Рейсовый корабль приближался к цели полета.
Настенные экраны ожили, и их заполнил зеленоватый диск Спаты, самой большой планеты системы Мультона. Диск газового гиганта иссекали полосы зелени различной яркости и интенсивности – это вращались гигантские экваториальные атмосферные потоки. В нескольких местах этот порядок нарушался, пояса разрывались, образовывали петли, изгибы и завихрения, а в полярных областях исчезали совершенно, уступив место изменчивым системам расцветок.
Вдоль экватора Спаты протянулся пояс тени, отбрасываемой её гигантским кольцом. На фоне планеты перемещались три спутника. Даниель распознал Дагу, маленький шар, на котором располагалась войсковая база солярной армии. Несколько дальше передвигался Крис, необитаемый ледяной мирок, на котором не построили ни перевалочных баз, ни даже радиолокационных установок. И наконец, третий спутник, двигавшийся по орбите, ближе других подходившей к северному полюсу Спаты. Даниель как зачарованный глядел на серую поверхность, местами покрытую белыми латками ледников. Если увеличить изображение на мониторе и приблизить поверхность спутника, то глазам наблюдателя явились бы ряды огоньков и зеленые свалы биотических зон – видимый след человеческой колонизаторской деятельности. Это был Танто, родной мир предков Даниеля, мир, из которого Дирк Бондари убежал, чтобы, возвращаясь на него, погибнуть.
На диск Спаты с нижнего края экрана наползла очередная овальная тень. Она все увеличивалась, уже начала заслонять кольца, Танто и Криса. Минутой позже на экране возник край самого большого спутника Спаты Гольбайна. Радиус Гольбайна составлял почти шесть тысяч километров, иначе говоря, он был больше самой ближней к звезде планеты системы – Тахи и лишь незначительно уступал размером самой дальней планете – Клевангу.
На Гольбайне размещалась наиболее крупная в системе Мультона, если не считать самого Гладиуса, человеческая колония. Выбор именно этого спутника в качестве самого крупного поста в сфере внешних планет был очевиден. Атмосферное давление на спутнике было лишь немногим меньше гладианского и обеспечивало поддержание на поверхности планеты температуры в пределах от минус ста до минус пятидесяти градусов по Цельсию. Столь удачные условия позволяли возвести стандартные колонизационные комплексы: города, сельхоззоны, регулирующие биоценоз купола. Несколько добавочных выгодных факторов, например геотермическая активность коры, облегчали возможность проведения долговременных экоинженерных операций, которым в будущем предстояло «подогнать» естественные условия Гольбайна к человеческим требованиям.
Постоянно здесь жили почти триста тысяч человек, ещё столько же пребывали временно: на работе, при бизнесе, в поисках новых ощущений. Большинство постоянных жителей и временно пребывающих были гладианскими гражданами, в том числе и определенный процент имеющих право голосовать электоров. Поэтому Совет держал здесь свое представительство, армейские и полицейские подразделения. В последние годы на Гольбайне стало тесновато. Сюда перебралось множество фирм и богатых людей, сбежавших с Гладиуса от коргардской угрозы. Даже интенсивного расширения жилой и торговой базы оказалось недостаточно, чтобы найти место для всех желающих. Кроме всего прочего, Гольбайн был ещё торговым и промышленным центром. Здесь работали гигантские предприятия, осваивающие органические соединения, извлекаемые из атмосферы Спаты, велись широкие экоинженерные операции. Был Гольбайн и портом для горных траулеров – огромных космических кораблей, действующих в Поясе Фламберга. Добываемое там сырье перерабатывалось до состояния, позволявшего достаточно дешево транспортировать его на гладианские орбитальные станции-фабрики. Промышленность Гольбайна работала и на нужды других колоний, размещающихся на спутниках Спаты, а также второго газового гиганта – Махейры. Кроме граждан Гладиуса, на Гольбайне жили так называемые Свободные люди – представители религиозных и спортивных кланов, таких как Скульпторы Пространства, или Летники, имевшие в Солярной Доминии особый статус. Здесь же располагались небольшие колонии поселенцев из сообщества, выкупившего себе право независимости у Совета Электоров, так, например, как это в свое время сделали предки гладиан, откупившиеся от солярного правительства. Именно из такой группы и вел родословную отец Даниеля.
Размещались на Гольбайне также энергетические комплексы для передаточных антенн, поддерживавших постоянную связь со станцией, гиперпространственной связи, расположенной в четырех световых месяцах от Мультона.
Даниель нисколько не сомневался в том, что здесь окажется солидное количество солярных стукачей. Когда пилот рейсовика известил о близкой посадке, Бондари непроизвольно поправил спрятанный под комбинезоном парализатор.
Посадочный модуль парома мягко опустился на землю, и к нему также направились два транспортера – широкие и пузатые машины на гусеницах. Из их корпусов выдвинулись большие лапы хватателей и диски генераторов полей. Механические и силовые клещи ухватили корпус спускаемого модуля и подняли его вверх. Транспортеры медленно двинулись к воротам шлюза. Даниель мог спокойно любоваться дивным ландшафтом Гольбайна. Полный оборот вокруг собственной оси длился у спутника восемь часов. День, или то время, когда его поверхность посещал диск Спаты, – четыре часа. Конечно, здесь никогда не было так светло, как на Гладиусе. Газовый гигант светился холодным зеленым светом, вырывающим из тьмы формы, лишенные, однако, глубины цвета, оттенков и перспективы. Все выглядело так, будто над огромным стадионом зажгли ночью лампы. Соперников, мяч и ворота видно – играть можно. Но в то же время каждый зритель ощущает, что часть красок поблекла и исчезли мягкие переходы света, наложения теней и отражений. Это ощущение ещё больше усиливалось из-за искусственного света фонарей и зеленого фосфоресцирующего зарева, висящего над полями генетически выведенных светящихся растений.
Сила тяжести на Гольбайне была в два раза меньше, чем на Гладиусе, но Даниель после посадки ощутил её сразу. Персонал порта предложил специальные нагрудные вкладыши, но он отказался от искусственного облегчения. Его организм умел приспосабливаться и к большим перегрузкам, и к невесомости.
Транспортеры провели посадочный модуль через огромный шлюз, а когда за ним замкнулись внешние ворота, в камеру стали закачивать воздух. На всю процедуру ушло почти два часа. Лишь после этого прибывшим позволили раскрыть модуль и спуститься на плиты посадочной площади.
Вокруг модуля неожиданно появился рой самоходных кресел, вылупившихся из какого-то неведомо откуда прибывшего улья. Каждое кресло убеждало воспользоваться его услугами, гарантировало удобную доставку на место, где будут проходить переговоры, и позже – при перемещениях по городу. Даниель подозвал одно из них. Сунул в щель таксометра свою идентификационную карточку. Аппарат признал её, подрагивая так, словно был животным, которому достался особо лакомый кусок.
– Подтверждаю прием карты. Прошу положить багаж. – Кресло повернулось к Даниелю тылом, его поверхность раскрылась, являя багажник. Даниель поставил туда чемоданчик.
– Попрошу сесть, – предупредительно пригласило кресло. – Первый рейс бесплатный и по регламенту ведет к месту совещания.
Когда Даниель уселся, кресло немедленно выбросило из поручней ремни безопасности и мягко перепрофилировало опору, подгоняя её к форме спины и росту пассажира.
Затем, набирая скорость, помчалось по одному из ведущих к шлюзу коридоров. Даниель заметил, что остальные пассажиры либо только ещё ведут переговоры с креслами, либо укладывают свой багаж. Значит, у него были шансы быстро покончить с досмотром.
Хотя Гольбайн формально являлся анклавом Гладианского государства, имелись и определенные юридические различия, не говоря уж об обычаях. Люди, прибывающие на планету, подвергались достаточно серьезным проверкам, тщательно контролировались привезенные ими вещи. Все это, разумеется, было связано с безопасностью анклава. Главный город Гольбайна, поселения-спутники и независимые объекты были не более чем тонкой пенкой жизни на поверхности негостеприимного мира. Существовало множество факторов, которые могли серьезно навредить колонии: конструкциям куполов, изолировавших людей от почти космического холода и убийственной атмосферы; тонкому экологическому равновесию внутри них. Нападение террористов могло поставить под угрозу жизнь десятков тысяч людей. В прошлом зафиксировано несколько попыток таких акций. Преступники намеревались уничтожить купола, системы жизнеобеспечения либо фабрики клонируемой пищи.
Колонии могла навредить простая неосторожность или неловкость, например случайное отравление воды, циркулирующей на станции в замкнутом цикле. На Гольбайн не имели доступа люди, страдающие неизлечимыми заразными заболеваниями. Считалось нецелесообразным долговременное пребывание детей – многие жители спутника оставались рожать либо заказывать детей на Гладиусе, опасаясь негативного влияния низкой гравитации и отсутствия привычного солнечного света.
Дополнительные ограничения в последние годы были введены в связи с наплывом иммигрантов с Гладиуса.
Кресло Даниеля медленно двигалось по узкому коридору, следуя за несколькими другими машинами. Дорога спускалась спиралью, проходя через ряды камер аварийных шлюзов. Посадочная площадь находилась на поверхности спутника, а город – в ста метрах под нею. Каждый туннель, едущий наверх, был защищен дублируемыми многофункциональными блоками – начиная с силовых барьеров, мощных ворот, приводимых в движение гидравликой, и кончая обычными герметичными дверями, запираемыми с помощью ручных штурвалов.
Наконец от туннеля начали отпочковываться десятки узких камер, перекрытых стальными дверями. То и дело какая-нибудь из камер раскрывалась, принимая в себя кресло вместе с пассажиром.
Машина Даниеля проследовала в одну из кабин, как раз такую, чтобы в ней поместилось кресло на колесах и пассажир мог встать рядом, не упираясь головой в потолок.
Стены кабины были серо-стальные. Рядом с Даниелем, на высоте пояса, располагалась полочка, на которой лежала клавиатура, перчатки и шлем, а также контакт чипового сопряжения. Как только он коснулся клавиатуры, из стены над полкой выдвинулся экран.
– Приветствуем тебя на Гольбайне. – Экран расцвел фонтаном красок, из которых тут же выплыл мультипликационный шар спутника. – Мы считаем нужным проинформировать тебя, что на нашей планете действуют некоторые ограничения «Хартии Прав» граждан Гладиуса. Подробный перечень различий ты получишь по желанию. Чтобы выйти на территорию колонии Гольбайн, ты должен пройти контрольные процедуры, ограничивающие твою личную свободу. Согласен ли ты на это?
На обрезе полочки засветилась надпись: «Приложи сюда палец».
– Согласен, – сказал Даниель, прикладывая большой палец к указанному месту и чувствуя, что касается теплого металла.
– Вложи свой идентификатор в считыватель, – инструктировал далее автомат. При этой команде кресло выплюнуло из себя карточку Даниеля. Прежде чем сунуть её в щель считывателя, он успел заметить, что кресло, выполняя обещание, за все, что было сделано до сих пор, не взяло ни кредитки. Даниель не сомневался, что услужливая мебель потом возместит себе эту сумму с лихвой.
– Подтверждение идентичности. Прошу подготовить правую руку к взятию пробы для теста.
Из стены выдвинулся очередной объект, плоская полочка с углублением в форме человеческой ладони. Даниель приложил руку. Почувствовал укол, что-то скребнуло по подушечкам пальцев, «голодная» микрочелюсть вцепилась в кожу, потом ладонь обрызгал дезинфицирующий гель.
– На анализ уйдет пятнадцать минут. Прошу оставить багаж и перейти в зал ожидания.
Даниель встал с кресла, которое услужливо отворило багажник, вынул чемоданчик и поставил к стенке. Потом снова сел и дверца кабины начала открываться.
Он въехал в просторный овальный холл, по которому кружило несколько десятков транспортных кресел.
На стенных экранах ярко освещенного помещения, сменяя друг друга, высвечивались голограммы рекламы, информации о принципах пребывания на Гольбайне, данные о лунной колонии и других человеческих поселениях в окрестностях планеты Спата. Центр холла занимали вольеры с зелеными растениями. Некоторые из них цвели, демонстрируя красивые и фантастически расцвеченные чашечки цветов. Дани ель приметил среди листьев оранжевые и желтые шарообразные плоды. Вдоль стен стояли серверы рекламных проекций и автоматические переводческие информаторы, в основном связанные с туристическими и увеселительными мероприятиями Гольбайна. Заметил он также несколько серверов, сообщающих о создаваемых в настоящее время новых микроколониях Свободных Людей. Много места занимали религиозные кабины различных верований, сект и кланов – от древних, таких как иудаизм или христианство, до культов, позаимствованных от Чужих.
Даниель рассматривал все это внимательно и сосредоточенно. Такое задание он получил на Гладиусе. Ему следовало тщательно фиксировать все с момента прибытия на Гольбайн. Вот он и наблюдал, перемещаясь по овальному холлу, неоднократно рассматривая растения в его центре, картинки на стенных экранах и изображения, генерируемые рекламными серверами.
– Ваш контроль закончится через шесть минут, – услужливо поведало кресло. Даниель направился в другую часть холла, к религиозным кабинам. И тут приметил нечто такое, что заставило его встрепенуться.
Сервер рекламировал курсы летунов отделения клана Летников, имеющие целью обслуживание туристов. Мастера-летники обучали простых смертных, пробующих свои силы в столкновениях с атмосферой газового гиганта.
Когда-то Даниель летал на летнях как в условиях имитации, так и в реальной атмосфере. В Академии считалось, что летно-планеризм идеально тренирует неврологическую координацию, то есть умение одновременно управлять многими сопряженными с организмом человека приборами и чипами.
Сервер генерировал изображение размером почти два на два метра. Картины сменялись каждые две-три минуты. Можно было увидеть миниатюрные фигурки летунов, парящих в атмосфере Спаты. Потом появлялась картинка, наблюдаемая выделывающим сумасшедшие акробатические манипуляции летником. Временами на дальнем плане маячил силуэт Семирамиды, дрейфующего в атмосфере Спаты города-переработчика, на котором тоже размещалась база летников и туристический комплекс. Все это разнообразили сцены, демонстрирующие изумительные ландшафты Спаты и её спутников. Кадры держались несколько секунд. Монтаж был динамичен. Цвета изумительны. Проекция призвана была привлекать внимание зрителя ровно столько секунд, чтобы он имел возможность по нескольку раз осмотреть рекламы школы летников. Подобную же визуальную смесь демонстрировали и другие серверы, так что Даниель потратил немало времени, внимательно рассматривая каждый из них. В конце концов он обратил особое внимание именно на этот. Вначале даже не сообразил, в чем дело. Однако вскоре понял, в чем именно и что это не случайность. Среди рекламных картинок он обнаружил сцены, которые могли быть адресованы именно ему.
На кадрах, изображающих Спату, рассматриваемую с Гольбайна, над изумительной поверхностью планеты передвигался только один большой спутник – Танто. Фигурки планирующих летников то и дело трансформировались в силуэты птиц и насекомых. Когда на экране появилась цветная желто-зеленая бабочка, у её крыльев был такой же цвет, как у бабочки, рекламирующей Переландрскую транспортную линию. Была также изображена одежда летника костюм и отдельные системы, а чтобы лучше продемонстрировать принцип действия летни, программа изображала различные течения, планы и схемы аппарата. И всякий раз, когда дело доходило до рассечения голографического изображения летни, это сечение начиналось с отделения левой ноги и руки, а также раскрытия шлема. Именно левую ногу и руку потерял Даниель в последней акции, а самые серьезные повреждения достались мозгу.
Даниель несколько раз объехал зал, внимательно рассматривая рекламные картинки. Нашел пропагандистский сервер аболиционистов, на котором изображались фрагменты какой-то танаторской операции. Другой прибор, закупленный одной из религиозных сект, возникших после появления коргардов, демонстрировал столкновение армии с машинами Чужаков. Такого рода сигнал должен был обратить на себя внимание любого шпика, и Даниель решил, что его заказчикам следовало действовать значительно тоньше. Именно сервер летунов подкидывал три картины, действующие по принципу дальних ассоциаций. Случайный наблюдатель не обратил бы на них внимания, и даже нюхач из безопасников, высланный специально вслед Даниелю, мог бы не связать их в единое целое. Только в мозгу Даниеля вид родной планеты отца, фирменных знаков, часто используемой транспортной линии и схемы монокрыла – летни, рассекаемого так, словно поврежден был он сам, должны были включить сигнальную лампочку: «Вход здесь!»
Даниель решил, что никаких подсказок больше не получит и надо действовать. Он остановил кресло и вошел в зону ближайшей рекламной проекции. Его тут же охватили изображения и звуки – вокруг порхали обольстительные женщины, расхваливавшие прелести новых эротических программ. Их нагие, покрытые татуировкой тела извивались, вырисовывая искусительные траектории, а краски, покрывающие губы и груди, то и дело вспыхивали феерией огней. Даниель отступил на шаг и оказался вне проекции. Женщины исчезли, внешняя реклама предлагала только туманные силуэты нагих тел, затянутых клубами пара. Кроме всех изображений, здесь в соответствии с законом высвечивалась и большая надпись, информирующая, что и внутренняя презентация, и сам товар предназначены исключительно для взрослых.
Даниель прошел ещё в несколько других проекций, рекламирующих услуги туристических бюро, домов свиданий, головизионных салонов, хороших баров. Он хотел, чтобы его принимали за человека, прилетевшего на Спату исключительно в поисках увеселений, которых невозможно получить на Гладиусе. Взял несколько проспектных проекторов, оплатил абонемент, дающий право пользоваться самым крупным на Гольбайне центром искусственных увеселительных реальностей, и предусмотрительно забронировал места в двух отелях. Наконец добрался до проекции летников.
Когда вошел внутрь, его охватила тьма и тишина. Перед глазами высветилась информация, извещающая, что если он желает персонифицированной презентации, то должен представить свою карту. Он, не колеблясь, сунул идентификатор в щель считывателя. Надпись погасла, зато все окружающее Даниеля пространство разгорелось вначале бледным, потом все более сильным зеленоватым светом. Появились коричнево-зеленые тучи, загудел вихрь, мчащийся со скоростью тысяч километров в час. Неожиданно прямо напротив его лица посреди этой зелени загорелась серебристая точка. Она быстро вырастала, одновременно принимая очертания летни. Летня с огромной скоростью мчалась прямо на Даниеля. Она была уже почти совсем рядом.
Бондари, хоть и знал, что имеет дело с проекцией, инстинктивно отклонился. Ему показалось, что он чувствует на лице ветер от крыльев летни, рассекающих метановую атмосферу. Однако в последний момент летник взмыл кверху, чуть не задев изумленного зрителя. Несколько мгновений Даниель видел лицо, скрытое шлемом. Это было его собственное лицо! Так вот в чем суть персонификации изображения! Летник скрылся, вокруг клубились тучи, и Даниель пришел к выводу, что это конец презентации. Но нет. Он снова увидел летни, на этот раз две. Летуны парили, повернувшись друг к другу спинами, их аппараты чуть не соприкасались. При этом они проделывали сложные маневры, вычерчивая на фоне зеленого неба замысловатые фигуры.
Они тоже пролетели почти рядом с Даниелем. И снова за стеклом одного из шлемов Бондари увидел свое лицо. На сей раз другой пилот подлетел ближе на мгновение мелькнуло худощавое лицо с большими, быть может, искусственно увеличенными глазами и зелеными губами.
Изображение исчезло. Одновременно с идентификационной карточкой Даниель получил голографический проспект.
Для того чтобы обмануть возможных шпиков, он зашел ещё в несколько проекций. Попутно глянул на наружную презентацию летников. На фоне Спаты передвигались контуры её спутников, летники превращались в радужных бабочек, а модель летни позволяла урезать себя со всех сторон. Даниель убедился, что сообщение было передано.
Семирамида висела на высоте почти тысячи километров над поверхностью океана жидкого водорода. Чтобы до неё добраться, транспортному парому надо было пробить больше шести тысяч километров морозной водородной атмосферы. Здесь, внизу, в слое метановых и аммиачных туч, было теплее, температура местами поднималась даже до минус семидесяти градусов по Цельсию. Самым грозным врагом человека было давление. Однако люди научились справляться с давлениями порядка десятков тонн на квадратный сантиметр и построили этот город. Основной задачей комплекса была переработка вылавливаемого из атмосферы углерода и азота и превращение их в добиологические субстанции, которые потом переправлялись на спутники Спаты.
Клан Летников владел только третью жилой площади базы. Здесь располагались квартиры мастеров и их последователей, а также туристические секторы.
Если Гольбайн был домом для сотен тысяч людей, приспособленным к их потребностям и комфортным, то Семирамида оставалась миром первопроходцев. Оборудование базы, даже в туристической её части, казалось простым, даже суровым и предельно функциональным. Прибывшим предлагали длинный перечень ограничений, касающихся вопросов пребывания, использования энергии, воды и питания. Каждый получал специальный аварийный набор – скафандр и шлем, который в случае опасности должен был указывать направление эвакуации и способ поведения. Туристам предоставили полчаса свободного времени, после чего вызвали на встречу с опекуном и инструкторами.
У менее уравновешенного человека комната Даниеля могла вызвать острый приступ клаустрофобии. Кроме складной койки, здесь была ещё санитарная кабина и малюсенький столик с ящиком, в котором лежали чепчик и перчатки для сетевой связи. Над койкой располагался большой потолочный экран. Из стенки санитарной кабины торчало несколько крючков, на которые можно было повесить личные вещи. В комнате было неполных два метра высоты, и Даниель все время чувствовал, что макушкой трется о потолок.
Он быстро достал из чемоданчика свои пожитки. Потом принял душ, как оказалось, состоявший в основном в обработке кожи горячим паром. Унитаз по требованию «потребителя» выскакивал из стены, располагаясь по диагонали крохотной санитарной кабины, потому что иначе пользователь не смог бы на нем устроиться.
– Жестко и неудобно, – процедил Даниель, натягивая зеленый комбинезон. Одежду они получили сразу после прилета. Такую же униформу носили все обитатели Семирамиды, функции которых распознавались по цвету одежды. На всякий случай Даниель ещё раз проверил, выключил ли санитарную кабину, и отправился на условленную встречу.
– Меня зовут Фридерик Бегство Птицы, – представился проводивший встречу опекун группы. Кто-то прыснул, но тут же умолк, остановленный презрительным взглядом Фридерика. Мастер летничества был невысок, лыс, не имел ни ресниц, ни бровей, а по бокам головы располагались ряды чиповых гнезд. Перекрашенные белки и радужки переливались постоянно изменяющимися красками. Черные точечки зрачков внимательно рассматривали лица туристов.
В помещении находились шестеро мужчин и три женщины. Из бесед, которые Даниель провел до начала информационной встречи, следовало, что все они здесь впервые.
– Я – мэтр Красной Струи, – продолжал летник, – второй степени посвящения Клана. Я буду контролировать ваших инструкторов, а также по окончании инструктажа присутствовать на экзамене. Положительный зачет облегчит вам последующие посещения миров Клана. Вы получили «проводников», – он поднял вверх маленький браслетик с диском проектора, – в которых найдете всю информацию, касающуюся Семирамиды. Однако обычай требует, чтобы мы лично ответили на ваши вопросы. Как только вы впервые погрузите свои тела в просторы Спаты и впервые раскинете крылья, чтобы плыть в бесконечность, вы станете нашими друзьями. Поэтому я лично приветствую вас. Проекторы очень полезны, но если вы предпочитаете более крупное изображение, можете подключиться к стенным экранам. Учитывая ограниченные возможности кибернетического сервиса, а также периодические затухания связи с Гольбайном, наши гости не подсоединены к сети, а во время тренировок мы не используем нейронных подспорий.
– А если у кого-либо из нас есть активные чиповые гнезда? – спросила одна из женщин.
– Прошу заглушить системы входа-выхода. Здесь они вам не понадобятся.
– Почему для нас ограничена свобода передвижения по станции? прозвучал вопрос.
– Ради безопасности. Прошу взглянуть. – Глаза летника загорелись. Из них вырвался луч света, в котором через мгновение начало сгущаться голографическое изображение станции – почти шаровой конструкции, из которой вырастали лишь плоскости стабилизаторов. Семирамида медленно вращалась, время от времени из сопел корректирующих двигателей, размещенных на её поверхности, вылетали струи оранжевого газа, который быстро рассеивался в окружающей станцию смеси водорода, метана и аммиака.
– Снаружи давление в несколько тысяч атмосфер, – продолжал Фридерик. Наша станция – одно из изумительнейших порождений человеческой инженерии. Ее постройку частично финансировал Клан. Поэтому, в частности, на территории Семирамиды действует строгое разграничение сфер доступа.
Трехмерное изображение станции на экране замерло, по мере того как Фридерик рассказывал о секторах базы, отдельные элементы превращались в цветные сечения.
– Внешняя сфера станции – одна огромная система стабилизации, состоящая из тысячи корректирующих двигателей. На оболочке расположены регистраторы, датчики и антенны. Сразу предупреждаю: связь с внешним миром прекращается в период активности ядра Спаты и атмосферных бурь. К нам сейчас приближается один из таких ураганов. На нижнем полюсе вращения станции мы называем его «южным» – расположен перерабатывающий комплекс. Из атмосферы Спаты набирается метан и органические субстанции, которые затем перерабатываются в добиологическую массу, используемую впоследствии для получения пищи и растительных культур на Гольбайне. Площадка транспортных паромов, принимающих эту продукцию, а также привозящих сюда людей, находится на верхнем, северном, полюсе Семирамиды. Там же расположены научные лаборатории.
– И это окупается?
– Откровенно говоря, этот вопрос не ко мне, – улыбнулся Фридерик, – а к Департаменту Инвестиций, который наполовину финансирует проект. Из того, что мне известно, такой метод добычи соединений углерода на нужды лунных колоний дохода не дает, но и дотировать станцию тоже прекратили. Возможно, это станет технологией будущего. Возвращаюсь к первому вопросу. Гостям не положено находиться в секторах промышленности и управления, которые формально рассматриваются как секретные правительственные объекты.
– А какие исследования здесь проводятся? – спросил Даниель. – Я имею, конечно, в виду те, что не являются секретными.
– Секретность касается не тематики исследований, – улыбнулся Фридерик, – а их результатов. Здесь исследуется сопротивляемость материалов в условиях сверхвысоких давлений. Один из коллективов занят разработкой зонда, которому предстоит опуститься на поверхность Спаты. Работает здесь также коллектив биохимиков и биологов…
– Биологов? – удивился кто-то.
– Софорион, священная планета моих единоверцев, одарена жизнью. – Голос Фридерика стал серьезным. – Здесь, в атмосфере Спаты, мы также ищем её следы.
– Где на этой схеме расположены наши жилища?
– Здесь. – Плоский участок, лежащий посередине станции, разгорелся красным. – Кроме того, вам доступна центральная часть Семирамиды. Там находится модуль развлечений, магазины и виртуальные проекционные. Это также и сектор обучения. Жилища Клана прилегают к вашим, но доступ в наш модуль запрещен. Не стану пояснять почему. Только напомню, что у Клана свой социальный солярный статус, а наши объекты обладают экстерриториальностью и не подпадают под юрисдикцию ни Доминии, ни Гладиуса.
«Не потому ли именно здесь назначена встреча? – подумал Даниель. Возможно, решили, что в этом отрезанном от мира месте будет легче со мной связаться, избежав высланных за мной гончих псов?»
– Сколько человек сейчас находится на станции? – прозвучал короткий вопрос.
– Около ста технических, административных и научных работников, больше ста людей Клана, несколько десятков туристов и пилотов.
– И часто сюда заглядывают новые гости?
– Продолжительность смены для организованных групп десять дней. Можно прилететь самостоятельно, но это гораздо дороже. Автоматические транспортные корабли стартуют с северного полюса практически каждые несколько минут. Пассажирские паромы прилетают раз в два-три дня. Большинство членов экипажа и гостей вы сможете встретить, если посетите вечером развлекательный центр.
Зал развлечений Семирамиды имел форму куба с ребрами в двадцать метров. Это пространство заполняла сеть винтовых ступеней, лесенок, эскалаторов, связывающих подвешенные на различных уровнях платформы с релаксационными гнездами. Каждое место обеспечивало посетителям кулинарный сервис, предлагало широкую гамму имитаторов и галлюциногенов, было оборудовано проекционной виртуальной аппаратурой. Так что в зависимости от настроения и потребностей свое гнездо можно было отрезать от остальной части зала либо развлекаться вместе с остальными гостями. Пространство между гнездами заполняли голографические картины – динамичные, изменчивые, изображающие людей, странные создания, не только кадры из знакомых виртуалов, но и захватывающие, привлекающие игрой красок и форм сцены.
Действительно, сюда приходили все – туристы, технические сотрудники, летуны. Среди последних не видно было, пожалуй, только мастеров высших категорий, которых, кстати, как правило, именовали не летунами, а летниками.
Даниель занял место в одном из верхних гнезд. Ближе всех от него разместились двое мужчин. Они заказали уйму спиртного и примерно каждые четверть часа приступали к достаточно активным ласкам. Почти на уровне гнезда Даниеля располагалась площадка, занятая группой летунов-учеников. Юноши сидели вольготно, раскинувшись в креслах, однако Даниель не заметил, чтобы они хотя б недолго беседовали. Зато время от времени принимались петь. Из их глоток вырывались гудящие звуки, создающие ритмическую размеренную унылую мелодию. Даниель не понимал ни слова. У летунов были татуированные тела, то и дело они ненадолго раскидывали вокруг своего гнезда проекцию, изображавшую вращающийся клуб темной материи – плотного газа либо жидкости, из которой высверкивали разноцветные огни молний. Изображение быстро исчезало, а выплывающие из него летуны сидели, как прежде, почти неподвижно, в тишине, изредка прерываемой пением. Даниель видел ещё несколько гнезд – «купе», прикрытых проекциями, и не меньшее количество открытых. Где-то здесь следовало искать очередную информацию, а возможно, и информатора – человека с худощавым смуглым лицом и зелеными губами, того самого, который появился в проекции на ракетодроме Гольбайна.
Он заказал коктейль, ткнув пальцем в соответствующую иконку на черной столешнице, установил количество посетителей в гнезде – «один» и молча наблюдал, как стоящие по другую сторону его столика кресла сворачиваются, словно цветы к ночи. Его собственное кресло тут же увеличилось, превратилось в удобный диванчик, дополнительно генерировало подлокотники и подголовник, приглашая Даниеля прилечь.
В крышке стола раскрылось небольшое отверстие, из которого поднялся фужер с коктейлем. Даниель смочил губы.
– Ты не чувствуешь себя одиноким? – вырвал его из раздумий тихий голос в тот момент, когда он размышлял о совершенстве циклов получения сырья на космических станциях. Даниель поднял глаза. Над ним наклонился человек в ярко-красной мешковатой рубашке и с болтающимся на шее персональным проектором.
– Пожалуй, нет, – ответил он, немного помолчав. Это был один из двух только что лизавшихся типов из соседнего гнезда. Его дружок махнул Даниелю рукой и широко улыбнулся. – Я вижу, ты занят.
– Э-э-э, – буркнул Мешковатый. – Его я уже поимел. Тебя – нет.
– И не поимеешь. Сваливай.
– Ты не в настроении? Может, полетаешь со мной завтра? Пятый выход. В семь.
– Я здесь новичок. Один летать не умею.
– У меня есть разрешение. Я могу тебя буксировать.
– Я – гетеро. Отвали, – повысил голос Даниель. – Уйди!
– О Господи! Да не нервничай ты! Ухожу, ухожу. А хорошо, что ты гетеро. – Мешковатый ушел. По узкому мосточку и крутым ступенькам вернулся в свое гнездо. Даниель принялся за коктейль и краем глаза заметил, что истосковавшийся дружок Мешковатого тут же ухватил его за ягодицы.
Секундой позже в самой нижней части зала появились несколько человек из туристической группы Даниеля. Заметив его, они принялись кричать и размахивать руками. Пришлось пригласить их к себе в гнездо, хотя особого желания к этому у него не было, тем более что надо было все время присматриваться ко всем и всему.
До полуночи он пил и вел светскую беседу. Для порядка немножко потискал льнущую к нему девушку, смазливую, но не шибко умную модельершу. Выслушал множество политических комментариев, замечаний о склочничестве некоторых смутьянов и исторической миссии нового Совета Электоров, коему на роду писано вести Гладиус в современный мир. Он не стал возражать даже, когда один из новых знакомых принялся восхвалять Совет за введение ограничений в отношении «этих убийц танаторов». Он молчал. Молчал, зато терпеливо приглядывался к другим гнездам, голографическим скульптурам и сходящим в зал людям.
За столиком он просидел почти до четырех часов утра локального времени и оказался одним из последних посетителей, покинувших зал. В соседнем гнезде два гомика как раз трезвели после наркотического сна, который организовали себе чуточку раньше. Увидев, что Даниель поднимается из-за столика и направляется по лесенке к верхнему выходу из зала, они принялись жестикулировать и выкрикивать нечленораздельные слова прощания. Даниель ответил движением руки и уже поворачивался, чтобы уйти, когда увидел, что из проектора, болтающегося на шее Мешковатого, вырвался луч света. Изображение охватило гомика, наложив на его лицо маску – худощавое, смуглое лицо с полными зелеными губами.
Через несколько мгновений изображение исчезло. Даниель ещё раз махнул рукой, как бы прощаясь, в действительности же дав понять, что увидел все, что следовало, и быстро направился к выходу.
В семь часов вечера Даниель уже был у шлюза пятого выхода. Кроме него, здесь ожидали ещё несколько человек – часть из его туристической группы, часть – из других. Все были в светлого цвета комбинезонах, плотно прилегающих к коже и покрытых снаружи сенсорной оболочкой. Дальше, в шлюзе, на эти комбинезоны наденут тяжелые скафандры, подсоединят к ним датчики, регистраторы и командоконтроллеры, активизируют покрывающие внутреннюю поверхность панциря микрочелюсти иммунных серверов и нейронных узлов. Наконец человека, наряженного в весящий восемьсот килограммов скафандр, поднимет силовая подушка, а к его спине примонтируют два давших название летне «монокрыла», хотя, конечно, как подумалось Даниелю, вернее было бы назвать аппарат «бикрылом». С момента прибытия на Семирамиду Даниель множество раз имитировал на тренажере не только сам полет, но и предваряющие его действия. Ожили приобретенные в Военной Академии навыки и умения. Сейчас, впервые за многие годы, ему предстояло реально погрузиться в атмосферу газового гиганта, ощутить крыльями дыхание мчащегося со скоростью двух махов ветра, заплясать в термических вихрях, нырять в аммиачно-метановые тучи.
Из всех кланов, цехов, корпораций, сект и церквей, действующих на просторах земной цивилизации, а зачастую прихватывающих и территории Чужих, Клан Летников обладал наибольшим влиянием. Искусство полета было прекрасным, правила суровыми, а религия таинственной. Летники всегда пользовались огромным уважением, а мэтры Клана становились объектом культа и поклонения миллионов людей, занимающихся полетами по-любительски. Летунов.
Начало XXII столетия, названного «Столетием искусственных миров», ознаменовалось смертью нескольких миллионов человек и отмиранием большинства государственных организмов. Те, кто не решился бежать в миры виртуал-проекций, поддержанные великими религиями, солярными владыками, конституциями новозаселяемых колоний, заново познали ценность простой жизни, истинных эмоций и реальных переживаний. Цивилизационное движение, охватившее все сферы человеческой колонизации, во второй половине XXII века принесло плоды в виде огромного множества сект и кланов, увлекающихся действительно небезопасными видами спорта, поисками крайних эмоций и граничных ощущений. Порой это приводило к извращениям, культу насилия, чудовищным обрядам. Многие из новых движений черпали из культурного и религиозного багажа Чужих разумных рас, с которыми столкнулось человечество, – то есть трех гиперпространственных, восемнадцати локальных и нескольких иных реликтовых цивилизаций.
Доктрина летников и многих союзных с ними кланов исходила из трудов философов, считающих весь мир единым великим организмом, надсознанием, Богом. Летники повидали все проявления жизни, отличающиеся от белковой схемы планетарной эволюции, из которой возникли и расцвели цивилизации людей, парсков или кайагоний. Культовой планетой был Софорион, газовый гигант в системе Алатеи, единственная планета такого типа в известном Космосе, на которой самостоятельно возникла жизнь. Софорион был основным центром летников, там находилась резиденция Клана, там обучались мэтры и рождались пророки. Однако свои резидентуры Клан содержал в большинстве заселенных людьми звездных системах. Мэтры поддерживали школы летничества и миссии своей религии. Одновременно получали фонды на организационную и исследовательскую деятельность, а также поиски новых сторонников. Из среды наилучших летников-любителей, или летунов, выбирали новых мэтров.
Клан обладал большим влиянием. Многие серьезные люди занимались полетами, часть даже попала под религиозное влияние доктрины летников. Такой вид связей несколько десятилетий назад даже привел к делегализации Клана во многих малых свободных мирах, опасавшихся за свою независимость. Однако не известен ни один случай, когда Клан проводил бы какую-либо внегосударственную политику или представлял интересы Солярной Доминии после того, как она решила восстановить свое влияние на свободные колонии. Совсем наоборот, Клан и подобные ему организации стали восприниматься как источник разнообразия и самостоятельности, благодаря которому распространяющаяся на десятки систем и сотни миров человеческая цивилизация не будет подавлена одним центром. Впрочем, последние годы Мозговая Сеть начала ограничивать независимость и привилегии научных цехов, верований и кланов и одновременно усиливать давление на политически независимые колонии.
Такие организации, как Клан Летников или сотрудничающий с ним Клан Световых Парителей, летающих на своих яхтах между мирами, помогали человечеству ещё и тем, что были как бы его посланцами при контактах с Неведомым. Эти необычные люди, исповедующие таинственные религии, придерживающиеся странных обычаев, взглядов и способов познания мира, прекрасно владели определенными специфическими и, казалось бы, враждебными им условиями. В будущем они могли оказаться единственной группой, способной вступать в контакт с чужим и непонятным, притаившимся за очередными гиперпространственными проходами.
Однажды такой случай уже имел место. Земной разведывательный корабль, исследовавший пространство за неохраняемым гиперпространственным проходом, наткнулся на удивительный мир. Вблизи прохода перемещалась гигантская конструкция, на которой влачили жалкое существование паукообразные разумные существа – явно деградировавшие потомки создателей искусственной планеты. Земные ученые никак не могли найти с ними общий язык, без чего нельзя было отыскать, прочесть и понять архивы, которые, несомненно, должны были находиться на корабле-планете.
И тогда кому-то в голову пришла гениальная мысль использовать для изучения Чужаков арахноуков – секту, заселяющую континент в мире Карбанар, принадлежавшем наполовину Земле, наполовину парскам. Они жили общественными колониями со строго разграниченным распределением ролей. Они были генетически модифицированы. Имели перестроенные арахноидальные тела. Арахноуки практически не пользовались присущими людям органами чувств зрением и слухом. И вдобавок обладали химическими, термическими и радиоактивными рецепторами. Земные ученые подкинули на корабль Чужих детей арахноуков. Большинство не выдержало общения с примитивными обитателями искусственной планеты, но часть «подкидышей» сумела слиться с сообществом арахноидов, воспринять их характер мышления и общения. Психически они перестали быть людьми, однако благодаря контакту с иными существами познали частицу мира Чужих. Эту частицу тщательно извлекли из них обычные арахноуки, а потом передали земным ученым. Это позволило обнаружить, прочесть и интерпретировать частицу знаний, записанных в системах памяти искусственной планеты.
Как знать, может быть, в будущем человечество столкнется с расой, в незапамятные времена возникшей в недрах газового гиганта, на котором софорионское чудо не только повторилось, но и развилось? Быть может, именно тогда из «спятивших» летников сформируется контактная группа?
Пока же летники-монокрылисты были не контактерами человечества, а лишь загадочными сектантами, мастерами полусумасшедшего спорта, инструкторами людей, жаждущих сильных ощущений. Вряд ли гладианская армия сотрудничала с Кланом, а может быть, мэтры монокрылизма решили поддержать независимые миры в их борьбе с Доминией? Даниель надеялся вскоре услышать ответ. В таком случае события на Гладиусе – отказ помочь в борьбе с коргардами, установление марионеточного Совета Электоров, пропагандистский прессинг можно было считать прелюдией к чему-то гораздо более опасному. К конфликту, который грозил вовлечь в себя множество миров и миллиарды человеческих судеб.
– Ты ко мне? – услышал он за спиной тихий голос и, почувствовав легкий шлепок по руке, повернулся. За ним стоял гомик, с которым он познакомился ночью. Одет он был в совершенно прозрачный инструкторский комбинезон, под которым было видно все то, чем гомик хотел прельстить потенциальных любовников, – увеличенные груди, женские пропорции тела, волосатый низ живота и большой пенис. Но именно этот типчик и был связным Даниеля.
– Я готов, – тихо сказал Бондари.
Он летел.
Руки Даниеля стали крыльями. Все его органы чувств воспринимали сигналы внешнего мира: перепады давления, боковые порывы ветра, завихрения, вызванные вторым летуном. Конечно, в действительности до него не доходил ни один раздражитель. Ни температура в семьдесят градусов ниже нуля, ни давление порядка трехсот мегапаскалей, ни вой ветра, несущегося со скоростью полторы тысячи километров в час. Все эти сигналы анализировала и перерабатывала аппаратура, а в нервную систему Даниеля поставлялись только слабые импульсы. Он множество раз летал на имитаторе, дающем полное ощущение планирования. Однако всегда, реально превращаясь в «птицу», он чувствовал себя совершенно необычно, неповторимо.
Опекун Даниеля двигался рядом. Бондари видел на дисплее шлема серебристый контур летни – абрис крыльев и аэродинамическое тело висящего под ними скафандра. Случись катастрофа, крылья немедленно лопнут от невероятного напряжения, бронированный гроб с заключенным внутри человеком будет падать все ниже и ниже к жидкому ядру планеты. Но ещё прежде, чем достигнет его, давление расплющит титановый панцирь, как яичную скорлупку. Так уже погибло множество мэтров, пытавшихся проделывать головоломные эволюции, побить рекорды глубины погружения в атмосферу, или совершающих ритуальные самоубийства. Так же умирали неосторожные неофиты монокрылизма, не выполнявшие указаний своих опекунов.
Из шлюза вылетела группа учеников и инструкторов, занимая поочередно свои секторы пространства. Они не удалялись от базы, положение каждой пары регистрировали радиобуи, в боевой готовности находилась спасательная группа. Даниель был уверен, что связник решит передать ему инструкцию именно теперь. А значит, у опекуна была возможность каким-то образом автономизироваться от контрольной сети, навязанной летунам ради их же блага.
Начало полета прошло спокойно. Даниель летал, широко раскинув крылья, используя для медленного подъема восходящий поток теплого газа, что на жаргоне летунов называлось «уйти в трубу». Примерно через четверть часа он услышал то, что ожидал.
– Кальбар Маэнзи, – так звали его опекуна, – базе. Подопечный правильно выполняет упражнения. Спускаюсь ниже в ускоренный поток. Погодные условия переданы. Знаком тревоги прошу считать отсутствие сигнала свыше десяти секунд.
Летня Кальбара начала медленно спускаться к расположенным ниже радиобуям.
– Увеличим скорость, – сообщил он. – Не возражаешь?
– Нет, – сказал Даниель, наблюдая на дисплее шлема, как затухают и даже гаснут сигналы некоторых буев. Скорость начала повышаться. Замирали указатели, но Даниель не обращал на них внимания. Он воспринимал скорость своими руками-крыльями, генерированным в мозгу искусственным авиационным органом чувства, всем телом.
– По моему знаку, – услышал он вдруг в наушниках и сообразил, что в этот момент сигнализатор как раз известил о разрыве контакта с базой, переходи на связь через прямое сопряжение.
Диод связи вновь загорелся. Значит, Кальбар воспользовался первой секундой тишины, чтобы передать распоряжение. Потом они будут общаться непосредственно через мозговые сопряжения. Это ускорит обмен информацией, позволит передать сведения за время очередной радиопаузы. Сопряженной связью пользовались летники опасной для жизни ситуации, когда требовалось взять на себя контроль над чьей-то летней либо установить мгновенную связь. Долговременный контакт через мозговые чипы мог нарушить процесс приема и переработки импульсов-раздражителей от крыльев, поскольку требовал введения в организм гормонов, ускоряющих проводимость нервных волокон и, как следствие, истощение организма летника. Однако в данной ситуации это позволяло Кальбару передать информацию так, чтобы её не перехватили и не расшифровали вероятные слухачи.
– Полет проходит спокойно, – услышал Даниель очередное сообщение Кальбара, направленное базе. – Было два перерыва в связи. Передаю атмосферные данные.
Каждый полет использовался всесторонне. Мощные компьютеры Семирамиды перерабатывали приходящие от сотен радиобуев и от каждого летуна данные о погодных условиях. От точного определения силы приближающихся бурь, направления ветров, смен градиента давления зависела не только безопасность летунов, но и системы поглотителей органических соединений, радиолокационных буев, транспортных паромов, самой базы, наконец. Она могла выстоять в жесточайших условиях, могла выдержать не одну бурю. Но порой в атмосфере газового гиганта зарождались такие ураганы, которым не смогло бы противостоять ни одно произведение рук человеческих. Управляющий мозг Семирамиды должен был узнавать обо всем с опережением, чтобы соответственно переместить базу.
– Связь прекращается, – сообщил Кальбар. – Будь готов. Сейчас.
Даниель получил импульс, сигнализирующий о том, что связь с Семирамидой погасла. Он подумал о переключении способа связи, активируя узлы боевого копроцессора. В тот же момент в глубине черепа услышал голос – подобный тому, какой синтезировал его мозг в инкубаторе во время оживляющей корректировки.
Даниелю казалось, что все слова проникли ему в голову одновременно. И тем не менее сложились в логическое целое.
«Приветствую тебя, курьер, – думал Кальбар, – рад, что наконец-то ты добрался. Мне поручено передать тебе основную информацию и обеспечить переправу в наш Центр. Там у тебя примут сообщение и проинструктируют о дальнейших действиях. Если пожелаешь, сможешь там остаться. Это все, что я знаю.
Наш план состоит в следующем: примерно через два дня в верхних слоях атмосферы планеты начнется гигантский шторм. На это время будет приостановлена паромная связь с Семирамидой, прекратится также радиосвязь. Буря продержится от семи до восьми дней. Это наше время. Перед самым началом урагана мы покинем станцию и полетим к ожидающему в условленном месте парому. На базу возвратимся уже после прекращения бури. Разумеется, наш отлет будет зарегистрирован, но даже если кто-то передаст эти данные выше, нас догонять не станут.
Кончается четвертая секунда трансмиссии, нам надо возвращаться в район радиодоступности. На Семирамиде будем вести себя как крепко подружившиеся инструктор и ученик. Предупреждаю, в базе нет ни одного такого места, где можно было бы не опасаться слежки. По всем нашим делам мы должны общаться так, словно разговариваем о полетах.
Хорошо, что мы познакомились, курьер».
Разъединение.
– Внимание, база, – сообщил Кальбар уже на нормальной частоте. – В зоне тишины у меня возникли небольшие неприятности, пришлось связаться с учеником непосредственно. Мы возвращаемся.
«Я – курьер? – удивился Даниель. – Боже, ведь мне не сообщили ничего такого, что требовало бы пересылки».
Он лежал на койке в своей кабине. После совместного полета и мозгового сопряжения с Кальбаром прошел день. За это время он несколько раз встречал летуна на территории базы. Они обменивались улыбками и словами привета. Кальбар делал вид, будто соблазняет его, а может, черт его побери, и впрямь хотел соблазнить. Бондари знал, что если б совместный секс оказался единственным моментом, пригодным для передачи важной информации, то ему пришлось бы поддаться. К счастью, Кальбар ни разу не намекал на это. Он был гомиком, но одновременно солдатом гладианской армии, вероятнее всего глубочайшего уровня конспирации.
«Что за игру ведет Солярная Империя с Гладиусом? – размышлял Бондари. Почему так долго не включается в борьбу с коргардами? Почему, наконец, так вяло действует в отношении самого Гладианского государства?»
Выводы напрашивались сами: Доминии Гладиус необходим по ряду причин. Во-первых, это плодородная, освоенная планета с многочисленными колониями. Во-вторых, лежащий всего в четырех световых месяцах от системы Мультона гиперпространственный пункт был узлом малоисследованного рукава гиперсети. Его эксплуатация могла дать немалые выгоды и распространять влияние Доминии на очередные миры. В-третьих, наконец, на Гладиусе произошла первая встреча с коргардами – неизвестной ранее расой, обладающей очень развитой техникой; исследовательские организации военной машины Доминии, несомненно, хотели бы получить новые данные, касающиеся технологических возможностей Чужих: незнакомого оружия, устройств, а может быть, даже новой физики. Последнее было самым важным. Физика человечества дошла до пределов познания. Принцип неопределенности Гейзенберга в микромире делал невозможным создание более быстрых, нежели субатомные, процессоров. Скорость света в четырехмерном пространстве определяла разумные пределы исследования в зоне гиперпространственных проходов. Наконец, закон ограничения Ханкса очерчивал количество доступных трансгалактических гиперпространственных каналов. Человечество развивалось, колонизировало новые миры, сотрудничало и боролось с несколькими расами, находящимися на таком же этапе развития. Мозговая Сеть однозначно оценила ситуацию: новая физика могла бы изменить расклад сил либо отворить фантастические возможности исследования вселенной. Институты, занимающиеся фундаментальными исследованиями – физикой, математикой, гиперфизикой, работали полным ходом. Ожидалось, что любой контакт с новой расой может принести сведения революционного значения. Быть может, Доминия пока лишь изучала и наблюдала коргардских агрессоров, не спеша на помощь Гладиусу.
Впрочем, при этом она могла реализовать несколько иных целей.
Каждый год безнаказанного действия коргардов увеличивал на Гладиусе количество сторонников «покорных». Каждая опасность, проигранное столкновение, каждый убитый обитатель становились аргументом «за» в их призывах к признанию власти Доминии. Осуществлялась тщательно продуманная пропагандистская акция. Аргумент «лучше люди из Доминии, нежели Чужаки» звучал для многих гладиан весьма убедительно. В конце концов пропагандистская болтовня принесла плоды: власть перешла к «покорным».
Вернее всего, разведка Доминии знала, что гладиане уже близки к решениям, позволяющим вести эффективную борьбу с нашествием коргардов. Этот факт в последнее время подтвердили удачные операции – захват коргардской «панцирки», информация от Риттера, уничтожение Черного форта во время операции «Ураган». До победы было ещё далеко, но стало ясно, что человеческая техника может потягаться с коргардской. Если солярные ученые не нашли аналогичных решений, Мозговая Сеть могла просто-напросто переждать, пока гладиане закончат свои работы. Преждевременная попытка аннексии Гладиуса наверняка привела бы к сокрытию или даже уничтожению изобретений и открытий, сделанных гладианскими учеными.
С другой стороны, задержка со вступлением в игру могла иметь для Доминии нежелательные последствия. Контролируемая «несгибаемым» Советом Электоров армия начала бы одерживать военные победы, что, несомненно, повлияло бы на настроение граждан. Гладиане, вооруженные победоносной техникой коргардов, стали бы равноправными партнерами Доминии.
Поэтому Солярная Империя решила использовать свое влияние и поддержать новое правительство Электоров в оптимальный для себя момент – когда армия Гладиуса уже одержала первые эффектные победы, но ещё не успела полностью использовать их в военных и пропагандистских целях.
У Даниеля не было ответа на все вопросы, но он чувствовал, что подошел гораздо ближе к истине, чем в самом начале событий. Одно лишь его беспокоило: он ничего не знал о сведениях, которые якобы должен был передать.
Не думал он также, что это ввели ему в подсознание искусственно кибернетически или гипнотически. Правда, данные могли вновь записать, когда подвергали лечению. Однако это могло повлечь за собой его раскрытие во время допроса, учиненного функционерами Департамента Безопасности, а затем телепатического просмотра, совершенного солярными киборгами.
«Интересно, – подумал Даниель, – приплелся ли сюда вслед за мной какой-нибудь стукач?»
Мокрый ураган зародился в атмосфере Спаты около тысячи лет назад. Как и несколько других гигантских буревых волн, он регулярно перемещался вдоль экватора планеты. Водородный вихрь с таким огромным диаметром, что он мог бы поглотить весь Гладиус, помечал свой путь сетью гигантских завихрений и газовых потоков. Циклично, каждые два месяца, его ядро проходило над Семирамидой. Когда он приближался, говорили: «Идет буря», – и тогда даже мэтры Клана не решались выходить в атмосферу. На несколько часов база оказывалась отрезанной от мира, так как соприкасающиеся массы ионизированного газа полностью нарушали связь с орбитальными трансляторами. Информация о приближении урагана пошла на все активные проекторы базы, прервав голопередачи, виртуалы, тренировки на имитаторах. Через несколько часов Семирамиде предстояло погрузиться в неглубокий поток одного из дочерних рукавов циклона. Командование базы запретило туристам покидать её, задержало отлет уже загруженных транспортных паромов и ввело энергетические ограничения. Всю мощность базы следовало направить на обслуживание резервных систем управления и компенсации давления в наружных защитных полях Семирамиды.
Кальбар связался с Даниелем по личной видеофонической линии, нарушив все ранее установленные принципы конспирации.
– Они сориентировались, – спокойно сказал он. – Иди к шлюзу.
– Что случилось? – Даниель тут же сорвался с койки и принялся натягивать комбинезон.
– Я принял доверительное сообщение. Несмотря на задержание транспортов, к нам летит специальный паром. Он почти уходит от бури. Идет с ускорением, которого не выдержать нормальному человеку. Наверняка везет солдат.
– Что будем делать?
– Сейчас мэтры начнут летничий танец приветствия буре. Как можно скорее будь у шлюзов. Полетим.
– Порядок, – сказал Даниель, но лицо Кальбара уже исчезло с экрана. Даниель застегнул комбинезон, глянул в зеркало, прошелся пятерней по волосам. Он был готов.
Когда вышел в коридор, в уши ударила громкая музыка. Мелодия напоминала песню, которую пели ученики летников. На Семирамиде начинался праздник. Летники готовились приветствовать бурю, свою священную стихию.
Даниель быстро двинулся к межуровневому лифту.
Удар, нанесенный холодным твердым предметом, пришелся ему прямо по лицу, когда он выходил из-за поворота. Второй удар попал по шее. Даниель упал, жгучая боль пронзила кожу. Он почувствовал, как напрягаются мышцы щек, немеют губы и веки – явные результаты действия парализатора, установленного на три четверти мощности так, чтобы оглушить, но не убить и не порушить чипов. Будь на Даниеле обычная одежда, лежать бы ему сейчас колодой. Но он уже натянул первый слой защитного летунского комбинезона. Это его спасло.
Он вскочил и кинулся вперед, чувствуя, что натянутая кожа лица вот-вот лопнет. Он подбил нападавшего, схватил его за ноги, повалил на пол. Услышал крик и удар упавшего на пол парализатора. Схватил противника за правую руку, повернул и дернул, выломав пальцы из суставов.
К счастью, у врага не было помощников. Это оказалась невысокая, крепко сбитая женщина в одежде инженера. Она извивалась по полу, ухватившись за окровавленную кисть и тихо постанывая. Когда Даниель поднял парализатор и наклонился над ней, она сказала:
– Ты задержан по распоряжению Департамента Безопасности. Сдайся.
Даниель затащил её в свою кабину. Боли вытерпеть она не могла. Достаточно было припугнуть её оружием – и она выложила все.
Она – внештатный информатор Департамента.
На Семирамиде занималась обслуживанием сельхозкомбайнов. Несколько минут назад получила распоряжение задержать на территории базы Даниеля Бондари. Любым способом, но не убивая. И держать, пока не прибудет подкрепление. Она сделала это как могла. То есть плохо.
Даниель сполоснул окровавленный нос, взглянул на расплывающийся под глазом фиолетовый фингал.
Женщина могла не знать, что Бондари – танатор. Поэтому он не привел в исполнение смертный приговор за нападение на судью. Ее же собственным оружием он парализовал её на ближайшие несколько часов.
Быстро, чтобы наверстать потерянное время, он, соблюдая осторожность, отправился в сектор летничьих шлюзов, которые именовались «ожидалками». Там застал несколько десятков мэтров Клана, ожидавших своей очереди. Среди них был и Кальбар. Даниель впервые видел одновременно столько членов Клана. Комбинезоны покрывали их тела, но не закрывали голов. Не было ни одного мэтра, который не пользовался бы имплантатами-чипами непосредственной связи, искусственными органами чувств, вспомогательными и косметическими преобразователями.
Здесь собрались люди с фоточувствительными пятнами, имплантированными на затылки и макушки, летники с модифицированными ушами и глазами, с гнездами, помещенными на затылки и лбы, с прядками вьющихся полиповидных волос. Самое сильное впечатление на него произвел летник, у которого было удлиненное лицо со второй парой губ и гортанью. Когда он говорил, его нижняя челюсть и небо, разделяющее ротовые полости, двигались странным, внешне несинхронизированным образом.
Летники один за другим скрывались в кабинах шлюза, где надевали свои скафандры. Летать во время бури они не могли, но старались оставаться вне базы как можно дольше, продержаться в чудовищной стихии, показать искусство парения и психическую сопротивляемость. Те, кто переоценил свои возможности, становился «пищей ветра».
Когда в ожидалке осталось всего несколько человек, Кальбар подошел к Даниелю.
– Что случилось? – тихо спросил он.
– Меня пытались задержать. Я справился сам. Контрольный автомат меня выпустил. Был запрет.
– Если откажешься от своих прав и безопасности, можешь полететь. Сам будешь отвечать за свою жизнь, лишь бы только не пришлось за неё кому-нибудь платить.
– Надо поспешить.
– Возможно. Но гораздо важнее, чтобы мы вышли наружу как можно позже. Когда буря будет уже совсем рядом.
Даниель понял. Они вылетят вместе с другими летниками, затерявшись в их толпе. А потом, когда буря уже начнет охватывать Семирамиду, за ними прилетит транспортный корабль. Ураган сделает невозможной погоню. Это очень рискованный план, если они окажутся в зоне бури…
Экран, до той поры показывавший числа и схемы, описывающие состояние атмосферы в окрестностях Семирамиды, неожиданно ожил. На нем возникло лицо Мартена Кассетера, директора правительственной части станции, ответственного за техническое состояние и безопасность базы. Он был явно возбужден.
– Внимание! Сообщение для всех граждан Гладиуса, членов Клана и Свободных Людей, находящихся на территории станции Семирамида. Передаю инструкцию с желтым кодом доступа. Напоминаю, что в соответствии с законом этой станции все пребывающие на ней, независимо от государственной принадлежности, обязаны выполнять желтые распоряжения.
Летники перестали заходить в кабины.
– Через десять минут, – продолжал Мартен Кассетер, – к северному порту причалит специальный паром. На его борту находится группа агентов Департамента Общественной Безопасности и поддерживающие их сотрудники посольства Солярной Доминии. Я приостанавливаю все полеты вплоть до отмены. Одновременно сообщаю, что агенты Департамента получили право контролировать любого человека, находящегося на территории Семирамиды.
– Что он болтает? – крикнул один из летников. – Это нарушение наших прав!
– Что здесь творится?
– Буря, буря идет, надо лететь…
– Киборгов нам ещё не хватало…
Лицо Кассетера уменьшилось и передвинулось в левую половину экрана. На правой появился Гарданиан Двуглавый, магистр Красной Струи, наместник Клана на Семирамиде. Почти карлик, с толстыми короткими руками и маленькой лысой головой, рассеченной пополам. Щель шла от лба до шеи, в это место был встроен прозрачный имплантат. Даниелю казалось, что он видит поверхность мозга Гарданиана.
– Вихрь свят, – медленно проговорил магистр и поднял руки. – Буря – это жизнь. Слова книги – вечны. Наш закон гласит: летите! Обопритесь о ветер. Ощутите свет! Реку вам… Летите! Дети Клана не должны слушать никого, когда идет буря!
– В соответствии с буквой договоренности между Кланом и Советом Электоров свободной планеты Гладиус, – когда Кассетер это говорил, вокруг его лица появлялись тексты соответствующих параграфов, – в случае оглашения административным руководителем станции желтого кода значимости все члены Клана обязаны выполнить его приказы.
– Если они не вступают в противоречие с религиозными принципами Клана. – Гарданиан опустил руки. Мгновенно из вдохновенного пророка он превратился в защищающего интересы своих сторонников политика. Приветственный танец в честь бури – наша религия.
– Я требую, чтобы вы удержали своих людей. В противном случае этим займутся агенты. Паром уже садится.
Даниель с интересом следил за разговором. Лишь через минуту сообразил, что Кальбар что-то ему говорит.
– Они прилетели за нами! Быстрее переодевайся!
Когда двери шлюза раскрылись, на экране возник причаливающий паром. Высаживающихся из него солдат в тяжелых боевых панцирях Даниель уже не увидел.
Космическая станция Семирамида, если её рассматривать со стороны, напоминала гигантское гнездо разъяренных бурей шершней.
Шаровая конструкция медленно вращалась, временами скачком изменяя скорость либо перемещаясь с помощью корректирующих двигателей. Вокруг «гнезда» роились насекомые.
Из шлюзов вылетали летники, широко разворачивали крылья и начинали сумасшедшую пляску приветствия бури. Среди них были и одиночки – эти как можно скорее отдалялись от базы, выделывали самые трудные эволюции, смелее других кидались в бурные атмосферные потоки. Мэтры Клана или хорошо обученные летники.
Было несколько монокрылов, связанных невидимой нитью. Это ученики, решившиеся на свою первую в жизни встречу с бурей, и сопровождавшие их инструкторы. Ученик в любой момент мог совершить ошибку: слишком резко нырнуть, неверно навалиться крылом на восходящий поток или, наконец, чересчур натянуть поверхность планирования. Учитель все время наблюдал за подопечным, давал ему советы, указывал самые лучшие и наиболее безопасные пути движения. Но в случае катастрофы мог взять на себя контроль над нервными связями и системами неопытного летуна и через мозговое сопряжение непосредственно управлять его летней.
Неподалеку от шлюзов летало несколько маленьких пчелиных роев летунов, сгруппировавшихся вокруг одного либо двух ведущих летников. Это были коллективы клановцев либо независимых летных школ, готовящиеся к самому трудному искусству – групповому парению со сложными фигурами и системой, в которой участвуют до десятка монокрылов.
Ворота шлюза выплевывали летунов с регулярностью, определяемой пропускной способностью «ожидалки». Когда Даниель и Кальбар ушли в полет, несколько десятков летунов уже накручивали фигуры приветственного танца.
Тем временем к «пчелам» приближались шершни. Паром с солярными десантниками уже причалил к северному порту станции. Но ещё прежде, чем это произошло, из его чрева выплыло несколько объектов. Киборгизованные солдаты в броневой скорлупе, с ракетными ранцами и встроенным в скафандры оружием летели к стае летунов. Быть может, собирались просто напугать и загнать на базу. А может, уничтожить.
Лишь два человека, Даниель и Кальбар, знали, чего хотят солярники, и, чтобы никто их не распознал, старались вести себя, как и другие летуны. Не удаляясь чрезмерно от базы, они проделывали фигуры ритуального танца приветствия.
Высоко-высоко, в тысячах километров над гнездом пчел, разбушевалась стихия, волна которой должна была вот-вот добраться и сюда.
Десантники летели с северного полюса плотной группой вдоль поверхности базы, ловко обходя выступающие элементы конструкции. Поэтому сонары летунских шлемов их не засекли, сигналы же станции были скорее всего заблокированы.
– Всем летникам из базы, – услышал Даниель в шлеме незнакомый голос, приказано немедленно возвратиться. Неподчинение грозит опасностью.
Десантники выходили из тени станции. Появился десяток медленно перемещающихся в сторону летников точек. Солдаты изменили строй, образовав пространственную сеть.
– Они вооружены, – сообщил Даниелю Кальбар на закодированной полосе.
– Как у них со скоростью?
– В нормальных условиях ускорение и маневренность больше наших. Они не парят, а летят. Однако при сильном переменном ветре от них убежит любой мало-мальски ловкий летун. Достаточно подставить крыло потоку, позволить захватить себя контролируемым образом. Они пробиваются сквозь ветер, словно сквозь густую смолу. Кроме того, у них меньше дальность полета.
– Что будем делать?
– То же, что и остальные.
А остальные, увидев вооруженных десантников, вели себя по-разному. Доминианцы и часть проходящих обучение гладиан немедленно направились к шлюзам Семирамиды. Однако мэтры Клана и большинство находящихся под их опекой летунов не послушались предостережения. Некоторые продолжали выделывать фигуры приветственных танцев, другие стали удаляться от станции. Так же поступил Кальбар. Даниель помчался следом, несомый метановым потоком. Они летели навстречу буре.
Десантники могли поджидать в районе шлюза. У каждого летника кислород рано или поздно кончится, и он вынужден будет вернуться на базу. Пусть даже он чувствует себя неведомо каким свободным и независимым от законов людской цивилизации, закону «без воздуха – отдашь Богу душу» подчинялись все! Поэтому десантники могли спокойно ждать у шлюза, за одним исключением. Если летник выйдет за границу, гарантирующую безопасное возвращение, то, значит, он либо самоубийца, либо знает, что где-то там, куда он летит, его ждет баллон кислорода. Поскольку же армейские пеленгаторы не засекли ни одного корабля, десантники спокойно ждали.
Их шаровые панцири висели вблизи шлюза, стволы излучателей направлены на возвращающихся летников. Десантники пропускали возвращающихся, проверяли аутентичность, задавали несколько вопросов, сканируя содержимое их скафандров. Первые признаки беспокойства появились у десантников, когда они получили с базы сообщение, что два летника взяли с собой снаряжение с расширенными параметрами и дополнительный запас кислорода. Так поступали те, кто намеревался парить дольше обычного. Более того, один из этих двух был Даниель Бондари, человек, из-за которого их сюда прислали. Примерно в тот же момент командир подразделения десантников получил подтверждение со сканера: монокрылы дальних дистанций все больше отходят от Семирамиды, а в скафандрах скорее всего как раз находятся те, кого они ищут. Командир, не колеблясь, приказал части своих солдат возвращаться на станцию, а сам вместе с отборной восьмеркой кинулся в погоню за беглецами.
– За нами гонятся! – сказал Даниель. Пару летунов уже отделяли от базы тысячи три километров.
Монокрыл Даниеля несся сквозь бурлящую атмосферу. Скафандр сигналил об изменении всех наружных параметров: давления, скорости ветра, температуры, химического состава газов. В ушах загудели призывные сигналы радиобуев. Даниель приглушил звук, попытался поймать сигналы десантников, но из этого ничего не получилось.
– Эпицентр бури достигнет станции через четверть часа, – сообщил Кальбар. – Повторяй мои маневры.
Десантники все ещё находились далеко, но с каждой минутой расстояние сокращалось. Солдаты были прекрасно вышколены. Даниель мог это оценить. Шестеро из них располагались в вершинах правильного шестиугольника с почти двухсотметровыми сторонами. Трое других летели точно по оси вращения фигуры: один – выдвинувшись вперед, второй – в плоскости шестиугольника, третий – немного позади.
Порывы ветра почти не нарушали их строя.
Кальбар изменил трассу полета и, воспользовавшись поддувом снизу, начал подниматься. Даниель помчался следом, минутой позже эскорт солярных десантников последовал за летниками, одновременно начав перестраиваться. Шестиугольник увеличился, три солдата из его центра переместились вперед. Даниель глянул на дальномер. Десантники находились в ста километрах за ними.
– Они начали облаву. Изменили строй, – сообщил Кальбар.
– Что делать?
– Вперед, сколько можно. Необходимо подойти ближе к буре.
Десантники шли быстрее и маневреннее. Но они не воспринимали ветра. Там, вблизи газового смерча, от них можно было уйти. Контрольки скафандров предостерегающе помигивали.
– Они набирают скорость! – крикнул Кальбар.
Строй десантников снова начал меняться. Три средних солдата выдвинулись вперед ещё больше. Издалека группа напоминала какое-то кишечнополостное с широко раскрытой пастью и тремя стрекалами. Возможно, именно так солярники собирались атаковать: окружить беглецов, отрезать им путь к бегству, парализовать и втянуть в воронку силовых полей.
– Эпицентр бури в семи минутах от Семирамиды, – сказал Кальбар, все время прислушивавшийся к сообщениям с базы. – Если они немедленно не завернут, ураган настигнет их. Живыми им не уйти.
«А это значит, – подумал Даниель, – что он настигнет и нас».
Он представил себе, как солярников инструктировали перед операцией, хоть и не знал, кто их догоняет: люди, киборги или машины. Но распоряжения должны быть одинаковые: «Схватить, вернуть на станцию, ибо необходимо получить от них информацию. Если увидите, что они могут от вас уйти, или потеряете возможность возвращения, можете их убить, чтобы данные не попали в руки наших врагов». Такие инструкции – не важно, устные, или через сопряжения, или в виде программы – наверняка получили десантники. Возможно, им пообещали помощь, когда они попадут в сердцевину бури. А может, солдаты Доминии не думали о своей безопасности, потому что были фанатичными исполнителями приказов либо запрограммированными киберлюдьми?
Этого Даниель не знал. Он почувствовал слабое прикосновение регенерированного десантниками силового поля. Получив несильный толчок в бок, он без труда удержал управляемость. Не думал, чтобы у солдат могли быть генераторы поля, достаточно мощного, чтобы уничтожить или хотя бы сбить летни. Однако если он и Кальбар утратят власть над своими крыльями, то щупальца силовых полей выстроят сеть и схватят летунов, словно паучья ловушка.
– Они достают нас! – крикнул он.
– Я это почувствовал! Сейчас пойдем резко вверх! Будь готов!
Крылья Кальбара изменили угол атаки, на мгновение замерли, а потом почти вертикально ринулись вверх, выталкиваемые идущим снизу «подъемником давления». Даниель заплыл туда же, чтобы повторить маневр.
– Левее! – скомандовал Кальбар. – Иначе будешь в моей тени!
Выполняя указание, Даниель перекатился вбок. Когда устанавливал крылья в нужном положении, его скафандр просигналил об опасной перегрузке. Десантники снова сменили курс и были все ближе. Монокрыл Даниеля помчался вверх, он почувствовал резкое давление в животе. Мышцы рук напряглись, как бывает при подъеме тяжелого груза. Это скафандр переносил на тело Даниеля импульсы давления с поверхности крыльев. Боль и усталость означали перегрузку оболочки.
Десантники были очень близко. Даниель увидел два снаряда, мчащихся в его сторону. Он положил летню, чтобы спуститься пониже.
– Держу курс, – крикнул Кальбар. – Еще секунда!
– Они нас запеленговали!
– Держи курс!
Снаряды взорвались слишком рано, ударная волна даже не лизнула крыльев.
– Разваливаются, – услышал он восклицание Кальбара. Строй десантников сломался. Солдаты, расположенные в вершинах шестиугольника, попали в тот же поток, который поднимал беглецов. Под действием резкого поддува они выпали из строя, вертясь волчком. Остальные кинулись вслед за ними, пытаясь перехватить управление товарищами, оказавшимися в опасности.
– Они не чувствуют ветра! – радостно крикнул Кальбар. – Я же говорил, что они не чувствуют ветра! Вот теперь-то и начнется пляска!
«Дьявольщина, – промчалась в мозгу Даниеля жуткая картина падающего в бездну разорванного монокрыла. – Я тоже не чувствую ветра!»
Буря была совсем рядом. Сигналы Семирамиды угасали все чаще, радиобуи замолкали один за другим. Инерционная скорость летунов увеличивалась.
Если ты – рыба, плывущая в быстрой реке, ты можешь подчиниться её главному течению, передвигаться в согласии с ним, поддерживая равновесие в турбулентных завихрениях и водоворотах, образующихся при резком движении воды. Можешь попытаться выполнить более сложные фокусы: проскользнуть между соседними течениями, отличающимися скоростью или направлением, кружиться в водоворотах, выскакивать над поверхностью воды, чтобы обойти предательские ловушки. По мере того как скорость потока будет увеличиваться, эти опасные места станут появляться все чаще, будут сильнее и непредсказуемее. Только самый опытный пловец сумеет одолеть стихию. Благодаря этому он может охотиться за жертвой или уйти от преследования.
Монокрылы Кальбара и Даниеля летели, следуя направлению фронта бури, все время изменяя потолок и входя в водородные потоки со все большей скоростью. Чтобы выжить, мало скорости и силы, необходимы умение, знание искусства летничества. А в этом беглецы превосходили десантников. По крайней мере Даниель на это надеялся.
– Эпицентр над базой! – бросил Кальбар. – Они не смогут вернуться!
На дисплее шлема Даниеля горело всего восемь точек, означающих солярных десантников. Следовательно, один уже куда-то подевался.
– Держись, Даниель! Поднимаемся ещё выше!
Даниель опять ощутил рывок, указатели давления подошли к предельной черте, стрелка спидометра уже её пересекла. Они летели, несомые газовым потоком, со скоростью пяти махов.
Десантники увеличили скорость. То ли сообразили, что намерен сделать Кальбар, то ли горючее было на исходе, то ли, возможно, все ещё надеялись вернуться на базу – этого Даниель знать не мог. Но когда увидел, как они плывут в его сторону, не обращая внимания на перегрузку и границы водородных потоков, понял, что сейчас все решается.
Они не чувствовали ветра… Это означало смерть. Первый задергался, войдя в зону турбулентности. Его скафандр закрутило словно волчок и раскололо пополам, будто скорлупу ореха, а осколки разбросало в разные стороны. Второй погрузился в поток не только более медленный, но и направленный по-иному, нежели основной. Он как бы перескочил на полосу движущегося в обратную сторону тротуара. Он мгновенно оказался позади всех, все более отдаляясь от товарищей. Третий погиб, влетев в ошибочно раскрытое и неверно направленное силовое поле, генерированное собственным же скафандром. Строй оставшихся десантников сломался, однако они продолжали гнаться за летниками.
– Идут основные волны, – снова сообщил Кальбар.
Даниель переключил проектор на атмосферный обзор. Увидел ураган, газовую лавину диаметром в сотни километров и длиной – тысячи, вращающуюся словно гигантский валок. Следом за ней ползли тысячи ураганов и циклонов поменьше. Он понимал, что с орбиты Спаты буря выглядит, вероятно, огромной темной тенью, передвигающейся по поверхности планеты.
Запели сигналы тревоги, изображение тут же переключилось, демонстрируя двух ближайших солярников. Солдаты разделились, пытались раскидать летни по сторонам и даже принялись разбрасывать силовые сети.
Несколько раз им это почти удалось, но стихия не позволяла десантникам синхронизировать полет, и сети рвались. Снова пошли в ход торпеды.
– Лети дальше! – крикнул Кальбар и устремился вверх, пропуская Даниеля.
«Что он творит! Если он погибнет, то и мне конец. О Господи!»
Он почувствовал боль.
– У меня заблокировано левое крыло!
– Знаю, – успокоил его Кальбар. – Подверни правое, не управляй. Сейчас помогу.
Даниель так и поступил. К счастью, полностью контроль над левым крылом он не утратил. Просто верхняя часть крыла как бы онемела, однако нижняя поверхность реагировала нормально, и это позволяло парить на восходящих потоках. Кальбар начал запускать снаряды. Вскоре вокруг крыльев появилось множество небольших объектов, при этом каждый начинал быстро распухать, развертываться, принимая форму летни. Регистратор сообщил Даниелю о появлении вблизи него нескольких десятков летников, двигающихся с той же скоростью, что и он.
– Живые фантомы, – сказал Кальбар. – Два, нет три уже неживые! добавил он тоскливо, когда в рой фантомов ворвались выпущенные десантниками торпеды.
– Я держу устойчивость, но теряю контроль над крылом, – прохрипел Даниель.
– Принять тебя? – спросил Кальбар. Когда ученик совершал ошибку либо случалась авария, опекающий его мэтр с помощью специального снаряжения мог взять на себя контроль над периферической нервной системой ведомого и его монокрылом. Мозг опекуна выделял часть себя для контроля над принятым крылом. Маневр был небезопасен и надолго затягиваться не мог.
– Далеко ли мы от цели? – спросил Даниель, но ответа не услышал. Он догадался, что Кальбар опасается перехвата. – Ну ладно, пока что попытаюсь лететь.
– Это хорошо.
Почти в тот же момент Даниель увидел на дисплее нечто новое. Чудовищный вал бури перемешивал пространство, а прямо перед ним – в действительности это были сотни километров – двигалась маленькая точка.
– Вижу чужую машину.
– Не такая уж она чужая, – буркнул Кальбар. – Мы слишком низко. Паром уходит от бури, поэтому летит быстрее нас. Необходимо немедленно подняться, иначе мы потеряем его.
– У меня нулевая маневренность!
– Они за нами! – Кальбар резко сменил тему. И на то была причина. Десантники, уже сбившие большую часть фантомов, сообразили, что летуны могут уйти, и, более того, обнаружили паром перед фронтом бури. Им стало ясно и то, что секундой раньше понял Даниель: этот корабль невозможно увидеть сверху, из безатмосферного пространства. Слишком много помех вызывает буря. Слабый сигнал летни, к тому же отраженный защитной системой корабля, будет принят за эхо урагана. Если кто-нибудь вообще обратит на это эхо внимание.
– Начинается охота! Внимание!
Пятеро десантников запустили торпеды. Уж явно не для того, чтобы напугать беглецов и принудить их вернуться.
– Выпускаю последние фантомы и идем наверх!
– Я не сумею!
– Перехватываю!
У Даниеля по коже от пяток до макушки пробежала волна холода. Потом он начал терять чувствительность, словно кто-то нажимал одну за другой кнопки выключателя: вначале левая нога, потом правая, низ живота. Он переставал ощущать свой организм и крылья, видел, что летня Кальбара дрожит, словно животное, вынужденное выдерживать чрезмерную нагрузку. Снаряды подходили снизу и немного сзади. Сверху обрушивалась водородная лавина. Паром, последняя надежда на спасение, медленно приближался. Если они не уравняют с ним высоту, он просто-напросто пройдет мимо. Тем временем обе летни почти стояли на месте, подталкиваемые вперед лишь могучим потоком газов, но не в силах маневрировать самостоятельно.
Неожиданно Даниель ощутил, что он – пришелец, чуждое тело в электронном организме монокрыла. Кто-то другой контролировал аппарат, а Даниель мог лишь наблюдать за маневрами, проделываемыми коконом скафандра, внутри которого он сидел.
– Перехватил! Будь внимателен!
Крылья сдвинулись с места. Впереди плыл Кальбар, вслед за ним, ведомая, как на жесткой тяге, двигалась летня Даниеля, точно повторявшая каждый маневр и фигуру ведущего. Оба аппарата взвились, перевернулись на спины, резко пошли вверх, навстречу лавине. Маневр был настолько неожиданным, что десантники не сумели завернуть, а, несомые силой инерции, полетели дальше, прямо на свои же взрывающиеся снаряды. Трое сумели вывернуться и ринулись вслед за летниками.
Началась пляска. Монокрылы продолжали подниматься, используя каждый перепад давления, каждое завихрение, мчащееся в нужном направлении.
Десантники смелее пересекали границы переменчивых потоков, все больше приближаясь к летунам и высланному за ними кораблю. Даниель потерял контроль над окружающим. Скафандр сигнализировал о колоссальных перегрузках, дальномер показывал совсем уже близкую границу фронта бури. И все же Даниель предполагал, что у Кальбара есть какой-то план. Что сумасшедшие скачки и маневры, несмотря на всю их кажущуюся хаотичность и риск, ведут к спасительному парому. Они уже вышли на его высоту.
– Нам пора, – сказал Кальбар, и Даниелю подумалось, что его опекун видит приближающуюся катастрофу. Но нет, оказывается, он готовился к последнему рывку. Когда Кальбар проделал очередной прыжок, летни задрожали так, что чуть не порвалась удерживающая их невидимая связь. Потом все закружилось.
«Полоса сумасшедших! Он что, спятил?»
«Полосой сумасшедших» летуны называли газовые струи, в которых невозможно было нормально планировать, поскольку они состояли из сплошных турбулентных завихрений. В таких полосах летали магистры Клана, считая это одним из своих величайших деяний. Однако за ними всегда следили, их всегда подстраховывали другие мастера. Ну и, конечно, никто не стрелял в их монокрылы. Летни закружились. Кальбар пытался овладеть управлением, но призрачный ветер крутил два аппарата, словно детские игрушки. Микрочелюсти кожных серверов начали нагружать организм Даниеля повышенными дозами ингредиентов, ускоряющих метаболизм и проводимость нервов.
Десантники позволили завлечь себя в ловушку. Они прыгнули в поток за летунами. Там, где летник ещё худо-бедно мог бороться за жизнь, у закованных в броню солдат не было никаких шансов выжить. Даниель успел заметить, как у них разрушается разорванная броня. Еще немного, и его ожидало то же…
Нет, Кальбар ухитрился вывести монокрылы из штопора. Они вырвались из грозного потока. После нескольких сигналов вызова, кодов и отзывов паром направился в их сторону.
Прошло шестнадцать часов, а спасательный паром все ещё пробирался сквозь атмосферу Спаты, убегая от лавины. Оставаясь в тени бури, они были невидимы для возможных преследователей, а вихрь, передвигаясь вдоль экватора планеты, позволял бежать в произвольно выбранный момент.
Машина оказалась небольшим армейским паромом, рассчитанным на полеты в пустоте, но имеющим специальную систему защиты, разрешающую погружаться даже в очень плотные атмосферы. Кроме навигационной кабины, в нем имелось несколько двухместных кают для экипажа, санитарный узел и небольшая буфетная. Сейчас на корабле не было никого, кроме Даниеля и Кальбара, аппаратом управлял автопилот, который после уточнения переданных летниками параметров установил курс.
Беглецы подверглись процедурам, восстанавливающим организм и очищающим его от биохимических вспомогателей, использованных при бегстве с Семирамиды. Во время этих процедур Даниель уснул.
Разбудил его сигнал Кальбара. Он протер глаза, натянул комбинезон и, бормоча под нос проклятия, пошел в кабину провожатого.
Кальбар лежал на койке совершенно раздетый с закинутыми под голову руками. Нос, лоб, щеки и подбородок ему прикрывала масочка. Его груди призывно напряглись, а внушительных размеров член торчал угрожающе.
– Номерок, а? – улыбнувшись, спросил Кальбар.
– Я говорил тебе, парень, – Даниель пытался сохранять спокойствие, ведь в конце концов он имел дело с человеком, спасшим ему жизнь, – что я гетеро. У тебя ко мне какие-то служебные дела? Если нет, то я пойду…
– Есть и служебные, и неслужебные, – сказал Кальбар, вытаскивая руки из-под головы. В правой он держал небольшой шприц. – Служебные – то, что четверть часа назад мы вышли из атмосферы Спаты. Летим прямо в перевалочный пункт.
Резким движением Кальбар воткнул шприц себе в член. Даже не поморщился, зато у Даниеля удивительно заболело все, что могло заболеть. Кальбар спокойно ввел в член содержимое шприца.
– Когда мы туда доберемся? – спросил Даниель, пытаясь сохранять спокойствие.
– Не знаю, – ответил Кальбар, глядя на него. В разрезах масочки мелькнули черные глаза. Он отложил шприц, несколько раз щелкнул по своему пенису. – Я не знаю, где находится база. Никто не знает, за исключением тех, кто в ней сидит. Это самый секретный объект в нашей системе.
– Не считая коргардских кораблей.
– Как знать, как знать. – Кальбар принялся растирать себе низ живота обеими руками. Даниель почувствовал скользкий пузырь, зарождающийся где-то в желудке.
– Перестань, черт возьми, не хочется на это смотреть, – буркнул он. – А второе сообщение?
– А! Оно такое, что, думаю, может тебя заинтересовать. Понимаешь… Кальбар наклонился вперед. – Фу! Знаешь, эта дурная маскировка уже начинает мне надоедать.
Руки Кальбара сжимали телесного цвета массу. Даниель глядел, как его опекун закидывает её под койку, как снова поглаживает низ живота, потом стаскивает с лица масочку. Глазам Даниеля предстало худощавое лицо, блестящие черные глаза, тонкие губы, подкрашенные зеленым. Руки все ещё гладили живот, только теперь он увидел, какие они гибкие и красивые. В том месте, к которому ещё минуту назад прилегала телесная масса, кожа была светлее. Такие же светлые пятнышки он заметил на подбородке, челюсти и плечах Кальбара. Пальцы спустились с живота на бедра, на бритое лоно…
– Я говорил… ха! Я говорила тебе, хорошо, что ты гетеро. Потому что я ни на секунду не была гомиком, – улыбнулась красивая женщина, настоящего имени которой он не знал. – Иди сюда. Не бойся, грудь у меня всегда была настоящая.
Полет длился четверо суток. Если верить бортовым компьютерам. У людей не было доступа к приборам управления, сеть корабля обеспечивала лишь элементарные жизненные потребности. Тем больше времени оставалось у них для бесед и секса.
Связную звали Каролина Ханкин. Семь лет она служила в антикоргардских формированиях. До того пыталась стать членом Клана летников. Не получилось, но она настолько овладела искусством полетов, что, когда Командование направило её в туристическое агентство, обслуживающее Семирамиду, она запросто получила место. В её обязанности входило обучение туристов непосредственно на станции и надзор за успехами в практическом овладении полученными знаниями. При этом она понятия не имела, все ли турагентство было бутафорией, подчиняющимся Департаменту Обороны, или же лишь его часть. Возможно даже, что её действительно «сунули» в настоящую туристическую фирму. Она «продала» агентству препарированную автобиографию, одновременно изменив свою внешность и даже пол.
В соответствующий момент получила данные для перепрограммирования голосервера станции прилетов на Гольбайне. Она даже не знала, каким образом курьеру сообщат, куда ему лететь.
– Я совсем тебя об этом не расспрашиваю, – промурлыкала она, гладя Даниеля по спине.
Они лежали на сложенной из одеял подстилке на полу буфетной. Койки в кабинах были решительно одноместными.
– Да многого от меня и не узнаешь. – Даниель был расслаблен, спокоен. Поддавался ласке, а воспоминания о недавних событиях теплились где-то далеко, на границе памяти.
– Я так давно не занималась любовью, – сказала Каролина.
– Я частенько видел тебя с каким-то субъектом.
– Неужели ты думаешь, что кому-нибудь из них я позволила бы сунуть лапу ко мне в трусики?
– Насколько я помню, ты не носил, хм, не носила трусиков.
– Ну а посему никто и не сунул туда лапу, – торжествующе сказала она. Что и требовалось доказать.
Они лежали молча. Уже было сказано все, что они, опутанные приказами начальников и уровнем секретности действий, сказать могли. Даниель не сомневался, что весь их корабль нашпигован регистрирующей аппаратурой. И при этом считал, что аппараты не только контролируют их действия, но наверняка и фиксируют, подвергая всестороннему анализу слова, химический состав пота, ауру и десятки иных факторов. Люди, выславшие корабль, должны были считаться с возможностью проникновения на борт подставных агентов противника. Кого считали противником, Даниель тоже не ведал. Одних ли коргардов? Или, может, подразделения официального союзника – Доминии? А может, гладианские формирования, лояльные новому Совету Электоров?
До недавнего времени Даниель знал, что враг – коргарды, напавшие на его дом, убивающие граждан Гладиуса, уничтожающие цивилизацию. В этом с Даниелем соглашалось подавляющее большинство обитателей планеты, разве что кроме горсточки «меднолобых пацифистов» да религиозных сектантов, считающих коргардов кто карой Божьей, кто Божьим даром.
Врагом Даниеля была и Доминия. Он видел в ней могучую силу, жаждущую подчинить себе цивилизацию Гладиуса, навязать ему свои законы и обычаи, принудить к реализации целей, далеких от потребностей жителей планеты. Однако в основном общество по-разному относилось к присутствию в системе Мультона коргардов и войск Доминии. Чужаки были ненавистными агрессорами, солярные же солдаты в крайнем случае – политическими противниками. Доминия не желает вступать в конфликт с коргардами? Доминия присваивает себе гладианские колонии? Доминия навязывает свои законы свободным мирам в системе Мультона? Ну, все это не так уж и страшно! В конце концов солярники тоже люди, потомки общих предков, говорящие почти на том же языке! Если даже они придут, то ведь не отберут же у нас всего, не станут убивать и устраивать карательные экспедиции, как это делают коргарды, ну, возможно, поставят на место противников нового порядка, этих возмутителей спокойствия и террористов. Но нас, людей мирных, обретающихся в самодостаточных домах, оставят в покое.
Таких людей, как Даниель, на своей шкуре испытавших, что такое Доминия, было немного. Их голос практически не имел значения, ибо люди готовы простить любую подлость и забыть о любом преступлении – лишь бы это было не с ними, а с кем-то другим. Мало кто может представить себе далеко идущие последствия политического выбора, сделать выводы из сегодняшних действий и поступков. Солярная армия ухитрялась убивать невинных, карать целые сателлитарные поселения, силой превращать свободных граждан в управляемых киборгов. Архипелаг солярных планет, разбросанных на просторах миллиардов световых лет, во все увеличивающейся цепи гиперпространственных трасс, заполнялся все большим количеством миров, полностью подчиненных Мозговой Сети… Все большим числом кибернетических невольников.
Доминианская армия молча посматривала на побоище, устраиваемое на Гладиусе коргардами, и молча ожидала, когда на тысячах людей проведут страшные эксперименты, и своим молчаливым присутствием ещё больше ослабляла защитников. Она как бы стояла недвижимо у стен сопротивляющегося города, выжидая, пока он сгорит, чтобы потом дать свободу развалинам.
И коргарды, и Доминия не умещались в том порядке мира, который Даниель мог принять, в котором мог жить.
Но – появились и враги, которые до недавнего времени были лишь противниками, неприятными компаньонами в деле. Иногда их встречали с нежеланием, иногда с ухмылкой, иногда с пониманием. Это – «покорные». Насколько же наивным теперь казался себе Даниель Бондари двухлетней давности. Он не любил «покорных», но относился к ним как к любым людям, отличающимся от него в каких-то вопросах: мог убеждать, спорить, доказывать, а порой мог даже сам признать справедливость чужих аргументов, ибо «покорные» хоть и были политическими противниками, но не выходили за пределы его понимания. Только теперь он увидел, как сильно ошибался.
Они были очень опасны. Годами занимались размягчением гладианского общества. Выступали с набором предложений по изменению «Хартии Прав». Среди этих предложений встречались справедливые, другие были только внешне убедительны. Они предлагали готовый взгляд на мир, на государство, на жизненные цели, ценности. Отрицательно относились к армии, презирали танаторов, критиковали электорскую систему власти, борьбу с генетическими ограничениями, протестовали против запрета клонирования, осмеивали религии, расхваливали виртуальную жизнь… Одновременно с болтовней и демагогическими фразами постоянно проталкивали то, что было для них самым важным: продоминианскую пропаганду. Так было всегда, и Даниель почему-то мирился с этим.
Но теперь все изменилось, «покорные» перестали быть политическими противниками общественного договора. Придя к власти, тут же не замедлили нарушить этот договор. Стали ревностными вассалами, наместниками Доминии в свободном, что ни говори, мире Гладиуса. Они, не колеблясь, очерняли наиболее отличившихся в борьбе. Позволили солярным стукачам допрашивать таких, как Даниель, солдат, защищающих Гладиус. Начали «зажимать» и лишать свободы своих недавних противников. Наконец, принялись убивать.
– Не спеши, – попросил Даниель, когда Каролина снова начала на него забираться. – Я хочу запомнить каждое твое движение.
– Пятый день, – проворчал Даниель. – Где может быть база?
Они сидели в буфетной и обедали. Автоповар предлагал только одно блюдо: тарелку диетических земляных груш и кружку густого киселя, скорее всего тоже диетического. К радости путешественников земляные груши и кисель можно было заказывать на выбор с десятью вкусами и ароматами.
– Теоретически уже завтра мы могли бы выйти на орбиту Клеванга, задумалась Каролина. – А если лететь в другую сторону, то в Пояс Фламберга.
– Или же мы летаем вокруг Спаты, чтобы сбить с толку и себя, и противника, а секретная база находится под полом моей кабины на Семирамиде.
– Не исключено и это, – улыбнулась Каролина. Губы у неё были зеленоватые не от помады. Они стали такими благодаря введенному пигменту. Кстати, это были не единственные зеленые губы Каролины.
– В принципе-то здесь весьма недурно. Пища неплохая, немного темноватое, но приятное жилище, да и женщина в меру привлекательная и нетребовательная.
– Если б ты не был единственным на борту представителем твоего племени самцов, то увидел бы, какая я нетребовательная.
– Тебя не раздражает, что мы не знаем, где находимся? А если нас не примут? Так и будем летать до самой смерти?
– Законсервированными… Извольте, археологическая сенсация! Обнаружен космический корабль, уже десять тысяч лет кружащий по орбите планеты Спата, и в нем тела двух наших примитивных предков, так называемых самца и самки. Сейчас мы телепортируемся на место события.
– Так это вполне может окончиться. Если те, кто выслал нам паром, запеленгованы и схвачены, то единственная морда, которую мы ещё увидим, будет физиономия солярного боевого киборга.
– Уродливая?
– Скорее всего да. У них убирают губы и ноздри, глаза сопрягают напрямую с камерами. На уровне ушей монтируют комплекты датчиков.
– Мы таких чудовищ не делали?
– Я не видел. И предпочитаю не видеть.
Наступило молчание. Они не могли слишком много говорить о себе. По крайней мере пока не знали, что будет происходить и каковы действующие коды секретности операции, в которой участвуют. В принципе они даже не должны были обмениваться замечаниями по любым темам. Единственное, что могли себе позволить, не нарушая инструкции, – это секс.
– Я думаю, база находится в районе Махейры. До Клеванга далековато, а в районе Спаты – слишком большое движение.
– Большое движение позволяет засекретить полеты и коммуникации с окружающим миром.
– Но затрудняет контроль обеспечения безопасности.
– Тогда, может, в Поясе Фламберга?
– Но где? По периферии летает слишком много сырьевых траулеров. В центре спокойнее, но долететь туда невозможно, не врезавшись в какой-нибудь каменный осколок.
– Долететь можно куда угодно, – тихо сказала Каролина. – Или ты забыл, что разговариваешь с летником?
– А может, – Даниель счел вопрос чисто риторическим, – станция спрятана где-то вне плоскости эклиптики? Такую пылинку никто не запеленгует.
– Но зато можно засечь летящие к ней корабли и передачи. Если хоть раз тебя поймают в прицел, ты уже никуда не сбежишь.
– А может, ты знаешь, куда мы летим, только не хочешь сказать? Даниель погладил девушку по руке.
– Представь себе, курьер, не знаю, – ответила она, глядя ему в глаза. Но даже если бы и знала, то должна была бы вести себя так, чтобы ты не знал, знаю я или нет. Ясно?
– Пожалуй, да, – буркнул Даниель, и в его мозгу снова возник вопрос: курьер? Интересно, черт побери, что такое я перевожу?
Через несколько часов после разговора о солярных боевых киборгах их ракета добралась до цели полета. А поскольку на борту была точно полночь, Даниель спал. Бортовой компьютер не был обеспокоен этим фактом и, громовым» голосом известив о маневре причаливания, приказал надеть форму и подготовиться к докладу. Возвратившись ненадолго к реальности, сознание Даниеля зарегистрировало сообщение и вновь погрузилось в сонное отупение. Однако угасающее эхо информации коснулось наконец соответствующего нейрона в мозгу, и тут же началась лавинная реакция. За две минуты Даниель сумел проснуться, вскочить с койки, сбегать в санитарную кабину, удариться носом в закрываемую в этот момент Каролиной дверь, нервно потоптаться в коридоре, ворваться в ванную, сполоснуть лицо, отлить то, что имелось для отлития, и натянуть комбинезон.
Он успел.
– Процесс швартовки закончен, – сообщил компьютер. – Через минуту начнутся контрольные процедуры. Прошу стоять на порогах своих кабин спинами к коридору.
– Что ещё за фокусы? – проворчала Каролина. Но распоряжение выполнила.
Бондари услышал далекий приглушенный скрип, потом тихое шипение, почувствовал волну холодного воздуха на щеках. Это раскрылись переборки шлюза.
За спиной Даниеля послышались голоса, защелкали какие-то аппараты. Бондари не поворачивался. Он стоял на пороге своей кабины, не зная, кого увидит, когда обернется: солдата в гладианской форме или солярного киборга.
За спиной послышались шаги.
– Прошу подтвердить идентичность.
Даниель медленно повернулся. Напротив своего лица увидел черную поверхность защищенных очков и рифленый шланг кислородного провода. Тяжелый желтый комбинезон делал пришедшего похожим на какого-то монстра.
– Сообщаю тебе, – сказал солдат, – что ты находишься под юрисдикцией армии Гладиуса.
Первые три часа на борту нового космолета были для Даниеля не особо приятными. Прежде чем взять в переделку, ему позволили наблюдать процесс аннигилирования доставившего их парома.
Паром окружили сферой силового поля, в которую накачали колоссальное количество энергии. Ракета мгновенно распалилась, через секунду погасла и превратилась в пыль. Потом силовой капсуле вместе с содержимым придали неравномерное круговое движение и из неё время от времени выпускали порции радиоактивной пыли. Если бы даже кто-то и следил за паромом, то ему было бы сложно установить не только время, но и место аннигиляции.
Когда уничтожили машину, пришло время испытывать людей. Им пришлось пройти тесты и исследования, исходящие из предположения, что оба сознательно или нет работают на врага – являются передатчиками сведений, живыми биологическими бомбами, содержат милитарные имплантаты и так далее. Каролина и Даниель попали в кабины, именуемые в просторечии «дезинфекционными камерами». В них искали укрытые вирусы и микробы, боевые присадки либо шпионские узлы связи. Брали кровь, мочу и пот, сканировали мозг, испытывали соответствие реакций идеальным стандартным образцам солдат.
Все это страшно раздражало Даниеля, тем не менее он прекрасно понимал необходимость таких процедур. Человек-передатчик, введенный в тайное укрытие, укажет его наблюдателям. Человек-бомба может на территории охраняемого объекта привести в негодность биовзрывчатые материалы либо запустить дезактивированные во время контроля боевые присадки. Человек-эпидемия может заразить обитателей базы смертельным заболеванием.
Даниель был уверен, что ракета, на которой он сейчас летел, может в любой момент быть уничтожена, распылена на атомы. Если возникнет подозрение, что Доминии удастся, следуя за ней, выйти на секретную базу, Командование, не колеблясь, уничтожит космолет и находящихся на его борту людей. Кроме того, Даниель подозревал, что это не последняя пересадка на пути к секретному укрытию.
И он не ошибся.
Два дня исследований и испытаний показали, что ничего опасного он не несет.
Он получил новую форму и высокоприоритетную карточку доступа, обеспечивающую свободное перемещение по большей части корабля. Посещать в принципе было нечего – два коридора с рядами спальных кабин, столовая, объединенная с голопроекционным залом, два боевых модуля и командирский мостик. В военный сектор он доступа не получил. Экипаж корабля состоял из четырех человек: двое держали вахту, двое отдыхали. Пилот сидел в кресле, оплетенный сетью сопряженных связей, его голову покрывала шаровая «корзина». Так же выглядел связист, обслуживающий системы предостережения и контакта с базой.
Пилот разминулся с Даниелем в коридоре. Он был без одежды, и его черную кожу покрывали вертикальные ряды серебристых блестящих полос напыленного металла – контактных сетей. На лице они образовывали замысловатые узоры, выполнявшие одновременно функции украшения и престижа – форма извивов зависела от воинского подразделения и звания. Даниель не удивился, когда увидел одного из «сов», элитной группы боевых пилотов гладианской армии. «Сова» не ответил на приветствие, только поднял руку, показав тем самым, что слышал. Последние двенадцать часов он был мозгом космического корабля, он и сам был космическим кораблем, чувствовал его системы, управлял приборами, принимал идущие из вакуума сигналы. Сейчас его ждал двенадцатичасовой сон, во время которого его разуму снова предстояло адаптироваться к человеческому телу.
Связист был до ужаса неразговорчивым. Прежде чем пойти спать, соблаговолил сказать Даниелю: «Привет!»
Бондари пробовал выудить из сети информацию о Каролине, но для этого его права доступа оказалось недостаточным. Поэтому он решил, что девушка все ещё находится в секции контроля.
Смирившийся и утомленный, он провел немного времени в столовой, пытаясь скомпоновать какой-нибудь интересный обед из доступных продуктов, потом немного поиграл на виртуале и просмотрел голофильм о коргардах. Это была фабуализированная продукция, изображающая первые годы оккупации, поэтому ничего нового он не узнал.
Он не очень удивился, услышав, что компьютер приказал пройти к пассажирскому шлюзу, надеть комбинезон и транспортный рюкзак. Когда ворота шлюза раскрылись, Даниеля вынесло в пустоту, за пределы корпуса ракеты. Впереди он увидел серую поверхность – борт транспортного парома, близнеца того, на котором летел до сих пор. В оболочке корабля раскрылась темная воронка, и он поплыл туда, подталкиваемый корректирующими двигателями. Когда приближался к парому, двигатели на секунду повернули его лицом к кораблю, на котором он до того летел. На фоне ракеты он увидел несколько других фигурок в скафандрах. А за космолетом, на фоне усеянного звездами неба, двигались тысячи горящих точечек. Мерцающий пояс тянулся влево и вправо до границ видимости. Над ним горело более яркое и крупное пятнышко зеленоватого оттенка. Это была Спата, а искрящийся рой состоял из каменных обломков, ледяных глыб и пыли, двигающихся по орбитам между Спатой и Гладиусом. Даниель находился на внутренней дуге планетоидного Пояса Фламберга.
Двигатели выплюнули очередную порцию газа, и Даниель влетел в шлюз космолета, точно такого же, как и тот, из которого только что вышел. Началась компрессия. Сняв скафандр и выйдя из шлюза, он увидел знакомые фигуры.
– Ну, парень, – сказал Форби. – Я искренне рад. Мы ждали только тебя.
– Привет! – Ошеломленному Даниелю протянул руку Кай Клейн, требовавший называть себя Пушистиком.