Первый конверт лег на его стол во вторник. И Майрон Хеттингер сразу понял: что-то не так. Дело в том, что во вторник утром он практически не получал деловой корреспонденции. Письма, отправленные в пятницу, приходили в понедельник. Отправленные в понедельник, если их не приносил курьер, находили адресата в среду, в редких случаях — на исходе рабочего дня во вторник. Этот конверт лег на его стол утром. Джон Палмер принес его вместе с другой корреспонденцией. Как и все другие конверты, запечатанный. Почтовые отправления, адресованные Майрону Хеттингеру, вскрывал только Майрон Хеттингер.
Остальные конверты порадовали его рекламными проспектами и просьбами о содействии. Майрон Хеттингер вскрывал каждый, мельком проглядывал содержимое, рвал послание на две части и бросал в корзинку. Однако, взяв в руки конверт, о котором шла речь выше, он вскрыл его не сразу. Сначала пригляделся к нему.
Адрес его конторы. Отпечатанный на обычной пишущей машинке. А вот штемпель воскресный. Припечатавший марку стоимостью в четыре цента, которую почтовое ведомство выпустило в честь стопятидесятилетия известного колледжа на Среднем Западе. Обратного адреса Майрон Хеттингер не обнаружил.
Он вскрыл конверт. Вытащил из него не письмо, а фотографию, запечатлевшую двоих полураздетых людей. Мужчину лет пятидесяти с небольшим, лысеющего, полноватого, с длинным носом и тонкими губами. И женщину, по возрасту годящуюся ему в дочери, очаровательную, миниатюрную, улыбающуюся блондинку. Мужчину звали Майрон Хеттингер, женщину — Шейла Бикс.
Майрон Хеттингер долго, от пятнадцати до тридцати секунд, смотрел на фотографию. Потом положил ее на стол, поднялся, прошел к двери своего кабинета, запер ее. Вернулся к столу, сел, убедился, что кроме фотографии в конверте ничего нет. Потом разорвал фотографию на несколько частей, точно так же поступил с конвертом, обрывки положил в пепельницу и поднес к ним огонек зажигалки.
Менее уравновешенный человек разорвал бы фотографию и конверт на тысячи частей, выбросил бы в окно и в молчаливом ужасе застыл бы над массивным столом. Майрон Хеттингер на недостаток уравновешенности не жаловался. Фотография — не угроза, а лишь намек на угрозу, дымок, указывающий на наличие огня. Так чего трястись, еще не зная, что представляет из себя эта угроза?
От дыма шел неприятный запах. Когда костерок в пепельнице догорел, Майрон Хеттингер включил кондиционер.
Второй конверт прибыл через два дня, в четверг утром. Майрон Хеттингер его ждал, не испытывая страха, но и без особой радости. Он раскопал его в толстой пачке писем. Такой же, как и первый. Тот же адрес, та же пишущая машинка, та же марка. Только штемпель, естественно, с другой датой.
На этот раз вместо фотографии он получил короткое послание, отпечатанное на листе дешевой бумаги:
«Положите в бумажный пакет тысячу долларов десятками и двадцатками и оставьте его в ячейке камеры хранения станции «Таймс-сквер». Ключ от ячейки положите в конверт и оставьте его на регистрационной стойке отеля «Слокам» для мистера Джордана. Сделайте это сегодня, или фотография будет отослана вашей жене. Не обращайтесь в полицию. Не нанимайте частного детектива. Никаких глупостей».
Автор неподписанного письма мог обойтись без последних трех предложений. Майрон Хеттингер не собирался обращаться в полицию или нанимать частного детектива. А уж предположение, что он может сделать что-нибудь глупое, не лезло ни в какие ворота.
После того, как конверт и письмо сгорели в пепельнице, а кондиционер очистил воздух, Майрон Хеттингер еще долго стоял у окна, оглядывая Восточную 43-ю улицу, и думал. Письмо взволновало его куда больше, чем фотография. Письмо являло собой угрозу. Угрозу его упорядоченной жизни. Этого он потерпеть не мог.
До того, как появилось письмо, Майрон Хеттингер по праву мог гордиться своими достижениями. Идеальная работа: аудитор высшей квалификации, очень и очень неплохо зарабатывающий тем, что каждый год помогает различным физическим и юридическим лицам уменьшать сумму налогов, которые им пришлось бы выплатить, если б они не прибегли к его услугам. Идеальная семья: его жена, Элеонор, на два года моложе, поддерживает в доме идеальный порядок, изумительно готовит, составляет ему компанию, если он хочет с ней общаться, оставляет одного, если такого общения ему не требуется, не сует свой действительно длинный нос в его личные дела, и ежегодно получает двадцать пять тысяч долларов от основанного им трастового фонда.
И наконец, в довершение картины, идеальная любовница. Та самая женщина, что красуется рядом с ним на фотографии. Шейла Бикс. С ней он отдыхает душой и телом, она же ведет себя исключительно скромно, выставляя самые минимальные требования: оплата квартиры, карманные деньги, иногда чуть более крупные суммы на покупку одежды.
Идеальная карьера, идеальная жена, идеальная любовница. И этот шантажист, этот мистер Джордан, теперь угрожал порушить три краеугольных камня, на которых покоилась хрустальная башня, построенная Майроном Хеттингером. Если эта чертова фотография попадет в руки миссис Хеттингер, она с ним разведется. Он в этом не сомневался. Если развод будет скандальным (а почему нет?), пострадает бизнес. А в итоге, он может потерять и Шейлу Бикс.
Майрон Хеттингер сел за стол, закрыл глаза, забарабанил пальцами по полированной поверхности. Он не хотел терять клиентов, не хотел терять жену и любовницу. Работа ему нравилась, так же, как Элеонор и Шейла. Он не любил Элеонор и Шейлу, не мог сказать, что любит работу. Любовь, в конце концов, чувство, далекое от идеала. Так же, как и ненависть. Майрон Хеттингер не испытывал ненависти к мистеру Джордану, во всяком случае, не жаждал его смерти.
Но что же ему тогда делать?
Ответ, естественно, лежал на поверхности. В полдень Майрон Хеттингер вышел из кабинета, направился в банк, снял со счета тысячу долларов, которые ему, по его просьбе, выдали десятками и двадцатками, сложил их в коробку из-под сигар и оставил ее в ячейке камеры хранения на станции «Таймс-сквер». Ключ от ячейки он положил в конверт, адресованный мистеру Джордану, запечатал его, оставил на регистрационной стойке отеля «Слокам» и вернулся на работу, оставшись без ленча. К вечеру, то ли из-за мистера Джордана, то ли из-за пропущенного приема пищи, у Майрона Хеттингера разыгралась изжога. Пришлось пить соду.
Третий конверт поступил через неделю после второго. И потом аналогичные конверты приходили по четвергам еще четыре недели подряд. Вложенные в них письма отличались только в мелочах. Оставалась прежней сумма: тысяча долларов. Оставался прежним способ передачи денег: через ячейку камеры хранения на станции «Таймс-сквер». Менялось лишь название отеля, на регистрационной стойке которого следовало оставить конверт для мистера Джордана.
В эти четыре недели Майрон Хеттингер три раза в точности выполнял полученные инструкции. Трижды ходил в банк, оттуда — на станцию подземки, потом в указанный отель, после чего возвращался на работу. Всякий раз пропускал ленч, а в результате вечером его мучила изжога и ему приходилось лечиться содой.
Процедура становилась рутинной.
В принципе Майрон Хеттингер не имел ничего против рутины. Рутина означала некий установившийся порядок событий или действий, а Майрон Хеттингер установившийся порядок уважал. В своей личной расчетной книге он завел для мистера Джордана отдельную страницу, куда каждый четверг и записывал потраченную тысячу долларов. На то было две причины. Во-первых и прежде всего, Майрон Хеттингер не мог допустить неучтенных расходов. Свои бухгалтерские книги он содержал в идеальном порядке, и дебит у него всегда сходился с кредитом. Во-вторых, в глубине души он надеялся, что найдет способ списать расходы на мистера Джордана с подоходного налога.
Если же оставить в стороне четверговые прогулки, жизнь Майрона Хеттингера ничуть не изменилась. Заказы клиентов выполнялись точно и в срок с отменным качеством, два вечера в неделю он проводил с Шейлой Бикс, пять — с супругой.
Жене он, естественно, о шантажисте не рассказывал. На такое не решился бы и круглый идиот. Впрочем, не рассказывал и Шейле Бикс. Майрон Хеттингер всегда исходил из того, что личные дела ни с кем нельзя обсуждать. Он знал, что его шантажируют, мистер Джордан знал, двое — уже много. Майрон Хеттингер не собирался расширять круг посвященных.
Когда от мистера Джордана поступило шестое письмо с требованием денег: седьмое, если учесть первое, с фотографией, — Майрон Хеттингер запер дверь кабинета, сжег письмо и в глубоком раздумье откинулся на спинку кресла. И просидел целый час. Ничего не трогал на столе. Не выводил загогулинки в блокноте.
Он думал.
С установившимся порядком следовало покончить. Он мог смириться с тем, что раз в неделю будет страдать от изжоги. Что его не устраивало, так это еженедельное расставание с одной тысячей долларов. Огромными деньгами, по меркам Майрона Хеттингера. И для того, чтобы подсчитать, что за год с такими вот еженедельными выплатами набегало пятьдесят две тысячи долларов, не требовался диплом аудитора. Задача состояла в том, чтобы поставить крест на этих расходах.
Решить ее Майрон Хеттингер мог двумя способами. Или позволить шантажисту послать эту отвратительную фотографию миссис Хеттингер, или заставить его прекратить шантаж. Первый способ, как указывалось выше, грозил пренеприятными последствиями. Второй… но как его реализовать?
Майрон Хеттингер мог, разумеется, отправить шантажисту письмо и воззвать к его совести. Но в глубине души понимал, что проку от этого не будет. Действительно, какая у шантажиста совесть?
Что еще?
Ну, он мог убить мистера Джордана.
По всему выходило, что это единственная возможность остановить шантажиста. Да только как это сделать? Трудно, знаете ли, убить человека, не зная, кто он и где его искать. Майрон Хеттингер не мог болтаться в холле указанного в очеpедном письме отеля, ожидая, пока мистер Джордан придет за конвертом с ключом: шантажист, зная его в лицо, не будет показываться ему на глаза. По той же самой причине не имело смысла тереться около камеры хранения.
Так как же все-таки убить человека, не зная его и не встречаясь с ним?
Майрон Хеттингер вновь подумал о письме, в котором собирался воззвать к совести шантажиста. И тут его осенило. Он широко улыбнулся. Так улыбаются люди, нашедшие выход из чрезвычайно сложной ситуации.
В тот день Майрон Хеттингер вышел из кабинета в полдень. В банк не пошел, зато заглянул в магазин химических реактивов, галантерейную лавку и несколько аптек. В каждом месте он делал лишь одну покупку. Нет нужды перечислять, что именно и где он приобрел. Покупал он компоненты взрывного устройства, учить читателей делать бомбы — не по нашей части.
Бомбу он сделал в кабинке общественного туалета. Корпусом послужила коробка из-под сигар, точно в такие он укладывал по тысяче долларов десятками и двадцатками. Разумеется, бомбу Майрон Хеттингер сделал самую простую. Он позаботился о том, чтобы взрыв обязательно произошел при снятии с коробки крышки. Коробка, конечно же, взорвалась бы и в том случае, если б ее не открыли, а уронили.
Готовую бомбу Майрон Хеттингер положил в бумажный пакет и отнес в ячейку камеры хранения станции «Таймс-сквер». Ключ от ячейки положил в конверт, адресованный мистеру Джордану, запечатал его и отнес на регистрационную стойку отеля «Блекмор». Вернулся в свой кабинет. На двадцать минут позже обычного.
Во второй половине дня с работой у него не заладилось. Он скрупулезно записал все расходы на приобретение компонентов бомбы, на ту самую страницу, что отвел мистеру Джордану, улыбнулся при мысли о том, что утром сможет подвести черту и закрыть этот счет. Но потрудиться на благо клиентов ему не удалось. Он сидел и восторгался найденным решением.
Бомба не могла его подвести. Конечно, могли погибнуть не только мистер Джордан, но и другие люди. Такая вероятность существовала. Если, к примеру, у шантажиста хватит ума вскрыть коробку из-под сигар в подземке. Или он ее выронит. Но Майрон Хеттингер предполагал, что мистер Джордан скорее всего откроет коробку из-под сигар в уединении собственной квартиры, так что от взрыва пострадает разве что мебель.
В пять часов, оставив недоделанную работу, Майрон Хеттингер поднялся из-за стола. Вышел из кабинета, спустился вниз, постоял на тротуаре. Домой идти не хотелось. Все-таки он разрешил неразрешимую проблему. Такой успех следовало отпраздновать.
Вечер с Элеонор на праздник не тянул. Для этих целей куда больше подходила Шейла Бикс. Однако, ему ужасно не хотелось нарушать заведенный порядок. В квартире Шейлы Бикс он бывал по понедельникам и пятницам. В остальные рабочие дни ехал домой.
Однако в этот день заведенный порядок один раз он уже нарушил: вместо денег положил в пакет бомбу. Как говорится, лиха беда начало.
Жене он позвонил из телефона-автомата.
— Я задержусь в городе на несколько часов. Раньше позвонить не мог.
— Ты же по четвергам после работы сразу едешь домой, — удивилась Элеонор.
— Я знаю. Возникло неотложное дело.
Элеонор не поинтересовалась, какое именно. Как и положено идеальной жене. Сказала, что любит его, что скорее всего соответствовало действительности. Он ответил, что любит ее. Конечно же, солгал. Повесил трубку, поймал такси, попросил водителя отвезти его на Западную 73-ю улицу.
Шейла жила на третьем этаже четырехэтажного кирпичного дома. Аренда стоила всего 120 долларов, сущая мелочь, если верить желтым газетенкам, которые отлично разбирались в стоимости квартир для любовниц.
Лифта не было. Майрон Хеттингер преодолел два пролета не очень крутой лестницы, постучал в дверь. Никакой реакции не последовало. Тогда он позвонил, что делал крайне редко. Дверь осталась закрытой.
Если б такое случилось в понедельник или пятницу, Майрон Хеттингер наверняка бы обиделся. Но по понедельникам и пятницам такого никогда не случалось. На этот раз он пришел в четверг, без предупреждения, а потому отсутствие Шейлы не вызвало у него отрицательных эмоций.
Естественно, у него был ключ. Если у мужчины идеальная любовница, и даже неидеальная, у него всегда есть ключ от квартиры, которую он оплачивает. Майрон Хеттингер вставил ключ в замочную скважину, повернул, открыл дверь, затворил за собой. Нашел бутылку шотландского, плеснул виски в стакан (по понедельникам и пятницам виски наливала ему Шейла). Сел в удобное кресло и потягивал виски, дожидаясь прихода Шейлы.
В кресло Майрон Хеттингер уселся без двадцати шесть. А в двадцать минут седьмого услышал шаги на лестнице, потом звук вставленного в замочную скважину ключа. Открыл было рот, чтобы крикнуть: «Привет», но в последний момент передумал. Решил удивить ее.
И удивил.
Дверь открылась. Шейла Бикс, миниатюрная блондинка, впорхнула в комнату. Танцующей походкой, со сверкающими глазами. И разведенными в стороны руками. Для равновесия, потому что у нее на голове лежал небольшой бумажный пакет.
Майрону Хеттингеру потребовались доли секунды, чтобы узнать пакет. У Шейлы Бикс столько же времени ушло на то, чтобы заметить Майрона Хеттингера. Оба отреагировали мгновенно. Майрон Хеттингер, как и положено аудитору, сложил два и два. То же самое удалось и Шейле Бикс, только она получила неправильный ответ.
Майрон Хеттингер попытался сделать все и сразу. Выскочить из комнаты. Удержать пакет на том месте, где он и лежал, то есть на голове Шейлы. И, наконец, поймать пакет до того, как он ударится об пол. Ибо Шейла в ужасе отпрянула назад и пакет соскользнул с ее головы.
Рывок Майрону Хеттингеру удался. Он покинул кресло с невероятной быстротой. Вытянул руки, чтобы схватить падающую коробку из-под сигар.
Громыхнул взрыв, но Майрон Хеттингер услышал лишь его первый аккорд.