Дар ученичества

IX. СУД. Суд Мой праведен (Иоан. 5, 30).

Собор по делу Григория собрался в церкви св. Ипполита, которая находилась близ его темницы. Епископов собралось, считая и папу, сто пятьдесят. Присутствовало также бесчисленное множество монахов городских монастырей и граждан Рима. Так что в церковь всем вместиться было невозможно, и заседание было открыто на вольном воздухе.

Привели клеветников Григория. Их тоже было внушительное число: тридцать человек духовенства и восемьдесят мирян — вся партия в 110 человек с Савином и Крискентом.

Наконец, послали за самим подсудимым, которому самое дело предоставляло, скорее, достоинство судьи. Отправили к нему трех епископов, пять пресвитеров и досточудного авву Марка и привели его с честью. Восточные же епископы и хартофилакс патриарха, увидев, как святый Григорий стал на суде с великим смирением и с таким видом, как будто был преступником на самом деле, прослезились.

Папа открыл заседание и начал допрос клеветников.

— Какое обвинение вы возводите на своего епископа?

Те без стыда и совести отвечали:

— Владыко, мы застали его с женщиной, грех творящим.

— Своими ли глазами видели его грешащим, — спросил папа, — или та женщина сказала вам?

— Мы, владыко, по обычаю вошли поклониться и нашли женщину, спящую на постели его, и схватили ее. Она же перед экзархом и всем народом открыто заявила о бывшем беззаконии.

Епископы сказали:

— Пусть будет приведена женщина и пусть она обличит Григория пред всем собором.

— Да как же она может обличить его, — запротестовали враги святого, — раз она бесноватая? Ведь с тех пор как она с ним согрешила, ее постигла казнь Божия и бес ее мучит.

Но за бесноватой все-таки послали и привели на Собор. Она совершенно не сознавала, где находилась, так как ум ею был утерян от недуга, и ее держали двое.

Действительно, с этой стороны помощи выяснению дела ждать было нельзя.

Папа снова обратился к клеветникам:

— На суде не ищут ответа от бесноватых и безумных, но вы, окаянные, скажите правду.

— Мы уже сказали, теперь спрашивайте еще самого того, кто грех сделал, пусть он порасскажет о себе.

На эту наглую реплику святый Григорий вздохнул из глубины души и сказал словами псалма:

— Воставше на мя свидетеле неправеднии, яже не ведях, вопрошаху мя. Воздаша ми лукавая возблагая (Пс. 34, 11-12).

У духоносных подвижников есть замечательная способность применять к месту тексты Священного Писания. А Господь со Своей стороны помогает им при этом Своею силою.

Так и здесь, лишь только святый Григорий произнес эти слова, как женщина упала пред ним, мучимая бесом, источая пену и оцепеневая. На всех напал страх. Что готовится быть?..

Григорий же, тайно помолившись в себе, проговорил:

— Именем Господа нашего Иисуса Христа и святых ради отец, здесь собравшихся, изыди, нечистый дух, из создания Божия, чтобы жена, придя в разум, возвестила о мне истину!

И тотчас демон, встряся ее напоследок страшным образом от великой злобы, что ему приходится уходить и не мучить уже более человека, вышел.

Женщина лежала посредине собрания как мертвая.

Святый взял ее за руку и поднял. Видя ее совершенно здоровой, начали допрос.

— Как твое имя?

— Меня зовут Евдокией.

— Знаешь ли своего епископа? — задал вопрос хартофилакс.

— Да, знаю очень хорошо. Я много раз видала его, как он ходил по городу, посещал нищих, больных, сирот и раздавал большую милостыню. И я, окаянная, много раз сподобилась принять милостыню из рук его слуг.

— Совершил ли когда ваш епископ грех с тобою? — снова спросили ее.

Благодать Божия коснулась сердца грешницы. Совесть теперь заговорила в ней, и слезы брызнули из очей ее. Из самой глубины сердечной вздохнула она и с болезненным криком клятвенно воскликнула:

— Жив Господь сил! Не познал он меня ни разу... Но эти лукавые люди, стоящие перед вами, Савин и Крискент, принудили меня, чтобы я оклеветала праведного мужа, обещая мне много денег....

Горе кающейся было неподдельно и велико. Рыдания сдавливали ее грудь и прерывали показания.

— ...Бог да воздаст им и за грех души моей... Они ввели меня в какую беду... С того самого часа, как прельстили меня лукавые и я послушалась совета их... бес вошел в меня и мучил меня до самой сей минуты...

Евдокия с плачем и воплем бросилась к ногам Григория.

— Помилуй меня, раб Божий, и прости меня, окаянную... Тяжко я согрешила... Жив Господь Бог мой, не встану от ног твоих, пока мне не обещаешь прощения...

— Не наше дело прощать грехи, — отвечал ей добрый и смиренный пастырь, — но единого только премилосердного Бога. Нам же можно только умолять Его о прощении прегрешений. И я буду просить о тебе Его благостыню, чтобы Он простил тебе грехи твои...

С этими словами Григорий поднял плачущую и убивающуюся женщину с земли.

Все это, понятно, поразило членов Собора и присутствующих страшным образом. Все были поражены, растроганы, потрясены до слез. Все удивлялись неисповедимым путям Божиим и неизреченному милосердию Его и говорили:

— Благословен Господь Бог, показавший невинность раба Своего и ложь возведенной на него клеветы!

Но оставалось еще правосудие Божие. Прежде чем оно себя явило на клеветниках (как милосердие явило себя на кающейся блуднице). Собор сам, по Апостольской заповеди, хотел изъять злаго из своей среды (1 Кор. 5, 13). Папа и все епископы с сильным гневом стали поносить врагов Григория укорительными словами. Затем приказали их разделить на две части: клириков во главе с Савином и Крискентом поставить на одну сторону, мирян — на другую. Евдокию же не включили в их число — довольно с нее было наказания от Бога, ибо повелением Божиим бес мучил ее целых два с половиной года. После этого был объявлен приговор. Предводители и зачинщики всей смуты отправлялись в ссылку: Савин — во Фракию, а Крискент — в Испанию; остальные клирики ссылались для отбытия сурового пожизненного заключения с бесчестием в Равенну; миряне же переданы были Маркиану для суда по гражданским законам. Он отдал приказ отвести их в предварительное заключение, намереваясь после предать их мучительным казням по строгости тех времен.

Появился воинский конвой. Оцепили арестованных. Последовала команда гнать их в тюрьму. Послышались вопли, рыдания... Все громко закричали и начали умолять сердобольного, милостивого страстотерпца Христова, простившего уже главную виновницу его мучений:

— Помилуй нас, раб Христов, согрешивших против тебя... Не предавай нас на лютые мучения...

Плачущая толпа, почти в 100 человек, их ужас перед грядущими пытками, отчаяние и хотя позднее раскаяние, но все же раскаяние, — все это сразу всколыхнуло острой жалостью незлобивое сердце Григория. Если судьи делали свое дело, то что ему до них?..

Святитель, считая смирение за высшее украшение своего сана, не стыдясь, сам пал на колени пред папою и всем Собором, со слезами умоляя их за своих врагов, чтобы их помиловали и не казнили из-за него.

Чудное зрелище!..

И до тех пор истинный ученик Христов (Лк. 23, 34; Иак. 2, 13) докучал прилежными мольбами и многими слезами, валяясь у каждого в ногах, пока все сами не прослезились и не сказали:

— Если им ты прощаешь и умоляешь за них, то мы и подавно ничего не имеем против них.

И приказали воинам оставить их.

Но не оставил их суд Божий... Еще клеветники стояли пред Собором и никто не разошелся, вдруг поднялась страшная буря и сделалось землетрясение. Ясный Божий день померк, и покрыла всех черная тьма. Все пришли в ужас, думали, сейчас разверзнется земля и пожрет их всех. Все отцы Собора воздвигнули руки свои к небу и вопияли: “Господи, помилуй!” Наконец, мало-помалу буря стала стихать и воздух проясняться. Вместе с этим обнаружилась и казнь Божия над клеветниками: у всех у них лица сделались черны, как сажа. У Савина же и Крискента не только почернели лица, но и челюсти отвисли книзу, так что невозможно было ни стиснуть их, ни говорить. Так, какой частью тела грешит человек, чрез ту получает и наказание [ 117 ].

Увидя такое чудо, весь Собор воскликнул словами Псалмопевца:

— Ныне познахом, яко спасе Господь Христа Своего, услыша Его с Небесе Святого Своего, в силах спасение десницы Его! (Пс. 19, 7).

После этого папа обратился ко всем помилованным судом преступникам с грозной заключительной речью.

— Слышите, окаянные, вот вы ради того, что оклеветали ложно праведного и святого мужа, стали подобны почернелыми своими лицами вашему отцу диаволу, (тоже) некогда почерневшему... Итак, мы постановляем: вы будете с нынешнего дня рабами епископа Акрагантийскаго и после него — будущих всех епископов, вы, и дети ваши, и род ваш до века. Также не будет от плода вашего ни иерей, ни клирик церковный никогда. И всякий епископ, который дерзнет поставить из вашего рода кого-либо во иерея или диакона или посвятить в какую-нибудь низшую церковную степень, зная о вашем нынешнем беззаконном деле, да будет проклят...

И весь Собор присоединился к этому постановлению.

Настала жуткая тишина. Впечатление было подавляющее. Лишение духовных благ для церковного человека и служителя алтаря — это наказание не меньше дальнейшей ссылки и пожизненной каторги! А для некоторых и больше...

Вдруг раздались громкие рыдания. Это женщина, оклеветавшая Григория, все еще обличалась своею совестью. Покаянное чувство все глубже и глубже, минута за минутой, внедрялось в ее сердце. Под влиянием последних сильных минут оно окончательно созрело в твердую решимость. И теперь она, припав к земле и кланяясь, с плачем вопияла к отцам Собора:

— Помилуйте меня, святые отцы, и поместите в женский монастырь! Уже я не возвращусь в свой город!

Желание ее было исполнено. Ее отдали в монастырь св. муч. Кикилии (Цецилии) и сподобили ангельского образа. 22 года она добре подвизалась в монашеском звании и преставилась Богу в истинном покаянии.

Суд был окончен. Собрание закрыто. Все радовались оправданию Григория. Подошел 9-й час дня. Святейший папа благословил Григория совершить Божественную литургию. И когда святый литургисал, многие из достойных епископов видели благодать Святого Духа, осенявшую Григория.

По окончании литургии папа пригласил всех к столу, и все “учреждахуся ядуще и пиюще в славу Божию”.

ЭПИЛОГ. Нам еще осталось договорить немного. Перед отъездом домой Григорий еще одно сотворил поразительное чудо.

В это время пришли плотом по реке Тигру десять дерев на украшение храма свв. апп. Петра и Павла, больших и прекрасных. Связанные бревна стали посреди реки и не шли ни взад, ни вперед, все равно как вбитые или прикованные цепями. Нельзя было проходить судам, так как своею длиной они заняли почти весь фарватер реки. Жители города не раз собирались, пытаясь извлечь их на берег, но безуспешно, потому что те бревна задерживались невидимою некоею силою.

После всех предыдущих событий папа обратился к Григорию с просьбой, чтобы тот стронул с места своей молитвой те дерева. Григорий отправился на указанное место. За ним шла большая толпа народа. Когда подходили к реке, Григорий заметил близ дороги растопленную печку. Свернув к ней, он набрал раскаленных углей в полу своей мантии и пошел дальше. Наконец, подошли все к тем неподвижным деревам. Святый возложил на горящие угли фимиам и, творя молитву, кадил воскрылием мантии, как кадильницею. И фимиам возносился, и уголья горели, и мантия не прогорела. И, в довершение всего, при общем удивлении, когда святый по окончании молитвы приказал народу тащить дерева на берег, они тотчас тронулись и сделались сверх всякого ожидания и вопреки своей природе совершенно легкими. Так что их без труда извлекли на берег. И новая неожиданность — на них была надпись: “Пять дерев святому апостолу Петру, а пять — святому апостолу Павлу”.

В заключение всех этих событий папа снова собрал епископов, и на состоявшемся Соборе был осужден едва ли не самый главный зачинщик всей смуты — Елевсий. Этого злостного еретика сослали в Испанию.

Григорий уезжал. Уезжал после страданий и бесчестия, но со славой и почетом. Впрочем, он не прямо в Акрагант направился, а сперва совершил путешествие в Константинополь, поблагодарить императора и патриарха за оказанную поддержку на суде и дарованные милости его епархии. На обратном пути, когда граждане Акраганта услыхали, что пастырь их святой Григорий приближается ко городу, то высыпали ему навстречу от мала до велика с пением псалмов и церковных песнопений, радуясь его возвращению.

Замечательная и поучительная подробность: святый не вошел в церковь, оскверненную еретиками, ни даже в свою прежнюю епископию, но вскоре выстроил новый прекрасный храм во имя своих покровителей, апостолов Петра и Павла, также отстроил и новые помещения для жилья.

Св. Григорий жил после всего этого еще довольно, сотворив бесчисленное множество чудес и оставив после себя в наследие Церкви записанные истолковательные беседы на книгу Екклезиаст. Он умер в глубокой старости и на собственном опыте, вместе с творцом последнего (Соломоном), испытавши, что ничего на этом свете нет прочного:

СУЕТА СУЕТ, СУЕТА СУЕТ,

— ВСЕ СУЕТА!

Еккл. 1, 2.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Вера Васильевна Ловзанская

Вера Васильевна Ловзанская родилась 15 (28) января 1904 года в Нижнем Новгороде в семье инженера. Отец руководил работой землечерпальной машины, очищавшей русло Волги. Детство Веры Васильевны прошло “на водах”, среди волжской природы: летом в постоянном плаванье, после окончания навигации — зимовка в близлежащем к конечной точке маршрута городе. Училась в гимназиях Самары, Саратова, Астрахани. Последним средним учебным заведением для нее стал Институт благородных девиц в Нижнем Новгороде. В 1919 году он был закрыт, и ей выдали справку об “окончании школы второй ступени”. Поступив на физико-математическое отделение Нижегородского университета, вскоре его оставила ради усвоения духовной науки под руководством епископа Варнавы (Беляева).

С пятнадцати лет начала зарабатывать на хлеб, поначалу поддерживая материально родительскую семью, а потом помогая выжить своему наставнику.

Последняя дивеевская блаженная Мария Ивановна предсказала юной Вере: “Ты будешь до смерти отца покоить”. То, что тогда казалось непонятным, со временем прояснилось. После ареста епископа (1933 год) Вера Васильевна, оставив в буквальном смысле “все”, поехала за ним в Сибирь (закопав предварительно рукописи в землю). Дождавшись его освобождения, она заботилась о владыке последующие двадцать семь лет, до самой его смерти. Благодаря ей “дядя Коля” смог написать много книг и сохранить свой архив. Уже в Киеве он тайно постриг свою ученицу в монашество (с именем Серафимы).

После смерти старца — почти тридцать лет — она хранит его рукописи, расшифровывая их с очевидной помощью Божьей, укрывая, терпя внешние напасти вплоть до обыска и изъятия архива в 1986 году (через год она добилась его освобождения из недр советского “правосудия”). И этот беспрерывный труд помогает ей исполнять прижизненные заветы епископа-писателя.

Речь архимандрита Варнавы при наречении его во епископа Васильсурского.

“Благодарение Богу за неизреченный дар Его” (2 Кор. 9, 15), — воскликну ныне вместе с апостолом, по заповеди того же о всем благодарите (1 Фес. 5,18).

Епископство для меня, почти юноши по летам, недостойного по грехам, неразумного по делам, неделю только назад бывшего иеромонахом, — это действительно есть дар Божий, неизреченный, непознаваемый, нежданный, незаслуженный, и во всяком случае выше моей меры.

Епископство предстоящее для меня является именно даром, и даром, сшедшим с самого неба.

Беру на себя смелость сказать, что по благодати Божией я никогда, даже в помысле, не позволил себе остановиться на этом, могущем быть даже камнем преткновения и тщеславия звании. Если я и желал епископства, то, выражаясь словами преподобного Иоанна Лествичника, епископства над своим сердцем (Слово 28, 51). Вот мое желание, вот моя дума, вот постоянный огонь, сжигающий мое сердце и тело днем и ночью. Освободить себя от страстей ветхого человека, уничтожить гнев, истребить похоть, сокрушить в прах привязанность к земным окружающим вещам и утопить в бездне смирения всякого беса — вот в чем я полагал всегда свое епископство. Желал я быть не внешним владыкой над чужими душами, а полновластным хозяином над своей собственной.

Для этого я десять лет тому назад, в пору увлечения общества и молодежи новым реальным, или, точнее сказать, плотским направлением жизни, пришел, только что окончив гимназию с золотой медалью, почти мальчиком, в скит Оптиной пустыни, к старцу, тогда иеросхимонаху, о. Варсанофию. Пришел в скит, убежавши с экзамена в институте инженеров путей сообщения. Я не своим, конечно, умом, а благодатию Божиею понял, почувствовал сердцем, что призвание человека, прежде всего, — созидать внутреннюю культуру духа, красоту души и сердца, а не усовершать культуру внешнюю, устраивать благополучие земное. И насколько сильно я раньше увлекался мечтами о своих будущих постройках мостов, машин, кругосветных путешествиях с целью приобретения знаний, настолько в тысячу раз сильнее у меня загорелось желание, вернее, меня охватил какой-то бушующий пламень — быть истинным носителем человеческого призвания, точнее, совершенным христианином. Я уже тогда видел, что нынешняя культура в самых лучших и высоких сторонах своего бытия не выше греко-римской, классической, а и от той люди спасались в пустыню, бежали, как от огня, переставали заниматься ею и начинали заниматься другим. Почему? Назвать их эгоистами или людьми, любящими устраивать только свое собственное благополучие за счет страданий других, как называли таких людей окружающие меня, я не мог. Это было очень неразумно, неправдоподобно, или, просто и очень грубо сказать, неграмотно. Из истории я уже знал, что величайший и первый из пустынников, Антоний Великий, по любви к ближним оставил однажды пустыню и пришел в Александрию. Тогдашняя Александрия — это нынешний Париж или Берлин. И вот “все сбегались, чтобы видеть его, — говорит историк, — даже язычники и жрецы приходили в храм Господень, говоря: “Желаем видеть человека Божия””... В эти немногие дни столько обратилось в христианство, сколько в иные времена обращалось в продолжение года. Я помнил, как яркими, бриллиантовыми звездами кристальной чистоты душевной сверкали сквозь дебри и чащи дремучих боров, топи болот и пустынь и из-за мшистых порогов лесных землянок и тесных затворов древней Руси наши преподобные и святые, единственные иногда светлые точки на темном небе окружавшей их тьмы невежества, пороков и страстей. Я помнил, как преподобный Пафнутий Боровский, считавший за грех всякое общение с миром, не позволявший себе ни слова к женщине, ни взгляда на нее даже издалече, изгонявший вон монаха за какой бы то ни было разговор, “кроме Божественного Писания”, этот кажущийся человеконенавистник во время голодного года кормил в своем монастыре более чем по 1000 человек в день. Когда я слышал обвинительные речи против “тунеядцев” монахов, не желающих иметь дела с миром, ни яже в мире (1 Ин. 2, 15), у меня пред мысленным взором вставал преподобный Иосиф Волоколамский, этот подвижник, дерзновенно, смело и грозно относившийся к сильным мира сего, но полный милосердия к “меньшей братии”, к крестьянам и ко всем нуждающимся: украдут ли у кого-либо из них косу или иное что, пала ли у кого лошадь или “доилица-коровушка”, и вот “вси от скорби притекаша к отцу, исповедуя скорбь свою, он же им даяше цену их”. В голодные годы он кормил целые толпы беспомощных, а в особом при монастыре устроенном приюте — детей, покинутых родителями на произвол судьбы за невозможностью прокормить их; он питал этих чужих чад и заботился о них так, как будто они были его собственные. Хотя я нарочно выбрал примеры плодов только деятельной, меньшей и понятной нам еще любви, а не созерцательной, но и то — кто может устоять при виде этой красоты духа! У кого не явится хотя бы из любопытства желание заглянуть в тот душевный мир, который проявляется во всем окружающем такими делами! Можно ли после всего этого удивляться внешней силе чудотворения, когда глубокий, чистый взгляд таких великанов духа проникает до глубины души самого тяжкого преступника и закоренелого разбойника, прожигает и растапливает ледяную толщу его страстей и пороков и заставляет плакать жгучими, едкими слезами раскаяния или слезами сладостного умиления! И меня потянуло если не изучить, то изучать душевное устроение этих подвижников-прозорливцев, преподобных жен, раньше блудниц в продолжение семнадцати лет, а потом добившихся способности переходить чрез быстрый Иордан, как по суху. Но для этого нужна школа, это — целая наука. Это труд деннонощный, требующий от человека напряжения всех сил. Требуется вера, прежде чем человек приобретет опыт, что по смерти ему придется идти в другой мир, вечный, а не так дело бывает, что умер и “из него лопух расти будет”. Требуется непрестанное внимание и смотрение “внутрь себя”, потому что демоны не дремлют и чрез “случайный” взгляд могут влить в душу яд ненависти или похоти, от которых после вся жизнь может пойти в другом направлении. Требуется крайнее послушание своим духовным руководителям. В этом последнем — все, и без него полная гибель ждет зарвавшегося мечтателя, думающего только долуляганием, спаньем на голых досках, многочасовыми молитвами достигнуть страны блаженного бесстрастия. Но не этим приобретается благодать... Но как ни труден подвиг, вожделен край стремлений! Вожделенна свобода, свобода истинная, которая ожидает человека при конце этого пути! Свобода от страстей, смрада и исчадий смерти и порока!

Но, скажут мне, если ты никогда не желал епископства, если ты стремился всегда в пустыни и леса, то зачем же жил в городах и зачем теперь обрекаешь себя на деятельность “шумных градов”, на непосредственное служение миру?

Вот потому-то, отвечаю, я и дерзаю воспринять на себя этот великий сан, что никогда не желал его и даже не мечтал о нем; потому и принимаю, что это дар Божий, воля Божия. Как хотелось уйти святителю Николаю Чудотворцу в тишину уединенной кельи и на всю жизнь остаться одному с Богом, но что услышал он в ответ от Самого Господа: “Николай, иди служить народу, если хочешь быть увенчанным от Меня”. И когда он недоумевал о сем, голос свыше повторил: “Николай, не эта нива, на которой ты имеешь принести ожидаемый Мною плод, но обратись к людям, да прославится в тебе имя Мое”. Несмотря на все мое ничтожество, я вижу промыслительную десницу Божию, руководящую мною со дня моего рождения в чудесах надо мною и видениях, по молитвам Богоматери, святых и сего великого угодника, о чем яснее я не могу по своей молодости говорить, а вернее, не хочу. Упомяну только о том, как иногда ясно, иногда прикровенно я слышал о своей будущей судьбе от таких великих старцев-прозорливцев, как Варнава Гефсиманский, Гавриил Спасо-Елеазаровский, Серапион Параклитский, и другие. Некоторые из здесь присутствующих задолго до моего назначения знали даже название города, куда меня посылают, потому что чрез эти лица я получал ответы на свои вопросы.

Думается, что этих моих слишком откровенных слов, нетерпимых при всякой другой обстановке, вполне достаточно, чтобы опровергнуть ненавистные обличения меня в самочинии незримых врагов и удовлетворить немощные смущения совести колеблющихся братии.

И по существу епископство не является чем-то противоречащим монашеству, совершенно несовместимым с ним, если только не понимать монашество слишком узко и не соединять с ним особых специфических представлений, которые оно, может быть, даже и не имеет. Сами строжайшие аскеты и пустынники никогда не ограничивали монашество известными одеждами, постами, поклонами, веригами и прочим. Все это внешнее, стороннее, временное; это, грубо выражаясь, — леса для постройки чудного здания души, и не в этом заключается сущность монашества. Когда к одному великому старцу, рассказывается в Патерике, пришел брат и, выходя, сказал ему: “Прости, авва, что я отвлек тебя от правила твоего”, — старец сказал ему в ответ: “Мое правило таково, чтобы успокоить тебя и отпустить с миром. Вот мое правило.” Вот истинное монашество. И если Христос пришел для того на землю, чтобы люди и, конечно, прежде всего монахи подражали Ему, “шли по следам Его” (1 Петр. 2, 21), то посмотрим, к чему призывает нас Господь, Архиерей архиереев, Прошедый небеса (Евр. 4, 14). Он, говорит Евангелист (Мф. 10, 20), трости сокрушенной не преломит, то есть души, надломленной страданиями, угнетенной скорбью, обидами, сокрушенной неправдами людскими, Христос не отягчит двойным искушением, не скажет: “добейте ее”, “так ей и надо”, но поддержит, вразумит, подкрепит и утешит. Он “льна курящегося не угасит”. Он не презрит и тех, кто хотя бы малую имел искру веры, кто хотя бы с самым маленьким усердием прибегал к Нему, и исполнял Его святые заповеди. Приидите ко Мне, — зовет Христос, — не сытые, довольные и широко живущие, но вси труждающиеся и обремененные грехами, немощами, скорбями, слезами... И Аз упокою вы (Мф. 11, 28).

Вот в чем состоит подлинное монашество, конец его и цель, вот в чем состоит и истинное епископство. Но люди часто ошибаются и принимают средство за цель и, хватаясь за крайности, готовы обвинять всякого, кто не подходит под условные рамки установившегося взгляда на вещи.

Помолитесь же за меня, святители Божий, носящие сугубую благодать священства, чтобы Служение мое было непорочно и вера нескверна. Чтобы благодать Божия, которую вы имеете мне передать, была во мне не тща, но возгревалась день ото дня в сильнейший огнь и пламя любви Божественной.

Прошу и вас всех, возлюбленные братья и сестры, о том же. Я сотни раз получал от вас выражения любви, расположения и признательности. Не имея и не чувствуя за собой ни единой добродетели и каких-либо особых личных качеств, я, не зная почему, вызывал у многих из вас желание обращаться ко мне за советом и даже лечением своих растравленных душевных ран. Теперь и вы мне помогите своей молитвой. Аминь.

15 февраля 1920 г.

Епископ Варнава о подвижничестве и о монашестве

Аскетизм — правда, в светлой, чистой и славной форме — мы видим уже в раю как заповедь Божию. ... Что же это значит? То, что душа, как ограниченное тварное создание, не имеет самодовлеющего блаженства и самобытности в себе самой, но требует подкрепления и своего рода питания от Божественного Духа, требует Его благодати. Последняя же поддерживается, растет и укрепляется в человеческом существе только при условии известных усилий, тяготений к ней, к этой благодати, точнее сказать, к Самому Богу, созидается посредством забвения самого себя для Бога и в Боге и посредством направления всех сил, душевных и телесных, на приобретение всего “божьего”, “святого”, “чистого”, “добродетельного”... А это делание и предпринятие духовных и телесных усилий (Мф. 11, 12) есть аскетизм.

...Положил основание новому, истинному, христианскому подвижничеству Сам Господь. Благоволив по плоти быть из царского рода, Он, однако, родился в вертепе, куда загоняли скот, ясли служили Ему первой колыбелью (Лк. 2, 47). И впоследствии в этом отношении Господь жил так, что в сравнении с Ним птицы и дикие звери были счастливее, — они имели собственный угол. “Лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову”, — сказал Он Сам про Себя (Мф. 8, 20). Когда же жил дома, до Своего выхода на общественное служение, занимался грубым и простым ремеслом плотника... Господь, можно сказать, совсем не знал отдыха во время Своей проповеднической деятельности.

...Ученики и апостолы подражали во всем своему Господу, они были первыми христианскими аскетами. Первые христиане, в свою очередь, подражали в подвигах святым апостолам (1 Кор. 11, 2; Фил. 3, 17). И здесь, в первохристианской общине, мы видим первое зерно настоящей будущей монашеской общины — киновии. “У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее... Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду” (Деян. 4, 32, 34-35). Но все это было не насильственное распределение имущества, с отъятием (реквизицией) его у богатых и разданном не ожидавшим такого “счастья” беднякам. Нет, все было любовно совершаемо, добровольно (Деян. 5, 4). В том-то и цена была добродетели, а награждать своих “голоштанных” слуг, переступая через кровь и слезы других, и диавол может. И этого Господь от Своих последователей не требует и не учит.

...Некоторые лица, желая еще больших подвигов и больших побед над диаволом, удалялись для окончательного совершенства в пустыню и делались анахоретами, то есть отшельниками. Несколько келий отшельников, сгруппированных вместе, составляли лавру.

Таково было происхождение монашества, то есть организованного подвижнического уклада жизни, при котором люди, объединенные одной общей божественной идеей и воодушевленные одними и теми же загробными чаяниями, ради Христа повиновались “друг другу в страхе Божием” (Еф. 4, 13).

Но хотя монастыри начали быть чуть ли не с самого начала христианства, первые три века они были не очень распространены и держались в глухих, невидных местах. Ибо была эпоха гонений, и на виду держаться было трудно. То же надо сказать и о монашествующих в городах. Всегда находились подвижники и подвижницы в миру, желавшие всецело посвятить себя Богу, но, в силу вышеуказанных условий, им приходилось это больше делать в одиночку, и хотя, конечно, трудно было первохристианским девам принимать на себя обеты монашества посреди той страшно развращенной языческой среды, в которой им приходилось жить и действовать, однако они не отказывались принимать посвящение от руки епископа.

Но с объявлением христианства господствующей религией положение дел сразу переменилось. Благочестие заблистало с невероятной силой. Начался расцвет монашества и даже самый цвет, пора цветения, потому что она уже больше не повторялась в истории и не повторится, как предсказали древние отцы, подобно тому, как невозможно уже повториться и первохристианскому благочестию.

...Люди вышли из мира и сделались монахами потому, что постоянно слышали в сердце своем голос Самого Господа, говорившего через апостола Павла: “Вы храм Бога Живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом. И потому выйдете из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прииму вас. И буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель” (2 Кор. 6, 16-18).

И они вышли из нечистой среды плотоугодливых мирян, оставили своих матерей и отцов, и Бог стал им Отцом, а они стали Ему сынами и дочерями. Не находя в современном обществе строгости быта первых христиан, они ушли из него, чтобы восстановить эту строгость на стороне и так, как им это было желательно. ... Всякий, кто приходил в общение с ними, видоизменялся, перерождался, начинал делать добро. Их облагораживающему, благодатному, лучше сказать, влиянию подвергались иногда целые города, если в них поселялись тогдашние иноки-чудотворцы и молитвенники и заполняли их собою. Демонам уже там нельзя было жить, поэтому страсти умалялись и весь город с мужами и женами обращался в один сплошной монастырь, славословящий день и ночь Бога.

...Как солнце никто не может упрекнуть в нечистоте и мраке, так и аскетизм, и в частности монашество, велики для человечества по своим результатам, и никто не дерзнет их отрицать: если не захочет поставить себя в число ослепленных духовно людей, которым больно смотреть на Солнце правды, Подвигоположника Иисуса Христа. И мир, в своем ослеплении и безумстве одной рукой разоряя монастыри и отмахиваясь с мечом от всякой тени подвижничества, другой рукой судорожно хватается за эти разбитые осколки и черепки драгоценных сосудов, делает из них археологические памятники старины и искусства и убого старается подражать нравственным примерам монахов, когда хочет спасти себя от тоски и расслабления и приобрести мужество, крепость и ясное мышление. Поэтому полезнее привести примеры не того, как мир в своей злобе старается показать несостоятельность аскетизма и плохую жизнь монахов нынешнего времени (не понимает он, что этим только порочит самого себя, ибо монахи не с неба пришли, а из того же мира вышли, и так как они составляют в общем всегда лучшую его часть, наиболее воспринимающую добро и зло, то спрашивается, какова же чернота внутренняя его самого после этого?!), а полезнее привести примеры обратные, как мир не может не признать заслуг монашеских, как не может сам не взяться за их делание и приемы душевного воспитания, когда волны людской пошлости, разврата и невежества начинают захлестывать общественные идеалы.

(“Основы искусства святости”)

[ 44 ] См. о храме в Αω.

[ 45 ] На теперешний взгляд покажется странным, что люди из разных стран, только что познакомившиеся и пошедшие в такой длинный, полный всяких приключений путь, после первых же приветствий замолчали. Ведь тут-то бы и разговоров не обобраться... “Давно ли вы здесь? Как вам понравился город и люди? Какие церковные новости? Из каких мест вы происходите? Какова у вас жизнь? А мы туда-то идем... В наших странах то-то происходит и то-то случилось...” и т.д.

Если не было нужды в расспросах св. старцу и если Григорий не смел обратиться к последнему, то младшие спутники старца и Григорий могли бы легко между собою сойтись.

Но то было иное время. Тогда были в действии такие заповеди: “Не расспрашивайте с любопытством о временных делах мира сего, чтобы не уподобиться отхожим местам, куда всякий идет для извержения излишеств чрева, отчего те места всегда наполнены смрадом.

Если отправишься в путь вместе с братиями, то удаляйся несколько от них, чтобы сохранять молчание; и, идя путем, не смотри туда и сюда, но поучайся умом своим (полезному) или молись Богу в сердце своем.

Если пойдешь в город или селение (ради нужды), то держи свои очи опущенными вниз, чтобы чрез них не получить тебе повода к брани в келье твоей.

По возвращении твоем никому не рассказывай того, что услышишь вне монастыря, и сам не удерживай того в памяти. Если будешь хранить уши твои, то не согрешишь языком твоим”, — и многое другое. — Преп. аввы Исаии, отшельника египетского. Слово 3-е, 4-е, 5-е и другие, Сергиев Посад, 1911 г., стр. 13.

[ 46 ] О них см. в Чет.-Мин., Лавсаике, и друг.; о первохристианских паломниках можно прочесть Martigny, Dictionnaire des antiquites chertinnes, ect., рр. 624-626, l’art. “Pelerinages”, Paris, 1877, и др.

[ 47 ] Некоторые из них ни разу в жизни не бывали в своем губернском городе и тем более никогда не слыхали о Парижах и Ниццах, но зато десятки раз видели Царьград и бывали в Св. Земле. В 1914 г. одну из таких паломниц я сам встретил на пароходе из Палестины. Неутомимая, живая 78-летняя старица, духовная дочь о. Иоанна Кронштадтского, она совершила со мной свою 13-ю ежегодную поездку!

Поучительный пример! “Темные”, по взгляду мира, крестьянки, масса которых обычно, кроме своей деревенской невылазной грязи, ничего не видит, превосходно знакомы с заграничными порядками, не хуже господ справляются с таможенными и путевыми приключениями, превосходно знают западные страны (при путешествии к св. Николаю Чудотворцу в Бар-град) и как нечто недостойное внимания после святынь и Креста — попирают мысленно “чудеса цивилизации”.

[ 48 ] М. Пуаре, Сицилия. Путевые заметки, стр. 71-76, sine loc. et dat.

[ 49 ] Так у св. Димитрия Ростовского, т. XI, стр. 275.

[ 50 ] О том, как путешествовали древние монахи-подвижники, чем занимались дорогой, сколько ели и пили, дает понятие следующая цитата из “Лавсаика” Палладия, гл. 30:

“...До скита нам было 40 поприщ, — рассказывает автор. — В продолжение пути мы дважды ели и трижды пили воду. А он (один египетский подвижник по имени Эроп) совсем ничего не ел и, идя пешком, прочитал наизусть 15 псалмов, потом великий псалом (т.е. 118-й), потом послание к Евреям, потом Исаию и часть Иеремии-пророка, затем евангелиста Луку и притчи. И при этом он шел так, что мы не могли поспевать за ним...”

Прелесть, в которую впоследствии впал Эроп, нисколько не обесценивает этого сообщения, потому что: 1) она случилась с ним после, 2) не сами по себе богомыслие и молитва принесли ему вред, а гордость. Делание же его во время пути, хотя и не в столь крайних размерах, было обще всем отцам [2]. Лавсаик, СПб., 1873, стр. 139.

[ 51 ] Описание Палестины с указанной стороны находится в бессмертном творении Иоанна Мосха и Патриарха Софрония “Луг Духовный” (изд. Св.-Тр. Лавры, 1896 г.). Дата его составления как раз падает на время жизни св. Григория, т.е. на конец пятого и начало шестого веков.

См. еще П. Сладкопевцев, “Древние Палестинские обители и прославившие их св. подвижники.” Вып. III-IV (обит. V-VII века), СПб., 1904.

[ 52 ] См. примечание 49.

[ 53 ] Св. Димитрий Ростовский, Чет.-Мин., 23 ноября, житие св. Григория Акрагантского.

[ 54 ] Авва Марк поставил логическое ударение на “стадо Христово”. В этом глубокий смысл. Разные стада бывают, и есть стадо Христово (Иоан. 10, 14), стадо избранников Божиих (Мф. 22, 14), и оно — немногочисленно (Лк. 12, 32). Мало называть себя Христовым, как это делают разные еретики, сектанты и т.п., надо быть православным и иметь в себе благодать Христову и еще нечто большее (св. Варсанофий Великий, Руководство к духовной жизни, nº 417), и тогда только можно будет сказать, что такой-то принадлежит к “стаду Христову”.

Подобный же смысл имеют слова Богоматери, явившейся преп. Серафиму, после того как его избили разбойники. Указывая на него не видящим Ее врачам. Она сказала: “Что вы трудитесь? Сей от рода нашего...” Следовательно, особого рода, к которому не все из христиан и монахов принадлежат. Это надо помнить, потому что приводит к смирению. — Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря, сост. Архим. Серафим. (Чичагов), СПб., 1903, стр. 86; св. Симеон Новый Богослов, Творения, М., 1890, 2-е изд., т. I, стр. 65, 149-150, 219-220, 248. 255, 265; т. II, стр. 12 и мн. др.

[ 55 ] Добре, доброта... (χαλω̃ς, τò χάλλος). Οервоначальный уклон этих слов эстетический, а не этический, т.е. доброта — не “доброта”, а — “красота”, нечто прекрасное. Сюда подойдут также значения: изящество, великолепие, внутреннее совершенство, слава и т.д. (ср. Пс. 44, 3, 12; 46, 5; 77, 61).

Следовательно, “доброта души” не единичное нравственное качество мягкосердечия и не соединение многих добрых дел (добродетелей) воедино, как попало, лишь бы их было много, а художественный синтез их, прекрасная целокупность, такое состояние души, при котором оно сохраняет в себе черты своего первозданного образа и первоначальной красоты (Быт. 1. 31) (ὶδου χαλὰ λίαν). Εсли последний утерян, то его можно восстановить не иначе, как подвизаясь и творя добродетели с помощью аскетики, этой науки о художественном спасении, а не по собственному лубочному мышлению. Для этого надобен, конечно, не диплом об окончании высшей богословской школы, и по меньшей мере опытное знакомство со святыми отцами или — это уже большое ручательство за успех! — непрерывное общение с живыми (непременно духоносными) руководителями сокровенной в Боге жизни.

Но спастись, т.е. не попасть в ад, и без аскетики (разумею здесь — без трудов), всего в 3 дня покаяния и даже скорее при помощи Божией, можно. — Подробнее о значении слова “доброта” можно прочесть у свящ. П. Флоренского, “Столп и утверждение истины. Опыт Православной Феодицеи в 12-ти письмах”, М., 1914,стр. 666-669.

[ 56 ] Постановления Апостольския, III, 16, стр. 117, Казань, 1864.

[ 57 ] Пользуюсь редким изданием из своей библиотеки “Пешеходца Василия Григ. Барского... Путешествие к святым местам”, и проч., издание светл. кн. Гр. Потемкина при Имп. Академии Наук, 1778, стр. 135, 136, 320, 346, 355, 400, 477.

[ 58 ] Древняя мера длины — Mille passuum, римская миля, 1478.7 m — это 1 верста 193 сажени.

[ 59 ] Жизнь пустынных отцов пресв. Руфина, (Эпилог), пер. свящ. М. Хитрова, Св.-Тр. Лавра, 1898, стр. 114-115.

[ 60 ] Напомню здесь только о том, как и архидиакон слышал голос ангела в третий раз, ибо отсюда выводы: что голоса эти были не галлюцинация Григория; что последний не простой человек, а нарочито охраняемый и вспомоществуемый Промыслом Божиим, т.е. будущий светильник Церкви; что об этом должны знать иные люди, чтобы прославить за это Бога, а не должно это было быть скрыто (хотя бы по смирению) самим Григорием; что об исчезновении последнего надо было оповестить близких и не дать им без нужды печалиться (хотя архидиакон по малодушию сделал наоборот) и т.д., и т.п.

[ 61 ] Я оставляю это мягкое церковнославянское слово без перевода, но считаю небесполезным сделать замечание.

[ 62 ] Буквально “странного” — странника, странствующего, отсюда можно: незнакомого, заезжего... Кому какое значение нравится.

[ 63 ] См. цитату из А. Курэ (“Палестина под властью христианских императоров”), в Введении, гл. IV (свящ. М. Хитров) к “Лугу Духовному” [8].

[ 64 ] [8], гл. 40, 187.

[ 65 ] Общий для всех закон — не переменять духовного отца. Он вызван, кажется, душевной неустойчивостью и непостоянством новоначальных: некоторые из них любят переходить от одного старца к другому и выискивать у них дары прозорливости, рассказы о видениях, проявления мягкосердечия и проч. Подробно у Симеона Благоговейного, подвиде, слово, n° 36. — Αω, § Послушание.

Но некоторых Промысл Божий ставит в особые условия, и они, по любимому выражению древних, как пчела летают с цветка на цветок, выбирая у каждого себе полезное и не получая от этих перемен никакого вреда. Поразительные примеры этого дали Антоний Великий (у св. Афанасия, “Жизнь Антония” , n° 3), Иоанн Кассиан Римлянин, Палладий, Руфин и многие другие.

Григорий, уже получивший первоначальную закваску дома, теперь смотрением Божиим обходит отцов-подвижников для большего углубления своих духовных познаний. Не от тягостей послушания он бегал, а искал новых и больших.

[ 66 ] Плод послушания и признак духовного устроения: помысл добрый, но Григорий его поверяет чрез исповедание духовным отцам, прося у них при этом еще молитв. Сразу виден будущий подвижник.

[ 67 ] Мы ни во что не ставим то, что видим людей. Но на самом деле не только разговаривать с ними, но и видеть их только — великая милость Божия. Авва Дорофей, XVI (“К келиотам”), стр. 176, в конце, изд. 1904; Достопамятные Сказания. Об авве Макарие Египетском, п° 37. Из-за того, что подвижник имел возможность видеться с людьми. Бог даже лишал его видений. Подробности и примеры у св. Исаака Сирина. Слово 21-е, Сергиев Посад, 1911. стр. 95. Цитаты рекомендуется прочесть в подлинниках. У меня приведены в Αω, § Царский путь.

[ 68 ] “Луг Духовный”, [8] гл. 1.

[ 69 ] Там же, гл. 19, 21.

[ 70 ] Цитата (дополненная) из Сладкопевцова [8], стр. 201-203.

[ 71 ] [26]. гл. 19.

[ 72 ] Хотя пустынники стяжали непрестанную молитву, но в известные часы, назначенные церковью, они молятся и ее молитвами. Подробно об этом у Исаака Сирина [24], стр. 105. Также в житии преп. Марии Египетской (Чт.-Мин., 1 апреля) о молитве аввы Зосимы.

Хотя пустынники стяжали непрестанную молитву, но в известные часы, назначенные церковью, они молятся и ее молитвами. Подробно об этом у Исаака Сирина [24], стр. 105. Также в житии преп. Марии Египетской (Чт.-Мин., 1 апреля) о молитве аввы Зосимы.

Итак, если святым великим нужно чтение часов (3-го, 6-го и 9-го и пр.), то как не нужно нам?!.. Первые христиане (апостолы) (Деян. 3, 1) и даже еще наши предки Святой Руси строго это наблюдали (Н. Костомаров. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI — XVII столетиях, СПб., 1860, гл. XI, стр. 93-94), на что указывают молитвословы для мирян времен Петра и Иоанна, Екатерины (у меня есть такие), содержащие полунощницу, полные часы и проч.

[ 73 ] В древности всю службу обычно правили посредством пения, а не чтения; разве только Священное Писание читали, но Псалтырь опять-таки пели на особый манер (от которого осталось теперь только одно наименование — στιχολογια, “ρтихословие”). Чтение появилось одновременно с леностью и упадком горячности и любви к продолжительности и труду богослужения. Но в Пасхальную Заутреню, хотя и сокращенно, но все же древний чин держится повсеместно еще доселе.

[ 74 ] Чт.-Мин., 8 мая, житие Арсения Великого.

[ 75 ] В светской мировой литературе представляет подобный пример “Граф Монте-Кристо” А. Дюма (герой знаменитого романа). На этом превращении деревенского пария в утонченного по воспитанию и образованного графа держится вся интрига романа и приковывается внимание читателя. В самом деле, войти в тюрьму неотесанным мужиком, а выйти из нее образованным человеком, знающим полдюжины языков и университетские науки, такое положение не может не заставить умного человека задуматься и попытаться подражать этому. И многие, как всем известно, подражали с успехом и в настоящее время, хотя и по-своему.

Острота (пикантность) интереса в таких случаях увеличивалась особенно тогда, когда процесс перевоспитания не был известен окружающим и являлся для них неожиданностью. Это отмечено даже в Евангелии — фарисеи удивлялись Христу и говорили: како Сей книги весть не учився?.. (Иоан. 7, 15).

[ 76 ] Из тропаря преподобным (Нилу, Феоктисту и другим).

[ 77 ] Деяния Вселенских Соборов, т. V, стр. 6 (“Истор. сведения о Пятом Вселенском Соборе”); Е. Арсений, Летопись Церковных событий, и проч., стр. 219-223; свящ. М. Хитров, Примеч. к гл. 4 и 19, стр. 11, 26, цитированное издание.

[ 78 ] Речь идет, очевидно, о переписке книг, а не о составлении их. — У преп. Феодора Студита есть подробные епитимий, предназначенные “каллиграфу” (т.е. переписчику книг, выбираемому, понятно, из тех, кто обладал красивым почерком, χαλλι-γςαφία) ηа проступки по своему послушанию.

По ним можно составить представление об организации этого дела в древних монастырях. Феодор Студит. Творения, т. II, СПб.. 1908, стр. 842 — 843; “...епитимий “общие всему братству против нарушающих правило в церкви”, о каллиграфе, nºnº 53 — 60”. — Специально о каллиграфах.

[ 79 ] См. отдельное житие его.

[ 80 ] [19].

[ 81 ] Эти два слова вставлены мною для связи.

[ 82 ] О них в житии св. Евтихия [36] (по епископу Иоанну Смоленскому, II, 325).

[ 83 ] [34]. См. также у еп. Иоанна Смоленского, Опыт Курса Церковного законоведения, СПб., 1851, т. II, стр. 325, 326. — Подробно в житии св. Евтихия.

[ 84 ] Этим объясняется, почему в древнее время многие жены, вынужденные обстоятельствами, тайно спасались в мужских монастырях под видом мужей (евнухов) и могли остаться неузнанными.

См. Жития преп. Матроны (9 ноября), Евгении (24 декабря), Аполлинарии (5 января), Феодоры (11 сентября) и друг.

[ 85 ] См. невероятные и ужаснейшие примеры в моей книжке “Епископ” (по Болотову, Ш, 181).

[ 86 ] Εΰςιπος — узкий пролив (наименьшая ширина его 240 футов) между островом Евбеей и Беотией с Аттикой. По древним греческим сказаниям, вода в нем прибывает и убывает семь раз в день и семь раз ночью. Любкер.

[ 87 ] Св. Иоанн Златоуст, Творения, СПб., 1898, т. I2, стр. 436 — 438, passim — “О священстве”, Слово III, nº 15.

[ 88 ] Порядок был такой: народ избирал кандидатов, а областной архиерей утверждал достойного. Правило 4-е Никейского Собора (Первого Вселенского). Без согласия областного епископа (митрополита, папы и пр.) избрание было недействительно. Правило 6-е Первого Вселенского Собора и друг. — Книга Правил, (Правило 19 Антиохийского Собора), М., 1911, стр. 39-40, 165.

[ 89 ] Читатель, наверно, уже заметил, что Григорий часто кланяется старшим в ноги, не просто подходит под благословение к старцам и епископам; а наперед поклонившись им в ноги. Кроме личного смирения (срв. поведение, в особенности, преп. Серафима Саровскаго, кланявшегося приходящим в ноги), это объясняется заветами старчества и подвижничества. — См. Лествица.

[ 90 ] В славянском: “Послаби ми мало рабу твоему, отче честнейший, да размышлю и отвещаю о сем твоей святыне”.

[ 91 ] О древней форме благословения в виде возложения рук, см. у меня Αω.

[ 92 ] В славянском переводе: “Радуйся, Госпоже Феодотие”.

[ 93 ] В славянском: “Чадо мое сладкое”.

[ 94 ] Всенощная, или, как народ выражается, “всюнощная”, действительно оправдывала свое наименование, и служба эта не считалась привилегией или обязанностью только монахов. Во всяком случае, должно обратить внимание каждому не на продолжительность службы, а на время ее. Кто хочет научиться молиться и получать на каждый затраченный рубль, выражусь фигурально, не 2-3, а 100 процентов прибыли, должен молиться ночью. Если бы у нас, особенно в городах, были службы (“всенощная”) не с вечера, а с полночи или хотя бы с двух-трех часов ночи, то у молящихся совсем было бы иное настроение души и во время самой молитвы, и после, дома, посреди житейской молвы. Описать его словами невозможно, да и бесполезно, ибо оно во власти каждого.

Но враг, зная, что христиане нарушают заповедь Спасителя и апостолов (Лк. 6, 12; 1 Тим. 5, 5) и чрез это многие пойдут к нему в ад, если не загладят проступки иными добрыми делами, и зная, что они лишаются (даже не подозревая этого) чрез это многих великих духовных благ и сокровищ, нарочно устраивает культурно-общественную жизнь так, чтобы на действительное время церковных служб падали мирские развлечения, выматывающие у человека все душевные и телесные силы (танцы, карты, спектакли, кино и проч.). И поэтому Церковь находится в затруднении: если назначить службу на ночь и утро (с двенадцати до четырех или с двух до шести часов), то умученных суетой и служением делу и только что, недавно легших спать людей не поднять на молитву, а если перенести службу на вечер, значит поставить себя почти в необходимость применить искусственные средства для отвлечения внимания молящихся от суеты за окнами храма, чрез поющих дьяконов, оперных певцов и солисток, занимательные новшества в уставе, ораторскую проповедь и проч. Из двух зол приходится выбирать меньшее *, но много ли каждый унесет благодати из церкви в последнем случае и сумеет ли загладить слезными прошениями грехи свои, содеянные хотя бы за предшествующий день, пусть каждый сам решит... А мы ведь в церкви должны искать не легкого развлечения, а покаянного молитвенного подвига и труда. “Всякая молитва, — говорит один великий древний делатель ее, — в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души”. (Приведено у Исаака Сирина, Творения, Слово 11-е, Сергиев Посад, 1911, стр. 52).

* В некоторых приходах на Рождество, например, Крещенье и проч. два раза одно и то же служат и утром и вечером.

Нормальный порядок, по крайней мере в личной жизни, потому что только в ней каждый волен, легко можно установить. Если мы с вечера не спим до двенадцати, до часу ночи и после жалуемся, как же в полночь встать на молитву, то, очевидно, себе противоречим. Будем ложиться в полдевятого-девять часов и превосходно выспимся до двух.

Если находим силы сидеть в гостях трудные для всего живого часы с девяти до двенадцати или до двух (куры, всякая скотина даже в это время спит, а она делает то, что согласно с ее природой), то, несомненно, легче перенесем, если будем в эти часы спать, а утром молиться. Никто не требует непременно и того, чтобы мы ночь простаивали на молитве; довольно с каждого мирянина полчаса-часа домашней утренней молитвы. Остальное время до ранней обедни (тогда, конечно, он почувствует ежедневную нужду в ней) он может провести в обычных делах по хозяйству.

Таким образом, здесь речь идет не о бдении в узком смысле (специальность подвижничества), а о перестановке только часов (полных) сна. И этого довольно, чтобы получить большие выгоды, кроме духовных. Этим достигается: 1°) распорядок жизни, сообразный с природой, следовательно здоровый (даже трава, днем пыльная и без запаха, утром, на восходе солнца, преображается и благоухает, и кто любит природу, но не видит ее в это время, тот теряет величайшее наслаждение); 2°) продуктивность работы, потому, что кругом все тихо, никто нам не мешает ни думать, ни делать (любители, чтобы их не трогали и под руку не подговаривали, особенно должны быть довольны), мысль чиста, тело бодро, дух легок и энергичен; 3°) приобретение большого количества свободного времени, ибо этим оно освобождается от мирских повинностей; 4°) возможность жить церковной жизнью, начинать день с благословения Божия, получая его за храмовым утренним богослужением, и чрез это иметь успех во всех делах... Перечислить всего невозможно. Одним словом, человеку откроется тогда новая жизнь, новое миропонимание и умственный свет. Из-за этого стоит начать работать.

Конечно, чтобы отстоять себе этот порядок вещей, придется понести скорби. Но ведь без них спасение вообще невозможно.

[ 95 ] В славянском звучит, конечно, мягко: “Неправду лживая жена сия глаголет”. Но думается, по-русски это выражается грубее.

[ 96 ] Тогда не только исполняется отрицательно добродетель, как учит Псалмопевец (“уклонися от зла” — Пс. 33, 15), что еще мало для спасения, но и положительно (“и сотвори благо”). Можно всю жизнь прожить и “мухи не обидеть” (что многими в пример ставится), но, с другой стороны, при этом ни разу даже не подумать, наслаждаясь здоровьем и земными благами, что есть калеки и нищие, которые желали бы насытиться от крупиц, падающих от трапезы их (Лк. 16, 21), и не имеют этого, и что, позволив им собирать их, мы, конечно, от этого не разорились бы. И сколько таких примеров!.. Какая-нибудь “звезда” кино, любимица мировой публики (следовательно, не один человек, а сотни тысяч, миллионы людей не замечают ее недостатков), жалеет и ласкает разных собачек и лошадок, от которых иногда и погибает, заражаясь, но в то же время, сверкая бриллиантами и рубинами, не задумывается над тем, что последние, в сущности, кристаллизованные сгустки пота и крови каторжан труда, никогда не видящих в шахтах даже дневного света, и ее меньших братии. Грозные обличения и громовые угрозы апостола Иакова, брата Господня, не достигают уха таких людей (Иак. 5, 1-4), потому что заткнуты (Деян. 7, 57; 28, 27).

Раскрытие текста Псалмопевца с точки зрения агрессивной — неуклонно шествующей впереди и приснодействующей — добродетели см. у преп. аввы Дорофея, Душеполезн. Поучения, IV, Св.-Тр. Лавра, 1904, стр. 58. Вообще в Писании не только запрещается грешить, но и замерзать на одном месте. Читай страшные слова на этот счет в Откровении, 3, 15-16.

[ 97 ] После таких занятий, конечно, потянет не дома сидеть, а на люди. А на людях какое же спасение?..

[ 98 ] Отсюда происходит аскетизм вообще (во всех религиях, не исключая и языческих) и монашество с православным подвижничеством в частности. Отсюда же легко опровергаемые и несостоятельные мнения: “Богу ваши посты не нужны”, “Он Сам на браке был, вино пил, восхищался полевыми лилиями” и прочее; все, следовательно, “монахи выдумали”... Что из того? Богословы знают, еще прежде этих выражений, что Бог телесного поста, самого по себе, не требует (Ис. 58, 3-10), следовательно, и что Он вино пил, в гости ходил, и лилии упоминал (что “восхищался”, остерегаюсь сказать)... (Мф. 11, 19; Лк. 7, 36; Иоан. 2, 1-11). Но мы находим в Слове Божием противоположные этим тексты, оправдываемые опытом и практикой не совершенных, святых людей, а обыкновенных, рядовых, как и все мы, для которых требуется бежать от искушений, когда они восстают на нас (Мф. 10, 23; Мф. 2, 18; 1 Кор. 6, 18), или бороться с ними при помощи воздержания, а не сладкопитаемой жизни, в той мысли, что мы в силах якобы победить диавола с помощью одной только логики и диалектики. Ср. Лествица, XV, 24. Странное дело! Люди не верят в чудеса и постоянно требуют, чтобы не только святой, но и грешный человек непрерывно чудеса творил, ходя, например, полураздетым и совсем раздетым (при спорте, физкультуре, морских купаньях, солнечных ваннах, танцах, и проч.) в обществе лиц другого пола, не тревожился бы похотью, ибо что иное значат ссылки некоторых на свой “темперамент”, на “природу”, требующую своих “прав” и т.п.? Какой тут темперамент и природа! При таких условиях нашей жизни и добровольном следовании им даже скопец бросится на женщину...

Если бы те, которые жалуются на требования природы, вели себя не только в присутствии лиц иного пола, но и наедине с самими собою целомудренно (“солнце не видело моей наготы”, как говорили про себя некоторые подвижники (цы), жили воздержно, т.е. не расслабляя себя вином, жирной мясной пищей, танцами, страстной музыкой, романами, флиртом, и проч.) и после этого жаловались бы на темперамент, тогда можно было бы их заявления принять во внимание и согласиться, что аскетизм и страдания не нужны, так как с ними и без них все равно нельзя обуздать страсти. Но этого нет. При остром, подвижническом, т.е. истинно христианском, по Евангелию, житии, страсти врачуются, а при пространном и сластолюбивом — свирепеют и низлагают человека в грязь.

[ 99 ] Подробно у Исаака Сирина.

[ 100 ] О древнем женатом епископате.

[ 101 ] Это не один из 9-ти помесных Соборов, перечисляемых во втором правиле Трулльского Собора (VI-го Вселенского) и обычно разумеемых, когда говорится, что Православная Церковь признает “девять поместных Соборов”. В силу Апостольского правила (37-го) понятно, много было в древнехристианские времена Соборов. Н. Заозерский в “Прибавлении к творениям св. отцов”, 1890, nº 4, 282 (Проф. М. Остроумов, Введ. в прав. церк. право, Харьков, 1893, I, 199), но Гефеле, начиная с IV века до половины V-го, насчитал 58 поместных Соборов, издавших в совокупности не менее 1129 правил.

[ 102 ] Как трудна добродетель послушания!.. Недаром она всех выше, скорее и вернее всего освобождает человека от страстей и дарует сверхъестественные дары пророчеств и чудотворения.

[ 103 ] Употребляю это грубое выражение вместо славянского в подлиннике Димитрия Ростовскаго “волхвование”, чтобы передать точнее состояние раздражительности заговорщиков, которые, конечно, в образе выражения своих чувств не стеснялись.

[ 104 ] О волшебстве см. житие св. Киприана и Иустинии. Оно — факт.

[ 105 ] Вот гнуснейшая клевета! Смиреннейший человек и вдруг будто бы сам себя называл святым! Но народ, действительно, так на него смотрел. И еще интересная подробность и передергивание фактов: величайший подвиг постоянного воздержания и поста Григориева ради Бога (“не ест, не пьет”) подвергают хуле и поносят как выражение чистого сатанинства!

[ 106 ] Этим способом изгонялись с кафедры и предавались суду в древности свв. Иоанн Златоуст, Афанасий Великий, у нас — Иоанн Новгородский (который на бесе в Иерусалим ездил), Василий Рязанский; срв. также жития св. Григория Неокесарийского Чудотворца, Ефрема Сирина, Макария Египетского и мн. друг.

[ 107 ] К этому читаем у аввы Дорофея, XIII, [24].

[ 108 ] Подробности в приложении. Цитата как будто из Древн. Патерика Афон. изд.

[ 109 ] Выше, в главе VI части I.

[ 110 ] В славянском: “убояся зело”.

[ 111 ] Еще в Ветхом Завете Богом для некоторых лиц, заслуживающих извинения, хотя и преступных, были отведены особые места, попавши в которые, они были в безопасности. Это были или целые города (Числ. 35, 13-14; И. Нав. 20, 7-8), или скиния, храм, и именно в них — рога жертвенника. Ухватившийся за них, хотя бы был и великий преступник, кроме вольного убийцы (Исх. 21, 14), был защищен от смерти (срв. 3 Цар. 1, 50). Отсюда выражение в Евангелии и Псалтири: “рог спасения” (Лк. 1, 69; Пс. 17, 3; срв. 2 Цар. 22, 3).

Рога (по-еврейски “карнот”) (Исх. 27, 2) — это возвышения по четырем углам жертвенника, имеющие подобие рогов животных.

Если один из них или все ломались, жертвенник терял свой священный характер. Они были и у языческих алтарей, изображения которых можно видеть, например, на фресках Помпеи в Неополитанском музее (“Храм Изиды”).

В первохристианские времена право убежища было довольно распространено и правилами Соборов IV века рассматривается и утверждается, как уже древнее.

Martigny [3], р. 272. Оно существовало и у язычников (греков и римлян). См. Тит Ливии, I, 8, 35, 51; Тацит, Annal, III, 60, 63; Еврипид, Hecub., 149; Геродот, II, 113, и другие.

[ 112 ] В славянском языке выражение “целовавше его” обычно значит “приветствуя”, “прощаясь” (ср. Деян. 18, 18), а не русское “поцеловавши”. Но иногда означает и это.

[ 113 ] В славянском: “не веси...”

[ 114 ] В славянском: “Жив Господь, яко ложна...” и т.д.

[ 115 ] [69].

[ 116 ] В славянском: “Не мощно ми есть без суда и без повеления папы изыти от сего места”.

[ 117 ] Здесь клеветнические уста наказаны чудесно. Но можно получать наказательные болезни и естественно, хотя и промыслительно. Например, венерические.

Больше книг на Golden-Ship.ru