Цветы для первого свидания

– Ну так что, Алена? – прямо с утра в понедельник спросил ее Стасик Любимов. – Да или нет?!

– Стасик, ну что ты пристал как с ножом к горлу, – отмахнулась от него Алена. – Сказала же: подумаю!

– Так сколько же можно думать!

– Столько, сколько надо!

– И сколько же тебе надо?

– Откуда я знаю!

– Зато я знаю, что думать тебе об Астахове вообще больше нечего!

– А я и не думаю... – сказала Алена, которая только и делала, что думала о Петре и удивлялась тому, почему они с ним не встречаются, хотя живут в одном подъезде.

– Думаешь! Это видно! А думаешь ты зря, потому что он, похоже, со своей бывшей женой сошелся! – торжественно объявил сослуживец.

– Что значит «похоже, сошелся»? – непослушными губами спросила она. – Ты-то откуда знаешь?

– Видел их вместе! – очень радостно отрапортовал Стасик.

– Где?

– В сберкассе.

– И что они там делали?

– В очереди стояли.

– Может быть, случайно встретились...

– Черта с два! Он ее под локоток держал!

– Под локоток...

– Вот именно что под локоток! Вот так! – И Любимов с помощью Алениного локотка продемонстрировал, как это делал Астахов.

– Слушай, Стасик, а откуда ты знаешь, что она его жена? – хваталась за соломинку Алена. – Может быть, сестра?

– Какая еще сестра! – воскликнул Любимов и сатанински расхохотался. – Мне ли не знать Петрухину жену! Мы же все вместе в институте учились! В одной группе, между прочим! Они поженились сразу же на втором курсе, и мы, если хочешь знать, всей группой на их свадьбе три дня гуляли!

Да, все правильно... Любимов не сочиняет. Петр говорил, что они поженились совсем юными, еще в институте. Но, пожалуй, есть смысл задать еще один контрольный вопрос. Алена покусала губы и спросила:

– А дети у них есть?

– А как же! – радостно отозвался Стасик. – У них сразу и сын родился! Володькой назвали! Сейчас ему уж лет двадцать должно стукнуть... Или нет... Пожалуй, девятнадцать... – Любимов подсчитал в уме и с уверенностью сказал: – Точно! Девятнадцать.

У Алены похолодело в животе. Все так и есть. Стасик не врет. Но Астахов же говорил, что они с женой совершенно чужие люди... Впрочем, это стандартная фраза, которую говорят любовницам все без исключения мужья. Не стоило ее принимать всерьез. Алена облизнула вмиг пересохшие губы и зачем-то спросила:

– Она... ну... жена Астахова... она красивая?

– Разумеется, красивая! У нее все, знаешь ли, при всем! И тут, и тут, и там! – И Любимов очень выразительно показал растопыренными пальцами, где и что при всем у астаховской жены.

– Чего ж тогда ко мне клеишься, Любимов? – прошипела Алена. – У меня ж ни в одном из этих мест, которыми ты так восхищаешься, ничего даже не выпирает!

– Так я же не Астахов! Меня в тебе все устраивает!

Алена как раз собиралась вцепиться Стасику в глотку, когда к ним подошла их новая сотрудница, молоденькая Лерочка, у которой тоже все отовсюду выпирало, как и у жены Петра. Алене казалось, что Лерочка специально покупает себе одежду на два размера меньше, чем требовалось, чтобы блузочки еле сходились на пышной груди, а коротюсенькая юбчонка в облипку постоянно лезла вверх, обнажая крепкие тугие бедра.

– Ну так мы пошли... – сообщила им Лерочка, ослепительно улыбнулась Любимову, погрозила ему хорошеньким пальчиком с длинным ярким ноготком и сказала: – Станислав Львович! Не забудьте взять торт из холодильника и цветы с подоконника. Мы вам пару букетов оставим, а то все не унести.

Лерочка еще раз улыбнулась Любимову, да так широко, что Алена в сердцах пожелала ей, чтобы у нее треснуло лакированное личико. Видимо, скрыть свое отношение к Лерочке ей не удалось, потому что Стасик улыбнулся почти так же ослепительно, как их молоденькая сотрудница, и сказал Алене:

– Ага! Ревнуешь!!!

– Еще чего! – возмутилась она.

– Ревнуешь! – радостно повторил он. – Аж посинела вся! Да! Лерочка все те две недели, что у нас работает, постоянно делает мне авансы, и я последнее время подумываю, что, пожалуй, пора и откликнуться на ее недвусмысленные призывы!

– Ну не кретин ли ты, Любимов, после этого! – скривилась Алена. – Да ты этой Лерочке в отцы годишься!

– И что такого? – не огорчился он. – Нынче молоденькие девочки очень любят так называемых папиков! Я согласен для нее им немного побыть!

– Побудь, Стасик, побудь! На здоровье! Только не вздумай ко мне подваливать, когда она тебя пнет своей стройной ножкой и пошлет на все четыре стороны!

– Я же говорю, что ты ревнуешь! Прямо так и видишь, как она меня пинает! – расхохотался Стасик, а потом добавил уже на полном серьезе: – В общем, Алена, я тебя категорически предупреждаю: если в ближайшее же время не скажешь мне «да», я сегодня же в гостях у Посконкиной приударю за Лерочкой на полную катушку!

– А может, Стасик, тебе все-таки лучше приударить за самой Посконкиной? – предложила Алена.

– Так она ж на пенсию выходит! – напомнил ей Любимов.

– Так оно ж и хорошо! Представляешь, ты приходишь домой с работы, а тут тебе борщ с пампушками, пельмени сибирские, кисель ягодный! А как отобедаешь, так тебе на десерт – пышное и свежевымытое к твоему приходу тело Анны Тимофеевны! Она еще ого-го! Твоей Лерочке еще до нее расти и расти!

– Значит, ты так, да? – взревел Любимов. – Издеваешься, да?!

– Не издеваюсь! Все знают, что Посконкина последнее время оказывает тебе всяческие знаки внимания. К тому же она совершенно свободна, потому что лет пять уже вдова, а своего шестидесятилетнего бойфренда выгнала сразу же после Восьмого марта. Кстати, выглядит она прекрасно! Я бы не прочь в пятьдесят пять лет выглядеть так, как Анна Тимофеевна! Да и Лерочка в пятьдесят-то пять может до нее и не дотянуть. Эдакое далеко не всем на роду написано!

– Если ты думаешь, что всерьез уязвишь меня вдовой Посконкиной, – Любимов заговорил свистящим шепотом, – то напрасно... Не на того напала...

– Слуша-а-ай, Ста-а-асик... – протянула Алена, с большим подозрением вглядываясь в сотрудника. – Да неужели... Нет, у тебя что, в самом деле что-то было с Анной?!

– Да какое тебе дело, с кем у меня что было?! Тебе ведь я не изменял, верно? Ты же от меня верности не требовала...

– А ты, оказывается, Казанова, Любимов! – расхохоталась Алена.

– А что в этом плохого? – Стасик подбоченился. – Казанова умел доставить женщинам наслаждение, за что и был ими любим! И если ко мне неравнодушны Лерочка с Посконкиной, то это говорит только о том, что тебе неплохо бы поспешить с ответом на поставленный перед тобой вопрос.

– Ладно, Стасик, устала я от тебя... – отмахнулась от него Алена. – Даю слово, что завтра же отвечу на твой вопрос!

– А почему не сегодня!

– А потому что сегодня я хочу гулять на отвальной Посконкиной на полную катушку! Если я сегодня отвечу тебе «да», то как порядочная женщина должна быть при тебе неотлучно весь вечер, не так ли?

– Ну, хотелось бы...

– Вот! Дай же мне гульнуть напоследок, Любимов!

– Ну гульни... Только ты уж не очень расслабляйся-то...

– Сегодня моя гульба тебя еще не касается, понял!

– В общих чертах.

– Вот и давай в общих чертах отключать компьютерную сеть и вентиляцию, раз нам с тобой это поручили!

Выйдя из здания своей фирмы, Алена с Любимовым остановились у скамеечки напротив автобусной остановки, потому что большой подарочный торт, который сотрудники поручили им доставить к Посконкиной, оказался так ненадежно перевязан скользким крученым шнуром, что мог вывалиться из коробки в любую минуту. Не успел Стасик поставить торт на скамейку, как отлетел от нее на полметра и осел прямиком на вазон с малиновыми петуниями. Вслед за ним полетел торт, который вывалился-таки из коробки прямо Любимову на брюки. Алена ахнула, а на Стасика с перекошенным лицом набросился неизвестно откуда взявшийся Астахов.

Разнять дерущихся Алена не могла. Возможно, что это не получилось бы, будь она и в лучшей форме, но именно в этот момент у нее так дрожали колени, что она не могла встать со скамейки, на которую непроизвольно опустилась прямо в один из роскошных букетов, которые собирались дарить Посконкиной сослуживцы.

Драка закончилась так же неожиданно, как и началась. Астахов еще раз куда-то ткнул кулаком Стасика, сделал знак стоявшему неподалеку такси и моментально, как на резвом коне, скрылся в нем с поля брани. Алена с ужасом глядела на Любимова, не в силах сдвинуться с места. Стасик пытался выпростать свое нехуденькое тело из вазона, в котором наглухо застрял, но у него ничего не получалось. Хорошо, что сжалился проходящий мимо мужчина, подал Любимову руку, и тот, поднапрягшись, вывалился из изрядно помятых петуний на газон. Тут уж Алена подлетела к нему и, захлебываясь слезами жалости то ли к бедному Стасику, то ли к себе, принялась руками стирать кровь с его лица и крем с брюк.

– И ведь, главное, торт-то общественный... и ведь весь погиб... насмерть... не соберешь... – бормотал Любимов, стараясь не смотреть Алене в глаза.

– Мы другой купим, еще лучше прежнего... – лепетала Алена, тоже избегая встречаться с ним взглядом.

Выглядел Любимов самым плачевным образом: весь в крови, торте и с оторванным карманом новой бежевой рубашки. Алене ничего не оставалось делать, как броситься ловить такси, чтобы увезти своего сослуживца и без пяти минут жениха с места позорного происшествия.

– И ведь, главное, исподтишка... Ты же видела... Я даже ничего не успел... – опять завелся Любимов, когда они уже ехали в такси к его дому. – Оба букета ни к черту... И торт... Где мы теперь такой возьмем?

– Перестань, Стасик, купим какой-нибудь другой, – пыталась утешить его Алена. – Сейчас этих тортов, покупай – не хочу. Были бы деньги...

Но Любимов утешаться не хотел. Он хотел хотя бы словесной сатисфакции.

– Нет, ты скажи, что он поступил, как подлец! Как последний трус! Да если бы он вызвал меня на открытый бой, разве я отказался бы! Я бы не отказался! Ты же помнишь, я тебе уже говорил, что он должен был мне в зубы дать, когда я ему про твои родинки впаривал! А он не дал! Не дал! А все почему?! Потому что тогда я был наготове и дал бы ему достойный отпор! Он дождался, чтобы ударить исподтишка, когда я склонился над общественным тортом! А это же подло! Ну скажи, что это подло! И новую рубашку рвать... это же не по-мужски!

Алена вяло кивнула. Чувствовалось, что в собственных глазах Любимов уже вырос до размеров былинного героя, которому подлый Тугарин Змей звериной хитростью порвал новую кольчугу. Хорошо, не умыкнул с собой Алену Красу – длинную косу. Хотя если приглядеться, то у этой Алены – ни косы, ни красы. Как, собственно, у Любимова и кольчуги-то никакой нет.

Пока Стасик мылся и чистился у себя дома, Алена сходила в соседний универсам, где купила торт, как и обещала, лучше прежнего и два букета цветов, тоже очень приличных, хотя и без белых лилий, которые очень украшали погибшие букеты. Она позвонила Посконкиной и предложила начинать праздновать без них с Любимовым, в красках расписав налет, который совершил на них распоясавшийся пьяный подонок. Анна Тимофеевна так разохалась, что поближе к телефону, похоже, подскочили все сотрудники. Во всяком случае, Алена услышала в трубке сразу несколько возбужденных голосов. Она заверила новоиспеченную пенсионерку, что они непременно приедут, как только Любимов переоденется, и тут же поняла, что последняя фраза была лишней. Посконкина некоторое время молчала, а потом многозначительно произнесла:

– Понима-а-аю, что этот процесс может неконтролируемо затяну-у-уться, а потому все-таки помните, Аленушка, что мы все вас очень-очень ждем!

Когда Алена положила трубку, из ванной в одних плавках вышел розовый и уже совершенно довольный жизнью Любимов. Его правую щеку перечеркивала аппетитная царапина, что, похоже, ему здорово нравилось.

– Вот гляди, что этот паразит сделал с моим лицом! – Стасик похвастался царапиной, будто орденом.

– У тебя перекись есть? – спросила Алена.

– Правильно мыслишь! – поднял он вверх палец. – Этот псих вполне может оказаться заразен!

Алена, скривившись, не посчитала нужным ему отвечать. Она еще раз спросила:

– Где перекись?

– Никакой перекиси у меня нет, зато есть туалетная вода. Французская! Для дезинфекции годится – и запах хороший! Вон в том ящичке вата... Ты уж поухаживай за мной, ладно... – И Стасик развалился в кресле, вытянув вперед ноги, будто усталый ратник, только что вернувшийся с войны.

Алена вытащила из ящичка мебельной «стенки» вату, напрыскала на ее клочок французской туалетной воды и принялась обрабатывать «рану» Любимова. Он по-поросячьи взвизгивал, но утверждал, что век бы так сидел подле нее.

– Ну, кажется, все... – сказала Алена, придирчиво оглядывая дело рук Астахова.

Любимов вдруг сграбастал ее обеими руками, усадил себе на колени, интимно шепнул в ухо:

– А давай чуть задержимся... Все равно уж опоздали... А мне и раздеваться недолго... – И тут же полез к ней под блузон нового брючного костюма.

Алена на минуту засомневалась. Она вспомнила одну свою ночь с Любимовым. Им ведь тогда было неплохо вдвоем. Может быть, сдаться прямо сейчас? Вовсе уж не так сильно хочется ей гульнуть на всю катушку у Посконкиной. Если честно, то и вообще не хочется. Вот они сейчас останутся у Любимова и... Нет! Она теперь не может! Тогда она была свободна, а теперь любит другого! Конечно, Астахов не слишком красиво поступил сегодня со Стасиком, но она все равно его любит. Любит! И ничего с этим поделать нельзя!

– Отстань, Стасик, – прошипела Алена и попыталась вырваться, но не тут-то было. Одна его рука держала ее железной хваткой, а другая уже пыталась расстегнуть «молнию» на брюках. – Любимов, ты что, собрался меня насиловать?! – выкрикнула Алена и изо всех сил уперлась обеими руками ему в грудь.

– Ну почему насиловать... – хрипло проговорил Стасик, стараясь дотянуться губами до ее шеи. – Любить...

– Но я-то тебя не люблю! Неужели ты еще не понял этого?!! Никогда не любила и не полюблю никогда! Никогда!!!

Рука Любимова ослабила хватку, и Алена соскочила с его коленей. Стасик отвернулся к окну. Под его челюстями яростно двигались желваки.

– Значит, не выйдешь за меня замуж? – глухо спросил он, продолжая глядеть в окно.

– Не выйду, – тихо ответила она и добавила: – Прости, Стасик... Я и к Посконкиной, пожалуй, не пойду...

– И что же я ей скажу? Куда ж ты делась?

– Что хочешь, то и скажи... Я наплела ей про зверское нападение пьяного урода. Можешь сказать, что их было человек десять и со мной случился несколько запоздавший пост-травматический шок, то есть, проще говоря, ноги не держат...

Алена взяла со стола свою сумочку. Любимов повернул к ней побледневшее лицо и спросил:

– Идешь к нему?

– Нет, – помотала она головой. – Я иду домой. Тем более что он, по твоим словам, с женой сходится...

– Если ты встрянешь, то, возможно, и не сойдется...

– Я не буду встревать.

– Но будешь ждать, когда он сам придет?

– Не буду. Он не придет.

– Зачем же он тогда дал мне в челюсть?

Алена сначала пожала плечами, а потом ответила:

– А у вас манера такая, у мужчин, классическая: «Не доставайся же ты никому!»

– Но он же не на тебя с кулаками или там с пистолетом!

– Особой разницы нет. Все равно – «не доставайся же ты никому!».

– По-моему, правильнее – ни себе, ни людям.

– А-а... – Алена махнула зажатой в руках миниатюрной сумочкой, с которой ходила только в театр или в гости, и пошла к выходу.

Алене казалось, что она действительно больше не станет ждать Астахова. Все! Он перешел черту, которую переходить было нельзя. Рубеж... Он должен был поговорить с ней, а не набрасываться на бедного Стасика в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал. А уж если решил сойтись с женой, то Любимов тут и вовсе ни при чем. Как-то все происшедшее некрасиво, нескладно, гадко... Одно хорошо: все само собой разрешилось с Любимовым. Она не выйдет за него замуж. Потому что не любит. Возможно, что она не выйдет замуж никогда. Что ж... Видно, такова судьба. Конечно, не очень радостно именоваться старой девой, тем более что она не такая уж дева... Захочет, так приведет к себе мужчину, который понравится. Имеет право! У нее отдельная квартира, в которой она может делать все, что ей придет в голову, и ни у кого при этом не спрашивать ни разрешения, ни одобрения.

Алена специально пошла домой пешком. Июнь плавно перетекал в июль. Погода стояла прекрасная: теплая, но не жаркая. Волосы со лба Алены ласково сдувал ветерок и доносил с Невы свежий речной запах. Как хорошо, что она не в гостях у Посконкиной. Сидела бы сейчас в душной комнате за столом, трескала бы салаты, запивала бы вином, а потом, спьяну и с отчаяния, возможно, опять отдалась бы Любимову и согласилась бы выйти за него замуж. Она умудрилась остаться свободной и, кажется, даже отделаться от навязчивых мыслей об Астахове!

Возле Алениного дома, у магазина, развернули уличную торговлю бабульки с цветами. Одна старушка в тинейджерской футболке с надписью: «I love you» продавала мальвы – удивительные малиновые граммофончики на длинных, стройных стеблях.

– Почем ваши мальвы? – спросила Алена.

– Так отдам, доченька, – ответила старушка. – Устала стоять... жарко... никто не берет... Ты уж возьми все! Гляди, какие радостные цветы!

– Возьму.

Старушка вытащила из ведра пук длинных стеблей, сплошняком усаженных яркими цветами, отерла их концы полосатым полотенцем и уложила на руки Алене, будто спеленатого ребенка. Алена все-таки сунула в руки старушке несколько мятых десяток. Та довольно кивнула, а Алена понесла свою добычу домой.

Дома она поставила мальвы в вазу, вазу – на журнальный столик. И уверила себя в том, что с сегодняшнего дня начнет жить по-новому, так же гордо неся голову на плечах, как гордо красуются на стройных стеблях ярко-малиновые цветы.

На следующее утро мальвы так и продолжали гордо и независимо стоять в вазе. Алена, так же гордо неся голову, прошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и разрыдалась. Она не бездушный цветок. Она живой человек. Она любит Астахова, а он собрался вернуться к жене. Как ей жить с этим, она не знала.

– Ну, хочешь, я с ним поговорю? – предложила Алене верная Раиска. – Хотя, если честно, никак не пойму, чего это тебя вдруг так разобрало? То недомерок-недомерок, а теперь – нате вам: физиономия у нее такая, что краше в гроб кладут!

– Сама же за него чуть ли не замуж хотела выйти, – пролепетала Алена между всхлипами.

– Так мне-то он сразу понравился, хотя, конечно, не без определенных допущений... А тебе... Надо же какие метаморфозы, оказывается, могут происходить с людьми!

– Я люблю его, Раиска...

– Да поняла я... – сочувственно отозвалась та и еще раз спросила: – Так что, поговорить мне с ним?

– И что ты ему скажешь?

– Ну-у-у... так, мол, и так: она вас любит, а вы что себе позволяете? Со старой женой под ручку ходить?!

– Да ну... – сразу прекратила плакать Алена. – Водевиль какой-то...

– Вся наша жизнь водевиль и есть! Ты не представляешь, но я своего Димочку с такой лахудрой застукала – умереть не встать!

– Как застукала? – удивилась Алена. – Ты же говорила, что он верный тебе до неприличия!

– Говорю же: вся жизнь – сплошной водевиль! Я, понимаешь, вчера забыла у него свой мобильник. Вышла на улицу, хотела тебе позвонить, а телефона нет. Ну я обратно к Димке. А он никак не ожидал, что это я возвращаюсь. Открывает дверь, представь, в одних трусах, когда при мне только что полностью оделся. Ручонками прикрылся и говорит, что ему отчего-то вдруг смертельно спать захотелось. Это часов в восемь вечера! Хрюша со Степашкой еще и «Спокойной ночи, малыши» не начинали! Я удивилась, конечно, но, наверно, поверила бы ему. Чего только в жизни не бывает! Так тут из комнаты в его же рубашке выплыла страшенная чувырла, травлен-ная перекисью, и спрашивает: «Димуля, кто к нам пришел?» Нет, ты только вслушайся в эту формулировку: «Димуля, кто К НАМ пришел?»

– Ну... а ты что? – с испугом спросила Алена.

– А что я? Я примерно тем же тоном его спрашиваю, показывая на чувырлу: «Димуля, а ЭТО ЕЩЕ КТО?»

– А он?

– А он говорит: «Это так... Это никто... Это соседка Галя». Я спрашиваю, почему эта Галя в его рубашке, а он в трусах? И тут, Аленка, он начал голосить, что мне, дескать, сто раз предлагал выйти за него замуж, а я все чего-то тяну, а Галя готова отправиться с ним в загс хоть завтра.

– Ну, вообще-то он кое в чем прав, Раис-ка, – сказала Алена. – Ты ведь и впрямь за него замуж не хочешь...

– Допустим... Но зачем меня за нос водить? Решил жениться на другой – так и скажи! Чего ее в кухне прятать?

– Так он что, в кухне ее прятал, пока ты у него была?

– Представь! Хорошо не во встроенном шкафу спальни, а потому все это происшествие тянет все-таки на водевиль, а не на бородатый анекдот!

– И что теперь? – спросила Алена.

– Не знаю... – огорченно отозвалась Раиска. – Размышляю, что лучше: выдрать ли травленые волосенки этой соседке Гале и пойти за Димку замуж, или...

– Или что?

– Или продолжать жить одинокой дурой?!

– Рай, ну почему сразу одинокой дурой? Может быть, еще встретится любовь-то!

– Ну нет! – отмахнулась Раиска. – Мне эта любовь и даром не нужна! Еще не хватало влюбиться, как ты, а потом реветь белугой, нервы портить! Кстати, я знаешь что хотела тебя спросить... Только ты восприми это адекватно...

– Ну! – Алена с большим подозрением посмотрела на подругу.

Раиска опустила глаза долу и сказала:

– Я, видишь ли, давно хотела тебя спросить: а как там поживает твой сослуживец... ну в смысле... который Стасик?

– Стасик? – на всякий случай переспросила Алена.

– Ну да... Станислав? Кажется, по фамилии Любимов...

– Рай, а при чем тут Стасик? Мне этот Стасик и даром не нужен!

– Это я знаю... Я просто хотела уточнить, свободен ли он по сю пору или его уже заняли?

Алена с большим удивлением оглядела подругу и смогла проговорить только нечто маловразумительное:

– Ты... что ли... это...

– Кончай лепетать, подруга, – усмехнулась Раиска. – Мы так давно друг друга знаем, что нет смысла темнить. В общем, я тебя как-то с ним видела. Вы однажды после работы из здания своей фирмы выходили, а я как раз мимо на маршрутке ехала.

– Рай, а может, я и не с ним выходила?

– С ним... Такой светловолосый, здоровый, и сумка у него на плече... голубая... с надписью «Российские аэролинии».

– Да, пожалуй, это был он... Только я вроде бы давно уже с ним никуда не выходила... Когда же это было?

– Когда надо, тогда и было! Какая тебе разница?

– Вообще-то никакой...

– Ну вот... Я прошу... Познакомь меня с ним, пожалуйста...

– Раиска, ты ли это?! – удивилась Алена. – Помнится, к Астахову так ты сама прибежала и даже на день рождения умудрилась пригласить, а тут вдруг изображаешь из себя девушку-ромашку! К чему бы это?

– А к тому, что Астахов, конечно, интересный мужчина, но...

– Что «но»? – собралась грудью встать на защиту Петра Алена.

– Но не мой человек... – выдохнула Раиска.

– А чего ж ты...

– А с того, что Димуля мне уже тогда, еще до его соседки Гали, опротивел до смерти. Я и подумала, что если не Дима, то почему не Астахов?

– А Стасик?

– А Стасик – он как раз того мужского типа, который мне всегда нравился. В общем, твой Астахов лицом, конечно, интересный, но уж больно... субтильный... А у Стасика и плечи широкие, и вообще... вся фигура такая... могучая...

– Рая, я тебя уверяю, что у него очень много недостатков!

– Например? – подбоченилась Раиска, и Алена поняла, что подруга в один присест искоренит у Стасика все недостатки до единого или... примет Любимова вместе с ними.

Алена немного подумала и все же решилась перечислить:

– Ну... во-первых, у него... залысины...

– Ерунда, – отмахнулась Раиска. – Все мужчины когда-нибудь лысеют.

– Во-вторых... у него эта... как ее... в общем, перхоть... такая противная...

– Купим лечебный шампунь!

– Вот странная ты, Раиска, – удивилась Алена. – То тебе лень было одному из кандидатов в женихи брюки удлинить, а теперь...

– Шампунь купить – это не за швейной машинкой корячиться!

Алена недоуменно пожала плечами, а потом вспомнила главный любимовский недостаток и воскликнула:

– Рай! Так я же тебе рассказывала, как он меня подставил! Он же подлый!

Раиска рассмеялась:

– Так он почему подлым был?

– Почему? – растерялась Алена. Разве можно ответить на такой вопрос? Человек подлый, потому что подлый, и объяснению это не подлежит. Совершенно непонятно, чего Раиска так хохочет, будто человеческая подлость – это что-то очень смешное.

– Вспомни классику отечественной мультипликации! – между тем продолжала заливаться хохотом Раиска. – Почтальон Печкин почему злой был?

– Почему...

– Потому что у него велосипеда не было!

– Да?!

– Да! А ваш Стасик подлым был, потому что рядом с ним подходящей женщины не было!

– То есть тебя, да?! – догадалась Алена.

– Вот именно!

– Ну вообще-то... последнее время у нас в бюро на Стасика большой спрос организовался.

– Ну, рассказывай, на что мне настраиваться? – деловито осведомилась Раиска.

– Во-первых, Лерочка...

– Это еще кто?

– Это, Райка, молодая выпускница финансово-экономического факультета, с фигурой, которая вылезает из одежды так, будто эту Лерочку кто-то постоянно надувает, как резиновую женщину. Особенно этот процесс делается заметен, когда она подходит к Стасику. Ее узенькая юбочка, ты не представляешь, сама собой начинает задираться вверх, а грудь почти совершенно вываливается из декольтированных топиков.

– Это ерунда, – отмахнулась от Лерочки Раиска. – Фигура у меня и самой неплохая и, когда надо, тоже может из чего-нибудь вывалиться.

– Но ей всего двадцать четыре года...

– Тоже ерунда! Неопытная, значит!

– Сейчас, Райка, вся молодежь с детского сада уже опытная! – попыталась предостеречь ее Алена.

– Брось! – не испугалась Раиска. – У них знания большей частью теоретические, из их идиотских журналов да с порносайтов, а у меня – большой практический опыт.

– Ну тогда, Рая, тебе надо опасаться другую женщину – Анну Тимофеевну Посконкину. Она хотя и ушла на пенсию, но очень часто по старинке заходит к нам в бюро с променада по Питеру, благо в фирме не пропускная система. И, знаешь, мне кажется, что приходит она специально ради Любимова. А он...

– Подожди-подожди! – перебила ее Раиска. – Какая же пенсионерка – конкурентка?

– Ты, Рая, ее просто не видела, а потому так говоришь! Я бы ей больше сорока не дала! Она яркая красавица и по-прежнему очень сексапильная. Такая, знаешь, украинского типа: черноглазая, черноволосая, громкая... Когда она приходит, кажется, заполняет собой все пространство бюро! Ну, а что касается опыта кое в каких вопросах, то его ей, как ты догадываешься, тоже не занимать!

– Да-а-а... – протянула Раиска. – Эта особа гораздо опаснее молоденькой резиновой женщины! Утешает только то, что она на пенсии, а потому не каждый день является в ваше бюро. Надеюсь, не каждый?

– Не каждый.

– В общем, Аленка, знакомь меня с ним быстрей! – сделала вывод Раиска.

– Понимаешь, Рая, я вообще-то с Любимовым после некоторых событий не разговариваю, – несколько смущенно сказала Алена, – и даже переехала от него вместе со своим компьютером в другой угол комнаты.

– Ну, ради меня-то можешь наладить отношения?

– Честно говоря, не хотелось бы...

– И это после того, как я ради тебя добровольно отказалась от Астахова? – возмутилась Раиска.

– Во-первых, он для тебя чересчур субтильным оказался, а во-вторых, как ты знаешь, Астахов меня бросил...

– Ладно! – великодушно махнула рукой Раиса. – Не будем зацикливаться на Астахове! Вернемся к Стасику! Чувствую, придется мне, как всегда, брать дело в свои руки! В общем, так: твоя задача завтра выйти из здания в один момент с Любимовым, а я уж соображу, что мне делать. Надеюсь, на такой вариант ты согласишься?

– Выйти с ним я, конечно, смогу, – кивнула Алена, – но...

– А больше от тебя ничего и не требуется! – подытожила разговор Раиска.

Именно в конце рабочего дня, назначенного Раиской для знакомства с Любимовым, в патентное бюро опять явилась громогласная Посконкина. Она принесла с собой кучу пирожков с капустой собственного изготовления и какой-то особенный китайский цветочный чай. Алена, исподтишка наблюдая за ней и Стасиком, видела, что Посконкина всеми силами старается привлечь к себе его внимание, ничуть не смущаясь бывших сослуживцев.

Любимов похвалил необычный чай, на что Анна Тимофевна сразу отреагировала должным образом:

– У меня дома целая коллекция этих чаев. Мне родственница привезла из самого Китая. То есть это не подделка, а совершенно натуральный экзотический продукт. И если вам, Станислав Львович, действительно чай понравился, то мы с вами сегодня же сразу после работы можем устроить дегустацию остальных образцов. Как вы на это смотрите?

Любимов сначала очень выразительно посмотрел отнюдь не на Посконкину с ее чаями, а на Алену, потом неприятно ухмыльнулся и ответил:

– Я не против, Анна Тимофеевна! Я очень люблю дегустировать чаи, особенно китайского происхождения!

Посконкина бросила два взгляда, полных превосходства, сначала на Алену, потом на Лерочку, и положила одну еще очень стройную ногу на другую. При этом ее отнюдь не длинная юбка задралась вверх, почти как у молоденькой сотрудницы, и Алена пожалела Раиску, которой, похоже, ничего сегодня не обломится. Она вышла в коридор и по мобильнику предупредила подругу о неожиданно возникших осложнениях. Раиска трудностей не испугалась и заявила, что постарается вырвать вожделенного Стасика из цепких лап совершенно распоясавшейся пенсионерки.

– И как ты себе это представляешь? – спросила ее Алена.

– Честно говоря, еще не придумала, – ответила Раиска. – Может быть, даже придется импровизировать на ходу.

Из дверей фирмы Алена, Посконкина и Любимов вышли втроем, практически плечом к плечу. Посконкина, как всегда, громко хохотала и держала Стасика под руку, будто бы чисто по-дружески, но они все трое очень хорошо представляли, каким образом нынешним вечером эта дружба перерастет в нечто большее. Алена бросила напряженный взгляд по сторонам и обомлела. К ним подходила не Раиска, а писаная красавица. Черты лица вроде бы были Раискиными, но необычно одухотворенными. Их вечная резкость несколько смягчилась, исчезла постоянная скептическая усмешка, а глаза с, казалось, вечным прищуром неожиданно широко раскрылись. Раиска, которая давно уже не носила ничего, кроме джинсов, кроссовок или шлепанцев, была одета в летящее шелковое платье кремового цвета и белые туфли на высоких каблуках. На шее и в ушах блистали жемчужные украшения, а белокурые волосы были уложены в красивый узел на затылке. В общем, не Раиска, а воплощенная женственность. И эта нежная кремово-жемчужная женственность очень контрастировала с вульгарной вызывающей яркостью Посконкиной.

Алена бросила взгляд на Стасика и увидела, как он, раскрыв от восхищения рот, аккуратно выскользнул из-под руки Анны Тимофеевны. Раиска, похоже, это тоже заметила, потому что улыбнулась еще приветливей и жизнерадостней прежнего и сказала:

– Алена! Наконец-то! Я тебя уже давно жду!

Она подошла к подруге и чувствительно ущипнула ее в бок. Алена еле сдержала вскрик и тут же деревянным голосом проговорила, обращаясь к Посконкиной и Стасику:

– Вот, познакомьтесь, пожалуйста... Моя давняя подруга Раиса...

– Очень приятно... Анна, – отозвалась Посконкина, которой явление Алениной подруги в жемчугах было более чем неприятно.

– А я... это... Станислав... Львович... – пробормотал Любимов, – но можно просто...

Алена ждала, что он назовет себя Стасиком, но Любимов сказал:

– Стас...

– Очень красивое имя, – похвалила Раиска, и новоявленный Стас зарделся, став одного цвета с алой блузочкой Посконкиной.

Анна Тимофевна попыталась потянуть Любимова за собой, но он, ослепленный Раис-киной красотой, похоже, временно превратился в соляной столп.

– Поскольку у меня сегодня день рождения... – начала Раиска и, еще раз пребольно ущипнув Алену, которая твердо знала, что ее день рождения они уже недавно отпраздновали, закончила: – Я приглашаю тебя в кафе «Шоколадница». Можем прихватить и твоих друзей, если они не заняты! Гулять так гулять! В жизни раз бывает... двадцать восемь лет!

Алена еще не успела четко сформулировать мысль о том, что с возрастом Раиска несколько переборщила, как Любимов радостно откликнулся, что он нынче вечером абсолютно свободен. Анна Тимофеевна попыталась напомнить ему о насущной необходимости чайной дегустации, на что Стасик ответил:

– Мы уж... это... с вами... как-нибудь в другой раз... Вы ведь сразу весь чай не выпьете...

Поглядев на Любимова с особым значением, Посконкина пообещала непременно оставить для него особо ароматные образцы и даже не стала настаивать на сегодняшней дегустации. Она была неглупа и не могла не видеть, насколько это бесполезно, а потому будет для нее унизительно. Она постаралась улыбнуться, скроила выражение типа: «Ну, ничего, будет еще и на моей улице праздник!» – и, сделав рукой элегантный прощальный жест, пошла в сторону своего дома, где ее ждала экзотическая коллекция китайского чая и одинокий вечер.

Всю дорогу до «Шоколадницы» Раиска щебетала о необычайно теплом для Питера лете, об их давней дружбе с Аленой и том, какие симпатичные сотрудники, оказывается, уже давным-давно трудятся бок о бок с ее подругой, о чем она, к несчастью своему, даже не догадывалась. В ее щебет то и дело вклинивалось задушевное стрекотание Любимова, который тоже был страшно рад удивительно теплой погоде и тому, что у его сотрудницы Алены, с которой его связывают чисто деловые отношения, такая замечательная подруга.

В кафе Любимов и Раиска уже откровенно не сводили друг с друга глаз, при этом Стасика совершенно не интересовало, какое впечатление это производит на Алену. Из этого она сделала утешительный вывод о том, что Любимов таращится на подругу не ей назло, а потому что она ему здорово нравится. После того как за знакомство и Раискин «день рождения» было выпито приличное количество сухого вина, Алена заметила, что вообще перестала интересовать обоих: и Любимова, и Раиску. Когда они отправились танцевать и совершенно неприлично прижались в танце друг к другу, Алена посчитала, что теперь-то уж может совершенно беспрепятственно уйти. И ушла.

Она брела нога за ногу вечерним Питером домой и с тоской думала о том, что осталась совершенно одна, как вдова Посконкина Анна Тимофеевна. Раиска теперь станет встречаться со Стасиком, а она, Алена... Нет, она действительно далеко не гордая мальва... Она жалкий, раздавленный равнодушной ногой Астахова придорожный одуванчик...

– В общем, мы подали заявление! – сообщила Алене Раиска, явившись к ней все в том же шелковом кремовом платье, в котором она водила их с Любимовым в кафе.

– Рай, а ты не торопишься? – не спешила ее поздравлять Алена. – По-моему, всего неделя прошла с «Шоколадницы».

– Ну и что такого? В этом загсе до бракосочетания надо два месяца ждать, а за два-то месяца мы уж точно разберемся, подходим друг другу или нет. Хотя и так ясно, что подходим!

– Уже проверили? – усмехнулась Алена.

– А чего тянуть? – весело отозвалась подруга. – В тот же вечер после «Шоколадницы» и проверили! Мы же взрослые люди!

Алена согласно покивала и спросила:

– А что, в этом платье ты теперь все время будешь ходить? А как же любимые джинсы?

– Знаешь, Алена, Стасу нравятся женственные наряды, а у меня пока всего одно это платье и есть. Придется весь гардероб обновлять. Кстати, в связи с этим я тебе принесла свои украшения вместе... прости уж... с последним твоим подарком – коралловыми серьгами. Не пропадать же добру. – И она выложила на стол деревянную лакированную шкатулку.

– Зачем? – удивилась Алена, открыла крышку и принялась бездумно перебирать серьги, браслеты и кольца, многие из которых они покупали вместе с подругой.

– Понимаешь, все то, что я раньше носила, включая эти твои кораллы, чересчур авангардно, броско и вызывающе. В общем, Стасу не нравится...

– А ты что же, решила во всем к нему подстраиваться?

– Если хочешь, чтобы мужчина тебя любил, приходится, милая моя, к нему подстраиваться! – философски заметила Раиска. – Я вот думаю, может быть, и тебе не стоило понапрасну Астахова раздражать?

– Мне кажется, я не раздражала...

– А ты на всякий случай пересмотри свое поведение, – предложила Раиска, новым очень женственным движением заправила в прическу выбившуюся прядку и сказала: – Пойду, пожалуй! Я собиралась еще на рынке парной печени купить. Стас очень любит...

Проводив подругу, Алена по ее же предложению попыталась пересмотреть свое поведение. Нет, она во всем чиста перед Астаховым. Она только любила с тех самых пор, как оказалась в его объятиях на настоящем Раискином дне рождения. Вот теперь и Любимов, в преступной связи с которым ее подозревал Петр, женится, а она... Алена вздрогнула от звонка в дверь и решила, что зачем-то вернулась Раиска.

– Я по обмену, – сообщила ей полная румяная женщина, стоящая на ее пороге.

– По какому обмену? – не поняла Алена.

– Ну... как же... вы же подавали объявление. Я, правда, разговаривала с мужчиной... видимо, с вашим мужем. Он сказал, что можно прийти сегодня в восемь вечера. Вот я и пришла.

Поскольку Алена продолжала стоять столбом, женщина спросила:

– Так вы меняетесь или уже раздумали?

– Я-то? А что... пожалуй, это выход... – Она отодвинулась в сторону, давая женщине пройти в квартиру, и решительно сказала: – Меняюсь!

Женщина с пристрастием осмотрела комнату и вышла на балкон.

– Странно, – сказала она, – ваш муж говорил, что у вас балкон заново отделан деревом...

– Нет... не отделан... – растерялась Алена.

– Вот что за люди! И чего врать, будто у меня глаз нету! Доплачивать за балкон не буду!

– Ну... разумеется, – сразу согласилась Алена, потому что тут же сообразила, кто собрался меняться. Конечно же, Астахов. Снова съезжается с женой. Прав был Любимов.

Женщина прошла в кухню, сразу заметила разводы на потолке, многократно перекрывающие друг друга, ткнула в них пальцем и сурово спросила:

– А это еще что? Крыша течет?

– Почему крыша? Это соседи... слегка протекли, но они уже все поменяли: и мойку, и трубы, и даже унитаз! А если вы...

– Погодите... – остановила ее женщина. – Какие еще соседи сверху? У вас же последний этаж...

– Нет, у меня не последний, но это же еще лучше, потому что...

– Что значит – не последний? Это сто пятьдесят шестая квартира?

– Нет, это сто пятьдесят вторая, но...

Женщина чертыхнулась и сказала:

– Вот что значит, лифт не работает! Казалось, что уже добрела до девятого этажа... Знаете, на дверях вашей квартире не двойка, а натуральная шестерка!

– Понимаете... это... когда стены на лестнице красили, краской мазнули... – принялась оправдываться Алена. – Все хочу стереть, да как-то забываю...

– Так, значит, это не вы меняетесь! Чего голову зря морочите!

– Нет, вы не поняли... Я тоже как раз меняюсь... А раз уж вы все равно пришли, то... Словом, зачем вам последний этаж? Не зря же часто пишут в объявлениях: первый и последний этажи не предлагать... Зачем вам последний? Действительно, неровен час – крыша протечет...

– Зато у них балкон деревом отделан!

– Да какое там дерево! Элементарная вагонка!

– Ну... все-таки... – уже гораздо менее уверенно проговорила женщина.

– Да если хотите... я могу вам приплатить... – неожиданно для себя предложила ей Алена, – будто бы у меня балкон уже весь в вагонке!

Женщина посмотрела на нее с большим подозрением и спросила:

– А чего это вы все из своего дома бежите? Может быть, у вас тараканы?

– Нет, что вы! У нас тараканов нет! Но от них, знаете ли, никто не застрахован! Сегодня они здесь, завтра там...

– Все ясно, значит, тараканы...

– Нет же! Нет у нас тараканов! Клянусь!

– Ой, не клянитесь, девушка... Я уже столько квартир пересмотрела! Как только все хорошо, значит, тараканы! Вот если бы не они, чего бы вы менялись?

– Как будто другой причины быть не может!

– Какая еще причина, если дом кирпичный, в центре города, рядом с метро! Вы ж не разъезжаетесь, а «однушку» на «однушку» меняете!

– Ну... вы ведь тоже меняетесь!

– Я – это другое дело! У меня сугубо личная причина!

– Вот и у меня такая же... личная... – вздохнула Алена. – Сугубо...

Женщина оглядела два встроенных шкафа и сказала:

– Ну... вообще-то... все ничего... да еще и этаж не последний...

– Вот именно, что не последний! – подхватила Алена.

– А лифт?

– Что лифт?

– Лифт, говорю, часто не работает?

– Ну... не то чтобы часто... Как у всех... нечасто...

– Ладно. Когда приедете мою квартиру смотреть? Завтра сможете? Тоже вечерком...

– Диктуйте адрес...

Женщина назвала улицу Солдата Корзуна в Ульянке. Как говорится, у черта на рогах, но Алена не дрогнула. Она готова была ехать и на самые натуральные чертовы рога, только бы подальше от Астахова и от всего того, что его ей ежедневно напоминает.

Женщина вышла из квартиры на лестницу и сказала Алене:

– Все ж я на всякий случай поднимусь на девятый этаж. Не знаете, дома сейчас хозяева-то из сто пятьдесят шестой квартиры?

– А зачем вам моя квартира? – раздался голос Астахова, который как раз поднимался к себе на этаж пешком, поскольку лифт не работал.

– Так я... это... по обмену! – живо отозвалась женщина.

– Зачем же вы с ним разговариваете? – растерялась Алена. – Мы же уже обо всем договорились! Вы же со мной меняетесь!

– Меняемся, да... Но никто мне не может помешать осмотреть и другую квартиру! Мало ли что...

– Что значит «мало ли что»! Я уже и адрес ваш записала! Завтра приеду! А он... – она ткнула пальцем в Астахова, – ни за что не поедет в вашу Ульянку! Вот увидите! А я поеду! Мне, понимаете, срочно нужно обменяться! А он... он подождет...

– С какой это стати я должен ждать? – подал голос Астахов.

– А с такой, что мне надо обменяться как можно быстрей!

– Что, с Любимовым свербит съехаться?!

– Да... Как ты... да не твое... – задохнулась Алена. – А ты... а твоя жена... ей тоже свербит, да? Ничего! Рассвербит обратно! Подождет! Не развалится!

– Не трогай мою жену!!! – рявкнул Астахов.

Алена подскочила к нему и крикнула не менее громко:

– А ты не трогай моего Любимова, ясно тебе?!

– Замуж за него собралась, да?!

– А тебе-то что за дело?! Женись обратно на своей старой жене!

– Захочу, так и женюсь! Тебя не спрошу!

– Знаете, я, пожалуй, пойду... – раздалось за их спинами. – У вас тут не то что тараканы... У вас тут натуральный гадюшник... И лифт к тому же не работает... Вы уж не трудитесь, девушка, завтра не приезжайте... Ульянка действительно далеко... Чего вам из центра в нее съезжать...

Алена обернулась. Женщина, которая согласилась с ней меняться, уже торопливо спускалась по лестнице.

– Ну вот! Ты мне все время все портишь! – выкрикнула Алена, и на ее глазах выступили злые бессильные слезы.

– Это ты мне прямо в душу наплевала! – заявил Астахов.

– Я-а-а?? Наплевала?! Да я же тебя... любила... Пе-е-етя...

Астахов нервно дернулся, но тут же овладел собой и, скрестив руки на груди, проговорил:

– Вот ведь до какого цинизма может дойти человек! Я не стану тебе делать ремонт! Из принципа! Даже и не надейся!

– До цинизма... – повторила Алена, у которой не было сил даже удивиться. – Ремонт еще какой-то... Петя, разве любовь – это цинизм?

– И как только у тебя язык поворачивается говорить о любви? – процедил он сквозь зубы.

– Ты... ты мне отказываешь даже в этом...

– Вот только не надо дрожать губами! – сорвался на фальцет Астахов. – Имей в виду, что я уже по горло сыт твоими театральными представлениями!

Алена, у которой по обеим щекам обильно текли слезы, медленно отвернулась от него и пошла к своей квартире. Мир сошел с ума. Все сошли с ума. Тетки меняют квартиры. Тараканы ездят в неисправном лифте. Она, Алена, устраивает театральные представления, а Петр женится на старой жене. Полный улет!

– Желаю тебе счастья с Любимовым! – крикнул ей в спину Астахов.

– А тебе со старой женой... – не смогла удержаться Алена.

– Погоди! – Он все-таки подскочил к ней, дернул за локоть и спросил: – Ты все же скажи, неужели какие-то цветы, пусть даже очень редкие и лично выращенные, стоят того, чтобы так... со мной поступить?

– Я не понимаю... – пробормотала Алена.

– Не понимаешь? – истерично переспросил он. – Какой-то паршивый потолок для тебя... Да что там! Я же обещал, что обязательно сменю сантехнику и за цветы, потравленные на твоем балконе, заплачу! Зачем же надо было со мной... Ну... объясни ты мне, зачем ты... целовалась со мной, зачем?!

– Я... я... полюбила тебя, Петя... я сама не знала, что смогу... что так получится...

– Алена, ну хватит... Мне же Любимов популярно объяснил, что ты это все для смеха... чтобы проверить...

– Что проверить? – испугалась она.

– Ну... насколько легко можно мужика переориентировать... чтобы он влюбился и занялся ремонтом твоей квартиры...

– Это он тебе сказал? – прохлюпала Алена, размазывая по щекам слезы.

– Он.

– Когда?

– Да тогда же, когда и про то, что вы заявление подали... Он сказал, что и с Раисой у тебя была договоренность...

– Как же я могла с ней договориться, когда ты сам пригласил меня танцевать... Разве не сам?

– Ну... сам-то сам... но мог и увязнуть в ваших хитростях, как муха в паучьих сетях...

– Какая выразительная терминология, – с упреком произнесла Алена. – А пауки – это, значит, мы с Раиской... вернее, ядовитые паучихи...

Она закрыла лицо руками. Все! Мир действительно сошел с ума. Стасик, Стасик... А она-то его еще жалела... Чуть замуж не согласилась за него пойти.

Помолчав с минуту, Астахов совсем другим голосом произнес:

– Нет... что... то есть ты намекаешь на то, что...

Алена отняла руки от мокрого лица и сказала:

– Я люблю тебя до смерти, Петя...

Он опять дернулся, как от удара, потом протянул руку и стер очередную слезинку, выкатившуюся из ее глаза.

– Этого не может быть... – сказал он. – Я чуть не месяц уговаривал себя не думать о тебе. Практически уговорил...

– Я люблю тебя, – повторила она, обессиленно привалившись к стене возле своей квартиры.

Астахов взял ее на руки и перенес через порог. Она обняла его за шею и принялась целовать лицо, продолжая приговаривать:

– Я люблю тебя, люблю... И если это цинизм, то я цинична, Петенька...

Он осторожно поставил ее на ноги, прижал к себе и так же горячо зашептал в ухо:

– И я тебя люблю, Аленушка... так люблю... Думал, все! Съеду отсюда, чтобы тебя не видеть, потому что... ну... никаких сил не было жить прямо над тобой...

– А жена... а как же твоя жена, к которой ты собирался вернуться? – все еще хлюпая носом, спросила она.

– Да с чего ты взяла, что я собрался к ней вернуться? – удивился он.

– Любимов сказал, что видел вас вдвоем... под ручку...

– Где видел?

– В какой-то сберкассе?

– Ну дает Стасяра! Еще и сберкассу для правдоподобности приплел! Люся давно в Москву переехала! Как развелись... года два уже назад... так и уехала! У нее там семья новая... Нет, все-таки не зря я Любимову в рожу треснул!

– Но почему так некрасиво, Петя? Мы к сотруднице на отвальную собрались, чистые, нарядные, с тортом, а ты...

– А я ждал тебя... Хотел... в глаза тебе посмотреть... спросить, за что ты так со мной поступила, а тут вдруг вы вдвоем со Стасиком выходите... с цветочками... с тортиком... Я чуть с ума не сошел! Думал, все! Женитесь! Тебя я, конечно, тронуть не мог, а его... уж прости... не сдержался... Выходит, что за дело!

– А зачем с работы ждал? Неужели не мог ко мне спуститься и поговорить?

– Я здесь... где мы с тобой... не смог бы... Я хотел на нейтральной территории...

– Петя, неужели ты мог поверить, что все... что я... для тебя... что все это могло быть игрой?

– Я очень боялся тебя потерять, Алена... Все время думал, еще до разговора с Любимовым, что ты вдруг рассмеешься и скажешь: «Проваливай, недомерок! Я пошутила!»

– Ты такой же недомерок, как я хорек... – улыбнулась Алена. – Я люблю тебя! Люблю!

– Да я за тебя... горло готов перегрызть этому подонку Стасику! – яростно воскликнул Астахов.

– Не надо, Петенька, – интимно прошептала Алена. – Ты лучше люби меня... люби...

– Да как же я могу не любить, когда... – захлебнулся словами Петр и распахнул на ее груди тот самый много повидавший нарядный халатик.

– Я тут вот что подумала: если тараканов у вас действительно нет... – прозвучал возле них голос женщины, мечтающей выехать в центр Питера с окраинной улицы.

Астахов с Аленой в ужасе синхронно повернули головы к тетке. Она, ничуть не смутившись оголенной Алениной груди, сообщила:

– У вас тут было открыто, вот я и зашла. В общем, если вы, девушка, еще не раздумали, то, пожалуй, заезжайте завтра по тому адресу, что записали. На улицу Солдата Корзуна. Вечерком. Часикам к восьми. – После этого она понимающе ухмыльнулась и сказала: – Ничего-ничего! Я дверь-то теперь уж захлопну! Уж никто не войдет!

– Так ты что, всерьез собралась менять квартиру? – спросил Астахов.

– А ты? – вопросительно выгнула брови Алена.

– Так чего ж теперь менять...

– Вот и я думаю, чего...

– А ну ее, эту тетку с ее тараканами! – предложил он.

– Конечно! – согласилась Алена, сделала всего лишь одно ловкое движение плечами, и цветастый халатик упал к ее ногам.