Далеко от войны

Далеко от войны

Командир штрафного батальона капитан Лелюх, выполняя приказ "Ни шагу назад", положил на алтарь победы почти весь батальон, а сам,

со смертельными ожогами от зажигательных бутылок с "коктейлем Молотова", был доставлен, хитростью уцелевшими солдатами,

в полевой госпиталь. Молясь Богу, перенес адские муки от ожогов и, вопреки летальному диагнозу военных медиков, выжил. Посчитал, что мучениями искупил грех кровопролития перед Всевышним и зарекся: больше не брать оружия в руки. Комиссары и смершники, чтобы не разглашать тайну о штрафных соединениях и приписать количество подбитых танков "более достойным", нахаркали в душу Лелюха, заставили подписаться под бумагами с грифом "совсекретно", а военные медики, прогибаясь перед смершниками, не комиссовали Лелюха,а сплавляли от госпиталя к госпиталю, пока не привезли в глубокий тыл, подальше от зоны влияния смершников. В Хабаровске, на последней медицинской комиссии, Лелюх,ожидая результатов в приемной, из-за двери услышал: "Комиссовать его можно. Есть статья, но нужен ли он здесь, в армии? Нет,не нужен, а то будет пугать своим видом курсантов. Живой позор Красной Армии." Так решилась дальнейшая судьба Лелюха.

Слава тебе, Господи! Дошли до тебя мои молитвы. Значит еще поживу! - обрадовался Лелюх.

Изуродованный войной физически, надломленный системой душевно,

остался с нищенским пособием по инвалидности и этому рад, потому что возненавидел войну и несомненно застрелился бы, чтобы не гнать людей, по его мнению, на бойню.

Гулял по Хабаровску с товарищами, обмывал возвращение из пекла Молоха, пока не вляпался в мелкое уголовное дельце. Завоняло тюремной парашей и сменил бы блиндажи на казенные палаты, но явился ангел-хранитель в теле влиятельного земляка, который "выкрутил" Лелюха от лесоповала и посадил на попутный самолет домой - Николаевск на Амуре.

Прилетел под вечер. Самолет сел на расчищенный лед реки. Быстро темнело. Пронизывающий ветер нес поземку. Лелюх поднялся по крутому берегу на главную улицу Советскую, пересекающую город с начала в конец, вдоль берега Амура.Город не изменился с тех пор, как его призвали в армию. Мороз крепчал. Ноги замерзли в армейских сапогах и пришлось прибавить шаг. Вот показалось дореволюционное здание реального училища, в котором теперь размещалось педучилище народов севера.Поодаль дымилась труба хлебзавода.

Когда подошел к П-образному общежитию мореходного училища,

в котором когда-то учился легендарный адмирал Макаров, совсем стемнело, только просматривалась в темноте верхушка японского памятника.

На перекрестке улиц Наумова и Советской, вспомнил, что за углом был

военторговский магазин. Перешел улицу Наумова и, пройдя вдоль забора, увидел его. Над крыльцом горела лампочка. Изредка выходили люди. Когда вошел в магазин, покупатели замолчали и повернули головы в его сторону. Одни смотрели с удивлением, другие с испугом, а молодуха отвернулась. Продавщица, стараясь вспомнить, присматривалась к нему.

Сашка, ты ли это? - сомневаясь спросила она.

Лелюха так давно не называли просто Сашка, что душа оттаяла от смертельного зла и еле сдержался, чтобы не расплакаться,

от нахлынувших эмоций.

Ну, я - буркнул он и встал в очередь.

А моего Николая на фронте не встречал? Помнишь, как вас провожали в армию? - спросила продавщица с надеждой и нескрываемым волнением.

Нет, не встречал - по фронтовому рубанул Лелюх и попросил- Дай мне буханку хлеба и конфет для матери.

Не могу, у нас все по карточкам - отказала продавщица.

Ну, тогда бутылку водки.

Водка завсегда есть - сказала она и подала бутылку.

Чтобы не распрашивали о фронте,/расписался же под совсекретно/,

вышел на мороз.

Пока к Лелюху привыкали люди, приставали с распросами: а война скоро кончится? а моего сынка не видел? а моего мужа? а моего внука? а с Алексеем где воевали?

Нет - отвечал Лелюх.

Ну как же? Вы же вместе призывались!

Папка с войны вернулся! - радовались ребятишки, никогда не видевшие своих отцов.

Спрашивали с наивной надеждой, смотрели в глубину души,

будоражили воспоминания, выворачивали душу наизнанку, резали ножом по сердцу. Лелюх не мог обнадеживать людей и всякий раз отвечал - Нет!

А про себя шептал: Будь прокляты все войны, праведные и не праведные и те, кто начинает их.

Спрашивающие отходили расстроенные, встревоженные, с камнем на душе.

Лелюх предполагал: тихий городок, за тысячи километров от войны.

Не стреляют, не бомбят, не льется кровь. Оказалось-невидимая война бродит по улицам, заходит в дома и приносит горе.

Нет слов, чтобы выразить чувства, когда видишь, как бьется в истерике

мать или солдатка, как стонут старухи, как заходятся криком ребятишки, получив похоронку или извещение о пропавшем без вести.

Каждый раз Лелюх напивался до безумия и в кошмарных видениях его преследовали: то братья из земляков, убитые вместе с комиссаром Зюзиным по приказу "ни шагу назад", то перекошенное страхом лицо малолетки Пети Гисека, то отпетый уголовник, которому пришлось пустить пулю в лоб и галерея призраков,посланных Лелюхом на верную смерть. А сейчас, он вышел из магазина на родную улицу, привычным движением откупорил бутылку, отхлебнул, заглушил мучавшую совесть.

С открытием навигации, каждая женщина и девка хватались за сердце,

если увидят посыльного из военкомата. Призывали, в основном, зеленую молодежь, а кадры, которые "нагрели"места на производстве, оставались, как очень нужные. Понимали ли офицеры военкомата, что нарушают смену поколений, что такая "политика" отразится на демографии в будущем - на их совести, хотя могут "отмазаться" - победа любой ценой, а это значит, что наплевать им на будущее поколение.

Михаил, открыв дверь на стук Лелюха, оторопел и спросил: Вы кто?

Это я,Сашка Лелюх - представился Лелюх и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.

Жена Михаила, которая работала в спецмагазине, громко вскрикнула,

а двое ребятишек заплакали и прижались к ее юбке, как цыплята к наседке.

Садись за стол, Сашка - пригласил Михаил.

Жена Михаила, Люба загремела посудой. Поставила на стол борщ и вареную рыбу с картошкой. Михаил из заначки вытащил спирт и, разведя его водой, поставил стакан перед Лелюхом.

Ну, давай за победу - сказал Михаил.

Давай - безразлично согласился Лелюх и, выпив пол стакана, набросился на борщ. Ели молча, а когда Лелюх проглотил борщ, похвалил хозяйку и принялся за рыбу.

Ну,как там на войне? - как бы извиняясь, спросил Михаил.

А разве по мне не видно, как там на мясорубке? Не дай бог попасть туда тебе.

Лелюх стеснялся своего нищенского положения и, наевшись,

поблагодарил жену Михаила и заторопился домой.

Михаил дал ему буханку хлеба, нерпичьего жира и красной икры, целую банку. Пообещал трудоустроить.

Заходите к нам в гости, - пригласила Люба для приличия.

Зайду - понял ее Лелюх и, забрав гостинцы, пошел домой.

Дома, до темна, разбирал стенку амбара на дрова, а утром, к девяти часам, пришел к горкому, в котором размещался горсобес, оформляться на инвалидность. У закрытых дверей горкома стоял охранник: высокий, статный, чернявый парень в черной шинели, почти до пят, с шашкой и револьвером на широком ремне. Из-под шапки, с красной звездой, выбивался кучерявый чуб. В нескольких шагах от него, около столба с большим репродуктором, приплясывая от мороза,

в неподшитых валенках и даже солдатских сапогах, стуча варежками и рукавицами, одетые в поношенные пальтишки с облезлыми гаржетками и в замасленных шубах, закутанные до глаз в выцветшие

шали, ждали приема будущие бабушки и тетушки нынешнего поколения.

О, нашему полку прибыло! Где это тебя так поджарили? - пошутила высокая фигура, когда Лелюх подошел к просительницам.

Хоть жареный, хоть пареный, лишь бы головка работала - двусмысленно пошутила другая балагурка.

У тещи на блинах - поддержал компанию Лелюх.

Женщины рассмеялись.

Репродуктор зашипел и пропикал девять. Левитан, оптимистическим голосом, передавал сводку от информбюро: выдавал желаемое за действительное.

Бьют наши фашистов, бьют - комментировали женщины, а Лелюх расшифровывал по-своему: зимой передохнут, а летом начнут широкомасштабное наступление, потому что пока не выдохлись,

не захлебнулись кровью.

Заходь! - крикнул охранник и, открыв дверь горкома, скрылся за ней.

За ним, торопясь, вошли в просторное фойе просительницы и Лелюх.

У кого мужья пропали без вести, уходите, не мешайте работать - стоя

на лестнице, которая вела на второй этаж, объявил мордастый мужик в

полувоенном костюме: рубашка с отложным воротником защитного цвета, широкий ремень, френч, галифе.

А как же я, с двумя детишками? - с надрывом спросила женщина,

которая шутила по поводу головки Лелюха.

А может он к фашистам утек? Родине изменил. Освободите помещение - изрек представитель местной власти и стал подниматься на второй этаж, в уютный и теплый кабинет с симпатичной и легкодоступной секретаршей.

Женщина встала на колени и закричала: "Помоги мне! Христом Богом молю! Не дай умереть ребятишкам голодной смертью!"

Пошла ты со своим богом на ... - "пожалел" ее партаппаратчик и исчез на втором этаже.

Хорошо, что Лелюх, по пацифической запарке, выбросил наган, чтобы

не было памяти, как он из него расстреливал солдат, а то бы разрядил обойму в партеца и охранника.

Вставай, вставай - потребовал он, взял просительницу за руку и потянул к выходу. Она поднялась с колен, всхлипывая и жалуясь на горькую судьбину, пошла к двери, а за ней пошли еще две женщины, жалостливо причитая и утирая слезы платками.

Нервы Лелюха не выдержали и он, в опрометчивом порыве, ринулся к лестнице, но охранник успел поймать его за руку.

Охлынь фронтовик, а то сгноят на лагерных нарах.Тут похлеще бывает.

Я же столько крови людской пролил...за кого? - вырвалось у Лелюха.

За меня и за них, - кивнул охранник в сторону просительниц, которые

в коридоре власти искали на дверях кабинетов табличку с надписью-

горсобес. - А такие как он, сегодня власть, а завтра слазь и за колючку.

От антисоветского намека охранника Лелюх расслабился и вынул из глубокого кармана галифе "лекарство от стресса", отхлебнул и подал охраннику четвертинку. Тот, покрутя головой, чтобы никто не застукал,

приложился, да так, что Лелюх вырвал чекушку из его рук.

Ты не наглей - обиделся Лелюх и, спрятав"лекарство"в карман, подошел к женщинам, которые стояли около двери кабинета с табличкой - горсобес, не решаясь постучаться.

Кто крайний? - спросил Лелюх.

Просительницы промолчали.

Лелюх, культяпкой левой руки, постучал по двери и, услышав -"войдите", вошел в кабинет.

За канцелярским столом сидела моложавая дама в таком же костюме, как у аппаратчика на лестнице, но вместо брюк, в юбке до пят.

Документы - командирским тоном сказала она.

Они у вас должны быть. Вчера в горвонкомате мне сказали..

Присаживайтесь - не дослушав, сказала она и пальцем показала на стул.

Фамилия? - строго спросила дама.

Лелюх ответил.

Начальница начала перебирать бумаги, лежащие перед ней на столе. Нашла военный билет и, поглядывая то на фотографию, то на Лелюха, сравнивала. С фотографии на нее смотрел бравый, нагловатый лейтенант, с орденом красной звезды на груди и казалось,

подмигивал ей.

Не похож - понял ее Лелюх и подмигнул стеклянным глазом.

Дама от власти/одна из распределительниц-кому что положено/ спросила его имя и отчество и, поверив, что перед ней Лелюх,сказала:

"Вот как война людей калечит! Пособие получите в начале следующего месяца. Раньше не получите. Такой порядок. А карточки-сейчас."

Из ящика стола достала карточки и большими ножницами начала делить пайки: на хлеб, на муку, на тушенку...., карточки, одна за одной,

падали на стол.

Кстати, а Мария Остаповна, кем вам приходится? -поинтересовалась

делительница паек.

Это моя мама - ответил Лелюх.

Пусть зайдет - закончив делить, сказала пайковая и отдала Лелюху военный билет и продовольственные карточки.

Теперь у Лелюха были карточки и деньги, занятые у Михаила и поэтому поспешил к магазину с короткой, но значимой вывеской - Хлеб.

Народу оказалось - пушкой не пробить: в основном подростки, старики и дети - мал мала меньше. За очередь бились две бабы. Одна мужицкого вида, в темно-синей зековской телогрейке и огромных сапогах, короткими тычками отбивалась от высокой интеллигентки,

в облезлой дохе и дурацкой шляпе, которая, визжа, старалась вцепиться длинными ногтями в лицо конкурентки за очередь за хлебом. Никто не обращал внимания, потому что все смотрели на дверь магазина и если она открывалась, выходили люди с хлебом, а им навстречу, с криком и матами, перла толпа и каждый старался опередить ближайшего, чтобы влезть в магазин.

Вот интеллигентка поскользнулась и упала, но ее конкурентка не стала

добивать ее пинками, потому что было правило - лежачего не бьют.

Кто крайний? - спросил Лелюх молодого милиционера, который с олимпийским спокойствием, смотрел на беспорядок, но тут открылась дверь магазина и люди, рыча как звери, бросились к ней, отталкивая и

давя друг друга.

Граждане! Граждане! Не давитесь, становитесь друг за другом! - пытался навести порядок милиционер, но толпа не реагировала.

Подскажи мне, в каком магазине можно взять хлеб, чтобы не давиться - спросил Лелюх милиционера.

Видать, ты нетуташний. Хлеб выдают только в этом магазине - объяснил милиционер.

А почему не развозят по другим, чтобы не создавать очереди?- высказался Лелюх.

Милиционер подозрительно осмотрел Лелюха и спросил:"А ты кто такой, чтоб порядки наводить? А ну,покажь документы!"

Проверив документы, сказал: "Инвалидам положено отовариваться без очереди. Пропустите инвалида войны! Проходите."

Люди перестали галдеть и расступились.

Лелюх смотрел на беспомощных стариков и ребятишек, которые еле держались на ногах, посинели от мороза и конечно, голодны, но не смотря на это, с готовностью уступили - проходите, раз так положено.

Лелюх тоже закоченел, но совесть не позволяла, хоть имел законное право проявить хамство: пройти в магазин за хлебом мимо несчастных,

которым предстояла холодная и голодная ночь, и, возможно, кто-то из них погибнет этой ночью.

Я буду ждать своей очереди, - к удивлению милиционера, ответил Лелюх и стал последним.

Милиционер не понял его и, убедившись, что порядок наведен, поспешил в тепло отогреваться.

Дверь магазина открылась, выглянул краснощекий здоровяк и басом протянул: "Хлеб закончился! Приходите завтра!"

Люди молча расходились.

Лелюх, по пути домой, завернул в военторговский магазин.

В магазине, кроме продавщицы, никого не было.

Здрасьте, дядя Саша. Вот письмо получила. Пишет из госпиталя.

С госпиталя - это хорошо. Значит, отсрочка от мясорубки вышла.

У тебя есть чем отоварить карточки?

В конце месяца очень трудно отоварить карточки, а когда контора подсчитает остаток, в начале месяца легче. Только водка не по карточкам.

Ну, давай бутылку водки - согласился с ее доводами Лелюх и вынул

деньги из кармана.

Вы покажите мне карточки - увидев их, попросила продавщица.

Лелюх отдал ей все карточки.

Так, так, - перебирая продовольственные карточки, говорила

продавщица. - Могу отоварить одну карточку хлебом и одну сахарную,

но вместо сахара выдам конфет карамелевых.

Спасибо! - обрадовался Лелюх.

Продавщица вырезала хлебную и сахарную карточки, взяла деньги и отдала Лелюху буханку хлеба, пшеничной водки и пакетик конфет.

Поблагодарив еще раз, Лелюх вышел из магазина и направился домой.

Когда подходил к дому, догнал двух малышей, которые плакали.

Почему плачете? Солдаты не плачут - хотел их успокоить Лелюх.

Хлеба не досталось. Дома есть нечего - объяснил один из них.

Лелюх отломил от булки большой ломоть и, переломив его напополам, подал малышам. Они перестали плакать, но хлеб не брали.

Берите! Берите! - психанул Лелюх.

Малыши похватали куски хлеба и, давясь и громко чавкая, проглотили.

Лелюх вынул из кармана пакетик с конфетами и подал самому маленькому.

А чо ето? - спросил он.

Конфеты - объяснил Лелюх.

Конфеты? А чо ето такое? - не понял малыш.

Лелюх засунул пакетик в его карман и поспешил домой.

Дома открыл бутылку и чуть не опорожнил ее. Сел, куда не помнит, и

под действием водки, мозг начал выдавать кошмары: искаженное лицо малолетки Пети Гисека, который плача просил: "Дяденьки, не

убивайте меня, я больше не буду бояться!" Его сменил комиссар

Зюзин, трясясь от страха, как под электрическим током, и, подняв наган над головой, орал благим матом: "За Сталина! За Родину! В атаку, а то застрелю!" И вдруг на Лелюха попер танк. Из открытого люка улыбался

белокурый танкист. Лелюх, задыхаясь и отчаянно матерясь, побежал от него. Танк догнал и тяжесть так навалилась на Лелюха, что казалось глаза вылезут из орбит, а из головы мозги. А после танка нарисовался смершник Белов и врезал в челюсть Лелюху по-боксерски. Лелюх,

оторвавшись от земли, начал падать в черную бездну и послышался далекий голос матери: сынок, повторяй молитву...отче наш... и Лелюх

начал повторять.

Кошмар прекратился.

"Если тебя мучают дурные сны, молись Богу, отмаливай грехи подневольные, а вечерами, на сон грядущий, читай Бибилию. А водку

не пей, водкой грехи не искупишь, а с ума сойдешь"- советовала мама.

С тех пор, когда на душе становилось муторно от несправедливости,

Лелюх становился на колени перед иконой и просил Господа простить его за кровопролитие, а вечерами читал старинную Библию.

Помогало: после такой "процедуры" рука не тянулась к стакану,

засыпал быстро и убиенные не доставали по ночам. Вот только

отоваривание продовольственных карточек сворачивало ему кровь и доводило до ярости, потому что попал в замкнутый канцелярский круг:

карточки есть - денег нет, деньги есть - карточек нет, деньги и карточки есть - нет отоваривания, а когда было все - в очередях случались драки и даже убийства. Вряд ли у Лелюха выдержали бы нервы и,сорвавшись

по запарке, двинул бы культяпкой какого-нибудь чинушу или ограбил по-голодухе, и тогда попал бы из огня в полымя, но Ангел-хранитель и

на сей раз сохранил его, через детей Михаила.

Одним прекрасным вечером, когда морозы уступили мартовским циклонам, Лелюх, злой как голодный пес, пришел домой после

безуспешного выклянчивания по кабинетам/выпрашивал дрова/,

мать обрадовала его: приходили ребятишки Михаила, передали записку и сказали, чтобы завтра утром пришел в порт, оформляться

на работу.

Утром Лелюх пришел к проходной порта и показал записку вахтеру.

Тот, проверив документы, сделал запись в журнале, выписал пропуск и показал, как пройти к магазину.

Магазин для портовых служащих и рабочих занимал часть первого этажа конторы капитана порта, а отоваривание карточек происходило

по графику так, что рабочим и служащим не приходилось толкаться и мерзнуть в очередях.

Лелюх зашел в магазин. За прилавком стояла жена Михаила - Люба.

Она провела Лелюха в конторку, где заведующая магазином Октябрина Иосифовна щелкала на счетах. Рассмотрев внимательно Лелюха, спросила:"Пьешь?"

Лелюх промолчал. Это понравилось завмагу.

Пиши заявление. Принимаю с испытательным сроком. - сказала она.

Так Лелюх устроился на работу по рекомендации Любы, не смотря на то, что на инвалидности, а это нарушение закона и если бы Лелюх

"вякнул" что-нибудь против, то Октябрина Иосифовна выгнала его с работы законно. Так Лелюх попал в полную зависимость от заведующей и оказался "на крючке".

Ежедневно, как только начинало темнеть, Лелюх приходил на работу.

Завмаг или Люба закрывала магазин на замок и вешала пломбу,

а Лелюх спускался в подвал магазина и всю ночь топил дровами котел,

который обогревал контору капитана порта и магазин.

После окончания испытательного срока, Октябрина Иосифовна выдала Лелюху зарплату сторожа и истопника по-совместительству.

Предложила отоварить продовольственные карточки, но к сожалению, Лелюх не взял их с собой.

На следующий день, Лелюх отоварил все карточки - свои и матери,

а на пособие по инвалидности купил машину сухих колотых дров и

отдал долг Любе. И в его домике стало тепло и светло.

Теперь ему не нужно было вставать ни свет-ни заря, давиться и мерзнуть в очередях. Замкнутый круг, карточки-деньги-отоваривание,

разорвался и стало жить сносно.

Однажды Лелюх, возвращаясь домой с ночной работы, увидел на перекрестке толпу около столба, которая возбужденно что-то

обсуждала. Лелюх подошел и протиснулся в центр толпы.

На снегу, около столба, лежал маленький, смерзшийся комочек

в пальтишке, из которого торчали дырявые валенки, а с другого конца

маленькая обледеневшая головка, от рук остались обглоданные кости.

Что случилось? - заинтересовался Лелюх.

Это мой колеш Саска. Калточки потелял. Боялся домой итти,вот и замелс. Мы его от собак отбили - объяснил "друг", держа на поводке

ездовую лохматую собаку, которая тянулась к замерзшему мальчику.

Карточки потерял! Семью голодной оставил! Сам виноват! Хотя,

конечно, жаль мальца, но если рассмотреть с политической точки зрения - что там какой-то пацан, когда люди гибнут в борьбе с фашизмом, а победа без потерь не бывает. Нас двести миллионов и

не все погибнут, и не все умрут. Несмотря на потери и трудности,

мы победим. Расходитесь и не митингуйте, не время. Война. Где мать

пацана? Пусть своего неслуха забирает - проводил агитацию краснощекий, пожилой мужик в армейской шубе, в шапке-ушанке и

добротных валенках.

Козел-провокатор, не провоцируй людей, не спекулируй войной -

не выдержал Лелюх.

Ты, поджаренный, у меня сын энкэвэдэшник, а я сексот. Я тебя в тюрягу спрячу. Век тебе свободы не видать - пообещал сексот.

Морду нажрал! Кому война, а кому мать родная! За спинами наших

мужиков прячешься! - закричали женщины, ибо подвернулся случай -

зло жизни, из-за житейских неурядиц, выплеснуть на сексота, как на козла отпущения.

Да это бунт! Митинги запрещены! Расходитесь, а то вызову подкрепление. Я из ЧЕКА! - проявил бдительность и инициативу

самозваный чекист.

Покажи удостоверение! - потребовал Лелюх и начал проталкиваться

к самозванцу.

В это время прибежала женщина, закутанная в цыганскую шаль, так,

что видны только глаза да курносый нос.

Где он? - спросила она.

Люди молча расступились перед ней. Женщина подошла к замерзшему ребенку, несколько минут рассматривала его и, когда узнала сына, закатилась душераздирающим криком так, что побежал холодок по спинам и, захлебнувшись в крике, с открытым ртом, содрала с головы шаль и стала на себе рвать волосы клочьями.

Две женщины подбежали к ней и, схватив за руки, попытались уговорить, но несчастная мать, оттолкнув подружек, нагнулась к ребенку, подняла его и стала целовать обледеневшее лицо.

Бунт! Расходись! - не по уму,"ляпнул" чекист и зло толпы обрушилось

на него. Люди,воя, стали терзать его.

Сначала он отбивался, угрожающе матерился, и это сильнее ядрило толпу, а позднее, жалостливо завыл, как ослабевший пес в голодной упряжке, которого, согласно закону-выживает сильнейший, стая решила съесть. Он уже лежал, распластавшись на снегу, покрытом пятнами крови, а толпа, в дикой ярости, рычала и каждый бил чем попадя, и пинал ногами.

Лелюх, несмотря на то, что за свою жизнь повидал смертей и крови,

возмутился дикостью толпы и, чтобы не быть свидетелем, побежал домой, упал на колени перед иконой и молился до тех пор, пока

успокоились нервы.

Сынок, не принимай к сердцу несправедливость, ибо человек правит над человеком во вред ему, и не соревнуй злу - наставляла мама.

Лелюх старался придерживаться этого библейского завета, но когда

сдавали нервы, забывался, а потом отмаливал грехи около иконы

в молитвах. Таким способом снимал стресс.

Вечером Лелюх пришел кочегарить в магазин. Завмаг Октябрина Иосифовна и продавщица Люба эмоционально чесали языки о чрезвычайном происшествии, уже прозваным "Бабьим бунтом",

которое взбудоражило население города и поползли слухи: одни

сенсационней других. Конечно, любопытная Люба спросила Лелюха

о "бунте", но тот, вспомнив зуботычину от смершника Белова, отмазался - "А оно мне нужно?"

Через два дня, при большом стечении народа, город провожал в последний путь заслуженного чекиста, погибшего на боевом посту,

свихнувшегося на почве пыток и по этой причине уволенного из органов, ветерана ЧЕКА, который общался с самим Дзержинским.

Играл духовой оркестр, присутствовала рота почетного караула,

провозглашались лозунги и клятвы: Разоблачить и отомстить

врагам народа всех мастей.

Не прошло и девяти дней, после похорон, зажиревшие от безделья разные компетентные органы, обрадовшись возможности, поднять свой авторитет среди населения и "нагнать холода", доказать, что не зря лопают американскую тушенку и сало и, заодно продвинуться по службе, развернули широкомасштабную борьбу/вся наша жизнь борьба/ с надуманными врагами народа. И Иван подписал на Петра,

а Петр зацарапал анонимку на соседа и пошла цепная реакция, и получилось: сегодня враг ты, а завтра я.

От дикости, от крайней нужды, бацилла подозрительности распространилась до эпидемии и первыми ее жертвами оказались

портовики, потому что жили лучше остального населения и этим

вызывали зависть, а завистник слеп и глух в своей зависти.

Они завалили особистов анонимками, мол капитан порта и лоцманы

японские шпионы и даже нашлись свидетели шпионажа, якобы

лоцманы проводили японские суда за лесом аж до Маго еще до

войны и выдавали им тайну фарватера. Вспомнили и старшин

рыболовных судов, которые ловили и сдавали рыбу в японские

концессии на Нижнем Амуре и Сахалине. От такой информации

у местных чекистов "поехала крыша" и начались репрессии,

но прилетел на самолете какой-то инкогнито из Хабаровска,

который произвел чистку: освободил всех арестованных портовиков,

потому что если бы не сделал этого, навигация на Амуре сорвалась.

Оказалось, что снятый начальник местного НКВД специально репрессировал портовиков, чтобы сорвать навигацию/сам признался/,

а еще украл тонны муки/вот куда он ее дел в закрытом городе?/ и

от этого трудности в городе с хлебом, и до начала завоза придется

затянуть пояса. Точнее: бывший начальник НКВД из-за просчетов

бюрократической системы, стал козлом отпущения и пошел паровозом в преступлениях, совершенных по головотяпству чинуш.

Мало по малу шпионские страсти в городе отошли на второй план,

потому что в межсезонье заканчивались запасы муки и картофеля на базе. Особенно были дефицитны лук и чеснок. За хлебом выстравались

очереди. Каждый очередник записывал номер на ладони, но все же

были скандалы и выяснения - кто за кем стоит - и даже случались убийства.Выживали сильнейшие.

За то, портовики не испытывали никаких трудностей. На территории

порта находились склады и хранилища набитые продовольствием

под потолки, да и пекарня была своя. Завмаг Октябрина Иосифовна

не имела права отфактуровать излишек городу. Почему?

Этот вопрос Лелюх задал завмагу. Она ответила: "Такая система,

а ты не вздумай шлепнуть губой кому-нибудь."

Знаю, знаю - согласился он, вспомнив зуботычину от смершника

Белова.

Особенно, на складах скопилось много американской тушенки.

Причина в стандартах: американская тушенка была больше нашей

и не "влазила" в норму по карточке. Почти каждый месяц на

складах перебирали: тушенку, сахар в кубиках, галеты.

Испорченное списывали на корм собакам, а такие как я, ели

подмороженную, сладкую картошку, даже без заправки.

Мало того, чтобы показать на складах меньший остаток/а то в

следующую навигацию привезут меньше/,торгаши наловчились

списывать. Так на базаре появлялись: американская тушенка, сахар и

галеты, но уже по коммерческой цене.

Такие выживут и скажут: вот при Сталине мы жили лучше, - думал

Лелюх. А чем он может помочь людям? Набрал слипшейся карамели

и раздал детям. И тут же подозрение: где спер? почему такой добрый?

"Эх вы,совки!Сами себя гробите", - подумал Лелюх и больше

благотворительностью не занимался.

Между тем, весна брала свое. Побежали ручьи, зашевелился лед на

Амуре. У Лелюха появилось свободное время и, чтобы не заснуть, стал брать подшивку газеты "Красная звезда" из красного уголка. Старался, между строк, узнать истинное положение на фронтах.

Однажды, прочитав приказ о единоначалии, воспрял духом.

По этому приказу, командир батальона подчиняется только командиру полка-и точка, а разные болеющие, но ни за что не отвечающие - на

второй план.

Давно бы так! С этого нужно было начинать. Теперь он может послать

на три буквы комиссара и смершника любого ранга. Жировать будут,

подвиги себе приписывать, а после войны хвастать-мы победили-,

но и шут с ними, лишь бы не вставляли палки в колеса.

В этой же газете вычитал: союзнеческая авиация разбомбила Плоешти.

Название города было не знакомым для Лелюха и он зашел в красный

уголок, где висела карта Европы, на которой были приколоты флажки:

наши-красные, союзников-синие, а фашистов-черные.

Во, как обложили. Все! - обрадовался Лелюх.

На карте нашел румынский город - Плоешти.С полки взял учебник

географии и прочитал: Плоешти - центр нефтедобывающей и перерабатывающей промышленности.

Кто-кто, а Лелюх, на собственной шкуре, испытал, что такое танки,

штурмовики и бомбардировщики. Нефть - кровь техники.

Нет крови, и эти железные махины - металлолом. Вспомнил, как под

Москвой, танковое соединение фашистов, раздавив его комсомольский батальон, вдруг повернуло назад. Причина - мало топлива. Теперь Лелюх был уверен в победе.

Время - лучший лекарь: зарубцовываются физические и душевные раны. Лелюх, благодаря тому, что устроился в жизни лучше многих, чувствовал себя прекрасно и без эмоций анализировал начало войны, а поделиться своими выводами было не с кем и только после

окончания войны, нашел себе, в лице моего отчима, собеседника,

который прошел войну, с первого залпа до взятия Вены, на флоте.

Обменивались мнениями в мое отсутствие и, как правило, за бутылкой.

Но однажды я их "застукал". Вернувшись из школы,услышал:

Будет тридцать седьмой год - утверждал мой дядька Лелюх.

Нет, не будет, они же пережили его - не соглашался мой отчим.

Увидев меня,замолчали.

А что было в тридцать седьмом году? - заинтересовался я.

Если будешь держать язык за зубами, узнаешь - загадочно

ответил отчим.

Я не из павликов морозовых - сказал я.

Дядька и отчим рассмеялись.

Так начались уроки истории, участниками и свидетелями которой,

были мои предки.Она настолько отличалась от истории, которую проходил в школе, что сомневался в подлинности истории от

моих родственников. Я стал их оппонентом, но они никогда не "наезжали" на меня. Как-то зашел разговор о комсомольцах-

добровольцах. Когда я высказал книжную точку зрения, дядька

ошарашил меня.

Ты, комсомолец. Представь, что на собрании тебя накачали патриотизмом, вооружили старьем - и под танки, а в танках и на

них дядьки, хотя бы такие как мы. Чья возьмет? Ведь ты не умеешь стрелять. А если тебе и винтовки не досталось? Конечно, можно убить

и нас, но какой ценой? Сколько пота я пролил на полигонах, сколько

перелопатил земли, сколько патронов сжег, прежде чем стал

офицером. И то - когда начинал войну против финнов, терялся.

Тем более сейчас: вооружение совершенствуется, огневая мощь

подразделений усиливается, нужны профессионалы. Когда это

дойдет до наших генералов? Хотя сегодня они почивают на лаврах

Победы, им не до этого. А немецкие генералы напишут о наших поражениях.

Конечно, патриотизм нужен, но патриотизм хорошо подкрепить материально, а то "ура" натощак, плохо получается - поддержал

его отчим.

Оба мечтали о профессиональной армии. Куда-то писали, с кем-то

встречались, но увы - поддержки не получили.

В то время, партия и правительство настраивали наш народ на войну

с американцами и я спросил о возможности войны.

Океан - это не река и не пролив, а Америка большая страна. Как туда

высадить армии? - сомневался дядька.

Хотели нас немцы столкнуть лбами в Австрии, но злобы между нашими народами нет. Слова-есть слова, а дела-другое. - ответил отчим.

Вот бросят атомную бомбу- и нет врага, - начитавшись газет,

выдвинул я теорию.

Сегодня нет врага, а завтра не будет нас. Живые будут завидовать

мертвым - высказался отчим и рассказал о последствиях атомной

бомбардировки Хиросимы.

Однажды застал своих предков очень пьяными.

Ты говорил, что Сталин власти нажрался, постарел, а тридцать седьмой год начинается - заплетая языком, говорил пессимист дядька.

Маршалы помнят тридцать седьмой год. Не допустят, чтобы им на шеи петли надевали - утверждал оптимист отчим.

Моя мама стала разгонять "посиделки" и мне наказала, чтобы не трепал языком, а то разделю судьбу моих дедов.

Вдруг Сталин умер. Мои предки спорили, кто возьмет власть: маршалы

или Берия со своими опричниками.

Берия всех маршалов к ногтю, а сам себе припишет славу, как это

сделал Сталин после Гражданской войны. - утверждал дядька.

Кто его знает, что у них там, наверхах творится - говорил отчим.

Власть взял Хрущев. Берию расстреляли.

Тридцать седьмого года не будет - обрадовались мои.

Еще раз попытались рассказать правду о своей войне, но она

оказалась невостребованной.

Сашка, - завещали мне предки, - пройдет лет тридцать после окончания войны, напиши о нас: как бросали солдат под танки, как далась эта победа, а то за парадными торжествами забудут нас.

Отчим и дядька, один за одним, отошли в мир иной. Царство им небесное и земля пухом. Когда я слышу о войне, их образы

всплывают в памяти и напоминают: Сашка, напиши о нас.

Сорок лет тому назад, вспомнив эпизоды, рассказанные предками,

написал повесть и принес в Союз писателей.

О чем это? - спросил меня авторитетный писатель и журналист.

О Войне - ответил я.

О войне?! Ты не был на войне! И не имеешь права писать о ней! -возмутился он.

Мои предки завещали, чтобы я написал о них.

Есть кому об этом писать - отрезал профессиональный писатель.

Значит, литература о Великой Отечественной войне на вас закончится?

Нашелся мне последователь. Кто ты такой? Не мешай работать -

усмехнулся он.

Вы жизнью обязаны моим предкам, если бы не они, вы бы тут не сидели. Прощайте - сказал я и вышел из кабинета.

Может быть профессионалы и правы, им виднее, а я выполнил завещание моих предков.