Цветут сады на Урале

НАХОДКА

Так ли было на самом деле, как рассказывают теперь, не столь важно. Людская память на хорошие дела щедра. Каждый, говоря об этом, непременно прибавлял частичку благодарности человеку, кто первым увидел яблоньку на здешней земле и заставил ее цвести и плодоносить.

Лет около пятидесяти назад шел по улице Шадринска бодрой и уверенной походкой пытливый человек, заглядывал с любопытством во дворы. Останавливался, если видел там сад, обязательно заходил и спрашивал у хозяина, как ведут себя деревья.

В одном из дворов человек в удивлении задержался перед небольшим деревцом, раскинувшим свои ветки, нежно погладил руками мягкие листья. Лицо его засияло, залучилось радостью.

— Яблонька!

— Дикарка, — ответил хозяин и стал рассказывать, как однажды, возвращаясь со станции через сосновый бор, заметил поднявшееся возле тропки деревцо, выкопал его и посадил в своем саду.

— Цветет. Ребятишки рвут. Букеты такие душистые.

Прохожий раздвинул густую крону и заметил спрятавшиеся в листве два яблочка.

— Плоды!

— Вот так находка! — воскликнул хозяин.

Яблоки средней величины, цвета светлого загара, оказались на сильной и молодой ладони гостя.

— Я — Аркадий Павлович Бирюков, может быть, слышали? — представился гость.

— Как же! — отозвался хозяин. — Наш детский врач.

Они познакомились и тут же попробовали на вкус одно яблочко, кисловато-сладкое, с краснинкой возле крепкой плодоножки. Аркадий Павлович взял семечки, срезал две веточки для прививки.

— Назовем яблоньку Находкой, согласны?

Бирюков стал терпеливо размножать, облагораживать и лелеять новый сорт. Он не знал ни отца, ни матери яблоньки, не мог сказать, были ли они южанами или уроженцами средней полосы России. Ясно только, что это культурная яблоня. Видно, кто-то шел по тропе, ел яблоко, выбросил семечки. Они перезимовали, одно из них выжило, проросло и превратилось в яблоньку.

Находка оказалась удивительно выносливой и урожайной. Через несколько лет этот сорт, разведенный Бирюковым, появился во многих садах шадринцев.

В 1932 году Аркадий Павлович побывал у Мичурина в Козлове. Тот встретил детского врача из Шадринска с некоторым недоверием.

— Что погнало в такую дорогу? — спросил он хмурясь. — Чем ушибся?

— Тем же, чем и вы, Иван Владимирович, — ответил Аркадий Павлович.

— А чем лечишься?

— Лечусь тем же, чем ушибся.

Ответ понравился Ивану Владимировичу. Спрятанные под густыми бровями умные глаза его блеснули. Он сказал подобревшим голосом:

— Сад-то человека в свою власть берет.

— Не страшусь. Люблю садоводство.

— Похвально! Только вот что скажу, Аркадий Павлович, любви одной мало, нужно терпение. Если не под силу, так лечи детей, специальность-то хорошая.

Сказал так и, должно быть, почувствовал, что обидел дальнего гостя. Совсем подобрел, пригласил пройти в сад, а когда по душам разговорился с Бирюковым, проникся к нему симпатией, особенно когда услышал рассказ про Находку.

— Шаг вполне правильный, заслуживает одобрения. Свои уральские сорта и разводить надо.

А потом неторопливо и задушевно, как умел это делать Мичурин, рассказал, с чего следует начинать и как продолжать борьбу с природой, чтобы выйти победителем, взять от нее все, что она может дать человеку.

Шли годы. Диковинный сад Бирюкова — тенистый, густо заселенный плодовыми деревьями и кустарниками, стал тесен для его опытов. Десятки сортов яблонь, слив, вишен, даже винограда росли теперь во многих колхозных садах и государственных питомниках Зауралья и Сибири. За это время Аркадий Павлович бесплатно разослал по городам и селам страны бесчисленное количество черенков и саженцев.

На шадринской почте привыкли к постоянному клиенту. Каждую весну и осень он отправлял сотни посылок и всегда неизменно предупреждал:

— Вы уж, пожалуйста, аккуратнее, саженцы новых сортов…

Все, что поднялось в его саду, наливалось самыми сладкими соками здешней земли. Каких только соцветий здесь не было в весеннюю пору, каких плодов, благоухающих ароматами, не перепробовали те, кто бывал тут осенними днями, когда сад одарял хозяина щедрым урожаем!

Все тут росло и цвело на диво людям, на их радость. Вот стоит красавица яблонька, как невеста, вся в ожерельях рясных плодов самых причудливых раскрасок: от палевой до оранжевой, от молочно-белой до нежно-розовой и пурпурной. Будто отражают они богатые краски вечерней зари над тихим городом.

Тип садовода, не отступающего от избранной цели, родился не в Шадринске. Все эти годы перед Бирюковым стоял живой образ человека из яблоневого городка на Тамбовщине. Пока хватало энергии на два дела, Аркадий Павлович подражал трудолюбцу-ученому, был врачом и одновременно садоводом-мичуринцем. Много опытов поставил он и продолжает этим заниматься теперь, несмотря на то, что его календарь давно показал пенсионный год.

Перестал Бирюков ежедневно ходить в больницу, врачевать детей, а занялся одним любимым делом, что завещал ему делать Мичурин. И что ни прожитый год, он обязательно открывает для себя новое в поведении своих любимцев. А открытия, пусть даже маленькие, на первый взгляд, всегда поднимают настроение, непременно хочется сделать так, чтобы сорт или гибрид показал себя с лучшей стороны.

Деревянный бирюковский домик от времени и дождей уже почернел, чуточку присел к земле. Но открытая терраса по-прежнему манит. Две ступеньки ее крыльца ведут прямо в сад, плотно обступивший дом. В ветреный день ветки с плодами постукивают в окна, напоминают о себе. Аркадий Павлович привык к их разговору и всегда ждет его. Разговор этот не беспокоит, а радует.

Иногда ночами он выходит на террасу, прислушивается к шуму сада, к шепоту яблонь. Не поломал ли ветер тяжелых с плодами веток? Настойчивый голос яблонь всегда твердит об одном и том же: о призвании человека и его любви к делу.

Бирюков любит ранним утренним часом, когда город еще спит, а свежесть наступающего дня бодрит, пройтись по росистой тропке сада. Осторожно шагая, он раздвигает руками поникшие ветки, унизанные плодами, и радость врывается в его сердце, как ослепляющее золото солнечных лучей. Окунется в прохладу деревьев с утра, и будто пройдется по зеленым залам дворца бодрости — зарядится на весь день кипучей энергией.

Я не раз бывал в бирюковском саду, наблюдал Аркадия Павловича, слушал его рассказ о вновь выведенных сортах. Все меня удивляло и радовало. Все, чем можно было восхищаться, прошло через неутомимые руки садовода, как самородки, добытые старателем. И рассказ пленял не столь словесным обрамлением, сколь той любовью и трудом, без чего не бывает самоотверженных людей.

Бирюков старательнейшим образом вел картотеку своей переписки с людьми, зараженными таким же энтузиазмом, как и он. Это своего рода летопись зауральского садоводства и одновременно волнующая трудовая книжка кипучей деятельности смелого, селекционера-гибридизатора, полжизни отдавшего практическому осуществлению мичуринской мечты — передвинуть к северу, к суровой таежной Сибири и на Урал достижения культурного садоводства.

Аркадий Павлович верно шел по стопам Ивана Владимировича. Недаром скупой на похвалы ученый писал Бирюкову, что он «с выводами испытаний сортов и развитием плодоводства на Урале согласен».

С тех пор ничем не приметный, заштатный город Шадринск стал широко известен среди садоводов. Не проходило дня, чтобы Аркадий Павлович не получал два-три письма. Они шли сюда из Сибири и Подмосковья, Дальнего Востока и Смоленщины, из Казахстана и Киевщины. Авторы их просили выслать черенки или саженцы яблонь, вишен, винограда, крыжовника, виргинской черемухи. Ответами были посылки с упакованными в них черенками, семенами, саженцами или косточками.

Аркадий Павлович не спеша перебирает листки картотеки.

— Этот давно занимается садоводством, — говорит он, а про другого замечает: — Начинающий, как не помочь?

Знакомясь с картотекой, невольно обращаешь внимание, что большинство бирюковских адресатов тоже сельские или городские врачи.

— Выполняю завет Ивана Владимировича, — отвечает он и рассказывает, как однажды получил письмо от журналиста, посетившего Мичурина в последний год жизни ученого. Иван Владимирович в беседе с ним вспомнил о шадринском враче и попросил журналиста передать зауральскому садоводу просьбу-желание: разыскать других врачей-садоводов и помочь им «развести сады — источники здоровья и бодрости человека».

— Вам понятно теперь мое пристрастие к медикам?

Старенький дом № 126 на Советской улице знают не только шадринские почтальоны. Сюда частенько заглядывают журналисты, наведывается кудесник полей Терентий Мальцев. Бывали здесь и ученые. Как завороженные, они останавливались перед красной виргинской черемухой.

— Какие гроздья! — восхищенно говорили они.

Интересовались наличием витаминов в ягодах виргинской черемухи.

— В два с половиной раза превышает черную смородину, — отвечал Аркадий Павлович.

— Отлично-о!

— Не попадает под заморозки и ежегодно дает обильный урожай.

Прежде чем побывать в бирюковском саду, ученые много наслышались о чародее-враче и рады были, что народная молва не обманула их надежд.

Рядом с яблоньками и виргинской черемухой Аркадий Павлович закладывал опыты по выращиванию винограда и абрикос. Этот неугомонный человек выведет, обязательно добьется своего: у него будет расти и белый мускат, и абрикосы, и сливы. Такие и покоряют природу.

Аркадий Павлович к этому времени был вполне подготовлен к подобному поединку. Без знаний трудно было выстоять, но их Бирюкову дала заочная учеба сначала в Тимирязевской академии, а затем в Мичуринском институте.

И позднее Аркадий Павлович стремился не отставать от науки, приобретал знания терпеливо и настойчиво. Их давало не только систематическое чтение специальной литературы. Томики ее, испещренные пометками на полях, составляли большую библиотеку врача-садовода, размещавшуюся в нескольких массивных книжных шкафах.

Кругозор расширяло общение с учеными страны, прокладывающими новые пути в развитии садоводства. С ними Бирюков встречался на заседаниях и конференциях научных обществ, пленарных заседаниях сессии Академии наук.

Аркадий Павлович выступил на одном из таких заседаний. Он говорил о том, чем жил все эти годы, чему посвятил себя. И перед слушателями вставал ревностный пропагандист и зачинатель садоводства в Зауралье.

Нет, он не увлекался и не фантазировал, когда говорил, что настало время засадить Зауралье и всю Сибирь садами, в которых плодоносили бы не кисленькие дикарки, а наливные яблоки, вишни, абрикосы и виноград. Он хотел, чтобы белопенный разлив садов украшал землю от древнего Каменного пояса до утренних границ нашего государства.

Ему горячо аплодировали. Аркадий Павлович на какое-то мгновение взволнованный этим знаком всеобщего одобрения, представил, как терпеливо, шаг за шагом, шел к тому, что теперь достиг в своем небольшом саду. Ему вспомнилось, как появилась яблоня Находка, как она росла и вошла в силу, зацвела, а потом одарила его первыми плодами. Гибкие ветки ее выдерживали любой урожай. Она стояла гордая таким обилием плодов, без подпорок, в отличие от других яблонь. Аркадий Павлович считал это выращенное им дерево своей большой удачей.

Успех окрылял. Потом ясно, почти зримо ему представилось, как он закладывал первый промышленный сад в городе и районе. Днем работал в больнице, а вечером вместе с детьми и женой возился с посаженными деревьями. Иногда помогали братья, друзья. Кое-кто насмешливо, с явной издевкой говорил: «К чему он все это затеял? Толку не добьется, а здоровье надорвет…»

Но сад дал плоды. Теперь весь город в зелени фруктовых деревьев, а яблоневые заросли раскинулись на тысячи гектаров в совхозах и колхозах Зауралья. И многие деревья в них — из бирюковского сада.

В перерыв к Аркадию Павловичу подошел один из слушателей.

— Вы, кажется, над диссертацией работали?

Вопрос больно кольнул. Но на правду слов много не требуется. Да, он начинал большой труд, всерьез думал над ним, накапливал и научно обрабатывал свой материал. Первая рабочая страничка этой диссертации была помечена 1937 годом. А в 1941 году Бирюков ушел на фронт. Оборвались и его ценные записи.

— Вот так и кончилась моя диссертация. А теперь заниматься ею не могу, годы не те. Продолжение диссертации — весь мой сад.

Аркадий Павлович приятный собеседник. За чашкой чая, на которую он обязательно уговорит вместе со своей супругой Александрой Васильевной, можно просидеть часами. На столе непременно появятся фрукты, только что снятые с деревьев. Обязательно придется стать дегустатором и сказать свое слово о плодах, хороши ли они.

Отзыв отзывом, а хозяева не забудут напомнить, чтобы косточки вишен и семечки яблок аккуратненько положили в поставленные баночки с наклейками и надписями дегустируемых сортов. Здесь каждое семечко и косточка на особом учете. Их старательно собирают, обрабатывают и хранят, чтобы осенней порой можно было разослать посылочки таким же неистовым садоводам.

Вы не сможете отказаться, чтобы не попробовать и варенье из вишен, слив, редкостной ягоды ирги.

В одно из таких гостеприимных чаепитий Аркадий Павлович как бы нечаянно обронил:

— Приходят письма и из-за рубежа.

Он быстро поднялся из-за стола и легкой походкой прошел в свой кабинет, поискал в ящиках стола, а потом показал письма с заграничными штемпелями.

— Я ничего не ответил на письмо. Печатных трудов у меня нет, диссертацию написать не успел.

Аркадий Павлович тяжело вздохнул и возвратился к главному в своей жизни. Он взял маленькую коробочку, открыл ее. На морщинистой, но еще сильной ладони этого человека появились семена нового сорта яблок Зеленка Бирюкова. Коричневатые семена, как застывшие зерна жемчуга, таили в себе жизнь и новую надежду садовода.

— Плод-геркулес для наших мест — 220 граммов! Это же настоящая находка!

Слушая Аркадия Павловича, с увлечением рассказывающего о своем новом сорте, я подумал, что хорошо, когда среди нас есть вот такие неистовые люди. Пусть их будет еще больше.

Это наша самая бесценная находка!