Декабристы

МАРИАННА ЯХОНТОВА

"Декабристы"

ДРАМА В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С е р г е й И в а н о в и ч М у р а в ь е в - А п о с т о л подполковник.

М а т в е й - его брат.

П а в е л И в а н о в и ч П е с т е л ь - полковник.

М и х а и л П а в л о в и ч Б е с т у ж е в - Р ю м и н - поручик.

И в а н И в а н о в и ч С у х и н о в - поручик.

А н а с т а с и й Д м и т р и е в и ч К у з ь м и н - поручик.

Князь Т р у б е ц к о й - полковник.

Князь В о л к о н с к и й - генерал.

С т е п а н - денщик С. Муравьева.

П а ш к о в - солдат Черниговского полка.

Щ у р - солдат Черниговского полка.

Г у л ь б и н - солдат Черниговского полка.

С п а с е н и х и н - солдат Черниговского полка.

Г р о х о л ь с к и й - унтер-офицер.

М а р и н а А л е к с а н д р о в н а С т р е ш н е в а.

С о ф ь я - ее сестра.

В л а д и м и р С т р е ш н е в - полковник, ее брат.

М-м Л о р э - гувернантка Стрешневых.

Н и к о л а й I.

И в а н Э д у а р д о в и ч Ш е р в у д - унтер-офицер.

Л е в а ш е в - генерал.

Г е б е л ь - полковник Черниговского полка.

Л а н г - жандармский полковник.

А р а к ч е е в.

О. Ф о т и й - архимандрит.

К р а с о в с к и й - цензор.

Н а с т а с ь я М и н к и н а - крепостная Аракчеева.

А н н е т - молодая дама.

С е н ь к а} крестьянские

В а н ь к а} мальчики.

В р а ч.

Солдаты, гости, жандармы, тюремные сторожа и конвойные.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Город Васильков. Сад около дома С. И. Муравьева. Небольшая деревянная терраса. В саду стол и скамьи. Сергей Муравьев сидит у стола и диктует с рукописного листа. Пашков, Гульбин, Щур и Спасенихин пишут под его диктовку. Бестужев-Рюмин и Сухинов сидят на террасе и разбирают бумаги.

Кн. Трубецкой читает в комнате у окна.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы написали?

С п а с е н и х и н. Так точно, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Теперь дальше. (Диктует.) Брут...

П а ш к о в. Брут...

С е р г е й М у р а в ь е в. Мирабо...

С п а с е н и х и н. Ме-ра-бо...

С е р г е й М у р а в ь е в. Мирабо... Республика... Ты что остановился, Гульбин?

Г у л ь б и н. Непонятно, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я объясню. Пиши. Завтра я приду в роту заниматься с вами. Вы приготовите таблицы.

С у х и н о в. Что это за таблицы?

Б е с т у ж е в. Солдаты учатся по ним писать. Мы подбираем такие слова, которые учили бы их протесту.

С п а с е н и х и н. Рес-публика. Что это такое, ваше высокоблагородие?

Б е с т у ж е в. Да ведь я толковал тебе вчера, братец.

С п а с е н и х и н. Виноват, запамятовал. Вот насчет тех помню, что хорошие господа были, за простой народ стояли.

Щ у р. А я ж знаю, что это за республика! Это Сечь Запорожская.

С е р г е й М у р а в ь е в. Верно, Щур, да только не совсем. Когда в России будет республика, все станут равными.

С у х и н о в. Вы думаете, что они что-нибудь поймут в этих Брутах и республиках?

Б е с т у ж е в. Конечно, ведь каждый узник понимает, что такое свобода.

С у х и н о в. Нет, не каждый. Надо начинать не со свободы и прочих высоких предметов. Я говорю каждому из моих солдат: "Ты - мужик, барин обокрал тебя. Возьми у него силой похищенное у тебя". Это они сразу поймут, тут никакие римляне не нужны...

Б е с т у ж е в. Нет, Сухинов. Можно умереть за одно слово: свобода.

С у х и н о в. Вы очень хороший человек, Бестужев... Вот письмо Борисова. Он пишет, что работа среди артиллеристов идет успешно.

Г у л ь б и н. И господ не будет?

С п а с е н и х и н. Чего лезешь? Не твоего ума дело.

С е р г е й М у р а в ь е в. Не будет, Гульбин.

Щ у р. А куда ж подеваются?

П а ш к о в. Мы с вами всех их выкурим, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мы сделаем их безвредными.

Г у л ь б и н. Убить надо... всех.

С п а с е н и х и н. Ты что, ополоумел? У, анафема!

П а ш к о в. Плюньте на него, ваше высокоблагородие. В нем, как в бабе, кровь ходит.

Г у л ь б и н. Да ведь я это про других, не про вас, сохрани бог.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я знаю это. Знаю, что ты можешь ненавидеть. Но месть просто глупа. Думай не о том, что ты отнимешь жизнь у другого, а о том, что ты получишь сам.

П а ш к о в. Надо бить вас, взодрать шкуру рабью, а коли человек смолчит, пусть подыхает. Всех терпелых бить надо.

Щ у р. Ой же, пан подполковник, да тогда и розог-то нехватит.

С е р г е й М у р а в ь е в. Не бойся, Щур, - лесов в России много. Но лучше ли поймут, что холопы, когда им выколотят разум?

П а ш к о в. Уж это верно, ваше высокоблагородие. Вот вы нас не бивали, даже слова худого от вас никто не слышал, а разве они что понимают?

С п а с е н и х и н. Как это не понимают? Да мы с его высокоблагородием самому дьяволу в хайло пойдем. Лошадь и та понимает, не то что человек.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мы не о том говорим. Дело здесь не во мне. Ты что-то хочешь сказать, Гульбин?

Г у л ь б и н. Никак нет.

П а ш к о в. Он все больше молчит, ваше высокоблагородие, сопит только. Эй, хохол, чего в землю глядишь? Ай нашел что? Он сегодня именинник, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, да, сегодня Алексей. Ну, поздравляю. (С.Муравьев подходит к Щуру. Тот обтирает рот и целуется с ним трижды.) Праздновать-то, верно, не на что. А? Ну, я пришлю со Степаном.

Щ у р. Да я ж за ваше здоровье, пан подполковник. А этому кацапу и в пекле не поднесут горилки.

С е р г е й М у р а в ь е в (дает им бумагу). Подите пока в беседку и перепишите это, потом покажете мне.

С п а с е н и х и н. Слушаюсь. А таблицы справим, не извольте беспокоиться.

С е р г е й М у р а в ь е в. Подожди, Пашков.

(Гульбин, Спасенихин и Щур уходят.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Ну, как замечаешь - слушают тебя товарищи?

П а ш к о в. Что с них взять? Пока говоришь, что служба длинна, жалованье маленькое, или насчет земли, как вы приказывали - слушают. Что земли дадут каждому, так это в особицу слушают. А как заговоришь, что, мол, царь всему

причина, что, мол, довольно уж поцарствовал, - никакого понятия.

С е р г е й М у р а в ь е в. Даже у молодых? Когда я с ними говорю, они как будто соглашаются.

П а ш к о в. Не смеют перечить вам, ваше высокоблагородие. Любят вас, вот и соглашаются. А настоящего-то понятия все-таки нету. Молодые, те лучше, еще не притерпелись. Да вы не сумлевайтесь, и вода камень точит, войдут в понятие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Тогда продолжай, как прежде. Говори больше с ними, говори, что все созданы равными, что свобода - прирожденное условие жизни человека.

П а ш к о в. Эх, ты, воля, волюшка! Нету краше тебя на белом свете. Уж вы, ваше высокоблагородие, как мы дело свое сделаем, меня отпустите. И земли не возьму. Я ведь давно хотел с бегунами уйти. Вот народ-то настоящий никаких властей им нету. Утром посох в руку и марш, куда глаза глядят, - нет тебе начальства, ни царя, ни фельдфебеля.

С е р г е й М у р а в ь е в. Над тобой только небо, за тобой только путь пройденный. Сам себе царь и подданный. Как сделаем свое дело, Пашков, пойдем с бегунами.

П а ш к о в. Хорошо будет, ваше высокоблагородие, я вам и котомку донесу.

С е р г е й М у р а в ь е в. А пока действуй, как я говорил тебе.

П а ш к о в. Слушаюсь. Будьте здоровы, ваше высокоблагородие. (Уходит.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Все бывшие семеновцы, князь. Когда наш полк расформировали в 20-м году за бунт, их вместе со мной назначили в Черниговский полк, и, как видите, это наши лучшие пропагандисты среди солдат.

Кн. Т р у б е ц к о й. Вы слишком откровенны с ними, Сергей Иванович.

С у х и н о в. Солдаты не выдадут, скорей офицеры тыл повернут.

Б е с т у ж е в. Они слишком любят Сережу, чтоб донести.

С у х и н о в. А все-таки, Сергей Иванович, Щур рот обтер, прежде чем к вам прикоснуться. Вот они всегда так - обтираются

тряпочкой, прежде чем подойти к вам. Настоящих вы не увидите.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, да, трудно уничтожить эту борозду между нами, давнюю, застарелую, между мужиком и барином, солдатом и командиром. Но я хочу стереть ее, несмотря ни на что. Если не сумею - вина моя. Ведете ли вы пропаганду среди солдат, князь?

Кн. Т р у б е ц к о й. Армия должна быть только орудием переворота. Солдаты все равно не поймут своей выгоды.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нам не легко будет сговориться. Мы считаем необходимым соединение нашего Южного Общества с вашим Северным, но не можем итти на большие уступки. Наша ближайшая цель - учреждение в России республики, дальнейшая - объединение всех славянских народов в федеративный союз.

Кн. Т р у б е ц к о й. План республиканского устройства написан Пестелем, и я хотел бы познакомиться с ним до съезда.

С е р г е й М у р а в ь е в. Миша, дай князю "Русскую Правду" Пестеля. Она у меня в кабинете.

Б е с т у ж е в. Вы уступите нам, князь. О Пестеле скажет каждый: кто устоит против тебя?

С е р г е й М у р а в ь е в. Это человек блестящего ума, человек, который смотрит в будущее и будет жить, когда мы умрем.

Кн. Т р у б е ц к о й. Как Вашингтон или как Бонапарте?

С е р г е й М у р а в ь е в. Как Вашингтон, потому что в России никогда не будет жить Бонапарте.

(Кн. Трубецкой и Бестужев уходят.)

С у х и н о в. Не надеюсь на этих гвардейцев. Эполеты пожалеют да крестики. Хоть и тиран награждал, а все лестно знак холопства носить. Амуры плацпарадные!

С е р г е й М у р а в ь е в (смеясь). Благодарю вас.

С у х и н о в. Простите, я забыл, что вы служили в гвардии. Ну, да вы же знаете, что к особой категории принадлежите. Только верить в них меня не заставите.

С е р г е й М у р а в ь е в. Верить в них нет необходимости. Союз с ними нам нужен для переворота, но не далее. А там, посторонитесь, ваше превосходительство...

С у х и н о в. Чтоб на ножку не наступили. Кстати, идет Шервуд. Вы знаете его?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет. Ко мне прислал его Вадковский. Он в восхищении от такого умного солдата. Но я думаю прежде посмотреть.

С у х и н о в. Мне кажется, он нам не годится. Впрочем, поговорите, пощупайте.

(Сухинов уходит. Входит Шервуд.)

Ш е р в у д. Простите, господин подполковник, ваш денщик послал меня сюда.

С е р г е й М у р а в ь е в. Очень рад вам. Садитесь. Мне говорил о вас Вадковский.

Ш е р в у д. Я многим обязан его вниманию.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я слышал, вы получили образование?

Ш е р в у д. Техническое. Родители мои смотрели на воспитание односторонне. Они были люди с большими средствами, но ведь это не дает просвещенного взгляда. Вообще деньги зло, хотя и не всегда. Неисчислимые бедствия разрушили наше благосостояние, и вот, как видите, я в этом мундире, можно сказать, рабском, имея душу, созданную хотя и для малых дел, но все же для пути иного.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я понимаю, как должно быть вам тяжело сносить грубое обращение, не имея даже надежд на скорый исход.

Ш е р в у д. Ежедневно подвержен унижению. Вам этого сносить не приходилось по благосклонности к вам фортуны, а мне ежечасное напоминание о том, что я есмь, что не там родился, где следует. И потому тронут безмерно и счастлив, что вы обратились ко мне, как к равному. Этого нельзя забыть, мы должны ценить оказываемое нам великодушие.

С е р г е й М у р а в ь е в. При чем здесь великодушие? У меня к вам дело, Шервуд.

Ш е р в у д. Слушаю с величайшим вниманием и готов на все, что в моих силах.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мой знакомый, помещик Давыдов, имеет мельницу в своем имении Каменке, и ему нужен техник, чтоб привести ее в порядок. Не возьметесь ли вы за это?

Ш е р в у д. Как мне благодарить вас? Собственно, если условия подходящие, зачем отказываться. Нужно заботиться, чтоб деньги, затраченные на мое образование, пустить в оборот, в погоню за монетой.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я напишу вам письмо к Давыдову. Позвольте узнать ваше имя.

Ш е р в у д. Иван Эдуардович. Сочетание немного не подходящее. Собственно, Джон, а не Иван. Но мы в России давно, мы из Гулля. Мой отец торговал кожами, вот мне и пришлось эти кожи испытать на собственной. Только тем и утешаюсь, что каждый человек вчера Цезарь, а ныне "прах и им замазывают щели", как сказал Шекспир, мой соотечественник. Да-с, утешение единственное, что все пойдут на замазку - и талант, и гений, а с ними и Шервуд Иван Эдуардович, человек, которого не видно. Принадлежу к этому разряду-с.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мне кажется, если б мы меньше думали о том, что будет, когда нас снесут на кладбище, то мир давно бы достиг совершенства. Здесь нужна дерзость, здесь нужен рай, а там... все равно замазка или бессмертие...

(Входит Степан.)

С т е п а н. Чай пить будете, ваше высокоблагородие? Сами-то и не спросите, будто и не хозяин вы у себя. Как бы меня не было...

С е р г е й М у р а в ь е в. Пропал бы я тогда, Степан.

С т е п а н. Пропасть, может, и не пропали бы, а обокрали бы вас купчишки шутовы. Их сиятельству с Михаил Палычем подал, не извольте беспокоиться. (Уходит.)

Ш е р в у д. Темный народ. Не имеет никакого понятия.

С е р г е й М у р а в ь е в. Его отец не был посланником, как мой, и не имел кожевенного завода, как ваш. Сколько вам осталось до выслуги?

Ш е р в у д. Бесконечное число лет, если не придет на помощь счастливый случай: война или что-нибудь подобное.

С е р г е й М у р а в ь е в. Может быть, что-нибудь более близкое?

Ш е р в у д. Что же? Скажите, окрылите мои надежды, господин подполковник.

С е р г е й М у р а в ь е в. Что? Усмирение крестьянского бунта, например. Волнения среди крепостных бывают часто.

Ш е р в у д. Но могу ли я строить свое благополучие на крови соотечественников? Лучше остаться в ничтожестве и влачить жалкое существование. Многие из лиц высоких не побрезгуют, а Шервуд отвергнет, да-с.

С е р г е й М у р а в ь е в. Для людей нашей касты даже легче совершать преступления и "воровать сподручнее", как говорят солдаты. Будет ли когда-нибудь иначе, как вы думаете?

Ш е р в у д. При настоящем положении перемены ждать не можем. При неограниченном зловластии что делать людям с душой благородной?

С е р г е й М у р а в ь е в. Закон и религия приказывают молчать, по крайней мере, так говорят нам с детства.

Ш е р в у д. Я человек неверующий. Бог - предрассудок толпы. Но нравственность необходима, и я чувствую на себе ее удары. Ничтожный проступок молодости преследует успехи моей карьеры. Я ношу его в груди моей, боясь открыть, дабы не возбудить в людях злорадства. Злоба их преследует меня с младенчества. Но вы поймете терзания человека, бессильного исправить совершенное.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы никому не говорили об этом?

Ш е р в у д. Никто в мире не знает того, что гнетет мою душу.

С е р г е й М у р а в ь е в. Почему же вы хотите открыть мне? Подумайте, Иван Эдуардович. Люди часто жалеют о том, что говорят в минуту откровенности, хотя у них нет никаких причин к этому.

Ш е р в у д. Зная ваше великодушие и высоту взглядов, могу ль жалеть об откровенности? Мой отец был честным человеком, хотя и торговал кожами. Он всегда говорил мне: "Джон, я торговец, но я честный человек. Я не обманываю тех людей, что покупают у меня кожи, и если они платят дорого за плохой товар, то это их дело". Человек острого ума и без предрассудков, не правда ли? Конечно, это дело торговое, а пятно, омрачающее жизнь мою, другое. Знаете, молодость, пора страстей, увлечения бурного нрава, привычки прежнего богатства, - вот что погубило мое спокойствие. Я взял у казначея солдатские деньги, чтоб уплатить долг, и не мог во-время вернуть их. Казначея судили, но он не мог доказать, что дал мне, и, к тому же, ведь он не имел права давать. Я хотел назвать себя, потому что храню честь свою, но моя невеста, моя дорогая Анна была смертельно больна, и я не мог нанести ей последнего удара. Это был ангел на земле, г-н подполковник, с сердцем чувствительным и чистым, как лилия. Я молчал в совершенном отчаянии, а потом было уже поздно. И до сих пор я терзаюсь, не находя покоя ни в наслаждениях жизни, ни в исполнении велений долга... Я вижу, в вас вспыхнуло презрение, г-н подполковник. Да, я достоин презрения, я червь на путях вселенной. Я сам себя презираю, и вы не можете смотреть иначе на такую язву на теле человечества.

С е р г е й М у р а в ь е в. Успокойтесь, Иван Эдуардович. У меня не было и мысли о презрении. Не будем говорить о вашем прошлом.

Ш е р в у д. Нет, нет, презирайте меня! Ведь Шервуд не один: нас много. Нам, можно сказать, принадлежит вселенная - таким с грязцой маленькой. Такие, как вы, г-н подполковник, стоят на витрине человечества. Глядите, дескать, каких имеем, глядите, поучайтесь и надейтесь. Да ведь это обман, это ведь на показ, а остальной товар гнилой. Вы меня простите, г-н подполковник, от истерзанного сердца говорю. Помогите мне снять тяжесть гранита с души моей. Вы можете сделать это, вы можете!

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы слишком многого хотите от меня, Шервуд. Впрочем, мне приходилось видеть забвение и не

таких проступков, поэтому я надеюсь, что это будет не слишком трудно.

Ш е р в у д. Укажите мне - и я ваш раб, которого можно наказывать и посылать, куда угодно. Вы дали открыть мне мои раны и не отвергли меня с презрением, и я благодарен до самозабвения. Приказывайте, повелевайте исполню даже то, что сверх сил моих. Я оправдаю ваше доверие, г-н подполковник, я оправдаю его, как никто.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, может быть, как никто, Шервуд. Я сейчас напишу вам письмо. (Пишет.)

(На улице слышится стук колес. Коляска останавливается, и Марина подходит к калитке.)

М а р и н а. Ну, подожди, Софи, одну минуту, самую маленькую.

С о ф ь я (из экипажа). Все минуты одинаковы. Я говорю тебе, что это невозможно. М-м Лорэ, она хочет войти.

М а р и н а. Чем же это дурно? Всем известно, что Мишель мой жених.

М-м Л о р э (из экипажа). Да, но не ваш муж, дитя мое. У вас всегда странные желания.

М а р и н а. И непоколебимые, дорогая madame. (Входит в сад.) Мой друг, вы тоже осудите меня?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, никогда, Марина Александровна.

М а р и н а. Боже мой! Я думала, это Мишель. Простите, ради бога, простите.

С е р г е й М у р а в ь е в. Как будет счастлив Миша. Я сейчас позову его. Позвольте представить вам: Иван Эдуардович Шервуд. (Подходит к террасе.) Степан!

С т е п а н (из комнаты). Что прикажете, ваше высокоблагородие?

С е р г е й М у р а в ь е в. Попроси сюда Михаила Павловича.

С т е п а н. Слушаюсь. У нас рама сгнила, ваше высокоблагородие. Экие окошечки шутовы!

С е р г е й М у р а в ь е в. После об этом.

С т е п а н. Опять забудете. Говорил намедни - и забыли. Стекло вывалится. (Уходит.)

Ш е р в у д. Вы, вероятно, из столицы, сударыня, и не привыкли к захолустью, где просвещенный человек не в силах приложить щедрые дары, данные ему природой.

М а р и н а. Из столицы? Почему вы так думаете? Нет, я всегда жила в деревне.

Ш е р в у д. Эта земля недостойна вас, сударыня. Вы... (Сергей Муравьев подходит к ним.) Вы извините, г-н подполковник, долг службы призывает меня. Примите выражения нижайшего почтения, сударыня.

М а р и н а. До свидания. (Шервуд уходит.) Какой странный солдат. Он смотрел на меня так, точно я его ротный командир. Хотя и приказано есть начальство глазами, но мне стало страшно.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я уверен, что он больше не ошибется.

М а р и н а. Как вы угадали, что это я? Вы меня никогда не видели. Ах, да, вам Мишель говорил. Всем известно, что обрученные не щадят чужого слуха. А я тоже узнала вас, как только вы обернулись. Мишель...

С е р г е й М у р а в ь е в. Не пощадил и вашего слуха?

М а р и н а. Нет, нет, это совсем другое. Мне говорил не только он, - я с вами давно знакома. Я читала о вас у Плутарха.

С е р г е й М у р а в ь е в. Где же именно?

М а р и н а. В жизнеописании Брута.

С е р г е й М у р а в ь е в (быстро). Брута? Но без Цезаря он не Брут.

М-м Л о р э (выходит с Софьей). Марина, вы не имеете ко мне сострадания.

М а р и н а. Я иду, я не подумала. Вы не будете дурно думать обо мне, Сергей Иванович?

С е р г е й М у р а в ь е в. Я буду думать, что Мишель взял лучшее из всех сокровищ Верреса.

(Входит Бестужев.)

Б е с т у ж е в. Марина! Моя милая богиня! Каких святых я должен благодарить за это?

М а р и н а. Оставьте в покое святцы, Мишель. Я раскаиваюсь...

Б е с т у ж е в. В чем? В том, что я могу держать и поцеловать вашу чудную ручку? М-м Лорэ, как я счастлив...

М-м Л о р э. Видеть меня? И я поверю? Вы меня проклинаете. Марина, мы едем.

Б е с т у ж е в. Сережа, ты помнишь, сколько раз я говорил тебе об этом необычайном сходстве...

М-м Л о р э. Вы совершенно напрасно пытаетесь отвлечь мое внимание. Коляска стоит у калитки.

Б е с т у ж е в. К тому же, я говорил тебе, что м-м Лорэ поклонница г-жи Ленорман, к которой ты ходил в Париже и получил удивительные предсказания, правда, не исполнившиеся, но, тем не менее, необычайные.

М-м Л о р э. Мишель, вы неисправимый атеист и, без сомнения, будете наказаны в том мире. Все таинственные силы скрыты от неверующих. Мне она заочно предсказала, что меня убьют разбойники, и я не поверила, - я тогда не предполагала, что попаду в Россию.

С о ф ь я (Бестужеву). Вы не должны говорить о том, чего не знаете. Я бывала у Татариновой, и мне открылся новый мир: мне казалось, что я уношусь в небо.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы бывали у Татариновой? Но ведь это хлыстовщина.

Б е с т у ж е в. Марина, неужели и вас захватила эта мистическая пляска.

М а р и н а. Я предпочитаю бальную.

М-м Л о р э. Вы видели г-жу Ленорман? О, расскажите!

М а р и н а. Смотри, Софи, здесь уже поспели вишни, а у нас они совсем зеленые.

С о ф ь я. Марина!

С е р г е й М у р а в ь е в (наклоняя ветку). Пожалуйста.

М-м Л о р э. Что же вам она предсказала?

С е р г е й М у р а в ь е в. Что если я не доживу до старости, то умру в молодости.

М а р и н а. Что если вишни сладкие, то они не кислые, что если меня зовут Мариной, то, следовательно, не Сусанной. И все это совершенная правда.

Б е с т у ж е в. Что если вы живете, то мир полон. Не так ли, моя дорогая, она сказала это? Если вас не будет, то я умру.

М а р и н а. Правду говоря, последнего я не слыхала.

Б е с т у ж е в. Я должен наказать вас. (Целует руку Марины.)

М-м Л о р э. О, вы раскаетесь в своем неверии, когда придет минута горести. Молодость, счастье, так все преходяще на земле... Мы не более как листья, уносимые осенним ветром. Наша жизнь в руке вечного.

С о ф ь я. Мы идем, madame.

М а р и н а. Сергей Иванович, мы ждем вас. Весь мотовиловский птичник ждет вас.

(М-м Лорэ и Софья выходят. Марина приостанавливается у калитки.)

М а р и н а (Бестужеву). Вы проводите нас. Бедный, как, верно, вам наскучили все тайны. Ненавижу все таинственное. Вы должны дать мне слово, что привезете к нам Сергея Ивановича. Слышите? Непременно. (Бестужев и Марина уходят.)

(Входят Спасенихин, Пашков, Гульбин и Щур.)

С п а с е н и х и н. Списали, ваше высокоблагородие. Все тут.

С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. (Просматривает бумагу.)

(Входят Гебель и Шервуд.)

С е р г е й М у р а в ь е в (отдает бумагу Пашкову). Ступайте. (Гульбин, Пашков, Спасенихин и Щур идут к калитке.)

Г е б е л ь. Все учите их, Сергей Иванович? Напрасно, напрасно.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы думаете?

Г е б е л ь. Государству вред, когда люди, обязанные повиноваться, входят в разные рассуждения. Спасенихин! Щур! (Спасенихин и Щур вытягиваются во фронт. Гульбин и Пашков уходят.) При всем моем к вам уважении, не могу не заметить, что занятия экономией и прочими философиями ведут к гордыне. Солдатам не нужны Вольтеровы бредни, ибо только уподобясь машине, можно быть достойным членом государства. Не только тело, но и разум должен подчиняться дисциплине и строю. (Кн. Трубецкой выходит на террасу.) Не правда ли, князь? Ежели командиру кажется, что он видит на небе тарелку, а не солнце, то и все должны видеть тарелку. Я ведь тоже прожекты сочинял. Когда все будут дышать одной ноздрей, только тогда придет конец революциям.

С е р г е й М у р а в ь е в. Грандиозная мысль, Густав Иванович, чтоб 50 миллионов думали всегда одно и то же. Только она, пожалуй, еще скорей приведет к революции.

Г е б е л ь. Уверен в противном. Вы солдат вольномыслию обучаете, а я покажу вам, что действительно требуется от офицера. Вот и князь посмотрит, что у нас не хуже гвардии. (Входит Бестужев.) И молодежи не вредно.

Б е с т у ж е в. Сегодня праздник. Учений нет.

Г е б е л ь. Отечеству можно пожертвовать получасом. (Сергею Муравьеву.) Я попрошу у вас два стакана воды.

С е р г е й М у р а в ь е в. Воды? Степан, дай сюда два стакана.

Г е б е л ь. Я им выбью бредни из головы. Всех философов в чахотку вгоню.

С т е п а н (приносит два стакана воды.)

Г е б е л ь (Спасенихину и Щуру). Смирно! (Ставит им стаканы на кивера.) Что ногами перебираете, как лошади!

Б е с т у ж е в. Что это за представление?

С е р г е й М у р а в ь е в. Польский пан забавляется.

Г е б е л ь. Шервуд, следи - точно ли шаги будут делать в аршин.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы готовите их в цирк или в балет?

Г е б е л ь. В ординарцы. Раз, два! Раз, два! Философы поротые.

Ш е р в у д. Шаги меньше на вершок, ваше высокоблагородие. На один вершочек. Вот, вот точно-с.

Б е с т у ж е в. Он с ума сошел?

С е р г е й М у р а в ь е в. Подожди. Мне интересен Шервуд.

Г е б е л ь. Мы ведь барышни, шагать широко стесняемся. Как ты носки выворачиваешь, а? Стой! Как у него ноги стоят, точно у гуся.

Ш е р в у д. Точно-с, точно-с.

Г е б е л ь. Ляг, посмотри. (Шервуд ложится на землю.) Ровно?

Ш е р в у д. Криво-с! Криво! Нога петушья-с! (Смеется.)

Г е б е л ь. Пусти! (Ложится сам и смотрит.) Вправо! Вправо! (Встает. Щур роняет стакан.) Тетеря! Русская свинья! (Дает пощечину Щуру.)

Б е с т у ж е в. Мерзавец!

С е р г е й М у р а в ь е в (удерживает его, потом подходит к Гебелю). Довольно, Густав Иванович.

Г е б е л ь. Подполковник Муравьев...

С е р г е й М у р а в ь е в. Я говорю вам - довольно. (Солдатам). Вы можете итти, Шервуд. Слышите. Я вам приказываю. Ну!

(Спасенихин, Щур и Шервуд уходят.)

Кн. Т р у б е ц к о й. Вам бы не следовало забывать, полковник, что поляк не смеет издеваться над русскими солдатами, и ваш генерал имеет законное право удалить вас со службы.

С е р г е й М у р а в ь е в. Оставьте, князь. Нам незачем обращаться к закону. Я так же мало верю ему, как честности полковника.

Г е б е л ь. Как вы можете оскорблять вашего командира и закон? Вы сами корбонар, бунт в полку сеете.

С е р г е й М у р а в ь е в. На это я вам отвечу после.

Г е б е л ь. Я не позволю вам...

С е р г е й М у р а в ь е в. Если вы не замолчите, то я повторю свои слова перед всем полком, и тогда вам останется или вызвать меня на дуэль или подать в отставку.

Г е б е л ь. Я и так вызову вас. Я проучу. Я дворянин и не позволю мою честь...

С е р г е й М у р а в ь е в. Мы лучше не будем говорить о вашей чести.

Г е б е л ь. Вы еще в гвардии бунтовали. Я не посмотрю на ваше имя.

С е р г е й М у р а в ь е в. Молчать!

Г е б е л ь. Вы можете быть уверены, что я не прощу вам этого. Нет-с, не прощу. (Уходит.)

Б е с т у ж е в. Какая подлость - молчать! Какая подлость!

Кн. Т р у б е ц к о й. Чтоб спасти все дело, приходится быть твердыми и сносить, пока это необходимо.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, сейчас как раз минута, чтоб поговорить о терпении.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Из вашего баталиона, ваше высокоблагородие, пришли. Гебель Щура и Спасенихина драть велит, так не заступитесь ли?

С е р г е й М у р а в ь е в. За что?

С т е п а н. Две недели тому назад они у шинка набедокурили, так теперича вспомнил, собака. Это за сегодняшнее, чтоб сердце сорвать.

(Вбегают Спасенихин, Щур и солдаты.)

Щ у р. Заступитесь, ваше высокоблагородие. Десять шкур спустит. Господи!

С п а с е н и х и н. Может, уговорите. Срам-от какой, срам-от!

С е р г е й М у р а в ь е в. Что я могу сделать? Закон, слышите, закон и царь позволяют ему все, кроме убийства, а вам и мне велят терпеть. Пусть он рвет вам шпицрутенами мясо, пусть крадет ваш труд, крошит вам зубы, - вы должны молчать, потому что так хотят царь и закон. Ведь вы клялись быть ему верными, хотя бы он продавал вас, посылал в Сибирь, в шахты и в рудники, но разве вы не должны терпеть?

Б е с т у ж е в. Взбунтовать полк, немедленно, сейчас.

Кн. Т р у б е ц к о й. Опомнитесь, господа. Простое благоразумие...

Б е с т у ж е в. Бывают минуты, когда благоразумие становится трусостью.

(Входит Пестель.)

С т е п а н. Его высокоблагородие, полковник Пестель.

П е с т е л ь. Вместо приветствия я приношу вам новость: государь через два месяца прибудет на смотр 4-го корпуса под Белой Церковью.

Б е с т у ж е в. Ура! Наконец-то, Сережа!

С е р г е й М у р а в ь е в. Простите меня за мое бессилие, ребята. Терпеть надо в последний раз, и все же надо пока. Там, под Белой Церковью я спрошу вас: пойдете ли вы со мной туда, куда я поведу вас?

С о л д а т ы. Всюду, ваше высокоблагородие. Рады стараться! С вами до последней капли крови.

Кн. Т р у б е ц к о й. Я был здесь свидетелем совершенного безумия, да и теперь, кажется, свидетель его.

П е с т е л ь. Что делать, князь. Безумие движет мир вперед.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Мельница в имении Давыдова Каменке. Шервуд сидит у окна с инструментами.

Г р о х о л ь с к и й (снаружи). Ты что тут сидишь, Вечный Жид, т.-е. вечный унтер?

Ш е р в у д. А тебе что? Опять пьян? Человек - животное, когда не владеет всеми пятью чувствами.

(Грохольский входит.)

Г р о х о л ь с к и й. Ах, ты, философ с кожевенной фабрики. Пьян? Нет, брат, трезв, как сам король, когда он не пьет. Не слыхал, где тут пасека? Мой дядюшка, управляющий ее превосходительства Екатерины Николаевны Давыдовой, послал меня приказать принести меду. А где эта пасека, чорт ее знает. Я не бывал. Что только в большом доме делается! Гостей, барышень цветник, эдем, а в нем пери такие розовенькие, так и порхают, так и порхают. Что есть лучше женщины на свете, говори?

Ш е р в у д. Отстань.

Г р о х о л ь с к и й. Э, брат, шалишь, не обманешь. Ты философов перед начальством ломай, перед Муравьевым. А уж я, благодаря святым или чорту, разглядел тебя. Чего вчера вечером к стеклу прилип? У старухи внучки первый сорт.

Ш е р в у д. Ну, и глядел, ну, и что же? А мне разве нельзя? А может, и нельзя. Это им, сытым, жирным можно. Почему? Разве не из одной глины бог лепил, как по их же предрассудкам сказано. Терпи и щеку подставляй. А почему только мне щеку-то подставлять? Может, ударить-то и я не хуже сумею.

Г р о х о л ь с к и й. Ну, на этом брат, большого уменья не требуется. Каждый козел рогат.

Ш е р в у д. Сообразили верно. Я, впрочем, не против мордобоя, на нем мир держится. Я только против неправильного распределения мордобоя. Почему у одних - кулаки, а у других только щеки? Почему одни могут быть честными, а другие нет? Муравьев - честный, а Шервуд - подлец. А может, я тоже был бы честным, как бы...

Г р о х о л ь с к и й. Был Муравьевым? Да ведь тогда бы не был ты Шервудом.

Ш е р в у д. Он на меня, как на гада взглянул. А я ему душу открыл. Оттолкнул, ничего не сказал. Ведь недаром меня Вадковский к нему послал, знаю, затевают что-то. Ненавижу его, как он смеет молчать! Душу вывернул и швырнул с отвращением. Можешь ты это понять?

Г р о х о л ь с к и й. Да ведь он, наверное, не просил ее выворачивать.

Ш е р в у д. Донес на меня, наверно, донес. Да только нет, не докажет. Заметил и я нечто эдакое маленькое, а вырастет - никакое благородство не поможет.

Г р о х о л ь с к и й. Да чего ты? Муравьеву можно, у него душа хорошая.

Ш е р в у д. Глаза добрые, а из них холодок синий глядит. Как не презирать ему меня, Шервуда, человека, стоящего у окон. Да, да, стоял и смотрел, как бегают по паркету ножки в белых туфельках, маленькие, беленькие.

Г р о х о л ь с к и й. Ну, вот это так. Да, брат, это великое дело ножки.

Ш е р в у д. И все для них, для мундиров гвардейских. А для нас ничего.

Г р о х о л ь с к и й. Ничего? Да, брат, ничего. А ведь она со мной говорила, Марина Александровна, Киприда среди муз.

Ш е р в у д. Что же она сказала?

Г р о х о л ь с к и й. "Попросите, говорит, Василий Мельхиседекович". Как нарочно - этакое имя безобразное. "Попросите, говорит, нам лодки приготовить, мы на мельницу поедем".

Ш е р в у д. Дурак!

Г р о х о л ь с к и й. Чего ты ругаешься? С тобой-то и того не говорили.

Ш е р в у д. Зачем они сюда каждые две недели ездят?

Г р о х о л ь с к и й. Кто?

Ш е р в у д. Командиры полков и младшие офицеры. Всегда одни и те же. Они вина не пьют, танцуют мало и все говорят о чем-то, собравшись во флигеле.

Г р о х о л ь с к и й. Вот загадку нашел. Нынче мода такая, чтоб дамам понравиться. Все они пери да гурии. Донеси-ка генералу, сам приедет. Он до гурий-то охотник. Ну, пойду эту чортову пасеку искать. (Уходит и поет.)

У моей у милой глазки,

Словно ангельский букет.

Коли взглянешь без опаски

На земле покою нет.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Ты их высокоблагородия не видал?

Ш е р в у д. Ты? Как ты смеешь!

С т е п а н. А ты что за генерал?

Ш е р в у д. Не генерал, а чище тебя, хам.

С т е п а н. Ну, ты, не кричи. Кричать-то и я умею. За своим делом гляди лучше. Нет хуже вас, с одного боку образованные. Мы-де в университете в передней стояли.

(Шервуд бросает инструменты и уходит.)

М а р и н а (за сценой). Сюда, Мишель, к мельнице.

С о ф ь я. Нас перевернет. Ради бога, возьмите у нее весло, Сергей Иванович! Да не наклоняй так лодку, Марина.

М а р и н а. Я хочу достать лилию.

М-м Л о р э. Марина! Марина!

Б е с т у ж е в. Я не дам ей упасть, madame.

С о ф ь я. Наконец, берег. С тобой невозможно кататься!

(Входят: Сергей Муравьев, Бестужев, Марина, Софья и м-м Лорэ.)

С т е п а н. Вам письмо, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Не забудь принести сюда ящик. Мы все будем здесь.

С т е п а н. Никак нет, не забуду.

(Степан уходит. Марина и Сергей Муравьев подходят к окну, в стороне от остальных.)

М а р и н а. Осень. Золото на воде, а клены красные, как заря. Сергей Иванович, скоро?

С е р г е й М у р а в ь е в. Государь будет через две недели под Белой Церковью.

М а р и н а. Одна минута, один шаг - и вся Россия станет на голову. И это будет все ваше, - победа, освобождение, а нам... мне страх, один страх. Как мы бедны, Сергей Иванович! Я буду только ждать и бояться, страшно бояться.

С е р г е й М у р а в ь е в. Такова участь невесты заговорщика: бояться и ждать.

М а р и н а. А вы сами... вы...

(Входят: Стрешнев, Кузьмин, Аннет и др. гости. За ними крепостные музыканты.)

С т р е ш н е в. Мы отстали... Но вечер так хорош.

А н н е т. Здесь, значит, мелют, как это... кукурузу?

Б е с т у ж е в. Кто пишет, Сережа?

С е р г е й М у р а в ь е в. Фон-Визин. Он не может быть сегодня.

С т р е ш н е в. Поэты любят мельницы. Вы не находите, что в этой темноте много таинственности?

А н н е т. Кажется, что здесь прячутся эльфы и сильфиды, чтоб ночью начать свой хоровод. Ах, давайте попробуем подражать этим созданьям.

С т р е ш н е в. Хоровод? Прекрасно. Все эльфы пожелтеют от зависти.

А н н е т. Будем, как эти... по-русски "простолюдины"? Да?

М а р и н а (Сергею Муравьеву). Вы хотите ехать завтра?

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, непременно.

М а р и н а. Вы стали снова редко бывать у нас. Если б я... и Мишель попросили вас остаться?

С е р г е й М у р а в ь е в. Мне бы не хотелось в чем-нибудь отказать вам, но мой отпуск кончается на этой неделе.

М а р и н а (подавая ему лилию). Возьмите.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мне кажется, она должна принадлежать Мишелю.

М а р и н а. Да? (Бросает лилию в реку и подходит к Аннет.) Хоровод? Возьмите и меня.

С о ф ь я. (Муравьеву). Вы не хотите участвовать в сельских забавах?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, я не умею играть в "простолюдина". Ваши маки осыпаются.

С о ф ь я. На вашей перчатке лепестки, как кровь.

С е р г е й М у р а в ь е в. Кровь - долг каждого военного.

С о ф ь я. Ах, нет, бросьте их.

С е р г е й М у р а в ь е в. (Бросает горсть лепестков в окно.) Все бело попрежнему.

М а р и н а (которая издали смотрит на них). Довольно. Хоровод не выходит. Лучше танцовать. Русскую! Я буду танцовать.

А н н е т. Говорят, этот танец не лишен изящества. Государыня изволила смотреть.

М а р и н а. Играйте же.

(Музыканты играют. Марина танцует, постепенно ускоряя темп.)

А н н е т. Прелестно!

Б е с т у ж е в. Марина, милая, дивная!

К у з ь м и н. Терпсихора!

М а р и н а (музыкантам). Почему так медленно? Скорей!

С е р г е й М у р а в ь е в (тихо, когда Марина приближается к нему). Не надо больше, вы устали.

М а р и н а. Нисколько. Я хочу.

С е р г е й М у р а в ь е в (подходит к Бестужеву). Миша, посмотри, она бледна. Попроси ее не танцовать больше.

Б е с т у ж е в. Вы устанете, Марина. Становится холодно...

М а р и н а. Нет, нет... Мишель, дайте мне руку.

Б е с т у ж е в (подбегая к ней). Боже мой! Вы нездоровы? Что с вами, моя дорогая, милая муза? Пойдемте. Сядьте здесь.

С т р е ш н е в. Что такое? Что с тобой?

К у з ь м и н. Вот скамья.

А н н е т. Ничего, дорогая, все пройдет.

М-м Л о р э. О, мой бог! Дитя мое.

Б е с т у ж е в. Ну, что, Марина? Вам лучше? Да?

М а р и н а. Да, да, не тревожьтесь. Кружилась много, вот и все. Не ждите меня, мы с Мишелем дойдем потихоньку.

С т р е ш н е в. Дай посмотреть. Снова розовеешь - значит, ничего опасного. Все от неумеренности, madame, не так ли? Однако нас ждут. Пора в гостиную, господа. Я надеюсь на вас, Мишель.

(Все уходят, кроме Марины и Бестужева.)

Б е с т у ж е в. Так ничего? Все прошло?

М а р и н а. Ну, конечно... Мишель, скажите, вы очень меня любите?

Б е с т у ж е в. Я? Вас? И вы спрашиваете? Я бы не умер, потеряв вас, нет, но я утратил бы все вдохновение, Марина. Революция, вы и Сережа больше нет ничего!

М а р и н а. А если б вам пришлось выбрать меня или его?

Б е с т у ж е в. Почему? Разве вы его не любите?

М а р и н а. Нет, я опять говорю глупости. Смотрите, как река тиха, Мишель. Иногда кажется, что можно пройти по ней, как по паркету. Вот и рыба плеснула - верно, щука. А от луны серебро сыплется.

Б е с т у ж е в. От этого света вы белая, белая, как будто прозрачная.

М а р и н а. Тогда вы должны видеть, что у меня в руке.

Б е с т у ж е в. Покажите.

М а р и н а (становится на обрубок.) Смотрите.

Б е с т у ж е в. Что это за урод?

М а р и н а. Жук. Как он шумно летит. Он опоздал умереть и потому такой тяжелый, как генерал Рот. Когда с ним танцуешь, кажется, что кружится башня.

Б е с т у ж е в. Какой вы милый ангел! Чудный ангел! Я мог бы без конца смотреть на вас, умереть, глядя на вас. Теперь я спрошу, - а вы меня любите? Я боюсь сказать - "очень", но немножко?

М а р и н а (кладет руки ему на плечи). Вот так.

Б е с т у ж е в. Марина! (Хочет поцеловать ее.)

М а р и н а (быстро спрыгивает на пол). Нет, нет, Мишель. Будьте ко мне снисходительны. Я все огорчаю вас. Пойдемте домой. Хотите, я ни с кем, кроме вас, не буду танцовать или завтра не поеду к Волконским, потому что вы не едете?

Б е с т у ж е в. Ваши жертвы слишком велики, чтоб я мог принять их, и, мне совестно, но они доставляют мне невыразимое удовольствие.

М а р и н а. Тогда они ваши, мой добрый, хороший Мишель.

(Бестужев и Марина уходят. Входит Шервуд.)

Ш е р в у д. Живут с приятностью. Плохо там слышно наверху, пожалуй, снаружи лучше. Так, здесь соберутся судьбы российские решать. А захочу, - и не будет ничего. И ножек беленьких никому не видать. А то возьму и подарю. Пожалуйте, ваше благородие, от вечного унтера дар.

(Шервуд уходит. Входят Сергей Муравьев и Пестель.)

П е с т е л ь. Вы говорите, Вадковский прислал вам Шервуда, - годится?

С е р г е й М у р а в ь е в. Слишком много говорит о благородстве, чтоб быть благородным. Я никак не мог преодолеть неприятного чувства при свидании с ним. А потом это презрение его к солдатам... Нет, не подходит. Он напоминает мне улитку. Скользит по руке влажный, чувствительный.

П е с т е л ь. Если человек очень любезен, то почти всегда надо ждать от него подлости. Я хотел поговорить с вами об избрании вас вторым членом Директории Тайного Союза. Вы понимаете,

что странно мне быть единственным, когда вся военная сила в ваших руках.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы все равно останетесь единственным, Павел Иванович. Но это будет лучше. Мое избрание послужит противовесом вашему честолюбию, которого так боятся на Севере.

П е с т е л ь. А вы верите в мое честолюбие?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет. Мы уйдем, Пестель, когда будем не нужны нашей Республике. Вы в монахи, я в бегуны.

П е с т е л ь. Вы любите человека, Муравьев. Революция поставит перед вами выбор: человек или человечество. Их нельзя любить вместе.

(Входят: Бестужев, кн. Трубецкой, Матвей Муравьев, Кузьмин, Сухинов, кн. Волконский и др. За ними Степан приносит ящик с бумагами и лопаты.)

Кн. В о л к о н с к и й. Господа, здесь все дышет заговором. Если б мы уже не были заговорщиками, то непременно сделались бы ими среди этой сырости и отвратительного освещения.

С т е п а н. Вот свечи, ваше сиятельство.

С е р г е й М у р а в ь е в (Степану). Ящик оставь здесь. А сам пойди сядь у дверей снаружи и, если кто придет, скажи нам.

С т е п а н. Слушаюсь. (Уходит.)

Б е с т у ж е в. В какой темноте рождается свобода.

М а т в е й М у р а в ь е в. К делу, господа.

Кн. Т р у б е ц к о й. Изложите мне ваши намерения, и, как представитель Северного Общества, я изложу свои.

П е с т е л ь. Наши предложения кратки, князь, потому что не имеют оговорок. Республика, равенство политических прав, переход частных земель в государственный земельный фонд без уплаты помещикам.

Кн. В о л к о н с к и й. И мы очень мало склонны уступить что-нибудь из них.

П е с т е л ь. Я знаю программу Никиты Муравьева, принятую у вас. Вместо феодальной аристократии вы хотите создать денежную. Вырвав крестьянина из рук помещика, отдать его

купцу, из раба закрепощенного сделать рабом свободным. Если нужно для этого писать конституции и восставать, то лучше бросить в огонь перья, а самим поступить в школу прапорщиков, которые из Дон-Кихотов сделают, по крайней мере, приличных фельдфебелей. Освободить крестьян без достаточного количества земли, значит приготовить им участь английского пролетария. Вы видели, князь, горящие огнями здания английских фабрик, которые ночью смотрят миллионами желтых жадных глаз? А внутри и снаружи бесконечное движение черных липких фигур, в которых уже нет ничего человеческого. Длинная вереница их у ворот в ожидании работы, на которую родители посылают детей с пяти лет, потому что не могут не посылать. Труд бессменный, которому нет конца. Фабрика и барак, работа, короткий сон и разврат, - больше ничего не дано свободным. Поэтому мы и говорим: или все или ничего. Закон или голод будут держать в рабстве - тут нет выбора. Мы же предлагаем разделить землю, и нашу с вами в том числе, князь. Пусть Россия первая даст свободу, а не покрывало лицемерия на лысую голову ростовщика.

Кн. Т р у б е ц к о й. Ваша реформа расшатает все хозяйство, не говоря о том, что сведет на-нет культуру, выдвинув вперед полудикарей.

П е с т е л ь. Русский народ останется дикарем, пока не выйдет вперед. Нет, князь, у нас не будет овец, которым уготована вольность и место в парламенте, и козлищ, для которых останется пустырь и лопух. Впрочем, кажется, Рылеев предложил некий компромисс: учредить республику с царем вместо президента. Но это ему простительно. Он поэт, а поэтам свойственна некоторая вольность мысли.

Кн. В о л к о н с к и й. Да, у него мысли довольно еретические, но его вдохновение увлекательно.

М а т в е й М у р а в ь е в. Все же он не вождь, он не знает, куда вести. К вольности: но где посох, чтоб перейти Черное море?

П е с т е л ь. Революцию делают поэты, правда, не пишущие стихов. Я тоже не пишу стихов и потому не понимаю, что можно делать мороженое на огне. Как думаете вы, князь?

Кн. Т р у б е ц к о й. Ваши предложения неприемлемы, господа. Россия не готова для республики.

К у з ь м и н. Мы здесь не затем, чтоб просить разрешения быть республиканцами.

С е р г е й М у р а в ь е в. Когда взбираешься на гору, нельзя на каждом шагу приседать и смотреть вниз.

М а т в е й М у р а в ь е в. Мы азиаты, у нас не может быть свободы. Нам нужен деспот в лице царя или президента, все равно.

Кн. Т р у б е ц к о й. Вы правы, нам еще нужно учиться у Запада. И сама революция невозможна ранее десяти лет.

С е р г е й М у р а в ь е в. Почему же не тысячи?

Б е с т у ж е в. Как вы благоразумны, князь. Вы и не догадываетесь, что революция начнется через две недели. Государь приедет на смотр, а мы, переодевшись в солдатские мундиры, займем караулы и ночью убьем его. Мы снимем голову, и тело будет бессильно.

П е с т е л ь. Мы истребим всю царскую фамилию.

К у з ь м и н. Всех до одного!

С у х и н о в. Пятнадцать членов Общества Соединенных Славян готовы на цареубийство.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, мы начнем. Полки готовы. Может быть, вы не откажетесь притти на помощь победителям, если мы победим, и умереть с нами, если мы будем разбиты. Россия - страна чудес, где живут вместе Христос и дьявол, академик и знахарь, азиатский деспот и человек, безграничный в свободе. Она даст миру счастье, она первая уничтожит власть. Если наша кровь будет незаметной каплей в потоке революции, - для этого стоило жить. Пусть мы погибнем, и история будет лгать о нас, как старая гадалка, пусть у побежденных ищут ошибок те, кто не испытал неудачи. Мы будем приветствовать грядущее, если оно вспомнит нас, и, если забудет, все равно привет ему!

К у з ь м и н. Смерть старой России!

С у х и н о в и Б е с т у ж е в. Да здравствует республика!

Кн. В о л к о н с к и й. И ранее тысячелетия, князь.

Кн. Т р у б е ц к о й. Энтузиазма мало для победы.

К у з ь м и н. У нас будут пушки в подкрепление к нему. Мои солдаты ждут только приказа. Я вчера объявил им, что скоро поход. Жаль только, что я сказал об этом поручику Буслаеву.

С у х и н о в. Ты с ума сошел! Разве станет молчать этот дурак. Ведь он все передает своему дяде, корпусному командиру.

К у з ь м и н. Ты думаешь? Тогда завтра же вы найдете его мертвым.

Б е с т у ж е в. Что вы хотите делать?

С е р г е й М у р а в ь е в. Подождите, может быть, можно обойтись и без убийства.

К у з ь м и н. Завтра же он умрет.

Кн. Т р у б е ц к о й. Это невероятная жестокость. Он не виноват в том, что вы не умеете хранить тайн.

К у з ь м и н. Да, да, я виноват. Я убью его, а потом себя.

Кн. В о л к о н с к и й. Нельзя так бросаться жизнью.

П е с т е л ь. Можно, если нет выхода.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, я знаю Буслаева. Его можно уверить, что это была шутка. Я или Миша возьмем на себя это. Не отчаивайтесь, Анастасий Дмитриевич. Будьте сдержаннее в следующий раз. Человеческая жизнь слишком дорога, чтоб рисковать напрасно.

П е с т е л ь. Она ничего не стоит. Придет минута, когда вы не только поймете это, но докажете своей рукой.

Кн. Т р у б е ц к о й. Мы не найдем общего языка, господа.

С е р г е й М у р а в ь е в. Как вы боитесь ответственности, князь, даже за себя; а если придется взять ее за других?

Кн. Т р у б е ц к о й. Да помилуйте, Сергей Иванович. Истребление всей царской фамилии, значит и детей и женщин. Хладнокровное убийство ни в чем неповинного человека. Мы не пойдем на это.

К у з ь м и н. Ну, и не надо, обойдемся и без вас.

С у х и н о в. Страшновато, ваше сиятельство, что и говорить. Не лучше ли подождать, пока царь сам даст республику, а помещики подарят крестьянам землю. Добродетель - дело великое, да и всем было бы спокойнее.

Кн. Т р у б е ц к о й. Я нахожу излишней вашу иронию, сударь. Вы видели только сейчас, к чему приводит революционное рвение, и если на нас донесут...

С у х и н о в. Я также вижу, к чему ведет ваша добродетель. Вы хотите ехать на плечах мужика, а потом сказать: ведь ты добился вольности, голубчик, так и подыхай на свободе. Кукиш тебе вместо земли.

Кн. Т р у б е ц к о й. Вы грубы.

С у х и н о в. В пансионах не обучался, ваше сиятельство. Потому, верно, и вижу, что за мыслями высокими весьма невысокие прячутся.

Кн. Т р у б е ц к о й. Господа, при таких условиях я отказываюсь от переговоров.

П е с т е л ь. Я этого не думаю, князь. Мы говорили не с Трубецким, а с представителем Северного Общества. Но грубость не есть признак демократии, Сухинов, и потому умерьте ваш революционный гнев. Революция только выиграет от этого.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Ваше высокоблагородие, словно кто-то у плотины шмыгнул. Камешки в воде забулькали. Обошел - никого нету. Как прикажете?

П е с т е л ь. Агент генерала Рота.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы думаете - Бошняк?

Б е с т у ж е в. Пойдемте, посмотрим.

(Бестужев, Сухинов, Кузьмин и Степан уходят.)

М а т в е й М у р а в ь е в. Скверно.

Кн. Т р у б е ц к о й. Не бросить ли бумаги в реку?

П е с т е л ь. Мельница еще не горит.

Кн. Т р у б е ц к о й. Эти прапорщики только губят все дело. Зачем вы принимаете их в общество?

Кн. В о л к о н с к и й. Армия состоит не из одних генералов, князь.

Б е с т у ж е в (в окно). Никого нет, господа. Это, верно, кошка пробежала по плотине. В такую ночь зеленую, прозрачную

немудрено свалиться в мечтах в реку. Но надо зарыть бумаги. Степан принес их и лопаты. Вы идите, господа, а мы с Кузьминым и Сухиновым скроем ваши мысли, Пестель, пока не придет время показать их миру. Ваша "Русская Правда" вся здесь. Отлично.

Кн. Т р у б е ц к о й. Да, пора. Может быть, Юшневский...

(Кн. Трубецкой, кн. Волконский, Матвей Муравьев и др. уходят. Бестужев, Сухинов и Кузьмин берут ящик и лопаты и выходят за ними.)

П е с т е л ь. Однако он неподатлив. Страх и слабых людей делает сильными.

С е р г е й М у р а в ь е в. А, между тем, он не трус. Я помню его в сражении под Бородино и под Лейпцигом. Впрочем, солдат и заговорщик - не одно и то же.

П е с т е л ь. Итак, мы не встретимся с вами больше до начала действия. Победа или поражение, Александр или мы. В России становится тесно.

(Пестель и Сергей Муравьев уходят. Входит Шервуд и осматривает стол и скамью.)

Ш е р в у д. Ничего... а были. Она. Записочка беленькая. Сейчас заговорит и расскажет. (Подходит к свече, читает.)

О, младость горькая и сень

Забытая могилы,

Златые кудри, словно день,

И голос, сердцу милый...

Чорт! Чорт! Почерк женский, и бумага надушена. Идиот. Дурак. Вот ей. Вот!

(Рвет записку. Слышатся шаги. Шервуд быстро подходит к скамье, на которой лежат инструменты. Входит Сергей Муравьев.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Шервуд?.. Луной любуетесь, Иван Эдуардович?

Ш е р в у д. Люблю натуру, г-н подполковник. Но нет, не луна, инструменты здесь, напилок понадобился и отвертка-с.

С е р г е й М у р а в ь е в (медленно). Жаль, я не встретил вас дорогой.

Ш е р в у д. Я с пасеки шел, г-н подполковник. Старик просил крест починить. А инструменты все здесь. Никак не найду напилочка.

(Наклоняется над ящиком и ищет. Сергей Муравьев берет со стола свечу и, когда Шервуд оборачивается, быстро поднимает ее над его головой.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Так напилок, Иван Эдуардович? Нашли?

Ш е р в у д. Упал, верно, никак не найду. Темно здесь. Я лучше весь ящик возьму. При огне посмотрю. Луна служит Амуру, а не работе-с.

С е р г е й М у р а в ь е в. Лунный свет служит иногда делам очень темным, не правда ли? Вы никогда не ходили по крыше при луне? Тогда очень легко упасть.

Ш е р в у д. Коварное светило, г-н подполковник, словно сердце человеческое - ослепляет ложным, так сказать, блеском.

С е р г е й М у р а в ь е в. Но ведь блеск можно сорвать, Шервуд, особенно дешевый. Как вы думаете? Кстати, я забыл здесь пистолет. Вы не видели его?

Ш е р в у д. Пистолет? Вы забыли здесь, г-н подполковник? Сейчас поищу, поищу. Нет ли здесь, на окошечке. Не трудитесь, найду от сердечного к вам расположения.

С е р г е й М у р а в ь е в. Он здесь, благодарю вас. (Берет пистолет.) Он стоит философии, Шервуд, потому что всегда показывает человека, как он есть...

Ш е р в у д. Материальное орудие-с...

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы боитесь смерти?

Ш е р в у д. Имея совесть столь отягченную, не совершив искупления...

С е р г е й М у р а в ь е в (поднимая пистолет). Зачем вам искупление, Шервуд? Ведь вы не верите. Там замазка, и больше ничего. К чему совесть замазке?.. Вы бледнеете? Почему?

Ш е р в у д (кричит). Чего вы хотите, г-н подполковник? Нет, нет, нет! Не хочу. Я ваш раб. Не верю, но не хочу.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы нездоровы, Иван Эдуардович. Я пришлю к вам Грохольского. Чего вы боитесь? Бессмертия или смерти? А ведь она близко, всегда за спиной того, кто боится ее. Вы философ, Шервуд, и потому знаете, что она не отстает ни на шаг. Вы запомните это, не правда ли?

Ш е р в у д. Да, да, все помню, помню...

С е р г е й М у р а в ь е в. Это хорошо, Шервуд. (Уходит.)

Ш е р в у д. Помню, помню! (Кричит.) Ничего не забуду! И луну не забуду. Он узнает, как Шервуд боится смерти, как визжит перед ним. Захочу и свободы не будет в России, захочу - и царя спасу. Все пошло к дьяволу, все к дьяволу! Пятьдесят миллионов в рабстве оставлю. Пятьдесят миллионов хамов!

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА I

Грузино. Дворец Аракчеева. Вечер. В канделябрах горят свечи. Шервуд и Настасья.

Н а с т а с ь я. Скажи, голубчик, не таи. Не любят злодеи графа. Завидно, что у царя первый друг граф Аракчеев. Чует мое сердце - замышляют погубить его, ох, чует.

Ш е р в у д. О том мне неизвестно, сударыня.

Н а с т а с ь я. Что со мной, горемычной, будет? Изведут хамки, накинутся. Им бы только воровать да графа обманывать, мужичью отродью. Ну, скажи.

Ш е р в у д. Мои вести не для дам, сударыня. Их нежный слух оскорбить могут.

Н а с т а с ь я. Ишь ты. Я, чай, барыня? Точно барыня - по любви моего благодетеля. Хамка, а барыни мне кланяются, хвостами вертят. Сама из сермяжников, вот и знаю мужичью злобу лютую. В землю закопаю, засеку, ничего не поделают лапотники. А все покою нет. Ходят люди, глядят, молчат. Ох, кабы воля им! Скажи мне, ты сведал многое. Убьют графа, сами псами побегут, рвать будут. Что молчишь?

Ш е р в у д. У меня к его сиятельству дело, сударыня.

Н а с т а с ь я. А я-то иль и бояться не смею? Экий ты неуветливый. Бабы-то, знать, не баловали. Погляди-кось! Чай, не хуже барыни. Что в них! Водянистые, сквозь видно. Ишь, сам-то пригоженький, ангел ты мой. Хочешь, поцелую?

Ш е р в у д. Благодарю вас, сударыня. Скромность - украшение женщины. Его сиятельство ждет.

Н а с т а с ь я. Ну, смотри, молодец. Спасенник! Честь-то вам, пока спасаете, а там - вот бог, вот порог, проваливайте.

(Настасья уходит. Входит Аракчеев.)

А р а к ч е е в. А, ты здесь, голубчик! Хорошо ли отдохнул? Садись, садись, не стесняйся. Я человек простой. Да и как не оценить верность благодетелю моему, государю императору. Государь с отменным вниманием говорил о тебе. Поразила его сердце неблагодарность ехиднина. Отца, благодетеля, убить хотят, и кто же? Офицеры его армии. Злодейство, неслыханное со дней Адамовых.

Ш е р в у д. Равенства хотят, крови жаждут. Все к истреблению назначены, кои не с ними. Имена-то большие, ваше сиятельство, против крови своей восстают. И больше всех он, Муравьев. В окровавленном безумии требует равенства и более всего - всеобщего ограбления. Случай только спас меня от гибели. Всюду он, он один! Жизни иной не имеет, как в подстрекательстве к бунту и обольщении простых умов обещанием свободы. Берегитесь, ваше сиятельство, и вам смерть уготована. Торопитесь, - как бумагу эту, сожмите их и его, его! Вот они, все записаны.

А р а к ч е е в. И про меня говорили? Слышал? Так и сказали: "убить пса старого"! Ну, при чем я тут? Делаю, что велено, а вся вина на мне. Но принимаю сие с радостью ради нашего ангела.

Ш е р в у д. Не забыли, ваше сиятельство: первого наметили. Люди со взглядами высокими, потому и заставляют улиток ползать. Заставьте и их, ваше сиятельство, чтоб, как я.

А р а к ч е е в. Кандалы им на ручки барские. Да, что я! Тут не я, а государь. Знаешь, что он мне сказал: "Я сам заронил стремление к вольности, сам в молодости якобинцем был". Да ведь то в молодости, а мы теперь старенькие. Я человек добрый, по слабости нервов, в сражениях не бывал. Отчего не пожалеть? Пожалею. Христианин простой, немудрствующий.

(Входит Настасья.)

А р а к ч е е в. Ты что, Настенька?

Н а с т а с ь я. Как бы не застудили ножки, друг мой. Грелку принесла. На улице дождь. Ангел, мой, батюшка, нет моего терпения? Лушка мне корешок под подушку сунула, помнить изволите. Известь тварь хотела. Велела я ее собаками травить. Вот с тех пор Фомка, ее брат, что буфетчиком, так быком и глядит. А все потому, что я себя для вас не жалею. За то, что одна раба верная промеж диких коршунов.

А р а к ч е е в. Прикажи высечь, Настенька. Да чтоб потом мне спину показал. Насквозь вижу их, обмануть рады. Иди с богом. Скажи отцу Фотию, пусть пожалует, и его превосходительство тоже.

(Настасья уходит.)

А р а к ч е е в. Так список заговорщиков пожалуй, голубчик.

Ш е р в у д. Вот они, ваше сиятельство.

А р а к ч е е в. Все, говоришь, тут детки блудные? Голубчики, миленькие, головы-то неспокойные под топор. Были и нет - были, да сплыли, и республики с вами и конституции. Все на местечке на прежнем останется. Все. Болел я тут недавно, тоска и серость такая, что сил нету. Привели мальчишку, а я его линеечкой по носу. Ударю - и покраснеет: а он плачет, бедненький. Только тем и спасался. Бьешь, и жалость эдакая приятная.

Ш е р в у д. Вот и их так же, ваше сиятельство.

А р а к ч е е в. К мечтаниям склонность имею по своей чувствительности. Однако напиши-ка мне донесеньице поподробнее, что да где слышал. Доволен будешь.

Ш е р в у д. Одной награды жажду, ваше сиятельство: чтоб Муравьев страх узнал смертный, чтоб боль страха узнал, кричал бы, умирая, об одной минуте молил.

А р а к ч е е в. Ну, в этом, голубчик, бог волен. Поезжай-ка назад, будь к Муравьеву да и другим поближе, поугождай. Слушай и запоминай, а потом мне донесеньице. Неудача хуже страха. Что страх? Тело убивают, а то душу убьешь.

Ш е р в у д. Нет, чтоб он, как я, был...

А р а к ч е е в. Делай, что говорю, а там видно будет.

(Входят: о.Фотий, Красовский и Настасья.)

А р а к ч е е в. Что графинюшка пишет? Чай, по тебе скучает, отец?

О. Ф о т и й. Дщерь о господе! Дура, но зато сердцем проста. Неразумным соблазн к праздноглаголанию, для спасенных сестра по благости духа святого.

Ш е р в у д. Как это вы, отец, дерзаете столь неподходящее насчет ума высказывать?

О. Ф о т и й. Сан мой есть дерзновение. Захочу - прокляну, захочу помилую. Изжену плевелы из сада господня.

А р а к ч е е в. Его за дерзновение барыни любят. Налей ему, Настенька, и этой голубице тоже.

К р а с о в с к и й. Благодарю, ваше сиятельство. (Тихо Настасье.) А мадерца есть, Настенька?

Н а с т а с ь я (тихо). Нету, ваше превосходительство. Скупенек граф, сами знаете.

О. Ф о т и й. Мир подобен капищу сатанинскому. Оскудевая верою, полнится скверной и блудом. (Настасье.) Отойди.

Н а с т а с ь я. Что больно гневен, отец? Не грешнее я графинюшки.

О. Ф о т и й. Басурманка! Сосуд дьявольский! Отлучу за хулу богомерзкую.

Ш е р в у д. Что вы, ваше высокопреподобие!

А р а к ч е е в. Уймись, отец, худо будет.

О. Ф о т и й (Шервуду). А ты кто? И тебя прокляну, ни на что не погляжу. Кто позволил ей срамить отца духовного? Дам ответ токмо богу у престола его. Я судить поставлен и наказывать. Скорбя, наказую.

А р а к ч е е в. Поди, Настенька, не гневи батюшку. Потерпи, пока надобно, а там как господь велит. (Настасья уходит.) Эх, отец, отец, все за малым гонишься, а большого не видишь. Скоро проклинать-то будет некого. Революцию затевают сыны духовные. Чай, отца-то вздернут первого.

К р а с о в с к и й. Шутить изволите, ваше сиятельство!

А р а к ч е е в. Какие шутки! Чай, и меня повесят рядышком.

О. Ф о т и й. Горе тебе, земля, горе тебе, град избранный. Давно видел, давно послал господь знамение, и не вняли ему. "Се грядет жена, облеченная в багряницу"...

А р а к ч е е в. Перестань, отец, надоел. Вам только волю дай, потом рта не заткнешь. Помолчи, а то и дальше своего монастыря уедешь.

О. Ф о т и й. Пострадаю! Прииму!

К р а с о в с к и й. Неужели правда, ваше сиятельство? Революция? Что только будет! А все вольность, с коей сочинители пишут. Не изволили принять предложения моего. Если бы правительство выдавало разрешения на писание стихов и прочего, то могло бы избрать людей благонамеренных, в добродетели искушенных, а не сеятелей разврата и вольномыслия. Что такое талант? Прах, суета. Главное - к властям почтение. Вот и дожили.

А р а к ч е е в. Не бойся, цензоры всегда понадобятся. Он недавно в книге о вреде грибов революцию нашел. Грибы пища постная, говорить о вреде их - противу бога бунт. Ну, а коли будет республика - за бога бунт найдет. Грибки-то ведь тоже останутся.

К р а с о в с к и й. Помилуйте, ваше сиятельство. Да я же... Ох, господи!

А р а к ч е е в. Пошутил, не вздыхай, голубица. Пушек хватит и дураков хватит, чтоб стрелять из них, то-бишь простецов, коим истина открыта. По одному брать будем сынов революции из гнезда осиного. Все будут в горсточке.

(Вбегает Настасья.)

Н а с т а с ь я. Свет ты мой, по прошпекту тройки скачут.

А р а к ч е е в. Тройки? Какие тройки?

К р а с о в с к и й. Они, ваше сиятельство.

О. Ф о т и й. Не убоюся полчищ сатанинских. С нами бог!

Ш е р в у д. Не может быть, не может...

А р а к ч е е в. Убьют! Поймали волка старого! Карету! Сейчас карету! Захар, Тихон, живо! Запорю, в Сибирь сошлю! Дай шкатулку, Настенька. В Новгород, к губернатору. Господи, помилуй, помоги... Колокольчики, колокольчики!..

(Входит Ланг.)

Л а н г. От его императорского величества.

А р а к ч е е в. Где они? Где?

К р а с о в с к и й. Тройки...

Л а н г. Тройка? Я точно приехал на тройке, ваше сиятельство. Его величество приказали арестовать известных вам лиц, уличенных в злодейских умыслах, взять унтер-офицера Шервуда и сначала исследовать подробно. Первыми должны исчезнуть Пестель и Сергей Муравьев-Апостол. Вот пакет на имя вашего сиятельства. Когда прикажете отправиться?

ЗАНАВЕС

КАРТИНА II

Имение Стрешневых. Гостиная в их доме. Маскарад. Стрешнев без маски, в мундире, Марина в домино и Софья в костюме албанки.

С т р е ш н е в. Марина, ты довольна? Ты всегда любила рождественские праздники и маскарады. Улыбнись же, сестренка. Ну!

С о ф ь я. Дело в том, что Мишель не приехал, как обещал.

С т р е ш н е в. И ты печальна? Веселись, пока свободна, скуку узнаешь после свадьбы. Подумать только, что такую прелесть, как ты, живую, румяную, свежую, какая-нибудь усатая гора будет увозить с бала и мучить ревностью.

М а р и н а. Ты забываешь, что у Мишеля нет усов и он так же тонок, как Софи, к тому же, совсем не ревнив.

С т р е ш н е в. Не верь, милая, - мы все не ревнивы, пока не женимся. Ну, маску, живо!

М а р и н а. Нас никто не узнает?

(Музыка.)

С т р е ш н е в. Никто, кроме меня. Только я знаю, что за шалунья в оборках спрятана.

(Софья и Марина надевают маски. Входит Аннет в костюме Психеи - в длинной тунике и с крылышками.)

С т р е ш н е в. Все боги спустились с Олимпа! Как ваше имя?

А н н е т. Я - Психея, душа.

С т р е ш н е в. О, тогда возьмите мою руку и, как Данте, через ад введите в рай.

А н н е т. Рай открыт для избранных. (Стрешнев наклоняется и тихо говорит ей.) Злой, замолчите, или я покину вас. (Стрешнев и Аннет уходят.)

М а р и н а. Я всегда слышу скрипку Фомушки в оркестре. Как должно быть противно играть для тех, кто может продать его. Когда он играет...

С о ф ь я. Или поет Сергей Иванович...

М а р и н а. Тогда ничего не хочется. Только бы сесть, опустить руки и ни на что не смотреть. Софи, мне скучно. Ах, если бы обвалился потолок и раздавил всех и меня тоже. Но этого не будет.

С о ф ь я. Конечно, что за глупости ты говоришь. Дом совсем новый.

(Входит капуцин.)

М а р и н а. Души ловите, отец мой?

К а п у ц и н. Увы, дитя, нет истинно верующих. Если б вы избрали меня, дабы я мог вести вас к спасенью. Дайте вашу ручку. (Целует руку Марины.) О, что это были бы за исповеди!

М а р и н а. Во время вальса, отец мой, я готова послушать вас.

С о ф ь я. Мы обе.

К а п у ц и н. Когда б была услышана молитва бедного монаха, то я всю жизнь только бы и делал, что исповедывал вас по очереди.

(Марина, Софья и капуцин уходят.)

П а с т у ш к а (вбегая). Grand-rond! Grand-rond!

(Входит Сергей и Матвей Муравьевы.)

С о ф ь я (пробегая). За вами песня о "Кресте и розе".

С е р г е й М у р а в ь е в. Если вы этого требуете. (Матвею, когда комната пустеет.) Что пишет отец?

М а т в е й М у р а в ь е в. Ничего нового. Император Александр умер, Николай занял его место.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мы ждали Александра на смотр - и он не приехал, мы хотели убить его - и он умер спокойно в Таганроге, а вместо него сел другой. Мне это не нравится, Матвей. Почему Александр не приехал на смотр? Донос это или неудача?

М а т в е й М у р а в ь е в. Если б был сделан донос, нас всех давно бы арестовали.

С е р г е й М у р а в ь е в. А может быть, и нет, выждали бы, чтоб взять уже наверное. Я думаю по возвращении созвать совещание членов нашего Общества, чтоб решить, когда начинать. Я чувствую, что это нужно и немедленно, сейчас, - иначе будет поздно.

М а т в е й М у р а в ь е в. Почему мы сейчас более готовы, чем когда-либо, чтобы действовать? Где Бестужев?

С е р г е й М у р а в ь е в. Он в Василькове. После завтра там полковой праздник, на котором мы должны быть. Я веду свой батальон в Васильков и по дороге зашел повидаться с тобой.

М а т в е й М у р а в ь е в. Значит, Бестужев еще что-нибудь оставил в душе моего брата для меня.

С е р г е й М у р а в ь е в. Он никогда ничего не брал у тебя. Кажется, перерыв между танцами. Скрипка. Фомушка играет один.

М а т в е й М у р а в ь е в. Здесь плохо слышно.

С е р г е й М у р а в ь е в. Когда я его слушаю, ко мне приходят странные мысли. Мне кажется, мы немного понимаем друг друга. Он крепостной, я свободный, но и мне, как ему, иногда хочется сказать: я хочу. Вопреки всему в мире, всем обязанностям и долженствованиям.

М а т в е й М у р а в ь е в. Ты всегда и во всем склонен к мятежу. Я подойду поближе.

(Матвей Муравьев уходит. Входит Марина.)

М а р и н а. Вы? Вы здесь?

С е р г е й М у р а в ь е в. Я узнал вас сразу, несмотря на маску.

М а р и н а. Как душно в ней. (Снимает маску.) Я очень рада. Вы давно не были у нас. Вы слышите, что он играет? Что он говорит?

С е р г е й М у р а в ь е в. Он говорит, что мне не надо слушать его.

М а р и н а. Почему он так играет сегодня? Я не могу ни танцовать, ни думать. Мне почему-то страшно и радостно.

С е р г е й М у р а в ь е в. Это песня не любви, а ненависти.

М а р и н а. Вы сердитесь? Не надо, не надо, я так люблю вас.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы любите меня? Зачем вы это говорите?

М а р и н а. Почему вы так меня мучаете? Вы не были таким прежде. Вы никогда не смотрели на меня так странно и строго.

С е р г е й М у р а в ь е в. Если б вы знали цену этой строгости. Марина, я говорил с вами о революции, и вы умели хранить нашу тайну, но вы видели во мне Брута. Вы любите его, а не меня. Я не Брут, я только офицер русской армии и больше ничего.

М а р и н а. Нет, нет, я не думала о Бруте. Я всегда чувствую, даже не глядя на вас, нравится вам или нет то, что я делаю. Но сейчас я боюсь, я не понимаю вас, но не говорите мне строго, - ведь я так люблю вас.

С е р г е й М у р а в ь е в. Молчите... молчите... (Обнимает Марину и, наклонившись, целует ее в губы.)

М а р и н а. Не надо. Да... Я тоже не хочу, чтоб вы говорили...

С е р г е й М у р а в ь е в. Вам первой, вам единственной я так много мог бы сказать, слишком много, моя дорогая, поэтому лучше молчать.

М а р и н а (целует его в лоб). А так можно?

С е р г е й М у р а в ь е в. Да.

(Голос Бестужева на лестнице: "Сережа здесь?". Голос Аннет: "Идите сюда, ужасный человек. Мне только что сказали, что вы безбожник".)

С е р г е й М у р а в ь е в. Мишель!

М а р и н а. Он приехал? Я не могу его видеть сейчас...

С е р г е й М у р а в ь е в. "Нравственность необходима", сказал мне Шервуд; пошлость тоже необходима, веления долга непреложны, глупые, бессмысленные жертвы нужны кому-то. Неужели никогда, ни на мгновенье человек не вправе думать о себе, а всегда будет жалкой овцой, которая подставляет горло под нож.

М а р и н а. Вы хотите, чтоб я вернулась к нему? Но я не могу, я не хочу. Я люблю его больше, чем брата, но нет, нет.

С е р г е й М у р а в ь е в. Не смотрите на меня вашими любящими глазами, иначе я не найду слов, не вспомню ни одного. Я не знаю, что стоит передо мною, но не могу переступить черты. Поэтому забудьте, что я вам сказал. Когда люди теряют самообладание, они теряют и рассудок. Мишель верит вам и мне слепо и наивно, и если отнять это у него - кому он будет верить? Старая ложь сильнее новой истины, она живет в крови, и тяжело бороться с ней. Впрочем, я не подумал о вас, я забыл, как вы оба молоды. Я прошу вас, Марина, прошу бесконечно. Не отказывайте Мишелю, подождите год. Его не будет близ вас, мы скоро отправимся на север, и вы поймете со временем, насколько его любовь ценней моей. Вы исполните это?

М а р и н а. Вы не верите мне? Я сделаю все, что вы хотите, но не забуду. Я не смогу, мне больно. Дайте взглянуть на вас еще раз, прежде чем вы уйдете так далеко и станете опять чужим.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, больно, больно, радость моя, как сама жизнь.

М а р и н а. Я люблю тебя...

(Марина быстро отнимает у Сергея Муравьева руки и убегает в противоположную дверь. Входят Бестужев и Матвей Муравьев.)

Б е с т у ж е в. Ты здесь? Я искал тебя.

С е р г е й М у р а в ь е в (не глядя на него). Что случилось? Ты совсем задыхаешься.

Б е с т у ж е в. Полковник Ланг приехал в Васильков арестовать тебя.

М а т в е й М у р а в ь е в. Арестовать его? Сережу?

С е р г е й М у р а в ь е в. Скорей!

Б е с т у ж е в. Вчера вечером я был у нашего полкового командира Гебеля. В одиннадцать часов приехал Ланг с двумя жандармами с приказом арестовать тебя.

М а т в е й М у р а в ь е в. Донос?

Б е с т у ж е в. Вероятно. Я и Сухинов бросились к тебе на квартиру и уничтожили некоторые бумаги. Всего не успели, вскоре за нами явились Гебель и жандармы. Но пока они делали обыск, я нанял тройку и поехал тебе навстречу. Сухинов и Кузьмин тоже взяли лошадей и поскакали другой дорогой, потому что не знали, по какой ты пойдешь. Гебель и жандармы едут следом за нами и каждую минуту могут быть здесь. Что делать? Решайся.

С е р г е й М у р а в ь е в. Тут нет выбора. Две роты со мной здесь. Нужно собрать их и ехать в Васильков, увлекая по дороге другие роты. Никто из наших сочленов не извещен, вот что плохо. Но Матвей съездит к Артамону, его полк стоит в двадцати верстах отсюда. Кроме того, мы пошлем Мозалевского в Киев с воззваниями и письмами к товарищам. Дай мне скорей бумагу и перо!

Б е с т у ж е в. Я не сказал самого главного: Пестель арестован!..

С е р г е й М у р а в ь е в. Что ты говоришь? Он и я. Почему только мы? А, это Шервуд! Что еще, говори.

Б е с т у ж е в. В Петербурге северяне предупредили нас. В гвардейских полках они подняли восстание, воспользовавшись всеобщим недовольством в связи с отречением от престола цесаревича Константина и восшествием Николая.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет ничего хуже отваги нерешительных. Ее никогда не хватит надолго. Восстание подавлено?

Б е с т у ж е в. Они вывели около двух тысяч солдат и матросов к памятнику Петра Великого с требованием конституции. Но у них не было артиллерии, и первый же залп из орудий расстроил ряды наших товарищей. А толпа народа, собравшаяся около них на Сенатской площади, обращенная в бегство картечью, окончательно смяла и увлекла их за собой. Там масса убитых, а все наши арестованы.

С е р г е й М у р а в ь е в. Судьба издевается над нами. Революцию начали те, кто не думал начинать. Они не надеялись, а приносили жертву. Вечные жертвы, вечная кротость умирающих! А мы тоже пойдем, ляжем и подставим головы, как во всем. Ну, что ж? Все это не меняет дела. Жертвовать, так жертвовать до конца. Попроси лошадей у Стрешнева для меня и для Матвея. Скажи, что, ввиду петербургских событий, нас вызывают в полк. А чтоб нам не мешали, расскажи о бунте в гвардии хозяевам и гостям. Теперь все равно. Скорей!

(Бестужев уходит. Сергей Муравьев садится и пишет записку.)

М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа, это конец.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, начало - как бы ни кончилась наша попытка.

М а т в е й М у р а в ь е в. Когда император Александр ехал в Таганрог, народ бросался под колеса его коляски. Ты думаешь, что за три месяца он переменился?

С е р г е й М у р а в ь е в. Важно, чтоб он понял, кто будет давить его и кто - нет.

(Вбегает Звездочет и две пастушки.)

П а с т у ш к и. Петр Иванович! Мы узнали вас, узнали!

З в е з д о ч е т. Вы ошибаетесь, это не я.

1-я п а с т у ш к а. Не вы, тогда кто же?

З в е з д о ч е т. Мой брат.

2-я п а с т у ш к а. Мы вам верим. Предскажите нам будущее.

З в е з д о ч е т. Ваши левые ручки.

П а с т у ш к и. Ну!

З в е з д о ч е т. Вы останетесь непонятыми.

П а с т у ш к и. Как? Почему?

З в е з д о ч е т. Вы никогда не выйдете замуж. Но найдутся люди, которые сложат к вашим ногам чистейшую преданность.

П а с т у ш к и. Кто же?

З в е з д о ч е т. Я.

1-я п а с т у ш к а (Сергею Муравьеву). Кому вы пишете? Это тайна?

С е р г е й М у р а в ь е в. Простите, мне некогда.

1-я п а с т у ш к а. Как вы нелюбезны.

(Входит Аннет.)

А н н е т. Господа, вы слышали? В России революция!

П а с т у ш к и. Ах, что вы? Разве это возможно? Это только французы, вольтерианцы. Боже мой! Ведь Пугачев давно умер.

З в е з д о ч е т. Революция? Это интересно.

П а с т у ш к и. Нас убьют. Ах, пойдемте! Опять эти мужики бунтуют! Что будет? Что будет?

(Пастушки, Звездочет и Аннет уходят.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Вот записка Артамону. Пусть он ведет своих гусар по дороге в Васильков.

М а т в е й М у р а в ь е в. Ты надеешься на победу?

С е р г е й М у р а в ь е в. Я иду - значит надеюсь.

М а т в е й М у р а в ь е в. Ты ведешь других. Они молоды, им рано умирать.

С е р г е й М у р а в ь е в. Лучше умереть, чем гнить в каземате.

М а т в е й М у р а в ь е в. Ответственность за чужую жизнь ужасна. Взгляни на Мишеля. Ему двадцать два года. Он надеется на успех. Но, если он обманется, он не обвинит тебя в своей гибели?

С е р г е й М у р а в ь е в. Чего ты хочешь от меня? Возврата не будет, хотя бы мне пришлось сойти с ума от сознания, что я гублю других, что взял у Мишеля все, что мог, и дал взамен... Довольно, надо спешить.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Шинель пожалуйте. Михаил Павлович сказал, что ехать хотите. Сейчас подадут лошадей.

(Сергей Муравьев набрасывает шинель и берет двууголку. На лестнице шум. Входят: Гебель, Ланг, два жандарма и Стрешнев.)

С т р е ш н е в. В чем дело?

М а т в е й М у р а в ь е в. Кончено!

Л а н г. Подполковник Муравьев-Апостол?

С е р г е й М у р а в ь е в (бросая двууголку). Здесь.

Л а н г. По предписанию фельдмаршала, я должен арестовать вас.

Г е б е л ь (Стрешневу). Представьте. Во главе заговора. Покушение на цареубийство. Я так и думал, что он кончит преступлением. Он развращен с юности.

С т р е ш н е в. Ничего не понимаю. Муравьев? Не может быть.

Г е б е л ь. Однако так. Вы простите меня. Мой долг...

С т р е ш н е в (Сергею Муравьеву). Сергей Иванович, дружба и родственные чувства...

С е р г е й М у р а в ь е в. Не имеют значения, полковник. Вот моя шпага.

С т е п а н (тихо). Ваше высокоблагородие... (Указывает глазами на подушку дивана, под которую кладет пистолет.) Вещи отнести прикажете?

Г е б е л ь. Не разговаривать с арестантом.

С е р г е й М у р а в ь е в (Степану). Ступай.

(Степан уходит.)

Л а н г (жандармам). Ведите.

(Вбегают Марина и Бестужев.)

М а р и н а. Вы опоздали. Он арестован! Как они посмели!

С е р г е й М у р а в ь е в (тихо). Уйдите, моя дорогая, уйдите.

М а р и н а. Мишель, что же вы стоите? Разве вы не видите? Я не дам... нет, нет.

Б е с т у ж е в (тихо, глядя на нее). Вижу, вижу все, Марина.

С е р г е й М у р а в ь е в (Бестужеву). Приведи солдат.

Б е с т у ж е в. Сейчас, Сережа! Ты будешь свободен.

(Бестужев уходит. Вбегают гости.)

С т р е ш н е в. Идем, Марина. Ты слишком теряешься. Не будем делать зрелища.

Г о с т и. Что такое? Жандармы? Какой ужас!

Г е б е л ь. Сюда нельзя, господа.

Г о с т и. Он арестован. Муравьев. Они оба? Якобинцы в нашем отечестве?

Л а н г. Пропустите, господа.

(Звон колокольчиков и шум голосов.)

С е р г е й М у р а в ь е в (хватает чугунный столбик с Наполеоном и одним ударом разбивает окно). Сюда, Сухинов!

Г е б е л ь. Охраняйте арестованного.

Л а н г. Бунт!

(Вбегают Сухинов и Кузьмин с винтовками в руках.)

Г е б е л ь. Что это значит, г-н поручик?

С у х и н о в. Это значит, что вы подлец.

(Кузьмин бросается на жандармов.)

Г е б е л ь. Езус! Мария! Революция!

Г о с т и. Бунт! Бунт! Бегите!

(Гости разбегаются. Жандармы бегут.)

С т р е ш н е в (Гебелю). Мой полк близко. Я приведу вам эскадрон. Полковник, соберите караул. Ваши солдаты в деревне.

С у х и н о в. Если он выйдет отсюда, все пропало. Наш полк разбросан по деревням. Задержите его.

Л а н г. Бегите!

С е р г е й М у р а в ь е в (хватая пистолет). Стой!

С т р е ш н е в. Я безоружен.

М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа!

М а р и н а. Вы не сделаете этого! Вы не убьете его!

С е р г е й М у р а в ь е в. Здесь не дуэль, а судьба бунта. (Стреляет. Стрешнев падает.)

Г е б е л ь (раненый Кузьминым, бежит). Помогите!

М а р и н а. Что это? Что? (Падает на ковер.)

(Вбегает Бестужев и солдаты.)

С о л д а т ы. Муравьев! Муравьев!

Б е с т у ж е в. Марина!

С е р г е й М у р а в ь е в. Я виновен только перед ней, перед ней одной. (Солдатам.) Друзья, революция началась. Пусть неудачи наших товарищей не смущают нас. Один тиран умер, не будем же рабами другого. За свободу и землю, вперед!

С о л д а т ы. Ура, Муравьев! Ура, вольность. Где Гебель? Бей его! Бей!

(Сергей Муравьев, Сухинов, Кузьмин и солдаты уходят.)

М а т в е й М у р а в ь е в (Бестужеву). Я останусь с ней. Идите.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Ковалевка. Конец села. Занесенная снегом кровля. Плетень. Холмы и поля. Ночь. Степан и Грохольский.

С т е п а н. Эк, прихватило. Все лицо обледенело. То сляка, то мороз.

Г р о х о л ь с к и й. Лицо? Уж и говоришь ты, Вологда. Водочки бы, согреться. Да у шинка часовые стоят, не пустят. Строг уж очень Сергей Иванович. А ведь русский трезвый - одна дрянь. Как напьется, мысли высокие приходят о вольности и прочем таком.

С т е п а н. На то и бунт. В шинке-то кто не бунтовал. Никак идут, слава тебе, господи. Чать, уж четвертый день в походе. Их высокоблагородию и вздохнуть не дают: и туда и сюда, и думай за вас. Было б за кого! А то пьяницы, шинки оберегаем. Сынки шутовы. Два офицера да трое рядовых сбежали, как медведей прихватило. Будто им и смерти не будет. Придет, голубчики, никого не обойдет. Хари-то, видно, генералу под кулак подставить охота. А уж я, оченно вас благодарим, отвык при Сергее-то Ивановиче. Вона экой гвардеец идет, чтоб его разорвало.

(Входит мушкетер.)

М у ш к е т е р. Ты что стоишь? Чего тебе надо?

С т е п а н. Стою, стало быть, не падаю. Где нализался?

(Входит Бестужев.)

Б е с т у ж е в. Что это? Он пьян?

С т е п а н. Успел, на это мозгу всегда хватает.

Г р о х о л ь с к и й. Увести его, Михаил Павлович? Другим соблазн.

Б е с т у ж е в. Заприте его где-нибудь, пусть проспится. (Мушкетеру.) Ступай.

М у ш к е т е р. А коли я не желаю. Теперь воля. Никаких командиров нету.

Б е с т у ж е в. Нет, пока еще есть. Отведи его, Степан.

С т е п а н. Двигайся. Искровяню.

Б е с т у ж е в. Что ты. Разве можно рукам волю давать?

С т е п а н. За свою обиду, ваше благородие, не трожьте. Двадцать лет терпел. Баста нонече.

М у ш к е т е р. Волю обещали. Подавай волю!

С т е п а н. Иди, дьявол! (Уходит с мушкетером.)

Б е с т у ж е в (вслед им). Ты полегче, Степан. Вот не ожидал от него, точно проснулся человек. Все отлично понимает - и сколько в нем ненависти. Умрет, а назад не пойдет. Прежде все молчал, только на Сережу ворчал за нерадение к хозяйству. Нет лучше русского народа, Грохольский!

Г р о х о л ь с к и й. Когда он пьян?

Б е с т у ж е в. Это наша вина, мы ничего не оставили ему, кроме пьянства. Ну, да скоро этому конец.

Г р о х о л ь с к и й. Что-то вот только никто к нам не присоединяется. Как был один Черниговский полк, так и остался.

Б е с т у ж е в. А вы умереть боитесь?

Г р о х о л ь с к и й. Нет, я тоже пьян, Михаил Павлович, только вольностью. Жил свиньей, может, умру человеком.

Б е с т у ж е в. Страха нет, когда терять нечего... Надо посмотреть, хорошо ли шинок охраняют, иначе откуда он мог достать?

(Бестужев уходит. Вбегают Сенька и Ванька.)

С е н ь к а. Солдаты идут. Раз, два. Раз, два. Здорово!

В а н ь к а. Сабля-то, сабля-то, Сень.

(Входит Черниговский полк. Впереди Сергей и Матвей Муравьевы, Сухинов и Кузьмин. Толпа крестьян.)

С у х и н о в. Смирно!

С е р г е й М у р а в ь е в (тихо Сухинову). Как вы находите их настроение?

С у х и н о в (тихо). На них произвел очень невыгодное впечатление отказ роты Козлова следовать за нами. Поговорите с ними.

(Входит Бестужев.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, непременно. (Громко.) Ну, вот и привал, ребята. Мы выступим только утром. Но прежде чем вы разойдетесь, я хочу ответить вам на те слухи, что тревожат вас. Вы говорите об опасности, не видя ее, вы передаете друг другу нелепые слухи, и я хочу сказать вам правду. Генерал Гейсмар преследует нас с артиллерией, против нас двинуты две дивизии, но дивизии таких же солдат-крестьян, как и вы. Я знаю, что вы четыре дня идете без отдыха, но я также знаю, что вы жалуетесь на усталость. Но когда царь гнал вас усмирять бунтовавших крестьян, разве вы говорили об усталости? Почему вы молчали, когда жгли свои деревни по указу генерала? Кто ослепил вам глаза, когда вы стреляли в своих братьев и детей, когда посылали пули против кос и вил, когда вы сами себя рядами косили картечью? Ведь это были вы сами, это были те же мужики, те же избы, из которых пришли вы. Почему вы молчали тогда, почему не боялись смерти и почему не повернули свои штыки против тех, кто вел вас на убийство? Для кого вы убивали и жгли? Для царя, который раздавал вас фаворитам, чтоб вы работали и охраняли дворцы разврата, а они зарывали вас в землю и резали ремни из ваших спин. Пришла минута, когда вас зовут направить штык на вашего тирана, но если вы боитесь - ступайте к Гейсмару, сила у него, и придите с ним убить нас, потому что мы узнали свободу и готовы умереть свободными. Я говорю мы, потому что уверен - вы пойдете за мной, мои бывшие семеновцы, и я повторяю вам правду: я не обещаю вам победы, а только надежду на нее. И мы будем биться до конца за эту надежду.

С е м е н о в ц ы. Пусть все остаются, мы идем. Ура, вольность! Ура, Муравьев!

Б е с т у ж е в. Да погибнет дворянство вместе с царским саном!

С у х и н о в и К у з ь м и н. Да погибнет неравенство. Свобода или смерть!

Б е с т у ж е в. Ребята, Россия и весь мир ждут освобождения. Умрем за весь мир!

Ч е р н и г о в ц ы. Мы все идем. Все! Ура! Ура!

С е н ь к а и В а н ь к а. Ура!

С у х и н о в. А теперь расходитесь, ребята. Душу согрели, плоть надо отогреть.

Щ у р. В самую точку попали, пан поручик.

С е р г е й М у р а в ь е в. А утром в поход, ребята. Пусть ружья не дают осечки.

С о л д а т ы. Не дадут.

К р е с т ь я н е (Сергею Муравьеву). Будь здоров. Дай тебе бог успеха.

(Солдаты расходятся. Крестьяне уходят, Сенька и Ванька идут за ними.)

С е р г е й М у р а в ь е в (Сухинову). Расставьте караулы, я обойду их. (Сухинов уходит.) (Бестужеву.) А ты пошли разведку. Гейсмар должен быть близко. Я думаю итти к Брусилову на соединение с преданными нам артиллеристами. С тех пор как мы выступили из Василькова, я не получал никаких известий от Артамона Муравьева. Он или арестован, или полк его отрезан от нас отрядом князя Щербатова. Ну, скоро все решится. Пока еще солдаты одушевлены, надо принять сражение. Дух их падает с каждым днем, и неудивительно: одиночество и неизвестность плохие спутники. Я сегодня напал на них несправедливо, но иначе нельзя.

Б е с т у ж е в. Я пошлю на разведку Кокурина и Крылова.

С е р г е й М у р а в ь е в. А потом приходи, Степан расположился в этой избе. Эти дни ты точно горишь, тебе тоже надо отдохнуть.

Б е с т у ж е в. Нет, я не устал. Я сейчас все смотрел на тебя, Сережа, когда ты говорил, и понял как-то сразу...

С е р г е й М у р а в ь е в. Что ты понял?

Б е с т у ж е в. Нет, я просто так. Они очень любят тебя. (Уходит.)

К у з ь м и н. Продовольствие раздать прикажете?

С е р г е й М у р а в ь е в. Разве вашему рвению надо приказывать?

К у з ь м и н. Влюблен в революцию, Сергей Иванович. Она жива - и я жив, ее нет - и меня нет. Иной мысли не имею. Не понимаю я тревоги солдатской. Живут хуже эскимосов, а чего-то боятся. Как будто может быть хуже.

С е р г е й М у р а в ь е в. Это тяга земли. Только бы жить, все равно как. - Помните, Святогор хотел поднять сумочку, в которой тяга земли была. Не поднял, сил не хватило, только в землю ушел по грудь... Так в обоз, Кузьмин.

К у з ь м и н. Пойду горло затыкать подлецам.

Г р о х о л ь с к и й (подходит к Кузьмину). Нельзя ли нектару, Анастасий Дмитриевич. Сосульку вместо сердца чувствую.

К у з ь м и н. Убирайтесь.

Г р о х о л ь с к и й. Да вы не опасайтесь, у меня голова крепкая сколько ни пью, т.-е. ни в одном глазу. Человек бо есмь, а не скот.

К у з ь м и н. Не вижу этого. Отстаньте! Под арест посажу!

(Грохольский и Кузьмин уходят.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Как вызвездило, а днем было пасмурно.

М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа, вы губите себя, - успеха не будет.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, не будет...

М а т в е й М у р а в ь е в. Так зачем все это? Меня гнетет сознание, что это я привел тебя к гибели. Ведь я ввел тебя в наше Общество - тебя, тогда еще двадцатилетнего юношу.

С е р г е й М у р а в ь е в (не слушая его). Я понял это, когда обходил посты, когда сидел с ними у костра, когда услышал, что они устали. Да, они правы, потому что народ не может ошибаться.

Но я надеюсь, на что - не знаю. Может быть, потому, что нужно начать. Первый удар редко бывает смертельным, но его надо нанести. Я не преодолел этой тяги земли, я не сумел подойти к солдатам. О, как трудно говорить с русскими по-русски. Мы уйдем в землю, как Святогор, увязнем в ней, но не поднимем. Но придет тот, кто поднимет, не знаю когда, но придет... Не упрекай себя напрасно, я сам выбрал свою судьбу и сам приду к концу.

(Вбегают Сенька и Ванька.)

С е н ь к а. Рукава подбери, мамкина кофта. (Сенька с разбега налетает на Сергея Муравьева, который схватывает его за плечи и не пускает.)

С е н ь к а. Ей-богу, нечаянно, не видал.

С е р г е й М у р а в ь е в. В плен беру, не уйдешь. Ты откуда?

С е н ь к а. На солдат глядел. Я вон из избы из эстой.

С е р г е й М у р а в ь е в. А как тебя зовут?

С е н ь к а. Семен Порфирович Батурин. А это - Ванька, Иван. Марьев да Иванов, как грибов поганых.

С е р г е й М у р а в ь е в. То-то он такой угрюмый. Так ты из этой избы. Ну, мы твои гости. Примешь нас?

С е н ь к а. Я-то приму. У нас только тетка больно жадная.

С е р г е й М у р а в ь е в. Скажи ей и матери, чтоб не боялись, - все целы останутся, кроме тебя.

С е н ь к а. А я не боюсь, ты это так... У меня и мамки-то нету. Ее генерал купил далеко. А ты на французов идешь?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, на своих, Семен Порфирьевич. На того генерала, что мамку купил.

С е н ь к а. И я пойду.

С е р г е й М у р а в ь е в (Ваньке). А ты?

В а н ь к а (угрюмо). И я тоже.

С е р г е й М у р а в ь е в (Матвею). Вот мы думаем, что одиноки. Смотри, какие богатыри. (Сеньке и Ваньке.) Ну, бегите спать, а то поход проспите. Живо!

С е н ь к а. Прощай, дяденька, приходи.

(Сенька и Ванька убегают.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Люблю детей, - с ними веришь в будущее. Вот и преемники, есть кому сделать завещание.

(Входят Бестужев и Пашков.)

П а ш к о в. Караулы расставлены, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. А здесь?

П а ш к о в. Не извольте беспокоиться. Спасенихин, Гульбин и Щур.

М а т в е й М у р а в ь е в (Сергею Муравьеву). Я пойду. Ты скоро?

(Уходит, Пашков отходит к плетню.)

Б е с т у ж е в. Сережа, я хочу знать. Ты скажешь мне, ответишь?

С е р г е й М у р а в ь е в. На что?

Б е с т у ж е в. Марина любит тебя.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет.

Б е с т у ж е в. Я понял это, когда тебя арестовали. И ты, Сережа: ее невозможно не любить. Я ничего не говорю. Этого нельзя вернуть, нельзя заставить.

С е р г е й М у р а в ь е в. Она не любит меня.

Б е с т у ж е в. Ты не хочешь, боишься моего отчаяния, но его не будет. Я много думал...

С е р г е й М у р а в ь е в. Она не может любить меня.

Б е с т у ж е в. Я привык тебе верить, но, может быть, ты отказываешься от нее для меня? Дай мне увидеть.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я не лгу, мой друг.

Б е с т у ж е в. А я думал... Как это глупо. Сережа, прости меня. Ведь придет же в голову. Я только задерживаю тебя. Холодно, а я и не заметил. Все в отличном настроении, а я... я счастлив, Сережа.

С е р г е й М у р а в ь е в. Тогда я тоже счастлив, Миша. (Пашкову.) Пашков! (Пашков подходит.) Кто эти вздорные слухи распускает об опасности, не знаешь?

П а ш к о в. Ровно из-под земли берутся. А главное, первая рота, - там все кантонисты, ну, известно, народ последний. Слаб человек. Всего лучше страхом держать. Ну, да ничего, стрелять будут.

С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Я скоро приду, Миша (Уходит.).

Б е с т у ж е в. Если опять шпионы нашептывать будут, так уж понимаешь?

П а ш к о в. Не сумлевайтесь, ваше благородие. (Бестужев входит в избу.) Эй, командиры, аль дорогу потеряли?

(Входят Щур, Спасенихин и Гульбин.)

Щ у р. Ухо, а не дорогу.

С п а с е н и х и н. Оттерли. Отморозил, разиня. Дров в костер подложить.

Г у л ь б и н. Тьфу, тошно. Обещали, что вся армия к нам пристанет, а и собака паршивая не забежала. Еще бы, кому охота! Спустит шкуру Гейсмар, спрашивай тогда.

П а ш к о в. Молчи.

С п а с е н и х и н. Знать, уж так на роду писано. Ступай Щур. Скоро смена.

Щ у р (Гульбину). Заткни рот, не то штыком заклепаю, чортова котомка.

(Щур уходит. Степан выходит из избы и подходит к костру.)

С т е п а н. Огоньку взять.

П а ш к о в. Бери.

С т е п а н. Ну, что, нажрались и бася нету. Тоже революция!

Г у л ь б и н. Ты что лаешься?

С т е п а н. Всех убью, саму смерть напужаю, а нонече хвост поджал. Языком-то и вошь не убить.

Г у л ь б и н. Не хочу, чтоб меня убивали! Терпел, терпел, да меня же и убьют? Не хочу!

С т е п а н. Утроба заныла! Ну, и пущай, коли бабья она у тебя. Только если громко завоет, лучше не попадайся, - не погляжу, что мужик, как и я.

Г у л ь б и н. А ты что за командир?

С т е п а н. Не командир, а не плоше Гейсмара кишки твои выпущу.

П а ш к о в. Плюнь ему в рожу, Степан. Молотком ему по башке, тогда поймет, а может все равно не поймет. Утром в обоз отправим под караул. Языки больно выросли. Брось!

С т е п а н. Воли хочу!

С п а с е н и х и н. Будет и воля. Ложись, ребята. Ишь звезды-то какие.

П а ш к о в. Словно кто по чернозему сеет. Ох, ты, небушко темное! А ведь мы сейчас сами господа, никого над нами нету. Сергей Иванович по воле командир, у него душа разумная. Эх, и спать неохота.

С п а с е н и х и н. А я сосну. Бласлуй, господи.

С т е п а н. Словно позади кто след заметает. Мочи нет назад ворочаться. Кажись бы, голыми руками глотку генеральскую ухватил.

Щ у р (из-под горы). Шпигоны! Держи! Пашков!

С т е п а н. Вставай! Держи!

Щ у р (входит, таща солдата). Вот он. Второй вниз побег. Держите бисова сына.

(Пашков и Спасенихин бегут вниз.)

С т е п а н (Гульбину). Ступай его высокоблагородию доложи. (Гульбин уходит.) Вяжи его! Давай веревку.

Щ у р. Чертяка! По снегу приполз.

С т е п а н (солдату). Стой! Убью! (Щуру.) Беги за вторым, не выпущу.

(Щур уходит. Солдат молча вырывается. Входят: Сергей и Матвей Муравьевы, Бестужев и вскоре Грохольский.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Что здесь?

Б е с т у ж е в. Кого поймали?

С т е п а н. Шпион, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в (Грохольскому). Дай фонарь. (Берет фонарь.) Шервуд!

Б е с т у ж е в. Шервуд? Он предал Пестеля и нас.

С е р г е й М у р а в ь е в. Зачем вы пришли? Вы забыли наш разговор о смерти?

Ш е р в у д. Никак нет, не забыл-с. Как можно! Я к вам с донесеньицем. Тогда при луне, нынче при звездах-с.

Б е с т у ж е в. Какой подлец!

С е р г е й М у р а в ь е в. Где Гейсмар?

Ш е р в у д. Всю жизнь влачу себя, так сказать, по путям, не находя пристанища. Счастливые отвергают обойденных фортуною. А я обойден, обойден-с.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я вас спрашиваю, где Гейсмар?

Ш е р в у д. Почему вам все, мне ничего? Почему я стал подлецом, а у вас ручки чистенькие. Почему, почему?

С е р г е й М у р а в ь е в. Я здесь не для философских разговоров. Где Гейсмар? Ответите вы или нет?

Ш е р в у д. Я знаю, я отвечу. Сейчас, сейчас... За пять верст за Пологами.

С е р г е й М у р а в ь е в (Бестужеву). Прикажи бить сбор. (Бестужев уходит.) Из каких частей состоит отряд?

Ш е р в у д. Я забыл, но я вспомню... Мариупольский гусарский полк, конная... рота... Четыре орудия и пехота. Я не обманываю вас. Зачем я буду обманывать?

С е р г е й М у р а в ь е в. Зачем вас послали сюда?

Ш е р в у д. Я сам, никто не посылал-с. Не люблю очень счастливых, злобу к ним чувствую, обокрали они нас. Я к вам.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы донесли на нас Аракчееву?

Ш е р в у д. Столь низко еще не пал, г-н подполковник. Иудой не был-с. И что такое Иуда? Мелкий игрок-с.

С е р г е й М у р а в ь е в. Уведите его, Грохольский.

Ш е р в у д. Простите меня, простите, г-н подполковник. Все скажу, все разузнаю. Прикажите же, ну, прикажите, прикажите!

С е р г е й М у р а в ь е в. Вам хочется жить? Зачем?

Ш е р в у д. Тьмы боюсь. Простите, предал и терзаюсь. Не надо, не надо.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы не меня одного, вы человека предали, Шервуд.

Ш е р в у д (бросается на колени перед Сергеем Муравьевым и хватает его за край шинели). Преклоняюсь, край одежды

целую. Знаю ваше великодушие... знаю его и надеюсь. Из России уеду... исчезну, сгину... Спасите, простите же. Я гад, я подлец, но я жить хочу. Дайте мне, дайте!

М а т в е й М у р а в ь е в. Сил нет смотреть на это! Прикажи увести его.

Г р о х о л ь с к и й. Чортова кукла! На ответ кишка тонка.

С т е п а н. Убейте его, ваше высокоблагородие.

М а т в е й М у р а в ь е в. Здесь не бойня.

С т е п а н. Он нас, может, всех погубит, а нам прощать. Жирно будет.

Ш е р в у д. Дайте, дайте!

С е р г е й М у р а в ь е в. Как бунтует в нем жизнь. Гнусная, липкая жизнь. Я не могу убить его, я не могу стрелять в медузу. Возьми его прочь, Степан.

Г р о х о л ь с к и й. Позвольте мне увести его.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы отведете его в обоз! Слышите?

(Степан и Грохольский поднимают Шервуда с земли.)

Ш е р в у д. Умирать? Не хочу! Вы не смотрите, вам тошно. Так не будет же победы! И свободы не будет! Хамы - так хамами и умрут. Всех на виселицу за шейку, за шейку!

(Степан и Грохольский уводят Шервуда.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Вот омерзительная сцена. Неужели нам действительно придется возить его с собой... Я убил Стрешнева, а его не мог. Или честных людей легче убивать? Какая гадость! (В деревне бьют сбор.) Уже рассвело. Бьют сбор. Надо торопиться. Если нам удастся захватить орудия, то весы истории еще будут колебаться.

(Спасенихин, Пашков и Щур возвращаются.)

П а ш к о в. Убег, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Кто?

С п а с е н и х и н. Второй-то шпион.

С е р г е й М у р а в ь е в. Ну, все равно. Идите в роту.

(Пашков, Спасенихин и Щур уходят.)

С е р г е й М у р а в ь е в (смотрит в бинокль). Так со стороны Пологов...

(Раздается выстрел.)

М а т в е й М у р а в ь е в. Ты слышишь? Шервуд умер.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Отвели. Этот не убежит. Некуда.

С е р г е й М у р а в ь е в. Некуда?.. Хорошо. Если хочешь в строй, иди за деревню.

С т е п а н. Слушаюсь. (Уходит.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Бледнеть поздно. Вот и утро. С той стороны заметно какое-то движение около леса. Вряд ли ошибаюсь... Ну, в первый бой, мой друг. Это Гейсмар.

М а т в е й М у р а в ь е в. Полк против дивизии. Но, может быть, чудеса не перевелись.

(Сергей и Матвей Муравьевы уходят. Шум и команда. Сенька и Ванька выходят из избы.)

В а н ь к а. Сень, война.

С е н ь к а. С господами и генералами, дяденька сказывал. Первого поколотят, что мамку купил. И я пойду.

В а н ь к а. Не пойдешь.

С е н ь к а. Нет, пойду.

В а н ь к а. Тетка не пустит.

С е н ь к а. А я спрашивать буду? Что баба понимает. Глянь-ка, наши идут. А там пушки тащут!

(Шум. Голос Сергея Муравьева: "Вперед, ребята, за мной".)

В а н ь к а. Ведь палить будут.

С е н ь к а. На войне всегда палят.

В а н ь к а. Сень, а Сень, я боюсь. Мне дяденьку жалко.

С е н ь к а. А я не боюсь. Я сам генерала убью, тыщу убью.

(Залп из орудий.)

Ж е н с к и й г о л о с (из избы). Идите домой, стервецы! Убьют. Слышите? Уши оборву.

С е н ь к а. Идем, а то накладет.

В а н ь к а. А ты говорил - тыщу.

С е н ь к а. Это тетка, а не генерал. Не плоше царя фонарей наставит.

(Сенька и Ванька входят в избу. Второй залп из орудий. Крики: "Вперед, ребята". "Бегите! Спасайтесь!" Вбегают несколько черниговцев.)

Ч е р н и г о в ц ы. Муравьев убит. Все пропало. Бегите! Бегите!

(Вбегают Степан и Кузьмин.)

С т е п а н. Сволочь! Сволочь!

К у з ь м и н. Назад! Трусы! (Замахивается прикладом на черниговца.)

С т е п а н. Опять в кабалу?! Врешь! (Прицеливается в другого черниговца, и все бегут назад. Спасенихин и Матвей Муравьев вносят Сергея Муравьева.)

С п а с е н и х и н. Кладите, Матвей Иванович, - может, отойдет. Картечью в висок. Ах, ты, господи!

М а т в е й М у р а в ь е в. И плечо раздроблено.

С п а с е н и х и н. Все бегут, Матвей Иванович. Эх, и Степан упал. Первым залпом пятерых свалило. Вона, наши отбиваются. Все семеновцы бывшие, не эта шпана. Надоть к им бежать. Коли отойдет, скажите, что, мол, семеновцы тылу Гейсмару не показывали, волю поняли. А нет, прежде свидимся - сам скажу. (Уходит.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Где они? Кто здесь?

М а т в е й М у р а в ь е в. Это я, Сережа.

С е р г е й М у р а в ь е в. Помоги мне встать. Я ничего не вижу.

М а т в е й М у р а в ь е в. Это кровь. Ничего.

С е р г е й М у р а в ь е в. Почему я здесь? Я ничего не помню. Артиллерия молчит. Я должен итти.

М а т в е й М у р а в ь е в. Все бегут. Кончено. Чудес нет...

С е р г е й М у р а в ь е в. Пусти меня, семеновцы не бежали.

(Входит раненый Пашков.)

П а ш к о в. В бегуны ушли с этой планиды. Вот и я котомку беру, уходить время. Тяжела будет твоя, Сергей Иванович, - ношу чужую взял. Рад бы пособить, да некогда. (Падает.)

(Входит Бестужев.)

Б е с т у ж е в. Сражение кончено.

М а т в е й М у р а в ь е в. Бегите!

Б е с т у ж е в. Вы с ума сошли! Я там, где Сережа.

М а т в е й М у р а в ь е в. А где Кузьмин?

Б е с т у ж е в. Застрелился. Куда ты, Сережа? Дай, я помогу тебе.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, нет. Они там.

(Вбегает Гульбин.)

Г у л ь б и н (увидев Сергея Муравьева). Обманщик! Погубитель! Будь ты проклят! (Поднимает штык и бросается на Сергея Муравьева.)

С е р г е й М у р а в ь е в. А! Вот она, смерть. (Бестужеву.) Уйди. Он прав, он должен убить меня. Я хочу умереть. Скорей.

Б е с т у ж е в (хватая с земли винтовку). Прочь!

Г у л ь б и н. Застрелю!

Б е с т у ж е в. Спасайся! Оставь нас. Думай о себе.

Г у л ь б и н (бросает винтовку и бежит.).

Г о л о с Г е й с м а р а. Спасибо, ребята! Мятеж подавлен. Возьмите у них оружие.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

КАРТИНА I

Петропавловская крепость. Алексеевский равелин. Каземат N 12. Сергей Муравьев лежит на нарах. Часовой стоит у двери. На столе свеча.

С е р г е й М у р а в ь е в. Какой день сегодня? Я не помню. (Часовой молчит.) Ах, да, здесь нет ответа на вопросы, Алексеевский равелин молчит. Муравьева тоже нет больше, я только номер 12. Кажется, что голова развалится от этого стука. Ведь так стучат днем и ночью, чтоб не дать спать. Лучше бы дробили кости, но не пытали бессонницей. Какая-то путаница слов, и рану кто-то сверлит тонкой проволокой... Ты молчишь? Но и я говорю, чтоб не забыть слова... Только бы спать, Миша, на одну минуту... Ты скажи Марине, кровь на руках, как лепестки мака, и маки осыпаются, лепестки кружатся, падают и липнут к лицу холодные, влажные, живые. Мои руки тяжелы, я не могу поднять их... закрой мне лицо от них, закрой лицо.

(Входят: Николай и Левашев.)

Н и к о л а й. Как вы думаете, добьемся мы чего-нибудь от него сегодня? До сих пор все было напрасно. Я думал, что бессонница свалит самого Геркулеса.

Л е в а ш е в. Геркулес имел только мускулы, ваше величество. Телесная крепость часто скорее уступает перед лишениями. Здесь же мы имеем дело с душой закоренелого преступника. Сейчас вечер, лихорадка усиливается. Можно попытаться.

Н и к о л а й (часовому). Говорит о чем-нибудь?

Ч а с о в о й. Бредит все, ваше императорское величество. Люди ему чудятся какие-то.

Н и к о л а й. Хорошо. (Сергею Муравьеву.) Как вы себя чувствуете?

С е р г е й М у р а в ь е в. Благодарю вас.

Н и к о л а й. Я бы хотел передать ваш ответ вашему отцу. Горесть его и отчаяние не имеют границ. Потерять сразу трех сыновей, - это ужасно. А вы могли бы облегчить его страдания, как и того несчастного юноши, увлеченного вами. Он близок к безумию, и в вашей воле спасти его. Я говорю о Бестужеве.

С е р г е й М у р а в ь е в. Спасать можете вы: закон, власть, милосердие - к вашим услугам.

Н и к о л а й. Бестужев во всем сознался и назвал соучастников.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет.

Н и к о л а й. Вы не верите, но я вам это докажу. Нам нужно лишь ваше подтверждение, потому что Бестужев с отчаяния мог оговорить себя и других, в том числе и вас.

С е р г е й М у р а в ь е в. Меня нельзя оговорить, я взят с оружием в руках... У предателей всегда холодные липкие пальцы.

Н и к о л а й. Я говорю о том совещании, что было у вас в палатке.

С е р г е й М у р а в ь е в (с усилием). Что это было? Да, летом в лагере. Солдаты разошлись...

Н и к о л а й. К вам пришли офицеры и один из них привез вам ноты от Марины Стрешневой, но вы были заняты другим.

С е р г е й М у р а в ь е в. Около моей палатки солдат играл на бандуре, и я помню...

Н и к о л а й. Что вы помните?

С е р г е й М у р а в ь е в. Что мне понравилась его игра.

Н и к о л а й. Ваше положение не располагает к каламбурам. У вас шел разговор о цареубийстве и вооруженном восстании; были - Пестель, Бестужев, князь Волконский и князь Барятинский.

С е р г е й М у р а в ь е в. Спросите у Шервуда, я не служу вам, нет.

Н и к о л а й. У Шервуда? Но вы убили его, так же, как Стрешнева и его сестру.

С е р г е й М у р а в ь е в. Она жива. Незачем говорить о ней.

Н и к о л а й. Она умерла через неделю после смерти брата. Она не была ни больной, ни безумной и все же не хотела жить. Почему? Потому что вы убийца.

С е р г е й М у р а в ь е в. Потому что в России могут жить только Шервуды... только они. Или вы и он одно? То же лицо и тот же голос. Убит и все же жив.

Н и к о л а й. Замолчите. Или ваша смерть будет ужасна.

С е р г е й М у р а в ь е в. Гульбин поднял на меня штык - вот где был ужас. Чем же можете вы угрожать мне теперь?

Н и к о л а й. А ведь Гульбин был прав, Муравьев. Вы обманули его, как обманули и Бестужева. Вы были близки к Марине Стрешневой и оставались его другом. Вы лгали ему вместе с ней. Она была красива, и я не осуждаю вас, но Бестужев тоже имел право поднять на вас штык.

С е р г е й М у р а в ь е в. Да не вам осуждать меня. Кто вы сами? Всюду они: фельдфебель и шпион, шепчущие отвратительные анекдоты, с влажными затуманенными глазами...

Н и к о л а й. Гнусная банда убийцы, вы ответите за каждое слово, за каждую мысль. Я прикажу заковать тебя так, что у тебя онемеют руки, я не дам тебе спать до эшафота, сорву даже образ человеческий, превращу тебя в зверя.

С е р г е й М у р а в ь е в. А, вы боитесь меня! Вы пришли ко мне, чтоб избавиться от страха. Нет, я оставлю вам его, вечный страх... Красным языком из каждой темной щели, из каждого беспокойного взгляда, из тихого шопота слов он будет дразнить вас до конца... звенеть тонкой струной за стеной, за спинкой кресла, близ уха, до боли... до безумия... Его не убьют ни виселицы, ни шпицрутены.

Н и к о л а й. Заставьте его замолчать. Послать врача сюда, вылечить его во что бы то ни стало. Пусть палач покажет, за кем осталась победа. (Уходит.)

Л е в а ш е в. Что вы сделали! Вы погубили себя! Но, может быть, вы все же подумаете и напишите ответы?

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы лжете, Шервуд жив. Он здесь в каземате, чтоб подслушать мои мысли.

Ш е р в у д (из-под нар). Тут, тут, господин подполковник, все время тут. Словно мышка, под лавочкой скребусь тихонечко: скрап... скрап...

Л е в а ш е в. Он бредит, придется подождать. (Уходит.)

Ш е р в у д. Все с мышками... с мышками... (По полу пробегают силуэты крыс и с писком исчезают в углу. Шервуд клубком выбегает из-под нар и садится на край их.) А вот я допрошу. Я тут лежу да подслушиваю. Все знаю, и государь узнает.

С е р г е й М у р а в ь е в. Как они ушли? Здесь нет двери.

Ш е р в у д. Щелочка там. На то и власть, чтоб в щелочки всюду, всюду...

С е р г е й М у р а в ь е в. Неужели нельзя вас убить? Степан промахнулся?

Ш е р в у д. Что вы-с?.. Стрелок хороший. Пистолет к виску приставил: раз - и нет Шервуда. Но я теперь в бессмертие верую.

С е р г е й М у р а в ь е в. Подлость бессмертна!

Ш е р в у д. А вы думаете: нет? И почему такие слова жесткие. Верность... Верность власть имеющим.

С е р г е й М у р а в ь е в. От верности до подлости один шаг.

Ш е р в у д. Истину сказать изволили. Никак тут не определишь. Тоже щелочка - и не видать.

С е р г е й М у р а в ь е в. Зачем вы садитесь так близко?

Ш е р в у д. Отвращение питаете? Да у меня проволочка, мысли ваши вынуть ею хочу и государю снесу на тарелочке. Ведь одни надежды. Они такие прозрачные, как кленовые листья осенью. А ведь ничего не будет-с. Все меняется, а человек нет. И свободы не будет...

С е р г е й М у р а в ь е в. Я убью тебя!

Ш е р в у д. Снова рожусь, как феникс. Думаете: Алексеевский равелин падет? Постоит, а в нем посидят. Думаете: человек свободу получит? Прежде убежал - да в лесах скрылся,

а теперь бежать некуда, земля-то все меньше становится. Человеку нельзя шагать вперед без удержу, - беспокойства много. Вот его равелинами и успокаивают. И вы бы то же делали.

(Сергей Муравьев вскакивает и хватает Шервуда за плечи. Его цепь, гремя, падает на пол.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Лжешь! Лжешь! Россия будет свободной. Я верю, я знаю. А если нет - надо уничтожить мир. Алексеевский равелин падет.

Ш е р в у д. Когда? Когда весь мир падет?

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, да, когда встанут мертвые.

(Он выпускает Шервуда и останавливается, прислонившись к стене. Белые нити паутины скользят через каземат.)

Ш е р в у д. А они не встанут.

С е р г е й М у р а в ь е в. Но встану - я! Откуда эти нити? Они опутывают так крепко.

Ш е р в у д. А вы бы легли. Так вредно. Ну, вот и хорошо. Я и допрошу. За ручку возьму тихонько, а вы отвечайте.

С е р г е й М у р а в ь е в. Свеча упала. Мой мундир горит и жжет до костей руку. И огонь бежит... бежит...

Ш е р в у д. Искорка. Я погляжу.

(Шервуд наклоняется, а когда поднимается, Сергей Муравьев видит перед собой тюремного врача.)

В р а ч. Простите, я взял вас за раненую руку.

С е р г е й М у р а в ь е в. Зачем он здесь? Неужели он не может умереть?

В р а ч. Здесь никого нет. Это все от лихорадки. Государь прислал меня к вам. Он очень озабочен вашим здоровьем.

С е р г е й М у р а в ь е в. Он хочет сохранить меня для казни?

В р а ч. Бог с вами. Вы больны. (Тихо.) Государь изволил сказать, что не прольет крови.

С е р г е й М у р а в ь е в. Тогда бескровно. Дайте. Мне все равно. (Врач подает ему лекарство.) Я буду спать от него?

В р а ч. Это от лихорадки. Мне не приказано...

С е р г е й М у р а в ь е в. Вылечить меня, пока я не дам показаний?

В р а ч. Ради бога, тише. Я должен итти. Семен, поправь свечу, она нагорела. (Врач уходит. Часовой подходит к столу.)

Ч а с о в о й. Ишь, как полыхает. Как бы стена не загорелась.

С е р г е й М у р а в ь е в. Она каменная.

Ч а с о в о й. Решетка расплавится.

С е р г е й М у р а в ь е в. Но я не могу бежать. Почему ты отворачиваешься? Почему не смотришь прямо?

Ч а с о в о й. Ты обманул меня.

С е р г е й М у р а в ь е в. В чем? Я не знаю тебя.

Ч а с о в о й. Не знаешь? Я был постоянно около тебя, но ты говорил на чужом языке.

С е р г е й М у р а в ь е в. Это ты, Гульбин?

Ч а с о в о й. Я. Признал? Посмотри.

С е р г е й М у р а в ь е в. Что это?

Ч а с о в о й. Сумочка.

С е р г е й М у р а в ь е в. Зачем?

Ч а с о в о й. Я ее тебе на шею повешу. Вот так.

С е р г е й М у р а в ь е в. Как тяжела она! Как будто меч входит в сердце. Мне нечем дышать.

Ч а с о в о й. Ты пойдешь со мной... со мной... (Он делается все меньше и меньше и как будто уплывает, не двигаясь, вглубь каземата.)

М а р и н а (за сценой). Я хочу войти.

П а ш к о в (за сценой). Окно узко.

М а р и н а. Это дверь. Помоги мне. Какая тяжелая.

(Решетка окна раздвигается и достигает пола. За окном показываются деревья с огромными лиловыми вишнями, которые горят и покачиваются с металлическим звоном.)

М а р и н а. Как тепло. Вишни большие, как лиловые мячики. Едва качаются. (Входят Марина и Пашков.) Мой друг, вы тоже осудите меня?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, моя дорогая, нет, моя любимая. Ты забыла?

М а р и н а. Я ничего не помню и не хочу помнить. Ты не знаешь любви.

П а ш к о в. Я ребят собрал здесь, у крепости. Пойдем. Вот и котомку принес вам.

С е р г е й М у р а в ь е в. Что в ней?

М а р и н а. Подожди. Когда я шла после смерти брата к пруду... я хотела взглянуть туда вглубь. Все бело, лед горит, а вода синяя, темная. Я подошла, а Пашков у края сидел. Там, в глубине, звезды плавали и вдруг хлынули с неба, как ручей серебра. Пашков подставил котомку, а я руки. Они теплые, серебряные, падали, цеплялись за платье. Вот посмотри - у меня на рукаве, а у него в шапке.

С е р г е й М у р а в ь е в. Дай мне руки, наклонись, здесь темно, я не вижу тебя.

П а ш к о в. В ворота стучат.

С е р г е й М у р а в ь е в. Это семеновцы. Мертвые встают!

П а ш к о в. Разбивают ворота. Мир бунтует! Воля пришла, Сергей Иванович!

(Шум и удары.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Я не увижу ее, Марина. Мои руки скованы. Я не могу подняться.

М а р и н а. Я люблю, люблю тебя. Ты не увидишь, но ты уснешь. (Марина целует Сергея Муравьева и опускает его голову на изголовье. Свеча гаснет, а когда она вспыхивает, один часовой стоит у дверей. Входит Левашев.)

Л е в а ш е в. На очную ставку. Что это за стук?

Ч а с о в о й. Новую тюрьму строят, ваше превосходительство.

ЗАНАВЕС

КАРТИНА II

Каземат С. Муравьева и рядом каземат Сухинова. Сергей Муравьев сидит у стола и пишет. Сухинов стучит ему в стену из своего каземата.

С у х и н о в. Как странно, нам сегодня не запрещают разговаривать. Что вы делаете?

С е р г е й М у р а в ь е в. Подвожу итоги.

С у х и н о в. Чему?

С е р г е й М у р а в ь е в. Прошлому.

С у х и н о в. На это у нас будет достаточно времени. Говорят, нас сошлют в Благодатский рудник.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я еду ближе.

С у х и н о в. Может быть, мы никогда больше не встретимся с вами. Спойте, Сергей Иванович, как тогда в лагере, после заседания?

С е р г е й М у р а в ь е в. Что же спеть вам?

С у х и н о в. Что хотите?

С е р г е й М у р а в ь е в. Я мало пою по-русски. Может быть, о "Летучем Голландце"? (Поет.)

Когда бежит за валом вал,

И паруса летят, как птицы,

И мачты гнет, седея, шквал,

Я слышу в буре звон цевницы.

Когда средь пены промелькнет

Тень корабля чернее ночи,

Я знаю, нашей жизни лет

С минутой каждой все короче.

Свободе не было границ

Средь водной шири океана,

Что ж, если в круг веселых лиц

Смерть заглянула слишком рано.

Плохие слова, но я люблю их за воспоминания.

С у х и н о в. Я не спросил вас... Ваш приговор?

С е р г е й М у р а в ь е в. Повесить.

С у х и н о в. Боже мой! Простите меня. Я не знал, не подумал, что это возможно. Когда?

С е р г е й М у р а в ь е в. Сегодня. Не ужасайтесь, мой друг, более, чем я сам. Я подвел итоги и готов, спокоен, потому что ничего не оставляю здесь. Тяжко не умереть, а вести к смерти другого. Я не один: со мною Пестель, Рылеев, Каховский и Мишель... Если бы только не Мишель!

С у х и н о в. Вы не можете ни в чем упрекнуть себя. Мне было бы отрадно сопровождать вас. И Бестужев думает то же самое.