Далекая Звезда

Глава 3

…Кровь глухо ломилась в виски, отсчитывая секунды, оставшиеся до обратного перехода.

Он состоялся.

На обзорных экранах вновь появился свет, отраженное сияние огромного, занимающего все сектора обзора, пугающе близкого шара грязно-коричневой планеты затопило боевой мостик «Одиссея», и практически сразу же немногие сохранившие связь с центральным постом управления подсистемы сообщили о катастрофическом положении фрегата: покинув аномалию космоса, серьезно поврежденный корабль материализовался в верхних, разреженных слоях атмосферы и, испытав на себе воздействие сил гравитации, почти мгновенно начал падать…

Андрей машинально схватился за замки, но не успел освободиться от страховочных ремней пилот-ложемента, и это обстоятельство в конечном итоге спасло его жизнь.

Покидать командный мостик было безумием, но, находясь в состоянии аффекта, он вполне мог наделать немало смертельных глупостей, однако внезапная перегрузка навалилась, как многотонная плита, не позволив совершить роковое движение.

Что-то надсадно скрежетало, сминалось, отрывалось от корпуса фрегата, сгорая, уходя в сторону и вверх пылающими болидами, резкие включения двигателей планетарной тяги, создающие импульсы торможения, происходили помимо воли Дерягина, и ему оставалось лишь догадываться, кто сейчас управляет секциями планетарной тяги — аварийные автопилоты, ведущие борьбу за живучесть корабля, или кто-то из членов экипажа?

Слишком неожиданно, слишком стремительно развивалась катастрофа, чтобы он мог задавать себе вопросы и искать ответы на них.

Нет, Андрей, конечно, не предавался размышлениям: он проживал каждую секунду падения, мучительно осознавая свою беспомощность, изнывая от гнета предельных перегрузок, понимая, что фрегат падает, несмотря на стоическое сопротивление систем аварийного пилотирования, и жить, наверное, осталось меньше минуты.

Внутри все сжималось в ледяной комок в ожидании удара о планетную твердь.

На экранах обзора бесновалось объявшее обшивку пламя, затем один за другим начали выходить из строя внешние видеодатчики, и последние секунды падения командир «Одиссея» провел в полном неведении…

Удар был страшен.

Огромный корабль коснулся планетной тверди, вспарывая безжизненную вулканическую равнину, словно гигантский пылающий плуг, выбрасывая ввысь десятки тонн раскаленной, горящей почвы. Выбитая ударом земля поднималась по обе стороны от двигавшегося по инерции, чудом сохранявшего целостность конструкции корабля двумя исполинскими опадающими валами, от корпуса фрегата отрывало фрагменты обшивки, сносило оплавленные надстройки, и наконец, не выдержав, начал с громоподобным скрежетом разламываться сам корпус…

Казалось, что планета издала тяжкий стон, принимая в свое лоно многотонный космический корабль, — некоторое время он продолжал двигаться по инерции, оставляя за собой длинный, уродливый, дымящийся шрам, глубиной в десятки метров и шириной почти в полкилометра.

Горящая почва местами плавилась, принимая вид потрескавшейся, непрозрачной стекловидной массы.

…На боевом мостике пилот-ложемент вырвало из креплений и ударило о стену отсека с такой силой, что Андрей потерял сознание. Он уже не видел, как загорелся проломленный пластик развороченных приборных панелей, а удушливый дым наполнил отсек, и лишь сработавшая система пожаротушения остановила распространение огня, спасая жизнь человека…

Последний удар оказался наиболее силен и страшен — инерция движения ударила фрегат о скрытый в глубинах спрессованного вулканического пепла выступ твердых горных пород, корабль еще раз содрогнулся, по соединениям бронеплит побежали трещины, и наконец фрегат остановился, глубоко зарывшись носовой частью в развороченную землю и высоко задрав покалеченную, неузнаваемую из-за деформаций корму.

Казалось, что катастрофу не пережил никто — ни люди, ни кибернетические системы.

Над местом падения повисло облако пепла и дыма…

Он не знал, с какой целью вышел из изувеченного корабля.

Бледное лицо Андрея хранило печать перенесенных страданий. Двадцать часов потребовалось ему, чтобы, при содействии механизмов технической поддержки, добраться до тех отсеков, где на момент катастрофы находились люди. Боевые посты, как назло, располагались на разных палубах, внутренняя связь не работала, и он, пробираясь по деформированным коридорам, то впадал в глухое отчаянье, то тщил себя надеждами…

Все оказалось намного хуже, чем он предполагал.

Ему удалось одного за другим вызволить четверых товарищей из плена покореженного металла, Андрей боролся за их жизни до последнего, он сделал практически невозможное, сумев вырвать их из лап смерти, потом, уже плохо соображая от усталости и полнивших душу горьких чувств, он орал на дройдов, расчищавших проходы к биологическим лабораториям, сам хватался за плазменную горелку, порываясь помогать им, но, приходя в себя, бросал смехотворные усилия: с расчисткой проходов кибермеханизмы справлялись лучше и быстрее, а он был нужен людям, и тогда Андрей возвращался к эвакуированным из пострадавших отсеков членам экипажа, но все они находились в бессознательном состоянии, а автономные системы жизнеобеспечения боевых скафандров фактически исчерпали свой ресурс…

Людям требовалась срочная, квалифицированная помощь, хирургические операции, помещение в установки биологической реконструкции для немедленной регенерации жизненно важных органов.

Почти сутки жизни его товарищей висели в буквальном смысле на волоске. Он сделал все, что в человеческих силах, но когда команда технических сервомеханизмов сумела наконец вскрыть модуль «Преобразователя» и совмещенного с ним комплекса биологических лабораторий, Андрей, находясь на пределе сил, испытал еще одно жестокое разочарование.

Отсеки с аппаратурой «Преобразователя», являющиеся наиболее защищенной частью фрегата, вообще не пострадали при катастрофе, однако использовать их он не мог — вследствие крушения автоматика погасила реактор, а на автономном запасе энергии биореструктивные комплексы, учитывая, что нуждающихся в сложной помощи пациентов было четверо, не проработают и суток…

Безвыходная ситуация.

Он мог спасти двух из четверых пострадавших, не более.

Андрей понимал: сделать выбор в чью-либо пользу — выше его сил. Как он сможет кого-то спасти, а кого-то приговорить к смерти?

Да, но если бездействовать, погибнут все…

У него оставались сутки. Ровно столько четыре камеры поддержания жизни, куда он переместил тела пострадавших, проработают на имеющемся запасе энергии, не оказывая подопечным радикальной помощи, но и не позволяя их состоянию ухудшиться.

Так называемый «консервационный режим».

Что же делать? Реактор за сутки не запустить, доклады от автоматики не поступают, сервы с трудом прокладывают себе путь по деформированным при крушении коридорам и палубам.

«Но даже если я найду альтернативные источники энергии, что дальше! — тяжело размышлял Андрей. — Планета непригодна для жизни, слишком мал процент кислорода в атмосфере, да и сам воздух представляет губительную для человека газовую смесь».

Есть ли тут исконная биосфера, будет ясно в ближайшие часы: он отправил бесполезных в сложившейся ситуации андроидов пехотной поддержки для исследования прилегающей к месту крушения территории. Если им удастся обнаружить наличие исконной жизни данного мира, то образцы обитающих тут существ, найденных растений, пробы грунта и воздуха, взятые на удалении от места крушения, после исследования и анализа на аппаратуре «Преобразователя» полностью прояснят ситуацию.

В глухом отчаянии он ожидал либо возвращения разведывательных групп, либо доклада от сервомеханизмов, прокладывавших путь к силовой установке фрегата.

Слабая надежда еще теплилась в душе, хотя разумом он понимал, что ситуация безвыходна. Половинчатые решения Андрея не устраивали — не имел он достаточно моральных сил, чтобы сознательно пожертвовать двумя близкими ему людьми.

Я не найду слов, чтобы оправдать свой выбор. И те, кто будет спасен, не смогут жить, зная цену, заплаченную мной без их ведома и согласия.

За десятилетия совместной работы они так хорошо узнали друг друга, что Андрей не мог строить иллюзий. Он представлял реакцию каждого из товарищей на то или иное действие.

Он ждал. Смотрел на покрытые потрескавшейся стекловидной массой, покатые края пропаханной фрегатом борозды, на знойное марево, истекающее миражами струящегося воздуха, на беспощадное светило, озарявшее мертвые пространства непривычным, каким-то нереальным, сочно-фиолетовым светом, и сам не понимал, на что надеется и чего ждет его душа?

Известия от кибернетических механизмов начали поступать только к исходу первых суток после крушения.

Энергии в камерах поддержания жизни оставалось на двадцать часов стасиса, когда сервы наконец добрались до реакторных отсеков.

Как и предполагал Андрей, силовая установка корабля была погашена в аварийном режиме.

На устранение критических неисправностей и перезапуск реактора механизмам требовалось двенадцать суток.

Он уже понял — это приговор, но продолжал просматривать поступающую информацию.

Сервам удалось связаться с аварийной кибернетической системой корабля и передать в вычислительный центр данные о повреждениях.

Произведенные расчеты показали, что при мобилизации всех бортовых сервомеханизмов и развертывании модулей технической поддержки фрегат, получивший тридцать процентов критических повреждений, будет полностью восстановлен за двадцать пять стандартных лет…

«Зачем я читаю эти данные? — подумал Андрей. — Какое мне дело до количества лет, за которые механизмы поддержки собираются восстановить «Одиссей»? Что толку в восстановительных работах, если никому из нас не суждено воспользоваться их результатом?»

От мрачных мыслей Андрея отвлек еще один доклад, андроиды пехотной поддержки исследовали прилегающие к месту крушения пространства и, к немалому удивлению Дерягина, обнаружили жизнь: оказывается, на планете обитали не только микроорганизмы, здесь шла полноценная эволюция растительных и животных форм, представленных обитателями обширных пещерных комплексов и скрытых под отвердевшими магматическими массами теплых мелководных водоемов.

Кроме того, андроидами было замечено несколько видов обитающих на поверхности планеты ящеров, однако получить образец для исследования им не удалось.

Безумная надежда внезапно всколыхнулась в душе Андрея, когда добытые сервомеханизмами образцы населяющих пещеры существ были доставлены на борт фрегата и исследованы аппаратурой «Преобразователя».

Оказывается, эволюция данного мира насчитывала десятки миллиардов лет, здесь успели развиться существа, которые в перспективе могли бы стать разумными…

Последний вывод, несмотря на множество натяжек, и пробудил в душе Андрея безумную, показавшуюся ему поначалу формой помешательства надежду.

Если он сейчас не в состоянии спасти тела близких ему людей, то почему бы не совершить попытку спасти их разум?

Отвратительная на вид, но идеально подходящая к условиям биосферы данной планеты жизненная форма может быть скопирована, изменена и…

Установка «Преобразователя» имела свой неприкосновенный запас энергии, который Андрей не смог использовать из-за недостаточных знаний в области программирования.

Зато он в совершенстве владел приемами работы с системой «Преобразователя».

«Плодить монстров, способных выжить на какой-нибудь адской планете, мы не собираемся. Но можем…» — вспомнились ему собственные слова, сказанные в ответ на вопрос полковника Романова о практическом применении созданного за десятилетия упорного труда биореструктивного комплекса.

Дерягину было страшно.

Он знал, что в состоянии создать новые тела и переместить в них сознание умирающих друзей, временно блокировав их память, оставив лишь частицу разума, необходимую для выживания в условиях чуждой планеты.

Одного он не знал наверняка: возможно ли обратное перемещение сознания в чистый рассудок человеческих клонов?

Однако был ли у него какой-то иной выбор, альтернативный смерти?

Нет.

У Андрея оставалось всего пятнадцать часов, чтобы провести необходимые исследования, расчеты и запустить основной комплекс «Преобразователя».

Его снедали сомнения и страх…

Через четырнадцать часов, закончив контроль данных, он первым вошел в непрозрачный цилиндр приемной камеры биореструктивного комплекса.