Да воздастся каждому по делам его. Часть 2. Алька

Глава 3. Кукла Кира

Послевоенная Москва встретила Анну с Алькой мрачновато, но жизнь в городе уже кипела, возрождалась, обновлялась. Анна, выбравшись из деревни и немного окрепнув, очень изменилась. Мужчины обмирали от терпкой красоты чернявой казачки, и она быстро нашла себе пару. И в один из зимних холодных вечеров, когда в бараке на окраине, где жили Анна с Алькой, было особенно промозгло, к обшарпанному крыльцу подкатила блестящая машина. И одна из известных московских шишек, Зам. Самого, схватив в одну руку Анин чемодан, а на другую, согнув её крепким кренделем, посадив Альку обернулся и крикнул в душную темноту комнаты

– Ань. Не бери ничего. Там все для вас есть!

Алька сидела молча, крепко вцепившись в мощную бритую шею. У неё мерзли ноги в тоненьких баретках, в дырку на спущенном чулке неприятно задувало и хотелось чихнуть, потому что от колючей шеи и толстого уха, покрытого пушистым войлоком, пахло чем-то острым и сладким.

Теперь Алька стала совсем другой. Вернее, с ней, с той. что-то происходило непонятное. Утром, когда няня открывала плотные золотистые шторы и раздвигала кружевной тюль из тоненького стройного тельца, свернувшегося тугим клубочком на белоснежной постельке, кто-то Альку выдергивал. Выдергивал резко, не обращая внимания на нежелание и немой протест. Алька выскакивала из своего тела и быстро пряталась за светлый комодик с нарисованными ушастыми мишками.

– Ангелина!

Неприятный голос няни – тетки с массивным туловищем и маленькой змеиной головкой в белом кокошнике (ко-кё-шнек, так выговаривала это тетка, которую велено было звать – мисс Полина) прозвучал, как удар хлыста. Алька всегда пугалась этого "Ангелина", ей хотелось посмотреть по сторонам, но потом она вспоминала, что Ангелина – она и есть. Тогда она быстро и тоненько (как приличная девочка, а не какая-то там деревенская рвань), отвечала – "Да, мисс Полина". Каждый раз Алька боялась сказать вместо мисс – кисс. И все же несколько раз сказала. «Пссс, безродная», – прошипела тогда нянька почти беззвучно. Но Алька услышала и долго думала, почему "безрогая" – это так плохо…

Ангелина чинно шла в ванную комнату, где надо было намылить руки пахучим розовым мылом, а потом смотреть, как вода, хлюпая, пропадает в дырке раковины. А потом требовалось долго драить зубы жесткой щеткой, на которой оставалась красноватая пена (у нее до сих пор болели десны). А потом до горячих щек растереть лицо грубым полотенцем (это было полезно для кожи будущих девушек). А потом надо было есть густую и противную манную кашу с пенками и вишневым вареньем. Правда, Полина посыпала её еще и тертым печеньем, и за это Ангелина прощала каше её противность. Во дворе, засыпанном снегом, дворник уже нарядил елку, но Ангелине не разрешали к ней подходить (рано, праздник ещё не скоро). Ангелина и не подходила, но Алька!

Алька, путаясь в длинных полах нарядного пальтишка, зачерпывая блестящими калошками влажный снег, улучив минутку, когда мисс, спрятавшись за крыльцо, смолила толстую папиросу, пряча её в красном кулаке, не дыша подходила к красавице. Воровато оглянувшись, она стряхивала рукавичку, отчего та повисала на резиночке, и трогала маленького блестящего гномика. А потом домик. И белочку! И морковку. Эти блестящие штучки чуть звенели от ветерка, а елочные лапы так пахли…

– Ангелина! Ангелина, я просила вас не подходить к елке. Вы непослушная девочка, и мне придется сказать вашему папе.

Алька пугливо пряталась, а Ангелина, тяжелая и неповоротливая от своего нового пальто, которое было тяжелее, чем она сама послушно лезла, как медвежонок в нарядные санки…

***

– Дура! Смотри, как ребенка везешь, вот дура.

Алька, выпав из перевернувшихся санок, валялась в сугробе и щекотные снежинки, падали на щеки. От снежинок было смешно, а по спине, колючими коготками пробегал холодок. Сквозь искрящуюся от фонарей темноту, она с интересом смотрела, как уменьшается во вдруг поднявшейся пурге, широкая нянькина спина.

– Дядя, ну не кричите, пусть она уйдет. А я с вами тогда пойду, я не хочу с ней.

Но было поздно, злющие глаза уже буравили её, мисс Полина кричала и даже плевалась от возмущения так сильно, что Альке хотелось вытереть лицо

– Ангелина, вы сегодня вели себя отвратительно и я все же скажу папе!

Белый стол накрыт к ужину так, как будто каждый вечер бывает праздник. Кружевная скатерть, тонюсенькие чашки, блестящие вилочки и ножички. Их так много, что никак нельзя запомнить какую брать. Вон та с тремя рожками -она зачем? Пирожки брать или рыбу? А тот крошечный ножик? А тот большой? Да еще вилка с двумя зубами, острыми и страшными? Алька пыталась сообразить, но, со страху ничего не получалось, а ведь если перепутать, то папа так посмотрит на маму, что у Альки заболит живот и начнет щипать в глазах.

– Анна!

Папин голос режет уши и хочется их заткнуть.

– Анна! Как удалось вам, утонченной женщине, закончившей Ленинградский институт, воспитать такую дочь? Честное слово, я не понимаю, каким образом мы будем её продолжать воспитывать? Мне кажется просто необходимо её отдать в интернат, там прекрасные воспитатели, они профессионалы, знают свое дело… Ангелине будет лучше, я на этом настаиваю.

Слово "Интернат" похоже на забор, покрашенный зеленой краской. Алька туда не хочет и плачет тихонько, как обиженный щенок. Она уже пробовала пометить эти чертовы вилки чернилами, и тогда целый час стояла в углу, и ей не дали ни кусочка красивого шоколадного торта с зайцами. Но это не самое страшное. Плохо, что мама, когда папа ругает Альку, становится красная и потная. И тоже плачет…

–Вера Игоревна! Пожалуйста, будьте построже! Вчера Ангелина, при гостях, ошиблась в этюде. Вы получаете достаточно, чтобы хорошо выполнять свою работу, а не пить все время чай с ученицей.

Старенькая учительница музыки, сухонькая, сгорбленная, в нарядной блузке с жабо, старалась выпрямится, но спина не разгибалась. Поэтому Вера Игоревна смотрела на няньку снизу вверх, как собачка на хозяина, а мисс Полина противным голосом продолжала рубить слова.\

– Хозяин сказал, что хочет отдать девочку в хорошую школу, там класс пианино очень сильный и её будут прослушивать. Не хотелось бы, что бы она выглядела так же жалко, как вчера. Будьте ТАК добры!

Нянька величаво развернулась и выплыла из комнаты. Вера Игоревна стояла еще минуты три, потом повернулась к Альке и поправила жабо дрожащими ручками.

– Ах, Аля. Ну зачем же вы рассказываете ей про чай? Она так все неправильно понимает.

Алька не умела врать и поэтому вчера рассказала маме про то, как они с Верой Игоревной пьют на кухне, похожей на шкатулку черный пахучий чай с яркими кружочками лимона, из смешных стаканов, вставленных в серебряные штучки с ручками. Вера Игоревна угощала её печенюшками – фунтиками, которые назывались "Аленки в пеленке". И еще был шоколад, с красивой обертки которого смотрела девочка – точь в точь – Алька… А еще с ними чай пила Кира. Но про это Алька не рассказывала маме, потому что Кира – была великой тайной её маленького сердечка. Рассказывала-то она это тихонько, спрятавшись в маминой комнате, прижавшись к ее шелковому халатику, пахнувшему ландышами! Противная Полина все подслушала.

"А как было бы хорошо, чтобы Полина умерла" – вдруг подумала Алька и испугалась. "Нехорошо так думать, некрасиво, я нечаянно, больше никогда не буду, честное слово", – испуганно шептала Алька дяденьке на иконе. Она уже знала его, он был не злой и всегда помогал бабушке. Надо только правильно сказать: "Отче наш ижииси на небеси".

… Уже час, как они занимались, и Алька очень устала. У нее немели ноги, и раз в пятнадцать минут Вера Игоревна водила её за руку вокруг круглого стола с бархатной скатертью. Алька ходила медленно и старалась провести рукой по толстым кисточкам с золотыми шариками. Ей так хотелось оторвать этот шарик и спрятать его в карман.... Но как? Будет же видно. А Алька сдерживалась. Но главное! Главное Альку ожидало в конце. Вера Игоревна, закончив урок, накрывала клавиши кружевной попонкой и останавливала надоедливый метроном. Она гладила Альку по голове и говорила -"Молодец, девочка, ты заслужила подарок!" Глаза у нее становились хитрые и добрые, она брала Альку за руку и вела в спальню. А там, среди пышных кружевных подушек сидела кукла. Кружевные штанишки выглядывали из-под розового атласного платьица, на полупрозрачных ножках крошечные туфельки были похожи на цветки. А ноготки на беленьких ручках кто-то покрасил красной краской. Золотые кудри вились до самого пояса. А какие в кудрях были ленты! Ротик чудесного создания был приоткрыт и оттуда выглядывали два беленьких зубика.

Вера Игоревна бережно поднимала куклу и, в который раз, рассказывала Альке, как Киру подарил мамочке Верочке молоденький красивый лейтенант. И что он подорвал вражеский танк. А с фотографии, над кроватью, смотрел красивый дядя с вихром из-под фуражки.

Ангелина аккуратно взяла Киру и на цыпочках, изо всех сил стараясь не потревожить куклу, пошла за учительницей на кухню! Теперь они будут пить чай, а Кира будет держать в ручке крохотную серебряную ложечку.

– Вера Игоревна. Я же просила вас!

От испуга Алька выронила куклу и с ужасом увидела, как крошечная ножка треснула от удара и развалилась. Вера Игоревна побледнела, и стала быстро-быстро собирать осколки, приговаривая – «Полина, милая, мы только что закончили, просто вот одну секунду назад, поверьте, моя дорогая»

И тут Алька не выдержала. Подбежав к няньке, она замолотила кулаками по толстому крепкому животу и заячьим голоском заверещала, как раненный зверек.

– Вы дура. Вы противная дура. Вы обижаете всех людей! Я все богу расскажу. Я ненавижу вас! Дура, дурра, дура.

Слезы градом хлынули из глаз, потому что нянька со всего размаху врезала ей здоровенную оплеуху. Не замечая боли Алька старалась поднять совершенно обессилившую Веру Игоревну, гладила ее, как маленькую, по трясущейся голове!

–Верочка! Игоревна! Я вам новую подарю, не плачьте. Мне папа обещал на день рождения, честное слово. Только подождите, оно в марте будет, чуть-чуть подождите.

Алька кричала и плакала, слезы попадали в рот и были горько-солеными. И она даже и не заметила, как золотистый шарик оторвался от скатерти и спрятался в ее рыжей косичке, став почти незаметным.