Дары Зингарцев

Глава седьмая Дом на вершине горы

Голубь Тридцать Пятый:

«Высокородный принц Римьерос, герцог Лара — своему брату, Кратиосу Третьему, королю Зингары и правителю Каррских островов.

Брат мой, сим извещаю тебя, что возвращение мое в Кордаву откладывается весьма надолго, если не навсегда. Император Кхитая подарил мне мое собственное королевство, и я буду сидеть в нем, покуда не изловлю Конана-киммерийца — если не всего, то хотя бы голову. Или пока не поседею и не лишусь всех зубов — в зависимости от того, что произойдет ранее.

Принц Римьерос, герцог Лара».

— Да тихо ты! — еле слышно шипел снизу Конан на Силлу. — Что ты хихикаешь, как больная обезьяна? Он же сейчас проснется!

Принц и в самом деле заворочался во сне, и Силла, влезавшая с плеч Конана в окно его спальни, замерла посреди комнаты на одной ноге.

Римьерос пробормотал что-то бранное и перевернулся на другой бок. Силла перевела дыхание. Прокравшись к клетке с голубями, где оставалось только две птицы — белая и пестрая, она осторожно протянула руку к той, что сидела ближе. Молниеносно выхватив пестрого голубя из клетки, она замотала ошеломленную птицу в темную шаль. Голубь замер. Второй, оставшийся в клетке, даже не заметил исчезновения товарища.

Было раннее утро, от реки поднимался туман, расползаясь белыми прядями меж черных влажных стволов. Силла притопывала на месте от нетерпения, сдержанно хихикая. Конан деловито прилаживал письмо к лапке перепуганной птицы.

— Да не бейся же ты так, глупая, ведь если я сломаю тебе крыло, как ты полетишь? Ну вот, готово!

— Дай я, дай я! — тянула к голубю руки Силла.

— Держи.

Она несильно сжала птицу меж ладоней, на миг приложила ее к своей щеке — и вдруг резко подбросила в воздух. Посланец почти тотчас же исчез в густом тумане.

— Ну вот, можно сказать, грех мы твой искупили, — с удовлетворением заявил Конан. — Король Зингары получит-таки весточку от нашего принца! Теперь — едемте!

Моу Па проводил их до городских ворот — сейчас он не мог ехать с ними, но собирался незаметно улизнуть от Римьероса где-нибудь по дороге.

Торопясь в Тай Чанру, Кин Бо избрал самый короткий, но и самый глухой путь. И все же дорога через джунгли и предгорья отняла у них меньше времени и сил, чем если бы они путешествовали как все, по общему тракту.

В дороге Тай Кин Бо рассказал им все, что знал сам. Что Сила переходит от отца к сыну: наследник принимает ее с последним вздохом родителя. Что именно поэтому много веков в княжестве нет межусобиц и войн, нет надобности в оружии и армии. Все, что нужно жителям, они добывают для себя сами, и потому связей с окрестными крупными городами тоже почти нет. Налоги в казну княжество всегда платило исправно, ничего другого Императоры Кхитая никогда с него не требовали. Но пришел к власти нынешний правитель и начал забирать людей воевать. Тайцзонцы отказались сражаться, отказались и признать Императора верховным владыкой. И тот затаил злобу…

Наутро третьего дня пути они выехали из-под полога леса в огромную горную долину. Горы здесь были невысокие, слоистые и древние. Залежи меловых пород давно размыло водой, и скалы были просто испещрены сложными ходами и лабиринтами — наполовину природного, наполовину искусственного происхождения.

Над долиной, упираясь в отвесный высокий склон, полого поднимался зеленый холм — словно пышный пирог пытались разрезать каменным ножом. По склону холма террасами взбирался город, и мощеные улицы продолжались входами во внутренние пещеры. На самой вершине холма стоял большой многоярусный дом, его золотые крыши, ярко сияющие на солнце, были хорошо видны отовсюду. Задней его стеной опять-таки служила отвесная скала.

— Это и есть ваш Дом-на-Вершине-Горы? — полюбопытствовал Конан.

— Да, это Тай Чанра и дворец кайбона, — ответил Кин Бо. — Вон там справа — городские ворота. Лошадей надо будет оставить внизу, им тяжело карабкаться в гору — да и незачем.

Городские террасы соединялись меж собой множеством прихотливых лестниц, тогда как сами террасы представляли собой сужающуюся спираль. Лошадям действительно пришлось бы обходить весь город, чтобы подняться к вершине.

От предпоследней террасы наверх ко дворцу вела широчайшая лестница в несколько больших пролетов. Широкие площадки между пролетами были украшены каменными драконами и львами, у которых были почему-то не львиные, а собачьи морды, так что Силла прыскала в кулак, глядя на их улыбающиеся пасти и задорно вздернутые хвосты.

На второй площадке еще издали была видна пестрая толпа царедворцев, встречающих будущего избавителя княжества. Они держались большим полукругом, разомкнутым в центре, где стоял сам князь — в просторных черных с красным исподом одеждах, шитых золотым шелком. Белые нижние одежды красиво оттеняли его бронзовую кожу и густые иссиня-черные волосы.

Едва маленький отряд достиг середины второго пролета, князь — ив самом деле еще совсем молодой — кинулся навстречу Конану вниз по ступеням.

— Наконец-то! — воскликнул он по-турански, и киммериец, хмурясь, остановился, не дойдя до площадки.

Князь был смугл, тонок в кости и немыслимо красив. Подчеркнутые скулы и прямой, точеный нос выдавали в нем примесь какой-то иной, скорее всего туранской или иранистанской крови. Разглядывая его, Конан заметил, что правитель Тай Цзона не просто худ, а действительно изнурен долгой болезнью — слишком ясно видна была каждая косточка его тонких, изящных, как у женщины, рук, слишком ярким, лихорадочным блеском горели темные, чуть раскосые большие глаза.

Если бы не эта худоба, Конан, наверное, сразу узнал бы его. Но ему понадобилось еще раз услышать мягкий, глубокий голос, чтобы окончательно удостовериться:

— Что же ты молчишь, мой ун-баши, мрачен и суров, словно тебя коснулся крылом Дух Серых Равнин? Ты не узнал меня?

— Юлдуз!! — во весь голос заорал Конан и, не церемонясь, сгреб святейшего князя в свои медвежьи объятия. — Похититель пленников и невест! Вот уж не думал, что это письмо — от тебя! А как поживает прекрасная Фейра?

— Ты увидишь ее сегодня — если, конечно, выпустишь меня и дашь вздохнуть, — отозвался Юлдуз, ныне именуемый Тай Юэнь, князь и духовный хранитель Благословенного Края — Но, может, ты сначала познакомишь меня со своими спутниками? До нас долго доходят новости из столицы, но о том разорении, что учинила ваша шайка, я уже наслышан! Это, несомненно, краса всего Турана Силла, — он с улыбкой поклонился покрасневшей девушке.

Та только дернула плечом, не зная, как ответить на такое приветствие.

— Ну, это — Кинда, — Конан вытолкнул вперед карлика, который с достоинством варвара, сознающего, что род его идет от богов, коротко кивнул и снова отошел назад. — Воин редкого умения и силы, он из гирканских степей. А это — Сагратиус Мейл, наш духовный наставник и исповедник. Охотнее всего он ведет спасительные беседы с молодыми девками и бочонками доброго вина. Митра велел ему бродить по свету и увещевать заблудших, а я, как ты знаешь, самая заблудшая душа во всей Хайбории! — со смехом заключил Конан, хлопая гиганта по плечу, за что в ответ получил дружеского тычка под ребра.

— Если вера твоя неправедна, князь, или черные сомнения грызут твою душу, — пробасил Мейл, — приходи ко мне вечерком, и я поведаю тебе, как прекрасен всеблагой Митра! Он добр ко всем своим детям, не оставит он и тебя своей милостью!

— Я непременно воспользуюсь когда-нибудь твоим любезным приглашением, — отозвался, улыбаясь, Тай Юэнь. — Но сейчас — вы мои гости, и, наверное, устали с дороги. Идемте. У нас в запасе еще не менее четырех дней — я постоянно слежу за войском зингарского принца, и потому знаю каждый его шаг. После обеда я расскажу тебе, какими силами здесь располагаю, и ты убедишься, сколь они ничтожны..

Говоря это, кайбон сделал приглашающий жест и начал неспешно подниматься по ступеням к дому; Конан с товарищами последовал за ним. Поравнявшись с придворными, застывшими в поклонах на площадке, Тай Юэнь махнул им рукой, что, видимо, означало разрешение удалиться. И все же не менее десятка человек, держась на почтительном расстоянии, пошли вслед за князем и его гостями.

— Ты и в самом деле болен, Юлдуз? — негромко спросил Конан, глядя на изможденное лицо друга. — Твой смешной старик — кажется, его зовут Кин Бо — сказал, что у тебя чахотка. Тебе нужно больше охотиться и есть не траву и листья, а мясо, причем лучше всего — сырое.

— Учение Святого Падды запрещает убивать, Конан, — отозвался Тай Юэнь. — Мы не охотимся и не едим ни мяса, ни птицы, ни даже рыбы. Но тебе никто не запретит бить дичь в моих землях. Я еще не сошел с ума, чтобы заставлять Конана-киммерийца питаться одной зеленью! — рассмеялся он.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сдержанно напомнил Конан.

Смех Тай Юэня сразу стих.

— Да, я болен, — ответил он. — И потому Император полагает, что династии правителей Тай Цзона будет полезно добавить немного свежей крови. Но посланный им зингарец просто выжмет из моей земли все соки, перебьет за неповиновение половшгу жителей и уедет. После чего Императору, конечно же, легко будет прибрать Тай Цзон к рукам!

— А на что ему твое княжество? Тай Кин Бо говорил, что вы небогаты…

— Небогаты, потому что не стремимся к этому. Но в наших горах находится самый большой серебряный рудник Кхитая. Жила едва почата, потому что мы не добываем серебро на продажу, разве что для своих нужд, а они невелики. В джунглях все еще стоят древние храмы, полные сокровищ — мои предки вывезли драгоценности только из двух. Но пока здесь правлю я или мои дети, никому не удастся проникнуть в подземелья храмов. Митра даровал нашему роду магическую силу, а Учитель Падда показал, как ею пользоваться…

— Мне казалось, твой народ поклоняется богу Пад-де, — перебил его изумленный Конан. — А ты поминаешь Митру как верховного бога. Как это понимать?

Юлдуз скосил на него темный смеющийся глаз.

— Но ведь и ты чтишь пресветлого Митру как верховного бога, раз носишь два меча? — улыбаясь, сказал он. — А Святой Падда — не бог, а Учитель. Ты ведь знаешь разницу между Богом и Учителем, Конан? Или я ошибаюсь, и ты не был в прекрасном саду, что чудесным образом цветет посреди пустыни?

Глаза Конана расширились, затем он рассмеялся.

— Я совсем забыл, с кем имею дело! А ты и впрямь пророк! И многое ты можешь так увидеть?

— Почти все, что есть, кое-что из того, что было, и уж совсем немногое — из того, что будет. Но об этом после. Сейчас нас ждет обед. — Тай Юэнь лукаво посмотрел на Конана. — И Фейра.

Киммериец улыбнулся, собираясь спросить, сильно ли изменилась строптивая девчонка, став знатной дамой, но тут Тай Юэнь вдруг согнулся, словно его ударили в живот, и зашелся хриплым, тяжелым кашлем. Сзади подбежал один из придворных, подхватил князя под руки. Тай еще мгновение постоял, согнувшись, потом выпрямился, медленно переводя дыхание и комкая отнятый от рта платок в красных пятнах. Придворный осторожно вынул платок у него из пальцев и спрятал в рукаве своего просторного одеяния. Князь что-то сказал ему по-кхитайски и вымученно улыбнулся Конану.

— Извини. Со мной это теперь часто случается. Пойдемте в дом.

— Погоди, возьмусь я за тебя, — проворчал себе под нос киммериец, — Ишь чего выдумал — от таких пустяков подыхать.

Тай Юэнь сделал вид, что не расслышал. Но про себя с улыбкой подумал, что его грозный ун-баши ничуть не изменился за прошедшие десять лет. Когда-то он взял на себя ответственность за восемнадцатилетнего мальчишку, оставшегося после смерти отца без родных и крова над головой. Что с того, что теперь его бывший наемник сделался князем? Он позвал на помощь, и Конан снова полагал себя ответственным за него, как десять лет назад. «Будет так, как ты скажешь, мой ун-баши», — говорил когда-то юный сын кхитайского князя гиганту-киммерийцу. «Будет так, как ты скажешь, Конан, — молвил негромко ныне владыка и провидец, ведя гиганта-киммерийца в свой дом. — Всегда и везде будет так, как ты скажешь».

Фейра мало изменилась за прошедшие десять лет. Во всяком случае, встретила она Конана так же, как с ним рассталась — с визгом кинувшись на шею. Сняв ее наконец с себя, киммериец оглядел княгиню с ног до головы и молчал так долго, что она забеспокоилась:

— Почему ты так смотришь? Я подурнела?

— Ты просто прекрасна, — искренне выдохнул Конан, вызвав у Силлы вопль негодования.

Киммериец со смехом обернулся к подружке:

— Умение восхищаться чужой женой — не порок, а добродетель. Вон спроси у Сагратиуса. К тому же у нее на свадьбе я, за неимением никого другого, изображал брата невесты, так что с этой стороны тебе опасаться нечего. Смотри лучше не влюбись в Юлдуза!

— Вот еще! — обиженно фыркнула Силла.

За трапезой Тай Юэнь рассказал Конану, как в княжестве обстоят дела с армией и оружием.

— Все, что у нас есть, — это пятьдесят наемников вендийцев, несущих стражу при дворце и храме Падды

Обычай наемных воинов очень стар, уже никто и не помнит, зачем это делалось. Однако все они очень неплохие воины. Но все упирается в то, что тайцзонцы не оскверняют себя ношением оружия. Мы могли бы на время осады уйти в скальные лабиринты и по ним выйти в другие долины, а оттуда напасть с тыла, но для этого надо, чтобы оружием владел хотя бы каждый третий. Можно было бы сформировать отряды, которые осторожно тревожили бы зингарца еще на подходах, — но наша вера запрещает убийство, даже ради спасения собственной жизни.

— Что-нибудь придумаем, — отозвался Конан. — А как ты следишь за продвижением зингарца?

— Просто вижу, — отозвался Тай Юэнь, пожав плечами. — Стоит мне о них подумать, как эти воины встают у меня прямо перед глазами. Сейчас они еще далеко.

— Много ли у нас времени? — спросил Конан.

— Дня три, — отозвался Юлдуз.

— Есть ли у вас в пещерах запасы еды и питья?

— Да, конечно. Как только я понял, что происходит — вернее, скоро произойдет, — я распорядился начинать скапливать на ледниках и просто так все, что возможно. А вчера оповестил всех, чтобы свозили в пещеры все ценности, какие им жаль потерять. Там можно высидеть и полгода, и год — а можно вообще уйти на ту сторону гор.

— Ты не потерял сноровки, клянусь Кромом! — рассмеялся киммериец. — Что ж, пусть идут, мы устроим им достойную встречу!

Три последующих дня Конан занимался муштрой вендийцев. Они и в самом деле оказались хорошими воинами — и послушными и восприимчивыми учениками.

— Если заткнуть все дыры хотя бы парами, — сказал Конан к вечеру третьего дня, — и навалить камней, что бы в лаг зингарцы могли протискиваться только по одному…

Они с Тай Юэнем, Сагратиусом и Киндой сидели на теплой плоской крыше дворца. Золото остывало медленно, нехотя отдавая ночи тепло, ветер едва шевелил первую листву у них над головами.

— Это нетрудно сделать, — отозвался князь. — Мне тут в голову пришла одна мысль… Только не смейтесь, хорошо?

Он негромко сказал что-то одному из вендийских воинов, стоявших в дозоре на крыше. Тот широко ухмыльнулся и скрылся в доме.

Конан, продолжавший прикидывать завтрашнюю расстановку сил, успел забыть о нем в тот же миг, и потому едва не вскочил е места, когда вендиец вернулся.

В первый миг киммериец схватился за оружие — во второй расхохотался.

— Нергал меня побери! Прекрасная мысль, Юлдуз! А еще у вас есть такие маски?

На голове у смуглого воина красовалась жуткая личина демона-ракши — с огромными зубами, е выпученными глазами, со всклокоченными волосами из конской гривы. В темноте зрелище было довольно жуткое — недаром Конан так подскочил, увидев это страшилище.

— Такая маска есть у каждого воина — для Долгой Пляски в один из летних праздников, — ответил Тай Юэнь, очень довольный произведенным впечатлением. — Ручаюсь, что зингарцы никогда не видывали ничего подобного. Если подействовало даже на тебя..

— Еще как подействовало! — отозвался Конан. — Завтра мы все это пустим в ход.

На рассвете четвертого дня Юлдуз сказал Конану.

— Что ж, они идут и будут здесь после полудня.

Он легко поднялся с циновки, сбросил расшитую накидку, и Конан заметил, что князь сменил просторные придворные одежды на простые брюки и куртку черного плотного шелка. На ногах у него были мягкие плетеные сандалии, их ремни плотно оплетали щиколотку поверх тонкого короткого вязаного чулка, где большой палец отстоял от остальных, чтобы пропустить крепящий ремень. Еще Конан увидел за спиной у Тай Юэня два меча. Один из них был ему знаком — с этой катаной, наследством таинственного отца-ткача, пришел в отряд к киммерийцу юноша Юлдуз. Второй меч был словно братом-близнецом первого, и на гарде его так же переплетались в вечной схватке два драконьих тела.

«Настоящий воин дерется двумя мечами и носит их за спиной, — всплыл в памяти Конана скрипучий голос Учителя. — Если ты встретишь кого-нибудь с двумя мечами, скорее всего, это будет один из моих Учеников. Ты узнаешь его».

Но Юлдуз носил меч за спиной и владел им не хуже самого Конана еще десять лет назад, и потому киммериец лишь спросил не без зависти в голосе:

— Где ты умудрился раздобыть вторую точь-в-точь такую же катану? Это ради нее ты вскрывал древний храм, чтобы его сокровищами расплатиться с купцами, приплывающими раз в сто лет?

Тай Юэнь посмотрел на него чуть удивленно.

— Я думал, ты уже понял, — ответил он, и в словах его Конану послышалась укоризна. — Она оттуда же, откуда и ты когда-то вынес свои клинки: из оружейни старого Учителя, что живет в садах среди пустынь.

Конан, шагавший рядом с ним по пустым залам дворца к потайному ходу в скальный лабиринт, замер на месте и воззрился на друга.

— Так ты был там! — выкрикнул он наконец, едва к нему вернулся дар речи.

— Был, — ответил Тай Юэнь. — Правда, недолго.

— Почему же не сказал сразу?

— Думал, ты сам уже догадался.

— Думал! — передразнил его Конан. — То же мне, пророк! Зингарца видишь за два дня пути, а что перед самым носом™ Давно ты был там?

— Лет за пять до тебя. Не стой на месте, пойдем. — Князь потянул киммерийца за рукав. — Нам еще нужно успеть всех расставить. Я расскажу, пойдем.

— Видишь ли, — начал Тай Юэнь, как обычно, издалека, — я шел туда совсем не учиться. Я шел вслед за своим сном. Вернее, за снами. Несколько лун подряд повторялось мне одно и то же видение: я иду по пустыне, не чувствуя ни жажды, ни усталости, я лечу, как пущенная стрела, а передо мной маячат горы и пышный сад у самого их подножия. И в этом саду встречает меня человек, подобный богу, и что-то говорит мне — самое важное, самое сокровенное. И лицо его сурово и исполнено света. А потом я просыпался и не помнил ни слова.

Так повторялось изо дня в день, вернее, из ночи в ночь, пока однажды на рассвете я не разбудил жену и своего саккея, сказал им, что ухожу на несколько лун или полгода и оставляю на них княжество. Я знал, что вернусь, а потому не особенно беспокоился, тем более, что на Тай Кин Во — ты ведь с ним уже знаком — вполне можно положиться.

Я оседлал коня, взял с собою пятерых спутников и поскакал туда, куда вел меня мой глаз Падды.

— Талисман? — озабоченно спросил Конан.

— Нет, глазом Падды мы называем третий глаз человека. Он расположен вот здесь, — Тай Юэнь постучал себя пальцем по лбу над переносицей, — и есть у всех, только не у всех он открыт» У тебя, например, я знаю, он открывается в миг сильной опасности.

— Это не глаз, это чутье, — возразил киммериец.

— Называй как хочешь, но это больше чем просто чутье, ты наверняка и сам не раз так думал. В тебе живет Сила, хоть ты и редко ею пользуешься™ Наш маленький отряд без приключений добрался до пустынь, но, едва мы оставили позади первые барханы, поднялась сильнейшая песчаная буря. Видно, это была непростая буря, потому что она зашвырнула меня в одну сторону, а всех моих спутников — в противоположную. Когда я очнулся, мой Ночной Ветер, дрожа, стоял надо мной, а вокруг, сколько хватало глаз, были одни пески. Я вознес молитву Митре и пошел наугад. Двое суток шли мы с Ветром, я отдал ему всю воду, которая чудом уцелела в мехах, притороченных к седлу. И все же он едва переставлял ноги, ты же знаешь, как слабеют лошади, если хотя бы день не попьют вволю. Я утешал его, как мог, и уже подумывал о том, что милосерднее было бы просто убить его, но наутро мы увидели горы и взбодрились.

Ты, я думаю, подходил к обители Учителя с другой стороны, и потому, наверное, не знаешь о неглубоком ущелье, что в полудне пути от нее, если идти прямо на восток. По дну этого ущелья бежит мутный ручеек, еле живая струйка, но каким даром небес казалась нам каждая капля, когда мы с Ветром наконец добрались до воды!

Напившись, он начал шарить вокруг меж камней, выискивая жалкие кустики травы, а я упал, где стоял, и проспал до самого вечера.

Проснулся я от пристального взгляда. И, открыв глаза, не сразу понял, что проснулся, потому что надо мной стоял тот самый человек, подобный богу, что так часто посещал мои сны.

Но на этот раз он заговорил внятно и отчетливо, я до сих пор помню первые его слова, обращенные ко мне.

«Сын мой, не проспишь ли ты так все на свете?» — сказал он, и голос его был суров и добр одновременно.

«Последнее время я живу во сне, отец мой, — ответил я. — Сон распоряжается мною, сон уводит меня в пустыню, сон приводит ко мне тебя. Или меня к тебе – в зависимости от того, кто из нас сейчас спит».

«Возможно, что оба. Поймай своего коня и следуй за мной».

Я подозвал Ветра и пошел вслед за хозяином моих снов. Я прожил у него три с половиной луны, то есть всю зиму. Это были самые ясные дни моей жизни».

Тай Юэнь замолчал, и Конан спросил:

— И что же?

— Ровным счетом ничего, — светло улыбнулся князь. — Он подарил мне вторую катану и велел приходить, когда я буду свободен — когда смогу выйти в путь без оружия, слуг, лошадей и прочей ерунды. Пока я князь в этой земле, я не могу уйти и бросить мой народ на произвол судьбы. Но когда вырастет мой сын, я оставлю ему княжеский престол и вернусь в те сады, чтобы снова слушать Его — и весь мир.. Если, конечно, еще буду жив к тому времени, — добавил он, помрачнев.

— И какое же имя дал тебе Учитель? — очень тихо спросил Конан. — Или ты не можешь сказать?

— Он назвал меня Свет, — просто ответил Тай Юэнь. Они были уже у самого входа в пещеры. Конан на миг остановился перед низкой дверью, занавешенной узорной циновкой. Вынул из ножен оба клинка и, скрестив перед собой остриями вниз, произнес торжественно, как клятву.

— Брат мой, я не уеду отсюда никуда, пока не увижу, что ты здоров.