– Спасайся, Френки! – в ужасе возопил я.
Был прекрасный день.
Веселое солнце замерло на голубоснежном небосклоне, играя с маленькими белыми облачками. Люди и полугоблины, наряженные в праздничные одежды, шли по городским улицам – кто с ярким нарядным зонтиком, кто с корзиной для фруктов, наполненной яблоками, грушами, апельсинами.
Лучи света играли в прозрачной воде фонтана, и юркие золотые рыбки то выпрыгивали из сверкающих волн, то вновь уходили к украшенному мозаикой дну.
Франсуаз обернулась.
Зоркие глаза девушки пронзили и раскромсали улицу, не хуже рентгеновского аппарата. Но нигде, ни справа, ни слева, ни даже в бесконечной голубизне неба, демонесса не смогла найти ни малейшего призрака опасности.
Дурочка.
Я уже схватил ее за руку и тащил прочь, как волочат маленького ребенка подальше от порнографического мультфильма. Надо отдать девушке должное – она почти не спотыкалась, что на булыжной мостовой довольно непросто, а если и свернула пару лотков, уставленных апельсинами и фарфором, то тут же извинилась перед торговцами.
Хватаясь за голову, честные лавочники бросились собирать товар, пока тот не погиб окончательно, под ногами рассеянных прохожих. Некоторые из них пытались броситься в другую сторону: а именно, вдогонку за Франсуаз. Однако поскольку бежали они за ней сзади, то могли сразу же углядеть обоюдоострый меч, красовавшийся за плечами девушки.
Вот почему не в меру ретивые торговцы сразу же возвращались к своим товарам и спрашивали Небесных Богов, за что на них свалилась такая напасть.
Если бы они только знали, какая беда в этот момент преследовала меня, то тут же принялись бы благодарить Всевышних за то, что жизнь их сложилась вполне удачно, забыли бы о мелких огорчениях, пустились в пляс и раздали имущество бедным.
Франсуаз может бегать очень быстро, но как-то еще не привыкла к роли лошади в поводу, и потому мне приходилось туго.
Я втянул девушку в темный проулок и глубоко выдохнул. Не знаю, может, при этом я ненароком приложил Френки со всей силы о каменную стену, но это уже были мелочи, на которые не стоило обращать внимания.
Уперев руки в колени, я пытался отдышаться.
Франсуаз задумчиво взглянула на меня сверху вниз.
– Обычно парень принимает такую позу, когда я дам ему по яйцам, – сообщила она. – Ты первый опередил события. Какого гнома там произошло?
Если бы я даже считал нужным ей объяснять – а зачем, в принципе – то все равно бы не смог, пока не восстановлю дыхание.
– Дай-ка я попытаюсь угадать, – произнесла девушка. – Ты троеженец и увидел, как все твои три жены встретились? Нет… Задолжал кому-то асгардский медячок и теперь тебя жаба давит вернуть? Тоже качаешь головой… Решил выставить меня дурой, на всеобщее посмешище? Как делаешь обычно? Да, скорее всего, так. Ну-ка, распрямляйся, чтобы я могла врезать тебе получше.
Поскольку я все еще не мог восстановить дыхание, Франсуаз покачала головой и добавила:
– Ну не оставлять же тебя так.
Она наклонилась надо мной, положила большие пальцы на мое горло и резко сжала. Потом отпустила.
– Когда в следующий раз захочешь отвинтить мне голову, – заметил я, выпрямляясь, – так прямо и скажи.
– Для тебя это будет слишком милосердно. Кого ты увидел?
Я бросил испуганный взгляд на улицу.
Как выглянуть туда и самому оставаться незамеченным?
Я сделал осторожный шаг. потом второй, занес ногу для третьего – и тут же поставил ее обратно.
Так сильно рисковать было просто нельзя.
– Вот, – прошептал я, протягивая вперед руку. – Разве ты не видишь?
Серые глаза Франсуаз превратились в узенькие щелочки.
– Эльфийка, – констатировала она – Серая форма, острые уши, кожа бледная. Она кого-то высматривает, Майкл. Не тебя ли?
Я на всякий случай поглубже забился в проулок.
– На ее груди символ весов.
– Это ее зодиакальный знак?
– Не будь дурой. Это значит, что она представляет Высокий Совет эльфов. Какого черта ей понадобилось в этой глуши, в маленьком чудном оазисе на краю пустыни?
Франсуаз выглядела озадаченной. Озадачить ее несложно.
– Майкл, – сказала она. – Ты тоже полномочный представитель Совета. С чего бы тебе прятаться от своей коллеги?
Я покачал головой.
– Ты не понимаешь. Наша задача – ездить по разным странам и следить за тем, чтобы везде царили мир и покой. Мы словно странствующие рыцари, поклявшиеся защищать добро и справедливость. Некоторые, правда, зовут нас гнусными агентами эльфийского империализма.
– Так почему вам нельзя встречаться? Это что, проклятие?
– У нас нет иерархии. Когда два представителя Совета берутся за одно и то же дело – жди беды. Это хуже, чем два паука в банке. Но слава богу! У меня нет дел в этом чертовом, проклятом городе. Мы должны немедленно отсюда бежать. Открывай дверь, немедленно.
Франсуаз протянула руку, растворяя астральный портал.
– Куда? – спросила она.
– Подальше!
– Значит, пусть будут Острова.
Девушка шагнула в дверь первой. На полпути она остановилась и повернулась ко мне:
– Ты просто не хотел встречаться ни с кем из столицы, вести красивые разговоры и обсуждать эльфийскую старину. Я правильно тебя поняла?
– Не хотел, – согласился я. – Если бы мне нравилось водить хороводы при Совете, я бы остался там. Это гораздо почетнее.
– Ты протащил меня по всей улице, как коп шлюху во время облавы, только потому, что тебе в лом встречаться с коллегой. Майкл, ты нечто.
– Приму это как комплимент.
Я уже почти вошел в дверь, когда мои часы зазвенели.
Строго говоря, они не зазвенели, а завибрировали. Золотой эльфийский брегет не издает звуков. Достав его, я открыл крышку и сморщился от неудовольствия.
– Вертайся назад, – хмуро пробормотал я. – И закрывай к гному этот портал. Мы остаемся здесь.
Я сделал шаг назад и запрокинул голову.
– Вот она, – сказал я. – Водонапорная башня. Франсуаз приложила ладонь к глазам, глядя вверх.
– Да? – спросила она. – Мне всегда клалось, они должны быть маленькими – ну, вот такими…
Девушка показала рукой.
– Тьфу, я и правда говорю, как начинающая шлюха, впервые увидевшая минотавра без штанов.
– Ее выстроил великий мудрец Иль-Закир, из города Маназира, – пояснил я. – И ты не первая, на кого это зрелище оказывает столь сильное впечатление. Правда, сомневаюсь, что всем остальным удавалось найти столь цветастые слова…
Здание, рассекавшее перед нами небо, скорее походило на величественный зиккурат. Все оно состояло из металла; двадцать девять ярусов возносились вверх, один за другим, и с каждого на нижний низвергались потоки искрящейся воды.
– Любой этаж здесь выше предыдущего на три с четвертью фута, – заметил я. – Поэтому снизу создается иллюзия, что они равной высоты. Будь так на самом деле, ярусы казались бы разными… Забавная игра зрения.
Я подтолкнул девушку в спину, увлекая ее вперед.
– Система фонтанов, которую ты видишь, не имеет ничего общего с системой забора воды из скважины. Она здесь только для красоты.
Чем ближе мы подходили, тем выше казалось здание.
– Башня Иль-Закира обеспечивает водой долину. Если она рухнет, все здесь покроется водой, на три сотни миль вокруг. Поток снесет постройки, смоет посевы. Погибнет приблизительно триста шестьдесят тысяч человек… А через пару дней вода уйдет в землю, и весь край превратится в пустыню.
Я улыбнулся.
– Именно это и произойдет в день церковного праздника, который справляют в это воскресенье. Маленький Апокалипсис для милого оазиса. Вот почему Великий Совет хочет, чтобы я пока что остался здесь.
– Эльфийская пословица гласит: ищи силы в узах, что связывают тебя с миром, – произнес я. – Оросительные каналы, которые берут здесь свое начало, и есть нити, объединяющие этот земледельческий край. Правда, народная мудрость умалчивает, какой облом тебя ждет, когда эти связи порвутся…
Водонапорная башня не имела входа. Вокруг нее, то поднимая вверх копья, то вновь беря их на плечо, маршировали четверо стражников. Или их фортели с оружием представляли собой сложный священный ритуал, или у гвардейцев просто время от времени затекали руки – я так и не понял.
– Поговорим с ними, Френки, – заметил я. – Уверен, у них сразу поднимется настроение от моих новостей. Прямо подлетит выше этого здания…
Я решительно направился вперед и потому не сразу заметил, как площадь под моими ногами начала расходиться. Она просто разъезжалась на части, как лед на реке весной.
Люди, которые маршировали вкруг башни, нимало не обращали на это внимания. Казалось, ничего странного вообще не происходит.
– Беги! – закричала девушка.
Это был крайне полезный совет. Даже пьяный гоблин поймет, что бегать по крошащемуся льду – занятие для самоубийц, полудурков и профессиональных политиков.
Но такова уж моя Френки – всегда скажет что-нибудь полезное.
Я взглянул себе под ноги.
У старины Майкла (то есть меня) был один шанс из двух. Либо я стою на достаточно крепком куске, или уже давным-давно лечу в пропасть.
И я сомневался, будто внизу меня поджидает Белый Кролик, готовый указать путь.
Мне повезло. Не знаю, почему и чем я заслужил у судьбы такую удачу. Наверное, Небесные Боги решили на сей раз поддержать меня, чтобы в следующий раз было еще смешнее врезать мне между глаз.
Моя льдина – или на что там распалась поверхность площади – оказалась довольно крупной. Разваливаться она, кажется, тоже не собиралась. А, впрочем, кто собирается? Все просто летит к чертям, в самый неожиданный момент.
Но на пару секунд я мог об этом не беспокоиться.
Френки оказалась в положении посерьезнее. Трещина прошла прямо между ее стройными ножками. Теперь девушка балансировала на двух крошечных островках, каждый из который грозил перевернуться, как заправский оборотень.
– Прыгай, – приказал я.
Конечно, было много вопросов, над которыми следовало задуматься, прежде чем отдавать такую команду.
Почему городская площадь, ровная и прочная, вдруг превратилась в гном знает что.
Какая опасность таится под ее разъехавшимися обломками – просто болото, песок или бездна, сорвавшись в которую, ты не долетишь до конца даже к Судному дню.
И главное – не треснет ли к чертовой матери мой островок, если перетащить на него еще и Френки.
Вопросов, как вы видите, было много, поэтому я предпочел не отвечать ни на один из них, а просто крикнул девушке:
– Прыгай!
Френки прыгнула.
Два маленьких островка, на которых она стояла, качнулись под ее тяжестью и пару раз повернулись, как делает колесо рулетки перед тем как остановиться.
Я протянул руку, чтобы поймать девушку. Но она устремилась не в мою сторону, а на другую льдину, в десятках двух футах от меня.
Кожаные сапожки коснулись поверхности островка. Тело девушки напряглось, готовое совершить новый прыжок, если островок под ней уйдет в бездну. Но этого не произошло. Франсуаз выпрямилась во весь рост, и длинная дайкатана словно сама легла ей в руку.
Теперь я мог осмотреться.
Мне часто приходилось слышать выражения типа «земля уходит из-под ног» или «провалиться сквозь землю». Помню, как хотелось мне сгинуть от стыда в тот день, когда на торжественной церемонии в колледже я забыл слова своей речи и несколько страшных минут провел в молчании, а на меня смотрели тысячи глаз.
Может, тогда кто-то из Богов услышал мою молитву, но у него только сейчас дошли руки ее выполнить?
Значит, не вовремя.
Я заглянул вниз, за край островка. И увидел только тьму.
Четверо стражников по-прежнему маршировали вокруг башни. Мне показалось – нет, гном побери, я был совершенно уверен! – что под касками они прятали злобные улыбки.
Нечасто, видать, доставались им такие развлечения.
– Майкл, площадь пустая, – бросила Френки.
И верно.
Следовало надавать мне оплеух за то, что я не понял этого сразу. Но нет – огромная водонапорная башня заняла все мое внимание. Я разливался певчим птеродактилем, расписывая перед девушкой все детали об этой поганой достопримечательности.
И не заметил, что огромная площадь вокруг была совершенно пуста.
Ни человечка, ни гоблина, ни лотка с апельсинами – здесь не нашлось места даже для виселицы или дыбы. Значит, люди знали, что ходить и строить здесь опасно.
Тогда какого черта я поперся сюда?
Все эти сожаления пронеслись в моей голове, как товарный поезд, оставив такой же грохот. Слишком не хотелось мне здесь оставаться, слишком неприятна была мысль о том, чтобы встречаться с чиновницей из столицы – вот я и распустил свои острые уши, забыл об осторожности.
Теперь следовало решить, что делать дальше.
Площадь под моими ногами больше не разъезжалась, однако и намерений склеиться вновь тоже, пожалуй, не испытывала Мне предстояло допрыгать по плавающим в пустоте островкам до одного из берегов. И надеяться, что я еще не разучился играть в горного козла.
Куда?
В город или же к башне, где скалят зубы в ухмылке охранники.
Это не вопрос.
Надо же стереть с их морд эти мерзкие улыбочки. Скажем, самих в пропасть побросать.
И тут случилось то, что всегда происходит в таких случаях.
Будь я столь же умен, как делаю вид, мог бы догадаться заранее.
Плохо было не то, что площадь пустая.
Следовало подумать о тех, кто мог на ней появиться.
Раздался свист.
Такой резкий, что у меня заложило уши.
Я присел. Будь у меня хоть немного времени подумать – скажем, годик-парочку, – я бы понял, что так поступать не следует.
Льдина, на которой я стоял, сразу же зашаталась, задергалась и стала такой же предсказуемой, как юная девушка в тот момент, когда первое свидание плавно перерастает в первый перепихончик.
Я замер и постарался больше не двигаться.
А замереть, если у вас согнуты колени, весьма и весьма непросто. Оставаться же долго в таком положении может разве что заправский атлет.
К тому же выглядите вы при этом по-идиотски – словно собрались справить нужду, а штаны снять забыли; и теперь никак не в силах решиться, распрямиться вам снова или просто приступить так.
Иными словами, в тот день своими поступками я словно писал справочник для начинающего героя. Как не следует поступать, если хочешь дожить до ужина.
Френки выругалась.
Как любого из нас, меня в глубине души грызет целая стая комплексов неполноценности. Однако я не мог поверить, что такой бурной реакции удостоились мои кульбиты на льдине.
Тогда я поднял глаза.
И увидел их.
Обычно с этих слов священники начинают проповеди о том, как раз, в осенний вечерок, им явился семикрылый серафим и убедил покупать жевательные резинки только фирмы «Крошка хобгоблин».
У существ, которых узрел я, действительно были крылья. И жевать они тоже любили. Но отчего-то у меня начинало закрадываться подозрение, что, если встреча с ними и может стать темой для церковника, то только в форме поминальной молитвы.
По мне.
Твари поднимались из трещин в городской площади, словно призраки из Ада.
Гном побери, может, они ими и были – откуда мне знать.
Каждое из них состояло из двух крыльев – серых, прозрачных, как шаль на голове седой старухи-горянки, когда тонкие нити смешиваются с тонкими седыми волосами.
Два крыла – и больше ничего.
Ни головы, ни лап, ни огромных, извивающихся вокруг щупалец. Только крылья.
Твари взмывали вверх, все выше и выше, словно не они поднимались сами, а, наоборот, весь мир низвергался в пучину вокруг них.
Франсуаз выругалась снова – гораздо цветистее.
Я посмотрел на четырех стражников. Может, хотя бы теперь они перестанут ухмыляться? Пустое. Гвардейцы продолжали свой путь вокруг башни с такой сосредоточенностью, словно верили – в конце дороги их ждет посвящение в рыцари, королевна в жены и полцарства, в виде пособия по безработице.
Крылья тварей почти не двигались. Только их края, испачканные темно-бордовой полосой, медленно колебались, как пыльная занавесь на окне давно заброшенного дома.
Мне стало страшно.
Не потому, что я боялся умереть – на это у странствующего эльфа всегда найдется много возможностей.
Но эти жуткие твари, выросшие передо мной и застывшие в полном молчании – от них моя аристократическая кровь стыла в жилах, и хотелось броситься вниз, к черту, с этого островка – куда угодно, хоть в зияющее Ничто – лишь бы подальше от них.
Первое существо всхлопнуло крыльями.
Не знаю, как это получилось. Может быть, крыльев было четыре, и теперь они поменялись местами. Или же зубы просто выросли на их бесплотной поверхности – тысячи, сотни тысяч мелких прямых зубов.
В воздухе передо мной было существо, состоящее из одной сплошной пасти. Потом оно дрогнуло, как дрожит ваше отражение в озерной глади, стоит налететь ветерку.
И стало плыть ко мне.
Я уже говорил, что мне было страшно?
Мои ладони разошлись в стороны, и тугой энергетический шар начал пульсировать между ними. Обычно я не ношу оружия; его заменяет магическая сфера. Ее можно превратить в меч, щит, копье, арбалет.
Но сложно было поверить, будто хоть что-нибудь из этого списка в силах повредить твари, состоящей из одних только зубов.
Чудовище надвигалось.
Оно было похоже на парус корабля-призрака, корпус которого и мачты давно разломились и гниют теперь на дне океана, где-то под моими ногами. Старое, местами порванное полотнище, видевшее больше зла, чем может представить человек.
Серые крылья, усеянные шеренгами зубов, готовились сомкнуться вокруг меня, приняв в смертельные объятия.
Я резко развел руки, и между ними образовалась длинная энергетическая веревка. Настало время проверить, не лжет ли эльфийская поговорка.
На одном из концов шнура я оставил утяжеленный энергетический шар. Второй держал в руках. Оставалось только метнуть свое оружие и не перепутать, каким именно концом.
Мой снаряд полетел вперед как взгляд, брошенный ненавидящими глазами.
Некоторые называют это оружие «болло». Его секрет в том, что груз на конце заставляет шнур наматываться вокруг цели. Если правильно метнуть.
Я спросил себя, как долго уже не практиковался. И понял, лучше об этом не думать.
Веревка замерла вокруг чудовища, на какую-то долю секунды, очертив вокруг твари колеблющееся кольцо. Тогда я дернул.
Тварь свернулась, словно иллюстрированный журнал.
Острые зубы монстра погружались в его собственную плоть, разрывая ее на куски, кромсая, превращая в бесформенные обрывки, залитые яркой кровью.
Оно упало вниз, в темноту, куда-то под моими ногами. Я не стал наклоняться, чтобы посмотреть.
Франсуаз стояла выпрямившись, лезвие ее клинка было окрашено алой зарею смерти.
Я не знал, как девушка смогла подпустить тварь так близко, чтобы рассечь мечом. Не представлял, сколько для этого нужно храбрости – или безрассудства.
Третья тварь все еще висела над площадью. Но запах мертвых товарищей привлекал ее. Она устремилась туда, откуда явилась, чтобы пожрать погибших.
Остров под моими ногами дрогнул. Осколки снова задвигались, стремясь соединиться. Площадь перед башней мудреца Иль-Закира принимала обычный вид.
– Кто это был? – негромко спросила девушка. У Франсуаз даже не сбилось дыхание – ни от волнения, ни от физических усилий.
Френки такая. Иногда я просто боготворю ее за это.
Но чаще всего ненавижу.
Должен же человек хоть иногда уставать?
– Унамуны, – ответил я.
Уж мое-то дыхание сбилось, можете не сомневаться. Причем очень сильно.
Девушка покачала головой, и ее крепкие пальцы легли на мою шею.
Ох!
Наверное, именно так чувствует себя парень, попавший под гильотину. Ладно, теперь я могу дышать.
– Пустынные хищники. Они живут под землей, роют в песке туннели и норы.
Я склонил голову набок, желая убедиться, что она не свалится.
– Нападают на верблюдов, гигантских тарантулов, людей – всех, кто подвернется.
– Как они оказались в городе?
Когда моя голова не скатилась с плеч слева, я решил попробовать, что произойдет, если наклонить ее в другую сторону.
Но потом все же решил не рисковать.
– Раньше, пока Иль-Закир не построил водонапорную башню, это был совсем маленький оазис. Когда он бурил скважину, то наверняка повредил несколько туннелей унамунов. Вот обратная сторона градостроительства – нарушается природная экосистема. Френки, а у тебя есть аспирин?
Франсуаз безжалостно ткнула меня в основание черепа.
Два пальца, сложенные вместе, могут ударить сильнее, чем минотаврий молот.
– А почему тогда площадь рассыпалась?
Самое мерзкое, что после каждой такой садистской выходки боль на самом деле проходит. Я часто спрашиваю себя – не придумали ли медицину специально, чтобы мучить людей особенно изощренно.
– Унамунов сложно удержать под землей. Иль-Закир не хотел, чтобы они вылезали из-под каждой мостовой. Поэтому наложил пару простых заклинаний, и специально оставил им выход здесь. Полетают, выпустят пар и снова вернутся в пустыню по подземным ходам.
– Сожрут по ходу дела пару прохожих… А как же люди, Майкл?
– Жителям он наверняка сочинил, будто эти твари – волшебные стражи, которые слушаются только его. Небольшая ложь, чтобы прикрыть досадную недоделку. Башня превратила пустыню в цветущий сад. Крестьянам грех было воротить рожу только оттого, что вокруг водонапорки иногда появляются монстры. Заметь, они не устремились в город – значит, не могли.
Четверо стражников прервали свой бесконечный обход. По всей видимости, у них все же закралось подозрение, что они ходят по кругу.
Теперь восемь глаз смотрели в нашу сторону. А если учесть, что и ног у этой компании было столько же, то сравнение с пауком напрашивалось само собой.
– Каковы герои, а? – спросила Френки. – Даже и не попробовали прийти к нам на помощь.
Мне пришлось перепрыгнуть широкую трещину. Площадь собиралась из обломков гораздо медленнее, чем рассыпалась на них. Впрочем, так всегда бывает. Как сказал бы Джонатан Куэйл Хиггинс, таковы законы Вселенной.
– Дело не в этом, – возразил я. – В их обязанности входит охранять башню, а не спасать прохожих на площади. Да они и поделать-то ничего не смогли бы. У них даже мушкетонов нет.
Я прыгнул еще раз, и на этот раз мне почудилось, что я вот-вот упущу из трясущихся пальцев равновесие и растянусь по земле.
Дать девушке еще один повод пытать меня своей акупунктурой? Дудки.
– Скажи другое – они могли бы предупредить нас, что не стоит пересекать площадь. Здесь так тихо, что им даже не пришлось бы повышать голоса. Но нет – тогда бы они лишились милого развлечения. Знаешь, Френки, я б их поубивал.
Стражники о чем-то тихо переговаривались и показывали на нас пальцами.
– Не могут простить себе, что не делали ставки, – заметил я.
– Никто не думал, что мы останемся в живых… Майкл. А у них не было бы из-за этого неприятностей?
Я прыгнул еще раз и, конечно же, растянулся.
– Не болит? – участливо осведомилась девушка, наклоняясь ко мне.
– Нет! – возопил я, прекрасно зная, что она уже готова дать мне парочку лечебных пинков, – Что же до стражников – наши тела провалились бы под землю. Площадь впитывает кровь, как губка. Иль-Закир заботливо предусмотрел такие маленькие неувязочки…
– Привет, мальчонки, – произнесла Франсуаз, подходя к стражникам. – Никому не стыдно?
Один из них цикнул зубом, да так, что за версту запахло кислой капустой.
– А мы, милостивая госпожа, – сказал он, – ничего не видели.
– Слишком заняты своим долгом, – поддакнул другой.
Гаденыш – он даже хохотнул.
– С башни-то глаз спускать нельзя. Когда нам вокруг-то смотреть?
Охранники закатились веселым смехом.
Это были опытные сволочи, привыкшие жить на казенный счет и безнаказанно лаять на простых горожан. Подобных тварей вы легко встретите везде – в магистрате, в Гильдии Чародеев, в ведомстве по делам печатей и подписей.
Они живут только для того, чтобы измываться над простыми людьми, что приходят к ним со своими горестями. Подгнивший конторский стол и маленькая печать дают им такую же великую власть, как гром и молнии Небесных Богов. И они пользуются этой властью вовсю, чтобы еще больше унизить и раздавить пришедшего к ним человека.
Четверо стражников в этом смысле мало чем отличались от чиновных писарей. Правда, сперва они опасались, что двое незнакомцев (мы, то есть) начнут катить на них бочку, а может быть, даже попробуют распустить кулаки.
Но что для хама, обличенного властью, праведное негодование прохожего?
Древком ему по почкам, и пусть заткнется.
Однако, увидев, что ни я, ни Франсуаз не собираемся бузотерить, четверо гвардейцев отбросили опасения. Теперь для них начиналось самое интересное. Они могли вдоволь поиздеваться над двумя простаками, которым вздумалось поискать справедливости.
Франсуаз вынула меч из ножен и одним ровным ударом снесла головы всем четверым.
Алые фонтаны взвились вверх, соперничая с волшебными творениями Иль-Закира. Правда, надолго их не хватило. Мертвые тела посыпались наземь, как деревянные чурбачки.
Девушка удовлетворенно хмыкнула, как заботливая хозяйка, осматривающая результаты хлопот по дому. Затем уперлась ногой в первого стражника и свалила его в трещину.
– Поздравляю с почетной отставкой, – сказала она.
Щель почти затянулась, и последняя отрубленная голова в ней застряла. Френки пнула ее, как футбольный мяч, и мертвое озадаченное лицо повалилось в пропасть.
– Теперь унамунов можно какое-то время не бояться, – сказала девушка. – Еды у них будет вдоволь.
– Да, – согласился я. – Но нам предстоит встреча с хищником посерьезнее.
Через опустевшую площадь к нам приближалась высокая эльфийка. На ее груди сверкал золотой знак весов.
В Лернее нас учили тому, как определять характер по походке.
Она не шагала ровно, с гордо поднятой головой и расправленными плечами. Так ходят люди, привыкшие сражаться и побеждать. Не важно, идет ли речь о воительнице-амазонке, или о дорогой проститутке, которая знает, что ее красота и напористость откроют любые двери.
Не шла она и ссутулясь, опустив лицо, как передвигаются те, кто привык к постоянным поражениям.
Она словно скользила боком, чуть заметно выдвинув вперед плечо. Создавалось впечатление, будто ей всю жизнь приходилось протискиваться сквозь узкие щели и теперь она уже не в силах передвигаться иначе.
Это почти не было заметно, и я был уверен – многие, в том числе и она сама, вообще не обращали внимание на ее манеру ходить.
В Лернее мы учились обращать внимание на все.
А тот, кто учился плохо, погибал.
Как я чуть не погиб пару минут назад, не разгадав предательской площади.
– Ченселлор Майкл? – спросила она, протягивая мне руку.
Ненавижу, когда женщины протягивают руку.
Это грубый, неправильный, мужской жест, который подходит только переодетому копу, что выдает себя за шлюху в квартале для голубых. Нет, женщина должна подавать руку для поцелуя; это более изящно, более естественно и, самое главное, позволяет избежать физического контакта.
На самом деле, аристократы никогда не целуют руки дамам; это было бы совсем уж вульгарно. Достаточно просто поклониться, остановившись в нескольких дюймах от ладони.
Но что современным женщинам правила хорошего тона?
Я сделал вид, будто не заметил ее жеста.
– Ченселлор Черного Дракона, если не возражаете, – сказал я.
Ее губы округлились в виде буквы «О», словно она действительно собиралась произнести такой звук.
– Вы предпочитаете, чтобы вас называли полным титулом. Что же, вы имеете на это право. Ведь такова высшая ступень в иерархии.
У нее были светлые глаза с маленькими крапинками. А между крапинок прыгало высокомерное осуждение – за то, что я так сильно люблю чины.
– Меня зовут Лианна де Халон. Мой цвет всего лишь зеленый, так что можете смотреть на меня свысока, если вам так угодно. Но хочу напомнить, что здесь, находясь на службе Высокого Совета, мы все равны и наши титулы не имеют значения.
Я взял локон ее белокурых волос и распустил его, позволив играть с ним ветру.
– Черного Дракона, – произнеся, – присваивали лишь тем, кто прошел Лерней. Для вас это значит высокое положение в обществе и очень большой оклад. Для меня… для меня Черный Дракон означает то, чего вы никогда не поймете.
На этот раз она все же сказала «о».
Я чувствовал себя мерзко – чертовски виноватым.
Если судьба закинула тебя прямо в Ад, если восемнадцать лет ты гнил в болотах, а твои товарищи умирали у тебя на руках от того, чему даже не придумали названия – а потом ты все-таки выжил, – то ты не имеешь права, гном подери, считать себя чем-то лучше других.
– Что вас привело сюда, ченселлор? – спросил я. Она обернулась по сторонам, хотя смотреть было совершенно некуда, и коротко улыбнулась. Скорее, это было нервное подергивание, а не улыбка. Тоже характерная черта для этого типа женщин – причем их одних.
– Думаю, то же, что и вас. Магический кристалл сообщил чародеям Черного круга, что башня Иль-Закира скоро разрушится. Думаю, вы хорошо знаете, чем это грозит для долины.
– Ох уж эти мне магические кристаллы, – пробормотал я.
Я все еще чувствовал себя немного неловко, поэтому и нес вздор.
– Им нельзя предложить сделку с Инквизиторами, в обмен на показания. Нельзя пригрозить тем, что, если они не выдадут своих сообщников, то все оплеухи машины правосудия достанутся им одним. Нельзя выкручивать руки или бить по голове телефонным справочником, стремясь получить ответы. Кристалл просто сообщает – через пять дней триста шестьдесят тысяч человек утонут, как мухи в супе. И снова погружается в летаргический сон. Кристаллы о чем-то думают, как вы считаете, ченселлор?
– Не знаю, – ответила она. – Возможно, они такие же разумные существа, как и мы. Только мудрее. Они никуда не бегают, ни к чему не стремятся. Предпочитают лежать и спать. Поэтому им столько известно.
Она улыбнулась по-настоящему.
– И вот еще что – зовите меня Лианной.
– Высокий Совет очень редко посылает двух представителей сразу, – заметил я, когда мы проходили по городским улицам.
Народу вокруг было много, и все они радовались – словно не знали, что в нескольких шагах от них, на площади возле водонапорной башни, выбираются из земли многозубые унамуны.
Наверное, только так и можно жить счастливо. Если умеешь закрывать глаза на то, что тебе не нравится или пугает тебя.
Я давно разучился.
– Думаю, дело показалось им чересчур важным, – ответила Лианна. – К тому же мы оба оказались в этом городе – и оба свободны.
Я кивнул.
Последняя фраза показалась мне несколько двусмысленной; но люди слишком вольно относятся к словам. Не стоит поэтому обращать слишком большое внимание на то, что они говорят.
Сами этого они никогда не делают.
– Вы видели последнюю травестию? – спросила Лианна.
Тяжелые буквы на тяжелой вывеске складывались в слова: «Капитан городской стражи». Словечки тоже было не из легких.
– Да, – кивнул я. – По-моему, финал немного скомкан. Зрители уходили разочарованными.
– Согласна с вами.
Я оценил ее жест.
Это я был груб с ней, а не она со мной. Мне, а не ей, следовало искать слова, чтобы вновь перебросить между нами мостик доверия.
Два полуогра охраняли двери.
Не знаю, зачем-то ли капитан боялся, что продавцы фарфора и апельсинов составили коварный заговор с целью убить его, то ли их беспокоил медный колокольчик, висевший у входа. Вдруг кому-нибудь вздумается отвинтить его?
Лианна улыбнулась.
Мягко.
– Думаю, я поднимусь одна, – сказала она. – Если эти двое увидят, как мы взбираемся по лестнице все вместе – чего доброго, решат, будто мы хотим взять здание штурмом.
– Конечно, – я снова кивнул.
Нет, моя голова и правда скоро отвалится.
– Мне она не нравится, – сказала Френки, когда Лианна поднялась по каменным ступеням и заговорила с ограми. – Сразу видно, что себе на уме. А ты? Сперва не хотел с ней встречаться, а теперь только и делаешь, что соглашаешься с ней.
– Мое настроение изменчиво, как воля диктатора… Давай. Если хочешь сказать о ней еще пару гадостей, говори сейчас. Она возвращается.
– Я ни о ком не говорю гадостей. И потом, не знала, что эльфам нравятся истории про трансвеститов.
– Травестией, – ответил я, – называют гротескную комедию. И я ее не смотрел. Просто поддержал разговор.
Лианна спускалась к нам, и она по-прежнему улыбалась – странной улыбкой, как мадонны с икон, написанных безумными еретиками.
– Капитан примет нас немедленно, – сказала она. – Думаю, он очень встревожен.
Кабинет капитана городской стражи более походил на коробку для тараканов, вытесанную из орехового дерева – если бы, конечно, кому-нибудь вздумалось делать такие коробки.
Сам офицер стоял за своим столом, уперевшись взглядом в бумаги.
Взор его был таким твердым, таким пристальным, что казалось – он может заложить руки за спину, поднять сперва одну ногу, потом другую, затем осторожно выпрямить спину, как делают акробаты бродячих цирков, и замереть, головой вниз, упираясь о стол только своим взглядом.
– Эльфы пришли, – кратко доложил адъютант и затворил дверь за нами.
Франсуаз, которую из демонов вдруг записали в эльфы, попробовала пронзить его вертелом взгляда – но потенциальный шашлык уже скрылся.
– Здравствуйте, господа, – отрывисто произнес капитан. – Садитесь.
Мне хотелось едко ответить, что господин среди нас только один, а остальные все дамы, но я решил не быть занудой.
Потом я обнаружил, что кресел для посетителей только два, и раскаялся в своей доброте.
Франсуаз и Лианна опустились на мягкие сиденья, мне же пришлось стоять.
Ну вот не везет, так не везет.
– Мне доложили о том, что вас привело сюда, – сказал он. – Высокий Совет эльфов ничего не сообщал нам о дурном пророчестве.
«Сам ты дурной», – грустно подумал я.
Мне следовало решить, где именно встать.
Я не мог стоять за спиной Франсуаз, иначе выглядело бы так, словно я ее мальчик на побегушках. Я не мог встать и между двух кресел – тогда вышла бы семейная фотография.
Поэтому я подошел к окну и посмотрел вниз.
Внизу маршировали солдаты – крепкие, уверенные в себе дуболомы. Я подивился, как они еще не проломили всю мостовую.
Я поспешно перевел взгляд вверх и начал считать облака.
Это занятие было гораздо полезнее, чем пытаться говорить на два голоса с Лианной.
– Мы здесь именно для того, чтобы сообщить вам об этом, – сказала она.
Капитан поморщился.
Я поймал себя на том, что мы с ним думаем об одном и том же. На самом деле де Халон такая дурочка или просто получила диплом на курсах, где учат этому притворяться?
Спрашивали ее совершенно о другом – какого дьявола эльфы не послали вежливое письмо, предоставив жителям города самим разбираться со своими проблемами. Нет, вместо этого выслали целую делегацию, словно местные власти – придурки полные, не способные даже отлить, не обмочив форменные лампасы.
– Мы бы хотели знать, что вам известно о водонапорной башне, – продолжала Лианна. – Как ее охраняют. Посмотреть чертежи.
– Нет никаких чертежей. Я улыбнулся.
Никто этого не видел, кроме облаков. Капитан был доволен, раз смог хоть чем-то отбрить зарвавшуюся эльфийку. Я мог поклясться, сам он не раз проедал себе язву мыслями о том, что даже ему не доверили подобную тайну.
Это была куча навоза, в которую его ткнули самолюбием. И он был рад пихнуть туда кого-то еще.
– Мудрец Иль-Закир – да хранят его Небесные Боги – проводил все работы в строжайшей тайне. Башня закрыта, и никто не может попасть внутрь нее.
– А как же рабочие?
Офицер ухмыльнулся.
– Я помню, как это было, госпожа де Халон. Многие местные бедняки очень надеялись, что смогут разбогатеть, нанявшись строителями. Или хотя бы выползти из нищеты. Держи карман шире. Иль-Закир привез с собой дюжину механических слуг, и они все делали сами.
– Неужели жителям не было любопытно, что там происходит? – осведомился я.
– Может, и было.
Он провел пальцами по усам.
– Вот только мудрец накрыл всю площадку большим черным куполом, и ни одному зеваке не удалось через него пробраться.
– Как же вы охраняете башню?
Это была Лианна – я бы не стал задавать такого вопроса.
Тем самым она еще раз ткнула собеседника лицом в грязь.
– Да никак, – отвечал капитан.
Он был высокого роста, носил форменный мундир и черные усы для важности. Впрочем, таковы почти все офицеры, занимающие подобные посты. Они похожи на оловянных солдатиков, отлитых из одной формы.
Разве что раскрашены чуть по-разному.
– Башня закрыта. Иль-Закир сказал, что ее механизмы сами за всем следят и устраняют неполадки. Что оставалось делать? Четверо караульных, которые сторожат у ее подножия, – скорее ширма, чем необходимость. Горожане знают, как важна вода для долины. Они бы просто не поняли, оставь я без охраны такой важный объект.
– Я знаю, что башню построили недавно, – заметил я. – Она многое здесь изменило. Наверняка есть те, кому это не понравилось.
– Многое?
Капитан тоже подошел к окну.
– Нет, господин эльф, она изменила все.
Он показал рукой.
– Видите эти пашни, эти леса, реки? Когда я смотрю на долину отсюда, то вижу только одно – жизнь. А еще двадцать лет назад здесь царила смерть.
Капитан вернулся к своему столу и на этот раз тоже сел в кресло.
– Это был маленький оазис. Несколько жалких колодцев давали ровно столько воды, чтобы не помереть с голоду. Наш народ пришел сюда с севера, вон оттуда…
Он пожалел, что отошел от окна и не может теперь показать рукой. Но не настолько, чтобы встать и снова подойти к нему.
– Наших предков вытеснили человеко-ящеры. Несколько мирных городов не могли остановить полчища рептилий. Тогда жители ушли в леса. Они потеряли все. Но и на новом месте осесть тоже не удалось.
– Живые деревья? – спросил я.
– Да. Они не были так враждебны к моим предкам, как человеко-ящеры. Просто приказали убираться из их леса, если не хотим пойти на удобрения. Оставалась только пустыня…
– И тогда они нашли этот оазис? – предположила Лианна.
– Да. Им показалось, что это знак судьбы, благословение самих Небес. На деле же Боги посмеялись над ними. Когда люди пришли сюда, оазис был весь в цвету. Они начали строить дома и радовались, что началась новая жизнь…
– А началась засуха?
Он помолчал.
– Дед рассказывал мне об этом. Жуткие были времена. Колодцы пересохли, все в один день. Стало так жарко, что ты чувствовал, как слипаются твои внутренности. А из пустыни налетал ветер – сухой и мертвый, и все, чего он касался, тоже умирало.
Глаза капитана поднялись на меня.
– В первую же засуху умерло две трети поселенцев. Кто-то пытался уйти, но уходить было некуда. Везде нас окружали или пустыня, или враги. Поэтому люди остались.
– Это ужасно, – произнесла Лианна.
– Наверное. Когда родился я, надежд ни у кого уже не было. Мы привыкали к палящему солнцу и сухой пыли, что набивается тебе в нос и в рот, как только попытаешься вдохнуть. Таков был наш дом, и мы его любили. А что чувствовали те, кто пришел в пустыню из плодородных полей, я не знаю. – Он приподнял брови, потом снова опустил их. – Наверное, мне лучше не знать… Всем казалось, что поселение обречено. Но люди выжили. Слабые умирали. Сильные продолжали бороться. Один удачный год чередовался двумя-тремя засушливыми. Но оказалось, что жить так тоже возможно. И все же мои предки не теряли надежду…
– Они хотели построить водонапорную башню?
– Да. Мудрецы говорили, что под нами много воды. Но первый же самум сметал все, что нам удавалось построить. К нам приезжали известные инженеры, строители, но они требовали денег, а людям нечего было платить. Тогда строители уезжали.
– А Иль-Закир?
– Он сказал, что построит башню, которая раз и навсегда победит пустыню. Члены магистрата ответили – это невозможно. Он только улыбался. Ему сказали, что за такую работу нечем платить. Ничего, отвечал мудрец, я выстрою все бесплатно. Но если после шести самумов моя башня все еще будет стоять на месте, вы станете выплачивать мне небольшой процент из доходов города.
Люди только смеялись. Никто не верил, что такое возможно. Но Иль-Закир ни на кого не обращал внимание. Он привез материалы, детали для механизмов, слуг. Шесть караванов непрерывно ходили по пустыне, от нас до ближайшего торгового города в лесу. Многие хотели узнать, чем он там занимается, но никто не смог заглянуть через магический купол.
Строительство шло два месяца. Ни днем меньше, и ни секундой больше. Волшебная пелена спала – и мы увидели водонапорную башню Иль-Закира, такой, какую вы можете лицезреть даже сейчас. Мудрец объяснил, как проложить оросительные каналы и как регулировать подачу воды. Это мы могли сделать сами. Потом он уехал.
Капитан развел руками и улыбнулся.
– И первый же самум попросту не дошел до нас. А спустя пару лет наши владения уже граничили с лесом, где жили наши недавние недруги, деревья. Вот так все здесь изменилось.
– А Иль-Закир сказочно разбогател? – уточнила Френки.
Она умеет опошлить самую красивую историю.
– Пожалуй. Наш город расцвел так же быстро, как и земли вокруг него. Но деньги, которые мы платим мудрецу, – ничто по сравнению с нашим общим доходом. К тому же без него все это было бы невозможно. Не думаю, что кто-то из местных мог затаить зло против него или созданной им башни.
– Капитан не слишком стремился нам помочь, – сказала Лианна, когда мы вновь оказались у подножия лестницы.
Два полуогра, охранявшие вход, не посылали нам воздушные поцелуи.
Камней размером с голову они в нас тоже не бросали, так что я решил – мы почти подружились.
– Привыкайте, – ответил я. – Эльфов не любят в том числе потому, что мы всем предлагаем бескорыстную помощь. И не принимаем отказов.
– Мы же не вмешиваемся в чужие дела, – возразила Лианна. – Если людям грозит опасность, это касается всех – будь ты эльф, тролль или полугоблин.
– Рассуждать так, – сказал я, – и означает вмешиваться в чужие дела.
Я хмуро поглядел на полуогров. Те уже начинали прикидывать, а не выросли ли у нас корни, глубоко ушедшие в мостовую, и не пора ли нас выкорчевывать.
Пора было сменить декорации. Эти готовились вот-вот рухнуть на нас.
– Капитан дал нам список людей, – произнес я, – тех, чей бизнес рассыпался после возведения башни. Перечень слишком короткий. Наверняка он пропустил половину. Начиная с тех, кто поддерживает его политическую карьеру в этом городе. Но это уже кое-что…
Кое-что состояло из шести фамилий и адресов, наскоро набросанных на листе пергамента Они принадлежали людям, кто всю жизнь боролся с пустыней. Война с засухой длилась веками. Эти люди сделали ее своей профессией, и стали местными героями.
Водонапорная башня Иль-Закира спихнула их на обочину жизни, сделав никем.
– С кого мы начнем? – спросила Лианна.
Она хотела показать, что готова прислушиваться ко мне, как к более опытному игроку. Даже если формально мы с ней равны.
Мне не хотелось делать с ней то, что предстояло.
Но я должен был.
– Ни с кого, – отвечал я. – Мы разделим список поровну.
Лианна тряхнула головой.
Это был упрямый жест лошади, которую еще недостаточно объездили. Он плохо вязался с тем образом, который я составил себе о ней.
Либо я ошибался.
Либо.
– Думаю, мы должны действовать вместе, Майкл, – сказала она. – Это очень важное дело. Там, где один что-то не заметит, ему на помощь придет второй.
Я посмотрел на нее.
Смотрел на несколько секунд дольше, чем следовало – если, конечно, у нашего разговора не было подтекста, о котором я не знал.
– Вы совершенно правы, Лианна, – ответил я. Всегда начинаю так фразу, прежде чем сказать «нет».
– Но это дело чрезвычайно срочное. До церковного праздника осталось всего несколько дней. Кроме того, магический кристалл мог ведь и ошибиться.
В ее глазах снова что-то мелькнуло – слишком быстро, чтобы я успел определить, какой бесенок проснулся в ее мозгу.
– Я имею в виду, ошибиться с датой. Все может произойти и гораздо раньше. Поэтому мы не можем терять времени.
Красивая фраза – круглая, не ухватишься, не вопьешься зубами. И не поспоришь. Судя по выражению лица Лианны, она как раз таки хотела поспорить, но быстро поняла, что делать это не стоит.
Мне показалось, или она действительно чувствовала себя так, словно попала в собственные силки?
Френки права – эта дамочка себе на уме.
Френки ВСЕГДА права.
Я взглянул на небо.
Не потому, что привык определять время по солнцу, хотя и умею это делать. И не оттого, будто мне вдруг захотелось похвастать этим умением.
У меня есть большой, круглый золотой брегет. Но он эльфийский. Достань я его – это бы означало, что я подчеркнул свою солидарность с Лианной.
Поступать так мне не хотелось. По крайней мере, пока.
– Сейчас одиннадцать тридцать, – сказал я. – Встретимся вечером, у таверны «Пляшущая подкова». Сможете найти, где это?
– Я найду.
Я разорвал список надвое и передал ей кусочек.
Она посмотрела на нас и пару секунд ждала, добавлю ли я еще что-нибудь.
Потом пошла вдоль по улице. На четвертом шаге она обернулась. Я так и не понял, зачем.
– Что ты о ней думаешь? – спросила Френки.
Мы шли мимо городских домов – в обратную сторону, нежели Лианна. Девушка заглядывала мне в глаза, словно собачонка, которая выпрашивает лакомство.
Я-то хорошо знал, как больно умеют кусать такие милые лохматые крошки.
– Я никогда не думаю, – отвечал я. – От этого появляются мысли. Они прогрызают кору головного мозга и выбираются через уши. Представляешь, как это выглядит?
Френки старательно сделала вид, будто поверила мне.
Для нее это своего рода игра. Эльфийские истории часто кажутся невероятными тем, у кого уши закругляются сверху. Тем не менее, эти рассказы почти всегда правдивы.
Поэтому Франсуаз взяла за правило не удивляться, втайне подозревая, что я только и жду момента, как бы подловить ее.
– Таких, как Лианна, – продолжал я, – у нас называют «мцари». Она слишком долго не покидала Страну Эльфов и не привыкла к многообразию мира. Для таких людей существуют только незыблемые традиции, которые и сделали нашу страну великой. Принимать новое для них чрезвычайно сложно. Свернем здесь?
– Знаешь, Майкл, – задумчиво произнесла Френки. – А ведь ни одна нормальная девушка не согласилась бы «свернуть здесь». Это же помойка. Но я ведь ношу доспехи, а не атласные с шелком платья, и меня можно таскать где угодно.
Я достаточно знаю женщин, чтобы понять две вещи. За этой фразой скрывалась какая-то потаенная мысль. И мне лучше ее не знать.
– Любой эльф пошел бы этой дорогой, – я отмахнулся. – Ведь она самая короткая. И потом, это не свалка, а всего лишь милый проулок.
Дверь впереди нас открылась. Дворф в поварском колпаке щедро выплеснул нам под ноги помои, пахнущие рыбой и гнилью, затем деловито скрылся.
– Да, очень милый, – кивнула девушка. – Не хочешь порыться в мусорном баке?
– У меня есть ты, – сказал я. – К чему же искать что-то еще?
Над черным ходом морской таверны, где нас так любезно угостили отбросами, поднимался козырек навеса. С него что-то капало; очевидно, жители верхних квартир так же радикально решали проблемы с мусором. На другой стороне стояли пустые бочки.
Есть много разных и крайне интересных занятий, которым можно предаться, если сидишь в бочке.
Пересечь океан и стать принцем.
Подслушать коварный заговор пиратов, решивших захватить корабль и украсть сокровища.
Быть соленой треской.
Но вы не можете выпрыгнуть из бочки, если сидите в ней. Вам потребуется долго кряхтеть, стонать, проклинать размеры собственного тела. А потом бочка накренится, упадет, и вы покатитесь по мостовой, на радость и веселье случайных зрителей.
Но этот парень выпрыгнул.
Его подбросило вверх с такой силой, словно под ним взорвали добрую тонну динамита. Стоит ли говорить, что выскочил он совершенно целым и даже с оружием на голове, а вовсе не в виде мелко нарубленного салата.
За спиною у незнакомца вздрагивал длинный, мускулистый хвост – вот что послужило пружиной, позволявшей ему совершать чудеса акробатики. Длинная морда могла принадлежать как крысе, так и лизардмену. А в обеих лапах он сжимал по кривому мечу – и я сомневался, что передо мной завсегдатай рыбного ресторана, который привык носить столовые приборы с собой.
На руках незнакомца, от локтя до запястья, крепились лезвия в форме крыльев орла. Длинный хвост, если нападавший умел им как следует владеть, тоже был опасным оружием. А он умел – если, конечно, хвост не пришили ему только вчера.
Подпрыгнув, крысяк опустился точно на края бочки. Он даже не балансировал, а просто стоял, спокойно и уверенно, как если бы под ним простирался прочный бетон.
Вздумайся кому-нибудь найти способ, как внушить другим уважение и страх одним своим появлением, то ничего лучше не смогли бы придумать даже двадцать мудрецов Артиополиса.
Место, правда, было не очень – учитывая запах помоев – а остальное вполне.
– Понравился ли вам наш город, милашка эльф? – спросил он.
Впереди нас, там, где проулок должен был открываться на городскую площадь, он больше никуда не открывался. Там стояли еще двое крысяков, вооруженные точно так же, как их предводитель.
Я не стал оборачиваться. Это выглядело бы слишком глупо. Я и без того был уверен, что сзади нас тоже ждут.
– Пахнет плохо, – ответил я. – И крыс много.
– Запах ему не нравится, – засмеялся мечник.
Можно было бы ждать, что смех у него окажется мелким и гаденьким. Так всегда положено смеяться злодеям, которые прячутся в темных переулках. Но надо же – он смеялся, как самый обычный человек – как я или вы.
Вот те раз.
Какой смысл быть порядочным, когда в наши дни даже злодеи не носят черных цилиндров, не корчат рожи и не заливаются отвратительным смехом? Теперь все похожи один на другого, и единственное, чем ты отличаешься от негодяев, – так разве тем, что налоги платишь исправно.
Тогда зачем все это, спрашиваю я вас?
– Мы, эльф-милашка, тоже к запаху очень чувствительны, – произнес крысяк. Он повел кончиком длинного носа. – И то, что носится в воздухе, очень нам не нравится. Очень-очень.
– Организуем клуб? – предложил я. – Или политическую партию. Под лозунгом «Долой рыбные рестораны».
– Ты все не понимаешь… Смеешься… Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что я и мои люди можем сделать с вами обоими?
При одной мысли об этом я содрогнулся.
– Да, – согласился я. – И это ужасная перспектива. Вы можете меня испачкать.
Крысяк злобно на меня посмотрел.
Не могу его за это винить – просиди я с полчаса в такой бочке, то тоже выглядел бы, как новогодняя елка, которую украшали гоблины.
Впрочем, проведи я в бочонке так много времени, извлечь меня оттуда удалось бы только, распилив его на куски.
– Ты не подумай, – продолжал мечник, – что мы с ребятами что-то против тебя имеем. Или против подружки твоей длинноногой. Нет. Мы люди мирные. И главная забота наша в том, чтобы город тоже был мирным.
Он подмигнул мне.
– Улавливаешь?
– Пока ты мне еще ничего не бросил, – ответил я.
– Ладно, эльф. Мечник спрыгнул с бочки.
Теперь он был на три головы ниже меня. Но это его никак не смущало. Представители подобных народов с детства привыкают к тому, что есть существо в несколько раз их выше. И комплексов от этого не испытывают.
К тому же сложно ощущать неуверенность, если у тебя два клинка в руках и два на доспехе.
– Вижу, по-доброму ты не понимаешь. Но мы ребята не злые. И объяснять по-плохому не собираемся. Мы тебя предупредили. Подружка твоя, с длинными ножками, тому свидетель. Если с тобой что потом случится – не знаю, выплывешь, скажем, в городском канале, а голову прихватить забудешь – тогда на нас не серчай.
Черт побери, он прыгнул.
Этот гаденыш был ниже меня на три головы. Стали на нем сверкало столько, что хватило бы одеть троих пехотинцев. А сталь – подскажу для тех, кто не сталкивался – штука тяжелая. Навес находился на добрый десяток футов над моей головой.
Но он прыгнул.
И оказался прямо на этом карнизе.
– Мы тебя предупредили, эльф, – сказал он.
И исчез.
Я даже не слышал шума, с которым его сапоги должны были – не могли иначе! – ступать по металлическому навесу.
Я обернулся.
Остальные бойцы исчезли так же незаметно, как и их предводитель.
– Добро пожаловать в город, – сказала Френки.
– Да, – согласился я. – Надо найти Лианну.
Лианна сидела на маленьком приступке, возле деревянного дома.
Я так и не понял, что это было. То ли брус, забытый нерасторопным строителем и быстро превращенный в лавочку жителями квартала. То ли дрова, предназначенные для растопки. То ли украшение, оставленное неизвестно зачем чудаковатым архитектором.
Я смотрел только на Лианну.
Ее плечи вздрагивали, а руки замерли где-то на Уровне груди – словно она не знала, обхватить себя ими, чтобы почувствовать хоть чьи-то объятия, или спрятать в них лицо.
В первый момент я подумал, что ее изнасиловали – так она выглядела. Но ее одежда, порванная и помятая, оставалась нетронутой и в талии, и на бедрах, и я с облегчением отбросил страшную мысль.
Я не мог понять, приговаривает ли она что-то, плачет, или просто издает нечленораздельные звуки – как человек, разум которого отняли горе и Небесные Боги.
Правый рукав ее одеяния был разодран. Глубокая рваная рана шла поперек плеча. Я вспомнил лезвия в форме орлиных крыльев, которые носил незнакомец на своем доспехе.
Я опустился на колени перед Лианной и медленно провел ладонью по ее руке. Холодный свет рождался между моих пальцев и льдинками стекал на кожу Лианны.
Она не отреагировала. Ни на наше появление, ни на мои попытки вылечить ее. Я видел, как рана постепенно затягивается на белой атласной коже, покрывается тонкой вуалью инея.
Силы постепенно покидали меня, в глазах начало темнеть.
Магия исцеления, ведомая каждому эльфу, недостаточно сильна и может стоить жизни самому лекарю. Но не на этот раз – рана была не такой опасной.
Я покачнулся, но смог все же не упасть.
– Лианна? – произнеся. – Все хорошо, Лианна. Все кончилось.
Я выпрямился, опираясь на стену.
– Открывай портал, Френки, – попросил я. – К ближайшему монастырю. Ей нужен хороший лекарь.
Когда я открыл глаза, меня встретило солнце. Оно играло в сложную игру – пыталось перебраться через край темно-зеленой занавески и посмотреть на меня.
Смотреть было не на что.
Я приподнялся на локте, и спина сразу начала болеть.
Багряный крест, с двумя лепестками у подножия, был вышит на каждой из двух подушек. Значит, я попал в монастырь святого Игнатуса.
Такой же символ, только гораздо больше, красовался и на широком одеяле. Его окаймляли слова, вышитые зелеными нитями: «Guidanius domini esra porti sabatum». Святость не приходит с годами, она покидает нас с каждым прожитым днем.
Древний язык дворфов.
Франсуаз сидела возле моей постели, и единственное, чего ей недоставало для полноты картины, – это высокого белого колпака, который носят монахини.
– Что с Лианной? – спросил я, когда смог быть уверен, что язык не подведет меня.
– Ее порубили на части и скормили свиньям, – ответила Франсуаз. – Конечно, с ней все в порядке. Еще чашечка липового чая – и твоя мцари вновь обретет свою самоуверенность.
– Как это произошло?
Нет ничего более жалкого, чем задавать вопросы, лежа в больничной кровати.
– Кто на нее напал? Такие же крысяки, что пытались нагнать страха на нас?
Франсуаз взглянула на меня без сострадания.
– Какого гнома ты принялся ее лечить? – спросила она. – Да еще после того, как весь выложился на площади. Простая резаная рана, просто зашили бы суровой ниткой.
Конечно, Френки права.
Монахини вылечили бы Лианну не хуже моего. А я не валялся бы здесь, как окорок, из которого спускают кровь прежде чем провялить.
Либо мне пора умнеть, либо уже поздно.
– Так что она рассказала? – спросил я.
– Ничего.
Франсуаз пожала плечами.
Этот жест означал – а какая разница.
– Монашки сказали, что ей нужны сон и покой. Поэтому я особо с расспросами к ней не лезла.
– Вот что меня смущает, – я поднялся и начал одеваться.
Только теперь я понял, что полностью обнажен. Франсуаз смотрела на меня с легкой насмешкой.
– Голая задница? – спросила она.
– Не будь пошлой.
Я встал перед нелегким выбором. Эльфийская традиция предписывает надевать шелковую рубашку первой. Тогда не придется мять ее, заправляя в брюки. Вот как подштанники могут поставить под удар древние обычаи.
– Монашки очень тобой заинтересовались, – продолжала девушка, как ни в чем ни бывало любуясь на мое замешательство. – Многие из них потом спрашивали, у всех ли мужчин такие большие… Ну, ты понимаешь.
Я с достоинством застегивал манжеты. В конце концов – традиция есть традиция, да и Френки не из тех, на кого стоит обращать внимание.
– Хорошо, успокойся. Никто сюда не заходил. Так что же тебя озадачило?
Я проверял, как монахини выгладили мой камзол.
Гораздо хуже, чем следовало бы.
– Эти крысяки не нападали на нас. Их было пятеро или больше. Они могли. Тогда почему они набросились на Лианну?
– Ты же ее знаешь.
Девушка бросила это с такой небрежностью, словно речь шла о моей старинной любовнице, а не о той, кого я впервые увидел утром.
– Наверняка стала строить из себя недотрогу. Ты видел, в каком она была состоянии? Вот твои брюки, не помни. Ее трясло, словно гоблина в желтой лихорадке. Это не от страха и не от боли.
Франсуаз подошла ко мне и начала поправлять мой галстук.
– Пусть она всего лишь Зеленый Дракон, но я не верю, будто простая встреча с уличными апашами заставила ее рыдать в три ручья.
– Тогда как ты это объяснишь?
Девушка вновь пожала плечами. Ну что здесь объяснять?
– Она им приказала. Они не послушались. Еще и тумаков надавали. А она не привыкла, чтобы ей давали отпор. Весь ее мир рухнул.
– Тебе ее не жаль?
– Меня однажды пропустили сквозь строй, по обе стороны которого стояли двадцать солдат. И каждый думал только о том, как бы посильнее ударить.
– И что?
Я принялся за финальный штрих – рубиновые запонки.
– Их тычки выбили из тебя умение сострадать?
– Нет, – ответила девушка. – Они научили меня держать удар.
– Почему ты не спрашиваешь, что сказали монашки? – озабоченно спросила Франсуаз.
Мы шли по монастырскому саду, и алые стебли роз с прозрачными лепестками вили вокруг нас свой нежный узор.
– О чем? О моем члене?
– Не будь глупым. О том, можно ли тебе вставать.
– Уверен, они наказали провести мне пять лет в хрустальном саркофаге. Но ты же не зря приготовила мою одежду.
– Ты хочешь вернуться в город?
– Да, и поговорить с людьми. С теми, чьи имена дал нам капитан. Может, с другими тоже. Башня Иль-Закира запечатана так же прочно, как сердце скряги. Я убедился в этом, когда осматривал ее.
Молоденькая монашка прошла мимо нас, неся кувшин молока.
– Мне показалось, или она действительно посмотрела мне на ширинку? – я оглянулся. – Не знаю, откуда такие мысли. Френки, страшно подумать, в кого я превращаюсь в твоей компании.
– Конечно, она туда глазела, – ответила девушка. – И не делай вид, будто все пороки появились вокруг только оттого, что я чихнула. Просто на месте эльфов я бы не носила таких… Таких облегающих…
– Френки!
Я остановился и сам со вниманием осмотрел свои брюки.
Поскольку я привык носить такой фасон с детства – это одеяние всех аристократов – но никогда не оценивал его критически.
Наверное, в тот момент я выглядел чокнутым извращенцем.
А ведь все Френки.
– Они вовсе не облегающие, – заключил я. – Да, это не просторные шаровары, какие носят тролли. Но будь они узкими, мне бы жало. Сама понимаешь, что именно. А ни один эльф не стал бы носить неудобную одежду.
Франсуаз пожала плечами.
– Любая девушка за версту определит не только длину, но и толщину. Я всегда считала, что вы шьете такие штаны специально. Чтобы похвастаться.
– Френки! – Я был испуган. – И ты до сих пор мне об этом не говорила?
Я вынул из внутреннего кармана волшебные часы.
– Памятка, – продиктовал я. – Написать доклад в Высокий Совет о покрое штанов. У иноземцев они вызывают… вызывают…
– Яйца хорошо видны, – подсказала Френки.
Я поспешно захлопнул крышку часов.
– Надеюсь, последняя фраза не записалась… Надо срочно купить новый камзол, подлиннее. Кто бы мог подумать… Проклятие…
Франсуаз потрепала меня по щеке.
– Не бери в голову, щеночек. Думай лучше о том, скольким девушкам ты разбил сердце, а сам даже и не заметил этого. Лучше расскажи, что ты там увидел у башни. И не красней, когда увидишь монашку. С тебя станется, начнешь ладонями прикрывать ширинку.
– Я бы обязательно на тебя обиделся, не будь я так потрясен. Этот покрой был создан три тысячи лет назад и ни разу…
Девушка дернула меня за ухо.
– Хватит об этом думать. Или я сама стащу с тебя брюки и в таком виде проведу по всему монастырю. Возвращайся мыслями к башне.
Я кивнул.
Мне тоже очень хотелось сменить тему – раз уж я не имел возможности сменить костюм.
– Ты знаешь, Френки… На равнине Драконов я считался лучшим профессиональным вором и до сих пор не утратил навыков. По крайней мере, мне хочется так считать. Но даже я не смог бы забраться в башню снаружи. Разве что только телепортироваться внутрь нее, но Иль-Закир наверняка предусмотрел такую опасность.
– И что?
– То, что эта история кажется мне такой же накрепко запечатанной, как и сама башня. Не знаю, с чего начать. Впрочем, на это можно посмотреть и с другой стороны. Стоит мне найти только одну зацепку – и остальное раскроется само, как китайская шкатулка с секретом.
– Никогда не умела их открывать, – призналась девушка.
– Это потому, что у тебя всегда под рукой меч. Искушение пойти легким путем слишком велико…
– Наверное. Я и сейчас выбрала такой путь. Трое: из тех, кого назвал капитан, будут ждать нас в скрижали, у южных фонтанов. Я выбрала самых занятных – на мой взгляд.
– В кружало, – поправил я. – Так здесь называют таверны. А они что, прямо так взяли и согласились? Или сперва ты сломала им руки?
– Сломала бы. Но не пришлось – они сами захотели поговорить.
– С чего вдруг? Если ты приезжаешь в чужой город и начинаешь задавать нескромные вопросы – самое большее, на что стоит рассчитывать, это содержимое ночного горшка на голову. Откуда у них такая разговорчивость?
– Ну, – девушка приподняла подбородок. – Когда вокруг была пустыня, именно эти люди поддерживали всех остальных. Помогали не сдаться, устоять на ногах. Теперь их оттерли в сторону. Но они по-прежнему болеют душой за своих соседей.
– А еще им хочется поболтать о старых временах, когда их ценили и уважали. Рассказать историю о своем величии тем, кто еще готов ее слушать.
– Какой ты циничный, Майкл.
– Но я прав.
– И знаешь что? – Франсуаз смерила меня задумчивым взглядом. – Ничего не меняй в костюме.
– Знаете, что у вас под ногами?
– Газон? – предположила Френки.
Купец довольно засмеялся. Именно такого ответа он и ожидал.
– Это олеандровый куст. Да, да, не удивляйтесь. Все кружало состоит из большого олеандрового куста. И ступеньки, по которым вы поднимались, и эти навесы, и даже столики.
Он с улыбкой откинулся на спинку живого кресла.
– Эти творения Господа растут очень быстро, – вступил в разговор священник. – И им можно придать любую форму. Когда Дарующая жизнь начала орошать пустыню, у нас не было времени ждать, пока вырастут обычные деревья. Мы выбирали те, что вырастают за один-два сезона.
Третий человек, сидевший напротив меня, не разделял восторга своих товарищей по поводу олеандрового куста. Суровое лицо выдавало в нем старого воина. Несколько шрамов не портили его внешность, но придавали ему какую-то суровую красоту. И все же они казались лишними – даже без них, по одному взгляду, по плотно сомкнутым губам я мог понять, кто сидит передо мной.
– Дарующая жизнь – вы так называете башню, которую выстроил Иль-Закир? – спросил я. – Мне уже приходилось слышать это название. Но скажите, разве ее появление… Принесло ли оно только благо?
Шрамы на лице воина раздвинулись. Я не понял, улыбнулся он или нахмурился. Может быть, он давно уже разучился делать и то, и другое.
– В жизни, которую она принесла, для нас не осталось места. Мы как древние болотные твари, что постепенно исчезают с лица земли. Но мы об этом не жалеем… Начинай ты, – обратился он к купцу.
Торговец откашлялся.
– Сегодня от города до леса живых деревьев ведет дорога, обсаженная кипарисами. Через каждые четверть мили вы найдете таверну, кружало или маленький магазинчик, где вам предложат холодного сидра.
Он хлопнул себя по коленям.
– Двадцать лет назад – а если быть совсем точным, двадцать один с половиной – вы встретили бы там только камни, песок да унамунов. Я водил караваны раз в месяц, иногда чаще.
– Что же вы продавали?
– Да, в те дни у нас не процветало фермерство, не то, что сейчас… Но пустыня не только мучила нас – она давала нам средства к существованию. Здесь часто можно было найти камни, не очень ценные, но городские маги охотно их покупали.
– Наверное, собирать их было опасно?
– Еще бы. Стоило вам отойти от поселения футов на сто – и вы оказывались полностью во власти пустыни. Никто не смог бы сказать, помилует она вас или проглотит целиком. Впрочем, – он повернулся к воину. – Ты расскажешь об этом лучше.
Мечник кивнул.
– Мой отец рыл колодцы. Обычно отцы хотят, чтобы дети продолжили их дело. Не знаю, мечтал ли об этом он. Его труд был тяжел, долог, а после нескольких месяцев вода уходила и приходилось рыть новый колодец. У сельчан едва хватало денег, чтобы платить ему, но он все равно продолжал работать. Без этого город давно бы погиб.
Он наполнил свой бокал, но не стал пить, а только задумчиво уставился сквозь него.
Я видел, что между хрустальных стенок колеблется чистая вода.
– Я не мог трудиться вместе с отцом. Нам все равно не заплатили бы больше, чем получал он один. Поэтому мне пришлось искать другой способ зарабатывать на жизнь. Я вызвался охранять караваны… В первый же наш поход я увидел, как погибли семеро человек. Мои товарищи ничего не могли поделать.
Он смотрел на зеленеющие луга, расстилавшиеся вокруг города. И видел там мертвую пустыню.
– Иногда нам везло. Мы проходили весь путь от города до страны деревьев, и никто на нас не нападал. Но это означало одно – нас будут ждать, когда мы пойдем обратно. Еще мы охраняли людей, что отправлялись собирать камни. Это было не так рискованно. Всегда оставался шанс – успеть добежать до города. Но он выпадал не многим…
– Что вы почувствовали, когда началось строительство?
– Надежду. Многие скажут вам, никто не верил в успех. Это правда. Но правда и то, что каждый из нас надеялся. И каждый боялся громко сказать об этом, даже прошептать – чтобы не спугнуть удачу. Все мы тогда были очень суеверными…
– Когда жизнь человека зависит от капризов природы, – заметил священник, – единственное, на что ему остается уповать, – это Бог да знамения, которые он посылает. Отсюда и вера в приметы.
– Успех пришел, – продолжал охранник. – Ho он был не таким, как мы ожидали. Теперь снова говори ты.
Он обратился к купцу.
– Когда вода забила из башни, когда первые каналы начали орошать поля, все были счастливы. Наш народ привык упорно работать. Но впервые за много веков мы строили то, что не снесет самумом через несколько месяцев. Мы строили город – настоящий, прекрасный город, вместо кучки полотняных палаток.
– Мы были глупцами, – сказал мечник.
Одним залпом он опорожнил свой бокал.
– Что глупого в том, чтобы создавать себе новый дом? – спросила Френки.
Ей отвечал торговец.
– Пока мы работали, не покладая рук, сюда пришли живые деревья. Раньше они не хотели нас знать – лишь покупали магические камни, которые боялись собирать сами. Теперь предложили дружбу, мир, торговые соглашения.
– Мы были бедны, – произнес священник.
Он не просто рассказывал; он хотел ободрить своих товарищей.
– У нас не хватало опыта в политике и дипломатии.
– У нас не хватало мозгов, – сказал мечник. – А те, что еще оставались, смыли реки из водонапорной башни. Взгляните на этот город. Его построили мы. Надеялись – нет, к тому времени были уверены: заживем наконец по-настоящему.
– Этого не произошло?
– Как сказать… Наши дети больше не умирают от жажды. Мои товарищи не гибнут в песках. Мерзкие унамуны, науськанные степными бандитами, не нападают на караваны. И за все это мы благодарны мудрецу Иль-Закиру. Грех с нашей стороны жаловаться на то, в чем виноваты сами.
– Пока мы строили город, живые деревья прибирали его к рукам, – произнес священник. – Им-то как раз хватало и денег, и хитрости. Теперь они контролируют все – торговлю, фермерство, ремесленные мастерские. На бумаге наш город по-прежнему сохраняет независимость. Но на деле здесь заправляют дендроиды.
Он посмотрел на своих товарищей.
– Местные купцы частью разорились, а те, кто устоял на ногах, едва сводят концы с концами. В охранниках тоже отпала необходимость…
– В городскую стражу набрали наемников, – подтвердил мечник. – У них нет ни чести, ни достоинства. Но они умеют вести бой в условиях города. Ловить на улицах воров, убийц и мошенников. Взимать дань с нищих и проституток, которая идет в городскую казну. Нас этому не учили…
Он сплюнул.
– Да и не хочу я этому учиться. Теперь у меня школа, где я учу молодых ребят владеть оружием. Платят они немного, но мне хватает. Никто из нас не жалуется на судьбу. Дарующая жизнь спасла наших детей и наши семьи. И я первым встану на ее защиту, если потребуется.
– Скажи ему, – пробормотал торговец.
Он смотрел себе под ноги.
– Что сказать? – быстро спросила Френки.
Демонесса всегда слишком торопится.
– Говорить особенно не о чем… – воин задумался, решая, стоит ли открывать перед нами душу. – А впрочем, к чему молчать. Война с пустыней была опасной. Она стоила жизни многим и многим из нас. Но эта борьба научила нас благородству. Чувству собственного достоинства. Гордости.
Его лицо посуровело.
– Я вижу, как вырастает новое поколение. Многие из них никогда не видели пустыни. Другие, кто был чересчур мал тогда, быстро об этом забывают. Для детей это свойственно.
Засуха ушла, но и мы потеряли самих себя. Я смотрю на нынешнюю молодежь, и мне становится стыдно. Я не хочу сказать, что жизнь их проходит в попойках и кутежах. Такова юность, и даже мы, как тяжело нам ни было, тоже в их годы не упускали своего.
Но молодые сейчас забыли о гордости. Они привыкли кланяться живым деревьям, а втихомолку воровать, жульничать, совершать маленькие мерзости. Раньше никто не смог бы поступать так. Пустыня – строгий учитель, она сурово наказывает тех, кто плохо себя ведет…
Вы рассказали нам, что произошло с вашей спутницей, Лианной де Халон. В былые дни такого бы не допустили. Но что значат слова простого солдата? Спросите лучше святого отца.
Священник покачал головой.
– Не стоит об этом.
– Стоит! – торговец подался вперед. – Вы слишком часто выслушивали других, и теперь вам сложно говорить самому. Ничего, я скажу за вас. Церковь Святого Аскания была единственной в городе. Наши жители были бедны, но они никогда не жалели денег на щедрые пожертвования. Только так люди могли защититься от гнева пустыни.
– Святой отец ничего не оставлял себе, – вступил в разговор охранник. – И своему храму тоже. Он служил мессу в простой палатке – в такой же, в каких жили мы все. Каждую монету отдавал другим, тем, кто нуждался в помощи. Видит Бог, таких было немало.
Воин встал и обвел рукой панораму города, расстилавшуюся под нашими ногами.
– Видите золотые шпили? Каждый со своим символом на вершине. Это новые церкви. Туда ходят богатые прихожане, и деньги рекою льются в мешки для подаяний. Даже десятая их часть не будет потрачена на нужды бедных. Все заберут жрецы. А храм Святого Аскания по-прежнему остался полотняной палаткой. И туда никто почти не приходит – да и к чему? Пустыня ушла. Теперь в моде другие боги: те, что обещают богатство, успех, положение в обществе. Вот как изменился наш народ.
Я посмотрел туда, куда он указывал.
Над веселыми крышами домов, над зелеными кронами деревьев поднимались купола трех огромных храмов. Но выше каждого из них, более величественная, более прекрасная, сверкала волшебными фонтанами башня мудреца Иль-Закира, Дарующая жизнь.
– Я вам не помешаю?
Лианна де Халон стояла возле меня, и все ее десять пальчиков упирались в столешницу. Казалось, она чувствует себя так неуверенно, что ей нужна дополнительная опора.
Франсуаз покинула кружало. Она спустилась вниз, провожая наших гостей. Небольшой жест вежливости. Самое малое, что девушка могла сделать, в благодарность за их добровольную помощь.
Впрочем, они помогли мне мало.
У меня создалось неприятное ощущение, будто Лианна нарочно ждала ухода Франсуаз. А потом появилась столь же неприятная мысль – мисс де Халон приносит с собой одни хлопоты, как птица, с широких крыльев которой сыплется зло.
Не думаю, будто здесь есть ее вина – просто она такой родилась.
– Как вы сбежали от сиделок? – спросил я, указывая ей на креслице рядом с собой.
Вопрос «не помешаю ли я» подразумевал ответ «нет», а я не хотел лгать.
– Связали их простынями и выбрались через окошко?
– Но вы же тоже здесь.
– Я – другое дело. Со мной демонесса, она может телепортировать меня когда и куда угодно. А как оказались здесь вы? До монастыря несколько дней пути.
– Неподалеку было кольцо волхвов. Они и переправили меня сюда.
Волхвы тоже умеют перебрасывать людей на сотни миль в мгновение ока, хотя и не так искусны в этом, как демоны.
Мне показалось, что упоминание о Франсуаз затронуло в Лианне натянутую струну. Девушка присела рядом со мной, но тело ее оставалось таким же напряженным, словно она балансировала на канате.
– Мы не очень поладили при встрече, – сказала она.
Это явно было предисловие. Вот только к чему?
– Ничего страшного, – ответил я. – Так всегда бывает. О чем вы хотели поговорить?
Я задал вопрос в лоб не потому, что люблю торопиться. Напротив, по поведению моей собеседницы становилось ясно – ей хочется немного посидеть, пощебетать ни о чем и собраться с мыслями. И только после этого сказать то, ради чего она покинула монастырь и воспользовалась кольцом волхвов, которым не доверяет ни один эльф.
Но я понимал, что Френки не может долго прощаться с нашими недавними собеседниками. А когда Франсуаз придет, Лианна замолчит и, может быть, так никогда не скажет, что собиралась.
– Я была слишком самонадеянна, – сказала она. – Вы меня поддержали. Монахини поведали мне, как неизвестный эльф вылечил меня прямо на улице. Не стоило. Я знаю, насколько опасно врачевать представителям нашего народа. Вы могли пострадать сами.
– Если вы пришли поблагодарить меня, считайте, что уже сделали это.
– Нет.
Она быстро подняла на меня глаза, потом снова опустила.
– Я тоже хочу помочь вам, Майкл. И я могу это сделать.
Даже извиняясь, Лианна де Халон не могла отложить в сторону свою самоуверенность. Да, она и правда такой родилась.
– Есть то, о чем вы имеете право знать, Майкл.
– И что же?
Произнося последние слова, девушка не поднимала глаз. Теперь же взглянула прямо на меня и больше не отводила взора.
– То, что я должна сказать вам, чересчур личное. Для вас. Кроме того, я намерена передавать слухи. Такое поведение недостойно эльфийки. И наконец, я собираюсь предать тех, кто доверил мне секрет. Поэтому я сразу извинюсь перед вами за все вместе, и больше не станем терять на это время.
– Истинно эльфийский подход к делу, – подтвердил я.
– Бесспорно. Как вы знаете, в столице далеко не все вас поддерживают.
– Это не секрет. Если бы меня любили все, я начал бы беспокоиться. Всеобщая любовь часто оборачивается всеобщей ненавистью.
– Вы правы.
Она постоянно соглашалась со мной – значит; собиралась сказать очень большую гадость.
Поглядим.
– Все дело в вашей помощнице. Франсуазе.
– И что в ней?
– Некоторые считают, вы слишком близки. Непозволительно для эльфа.
– Межрасовые браки – основа нашей культуры. Они обеспечивают приток новой крови. Древняя, освященная веками традиция. Так в чем подвох?
Она отвернулась.
– В Лернее.
Вот, значит, как.
– И что же?
Мне приходилось вытаскивать из нее слова, как лемур выковыривает жука из-под коры дерева. Бедные лемуры – тяжко же им приходится.
– Вы познакомились с Франсуаз почти сразу же после окончания войны. Все знают, какими возвращались на родину Черные Драконы. Многие сошли с ума. Другие заточили себя в монастырях. Кто-то вообще не вернулся.
– Я, например.
– Я знаю, – она не слушала меня, – что нас называют «мцари». Это слово стало почти ругательным. По крайней мере, для тех, кто его произносит у нас за спиной. Но мы верим в традиции. А некоторые верят чересчур сильно.
– Иными словами, – я подбирал слова осторожно, – они боятся. Думают, после Лернея в моих мозгах была полная каша, а потом мне их промыли демоны. Давно в стране идет охота на ведьм?
Лианна покраснела.
– Все совсем не так. Просто вы должны знать, что некоторые в столице вами недовольны.
Я начал смеяться.
Я смеялся громко, откинув назад голову, и, не помню точно, может, даже стучал ладонью об стол. В тот момент я действительно выглядел как пациент, сбежавший из психиатрической клиники «Ратледж».
– Простите, Лианна, – сказал я, когда мне наконец удалось совладать с собой.
Все это время она молчала. То ли испугалась, то ли окончательно уверилась, что слухи обо мне – правда.
– Знаете, когда я впервые услышал эту фразу? Много лет назад. Бой только что закончился. Как сейчас помню – рядом со мной стоял Билли. Мы знали друг друга недавно, но быстро стали друзьями. На войне все происходит быстро.
Мы были единственными, кто остался. Из целого отряда. Всех других раскидало – я даже не знаю, где. Лишь я и Билли. Только вот головы у него не осталось. А из шеи торчал осколок позвоночника. Где-то далеко по-прежнему грохотали взрывы. Я поднимал его голову, приставлял к шее и проводил ладонями по разрезу. Я знал, что ничего не могу поделать. Прекрасно знал. Но все равно тер руками снова и снова, пока мои пальцы не превратились в сосульки.
Потом мои часы ожили. Я открыл их – не машинально, я думал, что мне сейчас сообщат о подкреплении. Что чародеи рядом и они спасут Билли.
И вот тогда я получил это сообщение из штаба. «Некоторые в столице вами недовольны». Ни слова больше. А когда я затем посмотрел на Билли, то понял, что он умер. Умер уже давно, и мне уже никогда не спасти его.
Лианна смотрела на меня.
Я не заметил, как закрыл лицо руками. Не хотел, чтобы она видела моих слез.
Черные Драконы не должны плакать. Иначе сойдут с ума.
– Билли был первым, кого я похоронил. Вы знаете, как хоронят людей в болоте? Вы просто кладете тело в трясину, и оно медленно уходит под землю, пока не исчезнет совсем. Ни креста. Ни надгробного памятника.
Как мне хотелось лечь тогда рядом с ним, закрыть глаза, свернуться в комочек, чтобы топь поглотила и меня. Как часто потом я упрекал себя, что не сделал этого. «Некоторые в столице вами недовольны».
Я в упор взглянул на Лианну.
– Не в первый раз.
– Они кладут изюм в булочку с кунжутом, – заметил я.
Десять пар глаз уставились на меня. Я разломил сдобу, чтобы ни у кого из собравшихся не оставалось сомнений в моих словах.
– Изюм с кунжутом, – повторил я. – По-вашему, так можно делать?
Я сидел на простом деревянном стуле – слишком простом для того, кто привык к изящной эльфийской мебели. Или к ее отсутствию вообще.
Обеденный стол передо мной был девственно чист, словно обитатели комнаты дали клятву никогда в жизни не притрагиваться к съестному. На самом деле, все обстояло проще – они ели на полу.
В дальнем углу комнаты поднималась куча огрызков. Арбузные корки соседствовали здесь с куриными косточками, промасленная бумага украшала обглоданные рыбьи головы.
Если бы в тот момент в мою собственную голову пришла идея позаниматься дедукцией, я мог бы заключить – здесь какое-то время жили крысюки. Судя по количеству мусора, не меньше трех дней и не больше недели.
Они никогда не выбрасывают объедки. И не потому, что страдают такими пороками, как лень и нечистоплотность. Просто иначе им негде было бы спать.
Я бросил разломанную булочку – точно и аккуратно, как игрок в баскетбол. Она опустилась прямо на вершину кучи, потом покатилась вниз.
В точности, как человеческая судьба.
Впрочем, в дедукции не было необходимости. Все пятеро крысяков находились тут же, вокруг меня, и их маленькие глазки пытались определить – а сколько огрызков останется от меня.
Их предводитель стоял в центре. Он по-прежнему носил на руках два лезвия, в форме орлиных крыльев. Два других клинка оставались в заплечных ножнах. Но я отчего-то питал сомнение в том, что они там заржавели и не покажут носа в решительный момент.
Носы у них были острые.
Очень.
– Что ты здесь делаешь, эльф? – спросил мечник.
Вопрос был глупым.
Люди всегда задают глупые вопросы, получают не менее тупые ответы, а потом горько обижаются на несправедливость мира.
– Беседую с тобой, – отвечал я.
Крысяк повел усами.
Воин пытался определить – не привел ли я с собой отряд легионеров, которые в этот момент как раз окружают здание. А если нет, то откуда у меня вдруг появилось желание стать кучей огрызков.
Однако снаружи он смог заметить только пару торговок, одна из которых продавала лук, а другая капусту. Мысль о том, какая именно из двух фермерш может представлять для него наибольшую опасность, надолго застряла в уме крысюка.
Мне пришлось помахать перед ним рукой, чтобы снова привлечь его внимание.
– Я уже тебе говорил, эльф, – сказал мечник. – Мы – люди мирные. И никому зла не желаем. Что же до твоей подруги, остроухой…
Он пожал плечами.
Обычный жест.
Но как же по-другому он выглядит, если у вашего собеседника клинки на руках. Орлиные крылья раздвинулись и опять сошлись, словно воин собирался взлететь.
– Она повела себя неправильно. Начала кричать. Набросилась на нас. Швырнула в Ражлика каким-то заклинанием. А мы ведь только хотели по-дружески ее предупредить.
Он вздохнул, сокрушаясь о человеческих пороках.
– Это хороший город, эльф. Мирный. И мы не хотим ничего здесь портить. Раньше – раньше он был другим. В те дни на каждом перекрестке ты смог увидеть бы это…
Мечник кивнул мордой на кучу огрызков.
– Но только все кости там были человеческими… Люди – странные существа. Они успевали плодиться, вырастать и дохнуть в этом краю, который не соблазнит даже скупого хобгоблина.
Он вынул из ножен оба клинка – медленно, словно знал, что ему некуда спешить.
– Люди – странные существа, – повторил он. – Готовы вытерпеть любые муки, лишь бы не свернуть со своего пути. Но никогда не выбирают саму дорогу. Всегда позволяют другим решать за себя. Зато потом с радостью умирают, ради чужих идеалов.
Крысяк оказался стоящим на столе, прямо передо мной.
Его прыжок был столь быстр, что глаз отказывался за ним уследить.
– Вот и ты, эльф. Зачем пришел сюда? Какое дело вам до этого города, этой башни? Если ты думаешь, будто тебе удастся узнать, кто нас нанял, – напрасно. И как ты вообще смог нас найти?
Вот что интересовало крысяка в первую очередь. Иначе он бы не стал вести со мной длинные разговоры. Но если ты весь ощетинен сталью, у тебя мало шансов схватить кого-нибудь и вежливо задать ему пару вопросов, аккуратно выкручивая при этом руки.
Твой собеседник истечет кровью прежде, чем успеет открыть рот – даже если очень, очень хочет сотрудничать.
Вот почему у меня оставалось еще минуты три, прежде чем мои кости присоединятся к куче мусора, столь популярного у местных тараканов и мух.
Если я все рассчитал правильно, этого времени мне хватит.
Конечно, я мог и ошибиться. В таком случае мне не придется даже сожалеть об этом.
Я просто не успею.
Я посмотрел на крысяка снизу вверх и улыбнулся.
– Ты неправильно поставил вопрос, – сказал я. – Мне известно, кто нанял вас. Вот почему так просто оказалось найти ваше убежище.
Крысяки не переглядывались.
Так стали бы поступать на их месте люди – но только не они. Длинные морды вытягивались, тонкие белые усики дрожали, пытаясь уловить мое настроение.
У страха свой запах, и они его не чувствовали.
– Если ты занимаешь в обществе важное положение, – заметил я. – Пусть не высокое. Просто важное. То многие глаза прикованы к тебе. А это значит, что когда ты должен спрятать пятерых ребят, наполовину состоящих из стали, – твой выбор весьма и весьма ограничен.
Я улыбнулся.
– Когда я понял, «кто» – «где» было уже делом техники.
Я не стал уточнять, что этот домишко был четвертым, куда я заглядывал. Первые три оказались звенящими пустышками – но иногда лучше выбросить часть истории, чтобы она выглядела более интересной.
– Убьем его, и дело с концом! – воскликнул один из крысяков.
Мне отчего-то показалось, что это и есть Ражлик, в которого Лианна пыталась запустить магическим шаром.
– Тихо! – прикрикнул на него вожак. – Забыл, как в прошлый раз усы себе опалил? А я ведь говорил, не лезь в камин мордой.
– Но я же вытащил оттуда сокровища, – заюлил крыс, хотя хорошо понимал, что не прав.
– И половину мы потратили, чтобы твои усы вылечить. Так что заткнись.
Мечник мог бы сказать: «мне надо подумать», но стало ясно, что его люди не нуждаются в дальнейших затрещинах. Они смолкли и даже смотрелись чуть ниже ростом.
– Ладно, парни, – сказал вожак.
Ему хватило десяти секунд, чтобы обмозговать ситуацию так же тщательно, как он обгладывал куриные кости.
– Мы уходим. Прошу прощения, господин эльф. Мы не хотели доставлять вам неприятности.
Он исчез и тут же появился вновь, у задней двери. Я не верил, что кто-нибудь может двигаться так стремительно – нет, он просто пропал на одном месте и тут же вынырнул в другом, словно чародей.
Самое обидное, что магом он не был.
– Но, Хозар, – начал скулить один из крысяков. – Нам обещали заплатить вдвое больше, когда все закончится.
Вожак обернулся. Оба его клинка вновь находились в ножнах.
– Как ты не понимаешь, – отвечал он. – Все уже кончилось. Заговор раскрыли, и эльфы об этом знают. Пусть наш наниматель выкручивается сам. Найдем себе другого, поумнее. Аванс мы все равно получили.
Воины потянулись за ним, опустив плечи. Им не нравилось, что большой куш, почти уже опустившийся в их карманы, внезапно растаял, словно кусок льда, вставленный в оправу вместо бриллианта.
Но они знали Хозара и понимали – лучше слушать его, если не хочешь опалить усы или остаться без черепушки.
Я сидел, не двигаясь, пока за последним из них не хлопнула дверь.
Острый кончик кинжала упирался в подлокотник кресла.
Длинные пальцы Франсуаз придерживали его за рукоятку. Девушка неторопливо поворачивала клинок, тонкие завитки стружки падали на пол.
Френки думала.
– Нельзя было отпускать его одного, – произнесла Лианна де Халон.
Сперва она хотела сказать «нам не следовало». Но, как исконная эльфийка, она прекрасно понимала силу и значение слов. А как женщина чувствовала – слово «мы» ее собеседницу не обрадует.
– Майкл знает, что делает, – бросила демонесса.
Она думала о другом.
Яркий, веселый свет падал на резную мебель гостиничной комнаты. На улице уже начинало смеркаться; но волшебные стекла, вставленные в особые рамы умелым чародеем, заставляли день длиться столько, сколько хотелось обитателям номера.
– Как прошло время в монастыре, Лианна? – спросила Франсуаз.
Все, что ее заботило в тот момент – это аккуратная дырочка, вырезанная на подлокотнике кресла. По крайней мере, так казалось со стороны.
– Приятно, – ответила эльфийка – Наши школы, в столице, созданы по подобию монастырей. Я словно вернулась в детство.
– Как мило.
Голос Франсуаз прозвучал так, словно ей только что сообщили статистику погибших на шахтах и рудниках за последние четыре года.
– Монашки понимают толк в лечении?
Неправильный оборот больно резанул уши Лианне. Эльфийке показалось, что собеседница нарочно коверкает слова, желая подпустить шпильку столичной чиновнице.
Де Халон решила не обращать внимания – в конце концов, она была здесь чужой. Ей нравилось проявлять скромность в подобных ситуациях. Она не отдавала себе отчета, что это тоже своего рода высокомерие.
– У них есть прекрасные врачевательницы, – молвила она. – Впрочем, в их помощи уже не было необходимости. Ченселлор Майкл полностью излечил меня еще в городе.
Она напряглась, ожидая упрека.
Эльфам очень опасно прибегать к лечебному колдовству. Франсуаз могла обвинить Лианну в том, что из-за беспечности столичной чистюли Майкл подвергал себя опасности.
Ничто в облике де Халон не изменилось. Только другие дроу смогли бы заметить, что она вся подобралась, приготовилась, как готовая к схватке гарпия.
Но демонесса не стала ни в чем ее упрекать. Казалось, мысли Франсуаз витают где-то далеко, возможно, даже выше, чем обитают Небесные Боги. Разговор же она поддерживала только для того, чтобы не сидеть в тишине.
– Значит, плечо больше не болит?
Лианна расслабилась.
– Я чувствую себя так, словно заново родилась.
Эта демонесса не такая уж и вульгарная, подумалось ей. И рожек под прической почти не видно. Не выпить ли земляничного чаю? Возможно, они даже смогут мило поболтать ни о чем.
– Рада, что ты полностью здорова.
Франсуаз встала и подошла к Лианне.
Резким ударом в челюсть сбила со стула.
Эльфийка шлепнулась на пол, словно мокрая тряпка, выброшенная из полового ведра. Это сравнение так понравилось Френки, что демонесса решила немедленно его развить.
Она схватила де Халон за волосы и протащила от стены к стене, не давая подняться на ноги.
Лианна вскрикнула.
От резкой боли, когда Франсуаз дернула ее за прическу. Больше она ничего не испытывала, не успев ни удивиться, ни испугаться.
Демонесса села ей на грудь, приставив к горлу острие кинжала.
– Все-таки хорошо, что Майкла здесь нет, – проворковала она. – Поговорим по-своему. По-девичьи.
Лианна попыталась вырваться.
Да, школа для богатых девочек, в которой она училась в детстве, во многом походила на монастырь. Но там, помимо поэзии и философии, учили магии и приемам рукопашного боя.
Де Халон четко развернулась, подняв правую руку и обхватив Франсуаз левой. Она выполняла этот прием множество раз – и на тренировках, и в боевых ситуациях. Однажды ей удалось сбросить с себя людоеда, который был вдвое больше и втрое тяжелее ее.
Франсуаз не двинулась.
Могло показаться, что тело Лианны сдавило в стальных тисках.
– А ты плохая девочка, – заметила Френки. – Наверное, тебя мало наказывали в детстве. Ничего, мы это исправим.
Блам!
Блам!
Две резкие пощечины обожгли щеки Лианны.
– Теперь ты будешь говорить, – мягко сказала Франсуаз. – Твоя тощая задница притащилась сюда вовсе не из-за водонапорной башни, не так ли.
– Ты знаешь, зачем я здесь.
Блам!
Этот удар оказался вдвое сильнее, чем предыдущие. Две пощечины словно слились в одну.
– Никто не говорил, что ты можешь открыть рот, – наставительно произнесла демонесса. – Вы, эльфы, любите пудрить людям мозги. И друг другу тоже. Но кое-что о вас я все-таки знаю. Ваш Совет не послал бы двух представителей с одним и тем же поручением.
– Но это задание было очень важным и…
Френки покачала головой.
На этот раз она не стала бить Лианну. Просто слегка свела ноги.
Эльфийке показалось, что ее сейчас переломает вдвое. Дыхание вылетело из ее груди, как птица покидает горящее гнездо. Ребра начали хрустеть.
– Я ведь предупреждала, – ласково сообщила Френки. – Не говори, пока не спросят. А вот теперь я спрошу. Тебе плевать на башню, воду и весь этот вшивенький городишко. Совет послал тебя следить за Майклом?
Лианна закашлялась.
Ей казалось, что сейчас у нее изо рта польется кровь, но этого не случилось.
Франсуаз встала, глядя на свою противницу сверху вниз.
– Отвечай, – сказала она.
В ее голосе не было эмоций.
– Какая ж ты дура, – ответила ей Лианна.
В глазах демонессы сталью сверкнуло недоумение.
Де Халон встала. Это было непросто. У нее болело все, и оставалось только гадать, нет ли трещины в ребрах.
– Ты говоришь, что знаешь эльфов, – голос ее звучал хрипло, но в нем все равно звучала победа. – Ты ничего в нас не понимаешь. Меня прислали, чтобы следить за тобой.
Ее тело сотрясло от сильного спазма. Она сложилась пополам, и ее вывернуло прямо на пол.
Франсуаз смотрела.
Лианна выпрямилась, и вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Ты никому не нравишься в столице, – сказала она. – Френки. Это даже не имя. Глупое прозвище, причем мужское. Да в тебе и нет ничего женского. Ты просто ходячая мясорубка, которая только и знает, что крошить людей на куски.
Демонесса открыла рот, но ничего не сказала.
– Совету не нравится, когда эльфы слишком сильно сближаются с чужаками. А нам, мцари, это не нравится больше всех. Ты везде чужая. Френки.
Это имя прозвучало – не как ругательство, скорее, как нечто, столь нелепое и абсурдное, что и в словаре-то ему места нет.
– Ты покинула родной дом, потому что искала приключений. Приклеилась к Майклу – впилась в него в тот момент, когда он был уязвим. И не отпускаешь. Совет дал мне полномочия убить тебя – если я сочту нужным.
Медленными движениями она вытерла блевотину с руки о свое шелковое платье.
– Можешь попробовать, – сказала Франсуаз. – Я даже позволю тебе снова сходить к монашкам, чтобы подлечиться сначала. Пусть это будет честный бой.
Лианна спросила:
– Майкл когда-нибудь рассказывал тебе о Билли?
Глаза демонессы сузились.
– Кто это такой? – осведомилась она.
Эльфийка улыбнулась.
– Никто. Просто его школьный товарищ.
Она подошла к креслу и тяжело опустилась на атласную подушку.
– Я уже послала отчет Совету, – сказала она. – Сказала, что ты не представляешь угрозы ни для эльфов вообще, ни для самого Майкла. Можешь прочитать. Вот копия. Если умеешь, конечно.
Франсуаз отбросила пергамент в сторону.
– Откуда такая доброта? – спросила она.
– Это не доброта.
Лианна ощупывала свою шею. На пальцы, из маленьких порезов, капала кровь.
– Меня прислали узнать, что лучше для Майкла. И я узнала.
Она встала и осторожно, стараясь не причинить себе боль, подошла к волшебному витражу.
– Если заставишь его страдать, – сказала она, не оборачиваясь. – Я найду и убью тебя. И мне для этого не потребуется приказов Высокого Совета.
– Что между вами произошло? – спросил я. Прозрачные волны астрала растекались передо мной, словно океанские волны. Лианна де Халон вернулась в столицу, через волшебный портал.
Франсуаз взглянула на меня так, как обычно смотрят из-под очков. Люди часто так делают, даже если самих очков не носят. Ради эффекта.
– Я, конечно, бисексуалка, – сказала она. – Но между нами ничего не произошло.
Крошечные голубоватые пузырьки таяли и лопались перед моими глазами. Магическая дверь закрылась, мы остались одни.
Я размышлял, стоит ли настаивать на ответе. Но пользы от этого было бы столько же, как и от попытки в прыжке укусить луну. Если девушка захочет мне рассказать, она это сделает.
Правда, я сомневался, что это когда-нибудь произойдет.
Женщины редко рассказывают мужчинам, чем занимаются, когда остаются наедине друг с другом. Это позволяет им поддерживать множество мифов о себе, в которые, впрочем, только они сами и верят.
Я посмотрел на небо, потом покачал головой и вынул золотой брегет. Лианна уже вернулась к своим столичным друзьям, а значит, часы в моей руке так и оставались часами, а не превращались в символ древних традиций эльфов.
– Смеркается, – сообщил я, хотя это было ясно и без циферблата. – Нам пора.
– Как прошло у тебя с крысяками? – спросила Френки. – И почему ты не взял меня с собой?
Только что я говорил о мифах, которые сочиняют женщины. Вот один из них – они никогда ни о чем вам не рассказывают, но глубоко уверены, что имеют право с пристрастием допросить вас самого о любой мелочи.
– Мы просто поговорили, – отвечал я, быстро направляясь вперед, по темнеющей улице.
К сожалению, Франсуаз не из тех, кого можно отвлечь от разговора скорой ходьбой. Дыхание у нее сбивается только во время секса – и то только потому, что ей самой это нравится.
– То есть ты просто пришел к пятерым вооруженным бандитам, погрозил им пальчиком и велел убираться из города? – спросила девушка.
Настроение у нее явно было скверное, и не следовало родиться эльфом, чтобы понять – причина тому Лианна де Халон.
Ну и что?
Поскольку мне ничего не рассказали, я не обязан проявлять чуткость и понятливость. К слову, это одно из важнейших правил общения с женщинами.
– Мне даже не пришлось им грозить, – отвечал я. – Нам сюда.
Я нарочно выбрал дорогу, которая вела через мусорник – гораздо более грязный и отвратительный, чем тот, где нас перестряли крысюки. В прошлый раз Френки громко возмущалась по этому поводу; теперь даже не заметила.
Да, Лианна крепко ее задела.
– Так почему ты не взял меня?
Я хмыкнул.
– Френки. Ты не умеешь слушать. Возможно, дело в том, что уши у тебя не заостряются кверху. Из-за этого ты пропускаешь часть звуковой волны.
Девушка намеревалась что-то ответить, но только зарычала, сражаясь с мусорным баком.
– Если бы мы пошли вместе, – пояснил я, – мне бы не удалось с ними даже поговорить. Ты сразу хватаешься за оружие. Стоп.
Франсуаз остановилась так резко, словно перед ее ногами разверзлась пропасть.
Строго говоря, ничего подобного вокруг не было – миль на шестьсот, если не считать небольшого оврага Троллей. Но и он находился в трех часах езды от города.
Перед девушкой расстилалась ровная, плоская поверхность, которая словно и была создана для того, чтобы танцевать на ней кадриль, польку и другие танцы, столь любимые гоблинами.
Черта с два.
Это была площадь перед водонапорной башней. И в любой момент ее тайные механизмы могли прийти в движение, выпуская наружу полчища голодных унамунов.
Вот почему и я, и Франсуаз благоразумно не стали пересекать невидимой границы, проведенной когда-то Иль-Закиром, мудрецом из города Маназира.
– Что нам здесь понадобилось? – спросила девушка.
Ей очень хотелось обо всем меня расспросить, но она понимала, что после своей скрытности права на это не имеет.
– Разумеется, ничего, – отвечал я. – Мы уже были здесь и смогли убедиться – ничего интересного тут нет. Открывай портал.
Алые чувственные губы Франсуаз изогнулись в недоверчивой улыбке.
– Ты хочешь телепортироваться внутрь башни? Ты объелся арбузных корок, и у тебя мозги отказали. Сам же говорил – чародей не мог не предусмотреть такую возможность. Как только мы окажемся внутри, нас прихлопнут как мух. Не стоило тебе трескать вместе с крысюками, от этого люди глупеют.
Нет, Лианна положительно вставила Франсуаз хорошего фитиля. Это было тем более странно, что синяки я заметил на лице первой, хотя эльфийка и пыталась скрыть их под слоем пудры.
Но это совершенно не значило, что теперь Френки может отыгрываться на мне.
– Судя по тебе, – любезно отвечал я, – так ты, до встречи со мной, только с крысюками и зналась. Только этим и можно объяснить твою недогадливость.
Я потрепал девушку по подбородку.
– Мы не станем проникать в башню, любовь моя. Мы отправимся вниз – в гнездо унамунов.
Если бы поблизости оказалось кресло, хотя бы табуретка, Френки села бы от удивления. Или запустила этим предметом мебели в меня.
– Ты хоть знаешь, сколько тварей могут жить в одной пещере? – спросила девушка. – Два или три десятка. Там даже воющий гиппопотам не спасется.
– Под землей унамуны не опасны. Они ползают по своим ходам, как ужи. И втягивают зубы, чтобы не поранить себя.
Мои слова явно Френки не убедили. Она как-то не привыкла доверять существам, зубов у которых больше, чем у целого выводка крокодилов.
– К тому же, – продолжал я, – Иль-Закир построил здесь башню больше двадцати лет назад. С тех пор не было ни одного упоминания о том, что на людей в долине нападают твари из-под земли. Значит, он наложил защитное заклинание на всю местность, которую орошает башня.
– Такое возможно?
– Да, если заслон действует только на тварей одного вида. Например, унамунов. Тем не менее, для создания подобной преграды надо быть великим магом – по всей видимости, Иль-Закир именно таков.
– И что?
– Раз подземные твари не могут охотиться поблизости, вряд ли они остались в пещере. Наверняка вырыли себе новое гнездо, поближе к пустыне. Возможно, мы никого и не встретим там, внизу.
– Если ты ошибаешься, – мрачно сказала Френки, – нас уже больше не встретит никто здесь, наверху.
Девушка начала проводить перед собой магическую черту, открывая портал, но вдруг остановилась.
– А как мы поместимся в туннель унамунов? – спросила она. – Ни ты, ни я не сгодимся на роль ужа. Нас может перенести точно в центр пещеры.
Френки не стала добавлять «а это плохо» или «и вот тогда ты поймешь, что я была права». Сама мысль о том, чтобы оказаться внутри гнезда, могла вышибить смелость даже у минотавра.
– Что-то подсказывает мне, – пробормотал я, – там вполне хватит места. В конце концов – если я ошибаюсь, волшебная дверь просто не откроется.
– Знаешь, Майкл, – процедила девушка, – ты никогда не ошибаешься. Только после твоих побед мне приходится считать выбитые зубы. Ладно, вперед.
Я шагнул сквозь портал.
Когда мы покидали площадь водонапорной башни, над городом уже спустились сумерки. Однако мои глаза все же не успели достаточно привыкнуть к темноте.
В первые несколько ударов сердца я ничего не видел.
Но поскольку это сердце еще никто не выдрал у меня из груди, оставалось надеяться, что Френки не ошиблась – и мы счастливо миновали главную пещеру.
– Многовато здесь места для ужа, – сообщила девушка.
Два ярких луча ударили мне в глаза.
Глаза демонов светятся в темноте, и это крайне досадно. Этого недостаточно, чтобы рассмотреть хотя бы слона, и вполне довольно, если вы собрались ослепнуть.
– Прости, Майкл, – сказала Франсуаз. – Я думала, ты справа.
– Не стоит начинать думать, пока не заказала мозги по почте. Гнездо далеко?
– Около двухсот футов.
Девушка поежилась.
– Слишком близко, Майкл. И странно, что я их не чувствую. Я – дочь мрака и должна вроде бы знать, если поблизости прячется нечисть.
– Унамуны немного телепаты, – отвечал я, проводя ладонью по сырой стене коридора. – Слишком примитивны, чтобы читать мысли, но могут на расстоянии ощущать эмоции. Именно это позволяет им подкарауливать жертву под песком, а потом набрасываться на нее…
Последняя горстка слов была чересчур уж лишней, учитывая, где мы находились.
– Они просто блокируют тебя.
– Значит, они знают, что мы здесь?
– Конечно.
Теперь я мог осмотреться. Впрочем, любоваться здесь было не на что. Длинный туннель, извилистый, как дороги судьбы, начинался далеко нигде, чтобы закончиться в недосягаемом никуда.
– Тогда почему мы все еще живы?
Я усмехнулся и опустился на земляной пол. Можно было отдохнуть, пока все не началось.
– А ты спроси себя, почему туннели такие высокие.
– Гном тебя подери, Майкл. Я уже спрашивала. Ты сам говорил, они как ужи ползают. К чему им городить такие хоромы?
Я похлопал землю рядом с собой, приглашая ее тоже сесть. Девушка придирчиво осмотрела свое новое кресло, и оно ей не понравилось.
– Если бы ты был джентльменом, – бросила она. – Подложил бы мне свой камзол.
– Без камзола мне будет холодно, – возразил я. – А ты можешь и постоять.
Френки несильно пнула меня ногой, но все же присела рядом.
– Чего мы здесь ждем? – спросила она. – Или ты притащился сюда просто так, чтобы сменить интерьер?
– Чего? – удивился я. – Но это же очевидно, Френки. Мы поджидаем того, кто собирается разрушить водонапорную башню Иль-Закира.
– Шерлок Холмс однажды сказал – он может раскрутить дело, если загадка таится на одном из его концов. Но не на обоих сразу. Именно с такой историей мы и столкнулись, Френки – здесь были одни вопросы. Я не мог найти кончик нити, потому что мне не дали даже самого клубка.
– Я знаю, – кивнула девушка. – Лианна де Халон. Она приехала сюда не ради башни. Совет прислал ее шпионить за нами. Не хотела тебе говорить, пока все не кончилось. Боялась, что ты расстроишься.
– Она мне рассказала. Впрочем, в этом и не было, необходимости.
– Знаю. Вы, эльфы, чересчур гордые. Считаете, что можете остановить любую беду в одиночку. Один мятеж – один рейнджер.
Френки задумалась.
– Может, из-за этого Совет меня невзлюбил? Я не укладываюсь в эту схему.
– Не бери в голову. Всем никогда не угодишь.
– Девушки, – ответила Франсуаз, даже не пытаясь скрыть злобности, – не берите в голову, берите в рот. Ладно, проехали. Как Лианна узнала, что тебя отправили спасать башню? Разве это не должно быть секретом – или каждой кикиморе известно, чем занимаются посланники Совета?
– Ты так ничего и не поняла, – я покачал головой. – Не было никакого пророчества. И никто не, покушался на башню, которую построил великий мудрец Иль-Закир, любитель разводить унамунов. Все это придумала сама Лианна – вернее те, кто ее послал.
– Но зачем?
– Из-за тебя. Я путешествую с тобой и могу в любой момент прыгнуть в любую точку пространства, через магический портал. У Лианны такой возможности нет. Все, что она может – идти на поклон к волхвам. Но их кольца расположены далеко не везде. Это как дороги – есть места, куда они просто не ведут.
– И когда мы только собирались пройти сквозь портал, ты и получил это желудиное задание.
– Конечно. Лианна почти догнала меня. Те, кто послал ее, не могли допустить, чтобы в последний момент все сорвалось. Что бы такое придумать, ради чего мне придется остаться в городе?
– Да здесь и думать не надо. Водонапорная башня торчит на карте, как вставший член. Но если заговора не было – откуда взялись крысюки? И кого мы поджидаем здесь, просиживая в глине отверстия?
– А ты представь.
Я соединил кончики пальцев.
– Живет себе человек, которому башня Иль-Закира – все равно, что чересчур тесные туфли на званом вечере. И болит нещадно, и снять нельзя.
– А тут притаскивается Лианна со своей выдуманной байкой?
– Верно. Герою нашему, конечно же, невдомек, что эльфы затеяли друг с другом пятнашки. Рассказ де Халон он принимает за чистую монету.
– А дальше? Он мог расслабиться и поставить свечку богам – кто-то со стороны исполнит его мечту.
Я улыбнулся.
– Френки. Ты не успеваешь смотреть на историю с обеих сторон одновременно. Заговора не было. Значит, не оставалось ни малейшей улики, ведущей к его зачинщикам. Недаром Лианна все свалила на магический кристалл. Сослаться на пророчество очень удобно, когда сказать совершенно нечего.
Мы не могли разоблачить тех, кого не существовало. Но наш герой об этом не знает. Зато ему хорошо известно, с какой дотошностью эльфы проводят свои расследования – даже на чужой территории. Он понимает, власти города не только не станут мешать нам из ложной гордости, но наоборот, бросят к нашим ногам все свои ресурсы. Для них на карту поставлено даже не слишком многое, а абсолютно все.
– И он уверен, что мы найдем заговорщиков до того, как они нанесут удар?
– Конечно. Но была и другая причина. Он жил в этом городе двадцать лет. И все это время думал о башне. Ему известно – к ней нельзя подступиться. Иль-Закир слишком хорошо позаботился о своем детище. И наш герой сразу приходит к выводу: затея неизвестных бандитов заранее обречена на провал.
– Но если он сам разрушит Дарующую жизнь, вся вина ляжет на заговорщиков. А гаденыш останется в стороне. Но, Майкл, если мудрец обезопасил башню, как ее уничтожить?
– На каждого мудреца довольно простоты. Мы знаем, что Иль-Закир не учел одного обстоятельства. Возвел постройку над логовом унамунов. Он смог найти выход из положения, накрыв долину защитным заклинанием. Но все же это брешь в его броне. Трещинка, о которой знают немногие.
Френки кивнула.
– Перед тем, как войти в волшебный портал, – сказала она, – чиновница хотела положить руку на твою голову. Ты не позволил. Что это было? Еще один эльфийский ритуал?
– Нет… – Я думал, Франсуаз не заметила этого жеста. – Мы умеем передавать чувства. Образы, смешанные с ощущениями. Лианна просила меня показать, что было в Лернее.
– Ты никогда не говорил, будто можешь это делать.
– Только с существами, которые тоже имеют такую способность. Прости, но у тебя ее нет.
– Почему ж ты не порадовал Лианну яркими картинками?
– В Лернее я провел восемнадцать лет. Если сложить все мои чувства в одно послание, от него снесет голову кому угодно.
Внутри меня вспыхнул зеленый свет, тусклый, словно сияние изумруда.
Он рос в моей груди, как сдерживаемая ненависть, пока не поглотил целиком.
Потом я взорвался.
Тысячи тысяч клочков моего тела, моего сознания разлетелись, уносимые взрывной волной. Стало больно, так больно, что захотелось упасть на колени, спрятать лицо в ладони и плакать.
Но я не мог даже этого.
Я стоял в большой многогранной зале. Стен у нее было так много, что на первый взгляд она казалась вам круглой – сто пятьдесят шесть граней, каждая из которых символизировала одного из великих эльфийских святых.
Здесь было светло – но не горело ни одной лампы. Эльфы смотрели на меня, их собралось много, но ни в одной из стен не открывалась дверь, через которую они могли бы попасть сюда.
Напрасно случайный наблюдатель искал бы потайные ходы или секретные кнопки. Ни одна дорога не вела сюда – кроме той, которой пришел я сам.
– Что это? – тихо спросила Френки.
– Секретное святилище мцари. Согласно легенде, оно вырублено внутри древней скалы. Лишь избранные из магов Черного Круга, посвященные в тайну, могут перенести тебя сюда. Что, собственно, сейчас и произошло… Черт, я думал, все это сказки.
Эльфы ждали.
Были здесь воины, одетые в традиционные небесно-голубые доспехи. На груди каждого из них светились знаки отличия. Символы в форме голов драконов, перекрещенных мечей и весов, замерших в идеальном балансе обеих чаш.
Ни одного простого солдата – никого, рангом ниже, чем генерал.
– Что это? – повторила Франсуаз.
– Трибунал, – медленно сказал я.
Два мага Черного Круга стояли в дальнем углу залы. Длинные мантии пачкали злом мозаичный пол.
– Здесь нас осудят и приговорят к смерти. А тем временем водонапорная башня рухнет и тысячи людей погибнут из-за наводнения. Но какое дело до этого мцари? Их заботят только эльфийские традиции.
Был здесь еще один – не маг и не воин. Высокий мудрец, с золотой тиарой на голове, в серебряном с голубым камзоле.
Гофмаршал Высокого Совета.
– Вижу, вы не теряете присутствия духа, ченселлор Майкл, – произнес он. – Это хорошо. Вы еще не до конца утратили то, что отличает дроу от низших существ.
Я заложил руки за спину.
– Зато в вас всех не осталось ничего от эльфов, – спокойно отвечал я. – Вы предали наш народ и наши традиции. Мы гордимся тем, что мы дроу, ибо знаем, как много у нас истинных достоинств.
– Здесь все в это верят, – резко ответил гофмаршал, указывая на своих сторонников. – И вот почему мы тут, в зале святых.
Я улыбнулся.
– Вы презираете самих себя, – сказал я. – Позорите свой народ. Вы лелеете мерзкие бредни, будто мы – избранная раса, выше всех остальных. Вы гордитесь своей страной не за то, что она прекрасна сама по себе, а потому лишь, что все остальные, по-вашему, плохи. У вас нет веры и сил, чтобы крепко стоять на ногах. И желая возвыситься, вы не знаете другого пути, кроме как унижать других. Это и есть фашизм.
Лицо гофмаршала не изменило своего выражения.
– Вы всегда умели красиво говорить, ченселлор Майкл, – сказал он. – Я помню ваши речи в Высоком Совете. Посмотрим, не отобьет ли это у вас красноречие.
Короткий жест.
Один из воинов приблизился к старцу и передал ему резной ларец.
– Откройте, – предложил старец.
Я не двигался.
Я уже знал, что увижу внутри ларца и не хотел верить.
– Как пожелаете… Сделаю это сам.
Гофмаршал распахнул крышку, украшенную тремя мантикорами.
В ларце лежала отрубленная голова Лианны де Халон.
– Так мы поступаем с предателями, – произнес маршал. – С теми, кто присягнул на верность ста пятидесяти шести святым, а потом продал их. Теперь – теперь мы будем судить вас. Здесь вы не ошиблись.
Воин принял ларец из рук старика.
– Вижу, вам нечего ответить, ченселлор Майкл? – вымолвил член Совета. – Вы не хотите больше порассуждать о «мцари»? Жаль, вы так интересно говорили. Кстати, я думал, что так называют нас только за глаза.
– Вы ошибаетесь, – произнес я. – За вашей спиной не шепчутся – потому, что вас никто не боится. Эльфы зовут вас «мцари» только из благородства. Мы не хотим осквернять свои уста вашим настоящим именем. Вы – бешеные.
Лицо старца посуровело.
– Так называлась древняя секта, выступившая против Совета. Злые еретики, с которыми мы не имеем ничего общего.
– Скажите это Лианне, – посоветовал я.
Гофмаршал вскинул руку.
– Довольно оскорблений, – воскликнул он. – Трибунал начат. Мы, исконные эльфы, сохранившие верность идеалам великих предков, собрались здесь, дабы осудить изменника, ченселлора Майкла.
Я сложил руки на груди.
– Вы забыли добавить мой титул, маршал. Я – Черный Дракон. И знаете, почему вы про это умолчали? Таков высший из чинов ченселлора. И ни один из вас мне не ровня.
Молния ненависти пронзила лицо советника. Он хорошо знал, что я прав.
– Ни один Черный Дракон не стал бы участвовать в этом фарсе.
– Молчите! – приказал старец. – Или я прикажу магам лишить вас речи.
Веки его были насуплены, взгляд черен, как гнилой омут.
– Вы обвиняетесь в том, что предали высокие идеалы эльфов. Изменница де Халон пыталась за вас вступиться. Говорила о том, что смешанные браки – наша традиция. Это ложь. Мы не фанатики, ратующую за чистоту крови дроу, как делали это бешеные. Мы говорим о другом – о чистоте сознания и духа.
Он сделал шаг назад.
– Вы обвиняетесь в том, что продали душу дьяволам. И с той поры перестали быть настоящим эльфом.
Вперед выступил воин с регалиями бригадного генерала.
– Суд пройдет, как предписано традицией. Лучший боец из нас скрестит мечи с той, кто осквернила славу и гордость дроу. Никто не смеет вмешиваться в этот бой.
Он обернулся.
Маги Черного Круга шептали заклинания, сцепив перед собой руки.
Стальные кандалы сомкнулись на моих запястьях. Прочные цепи со звоном втягивались в стену, заставляя меня отступать.
Колдуны замолкли.
Я ощутил спиной холод цветной мозаики. Гофмаршал с удовлетворением взглянул на меня.
– Мы не хотим, чтобы вы вступались за свою дьяволицу. Вы и так слишком часто пренебрегали древними законами. Думаю, вы поймете и простите нам это маленькое заклинание…
Чародеи более не замечали меня. Они знали – обычный эльф не в силах противостоять магии Черного Круга. Глаза волшебников снова были опущены. Колдуны вернулись в мир грез, в котором проводят большую часть жизни.
– Два месяца назад, – произнес я. Из-за цепей мне было тяжело говорить. – Меня пригласил глава Высокого Совета.
Бригадный генерал принял из рук своего собрата топор – страшное оружие, с длинным древком и лезвиями на обоих его концах.
Франсуаз вынула меч из заплечных ножен.
– Он говорил со мной о мцари, о бешеных… Многие эльфы чувствовали, что древняя и мерзкая секта вновь поднимает голову.
Воины отступили к стенам, образуя широкий! круг. Маги не двигались; вряд ли они вообще замечали, что происходит вокруг них.
Гофмаршал на всякий случай подошел ко мне – он не хотел случайно попасть между дуэлянтами.
– Мы полагали, что часть верховных иерархов тоже поддалась влиянию идей мцари. Сейчас я вижу, что не ошибся. Существовал только один способ выцарапать вас из щели, в которую вы забились. Приманка. Ею стал я.
Бригадный генерал начал раскручивать топор. При взгляде на это тяжелое оружие мало кто бы поверил, что его вообще можно поднять – тем более, сражаться с его помощью. Но воин владел двусторонней алебардой так же легко, словно держал прогулочную трость.
Четыре скругленных лезвия – по две с каждой стороны – вращались перед генералом, словно крылья смертельной мельницы.
– Несколько недель я оставался в столице. Мне предстояло привлечь ваше внимание. Я выступал с речами.
Я закашлялся – цепи сдавливали меня чересчур сильно.
– Которые вам так понравились. Ходил на приемы. Но главное – я говорил с людьми. Говорил то, во что верю и что так ненавистно вам всем. Правду.
Генерал начал приближаться к девушке.
Зала была большой – но не настолько, чтобы Франсуаз могла убежать. Она и не пыталась. Девушка стояла, держа в руках длинный стебель дайкатаны.
Воин сделал выпад, потом второй. Он выбрасывал топор вперед, не прекращая проворачивать его перед собой. Этот маневр требовал и силы, и ловкости. Среди бойцов раздался одобрительный шепот.
Ни один удар не мог достичь Франсуаз. Для этого не хватало пары шагов. Но генерал знал, что пара подобных выпадов способна вызвать панику даже у опытного воина.
Ведь опыт не делает человека бессмертным – скорее, он научает ценить жизнь.
Демонесса не двигалась.
– Потом мы решили, что этого достаточно. И я уехал. Вы выжидали. Нельзя было нападать на меня сразу же. Тогда мое исчезновение сразу бы связали с тем, о чем я так много говорил в столице. Но потом – потом ловушка сработала.
– Вы правы, – спокойно отвечал гофмаршал.
– Вот как? – произнес я. – И в чем же?
– Вы много говорите…
Франсуаз взмахнула мечом. Всего лишь раз.
Дайкатана рухнула вниз, как лезвие гильотины. Древко топора переломилось пополам, тяжелая сталь зазвенела об пол, калеча и разбивая мозаику.
Генерал остался безоружным.
– Мне нравятся ваши традиции, – сказала Френки.
И снесла ему голову.
Глаза бойцов, не отрываясь, следили за тем, как отрубленная башка катилась по полу, подпрыгивая и оставляя кровавые следы. Длинные волосы бригадного генерала хлопали ей вслед, словно хвост диковинного зверя.
Голова остановилась у ног гофмаршала, вздрогнула и пала лицом вниз.
Старец замер.
– Трибунал окончен, – негромко произнес я. – Так гласят древние законы. Вы же ратуете за их соблюдение.
– Ложь! – воскликнул советник. – Дьяволица не билась честно. Она призвала помощь из Преисподней. Сам Нитхард, владыка Ада, водил сейчас ее рукой.
– Не говорите глупостей, – устало промолвил я. – Вам прекрасно известно, что слуги Геенны здесь ни при чем. Здесь маги Черного Круга. Они сразу почувствовали бы детей тьмы. Вы проиграли. Ваш собственный суд меня оправдал.
Старец с ненавистью посмотрел на меня.
Каждый из эльфийских святых говорил о том, что ненависть – великий грех. Разными словами, по разным поводам, но все они в этом сходились.
Но гофмаршал служил выдуманным идеям, а не добру или злу. И для него не имело значения, нарушит ли он сам вековые традиции.
– К бою! – приказал он. – Мы уравняем шансы. Раз дьяволице помогает сам Нитхард, от которого отвернулись даже Небесные Боги, пусть ее атакуют все наши бойцы сразу.
– Не делайте этого, – предупредил я.
Меня никто не услышал.
Воинов было шестеро.
Теперь, когда бригадный генерал лежал в луже собственной крови у ног девушки, их стало пятеро. Лучшие из лучших, элита эльфийской армии.
Бешеные.
Один из них держал длинное копье, второй был вооружен короткой пикой. Третий сжимал кривую саблю. Но наибольшую опасность представляли двое других – лучники.
– Майкл, – пробормотала Френки, не оборачиваясь ко мне. – Ты вроде бы говорил, что у эльфов нет армии.
– Они из городских гвардейцев. Нечто вроде полиции. И пограничных отрядов.
– Неплохо для страны, в которой нет войск.
Стрелы запели в воздухе.
Гофмаршал улыбнулся. Это выражение замерло на его лице, а потом упало, как занавес. Он осознал, что стоит на линии огня.
Да, ничья жизнь не имела значения для мцари. Даже их предводителя.
Старец шагнул в сторону, но наступил на край Длинного плаща. Он споткнулся. Никто этого не видел, кроме меня. Когда советник вновь выпрямился, его лицо казалось белее, чем снег Саламандровых гор.
Маленькую оплошность, свой неловкий жест он расценил как жуткий миг позора и трусости.
И не мог простить мне, что я был тому свидетелем.
Все-таки прав был крысяк Хозар. Люди – странные существа.
– Ты не переживешь эту ночь, Майкл, – прошептал гофмаршал.
Франсуаз перекатилась по полу. Это было больно – яркие детали мозаики выдавались вверх, острыми краями, словно скопление айсбергов. На коже девушки показались капельки крови.
Две стрелы пролетели над ней, ударившись в стену. Двое святых, чьи лики были на ней изображены, оставались бесстрастными. Выложенные из разноцветных камней, они не ощущали боли. Но лицо гофмаршала сморщилось, словно оба острия пронзили его насквозь.
На его глазах оскверняли священную залу.
Широкий кожаный пояс, обвивавший талию девушки, сверкал тринадцатью сюрикенами. Но это было магическое оружие. Франсуаз не решалась использовать его, зная – это может пробудить черных колдунов.
– Пятеро против одной, – сказал я. – Таков, по-вашему, честный бой?
– Не тебе говорить о чести, предатель.
Люди не любят, когда их ловят на лжи. Когда им нечего больше сказать, они называют лжецами всех остальных.
Двое бойцов бросились к Франсуаз – мечник и пикинер. Девушка еще не успела подняться с пола. Копейщик поднял оружие для удара Он не трогался с места – длина древка позволяла ему поразить цель оттуда, где он стоял.
Кривая сабля ударилась об украшенный пол, поднимая фонтан разноцветных брызг. Демонесса перекатилась снова. Острое, словно зубы дракона, лезвие ее меча полоснуло по ногам второго бойца. Он выпустил из рук пику и начал медленно падать.
Гофмаршал рванулся вперед.
В первое мгновение мне показалось, будто он хочет прийти на помощь раненому товарищу. Но нет – старец стремился туда, где стрелы попали в скорбные лики святых.
Ему не терпелось провести рукой по мозаике, убедиться, что рисунок не поврежден.
Как он мог думать об этом в такую минуту?
Копейщик нанес удар. Он опоздал. Девушка уже стояла на ногах, в трех футах от него. Копье имеет много преимуществ – оно позволяет нанести удар с большого расстояния. Но им слишком долго замахиваться.
Воин понял, что не успеет парировать удар или отклониться. Но Франсуаз не собиралась атаковать. Выпустив меч, она схватила копье обеими руками, со стороны наконечника.
– Ты еще не дорос до больших игрушек, – произнесла она.
Боец не успел опомниться, как девушка развернула его, заставив сделать три шага в сторону. В то же мгновение две стрелы вонзились ему между лопаток.
– Не поворачивайся ни к кому спиной, – улыбнулась Френки. – Тем более, к боевым товарищам.
Мечник бросился на нее, занося кривую саблю над головой. Копейщик что-то шептал, но никому не было дела до его предсмертных слов. Он завалился вперед.
Франсуаз подняло копье, и длинный наконечник, напоенный ядом болотного аллигатора, прошил горло человека с саблей. Глаза умирающего вылезли из орбит. Он дернулся, в последнем усилии.
Человек был уже почти мертв – но на его груди не зря сиял символ алмазных весов, вручаемый за отвагу. Последним усилием он смог нанести удар, направив клинок прямо в голову девушки.
Потом он ушел к богам. Так и не осознав, что сабля выскользнула из его холодеющих пальцев, упала за спиной и в момент атаки руки его сжимали пустоту.
Двое бойцов рухнули, и прочное древко копья соединяло их, как узы боевого братства.
Пикинер бился на полу. Из его ног текла кровь, словно вино из разбитого кувшина. Франсуаз осталась без оружия. Двое лучников вновь доставали стрелы, накладывали их на звенящую тетиву.
Девушка прыгнула. Она перевернулась в воздухе и приземлилась прямо перед воинами. Протянув вперед руки, демонесса сломала обе стрелы.
– Вам не говорили, что нельзя играть с острыми предметами? – спросила она. – Вы можете пораниться.
Лучники опешили. Оба они привыкли сражаться, прячась за спинами пехотинцев. Короткие мечи висели на их поясах, но это не было привычным оружием. Им надо было разжать пальцы, выпустить бесполезные луки и взяться за клинки.
Они колебались только долю мгновения, но девушке этого хватило.
В ее руках корчились обломки стрел, прямые острия на коротких кусках древка. Франсуаз воткнула их в глаза ратникам – одному в правый, другому в левый. Резко нажала, чтобы наконечники прошли в череп и пробили мозг.
Воины упали один на другого, заговоренные луки сломались под тяжестью мертвых тел.
– Я же предупреждала, – сказала девушка.
Пикинер попытался встать.
Демонесса направилась ко мне. Не замедляя шага, не переводя взгляд, она взяла человека, стоящего на коленях, за голову и резко повернула ее. Раздался хруст сломанной шеи.
– Думаю, я прошла испытание, – сказала девушка, обращаясь к гофмаршалу. – Пора отдать мне кубок победителя. Уверена, твой череп вполне на это сгодится.
Старец спокойно встретил ее слова. Так гордая скала не гнется под ударами океана. Можно было подумать, что теперь былая уверенность оставит его. Но когда он заговорил, в голосе его звучало внезапное торжество.
– Эльфийские святые будут мне свидетелями! Мечом дьяволицы водил богомерзкий Нитхард. Но суд свершится, и справедливость восторжествует.
Он повернулся к дальней части залы, где стояли маги Черного Круга.
– Призвав на помощь волшебников, вы нарушите все традиции эльфов, – произнес я. – Перечеркнете даже те безумные идеи, в которые верите сами. Мцари и те отвернутся от вас после этого.
– Твоя вина только что была доказана, – резко сказал гофмаршал, хотя на самом деле все обстояло наоборот. – У тебя нет права голоса. Маги! Пробудитесь немедля.
Франсуаз застыла.
Логика подсказывала, что надо зарубить советника прежде, чем он успеет позвать чародеев. Но девушка не могла убить безоружного, тем более – старика.
Это была ошибка.
Благородные поступки делают нам честь, но еще они приближают нас к гибели.
Серые, лишенные выражения лица колдунов поднялись к нам. В глазах зажглись холодные белые звезды.
– Убейте дьяволицу, – приказал советник. Девушка обернулась. Она прекрасно владела мечом – но любая атака была заранее обречена. Магия Черного Круга оберегала ренегатов, делая их практически бессмертными.
Взгляды чародеев сошлись на Франсуаз и погасли.
– Что они могут? – негромко спросила девушка.
– Все, – тихо ответил я.
Лица колдунов снова опустились. Сцепив руки, они шептали заклинания.
– Правосудие восторжествует! – воскликнул гофмаршал.
Мои руки по-прежнему оставались прикованными к стене. Если б не это, наверное, я попробовал бы сразиться с магами. Хотя и знал, что обречен на поражение. Теперь же мне оставалось только одно.
Попрощаться.
– Прощай, Френки, – негромко произнес я.
Лики святых смотрели на нас со стен.
Первый из колдунов поднял ладони, и волна пламени хлынула из них, растекаясь по комнате. Мое лицо обдало жаром. Старец поднял край плаща, прикрывая глаза.
Второй чародей распрямился, сноп разветвленных молний родился в его груди. Грохот грома прокатился от стены к стене, как взрывная волна. Смертельная паутина накрыла собою девушку, и поток огня прокатился по ней.
Колдовство прекратилось почти мгновенно. Пламя исчезло, оставив лишь запах дыма. Два колдуна застыли, словно тоже были вытесаны из камня, как и лики святых.
Франсуаз нигде не было.
Старец сделал два торопливых шага, остановившись в том месте, где только что стояла девушка. Магический огонь расплавил камень, превратив часть мозаики в гладкое, расплывчатое пятно. Словно кто-то смазал не высохшую еще краску.
Но следов демонессы гофмаршал не мог найти – словно в последний момент она исчезла, избегнув смертельных заклинаний.
– Что произошло? – резко спросил старик.
– Я ее отпустил, – улыбнулся я. – Забрал назад свою душу. Это очень просто, как вы могли заметить. Франсуаз вернулась домой, в Преисподнюю. И вы не сможете там до нее добраться.
В глазах гофмаршала сверкнуло безумное веселье.
– Это и ни к чему, – громко воскликнул он. – Дьяволица – лишь мусор, низшее существо, до которого нам нет никакого дела. Мы собрались здесь, чтобы покарать тебя, предатель. И я сделаю это прямо сейчас.
Он распахнул полу плаща, и я увидел прямой короткий кинжал, висевший на его поясе. Я понял – именно от него приняла смерть Лианна де Халон.
– Остановись, – тихо прозвучал голос.
Гофмаршал обернулся. Он не мог понять, кто обращается к нему. В зале, кроме нас, больше никого не было.
Он увидел того, кто заговорил с ним, и отшатнулся. Зрелище это было слишком ужасным, чтобы его вынести. Маг Черного Круга неслышно приближался к нам, скользя в нескольких футах над уровнем пола.
В облике его не оставалось ничего человеческого. Это было лицо, которое приходит к нам в страшных снах. Ты просыпаешься с криком, а после не можешь заставить себя вспомнить, что так сильно напугало тебя.
– Ты надругался над древними обычаями, – продолжал чародей. – Растоптал их, когда святые смотрели на тебя с этих стен. Мы объединились, чтобы сражаться за хрустальную чистоту эльфийского духа. Но ты перечеркнул все одним движением.
Гофмаршал дрогнул.
– У меня не было выбора, – проговорил он. – Вы видели. Темные боги вмешались в ход поединка.
– Ты должен умереть, – отвечал колдун. Белая звезда зажглась над головою советника – такая же, что недавно блистали в глазах волшебников.
– Нет! – закричал гофмаршал. – Это ошибка. Так нельзя поступать. Должен быть суд.
– Вот твой трибунал, – молвил маг.
Звезда стала разгораться. Она простирана в стороны яркие лучи, словно хищная подводная тварь расправляет жадные щупальца. Лезвия света становились все шире. Миг – и они низверглись, разрубая гофмаршала на тысячи кровавых лепестков.
Потом звезда исчезла.
– Что же до тебя, – произнес колдун, – не радуйся. Ты не избежишь наказания. Суд тебя оправдал. Он был честным. Но не сейчас, так после справедливая кара все же придет. Ты совершишь новые преступления против нашего народа. А мы будем следить за тобой, как тень, как пагубная привычка, от которой никогда не избавиться. Ты еще вернешься сюда. Пока же – можешь идти.
Он взмахнул рукой, и цепи опали. Я сгорбился, пытаясь унять боль, вдруг охватившую все тело. Я понял, что чародей намерен переместить меня из священной залы, вернув в обычный мир.
– Как благородно, маг, – вымолвил я. – Хочешь дать мне еще побегать по свету. А тем временем вы будете убивать людей – таких, как Лианна?
Мне показалось, что чародей улыбнулся. Наверное, я ошибся – маги Черного Круга никогда не улыбаются.
– Мы не совершаем убийств, – сказал он. – Мы казним.
– Значит, я не могу уйти.
Я выпрямился.
– Вы любите красивые слова. И отвратительные поступки. Простите, маг. Мне хочется сделать благородный жест, в обмен на ваш. Но я не могу этого сделать. Мои дела здесь еще не закончены.
– Ты ничего не в силах изменить, – сказал маг. – Скажи мне, куда тебя перенести. В столицу? Или в темный туннель, из которого мы тебя забрани?
– Над этим туннелем живут люди, которые, возможно, сейчас умирают по вашей вине. Впрочем, вам нет до этого дела, не так ли? Тогда посмотрите вот сюда.
Волшебник повиновался.
Он увидел своего собрата, лежащего на полу. Черный плащ окружал его. Словно зло, наполнявшее тело чародея при жизни, теперь вытекало на яркую мозаику. Материя окрашивалась кровью.
Над магом стояла Франсуаз, с обнаженным мечом в руках.
Колдовство Круга делало колдунов почти бессмертными.
Но почти.
Чародей поднял руку, и сфера алого пламени возникла в его ладони. Девушка снова исчезла, и ведун замер, не зная, куда послать рокочущий снаряд. Огонь медленно вернулся в его худые пальцы.
– Стоны Преисподней, – проговорил он. – Я чувствую их. Гофмаршал был прав – сам Ад помогает дьяволице.
– Тогда нет, – сказал я. – А теперь да.
Не совсем блестящая речь, но мне очень понравилась.
Колдун медленно поворачивался, словно железный флюгер, оставшийся над остовом сгоревшего дома. Его неподвижные черты лица и омертвевший взгляд делали это сравнение еще более точным. Маг не знал, с какой стороны появится демонесса. Он боялся оказаться к ней спиной.
– Почему ты хочешь расправиться со мной? – спросил я. – Я здесь, никуда не прячусь. Мне нечем защищаться, и это сделает твою победу еще более великой.
– Молчи, – велел чародей. – Не пытайся отвлечь меня.
Одного простого заклинания хватило бы ему, чтобы навсегда отправить меня в небытие. Но он слишком хорошо знал, как могуществен гнев Преисподней. Расправившись со мной, ведун сам открылся бы для удара.
– Предстань передо мной, дщерь мрака, – приказал колдун. – Я не боюсь ни тебя, ни твоего темного бога.
– Зато ты боишься стали, – ответила девушка. Франсуаз стояла прямо за спиной чародея, и острое лезвие меча упиралось в его кадык.
– Меня нельзя убить обычным оружием, – прошептал маг.
Напрасная бравада. Он хорошо знал, что случилось с его собратом.
– Этот клинок выкован из языка хафронийского дракона, – сказала красавица. – Им можно прикончить любого.
Я подошел к чародею.
– Вы должны кое-что сделать, – произнес я.
Я пытался заглянуть ему в глаза, но глаз у него не было; только черные дыры, ведущие в мир сумасшедших грез.
– Я не предам своих товарищей, – возразил маг. – Не назову их имена.
– Мне нет дела до твоих друзей. Все они уже мертвы и лежат здесь. Ни один из мцари не согласился бы пропустить Трибунал.
– Тогда чего же ты хочешь?
Я посмотрел на него так, словно увидел впервые.
– Ты в самом деле этого не понимаешь? Гофмаршал убил невинного человека. Может быть, на твоих глазах. Все случилось не более дня назад. Значит, в силах Черного Круга вернуть ей жизнь.
На глубине двух бездн, зиявших в глазницах мага мелькнуло непонятное чувство – как рыба в глубоком омуте.
– Я этого не сделаю, – сказал он.
– Сделаешь, – возразила Франсуаз.
Она встряхнула мага, словно то был пустой мешок, в котором долго хранили пепел.
Странное выражение снова появилось в том, что давно перестало быть глазами. Теперь я понял – это страх умереть.
– Хорошо…
Чародей развел руки в стороны, и тихие, чарующие слова стали рождаться на его языке. Их красота так не вязалась с его уродством, что на мгновение я забыл об ужасах этого дня. Но потом мой взгляд упал на деревянный ларец.
Колдун смолк.
Я вынул из кармана золотые часы и нажал на маленький кристалл сбоку.
Над мозаичным полом закружились крошечные алмазы искр. Они поднимались вверх, как живительный воздух в прозрачной воде. Лазоревый круг явился в том месте, откуда восходило сияние. Он ширился, и на краях его трепетали нежные голоса горных ручьев.
Черный маг смотрел на творение своих рук, и на лице его, обычно бесстрастном, можно было прочитать удивление. Словно ведун не верил, что рунические символы заклинаний, обращенные им в магические слова, могут нести не только смерть, но и жизнь.
Лианна де Халон стояла в центре лазоревого круга. Ее глаза были полузакрыты, а грудь медленно поднималась и опускалась.
То, что происходило на моих глазах, уже перестало быть колдовством – но превратилось в чудо.
Я подошел к Лианне и поддержал ее. Сознание пока не вернулось к девушке. Несколько дней ей предстояло провести в глубоком сне, набираясь сил, когда душа витает над распростертым телом, все еще не решаясь туда вернуться. Затем она проснется.
Черного колдуна уже не было; лишь зеленые всполохи дрожали в том месте, где он стоял. Его бывшие товарищи, которых он бросил, маги Круга, оставшиеся верными Совету, перенесли чародея в столицу. Их суд будет справедливым, но вряд ли милосердным.
Лианна начала таять.
Волшебники забирали и ее, чтобы передать в заботливые руки монашек. Нажав на кристалл, я подал им знак, разрешив вмешаться. Я не мог сделать этого раньше из-за колдунов-ренегатов. Магический сигнал разбудил бы их раньше времени, и тогда победа осталась бы за мцари.
Франсуаз без особого удовольствия следила за тем, как я прощаюсь с Лианной. Когда девушка исчезла совсем, я опустил руки, и только теперь по-настоящему увидел мертвые тела, разбросанные по священной зале.
Мне не хотелось здесь оставаться.
– Нам пора, – негромко произнес я.
Ночь спускалась над городом. Медленно, как черные клубы дыма, она заволакивала небосвод, пока не поглотила его. Странно, но даже здесь, под землей, я чувствовал ее пришествие.
В темноте есть нечто, к чему ты никогда не сможешь привыкнуть. Медленное ощущение пустоты, беспомощности и пугающей бесконечности – кажется, достаточно протянуть руку и коснешься Бездны.
Шаги раздались неожиданно.
Так всегда бывает, когда напряженно и долго ждешь чего-то. Ты знаешь, что это произойдет – но все происходит вдруг.
Приглушенный свет потайного фонаря робко лизнул стену впереди, там, где коридор изгибался. Он приближался, а вместе с ним близилась большая черная тень – так из глубины туннеля виделся человек, который нес лампу.
Еще один пример того, что свет и тьма всегда идут рядом.
Я поднялся на ноги.
– Доброй ночи, капитан, – негромко произнес я.
Офицер остановился.
Лампа в его руке дрогнула, как и его решимость.
– Стража никогда не спит? – спросил я.
Человек с фонарем не протянул руку к оружию.
Он замер передо мной черной бесформенной тенью, как пришедшая в город ночь.
– Те, кто в прежние времена охранял караваны, не пошли в гвардию. Но из кого тогда ее набирали, спросил я себя. Ответ прост – из разбойников.
– Мой отец не был бандитом, – ответил капитан. – Отважный воин, которому покорилась сама пустыня. Его имя знали все – и произносили не со страхом, а с уважением.
– Он умел управлять унамунами, верно?
– Да.
Человек засунул руку под камзол и вынул то, что носил на шее, на золотой цепочке. Света лампы было недостаточно, и капитан открыл заслонку потайного фонаря.
– С помощью этого серебряного свистка. Не знаю, дело тут в серебре или в том, как он изготовлен. Но стоит мне подуть в него – определенным образом – как все унамуны вокруг слетятся, чтобы исполнить мою волю. Возьмите фонарь.
Я передал его Френки.
– Многие пытались украсть его. Думали, это амулет, который защитит любого, кто им воспользуется. Они ошибались. Несколько раз ворам все-таки удавалось перехитрить моего отца.
Он улыбнулся.
– Дунув в свисток, мошенник сразу же призывал подземных тварей. А те набрасывались на него и съедали. О том, как укротить унамунов, мой отец рассказал только мне.
– Вы слишком спокойны для человека, которого поймали с поличным, – сказала Френки.
Улыбка капитана стала еще шире.
– Мне нечего бояться. Кто я – ни для кого не секрет. Работа стражника – грязный, неблагодарный труд. Никто не захотел за него браться. Все предпочли спрятаться в кусты и плакать по старым временам. Пойдемте, я вам покажу.
Он направился вперед, по извилистому тоннелю.
– Этот коридор проложил мой отец, много лет назад, чтобы приручить унамунов. Мы тоже жили в пустыне, как и горожане. Но мы были не ее рабами, а хозяевами. Держу пари, вы говорили с Юсуфом, который сейчас обучает молодежь фехтованию? Он говорил вам про честь и гордость.
Офицер остановился, чтобы взглянуть на нас.
– Он всегда был ничтожеством, даже меч не умел держать. Знаете, почему он смог дотянуть до старости? Мой отец велел щадить его. Юсуф был нашим лучшим союзником среди горожан, хотя сам не понимал этого. Умри он – на его место мог прийти другой, более опытный воин. Теперь ступайте очень осторожно…
Фонарь горел на полную мощность, но даже теперь его света не хватало.
– Унамуны привыкли, что здесь ходят люди – их хозяева. Поэтому и не напали на вас. Но все же лучше их не дразнить.
– Когда появилась башня, ваш мир разрушился, – сказал я.
– Мы были королями пустыни. Теперь собираем мусор с городских улиц. Но мы взялись за эту работу потому, что умеем выживать и ждать своего часа.
– Ваш час настал, когда вы узнали, что кто-то хочет разрушить башню?
– Это правда. Я знал, это никому не под силу. Кроме меня. Если собрать унамунов в одну пещеру, а потом приказать атаковать башню из-под земли – от этого строения не останется камня на камне. По крайней мере, я так рассчитываю. А впрочем, смотрите сами.
Он взял фонарь из рук Франсуаз и поднял его.
Туннель кончился. Перед нами раскрылись объятия подземной пещеры. Капитан вновь приглушил лампу, но я сомневался, что даже в полную силу она смогла бы осветить грот.
На первый взгляд, гнездо казалось пустым. Только серые своды, уходившие в темноту. Потом вы понимали, что видите не стены. Сотни и сотни унамунов облепили пещеру, сидели один на другом, и не было между ними даже свободного дюйма.
– Прекрасно, не правда ли? – спросил капитан. – Я помню, как отец впервые привел меня сюда. Тогда я ощутил необыкновенное чувство. По сравнению с этой мощью человек кажется таким маленьким, таким ничтожным. Но стоит взять свисток, и все унамуны станут мне подчиняться.
– Что случилось с вашим отцом? – спросил я.
Офицер быстро посмотрел на меня.
– Он погиб. Его заколол пьяный лавочник, который избивал жену каждое воскресенье. Соседи услышали крики, позвали гвардейцев.
Он сжал зубы.
– Обычно городские стражники умирают именно так.
Капитан взмахнул рукой.
– Это в прошлом. Мне потребовалось много часов, чтобы приманить сюда унамунов со всей пустыни. Я боялся, что охрипну совсем, дуя в свой свисток. Но теперь они здесь…
– И что вы намерены делать?
– Башня Иль-Закира закрыта со всех сторон. Лучше любой крепости. И все же есть вход, который всегда открыт.
– Скважина, по которой выкачивают воду?
– Вот именно. Если приказать унамунам лететь туда – а воды они не боятся – стая взорвет башню изнутри. И старые времена вернутся.
По мере того, как он говорил, капитан медленно продвигался внутрь пещеры, держа фонарь высоко над головой. В другой руке он сжимал серебряный свисток.
Офицер не хотел, чтобы я набросился на него, пытаясь отнять амулет. Теперь около сотни унамунов отделяли нас друг от друга, и достаточно было одного сигнала, чтобы они набросились на меня.
– Крысяки служили вашему отцу? – спросил я.
– Да.
Офицер взглянул на часы.
– Я должен подождать, пока наступит четыре часа утра. Именно в это время на город всегда налетал самум. Хочу, чтобы новая эра началась с чего-то важного, символического.
Он поставил фонарь на землю.
– У нас есть еще пара минут, эльф. Надеюсь, вы понимаете, что унамуны знают меня – и охраняют. Любая попытка напасть только приблизит вашу неизбежную гибель… Что же до крысяков – им не повезло. Городские власти не захотели нанимать в стражники тех, у кого вместо лица морды. Но я не порывал связей со старыми товарищами.
– Однако вы не сказали им, что собираетесь делать?
– Нет… К чему брать с собой в новое будущее тех, кто видел тебя сегодня, смотрел на твой позор. Пусть очищающая вода смоет и их, и других гвардейцев. А потом пустыня вернется. И я вернусь вместе с ней.
Он поднес серебряный свисток ко рту.
Я ничего не услышал. По всей видимости, звук летел на волне, которую уши эльфа не воспринимают. Франсуаз схватилась за голову и согнулась вдвое.
Стены ожили.
Медленно, один за другим, унамуны начали подниматься в воздух. Они расправляли крылья и вновь складывали их, чтобы устремиться вверх, по подземному туннелю.
Я ошибся. Их было гораздо больше, чем можно себе вообразить. Твари сидели слоями. Пять? Шесть слоев? Казалось, они рождаются прямо из стен, отваливаясь от влажной глины.
Грот исчез. Передо мной колебалось серое марево, в котором нельзя было различить отдельных существ. Высокая фигура капитана скрылась из глаз.
– Прощайте, эльф, – прокричал он.
Его голос с трудом пробивался сквозь хлопанье сотен крыльев.
– Вы были обречены с самого начала – как только вошли сюда. Не вините себя за то, что не смогли ничего поделать. Унамуны – духи пустыни, а пустыню нельзя остановить.
Я поднял руки.
Громкий, закладывающий уши вопль пронесся под сводами пещеры. Самое страшное, самое черное, что может таиться в глубинах человеческой души, все слилось в нем. Мне пришлось закрыть глаза – я не мог смотреть на то, что происходит.
Унамуны лопались один за другим, как огромные комары, напившиеся крови. Они разлетались в воздухе алыми фонтанами, словно фейерверк. А потом падали наземь безжизненными сухими листьями.
Это длилось недолго.
Спустя пару минут в гроте не осталось ни одной летающей твари. Только сухой ломкий ковер под нашими ногами напоминал о том ужасе, что еще недавно царил здесь.
Капитан городской стражи стоял, выпрямившись, словно принимал свой последний парад.
– Что произошло? – глухо произнес он.
– Я только что говорил своей спутнице, что унамуны немного телепаты. Они улавливают чувства людей – именно это позволяет им выслеживать добычу. У эльфов есть схожая способность, но противоположная. Мы умеем передавать эмоции, в форме одного яркого образа.
Я посмотрел под ноги.
– То, что я показал им, было чересчур ярким.
Рука капитана легла на эфес оружия.
– Вы убьете меня? – глухо произнес он.
– Нет, – отвечал я. – И для этого есть две причины. Первая – я слишком хорошо понимаю, что значит, когда твой мир рушится навсегда.
– А вторая?
– Это сделает она.
Франсуаз подошла к офицеру и пронзила его мечом.
– Думаешь, унамуны могли разрушить башню? – спросила Франсуаз, когда мы шли по улицам просыпающегося города. – Или мудрец предусмотрел и эту опасность?
– Не знаю, – ответил я. – Но я рад, что нам не пришлось проверять.
– Когда ты понял, что это капитан?
– Сразу же. Я знал, нет никакого заговора. А крысяки напали на нас после того, как мы поговорили с офицером. Только он мог послать их.
– Их могли послать те же, на кого работала Лианна. Для убедительности.
– Эти люди никогда не доверились бы не-эльфам. Скорее, они припугнули бы нас небольшим колдовством. Была и еще одна причина.
– Какая?
– Все люди сторонились башни Иль-Закира. Но вокруг нее дежурил караул – а им ведь надо было сменяться. Стражники не согласились бы так просто рисковать жизнью. Значит, их командир умел управлять унамунами. Когда я услышал, что это умели делать пустынные бандиты – все встало на свои места.
Я подумал о Лианне; мне захотелось еще раз поговорить с ней. Но потом я понял, что не о чем.
– А мцари? По-твоему, они будут мстить за своих товарищей?
– Конечно. Но не сейчас. Идеи бешеных – о том, что эльфы являются избранной расой – всегда будут иметь приверженцев. Как ни печально. Но лишившись лидеров, они еще нескоро осмелятся поднять голову.
Франсуаз кивнула.
У нее был еще один вопрос, но она не знала, как лучше его задать.
– Билли, – произнесла она. – Ты никогда мне о нем не рассказывал. Кто он был?
– Билли? – я посмотрел на небо. – Просто школьный товарищ.