— И все-таки не понимаю! — сказала Мередит.
Они медленно отъехали от Паддингтонского вокзала; вагон еле заметно покачивался. Им еще повезло, что они успели на последний поезд. Платформу перегородили лесами, и им пришлось бежать в обход. Они вскочили в вагон в последнюю секунду. Пассажиров оказалось мало; на другом конце вагона сгрудились какие-то театралы, оживленно обсуждавшие просмотренный спектакль. За окнами было темно; только на центральных улицах горели фонари. За окнами мелькали жилые дома. Кое-где в незанавешенных окнах горел свет, и случайный взгляд проезжающих выхватывал мирные домашние сцены и обстановку квартир. Проносящиеся мимо разрозненные картинки обыденной жизни — стол, накрытый к ужину, мерцающий телеэкран — слегка раздражали Мередит. Вот они есть, а вот их уже нет…
Невозможно привыкнуть к внезапной смерти… Человек шел по улице и вдруг упал… А Алекс внезапно умер в салоне собственной дорогой машины… Так не должно быть! Так нечестно! Смерть Константина особенно задевала своей неожиданностью. Всего за долю секунды Алекс, человек вполне уверенный в себе и в своем общественном положении, перестал существовать. Что за странная прихоть судьбы? А может, все гораздо страшнее и люди — всего-навсего жалкие маленькие глиняные куклы, которые пляшут, как шарик на рулеточном колесе, и заканчивают свой жизненный путь в заранее предначертанном гнезде?
Она откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. День выдался долгий и трудный.
Рейчел, по пятам за которой следовал шофер Мартин, вернулась, когда тело Алекса переложили на носилки и грузили в салон «скорой помощи».
Прежнее самообладание сменилось истерикой. Вскоре Рейчел, опиравшаяся на руку Мередит, окружила небольшая толпа встревоженных прохожих. Иностранка, которая только что громко вопила и отчаянно жестикулировала, поняла, что ею никто не интересуется. Она достала из канавы помятый серебряный поднос и, надувшись, ушла в дом. Время от времени в окне первого этажа колыхалась занавеска, расшитая стеклярусом; значит, девица внимательно наблюдала за ними. Мередит не сомневалась: когда вернется «мадам», она получит живой и полный отчет о происшествии.
— Алекс! — рыдала Рейчел. — Милый, поговори со мной!
— Он не может! — невольно воскликнула Мередит и тут же упрекнула себя в черствости. Истерика бывшей школьной подруги, несомненно неподдельная по сути своей, почему-то показалась ей какой-то неестественной, преувеличенной. Совсем недавно Мередит наблюдала, как Рейчел величественно движется в толпе посетителей выставки. Теперь, как и раньше, она сознавала, что все на нее смотрят, и упивалась всеобщим вниманием.
Никто не бросит в нее камень, но ее невозможно и утешить! Мередит видела, что Рейчел Константин владеют смешанные чувства. В ее отчаянных, истерических выкриках слышались гневные нотки. С ней ничего подобного произойти не может, тем более в общественном месте! Она, можно сказать, почти обвиняла несчастного Константина в том, что он не дождался, пока они уедут из Лондона, и скончался на заднем сиденье собственной машины.
Вскоре Рейчел совершенно выбилась из сил. После того как ее осмотрел врач, она с трудом прошептала дату рождения и полное имя мужа. Его звали Алексис Джордж Константин. Кроме того, Рейчел назвала номер телефона своих лондонских друзей. С ними тут же связались; вскоре друзья примчались, ужаснувшись тому, что случилось, и забрали Рейчел к себе — утешать. Шоферу — сильно встревоженному темноволосому молодому человеку — велели отогнать «мерседес» в Линстон, поскольку миссис Константин пока остается в Лондоне. Вот почему Маркби и Мередит с трудом успели на последний поезд. В вагоне они наконец смогли без помех обсудить недавние события.
— Встреча с Рейчел — дурная шутка судьбы!
Маркби понимал, какие мрачные мысли сейчас мучают Мередит. Услышав его слова, она открыла глаза. Алан так мрачно смотрел на оживленных, веселых соседей по вагону, возвращающихся домой после спектакля, как будто они, по какой-то непонятной причине, и стали поводом для сегодняшних огорчений.
— Если бы я заметил ее первым, — хмуро продолжил он, — я бы постарался убраться оттуда как можно скорее, не дожидаясь, пока она меня увидит!
— Откуда мне было знать, что она — твоя бывшая жена? — возмутилась Мередит, которую упрек Алана задел за живое. — Ты никогда мне о ней не рассказывал! Как-то обмолвился, что твою бывшую зовут Рейчел, и больше ничего! И я тебя не донимала вопросами о ней, потому что мне кажется, что ваши с ней отношения меня не касаются! Я понимаю, развод ты пережил тяжело…
— Неужели по мне заметно?
Алан как будто в самом деле удивился; в его голубых глазах мелькнули изумление и даже обида.
— Да, то есть… нет… то есть конечно! В общем, я понимала, что расспрашивать тебя о Рейчел бессмысленно. И разумеется, ты не называл ее девичью фамилию. И потом, в школе редко кто пользуется полными именами. Меня, например, все звали просто Мерри, а ее Рей. А знаешь, как мне стало неловко?! Ведь мы с ней проучились в одной школе всего два года, и она не была моей закадычной подругой, как я тебе и говорила! Мы всего лишь вместе играли в нетбол! Будь у меня хоть малейшие подозрения, что она как-то связана с тобой, я бы, конечно, не стала бы ее окликать!
Маркби вздохнул и похлопал Мередит по руке.
— Да, конечно. Извини! Ты ни в чем не виновата. Я тебя не виню, просто представь, что я испытал еще до того, как несчастный Константин… Как молотком по голове! И ведь оказывается, Рейчел все эти годы жила совсем рядом, в часе езды от Бамфорда!
Видимо, он сам удивлялся: как ему так долго удавалось избегать встречи с бывшей женой?
Он выпустил ее руку. «Даже сейчас, — подумала Мередит, — даже сейчас мы стесняемся лишний раз прикоснуться друг к другу, особенно при посторонних, особенно в вагоне поезда!»
— Ты знал, что она снова вышла замуж? — спросила она.
— Да, мне говорили. Я почти не сомневался, что ее новый избранник богат. Одну и ту же ошибку она бы во второй раз не совершила! Фамилии ее второго мужа я не знал, и, даже если ее при мне упоминали, я ее не запомнил. — Маркби нахмурился. — Кстати, перед смертью он пытался мне что-то сказать именно о том, как его зовут. Он велел спросить что-то у Рейчел, но мне не представился случай.
Мередит медленно начала:
— Знаешь, когда нас знакомили, мне показалось, что его имя звучит… как бы это выразиться… неестественно, слишком напыщенно, что ли? Как ты думаешь, кто он? Грек? Вроде непохоже.
— Я думаю о том же самом. Не знаю, откуда он родом, но фамилия у него какая-то… ненастоящая, во всяком случае, мне так кажется. Прямо-таки царственная византийская фамилия! Император Константин… Похоже, он открыл толстенный том по истории Византии и пробежался пальцем по какому-нибудь генеалогическому древу. Интересно, давно ли он так называется и как его звали раньше?
— Значит, ты тоже считаешь, что его имя вымышленное или он его изменил?
— А ты? Да, я совершенно уверен, и более того, он сам пытался мне что-то об этом сказать. Зачем, как по-твоему?
Поезд дошел до станции и остановился. Несколько пассажиров сошли на безлюдную платформу. Никто не вошел в вагон. Они снова тронулись в путь.
— Он знал, что ты полицейский. А если Константин проживал у нас не на законных основаниях? Допустим, он — нелегальный иммигрант… Он понимал, что умирает, и хотел облегчить жизнь Рейчел. Узнав, что ты полицейский, он решил все тебе рассказать, чтобы ты ей помог.
Маркби покачал головой:
— Чтобы такой человек, как он, был нелегальным иммигрантом? Невозможно! Даже если он и въехал в страну не совсем на законных основаниях, он наверняка давно уже решил все свои проблемы! И потом, он ведь женился на англичанке! Должно быть, уже много времени прожил здесь. Встал на ноги, наладил свое дело… Нет, я не сомневаюсь, что он много лет назад раздобыл себе британский паспорт… — Маркби вздохнул. — Сначала он не понимал, что умирает, а потом вдруг понял. Почему для него вдруг стало так важно, чтобы кто-то узнал, как его зовут по-настоящему? Хм… Жаль, что знакомые Рейчел так быстро увезли ее. Я бы ее расспросил!
— Сейчас она не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы. Она обезумела от горя. Хорошо, что есть кому за ней ухаживать. Иначе мы бы от нее не отвязались! — Поняв, что рассуждает эгоистично, Мередит поспешила добавить: — То есть я хотела сказать…
— Я понял, что ты хотела сказать. И ты права — мы бы от нее не отвязались! Понимаю, это выглядит не слишком благородно, поверь, при таких обстоятельствах я бы ни за что не бросил ее в Лондоне в беде. Но я рад, что ею занялся кто-то другой.
Мередит посмотрела в окно. Сплошной мрак! Они выехали за пределы Большого Лондона, и дома с незанавешенными окнами остались позади, чему она даже обрадовалась. Поезд медленно шел среди полей. Справа вдоль железнодорожного полотна тянулась дорога, и время от времени темноту прорезали лучи фар. Театралы на другом конце вагона дремали, повесив голову.
Преодолев смущение, Мередит отважилась задать Алану давно мучивший ее вопрос:
— Вот ты говоришь: ты рад, что ею занялся кто-то другой. А что ты почувствовал, когда увидел ее с Константином? Ты не… заревновал ее?
Она вовсе не собиралась спрашивать про ревность, слова вырвались как будто сами по себе.
Маркби долго молча смотрел на нее. Мередит почувствовала, что краснеет. Жар поднимался снизу, заливал лицо. Она пробормотала:
— Извини, я понимаю, ваши отношения меня совершенно не касаются!
— Разумеется, они тебя касаются! — тихо ответил он. — Нет, я ее не заревновал. Если я и испытал какое-то чувство, то облегчение. Я подумал: наконец-то она получила что хотела! Кроме того, я… почувствовал себя немного виноватым. Еще когда мы были женаты, я понимал, что не отвечаю ее ожиданиям. Во всяком случае, Рейчел давала мне это понять! Когда я увидел ее с Константином, вот что сразу пришло мне в голову: он — самый подходящий для нее мужчина! А вовсе не я. Я никогда не стал бы для нее идеальным спутником жизни, как бы ни старался! — Он покачал головой. — Ей сейчас не позавидуешь. Со смертью Константина она утратила нечто важное… даже ей нелегко будет потом это возместить. Мне жаль ее. По-человечески жаль! Но… кроме жалости, я больше ничего не испытываю.
После его признания они долго молчали; каждый был поглощен своими мыслями. Мередит не знала, о чем думает Алан, но спустя какое-то время он вдруг встал, снял с багажной полки свой плащ, снова сел, положил плащ на колени и осторожно вытащил из кармана тщательно сложенный носовой платок.
— У тебя аллергия на пыльцу? — спросила Мередит, вспомнив, что Алан уже доставал платок в павильоне выставки.
— Что? А, нет… Я… понимаешь ли, подобрал это с пола…
Мередит удивленно раскрыла глаза и наклонилась вперед.
— Та самая колючка, что застряла у Алекса в пиджаке? Какая длинная! Но зачем тебе?.. — Она замолчала и осуждающе посмотрела на него. — Алекс ведь ее выронил! Я запомнила! А ты, выходит?.. Уронил сверху платок, а потом незаметно поднял и сунул себе в карман?
— Да, — ответил Маркби, словно оправдываясь. Заметив, что она тянется к колючке, он поспешно добавил: — Не трогай!
— Я ее не выроню!
— Дело не в том… просто… хочу получше рассмотреть ее под микроскопом!
Мередит стало не по себе.
— В чем дело? — Она внимательно оглядела тонкую колючку. Колючка очень напоминала иглу сантиметров в пять длиной; у основания немного толще, а к концу сужается… Кончик отломлен.
— Пока я ничего подозрительного не вижу. Мне просто стало любопытно. Я не знаю кактусов такого вида. Как видишь, колючка очень крепкая и совсем не гнется. Похоже, ее извлекли из какого-то дикорастущего, пустынного кактуса, а не одомашненного. У кактусов, которые разводят дома, колючки короче и мягче. Может, она от опунции? Хотелось бы мне узнать побольше об этом растении!
Маркби аккуратно завернул колючку в платок и снова убрал в карман плаща.
После пережитого Мередит испытывала неимоверную усталость. Случившееся все больше казалось ей досадной помехой, испортившей им жизнь. Хуже того, теперь во всем произошедшем ей чудилась смутная угроза. Сама не понимая, чего боится, Мередит мрачно произнесла:
— Все и так плохо. А ты нагнетаешь обстановку!
Несмотря на то что домой они вернулись очень поздно, совершенно вымотавшиеся, а назавтра предстояло вставать очень рано, в ту ночь Мередит не спалось.
Что ж, удивляться не приходится! Стоило ей закрыть глаза, как возникали непрерывно двигающиеся фигуры, словно участвующие в средневековой аллегории «Пляска смерти». Только вместо обычных для таких сюжетов рыцаря, нищего, дамы и монаха в танце кружились Константин, Рейчел и Маркби, причем Рейчел и Маркби держались за руки. Если Мередит и видела в веренице фигур себя, то только в образе нищего, который смиренно плетется в самом конце процессии.
В три часа ночи она не выдержала. В одной ночной рубашке прошла в гостевую спальню и открыла большую коробку.
Спальня для гостей служила местом, куда можно было сваливать пока не нашедшие применения вещи. Мебели в ней почти не было, если не считать грязного старого кресла, которое следовало заново обить. В коробке, которую она открыла, хранились разнообразные сувениры: записки, написанные ею еще в отрочестве, картины и поделки из Восточной Европы, керамика из стран Средиземноморья, а также всевозможные диски и книги. То, что она искала, наверное, в самом низу…
Нырнув с головой в коробку, Мередит трудолюбиво рылась в содержимом, как терьер в лисьей норе. Нашла! Очень довольная собой, она вытащила со дна коробки фотоальбом и села в кресло, собираясь пролистать находку при тусклом свете сорокаваттной лампочки, уныло свисавшей с потолка.
В гостевой спальне было холодно; на полу стояла чашка с остывшим нетронутым чаем, которую она так предусмотрительно захватила с собой. Не замечая неудобств, Мередит раскрыла черную кожаную обложку старого альбома и принялась листать страницы. Чем дальше она листала, тем больше удивлялась.
Вот они все, защищенные от порчи проложенной между страницами папиросной бумагой, — ее одноклассники, ровесники и учителя. Вот родительские дни, выпускные вечера, спортивные соревнования… Смущенные и гордые родители на трибуне… Вот даже школьный кот, всеобщий любимец — перекормленный полосатый толстяк. Все детство и отрочество на аккуратных прямоугольниках, подписанных округлым детским почерком. Осколки прежней жизни, как ископаемые, хранили события важные и незначительные, веселые и грустные.
Одни имена вспоминались сразу же. Другие лица казались забытыми или вспоминались, но не до конца — соответствующие им имена были покрыты завесой тумана. Как динозавры одной с ней эпохи.
А вот и их команда по нетболу: они празднуют победу в межшкольном соревновании. Сама Мередит — в заднем ряду из-за высокого роста. А впереди, в самом центре, с кубком в руках, естественно, Рейчел. В шестнадцать лет они уже не были маленькими девочками. Те, что переживали переходный период, были стеснительными и не любили сниматься. Рейчел, одна из немногих, смотрела в объектив спокойно, уверенно и даже вызывающе. Мередит вспомнила: фотограф, что снимал их тогда, был молод и довольно симпатичен. Она вздохнула. Даже в школе она была гораздо выше, а Рейчел — много красивее всех остальных девочек.
Мередит откинула голову на спинку кресла и задумалась. Интересно, сохранились ли у Алана фотографии Рейчел? Что он сейчас делает — сладко спит в своей постели или, как и она, рассматривает извлеченный из небытия свадебный портрет или снимок, сделанный на отдыхе? Ей не хотелось представлять, как жили вместе Алан и Рейчел, но она ничего не могла с собой поделать. Брак, даже неудачный, закончившийся разводом и взаимной неприязнью, невозможно полностью забыть, исключить из своей жизни. Ведь он был… И навеки сохраняется в сознании, хотите вы того или нет.
Прежде чем закрыть альбом, она бросила на снимок последний взгляд, а затем с трудом встала с кресла. Странно, до чего старые фотографии и всякие мелочи способны разбередить воспоминания. Особенно не самые приятные.
Например, она помнила, как Рейчел всегда ухитрялась очутиться в центре внимания. И то, как она ловко лгала, выгораживая себя.