Вербуя агентуру в АНБ, ЦРУ и в спецслужбах армии и флота США, советская разведка никогда не забывала и о старейшей американской специальной службе – Федеральном бюро расследований. Проникнуть в ФБР, которое отвечало за внутреннюю безопасность США, было давней мечтой советских разведчиков. Однако первый успех на этом направлении был достигнут только после Второй мировой войны.
Говоря о «кротах» в ФБР, следует отметить уверенность американцев в том, что Бюро было меньше всех поражено вирусом измены и что Ханссен – лишь третий из его агентов (после Ричарда Миллера и Эрла Питтса), кто сотрудничал с русскими. Однако здесь американцы либо ошибаются, либо старательно прячут голову в песок, поскольку еще в 1949 году за шпионаж в пользу СССР была арестована Джудит Коплон, сотрудница министерства юстиции, структурным подразделением которого является ФБР.
Джудит Коплон родилась в 1922 году в Бруклине (Нью-Йорк) в еврейской семье, принадлежавшей к среднему классу. Ее отец Самуэль Коплон был преуспевающим фабрикантом, занимающимся производством игрушек. Он до безумия любил свою дочь и был известен как «Санта Клаус из Адирондаков», поскольку каждый год раздавал тысячи бесплатных игрушек детям на Рождество. Что касается матери Коплон Ребекки, то она была домохозяйкой.
В 1938 году после окончания бруклинской школы Мэдисон Джудит Коплон поступила в элитарный Барнард Колледж для девушек, где изучала историю и русскую культуру. Здесь она показала себя блестящей студенткой, завоевав две стипендии на конкурсных экзаменах, где проверяются не только знания, но и личные качества. Однако близкое соприкосновение с русской культурой не могло не оставить свой отпечаток на ее взглядах. Джудит находила замечательным все, что было связано с Советским Союзом и выражала искреннее восхищение теми преобразованиями, которые происходили в первой в мире стране социализма. А когда Германия напала на СССР, она написала воззвание в школьной газете, где была редактором, в котором требовала скорейшего открытия второго фронта в Европе, дабы облегчить положение Москвы. Кроме того, она принимала активное участие в программах оказания военной помощи России.
В 1943 году Коплон с отличием закончила колледж, получив высшую категорию за способности, прилежание, честность, лидерские качества и воспитанность. В этом же году она при помощи отца, имевшего широкие связи, пройдя проверку на благонадежность, поступила на работу в нью-йоркское отделение министерства юстиции, в отдел экономических конфликтов в качестве журналиста-обозревателя. Одновременно она продолжала образование в Американском университете и вскоре получила степень магистра международных отношений. Проработав в нью-йоркском отделении два года, Коплон показала себя отличным сотрудником и получила рекомендацию для повышения. В результате в январе 1945 года она была переведена в Вашингтон в центральный аппарат министерства юстиции в качестве помощника политического аналитика отдела регистрации иностранных агентов.
Отдел регистрации иностранных агентов был одним из важнейших в министерстве и фактически, как уже говорилось, являлся структурным подразделением ФБР. Дело в том, что, согласно американским законам все иностранные дипломаты, бизнесмены и т. д., приезжающие в США, должны были регистрироваться в этом отделе, благодаря чему ФБР могло идентифицировать подозреваемых в шпионаже иностранных граждан. Что касается Коплон, то на новой должности она получила доступ ко многим важным документам, в том числе – к секретным отчетам и докладам ФБР.
Как и на прежнем месте, работа Коплон в отделе регистрации оценивалась очень высоко. Так, в феврале 1946 года начальник отдела Джесс Макнайт при очередной аттестации положительно охарактеризовал ее, отметив, что она «проявила себя как способный, трудолюбивый и умный исследователь… Прекрасно владеет французским языком, хорошо знает немецкий и русский». Но, как выяснилось позднее, к этому времени Коплон также работала и на советскую внешнюю разведку.
Когда произошла вербовка Коплон, доподлинно неизвестно. Вероятно, на нее обратили внимание еще во время обучения в колледже, где она активно выступала в поддержку СССР. Но завербовали ее, скорее всего, после того, как она стала работником министерства юстиции и получила доступ к информации о находящихся под подозрением у ФБР советских гражданах. В это же время оператором Коплон становится Валентин Губичев.
Губичев родился в 1916 году в Орле. Позднее он учился в Московском инженерно-строительном институте, после окончания которого был направлен в органы госбезопасности, где начал службу во внешней разведке. В июле 1946 года Губичев был командирован в Нью-Йорк в составе советской делегации в ООН в качестве третьего секретаря. Для того чтобы обеспечить ему «крышу», в его официальной биографии значилась работа в министерстве строительства СССР, руководство уральским строительным трестом и работа в министерстве иностранных дел СССР.
Впрочем, когда СССР была выделена квота в штате Секретариата ООН, Губичев в сентябре 1946 года перешел из советского представительства в штат ООН в отдел архитектуры в качестве гражданского инженера. Его основной работой стало проектирование нового здания для штаб-квартиры ООН на Ист-Ривер, строительство которого уже близилось к завершению. Здесь нелишне будет отметить, что генеральный секретарь ООН Трюгве Ли публично называл Губичева одним из выдающихся проектировщиков и конструкторов нового комплекса ООН. В Нью-Йорк Губичев приехал вместе с женой Лидией и дочерью. Однако в августе 1948 года он отправил дочь в Москву в связи с тем, что ей пришло время идти в школу.
Контакты Губичева с Коплон происходили не чаще чем раз в месяц во время еженедельных поездок Джудит в Нью-Йорк, которые она совершала для того, чтобы навестить своих родителей и друзей. Обычно они встречались либо на улице, либо в небольших кафе, и Коплон передавала своему куратору пачку документов, чаще всего отчетов ФБР относительно советских граждан, попавших под подозрение в шпионаже. Все остальное время Губичев отдавал работе по прикрытию, благодаря чему ни разу не попал под подозрение американской контрразведки.
Провал Коплон произошел в конце 1948 года, но вины Джудит или Губичева в нем нет. Причиной его стала та атмосфера подозрительности и шпиономании, которая с подачи директора ФБР Гувера охватила США после окончания Второй мировой войны. Еще в 1945 году Гувер направил президенту США Г. Трумэну меморандум, в котором нарисовал пугающую картину проникновения «подрывных и нелояльных элементов» в правительство Соединенных Штатов. По утверждению шефа ФБР, безнаказанность, с которой они действуют, создает «серьезную угрозу национальной безопасности и оказывает опасное влияние на правительственную политику в пользу иностранных государств».
Трумэн полностью согласился с выводами Гувера, после чего созданная в январе 1945 года постоянная Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности (КРАД) палаты представителей конгресса США резко активизировала свою деятельность. КРАД была наделена полномочиями вызывать и допрашивать свидетелей и подозреваемых в антиамериканской деятельности, что превратило ее в бесконтрольный и чрезвычайно опасный для рядовых американцев репрессивный инструмент.
Так, в октябре 1947 года комиссия организовала расследование «подрывной» деятельности в Голливуде. Как писал по этому поводу известный американский публицист А. Кан расследование сразу же приняло «характер какой-то дикой фантасмагории. В зале была установлена целая батарея аппаратов для киносъемки и звукозаписи, которые фиксировали каждый жест и каждое слово свидетелей и членов комиссии, а также специальное оборудование для передачи заседаний по радио и по телевизионной сети… Председатель Томас то и дело прерывал заседание, чтобы кинооператоры могли заснять особенно драматические моменты».
Однако, несмотря на все усилия членов КРАД, подтвердить фактами выдвинутые обвинения комиссии так и не удалось. В результате, чтобы спасти лицо, комиссия отложила завершение расследования на неопределенный срок.
Именно в такой атмосфере всеобщей подозрительности и страха в декабре 1948 года в вашингтонское отделение ФБР поступил анонимный донос, в котором говорилось, что самые конфиденциальные отчеты Бюро попадают в советское посольство. При этом аноним утверждал, что в центральном офисе министерства юстиции в Вашингтоне у Советов есть агент – некая женщина, чье описание соответствовало внешности Джудит Коплон.
Тогда же один из непосредственных начальников Коплон, занимавшийся регистрацией иностранных агентов в отделе внутренней безопасности министерства юстиции, сообщил в ФБР, что она обладает сверхъестественными знаниями о коммунистических реалиях и в мае 1948 года получила повышение по службе за подготовку блестящего политического анализа советской действительности. Кроме того, она проявляет повышенный интерес к отчетам ФБР о гражданах Советской России, вызывающих подозрение в шпионаже, а также преднамеренно искажает аналитические сведения и другие материалы в пользу СССР, ругая при этом его врагов и хваля его друзей.
Получив столь неясные и противоречивые сведения, шеф ФБР Гувер решил, что лучше всего будет уволить Коплон из министерства юстиции по соображениям безопасности. Однако его подчиненные предложили не увольнять Коплон, а установить за ней плотное наблюдение, одновременно лишив доступа к секретным документам. Гувер, не особенно разбиравшийся во всех тонкостях контрразведки, в конце концов согласился, после чего за Коплон началась слежка, а ее телефон был поставлен на прослушивание.
Агенты ФБР быстро установили, что Коплон снимает квартиру по адресу 2634, Тунлоу-роад и опросили хозяина и соседей. Однако те отозвались о ней как о спокойной и интеллигентной девушке, которая никогда не приводила в дом мужчин. Но затем Коплон переехала в Джефферсон Холл, Мак-Клин Гарден, где сняла однокомнатную квартиру. В это время, как говорилось в отчетах службы наружного наблюдения ФБР, ее «сексуальный аппетит возрос». Она начала приводить домой мужчин, а однажды агенты ФБР выследили ее в Соутерн Хотел в Балтиморе, где она провела ночь с адвокатом, который работал в министерстве юстиции. Согласно же другому отчету, сотрудники наружного наблюдения «имели возможность созерцать через новейшие системы подслушивания и подглядывания через стены… практическую демонстрацию искусства любви». Позднее, обосновывая такое любопытство, агенты ФБР утверждали, что Коплон спала со многими мужчинами не просто для удовлетворения сексуальных потребностей, но и для получения необходимой ей конфиденциальной информации.
Все это время ничего не подозревающая Коплон продолжала регулярно копировать секретные документы и передавать их Губичеву. В результате 14 января 1949 года агентам ФБР удалось засечь встречу Коплон с Губичевым, во время которой она передала ему очередную порцию материалов. После этого установить личность Губичева им не составило никакого труда, и за ним также было установлено постоянное наблюдение.
Что касается Коплон, то ее было решено перевести в другой отдел министерства юстиции, где она не могла бы иметь доступ к секретным документам. Не зная о причинах перевода, Коплон возмущенно протестовала, но ее протесты не принимались во внимание. Впрочем, она по-прежнему приходила в отдел регистрации иностранных агентов якобы для того, чтобы передать дела своему преемнику, благодаря чему время от времени могла знакомиться с секретными отчетами ФБР.
Тем временем слежка за Коплон и Губичевым продолжалась. Агенты ФБР засекли их очередную встречу 18 февраля 1949 года. А когда 3 марта Коплон попросила у своего начальника Уильяма Фоли предоставить ей для ознакомления секретный доклад ФБР о советском шпионаже, было принято решение об ее аресте.
4 марта после обеда Коплон села в поезд, идущий в Нью-Йорк. Но на этот раз на Пенсильванском вокзале Нью-Йорка ее ждали 20 агентов ФБР на семи радиофицированных машинах. Коплон и Губичев были арестованы в момент встречи и доставлены в штаб-квартиру ФБР. При обыске у Губичева не было обнаружено никаких компрометирующих его бумаг. Обыск Коплон также ничего не дал. Но в ее сумочке сотрудница ФБР обнаружила запечатанный пакет с чулками. В нем оказались 34 секретных документа, скопированные Коплон в министерстве юстиции, и сопроводительная записка, в которой, в частности, говорилось:
«Я не смогла достать совершенно секретный доклад ФБР о советской и коммунистической агентуре в Соединенных Штатах. В подходящий момент я спросила начальника, где находится доклад. Он ответил, что кто-то из руководства министерства взял его, и он не скоро получит его обратно.
Когда я раньше видела доклад, то смогла только мельком просмотреть его и мало что запомнила. В нем около 115 страниц, и прежде всего там собраны данные о советской разведывательной деятельности… Там также говорится о советской делегации в ООН, но это все, что я могла запомнить. Остальная часть доклада, как я думаю, посвящена польской и другим разведкам».
После ареста Губичева прибывшие в штаб-квартиру ФБР советские представители потребовали его немедленного освобождения, ссылаясь на то, что он пользуется дипломатической неприкосновенностью. Однако штатный юрист ООН Оскар Шехтер заявил, что Губичев обладал иммунитетом, только когда прибыл в США в составе советской делегации. Но в связи с тем, что он перешел на работу в Секретариат ООН, дипломатическая неприкосновенность на него больше не распространяется.
После этого 5 марта федеральный судья Саймон Рифкинд зачитал обвинительное заключение. Джудит Коплон обвинялась в шпионаже и в измене, а Губичев в шпионаже. Была также определена сумма залога: 20 тыс. долларов для Коплон и 100 тыс. долларов для Губичева. Посол СССР Александр Панюшкин направил в госдепартамент решительный протест и потребовал немедленного освобождения Губичева, но американцы отвергли его требование. Тогда 27 апреля 1949 года первый секретарь советского посольства Лев Толоконников внес залог, после чего Губичев был отпущен до суда без права покидать территорию США. Что касается Коплон, то она была освобождена сразу же после ареста, поскольку ее родственники немедленно внесли требуемые 20 тыс. долларов.
Первый процесс над Коплон начался в Вашингтоне 25 апреля 1949 года и длился десять недель. «В период между десятым декабря 1948 года и четвертым марта настоящего года, – говорилось в обвинении, – мисс Коплон брала секретные данные о национальной обороне из дел министерства юстиции. Она делала это с целью получения информации о национальной обороне, отдавая себе отчет, что эти действия наносят ущерб Соединенным Штатам и пойдут на пользу иностранному государству».
Адвокат Коплон Арчибальд Пальмер заявил суду, что его подзащитная имела с Губичевым только любовные отношения. А секретные документы носила с собой по уважительным причинам: во-первых, она взяла их домой для работы, во-вторых, они понадобились ей для сдачи квалификационных экзаменов, которые сдавали гражданские сотрудники, чтобы продвинуться по службе, в-третьих, она хотела использовать их как источник для написания романа «Государственная служащая». Однако присяжные, выслушав показания агентов ФБР о многочисленных встречах Коплон с другими мужчинами, 9 июня признали ее виновной. А на следующий день судья Альберт Ривс приговорил Коплон к 10 годам тюрьмы, заявив при этом:
«Один из величайших солдат Америки Бенедикт Арнольд предал свою страну, и сегодня его имя проклято… Здесь находится молодая женщина, перед которой были открыты безграничные возможности, у нее было большое будущее… но она избрала предательство своей страны».
Процесс над Губичевым и Коплон по обвинению в шпионаже начался в Нью-Йорке 24 января 1950 года. Адвокат Коплон продолжал настаивать на том, что его подзащитную и Губичева связывала только нежная дружба. То же говорил и адвокат Губичева Абрахам Померанц, который при этом подчеркивал, что рассматриваемое дело основано на незаконных обысках и изъятиях, а также свидетельствах, добытых с помощью прослушивания.
После этого заявления суд заслушал 77 сотрудников ФБР, свидетельствовавших по делу. При этом агент Скотт Миллер сначала утверждал, что он ничего не знал о том, что телефонные звонки Коплон и ее адвоката Пальмера записываются на пленку. Но потом он заявил, что он лично видел и устранил магнитофоны, фиксировавшие телефонные разговоры. Агент ФБР Роберт Вирт также подтвердил, что он установил несколько магнитофонов и, хотя он был адвокатом, сказал, что он не знаком с постановлением Верховного суда США, запрещающим использование аудио пленок в федеральных судебных разбирательствах.
Однако несмотря на эти заявления жюри присяжных 7 марта признало Губичева и Коплон виновными, после чего судья Сильвестр Райан 9 марта огласил приговор – 15 лет тюремного заключения каждому. Но при этом он, обращаясь к Губичеву, сказал:
«Генеральный прокурор Соединенных Штатов Америки и государственный секретарь рекомендуют отсрочить выполнение приговора и выслать вас из страны. По их мнению, такой поворот событий лучше послужит интересам Соединенных Штатов и их граждан».
После этого вердикта Губичев 20 марта 1950 года был доставлен из тюрьмы на борт польского судна «Баторий», на котором покинул США. Что касается Коплон, то она была выпущена из тюрьмы под залог в 60 тыс. долларов, после чего обратилась через своих адвокатов в высшую судебную инстанцию с просьбой об отмене приговора. В результате 5 декабря 1950 года окружной апелляционный суд отменил решение нью-йоркского суда по двум причинам. Во-первых, адвоката Коплон не ознакомили с результатами телефонного прослушивания, хотя агенты ФБР обязаны были сделать это. А во– вторых, агенты ФБР, производившие арест Коплон, не имели при себе ордера.
(Интересно, что вскоре конгресс принял закон, позволяющий ФБР арестовывать подозреваемых в шпионаже без ордера.)
Так закончилось первое успешное проникновение советской разведки в систему ФБР. И несмотря на то что Коплон и Губичев были арестованы, американское правосудие, строго следующее букве закона, позволило им избежать наказания. Губичев был выслан из страны, а Коплон вскоре после освобождения вышла замуж за одного из своих адвокатов Альберта Соколова и нашла свое счастье в тихой семейной жизни, растя четверых детей.
Несмотря на провал Коплон, советская разведка продолжала настойчиво искать пути для проникновения в ФБР. Однако продолжительное время все такие попытки заканчивались ничем. И только через 35 лет, в 1984 году, ПГУ КГБ чуть было не удалось вновь получить «крота» в американской контрразведке. Этим потенциальным «кротом» был агент ФБР Ричард Миллер.
Ричард Миллер родился в 1937 году в Калифорнии. Закончив университет, он в 1964 году поступил на службу в ФБР, и после окончания учебных курсов Бюро под Вашингтоном был направлен в Куантико был направлен на работу в отделение ФБР в Риверсдэйле (Калифорния), в отдел по расследованию федеральных преступлений. Однако работником Миллер оказался неважным. Он постоянно опаздывал с оформлением документации, однажды потерял свой пистолет и служебное удостоверение, а в другой раз, закрывая офис, забыл ключ в замке, где тот оставался всю ночь. Бывшие сослуживцы характеризовали Миллера как неряху, любящего поесть, у которого на рубашке и галстуке постоянно были хлебные крошки и пятна от супа. Сам Миллер позднее говорил, что его репутация «была, мягко говоря, не очень хорошей». Будучи отцом восьмерых детей, Миллер постоянно нуждался в деньгах. В его личном деле имеются записи о том, что он прямо из служебной машины занимался торговлей товарами фирмы «Амвей», использовал удостоверение агента ФБР для того, чтобы выпрашивать в магазинах сладости, а однажды был уличен в продаже служебной информации частному сыщику. Но несмотря на это, его официальная характеристика, как и у 90 процентов других агентов, была отличной.
В 1982 году Миллера перевели из Риверсдэйла в Лос-Анджелес, где он начал работать в контрразведывательном отделе. Но перевод не прибавил ему денег. Поэтому всю рабочую неделю он жил один в Линвуде (пригород Лос-Анджелеса), а на выходные отправлялся на север графства Сан-Диего, где вместе с женой держал ферму по выращиванию авокадо, которая, однако, приносила ему больше долгов, чем доходов.
Летом 1984 года на Миллера обрушилась очередная служебная неудача. Согласно стандартам ФБР, агент, имеющий рост 175 см (а именно такой был у Миллера), должен весить не более 85 кг. Поэтому, когда вес Миллера достиг 110 кг, его на две недели отстранили от службы для того, чтобы он сбросил избыточный вес. А после того как он вернулся на работу, в его жизни произошло событие, стоившее ему свободы, – он познакомился со Светланой Огородниковой.
Светлана Огородникова родилась в 1951 году на Украине. В 1968 году она вышла замуж за Николая Вольфсона, украинского еврея, отсидевшего 14 лет в лагерях за кражи со взломом. В 1970 году супруги Огородниковы получили разрешение эмигрировать в Израиль, но, находясь проездом в Вене, направились в США, где получили статус политических беженцев. Поселившись в Лос-Анджелесе, Николай устроился работать на мясокомбинат, а Светлана перебивалась случайными заработками и занималась распространением советской периодики. Однако их сын Матвей каждое лето проводил в СССР в пионерском лагере. Судя по тому, что Огородниковы без проблем покинули СССР и могли свободно его посещать, они были завербованы КГБ и использовались в качестве наводчиков для вербовки интересующих советскую разведку американцев. Об этот говорит и тот факт, что Светлана часто посещала советское консульство в Сан-Франциско, а в русской общине в Калифорнии хвасталась своими связями с консульскими работниками.
В поле зрения ФБР Светлана Огородникова попала в 1982 году, когда агент Бюро Джон Хант предложил ей стать информатором в общине советских эмигрантов. Светлана согласилась и иногда передавала Ханту сведения о просоветской деятельности некоторых из эмигрантов. Со временем они вступили в близкие отношения. Всего же в период с 1982 по 1983 год они встречались 55 раз, причем однажды Хант сопровождал Огородникову к врачу. Впоследствии Хант утверждал, что отводил ее туда на обследование в связи с «редкой болезнью крови». Сама же Огородникова объясняла, что Хант водил ее на аборт, и прозрачно намекала на его отцовство. Правда, она не знала, что еще в 1960 году Ханту была сделана операция по стерилизации. В 1984 году, когда в возрасте 52 лет Хант вышел на пенсию, Огородникова была передана на связь Миллеру.
Миллер также увлекся Огородниковой – 33-летней темноглазой, привлекательной блондинкой. Они часто встречались, а однажды в августе 1984 года решили проехаться до Сан-Франциско. Позднее Миллер так описывал это путешествие:
«Для меня все это было необычно. До этого я никогда в жизни не пил. Она взяла с собой коньяк. Тот коньяк – самая отвратительная вещь на свете.
Я тогда подумал… Я тогда подумал: «Парень, это твой шанс насладиться жизнью!» И я решил воспользоваться представившейся возможностью. Мы ехали по шоссе 1–5, пели песни и отлично повеселились, бросая бутылки из окна машины. Я, правда, пытался убедить ее не делать этого».
Эта поездка закончилась у здания советского консульства в Сан-Франциско, куда Огородникова вошла, имея при себе жетон и документы Миллера в качестве доказательства того, что сидящий в машине человек действительно является агентом ФБР. Вероятно, именно тогда она получила разрешение на разработку Миллера. Однако их поездка в Сан-Франциско не осталась не замеченной бригадой наружного наблюдения ФБР, следившей за зданием советского консульства. В результате Миллер и Огородникова были взяты под плотное наблюдение, в ходе которого выяснилось, что они состоят в интимной связи. Позднее Огородникова настаивала на том, что пыталась сопротивляться и не принимала ухаживания Миллера, но уступила лишь потому, что он ее запугал. Сам Миллер по этому поводу заметил: «Пусть так. Я был более склонен к занятиям любовью, чем она».
Во время одной из встреч с Миллером Огородникова неожиданно представилась ему майором КГБ и предложила работать на советскую разведку. В обмен ему было обещано 65 000 долларов деньгами и золотом, а также плащ «барберри» за 675 долларов. Несколько позднее она познакомила Миллера с неким Вольфсоном, который якобы отвечал за финансовое обеспечение дальнейших операций. На самом деле роль сотрудника советской разведки исполнял муж Огородниковой Николай. От Миллера потребовали передавать служебную информацию, к которой он имел доступ, а также сведения о местонахождении бывшего майора ПГУ КГБ Станислава Левченко, бежавшего в США из Японии в 1979 году, и пилота Виктора Беленко, в 1976 году угнавшего самолет МиГ-25 в Японию. Однако Миллер успел передать только копию инструкции ФБР по способам сбора разведывательной информации. Позднее на суде представители Бюро описывали это 24-страничное секретное руководство как справочник, по которому советская разведка могла представить себе «детальную картину разведывательной деятельности ФБР и США».
Тем временем агенты ФБР продолжали вести наблюдение за Миллером и Огородниковой, которую не без основания считали агентом советской разведки. В ходе операции «Червяк» сотрудники Бюро прослушивали их телефонные разговоры и записывали на видео их встречи. В сентябре у ФБР набралось достаточно доказательств, чтобы арестовать Миллера и Огородникову. Но 27 сентября Миллер сам неожиданно рассказал своему непосредственному начальнику, шефу контрразведывательного отдела Брюсу Кристенсену о том, что в течение нескольких последних месяцев по собственной инициативе работал с одной русской, пытаясь внедриться в КГБ и стать двойным агентом. Кроме того, по словам Миллера, этим он хотел «доказать самому себе и остальным в ФБР, что я не такой дурак, как все думают».
Но Миллеру не поверили, и после продолжительного допроса он 3 октября 1984 года был арестован. В его квартире произвели обыск, в ходе которого были обнаружены документы с грифом «Конфиденциально» и «Секретно». Тогда же была арестована и Огородникова. Во время обыска ее квартиры были изъяты одноразовые шифроблокноты, принадлежности для тайнописи и оборудование для микрофотосъемки.
Судебный процесс над Миллером и супругами Огородниковыми начался в августе 1985 года. На суде Светлана и Николай Огородниковы добровольно признали себя виновными, чтобы избежать пожизненного заключения. В результате Светлана была приговорена к 18, а Николай – к 8 годам тюремного заключения. Кроме того, Светлана согласилась дать показания против Миллера, которого обвинили в заговоре с целью шпионажа и передаче секретных документов. Однако в ноябре процесс над Миллером зашел в тупик, так как жюри присяжных не смогло вынести определенного решения.
Во время второго процесса над Миллером, состоявшегося в феврале 1986 года, Светлана Огородникова давала показания в качестве свидетеля и настаивала на том, что Миллер невиновен. Но в ходе перекрестного допроса обвинители выяснили, что на предыдущем процессе она сделала тайное признание судье. На этот раз присяжные сочли Миллера виновным по шести пунктам обвинения в шпионаже. Он был приговорен к двум пожизненным срокам и к штрафу в 60 000 долларов.
После ареста Ричарда Миллера очередная попытка советской разведки внедрить своего агента в ФБР окончилась неудачей. Но уже через год ПГУ КГБ все-таки удалось завербовать «крота» в американской контрразведке. Им стал агент ФБР Эрл Питтс.
Эрл Питтс родился в 1953 году в городке Урбан, штат Миссури, в семье фермера. В школе он был способным и старательным учеником и, по отзывам одноклассников, «не отличался агрессивностью и скорее был тихоней». Одно время Питтс мечтал стать журналистом, но позднее увлекся расследованием уголовных преступлений и после окончания школы поступил на юридический факультет местного университета.
В 1983 году 30-летний Питтс был принят на работу в ФБР и начал свою службу в отделении Бюро в Миссури. Действительность оказалась совершенно не соответствующей его мечтам. Безликая и нудная работа, провинциальный самодур-начальник, более чем скромный заработок (35 тысяч долларов в год), все это не раз заставляло Питтса задумываться об уходе из ФБР. Но преподавателю колледжа, куда Питтс думал устроиться на работу, платили еще меньше, и он остался на службе в Бюро, тем более что к этому времени успел жениться на своей сослуживице Мэри.
В 1985 году Питтса перевели в нью-йоркское отделение ФБР, но направили не в отдел по борьбе с наркомафией, куда он стремился попасть, а в «группу 19», которая занималась выявлением сотрудников КГБ и ГРУ среди работников консульства СССР в Нью-Йорке и советской миссии при ООН. Перевод в Нью-Йорк сильно ударил по семейному бюджету Питтса, так как его зарплата осталась прежней, а расходы возросли. Даже доступное по средствам жилье ему удалось снять лишь в двух часах езды от города. Позднее Питтс с возмущением говорил: «Я зарабатывал меньше, чем мусорщик!» В результате, испытывая острую нехватку денег и сильное разочарование в работе, Питтс решил предложить свои услуги советской разведке.
Будучи человеком педантичным и скрупулезным, он точно определил одного из сотрудников нью-йоркской резидентуры КГБ и в первых числа июня 1987 года подбросил ему в машину записку с предложением о сотрудничестве. Однако ответа он не дождался. Второй раз вступить в контакт с сотрудниками КГБ Питтс попытался 15 июня 1987 года. В этот день он вел наблюдение в аэропорту имени Кеннеди за прибывающими в Нью-Йорк из Москвы советскими дипломатами. В одном из них он узнал Роллана Джейкия, которого в ФБР считали сотрудником советской разведки. Однако подойти к Джейкия Питтс не рискнул, так как его встречали сотрудники советской миссии при ООН. Тогда через несколько дней Питтс отправил по домашнему адресу Джейкия письмо, в котором предлагал встретиться через две недели в библиотеке на 42-й улице. В конверт Питтс вложил страницу из телефонного справочника ФБР.
Встреча Питтса с Джейкия состоялась в назначенный день. Но так как Джейкия оказался «чистым» дипломатом, то он пришел на встречу не один. Джейкия представил Питтсу Александра Карпова, сотрудника линии «КР» (внешняя контрразведка) нью-йоркской резидентуры КГБ, и немедленно удалился. Во время первой встречи с Карповым Питтс передал ему список сотрудников советских учреждений в Нью-Йорке, подозреваемых в шпионаже, а также обговорил условия дальнейшей связи и порядок оплаты информации.
Разумеется, сведения, передаваемые Питтсом имели гораздо меньшее значение, чем данные, получаемые от высокопоставленного сотрудника ЦРУ Олдрича Эймса, который в апреле 1985 года также предложил свои услуги советской разведке. Но зато они позволяли нью-йоркской резидентуре точно знать, за кем из сотрудников установлено наблюдение и какие провокации против советской колонии готовят в ФБР. В обмен на поставляемые материалы Питтс во время каждой встречи с Карповым получал от него конверт с заранее оговоренной суммой. Так, за 1989 год он получил в общей сложности 24 414 долларов, за 1990 год – 35 520 долларов, а всего советская разведка заплатила ему 224 тысячи долларов.
В конце 1990 года Питтса перевели в штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне, где он приступил к работе в уголовном секторе архивного отдела. Несмотря на это его сотрудничество с КГБ, а потом и СВР продолжалось. До осени 1992 года он девять раз приезжал в Нью-Йорк, где встречался с Карповым и передавал ему материалы о процессах над членами компартии США.
Связь Питтса с российской разведкой прекратилась в октябре 1992 года по двум причинам. Во-первых, Питтс перешел на работу в отдел юридических экспертиз ФБР, где занимался установлением «генетического почерка» подозреваемых, и поэтому перестал представлять интерес для СВР. Во– вторых, это было сделано для того, чтобы не подставить под удар самого Питтса, так как Джейкия, через которого был установлен с ним контакт, стал к этому времени «невозвращенцем». К сожалению, у Джейкия оказалась хорошая память и напрочь отсутствовали честь и совесть. И через некоторое время он выдал Питтса ФБР.
Поскольку американцы до сих пор тщательно скрывают обстоятельства разоблачения Питтса, есть смысл рассказать о Роллане Георгиевиче Джейкия более подробно. Он родился в 1936 году в городе Очамчире Грузинской ССР. С 1970 года длительное время находился в служебных командировках по линии МИДа СССР: в 1970–1976 годах работал в советском посольстве в Пакистане, а в 1980–1983 годах – в Турции. Кроме того, он дважды на короткий срок выезжал в Англию. В августе 1984 года после окончания высших курсов руководящего состава МИДа он был направлен в долгосрочную командировку в США в качестве старшего советника постоянного представителя СССР при ООН. В 1992 году в связи с окончанием срока командировки и приближающейся пенсией Джейкия решил остаться в США. В течение года он предпринимал попытки перейти на постоянную работу в секретариат ООН, но получить ставку ему не удалось. В конце концов он устроился на работу в фирму, принадлежащую некоему грузинскому эмигранту Тимуру Сапиру, который в 80-е годы активно использовался ФБР для разработки советских граждан. Затем Джейкия взяли в фирму «Транс коммодитиз», руководителем которой являлся Сэм Кислин, эмигрант из СССР и в прошлом агент ФБР. Впрочем, это не решало всех его проблем. И тогда для того чтобы заслужить право на грин-карту (вид на жительство в США), Джейкия рассказал сотрудникам ФБР о вербовке Питтса КГБ и в качестве доказательства представил его письмо с предложением о встрече.
Получив данные о сотрудничестве Питтса с бывшим КГБ, ФБР установило за ним наблюдение, которое показало, что он в настоящее время не поддерживает никаких контактов с российскими спецслужбами. Тогда было принято решение провести весьма грязную операцию – подвести к Питтсу агента ФБР под видом сотрудника российской разведки. Тем самым было нарушено джентльменское соглашение между российскими и американскими спецслужбами – не использовать чужой флаг. Согласно этому соглашению российская разведка не использует флаг США для вербовки американских граждан и тем более не делает этого в отношении граждан России.
В июле 1995 года к Питтсу был подослан Джейкия, который предложил ему продолжить сотрудничество с СВР РФ. Когда Питтс согласился, Джейкия познакомил его с агентом ФБР, игравшим роль сотрудника российской разведки, «преемника» Александра Карпова. Не подозревая о том, что его обманывают, Питтс взял у своего «нового оператора» вопросник, схему расположения тайника для закладки сообщений и 15 тысяч долларов. Кроме того, по просьбе «преемника» Карпова он составил список переданных ранее советской разведке секретных материалов. Эту просьбу сотрудник ФБР мотивировал тем, что Карпов якобы недоплатил Питтсу, присвоив часть денег, и если он вспомнит весь перечень переданных документов, то недостающие деньги ему вернут.
В дальнейшем за 16 месяцев «сотрудничества» Питтс передал агенту ФБР, а значит своему коллеге, множество секретных документов, электронные ключи от сейфов и кабинетов Академии ФБР в Куантико, где он в это время работал, а также сведения об одном российском гражданине, сотрудничавшим со спецслужбами США. Всего с Питтсом было проведено 22 тайниковые операции и две личные встречи. А за переданные материалы ФБР заплатило ему 230 тысяч долларов. Как впоследствии не без юмора отмечали американские журналисты, при таком подходе ФБР скоро сможет перевербовать всех американских граждан. Всего же расходы ФБР на проведение операции «Чужой флаг» составили полтора миллиона долларов. Нелишне будет отметить, что в августе 1995 года, после начала разработки Питтса, в ФБР обратилась его жена Мэри, в прошлом сотрудница Бюро, и поведала агентам ФБР, что в последнее время ее муж ведет себя очень странно.
Как уже говорилось, арестовали Питтса 18 декабря 1996 года. Первоначально он категорически отрицал предъявленные ему обвинения, но 28 февраля 1997 года все-таки признал себя виновным. «Я вступил в тайный сговор, – сказал он судье, – и предоставлял информацию, которую считал секретной, агентам СССР, а позже лицам, которых я принимал за агентов России».
Добровольное признание Питтса было связано с практикующейся в американском судопроизводстве сделкой. Питтсу предложили признать свою вину и сотрудничать со следствием в обмен на гарантию того, что для него не будут требовать пожизненного заключения. Такая сделка в принципе выгодна обеим сторонам: она не только избавляет суд от ведения длительного и дорогостоящего процесса, но и дает шанс обвиняемому выйти из тюрьмы через 15–20 лет. Это было в деле Питтса немаловажным обстоятельством, так как после «дела Эймса» в США была вновь введена смертная казнь за шпионаж, если его последствия повлекли за собой смерть агента. Кроме того, на этой сделке особо настаивали представители ФБР, поскольку в случае судебного процесса могли бы всплыть нежелательные для Бюро подробности его тайной деятельности.
Закрытый судебный процесс над Питтсом состоялся 23 июня 1997 года в окружном суде города Александрия, штат Виргиния. Главным свидетелем на нем выступал Джейкия. Пытаясь объяснить свой поступок, Питтс сказал, что продавал секреты советским, а потом российским спецслужбам из-за «необъяснимого чувства гнева», который он порой испытывал. В ходе процесса федеральный прокурор потребовал для обвиняемого 24,5 года тюремного заключения. Но судье этого показалось мало, так как он был уверен, что Питтс не полностью осознал свою вину. При оглашении приговора он заявил, обращаясь к Питтсу:
«Вы предали свою страну, свое правительство, своих товарищей, всех нас. Каждый раз, когда вы приходили в Арлингтон (Национальное кладбище в Вашингтоне – Авт.), или к вьетнамскому мемориалу, или к мемориалу войны в Корее, вы предавали каждого из этих людей, чьи имена выбиты там в камне».
Более того, даже адвокат Питтса в своей речи сказал, что его клиент совершил «ужасные действия» и принимал «чудовищные решения». В результате Питтс был приговорен к 27 годам тюремного заключения. Что же касается нового гражданина Америки Роллана Джейкия, то он за свое предательство получил крупную сумму денег, сменил фамилию и теперь спокойно живет в США.
Три вышеперечисленных случая проникновения советской разведки в систему ФБР свидетельствуют о том, что Бюро, вопреки утверждению его первого директора Гувера, не было непреступной крепостью. Более того, они показывают, что там работали люди, в массе своей ничем не отличающиеся от других американцев. Агенты ФБР любят деньги и женщин, вино и развлечения. Они тяготятся тяжелой работой и невысоким заработком. Более того, они часто не согласны с проводимой американским правительством внутренней и внешней политикой. Причем такое недовольство имело место не только во времена «холодной войны», но наблюдается и сейчас, о чем свидетельствует дело Роберта Ханссена, о котором пойдет речь в следующей главе.