Дела семейные

6

Галка сидела с ногами на диване, освещенная желтым светом торшера. У нее заметно пополнели узенькие плечи, размягчился подбородок и щеки приняли персиковый отлив. Рядом с нею стояли в теплой воде мутно-желтые, но еще остро пахнущие розы.

— Как же, Галя, вашего мальчика звали? — осторожно спросила Полина.

Галка ответила:

— Кока.

— Сколько ему теперь было бы?

— Теперь?.. Теперь, наверное, уже год. Полина вздохнула.

— Уж вы меня извините… Не пойму я… Неужели вы такую потерю не переживаете?

У Галки чуть-чуть дрогнули четкие брови.

— Разве лучше было бы, если бы я целый день плакала? И вдруг Полина обронила:

— Мне кажется, Галя, вы и плакать-то не умеете.

Галка не стала спорить. Против ожиданий Полины, характер у нее оказался, в общем, покладистый. После того случая с коброй молодые перебрались из палатки. Полина собралась было уходить, но Вася не пустил. Привез тесу и отгородил тетке угол с окошком в сад. И Галка добавила великодушно:

— Вы, тетечка, нам вовсе не мешаете.

Много в Галке дивило Полину: например, она очень поздно вставала, чуть ли не к обеду, упуская лучшее время — розовое утро без духоты и пыли. За тот месяц, который они прожили рядом, Полина ни разу не приметила, чтобы Галка отправилась в баню: она каждый вечер лила на себя холодную воду и полоскала волосы какой-то «мутью».

Один раз Полина заметила ей:

— Что же вы, Галя, трико свои около стола, где едим, развесили. Вы бы снесли в огород, на веревочку. Все-таки у нас мужчина в доме…

Галка посмотрела на тетку в полном недоумении. Потом сняла со спинки стула свои крошечные трусы и унесла наружу.

…Теперь они сидели вдвоем. Было воскресенье, один из бесконечных длинных и страшно жарких июньских дней, когда одолевает сонное безразличие. Когда даже разговаривать не хочется. И, как мираж, висят перед глазами, куда ни посмотришь, совершенно спаленные солнцем, коричневые горы.

Они очень долго молчали. Потом Полина, словно очнувшись, вдруг сказала:

— А ведь он там в эдаком пекле работает!..

— Кто он? — растомленно спросила Галка.

— Вася наш!

— Да, — все тем же тоном согласилась Галка. — Ужасно!..

Потом она вяло призналась:

— Я думала, тетечка, что здесь все по-другому. А здесь жарко и скучно.

Полина сказала укоризненно:

— Думается, Галя, если бы вы Васю любили… не было бы вам скучно.

— И жарко бы не было? — попробовала пошутить Галка. И поморщилась: — Тетечка, не надо!..

Полина поджав губы, замолчала. Странная с ней произошла вещь: пока Вася жил холостяком, он был ей, в общем-то, безразличен, она по-прежнему тосковала о Валентине. А теперь в нее поселилась какая-то ревность, жалость и даже нежность к племяннику, которого, как она была уже уверена, эта барыня не любит.

— Васенька, Васенька, — нарочно говорила Полина в Галкином присутствии. — Красавец ты наш!.. Малышом был совсем невидный, а теперь такой симпатяшка стал, такой славный!..

Вечерами за своей перегородкой Полина прислушивалась: вот что-то ласково гудит Вася, и так же ласково, но более меланхолично отвечает Галка. И тут же вдруг она говорит сердито:

— Слушай, это ужасно! Пещерный ты человек!.. Не тряси возле меня своим пиджаком. Ты что, хочешь, чтобы я задохнулась от вашей проклятой пыли?..

«Ох, — мучительно думает Полина. — «От вашей»! Он, что ли, пыль-то придумал?.. Ей деньги его нужны, больше ничего. Тунеядка, руки-то только для еды… Вот с красивыми-то бабами всегда так. Завтра все Васе выскажу».

Но не высказала: она видела, что Вася все равно будет работать для этой черной Галки от света до света, а надо — и ночью пойдет. Полина знала, что ему уже и на комсомольском собрании намекнули недвусмысленно: мало того, жену у товарища отбил, еще держит ее дома и не пускает работать.

— Ревнуешь ты ее, что ли? — настороженно спросили Васю.

Он весь побурел и закричал:

— Идите вы!.. Вам мало, что я сам по две смены ишачу?..

…Действительно, дома Галку никто не держал. Когда не было сильной жары, она бродила по Лангуру без видимой цели, с места на место, как коза: там заломив пыльный кустик, здесь вырвав сухую былинку. То постоит над мутным, обмелевшим Нурхобом, то взберется по тропе в гору, цепляясь за сухие ветки горной полыни, то уйдет в ближние кишлаки. И там болтает с босыми хорошенькими детьми, которые рвут для нее желтые абрикосы.

Однажды Галка решилась подняться туда, где на вершине горы работал ударный шагающий экскаватор. Он сам пробил себе сюда дорогу, поднялся под самые облака и висел над бездонным ущельем. Зубатый, огромный ковш, качаясь в голубой дымке, откусывал от макушки горы и сплевывал в пропасть камни и рыжую землю.

Галка подошла к экскаватору совсем близко и вдруг увидела в кабине голого по пояс, черного Славку Чуракова… Коротенькие его волосы совсем выгорели, и он стал похож на негатив черно-белой фотографии.

Увидев Галку, Славка тревожно заерзал в своем кресле и крикнул что-то помощнику. Тот залез в кабину, а Славка спрыгнул на землю и пошел к Галке. Она невольно подалась в сторону и прижалась к большому, исшарканному ветром и песком камню: ей казалось, что Славка может ее толкнуть, — рядом была рыжая осыпь, потом пропасть.

— Ты чего?.. — спросил Славка.

Галка молчала. Лицо ее почти закрывали черные длинные волосы, будто она хотела спрятать за ними свой испуг.

У Славки под кофейной кожей напряглись ключицы. На груди шевелились кудрявые, пыльные волоски.

— Зачем пришла?

— Посмотреть, — тихо сказала Галка.

— Любопытная!.. — горько и презрительно бросил Славка. — Была бы у тебя совесть, ты хоть на глаза бы не лезла…

— Я не знала ведь, что ты тут.

— А что ты вообще знаешь? Лягушка-путешественница!.. Губа у Славки дернулась. Он тряхнул белесой головой и сделал Галке решительный знак, чтобы отошла с дороги. А снизу уже поднимался к экскаватору порожняк — двадцатитонные кременчугские самосвалы. От них несло жаром, бензином и мощью.

Галка, держась рукой за камни, тихо пошла вниз. Из-под ног ее шурша бежали камешки и сухая глина. Когда она оглянулась, Славки уже не было видно, только высоко между скалами качался ковш его экскаватора.

В этот день Галка была грустна, словно ее обидели. Неожиданно начала мыть пол в кухне, запачканный глиной. Делала она это как-то неумело, намочила туфли, развела у самого порога грязь. Полина пришла с работы и не удержалась, чтобы не сказать:

— Господи, и такой простой вещи вы, Галя, делать не умеете!.. Вы хоть бы волосы подвязали, ведь они вам в глаза лезут.

И тут Полина услышала, как Галка тихо всхлипнула.

— Что вы, Галя? — спросила она испуганно.

Галка сидела на корточках возле ведра с грязной водой и вытирала глаза тыльной стороной мокрой ладони.

— Тетечка, — сказала она, всхлипнув еще раз, — давайте уговорим Васю уехать отсюда. Здесь так плохо!..

Полина вздохнула и отодвинула от Галки ведро.

— Ребенок вы еще, Галя. Ведь Вася работой связан. Где он еще столько заработает, чтобы всех кормить? Вы сами-то подумайте.

Галка промолчала. Большие глаза ее задумчиво смотрели на Полину. И вдруг она спросила:

— Тетя Поля, а почему у вас нет личной жизни? Полина растерялась.

— Какая жизнь, что вы?.. Мне шестой десяток…

— Ну и что? — философски сказала Галка. — Дело не в возрасте. Если бы вы за собой следили, вам можно было бы дать гораздо меньше. Я видела вас раздетую: у вас совсем молодое тело.

Полина растерялась.

— Бесстыдница вы! — сказала она. — Что вам в голову приходит?

Она прошла за свою перегородку и там в сердцах думала:

«Эх, пустая душа! Чего это она нынче?.. Вчера хохотала весь вечер…»

Потом Полина услышала, как вернулся Вася. Хотела встать, но услышала, что вскочила Галка. От слез ее не осталось следа: она, словно журча, что-то весело рассказывала Васе, и слышно было, как целовала его.

«Господи, вот и пойми…» — с тоской подумала Полина.