- Ты смеешься? - На губах Рины тоже заиграла улыбка. - Смеешься? Значит, все хорошо?
Кивнув, Конан вытащил из трещины свой факел. Он догорал, но теперь киммериец ясно видел впереди расплывчатое розоватое пятно. Свет! Свет и выход! Он показал на него Рине.
- Но как ты с ним справился? - Она все еще не могла прийти в себя. Как? Даже я... даже Сила Митры не защитила нас!
- Кром! - Конан подтолкнул ее вперед. - Рассчитывай больше на себя, а не Митру, малышка! Ну, еще на вендийских мудрецов...
- При чем тут вендийские мудрецы?
Ухмыльнувшись, киммериец погладил свой широкий пояс, за которым прятался драгоценный сосудик. Теперь, когда Рина тоже вдохнула снадобье, Конан чувствовал, что они равны: пусть недолгий миг, но ее душа тоже пряталась в этой самой бронзовой фляге и возвратилась из нее в телесную оболочку.
- Ты помнишь, что Учитель сказал про арсайю? - Он снова похлопал по ремню. - Бальзам, который употребляют вендийские мудрецы! Он-то нас и выручил.
- О! Твое лекарство, что просветляет разум?
- Да, Рина.
Передав девушке факел, Конан подобрал свои мечи, вложил их в ножны; он был уверен, что оружие ему не понадобится. Бестелесная тварь, невидимая и едва ощутимая, пряталась во мраке, жадно поглядывая на них, но не пытаясь повторить атаку. Вдалеке тускло сияло розоватое пятнышко выхода, и киммерийцу казалось, что оттуда тянет свежим воздухом.
- Вперед, малышка?
- Вперед!
Но прежде, чем сделать первый шаг, Конан повернулся и плюнул в темноту подземного прохода.
23. ПУРПУРНЫЕ ЛЕСА
Тоннель оборвался внезапно; еще мгновение назад над ними нависали тяжкие базальтовые своды, и вдруг багровый и алый простор распахнулся во всю ширь, ослепив путников неярким светом. В вышине клубились розовые облака, скрывающие небо; они текли, меняли формы, то вытягиваясь гигантскими колоннами, почти касавшимися горизонта, то образуя пушистые шары или превращаясь в расплывчатые титанические замки с остроконечными или приземистыми башнями, фигурными парапетами и стенами, отливавшими багрянцем. Эти подвижные тучи, мерцавшие всеми оттенками красного, простирались над таким же красным миром, показавшимся Конану бескрайней равниной, заросшей кустарником и странными деревьями, торчавшими вверх и в стороны подобно растрепанным метлам. Их кроны и стволы были бурыми и ярко-алыми, огненными, оранжевыми, кроваво-красными и желтовато-кирпичными; они то наливались угрожающе-багровым, почти черным, то радовали глаз нежными лилово-розовыми и карминовыми красками. Но главным был пурпур: основа и фон, на коем прихотливыми узорами струились прочие цвета.
- Нижний мир! - выдохнула Рина и тут же с восторгом добавила: - Какая красота! Словно под водой, среди алых кораллов и пурпурных водорослей!
Ее лицо разрумянилось, мышцы обрели былую гибкость, и Конан, бросив взгляд на свою спутницу, понял, что она окончательно пришла в себя. В глазах девушки опять играли отблески Силы, и, хотя она не могла исторгать ее потоком сверкающих молний, астральная энергия наделяла Рину прежней неутомимостью и стойкостью. Пожалуй, еще и некоторой долей легкомыслия: девушка любовалась пейзажем с таким восхищением, словно они оба вдруг попали в сад Учителя, приветливый и знакомый. Конан, однако, не забыл о сонном мороке, затаившемся в пещере; что касается этой пурпурной равнины, то и здесь их наверняка поджидали опасности - возможно, иного рода, чем оставшаяся позади, но столь же смертоносные для беззаботных странников.
Он коснулся руки девушки, ощутив бархатистую нежность ее кожи; это было приятно, и Конан не спешил отнимать ладонь.
- Скажи, малышка, что нас тут ждет? В этих красных зарослях?
Она улыбнулась.
- Кажется, ты поверил в мой дар?
- А разве я сомневался? - ответил он вопросом на вопрос. - В пещере все случилось так, как ты предсказывала... Какая-то мерзость едва не поживилась нами, и одолел ее не меч, а бальзам дамастинского мага, киммериец хлопнул по своему поясу. - Ну, так что нас ждет дальше?
- Сейчас... - Рина, прикрыв глаза, повернулась к пурпурной равнине. Губы ее сжались, лицо стало серьезным, даже суровым, на чистом высоком лбу меж бровей возникла вертикальная морщинка. Конан невольно залюбовался девушкой; румянец щек оттенял темные веера ресниц, каштановый локон и маленькое ушко, что пряталось за ним, казались исполненными прелести... Взгляд киммерийца спустился ниже, к упругой груди, полуприкрытой полотном туники, стройной талии, округлым бедрам, длинным ногам в маленьких сапожках. Не в первый раз он спросил себя, почему эта красавица пошла с ним - неужели из одной любви к опасным авантюрам и любопытства? Нет, это было на нее непохоже... Может быть, как намекнул наставник, ей хотелось испытать свои силы? Свое искусство, приобретенное за время обучения? Почему-то Конану казалось, что дело не только в этом; пожалуй, он мог бы угадать причину, но решил, что торопиться не стоит.
Рина фыркнула, и киммериец, оторвавшись от созерцания ее безупречных колен, поднял взгляд к лицу девушки. Вероятно, с провидением грядущих событий было покончено, и теперь серые глаза Рины смотрели прямо на него с легкой насмешкой и еще каким-то непонятным и слегка пугающим выражением. Ведьма, настоящая ведьма, подумал Конан и вслух спросил:
- Ты разглядела что-то смешное, а? Еще одну тварь, которая может усыпить нас и высосать души?
- Нет. Там, - рука девушки протянулась к полыхавшим пурпуром и багрянцем зарослям, - нет ничего смешного, и нет ничего опасного... особо опасного, я хочу сказать. Мы пройдем по равнине из конца в конец и останемся в живых. Может, никто из нас и ранен не будет, - заметила она уже с меньшей уверенностью.
- Чего же ты улыбаешься?
- Ну-у... - протянула Рина, - ты глядел на меня, а я - на твою ауру... Помнишь, я говорила, что могу видеть такие вещи...
- И что ты высмотрела?
Она загадочно усмехнулась.
- Что высмотрела, то высмотрела! Пойдем.
Покачав головой, Конан двинулся вслед за Риной. Он почти сразу же забыл об этом разговоре; в незнакомом месте не стоило раздумывать о девичьих прихотях, чтобы не попасть на обед какой-нибудь твари. Правда, слова его спутницы обещали сравнительно нетрудный переход в ближайший день или два, но Конан не привык доверять предсказаниям, сулившим покой и безопасность. Он знал, что в живых остается лишь тот, кто всегда настороже - это правило являлось одинаково справедливым и в верхнем, и в нижнем мире.
Скалистый уступ, по которому они шли к пламенеющей равнине, кончился; почва под ногами стала не такой твердой, вокруг появились первые деревца, похожие на прутики, усеянные непропорционально огромными листьями круглыми, алыми и вогнутыми, словно боевые щиты. Кое-где в этих природных чашах поблескивала вода, и Конан, зачерпнув на ходу горсть, убедился, что она чиста и свежа, словно влага горных ключей. Что касается самих деревьев, то они выглядели странно: некоторые, как и положено, тянулись вверх, к розовым небесам, другие торчали в стороны и в бок, или стелились по самой земле, переплетаясь друг с другом и образуя плотный живой ковер, не позволявший разглядеть почву. Внезапно киммериец сообразил, что они двигаются по тропе - или по чему-то очень похожему на тропу; ее покрывал толстый слой сухих листьев и обломанных веток, рдевших багряной корой.
Тропа! Если есть тропа, значит, недалеко и те, кто ее проложил! Удвоив осторожность, огромный варвар с подозрением огляделся по сторонам, затем перебросил с плеча на грудь арбалет и зарядил его. Скрип взводимого рычага заставил Рину повернуть голову. Глаза ее удивленно расширились, когда девушка увидела в руках Конана оружие; ее ладонь тут же легла на сумку с метательными дисками.
- Ты что-то заметил? Что-то опасное?
- Тропа, - коротко отозвался киммериец.
- Да, тропа... похоже на тропу... Но я не чувствую угрозы.
- Когда почувствуешь, может оказаться поздно, - Конан поднял голову, разглядывая небо. Там не было ничего живого, ничего движущегося, кроме облаков - ни птиц, ни летучих мышей или драконов, которые могли бы нежданно пасть сверху. Розовые, оранжевые и алые тучи по-прежнему текли и струились, воздвигая фантастические замки, чтобы в следующий миг обратить их в руины; неяркий свет падал от них на землю, и киммериец не сумел бы сказать, утро ли сейчас, разгар дня или вечер. Может быть, подумалось ему, тут, в нижнем мире, не существует ни утра, ни вечера, ни дня, ни ночи; они шли уже довольно долго, но небо оставалось прежним и ничто не предвещало наступления темноты.
Заросли по краям тропинки сделались гуще, скрывая небеса. Пурпурные древесные стволы теперь были уже толщиной с руку или с мужское бедро, и вздымались ввысь на двадцать-тридцать локтей. Те из них, что уходили в стороны, казались не меньшей длины; их кроны прорастали друг в друга, ветви переплетались на удивление густо, не позволяя и шагу ступить с тропы. Она, как почудилось Конану, сделалась заметно шире, но толстый слой опавших листьев и сухих веток не сохранил никаких следов - ни отпечатка звериной лапы или ступни человека, ни колеи от повозки. Это выглядело странным; дорога - и довольно прямая! - по которой никто не ходит и не ездит.
- Смотри! - Рина, замедлив шаги, вытянула вперед руку.
Конан кивнул; он и сам уже разглядел некое бурое образование, маячившее вдали сквозь разрывы в листве. Оно уходило куда-то вверх, словно гигантская каменная колонна, подпирающая кровлю из розоватых туч; киммериец не мог разглядеть его вершины.
- Скала, - произнес он, легонько подтолкнув Рину. - Иди, не останавливайся! Может, там найдется место для ночлега... Не спать же нам поперек тропы.
- Я не устала.
- Зато я устал и голоден.
Он в самом деле проголодался и страшно устал. Еще недавно такое признание далось бы Конану с трудом, но теперь, после пережитой смертельной опасности, Рина словно бы сделалась ближе и понятней ему. В конце концов, ее Сила - Сила Митры! - не защитила их, не смогла отогнать сонный морок; не помощь божества, а он, он сам, спас их обоих от той гнусной твари! И стоило это недешево!
Конан вдруг ощутил, как утомление наваливается на него, пригибает книзу, заставляет горбить плечи... Долгий день, тяжелый день! Спуск в кратер, потом переход через подземный тоннель, бескровное, но жуткое сражение с его стражем... а теперь еще и эта странная дорога, по которой они отмахали уже не одну тысячу локтей... Ну, ничего, подумал он, приглядываясь к маячившей впереди темной колонне; где скалы, там и пещеры, самое безопасное место для ночлега. Может, и какая-нибудь дичь найдется...
Бурый утес приближался, разрастаясь вширь, нависая над кронами пурпурных деревьев чудовищной пирамидой. Конан все еще не мог разглядеть его вершину - ветви, густо усеянные большими круглыми листьями, закрывали и небо, и горизонт. Хотя деревья по краям тропы выглядели все более мощными и высокими, ни одно не было по-настоящему большим - таким, чтобы на него стоило влезть и осмотреться. В этом смысле скала представлялась киммерийцу гораздо более удобным наблюдательным пунктом.
Тропа, превратившаяся тем временем в усыпанную листьями дорогу шириной в десяток шагов, словно упиралась в бурую стену утеса, и Конан уже начал подозревать, что там их ждет нечто вроде тоннеля, прорубленного сквозь камень. Или все-таки дорожка огибает скалу? Он не успел как следует обдумать этот вопрос, как деревья начали мельчать, редеть, раздвигаться, и путники очутились на поляне.
Тут росла невысокая густая трава, напоминавшая цветом свежепролитую кровь; кое-где виднелись странные цветы - крупные, величиной с кулак колокольцы, черные лепестки которых пестрели багровыми прожилками. Поляна была довольно широка, около полусотни шагов, и стелилась в обе стороны ровным алым ковром, огибая утес. Вблизи он показался Конану не пирамидой, а, скорее, сужавшейся к верхушке колонной, чудовищным копьем, устремленным в розовое небо; чудилось, что эта скала, направляемая рукой гиганта, вот-вот устремится вверх, пронзит клубящиеся тучи, пробьет в них огромную прореху и исчезнет где-то в заоблачном мире.
- Странная гора, - выдохнула Рина за плечом киммерийца. - А ее поверхность... ты только посмотри!
- Кром! - Он покачал головой. - Никогда не видел такого!
Поверхность скалы, в целом довольно ровную, без выступов, карнизов или торчащих глыб, рассекали трещины, причудливо змеившиеся снизу вверх; они были того же цвета, что и кровавая трава на поляне, и казались узором из алых изогнутых линий, проступившим сквозь бурый камень. Может быть, это огромный монолит из драгоценного рубина? - мелькнуло у Конана в голове. Самоцвет неимоверной, непредставимой величины, покрытый земляной или каменной коркой? Ему захотелось подойти поближе и проверить это; опустив арбалет, Конан сделал шаг к скале и потянулся за кинжалом.
- Стой! - Рина дернула его за тунику. - Не лучше ли сначала обойти кругом? Может быть, заметим что интересное...
Конан внимательно взглянул на нее.
- Чувствуешь опасность?
- Нет... - казалось, девушка колеблется. - Нет, не опасность. Но... но... знаешь, мне чудится, что эта скала - живая, - произнесла она шепотом.
- Живая? Хмм... - Киммериец оставил в покое кинжал и медленно двинулся вправо, не спуская глаз со странного утеса. Рина последовала за ним.
Они сделали двадцать или тридцать шагов, удалившись от того места, куда привела их тропа, и вдруг Конан почувствовал, как почва под ним прогибается. Он замер, предостерегающе подняв руку, потом осторожно шагнул вперед, поглядывая то на скалу, то на пушистый ковер красной травы, испещренный черными пятнами колокольчиков. Да, земля определенно подрагивала! Не резкими толчками, как это случается в день гнева подземных богов, а плавно и едва заметно. Казалось, он и в самом деле шел по ковру толстенному ковру из трав, растянутому над бездонной трясиной.
Трясиной? Неужели там, внизу, болото? Рядом с этой огромной скалой? Губы Конана недоверчиво скривились. Превозмогая усталость, он присел, положив арбалет на колено, запустил пальцы в траву и с натугой выдрал пучок - почва под ним, как и все остальное в нижнем мире, была окрашена в красные тона, но влаги не выступило ни капли.
- Что ты там ищешь? - окликнула его Рина.
Конан поднялся.
- Земля, - буркнул он, - земля шатается, как пьяный матрос, выползший из кабака. Ты что, не замечаешь?
Девушка, осторожно ступая, подошла к нему.
- Теперь замечаю... чуть-чуть...
- Ты намного легче меня, - сказал Конан, уставившись вниз. - Может, там болото? Под этой травой? Но воды не видно... и рядом камень...
Рина пожала плечами.
- Все может быть. Не забывай, здесь не наш мир, не верхний. Лес - не зеленый, а пурпурный, небо - розовое, а солнца совсем нет... - Она задумчиво подняла глаза к клубящимся тучам. - Неужели Митра навсегда отвратил от нижнего мира свой лик? Как же он следит за ним? Ведь здесь так прекрасно и покойно...
- У Митры много способов приглядеть за каждым из своих царств, оборвал девушку Конан. - Меня же тревожат не солнце и звезды, а то, что внизу. Не хотелось бы провалиться в трясину!
На мгновение закрыв глаза, Рина сосредоточилась, затем опять пожала плечами.
- Не знаю, болото под этой травой или нет, но там все живое - такое же живое, как скала, - она махнула рукой в сторону испещренного кровавыми прожилками утеса. - Но я не ощущаю никакой опасности... никакой, Конан... Думаю, мы можем идти.
Они снова двинулись в обход каменной колонны, и вскоре Рина, дернув киммерийца за ремень, показала взглядом вправо. Там была еще одна дорога, в точности напоминавшая ту, что привела их сюда - такая же прогалина среди красных деревьев, похожих на захмелевший частокол. Через некоторое время они обнаружили третью тропу, потом - четвертую, пятую; похоже, все они веером расходились от поляны и огромного утеса. Почва в таких местах была прочна - ни малейших признаков колебаний.
Шестая дорожка вела прямо к входному отверстию большой пещеры. Огромный провал овальной формы зиял темнотой, словно разверстая пасть дракона - не хватало лишь клыков да торчащего меж ними языка. Однако трава перед входом выглядела непримятой, и острый глаз киммерийца нигде не замечал каких-либо угрожающих признаков - следов ног, копыт, когтистых лап или окровавленных останков и костей. Вероятно, пещера была необитаемой, и это казалось Конану странным; по его мнению, она прекрасно подходила для логовища крупного хищника.
Он поднял арбалет и, не обращая внимания на предостерегающий жест Рины, нажал спусковую скобу. Стрела свистнула, исчезнув во тьме прохода; затем раздался едва слышный звук глухого удара, и снова воцарилась тишина. Ни рычания, ни визга, ни гневного рыка потревоженного зверя - ничего! Киммериец перезарядил свое оружие.
- Там никого нет, - сказала Рина, махнув в сторону пещеры. - Ты зря тратишь стрелы, Конан!
Не отвечая, он выстрелил опять, нацелившись прямо в поверхность утеса около входа. Снова глухой звук; арбалетный болт, выпущенный с близкого расстояния, почти на четверть длины ушел в скалу.
- Так ты считаешь, что я трачу стрелы зря? - Конан усмехнулся девушке. - А где ты видела стрелы, пробивающие камень? Клянусь Кромом, я такого не встречал!
Он быстрыми шагами направился к пещере и попробовал выдернуть свой снаряд. Стрела застряла прочно, и киммериец извлек ее лишь с третьей попытки; затем вытащил кинжал и принялся ковырять в пробитой стальным наконечником дыре. Рина стояла рядом, округлившимися глазами рассматривая бурую поверхность скалы. Внезапно девушка приложила к ней обе ладони, провела сверху вниз, тронула пальцем край небольшой трещины, алой раной рассекавшей темную корку.
- Это не камень! - с изумлением выговорила она. - Это живое... Живое, как мне и казалось!
- Живое, - откликнулся киммериец. - Кора, а под ней - древесина, красная, как кровь. Кром! Никогда бы не подумал, что в мире могут быть такие деревья! - Он стукнул кулаком по чудовищному стволу.
- Тут не наш мир, - снова напомнила Рина. - Может быть, во времена Первосотворенных такие исполины и росли наверху, но Митра, видимо, погрузил их в земные недра - вместе с храмом, который мы разыскиваем. Выходит, - девушка повернулась к Конану, - тропинка, по которой мы шли...
- ...была огромной ветвью, - закончил киммериец. - А эта пещера дупло! Дупло, клянусь клыками Нергала! - Он задрал голову вверх, пытаясь разглядеть вершину чудовищного ствола, но тщетно; она терялась где-то в багровых и алых тучах, скрывавших небеса нижнего мира.
- Пойдем туда? - Рина показала взглядом на зиявший перед ними вход. Тебе надо отдохнуть... да и мне, если на то пошло.
- Пойдем... Но погоди немного, - Конан вдруг положил арбалет в траву, сбросил с плеч мешок и принялся копаться в нем. Он вытащил веревку с железным крюком, сильным ударом вогнал острие в древесный ствол, а свободный конец тонкого прочного каната обвязал вокруг пояса. Потом, обнажив кинжал, направился в сторону от дупла, то и дело пробуя почву ногой.
- Хочу взглянуть, что там внизу, - пояснил он девушке. - Сейчас найду подходящее место...
Рина спокойно наблюдала за ним, опершись на свой дротик; по-видимому, не чувствовала никакой опасности. Несмотря на усталость, Конан действовал осторожно. Обнаружив участок, где травяной ковер упруго пружинил под ногами, он потуже натянул веревку, опустился на колени и начал резать дерн клинком, отбрасывая в сторону пучки красной травы. Вскоре перед ним образовалось отверстие глубиной в локоть; под слоем прочных травяных корней и почвы из перегнивших листьев обнаружились древесные ветви, гибкие и живые, переплетавшиеся паутинной сетью. Конан отложил нож и вытащил меч. Он врубался все глубже и глубже, пока не почувствовал, что кончик клинка вышел наружу; тогда, быстрым круговым движением перерезав оставшиеся ветки, киммериец протолкнул их вниз и склонился над дырой.
- Подойди, - позвал он Рину спустя некоторое время. - Клянусь богами севера и юга и всеми демонами Кхитая в придачу! На это стоит посмотреть!
Девушка шагнула к нему, встав сзади и заглядывая через плечо; киммериец ощутил запах ее тела, прядь пушистых волос коснулась щеки, другая легла на обнаженную шею. Дыхание Рины сделалось глубоким и частым то ли из-за их невольной близости, то ли от зрелища, открывшегося внизу.
Только сейчас странники поняли, что находятся на верхнем из бесчисленных ярусов гигантского леса. В красноватом полумраке, царившем внизу, они так и не сумели разглядеть землю; неохватные ветви, тянувшиеся во все стороны от чудовищных стволов, сходились и расходились, их покрытые большими пурпурными листьями отростки то перекрещивались, то врастали друг в друга; развилки и места, где ветки переплетались особенно густо, были усыпаны гниющей листвой, поросшей травами и мхом. Эти поляны, иногда обширные, иногда совсем крошечные, как будто парили в воздухе, похожие на алые, багровые, оранжево-желтые облачка, и Конан различал вблизи них неясное движение - какие-то твари копошились и мелькали там, почти невидимые в вечных сумерках циклопических джунглей. С верхнего яруса свисали канаты лиан, усеянных розовыми соцветиями; одни можно было обхватить рукой, толщина других оказалась не меньше, чем у винной бочки. Среди этих багровых стеблей порхали странные существа - не то птицы, не то огромные летучие мыши с кожистыми крыльями; они вились над полянами и пурпурной листвой, иногда падая вниз с протяжными, похожими на стон, воплями.
Рина вздохнула и выпрямилась, отбросив волосы на спину.
- Может быть, нам надо спуститься туда? - Девушка ткнула дротиком в отверстие. - Храм, который мы ищем, наверняка стоит на твердой земле.
- Храм огромен, - возразил Конан, - не меньше этих деревьев. Мы увидим его и сверху, а двигаться здесь куда безопаснее. Там, - он сплюнул в дыру, - полно всяких тварей. И еще я думаю, что святилище находится не в лесу, а гораздо глубже. Помнишь, что сказал Учитель? У самых колен гигантов... Наверно, за красной равниной есть спуск вниз - пропасть или подземные ходы...
- Только не это! - Рина передернула плечами. - Хватит с нас тех подземелий, что остались позади!
Конан не ответил. Поднявшись с колен, он обтер клинок полой туники, сунул его в ножны и тяжело зашагал к огромному отверстию дупла, сматывая по дороге веревку. Спать, - стучало у него в голове; съесть пару лепешек, выпить воды и уснуть. Внезапно он почувствовал, что силы его на исходе.
Когда некоторое время спустя путники покинули свое убежище, розовые тучи все так же метались в вышине, заливая джунгли потоками красноватого света. Видно, пока они отдыхали, прошел дождь - в огромных чашах листьев застыла чистейшая влага, прохладная и свежая. Сняв туники, сбросив сапоги, Конан и Рина вволю плескались, стараясь не глядеть друг на друга; вода смыла не только пот и пыль, но и воспоминания о жутком чудище, невидимом страже вулкана, едва не завладевшем их душами и плотью.
Перекусив лепешками и сушеным виноградом, они тронулись в путь - два крохотных существа, затерявшихся среди гигантского леса, среди чудовищных стволов, уходивших вниз и вверх на тысячи локтей. Где-то под ними таилась земля, мрачная и темная, не знавшая от века ласки солнечных лучей; над головой, скрывая небеса нижнего мира, плыли облака, плотные и непроницаемые, как груды туранских ковров. Возможно, тут вообще не было неба - только каменный свод необозримой пещеры, задрапированный покрывалом розовато-алых туч. Конан не думал об этом; он стремился вперед и вперед, к рубежам пурпурной равнины, к пропасти, провалу или расселине, позволившей бы достичь дна подземного мира.
Так день за днем они странствовали по верхнему ярусу гигантского леса, перебираясь с ветви на ветвь, минуя поляны с алыми, оранжевыми и багряными травами, обходя чудовищные колонны деревьев, подпиравших небеса, ночуя в дуплах, похожих на просторные пещеры. Время здесь текло незаметно, так как ночная тьма не сменяла свет, и солнце, луна и звезды не кружились в вечном хороводе, напоминая об ушедших месяцах и годах; казалось, даже боги не властны над этим миром тихого покоя, одетого в багряные краски осени. Конан отсчитывал дни от перехода до перехода; когда колени начинали подгибаться, ноги тяжелели, и мешок начинал давить на плечи, приходила пора отдыха и сна. Пошарив за поясом, киммериец доставал свой заветный флакончик и, вдохнув бальзама, направлялся к ближайшему стволу, к поляне, заросшей кроваво-красными травами или мягким мхом. Присутствие Рины уже не тяготило его; с тех пор, как они разделили глоток снадобья - там, в вулканическом тоннеле, - Конан больше не стеснялся своей спутницы. Поневоле она тоже прошла причастие арсайей, и это в каком-то смысле уравнивало их - если не до конца, то хотя бы отчасти.
Покой и мир, царившие среди пурпурных вершин, не были неизменными; иногда Конану приходилось браться за меч, а Рине - раскрывать свою сумку с дисками. К счастью, опасности всегда приходили с нижних ярусов, и к счастью, девушка умела если не предупреждать, то предвидеть их. В один из дней - вернее, условным утром, когда путники, покончив с трапезой, собирались двинуться в путь - она вдруг встревожилась и велела Конану спрятать дорожные мешки обратно в дупло. Торопливо оттащив поклажу к задней стене просторного сухого убежища, киммериец встал у входа, наблюдая, как Рина ходит по поляне среди красных трав и черных колокольчиков. Она то склоняла голову к плечу, то замирала на месте, прикрыв глаза и к чему-то прислушиваясь, то быстрым шагом отступала в сторону, словно где-то под ней скользил невидимый хищник, готовясь броситься на жертву.
Наконец Конан не выдержал.
- Что там? - крикнул он, потянувшись к рукоятям мечей. - За нами следят?
- Тише, - девушка махнула рукой. - Иди сюда, только осторожней. И приготовься!
Обнажив клинки, Конан приблизился и бросил быстрый взгляд на Рину. Тяжелая сумка с дисками, что оттягивала ее пояс, была расстегнута, милое личико девушки казалось сосредоточенным и суровым.
- Юркая тварь, - пробормотала она, - и очень большая. Как бы нам не пришлось...
Внезапно Рина отскочила в сторону, вытянув руку и показывая на некое место в траве, выглядевшее, как полагал киммериец, вполне безобидным.
- Тут, Конан, тут! Руби! - Стальной диск сверкнул в ее пальцах, гибкая фигурка замерла в напряжении.
Алый травяной покров вспучился, стремительно превращаясь в невысокий холм; раздался треск рвущихся корней, почва раздалась под мощным напором, и на поверхность вынырнул остроконечный бивень. Толстый - Конан не смог бы охватить его обеими руками - и длинный, как копье фалангита! Свистнули мечи; киммериец едва успел разглядеть клыкастую пасть под костяным наростом, яростный глаз, горевший дьявольским пламенем, и гибкую шею в пунцовой чешуе - или то было туловище гигантского змея?
Он рубанул наискось обеими клинками, высекая из этого живого бревна кровавый клин плоти. Огромная рана брызнула алым, и голова чудища, увенчанная страшным бивнем, словно надломилась; оно слепо таращилось на киммерийца, раскрывая бездонную пасть. Вдруг Конан заметил, что круглый яростный зрачок твари потух, рассеченный стальным диском - этот монстр не видел его! "Когда же малышка успела..." - подумал он о Рине и ударил снова, стараясь держаться подальше от жутких челюстей.
Похоже, его мечи наткнулись на кость, на спинной хребет чудовища, истекавшего кровью - а это значило, что бой наполовину выигран. Наполовину! Конан метался рядом с гибкой шеей твари, уворачивался, падал наземь, вскакивал - и рубил, рубил... Хребет у зверя оказался прочным, но и клинки Рагара не подвели - киммериец перешиб кость с пятого раза. Потом удары снова пошли в мягкое, и вдруг огромная голова отделилась, рухнув на травяной ковер, а обрубок шеи соскользнул вниз, в рваную дыру, и исчез из вида.
Конан, утирая локтем пот со лба, отступил на пару шагов и огляделся. Голова чудища походила на наконечник боевого тарана и весила, пожалуй, с доброго бычка. Пилообразные клыки в широко раскрытой пасти были залиты кровью, глаза лопнули и вытекли, длинный раздвоенный язык вывалился на траву. Но и мертвой эта тварь выглядела ужасно!
Обогнув жуткий трофей, киммериец приблизился к дыре и посмотрел вниз.
- Змей! Клянусь Кромом, змей, порождение Сета! - пробормотал он. - В сотню шагов, не меньше! Обвился вокруг лианы и подполз к нам! Вовремя же ты его заметила, девочка! - Оторвавшись от созерцания чудовищного тела, он взглянул на Рину.
Девушка ответила безмятежной улыбкой. Сейчас, когда схватка закончилась, напряжение покинуло ее; она выглядела так, словно каждый день после утренней трапезы отправляла в небытие пару подобных тварей.
Приблизившись к чудовищной голове, Рина выдернула свои диски, обтерла их о траву и, поглядев на кровавый обрубок, поцокала языком.
- Мне казалось, - заявила она, - что ты перебьешь ему хребет с одного удара. Самое большее, с двух.
Конан взглянул на свои руки, залитые кровью.
- Кажется, я тебя разочаровал? - сердито буркнул он.
- Нет, почему же... Все-таки мы его прикончили, - девушка осторожно опустила диски в сумку. - Юркая тварь, но мы были быстрее! - Она с торжествующей усмешкой пнула костяной бивень.
- Юркая тварь и очень большая, - напомнил Конан. - Такой ничего не стоит разделаться и с десятком человек... даже с сотней, если на то пошло... - Он покосился на девушку и закончил: - Вроде бы кто-то говорил, что путешествие по этой пурпурной равнине будет тихим и спокойным... Ни ран, ни опасностей, да?
- _Н_а_с_т_о_я_щ_и_х_ опасностей, - Рина выделила первое слово. Здесь, - она топнула сапожком по земле, - живут простые твари, зубастые и свирепые, но не демоны и не духи, владеющие злым чародейством.
- Ты уверена в этом?
- Да! Я ощутила бы ауру по-настоящему злобных существ! А это... девушка окинула взглядом чудовищную голову, - это всего лишь змей, большой и голодный.
- Все змеи, большие и малые - мерзкие порождения Сета, - пробормотал Конан. - Я знаю, о чем говорю! Мне приходилось иметь с ними дело... Проклятые твари! И, чтоб ты об этом не забывала, поступим так... - Он воткнул окровавленные клинки в траву и потянулся к кинжалу.
- Что ты хочешь делать? - с некоторым беспокойством спросила Рина. Надеюсь, мы не станем его есть?
- Есть? - Конан усмехнулся. - Пока не кончится наш запас лепешек, я не прикоснусь к такой мерзости... да и потом тоже... отыщем что-нибудь получше... - Он уже трудился над верхней челюстью огромного змея, ловко орудуя кинжалом. - Нет, девочка, мы не пустим эту тварь на жаркое! Я только вырежу два самых больших клыка - ты будешь носить их на шее, а потом, если захочешь, подаришь Учителю... в знак свершенного подвига, добавил киммериец не без иронии.
Рина скорчила брезгливую гримаску, но возражать не стала.
Через несколько дней они набрели на дупло, в котором обосновалось семейство хищников, напоминавших огромных белок-летяг. Правда, размером они не уступали вендийским тиграм или львам, что водились на границе Стигии и Куша. Складки бурой кожи, свисавшей между передними и задними лапами, позволяли им планировать сверху вниз, а острые мощные когти были прекрасно приспособлены для лазанья по деревьям. Эти звери тоже оказались довольно юркими - хотя и не такими большими, как зарубленный Конаном громадный змей - и доставили путникам несколько неприятных мгновений. Их было пятеро - массивный рыжеватый самец, самка и три крупных детеныша, таких же свирепых и неукротимых, как взрослые твари. Клинки киммерийца и смертоносные диски Рины настигли хищников, после чего их трупы были сброшены вниз, а путники обосновались в отвоеванном дупле. Конан вышел из этой схватки с кровавой царапиной на боку, над которой Рине пришлось изрядно поколдовать. За время сна рана затянулась, но длинный багровый рубец исчез только спустя пару дней.
Отоспавшись после схватки с летающими тиграми, Конан заглянул в свой изрядно полегчавший мешок. Он нес их основные припасы - лепешки из плодов хлебного дерева, изюм, финики и сушеные фиги; в тюке Рины был еще увесистый сверток с твердыми колбасками из орехов и ягод, смешанных с медом. Был! Теперь от него, как и от прочих запасов, оставалось немногое на три-четыре дня пути, не больше.
Бросив взгляд на разметавшуюся во сне девушку, Конан вышел из уютной древесной пещеры и пересек лужайку. В отличие от других полян верхнего яруса, край ее обрывался в пропасть; некогда огромная ветвь подгнила, переломилась и рухнула вниз, оставив за собой зияющий пролом. Похоже, через него местные тигры и выбрались к дуплу; вряд ли они смогли бы сами пробиться сквозь толстый слой переплетающихся веток и травы.
Теперь их изуродованные изрубленные тела лежали на поляне внизу, что находилась сразу под провалом - там, куда их сбросил киммериец. Над трупами хищников вились странные птицы с кожистыми крыльями, отороченными по краю длинными пестрыми перьями; они издавали пронзительные вопли, то поднимаясь почти к самому краю пролома, то стремительно пикируя на мертвую добычу. Их мощные клювы с налета вырывали куски окровавленной плоти, и Конан видел, что туша тигра-самца, лежавшего сверху, уже очищена почти до костей.
Он долго глядел на летающих тварей, мысленно прикидывая, годятся ли они в пищу, потом вернулся к дуплу и, стараясь не потревожить спящую девушку, вытащил из своего мешка моток тонкой веревки. Привязав ее конец к стреле, Конан зарядил арбалет и вновь отправился к провалу. Устроившись здесь и внимательно наблюдая за неровным полетом птиц, он неожиданно рассмеялся: сейчас он чувствовал себя рыбаком, что готовится забросить в прозрачные морские воды гарпун с прочной леской.
Свистнула стрела, и через мгновение киммериец уже вытягивал наверх свою недвижную добычу. Арбалетный болт пробил птицу насквозь; она уже не трепыхалась, когда Конан освободил от привязи тяжелую тушку. Он вытащил кинжал, отсек голову с массивным, загнутым крючком клювом, отрезал лапы и крылья, затем полоснул по грудине, содрал кожу с торчавшими кое-где перьями и принюхался. Пахла эта тварь довольно аппетитно - не гусь и не утка, разумеется, но все же лучше тигриного мяса или плоти гигантской змеи с бивнем на голове. Конан выпотрошил ее, выдрал несколько пучков травы, обнажив красноватый грунт, и развел в яме небольшой костерок. Свежие прутья, наломанные им с ближайших ветвей, горели плохо, но к тому времени, когда Рина проснулась, киммериец уже с жадностью поглощал полусырое мясо.
Он протянул девушке кусок грудины и усмехнулся, глядя, как она, вырезав кинжалом полоску, осторожно принялась жевать. Потом Рина кивнула головой и, опустившись на колени у костра, насадила грудинку на кончик ножа.
- Похоже на мясо осьминога, - заметила девушка, поворачивая кусок над огнем.
- Осьминога? Тебе приходилось его есть?
- Конечно. Самая лучшая рыба, что ловили отец с братьями, шла сборщикам налогов. Нам оставалась мелочь... ну, еще раковины, съедобные водоросли и эти вот осьминоги...
Конан одобрительно кивнул. Похоже, его спутница, увидевшая свет в бедном рыбачьем поселке, была не слишком избалованной девушкой.
Когда мужчина и женщина странствуют вместе, близость меж ними становится почти неизбежной. Конан, однако, не думал о Рине как о женщине, и в голову ему не приходила мысль заняться с ней любовью. Возможно, она и маячила смутной тенью где-то в подсознании, но Рина прежде всего была для киммерийца одним из неприкосновенных членов ордена Учеников, слуг Митры, хранителей Великого Равновесия. Он догадывался, что не жалость и не тяга к приключениям заставили девушку пойти с ним; причина была иной, более весомой и серьезной. Может быть, симпатия, что родилась в ее душе за те дни, что он провел в пещере наставника? Но только ли симпатия - или более глубокое чувство?
Он не знал этого и не хотел знать. Он был уверен лишь в одном: что не тронет Рину, не коснется прекрасного тела ведьмы с Жемчужных островов, пока на то не будет ее соизволения.
Они находились где-то посередине огромной равнины, поросшей исполинскими пурпурными деревьями, когда Конан впервые услышал далекий протяжный вопль. Этот звук долетел откуда-то снизу и не был похож на рычанье зверя или отрывистые стоны, что испускали птицы с кожистыми крыльями; он казался почти членораздельным и напоминал охотничий зов или боевые кличи чернокожих из страны Куш. Конан, сидевший на краю дупла, настороженно замер, но крик не повторился; видно, неведомый охотник соблюдал осторожность.
- Ты слышала? - Киммериец отыскал взглядом Рину, бродившую по лужайке.
- Да.
- Кто это, как ты думаешь?
Девушка повела плечами.
- Одно из многих созданий, населяющих нижний мир.
- Об этом я и сам знаю. Опасна ли эта тварь? Что говорит твое предвидение?
Рина на мгновение замерла, обозревая поляну.
- У нас будут неприятности, - заметила она, прижав ладошкой к груди два остроконечных клыка гигантского змея, убитого Конаном. Это свидетельство недавней победы, висевшее на кожаном шнурке, уже стало для нее привычным украшением. - Да, у нас будут неприятности, - повторила Рина, - но, к счастью, небольшие. И все кончится благополучно.
- Мне не нужны даже небольшие неприятности, - проворчал Конан. - И потом, что значит - небольшие? Как то отродье Сета, чьи зубы болтаются у тебя на шее?
- Не могу сказать. Да и стоит ли о том беспокоиться? Лучше погляди, какая здесь красота! - раскинув руки, Рина закружилась по лужайке.
- Беспокоиться всегда стоит. Кто беспокоится, тот дольше живет, буркнул киммериец, оглядывая полянку. Вид и в самом деле был чудесным: среди огненно-алой травы пламенели резные чаши колокольчиков. Почему-то их оказалось тут гораздо больше, чем на встречавшихся раньше висячих лугах, и выглядели они не темными, почти черными, а багряными и пурпурными, цвета лучших ковров Турана.
Рина принялась собирать букет; Конан же, пошарив за поясом, извлек заветную фляжку. Зелья в ней оставалось немного - половину или даже две трети порошка он уже использовал. Мрачно насупив брови, киммериец вдохнул живительный бальзам и плотно закупорил сосудик. Успеет ли он добраться до храма? Или запас арсайи кончится где-то на половине дороги, и он, беззащитный, обреченный на беспамятство, сгинет в этих пурпурных лесах, пропадет в нижнем мире, никогда не увидит вновь света солнца? Если случится такое, он может рассчитывать лишь на Рину... Не потому ли Учитель, мудрец, провидящий грядущее, отправил с ним эту девушку? Спутницу и помощницу, способную довести до святилища Митры лишенное разума и памяти существо... Но под силу ли ей это?
Звонкий смех прервал его мысли. Рина стояла перед ним, погрузив разгоревшееся лицо в охапку пурпурных колокольчиков, и пряди ее пушистых волос мешались с цветочными стеблями.
- Ах, какой запах! - воскликнула она, протягивая свой букет Конану. Слаще, чем у роз и сирени... Вдохни, и ты очутишься на медвяном лугу!
Невольно улыбнувшись, киммериец втянул воздух; ноздри его затрепетали. И в самом деле, эти странные цветы чем-то отличались от привычных растений верхнего мира; их пряный и сладкий аромат не походил и на запах арсайи. Вендийский бальзам взбадривал и пробуждал; пурпурные же колокольцы словно клонили в сон. В радостный и легкий сон, в котором сбывается все, о чем мечтаешь наяву...
Конан вновь вдохнул медовый запах, подумав, что от этих цветов кружится голова - столь же сильно, как после кувшина доброго вина. Ощущение было знакомым и таким приятным! Прикрыв глаза, он впитывал чудесный аромат, изгонявший и все тревоги, и мрачные мысли, и осторожность, и заботы о будущем. С каждым мгновением ему становилось все лучше, все легче, пока белоснежные стены великого святилища не сомкнулись вокруг него, и глас Митры, долетевший от сияющего алтаря, не возвестил прощение всех грехов.
Впрочем, голос тот принадлежал не богу и толковал вовсе не о грехах; очнувшись на миг от сладкого наваждения, Конан понял, что Рина сидит рядом с ним и тянет букет к себе.
- Ты жадный! Дай же и мне понюхать!
- Мне кажется, ты собрала столько цветов, что хватит нам обоим... пробормотал киммериец.
Девушка рассмеялась; в серых ее глазах вспыхнули огоньки. Теперь они вдвоем приникли к чудесному букету и, чтобы было удобнее, Конан приподнял Рину, усадив к себе на колени. Теперь он чувствовал себя словно в раю аромат волшебных цветов смешался с пьянящими запахами девичьего тела, а нежные лепестки и бархатные пальцы девушки ласкали его щеки. "Что со мной? Что с нами?" - мелькнула тревожная мысль и тут же канула без следа. Конан был весел и пьян; его прелестная спутница - тоже.
Она казалась сейчас очаровательней всех женщин земли, и киммериец внезапно понял, что они с Риной, крепко обнимая друг друга, лежат в траве, а изголовьем им служит охапка пурпурных цветов. Медвяный их запах придал особую сладость первым поцелуям; потом они стали обжигающими, как огонь, и губы девушки раскрылись, как два лепестка. Под ладонью Конана набатом билось ее сердце, набухал и распускался сосок на упругой груди, такой нежной, такой желанной... Он приник к нему ртом, ощущая, как дрожит, как трепещет тело девушки.
Тихий возглас, волнующий, призывный... Руки Конана ласкали стройные бедра, гибкий стан, плечи, сиявшие теплотой розового мрамора... Они уже не лежали в траве; они парили над ней, погруженные в алую прозрачную дымку, невесомую и ласковую, что нежила их подобно волнам южного моря. Их кожу овевал ветерок, их плоть трепетала в предвкушении счастья, дивная мелодия разливалась вокруг - то звенели, играли хрустальные колокола, повелевавшие ходом звезд и движением человеческих сердец.
Приятная истома охватила Конана. Сквозь наплывающее забытье он слушал шепот Рины, почти не понимая слов; кажется, она просила о чем-то? Нам нельзя торопиться... не надо, милый... не здесь, не сейчас... Он точно знал, что все произойдет здесь и сейчас, если... если у него хватит сил справиться с блаженной дремотой. Сон наплывал на него сладостным дурманом, покачивал, уносил в небесные выси - туда, где все тише и тише пели хрустальные колокола. Он чувствовал еще, как локоны Рины щекочут шею, ощущал приникшее к нему тело, сильное, гибкое и желанное, но необоримое медвяное забвенье надвигалось, укачивало, баюкало...
"Цветы, - подумал Конан, погружаясь в дремоту, - волшебные цветы... Запах... Рина... Какие у нее нежные руки... какие..."
Сколько же он проспал? По-видимому, недолго; и пробудили его не ласковые прикосновенья девушки. Руки, что быстро, но осторожно ощупывали киммерийца, были жесткими и грубыми, поросшими волосом, и пахло от них не медом и вином, а едким звериным потом.
Конан застонал, пытаясь открыть глаза, потом, внезапно ощутив сильную и бесцеремонную чужую хватку, нанес вслепую удар кулаком. Он сел, судорожно нашаривая свои мечи, но их не было; и рука, привычно потянувшаяся к поясу, не нашла рукояти кинжала. Ремень тоже исчез; под пальцами вместо гладкой кожи бугрилась смятая ткань холщовой туники.
Это заставило его окончательно проснуться. Вскочив, Конан бросился вперед, к маячившим перед ним двум или трем фигурам - бросился, не думая ни о мечах, ни об арбалете, ни о прочем своем оружии, ибо в мыслях у него было только одно: фляга! Бронзовая фляга, его разум, его душа, упрятанная в потайной кармашек пояса!
Что-то мягкое подвернулось под ноги, и киммериец упал в алую траву, не дотянувшись на половину ладони до ближайшего вора. Когда он поднял голову, похитители исчезли.
24. ПЛЕМЯ ТИИ'КА
Конан ругался и ревел, как дикий зверь, наступая на съежившуюся в испуге Рину.
- Кром! Небольшие неприятности! Все кончится благополучно! - Взмахнув огромным кулаком, он набрал побольше воздуха в грудь. - Благополучней некуда! Проклятый лес! Проклятые ублюдки! Они украли все, все!
- Не все, - робко возразила девушка, и это было правдой; до арбалета и колчана похитители не добрались. Но дорожные мешки, припасы, оружие Рины, драгоценные Рагаровы клинки, а главное - пояс с бронзовым сосудом! исчезли. Кроме арбалета, у Конана остался только кривой засапожный нож; у его же спутницы не было ничего, кроме одежды - да и та находилась сейчас в изрядном беспорядке.
- Я почти догнал их! - снова рявкнул Конан. - Если бы не ты... - он со злостью сплюнул.
- Кто же виноват, что ты запнулся о мою ногу! - Серые глаза Рины наполнились слезами. - Надо было глядеть, что там лежит на земле!
- Лежит!.. На земле!.. - Киммериец никак не мог успокоиться. - Все твои цветы! Если б не эта пакость, никто бы и не улегся на землю!
Он принялся яростно топтать букет, превращая хрупкие чаши колокольчиков и цветочные стебли в слизистое крошево. Рина некоторое время глядела на него, потом вдруг шмыгнула носом, вытерла глаза и улыбнулась.
- А все-таки как было хорошо! - мечтательно произнесла она. - Как хорошо! Я словно летала в небесах в твоих объятьях...
- Хорошо, - согласился Конан; выместив гнев на чародейных цветах, он немного пришел в себя. - А сейчас - еще лучше! Когда же кончится время сна, все будет просто замечательно! Я превращусь в безгласного скота, и ты поведешь меня на веревочке прямо в храм! Интересно, что я скажу Митре? Как вознесу мольбы о прощении? Мне не удастся даже замычать или залаять! Я лишусь памяти и речи, стану глупее распоследнего осла!
Рина озабоченно нахмурила лоб.
- Этого не случится, Конан, не тревожься! У нас еще есть время. И предчувствие меня не обманывает: все закончится хорошо.
- Во имя милостей Митры!.. Перестань повторять это, женщина! Перебросив за спину арбалет и колчан, киммериец направился к зарослям, обрамлявшим край полянки. - Похоже, эти ублюдки исчезли где-то тут... пробормотал он, срезая ножом гибкие прутья, чтобы расчистить проход. - А! Погляди-ка! Дыра! Дыра и лианы!
Перед ним зияло небольшое отверстие - лаз, светлевший среди плотно переплетавшихся ветвей; к сучкам попрочнее были привязаны две лианы. Конан продолжал работать ножом - для него этот ход на нижние ярусы оказался слишком тесным.
- Не слишком-то умны эти вороватые твари, - буркнул он. - Не догадались сбросить лианы...
Рина подошла и встала за его спиной, внимательно разглядывая отверстие.
- Ты заметил, как они выглядят?
Конан, врубаясь в заросли, покачал головой.
- Почти ничего не разобрал... глаза слипались после этого дурмана... - Он плюнул на ближайший цветок. - Недаром я всегда предпочитал вино! Честное вино лучше любого колдовского зелья! Если б не это твое...
На алых губах Рины мелькнула загадочная улыбка, потом ее рука ласково пригладила взлохмаченную гриву киммерийца.
- Давай не будем ссориться, ладно? Я не так уж виновата, и ты не столь уж безгрешен... - щеки ее полыхнули румянцем. - Сейчас спустимся вниз и нагоним наших грабителей. Наверняка они ушли не слишком далеко. Найдем их след...
- В таких-то зарослях? - Конан раздраженно ткнул в дыру ножом.
- В каких угодно, - с уверенностью заявила девушка. - Мне ведь не надо высматривать отпечатки их лап или ног - я вижу след их ауры! Дрожит прямо в воздухе, Конан, словно цветная радуга... - всматриваясь в нечто, заметное ей одной, Рина прищурила глаза.
- Ну, и что скажешь?
- Ты прав - они не слишком-то умны. Значит, мы найдем их и перехитрим.
- Я хитрить не буду, - киммериец яростно взмахнул кинжалом. - Мне бы только добраться до глоток этих тварей!
- Они - люди, - с внезапной строгостью сказала Рина, - а Митра не любит зряшных убийств! Я давала обет...
- Я тоже давал, - буркнул Конан и полез в дыру.
Они спустились на три сотни локтей, потом девушка уверенно двинулась вперед по тропе, основанием которой служила гигантская ветвь; вскоре путники стояли у нового лаза со свисавшими по краям лианами. Тут Конан обнаружил клочья бурой шерсти и, принюхавшись, различил едкий запах похитителей. Если они и опережали погоню, то совсем ненамного.
Спуск по лиане, недолгий путь к очередной дыре, и снова вниз... Вниз и вниз, сквозь розоватый полумрак и пурпурную листву, мимо птиц с кожистыми крыльями, метавшимися в теплом воздухе, мимо висячих полян, на которых копошились какие-то мелкие твари, мимо неохватных ветвей, становившихся все толще и толще, вдоль бурых стволов с кроваво-красными трещинами, напоминавших горы... Они преодолели полторы или две тысячи локтей, но земли все еще не было видно; луга с алой травой и буйная листва по-прежнему скрывали почву, вскормившую этот исполинский лес. Конану казалось, что он спускается прямо в преисподнюю.
Их путь закончился на чудовищной ветви, по которой проходила уже не тропа, а целая дорога шириною в двадцать шагов. Прелая листва и мох были хорошо утоптаны, и это навело киммерийца на печальные размышления. Похоже, они приближались к селению или стойбищу, обитатели которого могли дать пришельцам отпор. Возможно, думал Конан, эти волосатые твари не слишком-то сильны и храбры, но если их наберется сотня-другая... Он с горечью вспомнил о своих клинках; лучше бы эти отродья Нергала украли арбалет и стрелы!
Однако приходилось довольствоваться тем, что есть, и Конан, перебросив свое оружие на грудь, вложил в него стрелу и щелкнул рычагом. Он подумывал, не стоит ли остановиться и вырезать дубинку поувесистей, но затем решил, что тяжелый, окованный бронзой арбалет куда смертоносней в рукопашном бою, чем деревянная палица.
Ах, если б у него было время! Он выкрал бы и свою фляжку, и дареные Рагаровы мечи и все остальное - и оружие, и припасы, и снаряжение... Но времени для такого сложного дела не оставалось. Конан не знал, сколько они с Риной проспали - четверть, треть или половину обычного срока - но путешествие по лианам и ветвям было довольно долгим. Скоро, совсем скоро у него начнет мутиться в голове... Нет, он не успеет придумать какой-нибудь хитроумный план, как предлагает Рина... не сможет ни украсть, ни обмануть, ни перехитрить... Оставалось одно - драться!
Впереди послышался слитный далекий гул голосов - верный признак того, что поселок, к которому они приближались, был велик и многолюден. Похоже, подступы к нему не охранялись, но Конан с удовольствием бы убрался с дороги, если б мог. Однако передвигаться в окружавших тропу зарослях было никак нельзя: стволы, стволики и прутья, отходившие от основной ветви, росли на удивление густо. Сквозь эту чащу не проломился бы даже вендийский носорог, мелькнуло в голове у Конана.
Шум сделался громче; теперь в нем можно было выделить рев, протяжные вопли и завывания, словно существа, испускавшие все эти звуки, отмечали некое торжество или делили добычу. Чувствуя, что впереди лежит обширное открытое пространство, киммериец приостановился, разрядил арбалет и перебросил его на спину. Затем он срезал несколько огромных пурпурных листьев и протянул два из них Рине.
- Дальше поползем - тут, под кустами, у самой обочины. Прикрой листьями голову и плечи и постарайся не шуметь.
Девушка кивнула. Судя по близким воплям, ползти им предстояло недолго; тем не менее Конан досадовал и злился из-за вынужденной задержки - время его было на исходе.
То ползком, то на четвереньках путники преодолели оставшийся путь и, тесно прижавшись друг к другу, залегли на опушке, под защитой непроницаемой для взгляда листвы. Ни сторожа, ни часовые им не встретились; обитатели стойбища либо чувствовали себя в полной безопасности, либо идея насчет охраны поселка не приходила им в головы.
Отогнув краешек большого листа, Конан приподнялся и осмотрел простиравшуюся перед ним поляну.
Она была покрупнее тех, что встречались странникам прежде, и простиралась на добрых сто пятьдесят или двести шагов, считая от конца тропы до гигантского древесного ствола, бурой колонной уходившего вверх. Как всегда, поляна эта кольцом охватывала дерево и, если не вспоминать о тысячах локтей пустоты под ногами и над головой, напоминала обычный луг с торчащим посередине утесом. Однако эту просторную луговину покрывали пурпурные мхи и травы огненного цвета, а скала тянулась слишком высоко и имела слишком правильную форму - оба эти обстоятельства нарушали сходство. Вдобавок, здесь царила полутьма, вечные сумерки нижнего мира, придававшие пейзажу туманную ирреальность, будто и красная растительность, и бурые ветви, и гороподобный древесный ствол находились не в воздухе, а под зыбкой поверхностью моря.
Эти подробности, однако, не интересовали киммерийца; его внимание было приковано к странным существам, сгрудившимся на поляне. Коренастые, невысокие и широкоплечие, они заросли бурой шерстью и двигались хотя и быстро, но довольно неуклюже, иногда опускаясь на передние лапы. Тем не менее, Конан счел их людьми - хвосты у волосатых тварей отсутствовали (как, впрочем, и одежда), а на их толстых шеях болтались ожерелья из ярких перьев, просверленных орехов и звериных когтей. Было у дикарей и оружие дубинки и заостренные рогатины, без каменных наконечников и необожженные в огне.
Те, что с громкими воплями толпились на лугу, выглядели довольно мускулистыми и крепкими. Самцы, догадался Конан и бросил взгляд на дерево. В стволе его зияло множество дупел-пещер, из которых вниз свисали лианы; в темных же отверстиях торчали мохнатые головы самок и подростков. Вероятно, им полагалось наблюдать за сборищем и дележом добычи издалека, чтобы не крутиться под ногами у мужчин; подметив это, киммериец негромко, но одобрительно хмыкнул.
Рина подтолкнула его локтем в бок, шепнув:
- Мне кажется, они спорят из-за наших мешков и оружия. Не могут поделить, что ли? Как ты думаешь?
- Скоро им придется делить собственные шкуры, - сквозь зубы пробормотал Конан, вытягивая из-за плеча свой арбалет.
- Подожди, не стреляй! - Рина положила теплую ладошку ему на плечо. Я надеюсь, мы сможем договориться...
- С этими бесхвостыми обезьянами? - Киммериец раздраженно сбросил ее руку. Он чувствовал, как подступают головная боль и звенящая пустота, и это не улучшало его настроения. - Я готов потолковать с ними - когда мечи и фляга с бальзамом будут у меня. Но не раньше!
Незачем спорить, надо действовать, решил он, лихорадочно обдумывая план нападения. Дикарей было всего лишь десятков семь или восемь; они сгрудились вокруг нескольких волосатых молодцов, нагруженных похищенным добром. Конан не сомневался, что сумеет до них добраться - внезапная атака давала ему преимущество. О, если б у него оставалось время! Он перестрелял бы всю эту шакалью свору, даже не выходя на поляну!
Однако знакомое покалывание в висках и боль в затылке заставляли поторапливаться. Арбалет не лук; при всем желании он сумел бы выпустить лишь одну стрелу за время четырех глубоких вздохов. Слишком медленно! Конан не успел еще подумать об этом, а пальцы уже сами ослабляли тетиву. Окованное бронзой ложе арбалета станет дубиной, а стальная метательная скоба - убийственным клювом, которым он раздробит черепа врагов! Можно бить хоть тем концом, хоть другим - результат один: мозги наружу!
Преодолевая головокружение, киммериец начал подниматься.
- Подожди! - Рина дернула его за полу туники. - Я хочу поговорить с ними!
- Как? - Толпа дикарей на поляне ссорилась и гомонила все громче, но речь их оставалась для Конана абсолютно непонятной. Зато он разглядел теперь свои мечи, переходившие из рук в руки, и два распотрошенных мешка.
- Я смогу с ними договориться, - настаивала девушка. - Не надо проливать кровь, Конан! Подожди!
Он попытался вырвать полу из ее пальцев, но Рина держала крепко.
- Мне некогда ждать! Отпусти!
На поляне, под невнятные крики и вопли, вовсю шел дележ их скарба. Похоже, начиналась драка.
- Дай же мне попробовать, Конан! Не спеши!
Но тут над толпой взлетел широкий кожаный пояс, стиснутый в волосатой лапе, и терпение киммерийца иссякло. Взревев, он отшвырнул девушку и ринулся вперед, вращая свое страшное оружие; слегка изогнутая метательная скоба делала его похожим на боевую кирку. В десяток гигантских прыжков Конан преодолел расстояние до замерших в ужасе дикарей и вскинул свою увесистую палицу - уже зная, чей череп треснет первым.
Но опустить приклад арбалета он не успел; тьма сомкнулась над ним, и огромный варвар со стоном рухнул на землю.
Запах арсайи коснулся его ноздрей. Свежий острый аромат бальзама обжигал, словно раскаленный воздух, наполняя мозг палящей и пронзительной ясностью, пробуждал, вытягивал к свету жизни из темного омута небытия... Конан закашлялся и раскрыл глаза.
Голова его лежала на теплом округлом бедре Рины, пальцы девушки гладили щеку, серые глаза смотрели на него с тревогой и нежностью. Он чувствовал виском ее шелковистую кожу; аромат юного женского тела заставлял позабыть про обжигающее прикосновение вендийского бальзама. Пряди каштановых волос касались лица Конана, и от них тоже приятно пахло морем и свежим ветром. Воистину, о лучшем пробуждении не стоило и мечтать!
Он привстал на локте, оглядывая древесную пещеру, и решил, что немного поторопился с этим выводом. Кроме Рины, тут не было ничего приятного - разве что их мешки да оружие, сваленные у стены. Напротив входа сидело пятеро дикарей, косматых, как медведи киммерийских гор, и несравненно более уродливых; на шеях у них болтались пышные ожерелья из длинных и острых тигриных когтей. Теперь Конан мог рассмотреть их лица поподробнее, и это зрелище отнюдь не повергло его в восторг. Челюсти у хозяев стойбища выдавались вперед, мощные надбровные дуги затеняли крохотные глазки, из буйной поросли на щеках выглядывали вывороченные ноздри. Нос как таковой почти отсутствовал; губ тоже не было видно, зато клыки и передние резцы поражали своей внушительностью. Эти пятеро самцов довольно старых, судя по седоватому, вытертому на плечах меху - казались жуткими уродами, монстрами, дьяволами, вылезшими в мир из чрева самого Нергала. И рядом с юной пленительной Риной они выглядели еще омерзительнее.
Один из них ковырял в ноздре, засунув туда чуть ли не весь палец, трое обгладывали кости с ошметками мяса, вытягивая их из груды, лежавшей на полу, пятый дикарь же смотрел прямо на Конана. Мех у него был не грязно-бурого, а скорее рыжеватого оттенка, и левую щеку пересекал ужасный шрам - видно, местный тигр приложился своей когтистой лапой. Несмотря на подобное украшение, этот рыжий показался киммерийцу поприглядней прочих то ли глаза у него были умней, то ли клыки поменьше.
Внезапно дикарь со шрамом заерзал на месте и что-то забормотал; остальные четверо, бросив свои важные дела, уставились на него. Конан, с неохотой расставшись с теплым бедром Рины, сел, опираясь на кулаки, и прислушался. Речь волосатого была невнятной и состояла из странных звуков, то отрывистых, то протяжных; нечто среднее между воем гиены и лаем шакала. Конан не понимал ничего.
- Вождь тии'ка просит у тебя извинения, - вдруг произнесла Рина.
- Ты уверена? - Киммериец покосился на девушку - не шутит ли она, но милое личико Рины было совершенно серьезным.
- Разумеется, уверена. Я ведь неплохо понимаю их.
- Ты выучила язык волосатых, пока я валялся в этом дупле? - Конан приподнял бровь.
- Зачем? Мне и так ясно, что они хотят сказать. Знаешь, это гораздо легче, чем предсказывать грядущее или лечить раны.
- Вот как? Что ж, придется тебе поверить. - Конан встал, опоясался ремнем и сунул в потайной кармашек фляжку с арсайей; так он чувствовал себя гораздо уверенней. Стараясь не глядеть на пятерых дикарей, он сделал шаг к стене, потом - другой, наклонился и поднял свои мечи. Никто ему в том не препятствовал.
Рыжий со шрамом снова разразился речью, широко разводя руками и выпячивая нижнюю челюсть; казалось, он кого-то ругал. Рина, склонив каштановую головку к плечу, внимательно слушала.
- Вождь говорит, что лишь такие негодяи, как Йотомакка, Вуулкайна и Неодигми, могли напасть на грозного воина, победителя Рогача Кро'вара, произнесла девушка, когда рыжий закончил. - Они - не дети тии'ка, они отродья подлых такир'дзеннов! И по ним давно плачет дубина, которой дробят кости непокорных.
- Подожди, малышка, не торопись, - Конан сел, положив на колени оба клинка. Теперь он чувствовал себя совсем хорошо - разве что хотел есть. Но сначала ему хотелось разобраться в обстановке.
- Итак, - спросил он, жадно поглядывая на груду мяса перед пятеркой волосатых, - кто такие Йотомакка и прочие мерзавцы, о которых ты говорила? Кто такой рогач? А также тии'ка и эти самые такиры?
- Такир'дзенны, - поправила его Рина. - Это звери, которых ты назвал летающими тиграми. Помнишь, мы отбили у них дупло? Тии'ка их очень не любят.
- Тии'ка - это они? - Киммериец протянул руку к пятерке волосатых.
- Да. Йотомакка с двумя приятелями - молодые охотники, которые не слушают никого, бродят там и тут, хватают, что плохо лежит. Вот набрели и на нас...
- Хмм... Похоже, вождь не одобряет воровства? Ну, ладно... может, я его и прощу, - Конан с нежностью погладил рукояти своих клинков. Кажется, ты говорила еще о рогаче? Как его... Кро'вар?
- О, это их бог! Один из богов. Тот самый змей с бивнем на носу, которого ты перерубил пополам! Очень могущественный демон, и тии'ка его страшно боятся... Но раз ты его убил, значит, ты сильнее! Тии'ка уважают силу.
- Это неплохо, - пробормотал Конан, проверяя, как выходят из ножен мечи. - Значит, я прикончил Кро'вара... И что же, они поверили тебе на слово?
Рина горделиво улыбнулась, огладив свое ожерелье.
- Почему же на слово? Тии'ка - умелые охотники; они сразу догадались, что висит у меня на груди. И они поняли, что эти клыки свежие. Я объяснила им, что ты убил Рогача Кро'вара совсем недавно. Теперь они готовы оказать тебе почести... да и мне тоже.
- Вот как?
- Ну конечно! Ведь мы вместе сражались с Кро'варом... и потом... потом... я - твоя женщина!
- Первый раз слышу об этом, - заметил Конан, но тут Рина широко улыбнулась и подмигнула ему.
Подал голос дикарь, ковырявшийся в носу; киммериец, уже начавший привыкать к вою и лаю, что заменяли волосатым человеческий язык, уловил вопросительную интонацию.
- Почтенный старейшина спрашивает, не голоден ли ты, - перевела Рина.
- Голоден! Скажи этим образинам, чтоб принесли сухие ветки. И побыстрей!
Он с интересом ждал, желая послушать, как Рина залает и завоет, но у нее, оказывается, имелся совсем другой способ общения с волосатыми. Полузакрыв глаза, девушка на мгновение сосредоточилась, и вдруг пятеро дикарей разразились хриплым клекочущим хохотом. Потом рыжий ткнул пятерней в окровавленную груду на полу и что-то произнес.
- Вождь спрашивает, зачем тебе дерево. Разве ты собираешься его есть? Когда тут столько хорошего мяса?
Конан ухмыльнулся.
- Не худо бы его поджарить, а, малышка? Ты могла бы догадаться и сама!
Сохраняя полную серьезность, Рина сообщила:
- Я только передаю слова, от тебя к ним и обратно. Видишь ли, тии'ка почитают мужчин куда больше, чем женщин... Для них ты - великий и грозный воин, а я... я всего лишь твоя девушка. Так что думать мне не положено.
- Что ж, - произнес Конан, - я и в самом деле великий и грозный воин. Скажи рыжему ублюдку, что он в том скоро убедится, если дрова не доставят немедленно!
Опустив веки, киммериец замер, вкушая блаженный покой. Пожалуй, размышлял он, стоит как-то отблагодарить Рину, сказать ей ласковое словцо: в этот раз девчонка выручила его и, к тому же, она была права со своими пророчествами - история с кражей закончилась вполне благополучно. Не первый случай, когда дар Рины выручает их! Теперь он не жалел, что согласился взять ее с собой - нет, совсем не жалел! А коли еще вспомнить сладость ее губ и трепет маленьких упругих грудей под рукой...
Конан не успел додумать эту мысль до конца - два дикаря, вошедших в пещеру, почтительно выложили перед ним целую груду сухих ветвей. Он придвинул к себе мешок, вытащил огниво и высек огонь. Огромный ствол, в дупле которого люди гнездились подобно мелким насекомым, переполняли живые соки, и киммериец не боялся устроить лесной пожар. Он разложил небольшой костерок и, насадив на лезвие кинжала основательный кусок мяса, поднес его к пламени. Пятеро волосатых старейшин, морщась от дыма, следили за ним с благоговейным ужасом. Рыжий вождь робко потянулся к огню, но, почувствовав жар, быстро отдернул руку; его нижняя челюсть отвисла, из безгубого рта вывалился язык. Рина, приложив ладошку к виску, задумчиво поглядела на него, и дикарь успокоился.
- Я сказала, чтоб они не боялись, - девушка повернулась к Конану. Бедняги никогда не видели огня - ведь тут не бывает даже гроз! Только дожди, что падают на верхний ярус джунглей.
- Спокойный мир, - заметил киммериец.
- Ты забыл про Рогача и такир'дзеннов?
- Ничего я не забыл, - Конан принюхался к мясу; пахло оно весьма аппетитно. - Но в этом пурпурном лесу не так опасно, как в верхнем мире. Может быть, Митра навсегда установил здесь Великое Равновесие?
- Здесь - возможно, - Рина с неопределенной улыбкой пожала плечами. Но за дальнейший наш путь я не поручусь.
Конан пристально взглянул на нее.
- Предвидишь какие-то опасности, малышка?
- Да.
Ответ был краток, и киммериец решил, что расспрашивать девушку подробнее не стоит. По крайней мере, сейчас - не то место и не то время. Вытащив засапожный нож, он отхватил порядочный ломоть мяса и протянул Рине.
- Ешь! И спроси у наших новых приятелей, знают ли они, где кончается лес.
Оказывается, рыжему вожаку с шрамом, носившему длинное имя Тайбанисантра, это было известно. Ревя и взлаивая, он поведал Конану, что пурпурная равнина тянется до самой Великой Пустоты, до Као'кирр'ота, что на языке волосатых означало Место, Где Нет Деревьев. Охотники тии'ка и других кланов, обитавших в лесу, не раз добирались туда, заглядывали в гигантский провал и, возвратившись в родные стойбища, пугали соплеменников страшными историями. Место, Где Нет Деревьев! Подумать только! На уродливой физиономии рыжего вождя отразился настоящий ужас.
- Пропасть, - задумчиво сказал Конан, насаживая на острие кинжала новый кусок мяса. - Пустота! Как раз то, что нам надо... Мы могли бы выиграть время, если эта рыжая обезьяна даст нам проводников.
Рина тут же представила эту идею на суд старейшин. Пятеро волосатых, с опаской поглядывая на огонь и черноволосого гиганта, поглощавшего обугленное мясо, начали тихо совещаться; теперь голоса их звучали, как далекая перекличка шакалов в ночной степи. Наконец Тайбанисантра повернулся к гостю и произнес речь, в которой то и дело упоминались уже знакомые имена - Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми. Рина старательно переводила.
- Молодые охотники... считают себя умнее всех... не хотят слушать старших... задираются с соседями... лезут к чужим самкам... Однако сильные и смелые, очень смелые! Хорошие следопыты... знают лес... все тропы, все дороги... ничего не боятся, даже когтей такир'дзеннов... могут проводить! Да, могут - если великий и грозный победитель Кро'вара заставит... повыдерет шерсть на загривках... задаст им хорошую взбучку... но так, чтобы не переломать костей.
Выслушав это предложение, Конан ухмыльнулся.
- Похоже, - заметил он Рине, - этот вождь с длинным именем хочет сбыть нам залежалый товар. Ну, да ладно! Когда нет ни золота, ни серебра, сгодится и медь... Только скажи рыжему, что его охотники могут и не вернуться. Особенно, если посмеют не слушать старших и примутся лезть к чужим самкам, - он демонстративно положил руку на плечо Рины и широко зевнул; после обильной еды клонило в сон.
Его предупреждение вождь и старейшины приняли безропотно; казалось, они даже были довольны. Конан уже не обращал на них внимания; вытянувшись у костерка во весь свой огромный рост, он махнул в сторону выхода, и пятеро волосатых покорно встали. На пороге древесной пещеры Тайбанисантра обернулся и, оскалив огромные зубы в жутковатой улыбке, начал что-то втолковывать Рине.
Девушка похлопала Конана по плечу.
- Эй! Кажется, ты рано улегся спать.
- Ммм?
- Вождь хочет почтить тебя, великий воин, победитель рогатого Кро'вара.
- Скажи ему, что я всем доволен. Пусть лучше приглядит за этим Йотомаккой и его дружками, чтобы они не удрали из поселка.
Рина снова потрясла его за плечо.
- Не беспокойся, вождь все сделает, как надо. А сейчас он хочет прислать тебе своих дочерей - трех или четырех. Он говорит, что великому воину нужно много самок, чтобы потом его сон был приятным и крепким.
Конан перевернулся на другой бок.
- Скажи ему, что ты - моя единственная самка. Скажи, что ты очень ревнива и разорвешь глотку всякой женщине, которая приблизится ко мне. И еще скажи, чтоб эта рыжая образина катилась Нергалу в задницу!
Он сунул руку за пояс, нащупал бронзовый сосудик с арсайей и, смежив веки, погрузился в сон. На губах его играла довольная улыбка; все же Рина оказалась права - этот день закончился вполне благополучно.
Раскрыв глаза, Конан несколько мгновений лежал неподвижно, потом резко подтянул ноги и сел, оглядывая древесную пещеру. Рядом с киммерийцем, уткнувшись лицом в сгиб руки, свернулась калачиком Рина; у дальней стенки лежали мешки и оружие - к ним явно никто не прикасался; костерок погас, но под слоем пепла кое-где мерцали алые жгучие огоньки. Волосатых в дупле не было, и это показалось Конану добрым знаком; он не хотел видеть их жуткие физиономии, едва очнувшись от сна. Лицезрение этих заросших шерстью образин требовало предварительной подготовки - как минимум, кувшинчика-другого вина. Но вина не было, и Конан, вздохнув, поднялся.
Сумерки, царившие в пещере, напомнили ему о летних киммерийских ночах, когда казалось, что утренняя заря догоняет вечернюю, торопясь за ней подобно гончему псу, почуявшему зайца. Правда, такие ночи в Киммерии были белесоватыми, почти серебристыми; здесь же, разрушая сходство, воздух пронизывали потоки розового света, приглушенного и неяркого. Но для глаз Конана, обладавшего острым зрением, его вполне хватало.
Древесная пещера, на пороге которой он стоял, оказалась просторной и на удивление чистой, однако в ней ощущался запах тии'ка - едва заметный, но едкий, въедливый. Пахло потом и шерстью, и чем-то еще, звериным и неприятным; эта почти неуловимая вонь смешивалась с запахом дыма, которым тянуло от костра. Поморщившись, Конан пристегнул ножны с мечами, вытащил сосудик с арсайей, вдохнул бальзам и закашлялся.
Рина тотчас раскрыла глаза. Зрачки ее сияли в полумраке как два серых топаза, на алых губах играла улыбка; видно, в этот раз девушке снились хорошие сны. Но Конан, припомнив ее вчерашнюю обмолвку насчет опасностей дальнейшего пути, нахмурился.
- Вставай, малышка! Нам пора в дорогу.
- Разве ты не хочешь сначала поесть? - Ее голос был чуть хриплым.
- Конечно, мы поедим. Но до того я потолкую с вождем волосатых, а заодно с этим Йотомаккой и его бандой.
- Ты хочешь, чтобы я передавала им твои слова?
- Нет. Лучше поджарь мяса и собери наши мешки.
Рина неторопливо отбросила волосы с лица, поджала ноги к груди и вдруг очутилась рядом с Конаном. Ее движения были гибкими, стремительными, исполненными такой грации и силы, что киммериец с одобрением хмыкнул: эта юная ведьма с Жемчужных островов не теряла времени зря на тренировочной арене, лежавшей над пещерой Учителя!
Девушка бросила взгляд в сторону поляны, на которой суетились сотни две дикарей - и самок, и самцов; одни разделывали какую-то дичь, другие ели, третьи вроде бы болтались без дела, собравшись в кучки и перекликаясь друг с другом. Самая большая группа окружала рыжего вождя.
- Ну, и как ты собираешься говорить с ними? - спросила Рина. - Они ничего не поймут, да и ты тоже! Давай-ка я пойду с тобой.
- Не надо. Раз ты моя женщина, то готовь мне еду. Жарь мясо, как я сказал, и побольше! А с волосатыми я потолкую сам.
Конан спрыгнул вниз, не прибегая к помощи лианы - до мягкой пурпурной травы было всего лишь восемь локтей. Он полагал, что после вчерашней беседы со старейшинами знает все нужные слова; если добавить к ним десяток жестов, разговор получится вполне содержательным.
Едва киммериец появился на поляне, гул голосов стал тише; все взирали на него со страхом и почтением. Конан, отталкивая попадавшихся по пути волосатых, подошел к вождю. Он знал, что выглядит великаном среди толпы этих низкорослых существ - самые крупные из самцов едва доставали ему до груди. Он развернул плечи и напряг мышцы, одновременно придав лицу выражение суровой непреклонности; разговор предстоял серьезный, и лучше, если Тайбанисантра поймет это сразу. Затем Конан сообразил, что вряд ли эти дикари, заросшие шерстью по самые брови, разбираются в человеческой мимике - во всяком случае, их собственные физиономии казались абсолютно бесстрастными.
Властно вытянув руку, он коснулся волосатого плеча вождя.
- Йотомакка?
Рыжий что-то возбужденно залопотал, но Конан, как следует тряхнув его, рявкнул:
- Йотомакка! Быстро!
Ему не пришлось повторять. По приказу вождя десять или двенадцать дикарей с дубинами и рогатинами направились к одной из древесных пещер, и вскоре Йотомакка стоял перед ним - разумеется, вместе с приятелями. Конан оглядел своих будущих проводников. Вуулкайна был плотным и коренастым, Неодигми ничем особенным не отличался, сам же Йотомакка, довольно рослый, с темной, почти черной шерстью, выглядел наиболее представительным в этой троице. Глазки его дерзко поблескивали из-под массивного валика надбровных дуг, нижняя челюсть слегка отвисла, обнажив внушительные клыки. Судя по всему, это мохнатый разбойник вовсе не раскаивался, что ограбил великого воина, победителя Кро'вара; если он о чем и сожалел, так лишь о том, что его заставили расстаться с добычей.
Конан еще раз окинул троицу пристальным взглядом. Он затруднялся определить их возраст; все они казались киммерийцу на одно лицо - как, впрочем, и остальные волосатые, которых ему было удобней различать по телосложению и оттенкам меха. Тут он припомнил, что Тайбанисантра, говоря об этих возмутителях спокойствия, называл их молодыми охотниками. И что там было еще? Конан нахмурил лоб. Молодые... считают себя умнее всех... не хотят слушать старших... бродят, где попало... Что ж, он предоставит этим парням неплохую возможность побродить!
Конан хлопнул Йотомакку по шерстистой макушке.
- Йотомакка?
Дикарь кивнул - совсем по-человечески. Правда, шея у него была коротковатой, и получилось так, словно он хочет боднуть киммерийца в живот.
- Конан, - огромная ладонь легла на грудь, на мощную пластину мышц, что выступала над правым соском. - Конан!
- Кооннан... - это походило на хриплый вой гиены, но киммериец остался доволен. Стукнув дикаря по плечу, он произнес:
- Конан, Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми - Какирот!
- Као'кирр'от, - услужливо поправил Тайбанисантра.
- Као'кирр'от, - киммериец, махнув рукой в ту сторону, где, по его предположениям, находилось Место, Где Нет Деревьев, обвел взглядом трех своих проводников. Все они дружно начали покачивать головами, хмыкать и разевать рты - последнее, как догадался Конан, свидетельствовало об удивлении.
- Конан, Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми - Као'кирр'от! - настойчиво повторил он.
Йотомакка снова замотал головой и разразился речью, то поднимая вверх мускулистые волосатые руки, то разводя их в стороны, то приседая - при этом он попеременно выбрасывал ноги вперед, словно хотел кого-то пнуть. Смысл этих жестов оставался Конану неясным, хотя молодой охотник был неплохим оратором - он и слова не давал вставить почтенному Тайбанисантре, как тот ни пытался. Конан тоже его не прерывал. До его ноздрей долетел восхитительный запах жареного мяса и, подняв глаза, киммериец увидел Рину, стоявшую на пороге пещеры. Над головой девушки тонкой струйкой вился дымок костра.
Пожалуй, пора кончать споры, решил он и, протянув обе руки, сгреб Йотомакку и Вуулкайну. От неожиданности волосатые замерли, болтаясь у него под мышками, потом взревели и задергались, пытаясь вырваться. Но Конан держал крепко! Он даже успел поймать пальцами левой руки предплечье Неодигми - чтобы никто из этой троицы не сомневался, что ему несложно справиться с ними со всеми разом. Затем, тяжело ступая, киммериец направился к зарослям, торчавшим на краю поляны.
Остальные дикари, с рыжим вожаком во главе, валили следом. Тайбанисантра казался довольным; вероятно, он полагал, что великий и грозный победитель Кро'вара сейчас повыдерет шерсть на загривках строптивцев и задаст им хорошую взбучку. У Конана, однако, были другие планы. Морща нос от тяжелого запаха, что исходил от пленников, он оглянулся на ходу - Рина, привстав на носках, вытянувшись в струнку, следила за ним. Вероятно, не за тем лишь, что он делал, но и за тем, что собирался сотворить. Но аура Конана была чиста от мыслей о кровопролитии.
Он подтащил всю троицу туда, где вверх и в стороны торчали довольно толстые ветви: одни - толщиной с бедро крепкого мужчины, другие - еще побольше. Свалив дикарей в траву, Конан рявкнул:
- Встать!
Удивительно, но они поняли и живо поднялись на ноги. Йотомакка попытался раскрыть рот, но киммериец показал ему кулак - и это тоже было понято и принято к сведению.
- Смотри!
Конан указал подбородком в сторону зарослей и потянулся к рукоятям мечей. Резкий свист рассекаемого воздуха, глухие удары, клочья огромных пурпурных листьев, фонтаны мелких веточек и стволы, клонящиеся вниз... Ему не понадобилось много времени, чтобы прорубить в зарослях целую просеку.
Потрясенные дикари молчали. И рыжий хитрец Тайбанисантра, пытавшийся сбыть могучему пришельцу трех возмутителей спокойствия, и сами эти бунтовщики, и все остальное волосатое племя, самцы, самки, подростки и детеныши, сгрудившиеся на поляне за спиной грозного гостя. В руках его сверкало нечто голубоватое, длинное и узкое; затем раздавался сухой стук, и толстые ветви, которые устояли бы под ударом когтистой лапы такир'дзенна, покорно валились в траву. То было чудо, невиданное чудо!
Наконец Конан повернулся к толпе, сразу загомонившей и загудевшей, затем, скользнув взглядом по мохнатой физиономии Йотомакки, сделал свирепое лицо и ткнул мечом в сторону порубленных стволов.
- Кро'вар! - рявкнул он. - Такир'дзенн!
Клинок свистнул, и очередная толстенная ветвь полетела в траву, словно перерубленная змеиная шея. Еще в воздухе киммериец рассек ее напополам и вновь уставился на своих проводников.
- Кро'вар, такир'дзенн! - повторил он и с угрозой добавил: Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми!
Несомненно, его поняли. Йотомакка поскреб шерсть на груди и задумчиво обозрел груду изрубленных ветвей; судя по всему, он явно не жаждал испробовать на своей шее волшебное оружие пришельца. Затем он обменялся парой фраз со своими приятелями и окинул сердитым взглядом рыжего вождя, растянувшего огромный рот в жутковатом подобии улыбки. Тайбанисантра был доволен; погладив шрам на щеке, он взмахнул волосатой лапой и пролаял несколько слов, из коих киммериец понял лишь одно - Као'кирр'от.
- Као'кирр'от! - Конан с лязгом вложил клинки в ножны, потом вытащил кинжал и рубанул им по ветви. - Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми Као'кирр'от! Тогда это будет твоим! - Он потряс кинжалом перед носом молодого охотника.
Тот нерешительно прикоснулся к лезвию, порезал палец и сунул его в пасть, громко причмокивая; глаза его не отрывались от блестящей полоски стали. Похоже, дикарь уразумел смысл предлагаемого договора: сопротивление влечет смерть, верная служба - награду. Вряд ли эти отношения между господином и слугой удалось бы сформулировать ясней и короче, и Конан с полным основанием посчитал, что время споров прошло. Указав на дубинки и рогатины в лапах ближайших тии'ка, он распорядился:
- Взять это. Ждать здесь. Я - есть.
Развернувшись, киммериец направился к дуплу, где его поджидала Рина. Из древесной пещеры тянуло соблазнительными ароматами, и он почувствовал голод; молча забрался наверх, присел у костра и, выбрав кусок мяса посочнее, впился в него зубами. Девушка опустилась рядом с ним.
- Ну, что скажешь? - произнес Конан, прожевав первый кусок. - Быстро я с ними договорился?
Рина улыбнулась.
- Твои доводы были очень убедительны и понятны.
- Само собой. Но тебе, девочка, надо будет приглядывать за этой вороватой троицей. Чтобы они не удрали от нас - или, удрав, ничего не утащили. Мои мечи, к примеру... И я совсем не желаю гоняться за этими ублюдками по лесу, если они снова украдут мой пояс и флягу с бальзамом.
- Хорошо, я пригляжу, - кивнула Рина, - но думаю, что ты можешь не беспокоиться. Я следила за ними - ну, пока ты размахивал мечом и сражался с деревьями... Знаешь, теперь все тии'ка - абсолютно все, считая и этого Йотомакку с дружками - преисполнились к тебе великого почтения. Так что тревожиться не стоит, - девушка протянула Конану второй кусок дымящегося мяса, - они нас не бросят и не обманут.
- Ты уверена?
- Да. Если бы ты мог разглядеть их ауры... Понимаешь, одно дело выслушать рассказ о том, как был побежден страшный Кро'вар, и совсем другое - увидеть это собственными глазами. Пусть даже вместо змея ты рубил ветки и листья! Нет, не беспокойся, - повторила Рина, задумчиво глядя в костер, - они нас не обманут...
25. ВЗДОХ ГИГАНТА
Девушка оказалась права - три молодых охотника ни разу не заставили Конана усомниться в своей преданности. Они вели его и Рину все дальше и дальше, перебираясь от ствола к стволу по огромным ветвям, минуя поляны и висячие лужайки, заросшие алой травой, то спускаясь вниз, то поднимаясь наверх - но, однако, путники не видели ни земли, ни неба с багряными тучами. Вскоре Конан подметил, что тии'ка предпочитают держаться в пределах трех-четырех лесных ярусов, богатых дичью и хорошо им знакомых; кроме птиц и всевозможных мелких животных, тут не составляло труда раздобыть съедобные плоды, ягоды и орехи.
Груды прелых листьев были покрыты не только травой и мхом, но и множеством иных растений, от совсем невысоких, едва достигавших колена кустиков до великанов в пять длин копья. Эти последние напоминали бамбук, однако среди их узких вытянутых розоватых листьев алели гроздья крупных ягод, довольно сладких и хорошо утолявших жажду. Были здесь и другие плоды - нечто вроде багряных изогнутых огурцов размером с руку, кислых и водянистых; сизые шарики, гнездившиеся плотной кучкой на поверхности чашевидных листьев; шишки, извергавшие поток маслянистых солоноватых орехов; большие мясистые цветы некоторых лиан, что походили вкусом на недозрелые яблоки. Все это годилось в пищу - тогда как колокольчики с одуряющим сладким запахом заменяли волосатым аборигенам вино. Но Конан и Рина по молчаливому согласию больше не прикасались к ним; слишком опасными были грезы, которые вызывал этот наркотик.
Окружавшее их растительное изобилие - и мхи, и травы, и лианы, и кусты - паразитировало на гигантских деревьях, питалось их соками, коренилось в почве из перегнивших листьев, находило опору среди чудовищных ветвей и сучьев, что были в пять, в десять раз толще стволов секвайн, виденных Конаном в саду Учителя. Там, наверху, ничто не могло сравниться с древесными исполинами нижнего мира, разве что горы. Но они, в конечном счете, были просто грудами мертвого камня, тогда как огромные деревья подземного царства жили сами и давали жизнь великому множеству божьих творений, от ничтожных кустиков мха до волосатого народца, обладавшего речью и почти человеческим разумом. Казалось, эти деревья были повсюду одинаковы - стволы, покрытые толстой и трещиноватой бурой корой, да пурпурные округлые листья размером с воинский щит. Среди буйства цветов и плодов Конану ни разу не попалось что-либо подобное, относившееся к самим древесным гигантам; возможно, они существовали целую вечность и не нуждались в продолжении рода.
С помощью Рины он попытался расспросить на сей счет троих тии'ка, и мохнатые проводники, посовещавшись меж собой, повели его вниз. Они преодолели больше тысячи локтей, очутившись в царстве вечной ночи, куда не пробивался свет багровых облаков; здесь, среди титанических ветвей, способных послужить опорой каменным цитаделям владык верхнего мира, мерцали едва заметные оранжевые огоньки. Йотомакка повел свой маленький отряд к одному из этих далеких светлячков, что разгорался все ярче и ярче; приближаясь к нему, молодой охотник начал приседать и почтительно кланяться, выказывая признаки благоговейного страха.
- Это их бог, - пояснила Рина, - один из многих богов тии'ка, такой же могущественный, как Рогач Кро'вар. Но Кро'вар злобен; он пожирает людей и животных, а это, - она протянула руку к сиявшему вдали огоньку, - это дает им жизнь.
Они шагали в тишине и темноте, разгоняемой лишь призрачным светом далеких оранжевых факелов, и Конану постепенно стало казаться, что огоньки колеблются, то всплывая вверх, то приопускаясь, словно их раскачивает невидимое течение. Тот светлячок, к которому они шли, выглядел уже оранжевым апельсином на фоне бархатно-черного мрака; он тоже двигался вверх и вниз, точно болотный огонек, приманивающий путника. Почему-то киммериец решил, что до него не больше полусотни шагов.
Вскоре выяснилось, что он неверно оценивает расстояние. Апельсин превратился сначала в подобие полной луны, затем - в сияющий щит, в большое круглое окно, светившееся во тьме; наконец над путниками нависла огромная сфера, слегка сплюснутая сверху, высотой в пять или шесть человеческих ростов. Несмотря на гигантские размеры, она не производила впечатления массивности, скорее наоборот; она казалась легкой, воздушной, почти невесомой. В неярком оранжевом свете Конан разглядел большие треугольные отростки, венчиком обрамлявшие нижнюю часть шара, исходившие от них змеевидные стебли, соединявшиеся вместе будто большая сетчатая сумка, и центральный стебель, короткий и толстый, как целое дерево. Он крепился к ветви и был покрыт такой же бурой и трещиноватой корой в алых прожилках; явно плоть от плоти лесного великана, приютившего странников в своей необозримой кроне.
- Цветок... - потрясенно выдохнула Рина. - Цветок, Конан! Его цветок!
Киммериец хмыкнул.
- Что тебя удивляет? Большое дерево, большой цветок... Может, он тоже съедобный, как цветы лиан?
- Не кощунствуй! - вытянув вперед руки, девушка сделала шаг к мягко сияющей сфере. - Он живой! Он полон Силы Митры! Я чувствую это... Он драгоценность, достойная украсить чело бога...
Она начала что-то шептать, беззвучно шевеля губами. Конан стоял, поглядывая то на девушку, простиравшую руки к огромному цветку, то на трех мохнатых охотников, замерших в почтительном молчании. Пожалуй, тии'ка удивляли его больше - эти парни, Йотомакка, Вуулкайна и Неодигми, не отличались хорошими манерами, и немногое в пурпурных джунглях внушало им уважение и страх. Цветок казался совершенно безобидным, и все же они поклонялись ему - вероятно, не из боязни, а лишь почитая его красоту и высокое предназначение. Ибо в недрах этой светящейся сферы должен был созреть волшебный плод, который через века и века породит еще одно исполинское дерево, опору и краеугольный столп их мира; и молодые охотники инстинктивно чувствовали, что стоят у самых истоков жизни, заполнявшей все необозримое пространство меж темной землей внизу и багряными облаками небес.
Конан кашлянул, напоминая о времени, и чары рассеялись. В прежнем молчании путники двинулись вверх и вперед, поднимаясь по лианам и ветвям, пока знакомый красноватый полумрак не сменил прежнюю тьму. Насколько близко они подошли к корням древесных гигантов? Что находилось там, внизу, в вечном мраке? Какие чудовищные твари ползали по земле среди огромных стволов, пожирая друг друга? Нарушив тишину, киммериец принялся расспрашивать своих проводников, но они не ведали ответов; их племя обитало на средних лесных ярусах, и никто не спускался ниже уровня, на котором зрели огромные цветы.
В этом мире существовали всего два направления - вверх и вниз; оба столь же недосягаемые, как ледяной полюс верхнего мира, лежавший за бесплодными заснеженными тундрами Асгарда и Ванахейма. Тут не было ни севера, ни юга, ни запада и востока; пурпурные леса простирались во все стороны, уходя к бесконечности. Пожалуй, лишь два места выделялись в этих беспредельных джунглях - каменная стена, в базальтовой тверди которой лежали тоннели, ведущие на поверхность, и провал, уходивший вглубь, в земные недра. Као'кирр'от! Что таилось на дне этой пропасти? Путь на Серые Равнины, в царство мертвых? Логово Нергала и его демонов? Или беломраморное святилище с колоннами в тысячу локтей и сияющим алтарем, храм, сотворенный некогда возлюбленными детьми Митры? Так или иначе, думал Конан, в этой пропасти его дорога закончится - вместе с порошком арсайи. Вендийского зелья оставалось уже немного, и душа киммерийца таяла вместе с ним, превращаясь в бесплотный призрак. Еще он замечал, что чем ближе подходили они к провалу, тем мрачнее становилась Рина. Вероятно, ее пророческий дар предупреждал об опасности, и на этот раз к ней не стоило относиться легкомысленно.
Они достигли пропасти спустя три или четыре перехода после того условного "дня", когда им выпало счастье полюбоваться огромным цветком. Как всегда, они двигались по огромной ветви в привычном розоватом полумраке, но свет с каждым шагом становился все ярче, приобретая странный серебристый оттенок - словно где-то впереди восходила луна. Пожалуй, даже не впереди, а внизу: бледные белые лучи просачивались сквозь листья и смешивались с алым потоком, падавшим с небес, заставляя вспомнить о красках утренней зари верхнего мира.
Внезапно Йотомакка, шедший во главе маленького отряда, остановился и поднял мохнатую руку. Конан машинально взглянул вверх: крона исполинского дерева уже не нависала над ними, огромные листья не заслоняли метущихся багряных и алых облаков. Он не увидел среди них источника серебристого свечения и, сойдя с тропы, несколькими ударами клинка расчистил заросли на обочине; теперь можно было заглянуть вниз.
Там простирались другие ветви, соединенные с той, на которой они стояли, водопадом лиан; еще ниже зияла бездна, наполненная призрачным сиянием. Как показалось киммерийцу, свет исходил от мраморно-белых скал, лежавших в глубине где-то под его ногами; противоположная сторона пропасти тонула в темноте. Он не смог разглядеть ее дна, словно бы скрытого туманом; оттуда доносилось странное погромыхивание, как будто в мглистой пелене ворочался огромный каменный зверь.
Оглянувшись, Конан увидел, что Рина стоит рядом, напряженно рассматривая провал. На милом ее личике не было следов страха, но озабоченность и тревога читались вполне ясно. Что-то ей не нравилось там, внизу; что-то беспокоило ее, заставляя морщить лоб и поджимать пухлые губы.
- Нас ждут неприятности? - спросил Конан.
- Да. И на этот раз я не вижу, чем все закончится. Вот что меня беспокоит!
- Неприятности там, неприятности тут, - киммериец кивнул в сторону провала, потом коснулся пояса - в том месте, где была спрятана почти опустевшая фляга. - Но это _м_о_и_ неприятности, клянусь Кромом! - Он сделал паузу и негромко спросил: - Не жалеешь, что пошла со мной?
Она покачала каштановой головкой.
- Нет. Мне очень хочется побывать в храме Первосотворенных. Ну, и потом... потом есть и другие причины. - По губам девушки скользнула загадочная улыбка, и лицо ее на мгновение стало беспечным и юным.
Конан почувствовал, как кто-то дергает его за рукав, и оглянулся. Йотомакка... Его приятели опустились на корточки посреди тропы и отдыхали, полузакрыв глаза.
- Као'кирр'от, - отчетливо произнес молодой охотник, тыкая вниз пальцем. - Кооннан, Йотомакка - Као'кирр'от! - Он протянул руку с раскрытой ладонью и добавил еще одно слово - протяжное, похожее на вопль шакала в ночи. "Давай!" - понял Конан и отстегнул ножны.
Жадно схватив кинжал, дикарь вытянул клинок, коснулся лезвия и восхищенно поцокал языком. Его огромные челюсти раздвинулись, маленькие глазки заблестели - похоже, он пребывал на вершине блаженства, получив награду за честный труд. Затем Йотомакка разразился долгой речью, то взлаивая, то стукая себя кулаком в грудь, то приседая и подскакивая. Несомненно, он был отличным оратором - не хуже рыжего хитреца Тайбанисантры; и, вдобавок, у него имелось важное преимущество перед вождем - молодость.
Киммериец вопросительно взглянул на Рину, ожидая перевода, но она отделалась кратким: "Благодарит". Йотомакка все еще продолжал приседать и подскакивать, явно не собираясь заканчивать свои речи. Оторвавшись от созерцания пропасти, Конан спросил:
- О чем он болтает? Вроде мы в расчете.
- В расчете. Но он вспоминает, каким долгим был путь, как преданно они с Вуулкайной и Неодигми служили нам, охотились для нас, собирали плоды, стерегли наш сон. И еще - показали цветок, божественное сокровище, которое видел не всякий человек из племени тии'ка.
- Кром! Похоже, он перечисляет все свои заслуги, - усмехнулся Конан. - Значит, мало ему ножа, хочет чего-то еще.
Так оно и вышло. Тон Йотомакки вдруг сделался просящим, словно заскулил маленький щенок; сунув кинжал под мышку, он протянул к Конану волосатые лапы со сложенными лодочкой ладонями. Рина, внимательно слушавшая речь дикаря, вдруг рассмеялась.
- Чего ему надо? - Киммериец покосился на мохнатого проводника.
- Попробуй догадаться... Как ты думаешь?
- Мой меч? Нет? Ну, тогда твое копье или метательный диск? - Конан включился в игру, заметив, что тревожное настроение девушки прошло.
- Он просит камни, рождающие красное и горячее, делающие мясо мягким и вкусным... твои кремни, одним словом! Дай ему. Мне кажется, что внизу, девушка кивнула в сторону пропасти, - огонь нам не понадобится. Мы близко к цели.
Киммериец задумчиво взглянул на Йотомакку.
- Пожалуй, ты права. Пусть берет! - сбросив с плеча мешок, он вытащил огниво и вложил его в ладони дикаря. Йотомакка радостно взвизгнул и разразился было новой речью, но Конан, поднявшись с колен, решительно подтолкнул его к лесу. - Шагай, парень! Надеюсь, теперь мы в расчете.
Выпрямившись во весь рост у края провала, он смотрел, как три мохнатых охотника неторопливо двигаются по ветви к огромному стволу, темневшему перед ними словно скала. Тии'ка шли, то и дело перекликаясь хриплыми голосами - видно, строили планы на будущее; Вуулкайна нес кинжал, прижимая его к груди, Йотомакка стискивал в ладони огниво.
- Думаю, рыжий вождь с длинным именем сильно просчитался, отправив с нами эту банду, - заметил Конан.
- Почему? - Рина подошла и встала рядом, посматривая на спины удалявшихся дикарей.
- Если Йотомакку не сожрет на обратном пути Кро'вар, если он вернется домой, то у тии'ка будет новый вождь... Я в этот уверен!
- В самом деле? Думаешь, племя признает его? Ведь он - всего лишь воришка и бродяга, который не слушается старейшин!
Конан пожал плечами.
- Теперь у него есть кинжал и есть огонь. Что же касается воришек и бродяг, то из них, девочка, выходят неплохие вожди... Я знаю, я сам был таким!
Рина улыбнулась.
- Был? А каким стал?
- Про то мне неведомо. Посмотрим, простит ли меня Митра... Тогда можно поговорить и о том, какой я теперь. - Он повернулся к провалу. - Ну, будем спускаться?
С немалым трудом они добрались до самой нижней ветви исполинского дерева, скользя по лианам. Лес отступил; пожалуй, впервые за все время странствий в пурпурных джунглях Конана и Рину не окружали листья, висячие полянки с багряной травой и гигантские стволы, подобные горам. Они стояли на ветви, протянувшейся над пропастью; позади неясной громадой темнел лес, вверху текли и кружились алые тучи, под ногами разливалось серебристое сияние. Безбрежный простор окружал их; казалось, мир вращается сейчас вокруг незримого центра, помеченного большим древесным цветком, прилепившимся к ветке рядом с путниками. Он был не оранжевым, а карминово-красным, и сиял вдвое ярче, чем огромные сферы, виденные ими в лесу.
- Что же дальше? - Рина, придерживаясь за гибкие стебли, склонилась над провалом. - Пойдем к стволу и спустимся на землю? А потом разыщем какую-нибудь расселину в скале, по которой можно спуститься?
Конан с сомнением хмыкнул. Отсюда, с нижней ветви, он мог уже разглядеть обрывавшийся вниз край пропасти, эту уходившую в туман белую стену, совершенно гладкую и блестящую. Странный камень, подумалось ему. Похож на полированный мрамор, однако сияет и переливается, словно самоцвет под лучами солнца... Он не видел никакой расселины, ни самой мельчайшей трещинки; поверхность казалась ровной, без выступов и карнизов, и спуститься по ней можно было лишь на веревке.
Однако это выглядело сущей бессмыслицей: отвесная стена провала тянулась вниз на тысячи локтей, длина же веревки была не больше пятидесяти. Возможно, мелькнуло в голове у Конана, в этом белом сияющем камне все-таки есть трещины и выступы, что послужат опорой для рук и ног? Отсюда он не мог их разглядеть; они с Риной стояли на самой середине ветви, нависавшей над пропастью, и до ее края было далеко - не меньше двух-трех полетов стрелы.
Девушка молчала, не мешая ему размышлять, и настороженно поглядывала вниз; видимо, тревога вновь овладела ею. Еще раз осмотрев склон, испускавший серебристое свечение, Конан направился в огромному цветку, уцепился за толстый стебель и, свесившись над бездной, попробовал разглядеть противоположную сторону. Но там царила тьма, и бездна под его ногами странным образом как бы делилась на три части: светлое пространство у гладкой белой стены, узкая зона сумерек - и мрак. Непроглядный мрак, густой и вязкий, какого ему не приходилось видеть никогда.
- Не знаю, как туда спуститься, - наконец признал Конан. - Может, просто спрыгнуть? - Он невесело усмехнулся и сплюнул в пропасть. - Если пресветлый Митра решил погубить меня, так погубит; а захочет спасти - так спасет... Как ты думаешь, малышка?
Пушистые брови Рины сошлись на переносице.
- Спрыгнуть? Нет, - она покачала головой. - Даже тот, кто владеет Силой, не способен летать... быть может, лишь Учитель... Нет, мы должны придумать что-то другое.
Их руки переплелись на толстом стебле цветка, что плавно покачивался вверху - огромный, сияющий, прекрасный; символ жизни, яркий ее огонек, что мерцал над бездной неведомого.
- Ах, если б у нас были крылья... - со вздохом сказала Рина.
- Тогда бы мы стали птицами, а не людьми, - сильные пальцы Конана сжали кисть девушки, словно киммериец боялся, что она выпустит сейчас стебель и ринется в пропасть. - Не надо мне крыльев. Вот от лестницы или веревки в десять тысяч локтей я бы не отказался!
- Мне кажется, что в бездне под нами побольше десяти тысяч локтей, заметила Рина. - И эти белые скалы выглядят как-то странно... Знаешь, у меня такое ощущение, что они живые...
- Живые? - Конан приподнял бровь. - Кром, что ты хочешь этим сказать? Хмм... живые... И опасность, которую ты чувствуешь, исходит от них?
- Нет, оттуда, из темноты, - девушка вытянула руку с дротиком к противоположной стороне провала. - Оттуда, Конан! Но давай пока забудем о ней. Нам надо решить, как спуститься вниз.
Отступив от края пропасти, киммериец поднял голову. Огромный цветок сиял над ним, едва заметно покачивался в потоках теплого воздуха, струившегося из бездны. Треугольные лепестки, окружавшие нижнюю часть карминово-красной сферы, были величиной в человеческий рост; под ними висела густая сеть стеблей толщиной в руку, похожая на небрежно сплетенную корзинку.
- Странно, - заметил Конан, - тот цветок, который мы видели в лесу, был другим... поменьше и не таким ярким.
Ухватившись за стебли, Рина легко подтянулась вверх, проникнув внутрь живой корзины, и положила ладонь на лепесток. Пальцы ее порозовели, озаренные алым сиянием; прикрыв глаза, девушка глубоко вздохнула и замерла.
- Да, этот цветок другой, - ее рот удивленно приоткрылся. - Другой, Конан! Он созрел и несет в себе семя новой жизни...
- Не значит ли это, что ему пора в путь? Что семени надо подыскать подходящую почву? - Киммериец постучал носком сапога по толстому центральному стеблю. - Я думаю, этот цветок - не первый, который падает с ветви в пропасть... Может, он и нас прихватит с собой?
- Но выдержит ли он такую тяжесть? - с сомнением произнесла Рина.
- Смотри, как велик этот шар! - Конан, внезапно преисполнившись надежды, протиснулся меж стеблей и встал рядом с девушкой. - Видишь, теперь цветок идет вниз... да, идет вниз, но совсем медленно... Не эти ли крылья, - он звонко шлепнул ладонью по огромному лепестку, - посылает нам Митра? Шар опустится на самое дно, и мы вместе с ним... Клянусь Кромом! Как это не пришло мне в голову раньше? Лететь куда лучше, чем лезть по отвесной скале, по веревке или лестнице! И гораздо быстрее, а мне стоит поторопиться!
- Отличная мысль, - согласилась Рина, - но не повредим ли мы ему? Ведь он - живой!
Конан ухмыльнулся.
- Живая скала, живой цветок... Ну, раз он живой, спроси у него!
- Спрошу, - глаза Рины вдруг стали серьезными. - Спрошу... Сейчас...
Ее лицо напряглось, потом на губах заиграла улыбка, и пальцы нежно погладили упругую плоть лепестка; казалось, она и в самом деле ласкает живое существо - любимую кошку или собаку. Конан снова усмехнулся.
- Ну, я вижу, твой цветок не возражает! - и, выхватив меч, он сильным ударом перерубил центральный стебель.
Огромный карминовый шар вверху покачнулся, затем поток воздуха подхватил его, увлек за собой, протащив наискось по ветви; в следующее мгновение Конан и Рина повисли над бездной. С замирающим сердцем киммериец ждал, что произойдет - рухнут ли они в пропасть или вознесутся к небесам. Но древесный цветок опускался - опускался медленно, неторопливо и плавно, скользил вниз в серебристом сиянии, парил, словно один из тех волшебных летающих ковров, о коих складывали сказки в Туране.
Пьянящее чувство полета охватило Конана. Он выпрямился во весь рост, стиснул в обеих руках толстые стебли - надежные, как корабельные канаты и заревел, зарычал во всю силу могучей глотки.
- Кром! Владыка Курганов! Мы летим! Летим! А-хой!
Обхватив рукой его колени, Рина свесила ноги вниз, просунув их меж стеблями; Конан ощущал ее горячее взволнованное дыхание. Черты девушки разгладились, тревога растаяла в серых глазах - видно, это плавное скольжение в теплом воздухе доставляло и ей огромное удовольствие. Гигантская ветвь нависла над ними, потом медленно ушла вверх; промелькнул край обрыва, округлый, странно сглаженный, и красная сфера цветка начала опускаться в пропасть. Легкий ветерок относил ее к белокаменной стене, пока до гладкой сияющей поверхности не осталось с полсотни локтей.
- Наверно, мы можем снять мешки, - сказала девушка.
- Да, пожалуй.
Конан вытащил веревку, затем помог Рине освободиться от тюка и привязал их поклажу к стеблям - пониже, так, чтобы на мешках можно было сидеть. Копье и свои мечи он тоже обкрутил веревкой, закрепив рядом с грузом, но арбалет не снял, инстинктивно чувствуя, что в воздухе стрела лучшая защита. Теперь они с Риной расположились спина к спине, придерживаясь за верхнюю часть стеблей; Конан сел лицом к белым утесам, девушка наблюдала за противоположной стороной пропасти, тонувшей в вязкой и непроницаемой тьме. Красные лепестки трепетали и изгибались над ними, словно большой зонт с вырезным фестончатым краем.
- Что ты видишь? - спросила Рина.
- Скалу, - ответил Конан, - огромную белую скалу. Она гладкая, словно полированные стены стигийских пирамид, и светится, как драгоценный камень. Тут нет никаких расселин, - добавил он мгновением позже, - и я думаю, что мы не сумели бы спуститься по ней. Кром! Тут просто некуда поставить ногу...
- С моей стороны только темнота... темнота и мрак... Мне кажется, это серебристое сияние от скалы тянется на четыре или пять сотен шагов, потом тонет в сумерках, а за ними - тьма... И я чувствую, Конан, что в ней копошатся какие-то твари.
Полуобернувшись, киммериец ободряюще похлопал девушку по плечу.
- Вряд ли порождения мрака рискнут выбраться на свет, - заметил он. Ну, а если так случится, угостим их стрелой или одним из твоих дисков.
Край провала, оставшийся вверху, был уже не виден - его заслоняли огромные лепестки. Над ними нависла карминовая сфера цветка, отсекая пурпурный лес, небо и тучи; теперь они видели только серебристый свет с одной стороны и тьму с другой. Казалось, белое и черное смыкаются где-то в вышине, не то сражаясь, не то лаская друг друга; кроме этих красок в мире не существовало больше ничего. Снизу, со дна пропасти, доносились шорохи и отдаленное громыханье.
- Как ты думаешь, насколько мы спустились? - произнес Конан.
- Ненамного, - голос Рины был напряженным и чуть хриплым. - Может быть, на тысячу или полторы локтей.
Они замолчали. Нахмурив брови, Конан разглядывал медленно уплывавшую вверх белую стену, от которой исходило призрачное сияние. Этот чудовищных размеров утес, простиравшийся на тысячи локтей, и в самом деле был отполирован не хуже камней стигийских пирамид, но, в отличие от их откосов, он не выглядел ровным. Поверхность отвесного склона будто бы состояла из округлых впадин и выпуклостей, и каждое из этих образований тянулось по вертикали на добрый десяток полетов стрелы, одновременно уходя влево и вправо на значительно большее расстояние. Впадины и выпуклости чередовались и шли чуть наискось; казалось, их нанесла поперек скалы огромная растопыренная пятерня, сперва пробороздившая гигантские канавы, а потом сгладившая их. Размеры впадин и округлых уступов меж ними были слишком велики, чтобы их представлялось возможным разглядеть с близкого расстояния; человек, рискнувший спуститься по белой стене, наверняка ничего бы не заметил. И, разумеется, они не помогли бы скалолазу добраться до дна.
Такого Конану еще не приходилось видеть. Он родился среди гор и провел в них детство; он не раз странствовал в горах, то выслеживая добычу, то скрываясь от погони; он знал и любил горы. В его представлении они являлись надежным убежищем, и чем круче и неприступней были их склоны, тем безопасней он себя чувствовал. Он был горцем, сыном гор, плотью от их твердой и несокрушимой плоти, и до сих пор полагал, что не найдется человека, который смог бы обогнать его, запутать и обойти в лабиринте ущелий и скал, среди заснеженных вершин и крутых перевалов. Но горы в его представлении были совсем не такими, как эта титаническая белая скала, что бесконечным чередованием впадин и уступов тянулась сейчас перед его глазами. Горы были гигантскими глыбами дикого камня, вознесенного к небесам; ни руки богов, ни людской труд не сглаживали их склонов, прорезанных трещинами, ущельями и каньонами, покрытых бесформенными валунами и выступами, засыпанных обломками и щебнем. Эта же белая скала, превосходившая высотой величайшие пики киммерийских хребтов, казалась Конану неестественной.
Тем не менее, она ему что-то напоминала. Что-то очень знакомое, но никак не связанное с горами и утесами, с осыпями и расселинами, с перевалами и ущельями. Почти инстинктивно он сунул руку за глубокий вырез туники, провел ладонью по мощной выпуклой пластине грудной мышцы, потом пальцы его спустились к ребрам. Выпуклость, впадина... округлые, закованные в панцирь твердых мускулов, прикрытые гладкой кожей... Забавная мысль!
Он с новым интересом уставился на скалу. Пожалуй, если б не это странное свечение, ее поверхность и в самом деле напоминала бы человеческую кожу. Теперь Конану чудилось, что она не чисто белая скорее, чуть розоватая... смугло-розоватая, если говорить совсем точно... В волнении он снова ощупал свою грудь и бок, словно собственное тело могло дать ему ответ на загадку; потом, вытащив руку, потер лоб. Кажется, Рина что-то говорила насчет этой скалы... что-то весьма удивительное...
Обернувшись, он прикоснулся к плечу девушки, по-прежнему созерцавшей мрак на другой стороне провала.
- Эта белая скала, что передо мной... Что ты о ней думаешь?
Не поворачивая головы, Рина пробормотала:
- От нее не исходит опасность. Надо следить за тьмой... да, за тьмой, Конан. Светлое нам не грозит.
- И все же?
На мгновение Рина прижалась щекой к его ладони, будто бы в молчаливой просьбе не тревожить ее по пустякам. Однако она ответила, и с первых же слов Конан припомнил все, о чем говорилось раньше, - там, на огромной ветви, с которой начался их полет.
- Твоя скала - живая... словно живая, я хочу сказать. Но ты можешь не беспокоиться - она не вырастит зубы и не сожрет нас. Она...
- Погоди, - перебил девушку Конан, - я ничего не понимаю. Живая или словно живая? В этом есть разница, как ты считаешь?
- Вероятно.
- Вероятно! Клянусь Кромом, женщина, ты меня совсем запутала! Цветок, на котором мы летим, живой, и мы с тобой тоже... А скала?
- Она напоминает мне уснувшего человека, - коротко ответила Рина и замолчала.
Конан решил больше ее не тревожить; пусть смотрит в темноту, стережет их от внезапного нападения. Теперь он вспомнил и то, что пропасть Као'кирр'от будила в девушке беспокойство; вероятно, после первых радостных мгновений парения в воздухе, тревожные предчувствия овладели Риной с новой силой. Однако сам он не ощущал пока ничего угрожающего.
Их красный шар плавно летел вниз, и было трудно представить, сколько времени займет спуск. Наблюдая за белой поверхностью скалы, киммериец вдруг понял, что она то приближается к нему, то отдаляется, будто бы попеременно притягивая и отталкивая падавший в пропасть цветок. Подметить это оказалось нелегко, но теперь он не сомневался, что в гигантском провале дует ветер - слабый, едва ощутимый, теплый.
Конан послюнил палец, вытянул руку вверх и замер в неподвижности, отсчитывая время по вздохам. Да, тут был ветер! Тянуло откуда-то сверху или, быть может, от поверхности утеса; воздух медленно, очень медленно колебался, то прижимая их шар к скале, то отбрасывая на полсотни локтей к середине провала.
Странный ветер! Словно дыхание спящего гиганта... И Рина говорила о том же...
Осененный внезапной идеей, Конан вновь сунул руку за пазуху, плотно прижимая ладони к груди. Она мерно вздымалась и опадала; прикрыв глаза, киммериец довольно долго сидел, будто бы прислушиваясь к этим непрерывным колебаниям и сильным толчкам сердца, потом поднял веки и, как завороженный, уставился на белую светящуюся стену. Дрогнула ли она? Или это только ему показалось?
Внезапно за его спиной прозвучал тревожный вскрик Рины, и Конан очнулся.
- Птицы! Смотри, птицы! - Она тянула руку вверх, показывая на темное облачко, оторвавшееся от края завесы мрака. Туча, похожая на клок несомого ветром дыма, опускалась к парившему в воздухе цветку, наискосок пересекая провал. Конан пригляделся.
- Облако, - пробормотал он, - просто облако. Я не вижу никаких птиц.
- Зато я вижу! - Казалось, Рина близка к панике, и это удивило киммерийца куда больше, чем подозрительная тучка. - Бери арбалет, Конан! Вот оно! То самое, чего я боялась! - Дрожащими руками она начала расстегивать сумку с дисками.
- То самое? - окончательно оторвавшись от созерцания белой стены, Конан нахмурился. - Ты хочешь сказать...
- Да, да! Опасность, которую я предчувствовала!
Не задумываясь, киммериец сбросил с плеча арбалет и колчан, потом поднял голову, разглядывая тучу. Она уже распалась на множество точек нет, не точек, а черточек, волнообразно изгибавшихся по краям. Птичьи крылья? Пожалуй... Но вряд ли создания, что преследовали их, отличались крупными размерами.
Конан перевел взгляд на побледневшее лицо девушки.
- Что тебя так напугало? Какие-то мелкие твари... просто птицы, не драконы и не летающие оборотни... Пара-другая стрел отпугнет их.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги