Дегтярев

БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ

Победа Великой Октябрьской социалистической революции с большой радостью была встречена рабочими Сестрорецка. Воззвание II съезда Советов, декрет о мире и декрет о земле читались и перечитывались в цехах с восторгом и ликованием.

Но прошло лишь три дня, как на заводе стало известно, что бежавший из Петрограда во время восстания глава Временного правительства, арестованного Советами, Керенский собрал казачьи части и двинул их на столицу под предводительством генерала Краснова.

Сестрорецкий ревком спешно формировал рабочие дружины для защиты красного Питера.

В Петрограде вспыхнул мятеж юнкеров. Попытка организовать мятеж против Советов была предпринята и ставкой главнокомандующего войсками генерала Духонина. Но революционные силы под руководством В. И. Ленина и И. В. Сталина раздавили мятежников.

Тогда противники советской власти — эсеры и меньшевики, — отказавшись на время от открытой борьбы, организовали массовый саботаж чиновников в министерствах и ведомствах. Среди населения распространялись слухи, что советская власть не продержится и месяца. Многие из генералов и офицеров царской армии бежали на Дон, где формировались белые части, и за границу.

«Как отнесется к революции Федоров?» — этот вопрос волновал Дегтярева.

Но Федоров сам приехал в Сестрорецк и, разыскав Дегтярева, крепко пожал ему руку. Это рукопожатие сказало Дегтяреву о том, что Федоров с ним, со всеми рабочими, с большевиками, что он будет работать для советской власти.

Федоров был далек от политики, но для него было бесспорно и ясно главное — с большевиками весь трудовой русский народ. И он, посвятивший всю жизнь служению своему народу, не мог быть в стороне от его борьбы за лучшее будущее. Федоров выразил желание служить как специалист-оружейник молодой Советской республике.

Настоящим патриотом оказался и выдающийся теоретик стрелкового дела — Николай Михайлович Филатов.

С первых дней Великой Октябрьской социалистической революции он перешел на сторону советской власти и до конца жизни честно служил ей.

В начале 1918 года мирные переговоры в Брест-Литовске с немцами были прерваны из-за предательства Троцкого. Немецкие полчища вторглись в пределы Советской России. В эти дни Федоров и Дегтярев были командированы решением Совета Труда и Обороны вглубь России с заданием спешно восстановить и достроить брошенный датскими концессионерами небольшой оружейный завод и наладить на нем производство автоматов Федорова.

— Вот, Василий Алексеевич, — говорил Федоров,— приедем на новое место, обоснуемся и опять заработаем вместе. Создадим хорошую мастерскую, вы будете ею заведовать. Я рад, что, наконец, получу возможность целиком отдаться работе над автоматом.

— Может быть, и мне удастся там заняться своим карабином.

— Обязательно, Василий Алексеевич. Вы непременно должны будете приступить к самостоятельной работе, опыт у вас теперь обширный...

Поезд двигался медленно, часами стоял не только на станциях, но даже на полустанках и разъездах.

До станции Дно ехали чуть ли не неделю. Оттуда состав пошел на Тихвин, — Московская дорога оказалась забитой воинскими эшелонами. С большим трудом добрались до Вологды и там опять застряли. В Петербург шли литерные поезда с мобилизованными, военным снаряжением, провиантом.

— Смотрите, какое движение к Питеру, что-то стряслось, — сказал Федоров, выглянув в приоткрытую дверь.

— Я сейчас сбегаю на вокзал, узнаю.

— Нет уж, пойдемте вместе.

На вокзале их внимание привлекло отпечатанное на оберточной бумаге воззвание, у которого толпился народ.

Федоров, привстав на носки, через головы столпившихся прочитал: «Социалистическое отечество в опасности», — и сердце его дрогнуло. Он протиснулся ближе и дочитал воззвание до конца. Это был призыв партии и Советского правительства к народу.

В нем говорилось, что германское правительство прервало перемирие и бросило свои войска на еще не окрепшую Страну Советов.

Партия и правительство призывали рабочий класс и весь трудовой народ к решительной борьбе.

— Василий Алексеевич, — возбужденно заговорил Федоров, — мы должны любыми путями пробиться к месту назначения, сейчас же идемте к начальнику станции.

Решительные требования Федорова возымели действие: вагон прицепили к поезду, отправлявшемуся в Москву, и они снова двинулись в путь.

24 февраля (9 марта) они прибыли к месту назначения.

— Ну что ж, Василий Алексеевич, — сказал Федоров. — Давайте приниматься за дело.

— Давайте, Владимир Григорьевич, — душа истосковалась.

Прямо с вокзала Федоров и Дегтярев направились в уездный комитет партии.

Брошенный партией и Советским правительством клич: «Социалистическое отечество в опасности» — нашел горячий отклик в сердцах рабочих. Началось усиленное формирование частей Красной Армии.

Эти молодые отряды Красной Армии — армии революционного народа — не устрашились вооружённого до зубов врага. 23 февраля 1918 года под Нарвой и Псковом они дали немецким оккупантам решительный отпор. Этот исторический день и стал днем рождения Красной Армии.

В тот же день ЦК партии постановил подписать мирный договор с Германией. На этот раз условия мира, выдвинутые Германией, оказались еще более тяжелыми для Советской России, чем в начале переговоров. Предательство Троцкого и Бухарина дорого обошлось Советской республике. Латвию, Эстонию и Польшу пришлось отдать Германии, Украина превращалась в вассальное (зависимое) немецкое государство. Советская республика должна была платить Германии контрибуцию.

Но заключение Брестского мира позволило выйти Советской России из войны. Эта временная передышка дала партии возможность выиграть время для укрепления советской власти, для организации советского хозяйства, для создания Красной Армии.

В ГОДЫ ВОЙНЫ И РАЗРУХИ

Прибыв к месту назначения, Федоров и Дегтярев осмотрели завод. Он состоял из нескольких маленьких недостроенных цехов.

Инструментальное хозяйство было почти полностью растащено, документации никакой не сохранилось. Почти все оборудование пришло в негодность. Обойдя весь завод, они не увидели никого, кроме воробьев и голубей, прочно обосновавшихся там, куда не пробирались ни снег, ни ветер.

На другой день было созвано собрание всех работавших раньше на заводе. Явились все, кто остался от кадрового состава рабочих и служащих завода. Федоров, переписав и опросив собравшихся, остался доволен: среди них оказалось немало опытных рабочих — оружейников, слесарей, токарей, станочников, и даже, что явилось приятной неожиданностью для него, нашлись старые чертежники.

— С этими людьми можно начать работу! — решил Федоров.

Рабочие с радостью взялись за дело и единодушно избрали директором завода Федорова. Он тут же поручил Дегтяреву подбирать людей и создавать опытную мастерскую.

Восстановить завод было нелегко: не хватало людей, недоставало материалов и инструментов. Энергичную помощь оказала городская партийная организация. Она прислала рабочих, изыскала самые необходимые материалы и кое-какие инструменты. Через несколько дней на заводе начала работать мастерская по ремонту оружия.

Федоров заботился об оборудовании и инструментах, необходимых для производства советских автоматов. В это время был опубликован декрет правительства о переходе с дюймовой системы на метрическую. Нужно было немедленно заняться пересмотром всех рабочих чертежей автомата и переводом их размеров на метрическую систему. Осторожность требовала практической проверки допусков и пригонок путем спаривания деталей. Понадобилось срочное изготовление нескольких образцов автомата при новых допусках, с тем чтобы испытать их при длительной стрельбе.

Работа по изготовлению новых образцов была поручена Дегтяреву. Он проводил ее в новой мастерской, которая была названа опытной.

Изготовление трех новых образцов по чертежам, составленным Федоровым в метрической системе, повлекло за собой изготовление некоторых приспособлений, инструментов и калибров. Потребовалась и разработка новой технологии. Дегтярев, думая о большой работе в будущем, заботливо оснащал и расширял опытную мастерскую, собирал в ней лучших специалистов, старательно обучал способную молодежь оружейному искусству.

В. Л. Дегтярев, В. Г. Федоров, Г. С. Шпагин среди рабочих опытной мастерской (1924 г.).

В. А. Дегтярев в 1925 году

Автоматическое оружие теперь особенно требовалось, так как иностранные интервенты и русские белогвардейцы организовали против Советской России несколько фронтов. У врагов не было недостатка в новейшем оружии и снаряжении. Рожденная же в огне сражений Красная Армия располагала лишь скудными запасами, оставшимися в старой армии от первой империалистической войны.

Важность быстрой организации производства советского автоматического оружия понимали не только Федоров и Дегтярев, но и все рабочие. Они трудились, не считаясь со временем, не жалея сил.

После национализации завода Федоров был освобожден от общего руководства заводом и назначен техническим директором. Благодаря этому он смог целиком отдаться налаживанию производства.

Организация производства автоматов велась Федоровым параллельно с их усовершенствованием, на ходу вносились различные изменения, согласно рапортам Н. М. Филатова, основанным на результатах испытаний первых образцов в войсках.

Все эти изменения и усовершенствования производились по указаниям Федорова либо самим Дегтяревым, либо другими мастерами под его наблюдением.

Работы по усовершенствованию федоровского автомата были очень полезны для Дегтярева: приобретая ценный опыт и знания, он готовил себя к самостоятельной работе.

Производство автоматов Федорова явилось хорошей школой и для многих молодых оружейников.

В первые месяцы существования опытной мастерской в нее пришел деревенский паренек, небольшого роста, но крепкий, жилистый.

— Хочу работать у вас, — заявил он Дегтяреву. — Слышал, что вы делаете оружие. Вот и направление у меня!

— Ты что, оружейник? — приветливо спросил Дегтярев.

— Где там, только думаю учиться.

Дегтярев внимательно осмотрел плотную фигуру паренька, остановив взгляд на его натруженных руках.

— Рабочий?

— Из деревни я. Правда, учился у кузнецов, ну и на заводе года два проработал.

Подробно расспросив паренька, что он умеет делать, Дегтярев прочел направление. В нем говорилось, что «слесарь Сергей Симонов сдал испытания по 9-му классу».

— Ну что же, — сказал Дегтярев, — оставайся, если есть охота. Поставим тебя на большое дело: будешь отлаживать автоматы.

— Как автоматы? Я же их в глаза не видел!

— Не бойся, увидишь, ничего в них нет страшного. А потом я всегда тут, без помощи не оставлю.

Подведя паренька к верстаку, Дегтярев начал собирать различные части автомата. Называя детали, он показывал, как надо их подгонять и отлаживать. Когда автомат был собран, Дегтярев сказал:

— Вот видишь, дело не такое уж сложное. Ну-ка, попробуй разобрать!

Аккуратно и последовательно кладя части на верстак, Симонов быстро выполнил порученную операцию.

— Правильно разбираешь. Части никогда нельзя класть в кучу, иначе запутаешься.

— Я и собрать могу, — заявил паренек.

— А ну-ну, погляжу, соберешь ли?

Симонов, не торопясь, начал укладывать и соединять детали и не сделал пи одной ошибки.

— Очень хорошо, — похвалил Дегтярев. — Теперь поручу тебе самостоятельную работу по сборке автоматов.

Симонов осторожно и не торопясь начал сборку.

Время от времени Василий Алексеевич подходил к нему, молча наблюдал, иногда осторожно, чтобы не задеть самолюбия молодого мастера, спрашивал:

— Ну как, Сергей Гаврилович, не заедает?

И обязательно подсказывал, где и что надо сделать.

Дней через десять, когда Симонов совершенно освоился с работой, Дегтярев стал посвящать его и в некоторые секреты производства.

— Сергей Гаврилович, примечал, наверное, что выбрасыватель и боек чаще всего ломаются при стрельбе?

— Нет, не успел, я на стрельбище-то всего раза три был.

— Ну, ничего, увидишь... Так вот, чтобы эти ответственные детали были прочней, их надо закаливать.

— Это известно, да где калить-то, в горне разве?

— Правильно, калильных печей у нас нет, а есть паяльная лампа. Пойдем-ка со мной.

Дегтярев, ловко зажав деталь в длинных щипцах, стал ее нагревать на паяльной лампе.

— Ты примечай, Сергей Гаврилович,—деталь надо нагревать не одинаково: рабочую часть не докрасна, а до желто-соломенного цвета, другие же места — до синеватого, вот так, а теперь клади ее в льняное масло. Знаешь ли зачем?

— Нет, не знаю.

— Это придает металлу вязкость — ломаться не будет.

Симонов был очень благодарен Дегтяреву, но не мог понять, почему он с таким вниманием и заботой относится к нему. Лишь через несколько месяцев, хорошо присмотревшись, он понял, что и к другим слесарям Василий Алексеевич относится с такой же отеческой заботой, старается передать им свой богатейший опыт.

Работал Дегтярев в опытной мастерской вместе со всеми. Молодые слесари внимательно присматривались к нему, изучали его приемы, дивясь его умению делать детали просто и экономно.

Большой интерес к его работе проявлял приведший из армии молодой слесарь Егор Шпагин. Он научился слесарному делу в войсковой оружейной мастерской, но на станках работать не умел.

Шпагин подходил к Дегтяреву, глядел, как тот работал на станке, задавал вопросы. Дегтярев охотно отвечал на них, показывал, учил.

Собрать и отладить автомат так, чтобы его механизм действовал безотказно, еще не значило сделать оружие. Для того чтобы признать оружие годным для передачи в армию, его надо было испытать в стрельбе.

В мастерской был заведен такой порядок: как только кто-либо из мастеров заканчивал сборку партии автоматов, оружие отвозилось на стрельбище для испытаний. На этих испытаниях всегда присутствовали Федоров и Дегтярев.

Однажды, когда Федоров по обыкновению делал обход мастеров, Дегтярев представил ему Симонова:

— Вот, Владимир Григорьевич, наш новый слесарь Сергей Гаврилович. Сегодня будем испытывать первую партию автоматов его сборки.

— Очень хорошо. Тогда, может быть, сразу и отправимся на стрельбище?

Чтобы узнать тонкости поведения автомата при стрельбе, Федоров стрелял сам или поручал это Дегтяреву.

Симонов попросил разрешения самому испытать в стрельбе собранные им автоматы и, постреляв, высказал несколько ценных пожеланий.

— Смотрите, Василий Алексеевич,—сказал Федоров, — наш новый сборщик делает двойные успехи.

С этого дня и Дегтярев и Федоров стали еще внимательнее следить за работой Симонова и всемерно ему помогать.

УНИФИКАЦИЯ ОРУЖИЯ

Первая мировая война дала оружейникам много ценных уроков. В частности, она подтвердила необходимость унификации оружия, то-есть изготовления различных типов оружия по одной системе, с применением единого патрона.

Усилиями Федорова и Дегтярева на базе опытной мастерской было создано первое в Советском Союзе конструкторское бюро. Теперь можно было начать работу по унификации.

Единая система автоматики, принятая в различных типах оружия, значительно облегчала обучение красноармейцев, а также упрощала, ускоряла и удешевляла производство оружия на заводах. Федоров, изучив опыт минувшей войны, задумал создать по системе своего автомата несколько типов оружия, крайне необходимого для молодой Красной Армии. Система автомата Федорова оставалась при этом без всяких изменений.

Работы были начаты с самого легкого и простого по выполнению образца — ручного пулемета с воздушным охлаждением. Федоров предложил приспособить к стволу автомата известный образчик воздушного охлаждения, снятый с пулемета Льюиса, с кожухом и алюминиевым радиатором и приделать к стволу обычные сошки. Эта работа была выполнена под наблюдением Дегтярева.

Так появился новый тип оружия — ручной пулемет с воздушным охлаждением — под двойным именем Федорова — Дегтярева.

Пулемет показал хорошие боевые качества и был отправлен для дальнейших испытаний в Москву.

Тем временем Дегтярев получил от Федорова новое задание: приспособить к автомату водяное охлаждение.

— Работа эта несложная, — предупредил Федоров, — надо лишь как следует пригнать старый кожух.

Когда ручной пулемет с водяным охлаждением, надетым на ствол автомата Федорова, был готов и испытан, Федоров пригласил Дегтярева к себе.

— Василий Алексеевич, с этим заданием вы справились хорошо, а теперь я вам хочу поручить более сложную работу. Надо мой автомат приспособить для авиации. Вот, смотрите... — и Федоров стал объяснять, какие требования предъявляются к авиационному пулемету.

На другой день Дегтярев стал к верстаку. Нужно было изготовить новый дисковый магазин, кроме имевшегося секторного, и штампы для магазинов. На этот раз задание необходимо было выполнить в спешном порядке, и он привлек к работе слесарей Симонова и Шпагина.

Федоров каждый день по нескольку раз приходил в опытную мастерскую (она теперь являлась частью конструкторского бюро и выполняла практические работы), беседовал с Дегтяревым, наблюдал, как работают остальные слесари, давал свои советы.

Работа шла быстро и слаженно. Дегтярев сумел увлечь и заинтересовать слесарей, убедить их в важности создания авиационного пулемета.

Заметив у кого-нибудь из работающих небрежность или испорченную деталь, Дегтярев обычно мягко и наставительно говорил:

— Что, не идет дело? Вижу, вижу, поторопился, поговорку забыл: «Поспешишь — людей насмешишь». Ну, ничего, это поправить можно... — И, встав к верстаку, показывал, как надо делать. — Видишь ли, дела-то какие, — говорил он негромко, но так, чтобы слышали и соседи, — ведь мы с англичанами состязаемся. Сделаем хорошо — полетит ихний «Льюис» [5] с наших самолетов; не сделаем — останется, и они будут думать, что лучше их мастеров нет.

Авиационный автомат Федорова со специальным дисковым магазином, разработанным Дегтяревым для системы автомата, вышел удачным.

В целях увеличения его боеспособности Федоров предложил Дегтяреву сделать спаренную модель, то-есть создать авиационный пулемет из двух параллельно поставленных автоматов, стреляющих одновременно. Дегтярев прекрасно выполнил и это задание, а затем сделал по системе Федорова строенную авиационную установку.

Опыт по разработке авиационных пулеметов по системе автомата Федорова очень пригодился

Дегтяреву в дальнейшем, когда он разрабатывал этот тип оружия по своей системе.

Вскоре перед конструкторским бюро была поставлена новая задача — приспособить спаренные автоматы Федорова для вооружения танков.

Однако приспособлений для установки автомата в танке не существовало. Из Москвы прислали модель шаровой установки конструкции Иванова, по которой следовало сделать четыре новых образца для автоматов Федорова.

Цель шаровой установки такова: два автомата, вставленные в ее гнезда, должны были свободно поворачиваться и стрелять под любым углом.

Установка, сконструированная Ивановым, не получила одобрения в бюро. Мастера считали ее очень громоздкой и сложной. Такого же мнения придерживались Федоров и Дегтярев. Но так как лучшей модели не было, коллектив приступил к изготовлению новых образцов по присланной.

Над изготовлением установки трудился весь коллектив опытной мастерской. Шпагин, работавший на изготовлении деталей отдельных узлов, предложил некоторые из деталей объединить, а другие упразднить совсем. Тут же, на верстаке, мелом он нарисовал нечто похожее на схему или чертеж.

В это время подошел Федоров. Шпагин застеснялся и начал ладонью стирать чертеж.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Владимир Григорьевич и приготовился слушать объяснения молодого слесаря.

Тот волновался, говорил сбивчиво, но Владимир Григорьевич, очевидно, сразу уловил его мысль и велел показать на готовом образце, что и как он хочет изменить.

— Это очень дельно и правильно, — сказал Владимир Григорьевич, — из этого выйдет толк.

Василий Алексеевич кивнул в знак согласия и, подойдя к Шпагину, велел ему выписать все необходимые материалы и приготовиться к работе.

Шпагин отказался от помощи чертежников и расчетчика, решив всю работу выполнить самостоятельно.

Василий Алексеевич подбадривал:

— Ты, Георгий Семенович, не волнуйся, не торопись, «семь раз примерь, один — отрежь». Раз Владимир Григорьевич сказал — выйдет! Волноваться тебе не следует.

Но оставаться спокойным оказалось трудно: это была его первая самостоятельная работа по конструированию.

Усовершенствуя установку, Шпагин некоторые детали видоизменил, многие выкинул совсем как ненужные. Установка стала компактней, меньше по габаритам, проще и дешевле в изготовлении, надежней в обращении.

Это единодушно отметили Федоров и Дегтярев и предложили Шпагину делать заново весь образец установки, чтобы и в остальной его конструкции добиться улучшений.

Создавая новый образец, Шпагин еще выбросил и заменил более полутора десятка деталей. Так ему удалось сконструировать совершенно новый, оригинальный образец.

Через несколько дней, увозя в Москву образец новой установки, Федоров пригласил с собой и молодого изобретателя. Домой Шпагин вернулся радостно-взволнованным: установка выдержала все испытания и была названа его именем.

Как только новая шаровая установка была принята, в опытной мастерской начались работы по приспособлению автоматов Федорова для танков. Тут снова проявил свои способности Шпагин, сконструировавший выдвижной приклад.

Было создано девять различных образцов по системе автомата Федорова.

Правда, ни один из этих образцов не был всесторонне испытан на полигонах и принят на вооружение; в это время уже высказывалось мнение о необходимости разрабатывать все новые образцы под прежний патрон образца 1908 года, калибром 7,62 миллиметра, что и было сообщено всем конструкторам. Однако значительная исследовательская работа по унификации образцов была, несомненно, шагом вперед на пути создания боевого советского оружия.

ДУМЫ О ПУЛЕМЕТЕ

В упорном труде прошли четыре тяжелых года. Дегтяреву и его товарищам нередко приходилось оставлять работу и ехать в деревню, чтобы раздобыть картошки и хлеба для своих семей. Возвращаясь, они работали ночами, стараясь наверстать потерянное время. Оружейники понимали важность своего дела: мастерская и завод изготовляли оружие для красных полков, героически сражавшихся с многочисленными врагами Страны Советов.

Все эти годы Дегтярев трудился на посту заведующего опытной мастерской, руководя самыми различными работами. Но мысль об изобретательстве ни на минуту не покидала его.

Мечта о создании боевого оружия, которое превзошло бы все иностранные образцы, зародилась у него еще в Ораниенбауме, когда он обучал стрельбе ефрейторов и солдат из часто выходивших из строя пулеметов «Максим». Желание создать надежное оружие укрепилось в нем, когда он исправлял непрочную и капризную автоматическую винтовку американца Браунинга.

Многолетняя работа с Федоровым, учеба у него и богатейший опыт, накопленный в годы создания федоровской винтовки и автомата, а также изучение многочисленных иностранных образцов автоматического оружия убедили Дегтярева в том, что настало время взяться за осуществление своей мечты.

Теперь для этого были все условия: в его распоряжении находилась отлично оснащенная мастерская, прекрасные мастера, опытные чертежники и расчетчики. Наконец с ним был Федоров.

Главное же, что вдохновляло Дегтярева, — это ясность стоящей перед ним цели. Дегтярев знал, что теперь он будет создавать оружие для родной Красной Армии, для защиты социалистического Отечества. Дегтярев был уверен, что Советское правительство поддержит его, изобретателя из народа, окажет ему необходимую помощь.

Но что же делать в первую очередь? Какой тип оружия более всего необходим Красной Армии? Этот вопрос глубоко волновал Дегтярева. Проще всего было бы взяться за доработку автоматического карабина, сделанного им еще в 1916 году в Сестрорецке; тем более, что этот карабин находился теперь здесь, в опытной мастерской. Но Дегтярев думал о главной задаче — перевооружении армии. Самым важным видом стрелкового оружия он считал ручной пулемет. В этом убеждало его то, какое значение придавалось работам по переделке автомата Федорова в ручные пулеметы с воздушным и водяным охлаждением.

Опыт империалистической войны показал огромную эффективность в боях автоматического оружия, особенно ручных пулеметов.

Западные державы с самого начала империалистической войны развернули лихорадочную гонку производства легкого автоматического оружия. В начале 1917 года Франция уже имела на вооружении 91 тысячу ручных пулеметов. В огромных количествах ручные пулеметы были в войсках Англии и Германии. Россия же имела в своих многочисленных дивизиях всего лишь 17 тысяч иностранных ручных пулеметов, что едва достигало 15 процентов ее потребности в этом типе оружия.

Царское правительство недооценивало автоматическое оружие и не вводило его в армии. Конструкторам-одиночкам, которые работали над ним, не только не оказывалась помощь в работе, но, напротив, чинились всякие препоны.

В Германии за период первой империалистической войны было разработано девять систем и типов различного автоматического оружия. Не отставали от нее и страны Антанты: французы за это же время создали четыре типа автоматического оружия, итальянцы — пять, англичане — три и т. д.

В Америке за период войны были разработаны три новые автоматические системы оружия.

Как только кончилась война, американцы развили бешеную деятельность по созданию и производству нового автоматического оружия. В этот послевоенный период в Америке создаются автоматические винтовки Гаранда и Томсона, пистолет-пулемет Томсона, а также крупнокалиберный пулемет Браунинга.

За лихорадочной гонкой вооружения в Америке можно было без труда рассмотреть агрессивные намерения правящих кругов. Это заставило молодую Советскую республику усилить свои заботы об обороне. Перед советскими оружейниками была поставлена задача — в самые кратчайшие сроки дать Красной Армии добротное отечественное автоматическое оружие и прежде всего ручной пулемет.

Итак, выбор был сделан. Дегтярев задумался над созданием ручного пулемета.

Теперь предстояло решить, по какой системе делать оружие.

Многолетняя работа в одиночку в царское время, секретность выполняемых им работ не могли не отразиться на характере Дегтярева. Он привык держать свои мысли в тайне даже от самых близких людей. Работая почти три года над своим карабином, он ни разу и словом никому не обмолвился об этом изобретении до тех пор, пока карабин не был окончательно сделан и отлажен.

Эти закоренелые привычки прошлого оказались столь сильны, что и сейчас, в советской действительности, Дегтярев твердо придерживался их: он обдумывал конструкцию своей машины, ни с кем не делясь своими соображениями.

Как раз в это время Федоров получил за автомат большую премию от Советского правительства. Эту премию Федоров разделил поровну со своим учеником и помощником Василием Дегтяревым, так много и самоотверженно трудившимся над его винтовкой.

На эти деньги Дегтярев купил отдельный домик, а в небольшом сарае около него оборудовал мастерскую. В ней он и начал работу над отдельными частями будущего пулемета.

Об этом времени так вспоминает его ученик, Герой Социалистического Труда конструктор оружия Георгий Семенович Шпагин:

«...Как-то раз Василий Алексеевич пригласил меня к себе домой.

Открываю калитку, вижу: он с топориком что-то мастерит по хозяйству.

— А, Георгий Семенович, здравствуй! Очень хорошо, что пришел. Идем-ка, я тебе какую штуку покажу!

Подводит меня к сараю, открывает двери.

— Гляди!

Гляжу я, а там целая мастерская: ножной токарный станок, небольшой верстачок и ящик с инструментами.

— Это моя домашняя мастерская, — говорит Василий Алексеевич, а сам улыбается: доволен, что огорошил меня.

Я подошел к станку, попробовал, — хорошо идет! Потом стал перебирать и рассматривать инструменты. Из инструментов мне особенно понравился наш русский топор с замечательным березовым топорищем, легкий, удобный, острый, звонкий.

— Можно, Василий Алексеевич, попробовать топорик?

— Отчего же нельзя, пожалуйста!

Я взял дощечку и начал с наслаждением тесать.

Он смотрел, смотрел, да и говорит:

— А ты, Георгий Семенович, никак, и по столярному можешь?

— Могу, плотничал с отцом. Может, помочь по-хозяйству?

— Нет, спасибо, сам управлюсь.

Смотрю на сарай, а у него один бок совсем покосился. «Вот тебе, — думаю, — и работа». Скинул тужурку и давай хозяйничать. Он вначале думал меня отговорить, но, видя, что я вошел в азарт, и сам стал помогать. Дело у нас спорилось, и хоть работы было порядочно, все-таки с сараем управились до темноты.

После пили чай из старинного тульского самовара, и этот чай мне почему-то запомнился на всю жизнь.

Еще до этого вечера я проникся к Василию Алексеевичу каким-то особым уважением за его прекрасное мастерство и хорошее душевное отношение, а этот вечер нас окончательно подружил.

Теперь Василий Алексеевич стал называть меня по-дружески — Семеныч. Он вообще, в силу тульской привычки, людей, к которым относился по-приятельски, называл по отчеству и сокращенно, как бы ласкательно: Прокопыч, Мироныч, Никитич.

Тяжелые условия работы при царском режиме повлияли на характер Дегтярева. Он был очень замкнут и ни с кем никогда не делился своими замыслами. Потом, с годами, его характер сильно изменился, но тогда, в первые годы советской власти, он был именно таким. Мы были с ним дружны, он охотно говорил мне о замеченных им недостатках в тех или иных системах, говорил даже о том, как, по его мнению, от них избавиться, как бы приглашая к этой работе меня, но о том, что думает делать он сам, — ни слова!

Я знал, что дома после работы Василий Алексеевич подолгу работал в своем сарае, что-то мастерил. Я и сам не раз заставал его за станком или верстаком, но он ни разу не рассказывал мне о своей работе. Если я пытался спрашивать, он отшучивался или уверял, что делает разные мелочи по-хозяйству.

В мастерской он тоже часто оставался по вечерам, что-то вытачивал, фрезеровал. Не только я, но и другие слесари догадывались, что он что-то изобретает, но что именно, не могли себе представить...»

Перебирая в памяти различные системы автоматического оружия, Дегтярев старался — уже в который раз! — разобраться в их достоинствах и недостатках, решить, по какой системе разрабатывать задуманный пулемет.

Система подвижного ствола, по которой создавались винтовка и автомат Федорова, многие винтовки Токарева, а также пулеметы Максима, Мадсена, Шоша, казалась Дегтяреву наиболее сложной. В этом его убеждала пятнадцатилетняя работа совместно с Федоровым над созданием многих образцов автоматического оружия.

Система с неподвижным стволом, по которой. был сделан им автоматический карабин, казалась ему проще и надежнее. По этой системе были спроектированы пулеметы Гочкиса, Сент-Этьена, Льюиса.

Изучая эти образцы, Дегтярев находил в них много недостатков, но он видел и пути к их преодолению. Он считал, что восемь лет назад, приступая к разработке автоматического карабина, наметил правильный путь, выбрав систему неподвижного ствола.

И сейчас, приступая к работе над ручным пулеметом, он решил сделать его по тому же принципу.

В своей маленькой мастерской Дегтярев приступил к работе над макетом будущего пулемета.

Однако чем больше он работал над макетом, тем ясней становилось ему, что модель получается неудачной. Мысленно представив себе габариты будущего пулемета, он убеждался, что пулемет получится довольно громоздким и, безусловно, не таким легким, как был задуман вначале.

Наличие крышки, скосами которой производилось разъединение личинок, делало всю коробку высокой, а от этого пропорционально увеличивались и другие части.

«Пожалуй, — размышлял Дегтярев, — лучше будет, если я возьмусь за карабин, закончу его, доведу до совершенства, а уже потом примусь за пулемет, чтобы не смешивать эти два типа воедино».

Как-то Дегтярев узнал от Федорова, что сейчас большое значение придается разработке автоматической винтовки, над новыми образцами которой упорно работает конструктор Токарев.

«Почему бы мне не взяться за автоматическую винтовку? — подумал Дегтярев. — Сделать ее по системе карабина не представляет большого труда».

Он даже отложил на время недоделанный макет пулемета и начал готовить части винтовки. Но скоро и эту работу оставил. Внутренний голос твердил ему: «Не то делаешь, Василий, армии нужней пулемет!»

Новый, 1924 год застал Дегтярева в глубоком раздумье над будущим изобретением.

В конце января ударили сильные морозы. Чтобы можно было работать в мастерской, Дегтярев приказывал с утра зажигать все паяльные лампы и ставить их на верстаки около мастеров.

В один из таких дней, намерзшись в мастерской, Василий Алексеевич, придя домой, сел на низенькой скамейке у полыхающей голландки и с наслаждением закурил трубку. Он любил в тихие зимние вечера посидеть у огонька, подумать о своих делах. На этот раз в комнате никого не было, и уютную тишину нарушало лишь тиканье часов да потрескивание березовых дров. На улице тоже было тихо. Сквозь синеватый морозный узор в окна смотрела луна. Изредка слышалось, как скрипел снег под ногами одиноких прохожих.

Василий Алексеевич перенесся мыслями к пулемету.

Мягкими, неслышными шагами к печке подошел кот и стал тереться о его ногу.

— Пришел, приятель, — ласково сказал Василий Алексеевич и, не прерывая своей думы, стал поглаживать рукой по густой шелковистой шерсти. Кот, мурлыча, улегся рядом.

Василий Алексеевич, разморившись от жары, расстелил на полу возле печки полушубок, бросил на него подушку и прилег отдохнуть. Усталость взяла свое, и скоро он уснул крепким сном.

Его разбудили тревожные гудки. Василий Алексеевич быстро вскочил и удивился, что уже утро, — морозный узор на окнах горел розоватым светом восхода. Надев треух и быстро накинув полушубок,

Василий Алексеевич выбежал за ворота. «Уж не пожар ли?» — мелькнуло в сознании.

С вокзала, закутавшись в шали, шли заплаканные женщины.

— Что случилось? — спросил их Василий Алексеевич.

— Беда, родимый, Ленин умер...

Эти слова ошеломили Дегтярева. Смахивая стынущие на щеках слезы, он пошел туда, где тускло горели еще с ночи забытые огни, где, разрывая сердце, ревел заводской гудок.

Во дворе завода молчаливо толпились рабочие, многие с непокрытыми головами. Они все еще не верили, не могли и не хотели верить, что смерть сразила любимого Ильича...

Василий Алексеевич, сняв шапку, подошел вплотную к толпе, тихо спросил:

— Когда?

— Вчера, в шесть часов пятьдесят минут, — угрюмо ответил один из рабочих и, не в силах сдержать слезы, отвернулся.

Эти минуты, полные скорби народа, Дегтярев запомнил на всю жизнь...

Запомнил он и то, как в одном из цехов рабочие коллективно делали венок — последний подарок Ильичу.

На красном щите серебряные листья дуба переплетались с боевыми клинками, штыками и меднозолотистыми гильзами. Кто-то из чертежников дрожащей рукою выводил на алой ленте: «От укома ВКП(б) и рабочих организаций города».

Потом, почти через два десятилетия, Василий Алексеевич увидел этот венок в траурном зале Музея имени Ленина.

В день похорон Ильича, когда трудящиеся всего мира на пять минут остановили все работы в знак траура, Дегтярев, склонив голову у верстака, мысленно поклялся: все силы, всю свою жизнь отдать честному и беззаветному служению делу Ленина, делу рабочего класса.

Рабочие по всей стране ответили на смерть любимого вождя массовым вступлением в ряды Коммунистической партии.

В те дни на весь мир прозвучала бессмертная клятва, данная И. В. Сталиным от имени партии.

Некоторые места клятвы казались обращенными непосредственно к оружейникам:

«Ленин не раз указывал нам, что укрепление Красной Армии и улучшение её состояния является одной из важнейших задач нашей партии... Поклянёмся же, товарищи, что мы не пощадим сил для того, чтобы укрепить нашу Красную Армию, наш Красный Флот...»

Перечитывая эти слова великой клятвы, Дегтярев был полон решимости работать, не щадя сил, чтобы вооружить Красную Армию новой боевой техникой.

Однажды его пригласил к себе в кабинет Владимир Григорьевич Федоров и показал телеграмму из Москвы — Федоров и Дегтярев спешно вызывались к М. В. Фрунзе.

— Так как же быть? — растерянно спросил Дегтярев.

— Поезд через два часа, сделайте необходимые распоряжения по мастерской и идите собираться, я буду вас ждать на вокзале.

На другой день оба изобретателя сидели в кабинете Михаила Васильевича Фрунзе.

Робость, которую Дегтярев испытывал всю дорогу, исчезла при первых же словах народного комиссара.

Михаил Васильевич с исключительной теплотой расспрашивал изобретателей об их работе, о планах на будущее, интересовался, в каких условиях они трудятся и живут.

Легендарный полководец Красной Армии до тонкостей знал оружейное дело и говорил о многих новейших системах автоматического оружия так, словно сам был оружейником.

Он отметил несовершенство многих заграничных систем и подчеркнул, что перед советскими оружейниками сейчас стоит задача создать оружие, которое превосходило бы известные заграничные системы.

— Особенно, — сказал Михаил Васильевич, — нашей армии нужен легкий, простой и прочный ручной пулемет. Создание такого пулемета — дело неотложной важности, и я прошу вас об этом подумать.

Прощаясь, Михаил Васильевич пожелал изобретателям успеха и обещал оказать любую помощь в их работе.

— Прошу не забывать и о том, — сказал он, — что несовершенство многих заграничных систем автоматического оружия объясняется тем, что оно создавалось в спешке империалистической войны. Несомненно, что сейчас изобретатели Запада работают над усовершенствованием своих образцов. Я надеюсь, что оружие советских конструкторов превзойдет не только существующие иностранные образцы, но и те, которые ими будут сделаны в ближайшие годы.

Беседа с Михаилом Васильевичем Фрунзе произвела неизгладимое впечатление на обоих изобретателей.

Дегтярев был особенно рад тому, что Михаил Васильевич словно угадал мучившие изобретателя сомнения и прямо сказал, что армии нужен хороший ручной пулемет.

Эти слова М. В. Фрунзе Дегтярев воспринял как боевое задание. По возвращении домой он развернул заброшенную, неоконченную модель и, тщательно осмотрев ее, отложил в сторону.

— Все буду делать заново!

РОЖДЕНИЕ ПЕРВЕНЦА

После окончания гражданской войны перед Советским правительством встал вопрос о перевооружении Красной Армии, так как разбитые на нашей земле империалисты Запада замышляли новый поход против Советской России.

Положение с вооружением в Красной Армии было весьма тяжелым. Красная Армия располагала лишь частью того оружия, что осталось от царской армии, и тем оружием, которое было отнято ею у белогвардейцев и иностранных интервентов в период гражданской войны.

Особенно плохо в то время обстояло дело с автоматическим оружием, которое в армиях капиталистических держав становилось основным оружием пехоты.

Находившиеся на вооружении Красной Армии легкие пулеметы иностранных систем — Льюиса, Гочкиса и других, — во-первых, не могли удовлетворить и десятой доли потребности армии в этом типе оружия, во-вторых, были сильно расстреляны и не имели достаточного количества запасных частей, в-третьих, устарели и все равно требовали замены более совершенными образцами. Техника пулеметного дела неудержимо двигалась вперед.

Исключение из этих систем представлял «Русский Максим» — тяжелый станковый пулемет с водяным охлаждением. Это было добротное боевое оружие, однако пулеметы «Максим» не могли заменить ручных — оружия легкого и маневренного.

Для перевооружения армии новейшими видами автоматического оружия требовалось создать в стране мощную техническую базу.

Между тем от старой армии нам почти не осталось ни технической базы, ни квалифицированных кадров.

В царской России не было ни одного конструкторского бюро.

Советскому правительству, для того чтобы осуществить перевооружение Красной Армии, приходилось заново строить военные заводы и одновременно готовить многочисленные кадры оружейников и оружейных конструкторов.

«...От старой армии, — писал товарищ Ворошилов, — нам не осталось конструкторских кадров. Мы собрали их на отдельных заводах, главным образом из старых оружейных мастеров, техников, рабочих, организовали их, помогли им в их труднейшей работе...» [6]

Дегтярев был именно одним из таких изобретателей, которым партия и правительство предоставили все условия для плодотворной творческой работы. Сейчас перед ним была поставлена ответственная задача — в кратчайший срок создать отечественные образцы автоматического оружия, которое по своим боевым качествам превосходило бы новейшие заграничные системы.

Отложив первоначальную модель пулемета, Дегтярев, однако, не отказался от нее полностью. Напротив, он твердо решил взять за основу системы принцип своего автоматического карабина, но внести в него ряд конструктивных изменений, которые позволили бы сделать модель более компактной.

Рассматривая образцы ручных пулеметов, появившиеся в годы империалистической войны, он самым серьезным недостатком этих систем считал тяжелый вес. Английский «Льюис» весил 14,5 килограмма, германский «Максим» (переделанный из станкового)—18,9 и самый легкий — французский пулемет Шоша — 8,75 килограмма.

Легкость системы была одним из основных требований, предъявляемых к будущему пулемету Михаилом Васильевичем Фрунзе. А чтобы добиться легкости системы, следовало стремиться к наибольшей компактности коробки — центральной части всего механизма.

Задумавшись о компактности новой модели, Василий Алексеевич пришел к совершенно оригинальной мысли — заменить крышку плоской затворной рамой, которая должна была связывать главные части пулемета и приводить в действие весь механизм.

Мысль о создании плоской затворной рамы так понравилась Василию Алексеевичу, что он, не раздумывая над тем, как расположатся все остальные детали, немедленно набросал карандашом приблизительную схему и, несмотря на поздний час, поспешил на завод.

В мастерской, кроме сторожа, никого не было. Василий Алексеевич отыскал подходящий кусок металла и, наметив зубилом приблизительные размеры, принялся за работу. Он был так увлечен своим делом, что не заметил, как наступил рассвет. Лишь протяжный рев утреннего гудка, сзывающего рабочих, заставил его прервать работу.

После беседы с Михаилом Васильевичем Фрунзе Дегтярев стал иногда делать некоторые детали для пулемета и днем в мастерской, но больше работал по вечерам или ночью.

Создавая затворную раму, он расположил на ней и все ответственные части механизма. На раме ему удалось расположить затвор, соединив его с рамой оригинальным способом — ударником, вставленным в специальную выемку. Сбоку затвора были помещены личинки, удерживаемые спереди полукруглыми выемками в затворе, а сзади — с помощью нижних скосов, входящих в особую выемку затворной рамы.

Скосы на той же раме должны были производить расцепление личинок от коробки, а ударник при движении вперед, помимо основной функции, выполнял роль предохранителя, устранял возможность выстрела при незакрытом затворе.

С другой стороны в раму был ввинчен стержень с надетой на него соединительной муфтой, возвратной пружиной и поршнем. Давлением на поршень пороховых газов и должны были отбрасываться подвижные части назад, производя все действия, необходимые для автоматической работы системы.

Найдя оригинальную конструкцию затворной рамы, Дегтярев стремился и в других частях пулемета добиться легкости и компактности.

После долгих раздумий и поисков он решил отказаться от обычного секторного магазина для патронов и применил круглый дисковый магазин с находящимся на нем же приемником для патронов.

Применение плоской затворной рамы и круглого диска с приемником для патронов позволило Дегтяреву уменьшить габариты коробки и облегчить вес системы.

Когда коробка и движущаяся в ней затворная рама были готовы, Дегтярев решился показать свою модель Федорову. Ему чрезвычайно важен был совет Федорова именно сейчас, когда модель пулемета еще только рождалась.

Дождавшись, когда сотрудники мастерской разошлись по домам, Дегтярев извлек из стола модель своего пулемета, поставил ее на верстак и пошел за Федоровым. Модель эта была сделана без всяких чертежей, по весьма приблизительным расчетам, и Дегтярев едва ли бы решился ее показать кому-либо другому, но он был уверен, что Федоров и по этому черновому образцу сразу определит, стоит над ней работать или нет.

Так и вышло. Владимир Григорьевич, осмотрев модель, не мог скрыть своей радости.

— Василий Алексеевич, я должен вас поздравить с большой удачей. Ваша система задумана удивительно просто и надежно; на этой основе можно сделать именно такой пулемет, о котором говорил товарищ Фрунзе.

На лице Дегтярева появилась счастливая улыбка.

— Но то, что я вижу теперь, — это еще не модель. Немедленно переносите все работы в мастерскую. Вам будет помогать весь коллектив.

— Владимир Григорьевич, как же в мастерскую? — смущенно спросил Дегтярев. — Ведь моя система не запланирована и на работы по ней не отпущено ни одной копейки.

— Это вас не должно беспокоить. Нам достаточно средств отпущено на новые автоматические винтовки, а делая вашу систему, мы не выбросим деньги на ветер.

И вот в конструкторском бюро под руководством Федорова, по составленной им схеме, началась спешная разработка чертежей и расчетов нового пулемета.

Как только первые рабочие чертежи были спущены в мастерскую, Дегтярев и его ближайшие помощники взялись за изготовление новой модели.

В процессе работы Дегтярев тщательно обдумывал и проверял все части пулемета, вплоть до мельчайших деталей. Была разработана быстрая смена ствола, достигнута хорошая меткость пулемета.

Самоотверженная работа всего коллектива мастерской и неутомимая деятельность самого Василия Алексеевича, делавшего и термически обрабатывавшего все ответственные детали собственноручно, позволили закончить первую модель осенью того же 1924 года.

В Москву была отправлена телеграмма, извещавшая об изготовлении нового образца ручного пулемета конструкции Дегтярева.

ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ

Поздней осенью Дегтярев со своим изобретением был вызван в Москву. Пулемету предстояло пройти комиссионные испытания.

Василия Алексеевича и его спутников провожали все работники мастерской, от души желая ему успехов.

Федоров, крепко пожимая руку Василию Алексеевичу, говорил:

— Главное, Не волнуйтесь, помните, что излишнее волнение может вам помешать и плохо отразиться на ходе испытаний. Если случатся задержки или заедания, устраняйте их также хладнокровно, как вы это делали в Ораниенбауме.

— Как-то боязно, Владимир Григорьевич...

— Ничего, ничего, будьте смелей. Пулемет ваш — славная машина!..

Ящик с разобранным пулеметом внесли в купе и положили на пол.

Был уже поздний час. Товарищи Дегтярева задремали, а Василий Алексеевич, посасывая трубку, думал о предстоящих испытаниях своего пулемета.

Больше всего Василия Алексеевича волновали затыльник и коробка, в которых образовывались трещины еще при испытании на заводе. Правда, теперь коробка была сделана заново с некоторым утолщением, и все же он беспокоился: «Уж больно металл непрочный!» Но где было достать в те годы качественный металл? Страна залечивала раны, нанесенные войной и разрухой. О чудесных металлургических заводах — Магнитогорском, Кузнецком, «Электростали», построенных в первой пятилетке, — тогда могли лишь только мечтать.

«Ну, что будет, то будет! — думал Дегтярев. — За конструкцию не боюсь, а вот за прочность... Как заставят отбить выстрелов этак тысяч десять-пятнадцать... не знаю...»

Но вот в окно заглянуло мутное дождливое утро. В купе зашевелились, начали собираться. Кондуктор сонным голосом оповестил:

— Подъезжаем к Москве.

Испытания были назначены на тот же день, и Дегтярев с товарищами отправился на полигон.

Погода не улучшалась: дождь то переставал, то начинался снова, небо было обложено густыми хмурыми тучами. Пока добрались до полигона, сильно вымокли и продрогли. Наконец выглянуло солнце, подул легонький ветерок, и Дегтярев мигом повеселел.

Пулемет собрали и стали дожидаться комиссии. Скоро приехали старые знакомые Дегтярева — изобретатели Токарев и Колесников — со своими пулеметами, тоже намеченными к испытанию. Затем на полигон вышла группа военных.

Дегтярев сразу узнал среди членов комиссии прославленного полководца Красной Армии Семена Михайловича Буденного. От сознания, что его пулемет будет испытывать сам товарищ Буденный, Дегтярев ощутил большую радость и в то же время некоторую робость.

— Занять места! — раздалась команда.

К Дегтяреву подошли военные и указали, куда нужно поставить пулемет.

Машины Токарева и Колесникова установили по соседству.

— Что ж, давайте начинать! — сказал Семен Михайлович.

— Изготовиться к стрельбе! — раздалась команда.

Стрелок-испытатель поплевал на руки:

— Разрешите-ка, Василий Алексеич?

— Нет, нет, я сам буду стрелять!

И Дегтярев, растянувшись на фанере, навел пулемет на белый лист мишени, под самое яблоко.

— Огонь! — раздалась команда.

Пулеметы застрочили.

Командиры тщательно вели счет количеству выстрелов.

Все машины действовали хорошо. Через некоторое время пулеметы поставили на охлаждение.

Семен Михайлович, наблюдавший сначала за стрельбой Токарева, вместе с членами комиссии подошел к Дегтяреву. Осмотрев пулемет, он потрогал коробку ствола.

— Э, да он почти не нагрелся, дайте-ка я постреляю.

— Пулемет совсем не пристрелян, Семен Михайлович, — сказал Дегтярев.

— Это ничего.

— Сменить ми-ше-ни! — раздалось над полигоном.

Семен Михайлович лег к пулемету и, прицелившись, дал очередь.

— Работает исправно. Поглядим, какова меткость!

А уж от вала бежал красноармеец с мишенью.

— Ну-ка, ну-ка, покажите, что там?

Семен Михайлович развернул лист мишени. Пули попали в самое яблоко и около него.

— А говорит, не пристрелян, — улыбнулся Семен Михайлович. — Для начала это очень хорошо, посмотрим, что будет дальше.

Испытания возобновились.

Дегтярев, приободренный отзывом Семена Михайловича, снова лег к пулемету, нажал спуск и почувствовал мелкую дрожь в руках.

Стрельба шла хорошо. Стрелок-испытатель едва успевал менять диски. Но вдруг пулемет замер.

Дегтярев вскочил на колени и стал торопливо разбирать машину.

— Что, заело, -Василий Алексеич? — спросил стрелок-испытатель.

— Какое заело!.. Сломался, — сокрушенно сказал Дегтярев.

— Так неужели нельзя починить?

— Сломался боек, о починке и думать нечего...

— Что случилось у вас? — послышался голос Семена Михайловича.

Дегтярев поднялся и показал ему обломок.

— Сломался боек, Семен Михайлович.

— Жалко! Начало было хорошим. Ну, да вы не волнуйтесь: боек — пустая поломка. Поезжайте к себе, поработайте, а через некоторое время опять испытаем вашу машину. Желаю вам новых успехов! — И он крепко пожал руку изобретателю.

Дегтярев, подавленный случившимся, медленно уходил с полигона, а в ушах его звучал почти не прекращающийся треск пулеметов Токарева и Колесникова.

РАДОСТЬ ТВОРЧЕСТВА

Неудача с испытанием пулемета в Москве произвела на Дегтярева удручающее впечатление. Он рассматривал ее как провал всего дела, в которое вложил несколько лет упорного труда, лучшие мечты и надежды. Особенно тяжело было Дегтяреву от сознания, что над его системой работали, не жалея сил, все сотрудники мастерской и конструкторского бюро. Какими глазами он будет смотреть им в лицо? Что скажет в свое оправдание?..

Поезд прибыл из Москвы рано утром, но Дегтярев целый день просидел дома, не решаясь итти на завод. А находиться дома и думать о своей неудаче было еще тяжелее. Уже поздно вечером кто-то постучал в дверь, и Дегтярев услышал голос Федорова:

— Нехорошо, нехорошо прятаться, Василий Алексеевич: в мастерской люди не расходятся, ждут вас. Ну, здравствуйте, здравствуйте, с приездом!..

— Спасибо, Владимир Григорьевич, только я и не рад, что приехал.

— Это еще что за настроение?.. Не узнаю вас, Василий Алексеевич.

— Чему же радоваться: забраковали мой пулемет.

— А мне звонили из Москвы, поздравляли с удачей, говорили, что ваш пулемет похвалил сам товарищ Буденный.

— Кто же вам звонил? — недоверчиво спросил Дегтярев.

— Звонили из Артиллерийского управления. Есть указание отложить все работы и заняться вашим пулеметом, — выделены специальные средства.

— Что вы говорите, Владимир Григорьевич! А я уж было совсем приуныл.

— Да разве можно унывать из-за поломки бойка? Это же сущие пустяки. Помните, у меня в Ораниенбауме винтовка разорвалась, чуть руки не оторвало, а я и тогда не отказался от опытов.

— Да ведь и я не отказываюсь, Владимир Григорьевич, только стыдно как-то в мастерскую итти, мастера расспрашивать будут.

— Все давно уже знают и о поломке бойка и о похвале товарища Буденного и рассматривают испытание пулемета не как поражение, а как победу. Я бы посоветовал вам не торопиться и сделать не боек, а новую модель всего пулемета, даже не одну, а две модели, и тогда ехать на испытания. В случае отказа одной — будем испытывать другую. Средства на эти работы уже отпущены.

— Если так, то я сейчас же иду на завод.

Едва Дегтярев появился на пороге мастерской, как его тотчас же обступили рабочие, мастера, конструкторы, чертежники. Они начали уговаривать его поскорее браться за создание новой модели.

Дегтярев был растроган таким вниманием и заботой. Он горячо благодарил друзей, пожимал протянутые руки, говорил:

— Будем работать, товарищи, и, надеюсь, мы сделаем настоящий пулемет.

Как и предложил Федоров, стали изготовлять одновременно два образца. Один под наблюдением Федорова и Дегтярева изготовляли сотрудники мастерской, другой делал Дегтярев собственноручно.

Дегтярев приступил к изготовлению своей модели на другой день. Начал он опять с затворной рамы — основной части пулемета. Работал не спеша, тщательно отшлифовывая и измеряя каждую грань, каждую выемку в металле. Сделав деталь, он внимательно осматривал ее: ему нужно было определить не только правильность линий и чистоту отделки каждой детали, но и качество металла — нет ли в нем трещин или маленьких предательских каверн. Некоторые детали Дегтярев вначале рисовал на кусочке бумаги, потом переносил рисунок на металл и начинал обработку.

Поставив перед собой задачу добиться в новой модели наибольшей простоты в устройстве механизма и легкости его сборки и разборки, Дегтярев стремился к уменьшению числа деталей.

Иногда он подходил к Шпагину или еще к кому-либо из слесарей советовался с ними, показывая только что сделанные детали. Он ощущал большую радость оттого, что теперь работал в коллективе и мог не только посоветоваться с каждым из мастеров или конструкторов, но и получить от них любую помощь. Ежедневно к его верстаку подходил Федоров: осматривал готовые детали, давал советы. Однажды, прежде чем начать разговор о пулемете, Федоров строго сказал:

— Василий Алексеевич, на вас поступила жалоба.

— От кого это? — удивился Дегтярев.

— От вашей собственной жены, — рассмеялся Федоров: — говорит, от дому отбились, даже обедать не приходите.

— Это верно, Владимир Григорьевич, как возьмусь с утра за работу, так и не могу бросить. Все на обед идут, а я не могу оторваться. Ведь туда да обратно — часа два пройдет, разве можно?..

— Так как же быть прикажете?

— Уж уладил: договорился с женой, чтобы обед-то сюда носила.

Но как ни торопился Дегтярев, изготовление новой модели с многочисленными испытаниями, доделками и переделками продолжалось около двух лет. Лишь к осени 1926 года новый образец, сияющий стальными боками, был готов к испытаниям. Теперь Дегтярев уже не чувствовал прежней робости: он был твердо уверен в своей машине.

События, происходившие в те годы в стране, оказали огромное влияние на успехи советских конструкторов.

Руководствуясь решениями XIV партийной конференции и XIV съезда, партия взяла курс на построение социализма в СССР.

Центральной задачей партии стала борьба за социалистическую индустриализацию, которая должна была обеспечить стране экономическую самостоятельность, укрепить ее обороноспособность и создать все условия для победы социализма в СССР.

«Необходимо было построить заново целый ряд отраслей индустрии, которых не было в царской России, — построить новые машиностроительные, станкостроительные. автомобильные, химические, металлургические заводы, наладить собственное производство двигателей и оборудования для электростанций, увеличить добычу металла и угля, ибо этого требовало дело победы социализма в СССР.

Необходимо было создать новую оборонную промышленность, — построить новые артиллерийские, снарядные, авиационные, танковые, пулеметные заводы, ибо этого требовали интересы обороны СССР в обстановке капиталистического окружения»[7].

И в СССР нашлись средства и силы для этого гигантского строительства. В 1926—27 году в промышленность было вложено около миллиарда рублей, а через три года сумма капитальных вложений увеличилась почти в пять раз. Успех социалистической индустриализации страны открывал широчайшие перспективы перед советскими конструкторами — создателями новой боевой техники для Красной Армии.

ВТОРОЕ ИСПЫТАНИЕ

Осенью 1926 года из Москвы было получено предписание представить новую модель пулемета Дегтярева на комиссионные испытания.

На этот раз к испытаниям подготовились более тщательно. Федоров, выезжавший в Москву вместе с Дегтяревым, приказал взять с собой в запас ящик с инструментами и наиболее ломкие части: бойки, пружины.

— Я больше вас верю в успех предстоящих испытаний, — сказал он Дегтяреву, — но предусмотрительность никогда не мешает.

Федоров еще до испытаний в Москве дал новой модели высокую оценку и прочил ей большое будущее.

По его мнению, новая модель пулемета Дегтярева представляла собой оригинальную конструкцию и была создана с учетом всех последних достижений оружейной техники.

— В чем же, — спрашивали его, — преимущества дегтяревской системы?

— Прежде всего, — говорил Федоров, — малый вес, затем — простота устройства, прочность сцепления механизма.

Действительно, в отношении малого веса пулемета Дегтяреву удалось установить непревзойденный рекорд: его пулемет с сошками весил всего 8,5 килограмма, то-есть был на 6 килограммов легче английского «Льюиса» и более чем вдвое легче немецкого ручного «Максима».

Простота устройства пулемета была достигнута благодаря применению оригинальной затворной рамы с расположенными на ней основными частями механизма.

Для того чтобы разобрать пулемет Дегтярева, требовалось всего три приема: отвинтить и снять чеку замочной коробки, повернуть соединительную муфту и вынуть затворную раму, повернуть ствольную чеку и снять ствол.

Благодаря малому дрожанию системы при стрельбе на заводских испытаниях была получена хорошая кучность пуль.

Было в пулемете Дегтярева и еще одно чрезвычайно важное достоинство — при малом весе он обладал удивительной прочностью сцепления механизма.

Эта прочность сцепления затвора со ствольной коробкой достигалась симметричностью сцепления и, особенно, широкими плоскостями плеч отдачи.

На заводских испытаниях пулемет без единой поломки отбил 10 тысяч выстрелов.

Многие пулеметы иностранных систем, где это сцепление несимметрично, — системы Шательро, Дарна и Прага — не могли итти в сравнение с новой моделью Дегтярева.

Но как только Федоров и Дегтярев приехали в Москву, им объявили, что их образцу предстоит соревнование с несравнимо более сильными противниками, чем пулеметы Шательро или Дарна.

На полигоне стоял готовый к испытаниям новый пулемет — переделочный образец Максима—Токарева и последняя модель немецкого пулемета Драйзе, который должен был испытываться для сравнения.

Как и в прошлые испытания, Дегтяреву указали отведенное для его пулемета место в одной линии с другими образцами, и он стал готовиться к «бою».

На этот раз Василий Алексеевич чувствовал себя совсем иначе: он разговаривал с Федоровым, шутил со стрелками и, казалось, был полон уверенности в победе.

— А как же вы насчет «Драйзе»? — спросил Федоров. — Ведь это не старый «Максим».

— Побью! — решительно заявил Дегтярев и лег к пулемету.

Федоров никогда не видел в Дегтяреве такой решительности. Это ему понравилось.

Члены комиссии осмотрели все пулеметы и приказали приготовиться к стрельбе.

Стрельба началась по команде из всех пулеметов одновременно и велась с маленькими перерывами для необходимой смены мишеней. Это был первый этап испытаний — на кучность и рассеивание пуль. Он принес Дегтяреву радостные известия: его пулемет показал наибольшую кучность стрельбы.

Следующим этапом были испытания на живучесть.

К каждому пулемету поставили специальных наблюдателей и счетчиков. Они должны были подсчитывать количество задержек и регистрировать число выстрелов.

Из-за одновременной трескотни трех пулеметов невозможно было расслышать слова команды, и наблюдатели больше обменивались с членами комиссии жестами.

Дегтярев так увлекся стрельбой, что не заметил, как смолкли его «соседи», и был остановлен наблюдателем, тоже не расслышавшим команду, лишь после того, как его пулемет сделал 580 выстрелов.

К нему подошли члены комиссии и внимательно осмотрели пулемет.

— Пятьсот восемьдесят, говорите?

— Так точно, пятьсот восемьдесят! — доложил наблюдатель.

— Это же почти двойную норму отбухал без охлаждения, — удивился председатель комиссии.

— Любопытно проверить, сколько он простреляет без смазки?

— А смазка когда полагается? — спросил Дегтярев.

— После шестисот выстрелов.

Опять возобновилась стрельба.

Теперь члены комиссии стояли около Дегтярева, внимательно наблюдая за поведением его пулемета.

— Тысяча... тысяча двести... тысяча четыреста,— докладывал наблюдатель.

— Нагрелся?

— Не особенно, товарищ командир.

— Продолжайте стрельбу.

— Есть продолжать!

Пулемет трещал и трещал, уж мишень была разорвана в клочья, а Дегтярев упрямо бил по щиту.

— Тысяча восемьсот... тысяча девятьсот... две тысячи, — докладывал наблюдатель.

Вот замолчала машина Токарева. Изобретатель склонился над ней, и скоро пулемет опять заработал.

«А как же «Драйзе»? — думал Дегтярев. — Ведь у него уже были две задержки, неужели он окажется лучше «Токарева»?»

— Две тысячи сто... две тысячи двести...

Дегтярев взглянул влево. Ему послышалось, что дребезжащий стук «Драйзе» вдруг оборвался. Сердце радостно застучало. «Неужели хваленый «Драйзе» сдал? Так и есть, его исправляют».

— Две тысячи триста... две тысячи триста пятьдесят! — кричит наблюдатель.

Теперь Дегтярев слышит лишь выстрелы своего пулемета. Он оглядывается в сторону Токарева. «И у него заело». И опять бьет и бьет. Потом смотрит налево: около «Драйзе» механик безнадежно машет рукой. Дегтярев трогает нагревшуюся коробку и опять продолжает стрельбу.

— Стоп, отставить! — раздается команда, и дюжие руки наблюдателя хватают его за плечи. — Довольно!

— Сколько?—спрашивает председатель комиссии.

— Две тысячи шестьсот сорок шесть выстрелов, — доложил наблюдатель.

— Это великолепно! История пулеметного дела еще не знала таких рекордов. Поздравляю вас, товарищ Дегтярев, начало хорошее!..

И действительно, этот успех был лишь началом испытаний.

Пулеметам дали короткий отдых, охладили их в бочке с водой, исправили повреждения и вновь подвергли испытаниям. «Дегтярев» и «Токарев» работали исправно. «Драйзе» то и дело заедал и в конце концов был совершенно снят с испытаний.

Но вот пулеметы поставили на короткий отдых и смазку. Потом их искусственно засоряли.

— Стрельба продолжается! — раздалась команда.

И снова Дегтярев и Токарев ударили по щитам...

Уже побиты все рекорды по живучести, но оба пулемета продолжают работать. Наконец их снова искусственно засоряют. «Токарев» на этот раз начинает сдавать. У него все чаще появляются задержки, а «Дегтярев» работает, несмотря на пыль и засорение. Наконец председатель комиссии приказывает прекратить стрельбу. Федоров подходит к Дегтяреву, крепко и радостно трясет его руку.

— Василий Алексеевич, поздравляю вас, победа, большая победа! Мне никогда не доводилось наблюдать такой стрельбы.

В тот же вечер Дегтярев был представлен Клименту Ефремовичу Ворошилову. Климент Ефремович поздравил конструктора с выдающимся успехом и пожелал новых удач в его работе.

Встреча с товарищем Ворошиловым, его теплые, ободряющие слова взволновали Василия Алексеевича до глубины души. Он ехал домой охваченный стремлением работать с еще большей энергией и страстью.

ПОБЕДА РУССКОЙ ТЕХНИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Успех пулемета Дегтярева на комиссионных испытаниях в Москве еще нельзя было считать окончательной победой конструктора.

По существующему положению, пулемет должен был пройти еще полигонные и войсковые испытания, причем на полигонных испытаниях из пулемета стреляет не сам конструктор, хорошо знающий его капризы, а специальные стрелки-испытатели.

Войсковые испытания оружия производились непосредственно в воинских частях самими красноармейцами в условиях, приближенных к фронтовым. С пулеметом делали перебежки, брали водные и другие препятствия.

Все эти испытания обязательно должен был пройти любой тип оружия, прежде чем будет дан заказ на его массовое производство.

Пулемет Дегтярева блестяще выдержал все положенные испытания и в феврале 1927 года был принят на вооружение Красной Армии.

Крупнейший теоретик в области оружия академик А. А. Благонравов так определил первый успех Дегтярева:

«Разработав конструкцию пулемета, по боевым и техническим качествам занявшего одно из первых мест в мире, Василий Алексеевич выдвинулся в ряды виднейших советских конструкторов...

...В. А. Дегтярев, сумев правильно понять значение этого вида оружия, поставил перед собой задачу — дать Советской Армии отечественный образец ручного пулемета — и успешно разрешил ее. Особенностью системы Дегтярева было оригинальное устройство узла запирания ствола в пулемете, оригинальная система подачи патронов. Особым достоинством конструкции пулемета было обеспечение прочности деталей при относительно небольшом весе».

Перед заводом, на котором работали Федоров и Дегтярев, была поставлена задача организовать серийное производство пулеметов «ДП» («Дегтярев пехотный»).

Для успеха организации массового и дешевого производства нового пулемета необходимо было изготовить приспособления, инструменты и калибры.

Прежде всего требовалось упорядочить, стандартизировать, кроме размеров, также все допуски и пригонки, как это было сделано при производстве автоматов на основе созданных Федоровым нормалей.

Опубликованная и разосланная в то время по заводам «система КЭСа» (Комиссия эталонов и стандартов) не была признана Федоровым правильной. Эта система предписывала применение в оружейном деле только четырех классов точности, что должно было повлечь за собой удорожание стоимости изделий.

Федоров выступил с резкой критикой «системы КЭСа» и предложил допустить применение 5-го и 6-го классов точности для менее ответственных размеров. Это значительно упрощало изготовление пулемета и удешевляло производство. Предложение Федорова было одобрено.

Федоров и Дегтярев почти все свое время проводили на заводе. Дегтярева можно было видеть то в одном, то в другом конце цеха. Обучая рабочих изготовлению наиболее ответственных деталей, он становился к станкам, показывал, как легче и проще обработать ту или иную деталь.

Дегтярев жил одними интересами с рабочими, мастерами, инженерами, ощущал свою кровную связь с заводом и его коллективом.

Он был безгранично благодарен Советскому правительству за возможность не только изобретать, но и налаживать производство оружия, не щадя сил трудиться на благо советского народа.

Легкость, прочность, простота устройства и безотказность в работе сделали пулемет Дегтярева любимым оружием советских бойцов. Оно выдержало испытание временем и войнами.

АВТОМАТИЧЕСКИЕ ВИНТОВКИ ДЕГТЯРЕВА

Несмотря на огромный опыт использования разных типов оружия во время империалистической и гражданской войн, когда были расстреляны десятки миллиардов патронов, вопрос, какому оружию отдать предпочтение, долгие годы не был разрешен.

Автоматические винтовки, к которым к концу империалистической войны у многих государств наметилось некоторое охлаждение, постепенно стали опять рассматриваться как массовое, а может быть, и основное оружие пехоты.

Главное артиллерийское управление еще в 1924 году объявило конкурс среди советских конструкторов на лучшую автоматическую винтовку. В специальном решении говорилось, что все представляемые на конкурс образцы должны быть сделаны под существующий патрон калибром 7,62 миллиметра. Вводить в войска автоматы уменьшенного калибра (6,5 миллиметра) тогда считали нецелесообразным, так как полагали, что патроны различного калибра могут создать путаницу.

В связи с этим решением автоматы Федорова, разработанные, согласно постановлению Артиллерий-ского комитета, под малокалиберные японские патроны, которых в 1916 году получали по 400 миллионов штук в месяц, следовало или переделывать под штатный патрон, или использовать в специальных частях. Они, как и его малокалиберные автоматические винтовки, не могли быть представлены на объявленный конкурс. Федоров по условиям конкурса имел право представить лишь винтовку образца 1912 года, сделанную под существующий патрон.

В затруднительном положении оказался и Дегтярев, так как его автоматический карабин 1916 года тоже был изготовлен под японский патрон. Так как оба конструктора персонально приглашались принять участие в предстоящем конкурсе, им пришлось заново готовиться к нему.

Федоров ввел лишь некоторые усовершенствования в свою старую винтовку образца 1912 года. Дегтярев же должен был переделывать свой малокалиберный карабин образца 1916 года под штатный патрон.

Для представления образцов автоматических винтовок под штатный патрон был установлен жесткий срок — январь 1926 года. Это удручало Дегтярева, так как ему приходилось одновременно работать над переделочным образцом винтовки и новым образцом ручного пулемета.

Чтобы не снижать темпов работ по изготовлению пулемета, разработкой винтовки он мог заниматься лишь в вечерние часы и воскресные дни.

«Ну что ж, — подумал Дегтярев, — мне к этому не привыкать, ведь сделал же я карабин во внеурочное время!»

Однако теперешние условия его работы не шли ни в какое сравнение с теми, в каких изготовлялся карабин. Теперь в его распоряжении была отличная мастерская.

Федоров, постоянно следивший за работой Дегтярева, не раз ему напоминал, что изготовление конкурсной винтовки есть важное задание и эта работа может производиться в мастерской с использованием любых специалистов. Но Дегтярев не мог преодолеть своей скромности и главные части винтовок делал сам, оставаясь в мастерской после работы.

Федоров нередко говорил ему:

— Василий Алексеевич, вы бы сегодня отдохнули, я боюсь за ваше здоровье.

— Так я ведь и так каждый день отдыхаю.

— Когда это? Вас я и день и вечер вижу в бюро.

— А я утром, Владимир Григорьевич. Как встану, иду в садик: с цветами там, ягодками повожусь, вот и отдых. Да и вечерком другой раз посижу под деревцем, опять отдохну!..

— Не знаю, что с вами и делать, — говорил Федоров, — если б не такой срочности работа, отправил бы вас в санаторий и разговаривать бы не стал.

Но вот подошел 1926 год, и оба конструктора выехали в Москву с новыми образцами своих автоматических винтовок. Дегтяреву удалось сделать два варианта винтовки по нескольку образцов с пятизарядным и десятизарядным магазином.

В Москве они встретили старых знакомых — изобретателей Токарева, Колесникова и Коновалова. Все они представили на конкурс новые образцы автоматических винтовок.

Однако при предварительном отборе винтовки Колесникова и Коновалова не были приняты как недоработанные. До испытаний были допущены образцы Токарева, Федорова и Дегтярева.

Дегтяреву на этот раз предстояло сразиться с ветеранами конструирования автоматического оружия, имевшими огромный опыт в области разработки автоматических винтовок. Но он не чувствовал себя смущенным.

Испытания были полигонные, и поэтому оружие испытывали специальные стрелки под наблюдением комиссии, а изобретатели присутствовали лишь в качестве зрителей. Испытания были очень серьезными и продолжались несколько дней. Ни одна из представленных систем не выдержала полного курса предъявленных испытаний.

Из 14 испытываемых образцов 10 тысяч положенных выстрелов выдержал лишь один — винтовка Дегтярева № 2. Система Дегтярева была признана наиболее прочной. Наименьшее число задержек дала система Федорова — образец № 6.

Комиссия предложила конструкторам поработать над усовершенствованием своих образцов, назначив для этих работ полуторагодичный срок.

Вернувшись домой, оба конструктора решили тщательно подготовиться к новым испытаниям и немедленно включились в работу. Одновременно с ними работал над образцом своей автоматической винтовки молодой оружейник мастер Безруков. Для упрощения документации при производстве очень широких испытаний было решено все четыре винтовки (две Дегтярева, одну Федорова и одну Безрукова) представить под одним названием — «винтовки коллектива», под номерами: 1-й — винтовка Федорова, 2-й и 3-й — винтовки Дегтярева и 4-й — Безрукова.

Каждый конструктор должен был самостоятельно дорабатывать свою винтовку, хотя все они охотно помогали друг другу.

В июне 1928 года все четыре образца автоматических винтовок были отправлены в Москву. Токарев представил несколько усовершенствованных образцов своей винтовки.

Испытания, как и в прошлый раз, были тщательными и всесторонними. Наилучшую оценку получила винтовка № 2 с неподвижным стволом системы Дегтярева и винтовка Токарева с подвижным стволом. Однако комиссия и на этот раз ни одну из винтовок не признала годной для принятия в армии. Опять конструкторам предложили продолжать работу над устранением выявленных при испытаниях недостатков.

Несмотря на то, что Дегтярев в эти годы был занят чрезвычайно важной работой по унификации своего пулемета, он с присущим ему упорством продолжал совершенствовать и винтовку.

В марте 1930 года он представил на испытания пять новых экземпляров. Столько же образцов представил и Токарев. Опять началось соревнование между двумя друзьями.

На этот раз победу одержал Токарев. Его винтовка показала лучшие результаты стрельбы и дала меньшее число задержек. Однако система с неподвижным стволом (винтовка Дегтярева) была признана наиболее надежной, и комиссия постановила заказать 500 экземпляров его винтовок для более широких войсковых испытаний.

«ДЕГТЯРЕВ АВИАЦИОННЫЙ»

Успех пулемета «ДП» в воинских частях рос с каждым месяцем. Росло и количество писем, которые получал Дегтярев от пехотинцев. Эти письма Василий Алексеевич читал с большим вниманием, так как в них, помимо теплых слов благодарности, было немало ценных советов и пожеланий, которые могли пригодиться ему для дальнейшего улучшения системы пулемета. Дегтярев привык к письмам пехотинцев и охотно на них отвечал. Но однажды он получил необычное письмо — ему писали не пехотинцы, а летчики. Дегтярев очень удивился: его пулемет предназначался для пехотных частей и даже назывался «Дегтярев пехотный». Однако, дочитав письмо до конца, он понял все и тотчас же с этим письмом направился к Федорову.

— Владимир Григорьевич, вы как-то предлагали мне подумать об унификации пулемета. Теперь вот летчики пишут, жалуются на английский «Льюис» и просят приспособить для авиации «ДП».

— А я только что получил от директора завода указание срочно заняться переделкой «ДП» в тип авиационного пулемета. Полученное вами письмо как раз подтверждает срочную необходимость такой работы. Я полагаю, что вначале нужно подробно ознакомиться с условиями предстоящей работы и с требованиями, которые теперь предъявляются к авиационному пулемету, ведь с тех пор, как вы разрабатывали для авиации мой автомат, прошло порядочно времени, появились новые самолеты.

В тот же день они были на аэродроме. Василий Алексеевич, тщательно осмотрев кабины самолетов, убедился, что приспособить его пулемет для авиации нельзя без серьезной переделки.

Прежде всего следовало изменить его габариты: убрать приклад, кожух, уменьшить круглый диск; а также разработать легкое и прочное устройство для крепления пулемета к турели самолета, кольцо для авиационного прицела, специальную мушку.

Дегтярев тщательно измерил кабину самолета и определил, на какую площадь он может рассчитывать при разработке нового типа пулемета.

В этой работе Дегтяреву чрезвычайно пригодился опыт, накопленный в результате разработки вместе с Федоровым различных типов оружия по системе федоровского автомата. Особенно ценной была практическая работа по созданию одиночной, а также спаренной и строенной моделей авиационного пулемета из автоматов Федорова, которые делал Дегтярев.

Благодаря этому Дегтярев без особого труда разработал оригинальное и прочное крепление пулемета к турели, убрал приклад, заменив его двумя рукоятками: одна для удобства обращения была загнута вверх, а другая вниз. Кожух был снят, а на дульной части ствола помещена флюгер-мушка.

Круглый, точнее кольцевой, авиационный прицел был укреплен тоже весьма оригинально: на навинтованную переднюю часть коробки Дегтярев надел диск, к которому и прикрепил кольцевой прицел.

Разработка и изготовление всех этих приспособлений проходили быстро, без всяких помех и задержек, но при конструировании нового магазина Дегтярев столкнулся с серьезными трудностями.

Широкий круглый магазин для патронов совершенно не годился. Создание секторного магазина, где патроны разместились бы в два-три яруса, требовало сложных приспособлений для подачи патронов, что неминуемо повлекло бы за собой сильное увеличение его объема. Оставить круглый магазин, но уменьшить его диаметр — значило уменьшить количество патронов, а их было в магазине всего 49 штук, тогда как летчики требовали увеличения количества их, по крайней мере, до шестидесяти.

«Что же делать?» — думал Дегтярев.

И вот после долгих раздумий Дегтярев решил применить тот же круглый диск, почти вдвое уменьшив его диаметр, но увеличив толщину и разместив патроны в три яруса.

Был сделан пробный макет. Такой диск подходил по габаритам и имел еще одно важное преимущество: в нем размещалось не 49, а 65 патронов.

После того как испытания на заводе дали хорошие результаты, пулемет Дегтярева был отправлен в авиационное подразделение. Пулемет установили в самолете и в присутствии летчиков дали очередь. Гильзы со звоном посыпались в кабину. Летчики с недоумением переглянулись. Гильзы могли попасть в механизм управления, а это при полете грозило катастрофой.

Дегтярев, заметив их взгляды, сказал:

— Не беспокойтесь, мы гильзы упрячем в мешок. Нам важно сейчас определить, как работает пулемет, подошел ли он по размеру, а о гильзах не беспокойтесь: завтра же будет мешок.

Пулемет был горячо одобрен летчиками. Они от души поздравляли конструктора и, прощаясь с ним, просили не забыть о мешке.

— Без него невозможно! — говорили они.

Вернувшись на завод, Дегтярев попросил чертежника помочь сделать чертеж мешка. Мешок сшили, снабдили его у устья металлической рамкой и прикрепили к пулемету.

— А ну-ка, пойдемте на стрельбище, Василий Алексеевич, — сказал Федоров, — надо его испытать!

Но на стрельбище, когда пулемет был совершенно готов, возникли непредвиденные трудности. При стрельбе гильзы застревали в горловине мешка, и чтобы продолжать стрельбу, его то и дело приходилось встряхивать.

Дегтярев предложил сделать жесткий каркас. На другой день он был готов. Его вставили в мешок и снова отправились на стрельбище. Дегтярев сам влез на станок, где был укреплен пулемет, и дал короткую очередь. Гильзы, звеня, полетели в мешок и упали на самое дно.

— Хорошо пока идет, — улыбнулся Дегтярев.

— А вы попробуйте длинную очередь, — посоветовал Федоров.

Дегтярев нажал на спусковой крючок и вдруг почувствовал, что гильзы, перемешавшись, стали дыбом и забили горловину мешка.

— Надо изогнуть каркас, — посоветовал Федоров, — давайте придадим ему форму воображаемой линии полета гильз.

Каркас согнули в дугу, но гильзы попрежнему застревали. Пробовали придавать мешку десятки различных изгибов. Пробыли на стрельбище до позднего вечера, но так ничего и не добились.

На другой, на третий и на четвертый день продолжались те же безуспешные эксперименты. Сшили мешки большего размера и все-таки не добились желаемых результатов: гильзы продолжали застревать, Было очень обидно, что пулемет, так горячо одобренный летчиками и показавший прекрасные боевые качества, нельзя было применить в авиации из-за одного только мешка.

Дегтярев приходил с завода хмурый, расстроенный, за обедом молчал, поглощенный своими думами.

— Папа, пойдем сегодня в кино, — пригласили его как-то сыновья, — немножко рассеешься, отдохнешь.

— Ну что же, пожалуй, схожу, — согласился он, — хоть и не до кино мне.

Перед картиной показывали спортивный журнал: соревнования конькобежцев и лыжников. Дегтярев, любивший спорт, с удовольствием смотрел журнал. Вдруг его внимание привлекли медленно идущие лыжники. Они шли так медленно и плавно, что можно было проследить каждое движение. Дегтярев прочел надпись: «Тайна хода мастеров лыжного спорта».

— Как это достигнуто? — топотом спросил Дегтярев у сыновей.

— Ускоренной съемкой.

«Может, так и гильзы можно заснять?» — мелькнуло в сознании Дегтярева.

— Ну, вот что, ребята, вы тут смотрите, а я пойду домой, мысль мне одна явилась... Уж вы не сердитесь, как-нибудь еще схожу с вами... — И он, согнувшись, чтобы никому не помешать, вышел из кино и быстро направился домой.

В ту же ночь ему удалось дозвониться до Москвы и вызвать кинооператора. Заснятая ускоренной съемкой работа пулемета через несколько дней была показана на экране. Это помогло открыть тайну полета гильз и придать мешку необходимый изгиб.

Вскоре авиационный пулемет Дегтярева был принят к серийному производству.

ДЕГТЯРЕВ ВООРУЖАЕТ ТАНКИ

Вскоре после принятия пулемета «ДА» («Дегтярев авиационный») конструкторское бюро, где Василий Алексеевич был теперь главным конструктором, получило задание: создать по системе «ДП» танковый пулемет, необходимый для вооружения советских танков.

Начальник конструкторского бюро Федоров, получив новое задание, задумался. Василий Алексеевич был занят срочной и важной работой: он готовил образцы автоматических винтовок для третьего конкурса — новое задание могло повлиять на успех этих работ.

У Федорова явилась мысль поручить разработку нового типа оружия талантливому молодому конструктору Шпагину, так хорошо в свое время разработавшему танковый пулемет по системе Федорова и сделавшему шаровую установку и выдвижной приклад.

Но он не знал, как отнесется к этому Дегтярев. Согласится ли он доверить свою систему другому изобретателю, с тем чтобы тот разрабатывал для нее приспособления?

Василий Алексеевич новое задание, как всегда, принял с радостью.

— Я с большой охотой возьмусь за это дело, — сказал он Федорову, — только не знаю, как же быть с винтовкой.

— Я думал над этим, Василий Алексеевич. Мне кажется, довести винтовку до совершенства трудней, чем уже готовый пулемет переделать в другой тип. Вы это сами отлично знаете по опыту унификации моего автомата.

— Это правильно, Владимир Григорьевич, — согласился Дегтярев. — А вы помните, как тогда разработал ваш танковый Шпагин? Ведь хорошо?

— Очень хорошо, я бы сказал талантливо.

— Так почему бы ему не поручить работу с моим пулеметом?

— Тогда прошу вас, Василий Алексеевич, поговорите со Шпагиным и вместе с ним приходите ко мне, составим план работы — и к делу.

Дегтярев без колебаний передал свое изобретение в руки другого конструктора, предоставив ему право создавать на основе своей системы новый тип оружия.

Дегтярева совсем не волновал вопрос личной славы. Он думал лишь о том, чтобы сделать для армии новый тип оружия без ущерба для другой работы и как можно быстрей. А кто сделает этот пулемет, кто получит благодарность: он, Шпагин или Симонов — это было для него делом второстепенным.

Впоследствии в своих воспоминаниях конструктор Г. С. Шпагин так писал об этом:

«Работу по конструированию танкового пулемета Василий Алексеевич поручил мне, так как я уже имел некоторый опыт, поскольку разрабатывал шаровую установку и гнездовое устройство для спаренных танковых автоматов Федорова.

О том, что Василий Алексеевич поручил мне разрабатывать свою систему, следует сказать особо, потому что такое бескорыстие возможно только в нашей стране, во взаимоотношениях советских людей.

Разве мог бы где-нибудь в Америке конструктор отдать безвозмездно свою систему другому конструктору, чтобы тот ее разработал в другой тип оружия? Нет, там подобные примеры невозможны. Ибо там каждое изобретение служит делу наживы или предпринимателя, или самого изобретателя. Мы же все свои изобретения делали для блага народа, а не для личных выгод.

В дальнейшем Василий Алексеевич поручал мне усовершенствовать и разрабатывать и другие системы, думая при этом не о личной славе, а о пользе общего дела.

Мы, его ученики, так же относились к работе: мы думали лишь о том, как бы скорей и лучше сделать то или иное оружие, а отнюдь не о том, кого будут потом хвалить и награждать.

Разрабатывая танковую установку, выдвижной приклад и другие конструктивные детали для танкового пулемета Дегтярева, я все время советовался с Василием Алексеевичем, и он дал мне немало ценных указаний».

Этот отрывок ив воспоминаний Шпагина отмечает новые черты в характере Дегтярева. Василий Алексеевич тогда уже перестал быть тем замкнутым человеком, каким тот же Шпагин видел его в 1918 году. Теперь в его характере появились новые черты, и прежде всего — чувство коллективизма.

Шпагин подметил и еще одну отличительную черту в характере Дегтярева — беспокойство и неустанную заботу о порученном деле.

Передав разработку танкового пулемета своему ученику и товарищу Георгию Шпагину, Василий Алексеевич не упускал его работу из поля зрения. Он по нескольку раз в день подходил к Шпагину, интересовался его успехами, замыслами, иногда кое-что советовал, но очень осторожно, чтобы не задеть самолюбия товарища, не охладить его творческой инициативы.

Малейшие неудачи Шпагина волновали его, как свои собственные. Когда Шпагин что-нибудь переделывал, Дегтярев обычно говорил:

— Вот видишь, Семеныч, поторопился, теперь самому обидно. Ты в следующий раз на бумажке прикинь, размерь — вот и выйдет все в акурат...

Как-то Василий Алексеевич пригласил Шпагина к себе:

— Приходи, Семеныч, вечерком, посмотришь мою покупку.

Вечером приходит Шпагин и видит: стоит во дворе английский трехколесный мотоцикл «Харлей».

Шпагин сам никогда на мотоцикле не ездил, да и мало их было в те годы, но мотор он знал, и у него явилось желание испытать покупку Василия Алексеевича.

— А можно ли мне проехаться? — спросил Шпагин.

— Если не разобьешь, то поезжай!

Шпагин с грохотом выехал со двора. Шедшие мимо лошади вздыбились, шарахнулись и понеслись вдоль улицы. Шпагин растерялся и чуть было не попал в канаву, но все же успел во-время выправить руль, уменьшить скорость и выровнять ход. Провожаемый диким собачьим лаем, он объехал несколько кварталов и скоро показался у ворот.

Василий Алексеевич и все домашние встретили его с восторгом. В то время мотоцикл был большой редкостью, поглядеть на него собралось много народу.

В. А. Дегтярев в 1934 году.

Дом, в котором жил В. А. Дегтярев.

Василий Алексеевич стал просить Шпагина в ближайшее воскресенье отправиться на мотоцикле в Москву. Шпагину такое предложение показалось заманчивым, он согласился. В воскресенье чуть свет, набрав с собой еды, они выехали в столицу.

Погода стояла теплая, дул легонький ветерок, по обеим сторонам шоссе тянулись живописные леса и бесконечные просторы полей.

Дорогой раза два устраивали привалы на траве, закусывали и отдыхали на свежем воздухе. Обратно вернулись на другой день. Путешествие обошлось без аварий. Впечатлений от поездки было так много, что разговоров о ней хватило недели на две. Василий Алексеевич очень полюбил мотоцикл и почти каждое воскресенье, если позволяли погода и время, со Шпагиным или с другим водителем уезжал на прогулку.

В 1929 году в Москве была всесоюзная спортивная олимпиада и намечался мотоциклетный пробег любителей по маршруту Москва — Ленинград — Москва. Василий Алексеевич очень хотел принять участие в пробеге и взял со Шпагина слово, что тот обязательно с ним поедет.

Но получилось так, что незадолго до олимпиады Федоров послал Шпагина со срочным заданием в Москву и ему пришлось там задержаться. Шпагин телеграфировал Василию Алексеевичу, что выехать не может, и тут же получил ответ: «Жди завтра на ипподроме выезжаю Уразновым» (Уразнов работал слесарем в мастерской и тоже умел управлять мотоциклом).

Приходит Шпагин на ипподром, где собирались все участники пробега, а Василия Алексеевича и его «Харлуши» (так они называли мотоцикл «Харлей») нет. Ждет час, другой, уж собравшиеся начали разъезжаться, а Василия Алексеевича все нет и нет. Обошел Шпагин еще раз все поле — нигде! «Ну, — думает, — значит, не приехал». И направился к себе.

Вдруг навстречу ему идет Василий Алексеевич. Вид у него усталый и растерянный. Бросился Шпагин к нему, спрашивает:

— Что случилось?

— Беда, Семеныч, раздавили нашего «Харлушу».

— Как раздавили, кто раздавил? — спрашивает Шпагин.

— Трамвай раздавил, Семеныч. Заехали в самое пекло, а он сзади нажал. Как еще сами выскочили — не знаю.

— Где же Уразнов?

— Поволок «Харлушу» в какую-то мастерскую.

— А можно ли починить его?

— Уразнов обещал починить. «А если, — говорит, — не починю, новый сделаю, но так домой не вернусь».

Шпагин кое-как успокоил Василия Алексеевича и увел его на стадион смотреть соревнования.

На другой день к вечеру их разыскал Уразнов. Он приехал на починенном «Харлуше».

Однако Василий Алексеевич не согласился пуститься на нем в дальнее путешествие и с той поры вообще как-то охладел к мотоциклам и даже продал своего «Харлушу».

Любил также Дегтярев прогулки в лесу, рыбалки, отдых и сон на свежем воздухе. Чаще всего такие прогулки он совершал со Шпагиным. По возвращении домой они тотчас же шли в мастерскую, где ждала их большая работа.

— Ну, Семеныч, отдохнули, — обычно говорил Василий Алексеевич, — теперь за работу. Дело нам поручено важное: надо спешить с танковым пулеметом.

При разработке танкового пулемета за основу был взят «ДА» (авиационный) с более вместительным и компактным трехъярусным магазином для патронов.

Но применение авиационного пулемета в танках требовало разработки ряда специфических приспособлений. Прежде всего для удобства стрельбы был необходим приклад. Старый приклад от пулемета «ДП» не годился, так как он занял бы много места, поэтому решено было сделать выдвижной приклад. Необходим был и новый прицел, не требовавший столь большой нарезки делений, как в «ДП», так как стрельба из танка была рассчитана на более близкие расстояния. Высокий трехъярусный магазин потребовал сравнительно высокой прицельной прорези — диоптра, что нельзя было сделать без специального расчета, но все это теперь, при наличии конструкторского бюро, не представляло больших трудностей.

Более сложным казалось создание шаровой установки для крепления пулемета в танке. Но установка, сделанная Шпагиным еще для федоровских автоматов, оказалась вполне пригодной, и сейчас она требовала лишь незначительных изменений.

Шаровая установка состояла из двух частей: собственно шара, в который вставлялся пулемет, и гнездового устройства с зажимным приспособлением для удержания шара с пулеметом в нужном для стрельбы положении. Гнездовое устройство прикреплялось непосредственно к броне танка.

Особенность шаровой установки состоит в том, что она позволяет стрелять из укрепленного в ней пулемета под любым углом и с быстрыми поворотами.

Шпагин трудился над разработкой танкового пулемета с большим усердием. В начале 1929 года, задолго до того, как Дегтярев закончил работу над автоматической винтовкой, Шпагин рапортовал о том, что новый тип оружия готов к осмотру.

А надо сказать, что по существующему положению и авиационный и танковый пулеметы, несмотря на то, что их боевой механизм не подвергался никаким изменениям, должны были пройти такие же испытания по стрельбе, как и «ДП».

Новый пулемет был доставлен на танкодром, установлен в танке и из него произвели по различным целям около 50 тысяч выстрелов.

«ДТ» («Дегтярев танковый») проявил себя с лучшей стороны и в том же 1929 году был принят на вооружение Красной Армии.

ОТВЕТ НА НУЖДЫ АРМИИ

До изобретения своего знаменитого ручного пулемета Василий Алексеевич, в силу природной скромности, не решался браться за самостоятельную работу по конструированию образцов вооружения, хотя и чувствовал, что с такой работой он справится.

Огромный успех в армии созданного им «ДП» заставил Дегтярева окончательно увериться в своих силах и способностях, придал смелость его дерзаниям и мыслям. С этого момента начался бурный подъем его творческой деятельности. Новые типы оружия, разрабатываемые Дегтяревым и его ближайшими сотрудниками, следуют одно за другим.

«Дегтярев авиационный», многие образцы автоматических винтовок, пулеметы станковый и крупнокалиберный не исчерпывают списка его изобретений этих лет.

Василий Алексеевич обладал ценнейшим качеством: он никогда не успокаивался на достигнутом.

Ведя обширную переписку с бойцами, командирами и политработниками армии, он получал много ценных замечаний по своим образцам; нередко он и сам бывал в воинских частях и на маневрах, чтобы собственными глазами увидеть достоинства и недостатки созданного им оружия. Иногда ему, как конструктору, удавалось увидеть такое, что было незаметно для стрелков. В другой раз, наоборот, рядовой красноармеец ему указывал на недочеты, которых не мог заметить ни он, ни другие работники конструкторского бюро.

Строгая самокритичность, стремление довести до совершенства каждую систему заставляли Дегтярева все время работать над уже одобренными и принятыми на вооружение образцами.

Создав в 1928 году лучший в мире авиационный пулемет, Дегтярев продолжал работу над его усовершенствованием. Поставив перед собой задачу увеличить боеспособность пулемета, Дегтярев справился с этой задачей удачно. В 1930 году на вооружение советского Военно-Воздушного Флота была принята разработанная им спаренная система авиационных пулеметов с учащенным темпом стрельбы.

Неустанно думая о нуждах армии и отдавая все свои силы и способности укреплению ее боевой мощи, Дегтярев болезненно переносил жалобы бойцов и командиров на тот или иной тип оружия.

Однажды, вернувшись из воинской части, он сказал Федорову:

— Владимир Григорьевич, бойцы жалуются на «Максима», говорят, устарел он и страшно тяжел, мешает быстрому маневру.

— Наш «Русский Максим» значительно лучше английского, но все же бойцы правы, — ответил Федоров.

— Я им сказал, что постараюсь сделать советский станковый пулемет по системе ручного.

— Это правильная мысль. Я буду горячо поддерживать ваше начинание, — такой пулемет крайне нужен армии.

Разговор этот происходил в начале 1929 года, когда Дегтярев работал над автоматической винтовкой и спаренной установкой авиационных пулеметов, когда по его системе и под его наблюдением разрабатывался танковый пулемет и зенитные орудия. И все же, считая новую работу важной и неотложной, Дегтярев решил приступить к ней немедленно.

— А как же другие дела—с винтовкой, с танковым пулеметом, с авиационной системой?

— Владимир Григорьевич, ведь эти работы я выполняю не один, мне помогает весь коллектив мастерской, такие замечательные мастера, как Шпагин, Кузнецов, Голышев. Я говорил с ними, все прикинул, — управимся!

— Ну, если так, начинайте!.. В случае успеха облегченный станковый пулемет будет большим вкладом в вооружение армии!.. Но должен предупредить вас, Василий Алексеевич, эта работа потребует величайшего напряжения, она повлечет за собой существенную переработку всей системы «ДП»...

Дегтярев и сам предвидел трудности, но он их не испугался, потому что твердо верил в успех дела. В разработке станкового пулемета было много заманчивого. Во-первых, прочный станок позволял достичь большей кучности пуль, во-вторых, увеличение веса пулемета позволяло сделать детали более массивными и тем добиться наибольшей прочности и надежности всей конструкции, а самое главное — Дегтярев мечтал увеличить скорострельность и боеспособность новой машины.

Работа над пулеметом началась в начале 1929 года и первое время шла довольно быстро, хотя Дегтярев должен был беспрестанно отвлекаться от нее, чтобы вести доработку других систем.

К лету, когда был сделан и испытан первый опытный образец «ДС» («Дегтярев станковый»), выяснилось, что система ненадежна и над ней предстоит еще много работать. Пулемет при стрельбе сильно перегревался, и чтобы вести наблюдения за работой механизма, на него то и дело приходилось лить холодную воду. Особенно сильно нагревался патронник, и это внушало опасения, что патроны взорвутся и взрыв при незакрытом затворе разнесет весь пулемет.

Был обнаружен и еще один серьезный дефект. Пружина, расположенная в подствольной части, при стрельбе тоже нагревалась и теряла свою упругость, отчего пулемет переставал работать. Шпагин, принимавший живое участие в изготовлении опытного образца, предложил перенести пружину из-под ствола в тыльную часть пулемета.

— Я тоже думал над этим, — сказал Василий Алексеевич. — Хоть и велика работа, но, должно быть, без нее не обойтись.

Посоветовались с Федоровым. Тот тоже настаивал на переносе пружины. Поразмыслив, Дегтярев решил, что другого выхода нет, и взялся за переделку механизма.

В конце лета Дегтярева пригласили на большие маневры Красной Армии. Для него это было радостным событием, так как предстояло увидеть изобретенное им оружие в обстановке, приближенной к боевой, услышать советы бойцов и командиров.

После маневров Дегтярев был приглашен к Клименту Ефремовичу Ворошилову.

Климент Ефремович, поздравив конструктора с успехами в разработке ручного, авиационного и танкового пулеметов, попросил его рассказать о своей работе и планах на будущее.

В этой беседе Климент Ефремович подчеркнул все возрастающее значение авиации и танков в обороне страны, указал на необходимость создания крупнокалиберного пулемета. Дегтярев заверил Климента Ефремовича, что такой пулемет будет сделан.

Возвращаясь домой под впечатлением беседы с товарищем Ворошиловым и только что виденных маневров, Дегтярев думал о том, какой мощной, какой грозной силой стала наша Красная Армия. Вооружать такую армию, трудиться для укрепления ее технической мощи — большое счастье для каждого оружейника! Всю дорогу он размышлял о задании товарища Ворошилова, о том, как быстрей и лучше создать новый тип оружия.

Работа над крупнокалиберным пулеметом представлялась ему еще более сложной, чем создание «ДС». Тут следовало почти вдвое увеличить калибр оружия, а следовательно, изменить все размеры. В связи с этим возник вопрос и о проверке прочности. Так как механически увеличивать детали конструкции было нельзя, требовались новые технические расчеты.

Приехав домой, он рассказал Федорову о задании товарища Ворошилова, поделился с ним своими мыслями.

— Да, — сказал Федоров, — это дело серьезное. Я предлагаю конструирование пулемета поставить на строго техническую основу: разработать схему проектирования, сделать точные расчеты, составить рабочие чертежи и лишь тогда приступить к изготовлению модели.

— Я согласен с вами, — сказал Дегтярев, — надо составить расчеты и разработать чертежи, беря за основу «ДП», но я очень прошу...

— Понимаю вас, Василий Алексеевич. Для работы по расчетам и проектированию вы можете подобрать себе лучших специалистов бюро.

В январе 1930 года, когда работы по крупнокалиберному пулемету шли полным ходом, Дегтярева пригласили в партийный комитет.

— А, Василий Алексеевич! Садитесь, садитесь,— приветствовал его секретарь парткома. — Руководство завода, рабочие, ИТР, вообще весь наш коллектив решили торжественно отметить ваше пятидесятилетие.

— Что вы, зачем?..

— Нет, нет, Василий Алексеевич, это решено, ваше чествование — большой праздник для всего коллектива. Приглашаю вас завтра в клуб в семь часов вечера. Неплохо, если бы вы рассказали о своем жизненном пути, — это пример для всех нас, особенно для молодежи.

— Я, право, не знаю... — смутился Дегтярев.

Василий Алексеевич сидел в президиуме и чувствовал себя очень неловко. Когда ему дали слово, он прослезился и, не выходя на трибуну, сказал:

— Все знают, я говорить не умею. Я только и хочу сказать, что мою работу, мой труд оценили Советское правительство и партия большевиков. Они меня поставили на ноги, они дали мне возможность работать и изобретать. За это им душевное спасибо! А образцы, о которых тут говорили, я не смог бы сделать, если бы мне не помогали все сотрудники нашего бюро и мастерской — от рядового рабочего до руководителя бюро, моего учителя Владимира Григорьевича Федорова. Всем им большое спасибо!

Аплодисменты заглушили его слова. Когда они затихли, все услышали знакомый голос секретаря парткома:

— Товарищи! Получен легковой автомобиль — подарок нашему дорогому Василию Алексеевичу от товарища Ворошилова.

Опять раздались аплодисменты: рабочие дружно приветствовали своего товарища по работе.

Позднее, в своей речи «Об итогах первой пятилетки», товарищ Ворошилов так оценивал работу Дегтярева:

«Наша Красная Армия еще в 1928 году на пулеметном вооружении не имела ничего, кроме хорошего станкового пулемета, старого «Максима», и то сравнительно в небольшом количестве. Своего ручного пулемета Красная Армия не имела, и на ее вооружении состояли различные иностранные системы («Шош», «Льюис» и «Кольт»), Все эти пулеметы представляли собою не только технически устарелые типы, но были расстреляны, не имели нужного количества запасных частей и вообще представляли из себя малобоеспособное оружие. Хуже всего было то, что у нас не было серьезной, крепкой оружейной базы.

Тем более, конечно, у нас не было своих авиационных пулеметов, не было зенитных пулеметов, совершенно не было танковых пулеметов. И поэтому все наши усилия в пятилетием плане перевооружения армии прежде всего были направлены к тому, чтобы снабдить Красную Армию современным мощным пулеметным оружием.

...В разрешении пулеметной проблемы сыграл наряду с другими конструкторами главнейшую роль конструктор Дегтярев, награжденный ЦИК орденом Трудового Красного Знамени. Тов. Дегтяреву армия обязана многим»[8].

«ДШК»

До разработки крупнокалиберного пулемета, несмотря на существование конструкторского бюро, где имелись хорошие конструкторы, расчетчики и чертежники, Василий Алексеевич в силу старой привычки стеснялся обращаться к их помощи, особенно в начале работы над моделью, стремясь сам сделать все необходимое для задуманного им оружия.

После всестороннего обдумывания новой системы, особенно ее автоматики, он тщательно продумывал важнейшие узлы: запирание куркового или ударникового механизма для воспламенения заряда, боевое питание, то-есть подачу патронов. Затем он приступал к изготовлению макета модели образца. Работа начиналась обычно с самого важного — узла запирания затвора.

Излюбленным приемом Василия Алексеевича при начале работ было составление простой схемы той части, какую он делал, с нанесением главных ее размеров.

Такой метод индивидуального конструирования был чрезвычайно трудоемким, так как модель изготовляли по частям, без единой схемы и чертежей. Потом приходилось заниматься отладкой всего механизма, затем вести испытания стрельбой, при которой многие детали ломались, что нередко влекло за собой существенную переделку всей системы.

Этот полукустарный метод проектирования, когда схема и чертежи на всю машину составлялись лишь по изготовлении ее главного механизма, резко осуждался Федоровым. Но Василию Алексеевичу, ввиду привычки, было трудно от него отвыкнуть.

Предварительное составление рабочих чертежей, по настоянию Федорова, было впервые применено при разработке крупнокалиберного пулемета в 1930 году и с той поры вошло в систему.

Теперь создание новых образцов боевого вооружения было поставлено на строго техническую основу. Вся тяжесть работ по проектированию новых образцов ложилась на коллектив сотрудников конструкторского бюро — ближайших помощников Дегтярева.

По указаниям и наброскам Василия Алексеевича на основе «ДП» должны были составляться чертежи трех типов: эскизные, рабочие опытного образца, рабочие для валового производства.

По этим чертежам коллектив мастерской и изготовил опытный образец нового пулемета, избавив Василия Алексеевича от тяжелого и длительного труда.

Разработка крупнокалиберного пулемета положила начало в конструкторском бюро новому, коллективному методу проектирования под руководством Дегтярева как главного конструктора.

Этот метод давал огромные преимущества, так как при нем к разработке образца привлекались различные специалисты, в совершенстве знающие свое дело, и изготовление образца производилось намного быстрее.

Когда первый образец крупнокалиберного пулемета Дегтярева был собран, начались испытания его стрельбой. Испытания показали непрочность многих деталей и отдельных частей, которые при стрельбе давали трещины и даже ломались. В этом меньше всего были виноваты специалисты, делавшие расчеты. Причина неудач крылась в плохом качестве металла.

Василию Алексеевичу приходилось на ходу вносить конструктивные изменения в детали, делать новые, более прочные детали, заменять целые части. Но неудачи продолжали преследовать его. В эти дни ему хотелось посоветоваться с Федоровым, но Федоров был в 1931 году отозван в Москву на научную работу.

Некоторые мастера, будучи свидетелями многих неудач с испытаниями крупнокалиберного пулемета, начали сомневаться в достоинствах создаваемой системы.

Однако Василий Алексеевич ни на минуту не терял веры в окончательную победу. Да теперь и трудно было ему обмануться: многолетний опыт по разработке многочисленных образцов оружия убеждал его в том, что работы ведутся правильно и что неудачи будут побеждены.

По предложению Дегтярева была сделана еще одна модель крупнокалиберного пулемета. От первоначальной модели она отличалась рядом конструктивных изменений: в ней были учтены недостатки первого образца. Дальнейшие испытания перенесли на новую модель.

Когда она была доставлена на стрельбище, Василий Алексеевич пригласил туда не только конструкторов, но и мастеров, которые трудились над ее созданием. Он обратился к ним с просьбой критиковать новый образец со всей суровостью, подмечать его малейшие недостатки и высказывать свои пожелания и советы.

Новая модель оказалась лучше прежней, но работала она неровно, с заеданиями. Не было уверенности в том, что она окажется достаточно прочной, чтобы выдержать несколько десятков тысяч выстрелов.

Во время стрельбы к Василию Алексеевичу подошел Шпагин:

— Василий Алексеевич, у меня есть предложение по улучшению живучести и боеспособности пулемета.

И Шпагин начал излагать свои соображения.

— Дельно, очень дельно, — говорил Василий Алексеевич, — я думал об этом, но думал по-другому. Твое предложение проще и поэтому лучше. Так вот что, Семеныч, давай-ка, брат, будем вдвоем доделывать этот пулемет. Ты берись за новую разработку боепитания, я — за улучшение коробки и затыльника.

Шпагин был очень обрадован таким доверием своего учителя и охотно согласился. На другой же день в конструкторском бюро были сдвинуты рядом два стола и на них водружен крупнокалиберный пулемет Дегтярева. За одним столом расположился Василий Алексеевич, за другим — Георгий Семенович Шпагин.

Грамота о присвоении В. А. Дегтяреву звания Героя Социалистического Труда.

В. А. Дегтярев с внучкой.

В процессе коллективной работы, продолжавшейся несколько лет, за время которой было немало сокровенных бесед и горячих споров, крупнокалиберный пулемет Дегтярева был подвергнут большой доработке.

По-новому разработали боепитание, сделали приспособление, задерживающее отскок затворной рамы, спроектировали затыльник и дульный тормоз, внесли много мелких усовершенствований.

Универсальный станок для этого пулемета был спроектирован мастером Колесниковым.

Окончательный образец крупнокалиберного пулемета после многочисленных стрельб и стендовых испытаний на заводе был представлен в Москву лишь в 1938 году.

Новый образец подвергли испытаниям в присутствии товарища Ворошилова. Пулемет отлично выдержал испытания и на кучность и на живучесть.

Когда стреляли по броневым щитам, Климент Ефремович захотел сам испытать новую машину. Он сделал несколько коротких очередей и поспешил к мишени. В толстом броневом щите зияли круглые, словно просверленные, отверстия, расположенные в три линии.

— Хорошая работа!—сказал Климент Ефремович и, отыскав глазами стоящего поодаль Дегтярева, подошел к нему. — Поздравляю вас с успехом, товарищ Дегтярев, — сказал он, крепко пожимая руку изобретателю, — желаю новых успехов!

Дегтярев поблагодарил за поздравление и, указав на Шпагина, проговорил:

— Этот пулемет, Климент Ефремович, мы сделали вместе с Георгием Семеновичем, и я прошу, чтобы его так и назвали «ДШК» — «Дегтярев — Шпагин крупнокалиберный».

Просьба Дегтярева была удовлетворена. После всех испытаний, длившихся несколько месяцев и закончившихся успешно, в том же 1938 году первый в Советском Союзе крупнокалиберный пулемет был сдан в серийное производство.

Скоро новенькие крупнокалиберные пулеметы появились в воинских частях. На них как символ творческого содружества двух талантливых советских конструкторов стояли три буквы — «ДШК».

ЗАВЕРШЕНИЕ ДЕСЯТИЛЕТНЕГО ТРУДА

Успешное выполнение первого пятилетнего плана сыграло решающую роль в деле перевооружения Красной Армии образцами нового автоматического оружия.

В результате выполнения пятилетнего плана была создана в невиданно короткий срок та мощная техническая база, на основе которой было развернуто серийное производство новейшего оружия и осуществлено перевооружение Красной Армии.

Благодаря неустанной заботе партии и правительства советские конструкторы-оружейники в течение десятилетия сумели не только догнать конструкторов Запада, но и во многом их превзойти. Советские конструкторы создали многие образцы прекрасного отечественного автоматического оружия, которое Красная Армия получила в значительных количествах и в короткий срок благодаря самоотверженной работе тружеников оборонной промышленности.

В 1934 году, на XVII съезде партии, Иосиф Виссарионович Сталин говорил:

«Мы стоим за мир и отстаиваем дело мира. Но мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны»[9].

Выполнение второго пятилетнего плана социалистического строительства еще больше укрепило оборонную мощь нашей Родины. Однако пожар войны, раздутый фашистами Германии и Италии в Испании и империалистами Японии в Китае, грозил всему миру, это заставило ваш народ все время думать об обороне страны и неустанно крепить мощь Красной Армии.

Вся творческая деятельность Дегтярева, беззаветно любившего свою Родину, была связана с Красной Армией. Конструируя для нее крупнокалиберный пулемет, Дегтярев одновременно обдумывал и другие образцы боевого вооружения, создать которые по указанию Коммунистической партии должны были советские оружейники.

Несмотря на исключительно мягкий характер, Василий Алексеевич был человеком непреклонной, несгибаемой воли и каждое начатое дело доводил до конца.

Неудачи никогда не расхолаживали его. Чем больше встречалось препятствий, тем сильней было в нем стремление завершить начатое дело.

Приступив к работе над пулеметом «ДС» («Дегтярев станковый») в 1929 году, Василий Алексеевич не прекращал ее даже в самые напряженные месяцы разработки «ДШК». Если не хватало дня, он работал ночью. На трудовой подвиг Дегтярева влекло высокое чувство долга перед Родиной. Он стремился к тому, чтобы Красная Армия по всем видам стрелкового вооружения заняла первое место в мире.

Работая вместе со Шпагиным над «ДШК», Василий Алексеевич нередко обсуждал с ним и капризы в механизме «ДС», внимательно прислушивался к замечаниям сотрудников мастерской, особенно Шпагина.

Случалось, Василий Алексеевич внесет в модель изменения и скажет:

— А ну-ка, Семеныч, взгляни теперь, каково? Говорят, со стороны-то виднее!..

Однажды Шпагин посоветовал ему вместо дискового магазина сконструировать ленточный приемник для патронов и даже сделал набросок схемы. Василий Алексеевич задумался. Ленточный приемник не был новостью, он применялся в пулемете «Максим» и в других системах. Но там устройство по подаче патронов было громоздкое и сильно утяжеляло пулемет. Шпагин предлагал это сделать экономней и проще.

По его наброску конструктор Александрович разработал схему ленточного приемника, который был быстро изготовлен и при испытаниях показал хорошие результаты.

Применение ленточного приемника натолкнуло Василия Алексеевича на мысль изменить еще некоторые детали. И так, постепенно совершенствуя часть за частью, деталь за деталью, он проработал над станковым пулеметом десять лет.

Дегтярев знал, что хорошие изобретения не создаются мгновенно: шесть лет затратили они с Федоровым на создание первой автоматической винтовки. Мосин проработал над своей винтовкой около десяти лет. А конструктор Токарев трудился над автоматической винтовкой больше двадцати лет!

Многолетний упорный труд Дегтярева увенчался успехом. В 1939 году его станковый пулемет был принят на вооружение Красной Армии.

Вот как оценивал эту работу Дегтярева академик А. А. Благонравов:

«Еще до Великой Отечественной войны Дегтярев создал новый станковый пулемет, значительно облегченный по сравнению со старым пулеметом Максима. Опыт Отечественной войны полностью подтвердил необходимость облегчения веса станкового пулемета. И хотя этот пулемет недолго был на вооружении, уступив место новому образцу, появившемуся во время войны также не без участия Дегтярева, его конструкция лишний раз подчеркивает, насколько правильно понимал Василий Алексеевич пути технического развития оружия».

СОЗДАНИЕ „ППД“

Международная обстановка с каждым днем становилась напряженней. В Европе уже вспыхнуло пламя новой мировой войны.

Советские оружейники, понимая, что огонь войны, раздуваемый фашистами, может быть в любое время перенесен с Запада на Восток, старательно изучали опыт войны на Западе и прилагали все усилия к тому, чтобы вооружить Красную Армию самым новейшим оружием.

Дегтяреву было хорошо известно, что фашистские войска широко применяют ружья-пулеметы облегченного типа, называемые пистолетами-пулеметами, или автоматами. Для Василия Алексеевича этот тип оружия не являлся новинкой, так как в России малокалиберный автомат был создан еще двадцать три года назад. Это был автомат Федорова, сделанный руками Дегтярева в 1916 году.

Но за два с лишним десятилетия, прошедших с тех пор, оружейная техника сделала большой шаг вперед, и чтобы итти в ногу с ней, следовало автомат делать заново.

Располагая большим опытом и знаниями в этом деле, Дегтярев немедленно приступил к созданию нового автомата, с учетом всех требований, выявленных войной на Западе.

Он разрабатывал новый образец по тому же излюбленному им и испытанному на многих системах принципу неподвижного ствола, но проектировал его не под винтовочный, а под пистолетный патрон.

Так как пистолетный патрон создает меньшее давление пороховых газов в сравнении с винтовочным, Дегтярев поручил специалистам конструкторского бюро сделать новые расчеты прочности, которые позволили бы ему добиться предельной легкости автомата.

Разработка образца автомата, как и «ДШК», велась в плановом порядке с привлечением конструкторов, расчетчиков, чертежников, слесарей и станочников, под руководством самого Василия Алексеевича. Это позволило все работы закончить в предельно короткий срок. К концу 1939 года, когда разразилась война с белофиннами, новый образец советского автомата «ППД» («Пистолет-пулемет Дегтярева») был готов.

В конце декабря Дегтярева неожиданно вызвали в Москву, в Артиллерийскую академию имени Дзержинского, на заседание кафедры стрелкового оружия и ученого совета.

«Может быть, ученые нашли недостатки в новом образце и теперь будут обсуждать их на заседании кафедры в моем присутствии? — думал Дегтярев. — Но ведь об этом можно было бы сказать и так. Нет, тут, очевидно, что-то другое».

Вскоре машина подъехала к зданию академии, и Дегтярев, быстро раздевшись, поспешил в зал.

— Здравствуйте, здравствуйте, Василий Алексеевич, — приветствовал его старый знакомый, известный советский ученый, специалист по стрелковому оружию, профессор Анатолий Аркадьевич Благонравов. — Пойдемте, пожалуйста, мы вас ждем.

— Я, собственно, и не знаю, зачем меня вызывали?

— Как, разве вам не сообщили причину вашего приглашения? — удивился профессор. — Кафедра стрелкового вооружения академии возбудила ходатайство перед ученым советом о присуждении вам ученой степени доктора технических наук без защиты диссертации.

Огромный зал, куда они вошли, был обставлен красивыми витринами и стендами из полированного дуба, где были выставлены различные образцы автоматического оружия.

— Узнаете, Василий Алексеевич, эти системы? — спросил Благонравов.

— Как же не узнать, Анатолий Аркадьевич, — собственными руками делал.

— Вот, вот, вы очень хорошо сказали: все это оружие сконструировано и сделано вами, вашими золотыми руками. Вы сделали больше того, что в состоянии сделать просто ученый. Вы свои замыслы, достойные большого ученого, воплотили в металл. Многие образцы созданного вами оружия доселе не имеют себе равного. По ним учатся слушатели нашей академии, молодые конструкторы и курсанты других учебных заведений. Вот почему кафедра стрелкового оружия и возбудила вопрос о присуждении вам ученой степени доктора технических наук.

Дегтярев, не зная, что сказать профессору, молча последовал за ним.

Собравшиеся в зале заседаний ученые дружными аплодисментами приветствовали смущенного конструктора.

— А теперь разрешите огласить отзыв о работах конструктора Василия Алексеевича Дегтярева, представленный старейшим оружейным конструктором и ученым Владимиром Григорьевичем Федоровым, проработавшим с Дегтяревым двадцать пять лет.

Василий Алексеевич прислушался:

— «Нет ни одной отрасли, ни одной разновидности стрелкового вооружения, к которой не приложил бы Василий Алексеевич своего таланта и своих дарований», — читал председатель.

И чем дольше он читал, тем тише, торжественней становилось в зале.

— «Во всей истории ручного огнестрельного оружия нет ни одного оружейного конструктора, ни одного оружейного изобретателя, многогранная талантливость которого дала бы столько разнообразных образцов, как это было выполнено Василием Алексеевичем».

— «Работы Дегтярева, — звучал четкий голос председателя, — являются в этом отношении непревзойденными. Непревзойденными нигде и никогда!..»

В зале раздались громкие аплодисменты.

— «Характерными качествами образцов, разработанных Василием Алексеевичем, — продолжал председатель, — являются простота устройства, прочность деталей, надежность и безотказность действия механизма, простота сборки и разборки и малый вес системы. Колоссальной выгодой является и то обстоятельство, что все эти образцы имеют одинаковый принцип устройства, что значительно упрощает обучение бойцов Красной Армии.

Для создания этих образцов, помимо исключительных дарований и талантливости, необходимы были фундаментальные знания оснований устройства автоматического оружия, знания условий службы и общих требований, предъявляемых в настоящее время к разнообразным типам вооружения, от пистолета-пулемета и автоматической винтовки до зенитного орудия, а также знания работы отдельных механизмов, агрегатов и их конструкций. Всеми этими знаниями, безусловно, располагает наш замечательный конструктор.

На основании всего изложенного необходимо признать, что конструктор Василий Алексеевич Дегтярев, согласно пункта четырнадцать Положения об ученых степенях и званиях, безусловно заслуживает присуждения ему степени доктора технических наук без защиты диссертации».

Таково было заключение Федорова.

Бурные, долго не смолкающие аплодисменты были единодушным выражением воли ученых.

К Василию Алексеевичу подошел профессор Благонравов и, крепко пожав ему руку, сказал:

— Поздравляю вас, Василий Алексеевич, отныне вы доктор технических наук. Своим многолетним творческим трудом вы заслужили это почетное и высокое звание.

ВАЖНОЕ ЗАДАНИЕ

Наступил новый, 1940 год. 3 января, когда была закончена срочная работа, Василий Алексеевич решил немного отдохнуть. В этот день ему исполнилось шестьдесят лет.

Садясь за празднично накрытый стол, Василий Алексеевич включил радио. Раздался четкий голос диктора:

— Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении товарищу Дегтяреву Василию Алексеевичу...

Услышав фамилию мужа, Вера Васильевна поспешила в столовую.

Василий Алексеевич, сделав ей знак рукой, придвинулся к репродуктору.

— «За выдающиеся заслуги в деле изобретения и конструирования новых, особо важных образцов вооружения Красной Армии, — читал диктор, — присвоить товарищу Василию Алексеевичу Дегтяреву звание Героя Социалистического Труда с вручением высшей награды СССР — Ордена Ленина и выдачей денежной премии 50 тысяч рублей...»

Василий Алексеевич стал ходить по комнате. Им овладело глубокое волнение: ведь это почетное звание было присвоено ему первому из советских конструкторов!

Все утро раздавались телефонные звонки. Поздравляли секретарь парткома, директор завода, друзья по работе, просто знакомые и даже совсем неизвестные ему люди.

В этот же день Дегтярев получил поздравительную телеграмму от товарища Ворошилова:

«В день вашего шестидесятилетия желаю вам счастья, постоянного здоровья, многих лет жизни и дальнейшей творческой деятельности на благо нашей Родины,

Ворошилов».

В тот же вечер в клубе завода состоялось чествование юбиляра. Слушая приветственные речи, Василий Алексеевич, как всегда, чувствовал смущение, даже какую-то неловкость.

Но вот слово предоставили юбиляру. Под несмолкаемые аплодисменты Василий Алексеевич поднялся на трибуну.

В это время к нему подошел директор клуба и тихо сказал:

— Вас срочно к телефону, вызывает Москва. Через некоторое время счастливый, улыбающийся юбиляр снова был на трибуне.

— Товарищи! — начал он взволнованно. — Сейчас я говорил с Москвой. Мне звонил Иосиф Виссарионович Сталин. Завтра я буду в Москве. Скажу вам по секрету, что за последнее время я кое-что отработал и доложу об этом товарищу Сталину. И еще скажу вам в день своего шестидесятилетия, что, пока будет биться мое сердце, я буду неустанно трудиться на благо Родины, во имя нашего народа и любимой партии!

Утром по запорошенному мягким снегом шоссе к Москве стремительно неслась новенькая машина «ЗИС-101».

Вот проплыли мимо знакомые окраины столицы, промелькнули шумные центральные улицы. Машина круто повернула и остановилась у ворот Кремля...

В тот же вечер Дегтярев выехал из Москвы. Он всю дорогу молчал, погруженный в раздумье.

Товарищи Сталин, Молотов и Ворошилов, осмотрев его автомат, посоветовали увеличить емкость магазина. Дегтярев дал слово руководителям партии и правительства, что выполнит задание в семь дней. Он не сомневался, что сотрудники конструкторского бюро и опытной мастерской не пожалеют сил для работы. А как выполнить это задание, как создать новый магазин для патронов в более короткий срок, это должен был решить он, Дегтярев...

Машина подходила к дому, уже показались знакомые березки, как вдруг Дегтярев крикнул шоферу:

— На завод!

В эту ночь он не пришел домой. Когда в заиндевелом окне затрепетали первые солнечные лучи, Дегтярев вышел к конструкторам и рассказал им о правительственном задании увеличить емкость магазина пулемета-пистолета.

Закипела напряженная работа в бюро и мастерской. Магазин делали несколько человек, сменяя друг друга, не прекращая работы ни на минуту ни днем, ни ночью.

В это время шли напряженные бои на Карельском перешейке, пулемет-пистолет был крайне нужен.

Весть о том, что Дегтярев был принят в Кремле, облетела завод. В цехах возникли краткие стихийные митинги. Дегтярев, поглощенный работой, не всегда имел возможность выступать на них, но его заменяли парторги или старые производственники-коммунисты. Они рассказывали слышанное от Дегтярева и призывали помочь фронту стахановской работой.

Об этих днях напряженной работы так вспоминал впоследствии старейший слесарь опытной мастерской Н. Д. Зернышкин:

«Мы учились у Василия Алексеевича настойчивому преодолению трудностей, умению не считаться со временем при выполнении важных заданий.

Помню, что при создании пистолета-пулемета Василий Алексеевич вместе с нами сутками не уходил из мастерской. При этом он неустанно напоминал сотрудникам, что образец должен быть легким, прочным, удобным.

— Для нашей Красной Армии стараемся, — говорил он,—чтобы она была самой могучей в мире...»

На пятые сутки новый магазин был отлажен. Дегтярев лично испытывал пистолет-пулемет. Испытания прошли на редкость удачно, боеспособность оружия увеличилась почти вдвое. Ночью в Москву полетела срочная депеша с рапортом об окончании работ по усовершенствованию нового пистолета-пулемета.

Важное задание было выполнено досрочно.

НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

В том же 1940 году труженики родного завода выдвинули Василия Алексеевича Дегтярева кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по дополнительным выборам.

Весть о великом доверии народа и о высокой чести, оказанной ему, глубоко тронула старого конструктора. Готовясь к встрече с избирателями в заводском клубе, Василий Алексеевич долго думал над предстоящим выступлением. Ему многое хотелось сказать избирателям: рассказать им о Туле, о своем безрадостном детстве, которое оборвалось в одиннадцать лет, об изнурительном двенадцатичасовом труде и нищенской жизни, из-за чего в расцвете лет погиб его отец и сотни других рабочих, об унизительном и бесправном положении мастеровых, которые не только были лишены возможности учиться, изобретать, творить, но даже не имели элементарных человеческих прав. Их в любую минуту могли вышвырнуть за ворота завода, лишить жилья и куска хлеба.

В то же время ему хотелось рассказать и о великих переменах, происшедших в Стране Советов.

Рассказать о том, как он, сын и внук потомственных рабочих-оружейников, получил возможность учиться, развивать свои способности, творить, как он, изобретатель-самоучка, благодаря неустанной заботе и помощи партии и правительства, стал крупным изобретателем.

Ему хотелось поведать избирателям о тех чувствах, которые испытал он на приеме в Кремле, о большой заботе со стороны руководителей партии и правительства. Где, в какой стране мира можно видеть такое отношение правительства к изобретателям из народа? Это возможно только в Стране Советов, в стране социализма!

Многое хотелось сказать Дегтяреву своим избирателям, долго он готовился к речи, а когда вышел на сцену, увидел сотни лиц, услышал гул аплодисментов, сердце его сжалось, на глаза навернулись слезы, и он уже не смог различить аккуратно написанные слова заранее подготовленной речи.

— Дорогие товарищи, — сказал он, вытирая слезы радости, — мне многое хотелось бы сказать вам, но я не могу и не умею... Одно скажу: меня вывели на дорогу партия, правительство и товарищ Сталин. Я служил и буду служить своему народу и государству до конца. Отдам все силы, а если потребуется, и жизнь!

Раздались громкие, продолжительные аплодисменты.

— А еще скажу вам, — продолжал Василий Алексеевич: — большое спасибо за доверие, которое постараюсь оправдать.

В дни выборов Василию Алексеевичу пришлось побывать во многих уголках избирательного округа. Он встречался с рабочими заводов и фабрик, со студентами и железнодорожниками, с красноармейцами и колхозниками.

«Разъезжая по городам и селам, — вспоминал впоследствии Дегтярев, — я хорошо рассмотрел небольшой кусочек своей огромной страны и был поражен ее стремительным развитием.

Я, конечно, знал о великом преобразовании страны, но до этих поездок, поглощенный конструкторской работой, не представлял себе огромных масштабов этих преобразований. И вот в небольших городах передо мной возникли новые, оснащенные самой современной техникой заводы, величественные дворцы культуры и рабочие клубы, светлые, просторные больницы, красивые здания детских садов, строгие здания институтов, техникумов, школ. Города оделись в сады. Исчезла грязь, на главных улицах появился асфальт. Я смотрел на все это, как зачарованный.

В деревне меня поразило обилие сельскохозяйственных машин. Всюду я видел тракторы, комбайны, автомобили. Машины, новейшие, умные машины, приводимые в движение электричеством, прочно вошли в жизнь советской деревни. В домах колхозников радио и «лампочки Ильича» стали обычным явлением.

Но еще большие перемены я увидел в людях, в колхозниках, которые водили теперь тракторы и комбайны, управляли автомашинами, работали в хатах-лабораториях, на электростанциях и в МТС. Колхозники учились на курсах, писали в газеты, выращивали двухсотпудовые урожаи.

Так преобразила нашу страну и наш народ партия, великая партия большевиков и ее вожди Ленин и Сталин».

Мысли о великих преобразованиях, о замечательных победах в городе и деревне все чаще заставляли задумываться старого конструктора об организаторе всех побед — о великой партии большевиков.

«Почему же я до сих пор не в партии?» — спрашивал он себя.

«Мне становилось неловко, — вспоминал он потом, — словно во время боя я был не на переднем крае, хотя в душе чувствовал, что это не так. Напротив, я старался работать, как большевик».

И чем чаще он думал о партии, тем больше убеждался в том, что не может быть без нее, что давно уже связан с ней работой, мыслями, душой и что теперь настало время вступить в ее ряды.

Избрание Василия Алексеевича в депутаты Верховного Совета СССР прибавило ему еще одну почетную обязанность — быть слугой народа.

К нему стали приходить избиратели со своими нуждами, думами, мечтами. Они знали Василия Алексеевича как человека чуткого и отзывчивого, верили, что он внимательно выслушает их, поможет советом и делом. К нему шли избиратели и с личными и с общественными делами: одни оросили помочь отремонтировать дом, другие — оказать помощь в озеленении города, третьи — построить лодочную станцию.

Василий Алексеевич, несмотря на занятость основной работой, находил время для общественных дел и личных просьб избирателей. Эта работа пришлась ему по сердцу, он занимался ею с увлечением, заботясь о том, чтобы каждое дело было доведено до конца.

Вот как вспоминает об этом его секретарь по депутатским делам М. А. Кошанов:

«Трудно передать, какой большой любовью и непререкаемым авторитетом пользовался у своих избирателей Василий Алексеевич Дегтярев. Почти каждый день на его имя приходили десятки писем, в которых трудящиеся благодарили своего депутата за чуткость, внимание и заботу.

Ни одно из писем избирателей Василий Алексеевич не оставлял без ответа. Посетителей принимал, как дорогих гостей. Сначала расспросит,- как живет человек, где и как работает. Потом внимательно выслушает жалобу, успокоит посетителя, а иногда тут же позвонит куда нужно по телефону.

Василий Алексеевич, как депутат, неустанно заботился о благоустройстве своего города, благодаря его усилиям в городе дополнительно построено несколько жилых домов для рабочих, налажено автобусное сообщение, сооружен новый мост через Клязьму, проведено большое озеленение...»

Депутатская и общественная работа еще больше сблизила Василия Алексеевича с партией. Он, наконец, решился подать заявление о вступлении в ее ряды. В том же 1940 году он был принят в кандидаты ВКП(б).

В марте 1941 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР Василию Алексеевичу Дегтяреву за изобретение образцов стрелкового оружия была присуждена Сталинская премия первой степени.

Столь высокая оценка его трудов приумножила силы конструктора, который с еще большей энергией отдался творческой работе.

Чувствуя приближение войны, он держал свой коллектив в мобилизационной готовности. Несмотря на возраст (ему было уже за шестьдесят), Василий Алексеевич показывал молодежи пример трудолюбия, дисциплинированности, самоотверженного служения Родине.

Но в свободные часы Василий Алексеевич любил отдохнуть.

В этот год выдалась хорошая ранняя весна. Снег сошел быстро, и Василий Алексеевич часами трудился у себя в саду. Вместе с младшим сыном Виктором он наполнял жирной землей маленькие продолговатые ящики и сажал семена для рассады. На листе бумаги, прикрепленном к стене, Василий Алексеевич аккуратно и методично записывал названия цветов и сроки их посадки.

Едва просохла земля в саду, он стал поправлять заступом дорожки и посыпать их желтым песком. С любовью укладывал он кирпичи вокруг клумб и аккуратно высаживал нежную рассаду. За этой работой его можно было видеть и ранним утром, до ухода на завод, и поздно вечером.

Вера Васильевна бывало скажет:

— Ты бы прилег отдохнуть.

А он только улыбнется:

— Я разве не отдыхаю? Возиться с цветами на свежем воздухе — для меня самый лучший отдых.

В июне сад Дегтярева расцвел пышным цветником. По воскресеньям, если случалась хорошая погода, Василий Алексеевич по утрам пил чай в саду. Так было и в это незабываемое воскресенье. Выпив чаю, просмотрев газеты, Василий Алексеевич закурил и стал подумывать о том, что хорошо бы под вечер вместе с сыновьями собраться на рыбалку к знакомому бакенщику... Вдруг в сад вбежала побледневшая Вера Васильевна; она хотела что-то крикнуть, но силы ей изменили и, взмахнув полотенцем, она опустилась на стул. Ее сухие, бескровные губы чуть слышно прошептали:

— Война!

Василий Алексеевич побледнел, лицо его сделалось хмурым, озабоченным.

Он быстрыми шагами пошел из сада.

— Вася, куда же ты, куда? — плача, спросила жена.

— На завод, я должен быть там!..

В КОНСТРУКТОРСКОМ БЮРО

Гитлеровцы рассчитывали, что внезапность нападения вызовет растерянность и замешательство в наших рядах, но они просчитались. В эти дни советский народ проявил великое мужество, самообладание, твердую и непоколебимую уверенность в своих силах. Дегтярев был свидетелем того, как тысячи советских людей добровольцами уходили на фронт, как на смену мужьям, оставившим завод, в цехи приходили их жены и становились к станкам.

На лицах людей Дегтярев читал решимость бороться до конца. Вместо паники и страха в них была спокойная уверенность и высокое сознание своего долга перед Родиной.

Сам Дегтярев в эти дни был охвачен тем же высоким чувством и стремлением — все силы, все свои способности и знания вложить в общее дело борьбы с врагом.

Сводки Совинформбюро день ото дня становились грознее: захвачена почти вся Литва и большая часть Латвии, ожесточенные бои идут на землях Белоруссии и Западной Украины. Самолеты врага бомбили Мурманск, Смоленск, Киев, Севастополь... Но люди в цехах работали день и ночь, и мужество их закалялось и крепло в труде.

В эти дни внимательно, как и все, вчитываясь в сводки Совинформбюро, Дегтярев все более убеждался в том, что главную опасность для нас представляют танки врага. И старался придумать оружие против них. Танки нельзя разбить из пулеметов и винтовок, а противотанковых пушек у нас недоставало. Чтобы наладить их массовое производство, требовалось время... Значит, нужно было придумать другое, эффективное противотанковое оружие, производство которого можно было бы организовать быстро и без больших затрат.

Ему вспомнились малокалиберные пушки, крупнокалиберный пулемет. Все это было громоздко, тяжело, сложно. «Надо придумать оружие для рядового бойца, — размышлял Дегтярев, — это оружие должно быть легким, маневренным, безотказным в стрельбе и грозным для врага. Таким оружием может быть только противотанковое ружье... Да, тут нескольких суждений быть не может, — твердо решил он. — Мы должны создать противотанковое ружье, но такое, которое пробивало бы броню любого фашистского танка. Это ружье будет нашим вкладом в общее дело борьбы!..»

Предвидение Дегтярева и на этот раз оказалось правильным. Не прошло и двух дней, как конструкторское бюро получило срочное задание правительства немедленно заняться разработкой противотанкового ружья.

Задача быстрого создания противотанковых ружей была одной из самых важных задач момента.

Решить ее партия и правительство поручили Дегтяреву.

Над созданием противотанкового ружья думали коллективно. Для разработки его была создана бригада проектировщиков, в которую вошли инженеры Крекин и Дементьев и молодые конструкторы Гаранин и сын Дегтярева Владимир. Из музея были извлечены ружья и пулеметы различных систем, разложены на столах трофейные противотанковые ружья. Все это тщательно изучалось. Конструкторы должны были создать ружье огромной боевой силы и предельно малого веса. В то же время им предстояло найти наипростейшее устройство механизма. Казалось, что совместить три требования в одной системе немыслимо, но Дегтярев упорно настаивал именно на этом.

После обмена мнениями составили план проектирования, и все члены бригады включились в работу.

Так как противотанковое ружье следовало сделать в невиданно короткие сроки и нужно было экономить каждую минуту, Василий Алексеевич предложил перейти всем сотрудникам бюро на казарменное положение. В большой комнате отгородили темную часть и там устроили общежитие. Но туда приходили лишь спать и то на очень короткое время. У Василия Алексеевича была походная кровать за ширмочкой в кабинете, но когда он спал, никто не знал. И днем и ночью его можно было видеть в бюро.

Однажды в полночь Василий Алексеевич заглянул к конструкторам и заметил, что те рассматривают трофейное противотанковое ружье:

— Недостатки изучаем, Василий Алексеевич.

— Этого добра в нем много, а хорошего — один ствол.

— Почему он хороший?

— Потому, что длинный, — пошутил Василий Алексеевич. — Заметьте, ствол у противотанкового ружья должен быть обязательно длинным, — это будет способствовать увеличению начальной скорости пули, а следовательно, и ее пробивной силе.

— А как вы оцениваете остальные части этого ружья?

Василий Алексеевич подошел к столу, где лежало ружье, и попросил его повернуть.

Двое конструкторов приподняли ружье и повернули его.

— Видите, какая тяжесть, — сказал Василий Алексеевич, — на гладком столе и то не повернешь, а как же с ним в окопе, когда танк на тебя летит. Главная тяжесть тут от салазок, по которым скользит ствол. Если их убрать, ружье станет вдвое легче.

— Так как же их убрать? Тогда ружье работать не будет.

— Вот об этом и следует подумать. Такие задачи в один прием не решаются. Эти проклятые салазки мне уже которую ночь покоя не дают. Ну, да ничего, одолеем. Думайте, товарищи, думайте. И если придумаете что хорошее, приходите ко мне. Желаю вам успеха!

Вернувшись к себе, Василий Алексеевич продолжал обдумывать конструкцию будущего ружья.

«В этой системе будет сильное давление пороховых газов, сильная отдача. Нужно попробовать подвижной ствол, — размышлял он, прогуливаясь по кабинету, — но салазки никоим образом не годятся. Что угодно, но только не салазки: как их ни облегчай, ружье получится тяжелым, а следовательно, никуда не годным».

Присев к столу, он нарисовал длинный ствол и стал придумывать для него основу вместо салазок. У казенной части нарисовал ложу, а у дульной части сошки — легкий упор.

«Так... так... так, — постукивал он карандашиком. — Сошки, пожалуй, хорошо, а ложа — это почти салазки, опять лишняя тяжесть. Ложу долой».

Он перечеркнул набросок и стал рисовать сначала.

— Как же без ложи? — размышлял он вслух. — Ведь не в кулаке же ствол держать... Да, но и ложа не выход... Тут надо что-то другое...

Послышался легкий стук в дверь, и в кабинет вошла буфетчица.

— Василий Алексеевич, выпейте чайку, время-то два часа...

— Неужели? — удивился Дегтярев. — Ну, да это ничего, я теперь здесь ночую, еще успею вздремнуть.

Василий Алексеевич пил чай маленькими глотками, посматривая на массивный подстаканник.

Вдруг он вынул стакан и вновь опустил его в подстаканник. Стакан вошел, мягко скользя. Дегтярев еще раз проделал то же самое и улыбнулся:

«Странно! Как будто я этого раньше не замечал. Стакан входит в подстаканник, словно в трубу... А что, если и ствол спрятать в трубу? А чтобы не чувствовалось толчка, вставить туда амортизатор (пружину). Ствол, хорошо смазанный, будет скользить в трубе, и никаких салазок не нужно!»

Он поднялся и стал ходить по кабинету.

«Хорошо! Право, хорошо, ружье станет легче... А это главное! Скольжения достигнуть удастся! Ствол будет двигаться в трубе, как поршень в цилиндре».

Василий Алексеевич подошел к телефону и позвонил конструкторам.

— Ну как, товарищи, не спите? А я, кажется, придумал то, что нужно, сейчас иду к вам посоветоваться.

Уже утро красноватым светом озарило окно, а конструкторы все еще обсуждали предложение Василия Алексеевича. Было исчерчено много бумаги, но ни один из набросков не был окончательно одобрен.

Спор продолжался, когда вдруг Василий Алексеевич сказал:

— Подождите-ка, товарищи. А что, если ствол не прятать в трубу, а сделать под стволом небольшой стержень и его вместе с амортизатором поместить в трубу: это улучшит конструкцию, труба заменит собой часть ложи. Позвольте-ка карандашик.

Ему положили бумагу, и Василий Алексеевич прерывистыми линиями изобразил схему приспособления.

Конструкторы склонились над рисунком.

— Вот здесь, на конце трубы, можно сделать маленький приклад, — пояснял Василий Алексеевич, — а вот здесь, у спускового крючка, — пистолетную ручку. Ну, что молчите?

— Здорово получится, Василий Алексеевич!

— Хорошо будет, уж теперь видно!

— Ну, если так, ложитесь-ка часика на два вздремнуть, а потом, со свежей головой, за работу.

— Сейчас разрешите, Василий Алексеевич, ведь спешно надо.

— Знаю, что спешно. Но бывает, что поспешишь— людей насмешишь. Помните пословицу: «Утро вечера мудренее»? Ну, так вот, ложитесь, а через два часа я вас подниму. Спокойной ночи!..— И он, не оглядываясь, пошел к себе.

Когда Василий Алексеевич вернулся в бюро, там уже царило оживление. Конструкторы общими усилиями, пока еще в карандаше, разрабатывали схему нового оружия. Василий Алексеевич весь день оставался с ними.

Сотрудники конструкторского бюро в эти дни не знали ни отдыха, ни сна. Вслед за схемой началось составление расчетов и разработка чертежей. Василий Алексеевич торопил, настаивал на том, чтобы чертежи отдельных узлов сразу же спускались в мастерскую и по ним бы спешно изготовлялись части будущего ружья.

И вот опытная мастерская получила заказ-молнию на изготовление опытного образца противотанкового ружья. В мастерской не хватало людей: многие мастера ушли на фронт. Каждое утро сводки Совинформбюро болью отдавались в сердце. Враг рвался к столице. По ночам над заводом кружили вражеские пикировщики. Южные заводы стрелкового вооружения по длинным дорогам тянулись на Урал.

Завод, где работал Дегтярев, в эти грозные дни снабжал армию стрелковым вооружением.

Люди неделями не выходили из цехов.

В конструкторском бюро, так же как и в цехах, все работники трудились самоотверженно, не считаясь со временем. Многие конструкторы, инженеры, чертежники стали к станкам, чтоб заменить ушедших на фронт. Детали тут же испытывали и собирали.

Не прошло и месяца, как ружье совершенно оригинальной конструкции было готово. Его доставили на испытательную станцию и произвели пристрелку.

В ружье оказалось еще много мелких недоделок, но по заводу пролетел слух, что ружье, изобретенное Дегтяревым, пробивает мощную броню. Это была победа!

При дальнейших испытаниях ружья выяснились неполадки с запиранием. Едва справились с ними, увидели новый дефект: при частой стрельбе после выстрела застревали гильзы. Из-за этого совершенно готовое ружье нельзя было пустить в производство. После долгих раздумий Дегтяреву пришла мысль надеть на ствол ружья массивную муфту. Простое, на первый взгляд, усовершенствование избавило ружье Дегтярева от существенного недостатка.

Когда все замеченные при заводских испытаниях недоделки были устранены, дегтяревское ружье сравнили с трофейным.

— Да ведь это ж, как день и ночь, — восхищенно сказал Гаранин.

Действительно, ружье Дегтярева было совершенно оригинальной и до удивления простой конструкции.

— Хорошо бы взвесить их, — сказал Василий Алексеевич,

— Уж взвешивали: ваше как раз вдвое легче.

— И вдвое лучше, — добавил кто-то из конструкторов:— бьет метко и хлестко.

— Товарищи, прошу вас еще раз внимательно осмотреть образец и высказать свои пожелания, — сказал Дегтярев. — Через час-полтора я выезжаю в Москву. Наше ружье будут рассматривать в Кремле, в Государственном Комитете Обороны.

ОРУЖИЕ ПРОТИВ ТАНКОВ

В Министерстве вооружения Дегтяреву сообщили, что до показа правительству противотанковое ружье должно быть подвергнуто комиссионным испытаниям на одном из подмосковных полигонов.

Рано утром Дегтярев вместе с работниками министерства выехал на полигон.

Еще накануне вечером Василий Алексеевич узнал, что одновременно с его ружьем будет испытываться противотанковое ружье Симонова. Это известие было для него неожиданным, и он даже переспросил:

— Какого Симонова, Сергея Гавриловича?

— Да, Сергея Гавриловича, вашего ученика.

— Неужели? — обрадовался Василий Алексеевич. — Давненько мы не видались... Интересно посмотреть на его изобретение.

Василий Алексеевич дорогой думал о Симонове, вспоминая, как тот деревенским пареньком пришел в 1918 году в опытную мастерскую, как он изучал оружейное дело и конструкторское искусство, как они с Федоровым послали его руководить самым ответственным участком производства «ДП» — сборочным цехом... И вот тихий, скромный оружейник Симонов изобрел самозарядную винтовку. Она прошла успешно несколько испытаний.

Шли годы. Отделенные большими расстояниями друг от друга и поглощенные своей работой, они не виделись и лишь по рассказам друзей знали друг о друге.

Но вот и полигон. Василий Алексеевич, выйдя из машины, увидел невысокого плотного человека в темном пальто и кепке, с простым лицом рабочего. Это был Симонов.

Заметив Дегтярева, он поспешил ему навстречу. Его серо-голубые глаза приветливо улыбнулись, и небольшая жесткая рука крепко пожала руку Дегтярева.

Пока шли приготовления к стрельбе, конструкторы присели на скамейку.

Василий Алексеевич, закурив, стал расспрашивать Симонова о том, как он живет, в каких условиях работает.

— У меня все благополучно и в работе и дома, —сказал Симонов. — Как у вас?

— У нас тоже все по-хорошему. Слышал, вы, Сергей Гаврилович, сделали пятизарядное?

— Да, пятизарядное, — подтвердил Симонов.

— Это хорошо, молодцом! А я вот торопился, сделал однозарядное, — правда, стремился к тому, чтобы было полегче. Народ у нас золотой, Сергей Гаврилович, так работали, что рассказать невозможно!.. Одно слово — герои! Работают, не щадя себя!

В это время члены комиссии подошли к стрелкам, которые должны были испытывать новые образцы, и конструкторов позвали.

— Ну что ж, пойдемте, Сергей Гаврилович, — сказал Дегтярев. — Желаю вам успеха!

— И вам от души, Василий Алексеевич!

Они вместе приблизились к месту испытаний.

Испытания велись очень долго. Из ружей стреляли и лежа, и стоя с упора и под разными углами наклона.

Симонов все время стоял рядом с Василием Алексеевичем, наблюдая за стрельбой. Он думал лишь о том, чтобы какое-нибудь ружье (не важно даже чье) выдержало испытания и было бы принято на вооружение. Оно было сейчас до крайности нужно фронту, так же как противотанковые пушки. Ружье даже имело свое преимущество перед пушками, — сделать его было во мною раз легче, быстрее и дешевле.

Василий Алексеевич в эти минуты думал о том же. Если бы вдруг объявили, что принимают ружье Симонова, он с радостью пожал бы руку своему ученику.

А если одобрили бы его ружье, но предложили в нем сделать кое-какие переделки, то и он и Симонов здесь же, на полигоне, взялись бы за эту работу. Оба они думали о судьбах Родины, и личные интересы для них не существовали. Все их желания в эти минуты сводились к тому, чтобы дать воинам такое оружие, которое остановило бы танки врага.

Оба ружья работали хорошо. Если и случались маленькие заедания, то их тотчас же устраняли сами стрелки. Испытания закончились поздно вечером. Конструкторы, разумеется, не могли определить, которое из ружей предпочтут. Члены же комиссии, забрав все материалы и образцы, уехали в Москву, не объявив своего решения.

Симонов заметно волновался. Василий Алексеевич, очевидно желая успокоить его, сказал:

— Ну, Сергей Гаврилович, судя по стрельбе, мы оба потрудились неплохо! Я доволен: какое-нибудь из ружей будет принято несомненно.

— Я тоже так думаю, — согласился Симонов.

— Жалко, что не объявили решения теперь, — сказал Дегтярев. — Ну, да ничего, надо полагать, завтра же узнаем результат.

На другой день Василия Алексеевича вызвали в Кремль. Когда он приехал, члены правительства уже рассмотрели оба ружья.

Симоновское ружье имело преимущество в скорострельности: оно было пятизарядным; дегтяревское — в весе и удобстве действия.

Боевые качества обоих ружей оказались отличными, и оба противотанковых ружья были приняты на вооружение Красной Армии.

Члены правительства поздравили конструкторов с успехом и поручили Дегтяреву передать коллективу завода, что производство противотанкового ружья должно быть налажено немедленно. Таково было задание партии и правительства.

Труженики конструкторского бюро и завода еще до возвращения Василия Алексеевича узнали о том, что «ПТР» (противотанковое ружье Дегтярева) получило высокую оценку и что заводу поручено спешно приступить к изготовлению этих ружей.

Партийная организация завода перебросила на этот важный участок лучших работников с других производств. В конструкторском бюро спешно размножали рабочие чертежи, в цехах устанавливали новое оборудование и приспособления, а в литейной и кузнице уже шла заготовка полуфабрикатов. В обрабатывающих цехах работа была распределена по операциям: в одном делали стволы, в другом — затворы, в третьем — приклады и т. д.

Прошло всего несколько дней, как были собраны первые серийные образцы. Эти первые образцы противотанковых ружей, отлаженные и отстрелянные под наблюдением самого Дегтярева, были посланы в действующую армию и испытаны непосредственно в бою.

Слава о них облетела все фронты. На завод за новым боевым оружием стали приезжать представители из действующих воинских соединений. Потребность в противотанковых ружьях была так велика, что с завода их перебрасывали на фронт на самолетах.

А известия с фронтов день ото дня становились тревожнее. Враг подходил к родине Дегтярева — Туле.

На заводе ко всем цехам были поданы составы, в стенах сделаны проломы на случай немедленной эвакуации, а люди продолжали работать.

«В эти дни, в дни грозной опасности для нашей Родины, — вспоминал впоследствии Дегтярев, — труженики тыла совершали поистине героический подвиг. На завод пришли женщины и подростки, они стали у станков и выполняли тяжелую мужскую работу. Почти всюду я видел своих сверстников, убеленных сединами стариков-пенсионеров, сосредоточенно стоящих за станками, и рядом — молоденьких и хрупких девушек-подростков с ясными глазами и сурово сжатыми губами.

Чувствовалось, что девушкам трудно, что они работают из последних сил, но попробуй скажи об этом, — рассердятся, даже могут сгоряча обругать. Они, как и старики, пришли в цехи добровольно и гордились этим. Их маленькие, еще не успевшие огрубеть руки приносили большую пользу. Сложные станки и машины, которыми были оснащены цехи, слушались их беспрекословно.

Глядя на этих девушек, я вспоминал, как в отрочестве работал на «шарманке», понукаемый мастерами, унижаемый всяким, кому не лень. Разве можно сравнить того полуграмотного, забитого мальчишку, умевшего лишь нажимать рычаг примитивного механизма и думавшего лишь о том, как бы скорее кончился рабочий день, с этими девушками, овладевшими сложными и точнейшими машинами? Девушки выполняли эту работу не ради куска хлеба, а ради великого патриотического долга, ради спасения своей Отчизны!

...Я видел великие перемены в технике, в работе, в сознании и характере людей и гордился, что все эти перемены были осуществлены партией большевиков, членом которой я готовился стать!..»

В эти дни тяжелых испытаний, в дни, когда Родине угрожала смертельная опасность, труженики завода еще крепче объединялись вокруг Коммунистической партии, вступали в ее ряды.

В числе этих передовых и мужественных людей был и Василий Алексеевич Дегтярев. В самое трудное для Отчизны время, когда шли напряженные бои у стен столицы, он был принят в члены Коммунистической партии.

Всеобщий трудовой подъем и приход на завод новых пополнений из молодежи резко сказались на росте производительности труда в цехах. И все же та продукция, которую выпускал завод, оказалась далеко не достаточной.

Фронт требовал не удвоить или утроить темпы, а увеличить производство противотанковых ружей в десятки раз.

В мирных условиях такая задача показалась бы фантастической. Но тогда каждый из тружеников многотысячного коллектива понимал, что от его усилий зависит победа, и работал с предельным напряжением всех своих сил.

Завод работал круглые сутки. Ночью, когда фашистские летчики прилетали со смертельным грузом, завод замирал, маскировался, погружался во мрак, но работа в его цехах не прекращалась ни на одну минуту.

Десятки «молний», которые выпускались во всех цехах, знакомили коллектив с опытом передовых рабочих. На многих станках появлялись красные флажки и лаконичные плакаты: «Наше звено работает по-фронтовому».

Коммунисты не только осуществляли партийный контроль за проведением всех производственно-технических мероприятий, — они были инициаторами социалистического соревнования, показывали пример твердости, выносливости, работая на самых ответственных участках.

То тут, то там в цехах можно было видеть невысокого седоволосого человека в рабочей куртке, с приветливым и в то же время озабоченным лицом. Он подходил к рабочим, присматривался к их работе, советовал, а зачастую и сам становился к станку или верстаку: показывал, помогал, учил.

Это был Дегтярев. Его спокойствие передавалось другим. При нем работалось уверенней и веселей.

Он успевал давать советы конструкторам и чертежникам, объяснять особенности своего ружья посланцам с фронтов, беседовать с инженерами, приехавшими с Урала, чтобы изучить процесс производства противотанковых ружей.

Дегтярев перестал бывать дома, — для этого не было времени. Он постоянно находился на заводе.

Так в эти дни жили и трудились все члены коллектива. Завод заменял им дом. Они были солдатами трудового фронта.

«ПТР» В ДЕЙСТВИИ

Василию Алексеевичу ни днем, ни ночью не давала покоя мысль о том, как действуют противотанковые ружья в бою.

Как только серийное производство противотанковых ружей было налажено, он вместе с товарищами по работе выехал на фронт, в район Можайска.

Ехали медленно: шоссе было забито транспортом. К Москве шли машины с боеприпасами, снаряжением, войсками, продовольствием. Из Москвы и прифронтовых районов вывозилось оборудование заводов и фабрик, музейные ценности и многое другое. Приходилось сворачивать на проселки и запруженную магистраль объезжать стороной.

Чем ближе подвигались к Москве, тем сильнее чувствовалось приближение фронта. На запад по дорогам шли люди с кирками, лопатами, ломами. Среди них были женщины, старики, подростки. Это население окрестных деревень и поселков шло на рытье противотанковых рвов.

На борьбу с врагами поднялся весь советский народ.

Приезд на фронт творца знаменитого оружия был встречен бойцами и командирами с радостью. Они охотно рассказывали ему о своих успехах в боях, давали советы по улучшению ружья.

Василий Алексеевич побывал во многих частях, лично обучая бронебойщиков обращению с противотанковым ружьем и стрельбе из него.

Убедившись, что ружье работает хорошо, Дегтярев стал собираться в обратный путь. В это время комиссар части вручил ему очередной номер газеты «Красная звезда».

— Это, Василий Алексеевич, возьмите от нас на память.

Развернув газету, Дегтярев прочел:

„ПРОТИВОТАНКОВОЕ РУЖЬЕ —

ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО БОРЬБЫ

С НЕМЕЦКИМИ ТАНКАМИ»

Можайское направление, 10 ноября (от нашего специального корреспондента).

Несколько дней тому назад ордена Красного Знамени дивизия получила новые противотанковые ружья. На второй день бойцы и командиры сумели убедиться в огромной эффективности этого оружия для борьбы с фашистскими бандами.

Недалеко от села Брыкино, в 400 метрах от дороги, залег красноармеец из отряда Дереки с противотанковым ружьем. Вскоре показалось несколько фашистских танков. Красноармеец внимательно прицелился и выстрелил. Пуля попала в башню, пробила ее и, очевидно, ударила в снаряд. Раздался взрыв, и башню снесло, словно срезало. Остальные танки немедленно повернули назад.

Красноармейцы и командиры высказывают восхищение противотанковым ружьем. Чтобы овладеть им, потребовалось несколько часов. В танк можно стрелять со значительного расстояния.

С каждым днем в наши части начинает все больше и больше прибывать противотанковых ружей».

Вернувшись домой, Дегтярев нашел на своем столе пачку телеграмм и писем с фронта. В одной из телеграмм было написано:

«Что же я им напишу? — подумал Дегтярев и стал шагать по комнате. — Надо написать очень коротко, чтоб каждый бронебойщик запомнил это, как азбуку, как таблицу умножения.

Мысли есть, а вот изложить их трудно. Надо ведь так, чтоб понял каждый боец...»

Подойдя к столу, он разложил бумагу и твердым почерком написал:

«Советы бронебойщикам». И в скобках: «Как наиболее эффективно использовать в бою противотанковое ружье».

Когда советы бронебойщикам были написаны, Дегтярев пошел в бюро, чтобы написанное обсудить с товарищами.

«Советы бронебойщикам» Дегтярева получили широкое распространение на фронте и принесли большую пользу. Вот что писали Дегтяреву фронтовики:

Благодаря самоотверженному труду советских оружейников наша армия после первых же месяцев войны перестала испытывать недостатки в вооружении.

Боевые качества советского оружия намного превосходили качества оружия врага. Грозным, незаменимым оружием советских пехотинцев был пулемет Дегтярева. С ним не могли соперничать и новейшие немецкие пулеметы. Об этом говорили тысячи писем, полученных Дегтяревым с фронтов Великой Отечественной войны.

Вот одно из них:

Дегтярев, несмотря на крайнюю занятость, не только ответил защитникам города Ленина, но и послал герою-пулеметчику подарок — пулемет с надписью: «Казаху-пулеметчику Айтену Жунасову от конструктора Дегтярева. Беспощадно разите этим оружием фашистских захватчиков».

Айтен Жунасов откликнулся теплым письмом:

Советские воины благодарили конструктора за создание им замечательного пулемета. Они воспели это боевое оружие в своих фронтовых солдатских песнях.

Одну из этих песен, написанную бойцом Николаем Кириленко, они прислали Дегтяреву:

Пулемет Дегтярева оказал неоценимую услугу нашим воинам в Великую Отечественную войну и завоевал всемирную известность.

Большим успехом и любовью у советских воинов пользовались и другие боевые системы, созданные Василием Алексеевичем Дегтяревым.

Грозным оружием был станковый пулемет Дегтярева.

Вот что писали конструктору офицеры-фронтовики:

В. А. Дегтярев в своем саду.

В. А. Дегтярев в 1946 году.

Широкое применение еще в войне с белофиннами нашел пистолет-пулемет Дегтярева. В годы Великой Отечественной войны это оружие покрыло себя неувядаемой славой.

Поддерживая живую связь с бойцами и командирами Советской Армии, прислушиваясь к их советам и требованиям, Дегтярев неустанно, как учила его партия, работал над совершенствованием своего оружия.

В период Великой Отечественной войны исключительную роль сыграло противотанковое ружье Дегтярева. Правительство высоко оценило эту работу старого конструктора. За создание противотанкового ружья Дегтяреву была присуждена Сталинская премия. Такой же высокой награды был удостоен и его талантливый ученик С. Г. Симонов.

Радуясь успехам молодого конструктора — воспитанника опытной мастерской, Дегтярев в тот же день послал на имя Симонова телеграмму:

Бронебойщики, вооруженные противотанковыми ружьями, созданными двумя советскими конструкторами, были смертельным препятствием на пути немецких танков.

В жестоких битвах под Москвой, Сталинградом, Орлом и в последующих боях советские бронебойщики покрыли себя и свое оружие бессмертной славой.

НОВЫЕ ОБРАЗЦЫ

Как-то Василий Алексеевич простудился, стал сильно кашлять. Сотрудники забеспокоились, предложили проводить его в поликлинику.

— Что вы, я совершенно здоров, — отвечал Василий Алексеевич и продолжал работать.

Опасаясь за здоровье своего руководителя, они вызвали врача и общими усилиями отправили Дегтярева домой.

Был уже вечер. Василий Алексеевич выпил лекарство и лег в постель. Но часа через два проснулся и, обеспокоенный делами, позвонил в конструкторское бюро. К телефону подошел сын Владимир.

— Все хорошо, папа, работаем... Между прочим, для тебя есть подарок.

— Что за подарок?

— Шпагин Георгий Семенович прислал свое изобретение — автомат.

— Что ты говоришь?.. Ну, я сейчас же иду. Ерунда, чувствую себя хорошо...

Через полчаса Василий Алексеевич, окруженный конструкторами, сидел за столом, на котором лежал новенький «ППШ» («пистолет-пулемет Шпагина»).

Василий Алексеевич внимательно осмотрел его и улыбнулся какой-то загадочной улыбкой.

— Надо разобрать, посмотреть его устройство.

— Сейчас принесу отвертку, — сказал Владимир.

— Я думаю, она не потребуется. Еще будучи у нас, Георгий Семенович говорил, что сделает образец, в котором не будет ни одного винта.

Осторожно и мягко Василий Алексеевич начал отнимать часть за частью, и «ППШ» в его умелых руках словно рассыпался.

Конструкторы изумленно переглянулись. Каждый из них был поражен предельной простотой устройства нового оружия.

— Посмотрите на детали, — указал Василий Алексеевич, — большинство из них штампованные.

— Да, в производстве такую машину будут делать за несколько часов, — согласились конструкторы.

— В этом-то и штука! Молодчина, Георгий Семенович! Хороший подарок нам прислал, а для армии этот подарок окажется драгоценным!..

Оставшись один, Василий Алексеевич думал об автомате Шпагина. В этой системе были учтены все недостатки «ППД», его пистолета-пулемета. Удивительная простота устройства «ППШ» позволяла быстро организовать его массовое производство на любом из заводов. Шпагину удалось создать, безусловно, лучший образец.

Дегтярева совершенно не волновала мысль о том, что теперь его «ППД» останется в тени. «Надо только, — думал он, — чтобы «ППШ» был немедленно запущен в серийное. Он нужен армии, как воздух. Скоро, скоро кичливые фашисты перестанут хвастаться своими автоматчиками. Жалко, что Георгия Семеновича перевели от нас, а то бы пошел и обнял его, как сына, за такую машину».

Предположения Дегтярева полностью оправдались. «ППШ», производство которого молниеносно развернулось на многих заводах, скоро сделался любимым и грозным оружием советских пехотинцев. Бойцы называли его ласково — «папаша».

Гитлеровские автоматчики, вооруженные хвалеными «шмайсерами», боялись голову поднять из укрытий, когда раздавался частый треск «ППШ».

Радуясь успехам своего ученика, Дегтярев с еще большей энергией продолжал работу.

Неустанно работая сам, он всячески поощрял творчество своих помощников, в которых угадывал способности к изобретательству.

Однажды ранним июльским утром, когда Дегтярев трудился в саду, к нему пришел человек с большим неуклюжим свертком. Это был слесарь Горюнов — изобретатель-самоучка.

— Максимыч! Какими судьбами?

— Да вот, — он кивнул на сверток, — машину принес. Уж не обессудьте, Василий Алексеевич, к вам, как к отцу родному!

— Ну, ну, рассказывай!

— Что тут рассказывать, вот глядите! — поставив на штабель парниковых рам сверток, гость откинул простыню. Дегтярев увидел модель совершенно нового пулемета. Она была сделана из дерева, жести, картона, но Дегтярев этого не замечал: все его внимание было поглощено формами и конструкцией новой машины.

— Ствол, никак, приставной? — спросил Дегтярев.

— Да, приставной, чтоб в случае перегрева можно было немедленно заменить другим, — пояснил Горюнов, — а детали больше штампованные, чтоб легче и быстрей, — ведь война!

— Так! — сказал Дегтярев и, прищурясь, стал поворачивать макет, присматриваясь к каждой детали.

Горюнов с волнением переступал с ноги на ногу. «Что-то скажет конструктор?» — думал он.

Дегтярев, улыбнувшись, крепко пожал ему руку.

— Что же ты раньше-то молчал, Максимыч?

— Все не верил как-то! — смущенно ответил Горюнов.

— Понимаю. Сам таким был. Но теперь время другое. Подбери себе двух-трех помощников и сегодня же приходи в бюро. Будешь сам делать свою машину. Все устроим, освободим от всех дел. Будешь работать только над пулеметом...

Как только Дегтярев пришел на завод, ему тотчас же доложили о Горюнове.

Тот привел с собой племянника, Михаила Горюнова, слесаря седьмого разряда, и его друга, тоже слесаря, Воронкова.

Дегтярев познакомил их с конструктором, которого выделил в помощь изобретателю, и сообщил, что для них уже приготовлены станки и отдельное место в цехе.

Горюнов с воодушевлением взялся за работу. Остальные, увлеченные его задором, трудились тоже с подъемом, и дело двигалось быстро.

Дегтярев чутьем опытного конструктора угадал талантливое изобретение Горюнова. Опасаясь помешать преждевременными советами, он приходил к Горюнову редко, но через своих сотрудников следил за работой неустанно и всемерно помогал изобретателю. Горюнов чувствовал это. Внимание и забота Дегтярева вселяли в него уверенность, прибавляли сил и энергии.

Когда все детали были сделаны в металле, Горюнов собрал свою машину и сам отнес ее в тир для испытаний. Все, видевшие пулемет, поздравляли его с удачей. Однако при стрельбе механизм захлебнулся, и никакие усилия не могли привести его в действие.

Горюнов стоял бледный, осунувшийся, его била нервная дрожь. В эту минуту к нему подошел Дегтярев и ласково положил руку на плечо:

— Ничего, Максимыч, ничего, отладим! Я тоже с неудачи начал, крепись. Теперь другое время, тебя поддержит завод, партия, вся страна. Наше дело — общее дело!

Опять в цехе закипела горячая работа, теперь уже под наблюдением самого Дегтярева. Механизм отлаживали, устраняли мелкие недостатки, тщательно подгоняли детали.

Через некоторое время Горюнов, так же как двадцать лет назад Дегтярев, повез свою машину в Москву на испытания. Скоро на заводе была получена телеграмма, извещавшая, что пулемет показал хорошие боевые качества.

В цехах царило оживление. Рабочие радовались успеху своих товарищей. С Дегтяревым еще накануне говорили из Москвы по телефону. Пулемет Горюнова был одобрен. Но станок оказался тяжелым, и этот недостаток оттягивал приемку. Дегтярев тут же нашел выход: он посоветовал поставить пулемет на станок своей конструкции.

Правительство отметило новое изобретение присуждением Сталинской премии обоим Горюновым, Воронкову и их руководителю, Василию Алексеевичу Дегтяреву. Это была третья Сталинская премия, присужденная Дегтяреву в период Великой Отечественной войны.

Станковый пулемет Горюнова был сделан с воздушным охлаждением. Он оказался значительно легче «Русского Максима» и лучше его в боевом отношении. Надежное и маневренное оружие было по заслугам оценено на фронте.

Так же, как Шпагин улучшил модель дегтяревского пистолета-пулемета, создав свой «ППШ», так и Горюнов, сконструировав модель нового станкового пулемета, улучшил станковый пулемет Дегтярева — подарил воинам образец, в котором были учтены требования, выдвинутые Отечественной войной, образец прочный, надежный и дешевый в производстве.

Дегтярев от души радовался успехам своих учеников, потому что эти успехи, увеличивая боевую мощь Красной Армии, приближали час окончательной победы над врагом.

В ТЫЛУ, КАК НА ФРОНТЕ

Когда опытные образцы пулемета Горюнова прошли положенные испытания, завод получил боевое задание — срочно наладить серийный выпуск нового оружия.

Это была тяжелая задача, так как завод не располагал даже помещением, где бы можно было организовать новое производство.

Но задачу эту следовало решать немедленно: весной 1943 года на фронте шли ожесточенные бои.

Экстренное заседание партийного бюро затянулось за полночь, а нерешенных вопросов оставалось еще много. Собственно, был поставлен всего один вопрос — об организации нового производства. Но чтобы решить его, следовало выяснить десятки других вопросов, от которых зависело главное.

Дегтярев, опустив на руку седую голову, сидел у длинного, покрытого зеленым сукном стола и думал вместе со всеми.

Все члены бюро пришли к единодушному мнению, что для организации нового производства необходимо построить большой цех. Но построить его следовало в сроки, каких не знала еще строительная практика. И пока что не было ни проекта, ни материалов, ни рабочей силы.

Уполномоченный Государственного Комитета Обороны говорил уверенно:

— Главные строительные материалы — кирпич, лес, цемент, стекло, железо, гвозди — мы получим немедленно, мелочи будем искать на месте.

— А как же быть с механизмами?

— Правильный вопрос. Без механизмов такую махину не построить быстро. Механизмы должны быть, товарищи! Часть из них мы, безусловно, получим, а другую изготовим сами, силы у нас есть!

В зале послышался шум одобрения.

— Что касается проекта, — продолжал уполномоченный, — то за ним дело не станет: работники отдела капитального строительства обязуются его сделать раньше, чем будет расчищена строительная площадка. Остается решить вопрос с рабочей силой: нам потребуются тысячи рабочих рук.

В кабинете воцарилась тишина.

— Завод не может выделить из кадровых рабочих и сотни человек, — хмуро сказал директор. — Нам должен помочь город.

— Товарищи, — продолжал уполномоченный, — город уже оказал заводу огромную помощь и будет помогать впредь, но вряд ли эта помощь окажется значительной. Мы должны лучше использовать свои силы, ведь у нас мощный коллектив.

— Трудно, люди устали, работают по десять-одиннадцать часов.

— Это верно, — послышался голос Василия Алексеевича. — Но если надо, все согласятся работать по двенадцати!

— Правильно, Василий Алексеевич, — раздался молодой, звонкий голос секретаря комитета комсомола. — Слова прошу, товарищи, дайте мне слово!

— Пожалуйста, к столу, товарищ Минин, — сказал уполномоченный.

— Товарищи, — возбужденно заговорил секретарь комитета, — я уполномочен просить вас это ответственное дело поручить комсомолу.

Собравшиеся насторожились.

— Комсомол справлялся не с такими делами. Мы мобилизуем всю молодежь завода, ведь у нас больше тысячи молодежных бригад.

— А кто же будет за вас работать в цехах? — прервал директор.

— Мы будем работать и в цехах и на стройке, — решительно отчеканил Минин. — После работы все будем организованно выходить на стройку и работать по два часа. Кто тут инженер, пусть подсчитает, сколько получится дней, если каждый из молодых рабочих отработает на стройке сотню часов? От лица комитета комсомола заверяю бюро парткома, что мы справимся с этой задачей!

— А что вы умеете делать? — зашумели строители. — Нам нужны каменщики, плотники, арматурщики!

— Спокойно, товарищи, спокойно, — заговорил уполномоченный. — Я считаю, что нашему комсомолу можно доверить это ответственное дело. Я уверен, что комсомол сумеет поднять на подвиг всю молодежь завода, и не только молодежь, но и пожилых рабочих, весь коллектив! И будьте уверены, товарищи строители, что среди тысяч людей окажутся и каменщики, и плотники, и бетонщики. Этих людей мы сделаем инструкторами и поручим им обучение других.

Выступившие вслед за уполномоченным парторг ЦК и секретарь горкома партии горячо поддержали предложение Минина. Было принято решение: строительство нового цеха начать силами комсомола!

На другой же день прошли бурные комсомольские собрания по всем цехам. Был создан боевой штаб стройки, составлены строительные бригады, назначены их руководители, заготовлен инструмент.

8 мая утром ночная смена торжественно, под звуки оркестра направилась к строительной площадке. Молодежь была вооружена длинными железными «пиками» с загнутыми концами, носилками и лопатами. Эти «пики» были сделаны по совету Дегтярева и предназначались для того, чтобы расчистить от металлической стружки площадку, предназначенную под строительство.

Стружка сваливалась тут много лет, она переплелась, слежалась... Комсомольцы работали и поодиночке и группами, рвали стружку стальными крючьями, а она пружинила, не поддавалась, в кровь царапала руки и лицо...

Несколько дней трудились комсомольцы, работали с самозабвеньем, а дело не шло. Тогда руководители штаба стройки пришли к Дегтяреву и стали его просить изобрести какое-нибудь оружие по борьбе со стружкой.

— Я уж давно думаю об этом, ребята, — сказал Василий Алексеевич, — только едва ли тут какое оружие поможет.

— Так как же быть, Василий Алексеевич? Ведь из-за этой проклятой стружки все дело может сорваться.

Василий Алексеевич положил несколько спиралей стружки в пепельницу и чиркнул спичкой.

— Вот глядите!

Стружка, потрескивая, вспыхнула ярким пламенем.

Обрадованные члены штаба стройки весело зашумели:

— Теперь дело пойдет! Спасибо вам, Василий Алексеевич!..

Но против поджога стружки решительно высказались члены МПВО и пожарные. Стружка могла вспыхнуть ярким пламенем и гореть не один день. Это грозило демаскировать завод. Кроме того, пламя могло распространиться. Что делать? Как быть? Драгоценное время уходило...

Опять состоялось заседание в парткоме с приглашением различных специалистов.

Стружку решено было поджечь рано утром с подветренной стороны. Так и сделали. Огонь превратил стружку в сплошные глыбы расплавленного, перемешанного с мусором и землей металла, похожего на шлак. Эти глыбы не поддавались не только крючьям, но даже кувалдам.

Опять члены штаба стройки обратились к Дегтяреву.

— Теперь дело пойдет легче, — успокоил их Василий Алексеевич и показал им карандашный набросок.

— Это что за машина?

— Обыкновенный подъемный кран, — пояснил Василий Алексеевич, — только у него на тросе вместо крюка стальная болванка, ее следует поднимать и разом опускать на шлак.

— И что же, расшибет глыбы?

— Надо испытать!..

И на этот раз совет Дегтярева помог. Глыбы шлака, разбитые на мелкие куски, без особого труда грузились комсомольцами на машины и платформы. Площадка быстро расчищалась. Комсомольцы работали со все возрастающим подъемом.

Каждый день после смены тысячи молодых рабочих под звуки оркестра отправлялись к месту работ. Радио передавало итоги соревнования. К молодежи присоединялись пожилые рабочие и даже старики. Примером для всех был старый мастер дядя Вася — Пушков. Он был зачислен в бригаду землекопов Кати Филатовой и показывал пример самоотверженной работы.

Как-то, прочтя о нем в газете, Василий Алексеевич не мог усидеть в бюро и, несмотря на срочную работу, пошел на стройку.

— Ну, как работается, тезка? — весело спросил он, подходя к Пушкову.

— Хорошо, Василий Алексеевич. Помогать пришел?

— Да, вот вырвался, дайте-ка мне лопатку.

Ему подали лопату, и Василий Алексеевич, сняв фуражку и китель, начал работать.

Его седая голова резко выделялась среди цветистых платков. Скоро радио штаба объявило:

— Товарищи, сегодня на комсомольской стройке работает Герой Социалистического Труда Василий Алексеевич Дегтярев.

В ответ на это раздались крики «ура» и дружные аплодисменты.

Стены цеха росли на глазах: каменщиков было немного, зато в помощниках не было недостатка. Кирпичи и раствор подавались быстро, и каменщикам оставалось только укладывать их. Одновременно с кладкой велись плотничные и монтажные работы. Еще не были выведены стены под крышу, а уж в цехе загрохотали прессы, загудели станки, началось производство боевого оружия.

Не прошло и двух месяцев с начала стройки, как над огромным корпусом взвился красный флаг, возвещавший об окончании работ.

На фронтоне его было начертано: «Комсомольский корпус».

«После краткого митинга под торжественные звуки оркестра, гордые строители многотысячной колонной проходили мимо величавого красавца, — рассказывал потом Василий Алексеевич. — Не скрою, что когда я прочел на массивной стене «Комсомольский корпус», у меня, старика, навернулись на глаза слезы. То были слезы радости и гордости за нашу боевую смену, за нашу советскую молодежь, построившую в неурочное время этот огромный корпус, который сыграл значительную роль в производстве нового боевого оружия для Красной Армии».

ТОРЖЕСТВО ПОБЕДЫ

Наступила четвертая военная весна. Солнце светило ярко и весело. Его горячие лучи быстро растопили снег. Земля оделась яркой, свежей зеленью.

Небольшой серенький городок вдруг расцвел, огласился щебетом птиц и веселыми детскими голосами. По вечерам на тихих улицах заливалась гармонь, слышались звонкие песни молодежи. Ни одна весна за время войны не была такой дружной, радостной и веселой! Ни один Первомай за последние годы не праздновали с таким ликованием! Эта радость была вызвана ощущением близкой и окончательной победы. 2 мая героические советские воины водрузили алый стяг над рейхстагом!

Радостные известия о победах советских войск, звуки победных салютов, разносимых радио, вдохновляли тружеников тыла, заставляли их работать с еще большим напряжением, чтобы приблизить час долгожданной победы.

Попрежнему много работал и Василий Алексеевич.

9 мая, как и всегда, он встал рано и вышел в сад поработать на свежем воздухе, чтобы набраться новых сил перед уходом на завод.

Утро было ясное — теплое и тихое.

Прополов грядку цветов, Василий Алексеевич сел на скамейку и закурил трубку с душистым табаком.

В эту минуту на аллее, ведущей к дому, показалась Вера Васильевна.

— Вася, Василий! — услышал он. — Иди скорей домой! Победа! Только сейчас объявили по радио!..

Через некоторое время, надев новый генеральский мундир, все ордена и медали, окруженный родными и друзьями, с огромным букетом цветов, прославленный оружейник направлялся на городскую площадь.

Улицы были забиты ликующим народом. Звучали музыка, песни, смех.

Василий Алексеевич был счастлив. Он обнимал и целовал рабочих, солдат, офицеров...

Вскоре после того, как на весь мир прогремели залпы в честь великой победы, Василий Алексеевич смог, наконец, поехать на курорт.

На завод он вернулся помолодевшим и снова энергично взялся за дело. Потекли заводские будни, полные труда и исканий. Дни вошли в выработанный годами регламент. В это время Дегтярев, как и все советские люди, работал с особенным подъемом.

«У него на все хватало времени и сил, — рассказывает его друг Михаил Судаков. — Я был поражен редкой организованностью и строгим, ничем не нарушаемым распорядком его дня.

Вставал он очень рано — не позднее 5.30 утра. Вымывшись холодной водой, сейчас же разжигал старинный тульский самовар.

После этого он обычно осматривал голубей и канареек, заглядывал минут на пятнадцать в сад и шел в столовую.

После чая, ровно в 6.50, раздавался сигнал шофера. Василий Алексеевич ехал на работу. Ни я, ни его близкие не помнят случая, чтобы он когда-нибудь опоздал на работу.

Обедать Василий Алексеевич приезжал тоже в строго определенное время. Перед обедом любил просмотреть газеты, после обеда — выйти во двор вспугнуть голубей или пройтись по саду. Провести 10—15 минут в любимом саду, где каждое деревце, каждый кустик были взлелеяны им, для Василия Алексеевича было отдыхом и зарядкой для остальной части рабочего дня. На работе же, как я знаю, он весь отдавался делу, ни одной минуты не тратя попусту.

После работы, если позволяла погода, Василий Алексеевич опять шел в сад, занимался прополкой цветов или окапывал деревья. А если было ненастье, делал что-нибудь по хозяйству. Он любил пилить и колоть дрова, что-нибудь чинить и исправлять. За такой работой он всегда отдыхал.

Много времени он отдавал депутатской работе. Иногда до позднего вечера принимал своих избирателей, беседовал с ними, давал советы или составлял письма по их жалобам и просьбам.

Проводив избирателей и поужинав, любил послушать чтение газет, посмотреть кинокартину (у него был свой киноаппарат). В дни Великой Отечественной войны он обычно после чтения газет приступал к обсуждению военных событий. Тут он оживлялся и иногда засиживался с нами до полуночи. Он глубоко верил в несокрушимость нашей армии, на вооружение которой отдавал все свои силы и способности. Верил в могучую силу русского народа и говорил об этом хотя и скупо, но горячо и страстно. Непоколебимо верил в мудрость и военный гений товарища Сталина.

Но как бы поздно мы ни засиживались по вечерам, в 5.20 утра звонил будильник, и мы, просыпаясь, слышали, как Василий Алексеевич раздувал свой старенький самовар.

Меня, как и многих других его друзей, Василий Алексеевич всегда поражал своей трудоспособностью и неутомимостью. Он всегда был бодр, весел, приветлив, добр. Все, знавшие его, сохранили его в своем сердце именно таким. А нужно сказать, что он обладал каким-то особенным свойством притягивать и располагать к себе людей. У него было множество друзей. Даже животные относились к нему с какой-то особой любовью.

Редкой любовью и привязанностью пользовался Василий Алексеевич у детей. Не было дня, чтобы к нему в сад не приходили дети: то свои внучата, то соседские, то пионеры, то ребята из детского сада.

Я никогда и нигде не видел людей, которые были бы так влюблены в свое дело, как он. Для него не было большего счастья, как творить, изобретать, работать для Красной Армии, для могущества советской власти, которая открыла ему, простому рабочему, путь к счастливой и радостной жизни»,

Встретив новый, 1946 год, 2 января Василий Алексеевич надел генеральский китель и, причесывая поседевшие волосы, подошел к зеркалу.

На левой стороне его груди сияла золотая звезда, ниже — три ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени и две медали, а на правой стороне — ордена Суворова первой и второй степени и орден «Красная Звезда» — награды Родины за многолетнюю беззаветную службу.

Он собирался в клуб на вечер встречи со своими избирателями, которые вторично выдвигали его кандидатуру в депутаты Верховного Совета СССР.

Появление Дегтярева на трибуне было встречено бурной овацией. Каждый из собравшихся прекрасно знал об огромных заслугах Василия Алексеевича перед народом.

На трибуну поднялся директор завода.

— Мы все знаем, — сказал он,— что заслуги Василия Алексеевича отмечены семью орденами и тремя Сталинскими премиями. Говоря о нем, нашем простом и скромном товарище, я вижу наших прославленных соколов, которые из его пулеметов сбивают фашистских стервятников в необъятных просторах синего неба. Я вижу моряков с военных кораблей Северного флота, высаживающихся на полуостров Рыбачий, и отряды грозной морской пехоты на холмах Севастополя с его оружием в руках. Я представляю себе страшные бои с немецкими танками под Москвой, Сталинградом, Орлом, которые победоносно вели мужественные бронебойщики, вооруженные противотанковыми ружьями Дегтярева. Мне представляются смелые налеты советских партизан с испытанным оружием Дегтярева на штабы и тылы врага. И, наконец, я отчетливо вижу перед собой героический штурм Берлина нашими доблестными войсками. Вижу стремительно наступающих солдат с пистолетами-пулеметами Дегтярева в руках. На фоне всех этих героических событий мне рисуется простое, ласковое лицо великого труженика — нашего славного Дегтярева. И мне хочется сказать, что среди нас нет человека более уважаемого и достойного. Попросим же его на трибуну.

Грянула музыка, раздались аплодисменты.

Василий Алексеевич поднялся на трибуну и тихо сказал:

— Мы должны и будем работать не покладая рук, чтобы оградить нашу страну и все мирные народы от новой войны. Что касается лично меня, то я отдам все свои силы на благо Отчизны, во имя нашей партии.

Спустя несколько дней прославленный конструктор Василий Алексеевич Дегтярев был вторично избран в депутаты Верховного Совета СССР.

Скоро Василий Алексеевич приехал в Москву на сессию Верховного Совета СССР и несколько дней провел у своей дочери.

В эти дни ему удалось посетить выставку трофейного вооружения.

Выставка эта произвела на него сильное впечатление. Он подходил к огромным побуревшим развалинам «тигров», «пантер», «фердинандов» и с радостью находил в их броне маленькие сквозные отверстия.

Экскурсовод, узнавший конструктора, подвел его к одному танку и, вынув из дырочки в башне танка бронебойную крупнокалиберную пулю, подал Дегтяреву.

— Узнаете, Василий Алексеевич?

— Наша? — спросил Дегтярев.

— Да, эта пуля была послана в танк из вашего противотанкового ружья. Некоторые пули из вашего ружья прошивали вражеские танки насквозь!

И он стал показывать ему пробоины в танках...

Дома у дочери Дегтярев, вспоминая об огромном количестве поверженной техники врага, увиденной им на выставке, думал о советских конструкторах, инженерах, рабочих, создавших такое вооружение, которое помогло нашим воинам разгромить фашистские армии.

В его памяти проходили образы соратников — друзей и учеников, создателей грозного оружия Советской Армии, трудом своим утверждавших мощь родной страны.

Прославленный конструктор Федор Васильевич Токарев. Им неоднократно приходилось соревноваться друг с другом. У каждого из них были неудачи и успехи. И каждый из них неудачи другого переживал, как свои, и успехам товарища радовался, как собственным, потому что оба они работали для своего родного народа, для своей социалистической Родины.

Представитель молодого поколения — конструктор Шпагин, творец многих замечательных систем. Теперь он тоже депутат Верховного Совета СССР и Герой Социалистического Труда. Дегтярев гордится им — это его ученик.

Конструктор Симонов — создатель пятизарядного противотанкового ружья, удостоенный Сталинской премии. На выставке немало танков, подбитых из его ружья!

«В нашей стране заботами партии и правительства выращены замечательные творцы оружия», — думал Дегтярев.

Вспоминая выставку поверженной техники врага, Дегтярев с восхищением думал о доблести и отваге советских воинов и о скромных тружениках тыла, которые в невиданно короткий срок перебазировали на восток военную промышленность и развернули производство вооружения в гигантских размерах.

Он хорошо помнил годы империалистической войны, когда на трех русских солдат приходилась одна винтовка, когда десятки дивизий на фронте держались в резерве, потому что их не с чем было послать в бой.

В Отечественную войну все обстояло иначе! Ему вспомнились цифры о снабжении Красной Армии вооружением и боеприпасами, приведенные И. В. Сталиным в его речи перед избирателями 9 февраля 1946 года.

Он встал и отыскал на полке брошюру с речью вождя.

«Если не считать первого года войны, — говорил И. В. Сталин, — когда эвакуация промышленности на восток затормозила дело разворота военного производства, то в течение остальных трёх лет войны партия сумела добиться таких успехов, которые дали ей возможность не только снабжать фронт в достаточном количестве артиллерией, пулемётами, винтовками, самолётами, танками, боеприпасами, но и накоплять резервы. При этом известно, что наше вооружение по качеству не только не уступало немецкому, но в общем даже превосходило его.

Известно, что наша танковая промышленность в течение последних трёх лет войны производила ежегодно в среднем более 30 тысяч танков, самоходов и бронемашин.

Известно далее, что наша авиационная промышленность производила за тот же период ежегодно до 40 тысяч самолётов.

Известно также, что наша артиллерийская промышленность производила за тот же период ежегодно до 120 тысяч орудий всех калибров, до 450 тысяч ручных и станковых пулемётов, свыше 3-х миллионов винтовок и около 2 миллионов автоматов.

Известно, наконец, что наша миномётная промышленность за период 1942—1944 годов производила ежегодно в среднем до 100 тысяч миномётов.

Понятно, что одновременно с этим производилось соответствующее количество артиллерийских снарядов, разного рода мин, авиационных бомб, винтовочных и пулемётных патронов.

Известно, например, что в одном только 1944 году было произведено свыше 240 миллионов снарядов, бомб и мин и 7 миллиардов 400 миллионов патронов.

Такова в общем картина снабжения Красной Армии вооружением и боеприпасами...»[10]

«Да, — подумал Дегтярев, — хорошо потрудились советские люди в тылу! Славно поработали оружейники в годы войны...»

Конструктор-оружейник В. Г. Федоров

В. А. Дегтярев в 1948 году.

Ему очень хотелось повидаться со своими друзьями и товарищами по конструкторской работе, поговорить с ними о пережитом, вспомнить годы совместной работы, подумать о будущем.

На другой день, выходя из зала заседаний Верховного Совета СССР, Василий Алексеевич увидел перед собой приветливо улыбающегося человека в штатском костюме и в больших очках. Это был Шпагин. Впоследствии Шпагин вспоминал об этой встрече:

«Мы не виделись почти шесть лет, у каждого из нас накопилось много мыслей, впечатлений — страшно хотелось поговорить по душам.

Я пригласил его к себе в гостиницу. Несколько часов провели мы за разговором. Вспомнили о совместной работе в мастерской, порассказали друг другу о работе и жизни в годы войны, поделились своими замыслами на будущее.

Василий Алексеевич был бодр и весел. Рассказывал о своей семье, о саде, который разросся за эти годы необыкновенно. Не верилось, что ему 66 лет. Прощаясь, Василий Алексеевич настойчиво звал к себе:

— Приезжай, Семеныч, съездим за рыбкой, сходим на охоту, посмотришь мой сад, есть новые замечательные цветы.

Я обещал и собирался к нему приехать, но из-за занятости все откладывал. Мне и в голову не могло прийти, что через три года этого бодрого, жизнерадостного, мечтающего о большой работе человека не будет на свете...»

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

После войны Василий Алексеевич смог заняться и теми делами, на которые в дни войны никак не хватало времени.

Прежде всего он съездил в совхоз, носящий его имя и находящийся недалеко от города. Еще до войны Василий Алексеевич помог руководителям совхоза достать саженцы и заложить фруктовый сад. Теперь удалось посмотреть на этот сад, узнать об успехах и нуждах совхоза и помочь ему в расширении сада.

Съездил он и в Тулу, к старым друзьям-оружейникам, которым приходилось изготовлять его боевое оружие. С Михаилом Александровичем Судаковым они сходили на завод, осмотрели древний кремль, город и его живописные окрестности, съездили к старой мельнице, где когда-то ребятами ловили рыбу.

— Да, не узнаешь Тулу, — сказал Василий Алексеевич. — Огромным городом стала. А дома-то, улицы-то какие, заводы — душа радуется!..

Проезжая по окраине города, на одной из улочек они увидели несколько заржавленных танков.

— Фашистские. Тулу хотели взять, да нашли здесь себе могилу, — проговорил Дегтярев и задумался.

— Что нахмурился, Василий Алексеевич? — спросил Судаков.

— Да вот мечтали мы во время войны: разобьем фашистов — заживем мирно и думать даже не будем о войне. Я надеялся, что займусь какими-нибудь изобретениями для механизации сельского хозяйства, а тут вот новой войной грозят.

— Да, Василий Алексеевич, еще много у нас врагов...

— Вот эти-то танки и напомнили мне о том, что нам, оружейникам, нельзя предаваться отдыху, когда в Америке и Англии капиталисты готовят атомные бомбы...

Как ни любил Василий Алексеевич тихую жизнь, цветы, птиц, животных, как ни велико было его стремление к миру, он вынужден был думать о войне, которую старались разжечь агенты Уолл-стрита.

«Чтобы сохранить мир, — размышлял он, — мы должны не только бороться за него, но и быть готовыми ко всяким случайностям».

На этот раз, как и при создании противотанкового ружья, он опять привлекает молодых специалистов, поручает им самостоятельную разработку отдельных деталей, заботливо учит, по-отечески растит молодое поколение оружейных конструкторов, передает им свои знания и богатейший опыт.

Работа над новым образцом идет на редкость успешно.

«...Там, где работал Василий Алексеевич, нельзя было оставаться простым безучастным исполнителем. Всех охватывало желание творить, изобретать. И я испытывал это чувство, — вспоминает его ближайший сотрудник инженер Е. К. Александрович. — Дегтярев давал мне эскизы деталей, я разрабатывал расчеты и чертежи, всегда поражаясь великой простоте замысла и экономности деталей...»

Но вот жестокая болезнь подкрадывается к конструктору, отрывает от любимого дела, не дает завершить начатую работу.

Однако и в больнице Василий Алексеевич не перестает думать о новом образце, поддерживает живую связь с конструкторским бюро, через помощников передает конструкторам свои замечания и советы, будучи уверен, что теперь, когда главное сделано, его помощники без труда завершат работу.

Об этих днях, последних днях работы Василия Алексеевича, так рассказывает Е. К. Александрович:

«В начале января 1949 года наш коллектив послал меня в Москву, в Кремлевскую больницу, навестить Василия Алексеевича. Рабочие, инженеры, конструкторы написали поздравительный адрес по случаю дня рождения Дегтярева и поручили мне передать его нашему любимому другу.

Я застал Василия Алексеевича в тяжелом состоянии, но он нашел в себе силы, чтобы поблагодарить за поздравление и поговорить о делах.

Когда я уходил, он еще раз сказал мне:

— Евгений Константинович, я все время думаю об образце. Если упоры будут ломаться, сделайте их из кованого материала.

Затем он жестом велел мне снова присесть. Стал говорить, как сделать другие детали, давал все новые и новые советы и просил обязательно использовать предложение, которое он обдумал здесь, в больнице.

Наконец я поднялся, так как разговор его сильно утомил.

— Передайте рабочим и инженерам, что я желаю им успеха в труде на пользу Родины.

Это было последнее пожелание и напутствие дорогого нашего учителя коллективу конструкторского бюро...»

Здоровье Василия Алексеевича ухудшалось с каждым днем.

Навестить прославленного конструктора приходили оружейники из Москвы, Тулы, Ижевска, приходили солдаты и офицеры, генералы и маршалы Советской Армии, летчики, моряки, изобретатели, рабочие.

Среди них старые друзья: Владимир Григорьевич Федоров, Федор Васильевич Токарев, ученики Дегтярева— Георгий Семенович Шпагин и Сергей Гаврилович Симонов...

Василий Алексеевич был очень слаб...

Ему хотелось свои мысли и думы передать потомству. Он подозвал сестру и попросил ее записать то, о чем думал, что чувствовал необходимым сказать:

«Сейчас, когда американские и английские империалисты потрясают атомными бомбами, наши конструкторы продолжают спокойно работать.

Мы работаем не ради наживы или страха, как изобретатели за рубежом. Нами движет святое чувство служения Отчизне, служения своему народу, великой партии большевиков, которая открыла дорогу к творчеству, дорогу к счастью...

Ни в одной стране мира не созданы такие условия для расцвета изобретательства и конструирования, как у нас в Советской стране. И нигде не ценится так высоко труд конструкторов, как у нас. Разве я, изобретатель из народа, малограмотный мастеровой, мог бы в капиталистической стране стать конструктором, заслуженным человеком, доктором технических наук, членом правительства, генералом и создать мощное оружие? Никогда! Там я был бы раздавлен, как десятки тысяч других способных людей, если не захотел бы продаться какому-нибудь предпринимателю. Этот страшный гнет капитализма я испытал на себе в царской России. Только советская власть меня, как и многих других изобретателей из рабочих, вывела на широкую дорогу творчества. И за это хочется мне от души поклониться ей, поклониться родной большевистской партии и великому вождю и другу всех трудящихся товарищу Сталину, чей гений вдохновлял и всегда будет вдохновлять наших людей на воинские подвиги и трудовую доблесть.

Сейчас тяжелая болезнь оторвала меня от любимой работы, не дав завершить многих начатых дел. Но я твердо уверен, что молодые советские конструкторы, воспитанные нашей партией, завершат мою работу и сделают еще очень много ценных изобретений...»

16 января 1949 года Василия Алексеевича не стало. 18 января во всех газетах было напечатано сообщение:

«От Центрального Комитета ВКП (б) и Совета Министров СССР Центральный Комитет Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) и Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают о смерти верного сына большевистской партии, выдающегося конструктора стрелкового оружия, Депутата Верховного Совета СССР, Героя Социалистического Труда, генерал-майора Дегтярева Василия Алексеевича, последовавшей 16 января 1949 года после тяжелой и продолжительной болезни.

Центральный Комитет ВКП (б) и Совет Министров СССР».

О тяжелой утрате с глубоким прискорбием извещали советских людей Коллегия Министерства вооружения СССР и Министерство Вооруженных Сил СССР.

«Созданные им ручной пулемет, пистолет-пулемет, крупнокалиберный пулемет и противотанковое ружье сыграли исключительно важную роль в Великой Отечественной войне», — писали в некрологе товарищи Булганин, Сабуров, Василевский, Устинов и др.

Правительство решило увековечить память выдающегося конструктора, всю свою жизнь отдавшего служению народу. В тот же день было опубликовано постановление Совета Министров СССР. Имя Дегтярева присваивалось заводу Министерства вооружения. В городе, где работал Дегтярев, решено было воздвигнуть выдающемуся мастеру советского оружия памятник.

Для наиболее выдающихся студентов-отличников и аспирантов Ленинградского механического и Тульского механического институтов, а также для отличников в Дегтяревском техникуме Министерства вооружения были установлены повышенные стипендии имени Дегтярева.

Похороны Дегтярева были многолюдными.

С утра до вечера нескончаемым потоком шли москвичи в Мраморный зал Министерства вооружения, где был установлен гроб с прахом покойного.

Многие из идущих когда-то сражались на фронте с дегтяревским оружием в руках. Они пришли отдать дань уважения и сказать последнее «прости» замечательному изобретателю.

В почетном карауле — рабочие, маршалы, генералы, офицеры и солдаты Советской Армии, ученые, конструкторы, оружейники.

После траурного митинга траурная процессия направилась к вокзалу.

На платформе собралась многочисленная толпа провожающих. С непокрытыми головами стоят Федоров, Шпагин, Симонов. Гроб с телом Дегтярева вносят в вагон, и под звуки печальных мелодий траурный поезд отходит...

Несмотря на ночь, на станциях поезд встречают толпы рабочих. Они пришли отдать последний долг человеку, которого любили всей душой.

Прошло всего несколько месяцев после смерти Дегтярева, как вся страна узнала о присуждении ему (посмертно) Сталинской премии первой степени. Так высоко была оценена правительством последняя работа конструктора.

Одновременно с Дегтяревым этой высокой награды были удостоены четверо из его сотрудников и учеников, в числе их сын Василия Алексеевича Владимир Дегтярев и инженер Александрович, проработавший вместе с Дегтяревым тридцать лет.

Дегтярев умер, но память о нем живет и будет жить в миллионах сердец.

Особенно дорог В. А. Дегтярев Советской Армии. «Тов. Дегтяреву армия обязана многим»[11].

Василий Алексеевич Дегтярев умер на семидесятом году жизни, но до последних минут был полон творческой энергии.

Он понимал, что укрепление оборонной мощи нашей Родины является серьезной преградой к развязыванию империалистами новой войны, и отдавал все силы тому, чтобы вооружить Советскую Армию самой новейшей боевой техникой.

Советский народ на протяжении всей своей истории всегда был противником войн и энергично боролся за мир во всем мире. Однако, зная вероломные методы поджигателей войны, советские люди никогда не забывали о том, что порох нужно держать сухим и в достаточном количестве. «Конечно, агрессоры хотят, — говорил И. В. Сталин, — чтобы Советский Союз был безоружен в случае их нападения на него. Но Советский Союз с этим не согласен и думает, что агрессора надо встретить во всеоружии»[12].

Наша страна непоколебимо стоит на страже мира, но она не боится никакого агрессора, ибо ее армия вооружена первоклассным оружием, созданным советскими конструкторами и прежде всего Дегтяревым.

Жизнь Дегтярева и его беззаветное служение Родине навсегда останутся примером для советских людей, особенно для молодежи.

Потомственный тульский оружейник, Дегтярев так и остался бы полуграмотным рабочим, непризнанным изобретателем-самоучкой, если бы не Великая Октябрьская социалистическая революция. Б годы советской власти Дегтярев вырос в замечательного конструктора, создателя непревзойденных систем боевого оружия, стал генералом, доктором технических наук, общественным и государственным деятелем.

Жизнь Дегтярева наглядно показывает, какие необъятные возможности создала советская власть для развития народных талантов во всех областях науки и техники.

Жизненный путь Дегтярева типичен для многих тысяч советских людей. Он показывает, как в Советской стране растут, учатся, работают простые люди и благодаря заботам партии и правительства становятся большими изобретателями, учеными, новаторами науки и техники.

«Бывает и так, — говорил И. В. Сталин, — что новые пути науки и техники прокладывают иногда не общеизвестные в науке люди, а совершенно неизвестные в научном мире люди, простые люди, практики, новаторы дела»[13].

Эти слова вождя как нельзя лучше применимы к характеристике деятельности Василия Алексеевича Дегтярева.

Выйдя из недр трудового народа, Дегтярев всю свою жизнь посвятил служению народу. Он трудами своими укрепил его мощь и приумножил его гордую славу. Поэтому благородные деяния Дегтярева и светлая память о нем никогда не померкнут в сердцах советских людей.