Глава 6

Питер схватывал все на лету. Он быстро усвоил, где что располагается в Грейндж-Холле, а когда Анна решила проверить, запомнил ли он распорядок дня, то с удивлением обнаружила, что Питеру уже удалось вызубрить его наизусть. Она не знала, проявляет ли он прилежность на занятиях, на которых присутствовали только мальчики, но на совместных уроках он вел себя хорошо и был вежлив. Если бы Питер не продолжал с завидным упорством называть ее Анной Кави, он бы теперь ничем не отличался от обычного Лишнего. Ему даже удалось высидеть весь урок естествознания не проронив ни слова, однако после окончания занятий юношу прорвало.

— Это все ложь, ложь, — бормотал он, шаря глазами по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не слышит. — Анна, ты должна мне поверить. Матушка-Природа желала совсем другого…

— Ты так думаешь, потому что твои родители попытались схитрить, — твердо сказала Анна, покачав головой. — Нечего злиться на мистера Саржента, злись лучше на своих родителей. Это они нарушили Декларацию. Это из-за них ты очутился здесь.

Разумеется, Питер не согласился и стал спорить. Он вечно спорил. В коридорах, в столовой, всякий раз, когда они могли поговорить без опасения быть услышанными, Питер обрушивался на Грейндж-Холл, на Наставников — одним словом, буквально на все, что знала Анна. В таких случаях, по большей части, она советовала ему проявлять больше уважения к Матушке-Природе и Властям, да и вообще не шуметь зря. Впрочем, иногда любопытство брало верх, и тогда Анна украдкой расспрашивала Питера о его жизни за пределами Грейндж-Холла, притворяясь, что ей не особо интересны его ответы. Правда заключалась в том, что Питер был окошком, через которое Анна могла хотя бы мельком увидеть Внешний Мир, и это искушение девушка была не в силах преодолеть.

Питер рассказал, что жил в Лондоне, в Блумсбери, районе, где много лет назад селились знаменитые писатели. Это заинтересовало Анну, которая по-прежнему, как только подворачивалась возможность, затворялась в Ванной для девочек № 2, чтобы сделать очередную запись в дневнике, смакуя мгновения, когда могла поделиться соображениями об окружающем мире и выплеснуть на страницы свои переживания. В доме, в котором вырос Питер, имелся подвальный этаж, где юноша и провел большую часть своего детства. Его научили читать, писать, пользоваться компьютером и «задаваться вопросами». Он читал книги и газеты. Его поощряли «иметь свое мнение». Сама мысль о том, что можно читать книги, не предназначенные для того, чтобы сделать тебя более Ценным, крайне взволновала Анну. Она считала, что разрешено брать в руки только одобренные Властями учебники по Препарату Долголетия, ведению домашнего хозяйства, а также обширные увесистые труды «Позор Лишних», «Трактат о Бремени Природы и Лишних», превозносившие преимущества Долголетия, подробно объяснявшие проблему Лишних и рассказывавшие о Просвещенном Человеколюбивом Принципе, суть которого заключалась в том, что Лишние должны работать, чтобы искупить грех своего существования. Анна снова и снова перечитывала эти книги, смакуя точность слов и неопровержимость доводов, убеждавших девушку гораздо лучше слов миссис Принсент, что она не имела права появляться на свет, и теперь ей оставалось только усердно трудиться в надежде приносить такую пользу, что ей простится Грех Существования.

С другой стороны, Питер не читал этих книг, но это компенсировалось его знаниями о Внешнем Мире, о том, что Анна даже и не мечтала потрогать или увидеть. Питер поведал ей, что раз в год его тайком возили путешествовать по стране. Они приезжали в уединенное место, где он мог спокойно бегать и кричать, не боясь, что его кто-нибудь увидит или услышит. В эти краткие мгновения свободы он кричал и вопил во всю силу легких, зная, что весь остальной год ему придется таиться и разговаривать шепотом.

Питер мало что рассказывал о родителях, если честно, он вообще о них не говорил, однако отмечал, что взрослые, с которыми он был знаком, являлись членами Подполья. Они сражались с Властями и не желали следовать положениям Декларации. Когда родители Анны вышли из тюрьмы, они тоже присоединились к Подполью, и Питер жил вместе с ними. Он сказал, что они пытаются побольше узнать о том, как используют Лишних.

Анна не очень-то ему и поверила. Кроме того, она терпеть не могла ненавистные ей байки о ее родителях. Однако она дорожила удовольствием, смешанным с чувством вины, которое доставляли ей рассказы Питера о жизни во Внешнем Мире. Мысль о том, что можно вот так запросто, крича и смеясь, пробежаться по полю, приводила ее в восторг. Анна подумала, что это ей очень бы понравилось.

Как-то вечером Питер и Анна, закончив уборку на кухне, вытирали столовые приборы. С тех пор как юношу перевели в Грейндж-Холл, прошло уже больше месяца.

Анна методично брала в руки вилки и ножи из нержавеющей стали и протирала их тряпками, а Питер рассказывал, каково это сидеть под открытым небом у костра, сложенного из плавника, жарить на огне грибы и играть в карты. Что это была за игра — Анна не знала. Потом Питер заговорил о Вирджинии Вулф — писательнице, жившей в Блумсбери много-много лет назад — так много, что ее первая книга была издана аж в 1915 году. Питер сказал, что Вирджиния все время что-то писала, но счастья ей это не принесло и в конце концов она покончила с собой.

Анна слушала Питера в молчании, изо всех стараясь соскрести застывший жир с ножа, который сжимала в руках, — столовые приборы полоскали в теплой воде, как правило смывавшей только самые крупные кусочки пищи, ну а пользование моющими средствами миссис Принсент считала дорогим и вообще излишним. «Интересно, — подумала Анна, — если Вирджиния Вулф была Правоимущей, отчего она вдруг захотела умереть? Вирджиния Вулф, должно быть, могла шуметь сколько душе угодно, ничуть не боясь быть за это наказанной». Анна нахмурилась и тут заметила, что Питер на нее смотрит. Его взгляд по-прежнему смущал Анну, которая считала, что вот так без всякого стыда разглядывать людей все-таки недопустимо.

— Ну чего? — спросила она. — Ты что, не знаешь, что на людей так смотреть нельзя? Это невоспитанно.

Питер осклабился, словно ему было абсолютно наплевать на то, что считается воспитанным, а что нет, как вдруг его лицо сделалось серьезным.

— Ты и вправду ненавидишь своих родителей? — спросил он.

— Ну да, конечно, — не задумываясь, ответила Анна. — Это они во всем виноваты.

— В чем именно?

Анна тяжело вздохнула. Порой Питер становился очень бестолковым.

— Они виноваты в том, что я очутилась здесь. В том, что я несу ответственность. Расплачиваюсь с Матерью-Природой за их грехи. Ты можешь говорить все что хочешь, но Декларацию ввели не с бухты-барахты. На то были серьезные причины. Родители отплатили за щедрость Матери-Природы черной неблагодарностью. Меня просто тошнит от мысли о них.

— И ты искренне веришь в то, что они поступили дурно, а правда на стороне Властей?

— Естественно, — ответила Анна ровным голосом и кивнула. — Ведь все так и есть на самом деле. Ну да, ты с ними знаком, но это ничего не меняет. Их надо засадить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Они вполне это заслужили. Все. Тема закрыта.

Питер внимательно посмотрел на Анну и крепко обхватил руками ее запястья.

— Твои родители тебя любят, — тихо-тихо сказал он. — Тебя никто не отвергал, ты Анна Кави, и тебя не смели запирать в этих стенах. Вот миссис Принсент заслуживает ненависти. Она промывала тебе мозги, она тебя порола, морила голодом. Она и мне пытается промыть мозги теми же способами. Стоит ей понять, что она не добилась победы, она начнет все по новой. Нам надо бежать отсюда. Нам надо обратно в Лондон.

Скривив рот, Анна воззрилась на Питера.

— Промывала мозги! — с презрением повторила она. — Что это еще за словосочетание? Да так никто не говорит.

— Думаю, этому словосочетанию не учат в Грейндж-Холле, — язвительно улыбнулся Питер, — но оно, тем не менее, существует. Оно означает внушение определенной точки зрения. Все ради того, чтобы заставить тебя поверить в то, что правда — это ложь, в то, что ты не заслуживаешь жить во Внешнем Мире, в то, что тебе надо радоваться собственной участи.

Анна вырвала руки. Глаза щипало от слез. Обычно ей нравилось учить новые слова и выражения, воспринимая их как свое добро, которым она может пользоваться, когда пожелает: запечатлеть на странице дневника или ввернуть в разговоре, всякий раз восхищаясь их свежестью и красотой. Однако в словосочетании «промыть мозги» ничего прекрасного она не нашла. Мыть мозг. Мыть так, чтобы в нем ничего не осталось. Вот что означало это выражение, стоило его разобрать на составные части.

— Если кому-то и надо промыть мозги, так это тебе, — с яростью проговорила она. — Ты ничего не знаешь. Только вранье. Одно сплошное вранье.

— Да нет же, — поспешно произнес Питер, вновь взяв девушку за руку, — я тебе, Анна, не лгу. Мы с тобой можем выбраться отсюда. Вместе. Там снаружи целый мир. Целый мир, представляешь? Он только и ждет нас. А еще нас ждет дом. В Лондоне.

Он глядел на Анну с настойчивостью, и она почувствовала, как поддается, понимая, что ей хочется ему поверить, хотя бы на одно короткое мгновение. Однако она заставила себя высвободить руку. Она не могла его слушать. Не имела права слушать. Любой абзац монографии «Позор Лишних» опровергал доводы Питера, подробно объясняя, в чем именно юноша заблуждался и ошибался.

— Я не хочу в Лондон. Да и вообще ты городишь вздор, — с жаром произнесла Анна. — Мои родители меня не любят. Если бы они меня любили, они бы не стали меня рожать. Что касается миссис Принсент, то, между прочим, именно она попросила меня присмотреть за тобой. Понятия не имею, за что ты ее так ненавидишь. Да, она приказала тебя выпороть, но ведь это ради твоей же пользы, чтобы ты, наконец, усвоил всю право…

Анна заметила, что голос ее дрожит от переполнивших ее чувств, и попыталась себя успокоить. Она с раздражением вытерла глаза.

— Жаль, что миссис Принсент не попросила присмотреть за тобой кого-нибудь другого, — наконец выдавила она из себя мягким тихим голосом. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты просто оставил меня в покое.

Питер воззрился на девушку. Его глаза полыхали огнем:

— Не думаю, Анна Кави, что ты сейчас говорила честно. Впрочем, если ты и вправду хочешь, я могу оставить тебя в покое, — с горечью промолвил он. — Но ты все равно ошибаешься. Ошибаешься насчет своих родителей, насчет Грейндж-Холла и миссис Принсент. Я найду способ выбраться отсюда, а тебе придется пойти со мной. Здесь небезопасно.

— Что ты городишь? Что нам здесь угрожает? — с презрением посмотрела на него Анна. — Здесь уж всяко безопасней, чем в бегах. В погоню за тобой пошлют Ловчих, а когда поймают, отправят в лагерь. Твоя беда заключается в том, что ты считаешь себя лучше других Лишних, думаешь, что правила не для тебя писаны. Так вот правила касаются и тебя, а мне лично надоели разговоры о моих родителях и прочей дури. Больше я их не желаю слышать. И не рассчитывай, что я стану вытаскивать тебя из неприятностей.

Питер пожал плечами, но выражение его темных глаз не изменилось. Юноша пристально смотрел на Анну, отчего она, почувствовав себя неуютно, заерзала на месте.

— Ладно, будь по-твоему — спокойно произнес Питер. — Можешь оставаться здесь и стать хорошенькой миленькой служаночкой. Пусть миссис Принсент и вся эта компания говорит тебе, что делать, что думать, точнее, о чем не думать. Мне плевать. То есть я хочу сказать, что дал себя поймать ради того, чтобы отыскать тебя, вернуть тебя родителям, но, впрочем, ладно, не беспокойся об этом. Я уверен, что ты, Анна Кави, будешь счастлива.

— Не смей называть меня так! — закричала Анна, прижав к ушам ладони. — Я тебя не звала…

— Да, в этом ты права, — медленно протянул Питер. Он отвел взгляд в сторону и сложил руки на груди. — Знаешь, нам было непросто выяснить, что ты находишься в Грейндж-Холле. Я не сомневался, что здесь придется несладко. Но я не предполагал, что с тобой будет так трудно. Я думал, ты будешь рада моему появлению.

— А я и рада, — быстро промолвила Анна, сама удивившись сорвавшимся с губ словам. — Но ты во всем заблуждаешься. Тебе здесь будет лучше, правда. Неужели ты не можешь стать мне другом и никуда не сбегать?

Питер покачал головой, и Анна в раздражении закатила глаза:

— Слушай, мне грозят неприятности уже из-за одного того, что я рискнула с тобой об этом заговорить, — промолвила Анна. — Дело в том, что теперь миссис Принсент, похоже, тебя любит. Поэтому, вместо того чтобы всю жизнь прятаться, оставайся лучше у нас. Тебе здесь будет хорошо.

— Я ни на секунду не поверил, что миссис Принсент меня любит, — ответил Питер язвительным голосом. — Она вообще никого здесь не любит. Если Заведующая может бить так, как она била меня, значит, она вообще не способна на такое чувство, как любовь.

Анна потупила взгляд. Питер был прав.

— Если станешь выполнять все правила, тебя не будут бить, — тихо произнесла она.

— Ты, вижу, и вправду купилась на эту чушь. Угадал? — со вздохом спросил Питер. — Ты веришь каждому слову этой ведьмы. Я, в отличие от тебя, — нет. Анна, мы имеем точно такое же право жить на этой планете, как и миссис Принсент. Вернее, у нас даже больше прав. Они обвиняют нас в нарушении законов природы, тогда как сами, решив жить вечно, преступили главный ее закон.

Глаза Питера полыхали пламенем. Анна с ужасом глядела на него. Слова юноши были кощунством. Если его услышат, то накажут плетьми. И ее тоже — просто за то, что слушала.

— Знаешь, — произнес он, — я сматываюсь отсюда. Не хочешь бежать со мной — дело твое. Я не могу ждать тебя вечно. Тебе придется принять решение, Анна Кави. Выбирай. Ты хочешь жить в рабстве или нет?

Анна воззрилась на Питера, затем встала, обнаружив, что у нее дрожат ноги. Да как Питер смел ей сказать, что она рабыня? Опершись рукой о стол, чтобы удержать равновесие, она глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть прямо в глаза Питеру.

— Я и так уже все решила, — прошипела она. — Это ты, Питер, веришь во всякие враки. А я — Староста. Староста, понял? Через шесть месяцев я стану Ценной Помощницей. Можешь поломать себе всю жизнь, дело твое, а вот мою жизнь не трогай. Давай, беги, если хочешь, только меня с собой не сманивай. Я не желаю иметь к этому никакого отношения. И с тобой иметь дело я тоже не желаю.

С этими словами она повернулась и вышла, оставив Питера в одиночестве стоять посреди просторного зала столовой. Без единой мысли в голове она перешагнула порог, прошла через крытый двор, отделявший столовую от главного здания, а потом, ускорив темп, направилась к лестнице. Только на третьем этаже Анна поняла, куда несут ее ноги. Вскоре она уже бежала к Ванной для девочек № 2. Оказавшись внутри, убедившись, что комната пуста, и накрепко затворив за собой дверь, Анна, наконец, позволила себе дать волю слезам. Всхлипывая, девушка опустилась на пол.

— Я не Анна Кави, — сквозь плачь произнесла она. — Я не Анна Кави. Я Лишняя Анна. Правда. Я это точно знаю. Пожалуйста, пусть все будет как прежде. Умоляю, пусть все снова встанет обратно на свои места.

Загрузка...