. И многое, я считаю, на конференциях сделано сейчас. Надо и дальше продолжать эту линию, прежде всего в экономике, но о ней следующий вопрос. Мы к этому еще вернемся.

Что касается конкретно военных аспектов, я считаю, что надо доработать постановление и проработать вопросы, которые были подняты в ходе выступлений. Конечно, большая работа военным предстоит, серьезная во всех отношениях— в военном плане, организаторском плане, человеческом плане, психологическом плане. Я считаю, первая задача такая: чтобы ни у народа, ни у армии не возникло даже малейшего сомнения в том, что ЦК и нынешнее руководство меняют свое отношение к армии. Это вообще недопустимо, это не соответствовало бы действительности. Дмитрий Тимофеевич, из твоего сообщения видно, что люди понимают это. Хорошо. Надо вот так вести. Это первое.

Второе. Конечно, большую работу надо провести по нашей группировке в Восточной Европе. Делать это надо планомерно. Я знаю, что все эти предложения готовятся для Совета Обороны. Мы договорились провести его в начале января и заслушать эти вопросы. Мне думается, что в тех решениях, которые готовятся по мерам реализации, надо опять повторить задачу укрепления обороноспособности, повышения боеспособности наших Вооруженных Сил.

И дальше. Не забыть, чтобы к тем людям, которые уйдут из армии, проявлено было внимание.

Язов. 100 тысяч офицерского состава.

Горбачев. Большинство из них выслужило?

Язов. На сегодня у нас 58 тысяч выслужило. Эти уходят.

Горбачев. Потом другие подойдут.

Язов. Да, впереди еще два года.

Горбачев. Так что это в основном естественный процесс. Но все равно надо проявить внимание и сделать необходимые записи в тех решениях. И вопрос о студенчестве мы договорились выделить. Его надо проработать и отдельно решить, Дмитрий Тимофеевич.

Язов. Ясно.

Горбачев. Исходить из этого, как мы договорились. Смотрите, чтобы у молодых офицеров не возникло такое настроение: стоит ли дальше продолжать учебу, связывать свою судьбу с армией. Это все надо исключить, товарищи. Я не знаю, скольким поколениям армия еще нужна будет. По крайней мере для ближайших поколений сильная армия определенно нужна. Такое государство, как мы, не может жить так. Все будет зависеть от многих факторов. Я думаю, что при любых поворотах нам надо армию совершенствовать. Кстати, армия нужна и с точки зрения поддержания внутренней стабильности. Это инструмент важный во всех отношениях. Вот так.

Давайте закончим обмен мнениями. Он был нужен. Это действительно большая политика. Есть предложение поручить товарищам Шеварднадзе, Зайкову, Яковлеву, Язову, Каменцеву (В. М. Каменцев — заместитель Председателя Совета Министров СССР. — Н. 3.) доработать проект постановления ЦК по данному вопросу с учетом обсуждения на заседании Политбюро ЦК КПСС.

Члены Политбюро. Согласны.

Вот так. Приняли решение втайне от партии. А потом тот же Николай Иванович Рыжков в книге «Перестройка: история предательств» будет строить невинные глазки, разоблачая коварного Генерального секретаря. Хотя, может быть, они и в самом деле не ведали, что творили?

Горько читать сегодня эти самовосхваления, само-возвеличивания, комплименты друг другу в мудрости, прозорливости. Время рассудило, кто жестоко просчитался. Войска НАТО у российских границ — вот конечный результат недальновидной политики Горбачева и его сподвижников.

Остальное — партийные лозунги.

Глава 9. ПОСЛЕДНЕЕ ПОЛИТБЮРО: ПОРТРЕТ БЕЗ РЕТУШИ

Политбюро было создано в марте 1919 года. Его первый состав: председатель Совнаркома Ленин, председатель Моссовета Каменев, нарком финансов Крестинский, наркомнац Сталин, наркомвоенмор Троцкий.

Всего пять человек. Плюс три кандидата в члены Политбюро: редактор «Правды» Бухарин, председатель Петроградского Совета и председатель Исполкома Коминтерна Зиновьев, председатель ВЦИК Калинин.

Председательствовал на заседаниях Политбюро, как и на заседаниях Совнаркома, Ленин. Даже тогда, когда в 1922 году в партии был учрежден пост Генерального секретаря, на который был избран Сталин.

В первом Политбюро не было ни одного «чисто» партийного работника, кроме, пожалуй, Бухарина, возглавлявшего печатный орган ЦК. В последнем, горбачевском, Политбюро были собраны исключительно партийные функционеры. Туда не попали ни министр обороны, ни председатель КГБ, которые до 1990 года традиционно входили в состав высшего органа политической власти.

Наверное, поэтому горбачевское Политбюро не имело ни прежней силы, ни влияния. Поэтому и растерялось в дни августовского кризиса 1991 года, не имея под собой никаких структур.

С 1919 по 1991 год в Политбюро (Президиум) входило 157 человек. Это были сильные люди с твердыми характерами. Некоторые из них исключались из партии, восстанавливались, как Молотов и Каганович, снова исключались — как Каменев и Зиновьев. Кирова застрелили в здании обкома, Троцкого убили в Мексике ледорубом, Сокольникова зарезали в тюремной камере уголовники, сами застрелились Гамарник, Орджоникидзе, Томский, есть версии, что покончили с собой Кулаков, Рашидов и Щербицкий, Фрунзе был умерщвлен во время хирургической операции, а Маше-ров — в автомобильной аварии.

Это были личности крупного масштаба. Они достойно переносили опалы и отставки, умели держать удар, интриговали между собой за власть и влияние, но что касалось единства партии и безопасности страны — тут они умели забывать мелкие обиды и костьми ложились за великую идею.

Из кого же сколотил Горбачев свое Политбюро?

АМАНБАЕВ Джумгалбек Бексултанович. Член Политбюро ЦК КПСС с апреля 1991 года. Член ЦК КПСС с апреля 1991 года.

Родился в 1945 году в селе Чаек Джумгальского района Иссык-Кульской области Киргизской ССР. Киргиз. Член КПСС с 1972 года.

В 1966 году окончил Киргизский сельскохозяйственный институт имени К. И. Скрябина, в 1985 году — заочное отделение Академии общественных наук при ЦК КПСС. Кандидат биологических наук.

Трудовую деятельность начал в 1966 году зоотехником Тянь-Шаньской опытной станции НИИ животноводства, затем был научным сотрудником, с 1971 года— директором Ошской областной госплемстанции. С 1974 года на партийной работе: заместитель заведующего и заведующий сельскохозяйственным отделом Ошского обкома партии, первый секретарь Алайского райкома, с 1981 года — секретарь Ошского обкома Компартии Киргизии. В 1985—1988 гг. — секретарь ЦК Компартии Киргизии. С 1988 года— первый секретарь Иссык-Кульского обкома Компартии Киргизии.

В апреле 1991 года избран первым секретарем ЦК Компартии Кыргыстана. На апрельском (1991 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК КПСС введен в состав ЦК КПСС и избран членом Политбюро ЦК КПСС. Народный депутат СССР. С 1993 года — заместитель премьер-министра Республики Кыргыстан.

АННУС Лембит Эльмарович. Член Политбюро ЦК КПСС с января 1991 года. Член ЦК КПСС с июля 1990 года.

Родился в 1941 году в городе Кохтла-Ярве Эстонской Республики. Эстонец. Член КПСС с 1963 года. В 1960 году окончил Таллинский строительно-монтажный техникум, в 1973 году — заочную Высшую партийную школу при ЦК КПСС, в 1979 году — Академию общественных наук при ЦК КПСС. Кандидат исторических наук.

В 1960—1961 гг. служил в Советской Армии. В 1961—1964 гг. — бригадир, мастер городского РСУ, начальник цеха комбината бытового обслуживания «Тез» в Таллине. С 1964 года — второй секретарь Морского райкома партии, инструктор, заведующий сектором, с 1979 года— заместитель заведующего отделом, помощник первого секретаря ЦК Компартии Эстонии. В 1983—1989 гг. — главный редактор журнала «Ээсти коммунист». В 1989 году — инспектор ЦК Компартии Эстонии. С марта 1990 года— первый секретарь Калининского райкома Компартии Эстонии г. Таллина.

С декабря 1990 года— первый секретарь ЦК Компартии Эстонии (КПСС). На январском (1991 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК избран членом Политбюро ЦК КПСС.

После событий августа 1991 года— собственный корреспондент газеты «Правда» в Эстонии.

БУРОКЯВИЧЮС Миколас Мартинович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1927 году в городе Алитусе (Литва), в семье рабочего. Литовец. Член КПСС с 1946 года. В 19SS году окопчил Вильнюсский государственный педагогический институт, в 1963 году — Академию общественных наук при ЦК КПСС. Доктор исторических наук, профессор.

Трудовой путь начал в 1942 году, работал столяром и токарем на военном заводе в городе Воткинске Удмуртской АССР. С 1944 года — на комсомольской работе: инструктор, заведующий сектором, секретарь Вилкавишского укома комсомола. С 1945 года— пропагандист Вилкавишского укома партии, затем слушатель республиканской партийной школы при ЦК Компартии Литвы, с 1946 года — пропагандист, заведующий парткабинетом — заместитель заведующего отделом Вилкавишского укома партии. В 1947— 1949 гг. вновь учился в республиканской партийной школе, затем инструктор, заведующий сектором ЦК Компартии Литвы. С 1956 года — заведующий отделом Вильнюсского горкома партии. С 1963 года — старший научный сотрудник Института истории партии при ЦК Компартии Литвы. С 1969 года — заведующий кафедрой Вильнюсского инженерно-строительного института. С 1976 года— профессор кафедры Вильнюсского государственного педагогического института. С декабря 1989 года— секретарь, с марта 1990 года— первый секретарь временного ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС). С апреля 1990 года — первый секретарь ЦК Компартии Литвы.

После августа 1991 года— в подполье, проживал в России, Белоруссии, возглавляя ушедшую в подполье Компартию Литвы. 15 января 1994 года арестован в Минске литовскими властями при содействии тогдашнего председателя КГБ Белоруссии, бывшего секретаря ЦК комсомола республики по вопросам коммунистической идеологии В. Егорова, и насильственно доставлен в Вильнюс.

Бурокявичус обвиняется в причастности к январским событиям 1991 года в Вильнюсе, в измене родине и заговоре с целью свержения государственного строя Литвы. На начало 1998 года четыре года находился в тюрьме без приговора суда. Литовские власти отказываются освободить его даже под подписку о невыезде, о чем неоднократно просила Государственная дума России. Политзаключенному Бурокявичусу не разрешили свидание с приезжавшим в Литву на его 70-летие представителем Компартии Российской Федерации Валентином Купцовым.

ГОРБАЧЕВ Михаил Сергеевич. Последний Генеральный секретарь ЦК КПСС, избранный на этот пост в марте 1985 года. Член Политбюро ЦК КПСС с октября 1980 года. Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС в 1979—1980 гг. Секретарь ЦК КПСС в 1978—1985 гг. Член ЦК КПСС с 1971 года.

Родился в 1931 году в селе Привольное Красногвардейского района Ставропольского края, в семье председателя колхоза. Русский. Член КПСС с 1952 года.

Трудовую деятельность начал с 13 лет, работал помощником комбайнера. В 1955 году окончил юридический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова, в 1967 году— Ставропольский сельскохозяйственный институт. С 1955 года — на комсомольской работе: заместитель заведующего отделом Ставропольского крайкома ВЛКСМ, первый секретарь Ставропольского горкома ВЛКСМ, второй, первый секретарь Ставропольского крайкома комсомола.

В марте 1962 года избирается парторгом крайкома КПСС территориально-производственного колхозно-совхозного управления, с декабря того же года — заведующий отделом сельского крайкома партии. С сентября 1966 года — первый секретарь Ставропольского горкома КПСС, с августа 1968 года — второй секретарь Ставропольского крайкома КПСС. В 1970—1978 гг. — первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС.

В ноябре 1978— марте 1985 года— секретарь ЦК КПСС.

В марте 1985 года избран Генеральным секретарем ЦК КПСС.

В декабре 1989— июне 1990 года— председатель Российского бюро ЦК КПСС.

Депутат Верховного Совета СССР 8-11 созывов. Народный депутат СССР в 1989—1990 гг. В 1988— 1989 гг. Председатель Президиума Верховного Совета СССР. В мае 1989 года на первом Съезде народных депутатов СССР был избран Председателем Верховного Совета СССР.

В марте 1990 года на внеочередном третьем Съезде народных депутатов СССР избран президентом СССР.

Лауреат Нобелевской премии мира (1990 г.). 24 августа 1991 года заявил об уходе с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. 27 декабря 1991 года ушел в отставку с поста президента СССР. С января 1992 года — президент Международного Фонда социально-экономических и политологических исследований («Горбачев-фонд»).

Лучший немец. Муж Раисы Максимовны. Беспартийный писатель.В 1996 году выставлял свою кандидатуру на пост президента России, набрав менее одного процента голосов. В Омске, во время предвыборной поездки, схлопотал по шее от одного из избирателей — за предательство Родины.

Второй после Андропова Генеральный секретарь, вышедший из комсомольских работников.

При Сталине дед по материнской линии— Пантелей Ефимович — сидел в тюрьме, по отцовской линии — Андрей Моисеевич — был сослан и несколько лет валил в Сибири кедры и пихты, и, как сейчас выяснилось, вовсе не по политическим мотивам. Дед супруги был расстрелян в 1937 году как ярый троцкист, отец Раисы Максимовны отсидел в тюрьме четыре года как противник Сталина.

Финансирует строительство церкви на своей родине — в селе Привольном. Так поступают те, кому есть что замаливать.

ГУРЕНКО Станислав Иванович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1936 году в городе Иловайске (ныне

Донецкой области), в семье учителей. Украинец. Член КПСС с 1961 года.

В 1958 году окончил Киевский политехнический институт. Кандидат экономических наук.

Трудовой путь начал в 1958 году инженером-тех-нологом Донецкого машиностроительного завода имени 15-летия ЛКСМ Украины, затем работал на этом предприятии старшим инженером-конструкто-ром, начальником лаборатории. С 1963 года— старший преподаватель Донецкого политехнического института. С 1964 года — вновь на Донецком машиностроительном заводе имени 15-летия ЛКСМ Украины: заместитель главного технолога, главный технолог, заместитель главного инженера, главный инженер, в 1970—1976 гг. — директор завода.

С 1976 года — секретарь Донецкого обкома партии. В 1980—1987 гг. — заместитель Председателя Совета Министров Украинской ССР. С 1987 года — секретарь, второй секретарь ЦК Компартии Украины. С июня 1990 года— первый секретарь ЦК Компартии Украины. Народный депутат СССР с 1989 года.

На апрельском (1991 г.) Пленуме ЦК КПСС открыто потребовал отставки Горбачева с поста Генерального секретаря, заявив: «Со страной сделали то, что не смогли сделать враги».

ДЗАСОХОВ Александр Сергеевич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Секретарь ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1934 году в городе Владикавказе, в семье служащего. Осетин. Член КПСС с 1957 года. В 1957 году окончил Северо-Кавказский горно-металлургический институт. Кандидат исторических наук.

Трудовую деятельность начал в 1957 году первым секретарем Орджоникидзевского горкома комсомола (Северо-Осетинская АССР). С 1958 года — ответоргани-затор ЦК ВЛКСМ, с 1961 года— ответственный секретарь Комитета молодежных организаций СССР (КМО СССР), затем был руководителем группы молодых советских специалистов в Республике Куба. С 1964 года — советский представитель в Международном подготовительном комитете IX Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Алжире. С 1965 года — вновь ответственный секретарь, с 1966 года— заместитель, первый заместитель председателя КМО СССР. В 1967—1986 гг.— ответственный секретарь, заместитель, первый заместитель председателя Советского комитета солидарности стран Азии и Африки. В 1986— 1988 гг.— Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Сирийской Арабской Республике.

С 1988 года — первый секретарь Северо-Осетинского обкома КПСС. С февраля 1990 года — председатель Комитета Верховного Совета СССР по международным делам. На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран членом Политбюро ЦК, секретарем ЦК КПСС. Народный депутат СССР в 1989—1992 гг.

Возглавлял идеологическую работу КПСС. Последний идеолог партии не имел в этой области никакого опыта, но зато был знаком Горбачеву по комсомольской юности, и этого было достаточно для выдвижения на пост, который в ЦК традиционно занимали крупные теоретики.

С 1992 года сопредседатель международной ассоциации «За диалог и сотрудничество в Азиатско-Тихоокеанском регионе». В декабре 1993 года избран депутатом Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации. С 1995 года— председатель межпарламентской группы Федерального Собрания РФ. Входил в депутатскую группу «Народовластие».

С февраля 1998 года— президент Республики Северная Осетия-Аланния.

ЕРЕМЕЙ Григорий Исидорович. Член Политбюро ЦК КПСС с апреля 1991 года. Член ЦК КПСС с июля 1990 года.

Родился в 1935 году в селе Тырново Единецкого района Молдавской ССР. Молдаванин. Член КПСС с 1957 года.

В 1965 году окончил Кишиневский сельскохозяйственный институт имени М. В. Фрунзе, в 1974 году — Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС. Кандидат философских наук.

Трудовую деятельность начал в 1952 году заведующим библиотекой сельской средней школы. В 1954— 1956 гг. служил в Советской Армии. С 1956 года— на комсомольской работе: инструктор, второй, первый секретарь райкома комсомола, заместитель заведующего отделом, второй секретарь ЦК ЛКСМ Молдавии. С 1960 года— инструктор, старший инструктор отдела Совета Министров Молдавской ССР. В 1966— 1970 гг. первый секретарь Котовского райкома партии. В 1970—1980 гг.— заместитель, первый заместитель Председателя Совета Министров Молдавской ССР. В 1980—1990 гг. — председатель Молдавского республиканского совета профсоюзов ССР Молдовы. С февраля 1991 года— первый секретарь ЦК Компартии Молдовы. На апрельском (1991 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК КПСС избран членом Политбюро ЦК КПСС. Народный депутат СССР в 1989—1992 гг.

С конца 1991 года — советник генерального директора производственного объединения «Мезон».

ИВАШКО Владимир Антонович. Член Политбюро ЦК КПСС с декабря 1989 года. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с апреля 1989 года, кандидат в члены ЦК КПСС в 1986—1989 гг.

Родился в городе Полтаве в 1932 году, в семье рабочего. Украинец. Член КПСС с 1960 года. Окончил в 1956 году Харьковский горный институт.

Трудовую деятельность начал в 1957 году ассистентом кафедры горного института. В 1962—1973 гг. —на преподавательской работе в высших учебных заведениях Харькова, избирался секретарем парткома института. Кандидат экономических наук, доцент.

С 1973 года— на партийной работе: заведующий отделом, секретарь Харьковского обкома партии, секретарь ЦК Компартии Украины. В 1987—1988 гг.— первый секретарь Днепропетровского обкома Компартии Украины. С 1988 года — второй секретарь, в 1989— 1990 гг.— первый секретарь ЦК Компартии Украины. Депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва. Народный депутат СССР с 1989 года. В 1990 году— Председатель Верховного Совета Украинской ССР.

На XXVIII съезде партии избран заместителем Генерального секретаря ЦК КПСС. Выдвиженец Горба-чева, сильно ему приглянулся. С 1992 г. был на пенсии. В том же году выступал в качестве официального представителя КПСС на процессе в Конституционном суде.

Добрый, безвредный человек. Но длительная работа преподавателем наложила свой отпечаток — выступления на заседаниях Политбюро и Секретариата превращались в утомительные занудливые нравоучения. Раскрыться как политическому лидеру мешало чувство провинциализма и подтачивавшая болезнь.

Скончался 13 ноября 1994 года после тяжелой болезни. Короткое, в несколько строк, сообщение о кончине первого и последнего в истории КПСС заместителя Генерального секретаря было опубликовано лишь в «Правде». Отсутствовали подписи, стояло анонимное «Друзья и товарищи по совместной работе».

КАРИМОВ Ислам Абдуганиевич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1938 году в городе Самарканде, в семье служащего. Узбек. Член КПСС с 1964 года.

В 1960 году окончил Среднеазиатский политехнический институт , в 1967 году — Ташкентский институт народного хозяйства. Кандидат экономических наук.

Трудовую деятельность начал в 1960 году на ташкентском заводе «Ташсельмаш»: помощник мастера, мастер, технолог. С 1961 года работал инженером-конструктором, ведущим инженером Ташкентского авиационного производственного объединения имени В. П. Чкалова. В 1966—1983 гг. — главный специалист отдела, помощник председателя, начальник отдела, начальник управления, заместитель, первый заместитель председателя Госплана Узбекской ССР. В 1983— 1986 гг. — министр финансов республики, в 1986 г.— заместитель Председателя Совета Министров, председатель Госплана Узбекской ССР. С декабря 1986 г.— первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, одновременно с марта 1990 года — президент Узбекской ССР, Народный депутат СССР с 1989 года.

С марта 1991 года— президент Республики Узбекистан, с ноября 1991 г.— одновременно председатель Народно-демократической партии Узбекистана. В конце августа добровольно сложил с себя обязанности члена Политбюро ЦК КПСС.

Его портрет в сиянии звезд и лучей солнца на колоссальных размеров полотне возвышается над парадной лестницей в Государственном историческом музее Узбекистана — на том месте, где до 1991 года размещался портрет Ленина. Там, где был музей Ленина, теперь восславляются жизнь и цитаты человека, которого многие его подданные именуют «Папа».

В 1995 году Каримов отменил предстоявшие президентские выборы и провел референдум, продливший его правление до начала следующего века. Официальные результаты референдума поразили — 99,6 процента голосов. Как отмечала канадская газета «Глоб энд мейл», любой желавший проголосовать «за» мог просто вручить бюллетень без какой-либо отметки в нем. Но голосовавшие «нет» должны были войти в кабинку для голосования, чтобы сделать соответствующую отметку в бюллетене под настороженными взглядами официальных наблюдателей.

Все основные оппозиционные партии в Узбекистане запрещены. Большинство диссидентов — либо в тюрьме, либо в изгнании. Уличные протесты под запретом. Пресса под жестокой цензурой, любая неугодная информация вымарывается.

23-миллионное население Узбекистана является третьим по численности среди бывших советских республик и самым большим в Средней Азии регионом, богатым природными ресурсами. Однако две трети населения получают доходы, эквивалентные 20-30 долларам в месяц.

Узбекистан Каримова открыто уклоняется от военных контактов с Россией. На территории этой страны нет ни одн0го российского военного объекта, последняя российская авиаэскадрилья, входившая в состав Коллективных миротворческих сил СНГ и дислоцировавшаяся на узбекском аэродроме Кагайты, была «депортирована» в Таджикистан в 1996 году.

ЛУЧИНСКИЙ Петр Кириллович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Секретарь ЦК КПСС с января 1991 года. Член ЦК КПСС с апреля 1989 года. Кандидат в члены ЦК КПСС в 1986—1989 гг.

Родился в 1940 году в селе Старые Радуляны (ныне Флорештского района Республики Молдова), в семье крестьянина. Молдаванин. Член КПСС с 1964 года. В 1962 году окончил Кишиневский государственный университет имени В. И. Ленина, в 1974 году— Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС. Кандидат философских наук.

Трудовую деятельность начал в 1960 году инструктором ЦК ЛКСМ Молдавии, затем был заведующим отделом Кишиневского горкома комсомола. В 1962— 1963 гг. служил в Советской Армии. С 1963 года — инструктор ЦК ЛКСМ Молдавии, первый секретарь Бельцкого горкома комсомола, заведущий отделом, второй, с 1967 года — первый секретарь ЦК ЛКСМ Молдавии. В 1971—1976 гг. — секретарь ЦК Компартии Молдавии, с 1976 года— первый секретарь Кишиневского горкома партии. В 1978—1986 гг. — заместитель заведующего отделом ЦК КПСС, в 1986—1989 гг. — второй секретарь ЦК Компартии Таджикистана. С 1989 года — первый секретарь ЦК Компартии Молдовы (до июня 1990 г. — ЦК Компартии Молдавии). Народный депутат СССР с 1989 года. С июля 1990 года— член Политбюро ЦК КПСС. С января 1991 года— секретарь ЦК КПСС.

Руководил работой средств массовой информации партии, не совсем четко представляя, что это такое.

Председатель ликвидационной комиссии по упразднению ЦК КПСС.

С 1992 года — Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Молдова в Российской Федерации, с февраля 1993 года — Председатель парламента Республики Молдова, с 1996 года — президент Республики Молдова.

По взглядам— социал-демократ. Убежден, что СССР уже не вернется.

МАЛОФЕЕВ Анатолий Александрович. Член Политбюро ЦК КПСС с декабря 1990 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1933 году в городе Гомеле, в семье служащих. Белорус. Член КПСС с 1954 года. В 1949 году окончил Гомельское железнодорожное училище, в 1967 году— Белорусский государственный институт народного хозяйства имени В. В. Куйбышева, в 1974 году — Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС.

В 1949 году работал слесарем Минского, с 1950 года— Гомельского вагоноремонтного завода. В 1952— 1956 гг. служил в Советской Армии. В 1956—1962 гг. вновь работал слесарем Гомельского вагоноремонтного завода. С 1962 года — на партийной работе в Гомеле: инструктор, заведующий отделом Железнодорожного райкома, с 1965 года — инструктор, с 1966 года — заведующий сектором обкома партии. С 1970 года — инструктор ЦК Компартии Белоруссии. В 1971— 1978 гг. — первый секретарь Мозырского горкома, секретарь Гомельского обкома партии. С 1978 года — председатель Гомельского облисполкома. С 1982 года— первый секретарь Гомельского, с 1985 года — Минского обкомов партии Белоруссии, одновременно с апреля 1990 года— председатель Минского областного Совета народных депутатов. С ноября 1990 года— первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. Депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва, с 1989 года — народный депутат СССР.

На апрельском (1991 г.) Пленуме ЦК КПСС потребовал от Горбачева ввести чрезвычайное положение.

С 1992 года — заместитель председателя Главного управления государственных материальных ресурсов Совета Министров Республики Беларусь. С конца 1996 года — председатель Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь.

МАСАЛИЕВ Абсомат Масалиевич. Член Политбюро ЦК КПСС в 1990—1991 гг. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1933 году в селе Алыш Фрунзенского района Ошской области Киргизской ССР, в семье крестьянина. Киргиз. Член КПСС с 1960 года. В 1953 году окончил Кызыл-Кийский горный техникум, в 1956 году— Московский горный институт, в 1964 году — Алма-Атинскую высшую партийную школу.

С 1956 года помощник начальника участка, заместитель главного инженера шахты рудоуправления «Кызыл-Кияуголь», помощник главного инженера треста «Киргизуголь» в г. Ош, инструктор Ошского обкома партии. С 1964 года — инспектор отдела Комитета партийно-государственного контроля ЦК Компартии Киргизии и Совета Министров республики, заместитель председателя Комитета партгосконтроля Ошского обкома партии и областного Совета депутатов трудящихся, заместитель председателя областного Комитета народного контроля. В 1966—1969 тт. — заведующий отделом Ошского обкома партии, заместитель заведующего отделом ЦК Компартии Киргизии. С 1969 года — первый секретарь Таш-Кумырского горкома партии, с 1971 года— заведующий отделом ЦК Компартии Киргизии. В 1972—1974 гг.— председатель Фрунзенского горисполкома- С 1974 года — секретарь ЦК Компартии Киргизии. В 1979—1985 гг.— первый секретарь Иссык-Кульского обкома партии, в 1985 году — инспектор ЦК КПСС. С ноября 1985 по апрель 1991 года— первый секретарь ЦК Компартии Киргизии. Одновременно в апреле — декабре 1990 года— Председатель Верховного Совета Киргизской ССР. Народный депутат СССР с 1989 года.

С апреля по август 1991 года— в аппарате ЦК КПСС. С 1992 года— на пенсии. В июне того же года избран в исполком Партии коммунистов Кыр-гыстана. Издал книгу «Страницы жизни и бедное наше отечество».

МАХКАМОВ Кахар. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1932 году в городе Ленинабаде Таджикской ССР, в крестьянской семье. Таджик. Член КПСС с 1957 года. В 1953 году окончил Ленинградский горный институт.

Трудовой путь начал в 1953 году начальником вентиляции шахты треста «Таджикуголь» в г. Шураб, затем работал помощником главного инженера, начальником эксплуатационного участка, главным инженером, начальником шахты, управляющим рудоуправления «Таджикуголь». С 1961 года — председатель Ленинабадского горисполкома, с 1963 года — председатель Госплана Талджикской ССР, одновременно с 1965 года — заместитель Председателя Совета Министров Таджикской ССР. В 1982—1985 гг.-Председатель Совета Министров Таджикской ССР. С 1985 г. — первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана, одновременно с апреля 1990 года — Председатель Верховного Совета Таджикской ССР. В 1990—1991 гг. — президент Таджикской ССР. Народный депутат СССР с 1989 года.

С 1992 года на пенсии.

МУТАЛИБОВ Ниязи Аяз оглы. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1938 году в Баку, в семье служащего. Азербайджанец. Член КПСС с 1963 года. В 1962 году окончил Азербайджанский институт нефти и химии имени М. Азизбекова.

Трудовую деятельность начал в 1958 году старшим техником-конструктором Азербайджанского научно-исследовательского института гидротехники и мелиорации. В 1959—1974 гг. работал инженером конструкторского бюро, мастером цеха, начальником специального конструкторского бюро, главным инженером, директором (в 1966—1974 гг.) Бакинского завода холодильников. С 1974 года— генеральный директор Бакинского производственного объединения по выпуску холодильников и бытовых машин, с 1977 года — второй секретарь Наримановского райкома партии г. Баку. В 1979—1982 гг. — министр местной промышленности, с 1982 года — заместитель Председателя Совета Министров, одновременно председатель Госплана Азербайджанской ССР. С 1989 года— Председатель Совета Министров Азербайджанской ССР, в январе 1990 года был избран первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана. В мае 1990— июне 1992 года — президент Азербайджанской ССР (Азербайджанской Республики). Народный депутат СССР с 1989 года.

В августе 1991 года поддержал ГКЧП.

С 1992 года живет в Подмосковье. В связи с расследованием событий 19—20 января 1990 года в Баку прокуратурой Азербайджанской Республики в феврале 1994 года выдан ордер на его арест.

НАЗАРБАЕВ Нурсултан Абишевич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1986 года. Член Центральной Ревизионной Комисии КПСС в 1981—1986 гг.

Родился в 1940 году в селе Чемолган Каскеленского района Алма-Атинской области, в семье крестьянина. Казах. Член КПСС с 1962 года.

В 1967 году окончил завод-втуз при Карагандинском металлургическом комбинате, в 1976 году — Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Трудовой путь начал в 1960 году разнорабочим стройуправления треста «Казметаллургстрой» в г. Темиртау Карагандинской области, затем работал чугунщиком разливочных машин, горновым доменной печи на Карагандинском металлургическом заводе (с 1966 г. — комбинат): диспетчер, газовщик, старший газовщик доменного цеха. С 1969 года— заведующий отделом Темиртауского горкома партии, первый секретарь Темиртауского горкома комсомола, второй секретарь Темиртауского горкома партии. В 1973— 1977 гг. — секретарь парткома Карагандинского металлургического комбината. С 1977 года — секретарь, второй секретарь Карагандинского обкома партии, с 1979 года— секретарь ЦК Компартии Казахстана. В 1984—1989 гг. — Председатель Совета Министров Казахской ССР. В 1989—1991 гг.— первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, одновременно с февраля 1990 годп— Председатель Верховного Совета Казахской ССР, с апреля 1990 года— президент Казахской ССР (с декабря 1991 года— Республики Казахстан). Народный депутат СССР с 1989 года.

Добровольно сложил с себя обязанности члена Политбюро в конце августа 1991 года.

Оценивая роль М. С. Горбачева в истории СССР, заявил, что он как политик и коммунист не планировал таких глубоких перемен. Происки внешних врагов сильно преувеличены. Горбачев и его ближайшее окружение просто утратили бразды правления. Власть в Москве, фигурально выражаясь, лежала на земле, и Б. Ельцин, благодаря своей политической воле, взял эту власть в свои руки.

НИЯЗОВ Сапармурад Атаевич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1940 году в г. Ашхабаде. Туркмен. Член КПСС с 1962 года. В 1967 году окончил Ленинградский политехнический институт, в 1976 году— Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Трудовой путь начал в 1959 году инструктором Туркменского территориального комитета профсоюза рабочих и служащих геологоразведочных работ. В 1965 году работал формовщиком на одном из ленинградских предприятий. С 1967 года — мастер, старший мастер цеха Бсзмсивской ГРЭС имени В. И. Ленина в Ашхабадской области. В 1970—1980 гг.— инструктор, заместитель заведующего, заведующий отделом ЦК Компартии Туркменистана, в 1980—1984 гг. — первый секретарь Ашхабадского горкома партии. С 1984 года — инструктор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. В 1985 году— Председатель Совета Министров Туркменской ССР, с декабря того же года — первый секретарь ЦК Компартии Туркменистана, одновременно с января 1990 года— Председатель Верховного Совета Туркменской ССР, с октября 1990 года— президент Туркменской ССР. Народный депутат СССР с 1989 года.

С октября 1991 года— президент Туркменистана, одновременно е ноября 1991 года по июнь 1992 года — премьер-министр Туркменистана. С декабря 1991 года— председатель Демократической партии Туркменистана.

Уже весной 1992 года Президиум Верховного Совета Туркменистана принял постановление: «Считать целесообразным изготовление портретов президента Туркменистана и неограниченную их продажу населению». С тех пор редкая газета республики выходит без двух-трех портретов бывшего пламенного коммуниста в каждом номере.

Президентом подписывается указ об учреждении международной премии имени Махтумкули. Первым лауреатом становится сам президент. Учреждается звание героя Туркменистана. И первый «Золотой месяц» (так называется медаль) вручается президенту. Одна из книг о президенте называется «Вождь». В Ашхабаде главная магистраль столицы— проспект Ленина— переименован в проспект Сапармурада Туркменбаши.

«Туркменбаши». «Отец нации»... Масштабы почитания бывшего члена Политбюро на родине превосходят Ленина, Сталина и Брежнева вместе взятых.

Хлеб в Туркмении — по карточкам.

ПОГОСЯН Степан Карапетович. Член Политбюро ЦК КПСС с декабря 1990 по июль 1991 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1932 году в селе Агакчи Талинского района Армянской ССР в семье служащих. Армянин. Член КПСС с 1956 года. В 1955 году окончил Ереванский государственный университет.

Трудовой путь начал в 1949 году колхозником в своем селе. В 1955—1958 гг.— секретарь комитета комсомола Ереванского государственного университета. С 1958 года— заместитель заведующего отделом ЦК ЛКСМ Армении. В 1959—1962гт.— второй, первый секретарь ЦК Л КСМ Армении. С 1967 года — первый секретарь Араратского райкома Компартии Армении. С 1970 года— председатель Государственного комитета Совета Министров Армянской ССР по телевидению и радиовещанию. В 1988—1990 гг. — директор информационного агентства при Совете Министров Армянской ССР. С августа того же года — секретарь ЦК Компартии Армении, первый секретарь Ереванского горкома Компартии Армении. В ноябре 1990— мае 1991 года— первый секретарь ЦК Компартии Армении.

С июля 1991 года — на пенсии.

ПОЛОЗКОВ Иван Кузьмич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1935 году в селе Лещ-Плота Солнцевского района Курской области, в семье колхозника. Русский. Член КПСС с 1958 года. В 1965 году окончил Всесоюзный заочный финансово-экономический институт, в 1977 году — Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС, в 1980 году— Академию общественных наук при ЦК КПСС.

В 1954—-1957 гг. служил в Советской Армии. С 1957 года работал в Солнцевском районе Курской области: колхозник, председатель районного комитета по физической культуре и спорту, второй секретарь райкома комсомола, затем, после учебы в Центральной комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ, — первый секретарь райкома комсомола. С 1962 года — на партийной работе: инструктор райкома, заместитель заведующего отделом парткома производственного колхозно-совхозного управления, секретарь, второй секретарь райкома партии. В 1969—1972 гг. — заместитель заведующего отделом Курского обкома партии. С 1972 года — председатель Рыльского райисполкома, с 1973 года — первый секретарь Рыльского райкома партии Курской области. В 1975—1978 гг. — инструктор отдела ЦК КПСС. С 1978 года был слушателем АОН при ЦК КПСС. Окончив академию, вновь работает в аппарате ЦК партии. В 1983—1984 гг.— секретарь Краснодарского крайкома партии, с 1984 года— снова в аппарате ЦК КПСС. С 1985 года — первый секретарь Краснодарского крайкома партии, одновременно с апреля 1990 года— председатель Краснодарского краевого Совета народных депутатов. С июня 1990 по июль 1991 года — первый секретарь ЦК Компартии РСФСР. В 1989-90 гт. — народный депутат СССР. В 1990—1993 гг.— народный депутат Российской Федерации.

Будучи одним из основателей Компартии РСФСР, подвергался изощренным нападкам демократической прессы, превратившей его в одиозную фигуру. .

В сентябре 1991 года перенес инфаркт миокарда, сделавший его инвалидом второй группы. В 1993 году вышел из горящего, разбитого танковыми снарядами здания Верховного Совета с последними защитниками и был задержан вместе с Руцким и Хасбулатовым. В связи с резким ухудшением здоровья был отпущен под подписку о невыезде. В течение полугода вызывался на допросы в прокуратуру. Перенес инсульт и второй инфаркт.

Пишет книгу о том, «как Горбачева заставили перевести назад стрелки развития человечества». Надеется на выход своего труда на Западе, поскольку уверен, что в России издать не осмелятся.

ПРОКОФЬЕВ Юрий Анатольевич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1939 году в городе Муйнаке Каракалпакской АССР, в семье служащего. Русский. Член КПСС с I960 года. В 1962 году окончил Московский автомеханический институт, в 1972 году— Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС. Кандидат экономических наук.

Трудовую деятельность начал в Москве в 1957 году старшим пионервожатым школы, затем был на комсомольской работе: секретарь комитета комсомола автомеханического института, инструктор, второй, первый секретарь Первомайского райкома ВЛКСМ, заместитель заведующего, заведующий отделом горкома комсомола. С 1968 года — на партийной работе в Москве: инструктор, заместитель заведующего отделом МГК КПСС, с 1977 года— секретарь, второй, первый секретарь Куйбышевского райкома КПСС, с 1985 года — заведующий отделом МГК партии. В 1986—1988 гг. — секретарь Мосгорисполкома. С 1988 года — секретарь, второй, в 1989—1991гг.— первый секретарь Московского горкома КПСС.

Допрашивался по делу ГКЧП, но оснований для ареста у следователей не набралось.

В 1998 г. был Президентом АО «ТВ-Информ».

РУБИКС Алфреде Петрович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года. Почетный гражданин американского города Литл-Рок (Арканзас).

Родился в 1935 году в г. Даугавпилсе (Латвия), в семье служащего. Латыш. Член КПСС с 1958 года. В 1963 году окончил Рижский политехнический институт, в 1980 году — Ленинградскую высшую партийную школу.

Трудовой путь начал в 1954 году сменным мастером Рижского электромашиностроительного завода. В 1954—1957 гг. служил в Советской Армии. С 1957 года работал инженером-технологом, секретарем комитета комсомола электромашиностроительного завода. В 1961—1963 гг. — секретарь комитета комсомола Рижского политехнического института, секретарь Рижского горкома комсомола, начальник бюро электромашиностроительного завода. В 1963—1968 гг. — второй, первый секретарь Рижского горкома комсомола, с 1968 г.— секретарь ЦК ЛКСМ Латвии. С 1969 года — на партийной работе: заместитель заведующего отделом ЦК Компартии Латвии, первый секретарь Ленинградского райкома г. Риги. В 1982—1984 гг. — министр местной промышленности Латвийской ССР. С 1984 года— председатель Рижского горисполкома.

В апреле 1990 года избран первым секретарем ЦК Компартии Латвии. Народный депутат СССР с 1989 года.

23 августа 1991 года арестован за поддержку ГКЧП СССР прямо в своем рабочем кабинете, содержался в следственном изоляторе г. Риги. Вернувшийся из Фороса Горбачев сказал: «Я благодарю всех за приветствия и заверения в поддержке, за исключением Хусейна, Каддафи и Рубикса». В июле 1995 года приговорен к восьми годам тюремного заключения. Будучи узником тюрьмы, был избран депутатом латвийского сейма, исполнял депутатские обязанности в неволе. Перенес тяжелую болезнь, тюремным врачам едва удалось поставить его на ноги. Освобожден в январе 1998 года.

В феврале того же года приезжал в Москву, где встречался с лидером КПРФ Геннадием Зюгановым. Как сообщил Рубике журналистам, они «сошлись в своих оценках» ситуации в России и Латвии, где «многое совпадает». И Рубике, и Зюганов согласились, что в обеих странах «у власти находятся криминализированные элементы».

СЕМЕНОВА Галина Владимировна. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года, секретарь ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родилась в 1937 году в Смоленске, в семье военнослужащего. Русская. Член КПСС с 1965 года. В 1959 году окончила факультет журналистики Львовского государственного университета имени И. Франко, в 1981 году — Академию общественных наук при ЦК КПСС. Кандидат философских наук.

Трудовую деятельность начала в 1959 году литературным сотрудником в областной газете «Комсомольское племя» (г. Одесса). С 1963 года — заведующая отделом редакции газеты ЦК ЛКСМ Украины «Комсомольская искра» по зоне Одесской, Николаевской, Херсонской и Крымской областей. В 1965— 1974 гг.— литературный сотрудник, заведующая отделом, ответственный секретарь, с 1974 года — главный редактор журнала ЦК ВЛКСМ «Комсомольская жизнь». В 1978—1981 гг.— аспирантка АОН при ЦК КПСС. С 1981 года— главный редактор журнала «Крестьянка».

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избрана членом Политбюро ЦК, секретарем ЦК КПСС. Народный депутат СССР с 1989 года.

Избрание в Политбюро было для нее полнейшей неожиданностью. Удивилась и не скрывала, что не представляет своей новой роли.

Третья женщина в Политбюро за всю историю его существования. До нее была Фурцева и ныне забытая Бирюкова. Правда, Бирюкова была не «полным» членом, а всего лишь кандидатом в члены.

Названа М. С. Горбачевым в числе зрелых политиков и честных людей, не поддержавших ГКЧП.

После запрета КПСС — на пенсии. Вице-президент информационного содружества «Атлантида», сопредседатель исследовательской ассоциации «Женщины и развитие».

СИЛЛАРИ Энн-Арно Аугустович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1944 году в Таллине, в семье служащего. Эстонец. Член КПСС с 1972 года. В 1967 году окончил Каунасский политехнический институт.

Трудовую деятельность начал в 1967 году помощником мастера на фабрике «Кейла» в Таллине, затем работал старшим мастером, начальником прядильного производства, заместителем главного инженера фабрики. С 1974 года — заведующий отделом Ленинского райкома партии г. Таллина. В 1976—1981 гг.— инструктор, заведующий сектором, заместитель, первый заместитель заведующего отделом ЦК Компартии Эстонии. С 1981 года— инструктор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. В 1984-— 1986 гг. — первый секретарь Тартуского, с 1986 года — первый секретарь Таллинского горкомов партии. С 1989 года — секретарь, с марта 1990 года — первый секретарь ЦК Компартии Эстонии (самостоятельная).

В настоящее время— член Демократической партии труда Эстонии.

СТРОЕВ Егор Семенович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Секретарь ЦК КПСС с сентября 1989 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1937 году в деревне Дудкино Хотынецкого района Орловской области, в семье колхозника. Русский. Член КПСС с 1958 года. В 1960 году окончил Мичуринский плодоовощной институт имени И. В. Мичурина, в 1969 году— Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Трудовой путь начал в 1955 году колхозником. С 1957 года— бригадир, затем агроном, начальник производственного участка, секретарь партбюро колхоза. С 1963 года— на партийной и советской работе в Орловской области: заместитель секретаря, заведующий отделом парткома производственного колхозно-совхозного управления, секретарь Хотынецкого райкома КПСС. С 1969 года— второй секретарь Покровского райкома партии, председатель исполкома районного Совета депутатов трудящихся, первый секретарь Покровского райкома КПСС Орловской области. В 1973—1985 гг.— секретарь Орловского обкома КПСС, инспектор ЦК КПСС. С 1985 года— первый секретарь Орловского обкома КПСС' На сентябрьском (1989 г.) Пленуме ЦК партии избран секретарем ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва. Народный депутат СССР с 1989 года.

После августовского путча 1991 года выселили из квартиры в Орле.

Назван М. С. Горбачевым в числе зрелых политиков и честных людей, не поддержавших ГКЧП.

С 1992 года — директор Всероссийского НИИ селекции и сорторазведения плодово-ягодных культур (г. Орел), с апреля 1993 года— глава администрации Орловской области. В декабре 1993 года избран депутатом Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, в 1995 году — председателем Совета Федерации РФ. То есть в табели о рангах — третье лицо в стране.

Когда Госдума приняла декларацию о денонсации Беловежских соглашений, заявил: хоть тысячу законов примите, от этого бывший СССР не восстановится. Надо подождать, чтобы осела историческая пыль над рухнувшим зданием Союза, дать возможность пройти свежим дождям, появиться принципиально новым всходам.

Скромный и доброжелательный, порядочный в моральном плане. Но не революционер и не оратор-трибун.

СУРКОВ Михаил Семенович. Член Политбюро ЦК КПСС с апреля 1991 года. Член ЦК КПСС с июля 1990 года.

Родился в 1945 году в городе Челябинске. Русский. Член КПСС с 1968 года. В 1977 году окончил Военнополитическую академию имени В. И. Ленина.

С 1960 года— слесарь, контролер предприятия в городе Омске. С 1963 года работал в Ленинграде: стропаль-такелажник, с 1964 года— преподаватель физкультуры в школе-интернате. С 1965 года — в Советской Армии. Был курсантом, командиром отделения — старшим механиком, старшиной батареи. Проходил службу на должностях политсостава: заместитель командира роты, помощник начальника политотдела дивизии, заместитель командира батальона, секретарь парткома полка, заместитель командира полка, заместитель начальника политодела дивизии. В 1981—1985 гг.— начальник политотдела— заместитель командира дивизии. С 1985 года — первый заместитель начальника политотдела армии. С 1988 года — член Военного совета— начальник политотдела гвардейской армии. С 1990 года— ответственный секретарь парткомиссии при Главном политуправлении Советской Армии и Военно-Морского Флота. С марта 1991 года — секретарь Всеармейского партийного комитета. Генерал-майор.

На апрельском (1991 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК избран членом Политбюро ЦК КПСС. Народный депутат СССР. Член Комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и безопасности.

С 1995 года — депутат Государственной думы Российской Федерации, заместитель председателя парламентского комитета по обороне. Член думской фракции КПРФ.

ФРОЛОВ Иван Тимофеевич. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Секретарь ЦК КПСС в 1989—1990 гг. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1929 году в селе Доброе Добровского района Липецкой области, в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1960 года. В 1953 году окончил МГУ имени М. В. Ломоносова. Однокурсник Раисы Максимовны Горбачевой, чем во многом объясняется его стремительная карьера.

Трудовую деятельность начал в 1952 году в издательстве. С 1956 года— консультант, заместитель заведующего отделом, ответственный секретарь журнала «Вопросы философии». С 1962 года— редактор-консультант, заместитель ответственного секретаря издававшегося в Праге журнала «Проблемы мира и социализма». В 1965—1968 гг.— помощник секретаря ЦК КПСС. С 1968 года— главный редактор журнала «Вопросы философии». В 1977—1979 гг.— ответственный секретарь журнала «Проблемы мира и социализма». С 1979 года— заместитель директора Всесоюзного научно-исследовательского института системных исследований. В 1980—1986 гг.— председатель научного совета при президиуме АН СССР по философским и социальным проблемам науки и техники. С 1986 года— главный редактор журнала «Коммунист», с 1987 года— помощник Генерального секретаря ЦК КПСС.

С октября 1989 года— главный редактор газеты «Правда», одновременно в декабре 1989— июле 1990 гг.— секретарь ЦК КПСС. Доктор философских наук, профессор. Действительный член АН СССР (с 1987 г.). Депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва. Народный депутат СССР с 1989 года.

Во время августовского кризиса 1991 года заочно снят с поста главного редактора «Правды» общим собранием трудового коллектива. Находился на лечении в Германии.

ШЕНИН Олег Семенович. Член Политбюро ЦК КПСС с июля 1990 года. Секретарь ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1937 году в Волгоградской области (пристань Владимирская), в семье служащего. Русский. Член КПСС с 1962 года. В 1955 году окончил Красноярский горный техникум, в 1976 году — Томский инженерно-строительный институт, в 1986 году — Академию общественных наук при ЦК КПСС.

Трудовой путь начал в 1955 году в Красноярске техником-десятником, затем работал прорабом на предприятии, начальником отдела, главным инженером, начальником стройуправления треста «Красноярскалюминстрой» и начальником стройуправления «Игарст-рой». начальником стройуправления, заместителем управляющего, управляющим трестом «Ачинскалюминстрой». С 1974 года— на партийной работе: первый секретарь Ачинского горкома партии, с 1977 года — второй секретарь Хакасского обкома партии Красноярского края. В 1982 году избран секретарем Красноярского крайкома, в 1985 году— первым секретарем Хакасского обкома КПСС. С 1987 года — первый секретарь Красноярского крайкома КПСС, одновременно с апреля 1990 г.— председатель Красноярского гоаевого Совета народных депутатов. На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран членом Политбюро ЦК КПСС, секретарем ЦК КПСС. Народный депутат СССР с 1989 года.

В молодости отсидел девять месяцев восемнадцать дней за нарушение техники безопасности на стройке — тогда погибло двое рабочих. Работал в Афганистане.

Хороший организатор, трудоголик, честный, принципиальный человек с твердым характером. Недостаток— не был известен ни в партии, ни среди членов ЦК, не говоря уже о широких слоях населения. По складу ума— технократ. Глубоко провинциален. Не имел опыта работы в центральных органах.

Двадцать второго августа 1991 года арестован по делу ГКЧП, полтора года содержался в следственном изоляторе «Матросская тишина», в тюрьме перенес три операции. В октябре 1992 года отпущен до суда по состоянию здоровья под подписку о невыезде. С марта 1993 года — председатель Союза коммунистических партий— КПСС. Председатель Комитета народов СССР.

Горбачева называет «проходимцем», считает, что судьба КПСС и СССР была решена в Вашингтоне, Бонне, Лондоне и Тель-Авиве.

Этот руководящий орган партии был создан в 1919 году и первоначально состоял из одного ответственного секретаря и пяти технических работников. Первым ответственным секретарем ЦК КПСС была Стасова.

В 1922 году вместо поста ответственного секретаря был введен пост Генерального секретаря. Первым Генеральным секретарем стал Сталин. Этот пост он совмещал с руководством двумя наркоматами— по делам национальностей и Рабоче-крестьянской инспекции. Кроме того, он был членом Реввоенсовета Республики, членом Совета Труда и Обороны, членом коллегии ВЧК-ОГПУ, т. е. опирался на реальные властные структуры.

Секретарями ЦК КПСС с 1919 по 1991 годы были 109 человек. Здесь тоже немало известных имен: Молотов, Куйбышев, Жданов, Маленков, Хрущев, Брежнев, Андропов.

По численности Секретариат ЦК КПСС был небольшим, но эффективным органом, руководившим повседневной деятельностью ЦК. При Горбачеве в его состав вошли 18 человек: 11 секретарей ЦК КПСС, 5 членов Секретариата ЦК, а также Генеральный секретарь и его заместитель, избиравшиеся по новому Уставу КПСС съездом партии. Это было рыхлое, аморфное формирование, самое большое по численности за всю его историю.

АНИСКИН Виктор Васильевич. Член Секретариата ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1948 году в деревне Озерно Тепло-Ога-ревского района Тульской области, в семье колхозника. Русский. Член КПСС с 1974 года. В 1971 году окончил Яхромский совхоз-техникум Московской области, учился во Всесоюзном сельскохозяйственном институте заочного образования.

В 1967—1969 гг. служил в Советской Армии. После окончания техникума работал бригадиром колхоза «Новостройка», с 1975 года— главный агроном колхоза «Коммунар», с 1980 года — председатель колхоза имени М. Горького Клинского района Московской области.

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран членом Секретариата ЦК КПСС.

ГАЙВОРОНСКИЙ Валентин Алексеевич. Член Секретариата ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1948 году в городе Архангельске, в семье рабочего. Русский. Член КПСС с 1973 года. В 1973 году окончил вечернюю среднюю школу в городе Северодвинске Архангельской области.

Трудиться начал в 1965 году после учебы в Северодвинском городском профессионально-техническом училище № 1. Работал токарем, учеником электросварщика, электросварщиком на машиностроительном предприятии. В 1967—1969 гг. служил в Советской Армии. С 1969 года — вновь в Северодвинске: электросварщик, мастер производственного обучения ГПТУ-1. С 1979 года работает электросварщиком Мариупольского производственного объединения «Азовмаш».

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран членом Секретариата ЦК КПСС.

ГИДАСПОВ Борис Вениаминович. Секретарь ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1933 году в городе Самаре, в семье служащего. Русский. Член КПСС с 1962 года. В 1955 году окончил Куйбышевский индустриальный институт имени В. В. Куйбышева. Доктор химических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР, сейчас РАН.

Трудовую деятельность начал в 1955 году ассистентом Куйбышевского индустриального института. С 1959 года — аспирант, старший инженер проблемной лаборатории, младший научный сотрудник, ассистент, старший преподаватель, и.о. доцента, доцент, с 1965 года — декан, профессор, одновременно (с 1969 г.) заведующий кафедрой Ленинградского технологического института имени Ленсовета, с 1971 года— главный конструктор специального конструкторско-технологического бюро «Технолог». В 1977—1985 гг. — директор Государственного института прикладной химии (ГИПХ), с 1985 года— генеральный директор научно-производственного объединения ГИПХ, с 1988 года — председатель правления межотраслевого государственного объединения «Технохим» в Ленинграде.

В 1989 году был избран первым секретарем Ленинградского обкома КПСС, одновременно с июля 1990 года— секретарь ЦК КПСС. Народный депутат СССР с 1989 года. Лауреат Ленинской премии (1976 г.) и Государственной премии СССР (1981 г.).

В 1992 году— научный консультант-эксперт межотраслевого объединения «Технохим» (г. С.-Петербург), затем снова его генеральный директор.

«Стояние на площадях» называет глупостью. Считает, что свое уже отыграл, а потому политикой больше не занимается. Вот экономика, конкретные дела — другое дело. Правда, дачи на Канарах нет. А хорошая квартира, машина — так они были у него и во времена перестройки.

По мнению Л. Н. Зайкова, Гидаспов — выскочка, а не коммунист. Ничего хорошего для Ленинграда не сделал.

ГИРЕНКО Андрей Николаевич. Секретарь ЦК КПСС с сентября 1989 года. Член ЦК КПСС с сентября 1989 года. Кандидат в члены ЦК КПСС в 1981— 1989 гг.

Родился в 1936 году в городе Кривой Рог Днепропетровской области. Украинец. Член КПСС с 1963 года. Окончил Криворожский горнорудный институт в 1958 году, Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС в 1971 году.

После окончания института работал бригадиром электромонтажников, инженером, старшим инженером, механиком шахты рудоуправления имени Дзержинского в городе Кривой Рог. С 1962 года— на комсомольской работе: секретарь комитета комсомола рудоуправления, первый секретарь Криворожского горкома, первый секретарь Днепропетровского обкома комсомола, с 1970 года— второй, первый секретарь ЦК ЛКСМ Украины.

С 1975 года— на партийной работе: инспектор ЦК Компартии Украины, второй, с 1980 года— первый секретарь Херсонского обкома партии. В 1987— 1989 гг.— первый секретарь Крымского обкома партии. На сентябрьском (1989 г.) Пленуме ЦК КПСС избран секретарем Центрального Комитета КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва. Народный депутат СССР с 1989 года.

Назван М. С. Горбачевым в числе зрелых политиков и честных людей, не поддержавших ГКЧП.

С 1992 года— заместитель сопредседателя-координатора Международного конгресса промышленников и предпринимателей (г. Москва).

КАЛАШНИКОВ Владимир Валерьянович. Секретарь ЦК КПСС с июля 1991 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1947 году в городе Гулькевичи Краснодарского края в семье инженерно-технических работников. Русский. Член КПСС с 1973 года. В 1970 году окончил исторический факультет Ленинградского государственного университета.

После службы в Советской Армии с 1972 года работал заведующим кабинетом на кафедре Ленинградского высшего артиллерийского командного училища. С 1975 года— ассистент, с 1982 года доцент, с 1984 года — старший научный сотрудник Ленинградского государственного университета. С 1986 года — заведующий кафедрой политической истории, с 1989 года— декан факультета общественных наук и гуманитарной подготовки Ленинградского электротехнического института. Доктор исторических наук, профессор.

На XXVIII съезде КПСС избран членом ЦК партии, на июльском (1991 г.) Пленуме ЦК КПСС— секретарем ЦК КПСС.

КУПЦОВ Валентин Александрович. Секретарь ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1937 году в деревне Миндюкино Череповецкого района Вологодской области, в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1966 года. В 1966 году окончил Северо-Западный заочный политехнический институт, в 1988 году — Ленинградскую высшую партийную школу.

Трудовой путь начал в 1955 году колхозником, затем был заведующим избой-читальней в Уломском районе Вологодской области. В 1956—1958 гг. служил в Советской Армии. С 1958 года работал в Череповце: вальцовщик, мастер прокатных станов, секретарь парткома цеха, заместитель секретаря парткома металлургического завода. В 1974—1979 гг.— второй, первый секретарь горкома партии. С 1979 года— первый секретарь Вологодского горкома, с 1984 года — второй секретарь Вологодского обкома партии. В · 1985 году— инспектор ЦК КПСС. С 1985 года — первый секретарь Вологодского обкома КПСС, одновременно с марта 1990 года— председатель областного Совета народных депутатов. С апреля 1990 года — заведующий отделом ЦК КПСС по работе с общественно-политическими организациями. На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран секретарем ЦК КПСС. Народный депутат СССР с 1989 г. С июля 1991 года— первый секретарь ЦК Российской Компартии.

С декабря 1993 года— руководитель аппарата фракции депутатов «Коммунистическая партия Российской Федерации» Госдумы России, с 1995 года — депутат Госдумы РФ. Первый заместитель председателя ЦК КПРФ.

МАЛЬЦЕВ Александр Николаевич. Член Секретариата ЦК КПСС с июля 1991 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1952 году в городе Муроме Владимирской области. Русский. Член КПСС с 1985 года. В 1979 году окончил Ленинградский государственный университет. Кандидат философских наук.

Трудовую деятельность начал после службы в Советской Арии в 1973 году— эмалировщиком Муромского завода имени С. Орджоникидзе, затем работал плотником-бетонщиком строительного управления треста Мосстрой.

После окончания аспирантуры с 1982 года преподавал в Горьковском сельскохозяйственном институте: был ассистентом, старшим преподавателем, доцентом, исполнял обязанности заведующего кафедрой философии и проблем социализма.

С 1990 года— первый секретарь Нижегородского горкома Компартии РСФСР.

На XXVIII съезде КПСС избран членом ЦК партии, на июльском (1991 г.) Пленуме ЦК КПСС— членом Секретариата ЦК КПСС.

МАНАЕНКОВ Юрий Алексеевич. Секретарь ЦК КПСС с сентября 1989 года. Член ЦК КПСС с 1986 года.

Родился в 1936 году в деревне Новопокровка Сос-новского района Тамбовской области, в семье колхозника. Русский. Член КПСС с 1960 года.

Трудиться начал в 1955 году в колхозе, был скотником-пастухом, плотником. В 1958—1962 гг. работал литературным сотрудником, заведующим отделом, ответственным секретарем, заместителем редактора районной газеты в Тамбовской области; В 1962— 1964 гг. — инструктор Ламского райкома КПСС, заместитель редактора районной газеты.

После окончания в 1964 году Мичуринского плодоовощного института имени И. В. Мичурина работал старшим агрономом Староюрьевского производственного колхозно-совхозного управления, избирался секретарем парткома совхоза. В 1965—1968 гг. — редактор староюрьевской районной газеты. С 1968 года — секретарь, второй секретарь Ржаксинского райкома КПСС, с 1970года— первый секретарь Уметского райкома КПСС Тамбовской области. В 1973— 1981 гг. — заведующий отделом, секретарь Тамбовского обкома КПСС. В 1974 году окончил ЗВПШ при ЦК КПСС. В 1981—1982 гг. работал в Афганистане. С 1983 года — второй секретарь Тамбовского обкома, с 1984 по сентябрь 1989 года— первый секретарь Липецкого обкома КПСС.

На сентябрьском (1989 г.) Пленуме ЦК КПСС был избран секретарем ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва. Народный депутат СССР с 1989 года.

МЕЛЬНИКОВ Иван Иванович. Секретарь ЦК КПСС с июля 1991 года. Член Секретариата ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1950 году в городе Богородицке Тульской области, в семье служащего. Русский. Член КПСС с 1972 года. В 1972 году окончил Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова.

Трудовую деятельность начал в 1972 году преподавателем спецшколы при МГУ. С 1974 года— аспирант, заместитель секретаря комитета комсомола, старший инженер лаборатории, ассистент, старший преподаватель, доцент кафедры, секретарь парткома механико-математического факультета МГУ. В 1986 году был избран председателем объединенного профсоюзного комитета, в 1988 году— секретарем парткома МГУ имени М. В. Ломоносова.

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран членом Секретариата ЦК КПСС. С июля 1991 года — секретарь ЦК КПСС, председатель комиссии ЦК КПСС по молодежной политике, с сентября 1991 года — доцент механико-математического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

С 1995 года — депутат Госдумы РФ, председатель думского комитета по науке и образованию. Заместитель председателя ЦК КПРФ.

ТЕПЛЕНИЧЕВ Александр Иванович. Член Секретариата ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родился в 1937 году в деревне 2-й Большой Двор Череповецкого района Вологодской области, в семье колхозника. Русский. Член КПСС с 1964 года. В 1956 году окончил Моздокский элеваторный техникум (Северо-Осетинская АССР), в 1972 году— Липецкий филиал Московского института стали и сплавов.

Трудовой путь начал в 1956 году заведующим лабораторией Верещагинской конторы «Заготзерно» Пермской области. В 1956—1959 гг. служил в Советской Армии. С 1960 года— подручный разливщика, разливщик, старший разливщик мартеновского цеха Череповецкого металлургического завода. В 1967— 1972 гг.— разливщик, старший разливщик, мастер разливки конверторного цеха. С 1972 года — секретарь парткома цеха, заместитель секретаря, с 1975 года — секретарь парткома Новолипецкого металлургического завода, с 1983 года — металлургического комбината имени Ю. В. Андропова.

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран членом Секретариата ЦК КПСС.

ТУРГУНОВА Гулчехра. Член Секретариата ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1990 года.

Родилась в 1944 году в селе Ташлак Ташлакского района Ферганской области, в семье колхозника. Узбечка. Член КПСС с 1965 г. В 1969 году окончила среднюю школу.

Трудовой путь начала в 1962 году ткачихой шелкоткацкой фабрики в Ахунбабаевском районе Ферганской области. В 1963—1969 гг. — ткачиха, инструктор, мастер производственного обучения фирмы «Атлас» в г. Марпитане. С 1969 года — ткачиха Маргиланского производственного объединения ковровых тканей «Атлас».

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избрана членом Секретариата ЦК КПСС.

ФАЛИН Валентин Михайлович. Секретарь ЦК КПСС с июля 1990 года. Член ЦК КПСС с 1989 года. Кандидат в члены ЦК КПСС в 1986— 1989 гг. Член ЦРК КПСС в 1976—1986 гг.

Родился в 1926 году в Ленинграде. Русский. Член КПСС с 1953 года. В 1950 году окончил Московский государственный институт международных отношений МИД СССР. Доктор исторических наук.

Трудовой путь начал в 1942 году токарем на московском заводе «Красный пролетарий». С 1950 года — сотрудник Советской Контрольной Комиссии в Герма-нии. В 1952—1958 гг. работал в Комитете информации при МИД СССР: старший референт, помощник, старший помощник, заместитель начальника отдела. С 1958 года— референт ЦК КПСС, с 1959 года — в МИД СССР: советник, заместитель заведующего отделом, заведующий отделом, член коллегии министерства. В 1971—1978 гг. — Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в ФРГ. С 1978 года— первый заместитель заведующего отделом ЦК КПСС. В 1983—1986 гг. — политический обозреватель газеты «Известия». С 1986 г. — председатель правления агентства печати «Новости». С 1988 года— заведующий отделом ЦК КПСС.

На июльском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС избран секретарем ЦК партии. Одновременно с апреля 1991 года — председатель комиссии ЦК КПСС по проблемам международной политики. Народный депутат СССР с 1989 года. Лауреат Государственной премии СССР (1982 г.).

С 1992 года работает в Институте по изучению проблем мира при Гамбургском университете (Германия).

В догорбачевских Политбюро и Секретариате ЦК КПСС трудились лауреаты Ленинской и Государственной премий, некоторые — дважды и трижды. Были в их составе Герои Советского Союза и Герои Социалистического Труда, награжденные орденами не только к круглым датам или ко дням рождения. Секретари ЦК КПСС Устинов и Патоличев имели только орденов Ленина — по одиннадцать, кандидат в члены Политбюро Машеров — семь. Кто скажет против этих людей плохое слово?

Или — против секретаря ЦК КПСС Бакланова? Звание Героя Социалистического Труда он получил за участие в создании знаменитого «Бурана», не уступающего американским «Шаттлам». Ленинскую премию — за модернизацию одного из комплексов, который до сих пор стоит на боевом дежурстве, орденов Трудового Красного Знамени и «Знак Почета»— за разработку новейшей ракетно-космической техники.

В горбачевских Политбюро и Секретариате ЦК уже не было места ни Героям, ни лауреатам.

Потому что получать награды до самозабвения любил лишь один человек — генсек. Он не брезговал ничем, даже лауреатством всевозможных общественных организаций, скоропалительно создаваемых тремя-четырьмя учредителями — физическими лицами — где-нибудь на скамейке в городском парке от нечего делать, для развлечения.

В горбачевские времена высмеивали любовь к наградам «дорогого Леонида Ильича». Да, на его маршальском мундире сверкало множество разных звезд и орденов. Но присмотритесь внимательно — это были высшие знаки отличия иностранных государств.

Трудно себе представить, чтобы Леонид Ильич согласился принять почетное звание «Гуманист столетия», учрежденное тремя боливийскими футбольными болельщиками в пивнушке iio дороге со стадиона, или премию ассоциации по обеспечению досуга в крохотном итальянском городишке. Да Леониду Ильичу вряд ли кто и осмелился бы предложить подобное— престиж возглавляемой им великой державы для Брежнева, при всех его слабостях, был превыше всего.

Чего не скажешь о последнем генсеке.

Много лет подряд одним из самых приближенных к Михаилу Сергеевичу людей был его помощник, а затем заведующий общим отделом ЦК КПСС и руководитель аппарата президента СССР Валерий Иванович Болдин.

В начале 1991 года Валерий Иванович пригласил меня для конфиденциальной беседы, в ходе которой предложил перейти из аппарата ЦК КПСС, где я работал, в аппарат президента СССР, во вновь создаваемую информационно-аналитическую группу.

— Это исключительно важное подразделение,— убеждал Валерий Иванович. — В его функции будет входить подготовка материалов непосредственно для Михаила Сергеевича. На основе ежесуточных сводок КГБ, Генштаба, МВД, шифротелеграмм совпосольств.

Предложение было неожиданное, и я попросил два дня на размышления. В условленное время пришел в кабинет руководителя президентской канцелярии с твердым отказом.

— Почему? — искренне удивился Болдин.

— Есть одно обстоятельство...

— Какое?

— Администрация президента СССР — единственное учреждение, где нет партийной организации...

— Это вам представляется подозрительным?

— Да.

— Что ж, вам виднее. — Взгляд Болдина стал равнодушно-холодным.

И вот встреча спустя несколько лет после того памятного разговора. Беседа с согласия Валерия Ивановича идет под диктофонную запись.

— Валерий Иванович, как вы считаете, была ли закономерность в том, что Михаил Сергеевич появился в Кремле? Или это случайность?

— Я думаю, что появление Горбачева в ЦК КПСС и избрание его Генеральным секретарем в значительной мере было не случайным. Дело в том, что в тот период, когда все это происходило, руководство партии и страны было престарелым. По существу единственным мало-мальски подвижным человеком являлся Горбачев.

Этим, собственно, и определилась дальнейшая его судьба, а также судьба страны и партии. Вскоре после прихода Горбачева в Политбюро умер Суслов, вслед за ним Брежнев. После Леонида Ильича партию возглавил Андропов — человек недостаточно здоровый. Несмотря на добрые идеи, которые у него были, осуществить их он не успел, поскольку последние месяцы своей жизни он провел в больнице. По существу с середины сентября 1982 года и до своей кончины в феврале 1984 года он не появлялся в ЦК КПСС. Естественно, что он мог влиять на дела партии и государства в очень незначительной степени.

Его скорая смерть произвела довольно тягостное впечатление, потому что вслед за Брежневым столь скоро ушел из жизни еще один лидер. Всякая смена руководства потрясает прежде всего аппарат управления. Это, конечно, не могло не сказаться на последующих решениях о руководстве партией и страной.

Казалось бы, уже тогда можно было сделать определенные выводы, но в то время был еще жив Устинов и другие деятели, пришедшие к власти в 1964 году вместе с Брежневым. Само собой, они не были заинтересованы в том, чтобы к управлению страной пришел слишком ретивый человек, тем более не их круга. Поэтому делалось все для того, чтобы этот процесс оттянуть. Так возникла фигура Черненко. Наверное, его избрание Генеральным секретарем и доконало все общество. Не буду вдаваться в вопрос о том, насколько он был мудрым или хотя бы подготовленным к этой деятельности. Возраст и состояние здоровья вызвали к нему критическое отношение. В марте 1985 года его не стало. Со смертью третьего лидера подряд за столь короткое время стало ясно, что в руководстве идут негативные процессы, сотрясавшие основы планомерной деятельности в экономике, развитии всего народного хозяйства. В тот период, конечно, все готовы были к любому решению, лишь бы к руководству пришел человек, отличающийся от тех, кто был немощен.

Надо сказать, что в тот период, пожалуй, больше никого не было на глазу. Громыко находился в очень преклонном возрасте, хотя, наверное, вряд ли он сам это осознавал. Во всяком случае, пост главы государства он вряд ли мог занять. То же самое можно сказать о Гришине, да и о всех членах Политбюро, которые оставались от брежневской команды. Следует иметь в виду, что на местах произошла смена руководителей. Если в центре они еще кое-как держались, то в областях, краях, республиках пришла новая генерация, не столь тесно связанная с Брежневым. Поэтому местные партийные функционеры не были особо заинтересованы в том, чтобы держаться за престарелых членов Политбюро из брежневского состава, наоборот, они хотели каким-то образом поменять старое руководство. Таким образом, росла потребность появления более здорового и энергичного руководителя. Но, кроме Горбачева, из «молодежи» мало-мальски претендовать на этот пост было некому. К тому же он сумел поставить дело так, что были скомпрометированы Гришин и Романов. Так была расчищена дорога для появления молодого, во всяком случае более молодого и свежего человека, не связанного с прошлой системой. И когда Черненко скончался, обращать взоры членам ЦК было особенно не на кого.

Лигачев тоже был в возрасте, Ельцина никто фактически не знал. Пришедшие в андроповские времена новые члены Секретариата ЦК, в том числе Рыжков, были мало кому известны, к тому же они не имели опыта крупной партийной работы. Поэтому взяли то, что было на виду. Это сегодня мы можем рассуждать на тему о том, правильный был сделан выбор или неправильный, а в ту пору надо было скорее принимать решение. Тем более Горбачеву удалось поставить дело таким образом, что Пленум ЦК был назначен на следующий день после смерти Черненко, то есть не прошло еще и суток, никто не успел осмыслить происшедшее, подобрать какие-то иные варианты. Скоропалительно состоялся пленум, а перед ним столь же поспешно заседание Политбюро. В этом смысле, безусловно, Горбачев появился случайно, но эта случайность имела определенные объективные условия, ибо он все-таки обладал качествами, которых недоставало у других претендентов, а именно: молодости и энергии. Не следует забывать и того немаловажного обстоятельства, что прежде чем Горбачев стал Генеральным секретарем, он прошел все предварительные ступеньки, выдвинувшись в секретари ЦК, побывав в качестве кандидата в члены Политбюро, а затем и члена Политбюро.

— О его выдвижении секретарем ЦК. Очень много ходит разговоров о том, как он сменил на этом посту Кулакова. О Федоре Давыдовиче немало разных инсинуаций, версий скоропостижной смерти: застрелился, перепил, отравлен в результате злого умысла, козней. Не расчищали ли Горбачеву дорогу уже тогда?

— Горбачев из той когорты людей, которые делают свою судьбу своими руками. Он хорошо просчитывал все шаги — как выбраться из Ставрополья в Москву, как из «рядовых» секретарей ЦК стать Генеральным. Вернувшись в родные места после окончания юридического факультета МГУ, он не стал работать на поприще юриста, а пришел в крайком партии и попросил, чтобы ему подобрали какую-либо руководящую работу. При этом высказал пожелание, что поскольку он имеет опыт работы в комсомоле, было бы неплохо, если бы ему предоставили возможность заниматься подобной деятельностью и на родине. То есть я хочу сказать, что он не ждал милостей от судьбы, а делал свою судьбу сам. Естественно, с помощью супруги, выступавшей в роли генератора, стимулировавшего его кипучую натуру.

Поначалу выдвинув себя на поприще комсомольской работы, он, конечно, многое сделал для того, чтобы пройти все остальные ступеньки. Бесспорно, он умел это делать. Говорун он отменный. Он мог произносить красивые, пускай и непонятные, слова. Это производило впечатление. Только потом люди начали соображать, что они слышат голос, но не вполне понимают, о чем идет речь.

Особые знаки внимания он стал оказывать влиятельным лицам из Москвы, которые часто бывали на Ставрополье. Это, как известно, край курортный, предгорья всегда славились минеральными водами, там еще с прошлого века собиралась вся элита, вся интеллектуальная часть российского общества, там можно было хорошо отдохнуть, подлечиться. И он, естественно, эти возможности использовал. Особенно когда перешел на партийную работу.

Туда приезжали на отдых и лечение многие влиятельные лица из Политбюро— Брежнев, Косыгин, Андропов, Черненко, Кириленко. Я уже не говорю о министрах, руководителях Госплана, Госснаба. Естественно, он принимал высоких гостей, создавал им необходимый комфорт в зависимости от их увлечений. Застолья были по-кавказски богатыми и щедрыми.

Гостеприимный хозяин заботился и о членах семей московских руководителей. Если приезжала, например, дочь Брежнева с мужем, он встречал их и проводил с ними время так, как будто приехал сам Генеральный секретарь. Он отлично понимал, что через детей сильных мира сего, через близких к Генеральному секретарю людей он может добиться большего, чем непосредственно от самого Брежнева. Он сопровождал дочь Леонида Ильича в баню, устраивал для нее различные показательные застолья и прочее. Это была, может быть, ему и не очень приятная, но пенка. Он не скрывал перед близкими ему людьми, что это нужно ему для дела. Для какого — это стало ясно позднее. То же самое было и по отношению к супруге Громыко, дочери Суслова, которые туда приезжали отдыхать. Список именитых чад можно продолжить. Однажды в узком кругу он высказался так: ну как не сделать вот это, может быть, и не очень законное действо, поспособствовать кому-то, если те, для кого он делает блага, могут отозваться о нем хорошо на самом верху? Следуя этой логике, он часто направлял различные подарки членам Политбюро. Я не хочу сказать, что это всегда были материальные ценности, я этого не знаю, но то, что по его заданиям отправлялись в Ленинград для того же Романова цветы и прочие знаки внимания — это хорошо известно.

Характер Горбачева в ставропольский период его жизни— это характер известного персонажа литературного произведения русской классики. Я имею в виду Молчалина. И самое печальное, что молчалинская манера поведения срабатывала. Люди, которым он угождал, помогли ему выбиться, приняли в свой очень тесный и узкий круг, куда невозможно было пробиться фигурам куда более значительным, чем первый секретарь Ставропольского крайкома партии.

Как он проявил себя на посту секретаря ЦК КПСС, курировавшего аграрный сектор экономики страны? Скажу прямо: процентов восемьдесят его коллег из других регионов были подготовлены гораздо лучше, чем он, знали дело глубже, имели больший опыт.

— Вы имеете в виду Моргуна из Полтавы? Говорят, он был альтернативой Горбачеву при избрании на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Это верно?

— Моргун тоже был близким к Брежневу человеком и по совместной работе в Казахстане, и по другим связям. С точки зрения агрономической Моргун был более подготовлен, чем Горбачев. Но, наверное, полтавчанин Моргун был не таким ловким и хитрым, как ставрополец Горбачев. А то, что Моргуна тоже двигали на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству, секрета не составляет.

— Интересно, какая группа двигала?

— Прежде всего та, которая стояла вокруг Брежнева. Это могли быть его помощники, а также люди, которые работали с ним в Казахстане, а потом участвовали в решении аграрных проблем. Моргун часто бывал в Москве. И вообще, он ведь знал сельское хозяйство изнутри. Он начинал, если память мне не изменяет, с директора совхоза, прошел большую и трудную школу освоения сельскохозяйственного производства в тех районах, где оно практически не велось. Он пережил все невзгоды, которые случались на целине, в том числе и черные бури. Набирался опыта на партийной и государственной работе в Казахстане. Его кандидатура на пост секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству была вполне подходящей.

— Очень много легенд сложено о противостоянии Горбачева и Романова в период их работы «рядовыми» секретарями ЦК. Фигура Романова, наверное, противоречивая? Ленинградцы о нем по-разному отзывались. Он из города дворцов, науки и культуры, а Горбачев из пыльного южнорусского городка с одной центральной улицей, без горячей воды и канализации. Была ли между ними борьба за верховенство, как, скажем, между Сталиным и Троцким при Ленине?

— Я хотел бы прежде закончить мысль, связанную с восхождением Горбачева. Умер Кулаков, занимавшийся в ЦК вопросами сельского хозяйства, работавший до Горбачева первым секретарем Ставропольского крайкома. Горбачев неоднократно мне говорил, что Кулаков умер естественной смертью в связи с сердечной недостаточностью. Но в то же время Горбачев рассказывал своим близким, что Кулаков застрелился. Свидетели этих разговоров живы. Тайну можно прояснить, наверное, у Чазова.

— Да, Евгений Михайлович много знает...

— Но в своей книге «Здоровье и власть» он этот вопрос обошел. Как человек мудрый, Чазов должен уметь хранить секреты. Что он и делает. Однако есть косвенные улики. Например, то обстоятельство, что на похороны Кулакова не приехал Брежнев, в свое время очень ценивший его. Не участвовали в траурных мероприятиях и другие влиятельные члены Политбюро. Прощальную речь с трибуны Мавзолея произнес Горбачев, приехавший для этого из Ставрополя. Мне кажется, данный случай близок к тому, который произошел с генералом армии Двигуном, первым заместителем председателя КГБ СССР. Думаю, Горбачев сказал правду своим землякам о кончине Кулакова. Я не думаю, что Кулаков недобровольно ушел из жизни. По крайней мере, на сегодняшний день не допускаю такой мысли. Хотя знаю некоторые основания, по которым он мог взвести курок. Но гадать по таким деликатным вещам не хотел бы. Я обычно предпочитаю говорить то, в чем стопроцентно уверен.

Если исходить из того, что стечение обстоятельств привело к смерти Кулакова, то можно предположить, что оно выдвинуло и Горбачева. Останься Федор Давыдович в живых, мне кажется, Михаил Сергеевич вряд ли бы стал Генеральным секретарем. В этом случае был бы совершенно иным расклад политических сил в Кремле. Он, безусловно, куда-нибудь продвинулся бы, ибо обладал определенной респектабельностью, умением подать себя. Пока разберутся в содержании! А по форме он соответствовал настроениям общества.

На протяжении всего своего пути наверх он без сожаления сдавал недавних друзей. Заняв высокий пост в Политбюро, Горбачев сдал Косыгина, который очень много помогал ему лично и Ставропольскому краю. Когда начался конфликт между Брежневым и Косыгиным, Горбачев выступил против Косыгина. Удивленные ставропольцы спрашивали: как же так. ведь Алексей Николаевич столько сделал для края, вы всегда высоко ценили его, лестно отзывались о нем, а сейчас по существу предали. На это он отвечал: здесь Кремль, а не Ставрополь, здесь постоянно надо уметь делать политес.

То есть он подводил теоретическую базу под необходимость предательства — исключительно ради карьеры. Это самое страшное. Я могу допустить возможность компромиссов, лавирования, временных союзов ради интересов государства, партии, нации. Такие мотивы можно понять и оправдать— ведь они во имя высших интересов. Но когда все это предпринимается только ради личной карьеры — согласитесь, это высшая степень безнравственности. Я сейчас говорю о вещах, которые, к сожалению, мне стали известны за последние годы. Раньше я не знал о них, как не знал и многого другого. Вот что касается его восхождения к власти.

Вы задали вопрос о Романове, об их отношениях. Конечно, Романов с точки зрения его биографии, его опыта работы занимал особое место. Он был образован. Он был глубоким знатоком оборонной промышленности, пользовался в этой области большим авторитетом. И не только в Ленинграде, где расположена значительная часть предприятий оборонной отрасли. Его знали оборонщики всей страны. Я знаком с ним с 1964 года, когда он возглавлял Ленинградский горком партии. Авторитет Романова, конечно, пугал кое-кого в Москве. Хотя у него не всегда все складывалось благополучно, да и известные слабости были. Не знаю точно с чьей подачи, но он был скомпрометирован еще до появления Горбачева в ЦК КПСС. С этим фактом связана его отставка. Речь идет об использовании царской посуды из запасников Эрмитажа на свадьбе дочери. Это была самая откровенная провокация, направленная на то, чтобы дискредитировать его. Кем была предпринята эта акция, остается только догадываться. Хотя он мозолил глаза многим претендентам на пост генсека. На всякий случай его, наверное, и убрали. Как это бывает иногда, самая примитивная ложь воспринимается за чистую монету. Помню, я тогда работал в «Правде», и мне показалось вполне возможным такое обстоятельство. От долгого пребывания Брежнева у власти люди верили во что угодно. Он уже раздражал всех, о нравах в высших эшелонах власти ходили самые невероятные слухи. На это, видимо, и был расчет тех, кто планировал данную акцию.

Что касается Горбачева, то он относился к Романову холодно. Во всяком случае, товарищеских чувств не испытывал. Надо сказать, что отношения в Политбюро после сталинского, вернее, военного периода, складывались очень сложно. Если раньше члены руководства партии и правительства встречались друг с другом, вместе проводили выходные и отпуска, собирались за праздничным столом, то в последующем этого уже не было. По той причине, что опасались, как бы не заподозрили в сговоре. Горбачев, когда приехал в Москву, по простоте провинциальной позвонил Суслову и пригласил к себе на дачу, сказав, что хотел бы видеть его в гостях: «Будет накрыт ставропольский стол». Суслов, как известно, тоже из Ставропольского края.

— Земляки, стало быть.

— Да. Но Суслов не поехал. Такое в Политбюро не было принято. И завязать какие-то более тесные отношения с руководством на деловой основе у Горбачева не получилось. Я помню 70-летие Хрущева, 70-летие Брежнева, а еще раньше их 60-летие. У них дым стоял коромыслом на юбилеях. Приходили соратники, друзья. На свои дни рождения Горбачев ничего подобного не делал. То ли со страху, то ли были еще какие-то мотивы.

— Валерий Иванович, работая в аппарате ЦК, я много слышал от старожилов Старой площади, как проходило избрание Горбачева Генеральным секретарем. Рассказывали о каких-то таинственных ночных переговорах с Громыко. Кто вел эти переговоры? Лигачев?

— Нет, это был не Лигачев. Я сейчас не хочу называть это имя. Пусть Горбачев сам напишет. А я потом посмотрю, того ли он назвал...

— Можно ли поставить имя Горбачева в ряду предшествовавших ему генсеков Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, оравших Кремль, скажем так, захватом, или соратники Михаила Сергеевича поняли, что он тот, кто должен стать лидером?

— Я не совсем понял вопрос касательно того, что Андропов брал Кремль. Я этого не понимаю, потому что Андропов в общем-то не брал Кремль. Бо всяком случае, я не допускаю, чтобы он использовал здесь какую-то особую силу, делал под Кремлем подкопы, закладывал динамит и так далее. Ничего этого он не делал. Он занимал пост, который был, я полагаю, выше, чем пост второго секретаря ЦК. При нем была мощная, адекватная сила, созданная для защиты интересов страны.

— А он не мог использовать ее в личных целях?

— Чтобы укрепить свои позиции в борьбе за кресло генсека? Нет, я не воспринимаю мысль о том, что Андропов брал Кремль. Что касается других названных вами лиц, то я бы сказал, что Кремль брал после Сталина Хрущев. Несмотря на его, так сказать, внешний, как бы это поделикатнее сказать, простоватый вид, он был не прост.

Брежнев. Да, он в значительной мере, как вы говорите, брал Кремль. Он его брал в связи с тем, что Хрущев потерял свое преимущество. Власть обычно теряют тогда, когда теряют аппарат управления. Так, кстати, произошло и с Горбачевым. Ему хитрости не хватило. Хрущев предпринял много усилий для того, чтобы ослабить аппарат управления путем его бесконечных реорганизаций. Этим он заложил основу своего краха, как, кстати, и Горбачев. Горбачев совмещал все мыслимые и немыслимые посты. Он был Генеральным секретарем партии, президентом страны, председателем Совета обороны, Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами. Ну и что? Не сами по себе должности делают фигуру сильной. Фигуру сильной делают те рычаги, которые реально могут влиять на ход дела. А Горбачев к концу своего правления утратил все рычаги. Могут, конечно, сказать, что он хотел как лучше, он хотел как раз избавиться от этого всесильного аппарата.

Что тут можно сказать? Конечно, аппарат бывает инерционный. Аппарат может мешать. Его, безусловно, надо обновлять. Но обновлять с умом. Люди должны понимать, чего от них хотят. Если бы перед аппаратом ЦК горбачевской эпохи.была поставленная цель и сказано, что это делается ради того, чтобы достичь вот этого, то аппарат мог и помочь решить поставленные задачи. То же самое относится и к аппарату других структур, в том числе и силовых. Но ведь при Горбачеве никто ничего не мог понять. Даже я, находясь вблизи этого человека, не понимал, чего он хочет. Если сегодня он говорил о том, что мы перестроим и сделаем вот это и что надо идти по такому-то пути на основе рыночной экономики, то на другой день он говорил совершенно другое, и создавалось впечатление: либо он играет, либо не понимает того, что делает, либо старается обмануть всех. Вы знаете метафору, когда можно обманывать одного столько-то, таких-то столько-то, но никогда нельзя обманывать весь народ бесконечно. В конце концов такой правитель обманывал самого себя.

Я обхожу вопросы, связанные с тем, принимал ли он меры, исходя из своего понимания положения дел, или руководствуясь чьими-то советами. Есть некоторое основание сомневаться, что он сам по своей воле это делал, но я повторяю, что все это вы сами знаете.

Вот такая ситуация, связанная со взятием Кремля. Если правильно я запомнил, вы спрашивали об этих лицах?

— Да. Черненко я не упоминал. Он вроде как бы легитимно стал генсеком. А как, no-вашему, Ельцин?

— Ему власть сама упала в руки. Она валялась давно, по крайней мере с 1989 года. До 1990 точно. С 1991 ее пинали как хотели, и поэтому речь шла о том, кто ее подберет. Нужен был посильнее человек. Вот все эти игры и усиление руководства России произошли потому, что Горбачев сумел максимально растерять свой авторитет и уничтожить власть в центре. Все мало-мальски разумные люди поняли, что человек этот бесперспективный. Лучше всего держаться, как говорил Николай Иванович Рыжков, за трубу, то есть быть поближе к конкретному делу. Люди перетекали в республику, потому что знали: она останется, что бы ни происходило в центре. А поскольку туда шли достаточно сильные личности, может быть, не все принципиальные, но в основном достаточно грамотные, то, естественно, произошла переориентация мышления. Хочет или не хочет Горбачев признавать аксиому, но он кузнец судьбы своей и страны.

— Валерий Иванович, в ставропольском периоде деятельности Горбачева остались кое-какие белые пятна. Говорили о коррупции, стяжательстве, обывательском вещизме. Сам Михаил Сергеевич в одном из недавних интервью сказал, что под него был создан специальный отдел в МВД, целью которого было «копать под Горбачева». Что там было в действительности?

— Мне приходилось разговаривать со многими руководителями, теперь уже бывшими, республик и областей Северного Кавказа, и они считали, что Ставрополье по многим показателям преступности превосходило Краснодарский край. Но конкретных фактов я не знаю. А говорить с чужих слов считаю неэтичным.

Хотя был один случай. Как-то следственная бригада Прокуратуры СССР, возглавляемая Гдляном и Ивановым, работая по делам узбекского руководства, имела неосторожность тронуть ставропольское прошлое генсека. Негодование Михаила Сергеевича было столь велико, что он тотчас поручил КГБ заняться этим делом и выяснить, кто заинтересован покопаться в его прошлом, откуда исходят команды и не является ли это политическим заговором против архитектора перестройки.

Генсек поручил и мне переговорить с бывшим Генеральным прокурором СССР Рекунковым и узнать, кто давал команды заниматься Ставропольем. Реку-нков в ту пору был уже на пенсии. Я пригласил его в ЦК. Горбачев лично допросил экс-прокурора. Кто поручал прокуратуре копаться в его ставропольском прошлом? Кто направлял туда следователей? Не исходило ли это от Черненко или кого-то еще из московского руководства? Когда Рекунков ушел, не удовлетворив любопытство генсека, он сказал мне: «Здесь не обошлось без участия тех, кому уж очень хотелось помешать моему избранию генсеком. Да и сегодня кому-то выгодно ворошить старое. Надо разобраться во всем. Я давал тебе письмо моего старого знакомого, заместителя министра внутренних дел, который прямо утверждает, что была команда покопаться. Санкционировало ее высокое руководство. Я доберусь до истины, Крючкову уже даны поручения. Попробуй с ним поговорить с этим заместителем министра внутренних дел. Он, правда, болеет и, мне сказали, находится в больнице».

Визит к заместителю министра дал немного. Он был тяжело болен, с трудом говорил, и, как намекали врачи, дни его были сочтены. Единственно, что ои сказал определенно, так это то, что команда о проверке деятельности ставропольского руководства шла от очень высоких лиц из ЦК. И задание имела союзная прокуратура. .

Встретиться с ним больше не пришлось, потому что он был очень плох, а недели через три умер, унеся с собой тайны, которые интересовали Горбачева. Он не сомневался, что ворошат старое его политические оппоненты, которые распускают слухи, в основе которых, видимо, что-то было. Иначе вся эта нервозность Горбачева, мобилизация сил непонятны.

— Существует точка зрения, что все делалось не по воле Горбачева, а как раз вопреки ей. Он выпустил джинна на волю и не смог совладать с ним.

— Это когда он мог сделать?

— Наверное, с 1989 года. Развал СЭВ, Варшавского Договора, потеря ГДР... События нарастали как снежный ком, и Горбачев был бессилен их остановить. Злого умысла поначалу не было...

— Во-первых, надо видеть первопричину. Катиться все кувырком стало после 1985 года. Сначала были одни слова, причем правильные. Люди верили им. Но потом вера стала проходить, потому что люди увидели: это болтун. Из той плеяды, для которых дело — это слово. Увидев, что он человек несерьезный, многие решили воспользоваться моментом. Сначала с некоторой опаской, а потом, не встретив серьезного пресечения, все смелее и смелее стали выходить на митинги. Вспомните, сколько людей собиралось на площадях Москвы. И никакой реакции властей.

А теперь сравните с тем, что произошло 1 мая 1992 года на Ленинском проспекте. Демонстрация оппозиции, выступившей против режима Ельцина, закончилась избиением вышедших на улицы. Я уверен, что перестройка Манежной площади совершена с целью недопущения митингов протеста. Что, Горбачев не мог принять аналогичное решение? У него было много возможностей раз и навсегда закрыть митинги, но он, во-первых, не мог, а, во-вторых, боялся. Он громко протестовал против грандиозных демонстраций, устраиваемых демократами, нелицеприятно высказывался по поводу беспомощности тогдашних руководителей МВД. Критиковал, кричал, топал ногами, но сам ничего не делал, чтобы остановить стихию. А руководители силовых структур знали: случись что, он снова вывернется, заявит, он-де ни при чем, как это было в Тбилиси, а позднее в Вильнюсе. И тогда найдут крайнего. Он никогда не мог взять на себя ответственность, принять решение. Указания по многим принципиальным вопросам он давал не сам, а через меня или других помощников. Это ведь разные вещи. Одно дело, когда команду дает лично президент, и совсем другое, когда передаем мы. Сколько энергии он затратил па то, чтобы убедить председателя Совета Министров РСФСР Александра Владимировича Власова выдвинуть свою кандидатуру на пост председателя Верховного Совета— в противовес Ельцину. Власов не соглашался, но Горбачев уговорил его, обещая поддержку. И вдруг, спустя некоторое время, отводя глаза, говорит: «Медведев, позвони Власову, пусть он снимет свою кандидатуру». Что, сам не мог объяснить Власову, если возникла новая ситуация? Такие решения приводили к тому, что власть просыпалась сквозь растопыренные пальцы. Никто никого не слушал. Оппозиция, противники, отлично поняв это, делали то, что хотели делать. Демократам, по сути, не препятствовал никто.

И вообще, когда речь идет о Горбачеве, смешнее всего звучат слова о демократии, ибо он люто ненавидел всех так называемых демократов во главе с Гавриилом Поповым. Он делал все возможное, чтобы препятствовать действиям межрегиональной депутатской группы в союзном парламенте. А сегодня он кокетничает, заигрывая со своими победителями: «Ах, я демократ, я открыл дорогу демократии, я плюрализм допустил». Ничего он не допустил. Он все упустил. И о Хасбулатове точно так же отзывался, как и о Попове: мол, эта профессура не имеет никакого понимания в политике, у нее шкурный интерес — добраться до власти.

Свою беспомощность он представляет сегодня как последовательные продуманные ходы, направленные на предоставление обществу демократии. А что ему остается? Раз не получилось ничего, то хотя сослаться на дарование мифической демократии. Основы же настоящей демократии между тем разрабатывали совсем другие люди — из Политбюро. И из ГКЧП, как не покажется это кому-либо странным. Они хотели управляемого процесса. Они были против хаоса, они выступали за то, чтобы была какая-то осмысленность в действиях. Так что демократ он, конечно, липовый.

— Как вы думаете, почему он вдруг обратился к репрессиям 30-х и начала 50-х годов? Ведь еще в 1985 году в интервью «Юманите» он резко восставал против термина «сталинизм». А потом вдруг началось сплошное очернение советской истории...

— Я могу объяснить это тем, что, проиграв на экономическом поле, ничего на нем не добившись, кроме инфляции, ухудшения снабжения продовольственными и промышленными товарами, снижения темпов производства, ему ничего не оставалось кроме как переключиться на поле политической борьбы. Он относится к числу руководителей, которые очень болезненно реагируют на свои неудачи, проигрыши, потери. Ухудшение же экономического положения вело к тому, что население теряло в него веру. Да и на Западе все отчетливее нарастало разочарование: о перестройке говорит много, а ничего реального не происходит, наоборот, напряжение в обществе с каждым днем выше.

Тогда-то он, чтобы продлить свое пребывание в Кремле, и переключился на перестройку политической системы и сталинские репрессии. Наверное, косвенно он имел в виду и нанести удар по партии, поскольку увидел к тому времени, что она выступает его главным противником. А он человек в этом отношении безжалостный.