В пятом веке до нашей эры китайский мудрец Сунь-Цзы[18] писал, что предвидение является «причиной осведомленности правителя и мудрого разгрома противника, куда бы он ни направлялся». В 1955 году в докладе второй комиссии Герберта Гувера[19], занимавшейся анализом разведывательной деятельности, (документ имел консультативный характер), который она представила правительству, отмечалось: «Разведка имеет дело со всем тем, что необходимо знать, прежде чем предпринять какое-либо направленное действие». Оба утверждения, разделенные многими столетиями, имеют то общее, что особо подчеркивают практическое значение использования опережающей информации.
Стремление к получению таких сведений, вне сомнения, покоится на инстинкте выживания. Правитель спрашивает себя: «Что может произойти в ближайшее время? Как будут идти мои дела? Какое именно действие мне следует предпринять? Сколь сильны мои враги и что они замышляют против меня?» Начиная с того времени, когда появились письменные исторические источники, можно отметить, что подобные вопросы задаются не только в связи с деятельностью отдельной, пусть очень значимой личности, но и целых групп людей – рода, племени, нации.
Самыми ранними источниками информации во времена, когда верили во вмешательство сверхъестественных сил в дела людей, были прорицатели, ясновидящие, оракулы, предсказатели и астрологи. А раз так, то было логичным попытаться выяснить у служителей всезнающих богов, что им известно о предстоящих событиях, – понять иносказания святых, разгадать загадки оракулов, разобраться в расположении звезд, правильно истолковать сновидения.
В мифологии и истории религии можно найти многочисленные примеры откровений, предсказывающих поступки и судьбы лиц независимо от того, интересовались те или не интересовались, что с ними будет. И многим из них приходилось иметь дело даже с предсказаниями об исходе трудных военных походов и рискованных сражений. В письменных исторических источниках древности можно найти и такие случаи, которые я рассматриваю как результат своевременного получения разведывательных данных.
Саул накануне своей последней битвы увидел полчища филистимлян; он испугался, и его сердце начало сильно биться. Когда же он обратился к Богу, Господь не ответил ему ни в сновидениях, ни через Урима, ни через провидца. Оказавшись без «источников информации», Саул тем не менее постарался узнать, чем закончится предстоящая битва. Он, как известно, вызвал дух Самуила через колдуна у врат в потусторонний мир и услышал от него, что он, Саул, потерпит поражение и погибнет. В другой главе книги Самуила мы находим место, где Давид прямо просит Бога о военном совете и получает именно те сведения, которые были ему нужны. «Должен ли я после этого преследовать войска противника? Должен ли я застать их врасплох?» И Он (Господь) ответил ему: «Преследуй, ибо ты непременно застигнешь их врасплох и обязательно одержишь победу».
В Библии описана еще более ранняя «разведывательная операция», которая, правда, носит совершенно иной характер. Здесь Бог советует человеку самому немедленно заняться сбором информации.
Когда Моисей оказался в пустыне с детьми Израилевыми, он получил прямое указание от Господа послать вождей каждого из племен «разведать страну Ханаанскую», которую Всевышний определил им в качестве родины. Моисей дал им инструкцию «осмотреть страну, определить, что она собой представляет, какие там люди проживают – сильные или слабые, много их или мало». Вожди провели в Ханаане сорок дней, выполняя задание. Когда они возвратились, то доложили об этой стране Моисею и Аарону: «Она абсолютно точно изобилует молоком и медом, а вот фрукты, там произрастающие» и показали виноград, гранаты и инжир. Но десять из двенадцати вождей, ходивших в разведку, предупредили: люди, там проживающие, сильнее мужчин Израиля (Иисус и Халеб так не считали). Они, по мнению лазутчиков, «были высокого роста, а города тамошние укреплены валами и очень большие, и зря дети Израилевы ропщут против Моисея и Аарона».
Тогда Господь повелел им – потому что люди проявили к нему мало доверия – «отправиться в пустыню на сорок лет», назначив год за каждый день, которые вожди провели в стране Ханаанской, собрав скудные и неверные сведения.
В этой специфической разведывательной миссии заключено больше, нежели то, что бросается в глаза при первом прочтении. Начать хотя бы с того, что если надо было получить точные и объективные сведения о стране Ханаанской и ее людях, туда не следовало бы посылать политических лидеров, а людей, хорошо знакомых с техникой разведывательного дела, и, конечно, не двенадцать, а двоих или троих. Более того, Моисею и Аарону информация о стране Израиль была не нужна, если они верили Господу. Фактически истинной целью этого задания было не выяснение того, что представляла собой страна Израиль, а что за люди были вожди израильских племен, насколько умны, отважны и честны и можно ли было оказать им доверие. И если только двое выдержали испытание в глазах Господа, остальные вместе с соплеменниками были осуждены им на изгнание в пустыню и должны были находиться там до тех пор, пока не вырастет новое, более сильное поколение, которое возьмет бразды правления в свои руки.
Это исторический пример, свидетельствующий о том, что разведка должна носить беспристрастный характер, быть максимально объективной, а также о том, что очень часто ею пренебрегают или вообще не ведут. Кассандра, дочь Приама из Трои, в которую был влюблен Аполлон, получила от него пророческий дар. Но как гласит древнегреческая мифология, она отвергла Аполлона. Тогда тот решил наказать красавицу. Он не мог отобрать у нее свой дар, но сделал так, что в ее предсказания никто не верил. Поэтому люди не приняли во внимание предупреждение Кассандры о том, что похищение Елены приведет к войне и гибели Трои. Не вняли они и ее словам об опасности знаменитого троянского коня (кстати, это была одна из первых зафиксированных в истории подрывных операций, отраженная в легенде).
Древние греки с их пессимистическими взглядами на взаимоотношения людей с богами, по-видимому, попадали в затруднительные ситуации даже тогда, когда получали от богов информацию. Ибо эти сведения были настолько загадочны и противоречивы, что не столько проясняли, сколько еще более запутывали обстановку. Рассказы о «разведывательных операциях», которыми полна греческая мифология, главным образом иллюстрируют убеждение, что пути богов и их судьбы неисповедимы для человека.
Древнегреческий историк Геродот сообщает нам, что когда лакедемоняне обратились к дельфийскому оракулу[20], чтобы узнать, чем может окончиться военная кампания против Аркадии, оракул ответил, что они будут танцевать в Тегее (часть Аркадии) «под громкий звон». Лакедемоняне истолковали, что, значит, они отметят там свою победу танцами. Они вторглись в Тегею, захватив кандалы, чтобы заковать в них тегейцев и превратить их в своих рабов. Но лакедемоняне потерпели поражение, их самих превратили в рабов, и они были вынуждены работать в поле, закованные в те самые кандалы, которые принесли с собою. Кандалы, естественно, производили тот «громкий звон», о котором упоминал оракул.
В течение последующих веков дельфийский оракул пережил эволюцию, пройдя целый ряд ступеней от сверхъестественного феномена до вполне земного явления. На первых порах дева, сидящая над расселиной в скале, из которой поднимались ядовитые испарения, получала в трансе ответы бога Аполлона на вопросы, которые ему задавались, а жрец истолковывал магические и мистические слова «медиума». Возможность ошибок и предвзятости при этом была, конечно, очень велика. Позже деву заменили женщиной в возрасте старше пятидесяти лет, поскольку посетители, по всей видимости, нарушали таинственность действа оракула, проявляя повышенный интерес чисто человеческого плана к самой жрице. Но это еще не оказывало воздействия на божественный характер откровений.
Что позволило оракулам в большей степени заниматься мирскими делами, так это то, что жрецы, несомненно, располагали разветвленной информационной сетью в греческих землях и были лучше информированы о положении дел в мире, чем люди, приходившие к ним за советом. Информация служителей богов, конечно, не носила ни в коем случае божественного характера, хотя сведения и выдавались за таковые. На еще более поздней ступени, как нам представляется, возникла целая система коррупции в результате того, что часть жрецов владела секретами, которые посетители доверили им. Правитель или богачи, пользующиеся благосклонностью жрецов или давшие им взятки, могли получить от них информацию о своих соперниках или врагах, которые доверили сведения о себе оракулам, когда обращались к ним за советом. И оракулы нередко действительно снабжали своих клиентов отличной информацией и ценными практическими рекомендациями.
В четырехсотых годах до нашей эры искусство разведки на Востоке превосходило то, что делалось в этой области на Западе. Что касается оракулов и пророков, которые, видимо, играли значительную роль в ранние периоды китайской истории, Сунь-Цзы высказывает более практическую точку зрения:
«То, что называется «предвидением», не может произойти ни с помощью духов или богов, ни путем аналогии с событиями прошлого, ни на основе теоретических расчетов, – писал он. – Это сведения, а их нужно получать только от людей, знающих положение противника»[21].
В главе «Использование секретных агентов» своей книги «Искусство войны» Сунь-Цзы раскрывает основы ведения шпионажа так, как это практиковалось китайцами в четырехсотые годы до нашей эры. Многое из этого используется и в наши дни. Автор говорит о пяти видах агентуры: местные жители; лица, имеющие доступ к секретным сведениям; двойники; перебежчики и лица, активно действующие. Агентура из местных жителей и лиц, имеющих доступ к секретам, – по сути дела, секретные сотрудники, которых мы сейчас назвали бы агентами, внедренными в разрабатываемый объект. Двойники – термин, использующийся до настоящего времени, что означает вражеского агента, схваченного противной стороной, перевербованного и засланного назад, где он начинает выступать уже в качестве агента перевербовавшей его стороны. Агенты-перебежчики – своеобразная китайская хитрость, которую мы рассмотрим несколько позже, когда будем говорить о технике дезинформации. Это агенты, через которых дезинформация поступает к противнику. По Сунь-Цзы, они, перебежав на другую сторону, становятся добровольными заложниками: их могут казнить, если узнают, что их информация ложна. Но готовность пожертвовать собой способствует тому, что противник без колебаний принимает дезинформацию за правдивые сведения. А агенты, которых китайский военачальник называл «активно действующими», позже стали называться агентами внедрения. Они проникают в расположение противника, собирают там информацию и ухитряются возвратиться назад живыми.
Сунь-Цзы заслуживает всяческой похвалы не только за свой выдающийся анализ о путях и методах шпионажа, но и за первые письменные рекомендации по организации разведывательной службы. Он подчеркивает, что руководитель разведки должен использовать все пять видов агентов одновременно, создавая «паутину предвидения». Здесь напрашивается аналогия с рыболовной сетью, состоящей из множества отдельных ячеек. Этим еще не исчерпывается вклад Сунь-Цзы в данную проблему. Он разбирает и вопросы контрразведки, ведения психологической войны, использования ложных слухов и фальсификаций, обеспечения безопасности, короче говоря, все аспекты искусства разведки. Не удивительно, что его труд стал настольной книгой Мао Цзэдуна и рекомендован для изучения деятелям китайской коммунистической администрации. При организации и ведении военных кампаний и сборе разведывательных данных они применяют на практике положения, разработанные китайским полководцем.
Независимый от духов и богов шпионаж, который рекомендовал Сунь-Цзы, осуществлялся в античные времена, естественно, и на Западе. Правда, здесь в гораздо меньшей степени шли в ход софизмы. К тому же в западной части нашей планеты деятельность шпионов была более гибкой и не такой догматичной.
Хотя большинство письменных источников не вдавалось глубоко в проблемы, которые мы теперь могли бы считать разведывательными, к одной из них можно отнести вторую и более удачную попытку израильтян разведать страну обетованную. Иисус Навин послал двух соглядатаев в Иерихон для шпионажа, и они были приняты в доме блудницы Раав. Это, я полагаю, первый случай в истории, когда письменно упоминается о том, что ныне в разведывательной профессии называется «конспиративной квартирой». Раав укрыла шпионов, а затем вывела их благополучно из города, когда они добыли разведывательные сведения. Израильтяне взяли штурмом Иерихон, разрушили его полностью и истребили жителей, не тронув Раав и ее семью. Так было положено начало традиции вознаграждать тех, кто помогал осуществить разведывательную операцию.
Геродот пишет, что греки заслали трех шпионов в Персию перед началом своего вторжения в 480 году до нашей эры с тем, чтобы установить, сколь велики были силы, которые собирал персидский царь Ксеркс. Их схватили на месте преступления и хотели казнить, но Ксеркс отменил казнь и, к великому удивлению своих советников, провел шпионов вокруг своего лагеря, показывая им всех пеших и конных и давая возможность внимательно осмотреть все, что они хотели. Затем он отправил их в Грецию. Замысел Ксеркса заключался в том, чтобы предоставить грекам точную информацию о тех вооруженных полчищах, которые он собрал под свои знамена: это должно было напугать противника и побудить его сдаться без боя. Тем не менее, как мы знаем, греки не испугались. Таким образом, Ксеркс не добился успеха, применив своего рода психологическую диверсию. Я склонен полагать, что Сунь-Цзы посоветовал бы прямо противоположное. Он бы, видимо, порекомендовал персидскому царю подкупить шпионов и отослать их назад с донесением, что его армия значительно меньше, чем была в действительности. Когда же греки позднее натолкнулись бы на неожиданность, она могла бы стать для них роковой. Кроме того, перевербованная шпионская троица должна была сообщить о том, что происходило в греческом лагере.
Перед началом битвы под Фермопилами Ксеркс и сам послал «шпионов на коне» уточнить, что делают удерживающие перевал греки и каковы их силы. Это было не что иное, как рекогносцировочное задание. Но разведчик подобрался к греческим позициям настолько близко, что мог по возвращении доложить в своем знаменитом донесении: «некоторые из мужчин, которых он там видел, занимались гимнастическими упражнениями, а другие расчесывали свои длинные волосы». Это был пример «сырой разведывательной информации», как бы мы назвали ее ныне, поскольку она явно нуждалась в анализе и интерпретации.
Получив такие сведения, Ксеркс позвал одного из своих советников, который знал обычаи греков, и тот дал ему такое объяснение: «Эти воины пришли сюда, чтобы отстоять перевал в битве не на жизнь, а на смерть, и к этому они сейчас как раз и готовятся. В их обычае украшать свою голову с величайшей тщательностью перед тем, как вступить в смертельную схватку. Тебе, царь, придется иметь дело с храбрейшими мужами Греции». Ксеркс не придал большого значения такой оценке и потерял множество своих лучших воинов, бросив войско в лоб на позиции небольшого отряда греков под предводительством Леонидаса.
В целом в западном мире в античные времена использование шпионажа и его размах, как представляется, зависели от личных качеств и амбиций королей, царей и полководцев-завоевателей, от их склонности к обману и хитрости, их стремления укрепить мощь своего государства и обеспечить его безопасность. Климат Афин в эпоху демократии и Рима в республиканскую эру не благоприятствовал расцвету шпионажа. Правительства осуществляли свою политику открыто, и войны обычно планировались и готовились явно. В секрете хранились лишь данные о численности и дислокации войск, особенно на главных направлениях боевых действий в начале войны. Таким образом, вряд ли была уж очень большая нужда в разведывательной информации и божественных предвидениях. Они все равно не могли оказать большого влияния на исход сражений и развитие успеха. Тем не менее у великих полководцев-завоевателей, таких, как Александр и Ганнибал, в короткий срок сколотивших обширные империи, которые не менее быстро распались после смерти своих создателей, дело обстояло иным образом. Им требовалось неусыпное наблюдение за подвластными народами, чтобы вовремя обнаружить признаки готовящихся восстаний. Быстротечные военные кампании зачастую носили характер рискованных предприятий, где на успех мог рассчитывать тот, кто располагал упреждающими сведениями о силе и богатстве намеченных к покорению государств и о настроениях и моральной стойкости их правителей и народных масс. С очевидностью можно утверждать: все создатели подобных империй – Александр Великий, Митридат Понтийский и Ганнибал – широко использовали разведку и полагались на нее в большей степени, нежели их предшественники и современники. Великий стратег Ганнибал, как известно, перед началом походов всегда собирал информацию не только о военном потенциале своих противников, но и об экономике их государств, политическом состоянии общества и уровне его морали. Плутарх неоднократно отмечает, что Ганнибал располагал хорошей разведкой и засылал шпионов во вражеский лагерь.
Ганнибал показал гораздо худшее знание иностранных языков, нежели стратегии. Плутарх рассказывает, что полководец, находясь в Южной Италии, приказал разведчикам вывести его на равнину у Касиума (речь шла о городе Кассино, который приобрел широкую известность в период Второй мировой войны): «Они, неправильно истолковав его слова… поскольку его итальянский язык был очень плох, приняли одно понятие за другое и привели его вместе с армией… в район города Касилинума». Местность там была сильно пересечена, и Ганнибал едва не попал в западню, но успел выяснить, кто же ввел его в заблуждение. «Поняв, какую ошибку допустили его разведчики, и оценив, сколь велика была опасность, в которую его ввергли, – пишет далее Плутарх, – он приказал скрутить им руки и повесить». Эту историю часто используют ныне в разведывательных школах, чтобы наглядно показать молодым офицерам, как важно придерживаться точности и в словах, и в действиях.
Митридат разбил римлян, бездействовавших в Азии, как на второстепенном направлении, не в последнюю очередь потому, что под его командой служил выдающийся офицер разведки. В отличие от Ганнибала царь Понта владел двадцатью двумя языками и диалектами и знал местные племена и их обычаи намного лучше римлян.
В средние века в условиях всеобщей политической раздробленности и колоссальных трудностей в транспортировке, снабжении и мобилизации вооруженных сил было невозможно добиться стратегической внезапности в военных кампаниях. Требовались недели и даже месяцы, чтобы сколотить армию. И даже после того, как войско было сконцентрировано, оно могло совершить марш лишь на несколько миль в день. Морем, правда, войска перебрасывались на значительно большие расстояния, однако собрать корабли скрытно было трудно. Например, король Англии Гарольд в 1066 году имел все необходимые разведывательные данные задолго до высадки Вильяма Завоевателя[22] в Гастингсе. Сам Гарольд был в Нормандии и видел французскую армию в деле. Он знал, что Вильям планировал нападение, и установил с большой точностью дату намеченной посадки войск на суда и место их высадки в Англии. Ему удалось также сделать довольно точное предположение о численности войск Вильяма. И все же Гарольд потерпел поражение, но не в результате плохой стратегической разведки, а скорее из-за того, что его войско устало от непрерывных сражений. Он только что разбил датчан, одержав сокрушительную победу под Стенфорд-Бриджем. И к тому же воины его перед схваткой с полчищами Вильяма были до предела измотаны после продолжительного форсированного марша.
Наиболее серьезные политические ошибки правители Западной Европы в средние века совершили по отношению к Востоку в значительной степени вследствие неадекватной разведывательной деятельности. Они постоянно ослабляли Византию вместо того, чтобы поддерживать ее в качестве мощного бастиона против вторжения восточных народов. Европейские правители не сумели распознать ни опасностей, ни последствий, связанных с продвижением татаро-монголов на Запад. Они недооценили и турецкую опасность, когда османы еще собирали свои силы. Впрочем, они настолько находились в плену предубеждений, что все равно совершили бы те же самые ошибки, даже если бы имели лучше поставленную разведывательную службу. Конечно, без таковой у них, можно сказать, вовсе не было шансов, чтобы принять правильные решения.
Европейские правители располагали скудной информацией о Византийской империи и восточных славянах, еще меньше знали о мусульманском мире и почти полностью игнорировали все, что происходило в Центральной и Восточной Азии. Император Фридрих II (1212–1250)[23] попытался установить контакт с мусульманскими правителями (и был за свои старания обвинен в ереси), а король Франции Людовик IX (1226–1270) посылал эмиссаров к монголам. В известной книге Марко Поло о Китае содержались материалы, которые могли бы стать полезными для стратегической разведки, но никто не рассматривал их в этом плане. Почти весь период средневековья итальянские купцы обладали значительной информацией о Востоке, но они, к сожалению, редко имели возможность предоставить ее людям, которые определяли европейскую восточную политику. Римские папы неодобрительно относились к стремлению купцов торговать с противниками веры, а короли имели с мусульманами мало контактов.
В XV веке итальянцы сделали значительный вклад в сбор разведывательных данных, учредив свои постоянные представительства за границей. Посланники Венеции имели специальные поручения по сбору стратегической разведывательной информации. Большинство их докладов были весьма высокого качества, содержали точные наблюдения и проницательные оценки. Постоянные представительства, однако, занимались не только наблюдениями подобного рода, но и закладывали основу, на которой создавалась постоянно действующая агентурная сеть шпионажа. К XVI столетию большинство европейских правительств последовало примеру руководителей итальянских государств.
Поскольку в период раннего средневековья изготовление географических карт было почти неизвестным искусством, важной составной частью разведывательных данных являлись данные о местной географии. Знание брода через реку позволяло армии избежать окружения, а вовремя найденная горная тропа могла стать путем обхода сильной позиции неприятеля. Обычно находились силы и средства, с помощью которых местные жители становились источниками подобного рода информации. Людовик IX, например, выплатил большое вознаграждение бедуинам, которые показали ему место переправы через рукав Нила, что позволило ему неожиданно атаковать мусульманскую армию. Сын Людовика обошел сильную оборонительную позицию в Пиренеях, купив сведения о мало используемой тропинке в горах. Еще шире известен инцидент во время кампании в районе Креси[24], когда английский король Эдуард III был почти взят в клещи крупными силами французской армии. Пастух показал королю брод для переправы через Сомму, и Эдуард не только избежал преследования, но и, обойдя сильно укрепленную позицию неприятеля, смог в конечном счете разбить французскую армию стремительной атакой.
С ростом национализма и усилением религиозной борьбы в XVI и XVII веках на западной арене стали появляться первые настоящие специалисты разведки – министры и секретари кабинетов, которые посвятили значительную часть своей карьеры организации сбора секретной информации. Этот период времени характеризуется частыми внутренними распрями и гражданскими раздорами, но вместе с тем мы наблюдаем в это же время начало различий между внешней разведкой и внутренней безопасностью. Правда, час для существования двух отдельных служб с различными задачами еще не пробил. Это пришло значительно позже. И все же уже тогда поняли: шпионы дома были столь же важны, как и шпионы за границей, и обе эти категории соглядатаев должны быть руководимы одной и той же рукой.
Один из мастеров двух видов шпионского искусства – сэр Френсис Уолсингем, который прослужил значительную часть своей жизни в качестве главного секретаря (министра) и начальника тайного отдела на службе английской королевы Елизаветы. Руку Уолсингема можно обнаружить во многих крупнейших тайных операциях периода царствования Елизаветы, когда он собирал секретную информацию, провоцировал тайные заговоры, а затем раскрывал их. Вряд ли найдется какой-либо из приемов шпионажа, который не встретился бы в арсенале этого искусного интригана. Благодаря ему глупый и плохо продуманный тайный заговор Бабингтона, имевший целью посадить шотландскую королеву Марию на английский престол, стараниями ловкого главного секретаря принял такие размеры, что в конце концов дал Елизавете правдоподобное основание подписать Марии смертный приговор. Большинство из способных выпускников Оксфорда и Кембриджа были привлечены Уолсингемом к шпионской деятельности. Он засылал их во Францию для продолжения образования, а на самом деле с целью проникновения во двор французского короля с тем, чтобы выведать его намерения против Англии. Кристофер Марло[25] был, кажется, одним из них, а его преждевременная смерть в скандальной драке в таверне в Дептфорде представляется неудачным результатом одной из интриг Уолсингема.
Одним из самых хитроумных ходов главного секретаря была, несомненно, всесторонне продуманная операция, обеспечившая Англию необходимой морской разведкой, на данных которой базировались ее оборонительные действия против испанской армады, называемой великой[26]. Вместо того чтобы действовать напрямую против основной своей цели – двора короля Филиппа II, Уолсингем уклонился от напрашивавшейся открытой рекогносцировочной тактики (за что поначалу подвергался сильной критике) и стал действовать в других сферах, где хорошо знал наличие уязвимых мест, которые могли способствовать его успеху в Испании. Он направил супружескую пару молодых англичан Станденов в Италию, поскольку те имели отличные связи среди придворных короля Тосканы. (Во всех операциях Уолсингема можно обнаружить случаи мнимого принятия другого вероисповедания, что играло важнейшую роль для их успешной реализации: протестанты в данном случае маскировались под католиков, что помогало агентам правдоподобно выдавать себя за идейных противников «еретической» Англии.)
Юный Энтони Станден столь успешно «обработал» тосканского посла в Испании, что тот включил английских агентов в состав своей миссии. Дальнейшее было уже делом шпионской техники: в испанских портах оказались надежные соглядатаи, не англичане по национальности, которых никак нельзя было заподозрить, что они находятся на службе у Уолсингема. А Стандены, обосновавшиеся к тому времени прочно в Тоскане, настолько «приручили» тосканского посла в Испании, что тот разрешил «друзьям» молодой четы посылать письма из Испании в Тоскану через свою дипломатическую почту.
При Уолсингеме вошло в практику, что главный секретарь ее величества перехватывал как внутреннюю, так и иностранную корреспонденцию, вскрывал ее, внимательно прочитывал, вновь запечатывал и посылал дальше по адресу. Если корреспонденция была закодирована или зашифрована, то на этот случай на службе Уолсингема находился эксперт, некто Томас Фелиппес, бывший как криптографом, так и криптоаналитиком, который разрабатывал надежные коды для начальника тайного отдела и в то же время расшифровывал коды, используемые в перехваченных посланиях. Именно Фелиппес прочитал небрежно зашифрованные послания шотландской королевы Марии Стюарт в период заговора Бабингтона.
Короче говоря, Уолсингем создал первую в мире профессиональную разведывательную службу. В качестве равноценной ему фигуры в то время можно считать только французского кардинала Ришелье. Других мастеров шпионажа подобного класса в истории вплоть до XIX века не встретишь.
Чтобы быть более точным, следует отметить, что многое было сделано в этой области шефом разведки генерала Кромвеля[27] – Джоном Турло, но в исторической ретроспективе я не нахожу, что он обладал теми же качествами – находчивостью, изобретательностью и дерзостью, которыми отличался Уолсингем. Ключом к успеху Турло в значительной степени явился внушительный денежный фонд, который находился в его распоряжении. Отмечают, что он расходовал более 70 000 фунтов стерлингов в год. Может быть, размер фонда несколько преувеличен, но документы свидетельствуют, что Турло платил своим шпионам неординарные суммы и вследствие этого ни разу не сталкивался с большими трудностями. Напротив, Уолсингем работал с весьма скромным бюджетом, поскольку королева неохотно развязывала свой кошелек и, как утверждают, ему зачастую приходилось платить своим агентам из собственного кармана. Справедливости ради заметим, что эти суммы были значительно меньше тех, которыми оперировал Турло.
Последний, как и Уолсингем, имел титул главного секретаря, но к тому моменту его ведомство стало называться «департаментом разведки» – один из ранних случаев официального использования этого обозначения в английском языке для государственного учреждения. Это было, конечно, время великих заговоров, связанных с реставрацией Чарльза Стюарта на королевский трон. Как и Уолсингем, Турло занимался и вопросами внутренней безопасности, и ведением внешней разведки. В целях последней он использовал английских консулов и дипломатов за границей, дополняя их донесения информацией, полученной от секретных агентов. Турло даже в большей степени, чем Уолсингем, доверял сведениям, почерпнутым в результате перлюстрации почтовой переписки. Ему можно поставить в заслугу, что он создал весьма эффективную, с точки зрения контрразведки, почтовую цензуру.
Несмотря на то, что Турло для сбора разведывательной информации использовал простые и надежные методы, его довольно часто вовлекали в мрачные и скандальные интриги. Одна из них, затеянная по подсказке Кромвеля, преследовала цель организовать предательское убийство короля Карла и его братьев – герцогов Йоркского и Клочестерского. Это было ответом на раскрытый Турло роялистский заговор, который готовил покушение на жизнь Кромвеля. Планом шефа секретной службы предусматривалось заманить в Англию всех трех августейших братьев, находившихся во Франции. Экс-короля убедили в том, что на месте высадки заговорщики будут встречены отрядом верных им солдат, которые поднимут восстание и начнут поход на Лондон. Все это звучит теперь, по прошествии многих лет, довольно убедительно и изобретательно. И тем не менее эта провокация по своей тонкости далеко уступает интригам Уолсингема (взять хотя бы псевдозаговор, в который была вовлечена шотландская королева Мария Стюарт). Нам не стоит, однако, гадать, попался бы Карл в такую ловушку или нет, поскольку один из ближайших сподвижников Турло, его секретарь Морленд, выдал заговор королю. Буквально через пять дней после того, как Карл вновь воцарился на троне, Морленд был возведен в рыцарское достоинство и король открыто назвал причину – тот в течение длительного времени исправно снабжал монарха подробной информацией о действиях и планах секретной службы.
Другой примечательный пример успешной разведывательной деятельности в XVII веке дает Швеция, которая сохраняла свои позиции как великая держава в значительной степени благодаря самой сильной разведке в Европе. Тогдашний посол России в Стокгольме отмечал: «Шведы знают о нас больше, нежели мы сами». Они во время религиозных войн широко использовали шведских протестантов, а также единоверцев других национальностей, скажем французских гугенотов, в качестве секретных агентов. Причем в основном применяли методы Уолсингема. Швеция и в какой-то степени Голландия в те дни ярко показали, как относительно небольшие державы компенсировали слабость своих вооруженных сил лучшей организацией разведывательной работы и более тонкими техническими приемами шпионажа.
В конце XVIII и начале XIX веков стали возникать различия в деятельности по обеспечению внутренней безопасности и сбору зарубежной разведывательной информации. В крупных государствах создаются специальные службы с соответствующими экспертами, которые все в большей степени занимаются разведывательными и контрразведывательными проблемами. Несомненной причиной этого являлись рост внутренних разногласий и угроза восстаний и революций, которые могли привести к нарушению стабильности и подрыву мощи самодержавных и имперских систем в Европе XIX века, в результате чего появляются зачатки секретных полицейских служб, предназначенных для защиты и охраны императоров и правителей.
При Наполеоне – вначале пользовавшийся дурной славой Жозеф Фуше (ловкий карьерист смутных времен Французской революции), а затем полковник Савари по очереди возглавляли министерство юстиции и были одновременно шефами политической секретной полиции и контрразведывательной службы. Сбор военной и политической информации за рубежом в то время находился в руках эльзасца Карла Шульмайстера, который, будучи номинально подчинен Савари, провел серию самостоятельных акций, целью которых было не только получение информации об австрийской армии, но и дезинформация австрийцев о численности и намерениях французских войск.
Появление в XIX веке крупных и агрессивных вооруженных сил в ряде европейских государств постепенно вызвало необходимость передачи вопросов ведения внешней разведки в части непосредственно военных аспектов в ведение армейского руководства. В период до начала Первой мировой войны под эгидой генеральных штабов большинства европейских стран стала создаваться военная разведывательная служба, ставшая основным источником зарубежной разведывательной информации. Ее возглавляли, как правило, военные, которые обычно подчинялись военным министрам. Политическая разведка была оставлена дипломатам.
Пруссия до 1871 года являлась исключением из этого общего правила, прежде всего из-за своей военной слабости, хотя способнейший разведчик Вильгельм Штибер[28] и держал в своих амбициозных руках как военную разведку, так и секретную полицию. К его заслугам относятся использование массовой агентуры и метод насыщения района объекта столь большим числом шпионов, что обеспечивало получение детальной информации о военном и политическом положении противника. Агентурная сеть Штибера была и своего рода пятой колонной, с помощью которой достигалось моральное разложение гражданского населения путем распространения провокационных и панических слухов. До этого в целях шпионажа в основном использовались отдельные специально подобранные и занимавшие обычно высокое положение лица. Штибер же не гнушался простыми крестьянами, мелкими купцами, лавочниками, официантами и горничными. Свои методы он широко применил при подготовке нападения Пруссии на Австрию в 1866 году и на Францию в 1870-м.
Численность и оснащенность службы внутренней безопасности находятся, как правило, в прямой зависимости от степени подозрительности и страха правящей клики. При диктаторах и автократических правителях секретная полиция расцветает пышным цветом, эта ужасная паразитическая структура, которая пронизывает все слои народа, все общество. Яркий пример подобной организации можно найти в России XIX века, где тормозившая общественное развитие страны политическая система постоянно испытывала страх перед народными массами, либеральными лидерами, опасными идеями и даже политическим и культурным влиянием своих соседей.
Такое положение дел в России, однако, не являлось новостью или чем-то необычным в XIX веке. В ее ранней истории татары и другие степные народы постоянно испытывали силу русских гарнизонов, находившихся в укрепленных валами и частоколами поселениях. В результате этого у русских возникла ставшая впоследствии чертой национального характера подозрительность, когда кто-либо пытался проникнуть в укрепленный город, и опасение, что истинной целью этих лиц был шпионаж. Традиции выделения пристава (то есть специально приставленного человека к кому-либо) для иностранца, прибывшего с визитом в русское государство, восходят, по крайней мере, к XVI веку. Надзор за чужеземцем и «твердо установленный маршрут» для него в России имеют долгую предысторию. В XVII веке, когда русские стали посылать своих людей за границу для обучения в тамошних университетах, зародилась и другая практика: обычно в каждую группу студентов-россиян включалось доверенное лицо для наблюдения за ними. Обычай включать сотрудника секретной службы в состав делегаций, принимающих участие в международных конференциях, как это стало теперь очевидным, уходит своими корнями в седую старину.
Наличие государственной политической полиции в России может быть прослежено вплоть до 1826 года, когда царем Николаем I было учреждено Третье отделение Собственной его величества императорской канцелярии. В 1878 году оно было упразднено и его функции переданы охранке – охранному отделению Министерства внутренних дел[29].
Целью создания царской охранки была охрана императора, его семьи и защита императорского режима. Она установила постоянное наблюдение за русским народом, используя огромную армию информаторов. «Охранники» однажды отличились, пустив хвост за Львом Толстым – человеком почитаемым во всей России. Толстой задолго до этого стал всемирно известным литератором и философом, но для охранки оставался лишь армейским лейтенантом в отставке и «подозрительной личностью»[30].
В конце XIX века за пределами России находилось столько русских революционеров, радикальных студентов и эмигрантов, что охранка не надеялась больше обеспечить безопасность императорской России лишь подавлением революционных настроений внутри страны. Ей необходимо было расправиться с опасными диссидентами и за рубежом. Агенты охранки стали проникать в организации русских революционеров в Западной Европе. Там они занимались провокационной деятельностью, старались деморализовать членов этих организаций, похищали партийные документы, раскрывали каналы, по которым нелегальная литература переправлялась в Россию. Когда Ленин находился в 1912 году в Праге, он, сам того не ведая, предоставил в своем доме убежище агенту охранки.
Когда большевики пришли к власти в 1917 году, они распустили и в какой-то степени разоблачили старую охранку как типичный репрессивный инструмент самодержавия, заявив, что новое государство трудящихся не нуждается в подобных зловещих институтах для соблюдения законности и порядка. Тем не менее сами они вскоре создали собственную секретную политическую полицию – ЧК[31], о которой я расскажу чуть позже. ЧК по размаху, мощи, жестокости и двуличности вскоре превзошла все, о чем только мог мечтать царь.
Одна из крупнейших разведывательных служб в XIX веке в Европе была создана не правительством, а частной фирмой – банкирским домом Ротшильдов. Прецедентом послужила деятельность существовавшей задолго до того – в XVI веке – банкирской семьи Фуггер в Аугсбурге, которая создала финансовую империю весьма внушительных размеров, давая взаймы деньги разорившимся суверенам и государствам, что, впрочем, делал позднее и Ротшильд. То, что Фуггеры сделали мало ошибок, размещая свои инвестиции, являлось в значительной степени результатом отлично поставленной частной службы сбора разведывательной информации. Ротшильды же, как только почувствовали свою силу, стали извлекать выгоду не только для своих клиентов, но и для себя самих, также благодаря тому, что организовали оперативное получение шпионских сведений.
Обеспечивая финансовые интересы своих работодателей, агенты Ротшильда во Франкфурте-на-Майне, Лондоне, Париже, Вене и Неаполе зачастую добывали ту или иную важную информацию раньше, чем ее получали соответствующие правительства. Так, в 1815 году, когда Европа ожидала сведения об исходе битвы под Ватерлоо[32], Натан Ротшильд в Лондоне уже знал, что англичане одержали победу. Он стал на бирже играть на понижение, продавая ценные бумаги британского правительства. Конкуренты, внимательно наблюдавшие за каждым его шагом, решили, что британцы и их союзники потерпели поражение, и последовали примеру хитрого финансиста. Однако тот в подходящий момент скупил акции по низкой цене и, когда наконец пришла весть о победе над Наполеоном, получил огромные барыши.
Шестьюдесятью годами позже у Лионеля Ротшильда, потомка Натана, на званом ужине в качестве гостя присутствовал Дизраэли[33]. Сидя за столом, Лионель получил секретное известие, что контрольный пакет акций компании Суэцкого канала, владельцем которого был хедив[34] Египта, предложен для продажи. Премьер-министр заинтересовался этой идеей и выяснил, что за покупку необходимо уплатить 44 миллиона фунтов стерлингов. Парламент в это время был на каникулах, и он не мог быстро получить указанную сумму. Тогда Лионель купил акции для британского правительства, предоставив Дизраэли возможность совершить одну из самых удачных сделок в своей карьере. Ходили слухи, что некоторые успешные операции Ротшильда были проведены в результате использования почтовых голубей. Правда, для таких слухов оснований было мало, хотя один из Ротшильдов, оказавшись в окруженном пруссаками Париже – это было в 1870 году, прибегнул к помощи воздушных шаров, а возможно, и почтовых голубей для установления связи с внешним миром. Весть о прекращении военных действий распространилась в большей степени благодаря этим средствам, нежели обычным каналам связи.
Великие европейские державы вступили в Первую мировую войну, имея разведывательные службы, которые ни в коей мере не соизмерялись с мощью и оснащенностью их вооруженных сил и были не в состоянии справиться со сложным характером предстоящего конфликта. Это касалось обеих сторон – как Антанты, так и центральных держав. Французская военная разведка была сильно потрясена аферой Дрейфуса[35] и втянута во внутренние распри и интриги. Она допустила огромную ошибку, установив вдвое меньшую численность немецкой армии по сравнению с той, с которой пришлось французам, англичанам и русским столкнуться на поле боя в 1914 году.
Немецкая разведывательная служба, которая при Штибере в 1870 году действовала достаточно эффективно, попала в полосу забвения после его ухода в отставку. Для германского генерального штаба в 1914 году были типичными высокомерие и самонадеянность. Немецкие генштабисты презрительно относились к разведке, игнорировали ее важность.
Русские незадолго до войны добились своего крупнейшего разведывательного успеха благодаря предательству офицера австрийского генерального штаба полковника Альфреда Редля, арестованного в 1913 году. Я еще вернусь к нему в последующих главах. От Редля Петербург получил разработанные в Вене планы войны, которые помогли русским нанести поражение австро-венгерской армии в ряде сражений начального периода Первой мировой войны. Правда, в Вене успели изменить некоторые планы, вследствие чего русские, слепо доверяя материалам Редля, часто сталкивались с серьезными затруднениями. К тому же они на удивление беззаботно относились к связи с войсками на поле боя: приказы отдавались открытым текстом – незашифрованно и незакодированно. Немцы радостно потирали руки, получая без всякого труда важную информацию о противнике.
Австрийцы, видимо, в какой-то степени смогли компенсировать предательство Редля, используя своего агента Альтшиллера[36], приближенного царского военного министра Владимира Сухомлинова и его жены. Сухомлинов, фаворит императорской семьи, проявил достаточно здравого смысла и держался на расстоянии от другого любимца царской четы и дворцовой камарильи – Распутина[37]. Но к сожалению, военный министр не блистал умом. Более того, он был просто глуп, продажен и некомпетентен. Да еще имел привычку разбрасывать всюду в своем доме важные военные документы. У немцев был агент в ближайшем окружении министерской четы – некий полковник Мясоедов, считавшийся любовником мадам Сухомлиновой. В 1915 году он был разоблачен русской военной контрразведкой как германский шпион и кончил свою жизнь на виселице.
В целом можно все же сказать, что в течение Первой мировой войны велась эффективная шпионская деятельность, за исключением тактической разведки наземных операций. Здесь дело обстояло значительно хуже, особенно на фронтах в Европе. Разведывательные операции были связаны в основном с ведением войны на морском театре. Англичанам удалось добыть немецкий военно-морской код, что позволило Британии, как говорится, держать голову над водой даже в самые тяжелые для нее дни войны.
Лоуренс Аравийский[38] на Среднем Востоке и немец Васмус[39] в Персии смогли добиться несомненных успехов в подрывной деятельности и подстрекательстве беспорядков и восстаний, что оказало прямое воздействие на ход военных действий в этих районах. Немецкий шпионаж и диверсии в Соединенных Штатах могут быть отнесены к наиболее успешным акциям разведки Берлина в Первой мировой войне, отчасти, конечно, благодаря недостаткам нашей контрразведки.
Первая мировая война вызвала к жизни ряд новшеств в сфере шпионажа. Одно из них – использование радиоперехватов, что открыло широкую возможность получения разведывательных данных из большого количества тактических, а порой и стратегических сведений. Второе – внедрение в практику секретных служб успешных методов прочтения кодированных и зашифрованных сообщений.
Соблюдение нейтралитета некоторыми, со стратегической точки зрения, выгодно расположенными странами, такими, как Швеция, Норвегия, Голландия и Швейцария, дало толчок к применению новой тактики ведения шпионажа на одну страну через другую. Серьезные меры нейтралов не допустить использования своих территорий в целях разведки не дали положительных результатов. В дальнейшем этот прием стали применять и в мирное время, в частности, в Европе. И, наконец, Дальний Восток самым решительным образом заявил о себе в сфере международного шпионажа: японская секретная служба стала высоко эффективным и опасным субъектом разведывательного мира.
Период между двумя мировыми войнами ознаменовался ростом числа разведывательных служб и усложнением их внутренних структур. Для новых диктаторских режимов в Германии, Италии, Японии и СССР шпионские органы стали главным инструментом политического, военного и экономического зондирования за рубежом и подготовки своей экспансии. В то же время свободные страны, в особенности Англия, перед лицом угрозы диктаторских режимов были вынуждены взять на себя новые – весьма крупные и ответственные разведывательные задачи. Бесшумные сражения между секретными службами обеих сторон во время Второй мировой войны изобиловали яркими эпизодами, к которым я возвращусь несколько позже. Сотрудничество разведывательных органов стран антигитлеровской коалиции отличалось высокими результатами и не имело подобных примеров во всей истории. У наших противников такого не было.
Во время войны я был сотрудником УСС[40]. Мне выпала приятная возможность поработать с моими коллегами из британской разведки. Тогда между нами установились весьма тесные деловые и личные отношения, которые мы поддерживали и после войны.
В Швейцарии у меня были контакты с группой французских офицеров, которые выполняли задачи, возлагавшиеся ранее на второе бюро (французская разведка). Они помогли создать разведывательную службу генерала де Голля и Свободной Франции. В конце войны, когда Италия порвала с фашизмом и примкнула к союзникам, установилось сотрудничество с частью итальянской секретной службы, оставшейся верной королю Виктору-Эммануилу.
Поддерживал я связь и с подпольной антинацистской группой в абвере – службе военной разведки и контрразведки Верховного главнокомандования немецких вооруженных сил. Эта группа составила заговор против Гитлера. Шеф абвера адмирал Канарис, весьма неординарная личность, был казнен. Это случилось после того, как в ходе расследования неудавшегося покушения на фюрера в 1944 году гестаповцы документально доказали связь Канариса с заговорщиками.
Сотрудничество военного времени внесло, я полагаю, немалый вклад в объединение целей разведывательных служб свободного мира. После войны свободная Германия (Западная) добавила в это дело свою значительную лепту. Все, вместе взятое, помогло нам противостоять массированным атакам, которые ныне предпринимаются против нас разведывательными службами и органами безопасности государств коммунистического блока.