Даль становится другой

Тот самый дом, где за окном трамвай звенит тоскливо,

и через слякоть по двору тропа ведёт к метро, —

там пианино хриплый звук родит мотив счастливый,

и проживает домовой, похожий на Пьеро.

Там быт советский правит бал, и не бывает пусто,

из эбонита телефон и в трещинах паркет…

Там нас согреют ночь с искрой и пироги с капустой,

и рюмок праздничный отряд, покинувший буфет.

Тот самый дом, где суета имеет форму сердца,

где под стеклянной мишурой родится Новый Год…

Там тешит душу звук трубы и горький запах детства.

И переезд в любой уют его не отберёт.

Но вальсом медленным звучит, смягчающим длинноты,

шуршащий голос золотой сгребаемой листвы…

И в доме том, где за окном трамвай звенит две ноты,

парит воздушный поцелуй исчезнувшей Москвы.