Цветы Вашного

***

Катриона была благодарна, что успела доесть свой безвкусный больничный ужин, прежде чем в ее палате образовался Майлз. Даже ему пришлось претерпеть общую процедуру и задержаться в коридоре, поскольку дежурная медсестра отправляла всех посетителей без исключения одеваться в защитные костюмы. Оруженосец Роик в повседневном коричневом с серебром мундире к склонился к окошку в ее двери, сделанному из свинцового стекла, и то ли помахал ей, то ли откозырял. В его улыбке чувствовалась тревога. Она помахала в ответ, искусно изображая жизнерадостность, и это его, кажется, успокоило.

Медсестра осмотрела снаряжение Майлза в последний раз и наконец-то позволила ему войти. Вслед за ним в качестве дружеской поддержки плелся Энрике. Катриона с облегчением отметила, что оба просто натянули поверх своей одежды обычные одноразовые комбинезоны с медицинскими масками и перчатками — самый простой вариант защиты от радиоактивного загрязнения. Если многоопытное отделение радиологии Хассадарской Центральной больницы не паникует насчет ее состояния, значит, никому другому тоже нет оснований пугаться. Свою трость Майлз оставил с Роиком в коридоре, отчего к ее кровати он не подлетел, а скорее прохромал. Она почувствовала жар его ладоней сквозь большие не по размеру медицинские перчатки, когда он схватил ее за руку. Более выразительные объятия и восклицания «Боже, как ты?!» по причине карантина временно (она на это понадеялась) откладывались.

— Ты уже был дома? — перебила она его, не дав начаться потоку словоизвержения.

— Еще нет, — покачал он головой. — Я бы приехал сюда раньше, но там были люди. В очереди ко мне.

Даже так — они лезли ко мне друг у друга по головам. В конце концов мне пришлось вызвать своего внутреннего графа Петра, чтобы от них отделаться.

Энрике кивнул. Его, похоже, это впечатлило.

Катриона могла вообразить себе этот полезный, пусть порой и пугающий, прием.

— Я до ужина успела ответить на звонок от Ори и Никки. Никки был слегка встревожен, но я его, кажется, смогла успокоить. Тебе нужно домой — хотя нет, сперва тебе нужно начать нормально дышать, а то ты совсем запыхался. А затем домой и всех там тоже привести в чувство. — Помолчав, она добавила: — Хотя Ори сказала, что близнецы пока ничего особо не заметили.

— Ладно. Ладно — Он тяжело вздохнул под маской.

Энрике казался более собранным — и у него, очевидно, нашлось время принять душ и переодеться после возвращения из зоны, а может, даже и поесть (или, скорее, перехватить питательный батончик, который Марсия всунула ему в руку на ходу). У него был задумчивый вид — это было скорее данью образу, которого все ожидают от высокооплачиваемого иностранного ученого, хотя его мысли зачастую путешествовали по лабиринту разума довольно прихотливыми путями. Но он, похоже, успел доложиться Майлзу обо всем, чему сам был свидетелем.

— Что происходит снаружи? — поинтересовалась она. — Поместили ли Инги, Ядвигу и Бориса в одну палату, как я просила? — Что бы ни случится завтра, сегодня ночью это маленькое измученное семейство будет держаться вместе. Все вместе, кроме одного человека, напомнила она себе.

Майлз кивнул. — Не совсем по правилам, но твои аргументы возымели силу, плюс то, что они трое получили один уровень облучения. Я сам с ними еще не встречался, хотя мельком поглядел в окно палаты. Похоже, они сидят на кроватях и ужинают.

Звучало успокаивающе.

— А матушка Рога?

— Она заперта в отдельной палате, и у двери на посту стоит стражник из хассадарских муниципалов, как положено при аресте. Она уже оправилась от парализации. Медсестры говорят, она кажется тихой и угрюмой, а не агрессивной.

Катриона оттянула трущий ворот неизящной больничной рубахи. — Но на самом деле она ведь не арестованная? Потому что нам об этом надо еще подумать.

— Радиационное заражение уже достаточная причина, чтобы держать ее пока что под замком.

— Хорошо — Она потёрла лоб — Майлз, твой Округ вытягивает из человека все силы.

— Да, — вздохнул он, — знаю.

— Тебе удалось выяснить, как эта… э-э-э, стоянка смогла просуществовать так долго? — Он поморщился. — Мне придется хорошенько поговорить с моими лесничими — завтра, как только я буду уверен, что узнал всю историю до конца. Это… практически проблема наследия, в нескольких смыслах сразу.

Взгромоздившись на край госпитальной койки, он побарабанил пальцами по обтянутому нетканкой бедру и продолжил:

— Граница зоны была всегда более проницаемой на деле, чем в теории. В первом поколении после разрушения Вашнуя множество людей, которые выжили на прилегающих землях, продолжали украдкой пробираться в свои дома. Специальной службы лесничества тогда еще не существовало, так что с ними попеременно имели дело окружные стражники, военная полиция с патрулями и деревенские старосты. Ни обитателям округа, ни представителям закона это дело не нравилось, к тому же приказ «Стреляйте в людей, чтобы они тут не погибли» логически несуразен, и это было ясно каждому. В какой-то момент даже предложили сжечь оставленные дома, чтобы люди туда не возвращались. Я бы назвал это предложение «радикально скандальным», да только в окрестностях Вашнуя у людей теперь появилось новое определение для слова «радикальный».

Катриона понимающе кивнула. Энрике напряженно слушал.

— Наконец Петр постановил, что любой человек старше шестидесяти может на эти земли вернуться — раз уж его невозможно от этого отговорить. Детям и молодым людям этого не позволялось.

Некоторое время поблизости от границ зоны образовалось довольно странное общество, состоящее сплошь из стариков.

— Проблема исчерпала себя — точнее, скончалась, если говорить с некоей жестокой точностью, — за несколько лет. Ну, десятилетий. У людей помоложе не было никаких воспоминаний о прежних местах и желания туда возвращаться. Плюс более разумное большинство не желало туда ехать ни за какие коврижки. К тому времени, когда в дело вступил я, эта фаза практически завершилась.

— Похоже, не до конца, — поправила Катриона.

— Ага, — грустно согласился Майлз. — Но это значит, что как бы эта история ни противоречила нынешним законам, если тут можно говорить о законах, но согласно установившимся обычаям стариков у границ зоны отчуждения оставляли в покое. И то позволение, что, по словам матушки Рога, дал ей граф Петр, опирается на прецедент. Было не совсем, гм-м-м, бессмысленно со стороны нынешних рейнджеров считать, что ее в каком-то смысле поселил там лично мой дед, хотя она и задержалась там намного дольше, чем… предполагалось.

— Ей стоило бы уйти оттуда много лет назад, — сказала Катриона, припомнив мрачное кладбище за хижиной на сваях. Семнадцать лет назад, если не все тридцать. — И, может, спасти больше этих найденышей. Даже если она в своей изоляции этого не понимала, кто-то же должен был! Хотя на самом деле не похоже, чтобы она жила в полном неведении относительно новостей. Но она пыталась позаботиться о покинутых детях, спасти их. Лицемерием было бы ругать эту женщину за то, что она справлялась с этой задачей так себе, если никто другой даже не хотел взяться за нее. — Катриона нахмурилась, уставившись себе в колени. — Я думаю, не стоит ли нам провести для погребенных там тел идентификацию по ДНК.

— Я бы мог, — предложил Энрике. — И что вы с ними тогда сделаете?

— Сложный вопрос. Найти родителей, заставить их вторично пережить горе и испытать вину, когда уже, казалось бы, все давно кончено? Кому это пойдёт на пользу, чего ради?

Майлз сделал жест, раскрыв обтянутую перчаткой ладонь — «да, понимаю, нет, не знаю решения».

Прошлое исправить нельзя, это возможно сделать только с настоящим.

— Что ты собираешься делать с Вадимом? — спросила она его.

На этот раз Майлз поморщился очень выразительно.

— Его необходимо уволить за то, что он нарушил все инструкции и предписания для своей должности.

Что заставляет меня чувствовать себя непорядочным. Так что, думаю, мы назовём это выходом в отставку по накоплению предельной дозы излучения, чего он никак не сможет опровергнуть, а потом, быть может, тихонько передадим его под крылышко Марку. Тот уж наверняка сумеет найти для него десяток различных занятий.

— От одного Форкосигана другому? — усмехнулась Катриона, в душе довольная. — От вас никак не сбежать?

— Компетентному человеку — нет. — Майлз пожал плечами, явно о том не сожалея. — А он такой и есть, только попал в жуткую «вилку». Мне в этом деле нужно утешить свою совесть, и Вадим сойдет за подобное оправдание.

— А дойных коз мы аккуратно перевезли в новый загон на Жучином Ранчо, — подсказал Энрике. — На завтра уже заказан фургон лесничих для перевозки лошадей.

— О, отлично, — порадовалась Катриона. — Хоть что-то. Как полагаешь, ты сможешь задержаться перед уходом у палаты детей и рассказать им эти новости?

— Конечно. — Он помедлил. — Даже я способен понять, как много эти животные для них значат. Это дает определенную надежду.

Губы Катрионы дрогнули в улыбке.

— На что? На их… реабилитацию? Реинтеграцию? Второе слово подошло бы лучше, если бы они когда-либо прежде уже жили в нормальном обществе раньше. Действительно, их словно выдернули прямиком из Периода Изоляции и высадили здесь.

Она с некоторым сомнением подумала про Ядвигу. Борис, об этом было сказано вскользь, когда-то раньше рисковал выбираться в Округ, даже если после и сбежал обратно в зону. Ей нужно больше об этом узнать. Инги, кажется, в меру и молод, и сообразителен для хорошего социального прогноза, но тут остается вопрос его внешности. Точнее, того, как ее воспримут другие мальчишки. Она из-под ресниц покосилась на Майлза.

— Я подумал, — начал Энрике, и Катриона навострила уши, — об этом старом бараке для работников, который стоит на задах Ранчо. После того как бумаги будут выправлены, он может послужить чем-то вроде временного дома для детей, пока они акклиматизируются к современному Барраяру. — Он не прибавил «Как бы он ни был плох», спасибо. — В лаборатории и вокруг нее найдется множество задач разной степени сложности. Бориса, возможно, удастся научить, а Инги совершенно точно это сможет.

— А Ядвига? Если она выйдет из больницы? — Пройдут дни, если не недели, пока врачи будут решать ее судьбу, и Катриона ничем не может этот процесс ускорить. В первый раз она ощутила такое же глубинное нетерпение, какое было свойственно Майлзу. Она строго напомнила себе, что для лечения радиационных поражений Хассадарская больница столь же хороша, как любое медучреждение на Барраяре, хотя бы потому, что Майлз не выпихнул ее саму отсюда в какое-нибудь более проверенное место.

— Разумеется, да, — оптимистично махнул рукой Энрике. — Если она может доить коз, она окажется способна и на любую другую ответственную работу. Может, не так быстро, как прочие, но Ранчо живет по своему собственному графику.

То ли Энрике сейчас ловко расширяет свою опытную коллекцию крупных млекопитающих, то ли его сердце тронуло, как искренне Ядвига радовалась жукам, а может, и то, и другое сразу. Важно ли это?

— Это может сработать. Или по крайней мере стоит попытаться.

— У Марсии найдется время на организацию домашнего обучения? И интерес к нему? — осторожно уточнил Майлз.

— У нас десятки служащих. Никто не говорит, что это все свалится на одного человека.

Ей представилась обнадёживающая картина. Ядвига и Борис в своего рода импровизированной уединённой мастерской, принятые на работу и способные этим гордиться, как любой самостоятельный человек. Об этой гордости Катриона знала все. А гибкость — самое главное для лаборатории. Она подозревала, что Инги способен на куда большее и под руководством Энрике сможет понять, что именно ему под силу. Временный дом для мальчика-альбиноса может стать не целью, но стартовой площадкой.

Остается только одна… жертва, или злоумышленница, трудно сказать — может, даже виновница, — которой явно не возместили то, что она потеряла. Катриона выдохнула и спросила:

— А распространяется ли это приглашение на матушку Рога? Она не может вернуться обратно в зону отчуждения.

Энрике скривился: — Не думаю, что ей стоит оставаться с этими детьми, а ты как считаешь? После всего происшедшего?

— Я бы предположила, что это было временное помешательство, вызванное тем, что она была не в состоянии думать дальше самого ближайшего будущего, шире своего узкого горизонта, но… верно, что-то оказалось разрушено. И я не знаю, можно ли его починить.

Если ей будет оказано в реабилитации, а наказание окажется бесполезным, что тогда остается?

— Сейчас она изолирована из-за радиационного заражения — но его легко превратить в изолированное содержание за попытку убийства, — заметил Майлз.

— Порочный круг какой-то… Ох. — Действительно, Энрике же не слышал рассказ матушки о том, как она изначально оказалась в этом месте под собственным домашним арестом — а значит, Майлзу этого тоже никто не рассказал. Катриона распрямила плечи и пересказала им выжимку из ее краткого повествования, так что те самые детали, в которых дьявол, остались за пределами рассказа. Она не была уверена, что это помогло.

Майлз присвистнул под медицинской маской.

— Вот, значит, как.

Энрике так и остался в сомнениях: — Так что мне сказать этим детям?

Катриона помассировала ноющие виски.

— Сегодня вечером просто передай им, что ее лечат. Не думаю, что мы сможем распутать историю стольких лет за один час.

«А может, и вовсе не сможем». Матушка Рога была жительницей Округа до мозга своих «горячих» костей, но только она жила в эру графа Петра, а не его внука; он была реликтом мрачного сопротивления. Чем приспособиться к современному Хассадару, она скорее пустится в путь к своей любимой хижине пешком и там, ловко вернув себе статус зловещей местной легенды, будет пугать забредших к ней случайных туристов. Возможно, Борис даже будет не против навещать там время от времени свою стареющую мать — почтительно, но осторожно. Разве сам граф Петр в свое время не уступил ее решительному напору? Может, старик первым сказал, что это правильно.

Энрике понимающе улыбнулся, пожелал Катрионе быстрого выздоровления и удалился.

Она легко стиснула одетую в перчатку руку Майлза.

— А тебе нужно возвращаться домой к нашим собственным детям.

— Да. — Но пальцев он не разжал. И еще минуту они двое просидели так.

Катриона вздохнула.

— Интересно, это все заработает? — раздраженным жестом она включила в свой вопрос сразу все: и зону отчуждения, и проект с рад-жуками, и Округ, и слишком много десятилетий старой, доставшейся им в наследство истории.

Майлз издал приглушенный маской звук — даже не настоящий смешок.

— Будто это нас остановит от попыток!

Он выпустил ее пальцы и растер себе плечи — единственные узлы, с которыми он мог справиться так просто.

— Забавно. Петр к концу своей жизни смотрел на наш Округ и видел лишь то, насколько прекрасней стала эта земля. Вся нечеловеческая, изматывающая работа, которую он делал после войны, чтобы исправить ее последствия, теперь воспринималась как должное или просто была позабыта. А мы, напротив, оглядываемся и видим лишь то, насколько лучше мы можем Округ сделать. И он был прав, и мы.

Катриона усмехнулась: — Интересно, вся работа, которую сейчас делаем мы, будет так же предана забвению?

— «Вашнуй всегда был садом», так? — процитировал Майлз некоего воображаемого ребенка из будущего. — Останется ли победа победой без всеобщего признания?

— Ха. Добро пожаловать в мой мир, — поддразнила она его.

— А ты — в мой. Вижу, ты так и не убежала прочь с воплями, леди Форкосиган. Добрый знак.

— Я на карантине. Бежать отсюда медики не разрешают.

— Единственный плюс.

Она подтолкнула его в бедро, выпихивая с койки.

— Давай домой, Майлз. Скажи Никки, что я в порядке. И не взбаламуть близнецов, когда им уже пора спать.

— Да, да. Я тебя тоже люблю. — Он склонился над нею и через маску ткнулся губами ей в лоб, а затем неохотно вышел из палаты. Уже в коридоре, сняв защитный костюм, он на секунду прижался к ее окну и помахал на прощание. Она замахала на него: «Кыш, кыш!» Роик преданно откозырял ей и повел своего лорда к выходу.

Оставшись одна, Катриона снова легла и наконец-то позволила проявиться своей усталости. Она попыталась — и не смогла — прокрутить в памяти все сегодняшние сумасшедшие события, подчеркнув каждую свою ошибку. Может, ей нужно освоить подход Энрике: регистрировать все отрицательные результаты так же ревностно и старательно, как и положительные, и постепенно учиться.

Да, следующее поколение рад-жуков должно быть более грубоватым, вроде жуков-навозников, сконструированных так, чтобы они могли зарываться в подпочву на манер шестиногих экскаваторов.

А еще они должны быть отвратительны на вкус. А вот стоит ли сохранять нынешнюю расцветку и свечение или нет? Была ли неудача первого эксперимента уникальным пиком на графике или важным открытием?

Для начала ей нужно будет проанализировать вопрос эстетики и сделать обзор. «Ты можешь ошибаться, но в этом случае, по крайней мере, не ты один», — вспомнила она саркастическое замечание Майлза о пользе обзоров. А может, и нет. Столькими факторами сразу надо оперировать…

Когда она наконец заснула, ей снились сады из разноцветных движущихся огней, где в полной безопасности играли дети будущего с лицами неуловимыми, точно трепетание крыльев бабочки!