Экземплярский В.А. Варнава (Беляев)

Дар ученичества

Ред. Golden-Ship.ru 2013

СОДЕРЖАНИЕ

К ЧИТАТЕЛЮ


МЫСЛИ ОДНОГО СТАРИКА

Еп. Варнава (Беляев) ПО ВОЛГЕ ... К ЦАРСТВУ НЕБЕСНОМУ

ДАР УЧЕНИЧЕСТВА

В.И. Экземплярский СТАРЧЕСТВО

ПУТЕВОДИТЕЛЬ В КРАЙ СВЯТОСТИ

Еп. Варнава (Беляев) ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ...


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПРИЛОЖЕНИЯ


Вера Васильевна Ловзанская

Речь архимандрита Варнавы при наречении его во епископа Васильсурского

Епископ Варнава о подвижничестве и о монашестве

Злословят нас, мы благословляем;


гонят нас, мы терпим; хулят нас,


мы молим; мы как сор для мира,


как прах, всеми попираемый доныне.


1 КОР. 4, 12-13

ДАР УЧЕНИЧЕСТВА

СБОРНИК

Составитель Проценко П. Г

ИЗДАТЕЛЬСТВО “РУССИКО”


МОСКВА 1993


К ЧИТАТЕЛЮ

После декрета о печати, в первые дни революции отменившего свободу слова, появились в России тайная литература, забытое уже тайнописание и привычка хранить свои произведения в укромных местах. Иные догадливые граждане стали прилагать специальные усилия, и немалые, чтобы оберечь домашние архивы.

Отчасти благодаря этим стараниям с “оттепели” шестидесятых годов советские люди постепенно стали узнавать, что под гнетом казарменного социализма сохранялись в обществе независимые мысль и слово. Появились новые имена писателей и ученых, в основном представляющих светские линии русской культуры. Но была еще важнейшая для нашей истории ветвь творческого бытияцерковная, остававшаяся для большинства неведомым миром, существование которого одними даже не подозревалось, а другими сознательно замалчивалось.

В октябре Семнадцатого в революционное лихолетие вступили миллионы христиан, являвшихся сознательными членами Церкви. Они не могли бесследно исчезнуть, не оставив своего опыта потомкам. И надо сказать, что опыт этот сохранился как в письменных трудах, так и в устном предании, содержание которого было тем значимее и весомее, чем страшнее были обстоятельства жизни, в которых протекала судьба верующего человека в послереволюционной России.

Нам, обитателям общества, оторванного от мировой культуры и часто неспособного к духовной преемственности, сейчас особенно важно прикоснуться к творчеству соотечественников-христиан, сумевших в атмосфере тоталитаризма не утратить в себе образ и подобие Божий.

Имя священника Павла Флоренского, несколько имен религиозных философов — пожалуй, все, что известно из данной области и широкому читательскому кругу, и специалистам. Это не удивительно, потому что в советские десятилетия, замешанные на государственном богоборчестве, церковная культура ушла в подполье, в котором ее носители создали значительные духовные ценности. Чтобы выйти из пустыни нравственного бесплодия, надобно обрести этот тайник, хранимый верующим народом. Обретению связей с реальным опытом христианской России и посвящен данный сборник (первый из предполагаемой серии).

Тексты, вошедшие в него, написаны в разных жанрах (апологетическая беседа, жизнеописание, историко-аскетический очерк), но объединены общим церковным миропониманием и выстраиваются в цельную книгу для духовного чтения. (Подобные книги ведут свое начало с XIX века, а в наше время — с 1977 г. — возродились в Самиздате в сборниках “Надежда”, составленных З.А. Крахмальниковой.) Предлагаемые работы, созданные после октября Семнадцатого, являются к тому же и своего рода историческими документами, затрагивающими проблемы эпохи. Публикуются они впервые.

В своих воспоминаниях А. И. Солженицын приводит описание техники хранения, с помощью которой он оберегал свои произведения от любопытства казенных “литературоведов”. Рукописи, дошедшие до нас из 20 — 50-х годов, остались целыми благодаря такой же смекалке их творцов. Один из авторов сборника в начале 50-х годов в обращении к будущему “любознательному читателю” показал собственное изобретение (впрочем, старое, как мир), хранившее плоды его одинокого творческого подвига. “Я раскрыл баул, — читаем мы. — И чего в нем только не было! Тут был ночной “биноктар” Цейсса, очень маленький фотоаппарат Герца, полный набор серебряных ажурных с бирюзой пуговиц от старинного сарафана, порошок от мигрени, маленькая двойная лупа, настоящая китайская тушь, пачки голландской бумаги и много еще всякой всячины. Но где же рукописи?

Оказывается, под этим верхним ярусом баула было как бы потайное дно, второй нижний ящик (не менее глубокий, чем первый). И здесь-то лежал целый ворох разных папок, тетрадей, записных книжек, блокнотов, простых записок, то на белоснежной атласной старой бумаге, то на простой серой, оберточной, нынешнего дня...”

От времени татарского ига сохранилось ничтожно мало свидетельств о внутренней жизни русского общества. Схожая ситуация грозит сложиться и сейчас, когда утрачиваются (и благополучно уничтожаются) сведения о подлинной картине жизни народа в выпавших ему в XX столетии страданиях. О том, что он жил поднадзорно, но не отвратившись от неба.

Может быть, публикация этого и, надеюсь, последующих сборников поможет читателю постепенно узнать то духовное наследство, которое единственно способно сделать человека свободным, поднимая его над внешними невзгодами, ибо, по словам Христа, “где сокровище ваше, там и сердце ваше будет” (ЛК. 12, 34).

Первая книга серии “Потаенная сокровищница” выходит в свет как результат многолетнего собирания группой лиц (в том числе и составителя) материалов по истории Русской Православной Церкви и православной духовности XX века, “обретения” архива епископа Варнавы (Беляева), а также благодаря любезному предоставлению материалов некоторыми уцелевшими активными участниками потаенной религиозно-общественной и культурной жизни в 20 — 40-е годы.

Два текста, помещаемые в настоящей книге, взяты из архива епископа Варнавы и выверены по оригинальным рукописям. Работа профессора В. И. Экземплярского воспроизводится по рукописному списку, сделанному О. В. Михеевой (1903 — 1987), ученицей Василия Ильича. И в дальнейшем все публикуемые материалы будут также по возможности сверены с оригиналами рукописей или же с выверенными их копиями.

При редактировании рукописей мы стремились максимально сохранить голос публикуемого автора и особенности его стиля. Из сочинений убраны лишь неясности, грамматические и стилистические огрехи. Когда сокращения носят принципиальный характер, это оговорено в сносках. Все уточнения, вводимые нами в текст, выделяются угловыми скобками.

Стоит упомянуть о способе цитирования еп. Варнавой Священного Писания, сохраненном нами: он часто в одной цитате сочетает два языковых пласта — славянский и русский. При редактировании было решено выделять славянский текст курсивом (что порой делал и сам автор).

В примечаниях, составленных еп. Варнавой, оставлены без расшифровки авторские анограммы, обозначающие конкретные его произведения (например, Аω). Частичная расшифровка дана в биографической справке о нем; со временем будет приведен полный список его рукописных трудов, включающий перечень его псевдонимов и авторских сокращений.

О некоторых собирателях и хранителях духовного наследия России в наше время мы предполагаем поместить заметки в последующих книгах серии.

МЫСЛИ ОДНОГО СТАРИКА

На одной из улочек Демиевки, старинного предместья Киева, в покосившейся белой хатке на лавке у косого окошка лежал грузный старик и записывал на обрывках желтой бумаги нить своих рассуждений. За окном — двор с кудахтающими курами, фруктовый сад, из-за расцветающих ветвей которого виднеется крест далекой Лаврской колокольни. За окном — начало 50-х годов XX столетия, расцвет сталинского классицизма, беспросветный мрак, окутавший разоренную Россию.

Николай Николаевич — так нынче звали лежавшего — писал очередную книгу.

Иногда он, известный соседям как “дядя Коля” (конечно, из “бывших”), доживающий свои дни на попечении добрейшей Верочки Васильевны, выходил на улицу и направлялся в город. Бродил по Подолу, по Житнему базару, стоял у книжных киосков, наблюдая за проходящей молодежью, ловя обрывки разговоров. Возвращаясь, записывал услышанное, увиденное, подводя под картинками из подсмотренной современной жизни итоговую черту грустных обобщений: совсем другие люди, новые, и мир новый, в колюром действуют разнообразные “законы”, от уголовного кодекса до неписанного воровского, и отсутствует лишь отмер христианской морали. Обнадеживало лишь одно: пустота. Невыносимая пустота нового мира, от которой изнывают души человеческие.

Не прошло еще и сорока лет со времени, когда на этой земле жизнь строилась на основе христианской культуры и наполнялась смыслом нравственного подвижничества народа, и вот сейчас новые поколения не знают ничего о духовной родине своих предков. Глаз ловил остатки былой красоты, добродушие в лицах, старинную благорасположенность к встречному, но это — островки прошлого (в стариках, в чудаках, в детях), тонущего в океане хамства и нравственного одичания,

Как знать, быть может, внезапно сказанное слово, непонятный чудаковатый разговор и самый вид допотопного дядечки пробудит, затронет хоть чье-то молодое сердце. Пусть это будет только единственное сердце, но, по таинственным законам духа, и оно может зародить цепь исторических преобразований, которые приведут народ в храм веры.

И дядя Коля писал, запечатлевая основы и внутренние пружины православной культуры России. Впрочем, он был не дядя Коля, и даже не Николай Никанорович (Николаевич — дань конспирации) Беляев, каковым он значился в том далеком ушедшем мире, а епископ Варнава, полутайно, полуявно живший в СССР. Выпускник Московской духовной академии, чью дипломную работу похвально отметил в 1915 году о. Павел Флоренский. Преподаватель Нижегородской семинарии, он в 1920 году принимает епископский сан, а уже через два года остригает волосы и представляется всему городу сумасшедшим ради того, чтоб оставить высокое положение и епископскую кафедру.

Наступали десятилетия беспросветного террора, и, по благословению старцев: духовного отца своего, затворника Зосимовской пустыни иеросхимонаха Алексия (Соловьева) и др. — он таким необычным образом, через имитацию психической болезни, а говоря языком религиозным, через подвиг юродства, удалился в затвор, пустыню мира, в его уголки, чтоб созерцать происходящее, осмысливали” его и писать Энциклопедию Православного Миросозерцания (получившую позже название “Основы искусства святости”).

В 1933 году он был арестован, осужден по 58 статье за контрреволюционную организацию (маленький монастырек из его духовных детей) и направлен в концлагерь на Алтае, откуда его, как больного, сплавила в психушку, из которой он и освободился на поруки своей духовной дочери В. В. Ловзанской в 1936 году. Изменив отчество, он до 1948 года жил в Сибири, пока, получив откровение о грядущих общественных переменах и о будущей возможности опубликовать свои труды, не переехал в Киев. Здесь, в начале 50-х годов, он работает над сборником статей под названием “Изумруд”, посвященных раскрытию таинственной красоты евангельского учения. Красоты — спасающей человеческую душу и самый мир. (Само наименование ставит произведение в цепь древнерусской книжной традиции — “Измарагд”, “Златоуст”, “Маргарит”, — осмысляющей человека и творение в свете любви Божией.)

В приводимом ниже рассказе из сборника описана беседа на пароходе, плывущем по Волге, между ученым монахом и юной красавицей студенткой. Действие происходит в год, знаменательный для России, — 1913. Это точка не только предгрозовая, но и наивысшая в развитии страны и общества (недаром в этот год смотрится, на него равняется и никак не обгонит колоннами цифровых достижений современный СССР), Это одна из вершин отечественной истории, достигнутая благодаря христианству, увенчанная и прекрасными человеческими типами, и тонким укладом общенародной жизни.

Рассказ является притчей о трагическом развитии современной цивилизации. О распутье, которого достиг мир и на котором застыла, не умея выбрать путь, фигура современного Адама.

В изображении первоклассного парохода, безукоризненного обслуживания представительными официантами, колоритных характеров пассажиров проступает образ высокоорганизованного мира, созданного творческим гением человека.

Атмосфера почтительности к индивидууму, бережности, терпимости к его двойственности и странности тщательно выписана автором.

Толстый купец, погрязший в чрево- и самоугодии, не забывает о спасении души и при виде бедной монахини с кружкой бросает сотенную на весы милосердия Божия.

Органчик цивилизации тихо играет свою изысканную мелодию. Для всех есть местечко на корабле демократии, все добротно, все предусмотрено, чтобы избежать крушения.

И вот катастрофическую раздвоенность и внутреннюю подпорченность общества, взлелеянного дарами христианства, выражает в рассказе фривольная партия маркиза, пропетая студенткой:

“Весь мир земной


Ждал охотно


хоть мимолетной


Встречи со мной”.

Смысл жизни в страсти — этот гордый вызов бросала девушка окружающим добропорядочным лицам.

Эмансипированная барышня? Но, по словам автора, она — “вдумчивая и серьезная, простая душа”. Почему же ей предназначено в рассказе олицетворять общую болезнь европейского духа?

Юная красавица ищет любви. В ее возрасте естественно быть влюбленной, но — весь вопрос — в кого? Ошибка в выборе грозит искалеченной судьбой.

“Наука страсти нежной”, разлитая в мире, философия, искусство, достижения разума кажутся многообещающим избытком сил, кажутся мудростью. А любовь к Богу, на которой вырос христианский мир, представляется пресной водой, чем-то прошлым и уже необязательным.

Подобное опасное и обманчивое состояние присуще расцветающему организму, но именно оно характерно для русского общества начала XX столетия.

Отказ от любви, потому что она — крест, а переживать влюбленность легко и приятно, стал жизненной позицией миллионов.

Богатые ловкачи, атлетически сложенные мерзавцы, смазливые коммерсанты, недавние герои Диккенса и Достоевского, превратились в идеологов и учителей, насаждающих новую красоту и новую нравственность.

И в соответствии со всеми передовыми веяниями — на подвернувшемся случайно Евангелии — девушка загадывает о будущем женихе.

— Небесном, — пророчит попутчик-монах. И попадает в цель.

Конечно, Олимпиада Назаровна (так зовут героиню) не думала о монастыре; ее чувства искали вполне земного избранника. Но оказалось, что счастье для нее невозможно без надежности, без верности, без чистоты. А это уже ступеньки, по которым сердце восходите вечности, к единственной своей опоре — вере в Творца.

Итак, вера. Вот о чем вел беседу монах с юной красавицей, незаметно раскрывая ее душе личную ответственность за добро и зло. На земле множество скрытых очевидностей, в уникальном сочетании видимого и невидимого построена вся европейская культура, из столкновения внешней эмпирики и невидимых умозрений берет начало история личностного становления человека. Disciplina arcana, таинственная сторона учения Христова, сообщает творению высокую энергию осмысленной жизни, обращая его в соратника Божьего. Ведь вера есть тайна, всем открытая, и не всем данная, и не всеми ухватываемая, без которой, однако, существование превращается в пустыню.

Думая о том, как пробудить новые, уже подсоветские поколения к духовной жизни, к вхождению в культуру, епископ Варнава возвращался к предреволюционному прошлому, Если в середине XX века Россия лежала среди пепелищ, то в его начале переживала материальный подъем. Нет ли внутренней взаимосвязи между столь противоположными состояниями? Если при новом социальном строе человек перестал видеть себя и понимать как душу живую, превратившись в винтик государственной машины, то при прежнем образе жизни он воспитывался, прежде всего, в осознании себя личностью, предназначенной для вечности. И здесь же новый парадокс: при экономическом расцвете и культурном ренессансе человек оказался пресыщен и не удержал непреходящие ценности, тогда как при полном хозяйственном и идейном крахе он затосковал о вере.

В тексте ненавязчиво присутствует противопоставление времен до и после катастрофы, до вхождения соблазна и после его разрушительного действия.

Корабль русской государственности вскоре (как незадолго до этого знаменитый “Титаник”) пойдет ко дну, исчезнут роскошный салон первого класса и его обитатели, но, быть может, — против общего хода вещей — Липочка или другая, нынешний ее потомок, усилием любви пойдут по водам истории и, живой верой спасая свою бессмертную душу, помогут России вернуться к себе.

Следует отметить, что рассказ написан в форме катехизического диалога, жанре, расцветшем в 10-х — 20-х годах нашего столетия; в нем работал о. Павел Флоренский, но особенно усовершенствовал его о. Валентин Свенцицкий, чьи произведения одни из первых попали в народный самиздат и ходят в нем до сего времени (о нем см. в кн.: Зернов Н. Русское религиозное возрождение XX столетия. Париж, 1974, а также сборник “Надежда” № 10, с. 183 — 220. Франкфурт-на-Майне, 1983).

Через все повествование звучит романс о страстной любви, безнадежной, надрывной, умирающей, но во второй половине текста навстречу ему поднимается песенная хвала (задостойник) Пресвятой Богородице, которая, по тысячелетней вере народа, может преобразить и грязного, и неверного.

Биографическая справка. Епископ ВАРНАВА, в миру Николай Никанорович Беляев, родился в Москве 12 мая ст. ст. 1887 года. Отец его был слесарем ткацкой фабрики с. Раменского Бронницкого уезда, мать — дочь деревенского дьякона. В 1908 г. он оканчивает гимназию с золотой медалью. Духовный переворот побуждает Николая отказаться от карьеры инженера, после чего он посещает Оптину пустынь, где сближается со знаменитым старцем архимандритом Варсонофием. В 1911 г. поступает в Московскую духовную академию, и в том же году ректор академии, епископ Феодор (Поздеевский), постригает его в монашество. В 1915 г. иеромонах Варнава окончил академию, получив степень кандидата богословия. Его диссертация “Св. Варсонофий Великий. Его жизнь и учение” была положительно оценена в рецензии о. Павла Флоренского. Тогда же молодого монаха, обладавшего обширным научным кругозором, знанием шести языков, направляют преподавателем в Нижегородскую духовную семинарию.

16 февраля 1920 г. архимандрит Варнава посвящен в епископа Васильсурского, викария Нижегородской епархии.

Летом 1922 г., протрясенный тем, что правящий архиерей Нижегородской епархии архиепископ Евдоким (Мещеряков) присоединился к обновленчеству, церковному течению, насаждавшемуся властями для борьбы с верой, епископ Варнава, отвергнув компромисс с отступниками, решает уйти в затвор для всецелой отдачи писательскому творчеству. 19 октября ст. ст. 1922 г. он принимает подвиг юродства. Для властей он отныне — сумасшедший, а сам, по благословению старцев, в домашнем уединении пишет книги и ищет пути сохранения церковной культуры в условиях нарастающих гонений на религию.

С этого времени и по 1928 г. он создает свой главный труд “Основы искусства святости”.

В 1933 г. в Москве арестован ОГПУ и по ст. 58 приговорен к трем годам лагерей.

Срок отбывал в Бийских лагерях на Алтае, продолжая и здесь юродствовать. Лагерными врачами признан сумасшедшим, переведен в Мариинские лагеря, откуда — по разрешению из Москвы — освобожден в 1936 г.

До 1949 г. жил в Томске, затем переезжает в Киев. До последних лет жизни продолжал работать над новыми произведениями.

Умер 6 мая 1963 г. и похоронен в Киеве на Байковом кладбище.

Важнейшие рукописи (сохраненные В. В. Ловзанской):

Основы искусства святости. Опыт православной аскетики. (Сокращенное авторское обозначение Аω)

По Волге ... к Царству Небесному (Разговор о тайнах духовной жизни).

Тернистым путем к небу (биография схиархимандрита Гавриила).

Голубой корабль (Православная мистика).

Ряд жизнеописаний древних святых, “переписанных” еп. Варнавой для современного читателя. Одно из них, “Однажды ночью”, публикуется в настоящем сборнике.

Проповеди.

День святой жизни.

Сборник статей “Изумруд”.

О Промысле Божием.

“Невеста” — неоконченный роман.

Небольшой дневник еп. Варнавы “Из виденного и слышанного” (1920 г.) в свое время был помещен нами (без подписи) в журнале “Выбор”, 1990, № 8.


По Волге ... к Царству Небесному


(Разговор о тайнах духовной жизни). Повесть чюдна и каждому спасающемуся необходимая для руководства.


1913 год. Нижний (разумеется Новгород).

Громадный самолетский [ 1 ] пароход готовится к отходу. Сверху, с балкончика, было видно, как грузчики быстрее забегали и докатывали последние бочки, а толпа провожающих начинала чувствовать себя более нервно.

В салоне первого класса роскошно и уютно. Веерные пальмы, хамеропсы, драцены, зеркала, бронза, бархат, хрусталь. У громадного венецианского стекла во всю переднюю стену какие-то два чиновника в форме Удельного Ведомства уже уселись играть в шахматы за инкрустированным столиком.

Красивый купчина средней упитанности в единственном числе расположился за громадным табльдотом [ 2 ] и, заткнувши белоснежную салфетку за воротник шелковой поплиновой рубашки стального цвета, старательно налегал на стерляжью солянку, которую ему только что принес официант. В черном фраке и безупречном пластроне [ 3 ], как какой-нибудь денди [ 4 ] на великосветском рауте [ 5 ], склонившийся пред дамой с приглашением ее на танец, он обратился к сему знатному представителю знаменитой Нижегородской ярмарки:

— На второе прикажете осетринки с хренком по-татарски, с желтками и сахаром, ваше степенство?

— Нет, ты, братец мой, мне уж лучше по-русски услужи: свари ее, бестию, в белом вине, хоть, например, в сотере, прибавь сливочного маслица малу толику, лимону — да не жалей, как яблоко накроши, — и чтобы в два счета все готово было! А сверху покрыть маринованными огурчиками, рыжиками, раковыми шейками невредно будет.

— Слушаюсь, передам повару.

— Да чтоб кусочек был с коровий носочек, а то вишь, ломоть — положить нечего в рот. Знаю я вас...

— Помилуйте, порции у нас полные.

— И еще отдельно соусок. Я люблю какой-нибудь; в него эдак, знаешь, рюмочку малыги плеснуть надо. И огуречного рассола, так сказать, для освежения.

— Слушаюсь. Еще что прикажете?

— Ну, и пивца к рыбке холодненького, с Жигулевских гор [ 6 ]. Она плавать любит.

— Еще что изволите заказать?

— Еще? Надо бы, братец, и еще. Для утеснения и довольства желудка какую-нибудь растительную пищу бы...

— Спаржу можно или артишоки с зеленым горошком. Вчера только свежие получены.

— Да поди ты с этим дерьмом... Что я, лошадь или корова, чтобы траву есть.

— Виноват, ваше степенство!

— Я про ту пищу говорю, которая подрастает и на двух лапках бегает, ну, цыплята что ли...

— А-а... Хорошая пулярдка [ 7 ] есть, прикажете?

— Пожалуй... Да скажи шельмецу повару, чтобы, когда будет варить ее, мускату бы побольше положил. Люблю. Еще не забудь к ней белый соус, а не красный подать!

— Как же-с, понимаем, ваше степенство, которых знающих людей... Не извольте конфузить.

— Нет! Стой! Не надо мне твоей пулярдки, а вели сделать фрикассе из этих все-таки цыплят. Но... но, знаешь, чтобы все было чин-чином, как в лучших домах Лондона: и отварная цветная капуста, и фаршированные раковые шейки, и этакие малюсенькие слоеные штучки, — он показал их на пальцах, — пожалуй, к этой кнели прибавь и своей спаржи, которую хвалил. И, наконец, соответствующий соусок. Да положи в него, черт знает чего только не положи: и шампиньонов, и маринованных боровичков, лимону, сахару, мадеры, желтков...

— Всенепременно-с... На нашем пароходе лучший повар-с. А из вин закажете, конечно?

— Ну как же об этом можно спрашивать, братец ты мой? Херес уже был, — сказал ярмарочный туз, наливая себе еще стакан (очевидно, питье рюмками он считал за ничто), — и шато-д'икем [ 8 ] я как-то у вас попробовал. Последний — надо сказать — прямо помои. Теперь по чину приготовь там к твоим фрикассе чего-нибудь подходящего — ну, скажем, бутылочку Вдовы Клико [ 9 ].

Я с любопытством, как во сне, слушал этот удивительный разговор, начиненный, как жареный гусь яблоками, гастрономическими смакованиями ресторанного завсегдатая и особенно, видать, специалиста по части “закладывания за галстух”. Но неожиданно новое обстоятельство заставило меня раскрыть уши и глаза вовсю и удивиться, как уживаются в человеке противоположные чувства и настроения, пороки и добродетели.

Ублажая свое чрево, купец не забывал и “малых сил”, про которых Господь скажет на Страшном Суде: “Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную” (мФ. 25,45 — 4б). И не жалел купец больших денег на милостыню.

Подошла монахиня уездного монастыря, несшая тяжелое для целомудрия и самособранности послушание сборщицы на свою нищенскую, перебивавшуюся с воды на хлеб, обитель. Поклонилась и протянула свою черную клеенчатую с парчевым золотым крестом книгу:

— Пожертвуйте ради Христа, господин хороший, что-нибудь на святую бедную обитель!

Тит Титыч, не говоря ни слова, вынул свою большую мошну, туго набитую всякими бумагами и кредитными билетами (даже блеснул “Петр”), и подал ей “катеринку” [ 10 ].

— На, иди молись за мою грешную душу...

Пусть в тоне его звучала легкая насмешка, но, может быть, она была только для нас?

Монахиня от неожиданности засуетилась, поклонилась по-иночески в пояс и пошла обходить остальную публику.

Да, я не сказал, что сам я ехал на низ с товарищем, молодым доцентом одного столичного вуза. В дороге встретились с семьей, очень близкой ему, среди которой была веселая и настолько красивая девушка, что я невольно опустил глаза. Она оказалась вдумчивой и серьезной, нескладной на язык и простой душой, но образованной и талантливой девушкой. Ее звали Липочкой. Она была студенткой Московской консерватории.

Она давно уже сидела в углу за фортепиано, задумчиво наигрывая потихоньку какой-то чувствительный вальдтейфелевский вальс (вот тоже фамильица досталась: нем. — “леший”; известный композитор) и еще что-то, а сейчас вдруг разразилась арией маркиза из “Корневильских колоколов”.

Правда, минут пять назад на горах, в городе, и на Нижнем базаре ударили и заблаговестили тоже полсотни колоколов (назавтра был какой-то большой праздник), но первые были не эти колокола, а из комической известной оперетты.

Серебряный звон целого города, особенно “сорок сороков” Москвы с 4000-пудо-вым “Царем” Ивана Великого [ 11 ] в Пасхальную ночь (с Каменного моста), производил на меня — да и не только на меня, но и на знаменитых людей века сего, — всегда сильное впечатление, чего теперь москвич не имеет возможности проверить. Но у мира и была эта цель, когда сатана уничтожал колокольный звон.

Мне вспомнились эти слова Виктора Гюго:

“...Да, эта музыка (церковный благовест большого города) стоит любой оперы. Так прислушайтесь же к этому хору колоколов... Пусть эти звуки смягчат в вашем слухе то, что могло бы показаться вам слишком резким и шумным в трезвоне церквей, — и затем скажите, знаете ли вы на свете что-нибудь более блистательное...”

А Липочка пела:


В моем изгнаны!


Знал я страданья


И испытанья,


Но жизнь в ответ


Шлет наслажденья,


Порой волненья,


И увлеченья —


Любви в них нет...

Ее большие лучистые черные глаза, соболиные брови русской красавицы, длинные-предлинные ресницы и тонко подведенные губы (набожная старушка мать никак не могла с этим примириться) — все лицо, на секунду обратившееся назад, лукаво на что-то вызывало.

Но она не могла прогнать моих размышлений и дальнейших мыслей из Виктора Гюго:

“И затем скажите, знаете ли вы на свете что-нибудь более возвышающее душу, чем этот концерт колоколов, чем это горнило звуков, чем эти десять тысяч медных голосов, поющих разом в каменных флейтах, в триста футов вышины каждая, чем этот город, превратившийся в громадный оркестр, чем эта симфония, похожая на бурю?..” [ 12 ]

Поравнялась с Липочкой монахиня. Хотела ли первая деликатно не подать ей или затевала что-то другое, но снова вспыхнули огоньки под ее ресницами на одну шестьдесят четвертую такта, обожгли вызывающе монахиню (монашка в смятеньи отшатнулась в сторону!), скользнули по мне, и — новый бесстыдный куплет:


И англичанки,


Немки, испанки


И африканки —


Весь мир земной


Ждали охотно


И беззаботно


Хоть мимолетной


Встречи со мной...

Один из шахматистов крякнул и, деликатно предупредив другого: “Гарде [ 13 ] вашей королеве”, — ухмыляясь в бороду, затянулся ароматной папироской. И табак был такой душистый, что не походил на табак, а на какой-то бесовский обворожительный фимиам, так что я, некурящий, все время порывался встать и спросить, что за душистая трава такая, пред которой, на мой взгляд, ничего не стоят ни гаванская сигара, ни турецкий самсун, ни английский кэпстеп, запах которых я знал.

Купец заканчивал свой обед, обжигаясь черным кофе и не менее огненным, прославленным на весь мир ликером Бенедиктинского католического монастыря. На драгоценных бутылочках его, как известно, стоял гриф (подпись) преподобнейшего игумена — да не соблазняются людие! — во избежание бесчисленных подделок.

Появился новый персонаж — книгоноша Библейского общества. Почтенное учреждение международного характера, приближающее к нам день Страшного Суда, по предсказанию Иисуса Христа [ 14 ]. Книгоноша продавал Священное Писание по баснословно дешевой цене. Только Библия стоила рубль-два. Евангелие же — пятиалтынный, полная Псалтирь — даже семь копеек.

Обошел кругом. Подошел к пианистке. Предложил Липочке, и она... купила книгу.

Евангелие.

“Из-за красивого переплета”, — объяснил я себе, ибо у продавца чуть подороже были изящные издания.

Подбежала ко мне.

— Загадаю?

У меня упало сердце. Вот, оказывается, зачем можно еще покупать священные книги. Нашла сестра путь...

— О ком? О чем?

— Конечно, о женихе, — и пронизывает меня взглядом русалки.

— Небесном?

Она вытаращила глаза.

Полная растерянность.

Открыла все-таки книжечку и читает в первом попавшемся месте:

“...вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано”.

— Что это значит?

Длинные ресницы, как вспугнутые птицы, поднялись и тотчас же снова опустились на поле книги.

— Именно то, что вы прочли. Что же еще? — холодно отвечаю я.

— Не понимаю.

— Повторю. Вам, Олимпиаде Назаровне, дано знать тайны Царствия Небесного, а им, большинству окружающих нас людей, — и я обвел рукой кругом, — не дано. Вы хотели погадать, а Бог открыл вам всю Свою волю...

Это было сказано немножко дерзко, вернее дерзновенно, но что мне было делать.

— Пожалуйста, не смейтесь.

Я не смеюсь. Даже напротив. Гадать, да еще на священных предметах, это — кощунство, смертный грех. Но в житиях святых и даже в самой Библии мы находим, что Бог, снисходя к немощи человеческой и к неведению, открывался иногда и в гадании [ 15 ].

— Но объясните, что за тайны Царствия Небесного? Признаться, первый раз слышу об этом. Тайны... Причащаются Святых Тайн, это я знаю. Но тут ведь не то?

— Не то.

— Значит, кроме видимого христианства, есть какое-то еще невидимое?

— Вы как нельзя лучше поняли меня.

— Тогда, может быть, можно принадлежать видимо к христианству, но не быть христианином “невидимым”, то есть которому открываются эти тайны Царства Небесного?

— Вы изрекли самую истину.

— Но мой язык болтает, а я ничего, повторяю, не понимаю. А я так люблю всякие “заумные” вещи...

— Тогда позвольте мне высказаться по этому поводу. Я буду краток.

Между тем, внизу после третьего гудка загремели спешно сходнями, столпились на краю пристани провожающие и замахали платочками, и пароход стал бесшумно и медленно, почти незаметно, отделяться от дебаркадера. Раздвинулась панорама бесчисленных волжских судов и просторов; теплоходов, пришвартованных по три зараз к пристаням; шныряющих катеров — “финляндчиков”, перевозящих публику из Канавина в город и разгружающих трамвайное и пешеходное движение по плашкоутному мосту; груженых и перегруженных баржей, всяких расшув, белян, приземистых буксирных пароходов... Воды не было видно — столько их тут было! Зажигались понемногу по сторонам непрерывной цепью белые, красные, зеленые огоньки бакенов и громадных паровых паромов. Проплыли мимо фуникулера [ 16 ] (“Элеватор”), древних стен кремля с его храмами, из которых достоин упоминания особенно Архангельский (1227 г., возобновленный в 1359 г., сохранившийся в целости, и в нем икона Архангела Михаила XIV века), Александровского сада (набережной) с дворцами нижегородских богачей по гребню горы; Печерской слободы с монастырем начала XIII века (1219 г.). А мы все говорили. И я посвятил ее в следующее.

* * *

— Тайны Царствия Небесного имеют свою земную историю. И они, действительно, факт. Одно Господь Иисус Христос говорил явно, прямо к народу, а другое лишь посвященным своим ученикам, как вы и прочли давеча в Евангелии. И даже больше. Господь дал прямую заповедь, не по зависти, или лицеприятию, или еще по чему подобному (да не будет такой богохульной мысли), а по жалости и желанию добра нам [ 17 ], чтобы мы профанам...

Замечание.

Это и в миру, но уже на основе чувства презрения... “Замолкни, чернь непросвещенна”... Или знаменитое горациево: “Procul vulgus” и т.д., каковое у нашего пиита выразительно передано: “Подите прочь. Какое дело поэту мирному до вас...”

Итак, чтобы мы недостойным не передавали драгоценных жемчужин Его слов, содержащих тайны и святыню Царства Божия.

“Не давайте святыни ПСАМ и не бросайте жемчуга вашего пред СВИНЬЯМИ, — так грозно и резко говорит Господь, — чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас” (Мф. 7, 6).

— Ой, как страшно!

— Однако мы ежедневно видим и увидим еще тысячу раз, как реализуются слова Христа со стороны безбожных людей.

Липочка закрыла лицо свое руками: она вспомнила свою давешнюю выходку против монахини.

— Первые христиане, — продолжал я, — строго соблюдали эту заповедь. Они завели так называемую Disciplina arcana или D. arcana, “Тайное учение”, или “Учение тайны”, по-русски сказать. Впоследствии надобность во внешней узде отпала, — но и до сих пор отзвук Disciplina arcana остался в возгласе диакона на литургии оглашенных: “Оглашеннии, изыдите, оглашеннии, изыдите, елицы (только) вернии, паки и паки (еще и еще) миром Господу помолимся”, — потому что христиане сами настолько удалились от духа и силы (1 Кор. 2. 4) Христова учения, что внешнее знание его тайн не могло нанести им при неправильном употреблении в общем духовного вреда, как все равно при знании колдовских наговоров и при отсутствии практического общения с бесами и самой веры в них человек не в состоянии вызвать этих бесов и заставить их помогать себе.

— Неужели есть бесы?

— Еще бы! Жития святых переполнены рассказами о том, как подвижникам всю жизнь они мешали строить свое спасение, как видимо являлись, физически наносили им удары, так что близкие нередко находили их после избитыми до потери сознания в отшельнической келье, а вы говорите: есть ли бесы? [ 18 ] А цыганки и гадалки?.. Правда, в большинстве случаев это шарлатанки, но на несколько тысяч попадает и одна настоящая, то есть имеющая дело с бесами, как та, о которой говорит Метерлинк...

— Метерлинк?

— Знаменитый писатель [ 19 ]. Про себя. Не знаете? А Марию Башкирцеву читали? [ 20 ] А про ту, которая в подробности предрекла смерть нашему Пушкину, тоже не слыхали? [ 21 ] А это интересно.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Да, наконец, в Париже существует целая школа психолого-медико-психиатрическая, в смысле ученого учреждения, поставившего пред собою специальные задачи с известным направлением, занимающаяся изучением этих вещей научно [ 22 ]; в Лондоне целое Психологическое общество, и проч. и проч., а вы говорите: есть ли бесы? Они часто фигурируют среди людей и в практике даже ученых, но только под другими названиями.

Но продолжаю.

Итак, потому и “Тайны” Царства Небесного и “Тайное учение”, что они от многих, от большинства сокрыты, несмотря на то, что текст евангельский доступен всем. Кстати, “тайное учение”... Будем называть его так, хотя оно уже понятия Disciplina arcana, что было у первых христиан, которое притом специфично и представляет целую систему правил культово-сакраментального характера и догматических положений, обусловливающих последние, и к тому же ограниченную определенным временем церковной истории, тогда как я беру это определение по другому признаку, именно только со стороны общей скрытности и таинственности явления и невозможности насильственного дерзкого искусственного, не подберу выражения, (вос)хищения его, обладания им, т.е. без благодати, самочинно. У святых отцов-аскетов, особенно великих и методичных, мы тоже находим тенденцию не все раскрывать пред учениками из области высокодуховных и созерцательных явлений чудесного характера, по причине их неспособности понять сущность последних, как должно. А добро, несмотря на то что добро, тоже не полезно, если не в меру, не вовремя преподается. Есть и другие причины, тоже незазорного характера, когда ими утаивается иногда кое-что. Так они соблюдали эти правила Disciplinat arcanae, которыми они старались охранить себя. Надо же исполнять нечто из того закона, который преподаешь, чтобы он покоился на достаточном основании, как того требует и учит наука всех внешних наук — логика.

Итак, повторяю, “Тайным учением” называю его так потому, что оно скрыто, не для всех. Не то чтобы учение это, наподобие тайных сект, религиозных и мирских, держалось в тайне и сообщалось бы только посвященным. Нет, оно, вначале обладая всеми этими свойствами, поскольку и само христианство было religia illicita (недозволенная религия), теперь, наоборот, распространяемое явно, на ДЕЛЕ (не на словах или в качестве субъекта и объекта пропаганды или проповеди), — на деле все-таки является для большинства людей ТАЙНЫМ, неизвестным, скрытым.

И скрытым, скажем прямо, от неразвитых и непросвещенных внутренних очей и слуха.

В этом и заключается мистичность всего христианства, священный мрак его по причине светлости, превосходящей яркость солнечных лучей, в догматах ли, таинствах, или еще в чем, чего мир не хочет признавать, перед чем не желает смириться и преклониться, считая все это за nonsense, чепуху, невозможную бессмысленную вещь. Мистика, правда, всегда иррациональна, плотскому уму недоступна; но если ею жила тысячи лет большая и лучшая часть всего человечества, ясное дело, она — прекрасный факт, ибо по воздуху кулаками никто не машет, желая его поколотить [ 23 ]. Это еще Апостол Павел сказал (1 Кор. 9, 26).

* * *

— Но вы говорите про какого-то “нового” человека с новыми расширенными чувствами?

— И с новым расширенным сознанием, о котором человечество мечтает, и то не в области официальной науки, а оккультной, которую иррелигиозная наука так же, как и христианскую мистику, считает “ненаучной”, т.е. чепухой, недействительной вещью. Это и понятно. Оккультные знания — знания бесовские, а следовательно, как прямая противоположность чистому божественному откровению и ведению, в то же время вещь чисто духовная, противны и неприемлемы для позитивного мышления.

Отсюда видно, что официальная наука очень отстала и ретроградна, хотя и мнит обратное. Колдовство стало научным фактом.

Но все-таки хвалиться нечем, пройдет еще несколько столетий, когда официальные ученые усвоят что-нибудь из начатков элементарной алгебры, но до высшей математики им все же далеко и, прямо надо сказать, никогда не дойти, если они не откажутся от своего узкого мировоззрения, позволяющего им брать и исследовать только внешне-практические стороны мистической философии и делания, а не внутренне-существенную и духовную.

Впрочем, в последнее время, так как нельзя же умному человеку, видя белое, уверять себя, что это черное, некоторые ученые занялись, не отходя от своей узенькой щелки, в которую они смотрят на мир Божий, и изучением сил чисто духовных, сверхопытных (ой, как для них страшно это слово!). Это в области, главным образом, гипнотизма. Но, стоя на почве ограниченного эксперимента и, боясь вдаться в спиритуалистическую область, они, естественно, имеют дело только с внешними проявлениями сей последней и ее субстанций, т.е. с азами, умея обращаться только с четырьмя правилами арифметики, выражаясь математическим языком. Это все равно что, желая научиться плавать, прежде всего, перед погружением в воду, прицепить к своим плечам по большой гире. Но и то хорошо. Для современной науки все-таки ясновидение, яснослышание, чтение мыслей и проч., что еще недавно, как говорит один из таких ученых, казалось самой дикой фантазией и с чем — прибавлю я — глубокие люди человечества были знакомы уже тысячи лет, есть шарлатанство, т.е. не только ей не понятны самые элементарные вещи, но она их считает за отрицательную величину. Следовательно, через “0” (нуль) не перешла даже, т.е. через порог безразличия. Что же говорить ей про знания йогов, махатм. Я не говорю уже про древних волхвов и чародеев!

Но, как бы то ни было, вы правы. Мы вот сразу же, как заговорили, пришли к новому и неизвестному миру понятий духовных зрения и слуха: новых чувств и ощущений, неизвестных мирской, скажем, университетской психологии. Об этом и Священное Писание говорит:

“Итак, кто во Христе, (тот) новая тварь”, — Καιυή ΚΤΙΣΙΣ(2 Κор. 5, 17).

И прибавляет: древнее прошло, теперь все новое. Но это не для всех. Это когда человек видит невидимое всеми и вообще как-то прикоснулся уже здесь веянию того невещественного и нескончаемого будущего века, в который достойные люди перейдут по смерти. Для того, действительно, древняя мимоидоша, се, быша вся нова.

Поэтому св. Апостол и Евангелист Иоанн Богослов, обладавший в совершенстве этими дарами, называется Церковью ТАЙНОЗРИТЕЛЕМ. Про него в службу на день его памяти поется:

“О чудесе ужаснаго, и вещи мудрительныя! Яко полн сый любве, полн бысть и богословия”.

(Славник, на “Господи воззвах”.)

“Яко неизреченных тайн самовидец”, “Утешителев свет восприем”, “научился еси неизреченным Божиим тайнам”...

(На литии, на стиховне, passim [ 24 ].)

— Но все не могут быть такими?

— Это дары Христовы или Св. Духа, все равно, как сейчас сказано было (“Утешителев свет” и проч.). И для наличия духовной жизни они не обязательны. Христианство и без них в человеке может быть мистической и таинственно действующей силой. Но все-таки сила, именно благодатная, должна жить в человеке, хотя бы и невидимо. А сила есть сила, не фикция, не самообман, не галлюцинация, не выдумка, не сказка, а вещь, энергия, возьми термин из внешних наук, хотя, повторяю, и незримая. Но ведь и космические силы, поддающиеся экспериментальному измерению, тоже не всегда видимы и обнаруживаются лишь в своих проявлениях. Однако мы не обманываемся в них. Протяните руку и вложите ваши тоненькие пальчики в штепсельную розетку сзади себя, как вас тряхнет... Так и в благодатной силе ошибиться нельзя, тем более, что и действие ее в тысячи раз сильнее. И это еще на самых низших ступенях духовной жизни, когда человек не имеет даров чудотворения.

— Но я подобных людей не встречала.

— Значит, не видели истинных христиан, которым открыты эти самые тайны Царства Небесного: новой твари.

А потом ведь вы, наверно, искали блестящих качеств в человеке, тогда как на первых порах духовные дары не ярко проявляются [ 25 ].

Не придет Царствие Божие приметным образом, предупреждает Христос, и не скажут: “вот, оно здесь”, или: “вот, там”... (Лк. 17, 20 — 21).

Это еще в Ветхом Завете было открыто величайшим пророкам, которые жили новозаветным евангельским духом, когда все окружающие думали оправдаться плотским законом, по-нашему бы теперь сказать, обрядовым исполнением заповедей, как наши старообрядцы мнят спасаться.

Так, пророк Илия удостоился видеть Бога, насколько то возможно человеку. И вот, говорит Библия, — по-видимому, в тон и вашим чувствам, насколько вы это выразили в только что сделанном замечании, —

“...Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом; но не в ветре Господь.


После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь.


После землетрясения огонь; но не в огне Господь.


После огня веяние тихого ветра (хлада тонка) — и — тамо Господь” (3 Цар. 19, 11-12).


— Все-таки я не представляю, как я могу отличить среди обычных людей этого “нового” человека, “сверхчеловека”...

— Но не в смысле Űbermensch’а Ницше. Полная ему про-ти-во-по-лож-ность.

— Итак, как отличить?

— А очень просто.

Апостол Павел говорит:

“Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми” (гал. 5,22 — 24).

И только. Никаких чудес. А ведь это те, которые — Христовы. Но “востаните, идем отсюду” (Ин. 14, 31).

Замечание.

(Спустя длительное время.) Не все из этих добродетелей одинакового достоинства и не все одинаково доступны человеку, — но в них сказывается какая-то непостижимая антиномичность: те, которые по существу, может быть, менее совершенны, совершенно не по силам человеку, действующему самостоятельно, а те, которые являются верхом закона, наоборот, близки и сердцу язычника, и самого великого грешника.

Так, любовь

“есть совокупность совершенства” (Кол. 3, 14), потому что и Сам Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8), а однако и безбожники любят друг друга, и бесовский суррогат ее прославляется во всех романах.

Милосердие —

всякий нехристь и бандит имеет сердолюбие к своему ближнему и товарищу, оказывает помощь, спасает утопающего, а в христианских странах создаются богадельни, всякие благотворительные заведения, организуется общественная бесплатная помощь, столовые, ночлежки. Одним словом, общедоступная добродетель, как будто пустяковая, за стакан воды все Царство Небесное получить можно (Мф. 10, 42), и однако Господь на Страшном Суде только эту одну добродетель и потребует от всего человечества (Мф. 25, 35 — 36) — так она велика и важна.

Вера —

хотя она есть дар Божий (Еф. 2, 8), но с младенческих лет действует в человеке естественно, и так до самой старости, без усилий со стороны последнего; наоборот, нужны усилия, чтобы ее задавить и заглушить голос совести. (Но, потерявши ее, не скоро и не без труда найдешь.) Но совсем иное дело — остальные добродетели.

Всегда радоваться —

есть заповедь Божия (1 Фес. 5, 16), как будто просто, но для безгрешных и святых, а грешнику при постоянных гонениях и скорбях как радоваться? И о чем? О новых нарядах и шляпках, о новых туфлях и ботинках или продвижении по службе?..

Кротость —

без подвига, слез и молитвы ее не приобрести. Прежде умерщвления всех внутренних нечистых чувств и самых помыслов никто ее не достигнет.

Воздержание.

Опять сверхъестественная добродетель, мир не может ей научить, и нигде ее в нем не видно.

А есть еще более высокие добродетели, о которых Апостол просто умолчал.

Итак, хотя у божественного Павла все связано (и смешано), но его таблица требует расчленения и глубокого анализа, который за недостатком места здесь не может быть дан больше, чем это сделано.

* * *

Мы вышли на балкончик, постояли под капитанским мостиком и пристроились на свободном близком диванчике, каждый предаваясь своим мыслям.

Спустились теплые сумерки. Слева на горизонте затухала оранжево-пурпурная полоса заката. Прямо темнели камыши левого берега. Нагнали какой-то баркас, заваленный мешками с подновскими [ 26 ] огурцами так, что он бортами чуть ли не уходил в воду.

Липочка первая нарушила молчание.

— У меня прямо голова кругом пошла от ваших слов. Вот я кончила гимназию с золотой медалью. Все годы мы постоянно изучали на первом месте Закон Божий.

— И у нас такой предмет был.

— Потом я все-таки и сама читала. Мама у меня набожная и богомольная, книжки духовные имеет. И спрашивается, кто же кругом отдает себе отчет, что он на правильном пути? И вообще на пути? Да еще на таинственном? А если я встречала у светских известных писателей вопрос: “Что делать?” [ 27 ] — то согласного ответа не находила. Авторитет? Но какой они для меня авторитет, когда они меняют свои убеждения как перчатки, приспосабливают их смотря по времени и обстоятельствам и когда, по проникающим в периодическую печать и чуть ли не в академическую литературу сведениям и биографическим данным об этих лицах, даже еще при жизни их, они показываются сами еще “ищущими”, а не “нашедшими”?..

— Вы все за меня сказали сами. Из предыдущих моих слов уже заранее можно заключить, что раз не все обладают зрячими глазами (слух мы оставим в стороне, это уже совсем редкая вещь, и среди христиан, живущих духовной жизнью и носящих не только монашеское платье, но и схимнические куколи, едва ли в пропорции 1:1000000 встречается), то не все видят и знают, в чем истина христианства (и монашества, прибавлю) и цель жизни, что им нужно делать и где тот путь, который ведет ко всему этому.

На практике, действительно, мы все это видим. Тысячи религиозных проповедников, философов, политических деятелей, писателей, ученых, художников и других тысячи лет проповедуют, что вот-де в их-то учении весь смысл жизни и заключается... И люди идут и после возвращаются с проклятиями, что их обманули: неудовлетворенные, разочарованные, если только не умирают в угаре и в состоянии самого опьянения. Тогда, конечно, в припадочном жару, с таким лихорадочным больным невозможно говорить, сладкое ему кажется горьким, и какую-нибудь кислятину и мерзость, — как продукт чистой идиосинкразии [ 28 ], — он предлагает всем в качестве вкусного и непревзойденного блюда...

Это мучительное хождение народов, шатание масс туда и сюда еще за полторы тысячи лет до Р. X. предсказано:

“Вскую шаташася языцы и людие поучишася тщетным?” (Пс. 2, 1).

И Сам Господь говорит: “Вот, Я наперед сказал вам.

Итак, если скажут вам: “вот, (Он) в пустыне”, — не выходите; “вот, (Он) в потаенных комнатах”, — не верьте” (Мф. 24, 25 — 26).

Тут и конспирация, и фабрикация новых учений — все, чем богат наш век. В Евангелии обо всем сказано.

— Но вы мне не ответили на вопрос о правильном и положительном пути.

— Путь один. И истина одна, едина. Аз есмь путь и истина и жизнь, сказал Христос (Ин. 14, 6). Но эмпирический, опытный путь, — а он один только раскрывает истину и удостоверяет нас в ней, — хотя и один, но имеет не один подход даже для находящих его.

А найти его, кстати сказать (не идти, а только найти путь), и то трудно.

Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и НЕМНОГИЕ находят их (Мф. 7, 14), говорится в Евангелии. А тут еще вышеупомянутая слепота, личная или своего руководителя, мешает. Об этом тоже сказано:

“Оставьте их, вожди суть слепи слепцем; слепец же слепца аще водит, оба в яму впадетася” (Мф. 15, 14).

* * *

— У-у-у-у... — гудит густым басом сирена нашего парохода.

— И-и-и-и... — свистит тоненьким тенорком, очевидно, буксирный пароходишко, идущий нам навстречу.

И эхо встречается, перекликается в нависшем и приблизившемся правом высоком береге и глубоких его ущельях и падях.

Я беру обычно в дорогу на железнодорожных станциях, на пристанях массу журналов, газет, книг и проч. Вот и теперь целый их ворох лежит около меня.

Невольно прикрыв другим журналом неожиданно выскочившую цветную фотографию “известной немецкой артистки Фрицци Шаффер в роли Саломеи”, которую никак невозможно было видеть молодой девушке даже в возрасте Липочки, я взял наудачу первый из наиболее читаемых журналов, популярнейших в России, и стал пробегать глазами объявления.


...“Рубли по четвертаку — вместо 20 руб. только за 5 руб. — ножей, вилок, ложек — из мексиканского серебра — всего 26 штук”...

...“Больным при неврастении, половом бессилии, сифилисе, спинной сухотке, переутомлении и проч. Спермин-Пеля-Органо-терапевтический Институт, профессор д-р Пель и Сья (читать, конечно, надо: “сыновья”, хотя и странно, к чему они, целая фирма, очевидно шибко ученые), поставщики Двора Е. И. В.”...

...“Фото — парижских красавиц — для любителей — в ЗАКРЫТ, заказ, пакете — 50 шт. — Лодзь, 10”...

“Калодерма — мыло,


калодерма — желе,


калодерма — рисовая пудра”...

...“Всякая дама может иметь идеальный бюст (соответственную картинку в полстраницы стараюсь скорее перевернуть, но Липочка, задумавшись, смотрит в сторону)... Если вы желаете... и узнать все подробности... мы вам вышлем совершенно ДАРОМ красиво иллюстрированную книжку”... (Ну! Довольно и этой красавицы)...

...“НОВОСТЬ! Фотолюбителям и профессионалам — легкий китайский способ проявления негативов, передержанных и недодержанных до 100 раз. Негативы чудные, плотные и без вуали. СООБЩАЮ за 2 руб., г. Бердянск, фотограф Белый”...

...“ДАМАМ новость” ...“Давайте преждевременно переутомившимся, слабо себя чувствующим нервным взрослым”... “100 РУБЛЕЙ в месяц заработка для всех при удобной домашней работе”...

...“Готовый костюм за 5 руб. — пиджак, жилет и брюки — сшит по последней М О Д Е из англ. трико — Указ. мерку: длину пиджака, объем груди, длину брюк и шага — не понравится, возвращаем деньги. Т-во “Фабрикант”, Лодзь, 12”...

...“Наш полный иллюстрированный каталог интересует семейных и холостых. Высылается БЕСПЛАТНО. Для получения в запечатанном конверте просят прилагать 21-копеечную марку на почтовый расход. Отделение Парижского склада гигиенических изделий. Москва. Столешников пер. Америк. склад рез. изд. СПб. Невский, 52”...

...“Вышел первый номер, одобренный и рекомендованный Св. Синодом, Мин. Нар. Просв. и Гл. Упр. Воен.-учеб. заведений — МУЗ. ЖУРНАЛ “МУЗЫКА И ПЕНИЕ”, 16-й год изд. — Кроме 12 номеров, подписчик получает — оперетты “Корневильские колокола”, “Веселая вдова” ... Оперетта по желанию может быть заменена духовной премией “Литургия А. Веделя”...

...“ДАМЫ! Не ленитесь и не откладывайте! Вышлем БЕСПЛАТНО откровение (какое словцо!) японки под названием: “Отчего я ТАК красива и молода”, Т-во “Нипион”, Токио — СПб”... (рядом изображение хрустального горшочка со снадобьем).

...“АНАСТАСИЯ ДИМИТРИЕВНА ВЯЛЬЦЕВА, приобретшая своими концертами широкую известность по всей России, создательница нового жанра русского романса, скончавшаяся 4 февраля с. г. после продолжительной и тяжелой болезни”... (Кстати, любопытная и характерная подробность. Я слышал, что она просила своего парикмахера, чтобы тот после ее смерти “причесал ее к лицу”...)

...“Кладет яйца круглый год! — 25 секретных правил — КУРИЦА — НЕСУШКА”...

...“Очень счастлива уведомить ВАС (изобретателя средства против ТУЧНОСТИ, Париж, Passage Verdeau), что в течение недели принимая пилюли “АПОЛЛО”, я потеряла в весе 50 фунтов, для одной только первой недели результат блестящий. Г-жа Л. П. в Маньи-де-Прель”...

...“Неудача в жизни — от неуменья жить — вращаться в обществе — выпишите новую книгу Гр. Б. ТОНСКОГО — в запечатанном пакете налож. плат. Книгоиздательство “Свет”, СПб”...

...“ДАРОМ!! Высылаю каждому ЦЕННЫЙ предмет; за пересылку прошу прислать 5 марок по 7 копеек. ТОЛЬКО за ПЕРЕСЫЛКУ. Масса благодарностей! Е. А. Эсснер, СПб, Шлис. пр., 64”...


— Ах, вот, что нужно!.. И вслух:

— Позвольте мне прочесть вам. Олимпиада Назаровна, интересные вещи на нашу тему...

— Объявления?

— Объявления.

На наши темы?

Вот именно.

...“ПЯТНАДЦАТЬ (15) ТАЙНЫХ наук — Усвоив наш общедоступный полный курс тайных наук (в 6-ти книгах), каждый может


предсказывать будущее

читать чужие мысли

давать магические представления и вообще ПОРАЖАТЬ ВСЕХ своими необыкновенными чудесными познаниями и сверхъестественной тайной силой... Лодзь. Изд-ство “Тайная наука””..


Как вам это нравится? Официальный адрес, учебники по бесовщине. Правда, это слово не употребляется.

А вот еще в этом же роде.


...“Чудеса индийских факиров будут доступны вам, если ВЫ научитесь — ВЛИЯТЬ на других по коллекции ФЛЯУДРА. Вы будете угадывать будущее и разовьете блестящую па мять. Вы легко осуществите заветные желания и без труда добьетесь любви кого бы то ни было”...


Виноват, позвольте мне прервать чтение и сделать одно замечание. Вот это упоминание о “любви” не есть простая обмолвка. Нужно сказать, что вся жизнь, ну хоть поскольку ее отражают эти объявления в газетах и журналах, насыщена сексуальным элементом, а выражаясь святоотечески, плотской страстью. И замечательно, говорю по данным из житий святых, что блудные бесы очень часто примазываются там, где бы, казалось, им нужно быть подальше. Ну, там, где люди живут грязной, чревоугодной жизнью, там неудивительно, что — возьму вопрос в социологическом плане — половая проблема актуальна и разъедает общество. Но там, где человек живет высокодуховной жизнью и все думы и мысли его о потустороннем и божественном, откуда бы действовать блудной страсти? А однако мы видим, как мистика католических (заметьте, западных, а не греко-восточных) святых нередко проникнута чистой эротикой. Об этом написано — правда, со злобной целью, ну а я говорю с поучительной, но то же самое, — много книг. Да и наша православная аскетика в преданиях старчества и святоотеческих творениях нисколько не исключает приражения блудных бесов даже на высоких ступенях подвижничества, но только внешне. По крайней мере, я во всей истории монашества не нахожу и не припомню ни одного случая, где бы мышление и созерцание святого подвижника было окрашено половым элементом. Но во время впадения в прелесть, которая не принадлежит нормальному процессу духовной жизни, конечно, бывали факты нездоровых созерцаний, отстаивания их как истинных.

А про мир и говорить нечего. Св. Ефрем Сирин в своем знаменитом слове об Антихристе говорит, что последний будет притворяться, выставлять себя, между прочим, и целомудренным. Нет сомнения, -у него будут и предтечи, и, возможно, один из них заведет такой порядок, что весь так называемый “половой вопрос” и проституцию постарается искоренить, вернее смазать, прикрыть какой-то ширмой [ 29 ]. Но это будет значить только то, что болезнь загонят внутрь. Возможно, конечно, цензуре запретить и изгнать все порнографическое и нечистое со страниц печати, кинематографа, театра, но невозможно без благодати Божией изгнать их не только из сердца и ума, а и из тайной человеческой жизни, простите за выражение прямое, из спальни. Уже и сейчас в некоторых случаях семейная жизнь не совсем чиста, а тогда при антихристовых вышеуказанных фарисейских деяниях и вовсе брак обратится в преступную непрочную связь. Раз, повторяю, нет церковного благословения, т.е. благодати, нет страха Божия, нет соблюдения церковных правил и добрых чистых целей, там что же может быть, кроме разврата, прикрытого словом “жена-муж”, “брак” — не знаю, как дальше выразиться?..

Впрочем, и не нужно выражаться. А мне надо дочитывать объявления.


...“Вы ЛЕГКО устраните, как у себя, так и других, неприятные привычки — Вы РАЗОВЬЕТЕ в себе желательные качества (смелость, красноречие и проч.) и УНИЧТОЖИТЕ чувство страха и застенчивость (т.е. два качества, стыд и страх, которые сохраняют человека от страстей и бесов и привлекают, наоборот, на чистые души благодать Божию. Понимаете, кто говорит невидимо этими устами?) — Вы СДЕЛАЕТЕ из своей жизни ВСЕ, что ХОТИТЕ. Цена книги в роскошном, с золотым тиснением переплете 5 руб. Содержание бесплатно. — (И проч. и пр.) Главная контора и склад издания. Научно-психологическое книгоиздательство, Москва, Б. Сухарев, пер., д. 23/51”...


Вот вам снова учебник по демонологии, в золотом тисненом переплете (за один переплет берут деньги — научение бесовщине бесплатно) и всего за пятерку. Впрочем, это деньги большие: бумажку в банке можно обменять на золотой...

— И положить в кубышку!

— И положить в кубышку. Так некоторые рабочие и делали. Мой отец, например.

Ну а какое же отношение все это имеет к вашему разговору и словам о Тайнах Царства Небесного?

— Да никакого, ерунда все это...

— Вот-те на...

— Ну, в известном смысле, конечно. Как и у нас в спасении. Христос что говорит? Много званных, а мало избранных (МФ. 22,14). Тысячи, миллионы идут в Церковь, становятся верующими, а потом отпадают, уходят “на страну далече”, подобно блудному сыну из евангельской причти. А святых-то и истинных христиан, обладающих духовными благодатными добродетелями, и не видать. А они есть, конечно. Какой мрачный век был во время пророка Илии, даже он со “зрячими” глазами и то не мог нигде заметить благочестия и человека, который бы не примкнул к государственному культу нечестивого Ваала. А Бог разглядел. Ничто от Него не укрыто. И Он сказал в утешение пророку в ответ на жалобу, что “сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили жертвенники Твои, и пророков Твоих убили мечем [а духовенство, очевидно, или попряталось, или разбрелось, или, может быть, тоже переключилось, так сказать, на службу Ваалу]; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее”:

“Пойди... помажь Азаила в царя над Сириею, а Ииуя... помажь в царя над Израилем; Елисея же... помажь в пророка вместо себя. Кто убежит от меча Азаилова, того умертвит Ииуй; а кто спасется от меча Ииуева, того умертвит Елисей [это государственный выход из положения]. Впрочем Я оставил [замечательно, не своею силою люди сохранились от нечестия и пороков, а силою Божиею] между Израильтянами семь тысяч (мужей): всех сих колена не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его” (3 ЦАР. 19, 14-18).

Так и у сатаны. Много народу к нему идет. Все человечество круглым числом на него работает. Сам Господь говорит, что у Него у Самого остается лишь “малое стадо” (ЛК. 12,32). Но работнички у князя мира сего (Ин. 14, 30) тоже ленивые: попить, поесть, поблудить — это они с удовольствием, но чтобы духовно погрузиться в бесовскую стихию и вступить в непосредственное общение с демонами и воспитать себя в их духе, это — извините, пожалуйста! Для этого тоже нужен подвиг, тоже самоотречение, масса условий, которые являются не менее стеснительными и ранящими человека, чем и при служении Христу. Этим и объясняется, почему заклинания древних магов и колдунов, которые иногда попадают в руки ученых, не вызывают пред ними бесов и даже самого ощущения невидимого их присутствия. Надо заслужить это [ 30 ].

* * *

Пароход подошел к пристани. Монахиня, собиравшая милостыню, оказалась из Макарьевского Желтоводского монастыря; она здесь и сошла.

Монастырь, окруженный красивыми высокими стенами (1667 г.) с 9 башнями, находился напротив, на левом берегу Волги. Основал его преп. Макарий, уроженец Нижнего и постриженник вышеупомянутой Печерской обители, в конце XIV века. Когда-то монастырь разорялся татарами, восстанавливался, собирал вокруг себя народ и богатство, потом снова разграблялся, приходил в захудалое состояние, снова делался центром внимания и благочестия. Свято место не бывает пусто.

Мы с Липочкой снова сидим вместе, любуемся на широкую гладь реки и отражающийся в ней белый, как чайка, монастырь с древним собором и шатровой колокольней и колоссальными вязами у святых ворот.

“В 1670 г., — читал я в путеводителе, в сущности строго научном, большом историко-географическом исследовании, — на Желтоводский монастырь, славившийся уже в то время своим богатством, напали шайки, посланные Стенькой Разиным, под предводительством атамана Максима Осипова, который выдавал себя за “царевича Алексея”. 8 октября воры приступили к монастырю со страшными криками “Нечай! Нечай!”, старались зажечь обитель, но монахи (женским монастырь стал в самое последнее время, после последнего периода запустения. — Еп. Варнава), служки, богомольцы и подмонастырские крестьяне потушили пожар и отбили воров”.

— Как вам это нравится? — спрашиваю у Липочки... — Любопытно, что какой бы предлог и мотивация у мира для притеснения монашества или Церкви ни были, на деле, т.е. в тайне, все клонится к тому, чтобы гнать самое христианство по существу, т.е. религию и Бога. На что уж дико это место было, когда пришел сюда преп. Макарий и основал здесь монастырь: лес, пески (“Желтые пески” называлась тогда эта местность, откуда и нынешнее до сих пор название) да вода... Но вот в 1439 г. татары заходят в эти леса, облагоуханные молитвами первых насельников и самого основателя обители, видят воды, освященные ими, разоряют все это, такое неценное, которое везде есть, — ибо где нет воздуха и солнца? — уводят с собой в плен этих благочестивых мирных людей и какое же берут обещание с преподобного, отпуская его? — не возобновлять вновь обители! Да кому она нужна там, в лесах и пустыни? Не были ли христиане, по заповеди Самого Христа, молитвенниками за своих врагов? Брали ли они когда-либо, принимая священный и монашеский сан, оружие, чтобы обагрять кровью своих ближних руки, долженствующие быть простираемыми только на молитву?.. Как это прекрасно сказано у Апостола:

“Хощу убо да молитвы творят мужие на всяком месте, воздеюще преподобные руки без гнева и размышления...” (1 ТИМ. 2, 8).

А все потому, что за спиной злых людей стоит подущающий их на это зло сатана. У людей могут быть низменные повод и цель, они могут быть даже, по взглядам мира, идеологически оправданные и высокие, могут быть временные, и могут даже преступления именоваться добродетелями, а добродетели инкриминироваться монахам или вообще верующим как преступление, но у сатаны цель только одна, чисто духовная: борьба со Христом и уничтожение Его Святой Церкви, в особенности святых душ, таинственно соединенных со Христом Иисусом. Т.е. опять та же мистика...

— Кстати, мы с вами не все еще договорили на эту тему. Я за это время много передумала и старалась, не щадя себя, подойти к задаче. И теперь я хотела бы задать последние два вопроса. А может быть, и не последние.

— Сделайте одолжение.

— В чем же состоит практически путь в Царство Небесное, выражусь так...

— Прекрасно сказано.

— И вместе и таинственный, проводящий за завесу “Святая Святых”?

— Еще лучше сказано. Но многого требуете. Только единой Приснодеве Марии, избранной от всех родов, открыл Бог доступность этого, как сказано: “Вниди в невходимая (τα άδυτα) θ увеждь тайны (γνώυι μυστήςια). Θ она, действительно, как поется в церковной песне, “со славою вошла во Святая Святых ”.

Вы мне недавно пропели кое-что, — Липочка до слез покраснела и низко-низко нагнулась, — не смущайтесь, я не хочу вас обидеть или даже упрекнуть, а просто это, в свою очередь, и меня подвигает на то же. Я спою вам потихоньку на нашу тему задостойник сокращенного знаменного распева — обычный напев, который поется в родной мне Московской епархии, — задостойник Введению во храм Пресвятыя Богородицы.

— Это, собственно, припев, а дальше следует ирмос. Конечно, специалист спел бы какую-нибудь редкую, “музейную” мелодию — они у нас есть в двух-трех монастырях России, — но этим займитесь уж вы сами. Мне хотелось лишь передать свое настроение и идею вместе. Но, повторяю, вы замечательно определили мистический образ и прообраз спасительного делания души человеческой, уневестившейся Христу.

Про самое же делание что можно сказать? Ведь это целая наука, искусство из искусств... Люди бросали города, культуру, родителей, жен, женихов и невест и уходили изучать ее на всю жизнь в пустыни, где лишь жгучие пески, тощая растительность по скалам, прекрасное, целительное для души безмолвие и красивые закаты с вечерним оранжево полыхающим и темно-сине затухающим небом... Там даже есть было почти нечего, кроме разных безвкусных горьких корешков, а питьем нередко служила только роса, собираемая и слизываемая подвижником с камней, раскаленных днем и быстро охлаждающихся в час вечерней и ночной прохлады... Но с нас, новоначальных, Бог многого и не требует. Две лепты привлекли на евангельскую вдовицу благодать божию (Мк. 12, 41—44). Но Нужно хорошо уразуметь, что “все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела”. Следовательно, мы должны трудиться до последних сил. А поскольку силы у нас маленькие в сравнении с исключительными силами и дарованиями святых, то и получится у нас только две лепты. Но благодать они могут привлечь равную по количеству со святыми, как и Господь сказал: “Истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила БОЛЬШЕ ВСЕХ!”... Под “богатыми” (Мк. 12, 41), конечно, надо разуметь подвижников и даже святых.

— Но опять, конкретно, в чем должны состоять эти “две лепты”?

— В соблюдении всего того, что обычно и другие делают, — в хранении ЦЕРКОВНЫХ заповедей, таинств, обрядов, в частности в подробнейшей исповеди и причащении Святых Тайн.

— А необычно?

— Необычно — на первых порах или ступенях можно ограничиться слежкой за своими мыслями, или помыслами, как святые отцы выражаются. Чтобы не было никогда в сердце лукавых помыслов, а в голове нечистых мыслей. Да и просто не относящихся к Богу и спасению. А если что появится в поле сознания, сейчас же от него бежать под защиту Христа и не бороться с помыслом. Иными словами, мысленно воззвать: “Иисусе, помоги”, “Марие, Дево, спаси”.

— И Богородицу призывают?

— Безусловно. И любого святого и святую временами можно. “Только все, — говорит Апостол, — благообразно и по чину да бывает” (1 Кор. 14, 40).

Указанные мною воззвания можно и должно повторять, по крайней мере, сотни раз на день.

— И это все?

— Это делание. Должен быть еще фон, на котором оно происходило бы. Фон — смиренный. Само смирение для новоначальных — недоступная и неизъяснимая вещь, но грубое оформление его и выражение на первых порах доступно всем. Кратко сказать, всегда и во всех случаях думать о себе, что ты ничто, хуже всех, “прах и пепел”, как говорит про себя даже Авраам (Быт. 18, 27), и “моль”, как выразился один мудрец из друзей праведного Иова (Иов. 25, 6), которую все считают нужным давить. Так себя и вести. У всех просить прощения, предпочитать простую одежду модной, молчание — разговору, не лезть наперед, никогда не оправдываться, если можете, откажитесь от дорогих вам вещей... Видите, это уже не церковные, а ЕВАНГЕЛЬСКИЕ заповеди и даже советы пошли...

— Еще последний вопрос: о неверии.

— Пожалуйста.

— Весь мир: наука, литература, искусство и прочее — все восстает против мистики, монашества, против Евангелия и Христа, даже против простой веры в Бога...

— Но, по-моему, это как раз и доказывает истину христианства, все эти нападки, отрицательная критика, злобное анализирование священных библейских и церковных фактов и пр. и пр.

— Как так?

— Да очень просто. Если бы все это исходило из уст святых духовидцев, чудотворцев, всякого рода подвижников и просто глубоко верующих людей, тогда это было бы соблазнительно. А со стороны неверующих... Да чего же от них иначе можно ожидать? Вы подумайте! Не апологии же и защиты христианства, не раскрытия же положительного его тайн?..

Не от терния чешут смоквы, ни от купины емлют гроздия, сказал Христос (Лк. 6, 44), т.е. “не собирают смокв с терновника, и не снимают винограда с кустарника”.

Или то же у другого Евангелиста:

“Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?” (Мф. 7, 16). Ясное дело, нет.

Если человек не верует в Бога, не имеет страха Его в себе, не признаёт Церкви, чуждается Православия и, таким образом, вся жизнь его остается неосвященной, безблагодатной, хотя бы внешне он стоял 30 лет у престола Божия и носил рясу, то что он может увидеть в Библии, в храме, в поведении верующих духовного и таинственного, кроме противоречивых вещей и соблазна?

Апостол Павел, или, вернее, Сам Бог чрез Своего Апостола, говорит:

Душевен же человек не приемлет яже Духа Божия [того, что от Духа Божия]: юродство бо ему есть [потому что он почитает это безумием], и не может разумети, зане духовно востязуется [и не может разуметь, потому что о сем надобно СУДИТЬ ДУХОВНО]” (1 Кор. 2, 14-15).

Как человек с глазами, страдающими дальтонизмом, путает цвета, так и страдающий душевной слепотой (страстями) — сектант, антирелигиозник, безбожник. И как первый смешивает красное с зеленым (представьте себе такого машиниста или у нас рулевого наверху, что будет!), так и последний все путает и находит в каждой строчке Библии и Евангелия противоречия. И как про первого мы говорили “больной” и не смущаемся, так и про последних надо сказать. Их просто надо пожалеть, и все.

И еще:

“Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия.

Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога” (1 Кор. 2. 11-12).

Это он говорит о смиренных, чистых христианах, живущих в правде и преподобии Истины.

Я на минуту замолчал. Снизу, с носа парохода, донесся куплет сладкого романса, исполняемого кем-то под аккомпанемент гитары:


Помнишь, тогда небеса


с такой лаской сияли,


Жались друг к дружке цветы,


В нежной истоме лучи догорали...


Помнишь ли ты?..

Я продолжал:

— Нет, опаснее не чистые безбожники, а такие люди, которые находятся внутри ограды церковной, а берутся говорить льстиво о Боге, об Иисусе Христе, о таинствах, церковной власти. Здесь я вспоминаю слова того же Апостола, что таковые — лукавые делатели и проч. (2 Кор. 11, 13-15).

“И не удивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды...” (2 КОР. 11, 14 — 15).

Даже языческий поэт сказал: Quidquid id est timeo Danaos et done fefntes.

Vergili, Aen. II, 49.

“Как бы то ни было, я боюсь данайцев и тогда, когда они приносят дары”. Слова, сказанные в связи с известной историей с Троянским конем.

Но наш божественный поэт, пророк Давид, говорит лучше:

“Елей же грешного да не намастит главы моея” (Пс. 140, 5).

А чтобы мы не забывали этого. Церковь каждый день поет это за вечерней.

А тем временем внизу гитарист заканчивал свой меланхолический и жестокий романс, в котором земная любовь всегда мучительно умирает, отказывая во взаимности или обманывая ради другого, тогда как небесная могла бы неожиданно расцвести на ее же почве и сиять вечно.


Наша любовь не нужна там,


в заоблачной дали,


Там не витают мечты...


Помню, и здесь вы мне счастья не дали,


Помни и ты...


— Меня и раньше поражало, — задумчиво, с какой-то неуловимой и неясной тенью смущения на лице, произнесла Липочка, — как это нередко чисто светские слова и мысли, даже грешные, могут выражать или напоминать высокодуховные вещи. Мы часто сами не знаем, что поем и говорим...

— А в сущности, — поддержал я ее мысль, — мы являемся в этот момент нередко и пророками самим себе, наподобие евангельского Каиафы. Однако позвольте мне докончить начатое.

Повторяю, вот если бы наши святые, чудотворцы, и прозорливцы, и духоносцы, и все подвижники сказали: “Не верьте Евангелию, вот мы всю жизнь, десятки лет, провели в трудах, в молитвах и пощениях, в плаче и воздыхании, в гонениях и преследованиях, и проч. и проч., но Бог нас не слышал, хотя мы и вопияли к Нему день и ночь, и бытия Его нигде не заметили”, — тогда бы это, действительно, было бы для меня и христианства страшно и губительно, с чего можно было бы и в отчаяние прийти. А то как раз наоборот, все жития святых переполнены чудесами и откровениями Божиими, хвалами и призываниями к сладости Богообщения и радости, неизглаголанной и неведомой в миру. От сочинений же самых великих организаторов человечества так и веет пессимизмом или ропотом и недовольством, — видно, что у него там, внутри, все бурлит, т.е. сам он неустроен, как вы давеча хорошо отметили, а у святых слово благодатное, услаждающее душу и в самой скорби...

“Просите, и дастся вам, ищите, а обрящете, толцыте [стучите], и отверзется вам” (Мф. 7, 7).

“И Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно” (Мф. 6, 6).

“Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре” (Лк. 18, 7-8).

— А что какие-то там, позволю себе выразиться словами Апостола: [ 31 ]

“Самолюбцы, сребролюбцы, величави, горди, хульницы, родителем противящийся... непримирительни (продерзиви, возносливи), клеветницы, невоздержницы, неблаголюбцы, предателе, нагли, сластолюбцы...

От сих бо суть поныряющии в домы [которые вкрадываются в дома], и пленяющий женишца — τα γυναιχάςια [обольщают бабенок] — отягощенныя грехами, водимыя похотьми различными, всегда учащ-ся, и николиже в разум истины прийти могущыя [всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины]” (2 Тим. 3, 2-7)... будут что-то говорить лживое и суемудренное, и этим смущаться — странно...

— Они вот говорят постоянно о методе. Всегда подходят к каждой книге со слов...

— Вы опять не каламбурите? У Липочки чуть дрогнули губы.

— Простите. Нет. Со слов о методе. Какое-то помешательство на методе. В то же время нарушают этот самый принцип самым грубейшим образом.

Неверующие ходят кругом с аршинчиком и молоточком и постукивают, хотят все обнять деревянной мерой падшего разума.

Но еще языческий ученый сказал 2000 лет тому назад — да не один он, многие так говорили, — что Similia similibus curantur. (Подобное подобным врачуется. Слова Гиппократа.)

Впрочем, у нас в Акафисте Пресвятой Богородице лучше и глубже сказано:

...Бог, нас ради явися по нам человек: подобным бо подобное призвав...

Ομοιω γας το ομοιον χαλέσας

(Кондак 10-й).

Христианство и духовная жизнь духовны, следовательно, как Апостол сказал выше, и духовно востязуются, т.е. через добродетели, а не через голую рефлексию. Скептики же и неверующие отрицают это в принципе. Так что же получается? Contradictio in adjecto [ 32 ]. Исследуют предмет с помощью метода, который (метод) этот предмет исключает. Это все равно что идти по дороге в Москву, пятясь от нее назад!..

...Но я забыл, о чем говорил. Да... Вот, еще говорят: “Покажите нам”. Это про бесов, ангелов и Бога Самого. А когда им указывают факты, которых наука не может объяснить, — а этих фактов накапливается с каждым днем все больше и больше, и замолчать их уже невозможно, — они отвечают: “Подождите, наука еще дознается”. Очевидно, в неопределенном будущем. Но оно, по этой науке, простирается ad infinitum, до бесконечности, т.е. человек ни-ког-да не дознается... Но я не хочу ловить их на слове. Все равно их ответ не аргумент. Если не верят в истину христианства и в мистику святых и Церкви, которую все-таки можно проверить, хоть на святой крещенской воде, которая не портится годами

(а у нас, слава Богу, есть еще подвижники и прозорливцы, съездите к блаженным, Христа ради юродивым, в Дивеево, они там никогда “не переводятся”, и собственными глазами увидите святых и услышите от них, простых по виду деревенских баб в ситцевых сарафанах, — как только переступите их порог, — свое нечистое прошлое, и не только мысли, но и неизвестное никому, кроме Бога, будущее),

если, говорю, не верят в наши истины как продукт метафизики-де, так как же заставляют они нас поверить в будущее всезнание своей науки? Ведь это же не эмпирический метод? И потом, это насквозь метафизическое: “дознаемся”... А вот им же свой брат говорит: “Нет, не дознаемся — ignorabimus!” [ 33 ]. и опровергнуть его ни логически, ни диалектически никак нельзя, иначе впадем в тот самый догматизм, в котором обвиняется христианство. Но латинская пословица говорит: Quod decet Jovi, non decet bovi (что позволено Юпитеру, не позволено быку)...

Но оставим их. Они не в силах отнять веру у истинного христианина, потому что он носит заверение в истине бытия Божия и будущей блаженной жизни непосредственно в своем сердце, и притом опытно ощущает силу и таинство будущего века. Это тем более умилительно, что если ученый не нуждается для своей веры в Бога в знании философии, богословия или апологетики, и даже больше — вообще ученость ему, какая бы то ни была, часто мешает во внутреннем и умном делании, то простецу, как говорит Герсон [ 34 ] (вот попался на язык), не зараженному предвзятостью ученого, и вовсе познание Бога доступно.

* * *

Проплывали поэтическими и привольными местами. Уже самые названья сел и деревень говорили об этом. Большое Разнежье, Малое Разнежье, Венец (деревня, стоящая на самом гребне высокой горы), Бармино и другие — все они утопали в фруктовых садах. Сады, сады, сады, осыпанные весной, как снегом, душистыми цветами, а золотой осенью — ароматными яблоками всех сортов...

Яблоки, яблоки, яблоки — антоновские, боровинка, анисовые (анис серый, анис голубой, анис полосатый, анис алый), апорт, титовка, “пеструшка”, “хорошавка”, “паточная” (для варенья), крымская, цареградская, грушевка, китайка... Да разве перечтешь...

Разговорились с каким-то насельником здешних палестин. Он сообщил, между прочим, для меня интересную новость, о которой я нигде не читал и не слыхал, что у них в Разнежье висит на колокольне, среди прочих русских, небольшой бронзовый колокол голландской работы (судя по надписи) с датой XI века! Это почти вскоре после их появления! И ни один археолог у нас не знает этого!..

Опять сидим одни с Липочкой и любуемся волжскими видами.

— А знаете, я кое-что сегодня записала из бесед с вами. А то трудно держать все в памяти, и через некоторое время боюсь перепутать и многое забыть. Все-таки за вашей мыслью надо следить с напряжением.

— Прошу прощенья в этом. Сидя все время на научных книжках, я изломал свой язык и потерял ясность изложения. Виноват. Последнее, конечно, не совсем от научных книг, а от того, что хочется в малое количество слов и предложений вместить много тем и предметов. Отсюда говоришь так называемыми энтимемами, т.е. пропускаешь часто посылки, которые мелькают в уме, и делаешь умозаключения, которые слушателю кажутся поэтому неосновательными. Наконец, я и не хочу в некоторых случаях быть особенно понятным. Это не полезно. И потому то, что вы записали, мне не очень нравится. Ну, да все равно. Тогда еще припишите следующее — кстати, мы идем с вами все в гору и в гору, — насчет существа самой мистики и мистицизма.

Мистика, греч. τα μυστιχά, ςо же, что τα μυστήςια. — “таинства”, как объект изучения, — это, говорят, то, чего не может понять разум, не может проконтролировать, проанализировать. Но это не так. Апостол Павел в самых таинственных главах (о так называемой “глоссолалии” — даре языков) своего Первого послания к Коринфянам говорит: “И духи пророческие послушны пророкам” (14, 32) — пророкам повинуются. А чтобы вовремя и кстати сказать что-либо таинственное (14, 2: Πνεΰματι λαλεϊ μυστήςια), откровенное (11, 26: άποχάλυψιν), уметь распоряжаться пророчествами, надо сперва проконтролировать их собственным умом или чужим (14, 27-28), как бы то ни было, иметь силу и возможность подчинить их известному чину и порядку. Таким образом, это — область известного (для некоторых, правда), а не неизвестного, и экстаз — состояние наивысшего просветления духа, а не что-то вроде обморока и потемнения рассудка.

Мистицизм, с философской точки зрения, обвиняют в том, что он хочет познать сверхчувственный мир, а заодно и вопрос об отношении веры к знанию и, обратно, науки к религии посредством чувства, а оно будто бы безотчетно, смутно и не может быть источником познания. Но, во-первых, какого чувства и какого познания? А во-вторых, от него и не требуется познания в обычном смысле, это — функция разума. Но дело в том, что в христианстве — прошу обратить внимание, что когда я упоминаю о христианстве, то разумею под этим исключительно высокую духовную жизнь, оправданную такими же делами, — итак, в христианстве сам разум-то мистичен. Это не дискурсивный разум философов и ученых, а “Владычественный”, как определяет св. Григорий Богослов: “Наш ум есть нечто совершенное и владычественное” [ 35 ], Он, Ум (Νοΰς), созерцает тайны, а не чувства. А чувство [при]дает ему (созерцанию) окраску. В духоносной жизни эти два начала — сердце и ум — связаны нераздельно и неслиянно, во образ соединения естеств в Иисусе Христе, как поется Церковью в догматике. Отсюда и путаница в философии, в сущности насквозь рационалистичной, основывающейся исключительно на рассудке и не знающей, кроме элементарных чувствований и простых ощущений, разных там перцепций и апперцепции, ничего более тонкого и высокого. Так что, видите, — пожалуй, позвольте и скаламбурить, — чувство без умно, но не безумно.

— Но если наука...

— Прошу вас, различайте всегда, какая наука: есть наука и наука...

— Но если наука, не та, которой интересы отстаиваете, боится и чуждается вторжения веры в свои пределы и чувства, границы которых она не может определить, то на чем-нибудь она основывается?

— На своей некомпетентности в этих вопросах, происходящей, повторяю, оттого, что таковые ученые воображают, что их субъективная — по Писанию, плотская, — мысль в состоянии проникнуть в объективный, т.е. Божий, мир. А чувство считают за нечто смутное, неясное, неопределенное.

Опять говорю:

Может быть, оно у кого-нибудь (у всех?) таково. Но это не закон. Поэтому и чудесное может быть для самого чудотворца непонятно, но зато он имеет то преимущество пред плотскими людьми, что его дух в своих внутренних переживаниях имеет видимое (конечно, для него самого) сродство с этим чудесным. Большего и требовать безумно, как все равно желать познать тайну Св. Троицы, или в физическом мире вычерпать ложкой море в чашку, или поместить океан воды в наперсток (ср. слова Ангела в известном видении блаж. Августина). Но в сравнении с плотским рассудком человеческого гения разум святого, можно сказать, то же, что океан и наперсток, и то, что для первого является алогичным, не поддающимся логическому истолкованию и даже безумным, для последнего — только паралогично, совершающееся против (παςά) всякого предположения и ожидания, являющееся превыше естественной способности рассуждать и синтезировать, но все же удовлетворительно ясно, поскольку святой видит связь чудесного (видения или откровения небесного в любой форме) с Истиной в Боге, с Умом Христовым, т.е. поскольку сам-то он во (έν) Христе Иисусе (Кол. 1, 28). Потому что и сам может сказать про себя: “мы ум [Νοΰν] Христов имамы...” (1 Кор. 2, 16).

Но на этом пути созерцания и мистики, — вот главное, о чем я хочу предупредить вас, — больше опасностей и греха, чем на каком бы то ни было ином.

— Почему? — Липочка сделала большие удивленные глаза. — И какие опасности?

— Дело в том, что человек, — и это вообще принцип духовой жизни, — никогда и ни в чем не должен доверять своим помыслам.

Отсюда необходимость иметь руководителя, старца, как говорят монахи. Это не может вызывать ни сомнений, ни предубеждений, поскольку и в миру это принято. Так, например, окончивший высшее учебное заведение и подготавливающийся к званию профессора необходимо выбирает себе руководителя, под руководством которого пишут обычно ученую работу, диссертацию, который предлагает темы, с которым консультируются и проч.

Если же налицо так называемое самочиние и человек думает собственными силами, уменьем и умом пройти по этому страшному и таинственному пути, на котором его встречают обычно бесы в видимом и всяком другом образе, которые (демоны) натренировались в обмане, которые сами по себе хитрее и умнее в тысячу раз человека, последнему грозит явная погибель. Жития святых переполнены рассказами не только про выдумки и хитрости бесовские, но и про состояние обольщения (так называемой прелести) подвижников. То же самое вы услышите от живых подвижников, которых, если их поискать, как голодный ищет хлеба, а табакур своего зелья, тоже еще довольно.

Отсюда следует, что человек никогда не должен верить, мало сказать (как выше), своим помыслам, но и всяким видениям и откровениям, хотя бы они были и на самом деле от Бога. Пустынники, которые не имели старцев или испытывали навязчивые помыслы (психиатр, наверное, сказал бы “idées”) целыми годами (случай с Макарием Великим), или уходили из места пребывания на время искать совета у какого-нибудь старца, да еще поверяя его другими [ 36 ], или у официального духовенства [ 37 ].

Гордость, самолюбование, уверенность в истинности личного опыта, его высоте, так что человеку не нужно-де и церковного учения — отличительные признаки совратившихся с истинного пути и прелестников, а заодно и наших сектантов, из которых многие принадлежат как раз к так называемым мистическим тайным сообществам (сектам).

Итак, мы и здесь пришли к тому, что для ревнителя спасения непременно нужно руководство Церкви, а поскольку у него и делание выше, чем у рядового христианина, он должен и в старчестве (иначе в “откровении помыслов” и, просто сказать, в обычной исповеди) быть ответственнее и показать большую ревность и успехи, ходя к старцу чуть ли не ежедневно, а если можно, и ежечасно.

Авва Антоний Великий говорил:

“Монах, если можно, должен откровенно сказывать старцам, сколько пьет капель в своей келье, чтобы как-нибудь не погрешить и в этом” (“Достопамятные Сказания”, об авве Антонии).

На этих ступенях подвижничества, конечно, могут быть коллизии [ 38 ], когда НА САМОМ ДЕЛЕ ученик становится выше старца, т.е. уже перерастает его, и в то же время и в церковных источниках он не находит для себя ничего подходящего, а если и есть, то или оно еще гниет в рукописях в разных знатных библиотеках, или погибло во время исторических пертурбаций всякого рода, или просто для него неизвестно. Но все это в конечном счете может быть преодолено без вреда для души с помощью Божиею. Ибо когда уже подвижнику приоткрываются двери в Царство Небесное и он видит полосу “Фаворского” и невещественного света, падающего оттуда через них, тогда, ясное дело, при его терпении и смирении Бог не оставит его искуситься больше, чем это возможно. Говорить об этом нет нужды, потому что моя цель и задача укрепить только начальные шаги на пути духовного делания и дать общее понятие о таких же в духоносном.

— А вы не боитесь рассказывать мне эти вещи о Тайнах, которые, сами говорите, открывались только избранным и имеют такую страшную мистическую силу и значение?

— Но мне нечего бояться говорить теперь об этом первому встречному...

— Я не “первая встречная” в настоящее время, — тихо, с волнением в голосе произнесла Липочка и потупилась.

— Очень, очень рад. Но, продолжаю, мне нечего бояться, потому о самих тайнах я еще ничего не сказал; во-вторых, они изложены в символических книгах Православной Церкви подробно и продаются в печатном виде открыто и каждому, и, наконец, что самое главное. Сам Бог охраняет Свои тайны мистическим и таинственным путем, не раскрывая недостойным духовных очей, чрез которые единственно познаются эти тайны. Об этом я уже говорил. И сами люди виноваты в последнем, ибо иначе Господь не упрекал бы их в том.

Одебело бо сердце людей, сих [ибо огрубело сердце людей сих], и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтоб Я исцелил их”.

Между прочим, из сопоставления разных мест с этой цитатой из Священного писания (Ис. 6, 9-10; Мк. 4, 12; Деян. 28, 25-27) приоткрывается Тайна Святыя Троицы. А что касается содержания самой этой цитаты, то в ней содержится весь интимный процесс раскрытия или нераскрытия в человеке Тайн Царства Небесного. Особенно когда Иисус Христос обличает упорствующих вслед за теми словами, которые вы прочли, чтобы загадать.

И взявши у Липочки Евангелие и полистав немного, я прочел:

“...Кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

...Они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: “слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите”” и т.д. (Мф. 13, 12-15).

Только надо суметь вытащить орех из скорлупы.

* * *

На этом можно кончить.

Любители романических историй скажут: “А что же с Липочкой?”

Много этих Липочек на свете... Но нет... Пожалуй, раз-два и обчелся...

Неверующий объяснит себе эту историю случайностями судьбы (кстати, а это что за понятие такое?), которая нас подстерегает, где ее не ожидаешь.

Сама Липочка, разочаровавшись в одном, может быть, в двух, трех женихах земных, — и вспоминая слова Христа к самарянке [ 39 ], как бы обращенное к себе, — решила ВОЗЛЮБИТЬ Небесного. И стать “Любочкой”.

“По имени твоему пусть будет и житие твое”, — говорили по обычаю ей сестры, приветствуя ее после пострига с новым именем и званием.

И сама она после находила, что первая мысль об истинном и духовном христианстве запала ей промыслительно, хотя дело, серьезное дело жизни, и началось с шутки и кокетливого озорства...

...............................................................................

А может быть, этой Липочки и не было, была другая, похожая на нее. А это только ПРИТЧА, ибо “вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им (всем прочим) не дано... потому говорю им притчами”. (Мф. 13, 11-13).

1955


ПРИМЕЧАНИЯ:

[ 1 ] < “Самолет” — крупнейшее волжское пароходное общество начала века>, у которого из всех прочих (“Русь”, “Кавказ” и “Меркурий” и др.) были самые роскошные теплоходы. <Шестью годами ранее описываемого времени (в 1907 г.) по Волге проехал В. В. Розанов, оставив интересное описание внешнего образа волжских кораблей и их внутреннего “климата”. От Нижнего он ехал, как и Николай Беляев, на пароходе общества “Самолет” (См.: Розанов В.В. Русский Нил // Новый мир. № 7, 1989, с. 197 — 199).>

[ 2 ] Table d’hote (франц.) — общий обеденный стол.

[ 3 ] Вставная туго накрахмаленная грудь рубашки.

[ 4 ] Dandy (англ.) — щеголь. Ср. у Пушкина: “как dandy лондонский одет...”

[ 5 ] Raut (англ.) — торжественное собрание, прием гостей.

[ 6 ] Знаменитые до революции пиво-медоваренные заводы были в Самаре Жигулевского Товарищества (на 708000 ведер).

[ 7 ] Особым образом откормленная курица.

[ 8 ] Шато-д'икем, рислинг и под. — так называемые “сухие” вина.

[ 9 ] Шампанское.

[ 10 ] На кредитном билете в 100 руб. был портрет импер. Екатерины II; билет 500-рублевого достоинства имел портрет Петра I.

[ 11 ] В Троице-Сергиевой Лавре большой колокол весил тоже 4000 пудов. Но в нем было меньше серебра, чем в московском, и к тому же звук был зажат высокими стенами монастыря и оставался внутри, потому не так был слышен издалека. Послушать московский Царь-колокол, как он сперва подаст первым ударом, далеко-далеко бегущим по воде звуком, знак всем московским звонарям на колокольнях начать пасхальный звон, очень любопытно и потрясающе было.

[ 12 ] Виктор Гюго. “Собор Парижской Богоматери”.

[ 13 ] Gardez (франц.) — берегите (вашу королеву).

[ 14 ] Мф. 24, 14: “И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец”.

[ 15 ] 1 Цар. 28, 13 — 19. См. еще у св. Григория Богослова, “На Юлиана” (импер.). Слово 1-е, т. I, с. 94.

[ 16 ] Горная (в гору) электрическая дорога. В Нижнем в то время их было две.

[ 17 ] Т.е. чтобы нам было меньше муки по смерти. Ибо если мы будем посвящены в таинства и не оправдаем их в своей жизни, как надо, то говорит Господь: “...земле Содомской отраднее будет в день суда...” и проч. (Мф. 11, 21 — 24).

[ 18 ] См. жития Антония Великого, Марка Франческого, Серафима Саровского и др.

[ 19 ] М. Метерлинк. “Погребенный храм”, гл. III, IV, V (“Будущее”). Полн. собр. соч., т. III, с. 404.

[ 20 ] Еще поразительнее пример в “Дневнике” нашей знаменитой художницы (ее картина “Митинг” в Парижском Лувре; пять ребятишек сговариваются насчет какой-то шалости) Марии Башкирцевой (цит. книга, с. 139 след., Москва, изд-во Вольфа, 1910, изд. 3-е). Сам по себе дневник этой девушки для интересующихся интимной психологией представляет исключительный интерес в своем роде, о чем говорит уже количество изданий на разных языках.

[ 21 ] См. Погодин. Мих., “Простая речь о мудреных вещах”, ч. II. Кто и что Погодин, говорить не приходится, каждый должен знать. А книга эта его — теперь библиографическая редкость. Но стоит того, чтобы ее поискать.

[ 22 ] Имеется в виду сальпетриерский городок в Париже (Salpetriere). Сначала Людовик XIII хотел сделать тут арсенал, а потом место было отведено под убежище для престарелых и безумных женщин, а теперь вообще это клиника для нервных и психических больных. Городок заключает 45 корпусов и насчитывает 4682 окна (сведения эти относятся ко времени до революции; теперь, может быть, еще более разросся). В последнее время ученые Западной Европы и Америки много занимаются этими вопросами (т.н. “метапсихисты”, Richet, Gelsy, Ostу), так что даже советские ученые не могут их более замалчивать и как-то тоже стараются “признать факт” ясновидения, чтения мыслей, событий и проч. и объяснить его. См. Вестник Знания, № 23, 1927, ст. проф. Боричевского; подробнее см. у меня в рукоп. кн. “Мирты и железные рога”.

[ 23 ] Разумеется, как действительное лицо, кроме тренирующихся боксеров, да и то на кожаном чучеле упражняющихся. Кажется, эту мысль хотел выразить Апостол (1 Кop. 9, 26).

[ 24 ] В разных местах (лат.) — Прим. ред.

[ 25 ] Даже безбожники понимают это в интеллектуальной области и пользуются силой идей для пропаганды и влияния на массы. Идея — не материальная вещь — бывает очень тонкая и абсолютно отвлеченная, поворачивает массы, — миллионы народов, вот хоть бы теперь (1955) идея мира — в такую-то сторону. Где же тут материализм?!

[ 26 ] Подновье и Печеры — слободы под Нижним Новгородом, славившиеся своими огородами (огурцами и капустой). Многие знакомые мне огородники говорили тогда в личной беседе, что они выписывали свои семена (испанского лука, напр.) ежегодно из Голландии; семена у них не вырождались и были всегда свежие.

[ 27 ] Возможно, намек на роман Чернышевского с тем же заглавием.

[ 28 ] Идиосинкразией называется извращение вкуса при особых обстоятельствах, например у беременных, у девочек-подростков (ср. школьницы едят мел и пьют чернила).

[ 29 ] Что и осуществили, как мы уже знаем, Гитлер в фашистской Германии, полпотовцы в Камбодже. — Прим. ред.

[ 30 ] См. в Макарьевских Великих Четьях-Минеях “Исповедь” свщмч. Киприана, бывшего раньше знаменитым волхвом и магом, чего стоила ему связь с бесами и сатаной, которая применялась так наглядно и даже романически изображена в житии мц. Иустинии и его (Четьи-Минеи св. Дмитрия Ростовского, 2 октября). Не меньше трудов и в школах (есть такие) нынешних белых и черных магов. Это стоит не одного университета, если принять во внимание, что какой-нибудь их ученик, прибывший в Европу, может быть, даже не очень понятливый, дивит с открытой эстрады публику и даже ученых профессоров настолько, что его берут для проверки в Гос. рефлекс. институт по изучению мозга в Ленинграде, где признаются, что они не могут объяснить факты, т.е. ПОВТОРИТЬ их никакой ученый не согласится, напр., проколоть заведомо зараженной (!) иголкой свой глаз (в поперечном направлении!), или проткнуть, например, себе живот кинжалом так, чтобы лезвие его вышло с заднебоковой стороны, или, наконец, рассечь бритвой, как факир, до кости тело, почти без крови (1 — 2 капли, вытирали их марлей, смоченной в эфире, и затем факир показывал рану всем докторам и ученым), и потом, соединив руками края раны, раз-два и готово! Зажила! И это только самые “простенькие”, касающиеся тела, материи, а не души и психики. Не исключают они и естественных, но неизвестных сил души, а насколько тут приражения бесов, стоит вне цели этой заметки (см. фотоиллюстрацию к статье доктора А. Дубровского “Факиры и их чудеса”, “Вестник знания”, 1927, № 17, стр. 1038, где изображен за опытом факир).

[ 31 ] Нелишне заметить, что этими пророческими словами Апостол Павел характеризует людей, на которых падает уже тень грядущего Антихриста. “Знай же, — пишет он любимому ученику, — что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут...” и проч. (2 Тим. 3, 1-2).

[ 32 ] Contradictio in adjecto (лат.) — внутреннее противоречие. — Прим. ред.

[ 33 ] Знаменитый естествоиспытатель Дюбуа-Реймон (1818—1900), проф. физиологии в Берлинском университете. В своих нашумевших речах, особенно “О границах естествознания”, “Семь мировых загадок”, он показывает, что некоторые проблемы неразрешимы для позитивной науки: “Мы не знаем и не будем знать”.

[ 34 ] Герсон (Леви бен, 1288-1344), или Гершуни — испанский еврей, ревностный перипатетик (так назывались ученики Аристотеля, считавшие аристотелевскую философию абсолютной истиной). Он написал много экзегетических сочинений; философские воззрения свои изложил в “Milchamoth Adonai”. Э. Радлов, Философский словарь, СПб, 1904, стр. 58, 166.

[ 35 ] Дальнейшие слова цитаты: “...но только относительно к душе и телу, а не просто совершенное; относительно же к Богу он есть нечто рабское и подчиненное, а не равновладычественное и не равночестное” и проч. (Послание к пресв. Кледонию).

[ 36 ] “Лавсаик”, с. 27. Книга, драгоценная в истории аскетической письменности, и насколько важна и для общего христианского жития, видно из того, что Церковь по уставу постановила правилом — на утренях Великого поста из 4-х положенных чтений два брать из “Лавсаика” во все дни, кроме суббот и воскресений. “Типикон”, гл. 10, М., 1838. То же и в Греческой Церкви. См. Τςίοσιον, Εν Βενετία 1839, с. 77.

[ 37 ] Ср. у Руфина, “Жизнь пустынных отцов” (об авве Патермуфии Великом, бывшем разбойнике).

[ 38 ] Collisio officiorum (лат.) — столкновение обязанностей.

[ 39 ] “Правду ты сказала, что у тебя нет мужа; пять бо мужей, имела еси, и ныне егоже имаши несть ти муж. Это справедливо ты сказала” (Ин. 4, 17-18).

ДАР УЧЕНИЧЕСТВА


(Статья П.Г. Проценко публикуется в сокращении)

В послепетровской Руси, когда сместились понятия древлеотеческого благочестия, старчество как явление духовной культуры оставалось живым лишь для сердца простонародья, но где-то с половины XIX века к нему обратилось внимание и образованных слоев общества, так что уже в начале нашего столетия можно было говорить о чуть ли не всесословном осознании его значения. В обителях, где жили носители старческой науки, среди паломников стали мелькать студенческие тужурки, в какой-то части юношества возникло даже романтическое увлечение образом Старца. Многие молодые люди той эпохи резко порвали со своим кругом и приняли духовный сан или монашество благодаря притягательной силе и обаянию того или иного конкретного наставника праведной жизни, с которым они соприкоснулись. Красивая мечта Достоевского о “русском иноке”, подвижнически просвещающем общество идеалами христианской любви, казалось, начала воплощаться наяву. Неожиданные и яркие имена из созвездия интеллектуалов замелькали в Пустынях и Скитах, у келий духовных вождей монашества: экономист Сергий Булгаков, художник Нестеров, актер Михаил Чехов, философ Алексей Лосев — вот лишь некоторые из череды многих. Обращение к старцам становилось модным и уже пародийно обыгрывалось трагическим ходом истории. Этот “культик” способствовал подогреву страстей в обществе. Но когда грозные события Семнадцатого года стали захлестывать страну, именно подлинному старцу, схимнику Алексию (Соловьеву), доверили тянуть жребий с именем впервые за несколько столетий свободно избираемого Первоиерарха.

Без понимания того, чем является старчество в истории, не услышать его урока.

Во время земной жизни Христос соединил Своих последователей в некое подобие семьи. Апостольская община всецело была направлена на то, чтобы донести миру и последующему “каравану веков” Личность и заветы своего Учителя. Сейчас, спустя почти 2000 лет, можно сказать, что их “семейное” дело удалось. Мы, живущие в конце XX века, среди насилия и лжи, обладаем небесным понятием христианского Добра, тем единственным, что способно поднять над земной неправдой. Если вслушаться в голоса апостолов, звучащие со страниц новозаветных посланий, то мы услышим одну, единую проповедь, старающуюся тщательно передать стороны, качества и пути “сверхразумной”, доброты, которую открыл им Учитель.

Далее, мученики на судилищах всемирной римской империи засвидетельствовали, что защищают добрый образ жизни, переданный им от Распятого и Воскресшего, против злого обычая. Святой Ириней Лионский писал о христианских общинах того периода, рассеянных по всему свету и при этом обитавших “как бы в одном доме”. Когда бывшие гонители вошли под его своды, приняв правую веру, хранителем духа христианства стало монашество, прежде всего в лице своих подвижников, любовно называемых “отцами”.

Старец — это носитель “ума Христова”, выразитель внутренней силы Церкви, как апостолы и мученики, вместитель не только сердечного опыта, но и сверхъестественных даров: различения духов, прозорливости, врачевания. Недаром средневековый византийский святой Симеон Новый Богослов называл своего авву “апостолом и учеником Христа”, подчеркивая сущность его служения. Однако свидетельство старцев проходило в легальных рамках государственной религии, в условиях неагрессивного и также равнодушного ко Христу мирского порядка.

Карусель мыслей и чувств, океаны желаний и огонь раздражении, животную природу человеческую укрощали отцы, сохраняя, через эту борьбу в себе, чистоту мысли и сердца, представлений и чувств в целом народе. Так они раскрывали церковное миропонимание и тайну того, как должно и возможно жить красиво. (Классический свод их сочинений называется знаменательно “Добротолюбие”, греческое “Филокалия” — дословно “красотолюбие”.)

Воспитав в себе волю к добру, подвижники превращались в старцев, в ком вера начинала давать обильное плодоношение, в ком обретался некий источник, излучавший свет. У келий наставников собирались толпы жаждущих возрастать в тепле постоянного Божьего присутствия. Однако тех, кто оставался здесь, не ожидала спокойная жизнь, ибо старческая педагогика заключалась в постоянном терпении скорбей и страданий. И достойно удивления, как на протяжении всего европейского средневековья (в России и в Новое время) не иссякал поток учеников у жилищ отшельников. Значит, было острое понимание, что лишь одно невидимое наследие Христово дает прочность кораблю жизни.

Несомненна также заслуга и русского старчества в поддержании нравственной энергии в народе. Несмотря на трудности и чинившиеся препятствия (вплоть до административных), институт старчества в начале этого столетия получил возможность действовать в общественной сфере и влиять на современников на всех ступенях социальной лестницы, стремясь увести их от пропасти. При этом многие старцы за десятилетия предвидели падение русской государственности, пленение Церкви, неслыханное унижение достоинства человека. “Пока старчество еще держится, — говорил последний оптинский духовник, иеромонах Нектарий, — заветы его будут исполняться. Вот когда запечатают старческие хибарки, повесят замки на их двери, тогда всего ожидать будет можно” [ 40 ]. Революция уничтожила не только кельи, но и самую память об их обитателях. На иконе оптинских старцев, прославленных Зарубежной Церковью в 1990 году, двое святых держат в руках кресты — знак исповедничества за веру.

Однако пресеклось старчество не из-за казней его носителей, кое-кто уцелел, а из-за того, что в людях, “страха ради иудейска”, иссякла жажда ученичества у Христа, прервалась линия преемников отеческого наследия.

Сейчас мало кто, даже из интеллигентных слоев общества, имеет верное представление о духовной культуре. Тем удивительнее появление на литературном рынке картинок об “умудренных старцах”, к которым за утешением стекаются ходоки. На страницах печатных изданий мелькают лубки, ставшие уже традиционными: старцы и Гоголь, старцы и Достоевский. Того и гляди старчество объявят “национальным достоянием”. И современные священники чаще ссылаются на его авторитет, требуя послушания от прихожан. “Если бы сейчас подвизались отцы! — вздыхают верующие. — Как было бы легко!”

Означает ли это возрождение интереса к явлению? Или перед нами лакированный образ, расхожие мнения, утрата смыслового значения?..

Святые отцы предвидели время, когда человек останется один, без духоносных наставников и без доброжелательной поддержки. Выход они видели в узнавании воли Божией через внимательное отношение к окружающим обстоятельствам. “Если, — писал преп. Петр Дамаскин, — ныне в роде этом нет имеющих рассуждение, по оскудению рождающего оное, то мы должны о каждом начинании с трудом (с терпением) молиться, по слову Апостола” [ 41 ]. После Семнадцатого года, после постепенного ухода в мир иной носителей органической духовной культуры мы остались без Божественного покрова и всякая грань реальности должна заново вымаливаться и узнаваться в крестном труде.

Знаменательная наступила пора. Скоро должно проясниться, живо ли в России стремление учиться у Христа, или уже вызрело согласие существовать без Него, хотя и с благообразной картинкой над диваном и с томиком о добродетелях на полке. Нелицемерное ученичество, не щадящее себя, еще может изменить облик страны, и учителя духа вновь окажутся тогда среди нас, в наших обителях.

* * *

Доклад о старчестве, предлагаемый ниже, был прочитан в Киевском Религиозно-просветительском обществе в 1917 году и несет в себе отзвук тогдашних событий. Автор наблюдал начало новых гонений на христианство, не осознавая в полной мере его последствий. Вместо рассуждений о путях развития старческой культуры впору было размыслить о путях сохранения старчества и самой Церкви “в такую”, по его словам, “интересную эпоху, как наша эпоха религиозного углубления и гонений на христианство”.

Загрузка...