Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Дело о 140 миллиардах (продолжение)

В Оше застало меня сообщение о смерти отца. После похорон, через сорок один день, скончался брат. Конец 1990-го и начало 1991 года оказались крайне тяжелыми в личном плане – потеря родных людей невосполнима. Не принес удовлетворения и отпуск, который мне дали, несмотря на сложную ситуацию, связанную с расследованием ошской трагедии. Месяц пролетел быстро, но отъезд в Киргизию прервал вызов к начальнику следственной части Прокуратуры СССР Сбоеву.

Скандал к тому времени разгорался, о чем я знал из газет и информационных телевизионных программ. Ситуация, связанная со сделкой о 140 миллиардах, обсуждалась на Верховном Совете РСФСР, ибо ее благословил не кто иной, как заместитель премьера России Геннадий Фильшин. Просьба председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина к депутатам «простить на первый раз Геннадия Иннокентьевича» осталась без ответа, и было принято решение о создании парламентской комиссии, куда в большинстве своем вошли депутаты-коммунисты.

Возглавил их небезызвестный Илья Константинов. «Левым крылом» комиссии командовал Александр Починок, все эти годы так и не покидавший высший законодательный орган России и наконец получивший в награду пост руководителя налоговой службы России.

Сбоев сообщил, что по решению генерального прокурора СССР Трубина по факту заключения противозаконной сделки принято решение о возбуждении уголовного дела. Расследование поручено мне.

Переданная начальником следственной части небольшая папка начиналась с сопроводительного письма в адрес Прокуратуры СССР, подписанного лично председателем КГБ СССР Крючковым. Помимо контрактов и переписки, изъятых у Пирсона, в папке имелись заключения по существу сделки специалистов Госбанков СССР и РСФСР, а также постановление о возбуждении уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного статьей 170 УК РСФСР (злоупотребление служебным положением), подписанное первым заместителем генерального прокурора СССР Васильевым.

«В ПРОКУРАТУРЕ СОЮЗА ССР

Как уже сообщалось, 20 января этого года в аэропорту Шереметьево-2 в ходе таможенного досмотра задержан подданный Великобритании Пол Пирсон.

Учитывая, что указанный контракт заключен в нарушение действующего законодательства, 29 января 1991 года Прокуратурой Союза ССР по данному факту возбуждено уголовное дело по признакам ст. 170 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за злоупотребление властью и служебным положением. Расследование по делу будет производиться Прокуратурой Союза ССР и Комитетом государственной безопасности»[4].

Это были первые неправедные попытки внести в расследование элементы политической конъюнктурщины, ибо злоупотреблять служебным положением может только конкретное должностное лицо или лица. Сам факт злоупотребления не может быть абстрактным, относящимся к не названным в постановлении о возбуждении уголовного дела подозреваемым.

Разразившийся в Москве скандал сразу привлек пристальное внимание западных средств массовой информации, начавших собственные расследования.

«Теперь о том же, но только с английской стороны сделки. Свое журналистское расследование провел наш английский коллега Фрэнк Уильямс…

…Что такое «Дов трейдинг интернэшнл»? Такая компания не существует в официальном реестре трудовых компаний, в котором по британскому закону каждая компания должна состоять…»[5]

Для следствия подобные сообщения откровением не были. Фирмы «Дов трейдинг интернэшнл» в Лондоне действительно не существовало, а указанный в контрактах ее юридический адрес был частной квартирой.

А вот что нас повергло в изумление, так это поступившее факсом сообщение Интерпола о международном розыске Колина Гиббинса за преступления, совершенные на территории Великобритании.

К этому времени среди депутатского корпуса стали распространяться слухи о том, что Гиббинс является агентом КГБ и долгие годы сотрудничал с этим ведомством.

Из оперативных источников. Колин Гиббинс родился 14 ноября 1942 года в городе Рагби графства Уорконшир. Работал в одной из фирм по производству компьютеров и по ее заданию в 1975 году выехал в ЮАР. После возвращения в 1978 году устроился в Бирмингемскую электрическую компанию на должность телевизионного инженера. Через некоторое время он – служащий фирмы «Конор лейзерс» в Девентри. Специализация – ремонт лазерных установок. В 1984 году выехал в СССР, где занимался установкой нелегально вывезенного из Англии лазера. Здесь он познакомился с журналисткой Ларисой Д. (впоследствии ее назовут агентом КГБ, специально приставленным к Гиббинсу). Именно Лариса свела Колина с президентом швейцарской фирмы «Иматэкс» Крисом Флери.

Из досье английской полиции: «Флери – известный в Европе контрабандист, специализирующийся на поставках тонких технологий в СССР. В случае пребывания на территории Великобритании Флери ждет немедленный арест; им активно интересуются спецслужбы США и Швейцарии».

И в тот период, и впоследствии любые мои попытки докопаться до сути взаимоотношений Гиббинса с советской стороной наталкивались на упорное молчаливое сопротивление заинтересованных лиц, и, право, я чувствовал себя крайне неловко, когда летом 1991 года в Лондоне следователь таможенно-акцизной полиции Великобритании Кристофер Константин, занимавшийся расследованием дела Гиббинса, показывал документы, которые у нас относились к строго охраняемой государственной тайне и из которых явствовало, что на протяжении многих лет советская сторона щедро оплачивала через швейцарские банки деликатные услуги английского бизнесмена. Я прочитал письмо, написанное Флери 1 декабря 1985 года, из которого было видно, что он и Колин заключили соглашение о секретном сотрудничестве. По условиям соглашения первый брал на себя обязательства в подыскании и консультировании клиентуры по контрабандным поставкам ноу-хау, второй предоставлял в распоряжение партнера свои технические знания.

Именно Флери познакомил Гиббинса с неким Брайаном Трехерном, и они совместно учредили фирму «Юниверсал лейзерс сервис». Задача фирмы – поставка в СССР через третьи страны (в частности, Кипр и Швейцарию) точных технологий, запрещенных к ввозу в нашу страну.

Работа продвигалась настолько успешно, что буквально через год Гиббинс купил в Англии виллу стоимостью 170 тысяч фунтов стерлингов. Неприятности для него начались после того, как в мае 1989 года сотрудники британской таможни задержали в бирмингемском аэропорту его и Трехерна при попытке вывоза двух скоростных видеокамер «Имакон-790».

Ситуация пиковая – их экспорт запрещен не только в СССР, но и во все страны, где идет работа по созданию ядерного оружия. Видеокамеры этого типа используются при испытании ракет, съемках процессов во время ядерной реакции, прохождения снаряда через броню и т. д. Технические возможности позволяют снимать до 500 миллионов кадров в секунду.

Судья Ричард Уэйкерли, рассматривавший дело Гиббинса и Трехерна, охарактеризовал попытку продажи видеокамер в СССР как «серьезный вопрос, касающийся коллективной безопасности западных стран».

Признаться, я краснел и тогда, когда английские следователи называли мне имена офицеров спецслужб СССР, которые через подставные фирмы проделывали эти внешнеторговые операции. Показывали и другие документы, связанные с деятельностью Гиббинса в СССР. От англичан я узнал, что только за три года жизни в нашей стране он 18 раз посетил города, называемые «закрытыми зонами». Именно после этого я стал догадываться, что Гиббинс никогда не был агентом КГБ (как утверждала демократическая пресса), а если и работал в интересах СССР, то совсем на другое ведомство.

После задержания в Бирмингеме Гиббинса кратко допросили и… арест заменили выпуском под залог. Естественно, в суд он больше не явился и скрылся в ЮАР. (Правда, это не мешало ему регулярно посещать Советский Союз, занимаясь бизнесом в каких угодно сферах.)

До сделки в 140 миллиардов Гиббинс был еще далек. Кстати, в ходе следствия разыскать и допросить Криса Флери не удалось. Он исчез. Так же как и названные нам английской стороной офицеры ГРУ, опекавшие Гиббинса и Флери в СССР.

Это письмо направил на мое имя следователь таможенной полиции Великобритании Кристофер Константин, долгие годы занимавшийся делом Гиббинса и искренне стремившийся к тому, чтобы последний оказался на скамье подсудимых. Естественно, я не мог помочь ему в получении нужных материалов, потому что не имел к ним никакого доступа. Наши полномочия в своих странах были абсолютно разными.

Дело о 140 миллиардах было последним в моей более чем 20-летней работе на следствии. Я уволился со службы в Прокуратуре СССР в январе 1992 года, когда было принято решение о ее ликвидации и прокурор РСФСР Степанков по своему усмотрению выбирал, кого из бывших работников центрального аппарата союзной прокуратуры он возьмет на работу, естественно со значительным понижением в должности. Определяющим критерием было отношение к новой демократической власти и заслуги в содействии свержению «тоталитарного режима».

– Вы не должны уходить с работы, которая была вашим призванием и которой отданы лучшие годы жизни, – сказал мне заместитель генерального прокурора СССР Владимир Иванович Кравцев в январе 1992 года. – Соглашайтесь на любую должность.

– Владимир Иванович! – сказал я ему на прощание. – Придет время, и вам, как честному и глубоко порядочному человеку, придется принимать неправедные решения, вытекающие из политической конъюнктурщины в борьбе за власть и большие, очень большие деньги. Перебороть себя вы не сумеете, и расплата последует незамедлительно.

Последний раз с адвокатом Кравцевым мы встретились и вспомнили о прошлом весной 1995 года.

В конце 1991 года не стало Советского Союза – страны, в которой я родился и вырос, получил специальное образование и которой служил честно и бескорыстно в течение семи тысяч шестидесяти дней.