Расскажу — так не поверите…
Как-то взял Кондрат в кооперативе три с половиной аршина черкасина.
Не черкасин, а прямо тебе "всех скорбящих радость".
Палажка как увидела — так и припала:
— Тату, это мне на корсетку!
— Не будет, Палажка, дела! Штаны мне будут! Черкасин добрый, сошьют, чтоб на спаса было-таки в чем и в храм выйти… И отстань, не приставай, потому что хватит мне в домотканых красоваться… Это такие штаны, что еще и тебя будет в чем замуж выдать… Годы идут, в этих штанах меня и похороните…
И понес к портному.
— Ось! Смотри, Пилип, крои по совести, потому — черкасин…
— Так то уже нас не учите, — говорит Пилип. — Вам как? В галифе попустить, или в шагу?
— Попускай в шагу, чтобы не терло… Пуд дам, да, может, еще если накапает, то и чарка какая перепадет.
Одним словом, сшились штаны. На роговой пуговице, сборка в сборку.
Надел Кондрат, полюбовался, присел, поднял правую ногу, поднял левую — ни за что не задевает.
"Свобода" всюду, как после революции.
— На, старая, спрячь в сундук… На спаса надену… А ты, Палазя, не огорчайся… В саду уродит, продадим яблоки — будет тебе корсетка… Прячь, старая, прячь, и тебе кубовая юбка будет… Уродит — и будет… Полдесятины сада — хватит и на корсетку и на юбку. . . . . . . . . . . . . . . . . .
А гнездышки на яблонях в саду — прямо в глазах рябит, на каждой веточке…
— Поснимать бы их, что ли, старик?
— Пусть! Хай немного потеплеет… Там после крещения еще немного святой воды осталось… Покропим, оно и не возьмет… Болтает черт знает что!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Потеплело… Сбрызнули освященной водой…
Гусеница от "святой" воды заворошилась да как чесанула… Сначала ела листья, а то уже за веточки взялась…
Стоят не яблони, а кострица… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уродило… Не яблоки, а сплошные "дули"…
— Так ты что же, старая собака, себе думаешь? В новых штанах прохаживаться? А я тебе "гимназией" в святой церкви буду светить?
— Ишь вы какие! Себе так черкасиновые штаны сшили, а у меня из кофточки локти вылезают. А Петро вчера сказал, чтобы я себе "вот это" чем-нибудь прикрыла, а то сквозь кофту повыскакивают. Не могли в домотканых походить?. . . . . . . . . . . . . . . . . .
— На! Забирайте мои черкасиновые! Берите! Нате и домотканые! Пейте мою кровь!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И стоял Кондрат в саду без штанов. Смотрел на яблони и головой качал:
— И что бы было пообирать!
1924
Перевод И. Собчука.