Дело Эрбэ и К°

I. Шифр двойного обозначения

— Тов. Костин, — обратился шифровальщик к следователю, задумчиво барабанившему пальцами по оконному стеклу, — приходится сознаться в полном бессилии.

Он встал, потянулся, подошел к Костину и посмотрел в окно. Начиналась весна. Солнечные лучи слепили глаза.

— К каким все же выводам вы пришли?

— Выводы почти все отрицательные.

Костин поморщился:

— Что-ж. В нашем деле и отрицательные выводы часто играют положительную роль. Формулируйте их.

Тонкие пальцы шифровальщика скользнули по морщинам откинутого лба, как-бы массируя набегающие мысли. Пятнадцать лет тюрем и ссылок сделали из него опытного разгадчика шифров, но теперь весь его многообразный опыт разбивался о маленький клочок бумажки, который имел следующий вид:

После небольшой паузы, шифровальщик сказал:

— Во-первых: боковая надпись «Т. П.» может означать название шифра, во-вторых: буква «ц» в четвертей строчке дает основание предполагать, что шифр составлен не в обычном порядке. Вам, тов. Костин, вероятно, известно, что даже при максимальном сокращении алфавита, буква «ц» в шифре остается. К тому же выпадающие из шифра буквы, обыкновенно, заменяются другими. В-третьих: слова не отделены друг от друга и путь извлечения часто повторяющихся букв ни к чему не приводит. Все это наводит меня на мысль, что мы здесь имеем дело с фиктивной записью. К сожалению, я не знаком с делом, в котором я мог бы найти подтверждение своей гипотезы.

— Ну-с, а если бы у вас была уверенность, что шифр здесь налицо…

— Тогда… тогда остается еще один вывод… И последний…

— А имение?

— Что составители шифра пользовались методом, впервые применением итальянскими карбонариями. Вы знакомы с ним?

— Нет, а в чем он заключается?

— О, эти ребята были мастерами своего дела. Они пользовались цитатами из священного писания. Строки разбивались на буквы и получался шифр двойного обозначения.

Костин улыбнулся.

— Никогда не думал, что священное писание найдет себе толковое применение.

— В нашей записке, — продолжал шифровальщик, — судя по римским цифрам, мы имеем четыре строки, а в каждой из них, приблизительно, по 30 букв…

— Не наводит ли вас на размышление количество строк, — перебил Костин, — не дает ли это основание думать, что ключей к шифру могут быть стихи?

— Что-ж, это весьма вероятно. Священным писанием вряд ли сейчас пользуются, а вот стихи… Стихи, пожалуй удобны для запоминания.

— Да, но это предположение ничуть не облегчает нашей задачи. Стихов, к сожалению, тысячи.

Костин усмехнулся и распахнул окно. Комната наполнилась шумом весенних разноголосиц.

— Глядите-ка, что за погода. Вы, Николаев, кажется, в душе немного поэт. Проветритесь от шифров, пококетничайте с солнцем, а вечерком заходите. Дела, дружище, не так уж безнадежны, как вам кажется. Впрочем, и я поддаюсь влиянию весны, а весной так верится…

Николаев вышел. Оставшись один, Костин оживился.

— Стихи, стихи… Это ясно. Тридцать букв в каждой строке. Этот Николаев, кажется, не так глуп, как я думал. Да, конечно, это стихи. А если стихи, то уж, конечно, Лермонтова.

Костин быстро подошел к столику, где находились вещественные доказательства по делу Эрбе. На столике лежали четыре машинки, начиненные порохом и пироксилином и книжка в кожаном переплете с золотым тиснением «Полнее собрание сочинений М. Ю. Лермонтова, Том I». Костин взял книгу и внимательно стал ее просматривать. Уже через час книга была просмотрена.

— Что за чорт! Не может быть, чтоб я ошибся. Неужели Николаев прав?

Он снова углубился в шифр. Вдруг ударил себя по лбу: «Т. П.» — название шифра. Открыл оглавление. Ключ найден. — «Три пальмы». Через полчаса перед ним лежала расшифрованная записка:

Рождение Марии 14— I. Позаботьтесь о здоровьи больных. Рецептура выслана 15. Катя в Батуме на поправке. Найдите подходящего, человека для сообщений.

Шифр, конечно, был раскрыт, но, судя по результатам, он был двойным, а этого Костин ожидал меньше всего. Перед ним возникла логическая часть задачи.

— Будем сперва извлекать конкретные данные, — подумал он. В глаза ярко била фраза: «Катя в Батуме на поправке». Это сразу подтвердило предположение следователя, что нити дела тянутся из-за рубежа. Костин стал сличать данные, полученные следствием, с результатами расшифрованной записки.

Эрбе был арестован на Столешниковом 2/5. Комната имела нежилой вид. По всем имеющимся данным, Эрбе только недавно прибыл в Москву и работы своей, по-видимому, не успел обнаружить. В комнате были найдены машинки и книга Лермонтова. Роль последней выяснена. Над назначением же машинок долго думать не приходилось. Ясно, что Эрбе предполагал организовать в Москве покушение. Бидоны, начиненные пироксилином, имели своеобразную форму. Костин выяснил еще в начале следствия, что они были изготовлены на юге. Уже тогда запахло Черным морем. У Эрбе был найден злополучный шифр — выплыли Батум и Катя. Что такое Батум — для Костина было, понятно, но кто такая Катя? Над этим стоило подумать. Эрбе во время обыска удалось отравиться. Значит, все остальные данные должны быть найдены в записке и в Батуме. Костин продолжал извлекать данные из записки:

— Здесь мы имеем дело или с покушением на вождей революции, — думал он, — или же с желанием причинить материальный ущерб Республике. Возможно, что с тем и другим одновременно. Так или иначе «больные», о которых упоминается в записке, — объект покушения. Это ясно. Дальше. «Рецептура выслана 15». Сегодня 29, Эрбе арестован три дня назад. Остается предположить, что рецептура уже получена в виде бидончиков, пересланных из Батума.

Клубок постепенно распутывается. Костин продолжал исследование. — «Пришлите надежного человека для сообщений», — прочел он, — здесь можно предположить, что человек еще не послан, а может быть, не найден, так как у Эрбе, не было надобности посылать человека до покушения. Во всяком случае все это принимается на вид. Остается первая фраза, самая загадочная и, по-видимому, самая важная: «Рождение Марии 14—I».

«Остается первая фраза, самая загадочная»…

Разница в цифрах, обыкновенная для календарного исчисления — 13. Если это так, тогда «рождение» легко заменить противоположным значением «смерть» — столь обычное средство логической зашифровки, а «Мария» — объект внимания террористической организации. В последнем выводе Костин был не совсем уверен. Легкость. Легкость и навязчивость его казались следователю подозрительными… Однако, на этом Костин остановился, закурил папироску, сложил в ящик дело Эрбе и вышел на улицу. Бледные фонари тщетно буравили надвигающуюся темень.