Дело генетиков

Глава 5 СТАЛИНСКИЕ КАМПАНИИ КОНЦА 40-х — НАЧАЛА 50-х гг

Одна из любимых тем антисталинистов — так называемая «кампания борьбы против космополитизма». С этой кампанией они также связывают «гонения на генетику». Между тем, все это можно объяснить, не прибегая к гипотезе о деспотизме Сталина. Борьба с космополитизмом была обусловлена тем, что из-за периферизма советской науки и культуры в них процветало преклонение перед Западом.

Известно, что споры о приоритетах ведутся часто в политических целях. Так, после войны в советские учебники вошло множество двойных названий, чтобы подчеркнуть приоритет отечественных ученых. Было необходимо «психологически» выкорчевать научный периферизм в науке, начавший развиваться в СССР.

Важная роль в затеянной им кампании борьбы с «космополитизмом» была отведена Сталиным историкам науки. Кампания предписывала находить особые пути развития русской науки, утвердив ее приоритет во многих начинаниях и открытиях.

Другой причиной этой кампании стала попытка Сталина сделать русский язык языком науки. Еще до войны были даны указания ученым печатать работы в основном в русских научных журналах. Сталин знал о будущем жестком противостоянии с Западом и заботился о том, чтобы базы данных были на русском языке. Кто захватит язык науки, тот будет владеть миром. Кстати, сейчас более 70 % баз научных данных находятся на территории США, даже русский вариант Википедии.

Чтобы повысить роль русского языка в науке и подчеркнуть роль науки для советской страны, которая противостояла в те годы Западу, пришлось прибегнуть к ряду административных мер. В июле 1947 года принимается решение о запрете изданий АН на иностранных языках. Собственно же кампания борьбы с низкопоклонством перед Западом началась с писем Петра Капицы Сталину. У Кожинова читаем: «Вместе с письмом от 2 января 1946 года Капица прислал Сталину рукопись книги историка техники Л.И. Гумилевского «Русские инженеры», которая была создана по настоянию Капицы, а по распоряжению Сталина немедля издана. «Из книги, — подводил итоги в письме Сталину Капица, — ясно:

1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас.

2. Мы сами почти не умели их развивать…

3. Часто причина неиспользования новаторства в том, что обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное… сейчас нам надо усиленным образом поднимать нашу собственную технику… Успешно мы можем делать это только… когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться». Нельзя не напомнить, что Капица с 1921-го по 1934 год жил и работал за рубежом и, следовательно, сопоставлял научно-технические «потенциалы» Запада и России с полным знанием дела».

В 1946 году писателя Александра Поповского вызвали к секретарю ЦК Андрею Жданову. «Партия считает, что история, преподавание науки и техники в нашей стране — в совершенно неудовлетворительном состоянии, — сказал Андрей Александрович. — Люди заканчивают школу и вузы в убеждении, что отечественные умельцы и ученые ни на что не годны, что они могут лишь плохо копировать достижения западных коллег. Это низкопоклонство, этот комплекс неполноценности перед всем западным должен быть преодолен. Соответствующие указания вузам, редакциям и Академии наук уже даны. Вам поручается составить план литературной кампании по простой и доходчивой пропаганде подлинной, а не искаженной западными фальсификаторами и их отечественными прислужниками истории науки и техники. Составьте список тем, план выпуска соответствующих книг, наметьте авторов. Все издательства получат соответствующие указания».

14 августа 1946 г. появилось постановление ЦК ВКП(6) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»«, в котором, в частности, подверглись критике А. Ахматова и М. Зощенко.

В СССР кампания борьбы с «антипатриотизмом» стала особенно очевидной 28 марта 1947 года, когда при министерствах и ведомствах были учреждены «суды чести», долженствующие, согласно их уставу, «повести непримиримую борьбу с низкопоклонством и раболепием перед западной культурой, ликвидировать недооценку значения деятелей русской науки и культуры в развитии мировой цивилизации».

Особенно усилилась борьба с низкопоклонством после публикации на Западе в 1946 году книги о раке двух ленинградских ученых Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскина. Профессора Клюева и Роскин направили рукопись своей монографии по проблемам лечения рака для публикации в США. Академик В. Парин, передавший рукопись американским издателям, был обвинен в шпионаже и приговорен к 25 годам заключения. По всей стране была проведена широкая кампания осуждения участников этой истории как космополитов. Закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 16 июня 1947 года «О деле профессоров Клюевой и Роскина» осуждало наличие среди некоторой части советской интеллигенции… низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной…».

Затем на смену обвинениям в низкопоклонстве перед Западом пришли обвинения в космополитизме. Космополитизм как бы конкретизировал низкопоклонство. Под космополитами, а точнее безродными космополитами, обычно имелись в виду евреи. Мне кажется, что советская власть, ведя борьбу с засильем евреев в верхних эшелонах власти, культуре и науке, с процветающими там групповщиной, коррупцией и кумовством, не могла назвать вещи своими именами, не могла заявить, что в еврейской среде процветает кумовство, и вынуждена была пользоваться иносказаниями.

Выражение «безродный космополит» появилось в 1948 году. Его автор — А. А. Жданов, который в январе 1948 года, выступая на совещании деятелей советской музыки в ЦК КПСС, говорил: «Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину означает… потерять свое лицо, стать безродным космополитом».

После января 1948 года история науки и техники подавалась с точки зрения приоритета советских и дореволюционных русских ученых во многих областях знаний. Не обошлось и без перегибов. Были отдельные случаи, когда достижения иностранных ученых и изобретателей замалчивались. Иногда такая установка приводила к прямым фальсификациям (были изобретены якобы «первый в мире полет на воздушном шаре» рязанского подьячего Крякутного, средневековые документы об открытии новгородцами Шпицбергена и т. д.).

Самое интересное, что мнимый «полет Крякутного» на воздушном шаре — это дело рук известного мистификатора XIX века Сулакадзева; историки науки 1940-х гг. лишь некритически воспользовались этой старой историей…

Но кто может осудить Сталина за «борьбу с космополитизмом»? Уже не американцы ли? А может, правильнее говорить не о России, а о США как о «родине слонов»: посмотрите любой американский справочник — и вы убедитесь, что все открытия и изобретения были сделаны американцами (или англоговорящими народами). Сталину с его кратковременной — всего 5-летней — кампанией борьбы с низкопоклонством никак не угнаться за этими проявлениями атлантоцентризма, которые продолжают культивироваться не одно десятилетие!

Своего мракобесия хватало и в США. С самого «обезьяньего процесса» (суд над школьным учителем Джоном Скопсом, обвиненном в незаконном преподавании дарвинизма, проходил в июле 1925 года в городе Дейтоне штата Теннесси), навязывающего примат библейского учения о происхождении мира и жизни над «безбожным дарвинизмом», наука в США, несмотря на громкие мировые имена и достижения, не имела массовой популярности и авторитета, в обществе она была под подозрением.

И до сих пор, например, при цитировании научные работы ученых из других стран американцами замалчиваются. В своей книге по науковедению С.Г.Кара-Мурза приводит такой пример. Когда были одновременно опубликованы две работы по аффинной хроматографии (метод разделения и анализа химических смесей), то в Америке больше цитировалась работа американских авторов, а в Швеции шведских, хотя последняя была опубликована чуть раньше и в журнале более высокого уровня.

В результате кампании по «борьбе с космополитизмом» быстро поднялись и окрепли научно-популярные журналы, в каждом киоске Союзпечати можно было, в частности, купить за копейки научно-популярные брошюры из серии «Библиотечка солдата и матроса» (Минобороны работало!). Во дворцах пионеров в кружках судо- и авиамоделистов подрастала смена прославленным российским корабелам и авиаконструкторам. Потрясающие писатели, такие как Б. Агапов и Б. Розен, вводили полуголодных послевоенных мальчишек в волшебный мир сказочных достижений науки и техники, посвящали в радостное и светлое будущее, наполненное смыслом и разумом. Советская научная фантастика подхватывала эту эстафету: мир будущего, коммунизма, рисовался ею как мир умных знающих людей, управляющих высокими технологиями.

По указанию Сталина газета «Правда» из номера в номер публиковала накануне сессии по физиологии высшей нервной деятельности важнейшие работы академика И.П. Павлова…

Сталин писал: «у нас все еще не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия». Хорошо это или плохо — другой вопрос, но с точки зрения Сталина, космополитизм мешал самостоятельному мышлению, мешал развитию советской науки. Огромные успехи советской науки в 1950–1970 годы, сразу же после борьбы с космополитизмом, и последующая ее медленная деградация из-за прорастания групповщины и преклонения перед Западом доказали, что он был прав. О прозорливости Сталина говорит и нынешняя деградация отечественной культуры под напором американского массового искусства в нынешней России.

А сталинская школа давала довольно высокую грамотность и культурный кругозор, сталинские вузы воспитывали неплохих инженеров и ученых, а самое главное, советское общество в целом радостно верило в науку, сочувствовало ей, было хорошо осведомлено о ее достижениях и полезности. Советская молодежь рвалась к знанию, стремилась в вузы не для уклонения от армии.

Кто тогда не зачитывался физикой, математикой от Перельмана? Астрономией от Воронцова-Вельяминова? Геологией — от Обручева и Ферсмана?

Этот проект по ликвидации периферизма решал задачу рывка в поистине приоритетной области — в образовании — по всему фронту, одновременно мобилизуя идеологов, писателей, журналистов, историков науки, учителей, по максимуму используя преимущества централизованного, но демократичного по структуре общества (образование было всеобщим и практически равнодоступным), воздействуя почти напрямую на подрастающее поколение.

То есть тот проект был не для галочки, не для отчета и последующего мирного забвения, а для оперативного неукоснительного выполнения всем советским обществом в целом и в кратчайшие сроки. В 1949 г. на юбилейной сессии Академии наук в Ленинграде, посвященной 225-летию ее основания, была продемонстрирована исключительная роль русской науки в истории человечества. Опора на собственные силы и попытка находить оригинальные решения, идти собственным путем дала выдающийся результат в резком научном и технологическом рывке, совершенном СССР в 50— 60-х годах.

А вспомните, что стало ныне, после победы демократии? Окончательно скисли и практически исчезли замечательные научно-популярные журналы, которыми духовно питались поколения 50—60-х, народ повернулся слушать Чумака и Кашпировского, а потом и вовсе ударился в ворожбу и волхвование…

Наряду с генетикой, биологией, физиологией, кибернетикой и физиологией еще одной наукой, «пострадавшей от тирана Сталина», считается лингвистика или, по — русски, языкознание. Сталин именно так ее и называл.

Как пишет в Интернете безымянный автор, в «Литературной газете» (№ 5 за 1992 г.) прошла статья, написанная совместно Писательницей и ученым — Наталией Ильиной и доктором филологических наук Л. Л. Касаткиным. Авторитетные авторы привели убедительные свидетельства, что вмешательство Сталина в языкознание не только не было губительным для этой науки, но даже сыграло положительную роль. Но на другой полосе того же номера газеты автор, далекий от лингвистики, заявлял, что после появления статьи «отца народов» «началась ликвидация всего классического языкознания». Такой вот «рекорд плюрализма» поставила «Литературка»!

Тот же автор отмечает в Интернете, что представление о том, как Сталин принес вред науке о языке, держится стойко. В 2000 г. в передаче «Династия Ор-бели» на телеканале «Культура» было сказано: «…Появилась печально знаменитая статья Сталина». В 2002 г. на том же канале в передаче «Тем временем» напомнили, что незадолго до смерти Сталин взялся за языкознание. Прозвучала фраза: «Лингвисты до сих пор вспоминают об этом с содроганием». В публицистических статьях последних десятилетий не раз проводилась мысль, что Сталин «ошельмовал» великого ученого Н. Я. Марра.

В «Московской правде» от 23.03.91 была напечатана статья к столетию С. И. Вавилова. Вот как представляет себе ее автор положение языкознания среди других наук в годы президентства ученого: «Это было время, когда громились генетика и кибернетика, удушались психология и квантовая механика, когда небезопасно было упоминать о теории относительности, а в языкознании равнялись на «труды» отца народов». Чтобы по достоинству оценить «осведомленность» автора в данном вопросе, надо учесть, что С. И. Вавилов был президентов АН СССР с 1945-го по 1951 год, а труд «отца народов» появился в 1950-м. Итак, все громилось, а советская наука становилась второй в мире, обгоняя всех, кроме сверхбогатых Соединенных Штатов. Сейчас никого не громят, а российская наука исчезает как класс. Но это по ходу дела.

А теперь по сути вопроса. В 1950 г. прошли одна за другой две дискуссии — по вопросам языкознания и по вопросам физиологии. В первой Сталин сам принял участие.

Возьмем дискуссию о положении в языкознании в 1950 г. Впервые после многих десятилетий советской власти, в сущности, с конца 20-х годов, на равных на страницах советской печати, ее главного органа «Правды», встретились и вступили в свободную дискуссию два научных течения. Им была предоставлена возможность изложить аргументы в защиту своей точки зрения. И только в итоге дискуссии в спор вступил Сталин.

Но вот что интересно. Сталин вступился не за то течение, которое обосновывало свою правоту с классовой точки зрения, а как раз наоборот — выступил в качестве сторонника бесклассовой точки зрения на происхождение и развитие языка.

Сторонников Н. Я.Марра он упрекал в насаждении своей монополии в языкознании, подавлении других концепций. Именно в этой связи он осудил «аракчеевский дух» в науке и. заявил о том, что наука не может развиваться без борьбы мнений и дискуссий.

Сталин разоблачал абсурдное положение о языке как надстройке над базисом. Было «реабилитировано» сравнительно-историческое языкознание, и многие крупные ученые, подвергавшиеся нападкам за непризнание «нового учения о языке», вздохнули свободно. Назову такие известнейшие имена, как академик В. В. Виноградов, член-корреспондент Р. И. Аванесов и профессор А. А. Реформатский.

Марристы, осужденные Сталиным, в большинстве своем, видимо, вынуждены были покаяться и признать свои ошибки, но не подверглись репрессиям ни в физическом смысле, ни в административном. Их руководители, такие как академик Мещанинов, утратили руководящие административные позиции, но не возможность работать в науке.

Несмотря на некоторые ошибки в сталинской концепции, дискуссия по языкознанию принесла огромную пользу. Профессор А. А. Реформатский вспоминает о том периоде так: «40-е годы были для лингвистики трудными: первая половина — война, прекращение печатания и прочие тягости, а вторая — бешеный рецидив марризма и создание «аракчеевского режима», и только после «дискуссии» в «Правде» в 1950 г. возникли благоприятные условия и возможности не только «писать в стол», но и печатать…»

Итак, простенькая схемка: Сталин плохой, он ниспроверг Марра, значит Марр — великий ученый, которого надо «реабилитировать», как сейчас говорят, не катит. Выступление Сталина помогло языкознанию оправиться от монополизма.

Термин «кибернетика» ввел древнегреческий ученый Платон как науку управления особыми объектами, имеющими в своем составе людей — эти объекты он называл «гиберно». Это могла быть и административная единица — земля, заселенная людьми, и корабль. По Платону, построенный и снаряженный корабль — это просто вещь, а вот корабль с экипажем — это уже «гиберно», которым должен управлять специалист — «кибернет», кормчий, по-русски. Если исходить из того, что человек — биологически по крайней мере, то же животное, то становится ясным, откуда взялось название книги Винера «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине».

Новое, как говорится, это хорошо забытое старое. Кстати, обрусевшие слова «губернатор», «губерния», «гувернер» — все происходят от термина, который ввел Платон. Да и английское government — правительство, имеет тот же генезис. Кибернетикой — в исходном, платоновском смысле, в начале XIX века занимался Ампер, поместивший ее на третье место в своей классификации наук, а чуть позже него — блестящий польский ученый Болеслав Трентовский.

Определяясь в том, что же такое кибернетика, хотелось бы сослаться на мнение академика Глушкова, блестящего ученого, математика, инженера, эрудита и интеллектуала, глубочайшего знатока не только технических и математических дисциплин, но трудов Гегеля и Ленина.

Созданное им семейство ЭВМ «МИР» опередило на двадцать лет американцев — это были прообразы персональных компьютеров. В 1967 году фирма IBM купила «МИР-1» на выставке в Лондоне: у IBM был спор о приоритете с конкурентами, и машина была куплена для того, чтобы доказать, что принцип ступенчатого микропрограммирования, запатентованный конкурентами в 1963 году, давным-давно известен русским и применяется в серийных машинах.

Глушков трактовал кибернетику, как науку об общих закономерностях, принципах и методах обработки информации и управления сложными системами, при этом ЭВМ трактовалась как основное техническое средство кибернетики.

Если проехать от метро «Ленинский проспект» несколько остановок на троллейбусе, то по адресу Ленинский проспект, 51, можно увидеть утопающий в зелени деревьев типичный сталинский «дворец науки» — огромное здание с колоннами на фасаде. Это ИТМВТ, Институт точной механики и вычислительной техники имени С.А. Лебедева. Он создан в 1948 году для разработки электронных вычислительных машин — основного технического средства кибернетики, по определению Глушкова.

Директор Института математики и, по совместительству, вице-президент АН УССР Лаврентьев написал Сталину письмо о необходимости ускорения исследований в области вычислительной техники, о перспективах использования ЭВМ.

Сталин, прекрасно ориентирующийся в перспективных направлениях науки, отреагировал немедленно: по его распоряжению был создан ИТМВТ и его директором был назначен М.А. Лаврентьев.

В том же 1948 году под началом доктора физико-математических наук С.А. Лебедева начинаются работы по созданию МЭСМ (малой электронной счетной машины) в Киеве.

В конце 1948 года сотрудники Энергетического института им. Кржижановского Брук и Рамеев получают авторское свидетельство на ЭВМ с общей шиной, а в 1950–1951 гг. создают ее. В этой машине впервые в мире вместо электронных ламп используются полупроводниковые (купроксные) диоды.

В начале 1949 года в Москве на базе завода САМ были созданы СКБ-245 и НИИ Счетмаш. В начале 50-х в Алма-Ате была создана лаборатория машинной и вычислительной математики.

Самое интересное, что работа над аналоговыми машинами была начата еще до войны, задолго до постановления по кибернетике. И в 1945 году первая в СССР аналоговая машина уже работала. До войны же были начаты исследования и разработки быстродействующих триггеров — основных элементов цифровых ЭВМ.

Мишістром машиностроения и приборостроения СССР Сталин назначил П.И. Паршина, прекрасного специалиста и знатока своего дела. И вот, когда на совещании в ИТМВТ один из руководителей лабораторий, Л.И. Гутенмахер, предложил строить ЭВМ на электромагнитных бесконтактных реле (они намного надежнее электронных ламп, хотя работают медленнее), Паршин тут же придумал увеличить силу тока в питающей обмотке реле — а это позволило сократить число витков в обмотке до одного, значит, сделать реле технологичным, приспособленным для массового производства.

А в чем же состоял «сталинский разгром кибернетики», спросит меня читатель?

Вот именно, в чем?

Пожалуй, можно привести лишь три примера на сей счет. Во-первых, широкой общественности не были доступны некоторые книги американского математика Норберта Винера, поскольку Винер был убежден, что социальные модели управления и модели управления в обществе и экономике могут быть проанализированы на основе тех же общих положений, которые разработаны в области управления системами. Эти идеи не согласовались с официальными доктринами, пропагандируемыми марксизмом, поэтому были осуждены постановлением ЦК ВКП(б) в 1947 г. Тем не менее кибернетика продолжала, как показано выше, успешно развиваться в СССР.

Второй пример «гонений на кибернетику» — протокол закрытого ученого совета Института электротехники и теплоэнергетики АН УССР от 8 января 1950 года, где с докладом о ходе работ над ЭВМ выступил С.А. Лебедев. Доклад был встречен с интересом, доброжелательно, вопросы задавались толковые, все старались помочь и поддержать. Но среди присутствующих был и некий бдительный академик Швец. По сути проекта он не высказался — наверное, так ничего и не понял. Но «со всей остротой» поставил вопросы о том, что Лебедев «не борется за приоритет АН УССР по этой работе», «комплексирование работы проводится недостаточно». А самое главное, указал, что «не следует использовать в применении к машине термин «логические операции», машина не может производить логических операций; лучше заменить этот термин другим».

На этом «гонения на кибернетику» на ученом совете и закончились.

Третий пример преследований кибернетики, на который обычно ссылаются антисталинисты, — статьи в «Литературной газете» от 5 апреля 1952 г. и в журнале «Вопросы философии» № 5 за тот же год, а также предисловие к сборнику «Теория передачи электрических сигналов при наличии помех». Для характеристики кибернетики в этих публикациях использовались такие слова, как пустоцвет, лженаука, идеологическое оружие империалистической реакции, порождение лакеев империализма и т. п.

Как говорится, дуракам закон не писан, — технари делали машины, двигали прогресс, а «философы», которые ничего не умели делать, бдительно следили, чтобы кто не возомнил, что машина может думать или хотя бы производить логические операции. Впрочем, вся эта словесная шелуха не мешала, еще раз повторим, быстрому развитию компьютерного дела в стране.

Вот, собственно, и вся история «преследования кибернетики».

В результате «разгрома кибернетики», в котором обвиняют Сталина, в СССР была создана новая мощная отрасль науки и техники, созданы научно-исследовательские институты и заводы, производящие кибернетические устройства. Созданы научные школы, подготовлены кадры, написаны учебники, в вузах начали читать новые дисциплины, готовить специалистов по кибернетике.

В СССР МЭСМ была запущена в то время, когда в Европе была только одна ЭВМ — английская ЭДСАК, запущенная на год раньше. Но процессор МЭСМ был намного мощнее за счет распараллеливания вычислительного процесса. Аналогичная ЭДСАК машина — ЦЭМ-1 — была принята в эксплуатацию в Институте атомной энергии в 1953 году — но также превосходила ЭДСАК по ряду параметров.

Разработанный лауреатом Сталинской премии, Героем Социалистического Труда С.А. Лебедевым принцип конвейерной обработки, когда потоки команд и операндов обрабатываются параллельно, применяется сейчас во всех ЭВМ в мире…

Специалисты-кибернетики сталинского призыва создавали мощнейшую вычислительную технику, все высшие достижения СССР в этой области связаны с их именами. Работали они по сталинским идеям — с опорой на собственные силы, свои идеи, свои ресурсы.

Но Сталин умер. «Преследования» кибернетики кончились, и дело пошло наперекосяк. Катастрофой стало принятое в 1967 году решение руководства СССР перейти на «обезьянью политику» — копировать американскую вычислительную технику, запустить в производство машины IBM-360 под названием Единая Система «Ряд».

«А мы сделаем что-нибудь из «Ряда» вон выходящее!» — горько шутил С.А. Лебедев, один из первых руководителей сталинского ИТМВТ. И как он ни боролся за самобытный, лучший путь развития нашей вычислительной техники, то самое низкопоклонство перед Западом, с которым упорно боролся Сталин, одержало верх. Это подорвало силы ученого, в 1974 году он умер. А ИТМВТ было присвоено его имя, имя лауреата Сталинской премии Сергея Алексеевича Лебедева.

После победы Октября была создана Социалистическая академия, на которую возлагалась «разработка общественных наук с социалистической точки зрения». Социалистическая академия ставила как учебно-просветительские, так и исследовательские цели. Ее работа в первые годы советской власти сыграла известную роль в пропаганде идей марксизма и научного коммунизма, в утверждении новой методологической ориентации в науках об обществе, в консолидации сил, изучающих политику, экономику, рабочее движение в Советской России. Но в направленности ее интересов произошли сдвиги после решения расширить «объем ее деятельности за пределы обществознания».

В 1924 г. ее переименовали в Коммунистическую академию, в составе которой на особое место выдвигалась секция естественных и точных наук. Секции же этой вменялись в первую очередь «борьба с противо-материалистическими учениями в области этих наук», а также «проверка вновь возникающих теорий и учений с точки зрения материализма и отбор материалистического зерна истины, заключающегося в новых открытиях, от идеалистической шелухи».

Вслед за постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946) последовала так называемая философская дискуссия (1947). Поводом для нее послужила критика Сталиным книги акад. Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии».

Ознакомившись (кстати, по настоятельной просьбе самого автора) с книгой, Сталин вызвал нескольких философов (академиков Митина, Юдина, Поспелова, самого Александрова) и высказал ряд упреков. Уже тогда Сталину было ясно, что западный подход к идеологии не совместим с русскими этическими нормами.

Важные особенности имела и экономическая дискуссия в связи с подготовкой учебника «Политическая экономия» в 1951–1952 гг. Оставаясь исключительно в рамках рассматриваемой темы и не вдаваясь в содержательную часть этой дискуссии, отмечу, что долгое время, судя по воспоминаниям ее участников, которые периодически публиковались последние годы, и замечаниям, высказанным Сталиным в «Экономических проблемах социализма в СССР», она носила научный характер, где относительно свободно высказывались различные точки зрения.

Споры Сталина с участниками дискуссии, названными и неназванными (например, академиком Варгой) оставались, в основном, в рамках товарищеской полемики между единомышленниками.

Сталин принял участие в дискуссии по политэкономии и дал самое исчерпывающее описание социалистического способа производства. Сталин писал: «…Наше товарное производство представляет собой не обычное товарное производство, а товарное производство особого рода, товарное производство без капиталистов, которое имеет дело в основном с товарами объединенных социалистических производителей (государство, колхозы, кооперация), сфера действия которого ограничена предметами личного потребления, которое, очевидно, никак не может развиться в капиталистическое производство и которому суждено обслуживать совместно с его «денежным хозяйством» дело развития и укрепления социалистического производства… законы политической экономии при социализме являются объективными законами, отражающими закономерность процессов экономической жизни, совершающихся независимо от нашей воли».

Далее он подчеркивал: «Более того, я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из «Капитала» Маркса, где Маркс занимался анализом капитализма, и искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду, между прочим, такие понятия, как «необходимый» и «прибавочный» труд, «необходимый» и «прибавочный» продукт, «необходимое» и «прибавочное» время. Маркс анализировал капитализм для того, чтобы выяснить источник эксплуатации рабочего класса, прибавочную стоимость, и дать рабочему классу, лишенному средств производства, духовное оружие для свержения капитализма. Понятно, что Маркс пользуется при этом понятиями (категориями), вполне соответствующими капиталистическим отношениям. Но более чем странно пользоваться теперь этими понятиями, когда рабочий класс не только не лишен власти и средств производства, а, наоборот, держит в своих руках власть и владеет средствами производства. Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о «найме» рабочих: как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продает свою рабочую силу. Столь же странно теперь говорить о «необходимом» и «прибавочном» труде: как будто труд рабочих в наших условиях, отданный обществу на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и т. д., не является столь же необходимым для рабочего класса, стоящего ныне у власти, как и труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего и его семьи».

В 1947–1948 гг. была раскритикована школа экономистов-международников (Варга, Вишнев, Эвентов, Трахтенберг, Бокшицкий и др.). Был закрыт Институт мирового хозяйства и политики, возглавлявшийся Е.С. Варгой. Но в Германии после отставки директора НИИ общества Макса Планка институты расформировываются, и ничего…

Кстати, фамилии попавших под пресс советских экономистов чаще всего нерусские. Но это так, между делом…

Выводы из приведенного материала будут следующие. Чем больше я вгрызался в литературу, посвященную так называемым сталинским репрессиям ученых после войны, тем больше мне эта ситуация напоминала случай из сказки Н. Носова «Приключения Незнайки», когда Незнайка решил научиться рисовать. Напомню кратко сюжет той истории. Незнайка пришел к художнику Тюбику и решил научиться рисовать. Однако он не захотел долго корпеть над техникой рисования, а решил сразу взять быка за рога и стал рисовать портреты своих друзей. Утром друзья пришли смотреть результаты художественного творчества Незнайки, и им портреты все очень понравились, все, кроме своего. Они долго смеялись около каждого, но когда видели свой портрет, то говорили, что он плохой, и просили Незнайку снять это\ портрет.

Сходная ситуация и в истории со сталинскими репрессиями ученых. Каждый из обвинителей убежден, что Сталин тиран, но когда критик начинает описывать, как Сталин репрессировал ученых в известной ему области, оказывается, что Сталин не мешал, а, наоборот, помогал ученым избежать монополизма.

Как ни старался неизвестный автор в Интернете оплевать Сталина, который будто бы в других отраслях науки все испортил, а вот, оказывается, в языкознании вмешательство Сталина оказалось полезным. Уж как хотелось демократу Голубовскому нарисовать удручающую картину репрессий в науке в послевоенные годы, ан нет, из его же статьи следует, что Сталин всячески помогал ученым.

И так везде…