Дело Джен, или Эйра немилосердия

Глава 5. БЕЙ СВОИХ, ЧТОБ ЧУЖИЕ БОЯЛИСЬ

Я попыталась сфокусировать взгляд на трубке лампы у себя над головой. Что-то случилось, я знала это, но тот вечер, когда мы с Тэмвортом попытались взять Ахерона Аида, стерся из моей памяти. По крайней мере, на данный момент. Я нахмурилась: в моем сознании мелькали лишь обрывочные картинки. Я вспомнила, как трижды стреляла в маленькую старушку, а затем поспешно спускалась по ржавой пожарной лестнице. Я смутно помнила, как стреляла в собственную машину, а потом получила пулю в руку… Посмотрела на руку — она и правда была туго перевязана белым бинтом. Затем вспомнила, что в меня попали еще раз — в грудь. Я пару раз глубоко вдохнула и выдохнула — и с облегчением поняла, что не слышу хрипов. В комнате была сиделка, которая сказала мне несколько слов — я не разобрала их — и улыбнулась. Это показалось мне странным, и я снова погрузилась в милосердное беспамятство.

Когда я очнулась в следующий раз, был вечер и в помещении, кажется, стало холоднее. В большой больничной палате на семь коек — никого, кроме меня. Сквозь стеклянную дверь я разглядела вооруженного полицейского. У входа кучей навалены цветы и открытки. Я лежала в постели, а из подсознания всплывала стертая память. Я пыталась сопротивляться изо всех сил, но это было все равно что останавливать реку. Все случившееся в тот вечер разом обрушилось на меня. И я заплакала.

Через неделю я достаточно окрепла, чтобы встать с постели. Пейдж и Босуэлл оба старались меня поддержать, и даже моя мать предприняла долгую поездку из Суиндона, чтобы навестить меня. Она сказала, что все же покрасила спальню в розово-лиловый, папе страшно не понравилось, и это я во всем виновата, нечего было такое предлагать. Не думаю, что имело смысл пускаться в объяснения. Я была рада любому сочувствию, конечно же, но разум мой блуждал где-то очень далеко. Мы потерпели чудовищное поражение, и кто-то должен за это ответить. Я единственная выжила в тот страшный вечер, так что я была самым подходящим кандидатом в козлы отпущения, просто вне конкуренции.

Мою небольшую палату в госпитале предназначали и для следствия; именно сюда пришел ко мне прежний руководитель подразделения Тэмворта по фамилии Скользом, которого я никогда прежде не встречала. Похоже, у него начисто отсутствовали чувство юмора и душевная теплота. Он принес с собой двухкассетник и привел нескольких старших агентов ТИПА-1. Они отказались назвать себя. Я неторопливо и добровольно согласилась дать показания, без эмоций и как можно более точно. О странных способностях Ахерона подозревали и раньше, но даже сейчас Скользом верил в них с трудом.

— У меня есть разработки Тэмворта по Аиду, мисс Нонетот, — сказал он, — и его заметки оставляют странное впечатление. Тэмворт был слегка не в себе. ТИПА-5 принадлежал ему, и только ему. Аид стал для него скорее навязчивой идеей, чем работой. Наши предварительные выводы гласят, что он пренебрегал генеральной линией Сети. Вопреки общественному мнению, мы подотчетны Парламенту, хотя и на очень секретных основаниях.

Он немного помолчал, затем сверился со своими записями. Посмотрел на меня и включил магнитофон. Назвал дату, свое и мое имя, для остальных назвал только номера. Сделав это, пододвинул стул и сел.

— Итак, что произошло?

Я немного помолчала и начала рассказывать историю моего сотрудничества с Тэмвортом вплоть до бегства Колымагги.

— Ну, хоть у кого-то здравого смысла хватило, — пробормотал один из агентов ТИПА-1.

Я пропустила его замечание мимо ушей.

— Мы с Тэмвортом вошли в вестибюль дома Стикса, — сказала я. — Стали подниматься по лестнице. Дойдя до седьмого этажа, услышали выстрел. Мы остановились и прислушались. Стояла полная тишина. Тэмворт решил, что нас засекли.

— Вас действительно засекли, — сообщил Скользом. — Расшифровав запись на пленке, мы узнали, что Орешек произнес имя Аида вслух. Тот услышал и сразу же отреагировал: обвинил Стикса в предательстве, забрал сверток и убил брата. Так что ваше внезапное появление вовсе не было для него внезапным. Он знал, что вы оба там.

Я глотнула воды. Знай мы об этом, отступили бы? Сомневаюсь.

— Кто шел первым?

— Тэмворт. Мы медленно прошли один пролет винтовой лестницы и заглянули на площадку восьмого этажа. Она была пуста, если не считать маленькой старушки, которая стояла лицом к двери лифта и сердито ругалась себе под нос. Мы с Тэмвортом подошли к открытой двери квартиры Стикса и заглянули внутрь. Стикс лежал на полу, и мы быстро обыскали квартирку.

— Мы видели это на пленке камеры слежения, — сказал один из безымянных агентов. — Вы хорошо провели обыск.

— А Аида вы на пленке видели?

Агент закашлялся. Им было трудно принять на веру отчет Тэмворта, но видеозапись не допускала двусмысленных толкований. Ничего похожего на Аида на ней не было — только его голос.

— Нет, — сказал он наконец. — Нет, не видели.

— Тэмворт выругался и вернулся в коридор, — продолжала я. — Сразу после этого я услышала второй выстрел.

Я замолкла, тщательно вспоминая случившееся и не вполне понимая, что я тогда видела и слышала. Я помнила, как у меня замерло сердце, как все стало кристально ясным. Я не ощущала паники, только всепоглощающее желание покончить с этим делом. Я видела, как умирал Тэмворт, но никаких чувств не испытывала. Чувствам следовало вернуться позже.

— Мисс Нонетот? — оторвал меня от раздумий Скользом.

— Что? Извините. Тэмворт был ранен. Я подошла осмотреть его, но с первого взгляда было ясно, что рана смертельна. Я предположила, что Аид все еще на лестничной площадке, собралась с духом и выглянула.

— И что вы увидели?

— Я увидела маленькую старушку, стоявшую у лифта. Я не слышала, чтобы кто-то бежал вниз по лестнице, так что оставалось предположить, что Аид на крыше. Я снова осмотрелась. Старушке надоело ждать, и она прошла мимо меня к лестнице, по дороге наступив в лужу воды. Поцокала языком, увидев тело Тэмворта. Я снова окинула взглядом площадку и посмотрела на лестничный колодец, ведущий наверх. Я медленно направилась к лестнице на крышу, и тут в мою душу закралось сомнение. Я обернулась к старушке, которая начала спускаться, что-то ворча насчет того, как редко ходят трамваи. Мое внимание привлекли мокрые отпечатки ее следов. Хотя ступни у нее были маленькие, следы оставались как от большого мужского ботинка. Других доказательств мне не требовалось. Это Правило номер два: Ахерон способен лгать в мыслях, поступках, жестах и внешности. Впервые в жизни я начала стрелять, потому что пришла в ярость.

Все молчали, и я продолжила.

— Насколько я видела, по меньшей мере три из четырех выстрелов попали в эту неуклюжую фигуру. Старушка — точнее, то, что я видела как старушку, — упала вне поля моего зрения, и я осторожно подошла к лестнице. По ступеням рассыпалось всякое барахло, хозяйственная сумка на колесиках валялась на лестничной площадке внизу. Рядом какая-то бакалея, раскатилось несколько банок с кошачьими консервами.

— Стало быть, вы попали в нее?

— Вне сомнения.

Скользом вытащил из кармана маленький пакетик для вещдоков и показал мне. Внутри были три мои пули, расплющенные так, словно попали в танк.

Когда Скользом снова заговорил, в голосе его явственно прорезалось недоверие.

— Вы хотите сказать, что Ахерон скрывался под личиной старушки?

— Да, сэр, — ответила я, глядя прямо перед собой.

— И как он умудрился это сделать?

— Не знаю, сэр.

— Как мужчина ростом в шесть футов мог натянуть на себя одежду маленькой старушки?

— Я не думаю, что он сделал это физически. Он просто проецировал то, что заставил меня увидеть.

— Бред.

— Есть слишком много такого, чего мы об Аиде не знаем.

— С этим я согласен. Старушку звали миссис Гримсволд. Мы нашли ее в каминной трубе квартиры Стикса. Ее с трудом вытащили трое мужчин.

Скользом немного подумал и позволил одному из агентов задать мне вопрос.

— Мне хотелось бы узнать, почему у вас обоих были патроны со специальными пулями, — сказал агент, глядя не на меня, а на стену. Он был низеньким и смуглым, и у него дергался левый глаз, что меня раздражало. — Деформируемые полые головки, усиленное поражающее действие. Вы на кого собрались? На бизона?

Я глубоко вздохнула.

— В семьдесят седьмом году в Аида стреляли шесть раз, не нанеся ему никакого вреда, сэр. Для этой операции Тэмворт дал нам более мощное вооружение. Он сказал, что сделал это с одобрения ТИПА-1.

— Никакого одобрения не было. Если информация попадет в газеты, это дорого нам обойдется. У ТИПА-Сети плохие отношения с прессой, мисс Нонетот. «Крот» спит и видит, как бы внедрить к нам своего журналиста. В нынешней обстановке, когда все требуют подотчетности, политики давят на нас все сильнее и сильнее. Оружие повышенной летальности! Черт, даже Особая кавалерия не использовала такого против русских!

— Так я ему и сказала, — возразила я. — Но, посмотрев вот на это, — я встряхнула пакетик со сплющенными пулями, — думаю, что Тэмворт еще слишком осторожничал. Надо было брать бронебойные.

— И не думайте об этом.

Тут разговор прервался. Скользом и остальные удалились в соседнюю комнату, чтобы обсудить наш разговор, пока медсестра делает мне перевязку. Мне повезло: заражения не было. Когда они вернулись, чтобы возобновить допрос, я думала об Орешеке.

— Когда я осторожно спустилась по лестнице, я решила, что Ахерон теперь безоружен, — продолжала я. — Рядом с банкой порошка для заварного крема лежала «беретта». Не было видно ни Ахерона, ни старушки. На площадке пятого этажа я нашла выбитую с огромной силой дверь — она была сорвана с петель, засов выворочен. Я быстро опросила жильцов, но они оба просто помирали со смеху — насколько я поняла, Ахерон рассказал им анекдот про трех муравьедов в пабе. Никакого толку я от них не добилась.

Один из агентов медленно покачал головой.

— В чем дело? — разозлилась я.

— Они оба не помнят ни вас, ни Аида. Они только помнят, что дверь почему-то вылетела. Что вы на это скажете?

Я немного подумала.

— Ничего. Возможно, он умеет контролировать слабые умы. Нам до сих пор почти ничего не известно о его способностях.

— Хммм, — задумчиво протянул один из агентов. — Честно говоря, парочка и правда пыталась рассказать нам анекдот про муравьедов. Это нас озадачило.

— Он был смешной, да?

— Вовсе нет. Но они, кажется, считали, что очень смешной.

Я начала закипать. Мне не нравился этот допрос. И все же я собралась с мыслями и продолжила, убеждая себя, что чем скорее все это кончится, тем лучше.

— Я внимательно осмотрела квартиру и обнаружила в спальне открытое окно. Оно выходило на пожарную лестницу. Выглянув наружу, четырьмя этажами ниже я увидела Ахерона, бегущего по ржавым ступеням. Я поняла, что не смогу перехватить его. Вдруг я увидела Орешека. Он выскочил из-за припаркованной машины и направил револьвер на Аида, который только что спрыгнул на землю. Тогда я не понимала, почему он пришел.

— А теперь знаете?

Сердце у меня опустилось.

— Он был там из-за меня.

На глаза навернулись слезы, и я попыталась задавить их. Чтоб мне провалиться, я не стану реветь как ребенок перед этой шайкой… Закашлявшись, я умело скрыла рыдание.

— Он был там, потому что понял, что натворил, — сказал Скользом. — Он произнес имя Аида вслух и подставил вас с Тэмвортом. Мы думаем, он пытался исправить ошибку. В свои восемьдесят девять лет он пытался справиться с человеком, который был намного сильнее, решительнее и умнее его. Отважный дурак. Вы слышали что-нибудь из их разговора?

— Сначала нет. Я спускалась по пожарной лестнице, когда услышала крик Орешека: «Полиция!» и «Ложись!» К тому времени, когда я добралась до третьего этажа, Аид убедил Орешека отдать оружие — и застрелил его. Я выстрелила дважды с того места, где находилась. Аид слегка пошатнулся, но тут же выпрямился и бросился к ближайшей машине — моей машине.

— И что было потом?

— Я спустилась до конца лестницы, спрыгнула на землю — неудачно, в какой-то мусор — и подвернула ногу. Подняв голову, я увидела, что Ахерон выбивает стекло и открывает машину. Чтобы включить зажигание и завести мотор, ему хватило пары секунд. Я знала, что улица заканчивается тупиком. Если Ахерон захочет уехать, то ему придется прорываться мимо меня. Я дохромала до середины дороги и стала ждать. Как только он тронулся, начала стрелять. Все мои выстрелы попали в цель. Две пули — в ветровое стекло, одна — в решетку радиатора. Машина продолжала ехать, я продолжала стрелять. Ветровое стекло и одна фара разлетелись вдребезги. Машина сбила бы меня, если бы продолжила движение, но мне было все равно. Операция провалилась. Ахерон убил Тэмворта и Орешека. Он убьет еще многих, если я не выложусь до конца. Последним выстрелом я прострелила шину переднего колеса, и Ахерон наконец потерял управление машиной. Машина врезалась в припаркованный «студебеккер», перевернулась, проехалась на крыше и остановилась в трех футах от меня. Немного покачалась, потом замерла. Вытекавшая из радиатора вода перемешивалась на мостовой с бензином.

Я выпила еще воды и посмотрела на лица собравшихся. Они ловили каждое мое слово, но самое тяжелое было впереди.

— Я перезарядила пистолет, рванула дверь со стороны водительского сиденья перевернутой машины. Я ожидала, что оттуда вывалится Аид, но он, не в первый раз за тот вечер, обманул мои ожидания. Машина была пуста.

— Вы видели, как он выпрыгнул?

— Нет. Я как раз думала об этом, когда услышала за спиной знакомый голос. Это был Колымагги. Он вернулся. «Где он?» — крикнул Колымагги. «Не знаю, — ответила я, заикаясь, и осмотрела машину сзади. — Он был здесь!» — «Оставайся на месте! — крикнул Колымагги. — Я пойду посмотрю спереди.» Я обрадовалась, что мне отдают приказы и снимают с меня груз ответственности. Но когда Колымагги повернулся, я заметила, что он слегка мерцает, и поняла, в чем дело. Не колеблясь, я выстрелила в него трижды. Он упал замертво…

— Вы стреляли в оперативника? — не поверил своим ушам агент ТИПА-1. — В спину?!

Я проигнорировала этот вопль.

— Конечно, это был не Колымагги. С мостовой поднялся Ахерон. Он потер спину там, куда я попала, и добродушно улыбнулся. «Не спортивно!» — улыбнулся он. «Мне не до спорта», — ответила я.

Один из офицеров ТИПА-1 перебил меня:

— Похоже, вы тут уложили кучу народа, и всех в спину, мисс Нонетот. В человека стреляют в упор высокоскоростной пулей — и он жив? Извините, но это невозможно!

— Но так было.

— Она лжет! — негодующе воскликнул он. — С меня хватит!

Скользом положил ему руку на плечо и заставил успокоиться.

— Продолжайте, мисс Нонетот.

Я повиновалась.

— Привет, Четверг, — сказал он.

— Привет, Ахерон, — ответила я.

Он улыбнулся.

— Кровь Тэмворта стынет на цементе там, наверху, и виновата в этом ты. Отдай мне пистолет, и мы покончим со всем этим и разойдемся по домам.

Он протянул руку, и мне очень захотелось отдать ему оружие. Но я отвернулась, прежде чем он успел прибегнуть к более убедительным методам, — как в те времена, когда он был лектором, а я студенткой. Видимо, Тэмворт подозревал, что мне хватит сил сопротивляться, — может, еще и поэтому взял меня в команду. Не знаю. Аид понял, что я не поддалась и сказал совершенно искренне.

— Мы давно не виделись. Лет пятнадцать?

— С лета шестьдесят девятого, — мрачно ответила я. У меня не было времени на игрушки.

— Шестьдесят девятого? — ответил он, на мгновение задумавшись. — Значит, шестнадцать лет. Я припоминаю, мы с тобой очень дружили.

— Вы были блестящим преподавателем, Ахерон. Я не встречала ума, равного вашему. Как же вы докатились до такого?

— То же могу сказать и о тебе, — улыбнулся в ответ Ахерон. — Ты была единственной моей студенткой, которую я мог назвать блестящей, и все же ты здесь, работаешь в организации, знаменитой своим занудством. Литтектив, ТИПА-лакей! Что тебя привело в ТИПА-5?

— Судьба.

Повисла пауза. Ахерон улыбнулся.

— Ты всегда мне нравилась, Четверг. Ты перевернула мою жизнь. Как мы все знаем, нет ничего более соблазнительного, чем сопротивление. Я часто думал, что будет, если мы снова встретимся. Моя блестящая ученица, моя протеже. Мы ведь были почти любовниками.

— Я никогда не была вашей протеже, Аид.

Он снова улыбнулся.

— Ты никогда не хотела новую машину? — внезапно спросил он.

Конечно, хотела. Я так ему и сказала.

— А большой дом? Два больших дома? С парком. И картинами Рембрандта.

Я поняла, к чему он клонит.

— Если вы хотите меня купить, Ахерон, то вы должны выбирать верную валюту.

Он помрачнел.

— А ты сильная, — сказал он. — Жадность одолевает почти всех.

Я разозлилась:

— Зачем вам рукопись «Чезлвита», Ахерон? На продажу?

— Украсть и продать? Какая пошлость! — фыркнул он. — Мне жаль твоих друзей. От разрывных пуль столько брызг, правда?

Мы стояли лицом к лицу. Скоро должны были подоспеть парни из Четырнадцатого.

— На землю, — приказала я. — Или, клянусь, буду стрелять.

Внезапно Аид превратился как бы в размытое пятно. Послышался резкий треск, что-то ударило меня в плечо. Потом пришло ощущение тепла, и я с каким-то отстраненным любопытством отметила, что в меня попала пуля.

— Хорошая попытка, Четверг. А как насчет другой руки?

Оказывается, я тоже машинально выстрелила в него. С этим он меня и поздравлял. Я понимала, что у меня не более тридцати секунд до того, как я начну терять сознание от потери крови. Я перебросила пистолет в левую руку и снова прицелилась. Ахерон одобрительно улыбнулся. Он продолжил бы свою жестокую игру, если бы вдали не завыли полицейские сирены. Ему пришлось поторапливаться. Он выстрелил мне в грудь и ушел, оставив меня умирать.

Агенты ТИПА-1 тихонько ерзали и переглядывались, слушая мой рассказ. Мне было плевать, верят они мне или нет. Аид оставил меня умирать, но мой срок еще не пришел. «Джен Эйр», которую отдал мне Тэмворт, спасла мне жизнь. Я сунула ее в нагрудный карман, и мягкая пуля разнесла книгу, но не прошла в тело. Я получила перелом ребер, контузию легкого и гематому, от которых можно было сдохнуть — но я выжила. Удача или рок, думайте что хотите.

— Все? — спросил Скользом.

Я кивнула:

— Все.

Конечно, это было не все, но остальное их уже не касалось. Я не рассказала, как Аид воспользовался смертью Филберта Орешека, чтобы эмоционально сломать меня. Этим он и спровоцировал меня на первый выстрел.

— Это почти все, что мы хотели узнать, мисс Нонетот, — сказал Скользом. — Можете вернуться в ТИПА-27, как только поправитесь. Хочу напомнить вам, что вы связаны обязательством хранить молчание — вы дали подписку. Неверное слово может иметь для вас очень болезненные последствия. Вы не хотите ничего добавить?

Я глубоко вздохнула:

— Я понимаю, что многое из моего рассказа кажется невероятным, но это правда. Я первый свидетель, который видел Аида и остался в живых. Кто бы ни преследовал его потом, он должен знать, на что способен этот человек.

Скользом откинулся на спинку кресла. Он покосился на мужчину с нервным тиком, тот кивнул в знак разрешения.

— Пустой разговор, мисс Нонетот.

— То есть?

— Аид мертв. ТИПА-14 не безнадежны, несмотря на чрезмерную склонность палить где попало. Его преследовали до автострады М-4, где он разбился вместе с машиной на перекрестке двенадцать. Машина перелетела через дамбу и взорвалась. Мы не хотели вам рассказывать, пока не выслушаем ваши показания.

Новость поразила меня в самое сердце. Месть была главным чувством, которое последние две недели помогало мне выжить. Без жгучего желания увидеть, как покарают Аида, я, возможно, отдала бы концы. Но без Ахерона вся моя исповедь оставалась бездоказательной. Я и не ждала, что они поверят каждому моему слову, но я надеялась, что буду отомщена, когда до него доберется кто-нибудь другой.

— Извините? — невпопад спросила я.

— Я сказал, что Аид погиб.

Я выпалила:

— Нет!

Скользом решил, что моя реакция — последствие травматического шока.

— С этим трудно смириться, но — да. Сгорел до неузнаваемости. Пришлось опознавать его по карточке стоматолога. У него все еще был при себе револьвер Орешека.

— А рукопись «Чезлвита»?

— Ни следа. Думаем, тоже сгорела.

Я уставилась в пол. Вся операция пошла прахом.

— Мисс Нонетот, — сказал Скользом, поднимаясь, и положил руку мне на плечо, — вам будет приятно услышать, что вся эта информация не разойдется по Сети дальше ТИПА-8. Можете вернуться в свой отдел с незапятнанным личным делом. Вы наделали ошибок, но никто из нас не знает, как все обернулось бы при ином стечении обстоятельств. Что до нас, то мы больше не встретимся.

Он отключил магнитофон, пожелал мне выздоровления и вышел. Остальные последовали за ним, но человек с тиком задержался. Он подождал, пока его коллеги уйдут подальше, и прошипел.

— Мне кажется, что вы просто все наврали, мисс Нонетот. Мы не можем себе позволить терять таких людей, как Филип Тэмворт.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что сказали мне его имя.

Он хотел было что-то добавить, но передумал и убрался к черту.

Я встала из-за стола, вышла из импровизированной комнаты для допросов и подошла к окну. Снаружи было тепло и солнечно, деревья раскачивались под легким ветром. Казалось, в мире нет места таким, как Аид. Я позволила себе вернуться к воспоминаниям о том вечере. О том, о чем я сейчас умолчала. Об Орешеке. Ахерон сказал тогда кое-что еще. Он показал пальцем на старое, усталое тело Орешека и сказал.

— Филберт просил передать тебе, что ему очень жаль.

— Это отец Филберта, — поправила я его.

— Нет, — хихикнул он. — Это Филберт.

Я снова посмотрела на Орешека. Он лежал на спине с открытыми глазами, сходство было несомненным, несмотря на шестьдесят лет разницы в возрасте.

— О господи, нет! Филберт! Это был он?

Ахерон казался страшно довольным.

— «Задержался» — это термин Хроностражи для агрегации времени, Четверг. Я удивлен, что ты этого не знаешь. Он застрял вне «здесь и сейчас». И меньше чем за минуту на него обрушилось сразу шестьдесят лет. Неудивительно, что он не хотел, чтобы ты его увидела.

Значит, никакой девушки в Тьюксбери не было. Я слышала от отца о временных расширениях и темпоральной нестабильности. В мире События, Конуса и Горизонта Филберту Орешеку пришлось задержаться. И трагедия была в том, что он не мог мне об этом сказать. Именно в тот момент я и потеряла голову, а Ахерон воспользовался этим и выстрелил. Все получилось так, как он и планировал.

Я медленно вернулась в комнату и села на постель, совершенно подавленная. Когда никого рядом не было, слезы легко набегали на глаза. Минут пять я плакала от души, почувствовала себя намного лучше, шумно высморкалась и рассеянно включила телевизор. Попереключала каналы, потом наткнулась на «ЖАБ-ньюс». Конечно, опять говорили о Крыме.

— Новые известия из Крыма, — объявила дикторша. — Бюро Продвинутых вооружений корпорации «Голиаф» представляет последнее новшество в борьбе с русскими агрессорами. Корпорация надеется, что новая баллистическая плазменно-энергетическая винтовка — ее кодовое название «круть» — станет решающим оружием, которое переломит ход войны. Наш военный корреспондент Джеймс Мудакез сейчас покажет нам образец.

На экране крупным планом показали экзотическую винтовку, которую держал солдат в военной униформе.

— Это новая плазменная винтовка «круть», представленная сегодня корпорацией «Голиаф», — объявил Мудакез, держась от солдата на некотором отдалении. — Мы по понятным причинам не можем рассказать вам много, но мы покажем вам ее эффективность. Заряд концентрированной энергии используется для разрушения брони и уничтожения личного состава на расстоянии мили.

Я в ужасе смотрела, как солдат демонстрирует новое оружие. Незримый энергетический заряд разнес танк в клочья с силой десяти гаубиц. Артиллерийская батарея в ладони. Когда улеглись радиопомехи, Мудакез на фоне марширующих с новыми винтовками солдат задал полковнику парочку явно заготовленных заранее вопросов.

— Когда вы предполагаете оснастить «крутью» войска на передовой?

— Первая партия в процессе доставки. Остальные будут поставлены, как только мы построим нужные производственные площади.

— И последнее: как повлияет это оружие на исход войны?

На лице полковника мелькнул намек на эмоции.

— Предсказываю, что русские через месяц запросят пощады.

— Во дерьмо! — вслух выругалась я.

За время службы на фронте я слышала эту фразу тысячу раз. По своей невероятной глупости она заменила даже заезженное «не позднее Рождества». И всегда, без единого исключения, подобные обещания оборачивались чудовищными потерями.

Еще до первых поставок нового оружия само его существование нарушило баланс сил в Крыму. Давно уже не думая об отступлении, английское правительство пыталось переговорами добиться капитуляции русских войск. Русские увиливали. ООН требовала, чтобы обе стороны вернулись за стол переговоров в Будапеште, но процесс завис. Императорская русская армия окапывалась, готовясь отразить наступление.

В то же утро представитель «Голиафа» должен был предстать перед Парламентом и объяснить задержку доставки нового оружия, поскольку они и так на месяц выбились из графика.

От размышлений меня оторвал визг тормозящих шин. Я подняла взгляд. Посреди больничной палаты стояла яркая спортивная машина. Я дважды моргнула, но машина никуда не делась. Никаких рациональных объяснений тому, как она оказалась в палате, не было и быть не могло: через дверь едва-едва пропихивали кровать. Но машина была здесь. Я чувствовала запах выхлопа, слышала рев мотора на холостом ходу, но почему-то ситуация показалась нормальной. Из машины выглядывали люди. За рулем сидела женщина лет тридцати с небольшим, и чем-то она была мне знакома.

— Четверг! — требовательно крикнула она.

Я нахмурилась. Все выглядело очень реальным, и, никаких сомнений, я где-то видела эту женщину прежде. Пассажир, незнакомый молодой человек в строгом костюме, приветственно помахал рукой.

— Он не умер! — торопливо проговорила женщина. — Авария — для отвода глаз! Такие, как Ахерон, так просто не умирают! Поезжай работать литтективом в Суиндон!

— Суиндон? — эхом отозвалась я.

Я думала, что сбежала из этого города — он вызывал во мне слишком много горьких воспоминаний.

Я открыла было рот, но снова взвизгнула резина, и машина исчезла, скорее сложившись, чем растворившись в пространстве; осталось лишь эхо и слабый запах выхлопных газов. Скоро и он исчез, не оставив мне и намека на разгадку этого странного происшествия. Я стиснула голову руками. Водитель действительно был мне хорошо знаком.

Это была я.

К тому времени, когда внутреннее расследование подошло к концу, моя рука почти зажила. Мне не разрешили прочесть материалы — ну и наплевать. Ничего бы мне их выводы не дали, кроме разочарования и злости. Босуэлл навестил меня еще раз и сказал, что мне дают шесть месяцев отпуска по болезни перед выходом на работу. Это не спасало. Я не хотела возвращаться в кабинет литтектива. Во всяком случае, в Лондоне.

— И что ты собираешься делать? — спросила Пейдж.

Она приехала помочь мне упаковать вещи перед выпиской из госпиталя.

— Шесть месяцев — чертовски долгий срок, когда у тебя нет хобби, или приятеля, или семьи, — продолжала она.

Иногда она бывает невыносимо прямолинейной.

— У меня куча хобби.

— Назови хоть одно.

— Рисование.

— Неужто?

— Ужто. В настоящее время я пишу морской пейзаж.

— И давно?

— Лет семь.

— Должно быть, нечто потрясающее!

— Жуткая дрянь.

— Нет, серьезно, — настаивала Тернер (последние несколько недель сблизили нас куда сильнее, чем многолетняя совместная работа), — что ты собираешься делать?

Я протянула ей бюллетень ТИПА-27, где приводился список региональных отделений. Пейдж посмотрела на строчку, которую я обвела красными чернилами.

— Суиндон?

— Почему нет? Там мой дом.

— Может, и дом, — ответила Тернер, — но это же чертовщина какая-то. — Она постучала пальцем по странице. — Работенка для начинающих оперативников, а ты ведь уже три года инспектор!

— Три с половиной. Все равно. Я еду.

Пейдж незачем было знать о настоящей причине. Конечно, бывают и совпадения, но совет женщины, сидевшей за рулем, звучал предельно ясно: Поезжай работать литтективом в Суиндон! Не исключено, что мой глюк был чистой воды реальностью, газета с вакансией пришла сразу после материализации автомашины. Если водитель знала, что говорит насчет работы в Суиндоне, то, возможно, и об Аиде она тоже говорила дело. И я решилась. А рассказать о машине Пейдж я не могла: дружба дружбой, но она тут же разболтала бы все Босуэллу, Босуэлл доложился Скользому, а результатом был бы ливень неприятностей. За последние месяцы я очень хорошо насобачилась скрывать правду и чувствовала себя куда счастливее, чем раньше.

— Нам в отделе будет тебя не хватать, Четверг.

— Это пройдет.

— Тебя будет не хватать мне.

— Спасибо, Пейдж. Я тронута. Мне тебя тоже будет недоставать.

Мы обнялись, она попросила меня не пропадать и ушла из палаты под писк своего пейджера.

Я закончила сборы, поблагодарила сиделку, а та протянула мне коричневый бумажный пакет.

— Что это? — спросила я.

— Это от тех, кто в тот вечер спас вашу жизнь.

— Простите, не понимаю?

— Какие-то прохожие оставались рядом с вами до приезда медиков. Они перевязали вам руку и закутали в пальто, чтобы согреть. Без их помощи вы истекли бы кровью.

Заинтригованная, я открыла пакет. Во-первых, там был носовой платок, который, несмотря на тщательное застирывание, еще хранил пятна моей крови. В уголке была вышита монограмма «ЭФР». Еще там лежал пиджак, вернее, что-то вроде вечернего сюртука, характерного для середины прошлого столетия. Я порылась в карманах и нашла счет от портного на имя Эдварда Фэйрфакса Рочестера, эсквайра. Он датировался 1833 годом. Я тяжело плюхнулась на кровать и уставилась на две тряпки и мятый счет. Будь я нормальным человеком, я не поверила бы, что Рочестер сошел со страниц «Джен Эйр», чтобы помочь мне в тот жуткий вечер, потому что это бредятина. Я вообще могла бы выбросить все из головы как дурацкий замысловатый розыгрыш, если бы не одна мелочь. Я уже раз встречалась с Эдвардом Рочестером.