Дело о небрежной нимфе. Показания одноглазой свидетельницы. Дело о пленительном призраке

Глава 1

Из своего взятого напрокат каноэ Перри Мейсон осматривал владения Олдера, подобно генералу, обозревающему поле предстоящего сражения.

Луна, несколько дней назад еще полная, высветила сверкающую дорожку на восточной стороне и явно покровительствовала Мейсону, направляя свои лучи на предмет его наблюдений, на сей раз это был остров, соединявшийся с материком посредством пятидесятифутового моста, возведенного из стали и бетона.

Огромный двухэтажный дом Джорджа С. Олдера на острове глядел окнами на узкий канал, как замок мог бы смотреть на защищающий его ров.

От любопытных глаз прохожих на материке поместье было огорожено кирпичной стеной, которую венчала узенькая, усыпанная битым стеклом дорожка и чугунная- решетка. Со стороны залива видны были знаки, предупреждавшие о наказании за вторжение на территорию частного владения. Длинный причал выдавался далеко в тихие воды, песчаный карьер на северной стороне образовывал пляж, а позади всего этого расстилался зеленый бархатный ковер великолепно ухоженной лужайки, выращенной на жирном перегное, который когда-то был привезен сюда на грузовиках в достаточно большом количестве.

Легальное положение Олдера, по крайней мере внешне, могло показаться абсолютно неуязвимым, как и его остров, который изолировал его владельца вместе с богатством от материка. Но Перри Мейсон не был бы Перри Мейсоном, если бы начал атаковать противника там, где тот ожидал удара: в каждом отдельном случае он предпочитал изобретать свой Собственный метод нанесения этого удара.

Поэтому-то первый обзор местности он совершил именно ночью, будучи абсолютно уверенным в том, что узнает в это темное время суток о контролируемой Ол-дером широко раскинувшейся империи гораздо более, нежели при свете дня.

В тот вечер Олдер как раз принимал гостей, и они, по-видимому, в большинстве своем прибыли на двух роскошных яхтах, бросивших якоря в чет рти мили от берега. У причала частной пристани стояли два мощных катера, сверкающих начищенной медью и полированными панелями красного дерева. Ходили слухи, будто эту пристань надежно охраняли сильные прожектора, да так, что если бы какое-то судно осмелилось приблизиться к ней, то мгновенно включилась бы сигнализация тревоги и ослепительные лучи мощных прожекторов залили бы все пространство вокруг запретной зоны.

Мейсон беззвучно подгреб к-песчаному карьеру, рассматривая постройки.

Электрическая лампочка под козырьком освещала доску объявлений, где было начертано бросавшимися в глаза красными буквами:

«Мастная собственность. Проход запрещается. Остерегайтесь злой собаки, которая нападает на появившихся в поле ее зрения людей. Не подходить!»

Объявление можно было прочитать с расстояния не менее чем ста пятидесяти футов.

Оторвав взгляд от грозного предостережения, Мейсон неожиданно увидел пловца.

По-видимому, плывущий человек не заметил его каноэ и продолжал медленно плыть, равномерно взмахивая руками.

Заинтересованный этим, адвокат остановил лодку и, держась на волнах поднимавшегося прилива, стал наблюдать.

Человек подплыл к песчаному карьеру и вышел на берег в нескольких футах от освещенного объявления. Лунный свет и сияние лампочки над доской позволяли увидеть, что пловцом была женщина. Она плыла голой, но на ее спине был небольшой водонепроницаемый мешок. Женщина вынула из него большое махровое полотенце, вытерла свое стройное, спортивного сложения тело, а потом извлекла чулки, туфли и вечернее платье с глубоким вырезом.

Мейсон, заинтересованный этим зрелищем, положил весло в каноэ, достал бинокль ночного видения И поднес к глазам. Его взору предстала красивая блондинка и, по-видимому, совершенно уверенная в себе. Она не спешила, но и не медлила. Была спокойна, будто одевалась дома перед зеркалом, и, натянув платье без рукавов и без плечиков, наложила макияж на лицо, подкрасила губы, пользуясь освещением от лампочки над доской.

Приведя в порядок вечерний грим, она оставила водонепроницаемый мешок на земле, повесила мокрое полотенце на козырек лампочки и пошла к дому по мощеной дорожке, прихотливо извивавшейся вдоль лужайки.

Из дома то и дело доносились взрывы женского смеха, оживленный говор гостей и шум общего веселья.

Совершенно очевидно, что гости Джорджа С. Олде-ра веселились от души. Так же очевидно было, что они совсем не ждали, когда к их компании присоединится привлекательная гостья, прибывшая на остров столь таинственным образом.

Заинтригованный Мейсон продолжал наблюдать в бинокль, отметив мягкую, походку молодой женщины, легкое покачивание бедер, ее спокойную уверенность, когда она, перекинув полу длинной юбки вечернего туалета через руку, шла по дорожке, пока ее, наконец, не поглотила тень от дома.

Адвокат в каноэ, с биноклем у глаз, замер в ожидании развития событий. Однако со стороны дома, кажется, ничто не предвещало какого-либо неожиданного их поворота.

Минут пятнадцать Мейсон сидел и ждал, рассматривая дом в бинокль и время от времени подправляя веслом направление каноэ по отношению к приливу. Очевидно, как он предполагал, его ждали дальнейшие открытия.

Разумеется, существовала возможность предположения, с какой целью запоздавшая гостья появилась на острове: либо приглашена, либо достаточно хорошо знала расположение комнат в доме и его обитателей, чтобы быть уверенной в том, что ее приход не вызовет удивления. Но ни в том, ни в другом случае, был уверен Мейсон, она не стала бы оставлять мокрое полотенце и непромокаемый мешок на освещенном столбе с объявлениями.

Адвокат нетерпеливо посмотрел на светящийся циферблат своих ручных часов. Становилось поздно, ему уже хотелось повернуть каноэ и уехать назад в город. Он достаточно серьезно обследовал линию наноса земли в карьере, чтобы выработать дальнейший план действий. Через несколько дней Джорджу С. Олдеру будет нанесен удар, который причинит ему значительные неприятности. Однако адвокат не решался уехать в такой пикантный момент. Он не мог позволить себе отказаться от расследования таинственного появления гостьи, которая возникла из темноты и казалась одинаково привычной к передвижению как по воде, так и по суше. Конечно, что-то в этом было…

Вдруг до Мейсона донесся собачий лай. Это был яростный, истерический лай животного, рвущегося с цепи.

Внезапно в задних комнатах дома Олдера вспыхнул свет. Мейсон услышал крики, потом снова залаяла собака.

Балансируя на каноэ, адвокат пытался разглядеть в бинокль, что происходит в доме.

Знакомая фигура молодой женщины появилась у одного из окон. Она скользнула через подоконник и спустилась на землю, но зацепившись юбкой за выступ окна, отпустила руки и упала на землю. Быстро вскочив, она бросилась бежать. Сначала к одной из калиток в стене, потом, услышав за спиной крик приближающихся людей, круто повернулась и побежала назад, к воде.

В бинокль Мейсону хорошо были видны мужчины и женщины, толпившиеся в комнате, откуда она так внезапно ретировалась. Потом он увидел в окне фигуру какого-то мужчины, услышал, как тот закричал.

Слов он не разобрал, но в тоне голоса мужчины нельзя было ошибиться. Это был тон неожиданно сделанного открытия, понятный даже бессловесному животному, спрятавшемуся в кустах, которое при звуке голоса охотника понимает, что случилось, и машинально бросается за добычей.

Теперь девушка бежала уже в явной панике, от ее спокойствия не осталось и следа — бежала прямо к воде, не думая ни о непромокаемом мешке, ни о мокром полотенце, оставленным ею тут после выхода из воды.

Секунду мужчина постоял у открытого окна, потом скрылся из виду.

Лай собаки достиг пронзительного крещендо, потом внезапно прекратился.

Мейсон перевел взгляд с бегущей к воде женщины на окно и понял, почему собака перестала лаять: мужчина спустил ее с цепи.

В открытом окне промелькнуло что-то большое и темное. На мгновение бинокль позволил Мейсону увидеть очертания доберман-пинчера, когда тот помчался по лужайке огромными прыжками. На короткий миг адвокат потерял из виду беглянку. Но тут же снова она оказалась в поле его зрения, и он перевел окуляры бинокля от калитки на нее.

Собака увидела бегущую и мощным броском ринулась к блондинке.

Девушка бросилась в воду.

Мейсон видел, что в правой руке она держит какой-то предмет. Левой она ухватилась за складки юбки, подняла ее и сделала четыре-пять длинных прыжков, потом, почувствовав глубину, поплыла.

Молча бежавшая собака достигла конца лужайки, перебежала короткую полосу песчаного пляжа, сделала длинный летящий скачок в воду и тоже поплыла. Следом.

Пес проплыл близко от каноэ Мейсона, и он отчетливо слышал повизгивание возбужденного добермана, когда тот, загребая лапами, высоко подняв из воды голову, преследовал девушку.

Обезумевшая от страха девушка проплыла мимо каноэ, по-видимому тоже не заметив ее. Но собака явно чувствовала себя менее уверенной в глубокой воде, чем человек.

Сунув весло в воду, Мейсон повернул лодку, поставив ее между девушкой и преследовавшей ее собакой. Он толкнул пса веслом, заставив повернуть к берегу.

Собака злобно зарычала, залаяла, вывернулась и намертво ухватилась зубами за весло.

Мейсон стал крутить веслом, поворачивая пса в воде, заставляя его выпустить весло.

На мгновение пес растерялся, так как вода попала ему в глаза. Потом опять поплыл — мощно, целеустремленно.

Мейсон еще раз развернул собаку на сто восемьдесят градусов. И опять она вцепилась зубами в весло.

Молодая женщина, не понимавшая, что происходит, из последних сил старалась сохранить расстояние между собой и собакой.

И в третий раз Мейсон толкнул веслом плывущего пса. Собака опять вцепилась в весло, Мейсон снова вывернул пса, на сей раз — на спину, потом погрузил на несколько секунд под врду, и когда ошеломленный зверь вынырнул на поверхность, то поплыл назад, к острову.

Мейсон развернул каноэ и быстро подогнал его к тяжело дышавшей от страха девушке.

— Влезайте! — сказал он. — Влезайте через нос, чтобы не опрокинуть лодку.

Девушка посмотрела на него через плечо быстрым, оценивающим взглядом. Потом, будто осознав, что выбора у нее нет, подняла правую руку и бросила что-то на дно каноэ. Затем, обхватив нос обеими руками с обеих сторон, она вдруг подтянулась и сильным броском перекинула свое тело в лодку, легко, плашмя, вниз лицом, и отряхнула с ног воду.

Потсам перевернулась ловким, гибким движением, поджала под себя колени, натянула мокрое полотенце и, задыхаясь, проговорила:

— Я не знаю… кто вы… но гребите отсюда скорее — как только можете!

На берегу замелькали прожектора, словно светляки, и Мейсон услышал, как кто-то крикнул: «Вон она! Она плывет!»

Через секунду-другую другой Голос возразил: «Нет, это собака. Она поплыла обратно!»

Прожектора моментально навели свет на собаку, потом свет скользнул по темной воде, где заскользили длинные лучи.

Один из мощных прожекторов засек каноэ. Мейсон перестал грести, повернувшись к нему спиной и спрятав лицо, сказал девушке:

— Лучше опустите голову вниз.

— Хорошо. — Она опустила голову. — Черт бы побрал эти глубокие вырезы!.. Я знала, что мода меня погубит… Я себя чувствую в этом платье так неловко, словно шелковая шляпа в снегопад… Хоть бы плечи прикрыть чем-нибудь…

Мужской голос с берега закричал: «Вон лодка! Говорю тебе, она в лодке!»

Несколько мгновений свет прожектора держал каноэ в поле видимости, потом потерял из виду и лихорадочно вслепую скользил по воде, тогда как Мейсон никак не мог справиться с прибывающей водой.

Мейсон опять воспользовался веслом, отводя каноэ подальше от берега и вниз по заливу, стараясь использовать скорость течения.

— Ну? — спросил он девушку немного погодя.

— Благодарю, что покатали на каноэ.

— Боюсь, — сказал Мейсон, — что это вас не спасет.

— От чего?

— Хотя бы от того, чтобы свести все счеты.

— Какие счеты?

— С моей совестью.

— А что произошло с вашей совестью? Она так чувствительна?

— Чувствительна. Это нормально.

— Тогда дайте мне немного передохнуть, — попросила девушка, — и я вам все расскажу.

— Куда вам теперь?

— Вон туда, к моей яхте. Она такая… небольшая, называется «Китти-Кей». Мне нужно сориентироваться.

Мейсон сказал:

— Мы останемся здесь, на нейтральной территории, пока не выясним положение вещей. Я действовал под влиянием минуты. Вид этого пса, мчавшегося за вами и оскалившего клыки, подействовал на меня и вызвал импульсивное сострадание.

— Что вы хотите знать — говорите прямо!

— Кто вы такая и каковы ваши намерения?

— О, понимаю. Вы храбрый рыцарь, но желаете в то же время оставаться осторожным рыцарем.

— Вот именно.

— Ну так знайте: я известная на весь мир похитительница драгоценностей, и только что бросила в ваше каноэ драгоценности одной вдовствующей королевы.

— Принимается как шутка, — серьезно сказал Мейсон. — Но поскольку идея принадлежит вам, мы это расследуем.

— Да ладно! — махнула она рукой. — Я вам расскажу, только дайте мне отдышаться. — Девушка притворно тяжело дышала, явно стараясь выиграть время.

— И дать вам возможность обдумать вашу версию? — спросил Мейсон.

— Меня спасла вода, — признала она. — И вы с вашим каноэ прямо-таки дар провидения. А как вы сами-то оказались здесь?

Мейсон усмехнулся:

— Дайте мне тоже отдышаться, а потом я все вам расскажу. Уф, уф, уф!..

Она засмеялась, уселась поудобнее и внимательно посмотрела на него.

Лунный свет падал на ее лицо, и Мейсон рассмотрел молодое, довольно привлекательное лицо, темнокарие глаза, высокие скулы, короткий нос, небольшие полные губы и мокрое платье, выгодно обрисовавшее линии тела девушки.

Она откровенно призналась:

— Я чувствую себя голой. Под такие платья много не наденешь, вот оно и облегает… ведь так?

— В любое время, — ответил он невпопад.

— Что — в любое время?

— Как только отдышитесь, можете рассказать про вашу добычу. В любое время.

— Ах это! — явно наигранно вспомнила девушка. — Крепче держитесь и не пугайтесь. Я-то привыкла плавать в каноэ. И не переверну его.

Она быстро встала, легко передвигаясь с таким чувством равновесия, что каноэ почти не качнулось, потянулась к носу лодки, подняла какой-то блеснувший в лунном свете предмет и подала его адвокату. — Вот они, драгоценности вдовствующей королевы, — пояснила она.

Предмет оказался обыкновенной стеклянной бутылкой, тщательно закупоренной, шершавой с одной стороны, как будто половина сосуда была сделана из матового стекла. Внутри виднелось что-то светлое, но не жидкость, а нечто похожее на туго свернутую бумагу.

Мейсон потряс бутылку, потом поднял ее повыше, чтобы лучше рассмотреть при свете луны.

— Драгоценности, — сухо произнесла девушка. — Теперь, вероятно, меня отдадут в руки полиции?..

— Что это за чертовщина? — вопросом на вопрос ответил Мейсон.

— Разве не видите? Бутылка, а в ней листок бумаги.

Мейсон отставил бутылку в сторону, чтобы еще раз внимательно посмотреть на девушку.

— А нет ли тут, случайно, — спросил он, — какой-нибудь другой безделицы? Например, бриллиантового кольца, или часов, или еще чего-нибудь?

— Спрятанного непосредственно на моей особе? — засмеялась она, показав на подол мокрого платья. — В этом одеянии, мистер Инквизитор? Да я не могла бы тут спрятать и почтовой марки, не то что бриллианты.

Со стороны причала донеслось сначала фырканье мотора, потом в его цилиндре стрельнуло, и, наконец, внезапно раздались частые взрывы.

— О! — испуганно воскликнула девушка. — Они запустили один из катеров. Скорей! Вон к тем яхтам! Выжмите всю скорость, какую можете. Нельзя, чтобы они схватили нас здесь!

Минуту назад она торжествовала и была уверена в себе, но теперь вдруг поддалась панике и впала в отчаяние.

Мейсон колебался, потом погрузил весло глубоко в воду.

— Не думайте, что все закончится, когда мы попадем на вашу яхту, — сказал Мейсон. — Я намерен продолжить расследование.

— Продолжайте сколько угодно, — сказала она, — но не позволяйте захватить нас как пару дураков. У них на катере прожектор, и… нам, наверное, не удрать от них!

На катере и в самом деле сдернули чехол с прожектора, и длинный, тонкий луч света начал, обшаривая все вокруг, ползать взад-вперед по темному водному пространству.

— Быстрей, быстрей! — торопила она, беспокойно оглядываясь через плечо. — Они еще далеко. Только бы нам уйти от них! Еще сто ярдов, и мы будем…

Луч прожектора, словно притянутый магнитом, неожиданно сделал сначала пол-оборота, потом прошел прямо под каноэ, поколебался мгновение, отступил назад, затем накрыл пассажиров лодки ослепительным светом.

— Ой, они нас настигли! — воскликнула девушка. — Гребите, гребите же, пожалуйста!

Катер развернулся и на полной скорости пошел прямо на них.

Яхта, стоявшая на якоре, очутилась между катером и каноэ, моментально заслонив собой луч прожектора.

— Забирайте все, — сказал Мейсон, быстро повернув каноэ носом к яхте. — Ухватитесь за что-нибудь, чтобы успеть перебраться на ее борт.

— Нет, нет, — замотала она головой, — не так! Мы не можем подняться на эту яхту, и…

— Хватайтесь! — приказал Мейсон.

Она ухватилась за иллюминатор, внезапно повернув каноэ вокруг собственной оси.

— Теперь ныряйте, — велел Мейсон, когда они вплотную подошли к яхте.

Девушка наконец поняла его маневр и подтянула каноэ вперед, упав на дно. Мейсон, мгновенно измёнив направление, подгреб назад, под нос яхты, и выплыл с другой ее стороны.

Тем временем катер широко развернулся, так что луч смог опять выхватить каноэ, теперь уже с левой стороны от яхты. Мейсон подождал, пока катер по инерции прошёл мимо, потом выгреб со стороны правого борта яхты.

Волна от катера ударила каноэ в бок, угрожая опрокинуть его, но потом откатилась. Мейсон пересек кильватер катера, который к этому времени стал поворачиваться, но с заметным трудом, так как, очевидно, развил слишком большую скорость, если принять во внимание близость яхт, стоявших на якоре.

Девушка осторожно выглянула, осматривая пришвартованные яхты, потом сказала:

— Нам нужна вон та, маленькая, до нее отсюда, наверное, ярдов сто. Ой, вон они, идут обратно, ищут нас.

Мейсон мысленно прикинул, на что можно рассчитывать.

— Сидите спокойно. Я постараюсь пробраться вон к той большой яхте.

— Но она принадлежит…

— Мы ее используем только как прикрытие, — перебил он ее. — Они нас сейчас потеряли из виду, и если нам удастся остаться невидимыми, то они, может быть, подумают, что мы поднялись на борт одной из этих больших, яхт.

Мейсон греб изо всех сил, пересекая длинную полосу темной воды. Катер сделал полный круг, но к тому времени, как прожектор скользнул лучом по открытому водному пространству, каноэ достигло дальней стороны яхты, замедлило бег и скрылось в тени корпуса яхты. Пока катер делал еще один широкий круг, Мейсон скользнул под ее носом и вернулся к правой стороне судна. Пользуясь представившейся возможностью, он обогнул корму и стал быстро грести к другой большой яхте, надводный борт которой был достаточно высок, чтобы совершенно скрыть каноэ. Девушка продрогла в своем открытом мокром платье, к тому же ее била нервная дрожь.

Мейсон, следя за продвижением каноэ к укрытию возле третьей яхты, чувствовал слабую дрожь ее рук, которыми она держалась за борт лодки.

— Вы озябли, — сочувственно произнес он.

— Конечно озябла, мое платье прямо обледенело, но пусть вас это не беспокоит. Вы отлично справляетесь. Теперь, если бы вы сумели пробраться вон к той маленькой яхте…

Она не договорила — у бедняжки зуб на зуб не попадал.

— Вы простудитесь, — сказал Мейсон. — Вам не следовало…

— Что вы хотите? Чтобы я его совсем сняла? — спросила она.

— Да уж, наверное, так было бы лучше, — предположил адвокат.

— И правда лучше, — согласилась она, отлепляя от кожи мокрую ткань. — Прилипает, кусается и вдобавок еще чертовски прозрачное. Но…

— Ого! — перебил ее Мейсон. — Они делают широкий круг по внешней линии яхт, стоящих на якоре. Возможно, нам и удастся проскочить. Хотите рискнуть?

— Пора бы вам знать, что я консервативная молодая женщина, которая никогда не рискует, — саркастически сказала она.

Мейсон быстро вытолкнул каноэ из-под защиты яхты, скользнул на узкую полоску открытой ВОДЫ, ПОтом подошел к боку небольшой яхты, о которой говорила девушка.

— Скорей, — торопила она, карабкаясь на ее борт. — Нам надо успеть сделать что-нибудь с каноэ. Вот почему они кружат — ищут яхту, которая…

— Давайте поднимем лодку, — предложил Мейсон.

— На палубе места не найдется!

— Тогда втащите в каюту, — сказал адвокат. — Часть пусть будет в' каюте, а часть останется здесь, на палубе.

— О’кей. А мы сможем поднять лодку?

— Конечно. Она же легкая, из алюминия. Вы беритесь за нос, а я за корму. Ну, раз-два, взяли!

Они подняли каноэ, с которого лилась вода, на палубу и, отворив дверь, вдвинули часть его в каюту.

— А теперь, — решила девушка, — нам с вами нужно выпить по глотку виски. Потом вы, как джентльмен, повернетесь ко мне спиной. Я не могу закрыть дверь кабины из-за каноэ, а луна светит довольно ярко, так что…

Мейсон кивнул в сторону палубы:

— Я выйду, посмотрю, что делает катер.

— Вы не сделаете ничего подобного! Они вас тотчас засекут! Вы что, не можете потерпеть, чтобы не высунуть голову и не заглянуть через борт? Но как раз в ту же секунду они и повернут прожектор. Оставайтесь лучше здесь!

— Но мне Необходимо убедиться, — сказал Мейсон, — что эта бутылка была единственной вещью, которую вы взяли. Я…

— Сидите смирно! — перебила она, — а я вам брошу мою одежду. Можете ее обыскать и убедиться! Досадно, что вы так чертовски подозрительны.

— Знаю, — улыбнулся Мейсон, — что я старый хрыч, набитый предрассудками, но я всегда становлюсь подозрительным, когда вижу женщину, выпрыгивающую из окна…

— Так вы все видели?

Он кивнул.

— Закройте глаза, — сказала она. — Вот вам мое мокрое и липкое вечернее платье. Сейчас я влезу в халат и… не могу найти эту проклятую штуку… А, вот она! Теперь подождите минутку… О’кей, можете открыть глаза, и мы хватим по стаканчику виски без воды и льда.

— Мне уже легче, — успокоил ее Мейсон. Он услышал звяканье стаканов, увидел, как она двигается по маленькой каюте, услышал плеск жидкости, и ему в руку был всунут стакан.

— По-моему, необходим тост. За… преступление! — сказала она и засмеялась.

Адвокат маленькими глотками пил виски, когда услышал, что она подливает себе в стакан еще.

— Готовы, повторить? — шепотом спросила она.

— Нет, с меня достаточно. Вы тоже не слишком увлекайтесь.

— Не буду, — пообещала она. — Обычно я мало пью, но сейчас промерзла до костей.

— А не заняться ли нам инвентаризацией? — предложил Мейсон.

— Чего?

— Содержимого той бутылки.

— Вы же видели его!

— Я хочу рассмотреть поближе.

— Послушайте, — сказала девушка, — вы оказались молодчиной, настоящим другом в беде, и я вам ужасно благодарна. Завтра, когда увижу вас снова, я буду одета с головы до ног и тогда более подробно расскажу о размерах моей благодарности. А пока…

— А пока, — продолжал Мейсон, — пока… я адвокат. И моя обязанность — защищать интересы клиентов. В данном случае в моих глазах вы обыкновенная взломщица. И если вы не сможете доказать мне, что вы ничего не украли, я вынужден буду передать вас в руки полиции.

— Полиции?!

— Совершенно верно.

Поколебавшись, она переспросила:

— Вы в самом деле адвокат?!

— Да.

— Тогда, очевидно, вы сможете помочь мне. Слушайте!

Катер на всех парах приближался к яхте. Волны закачали легкое суденышко.

С палубы одной из стоявших рядом на якоре яхт кто-то сердито крикнул:

— Уберите ваш катер отсюда, вы, пьяное дурачье!

Голос с катера громко прокричал:

— Мы преследуем вора. Вы не видели тут лодку с двумя пассажирами?

— Ничего я не видел! — устало ответил голос. — Ехали бы вы домой и ложились бы спать!

Катер снова развернулся, мотор стал затихать: по-видимому, там совещались. Вскоре он снова заработал, катер повернул назад, и постепенно его стало почти не слышно.

Девушка вздохнула:

— Слава Богу, они ушли!

— Ушли, чтобы известить полицию, — уточнил Мейсон.

— Ну и что ж, — с надеждой сказала она, — пока они это сделают, вы можете… мы можем вытащить каноэ с яхты, и…

— Да, — сухо кивнул Мейсон. — А вы сможете продолжать заниматься своими делами. Я же поплыву в каноэ по заливу. И прежде чем отведу его туда, откуда взял, меня задержат и станут задавать разные вопросы. Что вы посоветуете мне отвечать им?

— Это ваше личное дело, — сказала девушка.

— А как только им займется полиция, оно перестанет быть частным и личным. Кроме того, я не имею желания быть обвиненным как соучастник преступления.

И вдруг она предложила:

— Давайте завесим одеялами иллюминаторы, чтобы можно было зажечь фонарик, и вместе посмотрим на мою добычу.

— Справедливое желание! — согласился Мейсон. — Только наши друзья не станут бездействовать, пока мы будем все это делать.

— Да, вероятно, но у них нет никаких улик, чтобы задержать эту яхту.

— Пока мы на борту, — терпеливо объяснил Мейсон. — Я вам уже говорил, что, если меня схватят, прежде чем я доберусь до берега, мне придется объяснить, где я был и что делал, и…

— Ну, хорошо. — Слова адвоката возымели действие, и девушка испуганно сказала: — Не можете же вы оставаться здесь всю ночь. — Но, подумав, быстро добавила: — Впрочем, нет, можете! Вам придется! Единственное, что можно предпринять, — это оставить проклятое каноэ на яхте, закрыв хорошенько, чтобы его не было видно, а утром выедем на рыбалку как ни в чем не бывало. Вы облачитесь в спортивную форму и сядете в качалку с удочкой в руках…

— А пока, — сказал Мейсон, — давайте-ка закроем одеялами иллюминаторы, потому что я собираюсь хорошенько рассмотреть эту бутылку.

Поколебавшись, девушка согласилась:

— О’кей, сказано — сделано.

Мейсон смутно различал ее движения по каюте, слышал, как она встряхивала тяжелые одеяла. Затем лунный свет вдруг исчез с девой стороны каюты. Через несколько секунд не стало света и с правой стороны.

— Ну вод, — заключила она, и темноту пронзил тонкий лучик карманного фонарика. Голос ее дрожал от возбуждения: — Свет мы будем держать у самого пола, и когда… А где же бутылка? — спросила она.

— В каноэ, надо полагать, — ответил Мейсон.

Девушка прикрыла руками линзу фонарика, оставив крошечное отверстие.

Свет обрисовал красные линии ее ладоней и пальцев, задержался на загорелых ногах и разрезе домашнего халатика.

Нагнувшись, девушка сняла одну руку с фонарика.

— Так вот же она, бутылка…

Не успела она взять ее, как Мейсон схватил бутылку обеими руками.

— Я подержу ее, а вы возьмите фонарь.

— Вы так добры ко мне, — насмешливо сказала она.

Мейсон осмотрел бутылку.

— Чтобы вытащить оттуда бумагу, нужны щипчики. Ее туго скатали, сунули в горлышко, и там она развернулась.

— А длинный пинцет подойдет? Он у меня в сумке с инструментом.

— Попробуем. Должен сгодиться.

На мгновение Мейсон погрузился в темноту, так как луч фонарика скользнул к носу каюты. Потом он услышал, как открылся выдвижной ящик, звякнул металл о металл, и через секунду она вернулась с пинцетом и фонариком.

Мейсон ввел длинные тонкие кончики инструмента в горлышко бутылки и начал осторожна поворачивать бумагу, в то же время подтаскивая ее к узкому горлышку, пока, наконец, не свернул бумагу в спираль, так что ее легко можно было протолкнуть в него, не порвав.

Оказалось, что это были несколько сложенных листков бумаги, все с одинаковым штампом на верху страницы: «С борта яхты «Сейер-Белл», владелец Джордж С. Олдер».

Мейсон положил листок на колено, прижав его так, что оба могли прочитать написанное твердым, четким почерком:

«Где-то за островами Каталина. Я, Минерва Дэнби, делаю это заявление потому, что, если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы свершилось правосудие.

Пишу это на яхте Джорджа С. Олдера «Сейер-Белл». Потому что я располагаю сведениями, оглашение которых может, по всей вероятности, лишить Джорджа Олдера большей части его состояния, и он, возможно, не остановится ни перед чем, чтобы заткнуть мне рот.

Боюсь, что я всегда была беспечной, если не глупой. Когда отец Джорджа Олдера умер, он оставил все акции громадной корпорации, известной под названием «Олдер ассошиэйтшнс, инк.», под опекой государства, разделив их на две части: одну — на имя своей падчерицы, Коррин Лансинг, другую — на имя своего родного сына, Джорджа С. Олдера. Наследник, переживший другого, получает все акции.

Брат отца, Дорлей X. Олдер, получил гарантированный пожизненный доход, а также право решающего голоса, имея одну треть акций, но не имел права касаться основного капитала, по крайней мере, пока оба младших наследника живы. Дивиденды выплачиваются поровну, по одной трети каждому из наследников.

Однако существуют еще акции, составляющие десятую долю наследства, но они не находятся под опекой государства, они в руках их владелицы, Кармен Монтеррей. Я пишу все это потому, что хочу показать, в какой опасности я нахожусь и почему.

Коррин Лансинг уехала в Южную Америку. Она страдала нервным заболеванием, которое прогрессировало.

Я познакомилась с ней в самолете, когда летела через Анды, Сантьяго, Чили и Буэнос-Айрес в Аргентину. Она нервничала и была ужасно подавлена, и я попыталась ее немного приободрить. В результате она вдруг почувствовала ко мне необычайную симпатию и настояла, чтобы я путешествовала вместе с ней, пользуясь всеми удобствами за ее счет.

Так как у меня были крайне ограниченные средства, а также и потому, что надеялась сделать доброе дело для нее, я согласилась, хотя совершенно ничего не знала о ней и ее прошлом.

Коррин сопровождала ее горничная Кармен Монтеррей, которая много лет жила в семье и которая, как я догадывалась, была фавориткой отчима Коррин.

Постепенно я узнала историю семьи, про брата и про завещание отца. Кармен Монтеррей, разумеется, тоже обо всем этом знала. С ней обращались как с членом семьи, и Коррин никогда не стеснялась обсуждать свои дела в ее присутствии.

Несмотря на то что с финансовой точки зрения моя договоренность мне была очень выгодна, пришло время, когда я просто не в состоянии была выносить это. День ото дня Коррин Лансинг становилось все хуже и хуже. У меня появились все основания считать, что в некотором отношении она была совершенно ненормальной. Кармен сказала, что Коррин грозилась даже убить меня, если я попытаюсь покинуть ее.

При таких обстоятельствах я боялась пойти на открытый разрыв, если только она не станет явно агрессивной. Короче говоря, несчастная женщина проявляла ко мне неистовую, страстную привязанность и настаивала, чтобы я все время находилась при ней. Было очевидно, что она становится безумной. Она хотела, чтобы я принадлежала только ей, и стремилась властвовать надо мной, что не только раздражало, но и пугало меня. У нее появилась ярко выраженная мания преследования. Она решила, что кто-то хочет ее отравить и что ее единственное спасение — в моем постоянном присутствии.

Мне было жаль женщину, но я стала бояться ее и знала, что и Кармен Монтеррей испытывает те же чувства.

Случилось так, что Джордж Олдер приехал в Южную Америку, привезя с собой какие-то бумаги, на которых ему нужна была подпись Коррин Лансинг. И в тот день, когда он должен был прийти к ней, она с утра отправилась в салон красоты, а я сложила вещи и оставила ей записку, в которой объясняла, что меня неожиданно вызвали телеграммой домой, так как моя близкая родственница тяжело больна и находится при смерти. Предвидя, что она перед свиданием с братом пойдет в салон, я заранее заказала билет на самолет «Пан-Аме-рикэн», летевший на север.

Я воображала, что уже нашла выход из неприятного положения, в которое попала, и не вспоминала об этом времени в продолжение несколько недель после возвращения домой. Потом я прочитала в газетах, что Коррин внезапно куда-то исчезла в день моего отлета, и с тех пор ее нигде не могли найти; не отыскалось и никаких ее следов, так что она, как предполагают власти, вероятнее всего, умерла.

Одно время думали, что она бродит где-нибудь в состоянии невменяемости, потеряв память. Оказывается, она была очень расстроена в день отъезда «подруги» и могла отправиться на ее поиски. Но время шло, и власти стали подозревать, что она, возможна, погибла в результате какого-нибудь несчастного случая.

Были наняты детективы, но их поиски не привели к каким-либо ощутимым результатам. Однако определенно установили, что в момент исчезновения женщина была душевнобольной.

Естественно, прочитав это в прессе, я пошла к Джорджу С. Олдеру и рассказала ему все, что мне было известно, предложила помочь всем, чем могла. Я отчасти почувствовала себя виноватой в том, что произошло с Коррин, — ведь я знала, что она отправится меня искать, когда я уеду от нее.

Поначалу Олдер был благодарен мне, а потом мы с ним подружились, и я, откровенно признаюсь, была настолько глупа, что подумала, будто между нами возможна не просто дружба, а нечто более глубокое. Ведь ему хотелось узнать подробности о жизни сестры и обстоятельствах ее смерти.

Я обещала Джорджу Олдеру, что поеду с ним в круиз, и ждала этого с огромным удовольствием. Однако как раз перед самым круизом мне довелось побывать по делу в Лос-Мерритос, в психиатрической больнице. Я уже уходила оттуда, когда увидела во дворе женщину, которую сперва приняла за привидение.

Это оказалась Коррин Лансинг! Я остолбенела, глядя на нее, прикованная к месту ужасом. Она взглянула на меня со странным блеском в глазах, типичным для сумасшедших, но тем не менее узнала меня. Она сказала: «Минерва! Что ты здесь делаешь? Минерва, Минерва, Минерва!..» И стала пронзительно кричать, пока к ней не подошла надзирательница и не сказала ей, что она не должна так волноваться. Коррин была в истерике, и ее увели в здание, где врачи занялись ею.

Негласно наведя справки, я узнала, что женщину подобрали на улицах Лос-Анджелеса, бродившую словно во сне. Она не могла сказать, кто она, ничего про себя не помнила, не могла назвать никого из своих родных, Однажды она назвалась одним именем, потом — другим и так всякий раз называла новое имя. А временами не могла вспомнить ничего и сидела, тупо уставившись в одну точку, беспомощная и угнетенная.

Крайне расстроенная и совершенно изнервничавшаяся, я поспешила найти Джорджа Олдера, чтобы рассказать ему, что я обнаружила.

Когда я приехала, Джорджа Олдера на яхте не оказалось, и никто, по-видимому, не знал, где он находится. Я прождала его до десяти вечера, но и тогда он все еще не появился, и я попросила передать ему, чтобы он зашел ко мне в каюту.

У меня был очень трудный день. Я растянулась на диване в своей каюте и вскоре уснула. Меня разбудил шум работающих двигателей, и по сильной качке судна я догадалась, что мы вышли в открытое море и что на море шторм. Мало того, вокруг яхты завывал такой ветер, что я поняла: это ураган.

Я позвонила стюарду и попросила его сказать Джорджу Олдеру, что мне нужно видеть его немедленно.

Джордж передал мне в ответ, что мы попали в неожиданный и очень сильный шторм, что он занят на капитанском мостике и прийти не может, но как то ко управится с делами, непременно придет. И вот час тому назад, почти на рассвете, Джордж пришел ко мне в каюту.

Я ему рассказала о том, что случилось. Он задал мне несколько осторожных вопросов, а потом несколько раз спросил, рассказала ли я кому-нибудь то, что поведала ему.

В то время я была слишком несообразительна, чтобы понять, что у него на уме. Я гордилась своей сдержанностью и скрытностью, ведь я ничего не сообщила в прессу, пока не рассказала Джорджу Олдеру, потому что знала, как он не любит огласки и газетной шумихи.

Сейчас я пытаюсь объяснить свое тогдашнее состояние тем, что мне пришлось пережить очень тяжелое потрясение, что события последних двадцати четырех часов не прошли бесследно для моей нервной системы. Однако все мои старания отдать себе отчет в происшедшем и отнести мое самочувствие лишь на счет нервов оказались напрасными: меня переполняли дурные предчувствия.

После того как я рассказала Джорджу Олдеру все, что знала, он долго сидел в моей каюте, смотря на меня пристальным, оценивающим взглядом.

Мне становилось не по себе. Это было похоже на то, как змея старается околдовать птичку.

— Минерва, вы уверены, что ничего никому не рассказали? — спрашивал он в который раз.

— Ни одной живой душе, — клялась я. — Можете положиться на мою порядочность.

И тогда я вдруг уловила в его глазах то, что видела в глазах его сестры: это был взгляд безумного человека, придумывающего какой-то особенно изощренный ход, чтобы покончить с этим делом. Не сказав ни слова, он поднялся, повернулся к двери, задержавшись на пороге, повозился с замком, потом вышел и захлопнул за собой дверь.

Меня вдруг охватило предчувствие беды. Я хотела немедленно высадиться на берег, хотела связаться с кем-нибудь из друзей. И подбежала к двери.

Она была заперта: выйдя, Джордж запер дверь снаружи.

Я начала бить в нее кулаками, пинала ногами, дергала за ручку, пронзительно кричала.

Ничего!.. Ураган ревел и завывал вокруг яхты. Мачты дрожали и скрипели под напором огромных волн. Ветер свистел В'такелаже. Волны, разбивавшиеся о борт яхты, заглушали мои беспомощные слабые вопли.

Я беспрерывно вызывала стюарда. Пробовала звонить по телефону. Он молчал. Теперь я понимаю, что Джордж перерезал проводку в моей каюте.

Я озиралась кругом, пытаясь найти способ сообщить кому-то о моем положении, связаться с кем-нибудь, но шум шторма, поздний час и тот факт, что я находилась взаперти в каюте для гостей, сделали это невозможным.

У меня остается одна-единственная надежда. Я решила записать все, что произошло, запечатать в бутылку и выбросить ее в иллюминатор. Тогда, если Джордж придет сюда, я ему скажу, что я сделала. Я ему скажу, что бутылку со временем выбросит волнами на берег, где ее почти наверняка найдут. Таким способом я надеюсь заставить его внять голосу рассудка. Но я чувствую, что этот человек с его дьявольской хитростью сумасшедшего, которая, вероятно, является его фамильной чертой, намерен позаботиться о том, чтобы навсегда заставить меня замолчать.

Минерва Дэнби».

Мейсон чувствовал, как пальцы девушки сжимают его руку.

— Теперь он мой! — торжествующе воскликнула она. — Он мой, мой, мой! Понимаете, что означает это письмо? Он теперь у меня в руках!

— Это>-я у вас в руках, — философски заметил Мейсон. — И мне еще может понадобиться моя рука.

— О, простите.

— Кто такая эта Минерва Дэнби? — спросил Мейсон.

— Я знаю о ней не больше того, что написано в этом письме. Все, что мне известно, это то, что она утонула. Около шести месяцев назад ее смыло волной с борта яхты Олдера. Так рассказывали.

— Поскольку, по-видимому, я стал соучастником стопроцентного ограбления, вы могли бы рассказать мне подробнее о том, что произошло, — предусмотрительно сказал Мейсон.

— О, я всегда знала, что в истории с Коррин что-то нечисто! — возбужденно заговорила девушка. — Я была уверена, что она не умерла, а теперь… О, вы должны понимать, какая огромная разница между тем, что я предполагала, и тем, что случилось на самом деле…

— Какая же именно разница?

— Я родственница Коррин, вероятно, единственная оставшаяся в живых родственница. В этом и состоит разнцца, большая разница.

— В данных обстоятельствах вы бы, мисс, лучше рассказали мне все поподробнее, — настаивал Мейсон.

— А что еще рассказывать? Письмо говорит само за себя.

— Но оно не говорит за вас.

— А зачем мне рассказывать? — спросила она.

— Попытаемся быть реалистами. Для разнообразия, — грустно пошутил Мейсон. — Я ответственный гражданин. Адвокат. Я знаю, что вы совершили ограбление, но обстоятельства принудили меня помочь вам скрыться от правосудия.

— Вы сказали, что вы адвокат.

— Да, я адвокат. Однако может получиться, что Джордж Олдер с огромным удовольствием обвинит меня в том, что я вас подговорил выкрасть эту улику из его дома.

— Неужели вы не понимаете, — презрительно сказала она, — что Олдер не может никого ни в чем обвинить? Он не посмеет предать огласке это письмо.

— О’кей! — терпеливо кивнул Мейсон. — А что вы собираетесь делать с этим письмом?

— Я его сделаю достоянием гласности.

— А как вы впоследствии объясните тот факт, что оно оказалось в ваших руках?

— Ну как… Пойду в редакцию… скажу, что…

— Да, да, продолжайте, — попросил Мейсон.

— Разве я не могу сказать… ну… что я нашла это письмо?

— Где?

— Где-нибудь на берегу.

— А потом Олдер выставит свидетелей, которые подтвердят, что письмо находилось у него и могло быть взято только из его дома, а вам помимо обвинения в ограблении предъявят обвинение еще и в ложной присяге.

— Об этом я не подумала, — испуганно проговорила девушка.

— Я так и решил, что не подумали. Ну а теперь, предположим, вы все же расскажете мне, кто вы такая, как узнали, что письмо находилось в доме Олдера, ну и еще… и некоторые другие вещи…

— А если не расскажу?

— Всегда в запасе остается полиция.

— Вы-то мне ничего про себя не рассказали, — вспылила она.

— Совершенно верно! — сухо подтвердил Мейсон. — Я не рассказал.

Несколько секунд она обдумывала положение, потом произнесла угрюмо и неохотно:

— Я Дороти Феннер. Работаю секретарем у биржевого маклера. Когда моя мать умерла, то оставила мне немного денег. Два года назад я приехала сюда из Колорадо.

Моя мать была сестрой Коры Лансинг. Кора вышла замуж за Джека Лансинга. У них была одна дочь, Кор-рин. Брак оказался неудачным, и Кора Лансинг вышла замуж во второй раз, за Сэмюеля Натана Олдера. У них был единственный сын, Джордж С. Олдер. Коррин на пять лет старше Джорджа.

Так что, несмотря на разницу в годах, я двоюродная сестра Коррин. Мы были очень дружны. Тетя Кора умерла десять лет назад, потом умер отец Джорджа и оставил состояние, завещав его в равных долях Коррин, Джорджу и Дорлею Олдеру, дяде Джорджа.

— В каких вы отношениях с Олдерами? — спросил Мейсон. — Как я понимаю, не в очень хороших.

— С дядей Дорлеем я в отличных отношениях. Он превосходный человек. С Джорджем Олдером мы не ладим. С ним никто не ладит, потому что он требует во всем полного и безоговорочного подчинения своей воле.

— А как вы узнали о существовании письма? — спросил Мейсон.

— Я… этого я не могу вам сказать.

— Советую, приготовьте заранее рассказ об этом, — предупредил Мейсон.

— Я услышала о нем, — нерешительно сказала Дороти.

— Как?

— Ну, если уж на то пошло, так мне намекнул дядя Дорлей.'

— Вот оно что, — удивился Мейсон, по-видимому заинтересовавшись таким поворотом событий.

— Он как-то спросил меня, не говорил ли мне когда-нибудь Джордж про письмо Минервы Дэнби, которое она написала перед тем, как ее смыло волной с борта яхты и которое будто бы подобрал Питер Кадиц.

— Вы знаете Питера Кадица?

— Конечно. По-моему, с ним знакомы все яхтсмены. Он вроде как чистильщик пляжей. Его все знают.

— Значит, Дорлей знает про письмо?

— Что-то ему про него известно.

— А почему вы не пошли к Джорджу Олдеру и не спросили его об этом напрямик?

— Вот и видно, что вы, сэр, плохо знаете Джорджа Олдера, — сказала Дороти. — По-моему, он готов был уничтожить письмо. И давно бы сделал это, если бы не боялся, что Пит Кадиц или еще кто-нибудь узнает его содержание. Я же только хотела прочитать его. Узнав, что сегодня у Джорджа Олдера большой прием, — а его дом мне знаком очень хорошо, — я решила, что могу прийти туда, когда гости будут обедать, войти в кабинет Джорджа, взять бутылку из письменного стола, прочитать письмо и узнать, таким образом, о чем там идет речь.

Вероятно, вы, сэр, не знаете, но его поместье оборудовано новейшими приспособлениями, которые в любой момент могут поднять тревогу. Проникнуть в дом, не будучи замеченной, можно только одним способом: тем, которым воспользовалась я. Пройдя пешком до определенного места в песчаном карьере, я разделась, сложила вещи в мешок и поплыла к острову. Приплыв, переоделась в черное платье; если бы меня увидел кто-нибудь из прислуги, они сочли бы мое появление на приеме в порядке вещей, так как Джордж мог пригласить и меня.

— Вы хорошо знакомы с его слугами?

— Конечно.

— А как насчет собаки? Ее вы, по-видимому, не знаете?

— Собака меня предала, — с горечью вздохнула она. — Должно быть, инстинкт подсказал ей, будто я что-то взяла из дома — нечто, мне не принадлежащее. Пес натаскан, как военная собака, а это на всю жизнь. Его взяла Коррин после войны, когда в армии он стал уже не нужен. Его кормила и дрессировала Кармен, и он любил ее, а после исчезновения Коррин его взял себе Джордж.

— У вас есть на яхте фотоаппарат?

— Нет, а зачем он мне?

— Я хочу снять копию с этого письма.

— У меня есть портативная пишущая машинка, — предложила Дороти. — Мы можем это сделать на ней, но зачем вам копия, сэр, если у вас в руках оригинал?

— Это у вас есть оригинал, — сказал Мейсон. — А мне это необходимо на тот случай, если меня когда-нибудь попросят рассказать мою историю. Я хочу быть уверенным в том, что расскажу ее, не изменив ни одной детали. А теперь доставайте вашу машинку и перепечатайте письмо. Одну копию отдайте мне, другую оставьте себе.

— А что делать с самим письмом?

— Вернуть его Джорджу Олдеру с извинениями.

— Да вы с ума сошли!

— Подумайте хорошенько, — урезонивал девушку Мейсон. — Вы снимаете с письма копии. Мы сравниваем их с оригиналом. Затем вы отдаете письмо Олдеру, сладенько так улыбаясь, и говорите, что хотели только прочитать это письмо, но, переволновавшись, захватили его нечаянно с собой. Потом, как бы невзначай, спросите, что он собирается делать с этим письмом.

Она долго молчала, обдумывая его слова.

— Слушайте, — наконец сказала она, и в ее голосе прозвучало явное одобрение. — А вы не так глупы, оказывается.

— Благодарю вас, — горячо сказал Мейсон, — а я было уже начал в этом сомневаться.

Глава 2

Каноэ бесшумно соскользнуло в воду.

Дороти Феннер тихо сказала:

— Благодарю за все.

— Не за что, — ответил Мейсон.

— Жаль, что я плохо знаю, кто вы.

— А зачем это вам?

— Ну, мне было бы гораздо спокойнее. Вы, кстати, не знакомы с Джорджем С. Олдером?

— Нет. Но все, что требуется от вас, — сказал Мейсон, — это вернуть ему бутылку и сказать, что есть свидетель, который видел письмо и имеет с него копию.

— Вам легко говорить, — с сомнением сказала Дороти. — Вы-то не знаете его.

— Вы сделаете так, как я советую?

— Не знаю. Еще подумаю. Мне кажется, если я буду держать письмо у себя, будет надежнее. Олдер у меня в руках.

— Советую вам прочитать закон о шантаже, — посоветовал Мейсон. — Впрочем, мне некогда тут с вами спорить. Мне бы только добраться до берега незамеченным. Спокойной ночи, Дороти.

— Спокойной ночи, мистер Таинственный Незнакомец. Вы мне нравитесь… а вы можете выступить как свидетель в случае, если вы мне понадобитесь?

— Неизвестно, — сказал Мейсон и оттолкнул свое каноэ от яхты.

Адвокат налег на весло и направил лодку к освещенному причалу клуба любителей каноэ.

Звук сверхмощного мотора, усиливающийся во влажном воздухе над самой поверхностью воды, донесся до слуха Мейсона: он становился все слышнее и делался каким-то зловещим. «Ка-пууух, ка-пууух», — слушал Мейсон эхо.

Он уже выжал из каноэ все, что мог. Легкое суденышко, едва касаясь поверхности воды, со свистом летело к причалу.

Каноэ было взято адвокатом на весь вечер и оплачено, так что Мейсону оставалось только привязать лодку на причале и уйти..

К его удивлению, тут не было ни одной живой души, ни одного служащего, сдающего или принимающего лодки, и, если бы не тяжелое пыхтение мотора, залив оказался бы в его полном распоряжении.

Он торопливо прошел вдоль причала, надвинув на глаза шляпу с опущенными полями, и быстро зашагал к тому месту, где оставил свою машину.

Делла Стрит, доверенный секретарь Перри Мейсона, сидела в машине и слушала радио. Когда адвокат отворил дверцу, она взглянула на него и улыбнулась, выключив радио.

— Долгонько же вы путешествовали, — сказала она.

— Ты звонила по телефону, как я просил?

— Все сделала, — ответила она. — Потом вернулась сюда, чтобы дождаться вас. Я здесь уже почти два часа.

— У меня не обошлось без приключения! — признался Мейсон.

— И значит, вы ничего не слышали про ограбление?

— Какое ограбление?

— В доме вашего друга Джорджа С. Олдера совершена кража драгоценностей на сумму пятьдесят тысяч долларов.

— Черт возьми! — воскликнул Мейсон.

Делла засмеялась:

— А я было подумала, уж не замешаны ли в этом деле и вы.

— Пожалуй, да, — голосом полным грусти сказал Мейсон.

Она вопросительно посмотрела на шефа.

— Выкладывай! — поторопил он в свою очередь.

— Я знаю только, то что слышала по радио несколько минут назад. Некая женщина-грабитель, по-вйдимо-му, подплыла на легкой лодке к берегу, и лодка осталась дожидаться ее в темноте. Так как она была в вечернем туалете, слуги приняли ее за одну из гостий. Ее случайно застали, когда она рылась в письменном столе хозяина дома. Она выпрыгнула из окна, побежала к воде, потом бросилась в воду, как была, в вечернем платье, и поплыла, Ее подхватил соучастник, и им удалось скрыться. Полиция не без основания полагает, что она, возможно, нашла убежище на одной из яхт, стоявших в заливе на якоре. Полиция намерена устроить облаву, и на шоссе уже всюду выставлены посты.

— Когда именно ты все это слышала, Делла?

— Минут пятнадцать назад. Я слегка забеспокоилась, что вы, возможно, сцепились с этими людьми… Понимаете, мне показалось, что они в отчаянии: преступница как в воду канула.

— Какие-нибудь улики против нее есть? — спросил Мейсон.

— Полиция нашла купальное полотенце и шапочку, которые молодая женщина оставила на берегу, а также непромокаемый мешок.

Мейсон запустил мотор, включил фары, выехал задним ходом со стоянки, прибавил скорость и быстро поехал.

— Ну-с, — сказала Делла Стрит, — вы, как видно, относитесь ко всему этому весьма серьезно. В чем дело?

— Хочешь — верь, хочешь — нет, — ответил Мейсон. — Но, представь, это я оказался соучастником, который помог этой женщине убежать.

— Вы?

— Совершенно верно. Она удирала со мной в каноэ.

Делла пристально взглянула на Мейсона, потом засмеялась.

— Ваши россказни, шеф, наверное, имеют целью не дать мне заснуть по дороге обратно в город, — предположила она.

— Цель данного заявления, которое ты ошибочно назвала «россказнями», состоит в том, чтобы лишний раз напомнить: мужчине не следует действовать импульсивно, когда он встречается с незнакомкой.

— Так вы с ней встретились?

— Да.

— Где?

— Когда она возвращалась с острова в прозрачном вечернем платье, без каких бы то ни было прочих мелочей туалета, а ее преследовал свирепый Пес.

— И что же вы* сделали?

— Я действовал под влиянием минуты и пригласил ее в каноэ.

— Ну хорошо, — сказала Делла Стрит, — импульс я в состоянии оценить, но вам бы следовало, по крайней мере, заставить ее отдать вам половину Драгоценностей.

— Она не крала никаких драгоценностей, — сказал Мейсон. — Она прихватила с собой некую улику, но замешанный в этом деле человек слишком хитер, чтобы попасться на подобную удочку, вот он и заявляет, что лишился пятидесяти тысяч долларов в драгоценностях. И ты понимаешь, Делла, в какое положение это ставит меня?

— А откуда вы знаете, шеф, что она не взяла драгоценности?

— Она… ну, в общем, она сняла свое платье и позволила его обыскать.

— В каноэ?!

— Нет, на борту яхты, которая, по ее словам, принадлежит ей.

— Она раздевалась при вас?

— Было темно. Она разделась и швырнула мне свое платье, чтобы я убедился…

— И только поэтому вы утверждаете, что она не взяла драгоценности?

— Боюсь, что это так.

Делла Стрит в недоумении пощелкала языком.

— Вам следовало взять меня с собой, хотя бы для того, чтобы обыскивать женщин.

— Черт бы меня побрал, конечно, ты права! — горячо согласился Мейсон.

— Вы узнали что-нибудь про Олдера? — спросила Делла.

Мейсон усмехнулся:

— Полагаю, кое-что у меня появилось.

— Что же именно?

— Олдер купил этот остров и заплатил за него какую-то баснословную цену. Он желает иметь собственный феодальный замок. Он человек именно такого типа. Если бы что-то помешало ему держать под контролем каждый квадратный дюйм этого острова, он бы, я думаю, просто сошел с ума.

— Но разве он не владеет им единолично?

— Владеет, — подтвердил Мейсон. — Но когда рыли канал, поставили подпорную стенку и сбрасывали к ней землю. При этом образовался длинный полукруглый песчаный карьер, который выступает к северу.

Делла Стрит засмеялась и сказала:

— Я, конечно, изучаю юриспруденцию на слух, но разве собственность, образовавшаяся после износа земли, не принадлежит владельцу смежной территории?

— Разумеется, принадлежит, если нанос земли является результатом естественных причин; но где-то я читал постановление Верховного суда, гласящее, что собственность, образовавшаяся в результате действий правительственных органов, как, например, прокладка каналов, является государственной србственностью. Так вот, если в данном случае этот закон применим и кто-нибудь вздумает самовольно поселиться в северной части острова Олдера и поставить там небольшую хибарку — ну, ты понимаешь, что может произойти, Олдер…

Мейсон вдруг замолчал, когда впереди сверкнул яркий красный прожектор. Полицейский на мотоцикле кивнул Мейсону на обочину и потребовал:

— Встаньте в хвост вон за теми машинами. И двигайтесь медленно.

Впереди шло шесть или семь машин, несколько патрульных проверяли у их владельцев документы, задавали им вопросы.

Мейсон переглянулся со своим секретарем, потом опять проехал немного вперед.

Один из патрульных полицейских сказал:

— Можно взглянуть на ваши водительские права и путевой лист?

Мейсон предъявил документы.

— Вы здесь… О, вы Перри Мейсон, адвокат!

— Совершенно верно.

Полицейский улыбнулся.

— Простите, что задержал вас, мистер Мейсон. О’кей, поезжайте. Мы ищем похитителей драгоценностей. Можете бойти все другие машины, потом объехать вокруг конца дорожной блокады. Простите за беспокойство… Однако для проформы я бы хотел проверить особу, которая едет с вами, потому что преступление совершила именно женщина…

— Мисс Делла Стрит, секретарь мистера Мейсона, — представилась Делла, предъявляя свои водительские права.

Полицейский просмотрел права, взглянул на Деллу еще раз, вернул документы и еще раз извинился:

— Простите, но нам приказано проверять всех. Вы здесь по делу, мистер Мейсон?

— Да, ищем кое-кого из свидетелей, — сдержанно ответил адвокат.

Еще одна машина, шедшая на большой скорости, с визгом затормозила, когда красный свет озарил ее ветровое стекло; полицейский приказал водителю свернуть к обочине.

— О’кей, еще увидимся, — сказал Мейсон и стал объезжать блокированный участок шоссе.

— Шеф, — внезапно став серьезной, сказала Делла Стрит, — вы предполагаете, что девушка все-таки похитила какие-то драгоценности?

— Нет, не думаю.

— Но вы не знаете наверняка?

— Я очень тщательно осмотрел ее вещи, Делла. У нее была бутылка в правой руке — бутылка, в которую было засунуто письмо, по-видимому выброшенная за борт с яхты «Сейер-Белл» — яхты Джорджа С. Олдера. Женщина, написавшая письмо, боялась, что ее убьют… Впоследствии так и случилось: ее нашли мертвой.

— Шеф!.. — воскликнула Делла Стрит.

— И я, — продолжал Мейсон, не давая перебить себя, — очень тщательно обыскал яхту, чтобы убедиться, что на ней не было ничего спрятано.

— А вы заглянули в верхнюю часть чулок девушки?

— И не только верхнюю часть, — сказал Мейсон. — Когда она перелезла через нос каноэ, я увидел пару очень симпатичных ножек без каких-либо уродливых бугров, которые могли бы появиться из-за пятидесятитысячных драгоценностей. А мокрое вечернее платье почти не оставляет никакого простора для воображения.

— Вы узнали ее имя?

— Она назвалась Дороти Феннер. Говорит, что является родственницей Коррин, сводной сестры Олдера, которая вот уже несколько месяцев считается пропавшей без вести.

— Хороша собой?

— Очень.

— Фигура?

— Роскошная.

— Ну что ж, мужчины всегда остаются мужчинами, — вздохнула Делла Стрит.

— А теперь, когда мы выехали за пределы оцепления, я дам тебе кое-что почитать.

Он вынул из кармана копию письма, сделанную Дороти Феннер, и передал ее своему секретарю.

— Что это?

— Копия письма, которое было в бутылке. Девушка — неплохая машинистка. Я диктовал ей, подсвечивая карманным фонариком, а она держала свою портативную пишущую машинку на коленях и печатала.

Делла Стрит развернула страницы, включили свет и со все более возрастающим интересом принялась за чтение. Дочитав до конца, сказала:

— Господи, шеф, разве это письмо не предоставляет вам возможность накинуть петлю на шею Джорджа С. Олдера?

— Или, наоборот, дает Джорджу С. Олдеру возможность накинуть петлю на меня.

— Вы хотите сказать, что это фальшивка?

— Вот что меня больше всего тревожит, — сказал Мейсон. — Олдер знает, что я представляю синдикат. Вполне возможно, он сообразил, что я собираюсь мимоходом осмотреть его остров, и ведь я, в конце концов, не видел, откуда приплыла эта девица. Я увидел только, как она подплыла к берегу, вышла из воды и направилась прямо к ярко освещенному объявлению, на котором написано: «Вход воспрещен» и т. д., и принялась вытираться полотенцем. Ничего более интересного и придумать нельзя, чтобы привлечь внимание разведчика в каноэ.

— А вы были еще и с биноклем! — смеясь, добавила Делла Стрит.

— С биноклем, да и еще с моим проклятым неуемным любопытством. Все было превосходно рассчитано по минутам. После того как ее обнаружили, у нее хватило сообразительности добежать до воды и оказаться как раз рядом с моим каноэ, прежде чем на нее спустили собаку. И собака бежала за ней буквально по пятам. Естественно, я защитил ее от пса и пригласил забраться в каноэ. Знаешь, она красива, в меру развязна, не похожа на воровку, и ты не можешь не согласиться, что ее подход к делу был не совсем обычным.

— Однако вы приняли меры предосторожности, — сказала Делла Стрит. — Вы…

— Я думал, что принял меры предосторожности, — вздохнул Мейсон. — На ней было вечернее платье, очень декольтированное, без плечиков, и Под ним ничего, кроме пары чулок. Она выставляла напоказ эту бутылку, так что ее невозможно было не заметить, а потом, когда я прочитал то, что в ней было, я понял, что все это подстроено специально для меня. Лучшей западни и не придумаешь!

— Лучшей наживки, хотите вы сказать.

— Это практически одно и то же\

Некоторое время они ехали молча, потом Делла Стрит сказала:

— А затем Джордж Олдер заявляет, что она взяла драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и в лодке ее ждал соучастник. Неужели вы не видите выхода, шеф?

— Почти не вижу. Конечно, если бы я сказал этой девице, кто я такой, убедил бы ее позволить мне взять это письмо — вот тогда бы я влип крепко.

— Но она пока не знает, кто вы, — заметила Делла.

— Если это западня, наверняка знает, — сказал Мейсон. — В таком случае она знала, кто я, еще до того, как приплыла к берегу и принялась вытираться полотенцем, которое предусмотрительно оставила, чтобы его нашла полиция, a nq метке прачечной выследила ее.

— О-го! — восхитилась Делла.

— Вот именно, — подтвердил Мейсон.

Делла Стрит сложила копию письма и отдала ее Перри Мейсону.

— Это — динамит, — констатировала она.

— Если не фальшивка — то да, ты права.

— Мне кажется, вы действительно вынуждаете его защищаться, — задумчиво произнесла Делла Стрит.

— Кто кого вынудит защищаться, покажет время, сказал Мейсон.

Она доверчиво посмотрела на него и заметила:

— Вы умеете управлять обстоятельствами.

Глава 3

В понедельник утром, в 9.05, когда Мейсон-вошел в свой офис, Делла Стрит, приложив палец к губам, подняла на него глаза от телефона и сказала в трубку:

— Да, миссис Броули, да, конечно. Вы можете подождать у телефона минуту? Кто-то звонит по другому телефону.

Делла Стрит прикрыла рукой трубку и быстро проговорила:

— Это звонит миссис Броули, надзирательница женского отделения в тюрьме Лас-Элайзас. У них находится заключенная, некая Дороти Феннер, ей нужен адвокат, и она просит, чтобы вы взялись за ее дело. Она обвиняется в краже драгоценностей.

— О-го, — удивился Мейсон. — Значит, это и в самом деле западня. Она все время знала, кто я такой.

— А возможно, и не знала, — усомнилась Делла Стрит, не снимая руки с микрофона. — Хотите, я пошлю туда Джексона, пусть он с ней поговорит. Таким образом вы сможете узнать, простое это совпадение или…

Мейсон усмехнулся:

— Спасибо за спасательный круг, Делла. Так мы и сделаем.

Делла Стрит сняла руку с трубки и сказала:

— Видите ли, я не уполномочена говорить за мистера Мейсона, миссис Броули, поэтому мы сделаем так: клерк мистера Мейсона, мистер Джексон, приедет к вам и побеседует с мисс Феннер. Вы говорите, она задержана по подозрению в краже драгоценностей?.. Да… примерно через полчаса. Минут через тридцать он может выехать к вам… да… хорошо,_благодарю вас. Прощайте.

Делла Стрит положила трубку и лукаво подняла бровь.

— Джордж Олдер начинает нажимать на все кнопки, — уныло сказал Мейсон. — Итак, стало быть, эта девица и в самом деле была приманкой?

— Она действительно красива, шеф?'

Мейсон кивнул.

— Ну что ж, — усмехнулась Делла, — утешьтесь хоть этим. На Карла Джексона ее красота никак не подействует. Джексон увидит только статьи закона, применимые к ее делу, что же касается остального, он будет рассматривать ее сквозь свои толстые линзы, моргая, словно пытаясь разрубить ситуацию на маленькие кусочки, чтобы легче переварить их в своем мыслительном аппарате.

Мейсон рассмеялся.

— Хорошо ты его описала, Делла. Прежде я не обращал на это внимания, но он действительно боится взглянуть на девушку, словно не доверяя самому себе.

— Большой любитель прецедентов, — сказала Делла Стрит. По-моему, если ему пришлось бы встретиться с каким-нибудь действительно новым положением вещей, он лишился бы чувств. Обычно он находит опору в своих сводах законов, роется в них, как крот, и под занавес раскапывает какое-нибудь аналогичное дело семидесятипяти- или столетней давности.

— Надо отдать ему справедливость, — защитил клерка Мейсон, — он и в самом деле всегда находит какой-нибудь аналогичный случай. На молодых юристов, которые серьезно относятся к этому, он нагоняет настоящий ужас. Дайте Джексону покопаться в библиотеке — и он насобирает вам целую пригоршню прецедентов. Выгодная же сторона всего этого в том, что обычно ^прецедент нам на пользу. А ведь многие клерки норовят найти что-то, далеко не всегда приятное для клиента.

— Я нередко вспоминаю, что вы сказали про него, когда он женился, — озорно рассмеялась Делла Стрит.

— А что такого я сказал? — Мейсон слегка забеспокоился.

— Я подслушала, когда вы разговаривали ночью с Полом Дрейком, — призналась Делла.

— Ай-яй-яй, тебе не следовало бы слушать наши разговоры, особенно в такое время.

— Знаю, — согласилась девушка. — Вот потому-то я и старалась слушать особенно внимательно. Помню, вы сказали Полу, что Джексон женился на вдове, потому что боялся оказаться в нестандартной ситуации, для которой не смог бы найти аналогии.

Мейсон засмеялся:

— Мне не следовало так говорить, но это, вероятнее всего, правда. Позови Джексона сюда, Делла, и мы отправим его к Дороти Феннер.

— Скажите ему, шеф, чтобы он составил мнение относительно…

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Я ему скажу, что мы намерены защищать ее. Мне только нужно знать, как получилось, что она вышла на нас. Вот и все.

— Ну а если это не ловушка? Что, если она не знала…

— И взяла бы другого адвоката, — продолжил ее мысль Мейсон. — А потом, во время слушания дела, случайно увидела бы мою фотографию или заметила меня в зале суда и выболтала бы своему адвокату, что я и есть тот самый человек, о котором говорят как о ее сообщнике. Адвокат кинется к газетчикам. Представляешь, как сложится ситуация? Представляешь? Нет, Делла, мы в это дело не влипли, но и до конца от него не отстанем. Если это не ловушка, мы заставим Олде-ра поволноваться, а если ловушка, то силой пробьемся к спасительному выходу. Ну, зови Джексона!

Делла Стрит поднялась из-за письменного стола, вышла через дверь библиотеки в кабинет Джексона и через несколько минут вернулась вместе с насупленным моргающим Джексоном, шедшим в нескольких шагах позади нее и похожим на сову в своих больших очках с толстыми линзами.

— Садитесь, Джексон, — пригласил Мейсон. — В тюрьме Лас-Элайзас находится молодая женщина, которую мы собираемся защищать. Дело интересное. Ее зовут Дороти Феннер. Она обвиняется в том, что проникла в дом Джорджа С. Олдера и похитила оттуда драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов. Так вот, Джексон, мы собираемся ее защищать. И я хочу, чтобы это было понято ею вполне однозначно. Вопрос о Гонораре не имеет большого значения, но мне нужно знать, как произошло, что она вышла именно нЯ меня.

Джексон моргнул.

— Затем, — продолжал Мейсон, — я хочу, чтобы была определена сумма залога, с помощью которого она может быть освобождена _чд о суда. И, когда вы будете у судьи подписывать бумагу, я хотел бы, чтобы вы заявили, что эти Драгоценности, стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, пока лишь газетная утка; назвать такую сумму очень просто, но мы хотим знать точно, какие именно драгоценности взяты, чтобы определить их фактическую стоимость. В противном случае будем считать, что драгоценности оцениваются по их номинальной стоимости и что сумма залога должна исходить из этой стоимости.

Джексон кивнул.

— Вы полагаете, что сможете все это сделать? — спросил Мейсон. — Я имею в виду — заставить судью расследовать количество и ценность украденных вещей, прежде чем утвердить сумму залога?

— Что ж, разумеется, я попытаюсь, — пообещал Джексон. — Но я вспоминаю доктрину, которая была применена в одном д&че и записана в восемьдесят втором томе судебных отчетов калифорнийского Верховного суда… Погодите минутку, я сейчас вспомню точно. Только не торопите меня, пожалуйста.

Джексон поднял правую руку и щелкнул пальцами раз, другой… На третьем щелчке он вспомнил:

— О да! Это в деле Уильямса, в томе восемьдесят втором, страница… помнится, сто восемьдесят третья… Там говорится, что сумма залога не зависит от количества денег, которые теряет одна сторона или захватывает другая, которой предъявлено обвинение в преступлении. Но, говорится там еще, сумма залога должна назначаться и в зависимости от морального ущерба, нанесенного преступлением, и той опасности, которую оно представляет для общества.

— Я только что, — усмехнулся Мейсон, — сказал Делле Стрит, какой вы волшебник в деле откапывания прецедентов, идущих, скорее, на пользу нашим клиентам, нежели во вред им.

— Ну, разумеется, ) — глубокомысленно заметил Джексон, — очень многое зависит от характера молодой женщины; и, конечно, от обстоятельств, при которых была предположительно взята чужая собственность. Для того чтобы определить сумму залога, необходимо будет допустить, что обвинение достаточно логично обосновано.

— Надевайте свои боевые доспехи, — сказал Мейсон, — и свяжитесь с окружным прокурором, который ведет это дело. Пбтребуйте, чтобы он вызвал к себе истца. Настаивайте, что нам необходимо получить официальные сведения о похищенном, его стоимости и времени похищения. Самое же главное, узнайте, связалась ли эта молодая женщина с моим офисом потому, что ей известна моя профессиональная квалификация, или потому, что ей кто-то посоветовал позвонить мне, или потому, что она думает, что знает меня.

— А вы ее знаете? — сощурился Джексон, растерянно моргая.

— Откуда мне знать, черт возьми? Вы бы на моем месте, Джексон, знали каждого, кто заседал в жюри, каждого, кто выступал свидетелем?

— Нет, сэр, не думаю.

— И я тоже так не думаю, — недовольно буркнул Мейсон, берясь за бумаги. — Быстренько поезжайте в Лас-Элайзас и познакомьтесь с этой Дороти Феннер. Скажите, чтобы она не беспокоилась. Отправляйтесь же как можно скорее. Нам нужно действовать.

Когда Джексон ушел, Мейсон посмотрел на Деллу.

— Знаешь, он задает чертовски трудные вопросы.

— Да, и в самое неподходящее время. А потом смотрит на вас, и вы смотрите на его бесстрастное лицо и моргающие глаза, чувствуя себя чем-то вроде клопа, которого он разглядывает под микроскопом, и не можете понять — действительно этот малый умница или это только кажется.

Мейсон, откинувшись в кресле, рассмеялся:

— Достань-ка мне Пола Дрейка, Делла. И давай начинать детективную работу.

Делла Стрит набрала номер телефона Дрейка, которого не было в справочнике, пользуясь секретной линией, проведенной в личный офис Мейсона и не связанной с коммутатором, и через секунду сказала:

— Хэлло, Пол! Это Делла. Как поживаешь? Может быть, забежишь к нам в офис?.. Отлично! Сейчас же, да? — Она вопросительно подняла брови, посмотрела на Мейсона, поняла его кивок и сказала: — Отлично, Пол. Шеф будет тебя ждать. Я встречу тебя в дверях.

Она положила трубку и направилась к выходу в коридор из кабинета Мейсона.

— Он-сейчас придет, — уточнила она.

Офис Пола, главы Детективного агентства Дрейка, находился ближе к лифту, и через несколько секунд Делла уже слышала его шаги в коридоре. Как только на матовом стекле возникла темная тень, Делла, отодвинув задвижку, отворила дверь.

— К вашим услугам, — сказал Дрейк, дружески осклабившись и устраиваясь в своей любимой позе в большом мягком кресле для клиентов. Ноги он перекинул через одну ручку, спиной упершись в другую. — Что стряслось? — нараспев протянул он, подняв колено и обхватив руками лодыжку. Он перевел взгляд с Мейсона на Деллу Стрит.

— Какой ты, к дьяволу, детектив? — спросил Мейсон. — У тебя всегда такой вид, будто ты того и гляди развалишься на части.

— Я знаю, — сказал Дрейк. — Это своего рода маскировка. Под этим лысоватым черепом, за этими остекленевшими глазами бешено работают шарикоподшипники моего мозга.

— Вероятно, оттого так трудно каждый раз заставить тебя начать двигаться в новом направлении, — пошутил Мейсон. — Твой мозг — это просто какой-то громадный микроскоп.

— Он создает устойчивость и способствует потреблению организмом больших количеств жидкости, — в тон ему ответил Дрейк.

— И жидкость на него не действует? — спросила Делла.

— Она только заставляет его крутиться быстрее, — заверил Дрейк. — Кто-нибудь из вас оплатит мое потерянное время? Вы вытащили меня сюда, чтобы подробнее расспросить меня про мой мозг?

— Боже сохрани, — замахал руками Мейсон. — Нам нужно, чтобы ты узнал что-нибудь относительно некоего достославного убийства.

— Убийства не бывают славными, — сказал Дрейк, — особенно ваши убийства.

— Но это совершенно роскошное убийство, старина, — заверил Мейсон. — И в нем замешана некая мисс Минерва Дэнби, по-видимому, образец женской миловидности и пикантности, которая погибла, предположительно смытая волной с борта яхты.

— Ты имеешь в виду дело Олдера? — перебил его Дрейк.

— А тебе о нем что-нибудь известно?

— Я помню об этом, — кивнул Дрейк. — Помню, потому что власти из сил выбивались, чтобы как можно скорее закрыть это дело, и наперебой старались выслужиться перед Олдером, осыпая его льстивыми словами и обеляя.

— Ты помнишь какие-нибудь конкретные факты? — простодушно поинтересовался Мейсон, переглянувшись с Деллой.

— Ну, в общем, — сказал Дрейк. — Этот Олдер — большая шишка. У него прекрасная яхта — океанский лайнер в миниатюре, вся отделанная тиковым деревом, красным деревом, медью и лакировкой, с телефонами во всех каютах и служебных помещениях, личным баром, стюардами и прочим штатом. Ему принадлежит большое имение на острове… Эй, постойте-ка, да ведь это, должно быть, Олдера ограбили вчера вечером!

— А что ты слышал об этом? — спросил адвокат.

— Да так, прочитал маленькую заметку в газете. Какая-то женщина надела вечернее платье, смешалась с гостями Олдера, похитила на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей и сбежала вплавь. Ее сообщник, мужчина, сидел в лодке поджидая, а ее отправил делать черную работу. Когда она убежала из дома, он подогнал каноэ близко к берегу, подхватил ее, и они скрылись от преследователей. Их едва не поймали, так как в погоню пошли на мощном катере. Но позже ее выследили благодаря брошенному купальному полотенцу.

— Ну так вот, Дрейк, мне нужно как можно больше узнать об Олдере, — сказал Мейсон. — Мне нужно узнать и подробности о смерти Минервы Дэнби, а если ты скажешь всем и каждому, что ее смерть расследуется, меня это тоже вполне устроит.

— Газетам тоже? — спросил Дрейк.

— Не слишком явно, — хитрил Мейсон. — Просто туманное упоминание, намек, что твое агентство наводит справки по району острова Каталина, стараясь установить дополнительные факты относительно загадочной смерти одной молодой женщины, якобы смытой штормовой волной за борт яхты некоего мультимиллионера… Ну, ты понимаешь…

— Газеты не очень интересуются таким материалом, — сказал Дрейк, — но я знаю пару репортеров, которые с удовольствием ухватятся за эту нить. — То есть, конечно, если это действительно верное дело.

— Это дело верное! Давай, начинай расследование. Узнай все, что возможно.

— О’кей. Что еще?

— Хорошенько разузнай относительно этого ограбления с похищением драгоценностей. Постарайся понять, как все это было на самом деле.

— Черт, Перри, ты думаешь, есть возможность, что это…

— Не знаю, — перебил его Мейсон. — Принимайся за дело и узнавай. Расспрашивай кого только можно, поставь на эту работу своих людей. Узнайте все, что сможете, относительно Олдера. Мне нужна полная картина!

— Сколько людей поставить на эту работу? — спросил Дрейк.

— Сколько сможешь.

— Чтобы собрать сведения — к какому сроку?

— Как можно скорее.

— Перри, ты ставишь себя под удар. У меня сейчас очень много свободных агентов. Бизнес не слишком хорош, и…

— Начинай инструктировать их, — порекомендовал Мейсон. — Только пусть не мешают друг другу и не натыкаются друг на друга. Прикажи им собирать сведения и по-настоящему действовать в городе.

— И мы не должны действовать секретно?

— По мне, нанимайте для этого хоть целый духовой оркестр.

— О’кей, — сказал Дрейк, — это избавит меня от многих затруднений. Значит, не надо будет ходить вокруг да около.

— Да, и ещеюдно, — сказал Мейсон. — Мне нужно проверить дату смерти Минервы Дэнби. Потом проверь картотеку в Лос-Мерритос. Ты узнаешь, что в то время там находилась одна женщина, душевнобольная. Она не в состоянии была дать о себе никаких определенных сведений. У нее было что-то вроде амнезии, и, по-видимо-му, она не имела никаких родственников. Узнай все, что сможешь, про Коррин Лансинг. Возраст, фигура, цвет глаз и все такое прочее. Узнай все про ее исчезновение. Она сводная сестра Джорджа Олдера. Словом, собери все сведения и сделай это как можно скорее.

— О’кей, что еще, Перри?

— Мне нужна вся подноготная Олдера. Я хочу знать о нем решительно все, до мелочей. Хочу знать его слабые места, если они у него есть. Другими словами — каждое слабое звено в его броне.

Дрейк выскользнул из кресла.

— О’кей, Перри. — И пошел работать.

Мейсон подождал, пока он выйдет, потом попросил Деллу:

— Свяжись со службой поручительства: скажи им, что я хочу, чтобы они в кратчайший срок внесли залог за Дороти Феннер; скажи, пусть наводят о ней любые справки, но я несу ответственность за любую сумму залога, которую определит суд. И еще я хочу, чтобы они своевременно внесли этот залог.

Делла Стрит повернулась к телефону.

— Поговори-ка лучше с самим директором, — добавил Мейсон. — Скажи ему, что я буду весьма признателен за быстрое выполнение моей просьбы.

— Я ему скажу, что вы просите о личном одолжении, — сказала она.

— И никаких авансов! — предупредил МейсОн.

— Не будет авансов, зато будут шансы, — отозвалась Делла Стрит и набрала нужный номер телефона.

Глава 4

Джексон прокашлялся, водрузил свой портфель на стол и начал методично вынимать оттуда одну бумагу за другой.

— Определили ли вы сумму залога? — спросил Мейсон.

— Может быть, если вы позволите, я расскажу обо всем по порядку? — сказал Джексон. — Доложу вам, как все было. Я…

— Так определена сумма залога?

— Нет еще. Судья Ланкершим еще хочет хорошенько обдумать это дело.

— Обдумать что — сумму залога? — недоверчиво взглянул Мейсон.

— Ну, судья дал понять, что, если его станут торопить с решением, он назначит сумму залога в двадцать пять тысяч долларов. Он хочет еще посовещаться с окружным прокурором и дает понять, что в случае если найдет это дело достаточно надежным, то значительно снизит сумму залога. Он сказал, что займется этим сегодня в четыре часа, после того как покончит с намеченными делами:

Мейсон посмотрел на часы.

— Я побывал в тюрьме Лас-Элайзас и побеседовал с этой молодой женщиной, — доложил Джексон. — Она знает вас только по отзывам других, но никогда прежде вас не видела. И хочет пригласить самого лучшего адвоката, но, как это часто бывает, ее финансовые возможности весьма ограничены.

Однако ввиду того, что вы твердо решили взяться за это дело, я не стал обсуждать с ней вопрос гонорара, а просто попытался побольше узнать о ее материальном положении.

По-видимому, какие-то деньги у нее есть. Она квалифицированная машинистка-стенографистка, секретарь с довольно высоким окладом. У нее сейчас есть восемь или девять тысяч, которые достались ей после смерти матери, застраховавшей свою жизнь в ее пользу. Она страстная яхтсменка, у нее есть небольшая яхта, за которую много не выручишь. Она много плавала, знакома с известными яхтсменами и, по-видимому, популярна в их среде. Ее собственная яхта — это небольшое суденышко, купленное в…

— Это все не важно, — перебил Мейсон. — Ближе к делу, Джексон!

— Она настаивает на том, что не крала никаких драгоценностей, но не может объяснить присутствие своего купального полотенца, шапочки и непромокаемого мешка на месте преступления. Прочного алиби, как видно, у нее нет:-во время преступления, по ее словам, находилась на борту своей яхты.

Она рассказывает очень странную историю относительно того, как в ее отсутствие кто-то забрался на ее яхту и украл какие-то принадлежавшие ей вещи. Она намекает, не говоря прямо, что об этом может знать мистер Олдер… Дальше она говорила, что должна связаться с каким-то таинственным человеком, чье имя она не может или не хочет называть, и надеется с его помощью доказать некое, весьма серьезное обвинение против Олдера, но я не мог добиться; что это за обвинение. Странно одно: по ее словам, этот таинственный человек — адвокат. Она уверена, что он ее непременно выручит, но не знает или не хочет называть его имя.

Про вас она очень наслышана и настаивает, чтобы вы взялись вести ее дело, так как, по ее представлениям, вы лучший адвокат. С Джорджем С. Олдером она знакома лично, и мне кажется, что она его почему-то очень боится.

Должен откровенно признаться, что у меня сложилось не очень благоприятное впечатление об этой молодой женщине. Мне она кажется виновной. Однако, следуя вашим инструкциям, я ей сказал, что вы согласны ее защищать, и она хочет лично поговорить с вами. Боюсь, что я произвел на нее не очень благоприятное впечатление и что отсутствие доверия было обоюдным. Ее рассказ далек от правдивости и искренности — так мне показалось.

— Она должна быть сегодня'в четыре часа в суде?

— Судья Ланкершим ничего об этом не сказал. Он просил явиться представителя вашего офиса и офиса окружного прокурора, чтобы всем вместе обсудить это дело.

— Кто является представителем окружного прокурора в этом деле?

— Винсент Колтон.

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит.

— Джексон, а как она вам показалась в смысле внешности?

Джексон с минуту пребывал в нерешительности, моргая и что-то соображая, потом сказал:

— Пожалуй, красивая, мистер Мейсон, — сказал он таким тоном, словно это только сейчас пришло ему в голову.

— Как вы думаете, на суд присяжных она произведет благоприятное впечатление?

Джексон опять заморгал, медленно обдумывая ответ.

— Пожалуй, да.

— И Винсент Колтон просит об отсрочке разбора дела?

— Он дал понять, что сегодня, к концу дня, ему будет ясна позиция окружного прокурора по этому вопросу.

— Но вы не думаете, что этой молодой женщине кто-то указал дорогу в наш офис?..

— Она много про вас слышала, и… во всяком случае, она очень на это напирала — на свое желание иметь лучшего адвоката. Ее представление о размере гонорара, который она должна заплатить вам, разумеется, не соответствует объему работы, которую вам предстоит проделать. Но этого обстоятельства я с ней не обсуждал.

Мейсон взглянул на часы.

— О’кей, я побежал. Позже увидимся. Делла, не уходи домой, не дождавшись от меня звонка.

Она кивнула.'

— Спасибо, Джексон, — поблагодарил Мейсон.

— В таких делах, — сухо и официально проговорил тот, — у меня временами появляется чувство собственной неполноценности. Особенно бывает затруднительно, когда ты сам, хорошо знакомый со всеми тонкостями закона, сталкиваешься с обывателем, занимающим по отношению к тебе определенную позицию… ну, скажем… недоверия.

— Да, безусловно, так случается, — согласился Мейсон. — Но теперь я сам займусь этим делом, Джексон. Так что не обращайте внимания на эти мелочи.

Вздох облегчения, вырвавшийся у Джексона, не оставлял никаких сомнений: почему-то ему не хотелось заниматься всем этим. Однако, вздохнув, он сказал:

— Если хорошенько подумать над вашими словами, мистер Мейсон, то эту молодую женщину действительно можно назвать привлекательной. Вроде как блондинка, с очень хорошим цветом лица и…

— Хорошей фигурой? — не без ехидства добавила Делла.

— О Господи, об этом я ничего не знаю, — недоумевал Джексон. — Я с трудом припоминаю даже цвет ее глаз и волос, но общее впечатление, какое она могла бы произвести в суде, я бы сказал, будет определенно благоприятным.

— Ну хорошо, хорошо, я же сказал, что беру это дело, — подтвердил еще раз Мейсон. — А вы, Джексон, могли бы начать работать тут вот в каком направлении: насколько я знаю законы о земельной собственности, всякое увеличение владения, обязанное своим возникновением стихие, принадлежит владельцу этого участка.

— Да, сэр. Имеются десятки постановлений на этот счет…

— Но когда нанос земли является следствием деятельности правительственной организации, например сооружения волнореза или рытья канала, возникший участок является уже собственностью правительства. И в таком случае может быть заселен иными гражданами.

Джексон наморщил лоб.

— Ну, позвольте… Тут есть некое тонкое различие. Боюсь, мистер Мейсон, что… нет, ей-богу! Погодите… Вы правы! Аналогичный случай — дело по иску города Лос-Анджелеса к некоему Андерсону, в двести шестом округе Калифорнии. Насколько я помню, это дело касалось земельного участка, образовавшегося вследствие сооружения волнореза по распоряжению правительства. Я не уверен, что решение по этому делу может быть применено и к такому роду правительственной деятельности, как прокладка канала. Однако принцип, казалось бы, тот же самый.

— Просмотрите это дело, — сказал Мейсон. — Мне нужно иметь твердую почву под ногами. Постарайтесь сделать ее как можно тверже.

— Хорошо, сэр, должен ли я понимать это так, что вы сами займетесь вопросом о залоге? Было бы крайне досадно, если бы…

— Да займусь же, займусь! — почти рассердился Мейсон. — Вы же сосредоточьтесь на проблеме земельных наносов, вызванных деятельностью правительства.

Мейсон схватил шляпу и поспешил отправиться в офис шерифа: там он получил пропуск и позвонил надзирательнице.

— Мне нужно видеть Дороти Феннер, — сказал он. — Говорит Перри Мейсон.

— О, сегодня утром здесь был мистер Джексон из вашего офиса. Он с ней разговаривал.

— Разговаривал, вот как? — спросил Мейсон, будто слышал об этом впервые. — Ну а теперь я сам хочу с ней побеседовать.

— О'кей! Я приведу ее в комнату для посетителей. Но, сэр, она… она плачет.

— Отлично, — одобрил адвокат. — Я постараюсь ее немного развеселить.

— По-моему, она чрезвычайно подавлена.

— О’кей, — заключил Мейсон. — Буду вас ждать в комнате для посетителей.

Адвокат поднялся на лифте, предъявил пропуск и подождал, пока надзирательница привела в комнату Дороти Феннер, заплаканную, с распухшими глазами. Здесь стоял длинный стол, разделенный вдоль тяжелым экраном, превратившим помещение в две отдельные, длинные комнаты.

— Подойдите сюда, милочка, — пригласила надзирательница. — Мистер Мейсон хочет поговорить с вами.

Дороти Феннер, словно в тумане, подошла к экрану, потом вдруг вздрогнула и пристально посмотрела на адвоката.

— Да ведь вы…

— Перри Мейсон, — перебил ее адвокат. — Очень рад с вами познакомиться, мисс Феннер.

— О! — только и вымолвила она и села, словно у нее подкосились ноги. — Я хочу сказать, что вы…

— Перри Мейсон, — многозначительно перебил ее Мейсон.

Надзирательница улыбнулась, ласково потрепала девушку по спине и по-свойски спросила:

— Как дела, мистер Мейсон?

— Отлично! — ответил адвокат.

— Дайте мне знать, когда кончите разговор, — сказала надзирательница, отходя в другой угол комнаты.

Дороти Феннер подняла голову и недоверчиво уставилась на Мейсона.

Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что ее не слышит надзирательница, и тихо проговорила:

— Почему… почему вы мне не сказала тогда…

— Неужели вам непонятно, в каком я оказался положении? Вы совершили противозаконный поступок.

— Что вы намерены предпринять теперь?

— Первое, что я намерен сделать, — сказал Мейсон, — это освободить вас под залог, но прежде мне нужно знать совершенно точно, что произошло.

— Пожалуй, я вела себя как дура, мистер Мейсон, — призналась она. — Я не сделала так, как вы мне советовали. Я неразумно подвергла себя опасности и не была еще готова встретиться с Джорджем Олдером. Я подумала, что сперва поговорю с Питом Кадицем про находку бутылки. Мне нужно было время, чтобы обдумать дальнейшее.

— И что вы сделали?

— Я спрятала бутылку там, где, как я думала, ее никто не найдет.

— Где?

— В баке с пресной водой на моей яхте. Я отвинтила втулку на питьевом баке и сунула туда бутылку.

— А потом?

— Потом сошла на берег, чтобы сесть в поезд, весьма довольная собой.

— У вас был автомобиль?

— Нет. Единственная роскошь, которую я могу себе позволить, — это моя яхта. Я обожаю ее! И в целом иметь яхту мне обходится много дешевле, чем стоил бы автомобиль…

— О’кей, — прервал ее Мейсон. — Так что же произошло дальше?

— Вчера утром я заглянула в маленький ресторанчик, чтобы позавтракать, и узнала, что Олдер повсюду рассказывает: кто-то забрался к нему в дом и украл на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей. И… вдруг я поняла, что я у него в руках. Он был достаточно хитер, чтобы ни словом не обмолвиться про бутылку с письмом в ней, а просто заявил, что я забралась к нему с целью похищения драгоценностей. И я, как дурочка, оставила следы. И тогда я поняла, что вы, мистер Мейсон, моя единственная надежда, потому что вы — я, конечно, в то время не знала, кто вы такой — могли бы поклясться, что я не брала никаких драгоценностей в доме.

— Так что же вы сделали? — в нетерпении ждал продолжения рассказа Мейсон.

— Тогда я, хотя и с опозданием, но последовала вашему совету. Я вернулась на яхту, решив взять бутылку с письмом, и…

— Вы вложили письмо обратно в бутылку?

— Да. Точно так, как я ее нашла. Заткнула пробкой и… все такое.

— О’кей, и что же?

— Бутылка пропала. Совершенно потрясенная, я не могла поверить, что такое возможно. Я искала, искала, потом выкачала всю воду из бака и заглянула в него с фонарем. Бутылки как не бывало!

— Вы имеете дело с весьма хитрым индивидуумом, Дороти! — заключил Мейсон. — Он знал, у кого находится бутылка. И просто дождался, пока вы сошли на берег, потом поднялся на борт вашей яхты и принялся за поиски. Скорее всего, он опытный яхтсмен и потому быстро сориентировался, в каком месте вы могли ее спрятать. Итак, теперь бутылка с письмом у него в руках, он также располагает достаточным количеством улик против вас, так что может добиться для вас наказания за кражу со взломом. Как вы полагаете?..

— Пожалуй, да, может… Я… я, наверно, оставила отпечатки пальцев. И, как идиотка, не надела перчаток… О, что за неразбериха!..

Мейсон согласно кивнул.

— Но теперь, когда появились вы, все изменилось, — сказала Дороти. — Вы можете подтвердить правдивость моего рассказа, и мы сможем сказать правду. О, я так рада вас видеть, мистер Мейсон, это для меня такое огромное облегчение! А я все думала, как мне связаться с единственным человеком на свете, который может засвидетельствовать, что я не брала никаких драгоценностей…

— Спокойно, спокойно! — остановил ее поток слов Мейсон. — Так у вас ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что, если мы сейчас расскажем нашу историю, это будет выглядеть попыткой сфабриковать улики, чтобы возбудить дело против Олдера. Нам нами все будут смеяться, что мы не сумели придумать ничего поинтереснее… А потом, когда выяснится, что я заинтересовался письмом, которое находилось в бутылке, а после этого позволил вам взять его и положить в бак с водой, где его мог найти и взять кто угодно, все, что мы с вами можем предъявить, — это написанное на машинке письмо, которое мы выдаем за копию с подлинника… Нет, дорогая моя, боюсь, что этого мы не можем сделать.

— Что же тогда мы можем?

Мейсон усмехнулся:

— Слышали ли вы когда-нибудь рассказ про американца, который поехал за границу и там попал в беду из-за одного тамошнего ловкого бизнесмена?

— Нет, не слышала, а что?

— Это юридическая классика, — сказал Мейсон. — Бизнесмен подал в суд на американца, чтобы взыскать с него огромную сумму денег, которую он якобы одолжил американцу, собиравшемуся начать крупное дело. Американец пошел к адвокату, горько жаловался и хотел выйти перед судом и поклясться, что иск абсолютно фальшивый и необоснованный.

Адвокат внимательно выслушал рассказ американца, снисходительно улыбнулся и обещал уладить дело.

Вообразите удивление американца, когда дело слушалось в иностранном суде. Бизнесмен вышел и поклялся, что он одолжил американцу эту сумму денег, а затем вызвал пять свидетелей: двое из них поклялись, что видели, как американцу были даны взаймы эти деньги, а трое других показали под присягой, что американец им рассказал, что он одолжил деньги у иностранного бизнесмена и надеялся вернуть долг из прибылей своего предприятия.

— И что же дальше? — спросила Дороти, заинтересовавшись.

— Адвокат американца даже не стал допрашивать свидетелей, и с американцем едва не случился нервный припадок, — сказал Мейсон. — Адвокат ему объяснил, что в этой стране очень легко заполучить свидетелей, готовых за соответствующее вознаграждение на клятвопреступление. Американец уже видел себя разоренным до последней нитки. А затем пришла его очередь защищаться, и его адвокат любезно Пригласил семерых свидетелей, каждый из которых показал, что американец действительно занял деньги у бизнесмена, но что они находились в комнате, когда он возвратил их все, до последнего цента.

Она слабо улыбнулась.

— Какова же мораль всей этой истории, мистер Мейсон?.

— Это не мораль, а аморальность, — поправил ее Мейсон. — Это означает, что есть случаи, когда вам приходится бить дьявола его же оружием.

— Так что же нам делать?

— В настоящий момент важнее — чего мы не будем делать. Мы не станем кидаться со всех ног в суд и рассказывать там про бутылку. Жаль, что у нас не было фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот документ. Мы не покажем пока сделанную нами копию с письма. В таком случае наше положение стало бы совсем иным. Но у нас письма нет, так что нечего и толковать об этом.

— Но, мистер Мейсон, разве вы не понимаете, что сделал Олдер? Он же… Да ведь если мы позволим ему остаться безнаказанным, если он сможет поставить нас в такое положение, моя улика пропала… я даже не смогу ничего сказать относительно нее в дальнейшем, и… О Боже, ведь я и в самом деле забралась в его дом, и он может привлечь меня к суду за кражу, и…

— Предоставьте это мне, — решительно перебил ее Мейсон. — Не могу обещать с уверенностью, но думаю, что ваш приятель, Джордж С. Олдер, будет весьма поражен, когда узнает, что я представляю вас. Держитесь твердо, Дороти, и к обеду вы, возможно, уж выйдете отсюда.

— К обеду, мистер Мейсон? Да что вы, если даже судья разрешит мне внести залог, мои финансовые возможности…

— Ну, видите ли, я сам в этом кровно заинтересован, так что… Если бы не… О, да ладно, теперь вы понимаете, как все получилось. В тот субботний вечер как бы я ни поступил, все равно показалось бы, что мы с вами затеяли не то состряпать, не то похитить вещественное доказательство, а для меня было бы неприемлемо как одно, так и другое.

— О, если бы я пошла к Олдеру, как вы советовали! Но я подумала, что лучше знаю, как поступить. Если бы я знала, кто вы такой, я бы послушалась вас без всяких рассуждений.

— Ладно, — махнул рукой Мейсон. — Теперь мы с вами влезли в это дело, и нам вместе вылезать из него.

— Что же вы собираетесь делать?

— Во-первых, собираюсь проявить немного изобретательности и, возможно, прибегнуть к небольшому блефу. А первое, что надо сделать вам, — это освободиться под залог. Затем мы подадим в суд на Джорджа С. Ол-дера и официально заявим, что мы желаем получить от него показания под присягой. А затем мы еще заставим его поволноваться.

— А вы сможете все это сделать? — спросила Дороти.

— Попытаемся, — улыбнулся Мейсон. — Выше голову, Дороти. Мы с вами скоро увидимся.

Мейсон подал знак надзирательнице, она подошла, и беседа была окончена.

Глава 5

Судья Ланкершим терпеливо выслушал заключительные скучные аргументы многоречивого адвоката и сказал:

— Возражение отвергается. Дается десять дней на то, чтобы подготовить ответ. — Он взглянул на часы. — Ваше время истекло, — сказал он. — Теперь мы рассмотрим следующее дело, касающееся вопроса о сумме залога по делу «Народ Калифорнии против Дороти Феннер».

— Обвинение готово к слушанию дела, ваша честь, — сказал Винсент Колтон.

— Мистер Джексон из офиса мистера Мейсона был… — начал было судья Ланкершим, но вдруг остановился.

— О, я вижу, здесь сам мистер Мейсон. Вы готовы, господин адвокат?

— Да, ваша честь.

— Ну, так в чем заключается трудность? — спросил Ланкершим. — По-видимому, молодая женщина обвиняется в краже. Насколько я пенял со слов мистера Джексона, какая-либо попытка со стороны обвиняемой сбежать совершенно невозможна. У нее есть деньги в банке, ей принадлежит яхта, и…

— Деньги могут быть взяты из банка в любой день и час, — резко заявил Колтон. — А яхта — это старое, ветхое судно, маленькое и весьма сомнительной ценности.

Насколько мне известно, за этой'молодой женщиной не тянется преступное досье, но факт остается фактом: она проникла вечером в дом истца, смешалась с приглашенными на обед гостями и похитила на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей. Позволить ей выйти на свободу или отпустить под залог — значит дать ей возможность внести за себя пять или десять тысяч, а затем продать драгоценности, положив в карман сорок тысяч чистыми.

— Чепуха! — отрезал Мейсон.

— Минутку, мистер Мейсон, — вмешался судья Лан-кершим. — У вас еще будет возможность высказаться. Продолжайте, господин окружной прокурор.

— Полиция не обнаружила ничего из похищенной собственности?

— Нет, ваша честь.

Ланкершим немного подумал, потом посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.

— Ну, мистер Мейсон, а какова ситуация с вашей точки зрения? По-моему, я знаю большую часть ваших суждений. Когда мистер Джексон говорил со мной, он изложил довольно подробно факты данного дела. Мистер Колтон сказал, что ему нужно время, чтобы собрать кое-какую дополнительную информацию.

— Во-первых, — сказал Мейсон, — я не думаю, чтобы было взято драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов. Полагаю, что вообще не было взято никаких драгоценностей.

— Понятно, — саркастически отозвался Колтон. — Мистер Олдер, всеми уважаемый и порядочный гражданин, возводит ложное обвинение на невиновных людей… Вы именно это хотели сказать?

— Возможно, вы удивитесь, мистер Колтон, но это именно так. И я бы хотел, чтобы мистер Олдер представил суду список предметов, которые, как он заявляет, у него похищены.

— Я уже сказал ему, чтобы он приготовил такой список.

— И затем вручил его вам?

— Да.

— Под присягой?

— Не обязательно. Он даст показания, когда предстанет перед судом.

— Где находится теперь мистер Олдер?

— В моем офисе, составляет перечень украденных вещей.

— Сколько времени ему понадобится, по-вашему, чтобы написать его?

— Да, вероятно, не так много, ведь похищено всего несколько предметов.

— Я бы хотел узнать конкретно о некоторых из них, — сказал Мейсон. — Хотел бы, чтобы он определенно показал, откуда взялась эта цифра — пятьдесят тысяч долларов.

— Будьте уверены, он покажет это в свое время.

— Это время, полагаю, как раз сейчас и настало, если он собирается помешать этой молодой женщине освободиться под разумную сумму залога. — Мейсон повернулся и обратился к судье: — Ваша честь, моя подзащитная — порядочная женщина с хорошим служебным положением, и, я думаю, если бы вы ее видели, то немедленно согласились бы со мной, что здесь какое-то недоразумение. Я еще не говорил с ней достаточно подробно относительно фактов, нуждающихся в проверке с помощью моей компетенции и опыта. Знаю, что единственная улика, связывающая ее с преступлением, в котором ее обвиняют, — это оставленное на пляже купальное полотенце с ее меткой. Совершенно очевидно, что лицо, могущее похитить на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей, могло украсть и это полотенце. Я также сильно сомневаюсь, что вообще были украдены ценности на такую сумму. И полагаю, что потерпевший сказал это не подумавши, доводя до сведения полиции. Смею сказать еще, что, если мистер Колтон сейчас же позвонит в свой офис, он узнает, что мистер Олдер не только затрудняется подготовить список похищенного, но и не может детально описать хотя бы один из похищенных предметов.

— О, это абсурд! — безапелляционно заявил Колтон.

— Какой толк возиться с письменными показаниями? — спросил Мейсон. — Судья, готовый слушать дело, здесь, на месте. Если, как вы сказали, Олдер в настоящее время находится в вашем офисе, то почему бы ему не подняться на лифте в зал суда?

— А если он будет настаивать, что похищено драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов, вы согласитесь внести пятьдесят тысяч залога? — спросил Колтон.

— Поставьте вашего клиента на свидетельскую трибуну, — сказал Мейсон. — Допросите его под присягой, дайте мне возможность задать ему несколько вопросов в порядке перекрестного допроса, чтобы выяснить истинное положение вещей. Если он и под присягой повторит, что у него похищено на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей, я соглашусь на такую сумму залога. Давайте также договоримся, что, если он назовет сумму в десять тысяч, залог будет десять тысяч, и если он скажет, что не было похищено никаких драгоценностей, обвиняемая будет освобождена без всякого залога, с обязательством явиться в суд по первому требованию судьи.

— Если он скажет, что не было похищено никаких драгоценностей, — угрюмо сказал Колтон, — обвиняемая не только будет осбобождена без залога, я прекращу дело против нее.

— О’кей, пригласите его сюда, — сказал Мейсон.

— Можно воспользоваться телефоном, ваша честь?

— Пожалуйста, звоните из комнаты отдыха, — сказал судья Ланкершим.

Окружной прокурор вышел из кабинета судьи.

Ланкершим посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.

— Я вижу, вы взялись за это дело всерьез, мистер Мейсон.

Мейсон кивнул.

— А ваш мистер Джексон, скажу я вам, весьма профессионально разбирается в законах, — польстил адвокату судья Ланкершим.

— Рад это слышать, ваша честь. Я попытаюсь так же умело разобраться в фактах.

Глаза Ланкершима хитро блеснули.

Винсент Колтон вернулся в зал суда, доложив:

— Мистер Олдер сейчас будет.

— Вы спросили у него, приготовил ли он список? — осведомился Мейсон.

— Я ему велел принести список сюда и зачитать его как вещественное доказательство, — с достоинством ответил, Колтон.

— Я хочу, чтобы секретарь занес его показания в протокол, — предложил Мейсон.

— Они будут занесены, — ответил секретарь.

— И мне понадобится лишний экземпляр.

— Я сниму копию, — огрызнулся Колтон.

Они подождали несколько секунд, затем дверь отворилась, и в зал суда вошел худощавый мужчина в сером двубортном костюме, спокойный, самоуверенный, с плотно сжатыми губами, явно привыкший повелевать.

— Джордж С. Олдер, — объявил Колтон. — Мистер Олдер, подойдите сюда, поклянитесь на Библии и займите место свидетеля.

Олдер поднял правую руку и произнес слова клятвы. Его колючие серые глаза быстро оглядели комнату из-под сдвинутых в одну линию бровей, задержавшись на мгновение с некоторой долей любопытства на Перри Мейсоне.

— Присядьте, пожалуйста, — пригласил Колтон. — Список похищенных драгоценностей при вас?

— Я составил весьма приблизительный список. Нахожу это несколько трудным делом — доверять памяти в такого рода делах. Я предпочел бы вернуться домой и произвести полную инвентаризацию, чтобы все установить наверняка.

— Хорошо, а вы можете информировать в общих чертах суд относительно стоимости похищенного?

— Я оценил это приблизительно в пятьдесят тысяч долларов. Я не вижу оснований менять эту цифру, — сказал Олдер, мельком взглянув на Перри Мейсона, а затем переведя взгляд на Колтона.

— Вы совершенно уверены, что драгоценностей было похищено на пятьдесят тысяч долларов?

— Ну, — неопределенно пожал плечами Олдер, — я подсчитываю, так сказать, на глаз, приблизительно… как я заявил, я еще не проводил полную инвентаризацию, а потом, разумеется, непонятно, имеете ли вы в виду оптовую или розничную цену. Но я бы сказал, что драгоценностей взято приблизительно на пятьдесят тысяч долларов.

— Я думаю, это все, — торжествующе резюмировал Колтон.

— Разрешите только пару вопросов в порядке перекрестного допроса, — попросил Мейсон.

— Очень хорошо, спрашивайте, мистер Мейсон, — кивнул судья Ланкершим. — Полагаю, что это, очевидно, рядовое, рутинное дело, а мы поднимаем вокруг него столько шума. Постараемся не затягивать и поскорее с ним покончить. Мне кажется, залог в пятьдесят тысяч долларов несколько завышен, но если похищено драгоценностей на эту сумму, — то, разумеется, защитнику придется согласиться на неё.

— Совершенно верно, — согласился Мейсон. — Я не отказываюсь от нашей договоренности, но мне, как я только что сказал, надо задать свидетелю пару вопросов.

— Спрашивайте, — . сказал судья Ланкершим, бросив взгляд на часы.

— Эти драгоценности застрахованы? — как бы между прочим осведомился Мейсон.

— Какое это имеет отношение к делу? — спросил Колтон.

— Очень простое, — пояснил Мейсон. — Если драгоценности застрахованы, должна быть их инвентарная опись вместе с оценкой, приложенная к страховому полису; может быть, это обстоятельство освежит память мистера Олдера.

— О, понятно. Возражений нет.

— Большая часть моих драгоценностей застрахована, — сказал Олдер.

— Разве у вас нет страхового полиса, в котором были бы перечислены всё объекты страхования с полной оценкой всего вашего имущества?

— Если подумать, то, кажется, у меня такой полис есть, но драгоценности, перечисленные в этом полисе, составляют десять процентов от общей суммы страхования. Во всяком случае, насколько я помню.

— А какова общая сумма страховки?

— Сто тысяч долларов.

— О’кей, значит, драгоценностей на десять тысяч. Но у вас имеется другой страховой полис, куда внесены только драгоценности?

— Да, сэр, имеется.

— В котором наверняка перечислены все предметы?

— Ну… некоторые из них.

— О’кей, — сказал довольный Мейсон. — А теперь назовите один предмет, записанный в этом специальном страховом полисе и похищенный из вашего дома во время ограбления.

— Я… я вам сказал, что мне нужно сначала произвести инвентаризацию.

— Только один предмет, — настаивал Мейсон, подняв вверх указательный палец, чтобы выделить цифру «один». — Только один предмет, записанный в этом страховом полисе, — повторил он с расстановкой.

— Не думаю, что могу это сделать так, с ходу.

— О’кей, — кивнул Мейсон. — А теперь назовите мне один предмет из числа похищенных драгоценностей, не записанный в этом страховом полисе.

— Ну, скажем, наручные часы.

— Какой марки?

— Довольно дорогие швейцарские часы.

— Откуда вам известно, что они похищены?

— Я их давно не видел… мне кажется, они пропали.

— О’кей, — еле скрывал торжество Мейсон. — Но эти ручные часы должны быть в списке ваших вещей в первом страховом полисе, не правда ли? В разделе десяти процентов стоимости всего вашего имущества?

— Наверное, так, да.

— Так что, если полиция не найдет эти ручные часы, — продолжал Мейсон, — вы предъявите страховой компании-иск на них, не так ли?

— Ну, вероятно. Я человек занятой. Я не думал…

— Да или нет? — спросил Мейсон. — Вы намерены предъявить иск страховой компаний?

— Какое это имеет отношение к делу? — спросил Колтон.

— А вот какое, — ответил Мейсон. — В том случае, если эти ручные часы не были взяты, а этот человек предъявляет иск к страховой компаний, он будет виновен в ложной клятве и в намерении получить деньги под фальшивым предлогом. Думаю, он это понимает. Таким образом, он не собирается делать ложное заявление в связи с иском к страховой компании. Так вот, мистер Олдер, вы дали суду клятву. Помните об этом. Я хочу, чтобы вы назвали нам какую-нибудь одну из похищенных у вас драгоценностей. Одну, только одну!

— Ну… я увидел эту особу… то есть ее обнаружили, когда она пыталась украсть вещи из моего письменного стола, и я… Я вошел туда и открыл запертое отделение, где храню драгоценности, и… в общем, я взглянул в шкатулку и увидел, что там недостает очень многих вещей.

Откуда у вас эти драгоценности?

— Большая часть перешла ко мне от моей матери после смерти отца. То есть они являлись частью имущества отца, драгоценности моей матери.

— А некоторые из них были ваши собственные?

— Ручные часы, запрнки, бриллиантовая булавка для галстука, кольцо с рубином…

— Ну хорошо, — сказал Мейсон, — чтобы у нас не создавалось лишних трудностей, давайте запишем сейчас эти вещи. Итак, пропала булавка с бриллиантами, кольцо с рубином…

— Я не сказал, что они пропали.

— Эти вещи числились в страховом полисе?

— Вероятно, да.

— Ну так как же, пропали они или нет?

— Я не знаю. Говорю, что я не проводил тщательной инвентаризации. Я заглянул в шкатулку и заметил, что похищено драгоценностей примерно на пятьдесят тысяч долларов.

— Пятьдесят тысяч долларов — это довольно много вещей, — заметил Мейсон.

— Да, сэр.

Олдер провел языком по губам и умоляюще посмотрел в направлении окружного прокурора.

— Сколько драгоценностей было в этой шкатулке?

— Очень много.

— И все застрахованы?

— Да, сэр.

— На какую сумму застрахованы?

— На пятьдесят тысяч долларов.

— Такова их истинная стоимость?

— Да, сэр.

— В таком случае, если у вас пропало на пятьдесят тысяч драгоценностей, они, должно быть, похищены все.

— Ну, они не все пропали… Я… я вам уже сказал, что, я не проводил инвентаризацию.

— Почему? — спросил Мейсон. — Разве в этом не было насущной необходимости?

— В самом деле, мистер Олдер, — вмешался судья Ланкершим, — вы должны были произвести внимательный осмотр, чтобы узнать, чего не' хватает.

— Ну, я не просматривал вещь за вещью. Я был слишком взволнован и… вот именно, так оно и было, я был взволнован, и…

— А сейчас вы не взволнованы, нет? — внимательно посмотрел на Олдера Мейсон.

— Нет.

— О’кей. Так скажите же нам, чего все-таки не хватает в шкатулке?

— У меня нет ее с собой.

— А сегодня утром, скажите, перед тем как пойти в офис окружного прокурора, вы были взволнованы?

— Ну конечно, для меня было потрясением узнать, что в мой дом с целью ограбления проник некто, кому я доверял…

— Вы испытали сильное потрясение?

— Весьма сильное.

— Настолько сильное, что не смогли сосредоточиться на составлении списка драгоценностей?

— Ну… да, я был… взволнован.

— Значит, вы были очень взволнованы, когда заявили окружному прокурору, что у вас похитили драгоценностей на пятьдесят тысяч?

— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу?

— Вы были так взволнованы, что даже не могли произвести инвентаризацию, чтобы определить, каких вещей не хватает. Так?

— Ну, можете поставить вопрос и так.

— Не я, а вы ставите вопрос таким образом, — поправил Мейсон. — Я просто пытаюсь подвести итог вашим показаниям. Так вот, когда вы назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов, вы, вероятно, имели в виду цифру, указанную на страховом полисе, и…

— Вероятно… вероятно, так и было.

— А сейчас, в настоящий момент, вы не поклялись бы, что вещей похищено не более чем на десять тысяч, а?

— Послушайте, — рассердйлся Олдер. — Эта молодая женщина пробралась в мой дом. Она была возле моего письменного стола; шкатулка с драгоценностями была открыта. Кто-то отворил дверь и застал ее врасплох. Один из гостей стал ее расспрашивать, что ей нужно, а женщина схватила эту бутылку и бросилась к окну… — Олдер вдруг замолчал.

, — Какую бутылку? — спросил Мейсон.

— Бутылку с драгоцейностями, — сердито сказал Олдер.

— Вы храните ваши драгоценности в бутылке?

— Не знаю. Нет, конечно, но одному из свидетелей показалось, что она выпрыгнула из окна с бутылкой в руке и что она сложила украденные вещи в эту бутылку. Она задумывала эту кражу, предполагая, — что может потерять драгоценности, когда будет плыть. Знаю только, что один из гостей упомянул бутылку: он видел ее в руках женщины.

— А вы сами видели эту женщину?

— Не вблизи. Я видел, как она бежала после того, как выпрыгнула из окна. Пришлось спустить с цепи собаку. Если бы пес ее настиг, мы бы узнали, какие драгоценности она похитила. Она и ее презренный сообщник.

— Нет нужды столько времени толковать об этом, — сказал Мейсон. — Мы просто пытаемся уточнить факты. Что касается лично вас, то вы не можете даже точно назвать, на какую сумму похищено драгоценностей — на пятьдесят или десять тысяч долларов. Не так ли?..

— Ну, я думаю, что…

— Вы лично не можете утверждать, может быть, этих драгоценностей похищено даже на одну тысячу долларов…

— Я не знаю, похищено ли вообще что-нибудь, — вдруг сердито сказал Олдер. — Я заглянул в раскрытую шкатулку и мне показалось, что там не хватает большого количества предметов.

— Но когда вы сказали «на пятьдесят тысяч долларов», вы, очевидно, имели в виду тот факт, что драгоценности застрахованы на эту сумму. Вы были взволнованы и, наверное, потому назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов — дескать, столько стоят драгоценности, которые были у вас похищены. Так? Что ж, такое объяснение вполне может иметь место, удовлетворенно констатировал Мейсон. — Вы не предъявили иск страховой компании?

— Нет, сэр.

— И, в сущности, вы вообще не намерены предъявить иск страховой компании, не правда ли?

— Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — заметил Олдер. — Считаю, что не обязан сидеть здесь и подвергаться всем этим неуместным допросам.

Мейсон обратился к судье Ланкершиму:

— Вот видите, ваша честь. Я желаю, чтобы было соблюдено наше условие. Если бы истец назвал сумму взятого у него имущества — пятьдесят тысяч, — я бы внес по постановлению суда залог за мисс Дороти Феннер в сумме пятидесяти тысяч долларов. Но он не может даже показать, что у него вообще что-то похищено. В таком случае окружной прокурор должен позволить моей клиентке выйти на свободу без всякого залога, под расписку, чтобы явиться в суд по первому требованию судьи, и прекратить дело против нее, так что…

— Не так быстро, не так быстро! — вмешался Колтон. — Между перекрестным допросом свидетеля и его запугиванием — дистанция огромная…

— Мне не нравится слово «запугивание», — выразил неудовольствие Мейсон. — Этот человек бизнесмен. Он знает свои права. Я просто попросил его дать суду прямое, определенное, недвусмысленное показание. Но, очевидно, он опасается делать это. Боится назвать хотя бы один предмет из якобы похищенных этой женщиной драгоценностей и поклясться, что она взяла именно этот предмет, потому что ничем не может этого доказать. Одно дело — заявить газетчикам и полиции, что он потерял драгоценностей на пятьдесят тысяч, но совсем другое — доказать это.

— Но зачем, посудите сами, человеку заявлять, что у него пропало драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов, если у него вообще ничего не пропало? — в замешательстве спросил судья Ланкершим. — Мы имеем здесь дело не с искателем дешевой популярности, который жаждет увидеть свое имя в газетах.

— Вот именно! Потому что, — сказал Мейсон, — он хотел бы по своим личным мотивам, чтобы обвиняемая была арестована.

— А вам известно, мистер Мейсон, что это в высшей степени серьезное обвинение?

— Мне известно, что это в высшей степени серьезное обвинение, — подтвердил Мейсон. — Мне. это так хорошо известно, что я могу уведомить суд и мистера Олдера о том, что обвиняемая, Дороти Феннер, намерена привлечь его к суду за оскорбление личности. Затем уже я намерен взять у него показания под присягой, и когда он будет стоять на свидетельском месте, то чтобы он представил суду доказательства того, что у него похищена хотя бы одна драгоценность. Более того, я настаиваю, чтобы представители страховой компании появились у него дома и произвели инвентаризацию оставшихся драгоценностей, сравнив их по списку с перечисленными в страховом полисе предметами.

Мейсон кончил говорить, и в зале наступило напряженное молчание.

Колтон прервал его, сказав:

— Мне все же кажется, что мистер Мейсон пытается запугать свидетеля.

— Я могу слово в слово повторить сказанное, — встал Мейсон. — Тогда вы, может быть, поймете, что я просто стараюсь защитить мою клиентку от обмана и клеветы.

— Все это выглядит очень нелепо, — пожал плечами Олдер. — В субботу вечером я был взволнован, а вчера утром я еще не пришел в себя от потрясения. И не представлял, что какой-то адвокат станет меня так запугивать…

— Вы уже несколько раз употребили это выражение, — вмешался судья Ланкершим. — Суд не позволит никому запугивать вас, мистер Олдер, но суд задает вам один вопрос: согласны ли вы, мистер Олдер, чтобы представитель суда пошел к вам домой вместе с вами и проверил содержимое вашей шкатулки с драгоценностями, сравнив их наличие с инвентарной описью, сделанной страховой компанией?

— Когда Это нужно сделать?

— Теперь же.

— Сейчас это не слишком удобно. У меня на сегодня назначены другие дела.

— Хорошо, тогда сами назовите время и день.

После паузы Олдер сказал:

— Я пойду домой и сам составлю инвентарную опись. Я — уважаемый гражданин, и^есь этот шум совершенно ни к чему. Можно подумать, что я вор… По-видимому, я уже и обвиняемый…

Судья Ланкершим поджал губы, и снова наступило молчание.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Я назначаю залог для обвиняемой в две с половиной тысячи долларов.

Когда Ланкершим поднялся со своего места, Мейсон собрал бумаги в портфель и повернулся, чтобы направиться к выходу.

— Послушайте, любезный, что это вы придумываете? — полюбопытствовал Колтон. — Разве вам известно об этом ограблении что-нибудь еще? Больше, чем известно мне?

— Спросите об этом Олдера, — посоветовал Мейсон.

Колтон угрюмо изобразил на лице улыбку.

— Не думайте, что я этого не сделаю, — пообещал он.

Олдер покинул свидетельское место, явно пытаясь избежать встречи с Мейсоном и Колтоном.

Но Колтон внезапно повернулся к нему.

— Не уходите, мистер Олдер, — попросил он. — Давайте зайдем в мой офис. Мне нужно с вами кое о чем поговорить.

— У меня очень много дел, — раздраженно ответил Олдер, — деловые свидания…

— Не думаю, что на сегодня они важнее этого дела, — внимательно посмотрел на него Колтон. — Давайте-ка разберемся во всех фактах, пока у нас еще есть такая возможность.

Мейсон попросил судебного клерка:

— Если вы сделаете для меня заверенную копию судебного постановления, я позабочусь об' освобождении моей клиентки под залог.

Колтон кивком показал Олдеру, куда идти.

— Сюда, мистер Олдер, — сказал он. — Сюда!

Глава 6

Перри Мейсон улыбнулся надзирательнице, пройдя мимо нее к месту для свидания.

— О’кей, Дороти, собирайте ваши вещи. Вы отпущены домой.

— То есть как это? — поразилась та.

— Вас выпускают отсюда, — объяснил Мейсон. — Судья Ланкершим разрешил внести за вас залог в две с половиной тысячи долларов, и служба поручительства уже внесла эту сумму.

— Но… эта служба не потребует с меня денег для дополнительного обеспечения? Или еще для чего-нибудь?

— О, я с ними договорился, — весело сказал Мейсон. — Можете собирать вещи и ехать домой. Кстати, где вы живете? Я мог бы вас подбросить.

— В отеле «Монаднок».

— Мне предстоит много работы, — посетовал Мейсон. — Однако должен вам сказать, мы опередили противника и газетных репортеров. Никто и не ожидал такого. Мы пришли в суд, и Олдер испытал десять очень неприятных минут.

— Он говорил что-нибудь относительно…

Мейсон многозначительно посмотрел в сторону надзирательницы.

— Он проболтался было, но вовремя спохватился.

Надзирательница, смеясь, сказала:

— Не обращайте на меня внимания, мистер Мейсон. У меня в одно ухо вошло, из другого вылетело. Пожалуй, я выйду ненадолго. Квитанция за уплату залога и ордер на освобождение у вас есть?

Мейсон отдал документы.

— О’кей, — сказала она. — Я вернусь, когда вы'будете готовы. А сейчас вы меня извините, но у меня есть еще одно дело.

Она вышла.

Дороти Феннер быстро проговорила:

— Неужели про письмо ничего не было сказано?

— Конечно нет, — сказал Мейсон. — Он разволновался и сболтнул что-то про бутылку, но тут же поспешил заявить, что у вас была бутылка, в которой можно было унести драгоценности.

— На все пятьдесят тысяч долларов, разумеется, — с горечью сказала она.

Мейсон усмехнулся:

— Ну, эта сумма под конец сошла на нет. Ему и в голову не пришло, что в этом может быть заинтересована страховая компания. А затем я взорвал бомбу, сказав, что мы намерены преследовать его в судебном порядке за диффамацию. И не удивлюсь, если вы получите известие от мистера Олдера и узнаете, что он хочет уладить это дело миром.

— А что мне ему ответить?

— Скажите слово в слово следующее: «Обратитесь к моему адвокату». И все. Вы можете это запомнить?

— Не исключено, что к вам явятся репортеры, — продолжал Мейсон. — Я хочу, чтобы вы им сказали, что не станете отвечать на их вопросы. Можете и это запомнить? На вас можно положиться?

— Но, мистер Мейсон, что мы теперь будем делать? Как сможем предъявить в качестве вещественного доказательства ту бумагу, что была в бутылке? Мне кажется, что теперь мы… мы боремся только для того, чтобы вернуться туда, откуда начали.

— Так выходит всегда, когда вы меня не слушаетесь, — сказал Мейсон. Однако сейчас нечего особенно волноваться из-за вещественных доказательств. Ол-дер занял оборонительную позицию, а я думаю, что ему не нравится вынужденно обороняться. Ну а теперь мы начинаем.

— Где вы будете? — спросила она. — Я могу с вами связаться сегодня вечером, если что-нибудь выяснится?

— Если произойдет что-нибудь особенно важное, — сказал Мейсон, — позвоните в агентство Дрейка. Оно помещается в том же здании, где мой офис, и на том же этаже. Когда выходите из лифта, его дверь справа по коридору. Спросите Пола Дрейка, и он вам скажет, как со мной связаться. Только не звоните, если не будет ничего срочного, и не позволяйте никому запугивать вас так, чтобы вы пустились в паническое бегство. Они могут, конечно, пойти на любые уловки, но вы не поддавайтесь.

Она взяла его руку в свои.

— Мистер Мейсон. Вы… Я не могу… — У нее перехватило горло, и на глазах выступили слезы.

— Все хорошо! — успокоил Дороти Мейсон. — Только держитесь и не унывайте, будтсгничего и не случилось.

Она сморгнула слезы.

— Но, мистер Мейсон… ведь та бумага…

— Предоставьте это мне, — сказал Мейсон.

— Но я не вижу, как вы можете… если я сейчас же не заявлю…

— Сидите совершенно спокойно, — предупредил Мейсон. — Ничего никому не говорите. Ну а сейчас мы найдем надзирательницу, оформим ваше освобождение, и, когда приедем в город, я вас подброшу к вашему дому.

Мейсон нашел Деллу Стрит там, где оставил: она поджидала адвоката в его личном кабинете.

— Ну, как дела? — спросила девушка.

— Одцеру пришлось, наскоро изобрести, как объяснить происшествие своим гостям, — усмехнулся Мейсон. — Он сказал, что в дом проник неизвестный вор и похитил драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов. В то время он еще не знал, что Дороти Феннер оставила купальное полотенце, резиновый мешок и купальную шапочку на его территории, вблизи освещенного объявления, поэтому приукрасил свой рассказ об ограблении множеством трагических подробностей. Затем, к его ужасу, полиция выследила Дороти Феннер по метке на купальном полотенце и задержала ее. Естественно, Олдер был немного обескуражен. Потом, когда я напомнил ему, что его драгоценности, очевидно, застрахованы и что страховая компания будет ждать от него заявления о пропаже, он отлично понял, что страховая компания отнесется к этой истории весьма подозрительно, и очень быстро стал терять свой запал.

— Шеф! — доложила Делла Стрит. — В приемной вас ожидает посетитель. Он сказал, что будет тут, пока я не закрою офис, как бы поздно это ни случилось.

— Кто это? — спросил Мейсон.

— Мистер Дорлей X. Олдер.

Адвокат тихонько присвистнул.

— Он сказал, что ему просто необходимо повидать вас сегодня.

Мейсон, — прищурившись, обдумал ее слова, потом сказал:

— Постарайся точно зафиксировать время, когда он пришел, Делла. Мне нужно знать, было это до того, как Олдер начал понимать, что дело обернулось не в его пользу, или после.

— Должно быть, до того. Он ждет с… я бы сказала, с четверти пятого.

— Опиши его внешность, Делла.

— Его описать нетрудно, а вот насчет характера, не знаю. Ему за шестьдесят, превосходно одет, хорошо сохранившийся, с кустистыми бровями, седой. Но в этом человеке есть что-то, внушающее уважение к нему. В нем чувствуется сильная воля, властная манера.

— Давай посмотрим на него, — сказал Мейсон. — Твое описание звучит интересно.

— Определенно, — продолжала Делла, — он интересный человек, но себе на уме, и могу поспорить, что он впервые в жизни просидел столько времени в чьей бы то ни было приемной.

— О’кей, — одобрил Мейсон. — Давай его сюда.

Адвокат уселся за письменный стол, придвинул бумаги, которые Делла Стрит принесла ему на подпись, и сказал:

— Когда он войдет, я буду подписывать эти письма. Выглядеть занятым — это импонирует клиентам.

— Вы их и в самом деле подпишите, — смеясь, сказала Делла. — Мне их надо отправить сегодня вечерней почтой. Сейчас я его приведу, шеф!

Мейсон подписывал последнее письмо, когда Делла Стрит отворила дверь и сказала: ^;

— Сюда, пожалуйста, мистер Олдер.

Мейсон промокнул подпись, бросил ручку в подставку и поднял глаза — он встретил пристальный взгляд серых глаз из-под лохматых бровей.

— Мистер Олдер.

Мейсон поднялся и протянул руку для пожатия.

Олдер сделал это без улыбки. На секунду его глаза блеснули, взгляд смягчился, но тут же снова стал пронзительным, испытующим и суровым.

Он был крепко сложен, властен, и на его лице в спокойном состоянии можно было увидеть глубокие складки, которые вместе с пытливым выражением глаз производили впечатление уверенного спокойствия и силы.

Дорлей Олдер удобно расположился в глубоком мягком кресле для клиентов и, казалось, заполнил его целиком.

Это большое кожаное кресло было одним из наиболее тонких психологических орудий Мейсона. Подушки были мягкие, податливые и как бы призывали в свои объятия; клиенты, устроившись в них, невольно расслаблялись, спадало напряжение, и люди становились более доступными для понимания мотивации их поступков и психологии. Бывали случаи, когда они садились на самый краешек кресла, слово боясь излишнего комфорта, боясь — чем-нибудь выдать себя.

Мейсон разработал целую систему, по которой заносил своих клиентов в картотеку, систему, основанную на манере поведения того или иного человека в кресле. Одни пытались спрятаться в его уютной глубине от невсегда приятной процедуры общения с адвокатом, другие беспокойно ерзали, но немного было тех, кто усаживался комфортабельно и заполнял собой все кресло. Одним из немногих оказался и Дорлей Олдер.

— Как я понимают, вы хотели повидать меня по делу чрезвычайной важности, — скорее утверждал, нежели спрашивал Мейсон.

— Мистер Мейсон, вы имеете представление о нашей компании — «Олдер ассошиэйшнс, инк.»?

— Кое-что слышал, — сухо кивнул адвокат.

— Вам известно, хотя бы в общих чертах, как у нас поставлено дело?

— А вы желаете проконсультироваться со мной именно по этому вопросу? — парировал Мейсон.

— Не совсем, — сказал Дорлей Олдер. — Просто я не хочу терять времени, рассказывая вам о вещах, вам известных.

— Можете считать, что я ничего о вашей компании не знаю, — признался Мейсон.

Ледяные серые глаза посуровели.

— Это было бы оскорбительно как для вашего интеллекта, так и для моего, мистер Мейсон. Вы представляете синдикат, который владеет довольно значительным участком земли, примыкающим к нашему владению.

Мейсон непонимающе взглянул на посетителя.

— И вот мы случайно узнали, — продолжал Дорлей Олдер, — что этот синдикат стремится подписать договор об аренде нефтеносного участка, но компания, которая должна производить бурение, не начнет работы, если не сможет контролировать также и наше владение. А мы не только отказываемся объединить наши владения, но, откровенно говоря, делаем все, чтобы принудить ваших клиентов продать их владение за бесценок. Небольшой финансовый нажим — там, небольшое политическое давление — здесь. При таких обстоятельствах, мистер Мейсон, поверить, что вы ничего не знаете о нашей небольшой корпорации, значило бы плохо подумать о ваших способностях как юриста и моей проницательности как вашего оппонента.

— Продолжайте, продолжайте! — усмехнулся Мейсон. — Это ваша вечеринка! Как только будете готовы, начинайте подавать закуски и вино.

В глазах Олдера мелькнула озорная искорка, а в его интонациях появилось что-то почти гипнотизирующее.

— Я допускаю, мистер Мейсон, что вы уже произвели обследование и, вероятно, нащупали слабые места. Они существуют, как вам, вероятно, известно. Фактически контроль за деятельностью корпорации находится в руках моего племянника, Джорджа С. Олдера. Джордж — относительно молодой человек. Мне же уже за шестьдесят. И я уверен, что вы знакомы с условиями опеки, следовать которым завещал мой брат, оставляя мне свою долю в корпорации.

— Эта опека покрывает долю полностью? — спросил Мейсон.

— Полностью, — ответил Олдер.

— Очень хорошо, — сказал Мейсон. — Продолжайте.

— Коррин Лансинг, сводная сестра Джорджа, проявляла, разумеется, немалый интерес к этому делу.

Мейсон понимающе кивнул.

— И она в один прекрасный день исчезла.

Мейсон опять кивнул без удивления.

— При данных обстоятельствах, — продолжал Дорлей Олдер, — мы принимаем меры, чтобы ее отыскать, и нам советуют подождать семь лет, — тогда она будет уже считаться умершей.

— Мне нечего вам сказать по этому поводу, — улыбнулся Мейсон. — У меня хватает своих проблем с собственными клиентами, чтобы я стал еще критиковать советы других адвокатов.

— Конечно, — продолжал Олдер, — это было бы справедливо в том случае, если бы имело место просто необъяснимое исчезновение. Но совсем иное дело, когда мы уже обнаруживаем обстоятельства, свидетельствующие о ее фактической смерти.

— Я совершенно уверен, что вы не имели цели консультироваться со мной относительно этого, — сказал Мейсон.

— Я только обрисовал ситуацию, — любезно улыбнулся Дорлей.

— Что ж, продолжайте обрисовывать ситуацию.

— В случае если Коррин все еще жива, положение в отношении контроля компании может резко измениться. В настоящее время я являюсь всего-навсего мелким акционером, когда речь идет о голосовании. Если бы Коррин была жива, у меня есть основания полагать, что она, вероятнее всего, поддерживала бы мою точку зрения.

— Вы имеете в виду что-то конкретное? — спросил Мейсон.

Дорлей Олдер сказал: ^

— Мистер Мейсон, мы с вами бизнесмены. Почему бы нам не поговорить откровенно, как принято у бизнесменов.

— Вы ведете разговор, я внимательно слушаю.

Дорлей Олдер улыбнулся.

— История с прыжком в окно с украденными драгоценностями… Это годится разве что для публики, мистер Мейсон, но для вас и для меня положение выглядит совсем иным.

— В каком отношении — иным?

— У меня есть все основания полагать, что Дороти Феннер приходила в тот дом специально. Думаю, что она приходила туда, чтобы взять некое письмо. А я очень интересуюсь этим письмом.

— Очень интересуетесь?

— Чрезвычайно!

— Что же именно вам известно об этом письме? — поинтересовался в свою очередь Мейсон.

— Мне известно, что письмо было найдено одним человеком, чистильщиком пляжа. Мне известно также, что оно написано на почтовой бумаге со штампом яхты Джорджа — «Сейер-Белл». Как я понимаю, его написала Минерва Дэнби, женщина, которую во время внезапного, сильного шторма смыло волной за борт.

— Что же вы еще хотите разузнать? — спросил Мейсон.

— Я бы очень хотел узнать, о чем шла речь в этом письме.

Мейсон задумчиво смотрел на собеседника.

— Вы хотите знать содержание письма и намерены спросить, знаю ли я его содержание?

— Хочу знать содержание этого письма.

— А что, если его содержание имеет большое значение? Тогда какой мне смысл сообщать его вам?

— Вы приобретете ценного союзника, Мейсон.

— В этом деле, — улыбнулся адвокат, — трудно сказать, приобретаешь ты союзника или вооружаешь противника у себя в тылу.

— Я вам все сказал, мистер Мейсон… И еще одно: я очень люблю Дороти.

После такого признания Мейсон молча достал из кармана копию письма, сделанную на портативной пишущей машинке, и без лишних слов вручил ее Дорлею Олдеру.

Старик почти выхватил письмо из рук адвоката, так ему не терпелось поскорее его прочитать. Его глаза быстро забегали по строчкам. Дочитав бумагу до конца, он бессильно опустил руку с письмом на колени и с минуту сидел, уставившись на противоположную стену офиса. Потом тихо проговорил: «Господи Боже мой…»

Мейсон потянулся за письмом, взял его из рук оцепеневшего Дорлея и, сложив листки, убрал их в карман.

— Господи Боже мой! — повторил он, очевидно, самому себе. — Всего я ожидал, но только не этого… ничего похожего на это.

— Вас все это так поразило? — спросил Мейсон.

— Джордж странный малый, мистер Мейсон, в высшей степени странный. Он не позволит ничему и никому стать поперек его дороги. Уж еслц он решит поступить, как ему заблагорассудится, думаю, он посвятит всю свою жизнь достижению этой цели, не останавливаясь даже перед тем, чтобы жертвовать жизнью других. Мистер Мейсон, мне очень нужен оригинал этого письма.

— Сожалею, но это невозможно.

— Почему невозможно?

— С письма была снята копия. Потом оригинал, увы, исчез.

Лицо Дорлея Олдера потемнело от гнева.

— Бог мой, неужто вы собираетесь играть в такие игры со мной, мистер Мейсон?

— Я вам говорю, что это копия письма, которое было найдено в бутылке.

— Вздор и чепуха!

— Точная копия, — повторил Мейсон.

— Откуда вам известно, что она точная?

— Я могу вас заверить, что это именно так.

— Боюсь, сэр, что вы либо стали жертвой обмана, — сказал Дорлей Олдер, — либо вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Я… нет, простите, мистер Мейсон. У меня просто сорвалось это с языка. Я несколько забылся, потому что так горько разочаровываться!.. Я надеялся, что оригинал письма у вас или у вашей клиентки. У меня были все основания так полагать.

— Увы, это всего лишь копия, — повторил Мейсон. — Моя клиентка снимала ее с оригинала — я диктовал ей текст, она печатала… Есть и еще один свидетель, — продолжал Мейсон который сравнил копию с оригиналом, — свидетель, чье имя я в настоящий момент еще не готов огласить.

Лицо Дорлея просветлело.

— Вы хотите сказать, что есть незаинтересованное лицо, могущее подтвердить точность этой копии?

— Да, именно так.

— Это другое дело, — облегченно вздохнул Дорлей Олдер.

— Согласен, совершенно другое, — согласился Мейсон.

— Джордж знает, что с письма снята копия?

— Не думаю.

— Может быть, он подозревает эУо?

— Может быть.

— Джорджу удалось заполучить это письмо обратно?

— Все свидетельствует о том, что удалось.

Дорлей Олдер несколько секунд сидел в молчаливом раздумье, потом обратился к адвокату:

— Мистер Мейсон, я хочу, чтобы вы держались как можно дальше от Джорджа Олдера. Я хочу, чтобы и ваша клиентка держалась от него в стороне. Особенно мои опасения связаны с нею. Если Джорджу взбредет на ум, что у нее есть копия… в интересах безопасности, в интересах сохранения ее жизни ей необходимо принять все возможные меры предосторожности. Сейчас она в заключении и…

— Она больше не в заключении, — объяснил Мейсон. — Час назад ее освободили под залог.

— Это правда?

— Правда.

— А где она сейчас?

— Полагаю, у себя дома.

Дорлей Олдер поспешно высвободился из уютной глубины кресла.

— Ради Бога, держите ее подальше от Джорджа Ол-дера, — сказал он. — И сами держитесь от него подальше. И обеспечьте сохранность этой копии. Возможно, дня через два я дам вам о себе знать. Помните, что я вам говорил, мистер Мейсон: в моем лице вы приобрели ценного Союзника.

— Минутку, — попросил адвокат. — Я бы хотел задать вам еще пару вопросов.

— Я вас слушаю.

— Как вы узнали о письме в бутылке?

— Откровенно говоря, все, что я знаю, я знаю от моего племянника, Джорджа С. Олдера. Одно время он начал было откровенничать со мной, но потом передумал. И я успел узнать, Что такое письмо существует. Мне хотелось, конечно, знать об этом побольше. Я даже спрашивал Дороти, не слышала ли она чего-нибудь об этом. Но она тогда ничего не знала. Я надеялся, что мой вопрос побудит ее разузнать Какие-то подробности, если она поговорит с Питом Кадицем. А ваш второй вопрос, мистер Мейсон?

— Почему вы так боитесь Джорджа?

— Нет, я не боюсь его.

— Но вы. так напираете на то, что надо держаться от него подальше и мне, и…

— А, это!..

— Да, это.

— Вйдите ли, мистер Мейсон… лично я его не боюсь. Когда он злится, с ним случаются припадки неукротимой ярости. Когда Коррин исчезла, якобы в приступе мании покончив с собой, боюсь, что это было вызвано отчасти их яростным расхождением во взглядах на многие вещи. Он полетел в Южную Америку, чтобы получить ее подпись на некоторых документах. Я так понимаю, что она сначала отказалась их подписать, а потом и вовсе не захотела с ним встречаться. Ну, остальное вам уже известно… Откровенно говоря, думаю, что он так и не простил бедную большую девочку за то, что она не уступила его требованиям. Однако на второй ваш вопрос я ответил, пожалуй, даже слишком подробно. А сейчас мне пора идти. Немедленно.

Он поклонился Делле Стрит, пожал руку Мейсону, повернулся к выходу и спросил:

— Я могу выйти здесь?

Мейсон кивнул.

— Не говорите никому, что я был здесь, — попросил Дорлей Олдер. — Никому не говорите.

Большими шагами он подошел к двери, отворил ее и вышел не оглянувшись, с достоинством и присущим ему властным и уверенным видом.

Несколько секунд Мейсон и его секретарь молчали.

— Ну? — вопрошающе посмотрела на шефа Делла.

— Позвони Дороти Феннер, — попросил Мейсон. — И скажи ей: я настаиваю на том, чтобы она дёржа-лась подальше от Джорджа Олдера. И не только от него: я настаиваю, чтобы в настоящее время ее не мог повидать и Дорлей Олдер. Ни при каких обстоятельствах.

Делла Стрит подняла брови.

— Все, что захотел бы сказать ей Дорлей Олдер, должно быть передано через меня, — пояснил Мейсон. — Заметила ли ты, Делла, — этот человек подчеркнул в разговоре с нами то, что все акции капитала Олдеров находятся под опекой.

— И что? — недоумевала она.

— А то, что предположительно десять процентов акций находятся в руках Кармен Монтеррей, и как раз эти акции не под опекой.

Делла Стрит на минутку задумалась.

— А эти десять процентов могут иметь существенное значение?

— Они могут иметь дьявольски существенное значение, Делла.

— Значит, получается, шеф, что мы в результате не приобрели союзника.

— Это в скором времени обнаружится, — сказал Мейсон.

— А как, быстро наступит это время?

— Чертовски быстро! — с усмешкой сказал он. — Не успеем оглянуться!

Стук в дверь квартиры Дороти Феннер был тихим, но настойчивым, и все-таки было что-то извиняющееся в непрерывном, негромком «тук-тук-тук-тук».

Дороти Феннер подошла к двери, распахнула ее и раздраженно сказала:

— Послушайте, вы, газетчики! Хоть бы предварительно звонили по телефону, а не ломились в дверь. Я…

И вдруг она испуганно замолчала.

— Можно войти? — сказал Джордж С. Олдер, переступая порог квартиры.

Дороти безмолвно отступила, держа дверь открытой.

— Газетчики сюда приходили? — спросил он.

Она кивнула.

— Это хорошо! — одобрил он.

— Садитесь, — пригласила она.

— Заприте, пожалуйста, дверь.

Поколебавшись мгновение, она повернулась к выходу и задвинула засов..

Квартира была старомодная, с высокими потолками, обставленная столь же старомодно, но в ней было просторно и светло. Темное дерево панелей и мебели придавало комнатам несколько унылый вид при дневном освещении, зато вечером они выглядели уютней и респектабельней.

— Ну, каковы ваши условия? — приступил Олдер *к делу прямо с порога.

— Что вы имеете в виду? — спросила девушка.

Олдер сел на жесткий стул с прямой спинкой, стоявший около стола. Его поза свидетельствовала о том, что он готов в любую минуту вынуть чековую книжку и авторучку.

— Я свалял дурака! — признался он.

Она встретила его с нескрываемой враждебностью, но постепенно выражение ее лица несколько Смягчилось.

— Откуда вдруг такой взрыв угрызений совести? — недоумевала она.

— Это не совесть, — объяснил он. — Это бизнес.

— О любом бизнесе можете говорить с моим адвокатом Перри Мейсоном.

— Только не глупите!

— Какую же глупость вы усмотрели в этом?

— Он богат, ваш адвокат. И зарабатывает за один день столько, сколько вы не заработаете и за месяц.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Я готов быть корректным и рассудительным. Вся эта газетная шумиха нанесла вам один вред. Вы, вероятно, потеряли и свою работу. Я компенсирую вам понесенные убытки, но не вижу оснований для вас платить Перри Мейсону часть ваших денег.

— Кто же ему заплатит, уже не вы ли?

— Не говорите глупостей! Я не такой дурак. Я охотно возмещу нанесенные мною убытки, но будь я проклят, если поддержу какого-то адвоката хотя бы центом моих денег.

Она двинулась к телефону, но остановилась в задумчивости.

— Вы добываете деньги своим трудом, — говорил он между тем. — И лучше пошевелили бы мозгами, до сих пор, по моим наблюдениям, вы их не очень-то утруждали.

Она вернулась к столу и уселась на ручку большого мягкого кресла напротив него, перекинув ногу на ногу. Эту позу она подсмотрела на фото в киножурнале у одной кинозвезды, у которой репортер брал интервью, и находила ее чрезвычайно эффектной. Дороти Феннер давно отрепетировала ее перед зеркалом, надеясь использовать при удобном случае. В этой позе была определенная развязность, непринужденная беспечность, и в то же время она не отвлекала собеседника от прелестей кинозвезды.

— Давайте кончать с обиняками и выложим наши карты на стол, — предложил Олдер.

Она ничего не сказала, наблюдая за ним с задумчивым видом.

— Если Минерва Дэнби и написала это письмо, — сказал Олдер, — то оно абсолютная ложь. Откровенно говоря, я не верю, что его писала она. Думаю, все это или какая-то мистификация, или просто ловушка, чтобы у кого-то появилось основание для шантажа.

Дороти Феннер не изменила позы.

— Однако, когда та бутылка попала мне в руки и я прочитал это поразительное письмо, — продолжал Олдер, — мне понадобилось какое-то время, чтобы обдумать ситуацию и кое-что выяснить. Я начал с наведения справок относительно той истории в Лос-Мерритос. Она оказалась фальшивкой с начала и до конца. И я хочу, чтобы и вы мне поверили, что в ту ночь я вообще не видел Минерву Дэнби. В сущности, я вообще ничем не могу объяснить появление этого письма.

Теперь он говорил серьезно, по-видимому стараясь убедить ее. У Дороти Феннер хватило ума, чтобы понять, что самое лучшее теперь в ее положении было молчание. Она только внимательно наблюдала за ним, чтобы он видел, что она его слушает, боясь сказать что-нибудь: он не должен догадаться, что у нее на руках не такие «сильные» карты, каких он опасался; однако она уже заинтересовалась, как далеко может пойти этот человек и какого рода предложения он приготовился ей сделать. В конце концов, что плохого, если она его выслушает до конца? Она в любую минуту может позвонить Перри Мейсону после того, как узнает, что предложит Олдер.

— Это правда, — сказал Олдер, почти умоляя поверить ему. — Меня задержали в городе. Я собирался отплыть в тот вечер около восьми, но попал на яхту лишь после одиннадцати. И дал приказ капитану отплывать, не успев проверить сводку погоды и не обращая внимания на нее.

Через полчаса после отплытия разразился ужасный шторм и застал нас далеко в открытом море. Это было страшное дело! Я почти всю ночь простоял с капитаном на мостике. И когда спросил у него про Минерву Дэнби, где она, он ответил, что девушка в одной из гостевых кают, и с этим я пошел спать.

Ну, вы знаете, что потом произошло. Утром я ждал ее за первым завтраком. Когда она не появилась, я послал за ней стюарда. Ее каюта оказалась пуста, постель застелена. Я подумал, что она успела сойти на берег, но команда мне подтвердила, что с яхты она не сходила. Море сильно волновалось, мы набрали воды, и, хотя ничего серьезного не произошло, волны перекатывались через нижнюю палубу всю ночь. Однако вряд ли можно предположить, что ее смыло волной за борт, и, по-видимому, столь же маловероятна… другая версия.

— Вы имеете в виду убийство? — спокойно спросила Дороти.

Он рывком выпрямился на стуле. В его глазах появилось укоризненное выражение.

— Разумеется, нет. Я имел в виду самоубийство. Дороти, не разговаривайте со мной в таком тоне.

— Понятно, — сказала она, не замечая его просьбы.

— Однако, — продолжал он, — ее тело было найде но, вскрытие показало смерть от асфиксии в воде, и на этом все кончилось. А затем, по прошествии времени, мне звонит Пит Кадиц и говорит, что у него есть письмо, выброшенное за борт с моей яхты «Сейер-Белл». Я не придал его рассказу серьезного значения, подумал только, что это какая-нибудь шутка. Но, поскольку он взял на. себя труд позвонить мне, я просил его принести мне это письмо, пообещав заплатить за проезд, и… вот так я попался.

"Я не знал, что делать. И как раз собирался начать расследование этого дела, но тут явились вы и украли это письмо. Вы можете себе представить, в каком положении я оказался. Если бы это письмо появилось в газетах… словом, я, должно быть, потерял голову. Ведь гости видели, как вы выскочили в окно, держа что-то в руках. Они настаивали, чтобы я немедленно проверил, что у меня пропало, и известил полицию.

Я ужасно боялся, что полиция вас поймает и найдет у вас эту бутылку, но у меня не было выбора. Я не мог просто сидеть и уговаривать их: «Ничего особенного не пропало… Наверное, вору понадобилось просто несколько почтовых марок или что-нибудь в этом роде…» Черт возьми, я оказался в безвыходном положении, и мне пришлось вызвать полицию.

Но сначала мы, разумеется, попытались догнать вас. К тому времени, как мы заметили каноэ, я уже понимал, что должно было произойти, а когда мы прошли между всеми яхтами, что стояли на якорях, я увидел среди них и вашу и убедился, что не ошибся.

Мне нужно было сочинить какую-то историю для полиции, поэтому я им наплел про драгоценности, надеясь впоследствии как-нибудь уладить это дело.

— Вы взяли письмо на моей яхте? — спросила Дороти.

У него было мрачное лицо.

— Вы должны благодарить вашу счастливую звезду, что я взял его. Иначе вас не было бы в живых уже на другое утро. Я не привык, чтобы меня припирали к стенке, — а в этом деле, дорогая моя, на карту поставлена моя репутация.

— Что же вы хотите теперь от меня? — Она пыталась скрыть страх.

— Только узнать, кто был вашим сообщником, как вы узнали про это письмо, и быть уверенным в вашем молчании. И всего этого я надеюсь достичь наиболее доступными и надежными средствами, которые удовлетворили бы вас.

Его улыбка была заискивающей, но глаза смотрели холодно и беспощадно.

— Как вы узнали, что я спрятала бутылку?

— Простейшее из всех возможных мест, дорогая, — засмеялся он. — Во времена «сухого закона» мы, яхтсмены, всегда прятали спиртное в баках для свежей воды.

— Кстати, вернув письмо, вы могли бы не отдавать меня в руки полиции.

— Я не отдавал вас. Я просто заявил о каком-то воре — это я был вынужден сделать. И понятия не имел, что полиция найдет что-нибудь, что наведет их на ваш след. Я думал, что вы достаточно сообразительны, чтобы не оставлять улик.

Последние слова он произнес укоризненно, и она, вспылив, сказала в свое оправдание:

— Это из-за вашей собаки.

— Согласен, это была моя ошибка, — покаялся он. — Я содрогаюсь от мысли, что она сделала бы с вами, если бы напала на вас.

— Ну вот поэтому я и оставила купальное полотенце, — сказала она.

— Было слишком много свидетелей ограбления. И я не мог пойти на попятный после того, как вызвал полицию: я был вынужден идти дальше. И этот ваш проклятый адвокат! Почему вы обратились именно к нему, к этому Перри Мейсону?

— А что такое, почему он вам не нравится?

— Слышал, он чертовски умен.

— Поэтому я и обратилась к нему, а не к кому-то другому.

— Сегодня он меня буквально замучил. Конечно, эти проклятые драгоценности… В то время я и не сообразил, что они. все перечислены в страховом полисе, но как только Мейсон начал меня допрашивать относительно страховки, я понял, что пропал. Если бы я предъявил иск страховой компании, они сразу начали бы расследование, и… словом, я попался, и все тут. Если я теперь не предъявлю список, то буду обвинен в попытке получить деньги под фальшивым предлогом. Страховые компании не любят с этим шутить.

— А что произошло сегодня днем? — спросила она, стараясь тянуть время.

— Окружной прокурор задержал меня еще и после допроса, сказав, что ему не понравились мои ответы и что, если я не буду вести себя более разумно, он вообще прекратит дело. Тогда я вскочил, оттолкнул свой стул и разыграл небольшой спектакль, заявив, что я крупный налогоплательщик и мне должно оказываться большее уважение, что он может прекратить дело, так как это мне совершенно безразлично, что я достаточно насмотрелся на него в суде и знаю, что Перри Мейсон навьет из него веревок, а меня сделает посмешищем, так что мне наплевать на его советы. Потом я повернулся и ушел из их офиса.

— А что теперь? — спросила она.

— Теперь я хочу договориться с вами об условиях.

— Каких условиях?

— Как бизнесмен я должен был бы сказать, что хочу поступить по справедливости, а затем постараться заплатить как можно меньше. Но сейчас я не чувствую себя бизнесменом, скорее кем-то вроде доброго дядюшки, который причинил вред кому-то, кого он по-настоящему любит… Так сколько же?..

— За что?

Он поднял руку и стал, загибая пальцы, отсчитывать:

— За полное перемирие. За абсолютное молчание с вашей стороны в отношении прессы. За имя вашего сообщника и за предание того письма полному забвению.

— Не думаю, что смогу это сделать. По-моему, это нечестно. И у меня не было никакого сообщника. Меня совершенно случайно подобрал какой-то человек в каноэ.

Он пристально поглядел на Дороти, и ей стало не по себе от этого изучающего взгляда.

— Письмо — фальшивка, — внушительно сказал он. — Можете мне поверить. Вам будет легче забыть о нем теперь?

— Откуда я знаю, что это — фальшивка?

— Я вам это докажу.

— Докажите, я вас слушаю.

— Не здесь. У меня нет с собой-даже письма, не только доказательства. Но, если вы дадите мне возможность, дорогая, я докажу, что это самая низкопробная фальшивка. И тогда вам ничто не помешает отнестись снисходительнее ко мне.

Она обдумывала его слова, устало прищурившись.

— И вы заплатите мне деньги?

— Конечно, дорогая, большую сумму… ну, скажем, равноценную причиненному вам ущербу. В конце концов, Дороти, хотя мы с вами не ладим, но я человек, которому можно верить.

Она отвернулась, чтобы не встречаться с его пытливыми глазами, и тут же ее взгляд упал на телефонный аппарат.

— Послушайте, вы нервничаете, вы расстроены и вы немного боитесь меня, ведь так? — сказал Джордж Олдер.

— Мне кажется, у вас есть какой-то скрытый мотив, иначе вы бы не…

— Бог мой! — нетерпеливо перебил он. — Я не хочу гласности. Я стараюсь поступить по справедливости — если только вы предоставите мне эту возможность.

Он поднялся.

— Дороти, — сказал он. — Я еду обратно на остров. Подумайте хорошенько. — А потом, когда вы поймете логику моего положения, когда вы будете готовы принять равноценную компенсацию наличными и освобождение от судебного разбирательства, вы придете ко мне, и я вам докажу, что это письмо — совершенная фальшивка.

— Когда же это случится?

— В любое время, дорогая, хоть сегодня вечером. Чем раньше, тем лучше. Я отпущу слуг, а собаку запру в чулан. Я буду ждать.

— Не сегодня. Я…

— Сегодня, — перебил он настойчиво и твердо. — У меня свои планы. И не забывайте, дорогая, вы все еще виновны в краже со взломом. Хотя и освобождены под залог, вы по-прежнему обвиняемая по уголовному делу. Ничего никому не рассказывайте. Просто приходите и позвольте показать вам настоящее доказательство ложности обвинений, выдвинутых против меня в этом письме, а потом мы с вами придем к полному взаимопониманию.

Я буду ждать вас, дорогая, только не говорите ничего никому. И было бы лучше, если бы вы вышли из отеля… так сказать, тайным образом. Ваш адвокат захотел бы получить свою долю с нашего договора, а мы не хотим давать ему ни цента из ваших денег. А, Дороти, не хотим?

Он поспешно пошел к двери, задержался на пороге, сказал:

— Помните, я буду на острове ждать вас. Собака будет заперта, а слуги отпущены. Пройдите прямо через мост, а затем кругом, к двери моего кабинета. Вы знаете эту дорогу. Спокойной ночи, Дороти.

И закрыл за собой дверь.

Глава 9

Пол Дрейк, сидя в своем крошечном кабинетике и надвинув на глаза зеленый козырек, просматривал пачку рапортов. Телефоны на письменном столе держали его в постоянном контакте с агентами, работавшими по его заданию. Электрические часы на стене мирно отсчитывали секунды.

Перри Мейсон и Делла Стрит, пользуясь преимуществом своей долголетней дружбы, постоянного сотрудничества и общности интересов с Дрейком, без предупреждения прошли по узкому коридору, постучали в дверь его личного кабинета, а затем Мейсон распахнул ее, пропустив вперед Деллу.

Дрейк поднял глаза от бумаг, усмехнулся, посмотрел на часы, потер глаза и сказал:

— А я как раз собираюсь кончать работать' и идти домой. А вы где пропадали?

Мейсон обвил рукой талию Деллы.

— Обедали, танцевали и отдыхали. А сейчас намерены нанять тебя на работу.^

Дрейк устало сказал:

— А это, полагаете, не работа? Уж не воображаете ли вы, как многие, что у частного детектива только и есть, что необыкновенные приключения, состязания с полицией, а в свободное время — любовные авантюры с красотками?.. Ему, между прочим, приходится держать две дюжины оперативников, чтобы получать весомые результаты, и следить, чтобы они не дублировали один другого.

— Ну, что еще новенького, Дрейк? — спросил Мейсон.

— Много всякого. Ничего умопомрачительного, однако к утру можно составить из мелочей пачку сведений. В ночное время ход событий всегда несколько замедляется. После того как человек лег спать, его трудно вызвать на разговор, сколько бы агентов ни принялись за него, так что я обычно снимаю часть людей с задания, с тем чтобы утром они начинали работать как можно раньше и интенсивнее.

— Ты разузнал что-нибудь относительно Коррин, сестры Джорджа Олдера? — поинтересовался Мейсон.

— Она, по-видимому, была очень расстроена изменой своей приятельницы. Кстати, этой приятельницей оказалась Минерва Дэнби, которую смыло Волной с яхты Джорджа. Джордж С. Олдер полетел в Южную Америку, где узнал, что его сводная сестра заболела психически. Он прибыл туда в, тот день, когда. она исчезла. Обстоятельства указывают на самоубийство в состоянии депрессии, но ее тело так и не было найдено.

Кармен Монтеррей, горничная и компаньонка Коррин, вернулась в эту страну и живет где-то здесь. Я поместил объявления во всех газетах — обычный текст: «Если Кармен Монтеррей желает узнать нечто, весьма для нее важйое, пусть даст о себе знать по нижеуказанному адресу». И назвал в объявлении ложный номер почтового ящика, так что…

Телефон справа от Дрейка настойчиво зазвонил.

Детектив жестом извинился перед Мейсоном и Деллой, схватил трубку.

— Хэлло… о’кей, говорите же! Что? Дьявол! О’кей, давайте подробности… Узнайте более досконально и сообщите мне сюда как можно скорее. Посылаю вам на подмогу еще двоих. Мне нужны факты… О’кей, буду все время здесь… Начинайте копать. Двое моих агентов будут у вас через полчаса… Встречайте их!

Дрейк хлопнул трубку на место и сказал:

— Минутку, Перри, подожди.

Он схватил трубку с левого от себя телефона и отрывисто заговорил с кем-то, отдавая приказания:

— Пошлите двоих на остров, в резиденцию Олдера. Они должны помочь Джейку. Пусть поторопятся… Нет, мне безразлично, кого вы пошлете. Это сейчас важнее всего остального… только пошлите хороших людей. Это срочно и чертовски важно!

Дрейк бросил трубку на рычаг, сдвинул на лоб зеленый козырек и сказал:

— Джордж Олдер убит.

— Черт возьми!.. Когда? — вскочил Мейсон.

— По-видимому, в последние два часа. Горничная Салли Бенгор обнаружила труп хозяина на полу в его кабинете и почти застала убийцу на месте преступления. Смерть наступила в результате выстрела. Тело лежало распростертым на полу кабинета. Наружная дверь отворена. Собака заперта в чулане, где Олдер держал ее на замке, когда ожидал посетителей.

Мой оперативник, которого я поставил наблюдать за домом, только что прибыл туда. Он увидел полицейские машины вокруг, узнал, что Олдер убит, и кинулся к телефону сообщить мне. Сейчас он вернулся туда, надеясь получить сведения от кого-нибудь: от фоторепортера, приятеля-полицейского — словом, от любого, кто сможет с ним говорить. У него много связей, и через несколько минут мы получим сообщение от него.

— Почему ты не отправил его туда раньше? — раздраженно спросил Мейсон.

— Имей совесть, Перри. Ведь ничто не говорило о том, что на острове может произойти что-то неординарное. В сущности, я даже не хотел посылать туда людей до самого утра. Я…

— О’кей, Пол, — перебил его Мейсон. — Я просто понервничал. Прости.

— Извини и ты, я пойду к коммутатору и оттуда начну отдавать распоряжения, — сказал Дрейк. — Так я сэкономлю время и, возможно, сумею связаться с какой-нибудь газетой.

Дрейк вышел из комнаты. Мейсон и Делла Стрит переглянулись, и Мейсон большими шагами заходил по кабинету.

Делла сидела молча, наблюдая за ним; на коленях она держала наготове блокнот для стенографирования и карандаш, чтобы сразу же записывать то, что шеф будет говорить. Но адвокат продолжал ходить взад-вперед по узкому пространству офиса Дрейка, прижав подбородок к груди, и молчать.

Минут через десять — пятнадцать Дрейк ворвался в комнату и сказал, порывисто дыша:

— У меня целый ворох новостей, Перри! Но нужно время, чтобы уточнить кое-какие детали. Хотите подождать или отложим до утра?

Мейсон усмехнулся, уселся на край письменного стола, более или менее свободный от бумаг.

— Глупый вопрос, — сказал он. — Мы, конечно, подождем.

Дрейк вытащил из ящика стола пачку сигарет, предложил Делле, которая покачала головой, потом Мейсону, но тот отказался:

— Спасибо, Пол, у меня есть свои.

Мейсон открыл портсигар, и они с Дрейком закурили.

— Вот такие детали в деле сводят меня с ума, — посетовал Дрейк. — У меня на задании две дюжины парней, и, когда приходит время, я их отзываю, так как в одном месте им всем нечего делать одновременно. А затем вдруг происходит что-нибудь, как, скажем, сегодня. Я подобен игроку в бейсбол, у которого слишком мало времени, чтобы добежать до старта, и приходится выбиваться из сил, чтобы нагнать упущенное время.

— Если ты так себя чувствуешь, подумай обо мне, — сказал Мейсон.

Дрейк отрицательно покачал головой.

— Твоя игра еще не началась, — сказал он. — Я собираю для тебя факты. После того как я их соберу, ты можешь начинать действовать в том направлении, какое они тебе подскажут… Но, вероятно, теперь… теперь, когда Олдера убили…

Мейсон взглянул на Деллу Стрит, усмехнулся, кивнул на Пола:

— Послушай-ка, как детектив рассказывает адвокату про легкую жизнь юриста!

— Ты полагаешь, — расстроился Дрейк, — что детектив должен уметь находить что-то верное, надежное.

Но не забывай, что у меня тоже есть репутация. Мне полагается преподносить тебе факты аккуратно по-добрацными и уложенными в коробочку, так что тебе остается только разобраться в них. А скажи, Перри, что ты станешь теперь делать? У тебя совсем лропал интерес к этому делу?

— Не думаю, — ответил Мейсон. — Я охочусь за более крупной дичью.

Дрейк посмотрел на него, вопросительно подняв бровь, но промолчал.

Делла Стрит подняла с пола газету, вылявшуюся возле стула, на котором сидела, и принялась читать.

— Мне очень неприятно, Пол, что я не все могу объяснить, — сказал Мейсон.

— Ничего, — не обиделся Дрейк. — Просто на сей раз мне было бы легче тебе помогать, если бы я знал, кого ты преследуешь. Насколько я понимаю, теперь Дороти Феннер окончательно избавлена от судебного разбирательства. Окружной прокурор не может ее су¹ дить, не имея показаний, данных под присягой, что какие-то драгоценности пропали. Говорят, сегодня в суде вы задали жару Олдеру.

— Здесь дело посерьезнее, чем Дороти Феннер, Пол.

— Ага, я понимаю, — сказал Дрейк. — Я так и думал.

— Но это строго конфиденциально, Пол, — добавил Мейсон.

— По-моему, я еще никогда тебя не подводил, а?

— Никогда! — подтвердил Мейсон. — Но если ты посмотришь на это дело попристальнее, то увидишь, что оно начинено динамитом.

Мейсон достал из кармана копию письма, которое извлек из бутылки, и передал его Полу Дрейку.

— Взгляни-ка на это, Пол.

Дрейк стал читать, сперва с каким-то нетерпением, бегая глазами по строчкам, но прислушиваясь к телефонам. Потом вдруг всецело погрузился в чтение и пробормотал:

— Ради Бога…

— Ну как, Пол, динамит, а?

Дрейк не ответил. Он внимательно продолжал читать.

Делла Стрит подняла глаза от газеты, хотела что-то сказать, но потом свернула газету и подождала, пока Дрейк покончит с письмом.

Мейсон уселся поудобнее и обхватил переплетенными пальцами колено.

Зазвонил один из телефонов.

Не отрываясь от письма, Дрейк на ощупь взял трубку.

Делла Стрит быстро поднялась и придвинула к нему аппарат.

— Благодарю! — сказал ей Дрейк, потом в телефон: — Да, хэлло?

Он послушал то, что говорили в трубке, потом решил:

— Ну, это уже гораздо лучше! Давайте еще факты, да побольше.

Послушав еще несколько секунд, он положил письмо, взял карандаш и стал делать на нем какие-то пометки.

Минуты две-три из трубки все еще доносились слова, а Дрейк продолжал чертить карандашом.

— Это все? — спросил он. Послушав еще какое-то время, сказал: — О’кей, по-моему, вы хорошо поработали. А теперь к вам очень скоро подойдет помощь. Мне нужны все факты. Также я хочу знать, чем сейчас занимается полиция. Да, я буду здесь, в офисе. Продолжайте сообщать. Жду. Бог мой, Перри, — изумился Дрейк, повесив трубку, — это письмо действительно нечто… Где ты его достал?

— По-видимому, оно было найдено в бутылке, прибитой к берегу, которую подобрал чистильщик пляжа и отдал Олдеру. Ну вот, теперь тебе стало понятнее кое-что из моих намерений. А что ты сейчас узнал? Что-нибудь новенькое?

— Похоже, для твоей клиентки складываются весьма благоприятные обстоятельства, — объяснил Дрейк.

— Расскажи подробнее.

— То есть, — продолжал Дрейк, — если только Дороти Феннер не отправилась опять в дом Олдера, чтобы закончить дело, начатое в субботу.

— Не говори глупостей! — начал сердиться Мейсон. — Дороти Феннер — хорошая девочка. Она следует моим инструкциям. Я отвез ее домой, там она и сидит.

— Откуда ты знаешь, что она дома?

— Я ей велел так поступить. Думаю, она достаточно благоразумна и доверяет мне, чтобы делать в точности то, что я ей советую. Так что ты узнал, Пол?

— Это звонил мой человек оттуда, с территории Ол-дера, — пояснил Дрейк. — Он говорил с шерифом, который ему все и рассказал. Похоже, та бродяжка, которая приходила в субботу, опять появилась, и с той же целью. На этот раз она не выпрыгнула из окна. Собака была заперта в чулане, и, когда Олдер застал преступницу, она убила его выстрелом из револьвера тридцать восьмого калибра.

— Почему они думают, что это именно та самая женщина? — забеспокоился Мейсон.

— Полиция находит, что здесь «тот же почерк», как они выражаются. Особа, находившаяся в кабинете, выбежала через открытую стеклянную дверь в задней стене кабинета. Эти стеклянные окна-двери выходят на залив. Салли Бенгор, горничная, нашедшая труп, проявила достаточное присутствие духа и заперла калитку на мосту, когда побежала на материк. И преступница оказалась в ловушке.

Крики служанки услышал проезжавший мимо человек в автомобиле, и через несколько секунд полицейские машины были вызваны по радио. Когда Салли Бенгор рассказала им о случившемся, они начали обыскивать остров, поставив на мосту заслон перед любопытными обывателями и объяснив им, что они не должны пропустить ни одного человека со стороны острова.

— И?.. — в нетерпении вставил Мейсон.

— И… они не нашли ровным счетом никого, — заключил Дрейк. — Никаких следов убийцы! Единственный путь, каким она могла скрыться, — это вода, как она сделала и в ту ночь.

— Что еще? — спросил Мейсон.

— Ну вот… Джордж С. Олдер лежал вниз лицом в огромной луже крови. Он был застрелен из револьвера тридцать восьмого калибра, пуля прошла через затылок, задела одну из крупных артерий, вышла насквозь и, по-видимому, не застряла нигде в комнате. Это дело полиции возможность определить направление выстрела. Женщина, которая застрелила его, должна была стоять прямо у письменного стола, а Олдер, по-видимому, упал на ходу.

— Почему полиция предполагает, что она стояла у стола?

— Потому что только в таком положении пуля могла пробить затылок Олдера, а затем вылететь в открытые стеклянные двери. Олдер упал вперед. Девушка, должно быть, бросила в него револьвер, когда он падал.

— Как это?

— Револьвер был найден под трупом, весь в крови, с одним израсходованным патроном. Так что у них все в ажуре, Перри.

— А где была все это время собака?

— Заперта в чулане, где она, по-видимому, оставалась большую часть времени, когда Олдер принимал в своем кабинете посетителей. Собака довольно дикая. Она была тренирована, как сторожевая… ну, знаешь, которая не лает, а прямо бросается… Она выдрессирована, как все армейские собаки, — преследовать, валить с ног, задержать и все такое прочее. Пока задержанный стоит неподвижно, подняв руки вверх, собака приучена лежать возле него и ничего не трогать, но при малейшем движении Или угрожающем жесте она разорвет его на куски.

— А что делала собака в то время, когда произошло убийство?

— Что ты имеешь в виду? — опешил Дрейк. — О, понимаю. Я поручу моему агенту разузнать относительно этого и позднее тебе сообщу.

— Как давно все это произошло, Пол? — спросил Мейсон.

— Насколько полиция может судить после поверхностного осмотра, это произошло сегодня вечером, часов около девяти. У горничной был выходной, и она вернулась не раньше десяти часов.

— Значит, убийца находился там и искал то, что ему было нужно, целый час?

— По-видимому, так.

— Черт возьми, Пол, — Мейсон посмотрел на часы. — Сейчас двенадцать!

— Я тебе сказал, что, вероятно, сделал ошибку, не послав туда человека раньше для наблюдения за домом. Я отозвал его, приказав заступить в полночь и наблюдать до восьми утра, когда я прислал бы ему подмену… Перри, тебе нужны были сведения об Олдере, но ты не просил следить за кем-то конкретно, и я даже спорил сам с собой, стоит ли ставить человека на наблюдение за домом. И в результате решил сделать это, хотя бы для того, чтобы записать номера машин, которые могли туда подъехать и…

— Все хорошо, Пол, — сказал Мейсон. — А сейчас я, пожалуй, поеду, подниму с постели Дороти Феннер и расскажу ей об этом. Это может предупредить нежелательные интервью с газетными репортерами.

Делла Стрит, дожидавшаяся паузы в их разговоре, сказала:

— Прежде чем ехать, шеф, вы, может быть, взглянете вот на это. — Делла Стрит подала ему газету. — Посмотрите вот на это объявление: «Если Кармен Монтеррей, которая девять месяцев тому назад находилась в Южной Америке, даст о себе какие-то сведения, она получит информацию, в которой материально заинтересована. Почтовый ящик номер 123 Дж».

— Что такое? — удивился Мейсон.

— Правильно, — ответил Дрейк, — это объявление поместил в газете я.

— А как оно могло попасть в дневной выпуск? — спросила Делла Стрит.

— Что? — вскричал Дрейк, вдруг весь обратившись во внимание. — Дай-ка мне!

— Похоже, что кто-то тебя обскакал, Пол, — сказал Мейсон. — Лучше постарайся узнать, что это за почтовый ящик номер 123 Дж. — Делла, а ты бери такси, поезжай домой и поспи немного. Я же немедленно еду к Дороти Феннер, поднимаю ее с постели и бью полицию прямо под ложечку.

— Думаешь, они к ней приедут? — спросил Дрейк.

— О конечно, если уже не приехали, — уверенно ответил Мейсон. — Во всяком случае, у меня с ней состоится небольшой разговор по душам.

— Я там вам не нужна? — немного грустно спросила Делла.

— Нет, поезжай домой и отоспись.

— К черту сон, меньше всего я сейчас хочу спать!

— Прими таблетку, — посоветовал Мейсон. — Утром тебе надо быть на работе.

— А как вы? — спросила она.

— Я, — довольно мрачно ответил. Мейсон, — приступаю к работе теперь же.

Фасад отеля «Монаднок», отделанный блестящей красной плиткой и белой штукатуркой, производил весьма внушительное впечатление. Боковые стены здания были просто кирпичными, с узкими окнами, свидетельствующими б том, что большинство номеров небольшие, а, стало быть, их наниматели принадлежали к числу низкооплачиваемых государственных служащих.

Мейсон припарковал машину, взбежал по ступеням крыльца, вошел в узкий, длинный холл и, увидев свет над столом ночного дежурного, обратился к нему.

— У вас здесь живет некая Дороти Феннер, — сказал он. — Я Перри Мейсон.

Клерк выразительно посмотрел на стенные часы.

— Я ее адвокат, — уточнил Мейсон. — Позвоните ей, пожалуйста, и скажите, что я здесь.

Клерк воткнул шнур в розетку, нажал несколько раз подряд кнопку, потом сказал:

— Боюсь, что она не хочет отвечать, или… о, одну минутку!

Потом он проговорил в трубку:

— Вас хочет видеть ваш адвокат, мистер Перри Мейсон.

Поколебавшись и нахмурив брови, снова взглянув на часы, он с некоторым сомнением покачал головой.

— Можете подняться наверх, мистер Мейсон. Номер четыреста пятьдесят девятый.

Мейсон поднялся в лифте на четвертый этаж, прошел по коридору и постучал в дверь номера.

Дороти Феннер в легком домашнем халатике отворила дверь и удивленно воскликнула:

— О, мистер Мейсон!

— Простите, мне нужно было вас обязательно увидеть!

Она отступила в сторону, распахнула перед Мейсоном дверь, чтобы он мог пройти в номер, потом закрыла ее за ним.

— У меня, простите, беспорядок. В номере всего одна комната, постель не застелена… Я очень крепко спала и еще не вполне проснулась.

— О’кей, — понимающе кивнул Мейсон. — Я ненадолго. Должен сообщить вам, что Джордж Олдер умер.

— Умер?!

Мейсон кивнул.

— Как же это? Почему… что случилось?

— Убит.

— Боже мой! Кто же его убил? Кто…

— Пока неизвестно, — ответил Мейсон. — Предварительное расследование показало, что труп обнаружила Салли Бенгор, горничная, которая вернулась в дом после свободного вечера.

— Салли Бенгор?!

— Вы ее знаете? — спросил Мейсон.

. — Да, я знаю ее. Я ведь несколько раз бывала в доме в качестве гостьи.

— Ах вот как, — сказал Мейсон. — Тогда, может быть, полиция придет к вам, чтобы задать какие-то вопросы.

— Почему вы думаете, что она придет?

— Из-за того, что произошло в субботу вечером.

— Какое это имеет отношение к сегодняшнему убийству?

— Никакого, — пожал плечами Мейсон, — за исключением того, что есть основания предполагать: убийца ушел тем же путем — по воде. Полиция, возможно, сделает из этого свои выводы. Вы выходили куда-нибудь нынче вечером?

— Нет, я сижу здесь с тех пор, как меня выпустили и вы привезли меня сюда.

— А на обед?

— Я не хотела обедать. Я сварила себе чашку шоколада и этим обошлась. Еда у меня есть, так что мне не надо было выходить.

— А доказательства этого у вас есть?

— Одинокая женщина едва ли имеет возможность предъявить алиби на то время, когда она в постели, — с раздражением ответила Дороти.

— Я говорю о вечере. Знает кто-нибудь, что вы не выходили из отеля?

—. Ну, разумеется, дежурный клерк увидел бы меня, если бы я выходила.

Мейсон присел на край кровати. Дороти Феннер подошла и опустилась рядом.

— Олдер не пытался позвонить вам по телефону или лично увидеться с вами? — спросил Мейсон. — Я имею в виду, после суда.

Она закинула ногу на ногу. Халатик над правой ногой распахнулся. Она подхватила полу, начала было натягивать ее на обнажившуюся голень, потом задумчиво поглядела на нее и сказала:

— Не правда ли, мистер Мейсон, у меня довольно красивый загар для девушки, подолгу просиживающей в офисе.

Она вытянула ногу и подняла полу халатика повыше, чтобы он мог увидеть загорелую кожу блондинки.

Мейсон мельком посмотрел, кивнул, и сказал:

— Ничего.

— Благодарю вас.

— Мы говорили о Джордже Олдере, — напомнил Мейсон.

— Да, а что такое?

— Звонил ли он вам и пытался ли связаться с вами, встретиться?

Она коснулась кончиками пальцев голой ноги в том месте, где должен был бы кончаться чулок, и медленно провела пальцами невидимую линию к низу.

— Ради Бога, да проснитесь же вы наконец! — в сердцах бросил Мейсон. — И слушайте меня внимательно. Бросьте ваши штучки, отвечайте на вопросы! Как видно, вы нарочно стараетесь отвлечь мое внимание, чтобы выиграть время.

Секунды две или три она молчала, потом спокойно сказала:

— Он был здесь.

— Здесь?! — воскликнул вне себя Мейсон.

— Да.

— Ах, дьявол!.. Когда?

— Полагаю, что сразу же после того, как закончил беседовать с окружным прокурором, и перед тем, как

' поехал домой.

— Вы можете определить время поточнее?

— Я бы сказала, где-то около шести или половины седьмого.

— Перестаньте валять дурака! — сказал Мейсон. — Дело слушалось в соседнем графстве. После того как я вас вытащил из тюрьмы и привез сюда, прошло сорок минут. Теперь скажите, через сколько времени после того, как я вас выпустил из моей машины у этого вашего отеля, к вам явился Олдер?

— О, я бы сказала… через час. Возможно, немного больше.

— А в продолжение этого времени он находился у окружного прокурора, там, в суде?

— Какое-то время, да. Во всяком случае, он так сказал.

— Почему он не поехал сразу домой, на остров? Зачем он проделал такой неблизкий" путь сюда, к вам?

— Он хотел меня видеть.

— Что ему было нужно от вас?

— Он держал в руке оливковую ветвь. И сказал, что хоч> прийти к какому-то соглашению.

— Почему вы меня не известили' об этом?

У нее были широко раскрытые, невинные глаза.

— Ну как же, я собиралась это сказать… первым делом, утром!…

— А почему вы не дали мне знать немедленно?

— Вы сказали, что вас можно найти только через это… агентство Дрейка, и то лишь в крайнем случае. Я подумала, что с этим можно повременить до утра.

— Какого рода соглашение Олдер имел в виду?

— Он хотел дать мне денег, это я знаю точно.

— Сколько же?

— Он не сказал определенно.

Она вытянула правый указательный палец и рисовала им замысловатые фигуры на обнаженной коже ноги.

— Ну, а что еще произошло? О чем вы говорили?

— Он признался, что поступил необдуманно и слишком поспешно. Сознался, что побывал на моей яхте, обыскал ее, нашел бутылку с письмом и забрал его оттуда. Он сказал, что может доказать мне: это письмо — фальшивка, и он готов восстановить справедливость и возместить мне ущерб за причиненные неприятности.

— Й вы мне не позвонили?

— Ну, я же полагала, что это могло подождать до утра.

— А что он хотел, чтобы вы сделали?

— Просто покончить дело по-хорошему.

— Предлагал он вам какую-нибудь сумму денег?

— Ничего определенного, только сказал, что, если бы я приехала к нему домой, он сперва доказал бы мне, что письмо — фальшивка, а потом…

— Когда? Нет, нет, я имею в виду — когда он просил вас приехать?

— Сегодня вечером, или… который теперь час? О, уже утро… Ну, тогда, значит, вчера вечером.

— Что он еще сказал?

— Он сказал, что будет меня ждать, что калитку на мосту оставит открытой, а ворота в стене — незапертыми. Я могу отворить обе калитки и пройти прямо к боковой стене дома, откуда я прямиком попала бы в его кабинет. Он сказал, что собаку запрет в чулан и будет меня ждать.

— Вы не ездили туда?

— Конечно нет. Вы же мне не велели.

— Но вы ему не сказали, что не приедете?

— Нет.

— Почему?

— Я решила следовать вашим инструкциям, не говоря о них никому.

— Кому вы рассказывали о вашем разговоре с Олдером?

— Никому.

— Вы уверены, что не ездили туда?

— Ну конечно, не ездила. Естественно, я не желала видеть его без вас.

— А что ему все-таки было нужно на самом деле?

— Он хотел, чтобы мы обещали ему никогда не сообщать об этом письме в газеты. Он сказал, что может убедить нас обоих, что все это обман, куча ложных заявлений.

Мейсон поднялся и зашагал по комнате.

— Вы точно никому об этом не рассказали?

— Нет.

— И не рассказывайте. Никогда. И никому.

— Почему же?

— Не глупите! — сказал Мейсон. — В противном случае они попытаются повесить это убийство на вас. Полиции известно, что лицо, которое проникло в тот вечер на остров, ответственно за его убийство. Если они узнают, что Олдер ждал вас, они…

— Но я и не собиралась туда ехать. Это Олдер все повторял, что оставит для меня открытыми все ворота и что собаку посадит на цепь.

— Собака, как он и обещал, была заперта в чулане, — сказал Мейсон.

— По-моему, когда он ждет к себе кого-нибудь, он всегда запирает ее в чулан.

— Вероятно, да. А как собака относится к вам?

— Я, собственно говоря, ни разу ее не видела, кроме того вечера, в субботу, когда пес мчался, преследуя меня. А когда я бывала там в качестве гостьи, собака обычно бывала заперта в чулане. Этот чулан небольшой, но оборудован всеми собачьими удобствами, так что Принцу там живется превосходно.

— Какого рода сделку собирался заключить с вами Олдер?

— Не знаю. Я ему сказала, что он обо всем должен договариваться только с моим адвокатом.

— Значит, он все-таки мог ожидать вас?

— Конечно. Он хотел, чтобы я пришла, но я ему не обещала, что приду.

— Принял ли он ваш ответ как окончательный, как вы думаете?

— Он, по-видимому, надеялся уговорить меня, повлиять на меня, улестить. Последнее, что он говорил, было: он будет меня ждать, калитка будет отперта. Я должна была прийти прямо к нему в кабинет…

— Никому этого не говорите, — в который раз повторил Мейсон. — Если полиция к вам придет — а мне начинает казаться, что это теперь неизбежно, — просто скажите им, что это я рассказал вам про убийство Джорджа Олдера. Объясните, что я приезжал специально для того, чтобы посоветовать вам не делать никому никаких заявлений — ни полиции, ни газетам, — потому что фактически ваше дело все еще подлежит судебному разбирательству. Воспользуйтесь этим для отказа говорить. Не делайте никаких заявлений, твердите только одно: «Мне нечего вам сказать».

Она понимающе кивнула.

— Сможете?

— Ну разумеется.

— Я не хочу, чтобы вы лгали относительно чего бы то ни было, но я не хочу, чтобы вы кому-нибудь сказали, что Олдер был у вас вечером. И я решительно, определенно, абсолютно и окончательно не хочу, чтобы вы, добровольно, или под нажимом, или будучи запуганной, проговорились о том, что Олдер вас просил прийти туда вечером.

— Но разве мне не придется рано или поздно рассказать об этом? Ведь это улика, и…

— Вы можете дать эти показания только в том случае, если будет необходимо, предостерег Мейсон. — А пока мы посмотрим, как будут разворачиваться события. Скажите, вы знаете Кармен Монтеррей?

— Конечно.

— Вы не помещали в газете объявление для нее?

— Я?

— Да, вы.

— Господи, да я о ней не слышала ничего уже несколько недель! Она ездила в Южную Америку, и… я думаю, что она оставалась там какое-то время, надеясь напасть на след Коррин. Она была очень привязана к ней, и я знаю, что она очень рассердилась на Минерву Дэнби за то, что та ушла от Коррин, обманув ее доверие. Ну а прочитав это письмо, я не знаю, можно ли винить Минерву, хотя я всегда осуждала ее, зная из писем Кармен, как она поступила. Но теперь я, пожалуй, могу понять и точку зрения Минервы. Я думаю, что Кармен один раз приезжала сюда, когда казалось, что Коррин, возможно, находится здесь, но когда след оказался ложным, вернулась в Южную Америку. Я не знаю, где она теперь.

Мейсон кивнул.

— Не пытайтесь шутить с полицией, Дороти, — посоветовал он. — Не пытайтесь соблазнить их своим загаром, оденьтесь скромнее и приличнее, скажите, что я был здесь, рассказал вам про убийство Олдера, и что вы не должны давать никаких интервью прессе и делать никаких заявлений полиции, кроме одного: вы не выходили из этого номера с тех пор, как около пяти тридцати или шести часов вернулись сюда.

— А если меня спросят, как вы сами узнали про это убийство, что мне говорить?

Мейсон усмехнулся.

— Скажите им, что вы наняли адвоката, чтобы он вместо вас отвечал на вопросы, и что вы не намерены отвечать на вопросы вместо него. О’кей?

— О’кей, — улыбнулась она.

Мейсон взял шляпу и направился к двери.

Она первая подошла к ней и взялась за ручку.

— Вы прелесть, мистер Мейсон!

— Благодарю.

Неожиданно Дороти потянулась к нему.

— Спокойной ночи, — прошептала она.

И едва Мейсон нагнулся, чтобы поцеловать ее, рука девушки обвила его шею, пальцы скользнули на его затылок, захватили волосы и притянули его голову к ее лицу.

Потом она так же неожиданно выпустила его, отступила и посмотрела на адвоката потемневшими от волнения глазами.

— Вы действительно прелесть, — совсем тихо сказала она.

— Благодарю вас, — невозмутимо ответил Мейсон и вышел в коридор.

Прошло две или три секунды, прежде чем он услышал, как за ним закрылась дверь. И только сделав три шага, услышал, как задвижку сердито толкнули на место.

Глава 11

Когда Перри Мейсон вошел к себе в офис в половине десятого утра во вторник, Делла Стрит возвестила:

— В приемной Дорлей Олдер.

— Что нового?

— Вот рапорт Дрейка: обнаружилось полно сведений, но большей частью разработка того, что он вам рассказывал вчера.

— Отлично! Дай мне резюме, а потом я повидаюсь с Дорлеем Олдером.

— По-видимому, собака во время убийства подняла дикий лай, — сказала Делла, — но когда прибыла полиция, пес спокойно лежал в чулане. Горничная сказала, что он был приучен лежать на своем месте, и, когда его запирали, он понимал, что ему следует оставаться там.

Полицейские подумали, что, может быть, убийца все еще где-нибудь на острове или прячется в доме, но горничная полагала, что вряд ли. Полицейские хотели пустить собаку по следу и спросили горничную, справится ли она с нею. Та ответила, что не уверена, а попытаться побоялась. Она сказала, что собака относится к ней вполне дружески, но что только один Джордж Олдер подходил к ней и кормил ее, и собака терпела присутствие горничной, только когда хозяин находился поблизости, а когда Олдема не было, собаку всегда предварительно запирали в чулане, так что горничная не захотела рисковать и входить к ней.

— И собака все время вела себя спокойно?

— Вы имеете в виду, когда там находилась полиция? — Да.

— Я так поняла из рапорта Дрейка, — сказала Делла.

— А откуда им известно, что она подняла дикий шум, когда было совершено убийство?

— Под конец полицейские решили приоткрыть дверь, — сказала Делла, — и, когда собака высунется, накинуть ей на шею ремешок с ошейником на конце, а потом горничная должна была повести ее по следу. Если же собака не взяла бы след, она оказалась бы на поводке. И вот, когда чуть-чуть приоткрыли дверь, собака рванулась, сбила с ног одного из полицейских, вылетела из дому и припала носом к земле.

— И выследила убийцу? — с интересом спросил Мейсон.

— Нет, — сказала Делла. — Она подбежала к калитке, что на мосту, и пыталась вырваться за нее, скреблась и визжала.

— Это явилось хорошим основанием для предположения о том, что убийца скрылся таким путем, — сказал Мейсон.

— По-видимому, она не могла этого сделать. Горничная, когда выбежала и заперла за собой калитку, была абсолютно уверена, что никто не только не мог перейти по мосту, но и никто не в состоянии был приплыть с материка на остров. С обеих сторон владения Олдера окружены отвесной стеной.

Мейсон, нахмурившись, задумался.

— Ну а возвращаясь к вопросу, откуда полиции известно, что пес поднял дикий шум, когда совершилось убийство, — сказала Делла, — так полицейские заглянули в чулан и увидели, что дверь вся исцарапана, а кровавые полосы на ней свидетельствовали, что пес, по-видимому, сорвал коготь, пытаясь выйти из чулана. Вероятно, он пришел в ярость, когда учуял, что его хозяин в опасности.

— А прежде собака це царапала дверь когтями? — поинтересовался Мейсон.

— Никогда. Горничная сказала, что этот чулан был оборудован, как постоянное место для собаки. Там лежал матрац, стояла миска с водой и всевозможные собачьи игрушки. И разумеется, в помещении был вентилятор, высоко в стене, где есть окно, защищенное крепкой решеткой. Собака была приучена спокойно оставаться там, когда ее туда запирали. Ну вот, такова история. Вы бы все-таки повидали мистера Олдера.

Делла направилась было к двери, чтобы пригласить Олдера в офис, потом остановилась.

— Вы видели вчера вечером вашу клиентку?

— Угу.

— У йее все в порядке?

— Все, за исключением самой клиентки.

— Как это понимать?

— Она была очень благодарна за все, что я для нее делаю.

— Она и должна быть вам благодарна.

— Когда я пришел, она была в постели, — сказал Мейсон, — накинула лишь халатик.

— А потом? — спросила Делла.

— Потом начала хвастаться своим загаром и показывать мне свои смуглые ноги, — улыбнулся Мейсон, — говоря, что для девушки, работающей в офисе, у нее необычайно красивый загар. Это звучало как увертка от моих прямых вопросов.

— Ну а что здесь такого? — возразила Делла. — Разве она не имеет права гордиться своим красивым загаром?

— Это еще не все. Когда я уходил, — продолжал Мейсон, — она подошла, чтобы открыть дверь, и ее «спокойной ночи» было чуть более нежным, чем я мог ожидать.

Делла Стрит рассмеялась:

— Вероятно, бедняжка думает, что этим она может оказать влияние на размер вашего гонорара.

— Вполне логичное умозаключение, исходя из всех этих обстоятельств.

— Вы имеете в виду — из фактов или из вопроса о гонораре?

— Сегодня ты с утра что-то слишком колюча в отношении меня. Тебе удалось поспать?

— После двух таблеток аспирина и двух часов ворочания с боку на бок.

— А Дрейк пока еще ничего не разузнал относительно Кармен Монтеррей?

— Он что-то узнал, но не официально, а через какие-то свои связи.

— Что именно?

— Про почтовый ящик номер 123 Дж: «Дж» оказался Джордж С. Олдер.

Мейсон помолчал, обдумывая слова Деллы, потом задумчиво кивнул.

— Конечно. Это был вполне естественный ход с его стороны. Он понял, что ему предстоит, едва увидел то письмо из бутылки. И решил, что необходимо найти Кармен Монтеррей. А через нее — возможность найти каким-нибудь образом способ дискредитировать некоторые из заявлений Минервы Дэнби. О’кей, Делла, веди сюда Дорлея Олдера, посмотрим, что понадобилось ему.

Дорлей Олдер вошел, а Делла Стрит придержала для него дверь. Он не стал тратить времени на пустые разговоры.

— Мистер Мейсон, — заявил он, — это дьявольски скверное дело.

— Безусловно.

— Мой племянник был холостяком, — продолжал Олдер. — Я его ближайший кровный родственник, и теперь вся ответственность за его бизнес ложится на меня.

Мейсон, сохраняя непроницаемое выражение лица, утвердительно кивнул.

Дорлей Олдер уселся в большое кресло для клиентов.

— Что теперь будет с этим делом против Дороти Феннер, мистер Мейсон?

— Полагаю, оно будет прекращено. Истца уже нет в живых, и нет никого, кто бы показал под клятвой, каких именно драгоценностей не хватает, и не хватает ли их вообще.

— А вам не приходит в голову, мистер Мейсон, что власти, может быть, попытаются впутать Дороти Феннер в убийство?

— Такая возможность существует, — кивнул Мейсон, изобразив беспечный вид. — Ведь мы имеем дело с выборным шерифом графства, так что случиться может всякое. Однако, если окружной прокурор попытается заподозрить Дороти Феннер, она рискует оказаться в смешном положении.

Дорлей Олдер вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете.

— Я вам обещал в прошлый раз, что в моем лице вы обрели союзника, — сказал он. — Сейчас я вам это докажу. Револьвер, из которого был застрелен мой племянник, — его собственный.

— Черт возьми! — только и мог сказать адвокат.

— Да, это так: один из новейших «смит-и-вессонов», со стволом в два дюйма. Тридцать восьмой «специальный» калибр.

— Вы уверены?

— Вполне. Я не только проверил по накладной, где он купил это оружие, но и сделал заключение, что оружие, по-видимому, было при нем, когда он погиб. Шериф, как я понимаю, в данный момент старается скрыть этот факт от прессы.

— Значит, это могло быть и самоубийством?

— Не берусь утверждать этого. Разумеется, существуют такие доказательства, как следы пороха на коже, которые должны приниматься во внимание следствием. Технический эксперт высказал предположение, что револьвер в момент выстрела находился слишком далеко от потенциальной раны и что на самоубийство это не похоже.

— Но из револьвера был сделан выстрел? — спросил Мейсон.

— Не только был разряжен один патрон, но и, как я понимаю, было доказано, что мой племянник держал револьвер в руке, когда стрелял. Он был левша, и анализ очень убедительно показал, что на левой руке у него остались пятна нитрата… и пять часов тому назад шериф взял Дороти Феннер под стражу.

Мейсон задумался.

— Я боялся, что случится что-то в этом роде, — сказал он. — А бутылку с письмом вы нашли?

— Я — нет, но власти очень тщательно обыскали письменный стол и кабинет, прежде чем допустить туда меня. Может быть, они и нашли ее, но решили пока ничего не говорить об этом.

— Послушайте-ка, если Джордж Олдер выстрелил из этого револьвера и пуля не вошла в его тело, так где же она тогда?

— Ее не нашли. Можно предположить, что она вылетела через одно-единственное место, где, правда, не оставила никакого следа: через застекленную дверь-окно. Медицинское свидетельство говорит, что Джордж упал на ходу. Он упал вперед, лицом вниз. Когда в него выстрелили, он сидел, очевидно, лицом к письменному столу, а спиной к стеклянным дверям.

— Во что он был одет?

— В свободные спортивные брюки и мягкий спор тивный пиджак, в которых он обычно ходил дома. За несколько дней до случившегося несчастья он рисовал у себя на яхте, и на пиджаке осталось несколько пятен от масляной краски, а также очень маленький треугольный разрез на левом рукаве возле манжета. Если он ждал посетителя — а он, по-видимому, ждал, — то это, скорее всего, был не слишком важный гость, чтобы для него переодеваться. Это был кто-то, кого он принимал по-домашнему. *

— Как члена семьи? — подсказал Мейсон.

Дорлей Олдер сухо улыбнулся:

— Я готов был употребить это же самое выражение, мистер Мейсон, пока не сообразил, что, за исключением Коррин, которая исчезла при таких обстоятельствах, что я не надеюсь увидеть ее живой, единственным членом семьи остаюсь… я.

— У вас есть алиби? — тоном беззаботной светской болтовни осведомился Мейсон.

— Вы хитрый адвокат, мистер Мейсон, — серьезно сказал Дорлей Олдер.'— Мягко стелете, но жестко спать…

— Ну-с, так как же с алиби?

— Я холостяк, мистер Мейсон, и уже не служу. Мое любимое и главное занятие — чтение. Мне шестьдесят три года, и я надеялся продолжать получать проценты с моей части капитала, находящегося под опекой, и вести спокойный, размеренный образ жизни.

Два других наследника были намного моложе меня. Я, разумеется, предполагал, что уйду из жизни, когда суждено, и оставлю богатство двум юным существам, — они должны были унаследовать его. Теперь я оказываюсь единственным наследником, ответственным за капиталовложения, и это мне совсем не нравится.

Мне некому оставить состояние, а ответственность за управление капиталом, боюсь, не даст мне возможности жить, как я собирался. У меня весьма шаткое алиби — свидетельство человека, который вчера во второй половине дня чистил мою машину. Или показания спидометра, исключающие возможность моей поездки к дому моего племянника, а также состояние спидометра, которое свидетельствует о том, что с ним не было проделано никаких манипуляций.

И я не настолько глуп, мистер Мейсон, чтобы не понимать, что власти относятся ко мне с подозрением и проверят каждый мой шаг, каждое мое движение с особым тщанием,

Вы понимаете, что я очень занят сегодня утром. У меня тысяча дел на руках. Наша корпорация управляет огромной, широко разветвленной империей. И признаюсь, я не очень хорошо знаком со многими деталями нашего управления. И вдруг на меня сваливается страшная ответственность. Вдобавок я прекрасно понимаю и то, что за моей спиной шепчутся люди. Положение, прямо скажу, неза[видное.

Мейсон понимающе кивнул.

— Но я зашел к вам, чтобы заверить вас, мистер Мейсон, что сказанное мною вчера остается в силе: вы приобрели друга и союзника не только во мне лично, но и во мне как единственном оставшемся в живых представителе корпорации «Олдер ассошиэйшнс, инк.».

— Благодарю вас.

— Среди бумаг моего племянника я нашел небольшую информацию, которая, полагаю, может представлять для вас некоторую ценность.

— Что это за информация? — спросил Мейсон.

— Я обнаружил, что, узнав содержание того письма, мой племянник неистово старался разыскать Кармен Монтеррей, связаться с ней.

— Это вполне естественно.

— Он поместил объявления в нескольких газетах, и у меня есть основания полагать, что Кармен Монтеррей откликнулась на них по телефону. Я нашел в его записной книжке записку с инициалами К.М. и адрес. Адрес, кажется, какого-то мексиканского ресторана, посещаемого туристами. Мне больше ничего об этом не известно, но я принес вам этот адрес, подумав, что вы, возможно, заинтересуетесь им.

Мейсон кивнул.

— Я чувствую, — продолжал Дорлей, — что интересы вашей клиентки потребуют расследования, связанного с этим письмом. Думаю, что вы используете его с большим успехом, чем это сделал бы я, но я надеюсь также, что вы поделитесь со мной всякой информацией, которую сумеете получить. Полагаю, мы с вами оба будем чувствовать себя более удовлетворенными, если загадка смерти моего племянника будет разгадана. Если это самоубийство, давайте ограничимся этим объяснением. Если это была случайная смерть от внезапно выстрелившего револьвера, давайте докажем это. Если же это было убийство, давайте разоблачим и накажем убийцу.

И я готов помогать вам в любое время, готов отдать все мои силы и средства рйди того, чтобы были предприняты все необходимые шаги.

— Благодарю вас. Может быть, я вам позвоню в скором времени.

— Пожалуйста, когда угодно. Если нужен гонорар…

— Поймите меня правильно, — перебил его Мейсон. — Пока все не выяснится более досконально, у меня существует одна клиентка, это Дороти Феннер.

— Да, да! Я вполне понимаю ваше положение, мистер Мейсон.' Адвокат может вести только одно дело, но после того, как все будет кончено, могу вас заверить, что я не останусь в долгу — в финансовом отношении. А пока вы должны все делать для вашей клиентки, а для меня — ничего.

Считаю нужным сообщить вам так же и то, что власти, кажется, располагают какими-то уликами, которые заставляют их торжествовать, ибо эти улики подтверждают чью-то виновность, я боюсь, что этот «кто-то» — Дороти Феннер.

Однако моя позиция вам известна. Пожалуйста, обращайтесь ко мне за любым содействием.

— Как вам известно, — сказал Мейсон, — я представляю Дороти Феннер, но я также представляю синдикат, собственность которого соседствует с вашей и которая…

— Что касается синдиката, — перебил его Дорлей Олдер, — вы можете определенно заверить ваших клиентов, что как только будут закончены все необходимые формальности и бразды правления окажутся в моих руках, они могут рассчитывать на полное сотрудничество со стороны «Олдер ассошиэйшнс».

— Вы хотите сказать, что готовы объединиться с синдикатом в этом деле? — спросил Мейсон.

— Вот именно. Корпорация поступала в этом вопросе довольно жестко и беспощадно, — объяснил Дорлей Олдер. — Я лично был всегда не согласен с такой политикой. Я хочу, чтобы вы поняли, что она теперь будет изменена, насколько это в моей власти, а я полагаю, что скоро моя власть станет весьма большой.

— Это будет для синдиката очень приятным известием, — заверил Мейсон. — Не найдете ли вы время забросить ко мне в офис записку относительно вашего согласия на разведку нефтяных месторождений, которую я мог бы показать моим клиентам в синдикате? Тогда они почувствуют, что я добился для них чего-то осязаемого.

Дорлей Олдер улыбнулся.

— Вы и тактичны, и хитры, мистер Мейсон. Через несколько часов я пришлю вам такое письмо с посыльным. А пока вот вам записка с адресом, по которому, полагаю, можно увидеться с Кармен Монтеррей либо получить о ней какую-то информацию.

В заключение мне хотелось бы поблагодарить вас за вашу профессиональную корректность; могу вас заверить, что вы об этом не пожалеете. А сейчас, если позволите, я должен уйти, так как очень занят, но хочу, чтобы вы разобрались в сложившихся обстоятельствах, как только вплотную займетесь ими.

Олдер пожал руку Мейсону и удалился не обернувшись с тем же достоинством, что и накануне.

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит, потом на адрес, указанный в записке.

— Ну, Делла, — сказал он, — похоже, что сегодня мы с тобой обедаем в мексиканском ресторане.

— Ранний обед? — спросила она.

— Ранний обед, — сказал Мейсон, — а пока надо найти Пола Дрейка, отдать ему этот адрес, раскопать данные о внешности Кармен Монтеррей и поставить несколько его агентов наблюдать за рестораном.

— Вечер обещает быть интересным, — сказала Делла Стрит.

— Не сомневайся в этом, — усмехнулся Мейсон.

— А если ваша клиентка была так благодарна за то, что вы сделали для нее до вчерашнего вечера, — заметила Делла Стрит, — можно себе представить, как она чувствует себя сегодня.

— Да уж, конечно!

— Как мне кажется, — улыбнулась Делла Стрит, — при вашей следующей беседе с Дороти Феннер вам лучше бы иметь под рукой секретаря, чтобы стенографировать эту беседу. Долго ли ее продержат, как вы думаете?

Мейсон пожал плечами.

— Это зависит то того, выполнит ли она все мои наставления и не заговорит ли.

— А вдруг не выполнит?

— Тогда они могут задержать ее надолго.

— А если не заговорит?

— Отпустят, возможно, довольно быстро.

— А что, если она все-таки не выдержит и заговорит?

— Тогда они постараются вывернуть ее наизнанку, а ее высказывания и заявления используют против нее же.

— И что мы будем делать?

— Мы, — улыбнулся Мейсон, — приготовимся применить закон «Хабеас корпус» и, если Дороти Феннер до двух часов не даст о себе знать, поедем к судье Лан-кершиму, который, мне кажется, малый разумный. А это вынудит офис шерифа либо предъявить ей конкретные обвинения, либо отпустить ее.

— А если они решат предъявить обвинения?

— В таком случае, — усмехнулся Мейсон, — мы закинем свою удочку и насадим такую соблазнительную наживку, что они непременно клюнут на нее.

Глава 12

Пол Дрейк сказал:

— Ну, Перри, вот тебе и факты. Мы сделали все возможное, чтобы проследить, куда делась женщина, которая находилась в лечебнице Лос-Мерритос, и узнать, откуда она туда попала. Такая женщина действительно там была. Описание ее внешности совпадает с портретом Коррин Лансинг. Эта особа страдала амнезией, галлюцинациями, истерией и тем, что врачи называют маниакальным психозом. Она находилась там и в тот день, когда Минерва Дэнби писала то письмо. Она никогда не говорила врачам, кто она такая, так что они не могли идентифицировать ее личность. Ее содержали в южном крыле здания лечебницы, когда около четырех месяцев назад там случился страшный пожар. Почти половина больных сгорели живьем. Она оказалась одной из них.

— А труп? — спросил Мейсон. — Обнаружен ли труп?

— Обгорел до неузнаваемости, — сказал Дрейк. — Однако опознан по металлическому ярлычку.

— Осталась ли какая-то надежда, что это была не та женщина? Не могла произойти ошибка?

— Естественно, все это могло иметь место, возможно, это была не Коррин Лансинг, — сказал Дрейк. — Однако именно эта женщина содержалась в лечебнице и именно Минерва, как видно, опознала ее в день своей смерти.

— И никаких других следов не обнаружено? — спросил Мейсон.

— Нет. Мы ничем не можем подтвердить единственный факт, который дал бы нам определенный ответ. Ее подобрали на улице Лос-Анджелеса около двух часов ночи. И первый диагноз показал, что она была пьяна. Ее забрали- как алкоголичку, но затем перевели в психиатрическое отделение, а уже потом отправили в Лос-Мерритос.

— Это частное заведение?

— Совершенно верно. И вот что произошло дальше. Полиция, естественно, занялась розыском родных. Включили эту женщину и в список без вести пропавших и все такое… Одна особа, разыскивающая свою пропавшую сестру, откликнулась на объявление, так как описание внешности дало надежду, что, может быть, это ее сестра. Особу эту свозили в лечебницу посмотреть на больную, и она сказала, что это не ее сестра. Но, послушав бредовые разговоры женщины, пожалела ее и решила, что станет посылать деньги для особого ухода за нею. Заведующий лечебницей думал, конечно, что пожертвование будет переводиться в виде чека, однако деньги поступали всегда через посыльного, привозившего наличные. При них всегда была записка, в которой говорилось, что благотворительница желает оставаться неизвестной.

— Другими словами, — заключил Мейсон, — теперь уже нет никакой возможности определить, был ли найденный труп телом Коррин Лансинг или нет.

— Совершенно верно.

— Она похоронена? — спросил Мейсон.

Дрейк пожал плечами.

— Она была записана как «неопознанное тело». Ты знаешь, что происходит в таких случаях. Умерших передают в распоряжение штата для научных целей. Их хранят не более тридцати дней.

— А обгоревший труп, что стало с ним? — вспомнил адвокат.

— Как я понимаю, они передаются в распоряжение полицейских административных органов, занимающихся изучением признаков внезапных отравлений, насильственной смерти и тому подобных вещей.

— А как насчет письма в бутылке?

— Если полиция нашла его в письменном столе Ол-дера, то она, конечно, будет молчать — ни слова, ни намека. А что твоя клиентка?

— Ничего. Пару часов назад я заполнил бланк «Ха-беас корпус».

— Шериф считает, что у него имеются улики против нее, Перри. Между прочим, полиция, действуя по распоряжению шерифа, забрала ночного дежурного в отеле «Монаднок» и держит его как важного свидетеля. Но зачем бы он им понадобился, если бы не мог дать показания против Дороти Феннер?

— Будь они прокляты, Пол! — разъярился Мейсон. Да ведь Дороти находилась у себя в номере, когда было совершено преступление. Ее освободили из тюрьмы, и она прямо поехала к себе домой, в отель, где жила. Я сам довел ее до дверей. Я тебе скажу, зачем шерифу нужен этот клерк: он в состоянии доказать, что Джордж С. Олдер приходил к Дороти Феннер в ее номер в отеле «Монаднок». Но это и все, что они смогут доказать. Дороти Феннер уверяет меня, что она безвыходно находилась в своей комнате.

— И все-таки, Перри, — заметил Дрейк, — есть, на мой взгляд, что-то странное в том, как они вцепились в этого клерка.

— Именно это я и говорю, Пол! — закивал Мейсон. — Они вцепились в него потому, что хотят доказать, что Джордж Олдер приходил к Дороти Феннер. Мне все об этом известно. Он, как это положено, сунул клерку пять долларов, чтобы тот пропустил его в лифт без предварительного звонка в номер. И что? Ведь это еще ничего не доказывает!

— Ну а шериф, как видно, считает, что доказывает. Они наверняка нацелились на тебя, Перри.

— Ну и пусть, — угрюмо пробормотал Мейсон. — Промахнутся! Нашел ты, Пол, Пита Кадица, как собирался?

— Да. Он настоящий чистильщик пляжа, живет на парусной шлюпке. Тебе интересны его показания?

— Ни в коем случае! Оставь этого малого, Пол. Я не могу обнаружить интерес к нему, не выдав себя. Ведь предполагается, что мне ничего не известно про то письмо. Как ты думаешь, Пол, убийца Олдера не мог его взять?

— Об этом мне ничего не известно, Перри. Все, что я понял, — это то, что полиция работает рука об руку с шерифом, и все они чувствуют себя очень уверенно.

Мейсон нахмурился.

— Черт побери, Пол, они должны идти по ложному следу. Ты нашел Кармен Монтеррей?

— Она служит в ресторане «Монаднок» в качестве дамы, занимающей гостей, и одновременно штатной гадалки. Сегодня вечером она там будет, но где она пребывала весь сегодняшний день, никто, как видно, не знает. Мои ребята следят за этим местечком. Тебе нужны оттуда какие-нибудь особые сведения, Перри?

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Мы с Деллой собираемся пойти туда сегодня пообедать и разузнать кое-что о нашей судьбе.

— Надеюсь, вам повезет, — усмехнулся Дрейк. — Спроси у нее, Перри, что действительно есть у властей против твоей клиентки. Уверен, что они воображают, будто главный козырь у них в руках.

— Пусть пойдут с него, а мы его попробуем побить! — оптимистически заявил Мейсон.

Толстый мексиканец в сомбреро, с перекинутым через плечо плащом, улыбаясь заученно-добродушной улыбкой, играл на гитаре.

Он сидел перед входом в ресторан, куда вели несколько ступенек, спускавшихся в полуподвальное помещение, и улыбка на его лице давно превратилась в привычную судорогу усталых мышц, маску.

Мейсон под руку с Деллой Стрит, стараясь произвести впечатление развлекающейся парочки, на мгновение задержались перед рестораном. Потом они сошли по ступенькам в тускло освещенный зал, где все изображало стилизованный мексиканский быт.

Столы, покрытые клетчатыми красно-белыми скатертями, были расставлены вокруг танцевальной площадки размером не более пятнадцати квадратных футов.

На одном ее конце стоял микрофон, и четверо мужчин в плащах и сомбреро играли для пяти или шести танцующих пар. Из трех дюжин столиков была едва ли занята половина.

Официантка в мексиканском платье разносила кушанья и напитки. Гадалка переходила от стола к столу, заученно улыбаясь, похожая в этом отношении на одинокого гитариста, игравшего при входе.

Агент Пола Дрейка, проходя близко от Мейсона, тихо сказал:

— Она пришла минут пятнадцать назад.

— Гадалка?

— Совершенно верно! А вот входит ее тетка. Кабак принадлежит ей.

Крупная женщина, на которую едва заметно кивнул агент Дрейка, подошла к ним, приветливо улыбаясь и щуря хитрые, пытливые глаза.

— Это мой приятель, — сказал агент Дрейка. — А я сижу вон в том отдельном кабинете. Он со своей дамой присоединится ко мне.

— О, это оч-ч-ень приятно, — промурлыкала хозяйка. — Ваш друг, говорите?

— Да.

— О, это отлично! Он и сеньорита будут с вами? Я рада, что вы пришли к нам.

Мейсон прошел за агентом в отдельный кабинет и уселся за стол.

— Вам она уже погадала? — поинтересовался Мейсон.

— Нет, — ответил агент. — Она вошла сюда только с четверть часа назад, а Пол приказал нам быть в этом заведении, увидеть ее, разузнать о ней как можно больше и дождаться вас.

— Мы подождем немного, посмотрим, что делается вокруг.

— Если собираетесь заказать еду, — сказал агент Дрей-ка, — то лучшее, что у них есть, — это рис по-испански. А все остальное ужасно тяжелое. Когда знаешь, что такое настоящее мексиканское гостеприимство, вся эта дрянь, которой они здесь потчуют туристов, — просто ужас! Если заказываешь пиво, официант выжидает не меньше десяти минут, прежде чем придет взять пустую бутылку, давая вам понять, что ждет от вас повторного заказа… Вот на танцы посмотреть — это интересно.

Мейсон уселся и стал рассматривать четверых мексиканцев в сомбреро.

— Те две девушки, что танцуют с пожилыми мужчинами, — пояснил человек Дрейка, — по-видимому, подрабатывают здесь, занимая приезжих клиентов. Они не профессионалки, а, скорее всего, конторские служащие, и эта работа им не по душе. Мужчины же настроились на большой кутеж со всеми сопутствующими удовольствиями, держатся развязно и нахально. Девушкам хотелось бы поскорее покончить со всем этим, и они только беспокоятся, что будет, когда настанет время прощаться. Каждые двадцать минут они ныряют в дамскую комнату, чтобы посовещаться, как им удрать вовремя, без неприятных последствий, а в их отсутствие мужчины оживленно обсуждают, как они проведут время с этими девушками.

Обратите внимание вон на ту змееподобную девицу с высоким малым. Она внимательно следит за ситуацией с двумя загородными клиентами. Держу пари, в следующий раз, когда две девушки уйдут в дамскую комнату, она постарается привлечь к себе внимание своей манерой танцевать: можно подумать, что она старается залезть в пиджак своего партнера.

А теперь обратите внимание на малого, который привел сюда свою жену по случаю какого-то семейного торжества. Они танцуют столько, сколько не танцевали за все десять лет совместной жизни. Она получает удовольствие, но оба они к утру одеревенеют от переутомления, а завтра к вечеру в это время доктор свернет стетоскоп, с важным видом покачает головой и скажет малому: не следует забывать, что вам уже не тридцать пять, и весите вы уже на сорок фунтов больше, чем когда вас объявили лучшим танцором в колледже… Я очень люблю наблюдать публику в таких вот кабаках, как этот…

Официантка подала Мейсону меню.

— Принесите нам пива и немножко этих маленьких кукурузных штучек к нему, — попросил Мейсон. — А потом мы закажем что-нибудь посерьезнее.

Официантка принесла пиво и «чипсы», застыв в ожидании заказа. Мейсон уговорил Деллу попробовать рис по-испански и маисовую лепешку.

И вдруг Делла Стрит сказала:

— Она приближается, шеф.

Кармен Монтеррей, улыбаясь, подошла к столу.

— Не желаете ли узнать свою судьбу? — спросила она, изогнув брови, мельком посмотрев на мужчин, но задержав взгляд на Делле Стрит.

— О! — восторженно воскликнула девушка. — Это было бы… — Она не договорила и с опаской поглядела на Перри Мейсона.

Мейсон, продолжая разыгрывать роль, щедро разрешил:

— Ну конечно, конечно, дорогая. Если ты хочешь, — пожалуйста.

Делла Стрит сокрушенно произнесла:

— О, я не хотела… А это ничего?

— Конечно ничего! — кивнул Мейсон. Он дал Кармен Монтеррей три сложенные долларовые бумажки. — Вот, — сказал он, — предскажите ей счастливую судьбу.

Кармен Монтеррей сунула деньги в вырез блузки, села на свободное место напротив Деллы Стрит и попросила:

— Дайте вашу руку, мисс!

Несколько мгновений она изучала ладонь Деллы, потом сказала:

— Вы работаете. Вы занимаете очень важное положение… Разве нет?

— Зависит от того, что вы называете важным положением, — скромно сказала Делла.

— Вы любите вашу работу, — продолжала гадалка, — но, вероятно, это потому, что вы любите кого-то, имеющего отношение к вашей работе. — И гадалка подняла брови.

Делла Стрит, вдруг страшно смутившись, еле слышно произнесла:

— Ну, в конце концов…

Кармен Монтеррей многозначительно посмотрела на Перри Мейсона.

— О, — сказала она и быстро добавила: — Вы преданы вашей работе. Вероятно, потому, что человек, для которого вы работаете, — большой человек, благородный человек. Он внушает доверие.

Мейсон не спеша вынул еще одну долларовую бумажку и дал ее Кармен Монтеррей.

— Вы отлично работаете, — сказал он.

На ее щеках заиграли ямочки, когда она с улыбкой добавила этот доллар к ранее спрятанным на груди.

— Вы много работаете, — продолжала она, — долгие часы, но вы чувствуете себя частью вашей любимой работы. А такая любовь приносит свои плоды — разве нет?..

Делла Стрит силилась что-то сказать, но гадалка продолжала.

— Прекрасные плоды! — восхитилась Кармен Монтеррей. — Красивые плоды. Сперва появятся цветы, потом и плоды… Бывают времена, когда вам хотелось бы отдохнуть, уйти от дел, но вы не хотите оставлять вашу работу. Долгое время вы были одиноки в мире. Ваша мать умерла, когда вы были еще юны, а ваш отец… Возможно, до того, как ваша мать умерла, произошел разрыв, и ваша мать умерла от разбитого сердца… Нет? И это обстоятельство произвело на вас неизгладимое впечатление. Вы узнали, что, когда женщина отдает кому-то свое сердце, она отдает все… Возможно…

Делла Стрит вдруг резко отдернула руку.

— Хватит! — нервно засмеялась девушка. — Хватит!

Кармен Монтеррей понимающе посмотрела на нее.

— Будущее, — сказала она, — возможно, определяется прошлым. Корабль, который не покидает порт, потому что боится штормов, не может привезти обратно богатый груз — разве не так?

— Так, — согласилась Делла Стрит.

Кармен Монтеррей взглянула на Перри Мейсона, потянулась было за его рукой, но вместо этого внезапно обратилась к Гарри Фрэнку:

— Желаете ли вы узнать свою судьбу? Нет?

— Нет, — коротко, но выразительно ответил Фрэнк.

— По-моему, вы очень хорошая гадалка, мисс… — похвалил Мейсон.

— Кармен, — сказала она. — Называйте меня Кармен.

— Очень хорошая.

— Я всегда была медиумом. И могу предвидеть и предсказывать… Иногда по линии руки…

— Вы в самом деле верите в то, что говорите?

Она пожала плечами и рассмеялась:

— Как я могу знать, во что я верю? Когда чему-нибудь веришь, это становится частью тебя. Знаю только, что когда беру руку человека, то чувствую, как в меня что-то входит. Это перетекает из руки в мою кровь, в мой мозг, и я чувствую, как ко мне приходит внутреннее зрение. Я смотрю на линию руки, я держу эту руку в своих, но идеи формируются в моем мозгу. Вы это называете искусством медиума — разве нет?

— Наверное, так, — с сомнением произнес Мейсон. — Вы родились здесь, в этих местах?

Она отрицательно покачала головой.

— Я родилась в Мексике.

— Вы мудрая, — сказал Мейсон. — Вы много путешествовали, — нет?

Она засмеялась:

— Вы уже переняли мексиканский обычай заканчивать фразу вопросом. Моя тетка смеется надо мной, а сама тоже так говорит. Мы говорим в конце фразы «нет», вкладывая в это вопрос, хотя ответ должен бъ^ь «да», но мы говорим «нет», чтобы другому было легче отвечать.

— Где вы получили образование? — спросил Мейсон.

— Я путешествовала, — немного печально ответила она.

— По Европе?

— Нет.

— По Южной Америке?

Она кивнула.

— Мне всегда хотелось побывать в Южной Америке. Скажите, там красиво? — спросил Мейсон.

— О, сеньор! — восхитилась Кармен, закатив глаза, — там необыкновенно красиво!

— Вы давно там были?

— Я только что вернулась оттуда.

— Вот как!

— Моя способность предсказывать служит другим, а свою судьбу я не могу увидеть столь же ясно. Моя больная подруга исчезла, и никто не знает, куда она делась. Некоторые говорят, что она, должно быть, умерла. Но они не могут сказать, когда и каким образом она умерла. И я должна признаться, что и я тоже не знаю.

Иногда я чувствую, что она жива и очень близко, а иногда, — что она умерла и далеко. Это странно. Перед смертью у нее было огромное потрясение… Но что это я все о себе… Поговорим лучше о вас. У вас много талантов, вы обладаете качествами, которым завидуют другие, но вы теперь в очень большой опасности — н. ет?

— Нет, — с улыбкой сказал Мейсон.

— О, а я думаю, что да. Думаю, что даже сейчас вы в опасности, может быть, поэтому и не хотите знать свою судьбу? Нет?

Мейсон откинул голову и снова рассмеялся:

— Ваша манера продавать товар очаровательна, мисс Кармен! Разумеется, я хочу знать мою судьбу.

Она взяла его руку в свою, секунду подержала.

И вдруг Фрэнк кашлянул, предупреждая, поймал взгляд Мейсона и сделал незаметный жест.

Мейсон поднял глаза и увидел двух широкоплечих, настороженных, агрессивно-напористых мужчин, вошедших в ресторан.

Мексиканка, которой принадлежал кабачок, подошла к ним с радушной улыбкой, но, увидев печать официальности на их лицах, сразу будто сникла.

Один из мужчин что-то сказал вполголоса.

Женщина показала рукой по направлению к отдельному кабинету.

Двое мужчин подошли, один отогнул лацкан пиджака и показал звезду.

— О’кей, Кармен, — сказал он, — хватит с тебя! Собирай вещи. Пойдешь с нами. Тебе кто-то хочет задать несколько вопросов.

Он равнодушно посмотрел на Мейсона.

— Простите, что нарушаю вашу компанию, мистер, — и положил руку на плечо женщины.

— Пошли, Кармен! — позвал он.

— Но я не понимаю…

— Не важно, пойдем!

Хозяйка ресторана была явно обеспокоена.

— Пожалуйста, Кармен, скорей, — торопила она, потом быстро затараторила по-испански, и Кармен засуетилась.

— Ну, — сказал Мейсон, когда мужчины проводили девушку к машине, — с меня довольно! Позвоню Полу Дрейку и спрошу, не знает ли он чего-нибудь относительно всего этого.

Он вошел в телефонную кабину, набрал номер офиса Дрейка и, когда детектив ответил, сообщил:

— Они только что взяли Кармен, Пол. Ты что-нибудь в этом понимаешь?

— Мне ничего не известно наверняка, Перри, но я полагаю, что то письмо в бутылке находится в руках властей, и они намерены провести по нему расследование. Однако у меня есть и другие новости. Кармен тебе гадала?

— Да.

— Ну и как?

— Очень здорово, Пол! Она настоящий медиум.

— Она тебе хорошо нагадала?

— Хорошо-то хорошо, но не до конца. Ее прервали.

— Если предсказала хорошее, — сказал Пол, — она неважный медиум. Только что сообщили, что у шерифа в руках бесспорное обвинение против Дороти Феннер и что он готов доказать, что именно ты был тем сообщником, который ждал ее в каноэ, когда она в субботу вечером проникла в дом Джорджа Олдера, чтобы похитить вещественное доказательство.

Глава 14

— Подсудимая имеет право отвести не удовлетворяющий ее состав жюри присяжных, — объявил судья Кэри. Перри Мейсон встал, учтиво поклонился.

— Мы совершенно удовлетворены имеющимся составом, ваша честь.

Судья Кэри взглянул на обвинителя.

Клод Глостер, окружной прокурор; широким жестом выразил одобрение:

— Приведите жюри к присяге.

Жюри, в составе семи мужчин и пяти женщин, встало со своих мест, подняло правые руки и поклялось честно и беспристрастно рассматривать дело, вынести справедливый приговор по иску народа штата Калифорния к подсудимой Дороти Феннер.

Клод Глостер, обвинитель, сделал краткое вступительное заявление, в котором выразил готовность доказать, что обвиняемая, Дороти Феннер, с заранее обдуманным намерением убила Джорджа С. Олдера в его доме, находящемся на берегу залива, на территории, известной как «Остров Олдера». Что смерть наступила в результате выстрела из револьвера. Что пуля проникла в затылок, затронула главную артерию и раздробила позвоночник — жертва упала на ходу, ожидая прихода обвиняемой. Олдер запер собаку, которая в последние несколько месяцев была его неразлучным компаньоном, чтобы обвиняемая могла прийти в дом, не боясь ее. Обвиняемая убила свою жертву одним выстрелом из револьвера 38-го калибра, выбежала через заднюю дверь на берег, где оставила каноэ или какую-нибудь другую небольшую лодку, приплыла на веслах к своей яхте, переоделась, дошла до причала и возвратилась в номер своего отеля…

Вступительное слово было более чем кратким. Закончив, обвинитель сел. Мейсон отказался от вступительного слова, и окружной прокурор вызвал первого свидетеля.

Судебно-медицинский эксперт констатировал, блеснув знанием технической терминологии, факт смерти и ее причину.

Клод Глостер, осторожный, опасный противник в суде, блестяще владеющий логикой, задал несколько вопросов, чтобы обратить внимание именно на те пункты, которые ему были нужны, а затем прекратил допрос.

— Вы желаете, — любезно обратился он к адвокату, — топросить свидетеля, мистер Мейсон?

— У меня только один вопрос, — ответил тот.

— Прошу вас, спрашивайте.

— Благодарю. Доктор, когда вы осматривали труп, вы определили причину смерти?

— Да, сэр.

— Вы упомянули, что смерть наступила в результате выстрела пулей тридцать восьмого калибра?

— Да, сэр.

— Эта пуля была потом найдена?

— Нет, сэр, пуля не была найдена.

— В таком случае, откуда вам известен калибр?

— Отчасти по размеру раны, отчасти из заключения, сделанного мною: под трупом лежал револьвер, из которого и был сделан смертельный выстрел.

— Если вы не нашли пулю, как вы могли определить, что смертельный выстрел был сделан из револьвера, который вы обнаружили лежащим под трупом?

— Потому что выстрел из него был сделан недавно, потому что не было никакого иного места, куда могла бы уйти эта пуля, и потому что револьвер был тридцать восьмого калибра.

— Понятно. Значит, вы определили, что смертельная пуля была тридцать восьмого калибра, потому что револьвер был найден под трупом; и вы знаете, что это — то самое оружие, из которого был сделан выстрел, потому что оно тридцать восьмого калибра. Правильно я вас понял?

— Когда вы сказанное мною сформулировали таким образом, это прозвучало как нелепость.

— В таком случае, сэр, выразите ваши умозаключения как-нибудь иначе, чтобы они не производили впечатления нелепости.

— Ну… размер раны.

— Разве вам не известно, доктор, что пуля оставляет отверстие в теле меньше, чем калибр орудия?

— Как же может входное отверстие раны оказаться меньше, чем калибр пули?

— Благодаря эластичности кожи, — объяснил Мейсон.

— Ну, все равно, это была пуля тридцать восьмого калибра. Я в этом уверен и на этом настаиваю.

— Но та часть вашего показания, где вы утверждаете, что тот револьвер был орудием убийства, является плодом вашего умозаключения, и только?

— Это мнение специалиста.

— Мнение специалиста, основанное на чистом умозаключении, доктор?

— Ну да, если хотите.

— У меня все, — сказал Мейсон.

После принесения присяги топограф предъявил суду карту и план имения Олдера. Затем был допрошен полицейский, показавший, что он был вызван на место происшествия телефонным звонком одного из соседей, а тот в свою очередь был разбужен пронзительными криками одной из горничных, вернувшейся из кино и нашедшей своего хозяина Джорджа Олдера уже бездыханным, лежавшим на полу кабинета. Полицейский описал окружающую обстановку, сказал, что с того момента, как он пришел на место происшествия, он оставался на посту, что поручил другим позвонить шерифу и уведомить следователя. Свидетель дождался следователя на месте. Он присутствовал при фотографировании и опознал ряд снимков, запечатлевших мертвое тело и состояние окружавших убитого вещей.

— Задавайте вопросы, — спокойно и небрежно бросил Глостер.

— Собака была, значит, заперта в соседней комнате? — спросил Мейсон.

— Это была не соседняя комната, нечто вроде… чулана, что ли, с вентилятором и окном под потолком. Окно было так высоко, что собака не могла до него дотянуться.

— Кто выпустил собаку?

— Ну… после того как прибыло подкрепление, мы вроде как выпустили ее все вместе.

— И что произошло?

Полицейский сказал:

— Мы попытались приоткрыть дверь, чтобы, когда пес высунет голову, накинуть ему на шею поводок.

— Удалось вам это сделать?

Полицейский усмехнулся:

— Этот пес был как пуля. Мы только-только приоткрыли дверь, как он выскочил, вырвал поводок из рук человека, который пытался его удержать, и словно молния помчался вон из дома.

— Куда он побежал?

— Последнее, что я успел увидеть, это то, как он пробежал по комнате, рванулся вниз по боковой лестнице, а поводок тащился за ним.

— Вы выбежали следом?

— Да, сэр.

— И где же он был?

Свидетель усмехнулся.

— Он скрылся из виду.

Эти слова полицейского вызвали смех в зале.

— Вам известно, куда побежала собака?.

— Только со слов других, сэр, а сам я не видел.

— Во дворе пса не было видно?

— Нет, сэр.

— Вы наверняка знаете, что его не было на заднем дворе?

— Он, как видно, обежал вокруг дома и пытался проникнуть через калитку на улицу. Но я не — знаю точно, не могу поклясться, что дело было именно так, потому что, когда я обошел переднюю часть дома, горничная, которая выбежала через парадный ход, держала его на привязи, на поводке.

— Пыталась ли собака кусаться?

— Пес позволил горничной держать его за поводок.

— Это была та самая горничная, которая обнаружила труп хозяина?

— Да, сэр, та самая.

— А где теперь находится собака?

— О, ваша честь, — перебил Глостер. — Вы неправильно ведете перафестный допрос. Это совершенно побоч-ное обстоятельство, не связанное с исходом дела.

— Но, если свидетель знает, пусть ответит на этот вопрос, — разрешил судья. — Я не вижу, чтобы это было особенно важным, но я хочу предоставить защитнику более широкие возможности в проведении перекрестного допроса.

— Но, ваша честь, вопрос о том, где сейчас находится собака, уводит следствие далеко в сторону, — вежливо возразил Глостер. — Я считаю важным лишь то обстоятельство, что покойный запер собаку в этом чулане, чтобы посетитель, которого он ожидал, не был потревожен ею. Мы готовы доказать, что это обыкновенно происходило в подобных случаях. Как только кто-то должен был приехать в дом, то есть любой по-.

сторонний человек, собаку либо запирали, либо держали на привязи. Но вопрос, где собака находится теперь, — это, конечно, выходит далеко за пределы слушания данного дела.

Мейсон с вежливой улыбкой согласился.

— Ну хорошо, если это так несущественно, почему бы не позволить мне узнать, где все-таки находится собака?

— Потому что нет надобности загромождать протокол множеством посторонних, не относящихся к делу деталей.

— Согласен, но пусть для моего личного сведения мне скажут, где теперь находится собака.

Глостер в нетерпении покачал головой.

Судья Кэри начинал проявлять признаки живейшего интереса:

— Я считаю, что защита имеет право знать это, — высказал он свое мнение, которое считалось непреложным.

— Ваша честь, — теряя терпение, сказал Глостер, — я хочу иметь все улики для справедливого решения дела, в свою очередь, решение должно ограничиться ответом на вопрос: кто убил Джорджа С. Олдера. Если мы начнем вводить в дело собак и спрашивать, где теперь собака, что собака ест, как собака себя чувствует и скорбит ли по своему покойному хозяину, и…

— Но защитник не спрашивал про собачью диету! Он интересовался, где теперь находится эта собака, — уточнил судья Кэри, — и я считаю, что он имеет право это знать. Отвечайте на вопрос, свидетель.

— Я не знаю, — сказал полицейский. — Я полагаю, что ее отдали в какой-то собачий приют. Это последнее, что я слышал.

— Вы знаете фамилию хозяина этого приюта, мистер Глостер? — довольно грозным тоном осведомился судья Кэри.

— Нет, ваша честь, этим вопросом занимался шериф.

— Ладно, узнайте у него и доложите мне, — распорядился судья Кэри. — Считаю, что мы имеем право знать, где находится собака. Есть еще вопросы, мистер Мейсон?

— Да, относительно чулана, где содержалась собака, — сказал Мейсон. — Вы говорили, что помещение было оборудовано специально для животного?

— Нет, сэр, я не говорил этого. По-моему, это был обыкновенный чулан с вентилятором. Ведь собаку держали в нем не постоянно, там была ее постель, миска с водой, а внутренняя сторона двери оказалась вся исцарапана, когда пес пытался вырваться оттуда в день совершения преступления. Он даже повредил себе коготь.

— Вы обратили внимание, что у пса оторван коготь? — спросил Мейсон.

— Я не видел оторванного когтя, но можно было понять, что он сорван, потому что на внутренней стороне двери были ясно видны три кровавые полоски, где его лапа скребла по дереву, а на полу чулана осталась пара кровавых пятен, несколько смазанных. Если спросите меня, я скажу, что преступно было оставлять собаку запертой в помещении, обшитом деревянной панелью, как там. Внутреннюю сторону двери следовало обшить мягким куском дерева, тогда собака не сорвала бы коготь о панель.

— А прежде он когда-нибудь скребся в дверь? — неожиданно задал вопрос Мейсон.

— Ну, надо отдать справедливость хозяину, царапины были совсем свежие. Полагаю, что… Виноват, я забыл, что не могу высказывать свое мнение.

— Продолжайте, продолжайте, ничего, — одобряюще кивнул ему Мейсон. — Я не возражаю. Как видно по всему, ваше мнение более обоснованно, чем заключение экспертов.

Свидетель ухмыльнулся.

— Так вот, царапины на двери были совсем свежими. Я обратил на это внимание других, когда мы открыли дверь и собака выбежала из чулана. Очевидно, пес был дисциплинированный и приученный оставаться спокойно в чулане. Но когда он услышал выстрел, а до этого, полагаю, и ссору, то он… словом, ему так хотелось вырваться оттуда, что он сорвал коготь о грубую обшивку. Я любитель собак, и меня всегда возмущает, когда я вижу животное, страдающее из-за небрежности человека.

— У собаки было сорвано больше одного когтя? — спросил Мейсон.

— Я бы сказал, только один.

— И ни одной несвежей царапины на двери?

— Нет, сэр. Между прочим, я спрашивал у слуг про это, но боюсь, что их слова не могут служить свидетельством для суда.

— Другими словами, — тотчас догадался Мейсон, — вы пытались доказать, что — по крайней мере, по вашему убеждению, — выстрелу предшествовала ссора. Так?

— Да, сэр.

— Вы так и сказали вашим товарищам?

— Да, сэр.

— В таком случае, раз уж мы заговорили о предположениях, как вы полагаете, каким образом убийца мог завладеть револьвером Олдера?

— Должно быть, он лежал на письменном столе, или, возможно, молодая женщина…

— О, ваша честь! — запротестовал Глостер.

— Все это, разумеется, не является уликами, — провозгласил судья Кэри. — Советник может спрашивать про эти факты, но это не улики.

— Нет, почему же? Это совершенно то же самое, что и остальные факты дела, — возразил Мейсон.

— Думаю, нам следует воздержаться от дискуссии, мистер Мейсон.

— Справедливо, ваша честь.

— Это все, — объявил Глостер. — Моим следующим свидетелем будет шериф графства, Леонард С. Кедди.

Шериф, высокий, коренастый, медлительный субъект, принес присягу, расположился на свидетельском месте и назвал свою фамилию, адрес и род занятий.

— Вы были вызваны в резиденцию Джорджа С. Олдера на «Острове Олдера» в ночь на третье августа?

— Да, был, сэр.

— И что вы там обнаружили, шериф?

— Когда я приехад, там уже были люди, прибывшие туда некоторое время назад. Я организовал обыск, осмотрелся. Мы обнаружили, что с пристани пропала лодка, одна из маленьких лодочек, и предположили, что в ней мог скрыться убийца. На пристани был установлен сигнал тревоги, но тот-, кто был знаком с его устройством, знал, что его можно отключить только со стороны берега, и тогда он бездействовал около трех минут, но потом опять включался. Я занялся той частью расследования, которая включала розыск лодки.

— И вы нашли ее?

— Да, сэр, нашел.

— Где?

— Она плавала в заливе.

— Можете нам показать на этой карте, хотя бы приблизительно, точку, где вы нашли эту лодку?

— Да, сэр, могу. Она была как раз вот здесь, — где я сейчас поставлю карандашом крестик.

— Лодка была найдена в вашем присутствии?

— Да, сэр.

— А вы не заметили ничего особенного в этой лодке?

— Она была свежепокрашена зеленой краской.

— Вы производили расследование относительно яхты под названием «Китти-Кей», принадлежащей обвиняемой?

— Да, сэр.

— Что именно вы обследовали?

— Место, где на боку яхты было пятно размазанной зеленой краски.

— А что вы сделали с этой зеленой размазанной краской?

— Я проследил, чтобы ее сняли и отправили на химический анализ в лабораторию для сравнения с зеленой краской, которой была выкрашена та лодка, которую мы обнаружили дрейфующей в заливе и которую мы впоследствии опознали как лодку, принадлежавшую Джорджу С. Олдеру.

— Что еще вы делали? — спросил Глостер.

— Да вот, — медленно протянул шериф, — мы подумали, что если кто-то прыгнул второпях ночью в лодку, так он мог уронить что-нибудь… На всякий случай я захватил с собой подводный бинокль и стал просматривать дно залива, где был пришвартован небольшой скиф.

— И нашли что-нибудь? — спросил Глостер, бросив на зал торжествующий взгляд.

— Да, сэр.

— Что именно?

— Женский кошелек.

— А где сейчас этот кошелек?

— Он хранится у меня, — сказал шериф.

— Будьте любезны предъявить его суду.

Шериф открыл сумку, достал плотный конверт, запечатанный красным сургучом и покрытый многими подписями, и протянул судье.

— Он тут, в этом конверте.

— Ну-с, а вы произвели инвентаризацию содержимого этого кошелька?

— Да, сэр, произвел.

— А где предметы, находившиеся в кошельке?

— Они у меня, сэр, во втором конверте.

— Эти конверты, как я вижу, запечатаны и на них имеются подписи?

— Да, сэр.

— Чьи это подписи?

— Я написал свою фамилию на конверте, в котором был запечатан кошелек. Так же поступили и другие полицейские, присутствовавшие при этой процедуре.

— А содержимое кошелька?

— Оно было помещено в другой конверт, и эти подписи тоже сделаны свидетелями.

— А ваша подпись есть на обоих конвертах?

— Да, сэр, на обоих.

— А вы уверены, что печати с тех пор оставались нетронутыми?

— Да, сэр, уверен.

— Моя подпись тоже, я полагаю, там имеется? — улыбнулся Клод Глостер.

— Да, сэр.

— Я взгляну на них, а затем попрошу передать конверты членам жюри присяжных, чтобы каждый из них мог лично убедиться, что печати остались нетронутыми.

— Есть возражения относительно порядка процедуры? — спросил Мейсона судья Кэри.

— Никаких, ваша честь.

Конверты прошли через руки членов жюри, потом встал окружной прокурор.

— Теперь я прошу вскрыть эти конверты и находящиеся в них предметы приобщить к вещественным доказательствам. Одним вещественным доказательством будет кошелек, другим — его содержимое.

— Ваша честь, я бы хотел возразить, — сказал Мейсон. — В связи с моим возражением я прошу разрешить мне допросить свидетеля в порядке перекрестного допроса.

— Пожалуйста, приступайте!

— С помощью подводного бинокля вы увидели этот кошелек, лежавший на дне залива? — спросил Мейсон, повернувшись к шерифу.

— Да, сэр, я подсвечивал электрическим карманным фонариком.

— Дно было цесчаное или илистое?

— В том месте песчаное. Белый песок. Кошелек был очень заметен на нем.

— Вот именно, — согласился адвокат. И этот кошелек лежал там, где вы могли разглядеть его через бинокль, лежа вниз лицом на небольшом причале?

— Да, сэр.

— Значит, кошелек лежал очень близко к причалу?

— Да, сэр.

— Где его мог уронить кто-нибудь, стоя на причале?

— Где его могла уронить с причала женщина, прыгнувшая с него в лодку, что наиболее вероятно в данной ситуации.

— Отвечайте только на мой вопрос, шериф, — попросил Мейсон. — Кошелек лежал на дне, куда его могла уронить особа, стоявшая на причале?

— Полагаю, что так, но в таком случае женщина, конечно, знала бы, что она уронила его, и…

— Вот именно, — перебил шерифа Мейсон. — Я вижу, вам непременно хочется отстоять вашу точку зрения, так что ладно, согласимся с вами. Но факт остается фактом: кошелек мог быть брошен в воду и кем-нибудь еще, стоявшим на причале?

— Ну да, конечно мог.

— Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И что вы затем сделали?

— Достал его.

— Как?

— Войдя за ним в воду.

— Какова там глубина?

— Футов шесть-семь.

— А кто пошел за ним? Вы сами?

— Нет, один из моих выборных депутатов.

— О! — улыбнулся Мейсон. — Вы увидели кошелек, а доставать его послали одного из депутатов?

— Он один из лучших наших пловцов.

— И он вытащил кошелек?

— Да.

— А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?

— Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, что если вы взглянете на…

— Шериф, — резко перебил его Мейсон, — я настаиваю, чтобы вы отвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас я говорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?

— Нет, сэр.

— Он просто лежал там, на песке?

— Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долго на песчаном дне.

— Почему, шериф?

— Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы и отливы…

— Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком? Помните, вы даете показания под присягой, шериф.

— Да я, право… я не знаю…

— Я так и думал, что вы не знаете, — улыбнувшись, сказал Мейсон. — Ну, а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошелька нельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать, что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, до убийства.

— Вы сейчас говорите о кошельке?

— О кошельке, — кивнул Мейсон.

— Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен, что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…

— Сейчас я говорю только о кошельке, — сказал Мейсон.

— Очень хорошо, о кошельке, — согласился шериф.

— Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог быть брошен в воду в субботу вечером?

— Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.

— Ну вам известно что-нибудь относительно того, что в субботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?

— Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.

— Ну, хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этом инциденте?

— Ваша честь, — перебил Глостер, — я возражаю против показаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.

— Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Но я думал, что вы, возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так что предъявляйте их сейчас.

— Я намерен предъявить только те факты, — сказал Глостер, — которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуют какие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.

— Очень хорошо! — Нахмурив брови, Мейсон на секунду задумался. — Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.

Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:

— Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.

— Содержимое? — переспросил Мейсон.

— Когда мы заглянули в кошелек, — пояснил шериф, — мы нашли в нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в «Экспрессе» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…

— Минутку, шериф! — перебил его Мейсон. — Сама вырезка и есть наилучшее вещественное доказательство, а не ваши воспоминания о ее содержании.

— Очень хорошо, согласен. Вырезка находится здесь.

Мейсон на мгновение заколебался, быстро обдумывая ситуацию, потом сказал:

— Ваша честь, я возражаю против приобщения к уликам и самого кошелька на том основании, что нет определенных данных, указывающих на время, когда он был брошен в воду, и его содержимого на том основании, что они не имеют отношения к делу, неуместны и несущественны, если только, разумеется; среди них нет какого-либо предмета, указывающего на владельца этого кошелька. Особенно я возражаю против оглашения этой газетной вырезки, как и любой другой, ибо возможно, что обвинение воспользуется этим, дабы посеять предубеждение в умах жюри против моей подзащитной.

— Ваша честь, — заметил Глостер, — если содержимое кошелька существенно и важно — а мы настаиваем, что это именно так, — и если в нем содержатся улики, которые защита стремится скрыть от членов жюри, то, конечно, возражение защитника не должно повлиять на решение суда о приобщении кошелька и его содержимого к вещественным доказательствам.

— Дайте мне взглянуть на содержимое, — попросил судья Кэри.

Шериф подал ему конверт.

Судья запустил руку в конверт, пошарил в нем, потом вытряхнул содержимое на свой стол, тщательно перебрал все предметы и, казалось, особенно заинтересовался именно газетной вырезкой.

— Эта вырезка из «Экспресса»? — спросил он.

— Утренний выпуск за третье число, — пояснил Глостер.

— В таком случае это кажется существенным. Конечно, суд позволит приобщить ее к вещественным доказательствам только с целью подтвердить дату, когда кошелек мог быть обронен в воду. Но содержание этой вырезки не будет рассматриваться как улика или вещественное доказательство. То есть какие бы вопросы ни рассматривались в этой вырезке, они не могут составлять часть улик в этом деле, и членам жюри будет предложено принять во внимание наличие этой газетной вырезки лишь для уточнения времени.

Мейсон сказал:

— Ваша честь, вы понимаете, что, имея в виду лишь содержание этой газетной вырезки, будет совершенно невозможно для любого человека выполнить рекомендацию суда об ограничении внимания только датой.

— Ну что ж, — сказал судья Кэри, — суд дает инструкции, а уж выполнение их лежит на совести каждого из членов жюри.

— Если мы собираемся рассмотреть, — сказал Мейсон, — обстоятельства, сопутствующие данной части обвинения, предъявленного моей клиентке, не лучше ли было бы предъявить также все имеющиеся у обвинения факты и занести в протокол судебного заседания все, что произошло в связи с обвинением.

— Я не хочу, чтобы это было сделано, — возразил Глостер. — Я предъявляю обвинение, а если подсудимая пожелает сослаться со своей стороны на какие-либо оправдывающие ее обстоятельства, это ее право… при условии, если предъявляемые ею факты будут уместны. Но то, что сейчас просит защита, повторяю, я считаю неуместным. Мы здесь слушаем дело об убийстве, а не об ограблении, имевшем место несколько раньше. При помощи этой газетной вырезки мы хотим только установить, когда кошелек был обронен в воду.

— В таком случае, о’кей, — сказал Мейсон. — Я согласен, чтобы в протокол было занесено, что в этом кошельке находилась вырезка из газеты, вышедшей в день убийства, а свидетелю обвинения нет надобности оглашать содержание этой газетной вырезки или приобщать ее к вещественным доказательствам.

— Я не нуждаюсь в вашем согласии, — возразил Глостер. — И хочу, чтобы жюри ознакомилось с этой вырезкой.

— Вот видите, ваша честь, — сказал Мейсон. — Шерифу нужно, чтобы члены жюри прочитали эту вырезку и были настроены предубежденно в отношении моей клиентки. А весь этот разговор относительно цели, ради которой вырезка должна быть приобщена к вещественным доказательствам, совершенно бессмыслен.

— Вопрос о дате здесь чрезвычайно важен, — сказал судья Кэри. — Если это вырезка из газеты, которая не появлялась в продаже ранее полудня, а кошелек был найден вечером третьего числа, вскоре после того, как было совершенно убийство, то суд не видит иного выхода, кроме как позволить приобщить ее к вещественным доказательствам, но ограничить ее использование только рамками доказательства элемента времени… если советник обвинения пожелает принять ваше предложение, но, по-видимому, советник этого делать не желает.

— Очень хорошо, ваша честь! — согласился Мейсон. — Но у меня есть несколько дополнительных вопросов относительно самого кошелька.

— Спрашивайте.

— Шериф, вы показали, что, когда этот кошелек был извлечен со дна залива, он был положен в конверт и опечатан. Содержимое было вложено в другой конверт, и этот конверт был также опечатан.

— Да сэр.

— И некоторые из присутствовавших написали на конвертах свои фамилии?

— Совершенно верно.

— А затем конверты были опечатаны?

— Да, сэр.

— Когда это было сделано?

— Почти немедленно после того, как кошелек был извлечен из воды.

— Что вы имеете в виду, говоря «почти немедленно»?

— Ну, через очень короткое время.

— Что вы называете «очень коротким временем»?

— Я не могу выразиться точнее. *

— Через час?

— Я бы сказал, мистер Мейсон, почти сразу же. Я не могу определить время с точностью до минуты.

— Конечно не можете, — сказал Мейсон. — Вы предпочли бы сказать об этом в общих чертах. Не правда ли?

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы просто не осмеливаетесь связать это с каким-либо определенным периодом времени.

— Это не так! — покраснел шериф. — Мистер Мейсон, не в том дело! В тот вечер у меня было очень много забот, и все, что я могу сказать, — это то, что почти сразу после того, как кошелек был извлечен из воды, я положил его в конверт и опечатал. Естественно, я не следил за этим по секундомеру.

Глостер позволил себе довольно громко усмехнуться и посмотрел, как это приняли члены жюри. Одна-две ответных улыбки убедили его, что он поступает правильно и жюри его одобряет.

— Я обратил внимание, — сказал Мейсон, — что некоторые подписи сделаны карандашом, другие — чернилами, шериф.

— Совершенно верно. Я расписался чернилами. А некоторые — карандашом.

— Все подписи сделаны в одно и то же время?

— Все сделаны в одно и то же время.

— Почти сразу после того, как кошелек был извлечен?

— Почти сразу после того, как кошелек был извлечен.

— Ну, а можете вы мне сказать, как были сделаны эти подписи? — спросил Мейсон.

— Ну как они всегда делаются? Человек подписывает свою фамилию, — с раздражением ответил шериф.

— О, ваша честь, — сказал Глостер. — Этот допрос слишком далеко отклонился от существа дела. По-видимому, защитник просто тянет время.

— Мне кажется, мистер Мейсон, вы уже исчерпали все возможности данной ситуации, — бесстрастно заметил судья Кэри.

— Если ваша честь еще немного потерпит, — ответил Мейсон, — я готов доказать одно очень лажное обстоятельство.

— Ну хорошо, продолжайте.

Мейсон взял конверт, положил в него кошелек, затем накрыл конверт листком бумаги.

— Теперь подпишите вашу фамилию, — попросил он шерифа.

— Для чего это?

— Просто я хочу сравнить ваши подписи.

Шериф достал из кармана авторучку, положил конверт на колени и стал писать свою фамилию на листке бумаги. Потом нахмурил брови, отодвинул конверт в сторону, а бумагу положил на стол судьи.

— Нет, нет! — сказал Мейсон. — Держите бумагу над конвертом!

Шериф написал свою фамилию.

Мейсон взял бумагу.

— Благодарю вас, шериф, — сказал он. Потом, взяв еще один лист бумаги, положил его на стол судьи и сказал: — Теперь, пожалуйста, напишите вашу фамилию еще раз на этом листке бумаги.

— Не понимаю, зачем! — прорычал шериф.

— Просто для того, чтобы сравнить подписи, — объяснил Мейсон.

Шериф с явной неохотой написал свою фамилию и вернулся на место свидетеля.

— Совершенно так, как я думал, — сказал Мейсон.

— Что такое? — сердито спросил шериф.

— Вы можете сами посмотреть, — сказал Мейсон, — сравнив эти подписи. И должны признать, что ваша подпись, сделанная, когда кошелек лежал в конверте, не такая, как подпись на пустом конверте.

— Ну конечно, кошелек мне мешал. Невозможно писать, когда под бумагой, на которой вы пишете, лежит предмет, который выпирает во все стороны.

— Вот именно! — согласился Мейсон. — Это физически невозможно! Поэтому-то ваша подпись на конверте сходна с той, что вы сделали на бумаге, когда она лежала на столе судьи.

— Ну и зачем вы меня заставили все это проделать? — спросил разъяренный шериф.

— А вот зачем! — Мейсон показал на подпись шерифа на конверте. — Вы видите, что ваша подпись и все остальные на конверте выглядят превосходно. Просто не может быть, чтобы они были сделаны в то время, когда кошелек находился в конверте. Более того, шериф, я обращаю ваше внимание на тот факт, что, когда кошелек вынули из воды, он, конечно, промок насквозь. И не может быть, чтобы в таком состоянии его положили в конверт почти в тот самый момент, когда к нему прикоснулась авторучка. Так вот, можете ли вы объяснить суду и членам жюри появление этих превосходно сделанных подписей?

— Ну конечно, — кивнул шериф. — Мы вообще не смогли бы подписать наши фамилии, если бы в конверте лежал кошелек. Поэтому мы просто заранее поставили наши фамилии.

— О, значит, вы и находившиеся с вами джентльмены расписались на пустом конверте? — сделал удивленное лицо Мейсон. — Так?

— Я этого не говорил. Я сказал, что мы расписались на конверте до того, как положили туда кошелек.

— За сколько времени «до того»?

— Непосредственно перед тем, как положить кошелек.

— Что значит — «непосредственно»? Прошли секунды, часы, дни?..

— Я вам сказал, что у меня не было секундомера.

— Но факт остается фактом, — констатировал Мейсон. — Вы расписались на пустом конверте.

Шериф, приподнявшись с места, закричал:

— Я вам говорю, мы подписались как раз перед тем, как положить в конверт кошелек!

— О’кей, — кивнул Мейсон. — Как ни неприятно вам это признавать, вы все подписались на пустом конверте. Ну а теперь скажите, как получилось, что, когда вы вложили в конверт промокший насквозь кошелек, вода не размыла свежие чернила ваших подписей и не промочила бумагу конверта. Ведь даже после просушки на ней не осталось следов влаги?

— Я… в общем… что касается этого… — замялся шериф. Он в замешательстве взглянул на Глостера, неловко подвигался на стуле и нервно погладил рукой подбородок.

— Я жду ответа, — напомнил Мейсон.

— Ну конечно, — согласился шериф, — мокрый кошелек нельзя класть в бумажный конверт. Это абсурд.

— Хорошо, так как вы поступили?

— Ну, я положил кошелек в конверт и опечатал его.

— Когда?

— Ну, через соответствующее время после того, как он был извлечен из воды.

— О, значит, теперь это превратилось в «соответствующее время», — сказал Мейсон. — Прежде это было «немедленно» после того, как… Вы как будто говорили, что это был вопрос нескольких секунд.

— Ну, я повторяю в который раз: я не ношу с собой секундомера.

— Вы повторяете это, шериф, но физическое состояние конверта указывает на то, что кошелек был совершенно сухой, когда его вложили в конверт. Так, может быть, вы все-таки расскажете нам, что же на самом деле произошло?

— Ну вот, — невнятно забормотал шериф. — Значит, когда я получил этот кошелек, я сказал ребятам, которые были там со мной, что нам надо его как-нибудь пометить, потому что придется его опознавать, и предложил всем расписаться на пустом конверте, с тем чтобы потом его опечатать. У меня были при себе эти конверты, и мы на них расписались, но. я, разумеется, не стал класть в них мокрый кошелек. Я дождался, пока кошелек высох.

— И долго вы дожидались?

— Да не знаю! Не знаю, как ответить на этот вопрос. На мне лежала ответственность за то, чтобы этот кошелек был положен в конверт с подписями свидетелей.

Я лично положил его туда. Эти джентльмены доверили мне сделать это, и я это сделал. Я взял на себя ответственность.

— После того как вы подождали, шериф. Как долго длилось это ожидание?

— Просто я ждал, пока кошелек высохнет.

— Итак, все эти подписи на этом конверте означают, что бывшие вместе с вами люди, по вашему предложению, расписались на пустом конверте, считая, что таким образом они смогут опознать этот кошелек, когда он будет предъявлен на суде в качестве вещественного доказательства, и доверили вам положить кошелек в конверт позднее.

— Не вообще позднее, а просто в более поздний час того же дня.

— Вы не помните, во сколько это случилось? — спросил Мейсон.

— Нет, точного часа я не помню.

— А точный день?

Шериф опять переменил положение.

— На это я уже ответил, — сказал он.

— А теперь рассмотрим конверт, содержащий вещи, которые находились в кошельке, — сказал Мейсон. — Там, очевидно, есть ключи, зажигалка, визитная карточка, и тем не менее подписи и на этом конверте превосходные. Полагаю, что с ним произошло то же самое, что и с предыдущим.

— Да, сэр.

— Другими словами, люди, по вашему предложению, расписались на пустых конвертах, а вы вложили в один — кошелек, в другой — остальные вещи гораздо позднее.

— Вовсе не гораздо позднее, а очень скоро.

— Вы же сами сказали, что кошелек и его содержимое были помещены в два отдельных конверта в одно и то же время, и вы показали, что кошелек был положен в конверт лишь после того, как он совершенно просох.

— Ну и что, все это находилось у меня. И ничего с ними не случилось, — недоумевал шериф.

— Где же вы оставляли кошелек? — спросил Мейсон.

— В своем офисе.

— Но вы не оставались в вашем офисе все то время, пока кошелек высыхал там?

— Я его положил перед электрическим камином, чтобы он скорее сох.

— И как долго он пролежал перед камином?

— Я вам сказал, что не знаю.

— Но, возможно, вы положили кошелек в конверт по прошествии двух дней?

— Если вы хотите придираться к мелочам, то… не знаю…

— Благодарю вас, — с улыбкой удовлетворенно произнес Мейсон. — Да, я хочу придираться к техническим мелочам. — А теперь, ваша честь, — обратился Мейсон к судье Кэри, — оказывается, местонахождение этого кошелька не может быть установлено точно и что вполне возможно, что газетная вырезка могла быть положена в него когда угодно, на протяжении тех двух дней, когда кошелек высыхал. Суд должен обратить внимание также и на то, что на вырезке нет никаких заметных следов соленой воды.

— Вырезка лежала в небольшой коробочке, вроде футляра для румян, — объяснил шериф.

Судья Кэри задумался, нахмурив брови.

— Не думаю, что была какая-то попытка повести суд по ложному пути, однако шериф должен понимать, что заставить свидетелей расписаться на пустом конверте было просто недопустимо. Суд не может в настоящее время приобщить этот кошелек к вещественным доказательствам, но будет иметь его в виду в дальнейшем ходе судебного разбирательства. Приближается время перерыва, господин окружной прокурор, и…

— У меня еще несколько вопросов к этому свидетелю.

— Очень хорошо, — разрешил судья.

Манера Глостера заметно потеряла свою торжествующую уверенность. Теперь он был вынужден обороняться, и это не могло его не злить.

— Что еще вы делали, шериф, когда в тот вечер оказались на борту яхты обвиняемой?

— Я осмотрел ее и все вокруг.

— И что вы нашли на яхте?

— Нашел юбку, насквозь промокшую от соленой воды спереди, на том месте, где приходятся колени, если бы особа, на которой юбка была надета, встала на них. На правой стороне юбки я обнаружил пятно красноватого цвета.

— И что вы сделали?

— Я передал юбку в лабораторию для того, чтобы установить, не кровь ли это.

— А теперь, ваша честь, — с улыбкой сказал Глостер, — я совершенно готов уйти на перерыв.

— Отлично, — одобрил судья Кэри. — Суд удаляется на перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.

Глава 15

Дороти Феннер беспокойно озиралась, ища глазами надзирательницу.

— Увидимся утром, — сказала она адвокату.

— Минуту, — поднял руку Мейсон, — не уходите, мне нужно задать вам один вопрос. Дороти, смотрите на меня. Дороти, повернитесь и смотрите сюда, на меня!

Она в нерешительности повернулась, у нее задрожали губы.

— Нет, нет, — сказал Мейсон, — глупышка вы этакая. Люди на вас смотрят. Скажите, вы туда ходили? Ходили?

Она опустила глаза.

— Давайте сделаем вид, будто мы разговариваем о каких-нибудь пустяках, — предложил Мейсон. — Вот… притворитесь, будто вы это читаете. — И он вынул из портфеля какое-то письмо, положил его перед Дороти. — А теперь говорите, вы ходили туда?

— Я… я…

— Если вы сейчас вздумаете зареветь, когда на вас глазеют зрители и за вами наблюдают газетные репортеры, вы подпишете себе билет в один конец — газовую камеру. Теперь говорите мне правду. Ходили вы туда?

— Да, — почти шепотом произнесла она.

— Продолжайте!

— Он собирался договориться со мной. И так убедительно говорил… Я поехала туда, как он мне сказал. И нашла калитку открытой, точно как он мне сказал. Я вошла, прошла к боковому входу, вошла в кабинет и нашла его лежащим в огромной луже крови. Я подбежала и заговорила с ним. Он не отвечал. Я встала на колени, потрогала его и поняла, что он мертв. И в этот момент кто-то за моей спиной пронзительно закричал.

У меня хватило присутствия духа не обернуться, чтобы тот человек не увидел моего лица. Я просто бросилась вон из дома через стеклянные двери и побежала к причалу.

Тогда я поняла, что на острове я очутилась в ловушке. Я слышала, как та женщина бежала за мной, крича и зовя на помощь.

У меня оставались в запасе секунды, но я быстро сообразила, что на причале есть сигнал тревоги, который можно отключить минуты на три, если нужно воспользоваться одной из лодок. Я отключила его, выбежала на пирс и нашла небольшую лодку, привязанную там.

Я прыгнула в нее и отвязала канат. Когда я прыгала, то, должно быть, уронила в воду кошелек, но в тот момент была слишком взволнованна, чтобы заметить это.

Я знала, что у меня на юбке, на колене, большое пятно крови и что кровь прошла насквозь, до чулка. Я отгребла на середину залива, потом, прежде чем подняться на свою яхту, сняла юбку и, как могла, отстирала кровавое пятно. Потом поднялась на яхту, быстро переоделась в рабочие брюки, прыгнула в лодку, погребла к берегу, а когда доплыла, сложила весла и оттолкнула лодку ногой. Потом дошла до автобусной станции и села в автобус. Только когда я уже ехала в город, то заметила, что потеряла кошелек. Однако я всегда ношу при себе запасной ключ от номера и долларовую бумажку в верхней части чулка, поэтому мне удалось благополучно добраться до дома.

— Вас видел кто-нибудь, когда вы входили в гостиницу?

— Я была напугана, — сказала Дороти. — Поэтому обошла кругом, через черный ход, где камера хранения, и вошла этим путем. Ни одна душа не сможет доказать, что меня не было у себя в номере.

— Мало того, что вы лгунья, — сердито сказал Мейсон, — вы еще и дурочка. Почему вы мне лгали?

— Мистер Мейсон, скажу вам честно, я страшно мучилась от этого, — призналась она. — Я не стала бы вас подводить ни за что на свете. Ведь я была совершенно уверена, что мне это сойдет с рук и никто никогда ничего не узнает. А потом мне-то будет лучше, если вы…

в общем, это могло бы подорвать ваш авторитет, если бы вы…

— Я вас несколько раз спрашивал, — перебил ее Мейсон, — выходили ли вы из вашего номера, и вы каждый раз уверяли меня, что…

— Знаю, знаю!.. Честное слово, мистер Мейсон, если бы я знала, что уронила кошелек там, где его нашли, я бы… Я очень сожалею.

— Вы сожалеете, — возмущенно сказал Мейсон, — да как вы могли, вы… — Адвокат глубоко вздохнул и сказал уже более спокойно: — На нас смотрят. Кивните головой, будто вас вполне удовлетворило содержание этого письма.

Она кивнула.

Мейсон с улыбкой положил письмо обратно в портфель, ободряюще потрепал Дороти по плечу и еле слышно проговорил:

— Ну вот, теперь вы влипли в это дело и меня за собой втянули.

— Повторяю, он был мертв, когда я пришла туда, — горячо сказала она. — Я…

— Вы уже наговорили мне тут всякого, в том числе достаточно врали, — с улыбкой посмотрел на клиентку Мейсон. — Возвращайтесь в свой номер и помалкивайте. Я попытаюсь спасти что-нибудь из обломков крушения, потому что и сам в таком положении, что мне приходится это делать. Вы меня здорово впутали! Не удивительно, что Клод Глостер торжествует! У него, вероятно, есть даже свидетель, который видел вас в автобусе, когда вы возвращались в город.

Мейсон встал, все еще слегка улыбаясь, взял портфель и сделал прощальный жест Дрейку и Делле Стрит.

— Продолжайте улыбаться, — сказал он, направляясь к выходу из зала суда.

Газетные репортеры окружили его тесным кольцом, добиваясь ответов на свои вопросы. Кое-кто из зрителей то и дело протискивался к нему, чтобы спросить о чем-нибудь. Мейсон всех с улыбкой отстранял и шел к выходу.

В машине, где они наконец остались одни, Пол Дрейк сказал:

— Ну, Перри, ты чертовски ловко запутал шерифа с этими подписями, но вся история с кошельком выглядит скверно. Неужели она действительно обманула тебя и ездила туда, как ты полагаешь?

— Она обманула всех нас, включая себя, — сердито ответил Мейсон. — Она ездила туда.

— О Боже! — воскликнула Делла Стрит.

— Ну а теперь у нас есть время до десяти часов завтрашнего утра, — сказал адвокат, — и за эти часы мы должны постараться выпутаться из этой истории.

— Что ты можешь сделать, Перри? — спросил Пол Дрейк.

— Не знаю, — пожал плечами Мейсон. — Они нанесли нам Два удара под ложечку. Первый, когда мы узнали, что Дороти Феннер была там в день убийства. Это само по себе плохо, а второй — еще хуже.

— Ты имеешь в виду газетную вырезку?

— Да, ее. В ней речь идет о заявлении Олдера о том, что Дороти Феннер проникла в его дом, украла драгоценности на пятьдесят тысяч долларов, а потом, чтобы не быть пойманной, прыгнула в воду, когда за ней погналась собака, и что какой-то мужчина, ее сообщник, ждал ее в каноэ. Правда, судья распорядился, чтобы члены жюри ознакомились только с датой, когда эта заметка была напечатана, но ты знаешь людей, Пол, жюри, конечно, проглотит эту приманку.

— Но разве ты не можешь заявить, что все обстоит не так?

— В том-то и чертовщина, Пол, что не могу. У меня руки связаны. Я все время думал, что Клод Глостер предъявит письмо, которое было в бутылке, так как полиция, по-видимому, нашла бутылку, когда обыскивала дом Джорджа Олдера. Я думал, что обвинение постарается доказать при помощи письма факт ограбления, заявит, что Дороти Феннер вернулась туда в субботу, чтобы взять его и таким образом заставить Олдера отказаться от обвинения ее в ограблении.

Я приготовился отразить удар, доказать, что Дороти Феннер не было надобности возвращаться за письмом, так как она располагает копией с него, и что Дорлей Олдер видел эту копию до того, как произошло убийство. Это выбило бы почву из-под мотивировки окружного прокурора. Затем я намеревался привлечь достаточное количество улик относительно смерти Минервы Дэнби, чтобы доказать, что Олдер был настоящим убийцей и получил только то, что заслужил, разгромить аргументы обвинителя, уничтожить их и выбросить в окно.

Однако видите, что получилось. Они не хотят, чтобы письмо вообще фигурировало в деле. Стараются держать его в секрете. А если я заговорю о нем, они заявят, что это обвинение, основанное на слухах, на чужих словах и что оно не имеет отношения к данному делу: все это неуместно и несущественно.

— Ну а разве это не так с точки зрения юриспруденции? — спросил Дрейк.

— По всей вероятности, так, — согласился Мейсон, — но я должен Цридумать какую-нибудь версию, на основании которой я, по крайней мере, мог бы попытаться предъявить суду это письмо. Но мы даже не знаем, где находится оригинал письма.

— У вас есть копия, — подсказала Делла Стрит.

— Копия у меня есть, — кивнул Мейсон, — но нам придется доказать, что она действительно снята с оригинала. И единственная возможность это сделать — увидеться с тем человеком, который нашел бутылку. С Питом Кадицем.

— Я знаю, где его можно найти, — сказал Дрейк.

— До сих пор я остерегался приближаться к нему, — Мейсон явно волновался, — потому что не имел права обнаружить перед обвинением, что мне известно о существовании этого письма: Я хотел, чтобы они подумали, будто я стараюсь вообще не упоминать про него, и… О черт, какая же неразбериха!

— Ну, тебя никак нельзя за это винить, Перри, — успокоил его Дрейк.

— Если бы только эта маленькая чертовка могла подняться на свидетельское кресло и лгать так же убедительно, как она лгала мне! — горячо сожалел Мейсон. — Но нет, она не хочет и не станет этого делать. Она предпочтет реветь в три ручья, закатывать истерики. Я знаю этот тип. Пока она считает, что все идет, как она задумала, она держится, но как только ей приходится туго, тут же начинает плакать и искать сочувствия.

Мне бы следовало это понять с самого начала, но ведь она же глядела мне прямо в глаза, клялась всеми святыми, что не выходила из квартиры, подробно отчиталась за каждую минуту своего времени… И вот, пожалуйста! В разгар судебного процесса все летит к чертям, прямо мне в лицо!

— А вы полагаете, что она виновна? — спросила Делла.

— Я не могу ответить на этот вопрос, пока не будут представлены все улики, — ответил Мейсон. — Теперь я не могу верить ни одному ее слову, и самое дьявольски скверное то, что мне нужно ее защищать.

— Я не понимаю, почему вы обязаны ее защищать, — сказала Делла Стрит. — В конце концов, вы…

— В конце концов, — перебил ее Мейсон, — это я, болван, подобрал ее в каноэ в субботу вечером после ее эскапады, и я боюсь, что Клод Глостер не только подозревает это — у него, возможно, имеются какие-то вещественные доказательства на этот счет. В зале суда поговаривают, будто бы он хвастался, что у него на руках все тринадцать козырей. Посмотрим еще, что нам расскажет Пит Кадиц.

— Может быть, она все-таки говорит правду' Перри? А если нет, значит, она придумывает сейчас что-нибудь такое, чтобы доказать, что она сделала это в целях самозащиты, — вслух размышлял Пол Дрейк. — Ведь перед тем как прикончили Олдера, там шла, должно быть, отчаянная борьба. Не то чтобы кто-то просто выхватил револьвер и выстрелил в него… Один из моих людей, я говорил тебе, Перри, был там и видел царапины на внутренней стороне двери чулана, обшитой панелью. Он говорил, что собака была в неописуемой ярости, стараясь вырваться из чулана. Царапины были настолько свежие, что в некоторых местах еще висели крохотные стружки, оставшиеся после когтей.

— Я пытался представить себе, что там вообще могло происходить, — задумчиво проговорил Мейсон. — Это дело рук какого-то мужчины либо женщины, которая отчаянно боролась за свою жизнь. Там, должно быть, шла жестокая борьба, во время которой убийца схватил револьвер. Конечно, возможно, что теперь Дороти Феннер и говорит правду, но после моего печального опыта я боюсь ей доверять.

— Но что бы там ни произошло, — уверенно сказал Пол Дрейк, — могу поспорить, что в доме Олдера долго и упорно боролись. Собака изодрала дверь буквально в щепки.

— Осмысление этого факта мы, пожалуй, отложим на будущее, — решил Мейсон. — А сейчас, при теперешних обстоятельствах, я просто не смею планировать защиту, пока не увижу, какие еще сюрпризы преподнесет нам обвинение. Отныне я буду слушать и учитывать все улики по мере их поступления. Затем мне придется додуматься, как было совершено это преступление, и заставить всех поверить, что я знал все это еще до того, как согласился взяться за дело Дороти Феннер.

Глава 16

Закат окутал, словно мантией, тихие воды залива, когда Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк шли по доскам пристани, всматриваясь в лес стройных мачт, которые время от времени колыхались на легкой зяби, поднятой проходившими тут моторными лодками.

Откуда-то издалека слышались звуки аккордеона, и надтреснутый баритон сентиментально выводил мелодию старинной баллады. Потом пение прекратилось, но аккордеон продолжал играть.

— По-моему, это он, — сказал Пол Дрейк. — Говорят, что он каждый вечер проводит час-другой, играя на аккордеоне и распевая старинные песни. Рассказывают, что он когда-то был сильно влюблен в одну девушку, которая умерла, и с тех пор живет одиноко, верный ее памяти, и поет песни, какие певал ей в пору своего ухаживания. Если ты вручишь ему повестку в суд, Перри, неизвестно еще, как эта история может подействовать на чувствительное сердце. Да, с такой «приправой» рассказ о запечатанной бутылке с письмом внутри пресса просто вырвет у тебя из рук!..

— Я не хочу отдавать это прессе, — возразил Мейсон. — Мне это нужно как вещественное доказательство. А теперь я настолько изверился в моей клиентке, что почти не сомневаюсь в том, что она в субботу вечером прихватила все-таки какие-то драгоценности. Ну ладно, подождем и посмотрим, что за неприятные сюрпризы приготовил нам Клод Глостер.

Они прошли довольно большой отрезок пути вдоль длинного пирса и наконец увидели фигуру седого моряка, сидевшего на носу опрятной рыбачьей лодки и игравшего на аккордеоне. Его лицо, обветренное и загрубевшее от соленых брызг, было изборождено глубокими морщинами.

Делла Стрит положила руку на плечо Перри Мейсона, прошептав: «Подождите, пока он кончит».

Втроем они стояли под защитой ветхого сарая, почти не видимые в его тени, прислушиваясь к старым мелодиям, бывшим в моде лет сорок назад.

Наконец песня закончилась. Мужчина поставил аккордеон на колено, поднял голову и посмотрел на запад, где догорал последний отблеск дневного света, отдавая небо во власть вечерней звезды — такой яркой, что ее отражение прочерчивало по воде сверкающую золотую нить.

Моряк услышал шаги, когда они вышли из своего укрытия, поднял глаза и с любопытством посмотрел на пришедших.

Мейсон, выйдя вперед, представился сам и назвал своих спутников.

Кадиц пристально посмотрел на них, кивнул и на мгновение опять повернул голову к закату.

— Здесь очень поэтично в сумерки, не правда ли? — участливо произнесла Делла Стрит.

— Мы хотели задать вам, сэр, несколько вопросов про ту бутылку, — начал Мейсон. — Ту, что вы нашли, с письмом внутри.

Кадиц посмотрел на него, но опять ничего не сказал.

— Вам, наверное, не хочется возвращаться в сегодняшний день, разговаривать после того, как вы жили старыми воспоминаниями, — горячо сказала Делла Стрит. — Простите, что нарушили ваш покой…

Кадиц неожиданно шагнул к перилам и выплюнул длинную струю табачного сока в воду, потом повернулся к ним:

— Не в этом дело, мэм, это проклятый табак! А что такое вы говорите про бутылку?

Пол Дрейк поймал взгляд Мейсона. Делла Стрит перехватила этот взгляд и улыбнулась, а Мейсон сказал:

— Мне надо знать, что именно случилось. Мне надо знать все про то, как вы нашли эту бутылку, где она была и что вы с ней сделали.

Питер Кадиц немного подумал, потом выплюнул остаток жвачки, провел языком по зубам, чтобы убедиться, что во рту чисто, сплюнул еще раз и повернулся лицом к нежданным посетителям.

— Я независим. Я не люблю цивилизацию.

— А кто ее любит, сэр? — с усмешкой отозвался Мейсон.

— Мне представляется, — продолжал Кадиц, — что человек уж слишком гонится за цивилизацией, и его обкладывают налогами и за то, и за это, так что ему приходится работать все больше и больше, чтобы иметь деньги на уплату этих самых налогов.

— Вас беспокоят налоги? — спросил Мейсон.

— Не налоги, а то бремя, какое цивилизация накладывает на человека. У вас, скажем, плохая работа, вы зарабатываете небольшие деньги, и вот вы получаете работу получше, и вам уже присылают счета из чистки и из прачечной. Чтобы платить за все это, вы должны найти более высокооплачиваемую работу, и, к тому времени, как вы этого добились, вы начинаете вращаться в обществе вам подобных, а это значит, с целью получить еще более выгодную должность…

— Не надо, — усмехнулся Пол Дрейк. — Вы меня просто убиваете своими пессимистическими рассуждениями.

Пит Кадиц окинул взглядом хорошо одетого Пола Дрейка.

— Черта с два, я убиваю! Вы сами себя убиваете.

— Продолжайте, Пит, — попросил Мейсон, заинтересовавшись. — Как же поступаете вы?

— А как мне нравится, — ответил Кадиц.

— Может быть, поделитесь со мной вашим рецептом? — спросил Дрейк.

— Говорю же вам, — ответил Кадиц, — я прошел суровую школу. Начал я в упаковочном отделе большого завода, передвигая с места на место ящики. В свободное время стал изучать торговое дело, хотел стать продавцом. Стал им. Затем стал помощником директора магазина. Потом директором. Потом у меня открылась язва, потом я влюбился, и… о дьявол, какой толк?..

Он повернулся лицом к океану и застыл так, облокотись о перила и вглядываясь в темную журчащую воду. Потом опять круто повернулся к посетителям.

— О’кей! Я послал все к черту. К тому времени у меня после уплаты всех моих долгов осталось несколько пятидолларовых галстуков, несколько шелковых сорочек, коллекция пижам, пять костюмов, сшитых у дорогих портных… ну, вы можете себе представить…

— Ну а то письмо, — начал было Дрейк, но Мейсон толкнул его локтем в бок, и он сразу замолчал.

— Так вот, — сказал Кадиц, — я нашел лодку, которая продавалась. Мне удалось собрать немного денег за комиссионные товары, которые подвернулись как раз в это время, и на них я купил лодку. У меня осталось еще немного денег на жизнь. Меня уговаривали заняться коммерческим рыболовством. Тогда бы мне понадобилась команда, газолин, лед… И я спросил, что я стану делать с выловленной рыбой. И мне ответили: продавать, разумеется. Тогда я спросил, что я стану делать с вырученными деньгами. И мне объяснили, что на них я буду покупать еду, газолин, платить жалованье команде и ловить больше рыбы.

— И что вы сделали? — спросил Мейсон.

— А я начал работать в одиночку, и, так как я сам стал собственной командой, мне не приходилось платить себе жалованье. А когда я поймал pbi6y, то вместо того, чтобы продать ее на еду публике, я купил эту рыбу сам у себя, и, так как я должен был заплатить за нее самому себе, мне не пришлось ничего платить. А потом я рыбу съел.

— Звучит просто, — сказал Мейсон.

— А это и есть чертовски просто, — заметил Кадиц.

— И давно вы так живете? — спросил Мейсон.

— Достаточно давно, чтобы избавиться от язвы и стать здоровым и счастливым. А клоню я вот к чему: поскольку я состою в экономических взаимоотношениях только с самим собой, работаю для себя, эксплуатируя свой собственный труд, получая жалованье от самого себя, продавая рыбу самому себе, то…

— Разве вы не нуждаетесь ни в каких деньгах? — спросил Пол Дрейк.

— Да, вы ведь понимаете, — заметил Пит Кадиц, — ниоткуда извне деньги ко мне не поступают, так что мне приходится довольствоваться малым. Я делаю ловушки для крабов, но у меня нет денег, чтобы покупать для них дерево. Я нахожу нужное мне дерево в воде. Я брожу кругом, нахожу раковины, делаю из них украшения и продаю их; вылавливаю забавные куски дерева, вырезаю из них безделушки и продаю их яхтсменам. Я плаваю везде, где мне вздумается. Иногда мне приходится заливать бензин в бак, но большей частью я использую ветер. Ветер — свободная стихия и несет тебя куда захочет. Не всегда по расписанию, но на кой черт оно нужно, расписание? Живя такой жизнью, какую веду я, мне не надо беспокоиться о часах и календарях.

Мейсон понимающе кивнул.

— Так что, — продолжал Кадиц, — немного ниже тут есть небольшой заливчик в форме полумесяца, с песчаным дном и очень подходящими очертаниями для задержки плавника. Не знаю, почему именно здесь он скапливается, разве что благодаря течению, ветру и направлению приливов… Это способствует тому, что маленькая бухточка всегда забита плавником. И если что-нибудь плавает вблизи того места, оно непременно прибьется к этой бухточке.

Когда на море штормит, на бухточку накатываются громадные волны, и вода поднимается высоко, но в штиль вы можете скользить там даже на скифе, если умеете с ним управляться. И всегда можете найти там плавник, из которого делаются ловушки для крабов. Там найдете и дрова, и обломки потерпевших крушение судов, и выброшенные за борт предметы, и все такое прочее…

Ну вот, я делал ловушки для крабов, и почти неделю стояла хорошая, тихая погода. Я поставил лодку на якорь у берега залива, а сам плавал взад-вперед вдоль берега на скифе, прочесывая пляжи, и подбирал разную мелочь, отвозя все на лодку.

— Бухточка большая? — спросил Мейсон.

— Просто крошечное местечко, приютилась возле покатого берега. Она почти никому не известна. Ну вот, я шел на своем скифе вдоль линии отлива и очень внимательно смотрел, потому что только что перед тем вычистил пляж. И тут я заметил ту бутылку. Я взял ее, хорошенько рассмотрел и увидел, что она закупорена, а внутри лежит какая-то бумага, вроде как письмо, и сквозь стекло видно, что это почтовая бумага со штампом «Сейер-Белл».

Ну, тогда я отправился к яхтсменам, туда, где они стояли на якоре. Они, бывало, потешались надо мной. А некоторые меня жалели. Бедняги, если бы они только знали, как я их жалею. Трудятся без передышки, чтобы угнаться за экономикой рыбного промысла или за конкурентами по бизнесу, повесили себе не шеи этот жернов, а он крутится все быстрей и быстрей.

Ну, во всяком случае, я знаю многих яхтсменов. Я им продаю разные разности: наживку, крабов, иной раз какой-нибудь интересный экземпляр плавника, раковины и всякие такие штуки. Думаю, что я знаю столько яхтсменов, сколько их есть на побережье, а они все знают и любят меня.

Ну вот, я уже тогда хорошо прочистил пляж, поэтому сел на свою яхту и поплыл в Сан-Диего, нашел телефонную будку и позвонил Джорджу Олдеру. Рассказа)! ему, что нашел бутылку с каким-то письмом и что она, по-видимому, была выброшена за борт с его яхты. Сперва он не очень заинтересовался моим рассказом, но затем его стало разбирать любопытство, и он предложил мне принести ему эту бутылку, а он мне заплатит за беспокойство и потраченное время… Ну вот… так я и сделал.

— И что произошло дальше? — спросил Мейсон.

— Он при мне вынул из бутылки письмо, прочитал его, а потом дал мне пятьдесят долларов, спросил, прочитал ли я это письмо, а я ему сказал, что не мое дело читать чужие письма, и тогда он дал мне еще сто долларов.

Кадиц отвернулся и опять посмотрел на океан.

Мейсон подождал несколько секунд, но Кадиц не поворачивался, словно забыл о нем. Молчание становилось тягостным.

— Как лежала в воде бутылка? — спросил Мейсон, обращаясь к затылку Кадица.

— Вроде как наискосок, половина в песке, половина наружу, и наружная часть загрубела от песка, который на нее наносило ветром. Ну, вы ведь знаете, когда стекло постоянно покрывается песком, а потом ветер его сдувает, оно становится вроде как матовое.

— Значит, Олдер дал вам пятьдесят долларов?

— Совершенно верно.

— А потом, через некоторое время, еще сто?

— Ага… еще сотню.

— Олдер умер, — сказал Мейсон. — Вы теперь можете быть свободны от своих обязательств перед ним, Пит.

— Что вы имеете в виду?

— Я вот что имею в виду, Пит, — сказал Мейсон. — Если вы действительно нашли эту бутылку так, как вы рассказали, то вы положили ее в свою лодку, а затем, когда в следующий раз очутились возле яхт и увидели «Сейер-Белл», стоявшую на якоре, вы сели в ваш скиф, подгребли к нему и решили повидаться с Олдером, а в разговоре с ним упомянули мимоходом о найденной бутылке. Человек, который сбросил с себя оковы цивилизации, как это сделали вы, не станет затруднять себя телефонным звонком и сообщать, что он нашел бутылку, а…

Кадиц круто повернулся к Мейсону.

— Вы что же, считаете, что я лгу? — вызывающе спросил он.

Мейсон смерил его взглядом, отмахнулся от его воинственной напористости и с обезоруживающей улыбкой, добродушно сказал:

— Пит, вы не только лжете, но и делаете это ужасно плохо. Вы не умеете лгать!

Кадиц шагнул было к адвокату, потом вдруг гнев его мгновенно улетучился, воинственность как рукой сняло, и улыбка медленно расползлась по его лицу.

— О’кей, — сказал он, — говорите, я слушаю.

— Я догадываюсь, — сказал Мейсон, — что вы, Пит, прочли это письмо, узнали, что в нем написано, а после того как прочли, поняли, что Олдер заинтересуется им, поэтому и отнесли письмо ему. А Олдер, когда узнал, что вы прочли его, дал вам пятьдесят, а потом еще сто долларов и взял с вас обещание, что вы забудете про письмо в бутылке.

— Поговорите-поговорите, сэр, а я послушаю, — сказал Кадиц.

— А что бы вы сделали, если бы вам пришлось давать в суде свидетельские показания? — неожиданно спросил Мейсон.

— Ну и хитрый же вы адвокат! — с минуту подумав, ответил Кадиц. — Сейчас я вам ничего не скажу. Если я и договорился о чем-нибудь с Джорджем Олдером, то постараюсь оправдать его ожидания, но про показания в суде речь не шла. Если мне придется встать на место свидетеля, я — о, дьявольщина! — я скажу правду.

Мейсон вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.

— Кадиц! — сказал он. — Это повестка, которой я вызываю вас в суд завтра к десяти часам утра для дачи свидетельских показаний по делу «Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Мы не сможем воспользоваться вашими показаниями завтра утром, однако вы все равно должны явиться в суд согласно требованию этой повестки. Вы свидетель защиты, и вам не нужно рассказывать кому бы то ни было про наш сегодняшний разговор или про то, что вы намерены показать как свидетель. Я не могу сейчас дать вам денег больше, чем дозволено по закону, чтобы не получилось, будто я собираюсь вас подкупить. Но я дам вам деньги на поезд, на котором вы сможете добраться до суда, а кроме того, вам заплатят и за потраченное время.

Кадиц взял повестку, сложил ее, сунул в карман брюк.

— Вот какая чертовщина получается, когда свяжешься с цивилизацией! Недаром я думал, что уж очень легко заработал эти сто пятьдесят долларов!

— Вы приедете? — спросил Мейсон.

— Приеду, — ответил Кадиц. — Противно мне все это до черта, но приеду.

Глава 17

В переполненном зале суда царило возбуждение.

Клод Глостер, трезво оценивая драматизм создавшейся ситуации, поднялся, едва члены жюри заняли свои места, и сказал:

— Ваша честь, мы вызвали повесткой свидетеля обвинения, некоего Рональда Диксона, чьи служебные обязанности призывают его вернуться туда, где он служит, как можно раньше. Вследствие этого я прошу позволения суда отпустить с места свидетеля шерифа и пригласить вне очереди мистера Рональда Диксона.

— Возражений нет? — спросил судья Кэри у Мейсона.

Мейсон улыбнулся спокойной, уверенной улыбкой,

как человек великодушный, потому что уже чувствовал себя победителем.

— Никаких возражений, ваша честь.

— Очень хорошо. Ввиду заявления окружного прокурора о том, что этого свидетеля необходимо допросить вне очереди, дабы освободить его возможно скорее, а также ввиду отсутствия возражений со стороны защиты суд разрешает свидетелю занять место.

Рональд Диксон, серьезный, высокий, слегка сутуловатый, вышел вперед, и Мейсон, мельком увидевший профиль этого человека, когда тот проходил мимо, шепнул Делле Стрит:

— Где-то я видел его прежде.

Он повернулся и спросил Дороти Феннер:

— Вы знаете его?

— Ночной дежурный, клерк в моем отеле, — ответила она.

Мейсон усмехнулся, подумав: «Так вот как они собираются подтвердить визит Олдера!..»

Рональд Диксон принес присягу, назвал свою фамилию, возраст, место жительства и род занятий, расположился на свидетельском месте и устроился как можно более комфортабельно, словно собрался сидеть там очень долго.

— Вы знакомы с обвиняемой, мисс Дороти Феннер?

— Да, сэр.

— Какие ваши рабочие часы?

— С четырех часов пополудни до двенадцати часов ночи.

— Третьего августа сего года вы тоже работали в эти же часы?

— Да, сэр.

— И находились на своем рабочем месте?

— Да, сэр.

— А теперь, мистер Диксон, я призываю вас вспомнить, что произошло вечером третьего числа, имевшее отношение к квартире мисс. Феннер и известное вам лично?

— Ну как же, я читал в газете, что она…

— Это не имеет значения, — перебил Глостер. — Вспомните только то, что известно вам лично,

— Слушаю, сэр. Ну вот, она пришла около половины шестого… да, наверно, так, через час после того, как я пришел и приступил к работе. Я еще поздравил ее с…

— Вы с ней разговаривали? — быстро перебил Глостер.

— Совершенно верно. Я с ней разговаривал, и она…

— Что произошло потом? — опять перебил Глостер. — Она спросила что-нибудь?

— Она спросила, есть ли для нее почта, а я ей сказал, что был миллион телефонных звонков. Она взяла все записки из ящика для ключей, а потом пошла к лифту, чтобы подняться к себе в номер.

— Дальше что?

— Потом, примерно через час, пришел какой-то джентльмен и сказал, что ему нужно видеть Дороти Феннер. Он сказал мне, что она его ждет, так что нет надобности докладывать о нем. Правда, это против правил нашего отеля, но он выглядел человеком, которому можно доверять, — сдержанный, настоящий джентльмен. Не из тех, кто может затеять скандал, или доставить другому человеку неприятности, или нарушить тишину.

— Поэтому что вы сделали? — спросил Глостер.

— Ну я тем не менее заколебался, и тогда он, видя это, дал мне пятидолларовую бумажку.

— Что вы сделали потом?

Диксон усмехнулся.

— Ничего я не сделал.

— То есть вы не предупредили мисс Феннер о его приходе?

— Совершенно верно. Я позволил ему подняться.

— Вы хорошо разглядели этого человека? Вы узнали бы его, если бы увидели?

— Да, сэр, я его видел… потом.

— Где же? Где вы могли видеть его снова?

— На столе в похоронном бюро.

— Другими словами, этот человек был Джордж С. Одер?

— Мне сказали, что это его фамилия.

— Я показываю вам фотографию, мистер Диксон, и спрашиваю вас: узнаете ли вы человека на ней?

— Да, сэр.

— Кто это?

— Это фотография мужчины, который приходил в тот день в отель после полудня к мисс Дороти Феннер и дал мне пять долларов.

— А в какое время он приходил?

— О, я бы сказал, вероятно, около половины седьмого.

— Вы знаете, сколько времени этот человек находился в номере обвиняемой?

Рональд Диксон еще не успел ответить на вопрос, как его прервал Мейсон:

— Он не знает, сэр, входил ли когда-либо этот человек в номер обвиняемой. Все, что ему известно, — это что человек дал ему пять долларов и сказал, что ему нужно видеть обвиняемую. Если вы, господин окружной прокурор, не измените формулировку важных вопросов так, чтобы по мере возможности связывать их с моей подзащитной, я потребую вычеркнуть эту часть допроса свидетеля из протокола.

— Я буду связывать впредь, — угрюмо пообещал Глостер.

— Очень хорошо! Продолжайте, — кивнул судья Кэри свидетелю.

— Ну а если этот мужчина шел не к Дороти Феннер, — слегка усмехнувшись, заметил Диксон, — то он зря потратил пять долларов.

Зрительный зал неожиданно разразился хохотом.

Судья'Кэри стукнул молотком и сказал:

— Хватит! Свидетель не должен высказывать комментарии, не относящиеся к делу.

— Продолжайте, — широко улыбаясь, призвал Глостер. — Расскажите, что делал этот мужчина — только то, что вы видели своими глазами.

— Ну вот… Он дал мне пять долларов. Потом подошел к лифту. Нажал кнопку. Вошел в лифт. Закрыл двери, и лифт пошел вверх, а минут через сорок мужчина пришел вниз и сказал: «Благодарю вас». И ушел.

Мейсон откинулся на спинку своего вращающегося кресла, сплел на затылке пальцы и сидел, по-прежнему добродушно улыбаясь. Теперь, когда расследование дела вступило в свою заключительную фазу, он стал подобен боксеру в углу ринга, стремящемуся оценить силу противника, чтобы отыскать путь к спасению. Однако внешне он держался как абсолютно уверенный в себе и в исходе этого дела человек.

А тот факт, что Глостер считал заслушивание этого свидетеля достаточно важным, чтобы вызвать его вне очереди и предъявить суду факт, хорошо известный Мейсону, заставил адвоката заподозрить, что у окружного прокурора, в конце концов, не такие уж крупные козыри на руках.

Сохраняя на лице выражение обаятельной уверенности, Мейсон позволил себе облегченно вздохнуть. Но, услышав следующий вопрос Глостера, так и замер, и у него вдруг все похолодело внутри.

— Ну, а позже в тот вечер вы видели обвиняемую, когда она уходила из своего номера?

— Да, сэр.

— При каких обстоятельствах?

— Я ненадолго отошел от своего рабочего места, просто отлучился на минутку из отеля, а когда возвратился, увидел женскую фигуру, торопливо проходившую по холлу и направлявшуюся к выходной двери на улицу. Этой женщиной была Дороти Феннер.

— В котором часу это было?

— Около половины восьмого вечера.

— Это был вечер третьего числа? — уточнил Глостер.

— Да, сэр.

— Ну а довелось вам увидеть обвиняемую еще раз в тот вечер?

— Да, сэр.

— Когда же?

— Когда она вернулась обратно.

— Что вы хотите этим оказать?

— Видите ли, у нас некоторые двери запираются, особенно на ночь. Так, мы держим запертой всю ночь дверь с улицы в вестибюль, так как у всех есть от нее ключи. То же и с дверью багажной комнаты, выходящей в переулок. Она всегда заперта, но каждый жилец может в случае надобности отпереть ее своим ключом. Но когда открывают эту дверь, на столе дежурного клерка загорается красная лампочка и гудит зуммер. Лампочка мигает, а зуммер гудит с интервалами. Таким образом, мы знаем, что кто-то вошел снаружи и прошел через камеру хранения.

— Очень хорошо! Так что же произошло, мистер Диксон?

— Ну вот, около половины двенадцатого ночи загудел зуммер и замигала красная лампочка. Я решил пойти посмотреть, кто пришел. Я встал из-за стойки и направился к лестнице, ведущей в камеру хранения. Пока я это делал, я услышал, как лифт спускался вниз. Кто-то его вызвал. Я сбежал вниз по лестнице, приоткрыл дверь и увидел обвиняемую, дожидавшуюся лифта.

— На каком расстоянии от обвиняемой вы находились?

— Не далее десяти футов.

— Вы узнали ее?

— Определенно.

— Вы, случайно, не могли обознаться, мистер Диксон?

— Нет, сэр.

— Во что она. была одета?

— На ней был белый свитер, синие джинсы, которые она обычно надевает, когда отправляется на свою яхту, и теннисные туфли.

— И что произошло потом?

— Лифт остановился, обвиняемая вошла в него и закрыла дверь. Я побежал обратно, наверх, чтобы посмотреть на указатель этажа.

— А квартира обвиняемой на четвертом этаже?

— Да, сэр.

— Ну а у вас есть возможность установить, находилась ли обвиняемая в своем номере между семью и десятью часами вечера того дня?.

— Да, сэр.

— Объясните, пожалуйста, как.

— Мы каждые три месяца должны проводить инвентаризацию движимого имущества, принадлежащего отелю, в номерах жильцов. Мне как раз надо было это делать в номере обвиняемой. Так что, когда я увидел, что она вышла, я позвонил ночной дежурной экономке и сказал ей, что сейчас удобно проверить этот номер, так как мисс Феннер ушла. Я уже предупреждал мисс Феннер, что мы это сделаем в ее отсутствие, чтобы не беспокоить ее, и она сказала: «О’кей, проверяйте».

— Так что же произошло?

— Я распорядился, чтобы экономка вошла в номер и занялась проверкой, поскольку мисс Феннер нет дома.

— Вам известно, выполнила ли экономка ваше распоряжение?

— Конечно, она мне сказала…

— Ну хорошо, это не столь важно. Об этом нам расскажет сама экономка, — сказал Глостер. — Ну а теперь еще один вопрос. Как была одета обвиняемая, когда она уходила?

— На ней была легкая юбка из шотландки и жакет в тон. Я видел ее со спины, поэтому не знаю, какого цвета была на ней блузка. Но я знаю, что она переоделась, пока отсутствовала. Она вышла в юбке, а вернулась в свитере и брюках.

— Вы узнали бы ее юбку, если бы увидели ее опять?

— Узнал бы, сэр, да.

— А сейчас, — торжествующим тоном сказал Глостер, — я предъявлю вам вещественное доказательство за номером 1 «Д» — юбку и жакет, найденные, согласно показаниям шерифа, на борту яхты, принадлежащей обвиняемой, яхты под названием «Китти-Кей», и спрашиваю вас, мистер Диксон: видели ли вы эти детали одежды когда-либо прежде?

— Да, сэр, эти вещи были на обвиняемой, Дороти Феннер, когда она выходила из своего номера.

— А когда она возвратилась, на ней не было этих вещей?

— Нет, сэр, на ней были спортивные вещи — белый вязаный свитер с высоким воротом, брюки и теннисные башмаки.

— Ну а когда она уходила из отеля, у нее был в руках кошелек, вы не заметили?

— Да, сэр, когда она в тот вечер выходила из отеля, кошелек она несла в руке. Я отчетливо запомнил, в правой руке.

— А когда она вернулась и вызвала лифт к камере хранения багажа, был ли у нее в руке кошелек?

— Нет, сэр, не было.

С самодовольной улыбкой Глостер обратился к Перри Мейсону:

— Ну а теперь, мистер Мейсон, можете начинать перекрестный допрос.

Адвокат ответил беспечным тоном, словно показания свидетеля не поразили его, как непредвиденный удар:

— О, у меня всего несколько вопросов! Минутку, пожалуйста.

Вежливо улыбаясь, Мейсон поднялся с места. Его глаза смотрели весело и понимающе, когда он произнес:

— Из ваших показаний я понял, что, разрешив мистеру Олдеру подняться в лифте наверх без предупреждения, вы нарушили правила отеля?

— Да, сэр.

— Сознательно нарушили?

— Да, сэр.

— За пять долларов?

— Если вам так угодно ставить вопрос, то да.

— Итак, нарушение правил за пять долларов, — с улыбкой повторил Мейсон.

— Ну и что? — вызывающе бросил свидетель.

— А за четыре вы бы это сделали?

В зале раздался смех.

Свидетель упрямо молчал.

— Сделали бы? — переспросил Мейсон.

— О, ваша честь, — обратился Глостер к судье, — я возражаю. Вопрос при перекрестном допросе спорный и. неуместный.

— Что ж, я согласен, что вопрос спорный, — сказал судья Кэри, — однако ничем не нарушающий порядок перекрестного допроса.

Мейсон принял это, как торжество справедливости, и снова задал свой вопрос:

— А сделали бы вы это за четыре доллара?

— Пожалуй, да, — угрюмо кивнул свидетель.

— А за три?

— Да! — сердито крикнул Диксон.

— А за два?

— Не знаю, — помрачнев как туча, ответил он.

— А за один?

— Нет!

— Благодарю вас, мистер Диксон, — сказал Мейсон, — мне необходимо было узнать, во сколько вы цените вашу честь и достоинство.

Мейсон-не спускал глаз со свидетеля, но в то же время наблюдал реакцию зрительного зала — там царили веселое оживление и смех, а окружным прокурором овладела злость.

— Ну а когда обвиняемая вошла в вестибюль отеля третьего числа вечером, вы имели с ней разговор? — не унимался адвокат.

— Да, сэр.

— Вы ей сказали, что был миллион телефонных звонков?

— Да, но это, конечно, гипербола… преувеличение.

— Вот именно, — сказал Мейсон. — Свидетель, который так скрупулезно придерживается правды, как это делаете вы… Не хотелось бы, чтобы жюри поверило, будто и в самом деле он насовал миллион записок в обычный ящик для ключа.

Улыбка Мейсона все еще оставалась вежливой.

Свидетель же проявил заметное смущение и неудовольствие.

— Итак, — продолжал Мейсон, — вы тогда имели с)бвиняемой небольшой разговор?

— Да, кажется, мы поговорили!

— Сколько же времени приблизительно занял этот разговор? — спросил Мейсон. — Сколько времени она простояла, болтая с вами?

— Да, насколько я могу судить, минут пять.

— А затем она вошла в лифт и поднялась наверх?

— Совершенно верно.

— Лифт автоматический?

— Да, сэр.

— А сколько времени прошло с этого момента до того, как пришел тот джентльмен, который дал вам пять долларов за нарушение правил?

Диксон покраснел.

— Сколько времени?

— Ну, я бы сказал, час или полтора, что-нибудь в этом роде.

— А через сколько времени после этого вы увидели, как обвиняемая уходила?

— Ну, она ушла минут через сорок после ухода джентльмена, приходившего к ней… пожалуй…

— Ну а теперь скажите жюри, о чем вы беседовали с обвиняемой в продолжение вашего пятиминутного разговора, уточните, что именно вы ей говорили.

— Ваша честь! — вскричал Глостер, вскочив с места. — Это несущественно, не имеет прямого отношения к делу, неприемлемо при перекрестном допросе и к раскрытию разбираемого здесь дела совершенно не относится.

— Если только советник защиты не найдет какой-либо специфической связи с делом, — ответил судья Кэри.

Мейсон улыбнулся.

— Полагаю, ваша честь, — сказал он, — что, по существующим юридическим нормам, в тех случаях, когда на прямом допросе свидетеля спрашивают о какой-либо отдельной части разговора, советник противной стороны имеет право узнать содержание всего разговора в целом.

— Совершенно верно, — подтвердил судья Кэри. — Это общее правило.

— И я нахожу, что в нем нет ничего предосудительного, — согласился Глостер, — поэтому-то я так старательно и прерывал показания свидетеля всякий раз, когда он начинал говорить об этом разговоре. Я не хотел, чтобы давались показания по этому поводу, так как считаю, что разговор этот не имеет прямого отношения к делу.

— Однако вы спрашивали свидетеля относительно того разговора, — напомнил Мейсон, — и он отвечал на ваши вопросы.

— Это не так! — запротестовал Глостер. — Я был особенно осторожен…

— Вы спросили свццетеЛя о происшедшем. И он вам ответил, что ей был миллион телефонных звонков, а записки с уведомлениями о них лежат в ее ящике для ключа. Я же только переспросил свидетеля о том же самом еще раз, чтобы убедиться, что здесь нет никакого недоразумения.

Глостер, внезапно смешавшись, пробормотал:

— Это не разговор.

— Ну, знаете, это не корреспонденция, не ясновидение и не телепатия. Если это не разговор, то я уж и не знаю тогда, что это такое, — резко бросил Мейсон.

Судья Кэри нахмурил брови, потом медленно кивнул.

— Считаю, Что советник защиты может воспользоваться своим правом, если желает.

— Ваша честь, — не сдавался Глостер, — я знаю, что за всем этим кроется. Если мы вступим на этот путь, мы откроем двери для бесконечных и бесчисленных побочных фактов.

— В таком случае вам следовало бы подумать об этом прежде, чем открывать двери, — посоветовал судья Кэри. — Свидетель, отвечайте на вопрос советника защиты.

— Расскажите как можно подробнее о вашем разговоре: что вы ей сказали, что она вам сказала, — внутренне ликуя, спросил Мейсон.

— О, ваша честь! — не смог удержаться Глостер. — Ведь это…

— Возражение было сделано и было отклонено, — поставил на место окружного прокурора судья Кэри.

— Ваша честь, могу я просить сделать сейчас пере-' рыв? Я считаю, что… Я хотел бы обсудить этот вопрос без жюри, — не унимался Глостер.

— Нам скрывать нечего, — сказал Мейсон, — если разговор имел место, мы хотим узнать, о чем он шел.

— О’кей, — вынужден был сердито согласиться Глостер. — Но предупреждаю: узнав, о чем шла речь, вы не будете иметь права пытаться доказывать что-лцбо в связи с тем, о чем упоминалось в этом разговоре. Обвинение намерено возражать против всего, что может быть сказано об этом разговоре, за исключением вопроса об убийстве Джорджа С. Олдера.

— Ну разумеется! — торжествовал Мейсон.

— Свидетель, отвечайте на вопрос, — сказал судья Кэри Диксону. — Итак, о чем шел разговор?

— Ну, — начал Диксон, — я поздравил ее с освобождением, а она мне сказала, что мистер Олдер просто был прижат к стене вопросами мистера Мейсона на перекрестном допросе, что обвинение Олдера, будто бы она украла у него какие-то драгоценности, не подтвердилось и что он не мог ни слова сказать о том, какие это были драгоценности! Что для нее это был настоящий триумф и что она думает, что мистер Олдер теперь станет ломать голову, как бы ему вывернуться из этого затруднитель-нейшего положения.

— Ваша честь, — едва не скрежеща зубами обозлился Глостер, — я прошу вас инструктировать жюри, чтобы они рассматривали эти показания только как факт разговора

• между подсудимой и свидетелем. Что касается заявлений обвиняемой, они не могут служить доказательством, что упомянутые в них факты действительно имели место.

Мейсон, как подобает победителю, весьма любезно сказал поверженному противнику:

— Я так понимаю, что окружной прокурор просто констатирует факт наличия разногласий между сторонами?

— Я толкую вам, в чем состоит закон! — закричал, выйдя из себя, Глостер.

— Ну не вам учить меня закону, — улыбнулся Мейсон. — Положение теперь несколько изменилось, и я совершенно уверен, что суд разбирается в законе гораздо лучше вас.

По залу в который раз прокатился смех. Судья Кэри улыбнулся, потом с преувеличенной серьезностью застучал молотком.

— Полно, полно, господа! Будем соблюдать хотя бы видимость порядка в зале заседаний и постараемся воздерживаться от взаимных колкостей.

— Тем не менее я настаиваю, чтобы жюри было дано указание принять тот разговор только как разговор, — никак не мог успокоиться Глостер.

— Минуту назад окружной прокурор настаивал, что это не был разговор, — напомнил Мейсон. — Прежде чем сбитый с толку окружной прокурор успел собраться с мыслями, он продолжил: — Более того, ваша честь, мне как защитнику совершенно необходимо ознакомиться с определенными вещественными доказательствами. Если у обвинения есть какие-нибудь документы, изъятые из письменного стола покойного, я желаю получить к ним доступ для их изучения.

Судья Кэри поднял брови.

— Не хотите ли вы сказать, что просите предоставить вам заблаговремённо для ознакомления вещественные доказательства, имеющиеся у обвинения?

— Нет, ваша честь, мне нужны не вещественные доказательства, которые обвинение намерено использовать для обоснования дела, а те документы, которые могут оказаться нужными для защиты и которые — у меня есть основания полагать — были умышленно изъяты обвинителем из письменного стола покойного, и теперь обвинитель держит их у себя с единственной целью: не дать к ним доступа обвиняемой.

Судья Кэри вопросительно посмотрел на Глостера.

— Я не знаю, о чем говорит советник, — сказал Глостер, — и только скажу, что у обвинения имеются ве-ществённые доказательства, которые мы предъявим суду в должное время и которые мы не обязаны показывать защите.

— При условии, что это действительно вещественные доказательства, — добавил Мейсон, — и при условии, что вы их предъявите.

— Ну что ж, мы действительно располагаем вещественными доказательствами, но пока не оглашаем их.

— А допустим, что вы передумаете и решите их огласить?

— Это наше право.

— В таком случае мы также хотим воспользоваться нашим правом и ознакомиться с ними, — заявил Мейсон.

Глостер начал было пространно объяснять свою точку зрения, но Мейсон перебил его и тактично сказал, обратившись к суду:

— Разумеется, ваша_честь, суд сам заметил тактику обвинения, старающегося скрыть имеющиеся у него улики.

— На каком основании вы бросаетесь такими обвинениями? — вспылил Глостер. — Это нарушение профессиональной этики. Мы ничего не скрываем. Мы…

— Ай-ай-ай! — укоризненно проронил Мейсон, — а вы помните, суд поручил вам узнать, где находится собака покойного Олдера, а вы этого так и не сделали.

— Я вам говорил, что не знаю, где она! — вне себя закричал Глостер. — Я вам сказал, что шериф…

— Минутку, — перебил его судья Кэри. — Советник защиты совершенно прав. Судья приказал вам сообщить советнику защиты, где в настоящее время находится собака.

— Я понял это не так, — внезапно смешался Глостер. — Я тогда заявил, что не знаю, где находится собака, но что об этом известно шерифу, и, когда шериф давал свидетельские показания, советник защиты имел возможность спросить его, бднако не сделал этого.

— Суд приказал вам сообщить нам, где находится собака, — сказал Мейсон.

— Да, таково было распоряжение суда, — подтвердил судья Кэри.

— Ну а я, простите, понял это не так.

— Хорошо, а где же все-таки собака? — спросил Мейсон.

— Я… я не могу вам сказать, где она сейчас. Я могу вам сказать, где она была…

— Почему вы не можете сказать, где она сейчас? — спросил Мейсон.

— Потому что, — сердито сказал Глостер, — я не собираюсь преподнести вам все наше дело на серебряном блюдечке, чтобы вы могли без хлопот проглотить его по кусочкам. Собака была помещена в «Акме-Бор-динг-Кеннела», но одна из наших свидетелей, вернее свидетельниц, захотела взять собаку и взяла. Собака находится у нее. Я не могу дать вам адреса — этой свидетельницы, ибо не намерен давать вам возможность обрабатывать наших свидетелей.

— Чего же вы боитесь? — спросил Мейсон. — Неужели вы думаете, что я заставлю эту женщину лгать? Неужели она по моему требованию станет лжесвидетельствовать?

— Конечно нет.

— В таком случае, — сказал Мейсон, улыбнувшись жюри, — вы, должно быть, боитесь, что я заставлю ее говорить правду?

— Ваша честь, — запротестовал Глостер, — все это уводит нас далеко в сторону от цели. Мы сами запутываем дело, потому что занимаемся второстепенными обстоятельствами.

— Мне просто надо было узнать, где находится собака, — весело пререкался с Глостером Мейсон, — и суд велел вам сказать мне. А теперь вы, господин окружной прокурор, пытаетесь увильнуть от выполнения приказа суда.

— Ничего подобного… Вы…

Судья Кэри постучал молотком и сказал:

— Господа, прекратите свои пререкания. Давайте воздерживаться от взаимных обвинений, а потому отныне советники не могут обращаться непосредственно к оппоненту, а только к суду как посреднику.

— Очень хорошо, — быстро согласился Мейсон, прежде чем Глостер успел сделать ему какое-либо замечание. — Защите нужно еще одно: ордер на осмотр места происшествия экспертами, свидетелями защиты. Считаю нужным довести до сведения суда, что до сих пор защита не имела такой возможности, ибо ей было отказано в разрешении осмотреть место происшествия в интересах защиты.

Судья Кэри нахмурил брови.

— Защита, разумеется, имеет право осмотреть место происшествия.

— Обвиняемая имела возможность осмотреть его, когда убивала Джорджа Олдера, — вставил Глостер.

— А это замечание я считаю умышленным нарушением юридической этики со стороны окружного прокурора, — сказал Мейсон, — и прошу суд призвать жюри не придавать этому значения.

— Беру свои слова обратно, — спохватился с раздражением Глостер. — Я погорячился и в запальчивости позволил себе…

— Хорошо, — сказал судья Кэри, — суд распорядится, чтобы вам и вашим экспертам была предоставлена возможность ознакомиться с местом происшествия, мистер Мейсон. Какое время вас устраивает?

— Сегодня после полудня? — спросил Мейсон.

— О, ваша честь, — возразил Глостер. — Мы только начали слушание дела. Если советник будет сегодня после полудня занят осмотром места происшествия, мы не сможем возобновить допрос свидетелей до понедельника.

Заметив, что суд колеблется, Мейсон поспешил разъяснить:

— Я неоднократно обращался к шерифу с просьбой разрешить экспертам защиты ознакомиться с местом происшествия.

— И это разрешение следовало дать, — заметил судья Кэри. — Суд объявляет перерыв с двенадцати часов сегодняшнего дня до десяти утра понедельника. В продолжение второй половины дня сегодня и весь завтрашний день, субботу, суд разрешает защите произвести осмотр местности на территории, где было совершено преступление, в любое удобное время, но в присутствии представителей обвинения, которые будут наблюдать за действиями экспертов защиты. Ну а сейчас, господа, вы закончили с очередным свидетелем. Есть ли другие свидетели?

Мейсон улыбнулся, поглядев на человека, со сконфуженным видом сидевшего на месте свидетеля, и сказал:

— Что касается меня," то мне, пожалуй, не о чем больше спрашивать. Я думаю, членам жюри ситуация ясна.

— Нет вопросов, — сердито огрызнулся Глостер, — но поскольку советнику защиты почему-то так весело, я вызову свидетеля, который…

— Достаточно, — перебил судья Кэри. — Я не раз предлагал советнику обвинения воздерживаться от лишних комментариев. Постоянное и неоднократное неповиновение суду может привести к крутым мерам с его стороны. А теперь будем продолжать слушание дела спокойно и корректно. Господин окружной прокурор, вызывайте вашего следующего свидетеля!

Глава 18

Глостер встал, воинственно выпятил подбородок.

— Мой следующий свидетель Оскар Линден. Оскар Линден, займите место свидетеля.

Линден, высокий пожилой мужчина с разболтанными движениями, с ясно видной татуировкой-звездой на левой кисти, занял свидетельское место, и после обычных формальностей Глостер забросал его быстрыми, резкими вопросами.

— Ваш род занятий, мистер Линден?

— Я работаю лодочником в яхт-клубе.

— И вы работали там в этом качестве первого августа этого года? Это была суббота. Помните?

— Да, сэр.

— Случалось ли вам, находясь на службе, в тот день или вскоре после него осматривать каноэ, которые вы давали напрокат вечером того дня?

— Да, сэр.

— Сколько каноэ вы давали напрокат в тот вечер?

— Двенадцать.

— Сколько из них вернулись к десяти часам?

— Восемь.

— Значит, четыре опоздали, не вернулись вовремя?

— Да, сэр.

— Ну а эти четыре каноэ были одинаково оборудованы или в каком-нибудь из них было нечто, что отличало его от других?

— Да, сэр, было одно такое.

— Что же в нем было такого особенного?

— В это каноэ я положил коврики на дно, это называется «каноэ-люкс».

— Вы заметили что-нибудь необычное в одном из этих четырех Каноэ, когда они вернулись?

— Да, сэр.

— Что именно?

— В одном из них коврик был пропитан водой. Это было в каноэ Ц-0961, номер был написан на нем зеленой краской.

— И что вы сделали в связи с этим?

— В то время ничего, но вскоре после убийства Ол-дера мне пришлось соприкоснуться с властями. И они захотели осмотреть все мои каноэ.

— Ну а затем, в течение следующих двух-трех дней, вы проводили какое-нибудь дальнейшее расследование?

— Да, сэр.

— Какое именно?

— По требованию шерифа я отвез каноэ к эксперту по отпечаткам пальцев.

— А у вас хранится список лиц, бравших ваши каноэ напрокат?

г- Нет, сэр, у меня нет такого списка. Каноэ имеют номера, и я веду запись по этим номерам. Мы сдаем их либо по часам, либо на вечер, либо на полдня.

— На сколько вы сдали это каноэ?

— Взявший его клиент мог пользоваться им до половины второго ночи.

— После того как вы сдали каноэ, когда вы его увидели снова?

— На следующее утро я увидел его привязанным к моему причалу.

— Находился ли кто-либо в этом каноэ за тот промежуток времени, что прошел между сдачей его напрокат в тот вечер и предъявлением его эксперту по отпечаткам пальцев?

— Мне это не известно.

— Вы сдавали его напрокат еще кому-нибудь?

— Нет.

— Ну а если бы вы опять увидели того человека, который брал у вас каноэ, вы узнали бы его?

— Да, сэр.

— Вы видите вон того человека? Посмотрите внимательно?

Лодочник быстро показал пальцем на Перри Мейсона и сказал:

— Мистер Мейсон, вон тот адвокат.

— Нет вопросов, — сказал Мейсон, любезно улыбнувшись, к изумлению жюри и зрителей. — Не может быть сомнения в том, что я действительно брал напрокат каноэ у этого джентльмена.

Глостер распорядился:

— Вызовите Сэма Дюрема.

Сэм Дюрем занял место свидетеля и представился как эксперт по отпечаткам пальцев.

— Скажите, свидетель, — обратился к нему Глостер, — пришлось ли вам через некоторое время после третьего августа осматривать каноэ с номером Ц-0961, выведенным зеленой краской на носу и на корме?

— Да, я осматривал его, сэр.

— И что вы обнаружили?

— Я обнаружил многочисленные недавние отпечатки пальцев, которые я сфотографировал.

— Опознали ли вы впоследствии какие-либо из этих отпечатков?

— Да, опознал, сэр.

— Какие именно?

— Я опознал некоторые, самые поздние, которые значатся у меня под номерами один, четыре, шесть и восемь.

— Чьи это отпечатки?

— Это отпечатки пальцев обвиняемой.

— Опознали ли вы впоследствии какие-либо из других отпечатков?

— В то время я был не в состоянии этого сделать, но позднее я опознал отпечатки пальцев, показанные на фотографиях под номерами два, три, пять и семь.

— Когда вы произвели это опознание?

— Вчера вечером.

— И чьи же это отпечатки?

В зале повисло напряженное молчание, когда свидетель повернулся к, Перри Мейсону.

— Это отпечатки пальцев адвоката Перри Мейсона, защитника подсудимой.

Судья Кэри тщетно стучал молотком, пытаясь остановить шум, поднявшийся в зале. Наконец он вынужден был объявить перерыв на пятнадцать минут, а газетные репортеры, не обращая внимания на предостережение суда, кинулись, расталкивая толпу, к выходу в поисках телефонных будок, откуда они могли бы срочно позвонить в свои редакции.

Один из репортеров, который первым выбежал из зала суда, возвратился, пробираясь сквозь толпу зрителей и ведя за собой фотографа.

— Как насчет заявления, мистер Мейсон? — спросил он адвоката.

Фотограф поднял аппарат, и яркая вспышка внезапно осветила участников этой сцены.

— Какого рода заявление? — с беспечной улыбкой отозвался Мейсон.

— Каков эффект, произведенный показаниями последнего свидетеля?

— Вы имеете в виду отпечатки пальцев?

— Конечно.

Мейсон усмехнулся:

— Я взял напрокат каноэ. На этом каноэ я, вполне естественно, оставил отпечатки пальцев. И в этом нет никакого криминала. Я бы и сам это рассказал, если бы окружной прокурор не устроил из этого такой шумихи.

— А как насчет отпечатков подсудимой?

— Совершенно очевидно, — сказал Мейсон, — что на том каноэ могли оказаться и отпечатки пальцев мисс Феннер тоже.

— Значит, вы признаете, что посадили к себе в каноэ подсудимую после того, как она пыталась похитить…

— Погодите, погодите! — остановил репортера Мейсон. — Давайте разберемся! Во-первых, нет никаких доказательств того, что подсудимая пыталась что-то похитить. Во-вторых, спросите окружного прокурора, как он намеревается доказать, что отпечатки пальцев были сделаны в одно и то же время. Вы здесь, конечно, покрутитесь еще минут пятнадцать, — с усмешкой добавил Мейсон, — тогда и узнаете кое-что относительно показаний свидетеля насчет отпечатков пальцев.

— Это все, что вы. имеете заявить? — удивился репортер.

— Конечно все, а что вам еще нужно? — сказал Мейсон.

Репортер мгновение подумал:

— Но свидетель показал, что после вас он никому не сдавал это каноэ.

— Вот именно! — улыбнулся Мейсон, словно получая удовольствие от какой-то шутки, которая, он надеялся, скоро станет понятна и репортеру.

Глава 19

Бейлиф пригласил жюри.

Судья Кэри вернулся из комнаты отдыха и занял свое место.

— Я закончил прямой допрос свидетеля Сэма Дюре-ма, — сказал Глостер.

— Можете продолжать допрашивать свидетеля, — разрешил судья Кэри.

Спокойно улыбаясь, Мейсон спросил:

— В какое время, мистер Дюрем, вы осматривали это каноэ на предмет обнаружения на нем отпечатков пальцев?

— Это было третьего числа, вечером. Очень поздно вечером. Почти в полночь, и обследование продолжалось до утра четвертого числа.

— А вечером третьего произошло убийство.

— Да, сэр.

— Не считаете ли вы, что каноэ было сдано напрокат вечером первого числа?

— Да, сэр, именно так.

— А где вы обнаружили отпечатки?

— В разных местах.

— Ну а как по-вашему, сколько времени сохраняется отпечаток пальца на поверхности такого рода?

— Видите ли, это зависит отчасти от атмосферных условий и различных обстоятельств, но я бы сказал, что можно рассчитывать найти отпечатки пальцев даже через четыре дня.

— Вы готовы заявить, что обнаруженные вами отпечатки принадлежат мне?. — сказал Мейсон.

— Я их сравнил с комплектом ваших отпечатков, сделанных на вашей официальной карточке, так что никаких сомнений в идентичности отпечатков быть не может. Если желаете, могу показать вам увеличенные фотографии, сделанные мною…

— Нет, благодарю! — улыбнулся Мейсон. — Я не спрашиваю о самих отпечатках. Я только стараюсь уточнить, установить фактор времени.

— Да, сэр.

— Исходя из вашего посыла относительно длительности сохранения отпечатков, вы могли бы утверждать, что я пользовался этим каноэ в один из четырех дней перед полуночью третьего августа?

— Да, сэр.

— И это могло быть любое время в любой из этих четырех дней до того, как вы осматривали каноэ на предмет обнаружения отпечатков?

— Да, сэр.

— А могло это быть еще раньше?

— Предположительно это могло быть, но я бы сказал, что четыре дня — это предельное время, в которое отпечатки могли бы сохраниться при существующих обстоятельствах.

— И в какое-то время — в продолжение этих четырех дней, до того как вы осматривали каноэ на предмет обнаружения отпечатков пальцев, — подсудимая также оставила там свои отпечатки?

— Да, сэр.

— 'Ну, а мои отпечатки пальцев могли быть сделаны в любое время за четырехдневный период?

— Да, сэр.

— Даже за десять минут до того, как вы пришли снимать позднейшие отпечатки?

— Ну… я… я не готов отвечать на такой вопрос.

— Почему же?

— Ну… я… пожалуй, могло быть и так.

— А отпечатки пальцев подсудимой могли быть сделаны в любое время за тот же четырехдневный период?

— Да, сэр.

— Даже за полные четверо суток до того, как вы сняли отпечатки? ¹

— Да.

— Таким образом, — торжествующе провозгласил Мейсон, — согласно вашему же собственному показанию, отпечатки пальце? подсудимой могли быть сделаны за. четыре дня до их снятия вами, а мои — когда я осматривал каноэ на предмет обнаружения каких-либо вещественных доказательств, не более чем за десять минут до того времени, когда вы приступили к снятию отпечатков.

— Ваша честь, я протестую! Я возражаю против такого способа допроса. Я протестую потому, что это значит принимать за действительность факт, которому нет никакого доказательства, — вне себя закричал Глостер. — Я протестую, ибо нет и не может быть никаких вещественных доказательств, ради которых мистер Мейсон якобы осматривал это каноэ. Да как же это так, ведь я могу доказать…

Мейсон широко улыбнулся.

— Господин окружной прокурор! Я просто задавал вопросы, относящиеся к фактору времени.

— А ну-ка попробуйте заявить здесь, в суде, при членах жюри, что вы когда-либо осматривали каноэ на предмет обнаружения каких-то там вещественных доказательств! — с издевкой в голосе произнес Глостер. — И если вы это действительно делали, я требую, чтобы вы сказали, чем это было вызвано…

— Не волнуйтесь, — успокоил Глостера Мейсон. — Мои вопросы к этому свидетелю вызваны исключительно интересом к фактору времени.' Я стараюсь установить его границы. Вам же хотелось бы представить дело как можно бЬ'лее драматично, чтобы создалось впечатление, будто мои отпечатки, как и отпечатки пальцев мисс Феннер, появились в одно и то же время. Я же стараюсь доказать, что они могли быть оставлены в любое время на протяжении девяноста шести часов и с таким же интервалом. Однако если вам хочется усадить меня в это каноэ одновременно с подсудимой, господин окружной прокурор, вам придется очень для этого потрудиться.

По лицу Глостера можно было догадаться, что он впервые, не без помощи Мейсона, взглянул на дело с такой точки зрения.

Адвокат же снова обратился к свидетелю:

— Известно ли вам, мистер Дюрем, что власти обыскали номер обвиняемой в отеле?

— Да, сэр, я был там.

— И окружной прокурор тоже?

— Да, сэр.

— Так что если бы вы теперь осматривали этот номер, то обнаружили бы там отпечатки пальцев окружного прокурора вместе с отпечатками пальцев обвиняемой?

— Ну… я… наверное… да. Только они, полагаю, были оставлены в разное время.

— Вот именно! — улыбнулся Мейсон. — А теперь, ваша честь, мы вполне готовы сделать перерыв до утра понедельника.

Судья Кэри удовлетворенно кивнул.

— Суд объявляет перерыв до десяти часов утра понедельника.

Глава 20

Шериф Кедди, злой и официально-чопорный, достал из кармана ключ, отпер калитку в стене из нетесаного камня, окружающей владения Олдера со стороны материка, и сказал:

— Ну вот что: я человек занятой и не могу пробыть с вами весь ^ень. Суд разрешил позволить вам осмотреть территорию и…

— И мы ее осмотрим, — договорил Мейсон.

— Зависит от того, что вы вкладываете в это понятие — осмотр, — сказал шериф.

— Напротив, — с усмешкой возразил Мейсон, — это зависит более от того, как понимает слово «осмотр» судья Кэри.

— Ну, во всяком случае, не думаю, что вам нужно пробыть здесь очень долго, — высказал предположение шериф.

— Это ваша собственная интерпретация, — сказал Мейсон, — а суд дал нам разрешение на осмотр в течение сегодняшнего и всего завтрашнего дня.

Подъехала вторая машина, из которой вышли несколько человек с миноискателями в руках.

— А это еще что? — удивился шериф.

— Это эксперты, которые помогут мне осмотреть местность, — объяснил адвокат.

— Как бы не так, черт возьми! — возмутился Кедди.

— Верно, верно, — по-прежнему улыбаясь, кивнул Мейсон. — Когда рук много, работа спорится, шериф, а я вижу, что вам хочется, чтобы мы поскорее закончили ее.

— А что они собираются искать этими штуками?

— Мы ищем металл, — сказал Мейсон, — металл, который может быть зарыт на глубину фута или около того в землю.

— Какой такой металл?

— Всякий.

Шериф подумал.

— Можете искать, — милостиво разрешил он, — но копать здесь не позволяется.

— Мы ищем, — сказал Мейсон. — Эти штуки помогают нам искать.

— Судья про это ничего мне не говорил. Когда ищешь, то глазами, а не инструментами.

Мейсон достал из кармана увеличительное стекло и спросил:

— А как насчет этого? Можно мне смотреть через это?

— Конечно, если вам надо, — насмешливо ответил шериф. — Мне, например, эта штука никогда не нужна.

— Это, кстати, тоже инструмент, — пояснил Мейсон.

Шериф долго осмысливал сказанное.

— Конечно, у вас есть ключи, — заметил Мейсон, — и вы вправе, если пожелаете, удалить нас с территории.

Что ж, прекрасно! В таком случае я в понедельник приду в суд и попрошу задержать слушание дела до тех пор, пока мы не будем иметь возможность досконально ознакомиться с обстановкой на месте преступления.

— Ох, да знакомьтесь, ради Бога, кто вам мешает? — сказал шериф, потом угрюмо добавил: — После того как вы со мной поступили, я не стану для вас ничего делать. Сделаю, что приказал судья, и точка.

— А мы большего от вас и не ждем, — ответил Мейсон.

— В сущности, ваша атака на меня не принесла вам никакой пользы, — продолжал шериф. — Все члены жюри — местные жители и налогоплательщики. А я весьма популярен среди налогоплательщиков.

— Рад это слышать, шериф.

— Вы начали обливать меня грязью, но, уверяю вас, членам жюри это не понравится.

— Совершенно с вами согласен.

— Ну а зачем вам тогда понадобилось опорочить меня в связи с подписями на конверте?

— Я и не думал вас порочить, — пояснил Мейсон. — Я только старался внести ясность в ваши показания. И думается, мне удалось это сделать.

— Да уж конечно, черт возьми, вы свое дело сделали, — сказал шериф. — Что ж, входите.

Они прошли в калитку, которую шериф тотчас же закрыл за ними.

Мейсон обратился к мужчинам, которые несли миноискатели:

— Начинайте в том конце, на песчаном участке. Потом идите вокруг двора к лужайке, а после этого вернитесь к причалу и пошарьте там. Пол, ты и Делла останетесь со мной.

— Не понимаю, — развел руками шериф, — ради чего вы продолжаете сражаться за это дело. Она виновна. У нас имеются улики, которые мы собираемся предъявить: они наверняка выбьют у вас почву из-под ног. Советую вам, адвокат: начнете защитительную речь, договоритесь с окружным прокурором, чтобы он потребовал для Феннер пожизненного заключения вместо смертной казни. Он разумно относится к таким вещам.

— Вы предлагаете мне это официально? — пристально посмотрел на шерифа Мейсон.

— Нет, просто намекаю по-дружески:

— Огромное спасибо. Я рад видеть вас по-прежнему дружественно настроенным.

Шериф ничего не ответил.

Мейсон, Делла Стрит, Пол и шериф, войдя в дом, прошлись по пустым комнатам, в которых гулко отдавались их шаги; здесь все еще царила атмосфера смерти.

— Ну вот, в этой комнате все и случилось, — пояснил шериф. — Пятна крови еще остались на полу. Кровь-то вытерли, но пятна от нее надо будет отскребать с песком.

— Где помещение, в котором находилась собака? — спросил Мейсон.

— Вон там.

Шериф открыл дверь в чулан.

Мейсон внимательно осмотрел царапины на двери.

— Вам известно, адвокат, что Олдер иногда держал собаку в этой комнате?

— Да, я это знаю. Когда он ждал посетителей, он запирал собаку в этой комнате.

Мейсон еще раз тщательно изучил царапины на внутренней стороне двери чулана.

— Как вы справедливо заметили, шериф, — сказал он, — эти царапины совершенно свежие.

— Верно. Пес реагировал на ссору. Он учуял, что Олдер в опасности, а затем услышал выстрел. Естественно, он захотел выйти из чулана, чтобы защитить своего хозяина.

— Звучит разумно, — согласился Мейсон. — Ну а пуля прошла сквозь тело навылет?

— Навылет, и дальше ударилась вон в те стеклянные двери, — показал рукой шериф.

— Это меня интересует, — сказал Мейсон, выходя через них. — Но вы не можете быть уверены…

— Ну, знаете, — огрызнулся Кедди, — если вы собираетесь направить следствие по ложному следу, вам это не удастся. С этим жюри такое не пройдет! Я очень хорошо знаю всех местных. Настолько хорошо, что шестерых из состава жюри называю запросто уменьшительными именами. И знаю, как в этом графстве люди реагируют на подобные вещи.

— Я в этом совершенно уверен, шериф.

Все вернулись в кабинет.

Мейсон внимательно огляделся.

— Шериф, — сказал он, — нет ли здесь в доме стремянки, хорошей, высокой стремянки?

— Господи Боже ты мой! — простонал Кедци. — На что вам понадобилась стремянка?

Мейсон указал на потолок, где доски сходились под острым углом.

— Мне надо бы осмотреть вон то местечко, в самом верху распорки.

— Какое такое местечко?

— Да вон там, вверху, где в распорку входит перекладина. Отсюда трудно разглядеть…

— А и верно, там что-то есть, — согласился нехотя шериф, — только я не понимаю, какая разница…

— Возможно, огромная разница.

— А как вы думаете, адвокат, что там такое?

— Это может быть пуля, — сказал Мейсон.

Шериф нахмурился и подозрительно посмотрел на него, потом опять поднял глаза кверху, разглядывая почти незаметную дырку с правой стороны перекладины — в том месте, где балки сходились под углом и где в них входила мощная распорка.

— Как туда могла попасть пуля? — недоумевал шериф.

— Очень просто! — сказал Мейсон, думая о чем-то своем.

— A-а, теперь понимаю! — с сарказмом произнес шериф. — Здесь сошлись два парня и решили драться на дуэли. Встали спинами один к другому, разошлись на десять шагов, потом повернулись, чтобы стрелять, но Олдер выстрелил в воздух. Это видно из того, что дырка Как раз над тем местом, где был найден его труп. А парень прострелил ему сердце, так что это была явная дуэль, и парень действовал в порядке самообороны.

— Как только вы покончите с вашими шуточками, — сказал Мейсон, — мы найдем стремянку и осмотрим эту дырку!

Шериф, казалось, почувствовал себя неловко, глядя на отверстие в перекладине. — Не думаю, чтоб эта дырка была там, когда мы нашли труп, — засомневался он.

— Почему это? — спросил Мейсон.

— Если бы она там была, мы бы ее наверняка увидели. Мы всю комнату облазили на предмет поиска следов от пуль.

— Разумеется, — сказал Мейсон. — Вы осмотрели стены. Ну а до потолка дело не дошло.

— Ну, во всяком случае, я не думаю, что это дырка от пули. А стремянка, мне кажется, стоит в подвале.

— Пойдемте сходим за ней.

Шериф провел Мейсона в подвальное помещение дома. Они. нашли там длинную стремянку и, кое-как изловчившись, протащили ее по лестнице в просторный кабинет.

Лестницу приставили к стене. Шериф настоял на своем праве первым подняться по ней и осмотреть отверстие.

— Похоже, что это… возможно… что-то такое… — невнятно бормотал он, вынимая из кармана небольшой складной нож и раскрывая одно из лезвий.

— Минутку, — попросил Мейсон. — Я хочу вас предупредить, шериф, что если там пуля, то всякие отметины на ней могут иметь первостепенное значение. И если вы станете выковыривать ее из дерева и поцарапаете, то можете таким образом уничтожить улики, которые могут оказаться жизненно важными при защите моей клиентки.

— Знаю, знаю! — отмахнулся шериф, открывая самое маленькое лезвие ножа и сунув его в отверстие. Затем он стал двигать кончик ножа взад-вперед.

— Делла, ты записываешь? — спросил Мейсон.

— Каждое слово, — ответила Делла.

— Эй, погодите-ка со своими записями! — недовольно бросил шериф. — Я не даю здесь никаких интервью!

— Вы так полагаете? — спросил язвительно Мейсон. — Я вас предупреждал о том, что надо оставить эту пулю в покое и сохранить улику в неприкосновенности. Мое предупреждение и ваш ответ зафиксированы моим секретарем. Это моя защита.

— А какая защита у меня? — сердито спросил шериф.

— Вам никакая защита не нужна, — объяснил Мейсон. — Вы представитель закона, но если там, вверху, окажется пуля, шериф, то вам придется подняться на место свидетеля и рассказать^) том, как она была обнаружена и извлечена из отверстия, а также ответить за повреждение ее или царапины на ней. Может оказаться жизненно важным определение типа оружия, из которого был сделан выстрел этой пулей.

— Послушайте, а откуда вам-то стало известно, что там есть пуля? — спросил шериф.

— Мне ничего не стало известно, — ответил Мейсон, — я только предположил, что она может там находиться, в этой расщелине…

За окном снаружи послышался громкий крик. Из окна было видно, как к дому стремглав бежал какой-то мужчина.

— Ну что еще? — сердито спросил шериф, спускаясь по лестнице.

— Мы его нашли! — крикнул мужчина, когда Мейсон подошел к окну. — Мы нашли револьвер!

Сердитый, негодующий шериф большими шагами подошел к двери, отворил ее и сбежал по ступеням. Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк последовали за ним.

— Дьявольщина! — огрызнулся шериф, когда они второпях пересекли двор. — Вот что получается, когда вас, ловкачей, пускаешь сюда и оставляешь без присмотра! Подложили какой-то револьвер, и…

— Я бы на вашем месте воздержался от обвинений, шериф, — предостерег Мейсон.

— Ну как же, уж очень все чересчур складывается удачно, — проворчал Кедди.

Мужчины столпились возле небольшого углубления в песке.

— Вон он, — сказал один из экспертов. — Мы его не трогали. Когда миноискатель запищал, мы копнули чуть-чуть, и как только он показался, мы сразу перестали работать.

Шериф нагнулся, раскопал песок, потом протянул руку, поднял револьвер и сдул с него песок.

— Возможно, вы захотите осмотреть его на предмет отпечатков пальцев, — сказал Мейсон, — хотя вам, вероятно, от этого будет мало проку. Даже когда револьвер не бывает зарыт в землю, мало шансов найти на нем какие-либо отпечатки.

— Знаю, знаю! — сказал шериф. — Тем не менее я должен посмотреть, что это такое. Сдается мне, что его сюда подложили.

— О, вам так кажется, вот как? — иронизировал Мейсон.

— Совершенно зерно, мне так кажется, — угрюмо подчеркнул шериф, отведя в сторону барабан. — Использован один патрон, — сказал он, — сорок четвертого калибра.

— Ну ладно, вы пока только портите нам всю картину, — сказал Мейсон. — Это, безусловно, важная улика. Посмотрим, как вы поступите с ней.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, адвокат, — рассердился шериф.

Мейсон направил своих людей на участок пляжа напротив стеклянных дверей. Мужчины несли небольшое мелкоячеистое сито.

Внимательно оглядев дом, Мейсон начертил на песке круг, ограничивающий участок поисков.

— Ребята, просейте здесь песок, — распорядился он.

— Какого дьявола вы еще ищете? — недоумевал шериф.

— Пулю, причинившую смерть, — объяснил Мейсон.

— Ну, это другое дело. Валяйте, ребята, но помните, что сейчас я здесь, так что вам не удастся подложить сюда ничего.

Мужчины осторожно вскапывали мягкий песок и просеивали его сквозь сито.

Здесь, возможно, что-то и есть, — сказал шериф. — Пожалуй, нам надо было самим это сделать раньше. Но нам казалось, что в этом не было надобности… Эй, погодите! Вон она! Вот пуля!

Шериф протиснулся вперед, выхватил из песка помятую свинцовую пулю, кончик которой был красноватого оттенка.

— О’кей, ребята! — махнул рукой Мейсон. — Теперь можете кончать!

— Слушайте, а какой это калибр? — спросил шериф.

— Полагаю, что это пуля от того, сорок четвертого, — ответил Мейсон.

— Послушайте-ка, — взорвался шериф, — если вы думаете, что я попадусь на ваши фокусы-покусы, то вы просто спятили! Я не собираюсь забавляться тут с вами и направлять следствие по ложному пути при помощи фальшивых улик!

— Ну как же, конечно! — небрежно обронил Мейсон. — Ведь у вас, шериф, друзья в жюри, вам предстоит скоро переизбираться. И если вы хотите окончательно осрамиться, продолжайте держаться вашего курса. До сих пор вы действовали именно в этом направлении. Пошли, ребята.

Глава 21

Сидя у себя в офисе, Мейсон улыбался, читая утренние газеты.

«Найдено второе орудие убийства в деле Олдера» — гласили почти все заголовки. А под ними: «Пуля, необъяснимо застрявшая в перекладине потолка!»

— Ну, может быть, прочитаете вслух? — пойросила Делла Стрит, наблюдая улыбку шефа.

Мейсон кивнул.

— Я прочитаю тебе несколько фрагментов. Вот, слушай.

«Шериф Леонард Кедди резко возражал экспертам по баллистике. Он настаивал, что пуля, найденная в перекладине потолка, была подложена туда после убийства, и требовал объяснить ему, как можно застрелить человека в затылок, чтобы убившая его пуля взлетела вертикально. Он настаивал, что эта пуля не могла быть выпущена из револьвера Олдера, найденного под его трупом.

С другой стороны, Хартлей Эссекс, эксперт по баллистике, нанятый офисом окружного прокурора, также уверен, что, независимо от того, как пуля попала туда, где она была обнаружена, это пуля из револьвера Олдера. Более того, теперь он решительно уверен, что пуля 44-го калибра, найденная при раскопках около дома, вероятно, и есть роковая пуля. Когда ее нашли, на ней все еще оставался крошечный клочок человеческой плоти, прилипший к ее поверхности.

Установлено, что пуля 44-го калибра была выпущена из револьвера, найденного зарытым в песке. Это влечет за собой ряд вопросов, весьма не простых для обвинения. Какая пуля убила Олдера? Если та, что найдена в потолке, то Олдер, должно быть, наклонился в тот момент, когда был сделан выстрел.

С другой стороны, если роковой пулей была пуля 44-го калибра, то вся версия обвинения нуждается в пересмотре. Если даже кто-то стоял перед Джорджем Олде-ром и выстрелил в него из револьвера 44-го калибра, то как эта пуля попала из оружия Олдера, найденного под его трупом, в перекладину потолка?

Следует также помнить, что, согласно медицинскому свидетельству, уже предъявленному суду обвинением, пуля, причинившая смерть, была 38-го калибра. Стало известно также, что многие эксперты, которые заинтересовались этим делом, предлагают защите свои услуги, стремясь доказать, что входное отверстие от пули всегда меньше, чем калибр пули, по той причине, что кожа эластична, и пуля, проникая в глубь человеческой плоти, сперва вминает ее своим острием, а уже затем фактически проникает в тело. Однако, если обвинению придется теперь пересмотреть свои показания относительно калибра роковой пули, защите предстоит выдержать бой с экспертами обвинения, которые уже давали свои показания.

Револьвер 38-го калибра, бесспорно, принадлежал Джорджу С. Олдеру при его жизни. У Олдера имелось разрешение на ношение оружия, зарегистрированное должным образом, с указанием номера револьвера и подписью Олдера на разрешении. Сохранился также и документ, в котором указано, что этот револьвер был продан Джорджу Олдеру два года назад, и в книге записей оружейного магазина также имеется подпись Олдера, сделанная им в день покупки.

Хартлей Эссекс, эксперт по баллистике, объяснил, что пуля, проходящая сквозь тело человека, зачастую претерпевает изменения от соприкосновения с костями, а также проделывает другие удивительные вещи. Однако он не очень убедителен, когда говорит о положении и состоянии пули в теле Олдера, и совсем, кажется, не рад тому, что в понедельник утром ему предстоит отвечать на вопросы Перри Мейсона на перекрестном допросе. Доктор Джексон Б. Хилт, хирург, производивший вскрытие тела покойного, настаивает, что на пуле нет никаких следов, указывающих на ее соприкосновение с костями тела, и никаких повреждений. Предполагая, что человек стоял, когда в него выстрелили, можно рассчитать путь пули: он был таков, что точка выходного отверстия оказалась приблизительно на два дюйма выше точки входного. Однако отвес, опущенный от того места, где была найдена пуля, показывает, что она попадает почти прямо в центр пятна крови, которое обозначало место, где лежал труп.

Дальнейших заявлений не поступило, поскольку окружной прокурор Клод Глостер замолчал, как только оказалось, что возникли разногласия и расхождения во мнениях между шерифом и экспертом по баллистике. Эти люди вскоре после того, как сделали свои заявления прессе, внезапно умолкли, словно на них надели намордники.

Хартлей Эссекс, эксперт по баллистике, когда его попросили разъяснить его первоначальные показания, только пробормотал сквозь зубы: «Никаких комментариев».

Шериф Кедди, явно обеспокоенный предостережением окружного прокурора, категорически заявил: «Я не скажу больше ни слова». Его спросили: «Значит ли это, что вы изменили мнение относительно того, что найденные вами пули были подложными?» «Нет, не значит, — угрюмо заявил он. — Я могу помалкивать, однако мнений своих я не меняю. Неожиданные открытия, относящиеся к этому делу, явились результатом осмотра владений Олдера Перри Мейсоном, адвокатом подсудимой, Полом Дрейком, частным детективом, нанятым для помощи в расследовании Мейсоном, и еще несколькими профессионалами, оснащенными миноискателями, которые предназначены для обнаружения под поверхностью почвы металлических предметов».

Револьвер 44-го калибра, когда его нашли, был заряжен полной обоймой, недоставало лишь одного патрона, и пустая гильза свидетельствовала, что из него сделан один-единственный выстрел. Вследствие чего очевидно, что возникает совершенно новый поворот в расследовании этого дела благодаря этому, хотя и запоздалому, обнаружению роковой пули, если только она таковой является.

Предполагают, что теперь Перри Мейсон попытается показать, что Джордж Олдер совершил самоубийство или стал жертвой случайного выстрела из собственного револьвера. Несмотря на тот факт, что клиентка Мейсона, мисс Феннер, настаивает на своем заявлении, что она не была в ту ночь на территории дома Олдера; несмотря на косвенные улики, указывающие на то, что ее заявление, мягко выражаясь, содержит некоторые неточности, Перри Мейсон сейчас в выгодном положении, будучи в состоянии построить дальнейшую стратегию расследования в нужном ему направлении.

Завсегдатаи судебных процессов, интересующиеся данным делом, утверждают, что на определенной стадии судебного разбирательства Мейсону придется заставить свою клиентку занять свидетельское место для дачи показаний и что в этом случае она будет вынуждена изменить свое заявление, будто она якобы не присутствовала на территории «Острова Олдера» в вечер убийства.

Против мисс Феннер выдвигается слишком много улик и свидетельских показаний, чтобы она могла отстаивать свое первоначальное заявление о том, что якобы в тот вечер она не покидала свой номер в отеле «Монаднок».

Тем не менее, однажды покривив душой, внешне привлекательная подсудимая сможет в дальнейшем держаться соответственно обстоятельствам. Ввиду того что более поздние разоблачения так же неожиданны для окружного прокурора, как и Для шерифа, очевидно, что обвинение встает перед необходимостью опасаться какого-нибудь неожиданного хода со стороны защиты. А поскольку адвокат Перри Мейсон известен широкой публике как мастер преподнесения сюрпризов в последнюю минуту, в самый драматичный момент судебного процесса, можно не сомневаться, что в понедельник утром зал суда будет переполнен, когда судья Кэри огласит решение жюри по делу «Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Хотя внешне все остается безмятежным и спокойным, ходят слухи, будто Клод Глостер, который был уверен, что ему удастся восторжествовать над Перри Мейсоном и добавить к своим трофеям еще и скальп Мейсона, весьма недоволен и огорчен упущением властей, не обыскавших достаточно тщательно территорию места преступления и не обнаруживших пулю в перекладине потолка. Все это свидетельствует о том, что между офисами окружного прокурора и шерифа возникло заметное охлаждение и отношения стали натянутыми.

Шериф Кедди не только настаивает, что его офис не мог проглядеть пулю в потолке, но и требует, чтобы ему объяснили, как случилось, что Перри Мейсон, который до этого ни разу не был на территории Олдера, вошел в комнату и буквально через несколько минут указал на отверстие от пули, которое не было до этого замечено никем из лиц, производивших в доме обыск.

«Откуда Перри Мейсону стало известно, что там сидит пуля?» — с возмущением спрашивал шериф Кедди. Вероятно, этот же вопрос задаст Клод Глостер Перри Мейсону в понедельник перед жюри и судом.

Но те, кто следит за головокружительной карьерой Перри Мейсона, пророчествуют, что вопросы, имеющие целью смутить адвоката, да еще в присутствии жюри, могут обернуться против тех; кто их задаст.

Во всяком случае, разоблачения, сделанные после перерыва судебного заседания в пятницу, столь серьезны, что от них совершенно меняется весь характер разбирательства дела. Депутаты из всех офисов графства бронируют для себя места в зале суда на понедельник, заранее предвкушая хлопотный день, который, они уверены, настанет, как только судья Кэри объявит заседание суда открытым».

Мейсон свернул газету и улыбнулся Делле Стрит.

— Шеф, а как вы, в самом деле, узнали, что в потолке была пуля? — спросила девушка.

— Я ничего не знал.

— Но репортер пишет, что вы вошли в комнату, а через несколько минут обнаружили пулю, которую не увидел ни один из обыскивавших дом прежде вас.

— В самом деле так и было.

— А что вы искали, осматривая потолок в той комнате?

— Отверстие, сделанное пулей.

— Откуда же вы знали, что оно там есть?

— А где же еще ему быть? Все остальные места шериф осмотрел.

— Предполагалось, что пуля вылетела через окно.

— Такие предположения делать чрезвычайно опасно, — сказал Мейсон.

— Но как пуля попала туда?

Мейсон усмехнулся:

- Я не хочу заранее открывать карты, Делла. Вот в понедельник придешь в суд, там все и узнаешь. Думаю, теперь и я понял наконец, что произошло на самом деле.

— А кто на него не придет? — смеясь, спросила она.

— Куда?

— В суд, в понедельник утром!

Глава 22

В понедельник, когда открылось утреннее заседание суда, в зале яблоку негде было упасть.

Когда Перри Мейсон вошел в зал, Дороти Феннер напрасно пыталась перехватить его взгляд. Потом, встретившись глазами с Деллой, сделала незаметный жест, молящий о сочувствии и снисхождении.

Делла Стрит подошла ближе к Дороги Феннер и остановилась возле подсудимой, тогда как шериф не спускал с них обеих взгляда и внимательно следил за происходившим.

Мейсон, готовясь к предстоящей битве, раскрыл портфель и разложил бумаги на полированном адвокатском столе красного дерева.

— Мисс Стрит, неужели вы не можете заставить его понять? — со слезами в голосе едва слышно спросила Дороти Феннер. — Я думала, что поступаю как лучше. Надеялась, что сумею заманить Олдера в ловушку, чтобы он пошел на уступки и помог нам получить какие-то сведения относительно Коррин. Неужели мистер Мейсон не ценит…

Делла Стрит ободряюще похлопала девушку по плечу.

— Ну конечно, он ценит, милая. Теперь он понимает. Но и. вы должны понять, каково ему было, когда весь план защиты, построенный им, полетел к чертовой матери. Он…

— Ну, пожалуйста, поговорите с ним. Пожалуйста, заступитесь за меня! Он такой великодушный, такой замечательный человек…

Внезапно в зале все зашевелились, поднимаясь на ноги, когда судья Кэри появился из своей комнаты.

Бейлиф, как полагается, огласил распорядок дня и призвал членов жюри занять свои места. Судья-Кэри предложил всем сесть.

Делла Стрит наклонилась к уху Дороти Феннер и шепнула:

— Я ему все скажу, Дороти. Желаю удачи!

Судья Кэри неодобрительно посмотрел на любителей сильных ощущений, до отказа заполнивших зал суда. Потом сухо объявил, что он не намерен позволять публике превращать зал суда в цирк для удовольствия любопытных зрителей.

— Слушается дело «Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Подсудимая находится в зале, члены жюри на местах. Стороны готовы?

— Защита готова.

— Обвинение готово, ваша честь, — объявил Клод Глостер, вставая с места. — У меня есть заявление, которое я желаю огласить перед судом и советником защиты.

— Хорошо. Говорите.

— В этом деле имели место некоторые разоблачения, — сказал Глостер, — с которыми ваша честь, несомненно, ознакомились и которые были освещены прессой весьма прискорбным образом. Вышеупомянутые разоблачения, полагаю, были тщательно изучены и приняты к сведению защитой, ия…

— Ваша честь! Я возражаю, — перебил Мейсон Глостера, вскакивая с места. — Я требую, чтобы окружной прокурор взял обратно это заявление, и…

— А я готов выслушать ваши возражения, — закричал Клод Глостер. — И намерен доказать, что эти, так называемые новые вещественные доказательства были кем-то подложены. Из самой природы вещей явствует, что все они просто не укладываются ни в какую возможную версию о том, что произошло вечером третьего августа. А если подложена какая-то часть вещественных доказательств, тогда напрашивается вывод о том, что вообще все они могли быть подложены. Обвинение намерено придерживаться своей первоначальной версии в этом деле.

— Ну хорошо, господа, — сказал судья Кэри, — что касается суда, мы не можем основывать обсуждение на так называемых вещественных доказательствах, вновь обнаруженных защитой, о которых нам известно лишь из прессы. Если таковые «новые вещественные доказательства» действительно имеют место, они должны быть предъявлены суду.

— Ваша честь, — вкрадчиво заявил Глостер, — возникли некоторые обстоятельства, в силу которых стало необходимым внести поправки в показания некоторых свидетелей обвинения. Это не проблема, связанная с неверными показаниями, а всего лишь вопрос некоторых поправок.

Мейсон широко улыбнулся и продемонстрировал свою улыбку членам жюри.

— Должен ли я понимать, что окружной прокурор желает вторично вызвать некоторых свидетелей, чтобы исправить их неверные показания?

— Вот типичный пример того, как все, что я говорю, систематически искажается в продолжение этого процесса, — обиделся Глостер. — Я специально подчеркнул, что речь идет не о неверных показаниях.

— О, прошу прощения у советника, — сказал Мейсон. — В таком случае пусть в протокол будет занесено, что окружной прокурор желает вторично вызвать некоторых свидетелей, с тем чтобы исправить неточности в их показаниях.

Члены жюри заулыбались. Глостер вспыхнул, попытался изобрести какой-нибудь меткий ответ, но не смог. Судья Кэри нахмурил брови и подался вперед, чтобы мягко упрекнуть Мейсона, когда тот снова заговорил:

— С позволения суда, я теперь хочу возобновить мое ходатайство относительно того, чтобы нам было сказано, где находится собака Олдера. Суд отдал повторное распоряжение, чтобы нам было сообщено, где она находится, но…

— Как? Разве обвинение до сих пор не сообщило вам о местонахождении собаки? — спросил судья Кэри. — Мистер окружной прокурор! — с металлом в голосе обратился судья к Глостеру. — Я вам дважды приказывал сообщить советнику защиты, где находится собака.

— В пятницу действительно что-то говорилось об этом, — пробормотал Глостер. — Но я… да, ваша честь, признаюсь, со всеми этими событиями, которые разворачиваются столь стремительно, у меня совершенно вылетело из головы это обстоятельство.

— Думаю, суд меня поддержит, — встал Мейсон, — и протокол покажет: в пятницу я дважды спрашивал у окружного прокурора адрес, по которому можно найти собаку. Окружной прокурор заявил мне тогда, что отказывается дать этот адрес на том основании, что это явится поводом разыскать свидетельницу, которую окружной прокурор намеревается вызвать для дачи показаний.

— Ничего подобного! — возмутился Глостер.

— Я спросил окружного прокурора, — продолжал Мейсон, — уж не боится ли он, что я буду в состоянии уговорить эту свидетельницу показать на суде неправду. И он сказал «нет». Тогда я его спросил, уж не боится ли он, что я уговорю ее открыть правду.

— Я очень хорошо помню этот ваш спор, — кивнул судья Кэри.

И Глостер вдруг замолчал.

— Так вот, — снова продолжил Мейсон, — каждый раз, когда я пытался узнать про эту собаку и был близок к тому, чтобы получить наконец нужные сведения, я встречался с одними и теми же увертками — переменой темы, уклончивыми отговорками и т. п.

— Ну хорошо, на сей раз, — сказал судья Кэри, — мы намерены узнать, где находится эта собака. И узнать теперь же, прежде чем слушание дела двинется дальше.

— Так где находится собака? — спросил Мейсон.

Глостер ответил:

— Она у свидетельницы по имени Кармен Монтеррей, и я беру на себя смелость дать совет суду не раскрывать адреса этой свидетельницы — в данный момент это было бы неуместно.

— Мне нужно знать все относительно этой собаки, — настаивал Мейсон. — И я либо узнаю от вас ее местонахождение, либо вызову Кармен Монтеррей и сам спрошу у нее об этом.

— Так по какому адресу находится собака? — обратился судья Кэри к Глостеру.

— Ваша честь, откровенно говоря, я не знаю. Знаю только, что Кармен Монтеррей получила повестку в суд и сейчас находится в моем офисе, ожидая…

— В таком случае пусть ее доставят сюда, — распорядился Мейсон.

— Ваша честь, я почтительно советую…

— Склонен согласиться с советником защиты, — сказал судья Кэри. — Пусть она придет сюда. Давайте раз и навсегда покончим с этим делом, и пусть впредь никому не будет повадно увиливать от распоряжений суда относительно дачи защите сведений и уклоняться от их исполнения.

— Ваша честь, я считаю эту критику несправедливой, — возразил Глостер.

— Разве вы не помните, что я приказал вам?

— Ну… да.

— И разве не факт, что вы не выполнили моего распоряжения?

— Я считаю, что это не совсем так, ваша честь. Я…

— В таком случае, как получилось, что советник защиты снова стоит здесь и снова спрашивает о местонахождении собаки, заявляя, что оно ему неизвестно?

Глостер подумал и нехотя согласился:

— Хорошо, я вызову Кармен Монтеррей, и мы покончим с этой частью дела. Но признаюсь, недавние события заставили меня забыть про эту собаку.

Несколько минут прошло в ожидании, пока бейлиф сходил в офис окружного прокурора и привел Кармен Монтеррей.

Она сразу вышла вперед и принесла клятву.

Глостер спросил:

— Ваше имя Кармен Монтеррей?

— Да, сэр.

— Знаете ли вы собаку по кличке Принц, собаку, которую держал у себя Джордж С. Олдер в продолжение нескольких последних месяцев его жизни?

— Очень хорошо знаю. Ее взяла Коррин Лансинг, после того как она была списана из воинской части, где служила в розыске. Пес был очень молодой и недостаточно тренированный, но Коррин занялась его дрессировкой и в результате получился строгий и очень надежный сторож.

— И вы к нему очень привязаны?

— Да.

— Так что, когда вы узнали о смерти Джорджа С. Ол-дера, вы захотели взять собаку себе?

— Совершенно верно.

— Из чисто сентиментальных побуждений или с целью спрятать ее?

— Вопрос очень наводящий, ваша честь, — заметил Мейсон.

— Несомненно так, — резко отреагировал судья Кэри.

— Ну вот, таковы факты, — констатировал Глостер. — Не будем тратить время на споры из-за этой собаки. С самого начала слушания дела я только и слышу «собака, собака, собака»!

— Я взяла собаку только из любви к ней, — ответила Кармен Монтеррей.

— А где собака сейчас?

— У меня дома.

— А где это?

— Это дом, принадлежащий моей тетке, Норт-Верил-лиса, 724.

— И сейчас собака у вас?

— Да, сэр. Я заперла ее перед тем, как пойти в суд. Он слушается меня и будет дожидаться моего возвращения, а когда я приду, будет рад меня видеть.

— Ну, как я понимаю, с вопросом о собаке мы покончили, — с облегчением вздохнул Глостер. — Можете пока идти, мисс Монтеррей.

— Одну минутку, — попросил Мейсон. — Я хочу задать несколько вопросов в порядке перекрестного допроса.

— Ваша честь, вот в ком заключается зло процесса! Советник защиты не оставляет попыток…

— Уж конечно, теперь я имею право допросить свидетеля, который ответил на вопросы окружного прокурора, предварительно поклявшись говорить правду, — сказал Мейсон.

— Пожалуйста, но только в отношении собаки, — неохотно уступил Глостер.

— Только об этом и спрошу.

— И все же, — сказал Глостер, — я нахожу… я считаю, что все это неправильно.

— Да, неправильно, потому что вы мне сразу не сказали, у кого была собака, — сказал Мейсон.

Судья Кэри постучал молотком.

— Советники должны воздерживаться от взаимных пререканий.

Мейсон обратился к свидетельнице:

— Мисс Монтеррей, у собаки сорван один из когтей?

— Сорван коготь? По-моему, нет.

— Собака хромала?

— Нет.

— Лапа собаки кровоточила?

— О, теперь я понимаю, что вы имеете в виду! Да, в чулане собака так скреблась в дверь, что у нее стала кровоточить лапа, но это очень скоро прошло.

— Вы очень любите эту собаку?

— О да!

— А собака любит вас?

— Да, конечно.

— И вы были очень привязаны к Коррин Лансинг, не правда ли?

— Она была моей госпожой и моим другом. Я служила у нее много лет.

— Ну а когда вы вернулись в этот город, то увидели в газете объявление, помещенное Джорджем С. Олде-ром, не так ли?

— Ваша честь, я возражаю, — выразил протест Глостер. — Не положено в ходе перекрестного допроса…

— Сейчас я отыскиваю косвенную связь, существующую между фактом объявления в газете и вопросом о сорванном когте собаки, — пояснил Мейсон. — В этом деле все зависит от того, был ли у собаки сломан или сорван коготь, и свидетельница дала показания, которые существенно важны для решения этого дела.

— Что вы имеете в виду? — сердито спросил Глостер. — Почему это так важно и что от этого зависит? Просто какой-то абсурд…

— Лучше внимательно послушайте, что сейчас произойдет, — сказал Мейсон, — и вы поймете, насколько все это важно. С позволения суда, я считаю этот вопрос чрезвычайно существенным и хочу показать связь его со следующим моим вопросом свидетельнице.

— Спрашивайте, — позволил судья Кэри, подавшись вперед, чтобы лучше слышать.

— Вы видели объявление в газете? — спросил Мейсон.

— Да, — ответила Кармен Монтеррей.

— Вы связались с лицом, поместившим объявление, и узнали, что это был Джордж С. Олдер, не так ли?

— Да.

— Джордж Олдер сказал вам, — продолжал Мейсон, — что для вас было бы очень выгодно прийти к нему и повидаться с ним, не так ли?

— Ну… да.

— И вы пришли к нему и встретились с ним?

Кармен Монтеррей явно избегала взгляда Мейсона.

— Не забывайте, — напомнил адвокат, ощутив некоторую заминку, — что есть вещи, которые всегда можно доказать.

— Да, я пошла и увиделась с ним, — ответила свидетельница.

— Когда вы пришли к Джорджу С. Олдеру, вы спросили его относительно письма, которое предположительно было написано Минервой Дэнби и выброшено за борт с яхты Олдера, не так ли?

На сей раз она долго молчала и наконец ответила: — Да.

— А вечером третьего августа, — продолжал Мейсон, указывая на нее пальцем, — вы, Кармен Монтеррей, пришли к Джорджу С. Олдеру около девяти часов вечера, не так ли? Подождите отвечать. Предупреждаю: не забывайте, что можно проследить ваши действия в тот вечер, час за часом.

— Да, — ответила она утвердительно.

— И собака была очень рада вас видеть, не правда ли? — спросил Мейсон.

— О, Принц был в восторге, — горячо согласилась она, и ее голос, выражение глаз заметно смягчились.

— Вот именно, — сказал Мейсон. — Так что не было надобности запирать Принца в чулане. В сущности, мистеру Олдеру пришлось выпустить его из чулана, потому что, когда Принц услышал ваш голос, он просто обезумел от радости и стал визжать и скрести лапами дверь. Верно я говорю?

— Да, верно.

— И собака Ьросто с ума сходила, когда подбежала к вам.

— О да, конечно!

— А когда вы обвинили Джорджа С. Олдера в убийстве Коррин Лансинг и между вами возникла ссора, во время которой Джордж С. Олдер вынул револьвер, Принц кинулся защищать вас от Олдера, потому что к вам он был привязан гораздо сильнее, чем к нему. Пес прыгнул и схватил Олдера за руку с револьвером, стиснув ее зубами, верно, Кармен? Так все было?

— О, ваша честь! Я… — запротестовал Глостер.

— Помолчите! — не совсем корректно сказал судья Кэри, не спуская глаз с Кармен Монтеррей. — И посмотрите на свидетельницу: на ее лице можно прочитать ответ на вопрос.

— И этим объясняется треугольный разрыв ткани на левом рукаве пиджака Олдера, не так ли, Кармен? Вот куда вонзились зубы собаки, когда она дернула руку Олдера! Вот когда Олдер выстрелил из револьвера с поднятым кверху дулом, и пуля застряла в потолке! И вот когда вы застрелили его из револьвера сорок четвертого калибра, который принесли в своей сумочке!.. Не так ли, мисс Монтеррей?

— Я… я… да, — выдавила Кармен Монтерей. — Мне пришлось… Он пытался убить меня.

Мейсон с улыбкой обратился к Глостеру.

— Возможно, окружной прокурор желает спросить свидетельницу еще о чем-нибудь в порядке перекрестного допроса? Полагаю, что теперь суду ясно значение сорванного когтя собаки.

— Откровенно сказать, мне оно не совсем ясно, — признался судья Кэри. — Но я хочу узнать, в чем тут все-таки дело.

— Ответ очень простой, — объяснил Мейсон. — У собаки не было сорванного когтя. Царапины на внутренней стороне двери не были сделаны, когда совершалось убийство. Они были сделаны, когда пес услышал голос единственного человека на свете, которого он действительно любил, — голос женщины, которая была его настоящей хозяйкой многие годы, голос Кармен Монтеррей.

Олдер выпустил пса. Он находился с ними в комнате, а когда Олдер попытался убить Кармен Монтеррей, собака прыгнула и схватила Олдера за кисть руки. Кармен Монтеррей застрелила Олдера, но я считаю, что она сделала это исключительно с целью самозащиты.

Джордж Олдер упал вниз лицом, и Кармен Монтеррей была в панике. Она понимала, что убила человека, а потом вдруг осознала, что присутствие собаки было бы наиболее инкриминирующим фактом против нее. Поэтому она заперла ее снова в чулан. Она была единственным человеком, который мог посадить собаку обратно в чулан после того, как Олдер был уже мертв. Но собака наступила на лужу крови, образовавшуюся на месте падения Олдера, а услышав, что ее хозяйка уходит, опять стала скрести лапами дверь. Отсюда на панели кровавые полосы. Вот как кровь попала на дверь.

Я думаю, что Кармен Монтеррей сама расскажет нам, как потом она взяла свой револьвер и зарыла его, затем обыскала письменный стол, нашла письмо, заключенное в бутылке, взяла его и ушла из дома Олдера.

Спустя некоторое время к Джорджу пришла обвиняемая Дороти Феннер и проникла в кабинет так, как ее инструктировал Джордж Олдер. Вот и решение всего этого дела, ваша честь, — закончил Мейсон.

Судья Кэри посмотрел на окаменевшего от изумле- * ния окружного прокурора.

— Я тоже так думаю, мистер Мейсон, — сказал он. — Объявляется тридцатиминутный перерыв, чтобы разобраться с этим делом в отсутствие жюри. Потом суд вернется, и окружной прокурор может делать то, что найдет нужным.

Глава 23

Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в офисе адвоката. На письменном столе стояли бутылка шампанского и три наполненных до краев бокала.

— За преступление! — поднял свой бокал Мейсон.

— И за величайшего из всех адвокатов, — добавил Дрейк. — Ах, дружище, как ты ухитрился запутать Глостера, хотя он и располагал фактами, которые могли бы запутать тебя самого. Это просто поразительно! Вот пример тончайшего судебного разбирательства, какое я когда-либо видел.

Мейсон усмехнулся.

— Я все время спрашивал Глостера относительно местонахождения собаки, но позволял ему отговариваться, менять тему разговора, сам менял ее. А когда этот вопрос вылетел у него из головы, я опять принимался допытываться, так что под конец судья Кэри решил, что тут действительно кроется что-то таинственное и зловещее.

— А как ты узнал, что… в общем, как ты узнал, что именно произошло? — допытывался Дрейк.

— Хотите верьте, хотите нет, — откровенно признался Мейсон. — Я никому об этом не скажу, но готов надавать сам себе затрещин, что не догадался раньше.

Давайте теперь разберемся в основных фактах. Джордж Олдер совершил какой-то очень жестокий поступок, и ему нужна была подпись сводной сестры, Кор-рин Лансинг. Он летит в Южную Америку, чтобы добиться ее согласия на нечестную сделку, хотя знает, что она не одобряет ее и подписывать бумаги не желает. В это время его сестра находится уже на грани помешательства.

Коррин не подписала бумаги. Олдеру сообщили, что она отказалась их подписать, отказалась даже видеть его после этого и исчезла, предположительно покончив с собой в приступе жесточайшей меланхолии.

Но как узнать, где и когда это произошло? Ее труп не нашли. Она просто бесследно исчезла.

С исчезновением Коррин Лансинг руки Джорджа были связаны в течение целых семи лет. И так продолжалось бы до тех пор, пока он не сумел бы предъявить какое-то убедительное свидетельство ее смерти, назвать место, где она умерла, а также указать, где труп, безоговорочно признанный именно ее трупом.

На этом этапе развития событий появляется загадочное письмо от Минервы Дэнби. Оно обвиняет Джорджа С. Олдера в убийстве и ставит его в весьма затруднительное положение. Очевидно, если он убил Минерву Дэнби, он сделал это для того, чтобы не допустить официального возвращения к жизни Коррин Лансинг.

Но Олдер сделал ошибку, доверившись своему дяде, Дорлею Олдеру. Возможно, он не показал ему письма, но рассказал о нем достаточно, чтобы тот мог представить себе все дальнейшие осложнения, связанные с ним.

Пока не обнаружилось никаких следов Коррин, у Олдера были связаны руки целых семь лет. Если бы Олде-ры могли предъявить доказательства, пусть косвенные, указывающие на то, что она была убита, тогда положение становилось бы совершенно ясным. Если бы Коррин была помещена в ту лечебницу, где сгорела во время пожара, то ситуация для обоих Олдеров — Джорджа и Дорлея — вообще изменилась бы в корне. Беда состояла в том, что письмо, которое могло явиться таким доказательством, упрощая для Джорджа Олдера положение дел, фактически обвиняло его в убийстве, что и связывало ему руки. Однако Дорлей Олдер не был столь щепетилен и, конечно, хотел, чтобы письмо было предано гласности.

Таким образом, было совершенно естественно, что он захотел поговорить с Дороти Феннер относительно этого письма и посмотреть, известны ли ей хоть сколько-нибудь его содержание или упомянутые в нем факты. Вполне возможно, что он хотел использовать ее как орудие для того, чтобы предать огласке это письмо.

Джордж Олдер оказался в очень затруднительном положении. Он не осмеливался уничтожить письмо, так как это было бы все равно что признать себя виновным, к тому же про письмо знал Пит Кадиц, знал про него и Дорлей Олдер.

А после того как Дороти Феннер забралась к нему в дом, юна тоже узнала, что было в том письме.

Вы можете проследить, мои дорогие коллеги, как сжималось кольцо косвенных улик вокруг Джорджа Олдера. И когда я начал представлять себе, как он запутался в сетях этих косвенных улик, то изучил это письмо более тщательно. А когда увидел, как хитро оно было составлено с целью поставить его именно в такое положение, я начал уже задумываться над тем, кто написал это письмо и зачем.

— И что же? — в нетерпении спросил Дрейк.

— Я думаю, что это была фальшивка чистой воды, — сказал Мейсон. — Если вы внимательно изучите это сочинение, то поймете, что оно написано автором, стремившимся достичь драматического эффекта, но отнюдь не смертельно перепуганной женщиной, запертой в каюте посреди бушующего океана и ожидающей с минуты на минуту смерти от руки убийцы. Да и вся композиция сочинения слишком нетороплива. Это неплохой образец тщательно продуманного драматичного рассказа с постепенно нарастающим трагизмом, а совсем не письмо, какое могла бы написать женщина, панически опасавшаяся за свою жизнь.

Более того, когда мы подумаем, каким образом это письмо было найдено, мы вынуждены будем понять, что оно, должно быть, было специально подброшено. Пит Кадиц несколько дней тщательно обыскивает часть берега и вдруг находит эту бутылку там, где он все время плавал взад-вперед на своем скифе. Вряд ли он мог не заметить эту бутылку.

— Но если допустить, что бутылка только накануне была выброшена на берег? — предположил Дрейк.

— Исключено, — сказал Мейсон. — Вспомните, ведь Кадиц сказал, что не может заходить в эту бухточку, если в ней неспокойная вода, и что только во время штормов и высоких приливов волны заносят в нее плавник и выбрасывают его на берег. Однако в тот раз он целую неделю прочесывал берег бухточки, осматривая ее вдоль самой высокой линии прилива.

Дрейк кивнул.

— Поэтому, — продолжал Мейсон, — мы начинаем представлять себе события тех дней несколько иначе.

Джордж Олдер вряд ли стал бы подкладывать письмо, обвиняющее его как убийцу. Но кто бы мог это сделать? Почерк был явно женский и мог быть тоже искусной подделкой, но писала его, безусловно, какая-то женщина. Кто же она?

Обстоятельства указывают на одно лицо, на кого-то, кто пытался поставить Джорджа Олдера в оборонительную позицию. Это могла быть Коррин, могла быть Дороти Феннер, но, вполне вероятно, это могла быть и Кармен Монтеррей, которая думала, что Джордж Олдер убил Корри, ее любимую госпожу и друга. Это последнее предположение открывало немало возможных версий.

Попутно я стал думать и о собаке в чулане, и о кровавых полосах, двух-трех размазанных пятнах на внутренней стороне двери чулана и пятнах на его полу.

Кровоточившая лапа оставила бы множество следов. Что-то во всем этом было не так. Сперва я мысленно отметил Лишь какое-то внутреннее неясное беспокойство. Словно предчувствие чего-то. Потом стал размышлять, и тогда вдруг меня осенило: если собака наступила на лужу крови, а затем была уведена обратно в чулан, то все кровяные пятна вполне вписывались в общую картину — иначе они вообще не имели бы никакого смысла.

Поэтому я начал думать о том, что могло произойти, если собака на самом деле была не привязана, когда происходила стрельба, и в чулан была отведена после этого.

Тогда-то все факты и начали расставляться по своим местам, и события сложились в логичный рисунок.

— Но почему этот след не увидели полицейские? — спросил Пол Дрейк.

— Они увидели его, — ответил Мейсон, — но когда он выпустили собаку, она опять пробежала по луже крови и оставила множество следов везде, так что полицейским просто не пришло в голову подумать, как образовался именно тот след.

И едва вы согласитесь, что собака наступила на лужу крови, вам сразу станет понятна вся картина происшедшего. Олдер лежит мертвый. Собака на свободе. И на целом свете есть только один человек, который мог увести собаку обратно в чулан!..

Вспомните, что Джордж Олдер был левша, что на рукаве его пиджака оказался треугольный разрез, что его револьвер выстрелил почти вертикально вверх и что он был убит почти в тот самый момент, когда выстрелил из своего оружия. Потому что свалился лицом вниз, и его револьвер был найден под его трупом. Свяжите воедино все эти факты, и ответ получится один-един-ственный.

Некоторое время я тешился мыслью, что Олдер, возможно, в самом деле убил Коррин в Южной Америке. Он летал туда. И хотел, чтобы она согласилась с его финансовой политикой, а она отказалась это делать; тогда он вдруг понял, что она не только мешает ему действовать так, как ему хочется, но также стоит между ним и его доходами… Возможно, один сдавленный крик в ночи, один всплеск… и все было кончено… А может, все было не так. Убил он ее или не убивал, никому не известно, но Кармен была уверена, что Джордж Олдер покончил с Коррин Лансинг.

Она оставалась в Южной Америке много недель, стараясь разыскать труп Коррин, найти хоть какой-нибудь ее след. К концу своего пребывания там Кармен твердо верила, что Коррин умерла и что убийство совершил Джордж Олдер.

Тогда Кармен возвращается назад, все еще надеясь напасть на след своей хозяйки. Она едет в психиатрическую лечебницу в Лос-Мерритос, узнав, что там находится больная, по описанию похожая на Коррин и страдающая потерей памяти.

Увы, это была не Коррин, однако она вызвала у Кармен горячую симпатию. Она стала посылать этой больной деньги, но вскоре затем лечебница сгорает.

Через несколько недель после этого у Кармен появляется некая идея. При расследовании обстоятельств смерти Минервы Дэнби власти выгородили Джорджа Олдера и обелили его. Но что было бы, если бы этот случай можно было представить как убийство? Более того, что, если каким-то образом связать его с делом Коррин? Тогда Ол-деру пришлось бы обороняться, и правда могла бы выйти на свет.

Кармен решила попробовать. Она раздобыла бутылку, которая много времени проплавала в океане. Подделала письмо и разыскала Пита Кадица. Потом подложила бутылку туда, где она непременно должна была быть замечена им. А потом затаилась и стала ждать развития событий.

Когда она увидела в газете объявление, то связалась с почтовым ящиком номер 123 Дж и узнала, что на другом конце провода был Олдер. Вот тут-то она и поняла, что настало время нанести удар и смело обвинить его в убийстве Коррин…

Дрейк взглянул на Деллу Стрит, вздохнул и сказал:

— Что ж, теперь это звучит достаточно убедительно, но слава Богу, что не мне пришлось разбираться в этом деле, имея обманщицу-клиентку и окружного прокурора, жаждавшего моей крови и скальпа, да еще моих отпечатков пальцев на каноэ.

— А я счастлива вдвойне, оттого что мне не пришлось испытать все это, — улыбнулась Делла Стрит. — Мистеру Мейсону это должно послужить хорошим уроком — не подбирать в океане нимф, цепляющихся за его каноэ.

Мейсон рассмеялся.

— Все было бы о’кей, не оставь она там купальное полотенце с меткой прачечной.

— Потому-то ее и поймали, — сделал вывод Пол Дрейк.

— Это была простая небрежность с ее стороны, — объяснил Мейсон. — Легкая небрежность.

Делла Стрит взяла карандаш.

— Хорошее название для обложки в картотеке — «Дело о небрежной нимфе».

Мейсон громко засмеялся:

— А между прочим, Делла, эта нимфа, как наследница Коррин, становится обладательницей большого состояния.

— Как так? — удивился Пол Дрейк. — Я думал, что капитал находится под опекой и что после смерти Коррин…

— Это противозаконно! — объяснил Мейсон. — Позволить убийце получить выгоду от преступления?! Вследствие этого Джордж Олдер ничего бы не выгадал от смерти Коррин. А поскольку вопрос о праве наследства в отношении Дорлея Олдера мог бы оказаться спорным, он пошел на компромисс и добровольно уступил Дороти Феннер весьма приличное состояние, хотя я-то до сих пор думаю, что мне следовало бы хорошенько отшлепать ее.

Пол Дрейк поднял свой бокал и в этот момент поймал взгляд Деллы Стрит.

— А мой тост, Делла, за величайшего стратега в зале суда!..

Делла Стрит встала, ее бокал соприкоснулся с бокалом Дрейка. И они торжественно выпили за величайшего стратега Перри Мейсона.

Глава 1

Ночное небо было затянуто тяжелыми, низко нависшими облаками. Мелкий холодный дождик смочил мостовые и тротуары, окружил сиянием уличные фонари. По мокрой мостовой с шипением проносились автомобили.

Большинство зданий по соседству с торговым центром были уже темными, и только ярко светились окна аптеки на углу. На той же стороне улицы, примерно в середине квартала, излучало гостеприимный свет ночное кафе. В кинотеатре напротив него уже погасили большую часть ламп в фойе. Второй фильм последнего сеанса подходил к концу. Минут пять спустя двери кинотеатра распахнутся, чтобы выпустить зрителей.

В ожидании этого продавец рецептурного отдела что-то записывал в книгу. За пока еще свободной стойкой бара усталая девушка перетирала стаканы, готовясь к новому наплыву посетителей. Через семь минут все стулья и стойки будут заняты, а за ними люди выстроятся еще в три ряда. Тогда помогать девушке придут продавец рецептурного отдела и кассирша.

Пока же здесь царило полное затишье, короткая передышка перед еще одним, последним потоком посетителей.

По Ванс-авеню торопливо шла женщина. Дойдя до Крамер-бульвар, она остановилась, встревоженно оглянулась и свернула за угол. Свет в окне аптеки выхватил из темноты ее лицо с решительно сжатыми губами и испуганными глазами.

Она открыла дверь аптеки и вошла.

Углубившаяся в какой-то роман кассирша продолжала чтение. Девушка у автомата с содовой водой подняла вопросительный взгляд. Продавец рецептурного отдела отложил карандаш й привстал.

Однако посетительница сразу направилась к двум телефонным кабинам у дальней стены.

Позже, восстанавливая в памяти ее наружность, все свидетели сошлись на том, что это была женщина лет тридцати, с хорошей фигурой, которую не могло скрыть даже широкое темное пальто с меховым воротником. Кассирша заметила, что она держала в руках коричневую сумочку из крокодиловой кожи.

Они, может быть, запомнили бы больше, но в этот момент двери кинотеатра распахнулись и толпа зрителей повалила наружу, сразу заполнив весь тротуар.

Кассирша со вздохом захлопнула книгу. Продавец рецептурного отдела выставил на край прилавка рекламу поливитаминов и слегка пододвинул вперед коробку с бритвенными лезвиями. Девушка у содового автомата вытерла руки полотенцем и стала смешивать в миксере шоколад и солодовое молоко. Она знала, что через минуту-две кто-нибудь закажет этот напиток.

Женщина вошла в кабинку, открыла сумочку и достала кошелек для мелочи. Озабоченно нахмурившись, она порылась в кошельке, затем почти бегом кинулась к кассирше.

— У вас есть пятицентовики? Разменяйте мне. Только быстрее. Пожалуйста, побыстрее!

Уж теперь-то, когда женщина оказалась так близко, кассирша могла бы ее как следует рассмотреть, но именно в этот момент открылась дверь аптеки и ввалилась шумная бесцеремонная толпа студентов, которые, обмениваясь между собой громкими шутками, сразу начали требовать мороженое, банановый крем, сбитые сливки, шоколадный сироп и лущеные орешки.

Кассирша протянула женщине пять монет, затем, измерив взглядом толпу вновь прибывших, поспешила на помощь к девушке за прилавком. Минут десять касса может подождать.

Женщина скрылась в телефонной кабинке. С того момента ее никто не видел, а верней, не замечал.

Она положила на полочку возле телефона клочок бумаги, потом поставила на бумагу столбик монет, взяла верхнюю, опустила в щель и набрала номер.

Рука, державшая трубку, чуть дрожала. Женщина все время всматривалась сквозь стекло в лица новых посетителей.

Она с нетерпением и тревогой прислушивалась к гудкам на том конце линии, потом трубку подняли, и приглушенный звуками танцевальной музыки слащавый голос произнес:

— Алло. Я слушаю.

— Пожалуйста… я очень вас прошу. Мне нужно поговорить с Перри Мейсоном, адвокатом. Попросите его к телефону… только быстрее.

— Перри Мейсона? Боюсь…

— Тогда попросите сюда Пьера, метрдотеля. Мистер Мейсон сидит за столиком с молодой женщиной…

— Но Пьер очень занят. Вам придется подождать. Если вы так спешите…

— Подойдите к Пьеру. Попросите его показать вам мистера Мейсона. Потом скажите мистеру Мейсону, чтобы он подошел к телефону. Это очень важно. Пусть сразу же подойдет. Вы поняли?

— Ладно. Не вешайте трубку.

Прошло минуты две. Женщина нетерпеливо взглянула на свои часы, в оправе которых поблескивали бриллиантики, нахмурилась и сказала то ли в трубку, то ли просто так:

— Скорей, скорей! Ну, скорей же!

Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался несколько раздраженный голос адвоката:

— Алло. Говорит Мейсон.

Женщина заговорила отрывисто и торопливо.

— Это очень важно, — сказала она. — Слушайте меня внимательно. Вы должны сразу же понять меня и сделать то, что я скажу. Больше я уж не смогу…

— Кто это говорит? — перебил адвокат.

— Я послала вам пакет, — сказала женщина. — Ради Бога, выслушайте меня. У вас есть карандаш?

— Да.

— Запишите, пожалуйста, имя и адрес.

— Но почему…

— Прошу вас, мистер Мейсон. Я все объясню вам. Каждая секунда дорога. Я прошу вас, умоляю, запишите имя и адрес!

— Говорите.

— Медфорд Д. Карлин, 6920, Уэст-Лорендо. Записали?

— Подождите, — сказал Мейсон. — Карлин, К-а-р-л-и-н? Так?

— Да. Инициалы — М. Д. Его адрес 6920, Уэст-Лорендо.

— Есть. Записал.

— Деньги вы уже получили?

— Какие деньги?

— О мистер Мейсон, неужели вы не получили их? Тот пакет… я о нем говорила… Как же так? Его не принесли?..

Ее голос осекся.

— Не будете ли вы столь любезны, — с раздражением сказал Мейсон, — назвать мне свое имя и прямо объяснить суть дела. Что за пакет и деньги и кто вы наконец такая?

— Я не могу назвать вам свое имя. Да оно вам и ни к чему. В конверте были деньги, пятьсот семьдесят долларов… Мистер Мейсон, я умоляю вас, повидайтесь с мистером Карлином, покажите ему вырезку, которая лежит в том пакете с деньгами, и…

— Но я уже сказал вам, что не получал пакета.

— Вы его получите. Его принесут. Скажите мистеру Карлину, что ему придется искать другого компаньона. Мистер Мейсон; я не могу вам передать, как все это важно. Это вопрос жизни и смерти. Не теряйте ни минуты… О-о!..

Ее голос замер, темные глаза, настороженно следившие за входной дверью аптеки, с ужасом глядели на высокого мужчину лет тридцати с небольшим.

Крупными легкими шагами человека, всегда отличавшегося великолепным здоровьем, он вошел в аптеку и остановился, чуть насмешливо обозревая лица посетителей.

Женщина не колебалась ни секунды. Трубка тотчас же выпала из ее руки и закачалась на проводе, несколько раз стукнувшись о стенку кабинки.

Выскользнув из кабинки, женщина протиснулась к стенду с журналами и, повернувшись спиной к стойке, принялась их рассматривать, казалось полностью углубившись в это занятие.

Ей даже удалось изобразить удивление, когда рука мужчины сжала ее локоть. С возмущением обернувшись, она тут же улыбнулась, нежно и заискивающе.

— О, — сказала она. — Это ты!

— Я искал тебя.

— Я… Ты уже все закончил?

— Да. Это потребовало меньше времени, чем я предполагал.

— Надеюсь, я не заставила себя ждать. Я только хотела купить зубную пасту и засмотрелась на журналы. Я тут всего минутку.

Он положил ей на талию крепкую мускулистую руку и слегка подтолкнул к прилавку.

— Покупай свою пасту, и пошли отсюда.

Глава 2

Перри Мейсон стоял у телефона, держа трубку в левой руке и затыкая ухо указательным пальцем правой, чтобы не слышать звуков музыки.

Оставшаяся за столиком Делла Стрит, его секретарша, заметила торопливый кивок шефа и поспешила к нему.

— Что случилось? — спросила она.

— Да что-то странное, — сказал Мейсон. — Подойди к другому телефону и, если на контрольном пункте сегодня работает кто-то из твоих приятельниц, справься у них, нельзя ли проследить, откуда мне сейчас звонили. Пусть поторопятся. Звонила женщина. По-моему, она смертельно напугана.

Делла вытащила записную книжку, наклонилась, чтобы рассмотреть целлулоидный кружок на телефонном аппарате, и записала номер. Затем она поспешила к телефону, находившемуся в женской туалетной комнате.

Когда она вернулась, Мейсон все еще держал трубку в руке.

— Звонили из телефона-автомата, шеф, в аптеке на углу Ванс-авеню и Крамер-бульвар. Телефон занят, очевидно, трубка не повешена.

Мейсон положил свою трубку на место.

— Что это за звонок? — спросила Делла.

Мейсон сунул в карман записную книжку.

— Меня просили немедленно повидать некоего М.Д. Карлина. Его адрес: 6920, Уэст-Лорендо. Поищи-ка его в справочнике, ладно, Делла?

Делла принялась торопливо листать телефонную книгу и вскоре сказала:

— Да, он есть здесь. М.Д. Карлин, 6920, Уэст-Лорен-до. Телефон — Ривервью 3-2322.

— Запишите номер, — сказал Мейсон.

— Вы будете ему звонить?

— Не сейчас. Попозже. Я хочу побольше разузнать, прежде чем начну действовать. Мне все кажется, у этой женщины случилось что-то очень важное. Жаль, что ты не слышала, как она говорила.

— Она была расстроена?

— Я бы сказал, не расстроена, а в панике.

— Чего она от вас хотела?

— Просила сказать этому Карлину, что он должен искать себе другого компаньона.

— Вместо нее?

— Не знаю. Она передала мне свою просьбу и сказала, что мне скоро принесут деньги. Обычно я отказываюсь от поручений анонимных клиентов, но в голосе этой женщины звучал такой ужас, что мне стало жаль ее. Перед тем как бросить трубку, она вскрикнула так, словно что-то испугало ее до смерти. Трубка стукнулась о стенку, а потом ударилась еще несколько раз, наверное, качаясь на шнуре. Может быть, женщина упала в обморок.

— Что же нам теперь делать? — спросила Делла Стрит.

— Некоторое время подождем и поглядим, придет ли тот пакет с деньгами, о котором говорила женщина.

— А пока?

Мейсон повел Деллу к столику.

— А пока мы допьем кофе, может быть, немного потанцуем и вообще будем вести себя так, будто ничего не случилось.

— Не оборачивайтесь, шеф, — сказала Делла, — кажется, ваш телефонный разговор уже привлек к себе внимание.

— В чем дело?

— Насколько я могу понять, в том углу нас с вами очень оживленно обсуждают.

— Кто именно?

— Гардеробщица, девушка, которая делает мгновенные фотоснимки, и продавщица сигарет. Погодите минутку, девушка с сигаретами уже направляется к нам.

Мейсон отхлебнул кофе.

Девушка, продававшая сигареты, предложила свой товар сидящим за соседним столиком, затем повернулась к Перри Мейсону.

— Сигары, сигареты? — спросила она вкрадчиво, чуть протяжно.

Мейсон улыбнулся и отрицательно покачал головой.

Делла Стрит слегка подтолкнула его под столом.

— Ну хорошо, дайте мне пачку «Релейф», — сказал Мейсон.

Девушка взяла пачку, надорвала уголок, легонько постучав по пачке, вытолкнула сигарету и протянула ее Мейсону, наклонившись, чтобы дать ему прикурить.

У девушки был оливковый цвет лица, немного широковатые скулы и ладная фигурка. Короткое, сильно декольтированное платье открывало округлые плечи и стройные ноги в нейлоновых чулках.

Мейсон протянул ей доллар. Она начала отсчитывать, сдачу.

— Не нужно, — мягко улыбнулся Мейсон.

— О, вы… так щедры.

— Не стоит благодарности.

— Вы так добры… Такая сумма…

— В чем дело? — перебил Мейсон и внимательно поглядел на нее. — Вам ведь всегда дают чаевые.

— Десять, пятнадцать центов, самое большее двадцать пять, — сказала девушка, и ее глаза вдруг наполнились слезами.

— Э, подождите-ка минутку, — сказал Мейсон. — Что это вы?

— Простите меня. Я так расстроена, так истерзалась, а вы были так добры со мной, и я… Я уж и сама не знаю, что делаю…

— Да вы присядьте, — сказала Делла Стрит.

— Нет, нет, меня уволят. Я не имею права седеть с покупателями. Я…

Мейсон увидел, что ее лицо подергивается от волнения и слезы тоненькими струйками стекают по щекам, оставляя полоски на гриме.

— Ну вот что, — сказал он. — Садитесь, и конец.

Он поднялся, подал стул девушке, и, чуть поколебавшись, она пододвинула стул так, чтобы можно было присесть на него, держа поднос на коленях.

— А теперь, — сказал Мейсон, — вам нужно выпить рюмку бренди и…

— Нет, нет, пожалуйста. Я не могу. Пить с покупателями нам не разрешают.

— Да что у вас случилось? — спросил Мейсон. — Неприятности на работе?

— Нет, нет. С работой все в порядке. Это чисто личное и вообще давнишняя история. Но временами вдруг подступит к сердцу…

Она запнулась и, повернувшись к Делле, с надрывом заговорила:

— Ваш муж не поймет, зато вы сможете понять. Вы женщина, и вам знакомо чувство матери к ребенку.

— А что с вашим ребенком? — спросил Мейсон.

Она покачала головой.

— Как глупо, что я навязываюсь к вам со своими делами. Будьте добры, сделайте вид, будто что-то выбираете на моем подносе. Наш шеф может рассердиться.

Делла Стрит начала перебирать уложенные на подносе мелкие сувениры и безделушки.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Вообще-то нечего рассказывать. В конце концов все не так уж плохо. Наверное, мой ребенок в хороших руках. Мне только хотелось бы знать. Ой, как хотелось бы…

— Что знать? — спросил Мейсон.

— Где моя дочка. Видите ли, все это очень сложно и запутанно. Я… во мне есть примесь японской крови.

— Да что вы?

— Правда. Вы, может, не заметили этого, но если внимательно поглядеть, видите, какие у меня глаза и скулы.

Мейсон пристально всмотрелся в ее лицо, потом кивнул и сказал:

— Да, вижу. Я сразу подумал, что в вас есть что-то экзотическое. Теперь я понял, в чем дело. У вас явно восточный тип лица.

— У меня ведь только небольшая примесь японской крови, — сказала девушка. — А вообще-то я американка. Такая же, как и все остальные. Но люди знаете как относятся к этому? Для большинства я — японка, и весь разговор. Отверженная, чужая…

— Ну, а что с вашим ребенком? — спросил Мейсон.

— У меня есть дочка.

— Вы замужем?

— Нет.

— Продолжайте.

— Ну вот. У меня есть ребенок, а отец ребенка украл у меня мою дочь. Он продал ее. Когда я узнала, что какие-то чужие люди хотят удочерить мою девочку, я была вне себя. Чего я только не делала, стараясь выяснить, что же это происходит и как мне быть, но ничего не смогла сделать.

— А тот человек, который похитил вашу дочь, и в самом деле ее отец? — спросил Мейсон.

Девушка на мгновение замялась, опустила глаза, потом подняла их и взглянула прямо в лицо Мейсону.

— Нет, — призналась она. — Ее отец умер.

— Почему же вы не пытаетесь разыскать вашу дочь? — спросила Делла Стрит.

— А что я могу сделать? Разве станет кто помогать японке, да еще если у нее денег ни гроша. А у меня ничего нет. Я даже не знаю, где моя девочка, но я уверена, кто-то ее удочерил. Тот человек, который выдал себя за отца и подписал все бумаги, исчез.

— Сколько лет вашей девочке? — спросил Мейсон.

— Сейчас ей бы исполнилось четыре года. Она была совсем крошкой, когда…

Пьер, метрдотель, оглядывая зал, вдруг заметил девушку с сигаретами.

— Продавщица сигарет, пройдите-ка сюда! — крикнул он. — Сию же минуту!

— Ох, — сказала девушка. — Зря я разговорилась с вами. Пьер сердится.

Из треугольного выреза платья она вытащила носовой платок, такой крошечный, что, казалось, им нельзя прикрыть даже, почтовую марку, поспешно вытерла глаза и припудрила лицо.

— Продавщица сигарет! — вторично позвал Пьер. Его голос звучал резко и нетерпеливо.

Несмело улыбнувшись Делле Стрит, девушка дотронулась до руки Мейсона и, слегка сжав ее, сказала:

— Мне сейчас здорово влетит.

— А вы не позволяйте, — сказала Делла Стрит. — Какое он имеет…

— Продавщица сигарет, немедленно сюда! — еще раз крикнул Пьер.

— Спасибо вам большое, я хоть душу отвела.

И девушка ушла.

— Бедняжка, — сказала Делла.

Мейсон кивнул.

— Грудного ребенка продать, наверно, не так трудно, — задумчиво проговорила Делла. — Если тот тип выдал себя за отца и сказал, что мать девочки умерла или сбежала, то он наверняка нашел людей, желающих усыновить ребенка, и получил от них пятьсот, а то и тысячу долларов.

— За японского ребенка?

— А кто знает, что он японец? — возразила Делла. — Вы и то не догадались, что она японка, до тех пор, пока она сама вам не сказала. Чуть раскосые глаза и что-то в очертаниях лица… Она гораздо больше американка, чем японка.

Мейсон снова кивнул.

— Все это, кажется, ни капли вас не тронуло, — с раздражением сказала Делла Стрит. — Почему бы вам ей не помочь? Уж кто-кто, а вы могли бы это сделать, шеф. Разыщите девочку, сделайте доброе дело.

— Для кого?

— Для матери и для девочки.

— А кто вам сказал, что для девочки это такое уж доброе дело? Она, может быть, сейчас в хороших руках. А мамаша, которая работает в ночном клубе и щеголяет в столь открытом платье, что еще чуть-чуть и ее арестуют за непристойный вид…

— При чем тут платье? Она любит ребенка.

— Может быть, и любит, — сказал Мейсон, — но едва ли так уж сильно.

— Не поняла вас.

— Со времени исчезновения ребенка прошло, наверное, не менее трех лет, — сухо напомнил Мейсон. — И вдруг ни с того ни с сего она подходит к двум совершенно незнакомым людям, посетителям ночного клуба, где она работает, и, рискуя быть уволенной, подсаживается к ним и начинает плакаться на свои беды.

— Все это так, конечно, — согласилась Делла Стрит. — Но ведь можно посмотреть на дело и с другой точки зрения… У нее это вышло случайно. Такое впечатление, что она держала свое горе при себе, пока могла, а сейчас ее прорвало.

— Небезынтересно, что случилось это после совещания в углу, состоявшегося сразу вслед за моим разговором по телефону.

— Да, верно. Она знает, стало быть, кто вы такой.

Мейсон кивнул.

— Знает и поэтому пыталась заручиться вашей помощью. Но вид у нее был очень искренний, и… скезы были настоящие.

Мейсон взглянул на часы и сказал:

— Ну, если это еще не конец, мне бы хотелось, чтобы события развивались быстрей. В противном случае я просто не успею что-либо сделать сегодня. Я все вспоминаю голос этой женщины, такой испуганный, взволнованный. Хотел бы я знать, что там случилось, когда она так внезапно бросила ^рубку.

— К нам идет метрдотель, — сказала Делла Стрит.

Метрдотель, невысокий, Полный, средних лет мужчина, учтиво поклонился и сказал:

— Прошу прощения, месье.

— Да? — отозвался Мейсон.

— Вы Перри Мейсон, адвокат?

Мейсон кивнул.

— К сожалению, я не узнал вас, когда вы входили, но потом мне показали вас. Я неоднократно видел ваши фотографии в газетах, но… — он выразительно развел руками, — вы много моложе, чем я ожидал.

— Пусть это вас не тревожит, — с легким раздражением ответил Мейсон. — Кормят у вас отлично, обслуживание безупречное. Так что, пожалуйста, не извиняйтесь, что вы не узнали меня, и никому, кстати, не говорите, что я здесь.

Метрдотель бросил беглый взгляд на Деллу Стрит и заговорщицки улыбнулся.

— Ну, разумеется, месье, — сказал он. — Мы здесь никогда таких вещей не делаем. Зачем лезть в чужие дела? Я позволил себе подойти к вам, только чтобы передать пакет, присланный на ваше имя. Меня непременно просили вручить его вам лично.

Сделав легкое, неуловимое движение рукой, он извлек откуда-то конверт, как фокусник достает маленького кролика из потайного кармана фрака.

Мейсон не сразу вскрыл конверт. Он положил его на стол и некоторое время изучал. Конверт был длинный, из грубой бумаги, с надписью «Мистеру Мейсону», сделанной явно второпях. Потом он холодно и твердо взглянул на учтиво улыбающегося метрдотеля.

— Где вы это взяли? — спросил он.

— Пакет был передан швейцару посыльным.

— Кто этот посыльный?

— Право, не знаю. Может быть, знает швейцар. Хотите, я его пришлю к вам?

— Да, пришлите.

На мгновение их взгляды встретились, глаза адвоката пристально смотрели в улыбающиеся, чуть насмешливые глаза Пьера. Потом метрдотель отвел взгляд.

— Я его пришлю немедленно, месье, и надеюсь, что вы выясните все, что вас интересует. — Он поклонился и направился к дверям.

— Хотелось бы мне знать, — заметил Мейсон, глядя ему в спину, — каким образом наша загадочная клиентка обнаружила наше местопребывание.

— О, так это он и есть, — сказала Делла, увидев деньги и вырезку из газеты. — Тот самый пакет, что вам должны были прислать.

Мейсон просматривал содержимое.

— Занятно… в основном мелкие купюры, по доллару и покрупней, а две — по пятьдесят.

Он поднес деньги к носу, затем протянул пачку Делле.

Она понюхала и сказала:

— Довольно сильный запах. Это хорошие духи. Знаете что, шеф, наверно, эта женщина собирала деньги по доллару, по два, иногда откладывала пять, а если повезет, случалось, даже пятьдесят, прятала их где-то в ящике комода вместе с носовыми платками, приберегая на крайний случай.

Мейсон кивнул, его лицо стало задумчивым.

— Могло быть и так, — сказал он,’— накопив достаточно мелких денег, она обменивала их в банке, и таким образом здесь оказалось две купюры по пятьдесят. Крупные купюры прятать удобнее, и… сюда идут метрдотель и швейцар. Вложите деньги в конверт.

— Здесь нет вашего имени? — спросила она.

— Ни имени, ни записки, — ответил он. — Только деньги и вырезка из газеты. Поэтому она и звонила: хотела объяснить, что от меня требуется. Написать записку она, наверно, не успела. Просто сунула деньги в конверт и… — Он запнулся на полуслове: к столику подошли метрдотель и швейцар.

— Вот этот швейцар, месье.

Пьер продолжал стоять, явно чего-то ожидая.

Мейсон протянул ему десятидолларовую бумажку.

— У вас отличное обслуживание, — сказал он.

Ловкие пальцы взяли бумажку, и она как бы растворилась в воздухе. В глазах метрдотеля теперь уже не было насмешки. Он держался почтительно.

— Счастлив служить вам, месье. В любое время, когда бы вы ни захотели прийти сюда, только спросите Пьера, и столик будет вас ждать.

Швейцар, огромный мужчина в украшенной шитьем униформе, казалось, думал лишь о том, чтоб поскорей вернуться на свой пост, но его зоркие глаза явно успели заметить, какого достоинства купюра была вручена Пьеру, и щедрость клиента, казалось, произвела на него должное впечатление.

— Ну, — сказал Мейсон, — расскажите-ка мне о посыльном.

— А что о нем рассказывать? — ответил швейцар. — Автомобильчик — так себе. Не слишком новый. Я подошел к машине, открыл дверцу и увидел, что там один человек и сидит он с таким видом, будто это не его машина. Я сразу увидел, что он не будет выходить, и подумал: наверно, хочет узнать дорогу. Что ж, ответить я могу, я не прочь, только ты хотя бы опусти окно и крикни, что тебе там надо. Зло меня на таких разбирает. Ведь чаевых от них не дождешься. Открыв дверцу, он сунул мне в руку конверт и говорит: «Передайте это Перри Мейсону. Он в ресторане». Я помню, как вы ставили машину, — продолжал швейцар, — но я не узнал вас тогда, мистер Мейсон. Хотя имя ваше часто слышу, но… вы ведь впервые у нас? Верно?

Мейсон кивнул.

— Продолжайте. Что же сделал этот человек с конвертом?

— Да больше ничего. Я вытаращился на него, а он сказал: «Иди. Что, у тебя ноги не работают? Отнеси пакет вашему старшему и скажи: пакет, мол, очень важный, пусть его немедленно передадут мистеру Мейсону». Вот я и отдал его Пьеру.

— А что сделал тот человек.

— Захлопнул дверцу и укатил.

— Вы не запомнили номер машины или какие-то приметы?

— Ничего я не запомнил, — ответил швейцар. — Вроде бы «шевроле», выпущенный этак лет пять-шесть тому назад. Темного цвета, с четырьмя дверцами, седан. Вот и все, что я могу сказать.

— Смогли б вы описать того мужчину?

— Ну, на нем был такой сероватый костюм. Ворот у рубашки мятый. Он лет так на шесть, на восемь старше меня, а мне… постойте-ка… уже пятьдесят три. Не похож на нашего клиента.

— Похож на рабочего?

— Ну, не совсем на рабочего. У него, может, какая лавчонка или маленькая мастерская. Обтрепанный такой, но, видно, малый ушлый. У него-то, может, и деньжата водятся, но он их не тратит на одежду, машину и не транжирит в…

— Ночных клубах, — подсказала Делла Стрит.

Швейцар ухмыльнулся.

Мейсон вытащил банкнот в десять долларов.

— Попытайтесь вспомнить что-нибудь еще, — сказал он. — И не думайте о чаевых, которые вы упускаете из-за того, что ушли от дверей. Вы свое наверстаете. А сейчас послушайте: это моя секретарша мисс Стрит. Вы можете завтра позвонить в мою контору, попросить ее к телефону и сообщить ей все, что вы вспомните.

В отличие от Пьера швейцар, взяв купюру, сперва поглядел на нее, потом кивнул и одобрительно ухмыльнулся.

— Я же говорю, — сказал он, — чаевые подождут. — А если чего нужно…

— Вы пока подумайте, — сказал Мейсон. — И вызовите мою машину. Она…

— Я помню вашу машину, — живо отозвался швейцар. — И вас теперь запомню, мистер Мейсон. Если вам что потребуется…

— Очень хорошо, — прервал его Мейсон. — В настоящее время мне требуется как можно больше узнать о человеке, который привез конверт.

— Подумаю. Если что припомню, я вам завтра днем позвоню. Я нынче дежурю до двух часов ночи и не встану завтра раньше двенадцати. Может, и вспомню что.

Мейсон повернулся к Делле Стрит:

— А теперь, Делла, мы позвоним Карлину.

— Он разозлится, если мы его разбудим, — сказала Делла.

— Знаю. Но все же попробуем.

— Нельзя ли подождать с этим хотя бы до завтрашнего утра?

— Ты бы так не говорила, если бы слышала голос той женщины. Я не знаю, что у нее стряслось, но откладывать нельзя. Нужно немедленно действовать.

Мейсон повел Деллу к телефону. Она опустила монетку, набрала номер и вопросительно взглянула на Мейсона:

— Будете говорить?

— Нет, — ответил Мейсон, усмехнувшись, — не я, а ты. Попробуй воздействовать на него своими чарами. Пусти в ход твой самый нежный голосок.

— Сказать ему, кто мы и зачем звоним?

— Кто — скажите, а зачем — не нужно. Тебе…

Делла приложила руку ко рту и сказала:

— Алло. Это мистер Карлин?

Выслушав ответ, она кокетливо улыбнулась и проговорила:

— Мистер Карлин, я надеюсь, вы извините, что мы тревожим вас в такое позднее время. Это говорит мисс Стрит. Я доверенный секретарь мистера Мейсона. Нам совершенно необходимо повидать вас как можно скорее. Надеюсь, вы еще не ложились… О, прекрасно… Да, если можно… Да, конечно… простите… Передаю трубку мистеру Мейсону.

Она прикрыла рукой микрофон и сказала:

— Он еще не ложился. Отвечает вежливо. Я думаю, все будет хорошо.

Мейсон кивнул, взяв у нее трубку, и сказал:

— Алло. Говорит Перри Мейсон, мистер Карлин. Я очень сожалею, что пришлось побеспокоить вас в такое позднее время.

— Ваша секретарша уже это говорила, — ответил мужской голос. — Пусть это не волнует вас. Я почти никогда не ложусь до двух часов ночи. Часто читаю допоздна, да и вообще ложиться раньше не привык.

— Я хотел бы с вами встретиться по поводу одного дела чрезвычайной важности.

— Сегодня?

— Да.

— Сколько времени уйдет у вас на дорогу?

— Я звоню из «Золотого гуся», — сказал Мейсон. — Мне предстоит еще одно небольшое дело, и… словом, я, наверно, буду у вас минут через тридцать — сорок.

— Я буду ждать вас, мистер Мейсон. Постойте, вы ведь мистер Перри Мейсон, адвокат?

— Верно.

— Я о вас слышал, мистер Мейсон. Буду рад познакомиться. Я сварю к вашему приходу кофе.

— Прекрасно, — сказал Мейсон, — простите мою назойливость, я даже не знаю, как вас благодарить…

— Что вы, пустяки. Я холостяк, скучаю в одиночестве и очень рад гостям. Ваша секретарша тоже приедет?

— Да.

— Великолепно, — сказал Карлин. — Итак, я жду вас, мистер Мейсон, примерно через полчаса.

— Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Благодарю вас.

Он повесил трубку.

— Разговаривает Карлин приветливо, — сказала Делла Стрит.

— Вполне.

— Вы успели посмотреть газетную вырезку?

— Только мельком, — сказал Мейсон. — Всего несколько строк, должно быть, из какой-то нью-йоркской газеты. Упоминается, что некая Элен Хэмптон была признана виновной в шантаже и заключена в тюрьму на восемнадцать месяцев. Кажется, она и ее сообщник, имя которого не названо, занимались вымогательством, а каким именно — нельзя понять. Она признала себя виновной, и судья при вынесении приговора коротко отметил: система вымогательства была так ловко придумана, что он не рискует сделать ее достоянием широкой гласности из опасения, что и другие смогут прибегнуть к ней.

— И это все?

— Все, — сказал Мейсон.

— А какая дата на вырезке?

— Даты нет, — сказал Мейсон. — Просто вырезан кусочек текста. Бумага слегка начала желтеть, так что или статья давнишняя, или лежала на солнце.

— Ну что, — сказала Делла Стрит, — может, мы что-нибудь и узнаем от Карлина. А что это за дело, о котором вы говорили ему, шеф?

— Я хочу съездить к тому телефону-автомату, — пояснил Мейсон. — Думаю, что аптека "Открыта всю ночь. Попробую у них что-нибудь выяснить о женщине, которая звонила мне.

— А вы заметили, — сказала Делла Стрит, — ваш друг Карлин держится вполне непринужденно. Он мне даже понравился.

— Да, разговаривал он вежливо и в то же время твердо, — сказал Мейсон, — и любопытства в общем-то не проявил.

— Верно, — согласилась Делла. — Другой на его месте начал бы допытываться — что да почему? Напугался бы, наверное: «чего ради я понадобился мистеру Мейсону в такой поздний час? Что он задумал?» и тому подобное. А этот Карлин вроде бы совсем и не встревожился.

Мейсон задумался.

— Любезен и не проявляет любопытства, — повторил он медленно.

— А может быть, он ждал звонка? — спросила Делла Стрит.

— Ну, — ответил Мейсон, — не стоит заходить так далеко в предположениях, но он явно был начеку.' А теперь в аптеку, Делла, пороемся в телефонной будке.

Глава 3

Подъезжая к аптеке на углу Ванс-авеню и Крамер-бульвар, Мейсон сказал:

— Делла, как, по-твоему, откуда эта женщина могла узнать, что я в «Золотом гусе»?

— Мало ли как, — сказала Делла Стрит, — вы человек известный, вас многие знают…

— Тогда следует предположить, что и она была там же, в «Золотом гусе».

— Совсем не обязательно. Она… постойте-ка минутку… да, я поняла, почему вы так решили.

— Могло, конечно, бщь и так, — продолжал Мейсон, — что ей просто сказали по телефону: «Слушай, мистер Мейсон сейчас в ресторане «Золотой гусь». Вое-пользуйся случаем, позвони ему». Может, кто-то из ее друзей был среди посетителей. Или метрдотель…

— Да, все это вполне возможно.

— И все же нет, — продолжил Мейсон, — я не думаю, что ей кто-то звонил. Уж очень она волновалась, очень уж была испугана. Ей не звонили, это она сама была в ночном клубе, сама нас видела, потом ушла и сразу позвонила.

— Кто-нибудь знал, куда мы собираемся идти?

— Мы ведь и сами этого не знали, — сказал Мейсон. — Вспомни, мы уже кончили опрашивать свидетеля и вышли из конторы, когда ты вдруг вспомнила, что Пол Дрейк рекомендовал тебе этот клуб. Он сказал, что там великолепно кормят и неплохой оркестр.

— Верно, — сказала она. — Решение мы приняли экспромтом, и никто не знал, что мы туда идем.

— За исключением Дрейка, — напомнил Мейсон. — Мы ведь позвонили Полу по дороге и сказали, что свидетель все подтвердил, что завтра утром мы увидимся, а сейчас хотим воспользоваться его рекомендацией и направляемся в ночной клуб.

— Да, я слышала, как вы ему все это говорили.

— Но Пол Дрейк, — продолжал Мейсон, — вряд ли мог сказать кому-нибудь, где мы находимся. Ведь он же детектив в конце концов. Он умеет держать язык за зубами. Впрочем, может, мы выясним кое-что после разговора с Карлином. И, может быть, окажется, что это дело вполне заурядное и не стоило из-за него поднимать такой шум да еще мчаться куда-то ночью. И все-таки очень похоже, что эта женщина копила деньги на какой-то крайний случай, и когда этот случай пришел, она взяла их и… Вот и аптека. Ты войдешь? — спросил он.

Делла Стрит уже открывала дверцу машины.

— Только попробуйте не взять меня с собой, — сказала она.

Старший продавец готовился закрыть аптеку. Четырем юнцам, которые оживленно болтали за липким пойлом из сиропа и мороженого, учтиво, но твердо напомнили, что пора уходить. Продавщица содовой воды уныло окунала грязные стаканы в горячую воду, а кассирша подсчитывала выручку.

Продавец рецептурного отдела равнодушно выслушал Мейсона.

— Я ее не очень'-то запомнил, — сказал он. — Уже после ее ухода нам позвонили в другую кабинку с центральной станции и сказали, что у соседнего автомата не повешена трубка. Я зашел в кабину и повесил трубку на место. Вот и все, что я знаю об этом. Спросите лучше кассиршу.

Мейсон подошел к кассе.

Кассирша смутно помнила ту женщину. Она просила разменять ей четверть доллара. Ей примерно лет тридцать — тридцать пять. Одета в темное пальто с меховым воротником. Сумка у нее коричневая из крокодиловой кожи. Нет, более подробно она не может ее описать. Да, бросила трубку. Как уходила женщина, она не видела. У них столько дел…

— Из какой кабинки она звонила? — спросил Мейсон.

— Из той, что справа, около стенда с журналами.

— Я ее осмотрю, — сказал Мейсон.

Вместе с Деллой Стрит он прошел к кабинке.

— Продавец из рецептурного отдела определенно наблюдает за вами, шеф, — прошептала Делла.

— Возможно, он думает, что я из ФБР, — сказал Мейсон. — По-моему, у нас практически нет шансов узнать, что ее испугало, но все же нужно посмотреть. Раз она убежала так внезапно, то могла что-то оставить — платок, кошелек или…

— Здесь на полочке лежит клочок бумаги и несколько монет, — сказала Делла Стрит, заглядывая в дверь через стекло.

Мейсон толкнул дверь, Делла Стрит проскользнула внутрь будки.

— Четыре монеты, сложенные столбиком на кусочке бумаги, — сказала она.

— Что это за бумажка?

— Здесь какой-то телефонный номер, нацарапанный карандашом. Майн 9-6450.

— Позвони, — сказал Мейсон. — Посмотрим, кто ответит.

Делла Стрит опустила монету и сказала:

— Вряд ли кто-нибудь ответит нам в это время ночи.

— Алло! Да, да, спасибо… нет, ничего, я по ошибке набрала не тот номер.

Она положила трубку и с улыбкой повернулась к Мейсону.

— Это был номер «Золотого гуся»! — объявила она.

— Дьявольщина! Я бы дорого дал, чтобы узнать, как она нас проследила. Что ещё написано на этой бумажке?

— Какие-то цифры с другой стороны.

Цифры были записаны в одну строчку:

59-4П-38-ЗЛ-19-2П-10Л.

Мейсон, нахмурившись, разглядывал бумажку.

В это мгновение к ним быстро подошел продавец рецепт' — iHoro отдела.

— 1то-то нашли? — спросил он.

Мейсон улыбнулся и покачал головой.

— Нет, я просто записал ваш номер, — сказал он и, зевнув, пояснил: — Все в порядке, видите ли, моя двоюродная сестра страдает временной потерей памяти. Но она помнит почему-то мой номер телефона даже тогда, когда забывает и свою фамилию, и мою, и всех наших родственников.

— Понятно, — сказал продавец таким тоном, что ясно было: он не понял ничего.

Мейсон повел Деллу Стрит к двери.

Мелкий моросящий дождик перешел в холодный ливень. Делла поспешно вскочила в машину.

— Бр-р-р, замерзла, — сказала она. — В такую погоду на ногах должно быть что-то поплотнее, чем прозрачный нейлон. Что вы думаете насчет этой бумажки с цифрами?

— Цифры, — сказал Мейсон, извлекая из кармана клочок бумаги, — это комбинация сейфа. Четыре раза вправо до 59, три раза влево до 38, два раза вправо до 19, потом влево и остановиться на 10.

— Продавец все вертится около двери, — сказала Делла. — Я думаю, он хочет записать номер вашей машины.

Мейсон нажал на педаль. Машина тронулась, и «дворники» монотонно задвигались, сгоняя с ветрового стекла ручейки воды.

— Как вы распорядитесь, шеф, — спросила Делла, — в какую графу я должна занести эти пятьсот семьдесят долларов?

— Я думаю, — сказал Мейсон, — что ты должна обозначить их как вклад мадам X, пока мы не узнаем точно, кто наша клиентка. Может, мистер Карлин несколько просветит нас на этот счет.

— Вы собираетесь рассказать что-нибудь о нашей клиентке?

— Ни единого слова, — ответил Мейсон. — И надеюсь, что он в самом деле угостит нас горячим кофе.

Наступила пауза, и длилась она до тех пор, пока Мейсон, повернув на Уэст-Лорен-стрит, не оказался в сто шестьдесят восьмом квартале.

— Вот его дом, на той стороне, — объявил Мейсон.

— Какой он старомодный! — воскликнула Делла.

Мейсон кивнул.

— Наверно, при нем был обширный участок лет двадцать пять назад. Потом город начал расширяться, и владелец продал землю, но, как видишь, сохранил футов по тридцать — сорок с каждой стороны дома. Может, когда-то это было целое поместье. А теперь все пришло в упадок. Должно быть, дом уже давным-давно не красили. Ну что ж, давай войдем.

Мейсон развернул машину и поставил прямо перед домом.

— Как твои ноги?

— Все еще мокрые.

— А я надеялся, что возле печки просохнут. Смотри же не простудись.

— Не простужусь. А как вы?

— Я в полном порядке. У меня теплые ботинки.

Мейсон выключил свет, заглушил мотор и, обойдя вокруг машины, открыл дверцу для Деллы Стрит.

Они быстро прошли по цементной дорожке, ведущей к скрипучему портику, укрепленному на деревянных столбах и украшенному резьбой.

Мейсон еще нащупывал звонок, как вдруг дверь приоткрылась и спокойный мужской голос сказал:

— Извините, там нет света возле двери. Вы — мистер Мейсон?

— Верно. А вы, как я догадываюсь, мистер Карлин.

— Да, сэр. Проходите, пожалуйста.

Карлин открыл дверь пошире. Делла Стрит и Перри Мейсон вошли.

— Неважная погода, — сказал Карлин. — Очень холодный дождь.

— Да, это довольно неприятно, — согласился Мейсон, исподтишка разглядывая и хозяина, и помещение, в которое они вошли.

В освещенной тусклой лампочкой передней стоял мужчина лет за шестьдесят, с круглой головой, негромким голосом и серыми глазами за толстыми стеклами очков, сквозь которые он насмешливо поглядывал на посетителей.

Его одежда была такой же ветхой и поношенной, как дом снаружи. Однобортный старомодный пиджак. Брюки явно давно не глажены. Ботинки так долго носились, что совершенно потеряли форму.

— Это обитель холостяка, — сказал Карлин. — Я живу один. Уборщица приходит только раз в неделю. Сам же я уборкой не занимаюсь. Так что уж не обессудьте.

— Все в порядке, — сказал Мейсон. — Это мы должны просить у вас извинения, что вторгаемся в такой поздний час. Однако дело, которое привело меня к вам, таково, что мы не могли ждать.

Карлин поправил очки и задумчиво прищурился на Мейсона. Правая сторона его лица была слегка искривлена — чуть приподнят уголок рта и несколько опущен краешек глаза. Все это создавало впечатление, будто Карлин постоянно приглядывается ко всему, что его окружает.

— Мой дом, — сказал он, — в вашем распоряжении. Я отлично представляю себе, мистер Мейсон, сколько у вас дел. Пожалуйста, пройдите в гостиную. У меня на плите горячий кофе…

— Ну, — воскликнул Мейсон, — вот это будет очень кстати.

— Со сливками, с сахаром или черный?

— Со сливками и с сахаром, — сказал Мейсон.

Гостиная явно, отражала индивидуальность Карлина.

Здесь стояли три старомодных, покрытых чехлами кресла-качалки и два деревянных кресла с круглыми ручками. Деревянные сиденья кресел кое-где были проломлены. В комнате не было ни одного торшера, и, очевидно, не было даже розеток в стене, так как прямо из патрона люстры, висевшей в середине потолка, тянулись провода. Из паутины проводов на шнурах свисали лампы, затененные картонными абажурами, зелеными снаружи и белыми внутри.

Маленький стол в центре комнаты был завален книгами, журналами и газетами. Часть из них валялась на полу; небольшая кипа около одной из качалок указывала на то, что хозяин частенько сиживал здесь, а прочитав очередную книгу, просто бросал ее на пол.

— Устраивайтесь поудобнее, — пригласил их Карлин. — Я сейчас принесу кофе.

Карлин ушел на кухню. Мейсон и Делла Стрит оглядели комнату.

— Вот вам задача. — Делла улыбнулась Мейсону. — Найдите любимое кресло хозяина. — И она указала на качалку и на разбросанные в беспорядке вокруг нее книги, газеты и журналы.

Мейсон тоже усмехнулся и подошел взглянуть на книги в старинном, красного дерева книжном шкафу.

— Ба, смотри-ка, тут есть и очень интересные. Наш знакомец, очевидно, настоящий книголюб. Ты только взгляни вот на эти.

— А что это за книги? — спросила Делла Стрит. — Не сманивайте меня с места, шеф. Здесь газовый радиатор и прелесть как тепло.

Мейсон оглянулся на нее. Делла поставила ноги на каминную решетку. Теплый воздух, поднимаясь снизу, слегка колыхал подол ее платья.

Мейсон засмеялся.

— Сами бы надели когда-нибудь платье в холодную дождливую погоду… — сказала Делла. — Так что там за книги?

— По самым различным предметам, — сказал Мейсон, — но видно, что все это очень дорогие издания в прекрасных переплетах и…

Послышались шаркающие шаги, и в комнату вошел Карлин, неся большой поднос с огромным глиняным кофейником, несколькими чашками и блюдцами, до половины наполненной бутылкой сливок и большой хрустальной сахарницей.

Он растерянно посмотрел на стол.

— Подождите минутку, — сказала Делла Стрит. — Я вам сейчас помогу.

Она сложила стопками книги и журналы. Карлин благодарно улыбнулся Делле, поставил поднос на стол и начал разливать кофе.

Чашки были разномастные, надтреснутые, старые.

— Боюсь, что сервиз оставляет желать лучшего, — извинился Карлин все с тем же насмешливым выражением. — Чашка с отбитой ручкой, разумеется, достанется хозяину. Впрочем, довольно извинений. Это дом холостяка, и принимайте его таким, каков он есть. Пейте кофе и давайте знакомиться.

Мейсон помешал кофе, сделал глоток и, взглянув на Деллу, одобрительно кивнул.

— Кофе просто великолепный.

— Благодарю. Я рад, что он вам понравился.

— Вы сами себе готовите? — спросила Делла Стрит и поспешно добавила: — Простите, я, конечно, не имею права совать нос в чужие дела.

— Да пожалуйста, — сказал Карлин. — Я люблю готовить. Ем, когда захочется, и вкусы у меня причудливые. Проголодаюсь и стряпаю себе что-нибудь. Когда не голоден, не ем. Одно из бедствий так называемой цивилизации — это то, что мы рабы времени. Люди придумали часы, и теперь вся наша жизнь подчинена движению часового механизма.

— У вас тут есть очень интересные книги, — сказал Мейсон.

Карлин криво улыбнулся.

— Мистер Мейсон, давайте обойдемся без предлогов и вежливых вступлений. Я понимаю, что вы пришли сюда в такой час не для того, чтобы говорить о погоде, кофе или моих книгах. Вам что-то нужно узнать у меня. Я готов удовлетворить ваше любопытство. Потом, если захотите, можете удовлетворить мое.

Я вдовец. Живу здесь уже пять лет. У меня есть небольшой доход, которого при некоторой бережливости мне хватает на жизнь.

У меня есть своего рода хобби. В подвале дома я оборудовал типографию и храню там небольшой запас самой отборной бумаги. Время от времени, когда мне попадается в журналах заслуживающий внимания материал, я его перепечатываю, причем сам подбираю шрифт, который кажется мне наиболее подходящим, и переплетаю в дорогую кожу. А иногда, если нахожу стоящую книгу, я снимаю с нее старый переплет и переплетаю заново в кожу ручной выделки.

Кроме того, я увлекаюсь и фотографией. У меня есть темная комната и очень хороший увеличитель. Мне нравится бродить с камерой и фотографировать то, что мне приглянется. Причудливую игру-света и тени. Разные настроения природы. Утренний свет солнца, просачивающийся сквозь ветки, дуба. Волны, с шипением набегающие на песчаный пляж после шторма.

Я думаю, все люди умеют ценить красоту, но должен признать, что в молодые годы меня привлекали более одушевленные объекты. — Карлин улыбнулся, вспоминая. — Теперь я занимаю более философскую позицию и ценю красоту вообще. Как видите, мистер Мейсон, я был с вами вполне откровенен. Очередь за вами.

— Я адвокат, — сказал Мейсон. — Поверенный своих клиентов. Многого, о чем бы мне хотелось рассказать, я не вправе открыть.

— Это понятно, — сказал Карлин. — Тогда расскажите то, что вы открыть вправе.

— Прежде всего, — начал Мейсон, — я вам скажу откровенно, что не знаю, кто мой клиент.

— Этого быть не может!

— Уверяю вас.

— Но тогда почему же вы согласились представлять его интересы?

— В виде исключения. Этот случай совершенно особый. Мой клиент просил меня кое-что вам передать.

— Что именно?

Мейсон вытащил из кармана газетную вырезку.-

— Прежде всего меня попросили показать вам эту вырезку.

Карлин поднялся с кресла, подошел к Мейсону, взял вырезку из его рук и сказал:

— Она мне ничего не говорит. Впрочем, давайте посмотрим… гм… Здесь пишут о какой-то молодой женщине, которая была арестована за неблаговидные дела.

— Вы ее знаете? — спросил Мейсон.

— Боже мой, конечно нет!

— Или, может быть, у вас когда-то что-то было… вы уж извините меня, мистер Карлин… может быть, когда-нибудь вас пытались шантажировать?

— Отнюдь нет. Возможно, дело прояснится, если вы скажете, что просил мне передать ваш клиент?

— Меня просили вам передать, — сказал Мейсон, — что при сложившихся обстоятельствах вы должны подыскать себе другого компаньона.

— Кто передал вам это поручение? — нахмурившись, спросил Карлин.

— Клянусь, я не могу вам этого сказать.

— Не можете или не хотите?

— Это уж как вам угодно.

— Вы точно передали просьбу?

— Абсолютно точно.

— Это поручение было написано?

— Нет.

— Скажите, а к чему относятся слова «при сложившихся обстоятельствах»?

— Не знаю.

Карлин задумчиво нахмурился и немного погодя покачал головой.

— У меня нет компаньонов, мистер Мейсон.

— Может быть, вы заключили какую-то сделку… — Он запнулся, увидев, как в глазах Карлина промелькнуло какое-то непонятное выражение. — Вы заключали какую-нибудь сделку? — спросил он.

Карлин с усилием глотнул воздух.

— Нет.

Мейсон пристально на него посмотрел.

— Вы уверены в этом?

— Да!

— Что ж, на этом, — сказал Мейсон, — моя миссия закончена.

— Не понимаю, почему вам это дело показалось таким спешным, — заметил Карлин.

— Обстоятельства заставили меня поспешить, — сказал Мейсон.

— Какие обстоятельства?

Мейсон улыбнулся.

— Я же сказал вам, что я адвокат и не выдаю секреты моих клиентов.

— Я убедился в этом как нельзя лучше.

Мейсон промолчал.

— Так как вы не хотите или не можете рассказать мне больше, я вынужден вступить на путь догадок.

— Валяйте.

Держа чашку без ручки в коротких толстых пальцах, Карлин отрывисто сказал:

— Рано или поздно я ведь все равно узнаю имя вашего клиента.

— И что будет тогда? — спросил Мейсон.

Карлин улыбнулся.

— Вы нам скажете его имя? — спросила Делла Стрит.

— Еще не знаю. Сперва я должен выяснить это сам. — Он не спеша отхлебнул кофе. Затем все так же отрывисто проговорил: — Человеческий мозг — изумительный инструмент. Если как следует сосредоточиться, мы могли бы решить любую загадку и даже проникнуть в тайну жизни и смерти, но мы боимся, мистер Мейсон, мы ужасно боимся. Вся наша жизнь управляется страхом.

— Боимся смерти? — спросила Делла Стрит, взглядом давая понять Мейсону, что пытается вызвать Карлина на разговор.

— Нет, самих себя, — ответил Карлин. — Человек больше боится самого себя, чем того, что может с ним случиться. Он боится остаться с самим собой наедине. Боится узнать себя. Боится заглянуть в себя.

— Я не замечала этого, — сказала Делла Стрит.

Карлин задумчиво посмотрел на нее.

— Когда люди по вечерам собираются вместе, они играют в карты, или глушат себя ромом или табаком, или включают радио, или смотрят телевизор, или просто бегут в кино.

— А вам не кажется, что все нормальные люди нуждаются в обществе? — спросила Делла.

— Нуждаться-то нуждаются, но в данном случае люди не просто ищут общества. Они боятся остаться наедине с собой. Поэтому они толпятся вместе. Наши мысли тонут в гуле голосов.

Но я уклонился от темы. Думаю, что если это послание действительно адресовано мне, в чем я сомневаюсь, то, как следует поработав мозгами, я выясню то, что вы не вправе сообщить мне, мистер Мейсон.

— А вы все еще считаете, что оно адресовано не вам? — спросил Мейсон.

— Да: Я думаю, что ваш клиент имел в виду какого-то другого Карлина.

— Нет, нет, — ответил Мейсон. — Тут все совпадает, и ваше имя, и адрес…

— Конечно, — прервал его Карлин. — Я верю, что вы абсолютно точно выполнили поручение. Ошибся, вероятно, ваш клиент.

— Каким образом?

— Предположим, он когда-то должен был что-то передать человеку по имени Карлин. Не зная его инициалов, ваш клиент воспользовался телефонной книгой и вместо данных того Карлина по ошибке переписал мои. Так и не выяснив, что совершил ошибку, он затем ввел в заблуждение и вас… Но я очень рад, что познакомился с таким обаятельным и знаменитым человеком. Я очень приятно провел эти полчаса. Боюсь только, что для вас этот визит не был полезен.

И с этими словами Карлин вернул Мейсону газетную вырезку.

— А я-то надеялся, — сказал Мейсон, — что вы дадите мне какую-нибудь информацию о…

— О вашем клиенте? — подсказал Карлин.

— Может быть.

— Я вижу, вы совсем недавно начали работать на вашего клиента, — сказал Карлин. — Вполне очевидно, что вы не имели возможности говорить с ним лично, следовательно, его поручение было как-то передано вам. Принимая во внимание позднее время, я предполагаю, что его доставили не в контору. А так как здесь вместе с вами находится мисс Стрит, я предполагаю, что оно было доставлено вам до того, как вы ушли домой. Следовательно, поручение было вам передано во время ужина в «Золотом гусе», откуда вы говорили со мной по те-лeiфoнy.

— Мне кажется, вам очень нравится заниматься логическими построениями, — улыбнулся Мейсон.

— Конечно, — согласился Карлин. — В конце концов для чего человеку дан мозг? Однако я уклонился от моих хозяйских обязанностей. Хотите еще кофе?

Он торопливо подошел к ним, налил кофе, пододвинул сливки и сахар, уселся в свое кресло, поправил очки и улыбнулся своей чудной, насмешливой улыбкой.

— Ах, какие лица, — сказал он. — Такие яркие индивидуальности должны хорошо получаться на фотографии. Обычно я не увлекаюсь портретами. Мне нравится изображать различные предметы в игре света и тени. Мне нравятся длинные утренние тени, полуденные лучи солнца, но время от времени я делаю и портреты. Я люблю игрой света и тени выявить основную черту характера человека. Так, световой блик может подчеркнуть мягкое очарование женщины. Я бы хотел сфотографировать вас как-нибудь, когда представится случай и когда… не будет так поздно.

Мейсон взглянул на Деллу Стрит. Они допили кофе, и Мейсон сказал:

— Нам пора уходить. Уже очень поздно и…

— Ох, я сразу прикусил язык, но сказанного не воротишь, — с раскаянием проговорил Карлин, г- Для меня сейчас совсем еще не поздно. Я думал только о вас, и к тому же фотограф, который не полагается на ретушь, которому нравится выявлять истинный характер модели, предпочитает работать утром, когда лица еще не утратили свежести, а не после длинного и напряженного дня. Сам я, мистер Мейсон, ненавижу ретушь. Я знаю, что можно сделать прекрасное фото, используя только свет и тень.

Мейсон взглянул на часы.

— Пожалуйста, не думайте, что меня побудило к этому ваше замечание, но уже за полночь. Нам пора идти, иначе завтра утром мы будем недостаточно свежи, чтобы фотографироваться…

— Так вы придете завтра утром?..

— Нет, это я сказал в фигуральном смысле, — засмеялся Мейсон. — Возможно, мистер Карлин, мы когда-нибудь и придем. Ну, большое спасибо за гостеприимство. Как-нибудь в другой раз я с удовольствием потолкую с вами о вашей жизненной философии и посмотрю на ваши фотографии.

— Это было бы очень приятно, — сказал Карлин, слегка наклоняясь вперед, как бы в ожидании, что гости сейчас встанут.

Мейсон поднялся.

— Спасибо, что зашли, — сказал Карлин и добавил, улыбнувшись Делле: — Каждый раз, когда мужчина замыкается в своем мирке и начинает думать, что научился ценить красоту природы больше, чем красоту живых форм, с ним случается что-нибудь, что показывает ему, как он был не прав.

— Благодарю вас, — улыбнулась она, поднимаясь с кресла и направляясь к двери.

— По-моему, вы блестящая модель, — с восхищением сказал Карлин. — Я надеюсь, что вы с мистером Мейсоном как-нибудь выберете время и заглянете ко мне. Это займет не более чем, скажем, полчаса. По четверти часа на каждого из вас вполне достаточно. Я заодно показал бы вам некоторые мои работы и мою студию. Но теперь, я вижу, уже поздно, а у вас, по-моему, был трудный день. Я понимаю, что жизнь известного, загруженного делами адвоката не очень-то легка.

Карлин открыл входную дверь.

— О, я вас порадую. Как будто проясняется. Уже видны края несущихся по небу облаков, и… взгляните, как серебрится это облако в лунном свете. Я очень огорчаюсь, что пока у нас нет объективов и пленок, пригодных для того, чтобы можно было сфотографировать свет луны. Вы, конечно, знаете, что на всех рекламных фотографиях вместо лунного света снят просто солнечный свет, только его снимают с очень малой выдержкой. Но когда-нибудь мы сможем запечатлеть на пленке настоящий, полный очарования лунный свет, а не резкий блеск солнца. Но не стану вас больше задерживать. Становится холодно, и я знаю, что вы торопитесь. Будьте ^осторожны. В это время некоторые шоферы на перекрестках мчатся сломя голову.

— Мы будем осторожны, — пообещал Мейсон.

— И обязательно приходите еще. Ладно, я не буду брать с вас слово, ибо знаю, как трудно иногда сдержать обещание, но приглашение остается в силе, а мое имя есть в телефонной книге, как вам, конечно, известно, поскольку вы уже звонили мне. Доброй ночи. Уверяю вас, мне было очень приятно встретиться с вами обоими.

Мейсон и Делла Стрит пожелали ему доброй ночи, еще раз поблагодарили за гостеприимство и, когда входная дверь затворилась, ощупью пошли в темноте по цементной дорожке к машине Мейсона.

— Ну? — спросил Мейсон.

— Я его боюсь, — сказала Делла Стрит.

— Почему?

— Не знаю.

— Женская интуиция.

— Возможно.

Делла первой подошла к машине и, прежде чем Мейсон взялся за ручку, открыла дверцу и поспешно забралась в машину. Затем так же поспешно она захлопнула дверцу и сказала:

— Поехали-ка поскорей отсюда.

Мейсон обошел машину, сел за руль и сказал:

— Расскажи мне подробнее, что тебе подсказывает твоя женская интуиция, Делла.

— Я думаю, что этот человек тоже боится.

— Ты полагаешь, что поручение, которое мы ему передали, имело для него какой-то смысл?

— Думаю, что да.

Мейсон включил мотор и, когда машина двинулась, — сказал:

— Он только один раз себя выдал.

— Когда? Я не заметила.

— Когда я передал ему вырезку, — сказал Мейсон. — Если бы он действительно хотел узнать, что написано в вырезке, он должен был прежде всего прочитать ее. Впрочем, если он притворялся, то, должен признаться, делал он это очень ловко.

— Да, он и бровью не повел, — кивнула Делла Стрит. — Держался очень спокойно и в то же время очень умело отделался от нас, намекнув на позднее время.

— Но тебе показалось, что он чем-то обеспокоен?

— Шеф, я уверена, что этот человек страшно перепуган.

— Ладно, — сказал Мейсон. — Сам я так далеко не захожу в своих предположениях, но согласен, что поручение нами передано по адресу и этот Карлин все прекрасно понял.

— Почему мы снизили скорость, шеф?

— Нам нужно остановится у первого же телефона.

— Тогда лучше поверните на бульвар, — посоветовала Делла Стрит. — Там есть ночные кафе, а в кафе почти всегда есть автоматы. Кому мы будем звонить?

— В Детективное агентство Дрейка, — сказал Мейсон. — Может, застанем там Пола. Если же его нет, мы позвоним ему домой, вытащим из постели, и пусть сразу приступает к делу.

— К какому?

— Нужно будет последить за М.Д. Карлином.

Мейсон свернул на бульвар и, проехав четыре квартала, обнаружил кафе, из которого позвонил Полу Дрейку.

— Ты безжалостный человек, Перри, — возмутился детектив. — Я устал как собака. Я как раз заканчиваю дело и уже два часа мечтаю только об одном: как бы доползти до постели.

— А тебе лично ничего и не придется делать, — сказал Мейсон. — Есть у тебя люди, которых ты мог бы быстро направить на работу?

— Что значит быстро?

— Прямо сейчас.

— Нет. Хотя подожди. Один из тех людей, которые только что были заняты по тому, другому делу, может быть, захочет еще поработать. Он был занят только три-четыре часа.

— Ладно, Пол! — сказал Мейсон. — Записывай. Медфорд Д. Карлин, 6920, Уэст-Лорендо-стрит, телефон — Ривервью 3-2322. Мужчина около 60 лет, голова круглая, лицо абсолютно без всякого выражения, не считая характерной кривоватой усмешки, рост примерно пять футов и шесть с половиной-семь дюймов, вес — 175–180 фунтов, живет один. Я хочу, чтобы твои люди понаблюдали за его домом. Особенно меня интересуют его посетители.

— Что еще?

— Если он выйдет из дому, я хочу знать, куда он пойдет.

— А ты думаешь, он может сейчас выйти?

— Пожалуй, может. Как скоро ты пришлешь своих людей?

— Где это? — спросил Дрейк. — А… 6920, Уэст-Ло-рендо? Сейчас посмотрим… это займет… Если мой человек возьмется за эту работу, то он будет там через 15–17 минут…

— Прекрасно, Пол, поговори с ним. А сколько времени понадобится, чтобы найти для этого дела еще кого-то?

— Это уже вопрос, — ответил Дрейк. — Подожди минутку у телефона.

Мейсон услышал, как Пол Дрейк разговаривает с кем-то, сидевшим, по-видимому, где-то рядом, потом Дрейк сказал:

— Алло, Перри. Я уговорил его взяться за твою работу. Я дал ему инструкцию следовать за Карлином, если тот выйдет из дому, правильно?

— Совершенно правильно.

— При работе такого рода, — продолжал Дрейк, — мы обычно ставим одного человека наблюдать за парадным входом, еще одного, чтобы смотреть за задней дверью, и еще одного держим в резерве. В случае если кто-нибудь войдет в дом, а потом выйдет через парадное, человек, стоящий перед домом, последует за ним. Если кто-то выйдет из дома через заднюю дверь, за ним последует человек, стоящий сзади дома. Тогда тот, кто находится в резерве, должен обойти вокруг дома на случай, если придет кто-нибудь еще.

— Меня не интересует механизм твоей работы, — прервал его Мейсон. — Сейчас уже почти без десяти минут час, и время дорого. Я думаю, что Карлин собирается уйти, и боюсь, что он уйдет раньше, чем твой человек доберется до места.

— Не думаю. Мой человек уже выехал. Он хороший шофер, а движение сейчас не очень интенсивное. Он доберется туда быстро. А как только ты повесишь трубку, я начну искать других.

— О’кей, — сказал Мейсон. — Утром мне доложишь.

Он повесил трубку и сказал Делле Стрит:

— Ты не голодна?

— Вот уж нет, — она покачала головой. — А вы?

— Тоже нет.

— Чего я хочу, — сказала Делла Стрит, — так это поспать. День был трудный. К вашему сведению, время вашей беседы с Полом Дрейком ноль часов пятьдесят четыре минуты.

— Запиши это, — сказал Мейсон.

— Я это уже сделала, — ответила она улыбаясь.

Глава 4

Сквозь сон Мейсон услышал настойчивый звонок телефона. Усилием воли он прогнал сон, нащупал выключатель лампы над кроватью и, зажмурив глаза от яркого света, поднял трубку и сказал: «Алло».

Голос Пола Дрейка звучал очень оживленно и деловито:

— Не хотелось беспокоить тебя, Перри, — сказал он, — но сперва разбудили меня, а я решил ввести в курс дела и тебя.

— Ну, выкладывай.

— Дом Карлина горит.

— Большой пожар?

— Порядочный. В пять минут четвертого послышалось что-то похожее на взрыв…

— А сейчас который час?

— Три двадцать.

— Значит, пожар продолжается уже минут пятнадцать, — сказал Мейсон, — а вы…

— Не заводись, Перри, — сказал Пол. — Моему человеку пришлось проехать полмили до станции обслуживания, затем он позвонил в пожарную часть, потом мне доложили обо всем, и лишь после этого я позвонил тебе. На все это нужно время.

— Ладно, — сказал Мейсон. — Еду.

— Я встречу тебя там, — ответил Дрейк и повесил трубку.

Адвокат вскочил с постели, молниеносно сбросил пижаму, кинулся к стенному шкафу, натянул на себя спортивные брюки, ботинки для гольфа и плотный с глухим воротом свитер, проверил, не забыл ли он бумажник и ключи, и, не тратя времени на то, чтобы выключить свет, выскочил из квартиры.

Десять минут спустя патрульный автомобиль догнал машину Мейсона. Рассерженный офицер опустил окно.

— Ты что, на пожар? — гаркнул он. — Где, черт возьми, горит?

Мейсон, не снимая ноги с акселератора, чуть повернул голову.

— 6920, Уэст-Лорендо.

Офицер посмотрел на карту вызовов.

— Смотри-ка, верно, — сказал он своему напарнику.

Шофер сокрушенно покачал головой.

— Двенадцать лет работаю в полиции, — сказал он, — и впервые слышу, чтобы лихач правильно ответил на такой вопрос.

Кварталов за двенадцать до Лорендо-стрит Мейсон увидел слабый красноватый отблеск на небе, однако, добравшись до места, он обнаружил, что пожарные почти справились с огнем.

Пол Дрейк, который уже переговорил* с офицером, провел Мейсона сквозь линию заграждения почти вплотную к горящему дому.

Остановившись позади одной из пожарных машин, Мейсон вопросительно взглянул на Пола Дрейка.

— А черт, холодно становится! Да, Пол, выкладывай.

Сыщик осторожно оглянулся, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.

— Я не мог послать к этому дому сразу троих людей: в моем распоряжении был только один. Но я понял по твоим словам, что время дорого, и принялся обзванивать своих агентов.

Мейсон кивнул.

— Первый, — продолжал Дрейк, — был на месте в семь минут второго. Он стал наблюдать за парадной дверью. Дом был весь темный. Около половины второго какая-то женщина вышла из-за того угла, поднялась по ступенькам и вошла в дом.

— Она позвонила у двери?

— Моему агенту показалось, что либо у нее был ключ, либо дверь была открыта.

— Как выглядела эта женщина?

— Лет тридцать — тридцать пять. Хорошая фигура. Больше сказать трудно, так как на ней был плащ.

— Она вошла в дом?

— Да.

— А когда она вышла?

— Вот на этот твой вопрос, — замялся Дрейк, — ответить мы не можем. Мы не знаем даже, ушла она или нет.

— Ясно. Что же было дальше?

— В час пятьдесят сюда прибыл мой второй агент, а в два часа пять минут или одной-двумя минутами раньше — третий.

Второй встал так, что мог следить за переулком и задней стеной дома, а третий находился, так сказать, в резерве, то есть был готов последовать за тем, кто выйдет из дому, или в случае необходимости выполнить какое-нибудь поручение тех двоих.

Третий знал, что за домом уже следят двое, и задержался в дороге, чтобы расспросить о Карлине. Случайно ему повезло. На работающей круглосуточно станции обслуживания, примерно в полумиле отсюда, Карлина хорошо знают. Он там даже пользуется кредитом. У Кларина есть «шевроле», который он купил в 1946 году.

— Как они описали его внешность?

— Ему примерно шестьдесят один или шестьдесят два года, голова круглая, скуластый, носит очки, кривая улыбка, рост около пяти футов семи дюймов, вес около ста шестидесяти пяти фунтов.

— Он самый, — сказал Мейсон. — Что еще?

— Ну вот, когда явился третий, ускользнуть незаметно из дома было уже невозможно. Тот, кто дежурил у парадной двери, сообщил другим агентам о женщине. Они договорились, как поддерживать друг с другом связь, если кто-то покинет дом.

— Но женщина не вышла?

— Нет, разве только ушла еще до того, как приступил к работе второй агент.

— И никаких признаков жизни внутри дома? — спросил Мейсон. — Не считая, конечно, пожара.

— Ни малейших.

— Паршиво, — сказал Мейсон.

Дрейк кивнул.

— Ну, а теперь расскажи о пожаре.

— Примерно в пять минут четвертого в доме раздался звук, похожий на приглушенный взрыв. Две-три секунды ничего не было видно, а затем во всех окнах заполыхал огонь. Мой человек вскочил в машину, помчался на станцию обслуживания, позвонил в пожарное управление, потом мне и вернулся сюда. Двое других не покидали своих постов спереди и сзади дома. Из дома никто не выходил. Сперва моим агентом приходилось прятаться, но когда собрались люди, чтобы поглядеть на пожар, они просто смешались с толпой.

— И они уверены, что женщина не выходила?

— Она все еще там, если не ушла через заднюю дверь до часа пятидесяти.

— Полиция уже расспрашивала вас? — спросил Мейсон.

— Пока нет.

— Ну ладно, — сказал Мейсон. — Предупреди своих людей, чтобы не говорили лишнего.

— Мои лишнего не скажут.

— Им, главное, не нужно говорить, сколько времени они тут дежурят.

— Они не скажут никому и ничего. Ты можешь доверять моим ребятам, Перри.

Мейсон задумался.

— Пожар вроде уже почти погасили?

— Они здорово работают, — ответил детектив. — Десять минут тому назад казалось, будто уже весь дом полыхает, а теперь, как видишь, стены спасены и, возможно, почти полностью уцелеет нижний этаж.

— Откуда начался пожар?

— Наверно, со второго этажа. Если бы мои люди не подняли тревогу сразу же, здесь сейчас уже не было бы ничего, кроме груды тлеющих углей. Я думаю, минут через пять пожарные смогут войти в дом. Сейчас они на крыше. Ее восточная часть почти полностью сгорела, но западная в порядке. Вообще пожар, кажется, был сконцентрирован в восточной части дома.

— Очень бы хотелось мне поглядеть все там внутри, — задумчиво произнес Мейсон.

— Там небось сейчас сам черт ногу сломит, — предупредил Дрейк. — Обгоревшее дерево, угли, все это залито водой и так смердит, что твой костюм на месяц провоняет.

— Наплевать, — сказал Мейсон. — Мне очень хочется попасть туда.

— Я могу это устроить, — сказал Дрейк. — Только нужно будет что-нибудь наврать. Предположим, ты адвокат хозяина…

— Нет, — прервал его Мейсон. — Это не пойдет.

— Тогда думай сам.

— Я это и делаю. Но придумать не так-то легко.

— А почему бы ради разнообразия не сказать им правду? — спросил Дрейк.

— Какую правду? Я знаю лишь, что какая-то таинственная женщина мне позвонила и попросила, чтобы я передал ее поручение Кардину. Пока я не хочу, чтобы полиция знала об этом.

— Почему?

— Я ведь не знаю, что мы найдем внутри.

— А не все ли равно, что мы там найдем?

— Может быть, и нет.

— Только в этом дело? Или есть еще причина?

— Есть. Мне кажется, моя клиентка вряд ли хочет, чтобы полиция знала о ее связи с этим делом.

— А кто твоя клиентка?

— Не знаю.

— Тогда и полиция не узнает.

— Полиция может это выяснить, и тогда моей клиентке придется отвечать на все вопросы, которые они ей зададут.

— Если ты хочешь что-то выдумать, — сказал Дрейк, — ради всех святых, выдумай что-нибудь правдоподобное. Вон идет начальник пожарной команды. Мы должны что-то быстро придумать. Сейчас он повернется, заметит нас и о-оо… Он идет к нам…

Начальник пожарной команды медленно продвигался по направлению к ним.

— Привет, шеф, — сказал Дрейк. — Как дела? Вы знакомы с Перри Мейсоном?

— Адвокатом?

— Совершенно верно, — сказал Мейсон, протягивая руку.

— Вот так так! Что вы-то делаете тут?

— Смотрим на пожар. Похоже, вы уже справились с огнем.

— Да, сейчас уже закончено. Осталось все как следует залить водой, чтобы пожар не возобновился. А потом мы войдем внутрь взглянуть, что там творится.

— Вы войдете в дом?

— Да, очень скоро.

— Будете что-нибудь искать?

— Тела погибших.

— О! — оживился Мейсон. — Похоже, есть жертвы?

Начальник пожарной команды внимательно посмотрел на него.

— Если пожар возникает в жилом доме в такой час ночи, всегда можно предположить, что кто-то хватил лишнего и, раскуривая сигарету, бросил непогашенную спичку. Это случалось уже тысячи раз и еще тысячи раз случится.

Мейсон сказал, взглянув на Пола Дрейка:

— Меня очень интересует техника борьбы с огнем в подобных случаях. Как я понимаю, вы…

— А меня интересует, — перебил его начальник пожарной команды, — каким образом вы оба оказались здесь, тем более что мы никак не можем выяснить, кто поднял тревогу.

— Возможно, кто-то из соседей, — сказал Мейсон.

— Вы еще не ответили на мой вопрос.

— Собственно говоря, — сказал Мейсон, — я не совсем вправе отвечать на ваш вопрос.

— Почему?

— Допустим, — сказал Мейсон, приветливо улыбаясь, — что у меня есть клиент, который хочет купить этот дом и участок.

— Ваш клиент хочет купить этот дом?

— Вовсе нет. Я просто говорю к примеру.

— Значит, дело обстоит не так?

— Я не сказал, что так.

— Я вас не спрашиваю, так ли оно обстоит, я спрашиваю: дело обстоит как-то иначе?

— Да, да, — ответил, усмехаясь, Мейсон. — Если бы вы не были пожарным, вам следовало стать адвокатом или детективом.

Твердый настойчивый взгляд пожарного изучал бесстрастное лицо Мейсона.

— Нам часто приходится вести расследование, — сказал он наконец. — Как вы думаете, для чего я здесь?

— Чтобы погасить пожар.

— Для этого здесь мои люди. Я же прибыл потому, что нам в управление сообщили: это поджог, дом загорелся изнутри, взорвался бензин или что-то в этом роде. Я хочу осмотреть дом изнутри.

— Я тоже, — сказал Мейсон.

— И я, — вступил в разговор Дрейк.

— Нет, это слишком опасно. Мало ли что может случиться. Или балка упадет, или рухнет пол, или лестница. Я пойду один.

— Ну, а если вы, — предложил Дрейк, — дадите нам шлемы…

— Шлемы дать, конечно, можно, — сказал офицер, — но я и не подумаю этого делать.

Один из пожарных помигал фонариком, и начальник команды сказал:

— Меня зовут. Я пойду. А вы оба побудьте пока здесь. Я хочу еще кое о чем расспросить вас.

Он ушел.

— Ну, все пропало, — буркнул Дрейк. — Я хорошо его знаю! Случись здесь кто-нибудь другой, все было бы в порядке. От этого же, если здесь и в самом деле был поджог, теперь не отвязаться.

— Пол, — сказал Мейсон, — пошли своих ребят порасспросить соседей, может, они что выяснят.

— А как ты узнаешь в этой толпе его соседей?

— Очень просто. Ты же хороший детектив. Соседи стоят в пальто, наброшенных поверх пижамы, и возбужденно переговариваются. Ведь они хорошо знают друг друга. Те же, кто живет дальше по улице, наверно, не знакомы. Пусть твои люди подойдут к оживленно разговаривающим группам…

— Хорошо, — сказал Дрейк. — Подожди меня здесь.

Мейсон стоял, глядя на дом, который освещался теперь только прожекторами. Пламени больше не было видно. От здания поднимался столб дыма, неся с собой характерный запах влажного обугленного дерева и обгоревшей обивки.

Дождь прекратился, стало холодно. Мейсон сильно продрог и пожалел, что не надел пальто. Зрители понемногу начинали расходиться.

Дрейк вернулся к Перри Мейсону и сказал:

— Все в порядке. Мои люди действуют. Все трое снуют в толпе, выясняют все, что удается, а потом смотаются отсюда прежде, чем шеф пожарников выйдет из дома. Да, кстати, не мешало бы перебраться в такое место, где нам не смогут задавать вопросы. Мои люди явятся с докладом ко мне домой, а там у меня есть кое-что для тебя интересное.

— Что же это?

— Разные специи, горячая вода, масло, сахар, ром. Горячий ром с маслом сейчас не повредил бы…

— Так какого же дьявола мы здесь торчим? — осведомился Мейсон.

— Именно это, — сказал Дрейк, — я и хочу спросить.

— Считай, что ты уже спросил.

Глава 5

Когда они пришли, отопление было выключено, но Дрейк сразу зажег все горелки на газовой плите, включил электрокамин, и вскоре в квартире стало довольно сносно.

— Вот за что я не люблю Калифорнию, — пожаловался Дрейк. — Все хвалят ее за теплый мягкий климат, а сами включают камины в шесть часов утра, выключают в восемь тридцать, снова включают в полпятого и выключают только на ночь… Ну, попробуй-ка.

Он налил горячую, дымящуюся смесь в кружку, где уже лежал большой кусок масла, помешал ложкой и протянул кружку Мейсону, а потом налил и себе.

В ожидании звонка они покуривали сигареты и маленькими глотками отпивали горячую смесь.

Мейсон уселся поудобнее на твердом, с прямой спинкой, кухонном стуле и сказал:

— Отличная штука, Пол.

— Лучше не придумаешь, — ответил детектив. — Если ты промерз насквозь, горячий ром с маслом — именно то, что требуется. Дай-ка налью еще.

Он опять наполнил обе кружки.

— Как ты это готовишь? Секрет? — спросил Мейсон.

— Все делается на глазок, — ответил Дрейк, — немного корицы, немного сахара, побольше рома, горячая вода, а потом я кладу…

Зазвонил телефон.

Дрейк сразу же поставил кружку и прошел в другую комнату.

— Алло.

Он немного помолчал, потом кивнул Мейсону и сказал в трубку:

— Правильно, Пит, продолжай, — затем послушал еще с минуту и спросил: — Тебя никто не засек? Да, я думаю, что на сегодня вы все трое можете быть свободны. Где ты сейчас?.. Хорошо, я перезвоню тебе через десять минут. Жди моего звонка. Минут через десять. Подожди, я проверю, правильно ли я записал номер. Повтори его еще раз.

Он нацарапал номер на блокноте, прикрепленном около телефона, и сказал:

— Порядок. Спасибо.

Дрейк повесил трубку, вернулся в кухню и сказал:

— Нашли тело.

— Умер от ожогов? — спросил Мейсон.

— Это еще неизвестно, — сказал Дрейк. — Возможно, убит.

— А почему они так думают?

— Благодаря нашим людям пожарные очень быстро прибыли на место происшествия. Они не очень-то стремятся вникнуть в суть, но считают, что навряд ли этот человек умер от ожогов. Горело, кажется, в соседней комнате. Труп не обуглился, хотя и обожжен.

— Ты хорошо знаешь этого шефа пожарных?

— Вполне, — ответил Дрейк. — Он деловой парень.

— Думаешь, он прав?

— Очень возможно.

— Это усложняет ситуацию, — задумчиво сказал Мейсон.

— Огорчаться еще рано, — заметил Дрейк. — Посмотрим, что скажут врачи. Пока пожарные оставили труп в том положении, в каком его нашли, и позвонили- в отдел расследования убийств. Времени они не теряли: когда мои агенты уходили, лейтенант Трэгг был уже в пути.

— Где теперь твой человек… тот, что звонил?

— В ночном кафе.

— Им удалось что-нибудь выяснить у соседей? — спросил Мейсон.

— Кое-что. Он отпечатает отчет и принесет его мне утром.

— Чье тело найдено — мужчины или женщины?

— Мужчины, — сказал Дрейк, — ему около шестидесяти лет. Описание, по-моему, совпадает с описанием Карлина.

— Именно этого я и боялся.

— Мой человек, — продолжал Дрейк, — пока что доложил в общих чертах. В восемь тридцать утра он положит мне на стол доклад, в котором все будет написано подробно. Он говорит, что это, конечно, поджог. Пожар начался от взрыва бомбы с часовым механизмом. Полиция думает, что она была вмонтирована в электрические часы, включенные в розетку на нижнем этаже.

— На нижнем этаже?

— Ну да. Эти часы включают радио. Ну ты же знаешь их, вилку втыкают в розетку, стрелки ставят на определенный час, и они включают радио. Потом их нужно выключить.

— Знаю, продолжай.

— Так вот, пожарные нашли на нижнем этаже часы, соединенные с проводами, идущими наверх. Стрелки были поставлены на три часа.

— Так, так, — заметил Мейсон, потом спросил: — Та женщина, что вошла в дом, может быть заподозрена на основании этих данных?

— Еще бы!

— В котором часу она появилась?

— В час двадцать восемь.

— И никто не знает, сколько она там пробыла?

— Она могла пробыть там только до часа пятидесяти, то есть до того времени, когда второй агент занял свой пост у задней двери. С этой минуты все выходы были под наблюдением.

— Когда она вошла, она что-нибудь несла с собой? Чемодан или что-то подобное?

— Ничего.

— Тогда она едва ли могла пронести в здание часы, бидон с бензином или какую-либо взрывчатку.

— Конечно.

— Впрочем, может быть, когда она пришла, все это находилось уже в доме.

— Вполне возможно.

— Стало быть, она вошла через парадное, а вышла из дома через черный ход?

— Ну да… Как быть с моим парнем, Перри? Он ведь все еще ждет там в кафе.

— Позвони ему, чтоб шел домой, — сказал Мейсон, — пусть пишет доклад и пока не выходит из дома и не вступает ни в какие разговоры.

— Нам следовало бы сообщить обо всем этом в полицию, — сказал Дрейк.

— Но я связан с клиентом.

— А меня могут лишить лицензии, — напомнил Дрейк.

— Но ты работаешь на меня, Пол.

— И все-таки мы обязаны известить полицию о том, что случилось.

— Как ты им объяснишь, что твои люди оказались на месте происшествия?

— Это я могу и не объяснять, — ответил Дрейк. — Я имею право не называть своего клиента.

— Знаешь, на кого ты будешь тогда похож? — ухмыльнулся Мейсон. — На кандидата на какой-то пост, который, выходя из кабины, отказывается сказать, за кого он голосовал.

— Хочешь еще горячего рома, Перри?

— Нет, спасибо. Думаю, что лучше было бы вздремнуть. Лейтенант Трэгг скоро наверняка нападет на наш след. Он узнает, что мы там были, и возьмется за нас обоих. Господи, до чего я промерз.

— Разве мой напиток не согрел тебя?

— Немножко. Знаешь, Пол, что нам нужно сделать? Давай сходим в турецкие бани.

— В турецкие бани не рекомендуется ходить, выпив горячего пунша.

— Он уже выветрится, пока мы туда доберемся. Но никому не придет в голову нас там искать.

— Трэгг разъярится.

— Ну и пусть его.

— Ладно, — сказал Дрейк. — Я позвоню своему агенту. Ах да, Перри, я еще одно тебе не рассказал.

— Что же?

— В доме Карлина нашли подозрительную штуку. Помнишь этот дом — он старый, ветхий, весь по швам ползет. Да и обставлен был, наверно, кое-как, но на нижнем этаже там почему-то оказался великолепный огненепроницаемый сейф, просто чудо что за сейф.

Глаза Мейсона загорелись.

— Да что ты, Пол! Хотелось бы мне взглянуть, что там лежит внутри.

— Полиции этого тоже хочется.

— Как ты думаешь, есть у меня какой-то шанс попасть в дом в тот момент, когда полицейские будут открывать этот сейф?

— Один на миллион.

— Ну а допустим, я сообщу им шифр?

Дрейк взглянул на него с любопытством.

— Шифр сейфа?

— Ну да.

— И ты ни слова мне не сказал?

Мейсон отодвинул кружку с недопитым ромом.

— Ладно, Пол, — сказал он. — Звони своему человеку и вели ему держаться как можно тише. Мы же с тобой отправимся в турецкие. бани, где лейтенанту Трэггу нас не разыскать.

— Не люблю выплескивать хорошие напитки в раковину, — сказал Дрейк. — Уж лучше…

— Так не выплескивай его в раковину, — сказал Мейсон. — Оставь все здесь. Пусть лейтенант Трэгг убедится, что я и в самом деле промерз до костей. После того как даже горячий ром с маслом не согрел меня, я уговорил тебя пойти со мной в турецкие бани. Это придаст нашей версии еще больше правдоподобия.

— Да? — скептически спросил Дрейк и протянул руку к телефонной трубке.

Он набрал номер кафе, где ждал звонка его агент, и зловеще добавил через плечо:

— Если у тебя и впрямь есть шифр этого сейфа, Перри, я от души тебе советую как можно скорей что-нибудь придумать для лейтенанта Трэгга… Алло, Пит. Это Дрейк. Иди домой. Все напиши и завтра в восемь положи отчет мне на стол. Никто не видел тебя здесь? Никто не узнал тебя? И пожарные?.. Отлично. Жди моего звонка. Всего хорошего.

Дрейк повесил трубку и устало сказал Мейсону:

— Не понимаю, Перри, почему ты жалуешься на холод. Мы и сейчас горим, а дальше будет еще жарче.

Глава 6

Мейсон и Пол Дрейк оказались единственными, кто находился в парилке в такое раннее время. Они сидели, развалясь, на покрытых простынями деревянных креслах, обернув головы влажными полотенцами и опустив ноги в тазы с горячей водой.

Огромные батареи поддерживали в парилке такую температуру, что с каждого, кто входил туда, градом катил пот. Деревянные кресла так нагрелись, что до них трудно было дотронуться, поэтому их и покрыли простынями.

— Вот теперь, — объявил Мейсон, — мне хорошо. Господи, до чего же я промерз, стоя там возле дома. Ноги просто закоченели.

— А меня озноб все еще пробирает, — мрачно сказал Дрейк. — Хотел бы я знать, в какое дело ты меня втравил.

— Брось, Пол, — сказал Мейсон, — я ничего от тебя не скрываю. Я же сказал тебе…

— А шифр сейфа? — перебил Дрейк. — Ты ничего мне об этом не говорил.

— Видишь ли, — Мейсон замялся, — дело в том, что… о-о!

Пол проследил за взглядом Мейсона и сквозь толстое стекло вращающейся двери увидел высокого, хорошо сложенного мужчину с широкими плечами боксера. Стоя спиной к парильне, он беседовал с банщиком.

Банщик ткнул пальцем в сторону парильни, высокий человек повернулся, глянул на две голые фигуры, усмехнулся и рывком открыл дверь.

— Привет, — сказал он. — Кажется, вы, ребята, не рады меня видеть?

— Что случилось? — спросил Мейсон.

Лейтенант Трэгг сбросил пальто.

— Вы допустили тактическую ошибку, мои дорогие. Когда вы сгинули в последний раз, я решил специально выяснить, где вы скрывались, и оказалось, что вы прятались здесь. Вот я и подумал: а не сюда ли вы и на этот раз…

— Я совершенно промерз, — перебил его Мейсон. — Сегодня ночью я адски замерз возле дома, где произошел пожар. Я не взял пальто…

— Я слышал об этом, — сказал Трэгг. — На вас был тренировочный костюм. Должно быть, вы, очень уж поспешно выскочили из постели, торопясь на пожар.

Он вынул носовой платок и вытер пот со лба.

- Как вы думаете, ребята, не пора ли вам уйти отсюда?

— И речи быть не может, — ответил Мейсон, бросив взгляд на Пола Дрейка. — Мы ведь оба простудились. И мы только-только начали потеть. Не хотйте ли раздеться и попариться здесь вместе с нами, лейтенант?

— Я на работе. И вы отлично знаете, что если я побуду здесь, а потом сразу же выйду на улицу, я наверняка схвачу простуду.

— Как жаль, — сказал Мейсон, — впрочем, продолжайте, лейтенант, мы с удовольствием ответим вам на все вопросы.

— Черт бы вас взял, — раздраженно сказал Трэгг, — я не могу здесь оставаться.

— А мы не можем выйти, — откликнулся Мейсон.

Трэгг провел носовым платком по шее, за воротником и по лбу.

— Что вы оба делали возле горящего дома?

— Смотрели на пожар.

— Не валяйте дурака. Как вы узнали, что дом горит?

— Пол Дрейк мне позвонил, — сказал Мейсон.

— А откуда узнал о пожаре Пол Дрейк?

— Ему сообщил один из его людей.

— Кто именно?

— Тот, кто наблюдал за домом, — сказал Мейсон.

— А почему, хотел бы я знать, вам так повезло, что вы наблюдали именно за тем домом, где потом начался пожар?

— О, мы совершенно не ожидали, что там начнется пожар, — сказал Мейсон. — Это было для нас полной неожиданностью.

— Ну, хватит, — раздраженно сказал Трэгг, — вы оба что-то скрываете. Дрейк направил к дому агента, и я хочу знать почему? Хочу знать, как долго находился там ваш человек. И прежде всего хочу знать, кто входил в дом, кто из него вышел…

— Мой человек еще не сдал мне отчет, лейтенант, — сказал Дрейк.

— А, черт! Я не могу больше здесь оставаться, — воскликнул Трэгг. — Меня работа ждет. Скажите мне имя вашего человека. Где я могу его найти?

— Не знаю, — сказал Дрейк. — Этр один из моих ночных агентов. Сейчас он где-то пишет свой отчет. Я сказал ему, что он может идти домой. Но он пошел куда-то перепечатать отчет на машинке.

— Когда же вы его получите, этот отчет? Ну, выкладывайте все, что знаете, да побыстрее. Самое важное он вам, должно быть, уже сообщил.

Дрейк умоляюще взглянул на Мейсона.

— Дрейк, — учтиво сказал Мейсон, — действовал по моему распоряжению, и я ответствен за все.

— Для полиции вы не ответственное лицо, — угрюмо отрезал Трэгг. — Это Пол Дрейк руководит детективным агентством. У него есть лицензия. И я предполагаю, что он хочет сохранить и впредь эту лицензию. Мы и не возражаем, но когда он, располагая информацией об убийстве…

— Об убийстве? — прервал era Мейсон.

— Вот именно, — ответил лейтенант Трэгг. — И за-'рубите себе на носу: я хочу знать всю подноготную и хочу знать ее сейчас же.

— Это долгая история, — сказал Мейсон.

Трэгг скривился, как от сильной боли.

— Тьфу, чтоб вам пропасть! Я же не могу здесь оставаться. Давайте выйдем.

— Я уже сказал вам, что мы не можем выйти сейчас. Мы только что начали потеть.

Трэгг еще раз вытер насквозь промокшим носовым платком потный лоб, шею и сказал:

— Ну ладно. Ваша взяла. Не могу же я, весь потный, выйти на холодный ветер. Когда вы получите этот отчет, Дрейк?

— Утром.

— В котором часу?

Дрейк посмотрел на Мейсона.

— В восемь, — сказал Мейсон.

— У вас есть сведения, которые помогут мне найти того, кто убил Медфорда Д. Карлина? — спросил лейтенант Трэгг. — Я хочу знать это немедленно.

— Я вам точно говорю: я не знаю, кто его убил, — сказал Мейсон. — Как я уже сообщил вам, лейтенант, мое знакомство с Карлином — это история, о которой нельзя рассказать в двух словах.

— Ладно, — прервал его Трэгг. — Я буду у вас в конторе в восемь утра, Мейсон. Вы тоже будьте там, Дрейк. Люди, наблюдавшие за домом Карлина, пусть тоже будут там. Если ваши люди не явятся, вы будете вызваны к прокурору, а если это не поможет, то вы предстанете перед судом присяжных. И запомните, я не шучу.

Трэгг резко повернулся и выскочил из раскаленной парильни.

— Ну вот, — уныло сказал Дрейк, — у нас осталось меньше трех часов, а потом он за нас примется.

— Три часа — немалый срок, мы многое успеем сделать, — сказал Мейсон.

— Жалости у тебя нет, Перри, ты же прекрасно знаешь, что мы не можем, пропотев здесь, сразу выйти на холодный ветер.

— Ты можешь пропотеть, потом принять холодный душ, а затем сесть у телефона и звонить сколько душе угодно, — сказал Мейсон.

Дрейк покачал головой.

— Он застал нас с поличным, Перри. Мы с тобой оба знаем, что он прав. Он может заставить меня привести моих людей, куда он скажет, он будет их расспрашивать, а им придется отвечать. Ты можешь защищать интересы своего клиента, это профессиональная привилегия адвокатов, а я не могу защищаться ничем. Я обязан выложить на стол все карты.

— Верно, — согласился Мейсон, — но только те карты, которые были у тебя на руках до сих пор.

— До сих пор? — повторил Дрейк. — Что ты имеешь в виду?

— Мы ведь можем набрать полные руки козырей уже после того, как повидаем утром Трэгга.

— Что же это за козыри?

— Да разные. Моя таинственная клиентка позвонила мне в ресторан «Золотой гусь», куда мы с Деллой решили пойти после разговора с тобой. Мы оказались там случайно, но кто-то знал, что мы там. Как он мог это узнать?

— Может быть, за тобой следили?

— Не думаю, Пол. Мы бы заметили хвост.

— Тогда, может быть, кто-то подкарауливал тебя в клубе, чтобы, когда ты там появишься, сразу позвонить…

Мейсон покачал головой.

— Невозможно, так как никто не знал, что я собираюсь туда. Я сам этого не знал.

— Тогда как же твоя клиентка могла узнать, что ты там?

— Наверно, она была одновременно со мной в ресторане, — сказал Мейсон. — Уже сидела там, когда мы вошли. Кто-то показал ей меня, и после этого она ушла из клуба и позвонила мне.

— Это логично.

— К тому же, — добавил Мейсон, — человек, который указал ей на меня, по-видимому, не кто иной, как метрдотель ресторана. Эта женщина видела меня, Пол. Она вернулась домой, открыла ящик, где прятала деньги, положила их в конверт и отправила его с посыльным мне в ресторан. Потом она побежала в аптеку и позвонила мне из автомата.

— Но зачем она все это делала? Почему она не могла просто подойди к тебе…

— Потому, — перебил Мейсон, — что женщины не ходят в «Золотой гусь» без провожатого. Она не хотела, чтобы ее спутник знал, что она интересуется мной. Наверное, она ушла домой под каким-то предлогом. Уверен, что это было именно так.

Дрейк кивнул.

— Ну и что?

— Это все означает, что она была с мужем.

— Не понял, почему. С таким же успехом она могла сказать и своему любовнику, что у нее разболелась голова.

— От любовника так быстро не избавишься. К тому же, если это был ее дружок, то, избавившись от него, она бы позвонила в «Золотой гусь» из своей квартиры, условилась бы со мной о встрече и пригласила бы к себе. Я готов поклясться, что она была там с мужем, что она чем-то очень напугана, и, когда ей показали меня, она приняла решение внезапно.

Дрейк провел по телу полотенцем.

— Ну что же, — согласился он, — очень может быть.

— Эта женщина, — продолжал Мейсон, — придумала для мужа какой-то предлог: то ли она не выключила газ, то ли забыла закрыть дверь, и сразу же ушла домой. Дома она «вспомнила», что должна что-то купить в аптеке, пока та еще не закрылась. Моя клиентка — замужняя женщина, Пол, и живет она недалеко от той аптеки. Я хочу, чтобы твои люди выяснили, кто она, после восьми тридцати и ни минутой раньше.

— Ничего себе распоряжение! — Дрейк сел и начал обтираться полотенцем. — Я не могу здесь оставаться, Перри.

— Мы должны здесь оставаться до тех пор, — сказал Мейсон, — пока не убедимся, что лейтенант Трэгг ушел и не вернется. Тогда мы сразу же отправимся к телефону. К восьми тридцати я должен знать, кто моя клиентка.

— Но Трэгг будет в твоей конторе в восемь утра.

— Верно, — ухмыльнулся Мейсон, — именно поэтому я и не хочу получать информацию, пока Трэгг будет у меня, я хочу получить ее сразу же после его ухода.

Дрейк оправил влажное полотенце на голове.

— Ты даешь мне дьявольски сложное расписание, — сказал он с раздражением.

Глава 7

Ровно в восемь часов утра Трэгг вошел в частную контору Мейсона и застал там Перри Мейсона, Пола Дрейка и Деллу Стрит.

Мейсон выглядел вполне бодро, Дрейк был явно озабочен, а Делла, сидевшая за секретарским столом, держала наготове карандаш и блокнот для стенографирования и взглянула на входящего Трэгга с приветливой улыбкой, которая показалась ему несколько натянутой.

— Хэлло, Делла, — сказал лейтенант Трэгг, — у вас тут все так торжественно выглядит, что, наверно, наше интервью окажется еще более важным, чем я ожидал.

— Что здесь так уж торжественно выглядит — я? — спросила Делла Стрит.

— Вот именно, будь я проклят, — сказал Трэгг, сел и, повернувшись к Мейсону и Дрейку, сразу оставил шутливый тон. — Так врт. Совершено убийство. Мне сообщили, что вы оба были на месте преступления вскоре после трех часов утра. Что вас туда привело?

Мейсон отвечал ему небрежным тоном, но видно было, что он тщательно подбирает слова, как человек, чьи показания записываются и могут оказаться очень важными.

— Что касается Пола Дрейка, то ответственность за его пребывание возле горящего дома целиком лежит на мне. Он находился там по моему поручению.

— А почему вы сами заинтересовались домом Карлина?

— Я выполнял поручение клиента.

— Что за клиент?

— Этого я не могу вам сказать.

— Что-то мы все время ходим вокруг да около, — раздраженно сказал Трэгг, — и мне это очень не нравится. Я понимаю, что вы должны защищать…

— Пожалуйста, поймите меня правильно, — прервал его Мейсон. — Я не сказал, что не хочу вам открывать имя моего клиента, я сказал, что не могу этого сделать.

— Почему?

— Потому что я сам не знаю его имени.

— Не знаете, кто ваш клиент?

— Да.

— Как же он связался с вами?

— По телефону.

— Это мужчина или женщина?

— Вам лично отвечу: женщина, но я бы не хотел, чтобы эти сведения были переданы в прессу. Я не хочу, чтобы об этом было напечатано в газетах.

— Что же такое эта женщина сказала вам, что вы сразу же взялись за дело и подключили к нему Дрейка?

— Вот этого-то я и не намерен вам говорить.

Трэгг с минуту подумал, потом повернулся к Полу

Дрейку.

— Ох уж эти мне адвокаты с их профессиональными привилегиями и прочими штучками. Поговорим по душам, Дрейк. Вы послали к дому Карлина своих людей. В котором часу они приступили к работе?

Дрейк вытащил из кармана записную книжку.

— Первый приехал на место в семь минут второго.

— Первый? Значит, он был не один?

— Да, еще один прибыл в час пятьдесят.

— А кроме этих двоих, был еще кто-нибудь?

— Возле дома было три агента.

— Когда прибыл третий?

— В два часа пять минут.

— Зачем вам понадобилось так много народу?

— Я хотел, чтобы можно было проследить за каждым, кто покинет дом.

— Для чего такие предосторожности?

— Таковы были инструкции.

— Кто-нибудь выходил из дома после того, как ваши люди приступили к работе?

— После семи минут второго никто не выходил из дома через парадную дверь.

— А через черный ход?

— После часа пятидесяти минут никто не выходил через черный ход.

— Пожар начался вскоре после трех часов?

— Да.

— Где были в это время ваши люди?

— Там же, возле дома.

— Почему они не подняли тревогу?

— Они подняли тревогу.

— Почему вы не сообщили об этом?

— Вы не спрашивали.

— Верно, — сказал Трэгг. — Зато теперь я спрашиваю. Я хочу знать все до мельчайших подробностей. Кто-нибудь из ваших людей написал вам отчет?

— Да.

— Где он?

— Он у меня с собой.

— Дайте посмотреть.

Дрейк вытащил из кармана сложенный рапорт и протянул его лейтенанту Трэггу.

Тот перелистал отпечатанные на машинке листки и сказал, повернувшись к Мейсону:

— Эти ребята умеют показать товар лицом. Они составляют очень внушительные отчеты. Вот послушайте, к примеру: «Зная, что двое агентов находятся на положенных местах, блокируя со всех сторон объект, я решил получить у местных жителей описание внешности поднадзорного. Определив место нахождения станции обслуживания, где поднадзорный покупал по кредитной карте бензин и масло, я в результате косвенных расспросов установил, что…»

Трэгг поднял глаза и ухмыльнулся.

— Вы знаете, Как это выглядит в действительности? Не дойдя несколько кварталов до места, этот агент случайно наткнулся на станцию обслуживания. Он зашел и спросил, не знают ли там человека по фамилии Карлин. Ему ответили, что знают и что Карлин покупает кое-что у них, а детектив сказал, что он учился в колледже с одним малым по фамилии Карлин, знает, что он живет где-то неподалеку, но не знает точно, где, и хотел бы выяснить наверняка, его ли приятель по колледжу живет на этой* улице. Служащий со станции обслуживания отвечает ему, что вряд ли, так как этот Карлин лет на тридцать его старше. Тут наш голубчик задает еще несколько вопросов…

— Да хватит вам, — смеясь, прервал его Дрейк, — вы же выдаете все наши профессиональные секреты клиенту. Он, может, думает, что мои люди тщательно прочесали весь район, прежде чем нашли эту станцию, где Карлин покупал бензин, а потом…

— Да, я знаю, — остановил его Трэгг, — и, проделав все это, он прибыл на место всего через тринадцать минут после того, как второй наблюдатель занял свой пост. Ну а теперь об этой дамочке, которая вошла в дом в час двадцать восемь.

— Вот на этот вопрос, — сказал Дрейк, — ответить трудно. Она, наверное, ушла через черный ход до часа пятидесяти.

— И никто не входил в дом после этого?

— Возможность не исключена, — сказал Дрейк. — Женщина могла уйти минут за десять до часа пятидесяти, и сразу после этого еще кто-то мог войти через черный, ход, пробыть в доме несколько минут и уйти незамеченным через ту же заднюю дверь, прежде чем прибыл второй наблюдатель.

Трэгг повернулся к Мейсону.

— Чего ради вы тратите деньги на всех этих детективов, если вы даже не видели в лицо человека, которого называете своим клиентом?

— Моя клиентка передала мне деньги в оплату моих услуг.

— Каким образом?

— Через посыльного.

— Куда?

— В ресторан, где мы ужинали.

— Что это за ресторан?

— «Золотой гусь».

— В котором часу это было?

— Примерно в десять минут двенадцатого.

— А в котором часу она разговаривала с вами по телефону?

— Часов в одиннадцать.

— Значит, — сказал Трэгг, — все это случилось прошлой ночью. А сегодня утром вы от нее получили какие-нибудь известия?

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Не морочьте мне голову, Мейсон. Почему вы не хотите рассказать, что, прочитав утром в газетах о гибели Карлина, ваша клиентка сразу позвонила вам?

Мейсон еще раз покачал головой.

— Она мне не звонила.

— Стало быть, вскоре позвонит.

— Возможно.

— Если она вам позвонит, я хочу знать, кто она. И я хочу с ней побеседовать.

— А вот это, — сказал Мейсон, — будет зависеть от того, захочет ли она побеседовать с вами.

— Речь идет об убийстве, Мейсон.

— А что вас заставляет думать, что это убийство?

Трэгг усмехнулся.

— Наш шеф в таких случаях придерживается старомодных принципов. Он считает, что функции полиции заключаются в собирании информации, а не в ее распространении.

— Как странно, — сказал Мейсон.

— Да, конечно, но так уж вышло, что он возглавляет наш отдел.

Мейсон небрежно сказал:

— Насколько мне известно, в доме Карлина был найден довольно дорогой сейф?

Трэгг внимательно ц испытующе посмотрел на адвоката.

— К чему это вьь ведете?

— Может быть, я мог бы кое-чем помочь вам, — сказал Мейсон.

— Чем?

— В каком состоянии сейф? Он поврежден огнем?

— Нет. Пожар ведь больше всего повредил верхний этаж и крышу, сейф на первом этаже. Что вы знаете о сейфе?

— Возможно, что я ничего о нем не знаю, — сказал Мейсон, — но есть шанс, понимаете, Трэгг, один только шанс из ста, что у меня в руках случайно оказался шифр этого сейфа.

— Что значит случайно оказался, черт вас возьми! Я хочу знать, как он у вас оказался?

— Я ведь еще не знаю точно, есть ли он у меня.

— Послушайте, Мейсон, — сердито сказал Трэгг. — Это сейчас нас очень интересует. Мы бы хотели побыстрее открыть его. Специалист с завода работает там с четырех утра, но мне звонили, что пока он ничего не добился. — Трэгг ухмыльнулся. — Служащие компании, выпускающей эти сейфы, с четырех часов утра забыли про сон. Все они ищут в конторе накладные, где указан шифр, и, наверно, скоро сообщат его нам. Но время дорого. Если у вас уже сейчас есть шифр этого сейфа…

— Я же не знаю, есть он у меня или нет.

— А как же, черт возьми, мы это выясним?

— Нужно испробовать его на сейфе.

— Как вы узнали шифр? Где вы его взяли? Когда? Почему вам его сообщили?

— Вы только усложняете ситуацию, лейтенант.

— Вздор!

— Знаете что, — сказал Мейсон, — когда вы получите шифр, я буду рад обсудить с вами все интересующие вас вопросы. Вот, например, если выяснится, что шифр начинается с числа пятьдесят девять, повторяющегося четыре раза, то, возможно, я смогу ответить вам и на остальные вопросы.

— А каким образом, по-вашему, я смогу выяснить, с какого числа начинается шифр?

— Обратитесь к заводскому эксперту.

— Я не уверен, что он может определить шифр, — усмехнулся Трэгг. — Скорее он вставит в замок дрель и разнесет его на куски. И притом неизвестно, сколько это займет у него времени. Собирайтесь, Мейсон, мы с вами предпримем небольшую прогулку.

— Куда?

— Поскольку, — сказал Трэгг, — я не могу доставить сейф к вам в контору и положить его вам на колени, мы пойдем туда, где находится сейф.

— И что потом?

— Вы мне дадите шифр, а я попробую открыть сейф.

— Я не дам вам шифр. У меня нет на это полномочий. Мне его сообщили конфиденциально.

— Ладно, — сказал Трэгг. — Тогда вы сами испробуете этот известный вам шифр. Пошли.

— А как быть с агентами, которые дожидаются в конторе Дрейка? — спросил Мейсон.

— Черт с ними, — сказал Трэгг. — Сейф гораздо важней.

Мейсон встал лениво и неохотно.

— Так-то, — сказал он. — Вот награда за то, что я хотел вам помочь. Теперь я должен потерять все утро, пытаясь вместо полицейских открыть сейф.

Он взглянул на Деллу Стрит и слегка подмигнул ей.

Глава 8

В довде было темно и мрачно. Резко пахло обугленным деревом, залитым тоннами воды. Большой сейф стоял в углу дальней комнаты, которая, наверное, служила кабинетом.

Трэгг указал на сейф и сказал:

— Приступайте.

Мейсон вынул из кармана тонкий, как авторучка, фонарик и направил его на диск сейфа.

Лейтенант Трэгг придвинулся поближе.

— Не дышите мне в шею. Вы действуете мне на нервы, — сказал Мейсон.

— Я хочу видеть, что вы делаете.

— Я не могу так работать.

— Уж постарайтесь как-нибудь.

Мейсон наклонился над диском так низко и так плотно прикрыл луч фонарика рукой, что лейтенант никак не мог увидеть цифры, которые Мейсон быстро набирал, сверяясь с найденным в телефонной будке клочком бумаги.

Заканчивая вращать диск, Мейсон два раза повернул 19 направо, потом повернул диск налево, пока он не остановился на десяти.

Украдкой нажал на ручку. Она не шевельнулась.

— Вы закончили? — спросил Трэгг.

— Еще не начинал, — сказал Мейсон. — Я не могу подбирать шифр, когда вы стоите здесь и все время толкаете меня то в одну сторону, то в другую, Чтобы видеть, что я делаю.

— По-моему, вы орудовали вовсю. Что вам помешало?

— Мне кажется, шифр этот не подходит.

— Но вы даже не попробовали. А вдруг откроется?

— Нет, я абсолютно уверен, что мой шифр сюда не подходит.

— Я вас понял, — сказал лейтенант Трэгг. — Так как я наблюдал за вами, вы нарочно набирали что-то не то.

Завыла сирена. Трэгг и Мейсон подошли к окну.

Радиофицированная полицейская машина остановилась у обочины. Из автомобиля в сопровождении двух полицейских вышел высокий худой человек лет шестидесяти. Все трое вошли в дом.

— Это Корнинг, представитель компании, выпускающей эти сейфы, — сообщил один из полицейских.

— Рад видеть вас, Корнинг. Можете вы открыть эту штуку, не взрывая ее на части? — спросил Трэгг.

— Надеюсь.

— Сломаете замок?

— Думаю, в этом нет необходимости.

— Ну а как же вы его откроете?

— Сейф имеет порядковый номер. Еще на заводе к замку был подобран шифр. Мои служащие выяснили по накладным, что сейф был продан Карлину шесть месяцев назад. Существует постановление, согласно которому покупатель может изменить шифр сейфа. В данном случае не поступило никаких заявок на изменение. На заводе сохранилась запись первоначального шифра, и я сомневаюсь, что он был изменен.

— Крутите, — сказал лейтенант Трэгг.

Корнинг осторожно направился к сейфу по обгоревшим деревяшкам пола.

— Всегда боюсь, что мне в ногу воткнется гвоздь, — сказал он. — У меня был друг, который…

— Знаю, знаю, — прервал его лейтенант Трэгг, — умер от столбняка. Ну, открывайте же.

Затаив дыхание, они наблюдали за тем, как Корнинг достал из кармана маленькую, переплетенную в кожу записную книжку, два раза, примериваясь, повернул диск, а затем длинными, ловкими пальцами начал набирать комбинацию.

Внутри механизма раздался щелчок. Корнинг повернул спаренные ручки сейфа, сделал шаг назад и рывком открыл двойную дверцу.

Полицейские столпились у дверцы.

— Вот это да! — воскликнул Трэгг.

Мейсон подошел и через головы полицейских тоже заглянул внутрь сейфа.

Там ничего не было, кроме кучки сожженных бумаг.

— Ничего себе сейф, — сказал Трэгг. — Жестяная коробка и та была бы лучше. Этот пожар…

— Не говорите глупостей, — отрезал Корнинг. — На сейфе даже краска не потрескалась от жара. Бумаги были сожжены и после этого положены в сейф, если только не…

— Если только не что? — спросил Трэгг.

— Если они не были пропитаны специальным реактивом, прежде чем их положили в сейф, с тем чтобы они воспламенились, находясь там, или кто-нибудь не смонтировал специальную…

Трэгг внезапно сделал ему знак молчать и повернулся к Перри Мейсону.

— Думаю, что мы больше не нуждаемся в вас, ваша честь, — сказал он. — Вернее, я просто в этом уверен.

Глава 9

Мейсон позвонил Полу Дрейку из аптеки.

— Ну, что там слышно, Пол? — сказал он, когда детектив взял трубку. — Вы узнали, кто моя клиентка?

— А что с сейфом? — спросил Дрейк. — Открыл ты его?..

— Нет, — ответил Мейсон. — Но это подождет. Сначала о моей клиентке.

— Мои люди начали с «Золотого гуся», — сказал Дрейк. — Те, кто работал там вчера ночью, ушли домой около трех утра и проснутся только в конце дня. Выудить у них какую-нибудь информацию было адски трудно. Во-первых, невозможно выяснить, где кто живет…

— Жаловаться на трудности, — прервал его Мейсон, — ты будешь, когда представишь счет. А сейчас я хочу знать, кто моя клиентка.

— Думаю, что тебе интересно было бы узнать не только об этом, — сказал Дрейк. — Прежде всего о Пьере, метрдотеле, которого ты поручил мне расспросить. Выполнить твое поручение затруднительно.

— Не хочет говорить?

— Нет, я просто не могу его найти.

— Он что, удрал?

— Вчера он вышел из ресторана около полуночи, и с тех пор его никто не видел. Мы не можем его найти, и точка. Никто не знает, где он живет. Собственно, его адрес есть у владельцев ресторана, но по этому адресу он просто получает почту, а живет где-то в другом месте.

— Как обстоит дело с остальными?

— Единственный, кто мне помог, это гардеробщица. Я стал расспрашивать ее о парах, которые бывают в ресторане регулярно, знакомы с Пьером, по-видимому, женаты и тем вечером рано ушли.

Выслушав нотацию за то, что мы нарушили ее мирный сон, и вручив ей двадцать долларов, чтобы успокоить ее оскорбленные чувства и орвежить память, мы выяснили, что в этот вечер две пары покинули ресторан раньше обычного времени. Не буду обременять тебя деталями. Она не знает их имен. Знает, что одного из мужчин называли «доктором», и считает, что он врач. Я разыскал служащих, которые ставят машины клиентов на стоянку. Они запомнили номера некоторых машин. В общем, двое могут заинтересовать тебя. Один из них врач.

— И живет неподалеку от аптеки на углу Крамер-бульвар и Ванс-авеню?

— Нет, он живет на другом конце города.

— Видишь ли, — сказал Мейсон, — я предполагаю, что моя клиентка добралась до аптеки пешком, если только у них нет второй машины, которой она могла воспользоваться, не привлекая внимания. Но и в этом случае она спешила к ближайшему автомату. Впрочем, ты все-таки скажи мне, где живет этот доктор и как его фамилия.

— Доктор Роберт Афтон, — сказал Дрейк, — живет на Ивенруд, 2270.

Мейсон записал имя и адрес.

— Вы проверяли эти данные, Пол?

— Только адрес. Он есть в телефонной книге.

— Хорошо. А кто другой?

— Что касается второго, — сказал Дрейк, — то я не очень уверен. Он частенько приходит в «Золотой гусь» один. Гардеробщица много раз его видела. Она думает, что женщина, которая была с ним прошлой ночью, — его жена. Машина зарегистрирована на имя Миртль Фарго. Адреса я не могу узнать. Миртль Фарго нигде не зарегистрирована. Дюжины две Фарго записаны в телефонной книге, но среди них нет Миртль. Машина — «кадиллак» с откидным верхом, так что люди они, очевидно, богатые, но никакой Миртль я пока что не нашел.

Машина зарегистрирована по адресу в Сакраменто. Наверно, ее владелица уехала оттуда не более года назад. Если ты не остановишься перед расходами, я мог бы послать своих людей в Сакраменто, чтобы они попробовали что-нибудь выяснить. Но я не знаю, так ли уж это важно.

— Я и сам ни черта не знаю, Пол, — сказал Мейсон. — Так ее имя Миртль Фарго?

— Да. Как видишь, мы пока что топчемся на месте, но ведь сейчас только раннее утро. Может быть, эта Миртль Фарго приехала сюда совсем недавно. Может, она живет в каком-нибудь отеле, где есть коммутатор, и поэтому ее фамилия не внесена в телефонную книгу. Человек, который был с ней в ночном клубе, может быть, ее муж, а может, и любовник.

— Проверь адреса всех Фарго по телефонной книге, — сказал Мейсон. — Может быть, кто-то из них живет поблизости от Ванс-авеню и Крамер-бульвар.

— Одна из моих девушек уже занимается этим, — сказал Дрейк. — Подожди минутку, я думаю, ответ готов. Не опускай трубку.

Некоторое время продолжалось молчание, потом Дрейк сказал:

— Там по соседству живут двое, Перри: Артман Д. Фарго, живущий на Ливингтон-Драйв, 2281, и Рональд Ф. Фарго живущий на Моктрифт, 2830.

— Посмотри на карту, — сказал Мейсон. — Который из них ближе к аптеке на углу Крамер-бульвар и Ванс-авеню?

— Артман Д. Фарго живет за три квартала оттуда, а Рональд Ф. Фарго кварталов за восемь.

— Порядок, — сказал Мейсон. — Беру Артмана Д.

— Ты хочешь пойти прямо к нему и сыграть в открытую? — спросил Дрейк.

— Еще не знаю, Пол. Сориентируюсь на месте. Увидимся примерно через час.

Мейсон повесил трубку и отправился на Ливингтон-Драйв. Опрятно оштукатуренный дом был обращен фасадом к небольшому, но ухоженному газону, в середине которого возвышался стальной шпиль с табличкой, на которой было написано «Артман Д. Фарго, агент по продаже недвижимости».

Мейсон остановил машину, прошел к дому и позвонил.

Сначала в доме все было тихо, затем послышалось какое-то движение, потом шаги, дверь открылась, на пороге появился высокий, чуть пониже Мейсона, атлетически сложенный мужчина и сказал:

— Доброе утро.

Мейсон не заметил на его лице никаких следов волнения.

— Мне нужен мистер Фарго.

— Это я.

— Я хотел бы посоветоваться с вами по поводу одной сделки.

— Входите, пожалуйста.

Мужчина распахнул дверь, и Мейсон вошел.

Он тотчас почувствовал застарелый запах табака и слабый аромат готовящейся еды. Гостиная была просто, но со вкусом обставлена. На стуле валялись развернутые газеты, и у Мейсона создалось впечатление, что они отложены минуты две назад.

— Моя контора там, — сказал Фарго.

Он направился в комнату, расположенную слева от парадной двери. По-видимому, первоначально она была задумана как спальня. Фарго открыл дверь, и они вошли в небольшую комнатку, где стояли кушетка, стол, сейф, несколько кресел, два шкафа с выдвижными ящиками и сдвинутая на край стола пишущая машинка.

Комната была холодная и. темная, жалюзи на окнах плотно закрыты.

Фарго поспешно извинился:

— Я все утро проработал, и у меня еще не топлено. Ночью, вы ведь знаете, шел дождь и было очень холодно. Сейчас я включу электрический обогреватель, и через секунду-другую здесь будет тепло.

Он щелкнул выключателем, и почти тотчас же скрытый вентилятор погнал в комнату поток теплого воздуха.

— Это минутное дело, — еще раз извинился Фарго. — Садитесь и расскажите мне, чем я могу вам услужить.

— У меня есть некоторые средства, — сказал Мейсон. — Если бы подвернулось что-нибудь подходящее, я купил бы дом.

Фарго кивнул.

— Я хочу купить участок с домом по цене значительно ниже той, что установлена на рынке. Но при этом я хочу быть уверен, что участок продается не потому, что соседи на него претендуют, и не потому, что там завелись термиты или что-нибудь в этом роде.

— Какова ваша максимальная цена и какого рода участок вы имеете в виду?

— Я покупаю для спекуляции, — сказал Мейсон. — Поэтому цена мне безразлична при условии, что она будет гораздо ниже установленной.

— Конечно, то, что вы хотите, не так-то просто подыскать, — сказал Фарго, — но у меня есть недурные варианты. Вы собираетесь сдавать дом или будете там жить, пока не подыщете покупателя?

— Я буду сдавать его.

Фарго уселся за стол и начал перебирать свои карточки.

— У меня есть несколько хороших предложений, но ничего такого, что можно было бы назвать дешевым. Когда у вас будет возможность осмотреть некоторые из участков?

Мейсон взглянул на часы.

— Видите ли, именно сегодня утром у меня есть немного времени. Обычно же я очень занят.

— Понимаю. Не будете ли вы добры назвать мне свое имя, мистер… э-э-э…

— Пока нет, — ответил Мейсон. — Возможно, немного позднее. Конечно, у меня нет никаких секретов, но, покупая участок…

— Понимаю, — прервал его Фарго. Он взглянул на телефон, стоящий на столе. — Если вы согласны подождать несколько минут, сэр, я смог бы просмотреть свой список, но он находится в другой части дома.

— Конечно, конечно, — сказал Мейсон.

Фарго встал.

— Я вас не задержу. Устраивайтесь поудобнее, пожалуйста. Я сию же минуту вернусь.

Он поспешно вышел из комнаты.

Мейсон подошел к окну и, слегка приподняв жалюзи, увидел свою машину, стоящую перед домом. К ней украдкой приближался Фарго, очевидно, выскользнувший через черный ход. Мейсон, который из предосторожности спрятал паспорт машины, бросился к сейфу позади стола.

Сейф был закрыт.

Мейсон поспешно набрал шифр, записанный на бумажке, найденной в телефонной будке. Нажал на ручку. Замок щелкнул.

В ту же секунду за дверью раздались шаги, и едва Мейсон успел сесть в кресло, как в комнату вошел Фарго, говоря:

— Я просмотрел список. К сожалению, тот дом, который я имел в виду, уже продан.

— Жаль, — сказал Мейсон.

Фарго пристально взглянул ему в глаза.

— А вы не хотели бы купить этот дом и участок?

— Это ваша собственность?

— Да.

Мейсон покачал головой.

— Я же говорил вам, что покупаю для продажи. Вряд ли вы запросите за него цену, которая мне подойдет.

— Почему вы так считаете?

— Но вы же собственный дом продаете.

— За наличные я продам дешево.

— Сколько?

— Восемнадцать тысяч, включая всю обстановку. Я просто выеду отсюда, и все.

— Это слишком дорого. Дом, конечно, стоит таких денег, но такую сумму я не могу заплатить.

— Семнадцать тысяч с мебелью.

— Цена, разумеется сходная, но…

— Шестнадцать тысяч пятьсот, и ни цента меньше.

— Что ж, давайте осмотрим дом.

— Я могу показать вам его через час…

— Но я уже здесь. Почему же я не могу осмотреть его прямо сейчас?

Фарго замялся.

— Вы действительно хотите купить этот дом?

— С мебелью, да.

— Моя жена сейчас в Сакраменто, — все еще колебался Фарго, — поехала повидаться с матерью, а я не слишком-то усердно занимался уборкой и…

— Меня интересует помещение, — сказал Мейсон, — а не ваши успехи в домоводстве.

— Ну хорошо, если вы так хотите осмотреть здание, пойдемте.

Фарго, идя впереди, провел Мейсона через гостиную в кухню.

— Большая прекрасная кухня, — сказал он. — Вполне современная, хороший холодильник, электрическая плита, электрическая посудомойка…

— Вы говорите, ваша жена уехала? — прервал его Мейсон.

— Да. Сегодня утром в Сакраменто. Улетела шестичасовым самолетом. Я отвозил ее в аэропорт.

— А вы уверены, что она согласится на продажу?

— О да, конечно. Дело в том, что мы с ней уже обсуждали этот вопрос и у меня даже есть ее подпись на всех документах и купчей.

— Не потребуется ли заверить эту подпись у нотариуса?

— Я смогу все это устроить, — сказал Фарго.

— Что же, пойдемте посмотрим дальше, — предложил Мейсон.

Фарго провел его по всему первому этажу, но, поднимаясь по лестнице, вдруг приостановился и сказал:

— Наверху есть комната, которую я не могу показать вам.

— Что за комната?

— Одна из спален. Это комната моей жены, там не прибрано.

— Ну и что же, — холодно сказал Мейсон. — Прежде чем принять решение, я хочу осмотреть весь дом целиком.

— Конечно, конечно, — заискивающе согласился Фарго. — Вы и увидите все, но эту комнату я покажу вам немного попозже. Там… ну, словом… моя жена очень поспешно собиралась и… ну вы сами знаете, когда торопишься с утра на аэродром. Всякие интимные принадлежности туалета… Я уверен, ей не хотелось бы, чтобы кто-нибудь сейчас зашел в ее комнату. Вы можете назначить любое удобное вам время. А пока я покажу вам другие комнаты.

Фарго двинулся вверх по лестнице с решительным видом, Мейсон осмотрел верхний этаж; с подчеркнутым неодобрением, нахмурившись, взглянул на дверь закрытой спальни, но Фарго держался твердо. Дверь в спальню так и осталась закрытой.

— Ну хорошо, теперь осмотрим ваш участок, — сказал Мейсон. — Дом вполне приличный. Потолкуем о цене.

— Боюсь, толковать уж не о чем, — сказал Фарго как можно решительнее. — Я запросил предельно низкую цену. Ваше дело принять ее или отказаться.

— Хорошо, мы поговорим об этом, когда я осмотрю все целиком, — сказал Мейсон.

Он спустился вниз по лестнице, прошел вслед за Фарго на задний двор, осмотрел подвал, снова поднялся наверх и по асфальтированной дорожке направился к гаражу. В гараже стоял «кадиллак» с откидным верхом.

— У меня один автомобиль, — сказал Фарго, — но места здесь достаточно для двух машин.

— Я вижу, — сказал Мейсон. — Роскошная все же машина «кадиллак». Ваш?

— Да, мой, хотя он и зарегистрирован на имя жены. Я считаю, что, если вы всерьез хотите купить дом, лучшего вам не найти.

— Так-то так, — сказал Мейсон, — но мне нужно еще посоветоваться. Может быть, я сам буду здесь жить. В этом случае…

— Вы имеете в виду, что ваша жена тоже захочет посмотреть дом?

— Не жена, — сказал Мейсон. — Молодая женщина, которая, м-м…

— Понимаю, — сказал Фарго.

— Не уверен, что вы поняли меня правильно.

— А это так уж важно?

— Нет.

Фарго улыбнулся.

— Мы с ней приедем сюда чуть позднее, — сказал Мейсон.

— Меня может не оказаться дома, — предупредил Фарго. — Мне то и дело приходится уходить.

— Хорошо. Я созвонюсь с вами.

— Ну что ж, тогда отлично. Не будете ли вы добры сказать мне наконец ваше имя?

— Еще нет, — ответил Мейсон. — Я по опыту знаю, что при сделках с недвижимостью лучше всего оставаться анонимом.

— Да, но когда вы мне позвоните…

— Вы можете называть меня мистер Кэш, — сказал Мейсон.

Пожав руку Фарго, он быстро пошел к машине, доехал до аптеки на углу Ванс-авеню и Крамер-бульвар и из той самой кабинки, из которой прошлой ночью с ним говорила таинственная клиентка, позвонил Полу Дрейку.

— Хэлло, Пол, — быстро проговорил Мейсон, понижая голос. — Есть у тебя люди, готовые немедленно приступить к работе?

— Есть. На всякий случай дожидаются здесь у меня в конторе.

— По-моему, я сразу напал на след, — сказал Мейсон.

— Ты насчет Фарго? Откуда же ты тогда знаешь, что это твоя клиентка?

— Знаю потому, — ответил Мейсон, — что найденный мною шифр подходит к сейфу в кабинете Фарго.

— Вот это да!

— Пришли сюда своих людей сейчас же, Пол, — сказал Мейсон. — Я хочу, чтобы за домом Фарго наблюдали со всех сторон. Пришли достаточно людей, чтобы за каждым, кто выйдет из дома, можно было проследить. И сделай это поскорей.

— Ты думаешь, кто-то хочет ускользнуть из дому?

— Думаю, сам хозяин.

— А куда он собирается.

— Хочет удрать, — сказал Мейсон. — Оставляет весь дом с мебелью и прочим добром и постарается убраться как можно подальше. Я разыгрывал из себя простачка, и он клюнул. Хочет мне подсунуть свой домишко.

— Но тогда он не уедет, не дождавшись тебя, — сказал Дрейк.

— Не знаю, что он предпримет. Он уже подкрадывался потихоньку к моей машине, чтобы взглянуть на паспорт. Не обнаружив его, записал номер машины. Теперь, наверное, посмотрит в справочнике. И, найдя там мое имя, поспешит бежать.

— Но послушай, Перри, если ему показали тебя в ресторане, он должен знать, кто ты такой…

— Я совершенно уверен, что ему меня никто не показывал, — сказал Мейсон. — Меня показали его жене. Готов поклясться, что он меня не знает. Он и глазом не моргнул, когда открыл дверь и увидел меня на пороге.

— А где сейчас его жена?

— Фарго сказал, что проводил ее в аэропорт сегодня утром к шестичасовому самолету на Сакраменто. Она отправилась погостить у матери.

— Ты думаешь, что он ее не провожал?

— Думаю, нет.

— Почему?

— А потому, — сказал Мейсон, — что почти до полуночи шел мелкий холодный дождь. Вряд ли Фарго оставил машину на ночь у обочины. Ведь из гаража есть дверь, ведущая прямо в кухню.

— К чему ты клонишь? Почему ты думаешь, что он не ставил машину в гараж?

— Если он сделал это, — сказал Мейсон, — то только один раз. К гаражу ведет посыпанная гравием дорожка. Она мягкая. Машина стоит сейчас в гараже, а на дорожке только один след от колес. Если Фарго брал из гаража машину, чтобы отвезти жену в аэропорт, и потом опять ставил ее в гараж, то на дорожке должно было бы быть три следа, а не один.

— Где же, по-твоему, его жена?

— Ее, может, уже убили.

— И тело сейчас в доме?

— Все может быть, — сказал Мейсон. — Я попросил Фарго показать мне дом. Одна из комнат была закрыта, но мы стояли у самой двери, и я отчетливо слышал за ней чье-то дыхание. Кто-то там прислушивался, приложив ухо к замочной скважине.

— Жена? — спросил Дрейк.

— Не знаю почему, но этого я не думаю, — ответил Мейсон.

— Хорошо, Перри. Мы приступаем к работе.

— Я туда тоже возвращаюсь, — сказал Мейсон. — Присылай своих ребят как можно быстрее. Я буду ждать в машине, чтобы сразу же последовать за тем, кто выедет из гаража. Действовать нужно быстро.

— Хорошо, — сказал Дрейк. — Я скажу моим ребятам, чтобы они тебя там поискали.

Глава 10

Мейсон поставил машину за углом у обочины. С этого места ему не видна была дверь гаража, но зато он видел подъездную дорожку. Он закурил сигарету и, устроившись поудобнее, стал ждать агентов Дрейка.

Едва он успел сделать одну затяжку, как из ворот быстро выехала задним ходом машина, развернулась на середине мостовой и помчалась по улице.

Мейсон нажал на стартер, включил мотор и ринулся вслед за «кадиллаком». Он даже не пытался скрыть, что преследует эту машину.

Как только машина Мейсона тронулась с места, автомобиль, идущий впереди, увеличил скорость. Обе машины со скоростью около шестидесяти миль в час мчались по улицам, и у Мейсона уже не оставалось сомнений, что шофер идущей впереди машины заметил его и старается от него оторваться.

Откидной верх «кадиллака» был поднят, а сквозь узкое заднее окно Мейсон не мог как следует разглядеть водителя.

При выезде на бульвар «кадиллак», даже не притормозив, миновал стоп-линию. Мейсон сделал то же самое. Он услышал, как резко скрипнули по асфальту шины. Какую-то машину, едущую ему навстречу, занесло, когда она пыталась затормозить.

Мейсон не отрывал глаз от идущей впереди машины. Она вдруг резко завернула за угол и скрылась. В тот же момент с Мейсоном поравнялся мотоцикл. Грозно взревела сирена.

— Сворачивай к обочине!

— Послушайте, офицер, — сказал Мейсон, — я еду за машиной впереди…

— Сворачивай!

— Я следую за той машиной. Я…

— Сворачивай!

Адвокат, побагровев от ярости, свернул к обочине.

Офицер службы движения поставил у тротуара свой мотоцикл, затем подошел к Мейсону и сказал:

— Вы не имели никакого права вытворять такое на улице. Я давно наблюдаю за вами…

— Я преследовал идущую впереди машину…

— Кто в ней находится?

— Человек, связанный с делом, которое я расследую.

— Вы сыщик?

— Нет. Я…

— Вы работаете на полицейское управление?

— Нет.

— Дайте-ка сюда ваши права.

Мейсон устало протянул свои шоферские права и сказал:

— Я адвокат.

— А, Перри Мейсон, вот как? Ну, принимая во внимание все обстоятельства, я ограничусь лишь предупреждением, но вообще-то вы должны быть осторожнее на перекрестках. Вы черт знает что творили. Встречным приходилось что есть силы нажимать на тормоза, чтобы избежать столкновения с вами. Смотрите, чтобы этого больше не было.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Скажите, я смогу здесь развернуться?

— Вы, по-моему, говорили, что преследуете какую-то машину?

— Преследовал, — саркастически сказал Мейсон.

— Знаете, я мог бы вас оштрафовать, — заметил офицер.

— Знаю, — ответил Мейсон.

Они немного помолчали, потом полицейский вернулся к мотоциклу, сел, отжал сцепление, и мотоцикл с ревом помчался вдоль квартала.

Мейсон развернулся и поехал назад к дому Фарго.

Объехав квартал, он без труда опознал одного из людей Дрейка, поставившего свою машину почти на том же месте, где сперва стояла машина Мейсона.

Мейсон свернул к тротуару, поставил свою машину впереди автомобиля сыщика и подошел к сидевшему за рулем человеку.

Тот опустил оконное стекло.

— Вы работаете на Дрейка?

Сыщик задумчиво смотрел на Мейсона и молчал.

Мейсон показал свои шоферские права.

— Я адвокат Перри Мейсон. Это я нанял людей из вашего агентства для наблюдения за этим домом.

— Ясно, — сказал мужчина за рулем.

— Давно вы здесь?

— Минут пять.

— Кто-нибудь выходил из дома?

— Нет, никто не выходил и не входил.

— Машина, за которой я погнался, ускользнула, — сказал Мейсон. — Я попробовал сесть ей на хвост, но мне не повезло.

— Так часто бывает, — грустно заметил агент. — Когда кто-то знает, что его преследуют, он может запросто оторваться от хвоста. Для этого ему нужно выехать на улицу с оживленным движением и оторваться от преследователя у какого-нибудь светофора.

— На этот раз, — сказал Мейсон, — меня задержал спор с автоинспектором.

Сыщик взглянул на него с сочувствием.

— У вас все же есть преимущество.

— Какое? — спросил Мейсон.

— Вам не придется объяснять Полу Дрейку, как это случилось, и выслушивать от него в ответ, что он не знает, понравится ли это объяснение клиенту.

— Да, это преимущество у меня есть, — улыбаясь, сказал Мейсон. — Птичка, наверно, уже улетела, но тем не менее понаблюдаем за гнездышком.

Он проехал к аптеке, позвонил в свою контору и, когда Делла Стрит подняла трубку, сказал:

— Хватай-ка такси и приезжай побыстрей ко мне.

— А где вы?

— В аптеке на углу Ванс-авеню и Крамер-бульвар.

— Ехать к вам сразу же?

— Да.

— Я буду минут через десять.

Отлично, — сказал Мейсон. — Я буду пить кофе у стойки. Что у тебя там нового?

— Ничего важного.

— Хорошо. Так я тебя жду.

Мейсон повесил трубку, снял журнал со стенда, подошел к стойке и заказал чашку кофе. Когда такси, в котором ехала Делла, остановилось у дверей аптеки, Мейсон расплатился и вышел встретить секретаршу.

— Что у вас еще стряслось? — спросила она.

— Я покупаю дом, — сказал Мейсон. — Ты будешь изображать мою невесту.

— О!

— А жена из тебя выйдет неважная, — сообщил Мейсон.

— Вы меня недооцениваете! Что во мне плохого?

— Ты слишком критична.

— Ах так! Что же я критикую?

— Все.

— Мне не нравится характер, который вы мне придумали. Невесты не бывают такими.

— Знаю, — сказал Мейсон. — В настоящее время ты меня обхаживаешь, пока окончательно не подцепила на крючок. Ты очень хочешь выйти замуж, но ты нервная, злая и раздражительная.

Мы пока еще только помолвлены, и ты стараешься скрыть свою сварливость, маскируешь ее нежностью. Но после того как мы поженимся, ты мне спуску не дашь. Что я ни сделаю, все будет не так. Как ты думаешь, сможешь ты изобразить подобную девицу?

— Мне даже думать о таком противно.

— В частности, — улыбаясь, продолжал Мейсон, — ты будешь очень раздражена, если одна из спален в доме окажется закрытой. Тебе захочется посмотреть именно эту спальню, без этого ты не сможешь принять окончательное решение.

— А у кого мы покупаем дом?

— У Артмана Д. Фарго. Мы покупаем его с мебелью и дешево.

— А пока осматриваем наши будущие владения?

— Да… если только нам удастся попасть в дом. Не так давно оттуда выехала машина. За рулем мог быть сам Фарго, мог быть и кто-нибудь другой, например, его любовница.

— Он не женат?

— Женат.

— Где же его жена?

— Он говорит, что она поехала навестить свою мать в Сакраменто. Однако не исключено, что ее труп лежит в багажнике «кадиллака», недавно уехавшего отсюда.

— Божественное гнездышко для молодоженов! — воскликнула Делла Стрит. — Я просто в восторге. Пойдемте же!

Они подъехали к дому Фарго. Мейсон вышел из машины, обошел ее, открыл заднюю дверь и галантно помог Делле выбраться на тротуар.

Она улыбнулась и взяла его под руку.

Они направились к парадному.

— Внимательным покупателям, — сказал Мейсон, — следовало бы осмотреть все вокруг, прежде чем войти в дом. Кстати, это дало бы мне возможность изучить следы колес на дорожке перед гаражом.

Мейсон повел Деллу Стрит вдоль посыпанной гравием дорожки.

— Прямо перед гаражом мягкий грунт, — говорил он. — Совсем недавно там был только один след от колес. Так… А теперь их два. Боюсь, что птичка упорхнула.

— Какая птичка? — спросила Делла Стрит.

— Ну, скажем, любовница мистера Фарго.

— Вы думаете, он приводит ее в дом?

— Это лишь моя догадка. Он сказал мне, что его жена улетела шестичасовым самолетом в Сакраменто.

— Кошка вышла, мышки сразу за игру, — сказала Делла Стрит.

— Но, судя по следам колес, — продолжал Мейсон, — Фарго не отвозил жену на аэродром. Мало того, мне показалось, что он держится как-то подозрительно. Он явно что-то замышлял. Ну, теперь пора вернуться к парадному входу. Нажмем звонок, и тебе представится возможность составить свое собственное впечатление о мистере Фарго.

Мейсон слегка сжал ее руку и вдруг сказал:

— А что, Делла, может быть, нам нет нужды разыгрывать комедию? Ведь мы могли бы все это проделать и всерьез.

В ее смехе прозвучала печальная нотка.

— А потом я оставалась бы дома, а вы бы уходили в контору и наняли себе другую секретаршу…

— Нет, — сказал Мейсон. — Ты бы продолжала быть моим секретарем.

— Н-ну… Так не бывает, и вы это знаете.

— Почему же не бывает?

— Черт его знает почему, — сказала она. — Не бывает, и все тут. Я думаю, что секретарше можно рассказать то, чего жене не расскажешь. В общем, не бывает этого. Вы позвоните наконец или мы будем здесь стоять до… Шеф, а дверь-то не закрыта. Глядите, там щель.

Мейсон кивнул и нажал пальцем на кнопку звонка. Через несколько секунд он снова позвонил, еще немножко подождал, потом крепко прижал пальцем кнопку.

Им было слышно, как звенит в доме звонок.

Мейсон задумчиво нахмурился.

— Знаешь, Делла, благодаря очень странному стечению обстоятельств у меня есть комбинация от сейфа, принадлежащего Фарго.

— Да ну!

— Конечно, я не стал бы открывать его в отсутствие хозяина, но раз уж дверь открыта, мы могли бы глянуть в щель и посмотреть…

Мейсон приложил глаз к щелке, потом вдруг вскрикнул и нажал на дверь плечом.

Дверь немного подалась, но что-то мешало ей открыться.

— Что это? — спросила Делла Стрит.

— По-моему, — сказал Мейсон, — это нога человека, который лежит на спине и, похоже, не собирается вставать. Я думаю, Делла, нам лучше попробовать войти через черный ход.

Веселый голос сзади них произнес:

— Ну, ну. Кажется, у наших крошек какие-то неприятности. Что, возникли затруднения при взломе?

Лейтенант Трэгг, воспользовавшись моментом, незаметно подкрался к ним сзади.

— Какого черта вам здесь нужно? — раздраженно спросил Мейсон.

— Видите ли, — улыбаясь, стал объяснять Трэгг, — мне нужно было повидаться с вами, а поскольку вас не так-то легко поймать, я решил проследить за мисс Стрит. Когда мой агент доложил, что мисс Стрит, поспешно выйдя из конторы, взяла такси, я приказал ему следовать за ней и доложить мне, куда она направляется. Эти радиофицированные машины — великое изобретение. Итак, я вижу, вы почему-то застряли у двери. Что случилось? Хозяин вас не пускает или вы боитесь, что вас примут за грабителей?

Трэгг прошел мимо Мейсона, взялся за дверную ручку, заглянул в щель и так замер.

— А, будь я проклят!

— Мы только что пришли сюда, Трэгг, — сказал Мейсон.

— Я знаю, что вы только что пришли сюда, — проговорил Трэгг. — Я следовал за вами от аптеки, где вы встретились с мисс Стрит. Моя машина стоит сразу же за углом. Вы звонили в дверь?

— Звонили до тех пор, — сказал Мейсон, — пока мисс Стрит не заметила, что дверь не заперта. Тогда я толкнул ее — только чтобы взглянуть…

— На что взглянуть? — спросил Трэгг, так как Мейсон вдруг замялся.

— Ну, понимаете ли, — сказал Мейсон, — я хотел удостовериться, работает ли звонок и есть ли кто-нибудь дома.

— Так-так, — сказал Трэгг. — Очень интересно. А что, если мы обойдем вокруг дома и попробуем войти через заднюю дверь?

— Вы хотите, чтобы я пошел вместе с вами?

— Вот именно. Я бы хотел, чтобы вы больше не исчезали из моего поля зрения. Мне вполне определенно показалось, что там на полу возле двери лежит чье-то тело.

— Может быть, кому-то стало плохо с сердцем? — сказал Мейсон.

— О, без сомнений, — ответил Трэгг. — А может быть, кто-то случайно там заснул. Но вы, возможно, заметили вон ту машину на углу напротив, Мейсон. Один из моих людей сейчас беседует с шофером. И я не очень-то удивлюсь, если окажется, что это один из детективов Дрейка. Говоря по правде, я узнал его, едва только мы подъехали. А он сам, узнав меня, очень старался привлечь ваше внимание: махал рукой, то включал фары, то выключал их. Но вы были настолько поглощены вашей беседой с мисс Стрит, что ничего не заметили. Я хочу спросить его, зачем это он подавал вам тайные сигналы?

Видите ли, Мейсон, в последнее время у вас появилась странная привычка нанимать людей Пола Дрейка для наблюдения за домом, владелец которого умирает именно в то время, когда эти люди прибывают на место. Если так будет продолжаться, мы будем вынуждены связаться со страховой компанией. Они наверняка внесут какие-нибудь изменения в свою статистику, или в таблицы смертности, или как там это называется. Пойдемте по этой дорожке. Вы подходили к гаражу? Что вас там заинтересовало?

— Просто осматривал весь участок, — ответил Мейсон. — Дело в том, что я собираюсь его купить.

— Ах вот оно что! Но вы мне не рассказывали, что собираетесь приобрести недвижимое имущество.

— О, прошу прощения, — сказал Мейсон. — Так заработался, что позабыл вас уведомить. Я ведь еще подумываю о покупке железнодорожных акций и собираюсь вложить кое-какой капитал в правительственные облигации. Как вы думаете, стоит? Это удачное капиталовложение?

— Ваш сарказм меня совсем не задевает, — ответил Трэгг. — Наоборот, я даже очень ценю ваше остроумие. Так вы хотите купить этот дом, Мейсон? Отвечайте честно.

— Да.

— Вы встречались с его владельцем?

— Встречался.

— Когда?

— Сегодня уфом.

— В котором часу?

— Сразу же после того, как в последний раз вас видел.

— Понимаю. Встретились со мной, чтобы поговорить насчет убийства, и сразу ринулись сюда покупать дом.

— У меня есть свободный капитал.

— Понятно. Вы заходили в этот дом?

— Да.

— И разговаривали с этим, Как-там-его-имя?

— Да.

— Ничего подозрительного вы при этом не заметили?

— Ничего подозрительного.

— Он был с вами все то время, пока вы находились в доме?

— Да.

— А он не ваш клиент? Он не посылал за вами и не просил вас прийти сюда?

— Нет. Я сам пришел с ним повидаться. Я сказал ему, что мне нужно поместить куда-то капитал. Я даже не назвал ему свое имя. Он не знает, кто я такой.

— Допустим. Все это звучит чертовски подозрительно, но пока поверим вам на слово. А теперь давайте взглянем на гараж. Может быть, нам удастся войти в дом оттуда.

Они прошли по подъездной дорожке к гаражу, и Трэгг сказал:

— Здесь совсем недавно проезжала машина.

— Откуда вы знаете? — спросила Делла Стрит.

— Это элементарно, дорогая мисс Стрит, — ответил Трэгг, — обратите внимание: на дорожке есть небольшая впадина. Гравия на этом месте почти не осталось, и образовалась обыкновенная лужа. Вода в ней, как видите, грязная. Если бы эти следы не были оставлены недавно, то вода в луже была бы чистой. Ведь дождь не шел с полуночи. А теперь взгляните, Мейсон, эта дверь, по-моему, закрывается автоматически. Вот тут, вероятно, нужно нажать кнопку, чтобы открыть дверь, а минуты через две дверь сама опустится. Новая выдумка. Очень мило.

Трэгг нажал на кнопку, и тяжелая дверь поднялась вверх. Они увидели пустой гараж.

— Полагаю, — сказал Трэгг, слегка отступая в сторону, — что при сложившихся обстоятельствах я должен взять на себя роль хозяина. Итак, входите, пожалуйста.

Они вошли, Трэгг быстро осмотрелся и сказал:

— Гараж на две машины. По всему видно, что здесь стояла только одна — та часть гаража используется как склад. Так… А эта дверь, я полагаю, ведет внутрь дома. Попробуем ее открыть. А, да она не заперта!

Трэгг немного помедлил, чтобы еще раз бегло осмотреть гараж, и в это время часовой механизм замкнул электрическую цепь, и входная дверь медленно опустилась. В гараже стало полутемно.

Трэгг открыл дверь, ведущую на кухню.

— А теперь, — сказал он, — я думаю, будет лучше, если вы и мисс Стрит пойдете следом за мной. И пожалуйста, будьте добры, ничего не трогайте. Понятно?

— Видите ли, лейтенант, — начал Мейсон, — я…

— С вашего разрешения, воздержимся пока от разговоров, Мейсон. Я хочу пройти отсюда в прихожую и взглянуть на человека, который лежит возле двери.

Трэгг из кухни прошел в столовую, потом в гостиную и вдруг замер на месте, увидев в открытую дверь маленькую комнату под лестницей, ту самую, в которой Фарго оборудовал себе контору.

— Так-так, — сказал он, — кажется, тут что-то искали и очень спешили.

Мейсон взглянул из-за спины Трэгга и увидел, что дверца сейфа в углу конторы широко открыта. Выброшенные наспех бумаги и книги грудой валялись на полу. Счетные книги валялись в полном беспорядке, раскрытые. Кучи погашенных счетов были разбросаны по всему полу. Письма тоже разбросаны повсюду, а карточки с названием участков разлетелись по всей комнате.

— Очень, очень интересно, — сказал Трэгг. — Совершенно точно: кто-то искал здесь что-то и очень спешил.

Внезапно он повернулся к Мейсону.

— Может быть, вы сможете рассказать мне, что здесь искали, Мейсон.

Адвокат покачал головой.

— Ну что ж, посмотрим сами, — сказал Трэгг. — Кажется, джентльмен, который лежит в прихожей перед дверью, имеет перед нами то преимущество, что… Ого! — .воскликнул он, войдя в прихожую. — Взгляните-ка на лестницу, Мейсон.

Широкий кровавый след тянулся вниз по ступенькам: Кровь только начинала подсыхать, еще блестела и сохранила яркий цвет.

— В данный момент, — сказал Трэгг, — вам с мисс Стрит лучше всего остаться здесь. Не двигайтесь. Ничего не трогайте.

Он шагнул вперед и посмотрел на труп, лежавший навзничь на натертом паркетном полу.

— Вы, наверное, немного сместили тело, Мейсон, когда пытались открыть дверь. Сдвинута левая рука, и на полу остался след, показывающий, что все тело смещено примерно на дюйм.

Трэгг наклонился пощупать пульс.

— Едва ли он мог выжить после такой потери крови. Так и есть, он, конечно, мертв, но умер совсем недавно. Вы узнаете его, Мейсон? Сделайте шаг вперед, тогда вы сможете увидеть лицо.

Мейсон взглянул вниз на лицо Артмана Д. Фарго, уже приобретшее восковой оттенок смерти.

— Это джентльмен, который, по-видимому, жил здесь, — сказал Мейсон. — Когда я разговаривал с ним некоторое время тому назад, он представился мне под именем Артмана Д. Фарго.

Трэгг посмотрел на полосу крови, тянувшуюся по ступенькам.

— Очевидно, его ударили ножом на втором этаже. Здесь нет никаких следов оружия. Смертельная рана в — шею. Он, наверно, хотел выбраться на улицу, чтобы убежать или позвать на помощь, но на верхней ступеньке лестницы упал, скатился вниз и к нашему приходу умер.

А теперь простите, Мейсон, я некоторое время буду занят, так что вам и вашей уважаемой секретарше придется выйти из дома, причем очень осторожно, так, чтобы ни до чего не дотронуться. Я выведу вас тем же самым путем, каким мы сюда вошли, а потом, если не возражаете, вы подождете в машине, пока я освобожусь и смогу задать вам несколько вопросов.

Но прежде чем поговорить с вами, я хочу здесь все осмотреть. Нужно вызвать сюда из управления фотографов и следователя. Скажите, Мейсон, вы что, организовывали эти убийства по определенному расписанию? Очень интересное совпадение, не так ли?

— Очень, — согласился Мейсон.

— Итак, вам вдруг захотелось купить этот дом! — с явным интересом продолжал Трэгг. — Вы позвонили Полу Дрейку и попросили его прислать людей. Очевидно, для того, чтобы ни один покупатель в ваше отсутствие не пришел сюда и не поднял цену. Ох, сдается мне, Мейсон, что для человека, который не знает, кто его клиент, вы очень уж ловко определяете, где произойдет следующее убийство. Прямо, пожалуйста. Я дам знак моему шоферу, чтобы он подал машину сюда, и в очень скором времени у нас с вами состоится сердечная беседа, но сначала, если вы не возражаете, я должен осмотреть дом.

— Ничуть не возражаю, — сказал Мейсон. — Бывают дни, когда мне совершенно нечего делать у себя в конторе. Совершенно нечего.

— Уверен, что это так, — ответил Трэгг. — Наверное, именно поэтому вы забавы ради выискиваете дома, где должно совершиться убийство, и посылаете туда людей Пола Дрейка. Вы настоящая ищейка, Мейсон.

Глава 11

У Мейсона была возможность перекинуться несколькими словами с Деллой, когда Трэгг давал какие-то секретные инструкции офицеру, сопровождавшему его в дом Фарго.

— Мы все расскажем ему? — спросила Делла Стрит.

— Пока нет, — ответил Мейсон.

— Наверно, он захочет знать, почему вы оказались здесь и каким образом…

— Пока я ему ничего не могу сказать.

— Почему?

— Я не сомневаюсь, что моя клиентка — мисс Фарго, — сказал Мейсон. — По моим предположениям, хотя я и не совсем уверен, мне не удастся сейчас повидать ее.

— Вы думаете, он ее убил?

— Раньше думал. Теперь уже не знаю. Кто-то зарезал его. Может быть, жена, которая вдруг узнала, что он сам хотел ее убить. В таком случае, это была самозащита, но нам понадобится уйма времени, чтобы доказать это. А может быть, он сам убил жену, потом вызвал к себе любовницу, все рассказал ей и стал упрашивать бежать вместе с ним. Она, может быть, не захотела бежать сразу, может быть, вообще решила с ним порвать и стала угрожать, что все расскажет полиции, тогда он набросился на нее, и она его заколола. Опять-таки — самозащита. Но пока никто толком ничего не знает.

— А вы не могли бы все это сказать Трэггу?

— Я ведь могу и ошибаться. Поэтому мне нельзя рассказывать Трэггу ничего, что моя клиентка сообщила мне конфиденциально.

— Вы уверены, что ваша клиентка — его жена?

— Скорей всего. Ни слова, Делла, он идет сюда.

Трэгг сказал:

— Будьте добры, мисс Стрит, и вы, Мейсон, пройдите в машину, где сидит наш офицер. Мы постараемся не задерживать вас дольше, чем это необходимо,' но некоторые факты я хотел бы выяснить сразу же, как только закончу осмотр.

— Всегда рад услужить вам, — бодро сказал Мейсон.

Они с Деллой сели в машину. Пока они ожидали

Трэгга, к дому с громким завыванием сирен подъехало несколько полицейских машин. Зашныряли репортеры, фотографы делали снимки, затем подъехал фургон похоронного бюро, чтобы забрать труп, и наконец из дома поспешно вышел лейтенант Трэгг.

— Простите, друзья, что заставил вас столько ждать, — сказал он, — но мне тут кое-что хотелось осмотреть поосновательнее. Сейчас, если не возражаете, мы поедем к нам в управление.

— Почему вы не допросите нас здесь? — сказал Мейсон. — Зачем тратить лишнее…

— Нет, благодарю вас, Мейсон. Я думаю, что в управлении будет удобнее. Там мы сможем застенографировать ваши показания, если вы надумаете их нам дать.

— Я дам показания здесь и сейчас.

— В управление, — сказал Трэгг, кивая шоферу, вскочил в машину и захлопнул дверцу.

Понимая, что протестовать бесполезно, Мейсон не стал возражать. С громким воем сирены автомобиль прокладывал себе дорогу в гуще автомашин.

Трэгг ввел Мейсона и Деллу в свой кабинет, находившийся в отделе расследования убийств, и позвал стенографистку.

— Устраивайтесь поудобнее, — предложил он. — А теперь, Мейсон, мне хотелось бы знать, что случилось.

— Я вам рассказал все в общих чертах еще утром.

— Насчет Карлина?

— Да. О том, как я был приглашен заняться этим делом.

— Да, да, я помню. Таинственный клиент. Вы не хотели мне сказать, кто он. Наверно, женщина. Случайно, не миссис Фарго?

— Не знаю.

— Каким образом вы оказались возле дома, Мейсон? Почему отправили туда одного из людей Дрейка?

— Я пытался что-нибудь выяснить о моем клиенте, — сказал Мейсон, — о том человеке, который мне звонил.

— И выяснили?

— Честно говоря, не знаю.

— Почему?

— Мне пока не везло.

— Но ваши поиски привели вас к Фарго?

— Да.

— Как вы нашли его?

— Чистейшая дедукция, лейтенант. Я не мог выяснить номер телефона моего клиента, поскольку мне звонили из автомата, но у меня было несколько других вариантов, и… словом, один из них навел меня на след Фарго.

— Самого Фарго?

— Может быть, его жены.

— А где она сейчас?

— Скорей всего, она уже мертва.

Глаза Трэгга на мгновение стали острыми, как буравчики.

— Еще один труп?

— Еще один.

— Вы, кажется, оставляете за собой сегодня утром целый хвост трупов, Мейсон.

— Следую за этим хвостом, лейтенант.

— Поправка принята. Расскажите нам о миссис Фарго.

— Сегодня утром я разговаривал с мистером Фарго. Сказал, что намерен купить дом. К слову, мы с Деллой собирались разыграть перед ним роль жениха и невесты, присматривающих подходящий дом, в котором они могли бы свить себе гнездышко.

— Весьма похвально, — сказал Трэгг. — Могу я принести свои поздравления?

— Пока нет. Мне оказалось не по силам склонить Деллу к этой мысли.

— Жених не так уж плох, — сказал, повернувшись к Делле, Трэгг, — но я ни в коем случае вам не советую говорить «да» до тех пор, пока дело не прояснится. Боюсь, что оно может оказаться более серьезным, чем мистер Мейсон себе представляет.

Мейсон закурил сигарету.

— Почему вы думаете, что миссис Фарго мертва? — спросил Трэгг.

— Фарго сказал мне, что она улетела шестичасовым утренним самолетом в Сакраменто. Я в этом сомневаюсь.

— Почему?

— Мне кажется, что машина не выезжала из гаража.

— А по-моему, она куда-то выезжала. Она:..

— Да, совершенно верно, — согласился Мейсон. — В гараже машины нет. Значит, она куда-то выехала.

— И значит, кто-то был за рулем.

— Точно.

— А вы не знаете, кто?

— Наверняка не знаю. Но кое-какие догадки у меня есть.

— Кто же это мог быть?

— Возможно, любовница Фарго.

Тут в кабинет Трэгга вошел сержант, положил перед ним на стол сложенный листок бумаги и, не сказав ни слова, повернулся и вышел.

Трэгг развернул листок и, нахмурившись, стал его изучать.

— Любовница Фарго, — повторил он медленно. — Ищите женщину, а?

— Ваша правда.

Глаза Трэгга стали холодными, пронизывающими, жесткими.

— А не нашли ли вы в доме у Фарго чего-нибудь, что вам хотелось бы заполучить? А, Мейсон?

— Например?

— Ну, к примеру, какой-нибудь документ.

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Вы уверены, что ничего от меня не скрываете?

— Я рассказываю вам все, что могу.

— Вернее все, что вы хотите?

— Возможно.

— А скажите, могло ли быть так, что вы, работая на миссис Фарго, решили во что бы то ни стало добыть какие-то документы, которые находились у ее мужа…

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Подумайте как следует, — сказал Трэгг. — Я ведь проверю.

— Нет и еще раз нет, — ответил Мейсон. — Это исключено.

— Так, значит, он сказал вам, что она в Сакраменто? — Да.

— А вы в этом сомневаетесь?

— Да.

— Вы считаете, что она вообще не выходила из дому?

— У меня нет ни малейших доказательств, — сказал Мейсон. — И мне бы не хотелось, лейтенант, чтобы вы ссылались на мои слова. Я могу оказаться в очень неловком положении, если вы сообщите прессе что-нибудь из того, что я сейчас вам скажу. Но если бы я был на вашем месте и занимался расследованием этого убийства, я бы узнал номер автомашины Фарго, которая, кстати, зарегистрирована на имя его жены, и объявил бы поиск по всей стране. Я постарался бы как можно скорее разыскать машину и, найдя ее, прежде всего заглянул бы в багажник.

— Очень благодарен вам за совет, — сказал Трэгг. — Мы именно так и поступим. Я вижу, у вас появляется профессиональная хватка. А теперь скажите мне, что бы вы сделали на моем месте с неким Перри Мейсоном, который, очевидно, кое-что знает, но не желает нам сообщать?

— Что же, по-вашему, я от вас скрываю? — спросил Мейсон.

— То, о чем вы не сказали мне.

— Я честно выложил на стол все карты, лейтенант. Я не могу сообщить вам лишь кое-какие подробности, из-за которых может пострадать мой клиент.

— Вы рассказали мне все?

— Все.

— В таком случае, — сказал Трэгг, наклонясь вперед, и его голос вдруг зазвучал повелительно, — в таком случае будьте добры объяснить мне, каким образом отпечатки ваших пальцев оказались на диске сейфа? Об этом сказано в докладе, который мне только что принесли. А также объясните мне следующее совпадение. Пытаясь открыть сейф Карлина, вы набирали четыре раза число 59. А шифр сейфа Фарго тоже начинается с числа 59, набранного четыре раза.

Мейсон сделал глубокую затяжку.

— Ну, — сказал Трэгг, — я жду ответа!

— Боюсь, — ответил Мейсон, — я не смогу добавить ничего к тому, что уже сказано.

— Открывали вы или не открывали сейф Фарго? Было это до убийства или после него?

— Я — даже не заглядывал внутрь сейфа.

— Отпечатками ваших пальцев испещрен весь диск.

— Ншкем не могу помочь.

— Вы об этом еще пожалеете, — сказал Трэгг. — Я вам даю возможность сказать правду, Мейсон. Если вы работали на женщину, которая вам поручила взять какие-то документы из сейфа Фарго, то теперь самое время сознаться в этом.

— Нет, документы ей не нужны, во всяком случае, насколько мне известно.

— Я все же думаю, что вы взяли там какую-то бумагу, Мейсон.

— Я уже сказал вам, что даже не заглядывал внутрь сейфа, — холодно ответил Мейсон. — Докажите, что это не так.

— Думаю, что смогу, — отрезал Трэгг. — Пока все. Вы можете идти.

Глава 12

Удалившись на квартал от полицейского управления, Мейсон зашел в кабинку позвонить в контору Дрейка.

— Пол, ты уже знаешь, что случилось с Фарго?

— Да, конечно, — ответил Дрейк. — Мой агент сумел мне это вкратце сообщить, прежде чем его перехватила полиция. На всякий случай я направил на эту работу еще несколько человек. Ты где сейчас, Перри?

— Примерно в квартале от полицейского управления. Они только что отпустили Деллу и меня.

— Прекрасно, — сказал Дрейк. — Приезжай ко мне. У меня есть для тебя кое-какие сведения.

— Очень рад, — ответил Мейсон, — но, кроме этих сведений, мне нужны другие. Я хочу выяснить, кто такая любовница Фарго. Я хочу…

— Многое из того, что ты хочешь выяснить, я уже знаю. Вторая линия, которую я расследую, навела меня прямо на…

— Кто его девушка? — перебил Мейсон.

— Селинда Джилсон, — сказал Дрейк, — живет в многоквартирном доме Фарлоу. Работает в «Золотом гусе», где делает моментальные снимки тех, кому хочется, чтобы окружающие считали их знаменитостями.

— Так она живет у Фарлоу?

— Да.

— Повремени-ка с остальным, — г— попросил/ Мейсон. — Сейчас я пошлю к тебе Деллу. Ты ей дашь полный отчет, а она разберет и подготовит для меня все полученные тобой сведения. Я же попробую опередить полицию с визитом к Селинде Джилсон.

— Ты думаешь, полиция уже ищет ее?

— Я думаю, она могла убить Фарго после того, как выяснила, что он убил свою жену и Медфорда Карлина. Что до меня, то я настолько влип в это дело, что хотел бы выяснить как можно больше, прежде чем полиция захватит все в свои руки. Жаль только, что я нечаянно оставил отпечатки пальцев на сейфе Фарго, это может доставить мне неприятности.

— Как тебя угораздило? — спросил Дрейк.

— Я пытался проверить шифр, который у меня есть, чтобы выяснить, действительно ли миссис Фарго моя клиентка.

— И открыл сейф?

— Не повторяй Ошибку, которую допустил лейтенант Трэгг, — сказал Мейсон. — Он все спрашивал меня, открыл ли я сейф. Я не открывал его. Я его просто отпер. Это абсолютно разные вещи.

— Хорошо, — сказал Дрейк. — Ты хочешь, чтобы я начал слежку за этой Джилсон?

— Господи Боже, конечно нет, — ответил Мейсон. — Если ты пошлешь кого-нибудь следить за ней и полиции это станет известно, тебе придется распрощаться с твоей лицензией. И без того слишком много совпадений, Пол. Ну, я пошел.

— Ты надеешься застать ее дома? — с сомнением спросил Дрейк.

— Это мой единственный шанс. Если она сейчас в дороге, полиция сцапает ее в момент. Они передали по радио описание машины Фарго, так что задержать ее минутное дело. А теперь слушай, Пол, мне надо, чтобы ты выяснил все, что сможешь, о миссис Фарго. Я думаю, что ее родственники действительно живут в Сакраменто. Узнай, кто они такие и где живут. Принимайся за дело немедленно. Пока что мы на шаг опережаем полицию, и эту дистанцию я хочу сохранить. Карлин чем-то связан с семейством Фарго. Мне хотелось бы узнать, чем. Словом, Пол, принимайся за дело сейчас же, а я пошел.

Мейсон положил трубку и повернулся к Делле Стрит.

— У тебя с собой достаточно денег, Делла?

Она кивнула.

— Скорее бери такси и мчись к Полу Дрейку, — сказал Мейсон. — Я вернусь в контору, как только освобожусь. А если эта Джилсон согласится дать показания, ты должна немедленно приехать ко мне на такси и записать все, что она скажет. Раздобудь как можно больше наличных денег. Нам, может быть, придется на некоторое время скрыться.

Ну, мне не привыкать, — сказала Делла. — А где она живет, эта Джилсон?

— В многоквартирном доме Фарлоу.

— Вы знаете, где это?

— Нет.

— Я поищу его, — сказала Делла.

— Ты лучше поскорее отправляйся в контору, — сказал Мейсон. — Я сам найду. Бери машину.

— Всего хорошего, — сказала Делла и поспешно вышла.

Мейсон полистал телефонную книгу, нашел нужный адрес, бегом бросился к машине и помчался к дому Фарлоу, скромному зданию средних размеров. Парадная дверь выходила на улицу. С левой стороны от двери располагался ряд карточек с фамилиями жильцов, и возле каждой из них — кнопка звонка, а справа находились соединенные с квартирами переговорные устройства.

Мейсон нажал кнопку. Он позвонил три раза, прежде чем в динамике послышалось какое-то сопение и сонный женский голос спросил:

— Кто это?

— Друг, — ответил Мейсон.

— Что вам нужно?

— Я хочу поговорить с вами до того, как придет полиция, — сказал Мейсон.

— О чем вы говорите, я не понимаю, — пробормотал голос.

Мейсон промолчал.

Через несколько секунд послышалось жужжание зуммера: наверху нажали кнопку, и дверь открылась.

Мейсон взглянул на номер квартиры, распахнул дверь парадного и, не дожидаясь лифта, стал бегом подниматься по лестнице.

Холл третьего этажа был в точности таким, как тысячи других холлов в многоквартирных домах. Глаза Мейсона с трудом привыкали к тусклому свету, но наконец он нашел нужную квартиру и постучал в дверь.

Молодая женщина, открывшая ему, терла глаза и зевала, глядя на него с явной насмешкой.

На ней был домашний халат и шлепанцы. Лицо не накрашено.

— Ничего себе друг, — сказала она. — Что вам вздумалось будить меня в такую рань?

— Да что вы, — сказал Мейсон, — разве сейчас рано?

— Для меня рано. Что вы хотите?

— Я хочу с вами поговорить.

— Ну говорите.

— Но не здесь же в холле.

— У меня одна комната. Я еще не вставала. Подумайте о приличиях.

— Я не могу говорить, стоя в общем холле. Подумайте и вы о приличиях.

— Из того, что вы хотите со мной говорить, еще не следует, что вы должны врываться в мою квартиру. О чем вы собираетесь говорить?

— О Фарго, — сказал Мейсон.

К сожалению, в холле было слишком мало света, и он не видел выражения ее глаз. Несколько минут Се-линда пристально разглядывала Мейсона, потом отступила от двери.

— Входите.

Мейсон вошел и закрыл за собой дверь.

Это была маленькая, скромная меблированная квартира с кухонькой и ванной, унылое и безликое жилище, как-то особенно непривлекательное из-за того, что всю мебель сдвинули в одну сторону комнаты, освобождая место для кровати. Торшер бросал слабый приглушенный свет.

— Стулья там, у стены, — сказала она. — Вон тот, с мягким сиденьем, довольно удобный. Берите его и садитесь.

Она сбросила шлепанцы, вспрыгнула на кровать, поджав ноги, натянула на колени простыню, подложила себе под спину взбитую подушку и сказала:

— Ну, выкладывайте все, да побыстрей.

— Вы знаете, что Фарго женат? — спросил Мейсон.

Она на минуту замялась, потом взглянула ему прямо в глаза.

— Знаю.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Вчера вечером.

— В котором часу?

— Около десяти. Он был там, где я работаю.

— В «Золотом гусе»?

— Да. Вы тоже были там. С какой-то девушкой. Я знаю, кто вы. Вы — Перри Мейсон. Так что давайте не будем ходить вокруг да около. Что вам нужно? Вы ведь адвокат. Вас что, прислала жена Фарго?

— Я не могу вам ответить на этот вопрос.

— Что ей нужно?

— Я и на этот вопрос не могу ответить.

— А вам что нужно от меня?

— Кое о чем узнать.

— О чем?

— Могу я закурить?

— Пожалуйста, — сказала девушка и указала на медную вазочку, которая служила пепельницей и была заполнена окурками до половины.

— Хотите сигарету? — спросил Мейсон.

— Что ж… можно.

Мейсон вынул из кармана портсигар, угостил Селин-ду сигаретой, потом закурил сам.

Сделав глубокую затяжку, девушка отложила сигарету, выпустила тонкую струйку дыма и сказала:

— Ну, начинайте допрос.

— Вы приятельница Фарго? — спросил Мейсон.

Она опять сперва замялась, а затем взглянула ему прямо в глаза.

— Да.

— У вас с ним очець дружеские отношения?

— Интимные, вы это хотели знать?

— И давно вы с ним в интимных отношениях?

— Вас это касается?

— Думаю, да.

— Около полугола.

— Он обещал когда-нибудь на вас жениться?

— Не будьте дураком. Он ведь уже женат.

— В какое же положение вы себя поставили?

— Вы сами знаете. Ведь вы адвокат.

— Ну а на что же вы надеялись, вступая с ним в такие отношения?

— Перестаньте, не злите меня.

— Нет, правда, на что?

— Это уж пусть он решает.

— Вы с ним строили какие-то планы?

— Нет.

— Он счастлив с женой?

— Нет.

— Вы знаете, что его уже нет в живых? — вдруг как бы невзначай спросил Мейсон.

Девушка так и подскочила.

— Вы знали? — повторил Мейсон.

— Вы не разыгрываете меня?

— Он умер, — сказал Мейсон. — Думаю, его убили.

— Значит, это сделала она, — убежденно сказала Се-линда.

— Почему вы так решили?

— Потому что он… он этого ожидал от нее.

— Откуда вы это знаете?

— Он говорил мне.

— Так они и в самом. деле не ладили с женой?

— Да.

— Из-за чего?

— Не знаю, — сказала она устало. — Из-за чего люди не ладят, когда они живут вместе, хотя до смерти осточертели друг другу и давно хотели бы порвать, да все как-то не получается. Злятся, придираются друг к другу. Они, может, и по любви поженились, но все это уже давно прошло, а теперь жену чертовски раздражает то, что муж мозолит ей глаза днем и ночью, а его раздражает жена. Он старается уязвить ее, она — его. Муж все время ворчит, и у жены появляется чувство, что она уже никогда не сможет ему угодить. Начинается с того, что цапаются, как кошка с собакой, а потом — развод.

— Так было и у вас?

— Да, — подтвердила Селинда. — Именно так. Вы, мистер Мейсон, видели карточку там, внизу. Написано: «Ларю», затем зачеркнуто. Я его вычеркнула из своей жизни, как из этой карточки.

— Давно?

— Восемь месяцев тому назад.

— Вы развелись?

— Еще нет. Пока я только от его фамилии отказалась.

— Почему вы до сих пор не развелись?

— Потому что он не желает платить за развод, и будь я проклята, если выложу свои, тяжким трудом заработанные деньги, чтобы купить ему свободу. Он пока живет холостяком, но рано или поздно какая-нибудь куколка окрутит его и захочет запустить коготки в его деньги. Он размякнет и тогда-то уж придет ко мне, чтобы получить «свободу», развод то есть.

— Как же вы поступите?

— Может быть, выжму из нбго немного денег, — ответила она. — В конце концов, я прожила с ним пять лет. Это дает мне кое-какие права. Пять лет назад я могла бы неплохо пристроиться, а теперь я… словом, я уже не та.

— Вы довольно философски смотрите на жизнь.

— Пытаюсь. Расскажите мне об Артмане. Вы не обманываете, не разыгрываете меня?

— Нет. Он умер.

— Убит?

— Убит, я думаю.

— А где его жена?

— Предполагается, что отправилась навестить свою мать в Сакраменто.

— Когда она уехала?

— Сегодня-утром.

— А когда убили Артмана?

— Часа полтора-два тому назад.

— Выясните, где была его жена в это время, — сказала Селинда, — я уверена, что это сделала она.

— А вы сами ничего не знаете об этом? — спросил Мейсон.

— Абсолютно ничего.

— Когда вы легли спать?

— Примерно в пять утра.

— Вы живете здесь одна?

— А как по-вашему?

— Вы спали, когда я позвонил?

— Да.

— Вы были в постели с пяти утра?

— Ну конечно.

— А где вы находились сегодня примерно в десять часов утра?

— Спала вот на этой подушке. Почему вы спрашиваете? Кто-то хочет пришить мне это дело?

— В котором часу закрывается «Золотой гусь»?

— Часа в два ночи.

— Где вы находились между двумя ночи и пятью утра?

Она покачала головой и сказала:

— Это вас не касается. Я не люблю лицемерить и про себя рассказываю вам все как есть, но когда речь идет не только обо мне, это совсем другое дело.

— Так вы были не одна? — сказал Мейсон.

— Да, — ответила она насмешливо. — Я была не одна. У меня есть множество достоинств, за которые мне недурно платят. У меня их даже гораздо больше. Я живу как хочу, и вмешиваться в мою жизнь ни у кого нет права.

— Давайте все-таки внесем полную ясность, — сказал Мейсон.

— Я думала, мы уже сделали это.

— Не были ли вы примерно в половине одиннадцатого утра у Артмана Фарго в его доме на Ливингтон-Драйв, 2281, в запертой спальне?

— Нет.

— А где вы были?

— Здесь.

— Вы водите машину?

— Конечно.

— Так не вы ли это выехали на «кадиллаке» Артмана Фарго из гаража часа два назад?

— Не болтайте!

— Это были вы?

— Нет, не я.

— Что вам известно о миссис Фарго?

— Я с ней незнакома. Видела ее у нас в «Золотом гусе». Артман был там с ней вчера вечером.

— А что вам известно о ней?

— Я думаю, об этом не стоит распространяться, если только… ну… если правда, что Артман убит.

— Это правда.

— Как вы докажете это?

— Доказательств не придется долго ждать. Если я не переоцениваю умственные способности лейтенанта Трэг-га и отдела расследования убийств, он очень скоро пригласит вас на допрос.

— Ну что ж, — сказала она. — Это меня не пугает. Я свободная белая женщина, двадцать один год мне уже исполнился, и я живу как мне угодно.

— А что вы можете сказать насчет его жены?

— Если Артман Фарго убит, мистер Мейсон, то его убила Мирт.

— Кто это Мирт?

— Миртль, его жена.

— Вы в этом, кажется, не сомневаетесь?

— Да, я уверена.

— Не откажитесь объяснить мне, что внушает вам эту уверенность.

— Она очень тщеславна. Такой муж, как Артман, ее не устраивает.

— А кто ее устраивает?

Она покачала головой.

— Мирт очень скрытная.

— Вы думаете, у нее кто-то есть?

— Конечно.

— Что вас заставляет так думать?

— Многое.

— Вы не догадываетесь, кто ее любовник?

— Понятия не имею и думаю, что Артман тоже.

— Давайте говорить без обиняков, — сказал Мейсон. — У меня есть основания предполагать, что сегодня утром вы были в спальне в доме Фарго. У меня есть также основания предполагать, что после этого вы на «кадиллаке» Фарго выехали в город и попытались оторваться'от машины, которая за вами следовала. Я думаю, вы бросили машину где-то как можно дальше от вашего дома. Я имею некоторые основания полагать, что в багажнике этой машины может быть обнаружено тело Миртль Фарго. Но это лишь догадки. Вы, может быть, причастны к убийству Миртль Фарго, а может, ничего не знаете о нем. Вы будете говорить?

— Мне больше не хочется говорить ни о чем. Такого игрока, как вы, не обыграешь. Я старалась как могла, да горе в том, что вы знаете все козыри, а я не знаю.

— Когда полиция найдет машину, — сказал Мейсон, — они обнаружат на руле отпечатки ваших пальцев.

— Откуда вы знаете, что они там обнаружат?

— Знаю, потому что полиция уже начала искать женщину, которая замешана в этом преступлении.

То есть меня?

— Да, вас. Когда они найдут машину, они всю ее обшарят в поисках отпечатков пальцев.

— Очень хорошо!

— И если вы, — продолжал Мейсон, — действительно убили Артмана Фарго, вам, наверное, лучше прямо об этом сказать, объяснив, что вы убили его в целях самозащиты, после того, как он сознался вам в убийстве жены, а не скрывать это, так как в конце концов вам все равно не отвертеться. Мне не хотелось бы быть вашим адвокатом, и я вовсе не обязан давать вам советы, но я рекомендую вам подумать над тем, что я сказал. В том, что я советую, есть здравый смысл.

Она соскользнула с кровати, халат при этом слегка распахнулся, и мелькнули голые ноги. Потом Селинда выпрямилась, одернула халат и сказала:

— Посмотрите на меня, мистер Мейсон.

— Смотрю.

— Вы думаете, что я прошла огонь и воду. Вы думаете, если я работаю в ночном клубе, значит, я авантюристка. Думайте себе на здоровье что хотите.

Мне двадцать семь. Я и правда многое повидала. Никто и никогда не подходил ко мне без задней мысли. Все старались обжулить. Я сто раз себе говорила: «Что ж ты теряешься, Селинда? Давай и сама не зевай». Но что-то меня удерживало. Я всегда старалась играть в открытую. Мне нравится Артман Фарго. Если он и правда умер, это большое потрясение для меня. Но я переживу. Я уже многое пережила в своей жизни.

У меня не раз уже выбивали почву из-под ног как раз тогда, когда я думала, что стою крепко. Вот вы уйдете, а я сяду здесь и буду реветь и к тому времени, как соберусь на работу, буду на всех чертей похожа. Но пока я стараюсь держать голову выше и не хлюпать при вас.

Я Знаю, вам не интересны ни мои мысли, ни мое горе. Вам, наверно, для чего-то нужно было прийти ко мне. И конечно, вы стараетесь не для меня, а для вашей клиентки. Для меня же вы скорее всего враг. Но вы, кажется, человек порядочный, да и слышала я о вас только хорошее. Так вот, теперь вы знаете мою историю…

Резкий настойчивый звонок прервал ее на полуслове.

— Что это? — спросил Мейсон.

— Кто-то звонит.

— С улицы?

— Нет, здесь, у двери. Это, наверное, что-то принесли из магазина. Не обращайте внимания. Постоит и уйдет…

Снова звонок. Потом в дверь постучали.

— Эй вы там, открывайте, — сказал громкий голос.

Мейсон встал.

— Ну что ж, спасибо. Думаю, что вам лучше открыть. Этот голос мне знаком.

СелинДа открыла дверь.

В коридоре стояли лейтенант Трэгг и одетый в штатское детектив.

— Селинда Джилсон. Лейтенант Трэгг, — представил их друг другу Мейсон. — Селинда, это лейтенант Трэгг из отдела расследования убийств. Он хочет задать вам несколько вопросов по поводу Фарго.

Трэггу не удалось скрыть удивление, как он ни старался.

— Черт возьми, опять он меня Обошел! Это и есть ваша клиентка?

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Что ж, — с подчеркнутой вежливостью произнес Трэгг, — нам не хотелось бы отнимать время у такого занятого человека. И именно сейчас-то мы не будем вас задерживать.

— Благодарю, — насмешливо ответил Мейсон и вышел.

Глава 13

Было уже почти три часа, когда Мейсон, открыв дверь своего кабинета, увидел Пола Дрейка и Деллу Стрит, которые, усевшись рядышком, о чем-то тихо разговаривали.

— Хэлло! — бодро проговорил Мейсон. — Вы похожи на заговорщиков.

— А мы и есть заговорщики, — отозвалась Делла Стрит.

— Я думаю, что мы попали в точку, Пол, — сказал Мейсон. — Насчет Селинды Джилсон. Она пыталась притвориться, что я ее разбудил, — терла глаза и тому подобное, но выдала себя. Она завзятая курильщица, судя по пепельнице, а ведь курильщик, как только проснется, прежде всего хватается за сигарету. А она, сделав вид, что только проснулась, даже не вспомнила о ней. Что там у вас случилось?

Дрейк сказал:

— Твоя теория провалилась, Перри.

— Какая теория?

— Что Фарго убил жену.

— Почему?

— Он этого не делал.

— Выкладывай-ка свои новости.

— Мы получили кое-какие сведения о Фарго, как следует порывшись в брачных документах, — начал Дрейк. — Узнали имя и адрес матери миссис Фарго. Она живет в Сакраменто. Мы ей позвонили.

— О черт, — буркнул Мейсон. — И что же она сказала?

— Сказала, что ее дочь сейчас едет в Сакраменто автобусом «Пасифик грейхаунд» и прибудет сегодня вечером.

— Очень в этом сомневаюсь, — сказал Мейсон. — Но если это все же так, нам предстоят большие неприятности.

— Почему? Если она и впрямь твоя клиентка и сейчас цела и невредима…

— И ее супругу только что перерезали горло… Когда отсюда отошел этот автобус?

— Очевидно, в 8.45 утра.

Мейсон встал и принялся расхаживать по комнате.

— Нам необходимо как-то с ней связаться, — сказал он.

— Зачем? — спросил Дрейк.

— Ей нужно алиби, Пол, — ответил Мейсон.

— Но если она сейчас в автобусе, то это хорошее алиби.

— Ей необходимо очень хорошее алиби, — сказал Мейсон. — Это убийство. Как знать, а вдруг Трэгг вздумает обвинить ее. На этот случай нужно выяснить имена ее попутчиков, которые смогли бы подтвердить, что она ехала в этом автобусе. Делла, закажи частный самолет. Самый быстрый. Пол, ты достанешь мне расписание этого автобуса и сообщишь приметы миссис Фарго.

Делла, ты поедешь со мной. Захвати с собой все данные: отчеты Дрейка, адрес матери миссис Фарго, в общем, бери все, что у нас есть. Нужно собрать доказательства ее алиби и сделать это как можно скорей.

Делла Стрит подняла трубку и попросила телефонистку:

— Герти, свяжи нас с бюро заказов аэропорта. Скажи им, что нам нужно как можно быстрей попасть в Сакраменто…

— Стоктон, — поправил Мейсон. — Мы полетим в Стоктон.

— Стоктон, — сказала в трубку Делла Стрит.

— Почему в Стоктон? — спросил Дрейк.

— А потому, — ответил Мейсон, — что ты сейчас свяжешься со своим филиалом в Сакраменто и велишь им послать людей к матери Миртль Фарго, вместе с которой они встретят меня в Стоктоне. Автобус мы будем дожидаться там. Она покажет нам свою дочь. Тогда твои агенты начнут шнырять среди пассажиров, собирая имена и адреса. Нам нужны свидетели, много свидетелей.

— Ты думаешь, все это так серьезно? — спросил Дрейк.

— Почем мне знать, — ответил Мейсон. — Может быть, и серьезно, а если так, я не хочу, чтобы доказательства ее алиби расползлись на все четыре стороны. Предпочитаю обзавестись свидетелями, пока они все под рукой.

Глава 14

Диспетчер только начал объявлять прибытие автобуса, рейс 320 до Сакраменто, как к Мейсону подошел худощавый мужчина лет пятидесяти пяти, одетый так консервативно, что казался почти старомодным. Неприметно окинув Мейсона взглядом, он спросил:

— Мистер Мейсон?

Мейсон кивнул.

— Я из филиала Детективного агентства Дрейка в Сакраменто. Мы привезли сюда миссис Ингрем. Вы встретитесь с ней сейчас? Автобус вот-вот должен прибыть. Там порядочно народу. Это ведь транзитный автобус, и здесь в Стоктоне билеты продают, только если есть свободные места. Нам удалось взять лишь два билета.

— Ладно, — сказал Мейсон. — Возьмите себе оба билета. Сядьте в автобус и запишите имена и адреса всех пассажиров. Сделайте это тактично…

— Не беспокойтесь, — сказал сыщик, — это моя работа. Все ясно, мистер Мейсон.

— Да, так значит, запишите их адреса и имена, — продолжал Мейсон. — И в первую очередь тех пассажиров, которые едут из Лос-Анджелеса и разговаривали в пути с молодой женщиной, которую мы вам укажем.

— Вон уже идут пассажиры, — сказал сыщик.

— Тогда попросите сюда миссис Ингрем, — распорядился Мейсон.

Он сделал шаг навстречу тонкогубой женщине лет пятидесяти с небольшим, которая казалась очень возбужденной.

— Так это вы мистер Мейсон, — сказала она. — Бог знает что тут происходит. Мне сказали, что вы адвокат, причем хороший адвокат, так что вам, наверное, виднее. Моя дочка — хорошая девочка, мистер Мейсон, очень хорошая девочка. Помните это. Она не могла участвовать в каком-то темном деле. Я еще не знаю, что случилось, но так не поступают, мистер Мейсон. Зачем-то притащили меня сюда…

— Мы не вполне уверены, что ваша дочь едет этим автобусом, — с трудом перебил ее Мейсон.

— Конечно, она едет в нем, как же еще? Она сама сказала, что приедет этим рейсом.

— Да, но с тех пор произошли очень важные и неожиданные события, миссис Ингрем. Не исключено, что ваша дочд…

— Мама, что ты здесь делаешь?

Миссис Ингрем обернулась. Взгляд ее стал мягче, но тонкогубый рот остался тонким и жестким.

— Ах, Миртль! Как ты меня испугала…

— Я тебя? Это ты меня пугаешь. Что ты здесь делаешь?

— Я тут ни при чем, — сказала миссис Ингрем. — Вот, познакомься: это мистер Перри Мейсон и его секретарь мисс Стрит.

Миртль посмотрела на Мейсона, На мгновение ее лицо побледнело, а глаза стали большими и круглыми.

^Мистер Мейсон! — испуганным шепотом повторила Ъна.

— Вы знаете меня в лицо, миссис Фарго? — спросил Мейсон.

— Я… Да… Мне показывали вас. Боже мой, что вы-то здесь делаете?

— Сейчас нет времени на объяснения, — сказал Мейсон. — Дело очень серьезное. Корешок билета у вас?

Миртль Фарго поискала в сумочке и вытащили маленькую картонку.

— Вот он, мистер Мейсон, но для чего вам…

Мейсон быстро перевернул билет, чтобы взглянуть,

стоит ли на обороте лос-анджелесский штамп.,

— Миссис Фарго, вы можете мне объяснить, почему здесь вчерашняя дата?

— Да, конечно, — быстро ответила Миртль. — Я купила билет вчера. Я всегда покупаю билеты заранее, чтобы потом не беспокоиться…

— Хорошо, все ясно, — сказал Мейсон. — Где вы сидели в автобусе?

— Сейчас… дайте-ка вспомнить, второе сиденье спереди с левой стороны.

— Около окна или рядом с проходом?

— У окна.

— Вы помните, кто сидел рядом с вами?

— Да. Очень милая женщина. Она…

— Где она села?

— Не знаю. Ах да, где-то в долине. Она сидит в автобусе уже довольно давно.

— Но когда вы выезжали из Лос-Анджелеса, ее не было?

— Бог ты мой, не знаю. Я ее недавно заметила.

— Вы видите ее сейчас? — спросил Мейсон.

— Да. Она стоит вон там возле газетного киоска.

— Отправляется автобус, следующий рейсом 320 на Сакраменто. Займите, пожалуйста, ваши места, — объявил монотонный голос.

— Да что в конце концов случилось? — спросила миссис Фарго. — Мама, ты можешь поехать со мной? Ты можешь…

— Вы останетесь со мной, — сказал Мейсон. — Мы поедем в Сакраменто на машине. Прибудем туда раньше автобуса и сможем опросить некоторых пассажиров.

Пассажиры садились в автобус. Мейсону видно было в окна, как сыщик и его помощник с любезной улыбкой снуют среди пассажиров, записывая имена и адреса.

— Послушайте, — сказала Миртль Фарго, — не будете ли вы так любезны объяснить, в чем дело?

— Да, пора бы, — подхватил миссис Ингрем. — Бог знает что творится. Я просто вся дрожу. Не могу собраться с мыслями. Никогда со мной такого не было. Куда-то тащат, везут, волокут. Да что ты натворила, Мирт?

— Абсолютно ничего, мама.

— Может, мы ненадолго отложим все эти вопросы? — вмешался Мейсон.

— Нет, зачем же, мистер Мейсон? Я от мамы не скрываю ничего.

— Так вы говорите, вам меня показали? — спросил Мейсон.

— Да.

— Где?

— В ночном клубе. Дайте вспомнить, это было… Да, это было только вчера ночью1 С вами была мисс Стрит. Не правда ли, мисс Стрит?

— Вы собирались вылететь самолетом, миссис Фарго? — спросил Мейсон.

— Самолетом?

— Да.

— Господи Боже, конечно нет. Не настолько я дорожу временем. Мне нравится путешествовать автобусом. Встречаешь столько интересных…

— Вы не говорили мужу, что собираетесь лететь самолетом?

— Нет.

— Отвозил он вас утром в аэропорт?

— Мой муж? В аэропорт? Какие глупости! Да ни за что на свете он не встал бы в такую рань. Я тихонько спустилась на кухню, наспех позавтракала, доехала трамваем до автобусной станции и села там в автобус, отходивший в восемь сорок пять.

— Ваш муж сказал мне, что отвозил вас в аэропорт.

— Когда он вам сказал это?

— Сегодня утром около девяти часов.

Она покачала головой и сказала:

— Он, йавёрно, пошутил. Ведь он отлично знал, что я собираюсь ехать автобусом. Я всегда так езжу, правда, мама?

— Да. По-моему, всегда. Почти всегда. Ты, правда, прилетела сюда самолетом в тот раз, когда…

— И меня полдороги тошнило. Я тогда твердо решила, что ни разу больше не полечу. С тех пор я путешествую только автобусом «Грейхаунд» и, уверяю вас, с огромным удовольствием.

— Да, все это так, конечно, но объясните же мне наконец, что все-таки происходит? Я уже не молодая женщина, и вдруг меня хватают, куда-то тянут, тащат, так что я уже не в силах…

— Миссис Фарго, — сказал Мейсон, — давайте объяснимся до конца. Вы можете не говорить мнё больше того, что хотите, ответьте только — это вы вчера вечером звонили из аптеки на углу Ванс-авеню и Крамер-бульвар? Так или нет?

Она медленно покачала головой и, немного помолчав, сказала:

— А при чем тут это?

— Не лгите мне, — сердито сказал Мейсон. — Дело слишком серьезное.

— Мистер Мейсон, — резко прервала его миссис Ингрем, — вы разговариваете с моей дочерью, не забывайте! Вы не имеете права обвинять ее во лжи. Она никогда не лжет. Ей лгать незачем. Она порядочная, респектабельная замужняя женщина…

— Ладно, — сказал Мейсон. — Сейчас мне некогда вас подготавливать. Ваш муж умер.

— Что?! — воскликнула миссис Ингрем.

Миртль Фарго слегка покачнулась. Глаза у нее снова округлились.

— Артман… умер!

— Да, — сказал Мейсон, — и давайте-ка лучше не будем ужасаться и восклицать. Мне кажется, полиция доберется до вас через час или два. За это время мы должны выяснить множество вопросов и сделать это быстро. Так что начнем сразу!

— Артман… Это невозможно… У него было отличное здоровье. Он…

— Он убит, — перебил Мейсон.

— Как убит?

— Кто-то врткнул ему в горло нож, Думало, эдр произошло сегодня утром, часов в десять, на верхнем этаже вашего дома. Мистер Фарго пытался выбежать из дому. Он добежал до лестницы, а там, наверно, потерял сознание, скатился вниз и распластался на полу футах в двух от входной двери. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Я! Откуда, мистер Мейсон, что вы имеете в виду? Вы первый, от кого я это слышу. Ты что-нибудь знаешь, мама?

Миссис Ингрем покачала голой.

— Учтите, — сказал Мейсон, — вас будут допрашивать. Полиция захочет знать, где вы были в это время.

— В котором часу это случилось?

— Вероятно, часов в десять или в половине одиннадцатого.

— Слава Богу, все в порядке. В половине одиннадцатого я уже была в автобусе.

— Вы с кем-нибудь там разговаривали?

Она нахмурилась, припоминая, потом сказала:

— Да. Там был очень милый джентльмен, пожилой уже, такой предупредительный. По-моему, служащий нефтяной компании или что-то в этом роде. Он сошел в Бэкерсфилде. Был еще пьяный, который сидел около меня, и женщина, с которой я разговаривала от Бэ-керсфилда до Фресно. Я не знаю, кто она. После Фресно я пересела, и рядом со мной оказалась женщина, которая ехала в Сакраменто, чтобы выступить свидетельницей на бракоразводном процессе дочери. Кажется, ее фамилия — Оланта. Странная фамилия. Да, именно так: миссис Оланта. А фамилия дочери Пэлхем. И суд будет завтра утром. Помню, она много толковала о разводах, о семейной жизни и о том, как трудно мужу с женой сохранять хорошие отношения.

Мейсон взглянул на часы, повернулся к Делле и сказал:

— Нам пора двигаться, если мы хотим вовремя попасть в Сакраменто и успеть хоть что-то сделать.

Делла кивнула и направилась туда, где стоял шофер нанятой ими машины. Мейсон снова повернулся к миссис Фарго и ее матери.

— Послушайте, — сказал он. — Мы поедем в машине, которую я нанял. Мы не сможем говорить при шофере. Не упускайте же последнюю возможность. Миссис Фарго, звонили вы мне вчера ночью или нет?

Она взглянула ему прямо в глаза.

— Нет, — ответила она.

— Пойдемте, — сухо сказал Мейсон.

— Я не звонила вам по телефону вчера ночью, — порывисто проговорила Миртль, — но если мой муж мертв и если кто-то может заподозрить… ну в общем… если мне придется искать алиби и доказательства, где я была и что делала, я бы хотела, чтобы вы представляли мои интересы. Я так много слышала о вас…

— Миртль, подумай, о чем ты говоришь, — остановила ее мать. — Тебе совсем не нужен адвокат. Я не знаю, кому и зачем понадобилось запугивать тебя и этим побуждать…

— Мадам, — сказал Мейсон, — тут никто никого не запугивает и ни к чему не побуждает. Я ошибочно решил, что представляю интересы вашей дочери.

— Вы что, не знаете своих клиентов? — огрызнулась миссис Ингрем.

— Выходит, что так, — сказал Мейсон.

— Но вы высадили мою дочь из автобуса и зачем-то притащили меня сюда. Вы должны доставить нас обратно. Сделайте хотя бы это. Я не знаю, какие уж там есть у нас права, но не бросите же вы нас здесь.

— Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Я доставлю вас в Сакраменто, если вы пройдете к тому автомобилю.

Они подошли к большой семиместной машине, которая ждала у обочины.

— Я хочу попасть в Сакраменто до прибытия автобуса, который только что отошел отсюда. Мы сможет это сделать? — спросил Мейсон шофера.

— Да, конечно, автобус ведь останавливается по пути.

— Отлично, — сказал Мейсон. — Едем.

По дороге Мейсон пресекал все попытки разговориться. Шофер показывал им местные достопримечательности, явно вызывая пассажиров на разговор, но в конце концов умолк.

Миртль несколько раз что-то шептала матери.

Мейсон и Делла не раскрывали рта.

Наконец на окраине Сакраменто машина замедлила ход и остановилась у автобусной станции. Мейсон вручил шоферу пятьдесят долларов и дал пять долларов на чай.

До прибытия автобуса оставалось около десяти минут.

Мейсон сказал Миртль Фарго:

— Вам совсем не обязательно здесь оставаться. Я встречу своих агентов. А вы подождите меня в доме вашей матери. Я приеду на такси.

Миссис Ингрем с дочерью вышли из машины. Миртль сказала:

— Надеюсь, вы не считаете нас неблагодарными, мистер Мейсон?

— Все в порядке, — сказал Мейсон. — Просто какое-то время я думал, что вы моя клиентка, миссис Фарго, и старался обеспечить вам надежное алиби и помешать полицейским пойти по ложному следу.

— Натолкнув их на верный след? — спросила Миртль.

— Возможно.

— Хотели бы вы знать, кто это сделал, мистер Мейсон?

— Да, это помогло бы нам.

— Его любовница. Артман едва мог дождаться, когда я уйду из дому, — он ждал ее. Поверьте, мистер Мейсон, я не ханжа, но есть все-таки пределы.

— Вы, кажется, не особенно огорчены смертью вашего мужа, — сказал Мейсон.

— Нет, — ответила она, — говоря откровенно, нет. Мы уже несколько раз были на грани развода. Я уехала от него в надежде, что, может быть, хоть это заставит его опомниться, а он, наверно, лишь обрадовался, что сможет теперь привести в наш дом свою девицу. Я знаю, он уже не раз собирался все распродать и, получив наличные деньги, сбежать с ней. Я это чувствовала.

— Вы знаете, кто эта женщина? — спросил Мейсон.

— В общем, нет. Я только знаю, что у него есть какая-то девица, по которой он сходит с ума. Он почти не бывал дома последний месяц. Каждый день выдумывал какой-нибудь предлог, чтобы уйти. Сваливал все на дела. Мол, нужно повидаться с покупателем. Конечно, это временное увлечение, он к кому-нибудь переметнется. Вчера, когда мы были в ночном клубе, он строил глазки девушке, которая делает фотографии, и смотрел на нее так, словно проглотить хотел…

— Миртль! — резко прервала ее мать. — Ты разговариваешь с чужим человеком!

Миссис Ингрем повернулась к ним спиной и зашагала было назад к машине, но приостановилась, чтобы наверняка ничего не пропустить из их беседы.

— Каковы бы ни были ваши чувства, — сказал Мейсон, — вы должны думать и о том, какое впечатление производите на других людей. С вами будут беседовать полицейские, будут задавать вам вопросы, может быть, у вас даже возьмут интервью для газеты, если разрешит полиция.

— Да, я понимаю, — сказала она. — Я буду в должной степени печальной, но не собираюсь переигрывать, не люблю лицемерить.

— Я буду у вас примерно через час, — сказал Мейсон, — привезу вам адреса и фамилии свидетелей, подтверждающих ваше алиби, а возможно, даже у кого-нибудь возьму письменные показания. Сделаю для вас и это. А вы тем временем вспомните, обращались ли вы ко мне за помощью вчера вечером.

— О, я помню, что нет.

— Подумайте как следует.

— Хорошо. А если кто-нибудь еще до вашего прихода начнет задавать мне вопросы, что мне отвечать?

— Все, что вы хотите, — сказал Мейсон. — Если вы не моя клиентка, я не могу вам советовать.

— Даже как друг?

— Да. Дружба у нас с вами тоже односторонняя.

— Я, наверное, должна удивиться, когда мне сообщат, что он…

— Не глупите, — резко сказал Мейсон. — Я вас встретил в Стоктоне, высадил из автобуса и, конечно, сразу же сказал, что ваш муж мертв.

— А если они спросят, почему вы это сделали?

— Скажите им, что у меня доброе сердце, а теперь уходите. Вон подъезжает автобус.

Мейсон отошел, а она нерешительно топталась на месте, не зная, следовать ли ей за ним или присоединиться к матери.

В конце концов она вернулась к машине, обе женщины сели в нее и уехали.

Делла подошла поближе к Мейсону.

— Дать вам вещественное доказательство номер один? — спросила она.

— Что?

В руке у Деллы белел кусочек материи.

— Это носовой платок миссис Фарго. Я вытащила его из ее сумочки. Точно такими же духами пахли деньги в том конверте.

— А, черт! — воскликнул Мейсон. Он быстро повернулся, но было уже поздно. Миссис Фарго уехала.

Мейсон повел Деллу к дорожке, по которой только что прибывшие пассажиры входили в здание автостанции.

Агент шел одним из первых. Его лицо был хмурым. Встретившись глазами с Мейсоном, он сделал ему знак отойти в сторону.

— Записали имена пассажиров? — спросил Мейсон.

Агент кивнул.

— Хорошо, — сказал Мейсон, — теперь надо будет взять письменные показания. Как вы полагаете, могли бы мы попросить у некоторых пассажиров, предложив им компенсацию за потерю времени…

— У меня лежит в кармане с полдюжины письменных показаний, — сказал сыщик. — Они нацарапаны кое-как, поскольку их писали на ходу. Но все написано как полагается, есть подписи. Вот возьмите.

— Это хорошо, — сказал Мейсон, засовывая показания в карман пальто.

— По-моему, не очень-то.

— Что вы имеете в виду?

— Автобус выехал в восемь сорок пять утра, — сказал сыщик.' — Мы нашли людей, которые видели ее там после Фресно. Мы нашли женщину, которая говорила с ней в Бэкерсфилде. Но мы не нашли никого, кто сел в Лос-Анджелесе и кто…

— Это не важно, — сказал Мейсон. — Она говорила с мужчиной, который сошел во Фресно…

— Подождите-ка минутку, — вежливо, но твердо прервал его сыщик. — Одна из пассажирок обратила на нее особое внимание и готова поклясться, что этой дамы не было в автобусе, когда он выезжал из Лос-Анджелеса. Что она примчалась на такси и еле-еле успела сесть в автобус в Бэкерсфилде.

— Эта женщина, наверно, ошибается.

— Она из тех, кто никогда не ошибается, во всяком случае, так они сами думают.

— Вот дьявол, — сказал Мейсон, — это может послужить поводом для осложнений. Вы взяли показания у этой женщины?

— Да. Они в той пачке, что я отдал вам.

— Где она живет?

— В Лос-Анджелесе. Ее адрес указан в рапорте.

— А ваша контора находится здесь?

— Да.

— Дайте мне вашу карточку. Я пока еще не знаю, как будут развиваться события, но хочу, чтобы вы держали язык за зубами, вы понимаете?

Сыщик кивнул.

— Вы выпишете счет на меня или на Детективное агентство Дрейка?

— На Детективное агентство Дрейка.

— Вы доверяете вашим людям?

— Конечно. Но давайте все-таки внесем ясность, мистер Мейсон. Если полиция начнет мне задавать точные вопросы, мне придется дать на них точные ответы.

— Что ж, это справедливо, — сказал Мейсон, — как я понял, вы не назвали своего имени никому из пассажиров.

— Мне поручено собирать информацию, а не давать ее.

— Прекрасно.

— Но, конечно, если полиция проявит интерес, она легко узнает, что кто-то ехал в автобусе и расспрашивал пассажиров.

— Понимаю.

Мейсон повел Деллу к стоянке такси.

— Похоже, что мы были слишком оптимистичны, Делла, — сказал он.

— Письменные показания сейчас у вас?

— Да.

— Лучше отдайте их мне, — сказала Делла, — тогда, если кто-нибудь спросит, где они, вы можете сказать, что их у вас нет.

Мейсон молча отдал ей листки.

Он сказал шоферу адрес миссис Ингрем, и машина двинулась.

Делла Стрит, сжав руку Мейсона, сказала:

— В конце концов, она же сама говорит, что вовсе не ваша клиентка.

Мейсон молча кивнул. Когда они остановились перед опрятным домиком с террасой, Делла тихо заметила:

— Наверное, она не хочет с вами говорить при матери.

— Это не единственная причина, — ответил Мейсон.

Они поднялись на крыльцо, и Мейсон позвонил.

К двери подошла миссис Ингрем.

— А, это вы наконец, — сказала она. — Не много же от вас толку.

— Что вы имеете в виду?

— Я думала, что адвокат должен давать советы своим клиентам. Полиция приходит, а вас и близко нет. Бросили на произвол судьбы мою дочку.

— Здесь побывала полиция?

— Они уже ждали нас.

— Куда они ушли?

— Не знаю. Куда-то уехали.

— Ну что ж, прекрасно, — сказал Мейсон. — Я сейчас поговорю с вашей дочерью…

— Да ведь я вам о том и толкую, — сердито сказала миссис Ингрем.

— Вы имеете в виду, что полиция увела вашу дочь?

— Вот именно. Миртль оставила вам записку.

Она вручила Мейсону заклеенный конверт, на котором карандашом было написано: «Перри Мейсону, эсквайру».

Мейсон разорвал конверт, вытащил лист бумаги и прочел:

«Очень сожалею, мистер Мейсон, но мне в голову не приходило, что все может так обернуться. Надеюсь, вы меня поймете.

Миртль Фарго».

Мейсон сунул в карман листок и конверт.

— Это писала ваша дочь, миссис Ингрем?

— Да, конечно. Но скажите же мне наконец, что происходит? Я требую…

Закончить ей не удалось: зазвонил телефон.

— Подождите-ка минутку, — сказала миссис Ингрем и вышла. Она вернулась очень скоро со словами:

— Это междугородная, вызывает вас. Говорят, что это очень важно.

Она проводила Мейсона к телефону и остановилась рядом, чтобы слышать, о чем он будет говорить.

В трубке раздался возбужденный голос Дрейка.

— Слава Богу, что я поймал тебя, Перри, — сказал Дрейк. — С этим делом Фарго такая каша заварилась — не расхлебать.

— А ЧТО случилось?!.

— Полиция обнаружила автомобиль Миртль Фарго.

— Где?

— На автостоянке у станции Юнион-Терминал. Служащий на стоянке запомнил водителя или думает, что запомнил.

— Он детально описал его?

— К счастью, да, — ответил Дрейк. — А может, и к несчастью. Тебе виднее. Ему показали фотографию миссис Фарго, вдовы покойного, и он сказал, что именно эта женщина и вышла из машины. Он случайно заметил, что она пытается остановить такси. Шофер сказал ей, что ему запрещено брать пассажиров прямо перед станцией, и свидетель показал ей стоянку такси.

Потом полиция напала на след этой женщины, когда ее сообщник нанял частный самолет и они вылетели в Бэ-керсфилд. В Бэкерсфилдском аэропорту женщина взяла такси и сказала шоферу, что ей необходимо успеть к автобусу, который отходит в час десять. Шофер доставил ее на автовокзал за две минуты до отправления автобуса.

— Я вижу, сказал Мейсон, — полиция крепко взялась за дело.

— Вот-вот. Я решил предупредить тебя, чтобы ты не попал впросак.

— Уже попал.

— И сильно?

— Хуже не придумаешь, — сказал Мейсон и, повесив трубку, увидел перед собой злобно сверкающие глазки миссис Ингрем.

— Так вот, мистер Мейсон, — сказала она, — я все-таки мать. Скажите начистоту: в конце концов, вы будете помогать моей дочери?

— Попадись она сейчас мне в руки, — мрачно сказал Мейсон, — я бы ей шею свернул.

Глава 15

Перри Мейсон, откинувшись на спинку кресла, читал отчеты, которые Делла Стрит аккуратно вырезала из различных газет и положила на стол.

Казалось, все авторы единодушно утверждали, что некий адвокат хотел организовать алиби для миссис

Фарго и потерпел неудачу. Полиция, имевшая на руках все козыри и разработавшая весьма достоверную версию об обстоятельствах убийства Артмана Д. Фарго, агента по продаже недвижимости, зарезанного в своем доме на Ливингтон-Драйв, 2281, не проявляет озабоченности.

«Зато очень озабочен, — писала одна газета, — некий знаменитый адвокат. Но выяснить, что же произошло с точки зрения этого адвоката, трудно, поскольку на все вопросы он отвечает одной фразой: «Комментариев не будет».

Кажется, однако, этот адвокат твердо убежден в том, что миссис Фарго выехала автобусом «Грейхаунд», рейс 320, отправившимся из Лос-Анджелеса в 8 часов 45 минут утра и прибывшим в Сакраменто по расписанию в 10 часов 50 минут вечером того же дня. Адвокат этот настолько убежден, что дело происходило именно так или что его можно представить так, что, встретив эту даму в Стоктоне, высадил ее из автобуса и отвез в Сакраменто в нанятой им машине, а в автобус посадил сыщиков, которым было велено собрать так называемые «доказательства».

Сыщики выполнили свой долг и доказательства собрали. Но эти доказательства свидетельствуют о том, что миссис Фарго не было в автобусе в Лос-Анджелесе, она села в него лишь в Бэкерсфилде в десять минут второго пополудни.

Полиция конфисковала список фамилий и адресов, собранных частными детективами.

Покойник оставил после себя вдову, Миртль Фарго, и сына, Стивена Л. Фарго, десяти лет. Мальчик учится в одной из лучших частных начальных школ недалеко от Сакраменто и пользуется любовью учеников и учителей. Его считают очень способным, дисциплинированным и общительным.

Миссис Фарго, кажется, больше всего опасается того, какое впечатление произведет ее арест на сына.

Еще вчера Стивен Л. Фарго был счастливым мальчуганом. Его хвалили учителя за успехи в учебе, и он был выбран старостой класса. Сегодня же он узнает, что отец его убит, мать задержана полицией по подозрению в убийстве, и даже им самим и школой, где он учится, интересуются газеты.

Преподаватели решили не допускать к мальчику репортеров. Они не скрывают, что недовольны всей этой газетной шумихой. Но репортерам удалось встретиться с некоторыми соучениками Стивена Фарго, которые утверждают, что мальчика по-прежнему любят в школе и ни друзья, ни учителя от него не отступились».

Мейсон бросил вырезку на стол, встал и начал медленно и задумчиво мерить шагами комнату. Сунув большие пальцы в проймы жилета, он неустанно расхаживал взад и вперед по кабинету.

Делла Стрит продолжала печатать на машинке, время от времени поглядывая на шефа, но ничего не говоря. Телефон на столе Деллы вдруг негромко зазвонил. Она подняла трубку, сказала: «Алло» — и услышала голос телефонистки. Минуты через две она сказала:

— Хорошо, Герти. Я поняла. Спасибо.

Повесила трубку, подошла к двери кабинета и остановилась, выжидая. Мейсон продолжал мерить шагами кабинет, пока вдруг не заметил Деллу. Он хмуро посмотрел на нее.

— Что случилось, Делла?

— Миссис Фарго поместили в окружную тюрьму.

— Ах вот как, — сказал Мейсон, — это значит, они уже выжали ее досуха, вытянули из нее письменные показания и довели до такого состояния, когда, по их мнению, она может получать от своего адвоката советы по поводу ее «конституционных прав».

Делла Стрит, зная Мейсона и понимая его настроение, благоразумно хранила молчание.

— Да, конечно, — с горечью продолжал Мейсон, — все идет по заведенному порядку. Ордером на арест они запаслись заранее. Если арестованный молчит, он попадает в тюрьму не раньше, чем дней через десять.

Но если он, попавшись на удочку полиции, поверит, что они стремятся лишь полностью убедиться в его невиновности, и, поверив, расскажет им все, они доставят его в тюрьму так быстро, что и чернила на его показаниях не успеют высохнуть.

— Это первый выпуск дневных газет, — сказала Делла Стрит. — Их принесли несколько минут назад, но я не хотела вас беспокоить.

Мейсон взял газету и посмотрел на фотографию Миртль Фарго, помещенную на первой странице рядом с фотографиями дома, где убили Фарго, конторы с открытым сейфом и разбросанными в беспорядке по полу бумагами; там же был план дома с прилегающим участком.

Мейсон просмотрел заметку, немного помолчал и повернулся к Делле.

— Вот послушай, — сказал он.

«Полиция ищет сообщника. Этот человек был, по-видимому, достаточно близок с миссис Фарго, если рискнул ей помогать в подобных обстоятельствах.

Пилот, доставивший таинственную пассажирку в Бэ-керсфилд, сообщает, что самолет его нанял мужчина средних лет. Пассажирка — по мнению летчика, это была миссис Фарго — сидела в автомашине до тех пор, пока они не договорились. Мужчина заплатил пилоту наличными деньгами и подозвал женщину кивком головы.

Женщина — она была под густой вуалью — подошла и села на заднем сиденье самолета только тогда, когда самолет был выведен на взлетную дорожку, мотор прогрет и готов к старту. В течение всего полета она ни слова не сказала летчику.

Шофер такси, который посадил ее у аэропорта в Бэ-керсфилде и довез до автобусной станции, также сообщил, что за все время поездки они не обменялись ни словом и лицо женщины было под вуалью. Он решил, что у пассажирки какое-то горе, и не стал ей досаждать вопросами.

Интересно отметить, что шляпа и вуаль исчезли, пока женщина шла от такси к автобусу.

Служители автобусной станции сообщают, что нашли в одном из ящиков для мусора шляпу и густую темную вуаль. Так как шляпа была совсем новая, ее отправили в бюро находок, и она пролежала там до тех пор, пока полиция не выяснила ее происхождение.

Все эти доказательства были собраны и подготовлены благодаря блестящей работе бэкерсфилдской полиции в содружестве с лейтенантом Трэггом из центрального отдела по расследованию убийств.

Полиции известны приметы сообщника, который нанимал самолет. Это моложавый мужчина лет шестидесяти, с хорошо поставленным голосом и серыми глазами. Он невысок, коренаст, элегантно одет. Полиция почти уверена, что именно он руководил организацией фальшивого алиби.

Поразительно, что это алиби могло бы сработать, если бы не один выдающийся адвокат, чьи попытки собрать доказательства в пользу миссис Фарго не только потерпели крах, но и позволили полиции заполучить список имен и адресов некоторых пассажиров.

Одна из пассажирок, миссис Ньютон Мейнард, тридцати одного года (Саут-Гредли-авеню, 906), уверена, что миссис Фарго села в автобус лишь в Бэкерсфилде.

«Я отчетливо помню, как она подъехала в такси, — сообщила миссис Мейнард полицейским. — Я обратила на нее внимание, потому что на ней была черная шляпка с густой черной вуалью, и она дала шоферу деньги и, не дождавшись сдачи, поспешила в туалетную комнату в здании автобусной станции.

Я подумала, что она, наверное, понесла какую-то утрату и охвачена горем. Я решила попробовать как-то утешить ее, когда она сядет в автобус, если представится удобный случай.

Каково же было мое удивление, когда эта особа вышла из туалетной комнаты и присоединилась к пассажирам, ожидающим посадки. Она казалась чем-то очень возбужденной, но отнюдь не была подавлена. Шляпа и вуаль куда-то исчезли. Теперь на ней был маленький вельветовый берет, наверное, до этого лежавший в ее сумочке. Я заметила, что она старается завязать разговор то с тем, то с этим пассажиром еще до того, как мы прибыли во Фресно.

Эта женщина — миссис Фарго. Я в этом так же уверена, как в том, что стою сейчас здесь перед вами. У меня очень хорошая память на лица, к тому же я присматривалась к ней из любопытства, так как видела ее еще в такси в густой вуали. Я не могла понять, что побудило скромную, тихую женщину, которая, казалось, хочет во что бы то ни стало избежать внимания людей, вдруг превратиться в оживленную, разговорчивую особу, стремящуюся перезнакомиться чуть ли не со всеми пассажирами.

Кроме того, я была одной из тех немногих, кто сел в автобус еще в Лос-Анджелесе. Часть этих пассажиров сошла в Бэкерсфилде, некоторые вышли во Фресно, некоторые — в Стоктоне. Миссис Фарго не было в автобусе, когда он отходил из Лос-Анджелеса. Я люблю разговаривать с людьми во время путешествия, к тому же я разглядывала пассажиров и на станции в Лос-Анджелесе, и после того, как села в автобус, и я абсолютно уверена, что миссис Фарго не было в нем, когда он отходил из Лос-Анджелеса, и что она села а автобус в Бэ-керсфилде».

Мейсон сложил газету, бросил ее на письменный стол и сказал:

— Ну, вот что у нас получается, Делла.

— Это у нее получается, шеф.

— Делла, — спросил Мейсон, — тебе не показалось, что мужчина, который нанимал самолет, смахивает на кого-то, нам знакомого?

Она подумала.

— Не имеете ли вы в виду Пд>ера, метрдотеля из «Золотого гуся»?

— Я не имел в виду его, — ответил Мейсон, — а впрочем, это описание и к нему подходит.

— Да, как будто, — согласилась она. — Шеф, вы думаете, что…

Телефон на столе Деллы снова зазвонил. Она подняла трубку:

— Алло! — и спустя минуту: — Не кладите трубку, мистер Селлерс. Я думаю, он захочет с вами поговорить.

— Это Кларк Селлерс, он хочет вам сообщить результат графологической экспертизы, — сказала она Мейсону.

Мейсон подошел к столу и взял трубку:

— Да, Кларк. Что у вас слышно?

— Я очень тщательно изучил почерк на конверте, который вы мне дали, — сказал эксперт-графолог, — и сравнил его с образцом почерка Миртль Фарго. Они оба написаны одним и тем же лицом. Это вам помогает, Перри?

— Боюсь, наоборот, только ставит меня в еще более трудное положение, — ответил Мейсон, кладя трубку.

— Что, плохо дело? — спросила Делла Стрит.

— Плохо, — ответил он. — Мы влипли по уши с этой историей. Деньги прислала миссис Фарго.

— Но вы можете их не принимать.

Мейсон покачал головой.

— Меня тронул ее голос… ее перепуганный голос. Она была в беде, а теперь оказалась в еще худшей беде. Я должен ей помочь.

— Я вас просто не понимаю. Как вы можете защищать ее в суде? Она виновна, это совершенно ясно.

— Откуда вы знаете, что она виновна?

— Да вспомните хотя бы факты, — сказала Делла.

— Вот именно, — сказал Мейсон. — Давайте рассмотрим факты и забудем ту историю, которую она сама рассказывает. Предположим, что она была заперта в спальне, когда я находился в доме. Она хотела выехать автобусом_, отходящим в восемь сорок пять. Муж поссорился с ней. Она дала ему понять, что знает о существовании его любовницы. Он хотел задушить ее. Она убежала в спальню и заперла дверь. После моего ухода она попробовала убежать. Но муж схватил ее и снова стал душить. Тогда она его заколола. Вот что показывают факты. Но она надеялась выйти сухой из воды. Тут же бросилась к машине, подъехала к стоянке и, оставив там машину, позвонила своему другу и попросила его нанять ей самолет.

— Другу или возлюбленному? — спросила Делла.

— Скорее, просто другу. Думаю, что это тот же человек, через которого она передала мне деньги. Если слушать, что она сама рассказывает, можно подумать, что она и впрямь совершила убийство. Факты же показывают, что эта женщина просто испугалась мужа и убила его, защищаясь, а потом скомпрометировала себя, пытаясь скрыться.

Надо будет, чтобы Пол Дрейк попытался найти ее приятеля. Да и вообще после того, как Селлерс сказал, что адрес на конверте с деньгами написан тем же почерком, что и записка, которую она оставила для меня у матери, у меня нет выбора. Она моя клиентка. Я уже работаю для нее и должен буду продолжать.

Он немного помолчал, потом сказал:

— Забавно, что ее алиби могло бы и сработать, не прояви я такого усердия. Пассажиры запомнили бы, что она ехала в автобусе, а полиция никогда не смогла бы найти всех пассажиров, которые были в автобусе, и значит…

— Может быть, они бы сами объявились, чтобы принять участие в таком громком деле? — сказала Делла.

— Вряд ли: один шанс на десять, — сказал Мейсон. — Представь, что ты ехала бы в этом автобусе, едва ли бы тебя увлекла перспектива быть вовлеченной в дело об убийстве, — усмехнулся Мейсон. — Многие из пассажиров просто не явятся в суд, чтобы не мучаться. Остальные же скажут, что видели обвиняемую в автобусе, но не могут припомнить, когда она села в него.

— Собиралась ли полиция опросить пассажиров, когда те выходили из автобуса в Сакраменто? — спросила Делла.

— Очевидно, нет. Тогда они просто хотели арестовать Миртль Фарго. Мысль о том, что у нее есть алиби, даже не приходила им в голову.

— Что же вы намерены предпринять, шеф?

Он протянул руку за шляпой.

— Хочу зайти к моей клиентке и посмотреть, что можно спасти после крушения… Боюсь, чертовски мало.

Глава 16

Перри Мейсон встретил репортеров с ухмылкой.

— Минуточку, — сказал один из фотографов.

Мигнул яркий свет вспышки.

— Мистер Мейсон, — начал один из репортеров, — ответьте нам прежде всего на вопрос: являетесь вы адвокатом миссис Фарго?

— Без комментариев.

— Но зачем вы ездили в Стоктон, если вы не ее адвокат?

— Без комментариев.

— Вы наняли сыщиков, чтобы подыскать в автобусе свидетелей?

— Не отрицаю.

— Вы заплатили сыщикам из вашего кармана?

— Да.

— Были ли вам переданы какие-либо деньги от Миртль Фарго в качестве аванса?

— Мне об этом ничего не известно.

— А чем объяснить ваш необычный интерес к делу Миртль Фарго?

— Без комментариев.

— Что вы сделаете, если Миртль Фарго захочет, чтобы вы ее представляли?

— Она меня еще не просила.

— Вы собираетесь повидать ее сейчас, чтобы выяснить, не захочет ли она быть вашей клиенткой?

— Я не навязываю своих услуг, если вы на это намекаете.

— Вы прекрасно знаете, что мы на это не намекаем. Что вам известно о сообщнике миссис Фарго?

— Если она невиновна, у нее не может быть сообщника.

— Но допустим, что она виновна: вы что-нибудь знаете о ее сообщнике?

— Ничего.

— Вы будете защищать ее, даже допуская, что она виновна?

— Адвокат не может допускать, что его клиент виновен.

— Вы точно знаете, что она невиновна?

— Я знаю лишь то, что ее обвиняют в преступлении, и потому она имеет право на справедливый суд в присутствии присяжных, а чтобы суд был справедливым, ей необходимо иметь защитника. Без защитника судить нельзя.

— Вам не кажется, что наша беседа не очень-то плодотворна?

Мейсон обезоруживающе улыбнулся:

— Да, кажется.

Репортеры сделали еще несколько снимков и оставили его одного.

Мейсон опустился в кресло против перегородки, которая протянулась во всю длину стола, разделяя его. Надзирательница ввела Миртль Фарго.

Ее лицо было бедным, на нем проступили морщинки. Под глазами залегли темные круги. Губы, не накрашенные помадой, казалось, вот-вот готовы были задрожать.

— Я вижу, вы совсем не спали, — сказал Мейсон.

— Мне не давали уснуть. Допрашивали всю ночь, угрожали, заставляли вновь и вновь рассказывать, упрашивали меня, давали подписывать показания, а потом посадили в самолет и привезли сюда, и все началось снова. Я глаз не сомкнула.

— Скажите, это вы мне звонили, — спросил Мейсон, — и просили меня передать ваше поручение Медфорду Карлину?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Нет.

— Убили вы вашего мужа?

— Нет.

— Посылали вы мне деньги?

— Нет.

— Вы понимаете, что вас обвиняют в убийстве? — Да.

— Вы понимаете, что адвокату почти нечего сказать в вашу защиту?

— Похоже, что так. Сперва я думала иначе, но теперь понимаю, что ошибалась. Мистер Мейсон, — продолжала она, — я в ужасном положении. Я совершенно не виновна в смерти моего мужа. Я знаю, что мне грозит, но больше всего меня беспокоит, как все это отразится на судьбе Стива, моего сына.

Мейсон сочувственно кивнул.

— Я всем пожертвовала ради него, — сказала она. — Я… не могу сказать, чем я пожертвовала для его благополучия. И вдруг такой кошмар. Я… я в отчаянии.

— Ответьте мне лишь на один вопрос, — сказал Мейсон, — вы хотите, чтобы я вас защищал?

— Мистер Мейсон, у меня нет своих денег. Дядя оставил мне небольшое наследство, но эти деньги муж вложил в свой бизнес. Думаю, что он подделывал счета и почти полностью присвоил себе деньги. Но если что-то все-таки осталось, я хочу, чтобы на эти средства мой сын получил образование. У меня есть страховка, но я не смогу реализовать ее, пока… ну, словом, пока меня не оправдают.

— У вас есть что-нибудь наличными?

— Очень немного. У меня было пятьсот долларов, но, когда меня арестовали, их у меня забрали.

— У вас было пятьсот долларов в момент ареста?

— Да… это были мои сбережения.

— Скажите, вы хотите, чтобы я вас защищал?

— Я вам уже сказала: у меня нет денег, чтобы платить адвокатам.

— Я спрашиваю: вы хотите, чтобы я защищал вас? — Да.

— Отлично, — сказал Мейсон. — Вы мне все время лжете. Лжете, что не звонили мне, что не вы оставили клочок бумаги с комбинацией сейфа в телефонной кабинке. Лжете, что не посылали мне деньги, — конверт надписан вашим почерком.

— Нет, нет, — вяло повторяла она.

— Но хотя вы отказываетесь говорить мне правду, я буду защищать вас. И вот вам мой первый совет: больше ни слова никому, никаких показаний. Вас, может быть, и оставят теперь в покое — они и так уже из вас достаточно выжали. Вы подписывали свои показания?

— Да.

— В присутствии нотариуса?

— Да.

— Ваши показания записывала стенографистка?

— Да. Я все рассказала.

— Вот и не говорите больше ничего, — сказал Мейсон. — Вам известно что-нибудь, что могло бы мне помочь при ведении вашего дела?

— Нет.

— Ваш муж был маклером по торговле недвижимостью?

— Да.

— Он занимался чем-нибудь еще?

— Нет, больше ничем.

— А его дела по продаже недвижимого имущества шли хорошо? Успешно?

— В общем-то да, но в последнее время похуже.

— Понятно. А теперь, миссис Фарго, я расскажу вам начистоту, поскольку я ваш адвокат, как я сам представляю себе события последних дней.

— Я вас слушаю.

— Я думаю, — сказал Мейсон, — что это вы звонили мне в «Золотой гусь» и просили меня выполнить выше поручение…

Она медленно покачала головой.

— Дайте мне, пожалуйста, закончить, — сказал Мейсон. — Я думаю, что вы послали мне. все свои деньги, те, которые хранили на черный день. Я думаю, что черный день для вас пришел. Я думаю, каким-то образом ваш муж узнал об этом, и на следующее утро вместо того, чтобы занять свое место в автобусе, идущем в Сакраменто, вам пришлось отражать нападки и обвинения вашего мужа. Думаю, что, испугавшись его, вы закрылись в спальне. Но муж, в конце концов, уговорил вас открыть дверь и попытался вас задушить. А вы, наверное, схватили нож и закололи его, защищаясь. Потом, я думаю, вы, опасаясь, что газетная шумиха бросит тень на вас и на вашего сына, попробовали сфабриковать себе алиби. Так как сперва вы собирались сесть в автобус, уходивший в восемь сорок пять, и знали, что ваша мать ожидает вас именно с этим рейсом, вы решили во что бы то ни стало приехать в Сакраменто именно в нем. Как видите, я думаю, что вы убили мужа, но не считаю вас убийцей. Я считаю, что это была самозащита. Но вы сами поставили себя в трудное положение, выдумав эту историю, в которую никто не верит.

Женщина покачала головой.

— Я угадал?

— Мистер Мейсон, я… мне бы хотелось… О, если бы я только смела вам сказать…

— Чего вы боитесь? — спросил Мейсон. — Все, что вы говорите своему адвокату, сохраняется в тайне. Ну, скажите, миссис Фарго, я угадал?

— Н… нет.

— Тогда как же все это происходило?

— Я сказала вам чистую правду. Я приехала на…

— Значит, вы не убили мужа, защищаясь?

— Нет.

— А почему вы не признаетесь, что звонили мне в «Золотой гусь»?

— Я не звонила вам.

— Вы доставляете мне лишние трудности в работе.

— Я рассказала вам все, что могла.

— Ладно, — сказал Мейсон, — я буду вас защищать. Но поймите только одну вещь.

— Какую?

— Если я возьмусь за ваше дело, я постараюсь добиться вашего оправдания.

— Ну конечно.

— Но никакие присяжные никогда не поверят той истории, которую вы рассказываете. Поэтому, — сказал Мейсон, — я намерен предложить присяжным версию, которая покажется им убедительной.

— Но я ничем не могу помочь вам, мистер Мейсон, не могу…

— Конечно, — сказал Мейсон, — вы связали себя, изложив свою версию и подписав показания. Вы сделали все для того, чтобы обеспечить себе пожизненное заключение, а то и газовую камеру, но я-то не связал себя ничем.

— Что вы хотите сделать?

— То, что, на мой взгляд, будет больше всего в ваших интересах.

— Но, мистер Мейсон, вы не можете… ведь я все рассказала вам… вы не можете строить защиту на лжи.

— Я могу строить защиту на чем мне угодно, — ответил Мейсон, — и кто докажет, что это ложь? Вы запутались, вы сами это видите, и я пытаюсь вас спасти. Запомните — присяжные смогут вас осудить лишь в том случае, если в вашей виновности нет ни малейших сомнений. Вы понимаете это?

— Да.

— Я постараюсь им внушить эти сомнения.

— Но каким образом?

— Я объясню, что вы убили мужа, защищаясь.

— Но я его не убивала.

— Нет, убили, но боитесь признаться в этом, опасаясь огласки, которая, как вы считаете, может запятнать репутацию вашего сына.

— Нет, мистер Мейсон, я вам честно говорю…

— Вам не придется ничего рассказывать присяжным, пусть обвинитель сам изложит перед ними факты. Я же постараюсь пробудить сомнения в умах присяжных. Это все, что я могу для вас сделать, и сделать это можно, лишь использовав показания свидетелей обвинения. От вас требуется теперь только молчание. Вы поняли? — сказал Мейсон и кивком головы дал понять надзирательнице, что беседа закончена.

Мейсон спустился на нижний этаж и позвонил из автомата Полу Дрейку.

— Пол, — сказал он, — в этом дьявольском деле нужно быть во всеоружии. Из свидетелей опасней всех миссис Мейнард. Я хочу, чтобы ты разузнал мне кое-что о ее зрении.

— А что у нее со зрением?

— Ей года тридцать два. На фотографии в газете она без очков. Но ведь случайно может оказаться, что она плохо видит, дома носит очки, а на людях снимает их.

— Ну и что же, так делают многие женщины, — сказал Дрейк.

— Но если эта женщина выступает со свидетельскими показаниями против моей клиентки, ее очки должны быть на носу, а не в сумочке, — отрезал Мейсон.

— Ясно.

— Вообще-то это заблуждение, будто очки портят ййешность женщины, — сказал Мейсон. — Но поскольку это заблуждение свойственно многим женщинам, я хочу проверить, не из их ли числа миссис Мейнард. Выясни о ней побольше, все, что сможешь, о ее прошлом, настоящем, вкусах, склонностях и антипатиях, где она бывает, что делает…

— Не увлекайся, Перри, — сказал Дрейк. — А то тебя обвинят в том, что ты оказываешь давление на свидетеля.

— Да плевать мне на это, — ответил Мейсон. — Я ей не угрожаю. Я просто хочу выяснить факты. Займись этим немедленно. Она, наверное, уже вернулась в Лос-Анджелес.

Глава 17

Вскоре после полудня у Пола Дрейка был готов отчет о главной свидетельнице обвинения.

— Эта миссис Мейнард, — говорил Дрейк, перелистывая отчет, — очень скрытная особа. О ней почти ничего не известно. Она вдова, имеет, очевидно, небольшие средства, которые позволяют ей жить тихо и скромно, но независимо. У нее есть небольшой автомобильчик, одевается она недурно, дома бывает редко.

— Она работает? — спросил Мейсон.

— Наверное, нет, поскольку уходит из дому в самое разное время, а иногда исчезает сразу на несколько дней. У нее есть телефон, но он не подключен к общему кабелю.

— Ладно, — сказал Мейсон. — Надо будет выяснить, куда она ходит. Пусть твои люди последят за ней.

— Мы это уже делаем, — ответил Дрейк, — но сейчас она почти никуда не ходит. И все же кое-что полезное мы для тебя узнали, Перри.

— Что?

— Вчера ей принесли от оптика очки.

— Откуда ты знаешь? Ты же вчера еще не занимался этим делом?

— Нет, но этим утром один из моих людей разговаривал с ее соседкой, и та сказала, что вчера посыльный долго звонил к миссис Мейнард в дверь, и, в конце концов, эта соседка предложила оставить пакет у нее. Он так и сделал. Она обратила внимание на ярлычок, по скольку магазин этого оптика всего в нескольких кварталах оттуда.

— Это удача, Пол! — воскликнул Мейсон. — Ну что ж, изучим этот след. Кто этот оптик?

— Доктор Карлтон Б. Рэдклифф. У него есть небольшой магазинчик, где он продает бинокли, оптические товары, подбирает и чинит очки…

— Что он собой представляет?

— Пожилой человек лет семидесяти. Живет в том же доме над магазином. Видно, неглупый человек, спокойный, сдержанный. Если хочешь, я разузнаю о нем побольше.

— Я займусь им сам, — сказал Мейсон. — Это может оказаться важным.

— У меня есть еще кое-что для тебя, — сказал Дрейк.

— Что?

— Ты просил собрать сведения о Селинде Джилсон.

— Что же ты выяснил?

— На карточке возле ее звонка написано «Селинда Джилсон-Ларю», причем «Ларю» зачеркнуто…

— Я это видел, — сказал Мейсон.

— Так вот, — продолжал Дрейк, — фамилия метрдотеля из «Золотого гуся», оказывается, тоже Ларю.

— Господи Боже, Пол, неужели Пьер ее муж?

— Похоже, да. Я не смог выяснить, разведены ли они формально. Но они живут раздельно и… словом, видишь, какая выходит история. Пьер, наверное, пристроил ее в «Золотом гусе», чтобы дать ей заработок. Интересный факт?

— Он не укладывается в схему.

— Так ты лучше смени схему, — посоветовал Дрейк. — Факты — вещь упрямая.

— Да, черт бы их побрал, — признался Мейсон. — Ты выяснил, где живет Пьер?

— Этого никто не знает, — сказал Дрейк.

— Отлично, — сказал Мейсон, — раз уж он так сильно связан с этим делом, пусть твои люди за ним последят. Нужно выяснить, куда он отправляется после работы. Но прежде всего повидаемся с оптиком.

Предупредив Деллу, Мейсон вместе с Дрейком отправился к доктору Карлтону Б. Рэдклиффу.

При всем многообразии своих занятий доктор Рэд-клифф явно не стремился переутомлять себя. Надпись над прилавком гласила: «Я не позволю мне грубить и не позволю меня торопить».

Против двери находился прилавок, где принимались в починку часы. Когда Мейсон и Дрейк вошли, доктор Рэдклифф сидел за этим прилавком с лупой в глазу и собирал какие-то часы.

— Одну минутку, — бросил он через плечо и, продолжая работать, осторожно поднял пинцетом крошечную рубиновую крупинку и стал пристраивать ее.

Спустя несколько мгновений он отодвинул кресло и, шагнув к вошедшим, смешливо взглянул на них.

— Чем могу служить, джентльмены? — спросил он.

— Нам нужна кое-какая информация, — улыбнулся в ответ Мейсон.

— Я старый человек и не так-то много знаю. Мир ведь все время меняется.

— Нам нужна информация об очках, — сказал Мейсон.

— Об очках, это другое дело, — согласился Рэдклифф. — Часы и очки я знаю. Так чем я могу вам помочь?

— Мы хотим узнать кое-что об очках миссис Мейнард, — сказал Мейсон.

— Мейнард… Мейнард. Ах да, сломанные очки. Но я их ей уже отправил. Она очень меня торопила.

— Они были разбиты?

— Одно стекло треснуло. Кроме того, оба стекла были сильно поцарапаны от… да что ж вам, собственно, нужно?

— Мы хотим знать, могла ли она видеть без этих очков.

— Могла ли она видеть? А почему это вас интересует? Вы друзья миссис Мейнард?

Мейсон замялся, Дрейк ответил: «Да».

Доктор тонко улыбнулся.

— Тогда все очень просто. Спросите у самой миссис Мейнард.

— Доктор Рэдклифф, я адвокат, — сказал Мейсон. — И мне нужно выяснить некоторые факты. Я хочу…

Часовщик покачал головой.

— Информацию о пациентах и покупателях не даю.

— Но эта информация может оказаться очень важной, — сказал Мейсон. — Если выяснится, что вы как свидетель…

— Как свидетель — да. Вы законник, вы знаете все законы. Я просто оптик, ювелир и часовщик. Законов я не знаю. Но кое-что мне известно. Если меня в качестве свидетеля вызовут в суд, я принесу присягу говорить правду и скажу правду. Потом отвечу на вопросы. А сейчас я не буду отвечать вам на вопросы. Я не обязан это делать. Вы поняли меня?

Он учтиво улыбался, но видно было, что он непреклонен.

— Я вас понял, — сказал Мейсон. — Тем не менее спасибо. Пойдем, Пол.

В машине Дрейк сказал:

— Тебе не кажется, что мы могли бы выяснить немного больше, если бы…

— Нет, — сказал Мейсон. — Мы только настроили бы его против нас. А главное — мы все же узнали, что миссис Мейнард принесла ему разбитые очки. И когда она займет свидетельское место, я спрошу ее, как она видит без очков, и попытаюсь доказать, что во время путешествия она не вынимала их из сумочки, где они разбились.

— Ты думаешь, в суд она придет в очках?

— Я думаю, теперь она всегда будет в очках, — сказал Мейсон, — но не думаю, что она надевала их, когда ехала в автобусе.

— Это будет трудно доказать, — сказал Дрейк.

— Вот поэтому-то я и не стал приставать к доктору Рэдклиффу с расспросами.

— Я не понял, Перри.

— Если бы я стал настаивать, он мог предупредить миссис Мейнард. Теперь же примерно шансов пятьдесят за то, что он не обратил на наш приход внимания. Он, очевидно, не сплетник. Самое важное для него, чтобы к нему не приставали и не мешали работать.

— Возможно, ты прав, Перри, — кивнул Дрейк.

— Но в суд мы его вызовем, — сказал Мейсон.

— А когда это будет?

— Думаю, очень скоро.

Дрейк нахмурился.

— Бросил бы ты это дело, Перри. В нем не за что зацепиться.

— Не в моих это привычках — бросать дела, — ответил Мейсон. И добавил: — Я и сам не в восторге, что в него ввязался, но на попятный я не пойду.

Глава 18

Предварительное слушание дела Миртль Фарго по обвинению в убийстве мужа не вызвало большого интереса у публики.

Секретари судебной канцелярии, которые давно уже внимательно следили за захватывающей и блистательной карьерой Перри Мейсона, подозревали, что кульминационной точкой этого процесса окажется перекрестный допрос миссис Ньютон Мейнард. Она производила впечатление уверенной, бойкой и острой на язык дамы, способной дать отпор любому адвокату.

Из людей непосвященных почти никто не сомневался в виновности миссис Фарго. Дело казалось совершенно ясным, и поэтому Мейсону впервые за все время его карьеры пришлось выступать перед полупустым залом. Все это очень раздражало Гамильтона Бюргера, окружного прокурора, который отобрал это дело у своих помощников. Бюргер поступил так не потому, что считал дело Фарго особенно важным, а потому, что надеялся наконец осуществить честолюбивую мечту всей своей жизни — разгромить Перри Мейсона.

Предвкушение триумфа было так сладостно для окружного прокурора, что он старался растянуть опрос свидетелей как только можно. Он добросовестно вызывал свидетелей, одного за другим, однако старался, чтобы они не выболтали лишнего.

Бюргер предъявил план помещения, где было совершено убийство, и фотографии всех комнат. Полицейский хирург, производивший вскрытие, дал заключение о смерти. Среди вещественных доказательств фигурировало орудие убийства — кухонный нож, заостренный и хорошо заточенный, покрытый зловещими пятнами, но без отпечатков пальцев.

Бюргер даже нашел свидетеля, который сообщил, что вечером накануне убийства он уплатил Артману Фарго пятьсот долларов наличными и Фарго в его присутствии положил эти деньги в сейф, выдав свидетелю расписку. Свидетелю был задан вопрос о стоимости купюр. Он ответил, что это были пятидесятидолларовые билеты, десять штук, на сумму пятьсот долларов. Он сказал, что взял деньги из банка в тот же день.

Потом Бюргер предъявил присяжным фотографию открытого сейфа, его содержимого, грудой сваленного на полу, и в довершение всего полицейский офицер сообщил, что в момент ареста в кошельке миссис Фарго было десять пятидесятидолларовых билетов.

Затем началась самая драматичная часть процедуры — опрос свидетелей, наблюдавших разные этапы бегства миссис Фарго. Бюргер вызвал Перси Данверса, служителя со стоянки машин у Юнион-Терминал.

Данверс сообщил, что около одиннадцати часов утра в день убийства какая-то женщина поставила свою машину на стоянку в его секции. Она оплатила стоянку и получила квитанцию. Корешок квитанции он" положил под «дворник» на лобовом стекле. Свидетель ушел с работы за два часа до того, как полиция нашла автомобиль.

Свидетель назвал номер машины, номер мотора и имя на регистрационном удостоверении — Миртль Ингрем Фарго.

Потом последовал волнующий вопрос:

— Вы сможете опознать эту женщину?

— Да, сэр, смогу.

— Вы ее видели после того?

— Видел.

— Где?

— В камере полицейского управления.

— Сколько женщин там находилось?

— Пять.

— Все они были примерно одинакового роста, телосложения и возраста?

— Да.

— И вы нашли среди них ту, которая ставила машину на стоянку?

— Да, сэр.

— Кто она?

— Обвиняемая, миссис Фарго, — сказал свидетель, указав на нее театральным жестом.

— У меня вопросов нет, — торжествующе объявил Бюргер.

Мейсон подбадривающе улыбнулся свидетелю.

— Мистер Данверс, это вышло у вас очень мило, — сказал он. — А почему вы указали на обвиняемую пальцем? Ведь вы могли просто сказать, что женщина, которую вы видели на стоянке, — обвиняемая.

— Ну… Я это сделал, чтобы не вышло какой ошибки.

— А кто вам посоветовал так сделать? — спросил Мейсон.

Свидетель, казалось, смутился.

— Ну же, ну же, мистер Данверс, — подбодрил его Мейсон. — Ваш жест не показался мне непроизвольным. В нем было что-то заученное, как будто вы его ужё репетировали. Помните, ведь вы под присягой. Говорил вам кто-нибудь, чтобы вы указали пальцем, когда вас попросят опознать свидетеля?

— Да.

— Кто?

— Ваша честь, — обратился к судье Гамильтон Бюргер с наигранной дрожью в голосе, дабы дать понять, что его терпение уже на пределе, — к чему все эти мелкие, не относящиеся к делу детали? Свидетель опознал эту женщину. Так ли важно, кто велел ему указать на нее пальцем? Я готов признать, что именно я, когда мы обсуждали со свидетелем дело, посоветовал указать на обвиняемую пальцем, если она окажется той женщиной, которую он видел. Я беру на себя ответственность за это.

И Гамильтон Бюргер одарил зрителей сияющей улыбкой.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон, обращаясь к Бюргеру. — Я ничуть в этом не сомневался.

И он снова повернулся к свидетелю.

— Так, значит, это окружной прокурор вас научил, что вы должны делать во время дачи показаний? А не сказал ли он вам, что вы должны говорить?

— Ваша честь! — вскричал Гамильтон Бюргер. — Это же полное нарушение процедурных правил. Это не существенно, не относится к делу, и защитник не имеет никакого права задавать подобные вопросы.

— Возражение отклонено. Отвечайте на вопрос защитника, — сказал судья.

— Ну… он сказал мне, чтобы я отыскал глазами эту женщину и указал на нее пальцем, когда буду о ней говорить.

Бюргер вспыхнул и медленно опустился на краешек стула, всем своим видом показывая, что он в любой момент готов вскочить и отстаивать, с одной стороны, права человека и достоинство окружного прокурора — с другой.

— Какого цвета чулки были на той женщине? — спросил Мейсон.

— Не знаю. Я не заметил, как она была одета.

— Какая юбка?

— Я уже вам сказал, что не заметил, но, по-моему, вроде темная… Точно не скажу.

— Какого цвета туфли?

— Не знаю.

— Была ли на ней шляпка?

— Кажется, была.

— Вы помните, какого цвета?

— Нет.

— Похоже, вы не очень-то хорошо ее рассмотрели.

— Я не рассмотрел ее одежду, но я рассмотрел лицо. Она поставила машину на стоянку, а потом решила взять такси. Это необычно, вот я ее и запомнил.

— А разве вы не знаете, что довольно много людей предпочитают не водить машину по улицам города И, воспользовавшись услугами платной стоянки при вокзале, для поездки по городу берут такси?

— Может, и так.

— Вы этого не знаете?

— Кто их знает… Я не спрашивал у них.

— И потому из всех ваших клиентов вы запомнили одну эту женщину?

— Да, сэр.

— Вы обратили на нее внимание, когда она уходила со стоянки?

— Да, сэр.

— А много автомобилей въезжало туда тогда?

— Порядком.

— Мистер Данверс, — сказал Мейсон, — если я правильно себе все это представляю, ваши клиенты сперва подъезжают к воротам. Вы даете им квитанцию, корешок от которой помещаете на ветровом стекле; потом получаете деньги, после этого клиент въезжает на территорию и оставляет там машину.

— Именно так.

— Значит, между получением квитанции и уходом клиента проходит какое-то время?

— Минута или две.

— А иногда и больше?

— Да.

— Стало быть, эту женщину, которую вы теперь опознали, вы впервые увидели, когда она, уже уходя со стоянки, спросила у вас о такси? Так ведь?

— Да, сэр.

— Вы обратили на нее внимание и хорошо запомнили?

— Одежду не запомнил, зато лицо помню довольно хорошо.

— О… довольно хорошо! Значит, вы не уверены?

— Думаю, что уверен.

— А почему же тогда прямо так и не сказать? Вы почти уверены?

— Да.

— Но все же не совсем уверены?

— Да нет, пожалуй, я совсем уверен.

— Так как же все-таки — почти или совсем?

— Совсем.

— Тогда зачем же вы сказали, что почти?

— Ну… Это я на тот случай, чтобы обвиняемую можно было оправдать за недостаточностью улик.

— Ах, так вы считаете, что улик недостаточно?

— Я этого не сказал, я лишь сказал, что хотел дать обвиняемой возможность оправдаться.

— Тогда, насколько я понимаю, у вас все же есть какие-то сомнения, а так как все сомнения решаются в пользу обвиняемого, то вы поэтому и сказали, что «почти» уверены. Так?

— Ну, в общем, так.

— Но тогда, — продолжал Мейсон, — так как вы только «почти» уверены, что обвиняемая именно та женщина, которая спрашивала вас о такси, и так как лишь в тот момент вы впервые обратили на нее внимание, можете ли вы с уверенностью утверждать, что это именно она сидела за рулем автомобиля Фарго?

— Скорей всего она.

— Но точно вы не знаете?

— Нет, точно я не знаю.

— Вы не уверены?

— Я думаю, только она…

— Только она могла сидеть в машине, так вы думаете? Но ее лица вы тогда не рассмотрели, верно?

— Да, не очень рассмотрел.

— Вы ведь никогда не обращаете особенного внимания на шофера, не так ли?

— Нет, почему? Иногда обращаю.

— Прекрасно, мистер Данверс, — сказал Мейсон. — Тогда опишите нам шоферов двух машин, которые приехали перед обвиняемой.

— Я не смогу их так сразу вспомнить.

— Вы даже не помните, были это мужчины или женщины, не так ли?

— Да.

— Но ведь и на эту женщину у вас не было причин обращать внимание, так как она не сказала и не сделала ничего, что показалось бы вам необычным?

— Да.

Эта женщина пробыла на стоянке несколько минут. Въезжали туда в это время другие машины?

— Думаю, что да.

— Но не можете вспомнить?

— Нет.

— Вы обратили на нее внимание, лишь когда она вышла со стоянки и спросила вас о такси?

— Да.

— И окружной прокурор сказал вам, что, когда вас вызовут на свидетельское место, вы должны будете указать на обвиняемую пальцем и сказать: «Вот эта женщина!»

— Да, — подтвердил свидетель, прежде чем Бюргер успел возразить.

—' Ваша честь, — обратился к судье Бюргер, — я прошу, чтобы этот ответ был вычеркнут из протокола, поскольку это не доказанный, а предполагаемый факт.

— Свидетель уже дал ответ, — сказал Мейсон.

— А я прошу вычеркнуть его на основании того, что предположение не есть доказательство.

— Я не вижу со стороны защитника нарушения правил, — сказал судья. — Ответ останется в протоколе.

— Но он не соответствует действительности, — запротестовал Гамильтон Бюргер. — Это не…

— Гамильтон Бюргер может принять присягу и дать показания, если он хочет опровергнуть своего собственного свидетеля, — сказал Мейсон.

— Ну, в конце концов, все это в общем-то пустяки, — с недовольной миной согласился Бюргер.

Мейсон снова повернулся к свидетелю.

— А скажите-ка, — как бы вскользь спросил он, — полицейские сначала попросили вас описать эту женщину?

— Да.

— А потом они показали вам несколько фотографий обвиняемой?

— Да.

— Вы их внимательно рассмотрели?

— Да.

— Не просто бегло просмотрели?

— Нет, я рассмотрел внимательно.

— И сказали полицейским, что это фотографии той женщины, которая ставила у вас машину?

— Я сказал им, что ее лицо мне знакомо.

— Но вы не утверждали, что это именно она?

— Нет.

— А позже, когда вам ее показали рядом с другими женщинами, вы сразу узнали ее, так как видели на фотографии, не так ли?

— Да.

— И вы не можете с уверенностью сказать, узнали ли вы ее потому, что запомнили еще на стоянке, или потому, что вам показали ее фотографии, не правда ли?

Я думаю — и там, и там запомнил.

— И все же полной уверенности, что это она, у вас нет?

— Я уже говорил: похоже, что я ее видел.

Мейсон приветливо улыбнулся свидетелю.

— У меня все, — сказал он.

— Есть вопросы у обвинителя? — спросил судья.

— Припомните-ка, — сказал, обращаясь к свидетелю, Бюргер, — разве я советовал вам что-нибудь, кроме того, чтобы вы указали на обвиняемую пальцем, когда вас попросят опознать ее?

— Нет, больше ничего.

— У меня все.

— Одну минуту, — сказал Мейсон, когда свидетель двинулся с места. — Есть еще несколько вопросов у защиты.

Свидетель остановился.

— Как долго продолжался ваш разговор с Гамильтоном Бюргером, во время которого он посоветовал вам указать на обвиняемую пальцем?

— Я думаю, с полчаса.

— О чем же вы говорили?

— Минутку, ваша честь, минутку, — сказал Гамильтон Бюргер. — Так нельзя. Этот вопрос несуществен и не имеет отношения к делу. Он относится к числу сведений, не подлежащих оглашению.

— Ваша честь, — сказал Мейсон. — Только что Гамильтон Бюргер спрашивал свидетеля о том, что было ему сказано во время беседы. Это повторный допрос обвинения. Но, согласно правилам, если обвинение задает вопрос, касающийся части беседы, противная сторона вправе спросить обо всей беседе. На основании этого правила я хочу знать все, что было сказано.

Лицо Гамильтона Бюргера побагровело.

— Ваша честь, — вскричал он. — Я категорически протестую против подобного вмешательства в конфиденциальные беседы. Как окружной прокурор я имею полное право задавать вопросы, относящиеся к любым обстоятельствам дела.

— Вы задали вопрос, касающийся части разговора, — сказал судья. — А этот человек не ваш клиент, а лишь свидетель. Возражение отклонено.

— Продолжим, — сказал Мейсон. — Так о чем же вы говорили?

— Я сказал мистеру Бюргеру то, что говорил и здесь.

— А что советовал вам мистер Бюргер?

— Он сказал, чтобы я показал на обвиняемую пальцем, и, пожалуй, больше ничего.

— А не советовал ли он вам умолчать о чем-нибудь, если вас не спросят?

— М-м… да.

— О чем же? — спросил Мейсон.

— О том, что у той женщины не было с собой багажа.

— О, понятно, — сказал Мейсон. — Когда она уходила со стоянки, у нее в руках ничего не было?

— Ничего, кроме маленькой кожаной сумочки.

— Вы уверены в этом?

— Да.

— И Гамильтон Бюргер сказал, что вы не должны упоминать об этом, так ведь?

— Да, если меня не спросят.

— Благодарю вас, мистер Данверс, — саркастически произнес Мейсон. — У меня все.

— Вопросов нет, — пробормотал Гамильтон Бюргер и поспешно вызвал следующего свидетеля.

Им был летчик, который рассказал, что его нанял мужчина для того, чтобы он доставил пассажирку в Бэ-керсфилд. Ему сказали, что женщине необходимо быть на автобусной станции в час пополудни. Лицо женщины было скрыто густой вуалью, и он не разглядел его, но одежду запомнил. Он обратил на нее внимание главным образом из-за вуали. Он также запомнил фигуру этой женщины и ее внешний облик.

— Видите ли вы в зале суда какую-нибудь женщину, чья фигура и внешний облик напоминают вам пассажирку, которую вы отвозили в Бэкерсфилд? — спросил Гамильтон Бюргер.

— Да, сэр.

— Где она?

— Если мистер Бюргер велел вам показать на нее пальцем, то не смущайтесь, показывайте, — вставил Мейсон.

— Он не велел мне на нее показать, — ответил свидетель, — он лишь велел мне сказать: «Это обвиняемая».

Взрыв смеха в зале.

— Но вам ведь уже показывали ее раньше, — сердито воскликнул Бюргер, — и вы сказали мне, что она похожа на ту пассажирку. Верно?..

— Минуточку, — вмешался Мейсон. — У меня есть возражение, поскольку такого рода вопрос окружного прокурора может оказаться наводящим и наталкивающим свидетеля на определенный ответ.

— Возражение принято, — сказал судья.

— Ну хорошо. Вы видели эту женщину прежде? — спросил Бюргер.

— Да.

— Это обвиняемая?

— Похожа на нее.

— У меня все, — поспешно объявил Бюргер.

— Сколько раз вы видели обвиняемую до сегодняшнего дня? — спросил Мейсон.

— Один раз.

— У меня все. Благодарю вас, — сказал Мейсон.

— Одну минутку! — вмешался Бюргер. — Свидетель не понял вопроса. Он имел в виду, что один раз ему пришлось опознавать ее. Но видел он ее дважды. Один раз на опознании и еще раз, когда она садилась в самолет. Не так ли? — спросил Бюргер, обращаясь к свидетелю.

Холодное спокойствие Мейсона резко контрастировало с возбужденным тоном прокурора.

— Я возражаю, ваша честь, — сказал адвокат, — это явная попытка со стороны окружного прокурора проинструктировать свидетеля и подсказать ему, как он должен отвечать на заданный вопрос.

— Окружной прокурор, будьте любезны ограничиваться прямыми вопросами, обращенными к свидетелю, — сказал судья.

— Хорошо, — еле сдерживаясь, произнес Бюргер. Он обратился к свидетелю: — Когда вы говорили, что уже видели эту женщину, вы ведь имели в виду… э-э… одним словом, что вы имели при этом в виду?

— Я думаю, — заметил Мейсон, — свидетель не так глуп, чтобы не догадаться, что ему ответить после подсказки окружного прокурора. Он, наверно, скажет, что видел эту женщину и до опознания.

— Да, это я и хотел сказать, — согласился свидетель.

— У меня все, — объявил Бюргер.

— Минутку, — попросил Мейсон. — Прежде чем вы уйдете, нам бы хотелось кое-что выяснить о человеке, который договаривался с вами о найме самолета. Вы узнали бы его, если бы снова увидели?

— Да.

— Вы видели его еще раз?

— Нет.

— Не смогли бы вы описать его немного более подробно?

— Ну… ему лет шестьдесят или около того, и у него была какая-то неуверенность в Движениях. Он был… ну, как пьяный, хотя от него спиртным не пахло. Может быть, он употребляет наркотики или что-нибудь такое.

— Он высокий?

— Нет, маленький и толстоватый… Я не очень-то его запомнил. Я решил, что это отец пассажирки.

— Теперь об опознании. Вам показали обвиняемую рядом с другими женщинами?

— Нет, она была одна.

— И мистер Бюргер указал вам ее?

— Отвечайте только «да» или «нет», — вставил Бюргер.

— Нет.

— Это сделали полицейские?

— Не совсем так.

— Как вас понять?

— Полицейские сказали мне, что я должен опознать одну женщину. Потом они ввели меня в камеру. Там была, кроме надзирательницы, только одна женщина.

— Вот-вот! — воскликнул Мейсон. — А не сказали они вам заодно, что вне всякого сомнения эта женщина ваша пассажирка и вам остается только это подтвердить?

— Да, что-то в этом роде. Они сказали, чтобы я не размякал и держался как можно уверенней, иначе какой-нибудь ловкий адвокат вытянет из меня все жилы, когда я буду давать показания.

— И вы сказали, что уверены?

— Нет, не сказал. Я ведь не был уверен. Я сказал, мне кажется, что это она. Только на следующий день я почувствовал, что совершенно уверен.

— Полицейские вели с вами в это время какие-то беседы?

— Вот именно.

— У меня все, — объявил Мейсон.

— Вопросов нет, — сказал Бюргер. — Вызываю следующего свидетеля.

Следующим свидетелем был водитель такси, отвозивший женщину под густой вуалью из аэропорта к автобусной станции. Он заявил, однако, что не может ее опознать, так как лицо ее было скрыто густой вуалью, и не разглядел подробно, как она была одета. Он только помнит, что это была женщина ростом около пяти футов и трех — трех с половиной дюймов, а весом примерно сто двадцать — сто двадцать пять фунтов.

— Вы слышали голос обвиняемой Миртль Ингрем Фарго? — спросил Гамильтон Бюргер.

— Да, сэр.

— Вам не показалось, что голос обвиняемой чем-то отличается от голоса женщины, которую вы доставили на автобусную остановку в Бэкерсфилд?

— Нет, сэр, мне этого не показалось.

— Можете приступить к допросу, — сказал Бюргер.

— Так вам не показалось, что их голоса несхожи? — спросил Мейсон.

— Нет, сэр.

— А чем они похожи?

— Да, в общем-то, они звучат примерно одинаково.

— Но вы не можете утверждать, что это один и тот же голос?

— Нет, наверняка не могу.

— Вы, в общем, не можете опознать ту женщину по голосу, не так ли?

— Ну… я сказал уже: я не заметил несходства между их голосами.

— Я вижу, — сказал Мейсон, — вы тоже имели беседу с Гамильтоном Бюргером, не правда ли?

— Да, конечно, я рассказывал ему то, что мне известно.

— И он спросил вас, не смогли бы вы опознать обвиняемую по голосу, так? А вы ответили, что смогли бы?

— Да.

— И тогда он сказал вам: «Я собираюсь вызвать вас в качестве свидетеля и спросить, чем отличаются друг от друга голоса этих женщин, а вы можете ответить, что они ничем не отличаются». Так это было?

— Я… не помню точно.

— Но это Гамильтон Бюргер посоветовал вам сказать, что вы не замечаете различия?

— Да.

— У меня все, — сказал Мейсон.

— И у меня все, — сказал Гамильтон Бюргер. — Моя следующая свидетельница — миссис Ньютон Мейнард, и я надеюсь, мистер Мейсон, что вы будете допрашивать ее так же подробно.

Когда миссис Мейнард выступила вперед, все. обратили внимание, что ее левый глаз забинтован. Она протянула вперед правую руку и поудобнее устроилась на свидетельском месте.

Гамильтон Бюргер задал ей несколько предварительных вопросов, а затем осведомился:

— Где вы находились двадцать второго сентября этого года?

— Утром я была в Лос-Анджелесе, а вечером — в Сакраменто.

— Каким образом вы ехали от Лос-Анджелеса до Сакраменто?

— Автобусом «Пасифик грейхаунд».

— Вы можете сказать нам, в котором часу вы выехали из Лос-Анджелеса?

— Да, могу, сэр, в восемь сорок пять.

— И в котором часу вы прибыли в Сакраменто?

— Примерно десять минут одиннадцатого вечера. По расписанию мы должны были быть в Сакраменто в пять минут одиннадцатого, но опоздали на пять минут.

— Беседовали ли вы во время этой поездки с обвиняемой Миртль Ингрем Фарго?

— Да, сэр. Беседовала.

— Когда вы в первый раз ее увидели?

— Когда она вышла из такси в Бэкерсфилде.

— До этого вы ее не видели?

— Нет, сэр.

— Вы были в автобусе на пути между Лос-Анджелесом и Бэкерсфилдом?

— Да, сэр.

— Была ли обвиняемая в автобусе на этом отрезке пути?

— Нет, ее не было.

— Вы уверены в этом?

— Да, совершенно уверена. Она приехала на автобусную станцию в Бэкерсфилде на такси. На ней была вуаль, а за рулем такси сидел мужчина, который только что давал показания.

Миссис Мейнард сжала губы с видом уверенной в своей правоте добродетели и взглянула на Мейсона так, будто хотела сказать: «Ну, принимайтесь-ка за дело. Посмотрим, как вы со мной справитесь».

— Вы разговаривали с обвиняемой? — спросил Бюргер.

— Да, сэр. Разговаривала.

— Долго?

— Да, сэр.

— Сможете вы рассказать суду, как это получилось?

— Дело в том, что по натуре я довольно любопытна. У меня общительный характер. Когда я путешествую, мне всегда хочется узнать что-нибудь новое, расширить свой кругозор. Но если я буду просто сидеть и ни с кем не общаться…

— Мы понимаем, — прервал ее окружной прокурор, — но, пожалуйста, давайте не будем уклоняться от темы, миссис Мейнард. Расскажите нам, как случилось…

— Но я об этом и говорю. И, пожалуйста, не перебивайте меня, — огрызнулась миссис Мейнард.

В зале раздались смешки, а судья широко улыбнулся.

— Продолжайте, — смущенно сказал Гамильтон Бюргер, — но, если можно, покороче.

— Мы сберегли бы гораздо больше времени, если бы вы не перебивали меня, — отрезала она. — Так на чем я остановилась? Ах да. Когда я увидела, как эта женщина выходит из машины под густой вуалью, это заинтересовало меня, и я стала за ней наблюдать. Женщина вошла в туалетную комнату и вышла оттуда уже без вуали. Когда мы садились в автобус, я заговорила с ней, а после того, как некоторые пассажиры вышли в Фресно, у меня появилась возможность сесть рядом с ней. Я так и сделала и начала с ней разговаривать. Признаюсь, мне хотелось о ней побольше разузнать, а главное, выяснить, почему она была в густой вуали.

— Вы спросили ее об этом? — осведомился Бюргер.

— Пыталась, но не представился случай. Когда я стала задавать ей наводящие вопросы, она сказала мне прямо в глаза, что едет в этом автобусе от самого Лос-Анджелеса, и я подумала: «Ах ты, врунья эдакая. Ты…»

— Неважно, что вы подумали, — остановил ее Бюргер, но в его тоне явно прозвучало торжество. — Рассказывайте только то, что она вам говорила.

— Я это и делаю. Помнится, я сказала сперва, что не хочу лезть в ее личные дела, но очень любопытна по натуре, а она ответила, мол, это ничего, она совсем не возражает, она даже рада с кем-то поговорить. До меня с ней рядом сидел мужчина, ехавший из Лос-Анджелеса, и от него так разило спиртным, что ей чуть было не стало дурно.

Я спросила: «Где же он?» Я не заметила его, а она стала оглядываться, будто его ищет, а потом сказала: «Он, наверное, вышел в Бэкерсфилде». Вышел в Бэ-керсфилде! Как бы не так! — фыркнула миссис Мейнард. — Его и в автобусе-то не было. Я ведь ехала от самого Лос-Анджелеса и отлично знаю, что никаких пьяных да и ее самой в автобусе не было.

— Вы уверены в этом?

— Да, уверена.

— Что еще случилось с вами во время пути?

— Мы сидели с ней и разговаривали, в Стоктоне она вышла, а в автобус вошли двое мужчин. Один из них все добивался, чтобы я сказала, что эта женщина ехала в автобусе от Лос-Анджелеса. Я сразу поняла, что тут что-то нечисто…

— Ваши выводы оставьте при себе, — остановил ее Бюргер. — Мы не спрашиваем вас о разговорах, которые происходили в отсутствие обвиняемой. О тех мужчинах тоже не надо сейчас говорить. Вас могут спросить о них позднее, а сейчас скажите, долго ли вы сидели рядом с обвиняемой в автобусе?

— Всю дорогу от. Фресно до Стоктона. И почти все время мы с ней разговаривали.

— Вы заметили, как она была одета? — спросил Бюргер.

— Я заметила все, что касалось этой женщины, — сказала миссис Мейнард с категоричностью человека, абсолютно уверенного в себе.

— Как же она была одета?

— Довольно скромно, так же, как я. Помню, я даже сказала, что мы с ней одеты похоже, и она ответила, что всегда так скромно одевается в дорогу, но любит, чтобы все было со вкусом. Помню, она похвалила и мой вкус, но при этом намекнула, что я старше, и мне это не понравилось. Я, может быть, и старше ее на год или на два, но уж не настолько, чтобы мне об этом говорили. Наоборот, мне всегда говорят, что я выгляжу моложе своих лет…

— Разумеется, — сказал Гамильтон Бюргер и, повернувшись к Мейсону, с насмешливым поклоном предложил: — Не желаете ли приступить к допросу, мистер Мейсон?

— О да, благодарю вас, — сказал Мейсон, поднимаясь со своего места, и с приветливой улыбкой подошел поближе к свидетельнице. — Вы и в самом деле очень моложавы, миссис Мейнард.

— Откуда вы знаете? — огрызнулась миссис Мейнард. — Я же вам еще не говорила, сколько мне лет.

— Да, конечно, — согласился он улыбаясь. — Но сколько бы вам ни было, выглядите вы хорошо. Я вижу, у вас болят глаза, миссис Мейнард?

— Да, сэр. Что-то попало мне в глаз, и началось воспаление. Приходится теперь носить тугую повязку.

— А почему тугую? — спросил Мейсон.

— Чтобы надевать очки, — пояснила миссис Мейнард. — Если бы повязка была слабая, я не могла бы надеть очки.

— Так-так, — сказал Мейсон. — Стало быть, вы носите очки?

— Да, сэр. Ношу.

— И давно вы их носите?

— Наверное, уже лет десять.

— Вы всегда их носите?

— Нет, сэр.

— Когда же вы их снимаете?

— Когда сплю и когда умываюсь.

В зале раздался смех.

Мейсон подождал, пока смех утихнет.

— Значит, в очках вы лучше видите? — спросил он.

— А что же, по-вашему, я их ношу для того, чтобы выпрямить нос?

Судья постучал молотком.

— Свидетельница, отвечайте на вопросы по существу, — предупредил он.

— Тогда пусть он спрашивает по существу, — сердито отрезала женщина, обращаясь к судье.

— Продолжайте, мистер Мейсон, — сказал тот, слегка улыбнувшись.

— Вы хорошо видите в очках, миссис Мейнард?

— Конечно.

— А когда снимаете очки?

— Естественно, хуже.

— Вот, например, — сказал Мейсон, — часы на противоположной стене зала. Можете вы сказать, который на них час?

— Конечно.

— А теперь снимите очки и посмотрите на эти часы. Вы видите стрелки?

— Одну минуту, — прервал его Бюргер. — Ваша честь, думаю, понял, — к чему клонит адвокат, но у него нет основания задавать подобные вопросы. Сперва нужно доказать, что на свидетельнице не было очков в тот период, о котором она дает показания.

— Но я была в очках, — запротестовала мисс Мейнард. — Я всегда их ношу.

— Я прошу, — сказал Мейсон, — чтобы суд мне все же предоставил право получить от свидетельницы ответ на поставленный ей вопрос. Я считаю необходимым удостовериться, насколько хорошо свидетельница видит без очков.

Судья помедлил и спросил:

— Миссис Мейнард, вы не возражаете, если на время вам придется снять очки?

— Ничуть.

Она сняла очки и, держа их в руке, взглянула на судью.

— А теперь, — повторил Мейсон, — не сможете ли вы сказать нам, который час показывают те часы, что висят на противоположной стене зала?

Свидетельница моргнула незавязанным глазом.

— Если вам угодно знать, та без очков я слепа, как сова. Ах да, я же под присягой. Ну я, конечно, не хотела сказать, что я слепая, просто без очков я очень плохо вижу. Но в автобусе-то я была в очках. Я их ни разу не сняла от Лос-Анджелеса до Сакраменто.

— Понятно, — сказал Мейсон. — Наденьте, пожалуйста, ваши очки, миссис Мейнард. Раз вы уж так зависите от них, то у вас, я полагаю, есть и запасная пара?

— Это зачем еще?

— Скажем, на случай, если эти разобьются.

— А почему они должны разбиться? — воскликнула она. — Очки не шины. Запасных с собой никто не носит.

— Значит, у вас только одна пара очков?

— Да. Разве этого недостаточно? Если надеть сразу две пары, лучше видеть не будешь. По-моему, даже наоборот.

— Но разве ваши очки никогда не разбивались и не ломались, миссис Мейнард?

— Нет, никогда.

— Значит, ваши очки двадцать второго сентября были в хорошем состоянии?

— Да.

— И это были те же самые очки, которые на вас сейчас?

Свидетельница замялась.

— Те же самые?

— А почему вы решили, что нет?

— Я ничего не решил, — сказал Мейсон. — Я вас спрашиваю, миссис Мейнард. Это те же самые очки?

— Да.

— Тогда скажите, — задал он вопрос небрежным тоном, — как могло случиться, что двадцатого сентября вы относили эти очки к доктору Карлтону Б. Рэдклиффу, чтобы заменить в них стекла?

Казалось, миссис Мейнард не была бы более потрясена, даже если бы Мейсон ее вдруг ударил.

— Ну же, — сказал Мейсон, — отвечайте на вопрос.

Свидетельница встревоженно оглянулась, будто хотела незаметно сбежать со свидетельского места. Потом облизнула губы и сказала:

— Я относила ему не эти очки.

— Но поскольку у вас нет запасной пары, какие же очки вы относили чинить?

— Минутку, ваша честь, — вмешался Бюргер, чтобы дать свидетельнице возможность взять себя в руки. — Я думаю, что это нарушает ход допроса. В конце концов, здесь ничего не говорилось об очках свидетельницы…

— Возражение отклоняется, — прервал его судья, не сводя внимательного взгляда с лица свидетельницы и жестом приглашая окружного прокурора сесть. — Миссис Мейнард, вы можете дать ответ на заданный вам вопрос?

— Почему же нет, конечно, я могу ответить.

— Так отвечайте, пожалуйста.

— Ну… в общем, я думаю, что не должна отчитываться здесь за все свои поступки.

— Вам был задан вопрос, — сказал судья Кейс, — какие очки вы относили к доктору, поскольку нам известно, что запасной пары у вас нет?

— Я отнесла к нему очки моего друга.

— Что это за друг? — спросил Мейсон.

— Я… я… Это вас не касается.

— Вы намерены ответить на вопрос? — спросил Мейсон.

Бюргер вскочил с места.

— Ваша честь, — сказал он. — Я протестую. Это уводит нас в сторону от темы. Свидетельница вполне определенно заявила, что она была в очках в течение всего того периода, о котором она дает показания. Адвокат сперва пытался нам продемонстрировать, что случилось бы, если бы очков на ней не было. А теперь он намерен увести нас еще дальше в сторону.

— Я это сделал, чтобы доказать, что в интересующий нас период на свидетельнице не было очков, — сказал Мейсон.

— Ну что ж, — согласился судья Кейс, — если у защитника есть доказательства, что свидетельница была в то время без очков, он вправе их представить.

— Конечно, — сказал ГамилЫгон Бюргер, — но свидетельница уже сообщила все, что относится к делу.

— Мистер Мейсон, — сказал судья Кейс. — Если у вас есть доказательства, что в интересующий нас период, но отнюдь не в другое время, свидетельница не носила очков или по каким-либо причинам не могла их носить, вы можете предъявить их. Приступайте.

— Когда вы в первый раз увидели обвиняемую, — обратился Мейсон к миссис Мейнард, — она была под густой вуалью?

— Да, сэр.

— Вуаль мешала вам рассмотреть ее лицо?

— Да, сэр. Именно для этого она и надела вуаль.

— Но когда она вышла из туалетной комнаты на автобусной станции, она была уже без вуали?

— Да.

— И вы в первый раз увидели ее лицо?

— Да, сэр.

— Тогда откуда вам известно, что именно она перед этим была под вуалью?

— Ну… наверно, я это определила по ее одежде.

— Можете ли вы описать ее одежду?

— Подробно — нет. Но я знаю, что это та самая женщина… знаю, и все тут.

— А вы не знаете, сколько женщин находилось в то время в туалетной комнате?

— Н-нет.

— Вы просто увидели, как туда вошла женщина в густой вуали, а потом увидели, как вышла обвиняемая, и. почему-то пришли к выводу, что это одна и та же женщина?

— Я это знаю. Я узнала ее.

— Как?

— По одежде.

— Как она была одета?

— Я уже говорила, что не могу точно сказать, как она была одета, но приблизительно помню. Я совершенно точно могу сказать, что было надето на мне, и помню, что она была одета очень похоже. Мы об этом говорили, когда…

— Вы уже рассказывали об этом, — прервал ее Мейсон, — когда вас допрашивал прокурор, но можете ля вы точно описать, как была одета обвиняемая?

— А когда я опишу, — возразила она, — вы спросите, как была одета женщина, сидевшая впереди меня, а потом — женщина, сидевшая сзади, и если я не отвечу, вы меня выставите здесь круглой дурой.

Зал грохнул от смеха.

Судья Кейс постучал молотком по столу, требуя тишины, но он и сам улыбался, когда, повернувшись к Мейсону, сказал:

— Продолжайте.

— Итак, вы не можете вспомнить, как была одета обвиняемая?

— Не могу.

— Почему же вы тогда так уверены в том, что именно она вошла в туалетную комнату под вуалью?

— Она, а кто ж еще? Когда она вышла, я, хотя сейчас и не помню, как она была одета, сразу поняла, что это именно та женщина, которая только что вошла туда в вуали. Я клянусь в этом.

— Ну а если бы в это время на вас не было очков, — сказал Мейсон, — вы могли бы узнать ее?

— Я была в очках.

— Но если бы вы были без очков, могли бы вы узнать ее? ^

— Нет.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — У меня все.

— Это была, — объявил Гамильтон Бюргер, — наша последняя свидетельница. Со стороны обвинения свидетелей больше нет.

Судья Кейс и многочисленные судейские клерки, забежавшие, чтобы послушать, как Мейсон допрашивает миссис Мейнард, были явно озадачены сообщением прокурора.

— Суд объявляет десятиминутный перерыв, — сказал судья, — после чего начнется допрос свидетелей защиты.

— Бог ты мой, Перри, — негромко сказал адвокату Дрейк во время перерыва. — Что он вытворяет, этот Бюргер? Просто водевиль какой-то.

— Нет, он ловко ведет дело, — возразил Мейсон. — Тут было сказано уже достаточно для того, чтобы уличить мою клиентку в убийстве, если защита ничего не предпримет. Сейчас главное решить — вызывать или не вызывать миссис Фарго свидетельницей. Ее единственный шанс — рассказать все как было. Но она почему-то не хочет этого делать.

— А что же было? — спросил Дрейк.

— Я считаю, что все случилось так, — начал Мейсон, — миссис Фарго собиралась в гости к матери, но перед самым отъездом поссорилась с мужем. Он присвоил часть ее личных денег, доставшихся ей по наследству, подделав счета тысяч на двадцать пять или тридцать. Думаю, что миссис Фарго поймала его на жульничестве и, возможно, пригрозила полицией, и тогда Фарго запер ее в спальне. Думаю, она была там в то время, когда я осматривал дом.

— А потом, ты полагаешь, у них дошло до драки? — спросил Дрейк.

— Да, я думаю, когда Фарго отпер дверь, он, возможно, пытался ее задушить, а она схватила нож и заколола его, не намеренно, а просто ударила вслепую, стараясь защититься. Осознав, что она натворила, она кинулась в панике вниз по лестнице, вскочила в машину и помчалась, думая, что, если успеет к автобусу, у нее будет алиби. Я считаю, она действительно первоначально собиралась лететь шестичасовым самолетом, но поездка в автобусе давала ей больше возможностей доказать свое алиби.

— Ну, а если она все это расскажет, — начал Дрейк, — тогда…

— Тогда тот факт, что она пыталась организовать фальшивое алиби и дала письменные показания, чтобы подкрепить его, безнадежно восстановит против нее публику. Если бы я только мог узнать истинный мотив ее поступков, у меня был бы шанс ее спасти.

— А ты не можешь заставить ее рассказать тебе правду?

— Нет.

— А если ты сам расскажешь здесь всю правду, как ты ее себе представляешь?

— Если бы я знал причину, по которой она ни слова не говорит мне, я мог бы что-то сделать. А так я могу лишь утопить ее еще глубже. Решат, что я придумал ей красивую версию, а в действительности она убила мужа, чтобы получить страховку.

— Большая страховка?

— Двадцать пять тысяч долларов. Как раз столько, сколько присвоил ее Муж.

— Страховка в ее пользу? Она получит проценты или всю сумму?

— Всю сумму.

— Да, нелегкая задачка! — воскликнул Дрейк. — А ты уверен, что ее алиби фальшивое?

— Идет судья, — перебил его Мейсон.

Судья Кейс, заняв свое место, обратился к адвокату:

— Есть свидетели со стороны защиты?

— Да, ваша честь. Я хочу вызвать одного свидетеля.

Лицо окружного прокурора просияло в предвкушении перекрестного допроса, которому он подвергнет миссис Фарго, но Мейсон сказал:

— Доктор Карлтон Б. Рэдклифф, вызванный повесткой в суд со стороны защиты, будьте любезны занять свидетельское место.

Хриплый, придушенный крик разорвал тишину.

Все повернули головы и увидели, что миссис Мейнард подымается с места.

— Вы не имеете права! — кричала она. — Вы не имеете права копаться в моей личной жизни и вытаскивать…

Судья Кейс стукнул молотком.

— Тихо! — крикнул он. — Порядок в зале! Зрителей попрошу не вмешиваться.

Миссис Мейнард покачнулась, судорожно закашлялась и тяжело опустилась на стул.

Мейсон задал доктору Рэдклиффу несколько предварительных вопросов, затем спросил:

— Знакомы вы с миссис Ньютон Мейнард, свидетельницей, которая только что давала показания?

— Да, сэр. Знаком.

— Видели ли вы миссис Мейнард двадцать первого сентября сего года?

— Нет, сэр. Не видел.

— А двадцатого?

— Тоже не видел, сэр.

— А разве она не отдавала вам очки для починки? — спросил Мейсон.

— Отдавала, сэр.

— Когда?

— Двадцать второго сентября.

— Двадцать второго? — воскликнул Мейсон.

Он повернулся к судье.

— Я прошу суд принять во внимание некоторые обстоятельства. Хотя этот свидетель не относится ко мне враждебно, он отказался дать мне показания на том основании, что должен соблюдать интересы своих клиентов. Он сказал, что будет отвечать лишь на прямо поставленные вопросы, и лишь в том случае, если его вызовут повесткой в суд.

— Прекрасно, — сказал Кейс.

— В котором же часу вы ее видели двадцать второго? — продолжил допрос Мейсон.

— Примерно в восемь часов утра.

— А ваш магазин открывается в восемь утра?

— Нет, сэр. Но я живу этажом выше в том же доме, где находится мой магазин. Миссис Мейнард позвонила мне в восемь утра и сказала, что у нее есть для меня очень срочная работа и она хочет знать, как скоро я смогу выточить пару линз.

Что же вы ей ответили?

— Я ответил, что раньше следующего дня вряд ли успею, и она попросила меня отослать ей очки, как только они будут готовы.

— Она лично принесла вам очки?

— Нет, через несколько минут после нашего разговора их принес посыльный.

— Что за посыльный?

— Какой-то мальчик. Я его не знаю.

— А когда вы отправили миссис Мейнард новые очки?

— Двадцать третьего, как и обещал.

— Значит, насколько я понимаю, — торжествуя, сказал Мейсон, — миссис Мейнард послала вам свои очки в начале девятого утра двадцать второго сентября и получила их обратно только на следующий день. Следовательно, если у нее не было запасной пары очков, она не могла носить очки двадцать второго. Можете задавать вопросы, мистер Бюргер.

— Одну минуточку, — сказал свидетель. — Я не знаю, был ли задан мне такой вопрос, но миссис Мейнард могла быть в очках двадцать второго. В починку были отданы не ее очки.

— Не ее? — в голосе Мейсона явно прозвучало разочарование.

Окружной прокурор довольно улыбался.

— Да, сэр, — подтвердил доктор Рэдклифф. — Очки были совсем другие.

— Вы в этом уверены?

— Конечно. Это были очки человека примерно лет шестидесяти. А для очков миссис Мейнард совсем другой рецепт.

— Вы знаете рецепт ее очков? — спросил Мейсон.

— Нет, но мне достаточно одного взгляда на ее глаза, чтобы сказать, что это не ее очки. У миссис Мейнард характерные для близоруких людей большие зрачки и очень чистая склера, или белок глаза. А те очки были, наоборот, для дальнозоркого, для человека лет шестидесяти.

— Разве вы можете определить возраст человека по рецепту его очков?

— Обычно да. По очкам можно многое узнать об их владельце. Те очки, возможно, принадлежали человеку славянского происхождения. Я бы сказал, что, судя по размерам носа, они больше похожи на мужские, нос картошкой…

— Не будете ли вы любезны нам сказать, — прервал Мейсон, явно раздраженный тем, что триумф, который, казалось, был уже в его руках, вдруг начал ускользать, — как вы можете, просто взглянув на очки, определить, что их владелец славянского происхождения?

— Ну, я же не сказал определенно, я сказал, что это. вероятно, — возразил свидетель. — Кроме рецепта линз, существует также оправа. В данных очках ширина переносицы указывает на картофелеобразный нос, а короткие дужки свидетельствуют, что этот человек обладал тем типом черепа, который обычно присущ славянам. Кроме того, могу еще сказать, что левое ухо у этого человека приблизительно на полдюйма выше, чем правое. К тому же на наружной поверхности стекол были параллельные царапины, свидетельствующие о том, что владелец очков довольно часто снимал их и клал стеклами вниз на стол.

Обычно частицы пыли не оставляют царапин на оптическом стекле, но если очки класть на твердую поверхность, где есть пыль и, возможно, частицы песка, то поверхность стекол почти наверняка будет поцарапана. В особенности у таких очков, как эти, имеющих изгиб примерно в десять диоптрий и поэтому очень выпуклых.

— Вы узнали все это по очкам?

— Да, сэр, по очкам и оправе.

— А почему вы проявили такой интерес к этим очкам? — спросил Мейсон.

— Это моя профессия.

— И что вы сделали с этими очками?

— Заменил старые стекла новыми и отправил их с посыльным утром двадцать третьего по адресу миссис Мейнард в Лос-Анджелесе.

— У меня, пожалуй, все, — объявил Мейсон.

— И у меня тоже, — сказал окружной прокурор, не скрывая улыбки. — Вопросов нет.

— Есть у вас еще свидетели? — спросил судья у Мейсона.

Мейсон покачал головой.

— При данных обстоятельствах, ваша честь, мы, возможно, не будем вызывать других свидетелей защиты. Но поскольку близится время перерыва, я бы предпочел, чтобы обсуждение этого дела было отложено до завтра.

Окружной прокурор тут же вскочил.

— Мы возражаем против того, чтобы дело откладывалось на следующий день.

— Возможно, завтра я предложу обвиняемой дать показания, — прервал его Мейсон.

Бюргер откашлялся.

— Если так, то я беру назад свое возражение.

— Очень хорошо. Значит, завтра в десять, — сказал судья Кейс. — Суд объявляет перерыв.

Глава 19

Перри Мейсон, Делла и Пол Дрейк сидели в кабинете Мейсона.

— Так что ж это у нас выходит? — сказал Дрейк.

— Черт знает что, — ответил Мейсон. — Вижу лишь, что с каждым днем наши, дела идут все хуже. Моя клиентка лжет мне на каждом шагу. Возможно, она делает это из-за сына, но нам лучше не доискиваться причин, а собрать и рассмотреть все факты с самого начала. Так вот, во-первых, эта женщина и ее муж наверняка были одновременно с нами в ресторане. Кто-то показал ей меня, причем показал только ей, а не мужу. Я готов поклясться, что Артман Фарго не имел ни малейшего представления обо мне, когда на следующее утро я зашел к нему под видом покупателя.

— Я думаю, — сказал Дрейк, — это Пьер показал тебя миссис Фарго. Все, что мы знаем об этом Пьере, наводит на мысль, что он связан с какими-то темными делами. Ну хотя бы его исчезновение после вашего с ним разговора.

— И сразу же после этого разговора, — подхватил Мейсон, — к нам с Деллой вдруг подсела совершенно незнакомая женщина и начала рассказывать историю о своем украденном и кем-то усыновленном ребенке.

— А она-то тут при чем? — спросил Дрейк.

Мейсон, возбужденно расхаживающий взад и вперед по кабинету, вдруг щелкнул пальцами.

— В этом весь ответ, — сказал он. — Здесь-то и есть ключ к загадке, но сперва я проглядел его.

— Я тебя не понял, — сказал Дрейк.

— Пол, — возбужденно воскликнул Мейсон, — я хочу выяснить все об этом давнишнем деле, о шантаже с участием Элен Хэмптон, ну, ты знаешь, о чем я говорю… О нем было написано в той вырезке из газеты, что мне прислали в ночной клуб. Нужно взять отпечатки пальцев… Хотя постой, нет времени. Нужно использовать самый короткий путь. Давай-ка подумаем.

Мейсон перестал мерить шагами пол и задумчиво остановился.

— Элен Хэмптон, Элен Хэмптон, — повторил он вслух. — Эти очки, — проговорил он задумчиво. — Миссис Мейнард готова была сквозь землю провалиться, когда зашел разговор об очках. А любовница Артмана Фарго работает в «Золотом гусе» и была женой Пьера.

Он снова щелкнул пальцами.

— Понял! — торжествующе воскликнул он. — Слава Богу, теперь все понятно!

— Что тебе понятно? — спросил Дрейк.

Мейсон, вынул из кармана записную книжку.

— Делла, вот здесь номер телефона Селцнды Джилсон. Позвони ей. Когда она подойдет к телефону, сделай вид, что ты очень взволнована. Притворись, будто бежала, задохнулась, будто ты до смерти испугана и ужасно торопишься.

Попроси к телефону Селинду Джилсон. Скажи ей, что ты подруга Элен Хэмптон, что под предлогом медицинского обследования ей ввели сыворотку правдивости и Элен все рассказывает. Потом вдруг брось трубку, испуганно вскрикнув, будто кто-то тебя застиг у телефона.

— Вот горе-то, — сказала Делла Стрит, — мне, оказывается, нужно было обучаться сценическому искусству.

— Ты им и так владеешь неплохо, — успокоил ее Мейсон.

— Я не понимаю, — сказал Пол Дрейк. — Для кого это ты расставляешь все эти сети, Мейсон?

— Для человека в очках, — с усмешкой ответил Мейсон.

Делла вставила в пишущую машинку лист бумаги, и ее пальцы ритмично застучали по клавишам. Мейсон стоял сзади нее, заглядывая ей через плечо. Он раза два кивнул, потом сказал:

— Все верно, Делла.

Делла вынула лист из машинки и, стоя у телефона, прочитала наспех составленный текст.

— Здесь есть одно слабое место, — заметил Мейсон и наклонился над текстом С карандашом в руке.

Он вычеркнул несколько слов, потом фразу, потом сделал небольшую вставку между строк.

— Сделаем вот так.

Делла Стрит снова прочитала текст.

— Действуй, — сказал Мейсон, показывая на телефон. — Звони.

В комнате стало очень тихо.

— Только бы она ответила, — прошептал Мейсон. — Только бы она оказалась дома.

Делла резко проговорила:

— Алло, это Селинда Джилсон?.. Неважно, кто говорит. Я подруга Элен Хэмптон и даже больше чем подруга. У нас с ней друг от друга нет секретов. Слушайте меня, слушайте и не перебивайте. Никто не должен знать, что я вам звоню. У нас в квартире полицейские. Под каким-то предлогом, я даже не знаю под каким, потому что меня не было в то время в комнате, они сделали Элен какой-то укол. Она, дурочка, поверила, что это какое-то медицинское исследование. А на самом деле они ей ввели сыворотку цравдивости. И она им все рассказывает. Вы, наверно, знаете о чем. Я подумала… ой! — Делла понизила голос. — Мне, похоже, нужно закругляться…

Она тихо опустила на рычаг телефонную трубку.

— Вот и прекрасно, — сказал Мейсон и, схватив шляпу, быстро выскочил за дверь.

Глава 20

Мейсон негромко постучал костяшками пальцев в дверь* квартиры Селинды Джилсон.

— Кто там? — крикнула она.

— Я, — ответил Мейсон.

— Так входи и не стесняйся. Дверь не заперта.

Мейсон распахнул дверь и вошел в квартиру.

Селинда Джилсон, прлуодетая, стояла перед огромным зеркалом. Она с улыбкой повернулась к Мейсону, и тут же на ее лице появилось выражение ужаса.

— Черт вас возьми, — воскликнула она и шагнула к креслу, через спинку которого был переброшен халат. Она накинула халат и сказала сердито, сверкнув глазами: — Как вы смеете врываться сюда таким образом? Я одеваюсь.

— Вы меня сами пригласили, — сказал Мейсон.

— Я приняла вас за другого.

— За кого?

— Не ваше дело.

Мейсон подошел к креслу, уселся поудобней и вынул из кармана сигареты.

— Закуривайте, — предложил он.

— Скажите, за кого вы меня принимаете?

— За очень привлекательную молодую женщину, — ответил он.

— А что вам нужно, для чего вы сюда заявились?

— Я прячусь, — сказал Мейсон.

— Прячетесь?

— Да.

— От кого?

— Хотите верьте, хотите нет, — сказал Мейсон, — но я прячусь здесь от полиции.

— Вы?!

— Да, я.

— Нашли где прятаться. Вы ведь теперь целиком и полностью в моей власти.

— А что вы можете мне сделать?

— Я могу вызвать сюда полицию и буду в их глазах пай-девочкой.

— Так вызовите, — сказал Мейсон.

— И вызову, а что вы думаете?

— Ну что ж, действуйте. Чего же еще ждать?

— Просто противно доносить.

— Я это знаю, — сказал Мейсон. — Звонить в полицию не в ваших привычках.

— Почему вы прячетесь? Что может иметь, полиция против вас?

— Я порядком проштрафился.

— Вы? Каким образом?

— Да так, решил сыграть ва-банк и проиграл.

— А что вы сделали?

— Пошел на риск. Я поручил работавшим на меня частным детективам во что бы то ни стало получить информацию от одной девушки.

— Кто она?

— Элен Хэмптон. Мы ее остановили, когда она вела автомобиль, и обвинили в том, что она села за руль в пьяном виде. Она, конечно, отрицала это. Мы сказали ей, что мы полицейские в гражданской одежде и возьмем на пробу ее кровь. Так как она была абсолютно трезва, она согласилась подвергнуться каким угодно тестам, и нам удалось сделать то, что мы хотели.

— А чего вы от нее хотели? — спросила девушка, глядя на него удивленно и растерянно.

— Под видом, будто бы мы берем кровь из вены, мы ей сделали укол, — ответил Мейсон, — и ввели сыворотку правдивости.

— Так, значит, вы… вы…

— Да, конечно, — согласился Мейсон, — это было нечестно, но мне необходимо было узнать правду.

Теперь она смотрела на него холодно и настороженно.

— И вы узнали правду?

— Да где там! — фыркнул Мейсон. — Ничего мы не узнали. Едва она начала говорить, как ее подруга, с которой они, как я понимаю, вдвоем снимали комнату, хитрая такая Штучка, незаметно проскользнула в холл и куда-то позвонила по телефону. Мы застукали ее за этим делом, и она тут же сообщила, что звонила в полицию.

— И что вы сделали?

— А что нам оставалось делать? — спросил Мейсон. — Смылись. Мы ведь не имели права ставить такие ловушки. Я-то пользовался недозволенными приемами уже не раз, но никогда еще не рисковал таким образом.

— Зачем вы это сделали?

— Я хотел получить ключ к загадке этого дела об убийстве.

— Но при чем тут Элен Хэмптон? Что она знает об этом?

— Из того, что она успела нам рассказать, — сказал Мейсон, — можно сделать вывод, что знает она порядочно.

— И вы хотите убедить меня в том, что вы не выудили из нее все до конца?

— Конечно, мы там пробыли так долго, как было возможно, — сказал Мейсон. — Но в конце концов она уснула. Я думаю, мы ввели ей слишком большую дозу. И все же я получил нить и мог бы продолжать работать, если бы мне удалось ускользнуть от полиции.

Селинда Джилсон задумчиво смотрела на него.

— Вы не можете здесь оставаться.

— Будьте человеком, — сказал Мейсон. — Приютите меня.

— Вы что, хотите здесь остаться насовсем?

— Пока не утихнет буря. После этого я смог бы…

— Да вы с ума сошли!

— Если на то пошло, — заметил он, — вы в этом тоже заинтересованы.

— Я заинтересована? Вы и меня пытаетесь взять на пушку?

Мейсон улыбнулся и выпустил струйку табачного дыма.

Внезапно Селинда сказала:

— Смотрите, кто-то идет сюда. Нужно его опередить.

Она кинулась к телефону. Мейсон схватил ее за руку.

— Пустите меня, — сказала она, пытаясь вырваться. — Я закричу. Я позову полицию.

— Именно это вы и собирались сделать, — сказал Мейсон. — Если я пущу вас к телефону, то вы позвоните в полицию.

— Нет. Нет! Клянусь, не позвоню. Честное слово. Я вас спрячу у себя. Я вас смогу здесь продержать несколько дней, только не нужно, чтобы этот человек знал, что вы у меня.

— Никаких звонков, — распорядился Мейсон. — Подойдите к двери и скажите ему, что вы заняты.

— Он вас прикончит.

— Ах, даже так?

— Да, так.

— Я прослежу, какой номер вы набираете, — сказал Мейсон. — И если вы звоните в полицию, я выдерну из розетки шнур.

— Да, конечно, конечно, — сказала она.

Она шагнула к телефону, но вдруг остановилась и задумчиво сказала:

— А все же подозрительно это звучит.

— Что?

— Да ваша история о том, как вы ввели Элен сыворотку. Очень уж для вас раскованно. Да и она вряд ли бы позволила… Скажите, каким образом вы узнали, что ее зовут Элен Хэмптон? Чйи письма вы перехватывали?

В дверь постучали.

Девушка посмотрела на Мейсона, как затравленное животное.

Мейсон встал, быстрыми шагами подошел к двери и рывком открыл ее.

На пороге стоял Медфорд Д. Карлин. Слащавая улыбка медленно сползла с его лица, глаза зловеще блеснули.

Правая рука Карлина потянулась к карману, и в тот же миг Мейсон, не раздумывая, ударил его в нижнюю челюсть.

Глава 21

Мейсон опустил откидную кровать, сдернул простыни и порвал их на полосы. Сделав кляп, он сунул его Карлину в рот, втащил в комнату по-прежнему бесчувственное тело, связал его по рукам и ногам, потом проверил, хорошо ли стянуты узлы.

Селинда Джилсон стояла в дальнем углу комнаты, кусая пальцы. Раза два она, как видно, хотела заговорить, но промолчала.

Мейсон поднялся с ковра и отряхнул с колен пыль.

— Ну и что вам это даст? — спросила девушка.

— Пока не знаю, — усмехнулся он. — Может быть, поможет выиграть дело об убийстве.

— Не будьте идиотом. При чем тут убийство? Артма-на убила эта ведьма, его жена, и вы знаете это.

Мейсон смотрел на туго связанную распростертую на полу фигуру, которая уже начинала шевелиться.

— Хотелось бы мне знать, в чем его роль?

— Он совсем не из той оперы.

— А может быть, у нас не та трактовка, — задумчиво произнес Мейсон.

Карлин приглушенно застонал, открыл глаза, раза два моргнул и вдруг начал барахтаться, пытаясь освободиться.

Мейсон спокойно наблюдал за ним, потом, убедившись, что узлы завязаны крепко, вновь повернулся к Селинде.

— Вам, конечно, нечего рассчитывать, что Карлин вас не выдаст, — сказал Мейсон. — Он хитер. Уж он-то всегда выйдет сухим из воды.

Карлин пытался заговорить. Но из-под кляпа послышалось только какое-то мычание.

Мейсон подошел к телефону, набрал номер коммутатора и попросил:

— Будьте любезны, полицейское управление, пожалуйста.

В то же мгновение Селинда оказалась рядом с ним и обхватила его руками.

— Ради Бога, мистер Мейсон! Я прошу, я умоляю вас. Ну пожалейте же меня.

— Оденьтесь, — резко сказал Мейсон. — И пока вы будете одеваться, решайте наконец, будете вы говорить или нет.

— Я-не делала ничего дурного, — сказала Селинда. — Я ведь просто… Ну, должна же я была как-то жить.

— И хорошая это была жизнь?

— Нет.

— Вот и я так думаю, — сказал Мейсон.

Фигура, лежащая на полу, промычала нечто нечленораздельное и отрицательно замотала головой.

— Он убьет меня, если я что-то расскажу вам, — сказала девушка.

— Делайте как знаете, — ответил Мейсон. — Сейчас у вас есть шанс. Карлин не может перебить вас. У него кляп во рту. И если вы расскажете все сами, лейтенант Трэгг, возможно, поверит вам.

— Я уже говорила вам, что это убийство тут ни при чем.

— Которое убийство? — спросил Мейсон.

— Как — которое?.. Я об одном только знаю.

Карлин снова попытался освободиться от пут.

— Не глупите, — сказал Мейсон. — Было два убийства.

— Да, я знаю, но одно… но ведь одно…

— Вы о ком это?

— О Фарго, — сказала она.

— А, понятно.

— Нет, нет, я не это имела в виду…

— Что вы имели в виду?

— Ничего.

— Вы лучше все-таки оденьтесь, — сказал Мейсон.

Она подошла к гардеробу, но вдруг обернулась.

— Ладно, — сказала она. — Будь по-вашему. Это вовсе было не убийство. Это похищение детей. Вымогательство по старому способу, только на новый лад.

Карлин, лежа, принялся дубасить каблуками по полу.

Мейсон подошел к нему и, ткнув в бок носком ботинка, сказал:

— Не перебивайте даму, Карлин. Я из вас душу вытрясу, если вы будете невежливы. Продолжайте, Се-линда.

— Старый способ шантажа на новый лад, — повторила девушка. — Карлин привозил откуда-то незаконнорожденных детей. Откуда он брал их — не знаю, наверное, имел хорошую агентуру. Дождавшись, когда приемные родители привяжутся к ребенку, он устраивал так, чтобы до них дошел слух, якобы настоящая мать ребенка работает в «Золотом гусе». А дальше все шло как по маслу. Когда люди усыновляют чужого ребенка и привязываются к нему, им хочется взглянуть на мать, особенно если они считают, что могут сделать это незаметно. И вот они приходят в «Золотой гусь», а тем временем Карлин договаривается с Пьером. Пьер, проходя между столиками, незаметно делает знак, и после этого к столу подходит Элен Хэмптон, предлагая сигары и сигареты. Потом она вдруг начинает плакать и, рыдая, выкладывает всю историю о том, как у нее был ребенок, которого украли, и что она японка.

— А в ней и правда есть японская кровь?

— Еще чего! Она такая же японка, как вы, но скулы у нее высокие, темные глаза, ну а остальное — это просто грим. Поглядеть на нее внимательно при ярком свете, сразу видно, что она очень ловко и умело сделала себе раскосые глаза.

— И что же потом? — спросил Мейсон.

— А потом эти простаки решают, что усыновили его незаконно, и тогда из них уже нетрудно выкачивать деньги.

— А не случается ли так, что приемные родители отказываются от ребенка, узнав о его происхождении?

— Был лишь один случай. Понимаете, все это очень тщательно продумано, приемным родителям говорят, что у ребенка только небольшая примесь японской крови. Он на японца вовсе не похож. И если никому не говорить, никто и не узнает. Вот они и боятся, что если дело дойдет до суда, жизнь ребенка будет навечно ис-! порчена. Они боятся, что Элен на суде сообщит о происхождении ребенка, и когда он вырастет, это может помешать мальчику жениться, а девочке выйти замуж, ведь не каждый захочет породниться с азиатом.

— Значит, все они платили деньги?

— Конечно. Большие деньги. Но особенно много они стали загребать после того, как допустили одну промашку.

— И что же это за промашка?

— Не на того напоролись. Четыре года назад Карлин попытался сыграть этот номер с Фарго.

— С Фарго?

— Да. Ведь у них приемный сын. Три года тому назад они попробовали шантажировать Артмана, но не тут-то было. Фарго не сообщил в полицию, но заставил Карлина взять его в долю, й с тех пор они работали вместе. Фарго, представляясь частным детективом, начинал рыскать в окрестностях, расспрашивая соседей' об усыновленном ребенке, и родители решали, что настоящая мать выяснила, где ее ребенок. После этого Фарго и Карлин без труда вытягивали из приемных родителей огромные суммы, значительная часть которых якобы шла на адвокатов и детективов.

— А миссис Фарго?

— Она ничего не знала. Когда Фарго сообразил, в чем дело, он не проболтался жене. Она до сих пор думает, что у ее сына есть примесь японской крови. Это один из крючков, на которых он держал ее.

— Так вот оно что! — вырвалось у Мейсона. — Так вот почему она не хотела говорить. Но ведь она, наверно, знала, что ее муж связан с Карлином.

Селинда пожала плечами.

— Я думаю, она знала, что он замешан в темных делах, а в каких, ей было неизвестно. — Ее глаза вдруг сузились. — А может быть, она все выяснила! Что ж, если вам нужен мотив, узнайте, зачем Миртль убила мужа…

— Нет, он вовсе мне не нужен, — мрачно ответил Мейсон. — А вы действительно были любовницей Фарго или только сообщницей?

— Сперва была только сообщницей, — сказала она, — а потом… а, черт, такая уж я, видно, дура.

— Так это вы были в доме Фарго утром двадцать второго сентября?

— Не болтайте чепухи.

— Сидели вы в спальне на втором этаже, которую он хотел открыть, когда я заходил к нему?

— Вы что, рехнулись?

— Вы это были или не вы?

— Нет, не я, — ответила она, — и кончим этот разговор. Не знаю, что вы собираетесь пришить мне, но мне это вовсе не нравится. И вообще мне пора одеваться.

Глава 22

— Что это у вас здесь? — спросил лейтенант Трэгг.

— Еще один труп, — ответил Мейсон, указывая на связанную фигуру с кляпом во рту.

— Э, да труп, по-моему, живой! — воскликнул Трэгг.

Мейсон развязал кусок простыни, удерживавший кляп на месте.

Карлин тут же выплюнул его и выругался:

— Сукин сын!

— Кто это? — спросил Трэгг.

— Наш уважаемый друг мистер Медфорд Д. Карлин, — ответил Мейсон.

— Я, наверно, должен удивиться? — сказал Трэгг.

— А вы не удивились?

Трэгг только ухмыльнулся. Помолчав немного, он сказал:

— Я о вас очень наслышан, мистер Карлин, если вы и вправду мистер Карлин.

— Возьмите у него отпечатки пальцев, — сказал Мейсон.

— О, чрезвычайно вам благодарен, — насмешливо ответил Трэгг, — я никогда бы не додумался до этого, если бы вы не посоветовали.

— Вы ни черта мне не пришьете, — сказал Карлин. — У меня есть доказательства.

— Не сомневаюсь, — сказал Трэгг, — но только объясните нам, чье обгорелое тело было найдено в вашей спальне?

— Почем мне знать? Спросите Мейсона, это все его затеи.

— А какое отношение к делу имеет эта девица? — спросил лейтенант Трэгг, указывая на Селинду Джилсон.

— Какое отношение к делу имеете вы, Селинда? — повторил вопрос Мейсон.

— Никакого, — сказала она.

— Вы не будете против, если вам придется совершить небольшое путешествие? — спросил Мейсон.

— Так-то вы расплачиваетесь за мое гостеприимство!

— Только путешествие, — пояснил Мейсон, — и больше ничего… пока.

— Мне бы хотелось внести некоторую ясность, — сказал Трэгг. — Этим^лом все же занимаюсь я.

— Да, конечно, — сказал Мейсон, — но ведь вы заинтересованы в том, чтобы выяснить все до конца?

— Я сейчас еду в управление. Давайте снимем со старика эти тряпки и наденем ему наручники.

— Не спускайте с него глаз, — предупредил Мейсон. — Мне кажется, он может выпрыгнуть в окно.

Трэгг надел Карлину наручники и чуть смущенно сказал:

— Я обычно этого не делаю, но раз уж Мейсон говорит…

— Он вам еще и не то наговорит, — сказал Карлин. — А вы слушайте его побольше. Почему вы слушаете только его и ни о чем не спросите меня?

— Я вас спрашивал, — сказал Трэгг, — но вы ведь ничего не говорите.

— Это потому, что Мейсон не дает мне сказать ни слова.

— Мейсон рассказывал мне о деле, — возразил Трэгг.

— Конечно, — саркастически заметил Карлин. — Мейсон старается вовсю. Он только и мечтает вам помочь. Вам, а вовсе не своей клиентке, которая наняла его, чтобы спастись от виселицы.

— Ну-ка, ну-ка, — подзадорил его Трэгг.

— Мейсон сбил меня с ног, связал, засунул мне в рот кляп, так что. я не мог сказать ни слова, а потом вызвал вас, чтобы сообщить свою версию.

— А в чем состоит ваша? — спросил Трэгг.

— Я уехал из дому по делу, — ответил Карлин. — Не успел я выехать, как кто-то вошел в мой дом, поджег его и сунул в спальню чей-то труп, так что все решили, будто это я. А полиция даже не пыталась выяснить, что же произошло на самом деле.

— А вы обращались к нам в управление с такой просьбой? Что-то я вас, не видел.

— Я хотел пойти туда, когда все узнал. Но я лишь несколько минут тому назад вернулся в город.

— И сразу отправились навестить вашу девушку? — сказал Трэгг. — Собирайтесь, приятель, поехали. Мы побеседуем позже.

Мейсон галантно предложил Селинде Джилсон руку.

— Нет, благодарю вас, — сказала она. — Я обойдусь без вашей помощи.

Они все вместе спустились в лифте на первый этаж, и Трэгг подвел Карлина, которому из-за наручников трудно было передвигаться, к ожидающей их полицейской машине!

Трэгг сказал сержанту, сидящему за рулем:

Ты сядешь сзади Джо. Я поведу машину. Не спускай с него глаз. И если что, дай ему как следует.

Когда все сели в машину, Трэгг, включив красную мигалку на крыше и сирену, повел автомобиль по улице с постоянно нарастающей скоростью.

— Вы можете разок остановиться? — спросил Мейсон.

— Зачем? — осведомился Трэгг.

— Чтобы взять одного свидетеля, который…

— Не поддавайтесь на его уговоры, — умоляюще сказал Карлин. — Поезжайте в управление, выслушайте меня, и тогда вы примете решение. А этот Мейсон вам только голову заморочит.

Трэгг с улыбкой покосился на Мейсона и вдруг выключил сирену и сильно снизил скорость.

— Что это вы? — спросил Мейсон.

— Заткнитесь, — сказал Трэгг. — Я хочу подумать.

— Стоит ли утруждать себя, — вмешался Карлин. — До сих пор за вас думал Мейсон. Вы бы уж заодно отдали ему ваш полицейский значок, и дело в шляпе.

— Заткнитесь, — сказал Трэгг. — Я же сказал, что хочу подумать.

Сержант, сидевший рядом с Карлином, надавил пальцем ему на сонную артерию.

— Ох! — взвизгнул Карлин.

— Лейтенант велел, чтоб вы сидели тихо, — сказал сержант.

Трэгг ехал медленно, внимательно следя за всеми уличными знаками. Дважды Карлин пытался заговорить, и оба раза сержант заставлял его замолчать. Мейсон курил сигарету. Селинда Джилсон сидела совершенно молча с непроницаемым выражением лица. Внезапно лейтенант остановил машину и указал через дорогу на стоявшее возле обочины желтое такси.

— Вы видите эту машину, Мейсон? — спросил он.

— Ну и что?

Трэгг улыбнулся.

— Вы человек занятой, Мейсон, и я не хотел бы отнимать у вас время, которое вы так великодушно тратите на нас. Я не могу больше требовать от вас таких жертв. Садитесь в такси и поезжайте к себе в контору или куда вам вздумается.

— Вот это другой разговор, — одобрил Карлин.

— Заткнись, — посоветовал ему сержант и опять нажал на шею Карлина.

— Вы хотите докопаться до правды, Трэгг? — спросил Мейсон.

— Я это делаю.

— А вам не приходило в голову, что это была само-заЩита? — сказал Мейсон.

— Как это могло быть?

— Предположим, что Фарго вместе с Карлином участвовал в каком-то грязном деле. Предположим, он решил убить жену, выяснив, что ей известно о его делишках…

— Этот Мейсон — чокнутый, — сказал Карлин.

Сержант спросил:

— Вы разрешаете ему говорить, лейтенант?

— Пока нет, — ответил Трэгг. — Мейсон занятой человек. Ему некогда слушать, что рассказывает Карлин.

— Но если я получу доказательства, что это действительно была самозащита, — сказал Мейсон, — вы поддержите меня?

— Я никого не поддерживаю, — ответил Трэгг. — Я просто собираю доказательства. Приберегите ваши аргументы для суда.

Сержант вышел из автомобиля и открыл Мейсону дверцу. Когда полицейская машина отъехала, Мейсон перешел через дорогу и направился к желтому такси.

Глава 23

Утренние газеты сообщили, что Медфорд Д. Карлин, которого считали заживо сгоревшим во время пожара в его доме, жив! Труп человека, погибшего при пожаре, пока не опознан. Карлин утверждает, что уезжал на время по делам, инспектировать горные разработки в отдаленных районах штата. В настоящее время он задержан полицией для предварительного расследования. Ходят слухи, что, возможно, поджог дома и убийство Фарго как-то связаны между собой.

Все это вызвало новую волну интереса к делу по обвинению Миртль Фарго, и к началу заседания зал суда был заполнен до отказа.

Надзирательница ввела миссис Фарго, помощник шерифа проводил ее на место.

Мейсон наклонился к ней и быстро прошептал:

— Карлин жив!

— Да, мне уже сказали. — Ее голос звучал ровно, монотонно, равнодушно.

— Скажите, вы убили мужа защищаясь или потому, что узнали о его делах?

— Я вас не понимаю.

— Вы ведь знали, что ваш муж был замешан в темных делах с Медфордом Карлином?

— Нет.

— Вы скрываете все из-за сына, — сказал Мейсон. — Было бы гораздо лучше для вас, если бы вы…

.— Нет, нет, прошу вас, мистер Мейсон. Я вам все рассказала.

Миссис Фарго отвернулась, чтобы прекратить разговор.

В зал вошел судья Кейс.

— Ваша честь, — начал Мейсон, — на прошлом заседании я допрашивал свидетельницу обвинения миссис Ньютон Мейнард. Сейчас я хотел бы возобновить допрос в связи с появлением новых фактов, ставших известными после того, как был объявлен перерыв в судебном заседании.

— Эти факты не имеют абсолютно никакого отношения к данному процессу, — бросил реплику окружной прокурор.

— А это, — сказал Мейсон, — мы еще увидим.

Миссис Мейнард держалась теперь совершенно иначе,

чем в прошлый раз. Она вела себя осторожно, как опытный боксер в начале боя. Усевшись на свидетельское место, она дотронулась кончиками пальцев до повязки на глазу, а потом, повернувшись, взглянула на Мейсона.

— Миссис Мейнард, — сказал Мейсон, — мне хотелось бы подробнее узнать, что именно случилось с вашим правым глазом?

— А при чем тут мой глаз? — спросила она.

— Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер, — я думаю, всем нам известно, что это повреждение было получено после двадцать второго сентября. В интересующий нас период у свидетельницы были открыты оба глаза, а как мы убедились, она может видеть одним.

— Есть люди, которые могут видеть одним глазом, но не могут видеть двумя, — сказал Мейсон.

— Что вы подразумеваете под этим? — спросил Бюргер.

— Отсутствие координации, — ответил Мейсон. — Это можно установить при помощи эксперта.

— Это имеет отношение к нашему случаю? — спросил судья Кейс.

— Думаю, да, — ответил Мейсон. — Ваша честь, я считаю, что свидетельница не в состоянии видеть обоими глазами, хотя и может видеть одним, но, естественно, предпочитает не показываться на людях с повязкой.

— Ничего подобного, — огрызнулась миссис Мейнард, — я прекрасно вижу двумя глазами.

— А я думаю, нет, — уверенно ответил Мейсон.

— Что за чепуха! Я завязала глаз просто потому, что туда что-то попало и доктор велел сделать повязку.

— Какой доктор? — спросил Мейсон.

— Э-э… доктор, у которого я консультировалась.

Судья Кейс задумчиво смотрел на свидетельницу.

— Я требую проверки, — сказал Мейсон.

— Но мне нельзя снимать повязку, — возразила миссис Мейнард.

— Даже ненадолго? — подозрительно спросил судья Кейс.

— Нет, я думаю, что ненадолго можно, но все это так глупо. Если я вижу одним глазом, то почему я не могу видеть двумя?

— Ваша честь, — сказал Гамильтон Бюргер, — совершенно очевидно, что защитник, видя свой неизбежный провал, просто пытается использовать любой повод, чтобы затянуть процесс. Всем ясно, что если свидетельница была в состоянии путешествовать…

— Одно дело путешествовать, — сказал Мейсон, — а совсем другое — кого-то опознать. Ваша честь, мы потеряли уже несколько минут на пререкания. Все, что требуется от миссис Мейнард, это временно снять повязку и опознать сидящего в зале человека, который встанет с места, когда ему дадут сигнал.

— Этот человек известен ей? — спросил судья Кейс.

— Да, я убежден в этом.

— У вас есть какие-либо возражения против этой проверки? — спросил судья Кейс свидетельницу.

— Нет. Я вполне готова, — раздраженно сказала миссис Мейнард. — Если вы думаете, что можете таким образом заманить меня в ловушку, мистер Мейсон, я вас удивлю. У меня очень и очень хорошая память на лица, я ею горжусь: Если я хоть раз внимательно взгляну на человека, я никогда его не забуду.

— Одну минутку, — сказал Мейсон. Он что-то шепнул Делле Стрит, которая сидела прямо позади стола защитника.

Делла Стрит кивнула и прошла в зал.

— Могу уверить суд, — сказал Мейсон, — что я произвожу эту проверку не без оснований, я убежден, что свидетельница. не способна видеть двумя глазами, хотя она, может быть, способна видеть' одним. Будьте любезны снять вашу повязку, — обратился он к миссис Мейнард.

Делла Стрит тем временем прошла в середину зала и передала записку служащему автомобильной стоянки Перси Р„Данверсу, который сидел неподалеку от прохода.

Миссис Мейнард распутывала повязку.

— Могу я помочь вам? — заботливо спросил Гамильтон Бюргер.

— Да, будьте так любезны, — ответила она. — И я, конечно, останусь в очках. Я веды слепа, как сова, без очков. Я уже говорила вам об этом.

— Прекрасно, — сказал Бюргер, — я их держу наготове… Итак, вы сняли повязку. Ваши очки, миссис Мейнард. Ну, мистер Мейсон, действуйте, мы ждем.

На лице окружного прокурора появилась торжествующая улыбка. Мейсон кивнул Перси Данверсу и сделал знак. Тот встал.

— Кто этот человек? — спросил Мейсон.

Миссис Мейнард, внимательно всмотревшись в него,

почти сразу же сказала:

— Я не знаю его фамилии, но я знаю, что он работает на платной стоянке машин у вокзала.

— Вы в этом уверены? — спросил Мейсон.

— Совершенно уверена, — отрезала она.

— Вы его там видели?

— Да.

И помните, что это он вас обслуживал?

— Да, конечно, я… — Она внезапно осеклась.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Я… я немного ошиблась, — поправила она. — Я хотела сказать, что мне показали этого человека здесь в коридоре как одного из свидетелей по делу.

— Теперь, Данверс, — внезапно ₀др, ервал ее Мейсон, — я хочу задать вам вопрос, на который вы можё-те ответить, стоя там, где вы сейчас стоите. Не эта ли женщина поставила утром двадцать второго сентября к вам на стоянку машину и спросила у вас о такси. Подумайте хорошенько.

— Ничего подобного я не делала, — резко сказала миссис Мейнард. — Я там вовсе не была. Я никогда не видела этого человека до того, как мне показали его в суде. Он никогда меня не видел. Я…

— Тогда почему вы заявили, что видели этого человека на платной стоянке? — спросил Мейсон.

— Потому что я… я перепутала. И… потом я ставила когда-то там машину. Я видела его там раньше, в другой раз, задолго до двадцать второго сентября.

— Эту женщину вы видели? — обратился Мейсон к Данверсу.

— Ей-богу, не знаю, — ответил тот. — Вроде бы ее.

— Она очень на нее похожа?

— Да, очень похожа.

— Минутку, — выкрикнул Гамильтон Бюргер. — Все это совершенно не по правилам. Защитник допрашивает сразу двух свидетелей одновременно. Так мы ни к чему не придем.

— Наоборот, — прервал его Мейсон, повысив голос. — Мы придем к решению дела, ваша честь. Найдем ответ, крторый объяснит нам все факты.

Судья Кейс застучал молотком.

— Давайте-ка придерживаться порядка.

Тем временем миссис Мейнард поспешно пристраивала повязку на глаз.

— Одну минуту, миссис Мейнард, — сказал Мейсон, — прежде чем вы наложите повязку, мне бы хотелось показать вас глазному врачу, случайно оказавшемуся здесь. Вы не возражаете, если доктор Рэдклифф взглянет на ваш глаз?

— Никакой доктор мне не нужен.

— Но я не замечаю ни малейших признаков воспаления, — настаивал Мейсон.

— Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер, — все это совершенно не относится к делу.

— Нет, очень даже относится, ваша честь, — рассмеялся Мейсон. — Свидетельница показала нам под присягой, что у нее воспален правый глаз. Только что всем нам тут представилась возможность увидеть этот глаз. Я убежден, что и. доктор Рэдклифф тоже его видел, и думаю, все подтвердят, что не заметили ни красноты, ни воспаления, ни…

— Все уже прошло. Глаз почти не болит, — сказала миссис. Мейнард.

В наступившей тишине внезапно прозвучал голос Перси Данверса:

— Да, теперь я вспомнил: это именно та женщина.

Глава 24

Войдя в контору, Мейсон зашвырнул в шкаф шляпу, обхватил за талию Деллу Стрит и весело закружил ее вокруг себя.

— Что случилось? — спросила Делла.

— Да вот, — объявил Мейсон, — загадка наконец-то решена, и оказалась столь простой, что удивительно, как я не додумался гораздо раньше.

— Для меня все это по-прежнему темный лес, — сказала Делла Стрит.

— Послушай, как было дело, — начал Мейсон. — Карлин, — Фарго и Пьер Ларю были сообщниками. Элен Хэмптон помогала им, но она гораздо меньше знала о деле. Эти мошенники, Заплатив какую-то безделицу матерям, забирали у них незаконнорожденных детей, передавали их за кругленькую сумму приемным родителям, а после того, как те привязывались к ребенку, заманивали их в «Золотой гусь», и там на сцену выступала Элен Хэмптон. Миртль Фарго узнала, что ее муж замешан в каких-то темных делах с Карлином, но ей не приходило в голову, что эти дела как-то связаны с шантажом, объектом которого она сама была три года назад. До сегодняшнего дня она думала, что у ее сына и в самом деле есть примесь японской крови. Вот в чем была причина, по которой она не говорила правду! Она хранила вырезку, в которой рассказывалось о преступной деятельности Элен Хэмптон, — и была так наивна, что надеялась напугать Карлина и вынудить его отпустить ее мужа. Бедняжка думала, что муж и сам этого хочет. В тот вечер в ночном клубе кто-то показал меня

Миртль Фарго. Миртль немедленно решила действовать и под каким-то предлогом ушла домой, достала спрятанные деньги и газетную вырезку. Эта вырезка была ее заветным козырем. Она вынула ее из сейфа мужа и выскользнула из дома. Попросив одного из соседей, которого она хорошо знала, отнести конверт в «Золотой гусь», она отправилась в аптеку, чтобы позвонить мне. Вскоре после этого явился Фарго и, не застав дома жену, заподозрил неладное. Он тут же бросился к сейфу. Деньги оказались на месте, но все было перевернуто, и исчезла вырезка об Элен Хэмптон. Он подумал, что жена, наверное, пошла звонить в ближайшую аптеку. Может, матери, а может быть, в полицию. Куда — он не знал, но он испугался. Застав ее в аптеке, он решил, что перехватил ее вовремя и она еще никому не звонила. Дома он сразу же уведомил по телефону Карлина и Пьера, что его жена что-то затеяла. А затем пакет доставили мне в ночной клуб, и, когда мы разговаривали с Пьером, Элен Хэмптон приняла нас за супружескую пару, которую они в тот вечер собирались шантажировать.

— Как мило!

— Ты находишь? Пьер тотчас отозвал Элен от нашего стола, но оказалось, что уже поздно. Тогда он в панике поспешно выскользнул из клуба и помчался к Карлину, чтобы забрать свою долю и скрыться. Но Карлину казалось, что опасность не так велика. Он не отдал Пьеру денег, и они подрались. Как утверждает сейчас Карлин, он не очень сильно ударил Пьера в подбородок. Однако удар вызвал кровоизлияние в мозг, и Пьер умер.

— Так он был уже мертв, когда мы заходили к Карлину? — спросила Делла Стрит.

— Да, и тело находилось в спальне наверху в то время, когда Карлин варил нам кофе и рассуждал о красотах природы.

Делла поежилась.

— Теперь и Карлин понял, что необходимо скрыться. Он позвонил своей любовнице миссис Мейнард, чтобы она встретила его на своей машине в нескольких кварталах от его дома, потом поставил бомбу с часовым механизмом так, чтобы при взрыве загорелся бензин. Пьер Ларю, как ты помнишь, был коренастый швейцарец, лет шестидесяти, то. есть примерно того же ррзраста и такого же телосложения, как Карлин. Можно было не сомневаться, что полиция, обнаружив труп, решит, что это Карлин, погибший при пожаре.

Однако, если ты помнишь, Пьер не носил очков. А Карлин носил очки, и, так как лицо у него было несимметричное, дужки на этих очках были расположены неровно. Он снял свои очки, надел их на Пьера и выскользнул из дому прежде, чем явился второй агент Дрейка.

В доме у миссис Мейнард лежали старые очки Карлина, и она тут же отнесли их Рэдклиффу, чтобы заказать новую пару.

Ну, а Фарго?

— Фарго испугался, оказавшись замешанным в убийстве, — сказал Мейсон. — Он решил бежать утром. Уехала его жена, и Фарго опасался, что она что-то замышляет. Его встревожил разговор, бывший у них накануне вечером, а узнав, что перед отъездом жена взяла из сейфа пятьсот долларов, он струхнул еще больше. Карлин послал к Фарго миссис Мейнард, чтобы урезонить его. Когда я заходил в дом, это она сидела в спальне наверху. После моего ухода они с Фарго объяснились начистоту, и она его заколола. Она была готова на что угодно. Фарго соврал мне, что его жена улетела шестичасовым самолетом, но миссис Мейнард знала правду и решила выдать себя за миссис Фарго и оставить след, который навел бы полицейских на мысль, что миссис Фарго убила своего мужа, а затем пыталась сфабриковать фальшивое алиби. Мы дважды чуть не разрушили планы Карлина. В первый раз, когда наши агенты, наблюдавшие за домом, так быстро подняли тревогу, что пожарные сумели погасить огонь до того, как были уничтожены все доказательства. Разумеется, уже тот факт, что Карлин вложил в сейф сгоревшие бумаги, вынув оттуда все, что там хранилось, мог бы навести нас на след. Второй раз был, когда мы отправили своих агентов опросить пассажиров автобуса. Но тут преступникам повезло: в автобусе не оказалось ни одного пассажира, ехавшего до Сакраменто от самого Лос-Анджелеса, и обман миссис Мейнард было некому разоблачить.

— Как вы захватили Карлина? — спросила Делла Стрит.

— Карлин виделся с Селиндой Джилсон, — сказал Мейсон, — бывшей женой Ларю. Она не знала об убийствах и лично не участвовала в шантаже. Не зная о миссис Мейнард, она завела любовную интрижку с Карлином. Когда Карлин скрылся после пожара, она решила, что он пытается спрятаться от какой-то женщины, и рада была помочь ему. А когда вы позвонили ей и сказали, что Элен Хэмптон выдала своих сообщников, она немедленно уведомила Карлина. Карлин тут же примчался к ней и неожиданнЬ наткнулся на меня. Если бы я не ударил его первым, он бы пристрелил меня.

— А как вы догадались, — спросила Делла, — что это именно миссис Мейнард села в автобус в Бэкерсфилде?

Мейсон рассмеялся.

— Это было так просто, что я догадался бы гораздо раньше, если бы не убедил себя, что Миртль Фарго убила мужа, защищаясь. Во-первых, миссис Мейнард примерно такого же роста, телосложения и возраста, как и Миртль Фарго. Кроме того, она сама все время повторяла, что их одежда была очень похожа. Рассказ пилота о мужчине, который нанял самолет, и о его неуверенных, как бы ощупью, движениях наводил на мысль о человеке, потерявшем очки. Вспомнив, что миссис Мейнард заказывала очки для приятеля, и вспомнив описание этого приятеля, я решил, что он не кто иной, как Карлин, а миссис Мейнард — его сообщница. Далее: женщина, которая села в автобус в Бэкерсфилде, носила вуаль, а сама миссис Мейнард явилась в суд с повязкой на глазу. Почему? Да потому, что боялась быть узнанной! Чтобы заставить ее снять повязку, я сделал вид, будто не верю, что она может видеть обоими глазами. Миссис Мейнард попалась на удочку, да к тому же еще выдала себя, опознав служителя с платной стоянки.

— Здорово вы повернули это дело, шеф, — сказала Делла Стрит. Ее глаза сверкали.

Мейсон кисло поморщился.

— Я проявил некоторую изобретательность, стремясь спасти клиентку. Но если бы в руках у меня были средства, которыми располагает полиция, это избавило бы меня от многих хлопот.

— Но полиция немногого добилась в этом деле, хоть и располагает всеми средствами, — сказала Делла.

Я уже позже выяснил, — усмехнулся Мейсон, *-что лейтенант Трэгг успел снять^отпечатки пальцев у человека, найденного при пожаре в доме Карлина. Их проверили по полицейской картотеке и выяснили, что покойный — некто Джон Лансинг, он же Пьер Ларю, участвовавший вместе с Элен Хэмптон в шантаже.

— Так, значит, Трэгг все знал, — сказала Делла, — и все же допустил, что Миртль Фарго обвинили в убийстве?

— Нет, он кое-чего не знал, — ответил Мейсон. — Во-первых, он не знал, не является ли имя Медфорд Д. Карлин еще одним из псевдонимов Лансинга. К тому же он ошибочно предполагал, что я открыл сейф Фарго, чтобы вынуть оттуда какие-то документы, компрометирующие мою клиентку. Все это вместе и заставило его потерять уйму времени, идя по ложному следу.

— Но вы и в самом деле открывали сейф.

— Тс-с, что за выражения, — сказал Мейсон. — Я лишь отпер замок.

— Прошу прощения, — послушно извинилась Делла Стрит.

— А жаль, что я раньше не узнал об этих отпечатках.

— Но ведь должны же вы были хоть что-то сделать, — сказала Делла Стрит, — чтобы оправдать свои пятьсот семьдесят долларов.

Предисловие

Джордж Баргес Маграф оказал огромное влияние на развитие судебной медицины и раскрытие преступлений.

Его жизнь — прекрасный пример влияния личности на жизнь многих других людей.

Мои читатели помнят, что я писал о Френси д’Ли, легендарном человеке, одной из основателей отделения судебной медицины в Гарвардской медицинской школе. Эту женщину в ее семьдесят лет уважала вся полиция. Она была крупным авторитетом в расследовании уголовных преступлений, и ее назначили капитаном нью-гемп-ширской полиции.

Под влиянием идей доктора Маграфа капитан Френси д’Ли заинтересовалась судебной медициной. Она разработала известные способы раскрытия преступлений, и теперь сотни офицеров способны отличить убийство от смерти по неизвестной причине.

Одной из особенностей доктора Маграфа была его преданность истине. В своей записной книжке он написал цитату из трудов доктора Поля Броурделя, одного из пионеров судебной медицины.

Вот эта цитата:

«Если закон сделал вас свидетелем, оставайтесь человеком науки: вы не должны поддаваться эмоциям, вы должны свидетельствовать только в рамках науки».

У доктора Маграфа было особое чутье на драматизм событий. Он был высок и широк в плечах, носил длинные волосы. Одним из его любимейших развлечений была гребля на байдарке на Чарльз-Ривер.

В нем было что-то неотразимое, в сложных ситуациях люди неизменно чувствовали его превосходство, причем без всяких усилий с его стороны. Он был пылким и честным следователем.

В течение всей своей жизни (1870–1938) он расследовал около двадцати тысяч дел, связанных с необъяснимыми смертями, и наука о раскрытии преступлений в огромной степени обязана доктору Маграфу. Его лозунг был: «Правда, Аккуратность, Эффективность и Научная Достоверность». Многие идут по его стопам и помогают тем, кто заблудился в лесу предрассудков. Каждый честный следователь выполняет его заветы.

И поэтому я посвящаю эту книгу памяти доктора медицины Джорджа Баргеса Маграфа.

Эрл Стенли Гарднер

Глава 1

Делла Стрит, личный секретарь Перри Мейсона, первая обратила внимание юриста на любопытную заметку;

— Чему ты улыбаешься? — спросил Мейсон, глядя на газету, которую держала Делла.

— Это вас заинтересует.

— Что именно?

— Призрак в образе обольстительной девушки, который видели прошлой ночью в парке Сьерра-Виста.

— Ты действительно заинтересовала меня.

Мейсон взял у Деллы газету и прочел заголовок:

«ПРИЗРАК ПУГАЕТ ПРОСТАКОВ. ДЕВУШКА С ЗАВОДНОЙ РУКОЯТКОЙ ПРЕСЛЕДУЕТ ЕГО».

Заметка была сенсационной и к тому же написана с юмором. Вот что в ней говорилось:

«Ночь выдалась восхитительной. Светила полная луна. Воздух был напоен ароматом свежей зелени. Двадцативосьмилетний Джордж Бальмонт с Западной Вудвейн-стрит и Диана Фолей сидели в машине и любовались луной. Неожиданно появился призрак в прозрачном одеянии, сквозь которое просвечивало тело, и направился к машине.

По утверждению Джорджа, призрак передвигался в классическом танце. Возмущенная Диана тоже описывала это событие, но по-другому, видимо, потому, что придерживалась Другого взгляда.

— Мы беседовали в машине, — заявила Диана офицеру Стенли, патрулировавшему в парке, — когда неизвестно откуда появилась голая девчонка и стала завлекать моего парня. Она не танцевала, а просто шла, вихляя задом.

— Она привлекательна? — спросил офицер.

— Называйте- ее привлекательной, если хотите, — фыркнула Диана. — Она вот именно что вихлялась…

— А что сделал Джордж?

— Он сказал: «Смотри!» — и стал вылезать из машины. А потом я начала действовать.

— Что же вы сделали?

— Я схватила первый попавшийся в руки предмет и сказала, что научу ее, как расхаживать голой и отбивать моего парня.

По словам полиции, этим первым попавшимся в руки предметом оказалась заводная рукоятка, которая может нанести опасные телесные повреждения, и потому в глазах закона является оружием.

' Дух, однако, не казался испуганным. Он был слишком занят своим танцем. Тогда Диана выскочила из машины и набросилась на призрак, завязалась драка с воплями и дикими криками, привлекшими внимание посетителей парка. Пришлось вызвать полицию.

Как утверждает Диана, призрак вопил от боли. По свидетельствам очевидцев, вопила сама Диана. Один из мужчин, звонивших в полицию, позднее заявил репортерам: «Это походило на вопли двух койотов в пустыне, если вы знаете, как звучат их вопли. Вы когда-нибудь слышали, как воют койоты в пустыне? Так вот, я подумал, что кого-нибудь убивают или сжигают живьем».

Призрак, названный Джорджем «фигурой не из этого мира», победил человека, и Диана со своей рукояткой сбежала в машину.

Полиция, однако, была вознаграждена за вызов, полученный сразу от двенадцати человек, поимкой молодой женщины в плаще. В эту лунную безоблачную ночь плащ казался неуместным.

Молодая леди не захотела сообщить свое имя и адрес и на ехидный вопрос, не сошла ли она с ума, разгуливая в плаще, заявила, что она в полном порядке.

Однако в управлении выяснилось, что под плащом надета дорогая тонкая комбинация, порванная в семи местах. Так что вопрос полиции остался открытым.

Полиция поняла; что схватила «призрак», но Диана не смогла опознать женщину и отказалась разрешить Джорджу выступать в качестве свидетеля.

В связи с явной потерей памяти решено было поместить «призрак» в лечебницу, пока полиция не узнает, кто это».

— Да, интересно, — признался Мейсон. — Может быть она совершила преступление?

— Не думаю, — сказала Делла. — Кстати, в приемной вас ждет сестра призрака.

— Черт возьми! — воскликнул Мейсон. — Что ей нужно?

— Очевидно, хочет, чтобы вы заступились за призрак. Вам следовало бы принять посетительницу.

— Как зовут сестру, Делла?

— Миссис Вильям Кенсингтон Джордан. Одета хорошо и дорого.

— Ты даешь превосходные характеристики, Делла, — улыбнулся Мейсон. — Ладно, зови ее сюда, но сначала скажи, как она выглядит.

— Изящная, холеная, элегантная. Прекрасная одежда, красивые лодыжки, дорогая обувь…

— Возраст?

— Двадцать восемь — тридцать.

— Красива?

Делла, казалось, была в нерешительности.

— Несколько тонковаты губы. Она пытается исправить этот недостаток помадой и… ну, иногда это меняет выражение лица. Полные губы не идут к такому лицу. Но все же она прекрасна. И глаза у нее умные.

— Взгляну-ка я на нее: давненько интересуюсь призраками.

— Оно и видно, — хмыкнула Делла.

Миссис Джордан, стоя в дверях, испытующе смотрела на юриста.

— Это и есть мистер Мейсон, — представила его Делла Стрит.

— Благодарю вас, — наклонила голову миссис Джордан, не спуская глаз с адвоката.

— Здравствуйте, миссис Джордан, — любезно произнес Мейсон.

Она шагнула к нему и протянула руку:

— Здравствуйте, мистер Мейсон. Рада познакомиться. Вижу, вы соответствуете вашей репутации.

— Благодарю вас, — серьезно ответил Мейсон, избегая насмешливого взгляда Деллы.

Речь миссис Джордан была резкой, с точной артикуляцией тонких губ, такими же резкими были ее манеры.

— Садитесь, пожалуйста. — Мейсон подвинул клиентке удобное кресло. — И расскажите, чем обязан вашему визиту?

— Вы читали газету? — Она села в кресло, положила ногу на ногу и расправила юбку.

Мейсон мельком взглянул на Деллу и кивнул миссис Джордан.

— Следовательно, вы прочли о призраке, который устроил спектакль на выставке в парке Сьерра-Виста.

Мейсон снова кивнул.

— Похоже, вы не верите в сверхъестественное? — спросил он даму.

— Не тогда, когда это касается Элинор.

— Элинор?

— Это моя сестра. Призрак.

— Вы сообщили властям?

— Нет.

— Почему?

— Хочу сначала кое-что выяснить.

Объяснитесь конкретнее, — предложил Мейсон спокойно.

— Элинор выставляет себя напоказ, — с неприкрытой горечью сказала миссис Джордан. — К тому же она лгунья.

— Похоже, вы привязаны к своей сестре.

— Ничего подобного! Я ненавижу землю, по которой она ступает.

— Вы узнали ее по фотографии в газете? Молодая женщина с полной потерей памяти. Амнезия.

— Черт побери эту амнезию! — воскликнула дама. — Она пользуется ею всегда, когда натворит что-нибудь и желает — вернуться в семейное стадо.

— Думаю, будет лучше, если вы расскажете обо всем подробно, — предложил Мейсон.

— Около двух недель назад, — начала миссис Джордан, — Элинор убежала с Дугласом Хепнером.

— Кто такой Дуглас Хепнер?

— Бродяга, охЬтник за судьбой и мошенник.

— И вы говорите, что ваша сестра с ним сбежала? — Да.

— Чтобы выйти замуж?

— Так она сказала.

— А вы присутствовали на церемонии?

— Конечно нет. Они просто уехали. Мой муж, отец и я отправились на уик-энд, а когда мы вернулись, нашли телеграмму, где было сообщено, что они поженились.

— Откуда телеграмма?

— Из Юмы, штат Аризона.

— В Юме пышные обряды, — задумчиво сказал Мейсон. — Молодые люди частенько отправляются туда, чтобы обвенчаться.

— Возможно, из-за этой-то репутации они и ринулись в Аризону…

— Вы не верите, что они поженились?

— Не знаю, мистер Мейсон, поскольку это касается Элинор.

— Расскажите мне о себе, миссис Джордан. О себе и о ней.

— Моя девичья фамилия — Корбин. Ольга Корбин Джордан.

— Ваш муж жив?

— Да.

— Живете вместе?

— Конечно. Билл и я очень счастливы. Я пришла сюда одна только потому, что он не смог.

— Но он знает о вашем визите?

— Конечно. У меня от Билла секретов нет. Вот папа не знает подробностей. Я сказала ему, что пойду к юристу и что он не скажет ни слова ни полиции, ни репортерам.

— Вы узнали сестру по фотографии?

— Да. И другие тоже узнают ее. Поэтому-то я так и хотела вас увидеть. У нас мало времени!

— Что верно, то верно. А что нужно, чтобы я сделал?

— Элинор уже пять раз попадала в истории, и кто-нибудь вечно приходит к ней на выручку. Папа всегда прощает ее: она его любимица. Элинор избалованна и считает, что любой мужчина пойдет за ней, лишь только она шевельнет пальцем. Она чувственна и пользуется этим.

— Она очень сексуальна? — спросил Мейсон.

— Нет, но мужчины, которые вьются вокруг нее, так думают. Вы, конечно, знаете этот тип женщин?

— Как она относится к другим дамам?

— Старается обходиться без них. Ведет с мужчинами свою игру, и, поверьте, делает это умно. Конечно, ее игра льстит им, она заставляет их верить в свою исключительность. Но когда такое продолжается изо дня в день, из недели в неделю, когда вы знаете, что каждая новая жертва сосунок, вам становится противно.

— Особенно если вы с самого начала не любили ее, — сухо добавил Мейсон.

— Да, я не люблю ее. — Ольга Джордан слегка смутилась. — Ее испортил отец с самого детства!

— Ваша мать жива?

Она покачала головой.

— Вы сказали, что Элинор ваша сестра?

— Да. Я родилась, когда отцу было тридцать лет. Теперь мне тридцать, а отцу шестьдесят. Мама умерла, когда мне было пять, а в мои восемь в жизнь отца вошла эта Салли Левен.

— Мать Элинор?

— Да. Как только они встретились, Салли сразу решила поймать его, вытянуть из него все, что можно. С восторгом говорила о любви к отцу, о том, что любит каждый волос на его голове. В результате появилась Элинор. Мачеха знала, что отец любит меня и, чтобы его от меня отдалить, родила Элинор… Мне было восемь лет, и, поверьте, я ничего не понимала.

— Мачеха умерла?

— Да, неожиданно. Мне тогда было одиннадцать, но и тогда и теперь я рада, что она умерла, мистер Мейсон. Я никогда не была ханжой.

— Вы и Элинор росли вместе?

— Да, я пыталась быть ей и матерью, и старшей сестрой. Отец объяснил мне мой долг. Я делала все, что могла. В то время я еще любила Элинор. Ненавидела ее мать, но не имела ничего против сестры.

— Это пришло позже?

— Намного позже! В пять лет Элинор очень походила на мать. У нее были большие красивые голубые глаза и светлые волосы — сама невинность, ну просто ангел! Все жалели маленькую сиротку. Она стала пользоваться этим, а когда видела мужчин, ничто уже не могло ее остановить.

— Продолжайте, — задумчиво сказал Мейсон.

— Она могла бы убить этим отца, но он никогда не был в курсе ее делишек. Мы долго лгали отцу из-за Элинор. Однажды, например, мы были в отъезде, и отец считал, что она с нами.

— А ее нё было?

— Нет. Только небо знает, где она была.

— Ваш отец любил ее?

— Отец был загипнотизирован ею, так же как и ее матерью. Но я думаю, что понемногу он начал кое-что понимать

— И вы полагаете, что она — тот самый призрак?..

— Конечно! — перебила Мейсона миссис Джордан. — Я могла бы сказать это, не глядя на фотографию: это похоже на нее. Неизвестно, что там у нее случилось. Можно ожидать самого худшего. Она могла бы вернуться в семью, но чего-то боится. Она не раз выходила в лунные ночи танцевать почти обнаженной. И всегда говорила полиции, что не знает, кто она, и не помнит своего прошлого. Полиция отправляла ее в госпиталь и публиковала фотографию. Тогда на выручку приходила семья. Вызывали психиатров, и постепенно память к ней возвращалась.

Мейсон пристально смотрел на свою собеседницу.

— Почему бы вам не сходить в больницу и не опознать ее? — спросил он. — Если это игра, то все сразу раскроется. Зачем консультация юриста?

— Я пришла к вам, мистер Мейсон, потому что устала от всего этого, и особенно от того, что вытворяла Элинор в последнее время.

— Почему?

— Ну хотя бы потому, что ее выходки могут завести далеко даже такую, как она.

— А чего же вы от меня хотите?

— Чтобы вы отправились вместе со мной в больницу. Чтобы были там, когда я буду опознавать ее. Чтобы вмешались в это дело! Вы знаете, как избежать скандала, как удержать репортеров. Я хочу, чтобы вы заставили Элинор рассказать о побеге и обо всем, что случилось.

— А потом?

— А потом, чтобы вы помешали публикациям: это убьет отца.

— У вашего отца плохое здоровье?

— Он здоров, но у него особое положение. Отец ювелир, специалист по драгоценным камням. Люди верят ему: его слово надежно, как юридические гарантии. Если что-то случится, это оскорбит его. Если произойдет семейный скандал, это его уничтожит!

— И вы думаете, что Элинор могла…

— Я думаю, — перебила Мейсона дама, — что Элинор на этот раз что-то натворила особенное.

Мейсон колебался.

— Боюсь, — медленно начал он, — что ваши подозрения — всего лишь плод вашего воображения. Почему бы вам не подождать, пока…

Миссис Джордан нетерпеливо покачала головой:

— У нас мало времени, мистер Мейсон. Все возможно уладить, пока Элинор в больнице. Надо спешить!

Миссис Джордан открыла сумочку и достала продолговатый листок.

— Я знаю, что вы отличный юрист, — сказала она. — Вот чек на двадцать пять тысяч долларов.

Мейсон поднял брови:

— Обычно люди приходят к адвокату и спрашивают* сколько…

— Я знаю, — ответила она. — Но в нашем деле есть трудности и могут быть непредвиденные расходы.

— Вы хотите, чтобы я отправился с вами в больницу, а потом что?

— Я опознаю Элинор, а потом вы поговорите с ней и избавите нас от репортеров.

— Вы, конечно, опознаете в ней свою сестру? — спросил Мейсон.

— Естественно. Внешне все будет в порядке.

— А отец увидит ее?

— Не раньше, чем вы узнаете, что случилось.

— Думаете, она мне расскажет?

— Возможно, нет. Вы поговорите с ней и получите ключи. Вам понадобятся детективы. Мы, конечно, оплатим все расходы.

— Как вы думаете, что сделает Элинор?

— Я могу вам сказать точно. Она взглянет на вас и отвернется в сторону с независимым видом ребенка, который не знает, чего от него хотят. Потом я спрошу: «Элинор, ты не узнаешь меня?» Она с недоумением поднимет на меня свои большие голубые глаза, а потом они широко раскроются. Она заморгает, улыбнется, и неожиданно память вернется к ней. «Ольга, Ольга, дорогая!» — воскликнет она и обнимет меня, как утопающая своего спасителя.

— А потом? — с интересом спросил Мейсон.

— А потом на нее нахлынут воспоминания. Она вспомнит все, вплоть до своего исчезновения с Дугласом Хепнером, и тут память опять изменит ей. Она просто не знает, где была или что делала эти две недели. Спро-. сит про отца, а я объясню ей, как долго ее не было дома.

— И она не припомнит ничего о случившемся? Даже о танцах в парке?

— Она отнесется к такой информации недоверчиво.

— Да-а-а, — задумчиво протянул Мейсон, — тут нужно незаурядное актерское мастерство… Вы думаете, она сможет все это проделать?

— Она обманет любого, кроме одного человека, — ответила миссис Джордан.

— Кто же он?

— Я предупреждаю заранее, что она обманет и вас, мистер Мейсон.

Мейсон улыбнулся:

— Юристы такие циники.

— Она обманет вас! — воскликнула Ольга Джордан. — Обманет! А когда поймет, что вы готовы поверить ей, она вас загипнотизирует. Вы ведь мужчина и будете ее защищать. Не поймите меня неправильно. Я хочу помочь Элинор, потому что это-поможет семье и отцу.

— Мы пойдем в больницу сейчас? — спросил Мейсон.

— Да! — Ольга посмотрела на часы. — У нас мало времени.

Мейсон кивнул Делле Стрит:

— Я вернусь через час. Поехали!

— О да, миссис Джордан, — сказала старшая сестра. — Полиция искала вас. Их интересует, сможете ли вы опознать ее.

— Девушка очень похожа на мою сестру, — ответила миссис Джордан. — Думаю, это она и есть.

— Наверное. Было несколько звонков после публикации фотографии. Звонившие говорили, что это Элинор Корбин.'

— Элинор Хепнер, — поправила миссис Джордан. — Две недели назад она вышла замуж.

— О, понимаю. Так вы взглянете на нее, миссис Джордан? Доктор разрешил допустить вас. Он считает, что ваше появление может повлиять на пациентку и память к ней возвратится. Вы понимаете, конечно, что в таких случаях мы не можем знать, что случится. На всякий случай с вами будет сиделка. Если ваше присутствие скажется плохо, то вы уйдете. Вы, конечно, не должны досаждать ей. Но дели эмоциональное влияние вашего визита приведет к восстановлению памяти, можете действовать по обстоятельствам.

— Понимаю, — кивнула миссис Джордан.

— И пожалуйста, придерживайтесь советов сиделки.

— Конечно, но со мной пойдет мистер Мейсон, — сказала Ольга Джордан.

Сестра заколебалась:

— Я не знаю… У меня нет инструкций…

— Он обязательно должен быть со мной, — горячо заговорила миссис Джордан, — на случай, если она придет в себя и к ней вернется память. Я заметила, что несколько репортеров ждут на улице, и мистер Мейсон их остановит.

— Они нам тоже надоедают, — вздохнула сестра. — А вот и сиделка. Мирна, это миссис Джордан, сестра пациентки девятьсот восемьдесят один, с ней мистер Мейсон, юрист. Отведите их, пожалуйста, в палату и присутствуйте при опознании.

Сиделка кивнула, повернулась на каблуках.'

— Идите за мной, пожалуйста.

Не обменявшись ни словом, они поднялись на девятый этаж. Еще несколько шагов — и перед ними комната 981.

— Входите, — открыла дверь сиделка. — Идите к постели. Встаньте рядом. Наблюдайте за выражением ее лица. Если вам покажется, что она вас узнала, назовите ее по имени.

Ольга и Перри Мейсон вошли в комнату.

Молодая женщина в больничном халате лежала в постели и отсутствующим взглядом смотрела в потолок. Лицо было трогательно беспомощным.

Ольга Джордан и Мейсон направились к ней. Голубые глаза устремились навстречу и оглядели обоих.

Потом женщина резко повернулась на бок и уставилась на Ольгу. Голубые глаза изумленно расширились, шея напряглась.

— Элинор, — мягко позвала Ольга.

— Ольга! — закричала Элинор. — Дорогая моя! Я так рада тебя видеть!

Сестры обнялись.

— Бедняжка моя! — Голос Ольги дрожал.

Мейсон поискал глазами сиделку. Та улыбнулась, кивнула и направилась в угол комнаты, откуда могла все слышать, но быть невидимой для пациентки.

— Мы так давно не виделись, милая Ольга! Где я? Что это за комната?

Больная огляделась по сторонам и неожиданно заметила Перри Мейсона.

— Кто это? — спросила она.

— Перри Мейсон, адвокат. Он пришел, чтобы помочь тебе.

— Адвокат? А что такого я сделала, если мне должен помочь адвокат?

— Мы думаем, тебе лучше известно…

— Нет, мне адвокат не нужен, — возразила Элинор и улыбнулась Мейсону. — Но если бы он был нужен, я выбрала бы только вас, — любезно добавила она.

— Спасибо, — поклонился Мейсон.

— Ну, ладно, а теперь дайте мою одежду и заберите меня отсюда.

Она сбросила одеяло, открыв стройные нежные ноги, поправила на себе грубый халат.

Ольга мягко обняла сестру за плечи.

— Ты должна еще немного побыть здесь, Элинор, — сказала она.

— Где это — здесь?

— Это больница, дорогая.

— Больница? — изумилась Элинор.

Ольга кивнула.

— Но почему я здесь? Я же только недавно вышла из дому… Ах, нет. Там была автомобильная катастрофа. Какой сегодня день?

— Вторник.

— Вот как… Понятно… Мы уехали в понедельник ночью.

— Где Дуглас? — спросила Ольга.

— Дуглас?.. Боже мой, где Дуг? Ведь он вел машину! Что случилось? Он жив? Скажи Мне, Ольга. Не жалей меня! Где он? Ну скажи же!

— Не знаю, дорогая, — ответила Ольга. — Сегодня действительно вторник, но, семнадцатое, а не третье. Мы получили телеграмму из Юмы и несколько открыток, в которых было написано, что вы поженились.

— Они могли быть отосланы после аварии! Значит, Дуг невредим!

— Но что случилось, скажи?

— Понедельник… Ночь… Из темноты вьцэвался яркий свет двух больших фар, которые пытались испугать меня…

Элинор замолчала, будто споткнулась, и закрыла лицо руками.

Ольга погладила ее по голове.

— Не беспокойся, родная. Не пытайся ничего вспомнить.

— Хорошо, — послушно сказала Элинор, — я только хочу понять, что случилось. Если бы у меня был муж, он не бросил бы меня во время медового месяца. А если случилась авария, то на голове должны быть какие-нибудь синяки.

Она подняла руки и начала перебирать свои светлые волосы. Потом посмотрела на Мейсона:

— Отвернитесь, пожалуйста, я же не одета.

— Успокойтесь, — мягко сказал Мейсон. — У нас есть некоторые сомнения насчет вашей памяти.

— Кажется, я получила нокаут. — Элинор вдруг засмеялась. — Но это ничего. Многие получают нокаут. В боксе, например. Побежденный падает на ковер, как мяч. Кажется, меня тоже нокаутировали. Что писали об аварии? Кто на нас наехал?

— Нам ничего не известно, — покачала головой Ольга.

— Но это должно быть в полицейских сводках! А как случилось, что вы пришли сюда, если в газетах ничего не было?

— Я увидела твою фотографию.

— Мою фотографию?

— Мы надеялись, что вы расскажете о случившемся, — вмешался Мейсон.

— Я знаю только, что Дуг и я направлялись в Юму, чтобы пожениться… Потом я увидела перед собой эти фары, почувствовала ужасный удар… Ну а теперь я в больнице. По крайней мере, вы сказали, что это больница.

— Элинор, дорогая, — терпеливо начала Ольга, — никто не знает, что случилось на самом деле. И ты тоже. Тебя забрала прошлой ночью полиция, потому что ты танцевала в парке. На тебе был плащ, а под ним прозрачная комбинация…

— Я — в парке, без одежды? Будь я проклята! — снова засмеялась Элинор.

Ольга вопросительно подняла брови.

— Я слышала выражение «всыпать по первое число», — весело сказала Элинор, — а мне всыпали на две недели. Так вы будете моим наставником и защитником, мистер Мейсон?

— Не знаю, но, возможно, смогу вам помочь, — серьезно ответил Мейсон. — Может быть, вы вспомните что-нибудь о двух прошедших неделях?

— Ничего не могу вспомнить! Только аварию…

— Авария была две недели назад, — напомнил Мейсон.

— А потом я лежала здесь с пустой головой, люди ходили вокруг меня. Вдруг я увидела Ольгу, почувствовала какой-то толчок в голове и словно проснулась. Поверьте, я совершенно нормальна. Я могу вспомнить все, что было до аварии.

— А где она случилась? — поинтересовался Мейсон.

— Где-то по дороге к Юме.

— Вы не помните точно?

— Нет. Я пытаюсь собраться с мыслями, но чувствую, что скольжу…

— Не старайтесь ничего придумывать, — перебил больную Мейсон. — Отдыхайте.

— Спасибо, я правда немного устала.

В этот самый момент дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина. Мейсон быстро встал между ним и постелью.

— Кто вы? — спросил он резко.

Мужчина с удивлением и некоторым негодованием посмотрел на Мейсона:

— А вы? Я, например, врач, который ведет эту больную.

Мейсон вопросительно взглянул на сиделку, та кивнула.

Мейсон усмехнулся:

— А я адвокат.'Моя фамилия — Мейсон. Я уже было решил, что вы репортер.

— Они весь день осаждают нас и полицию. — Доктор повернулся к Элинор: — Вы выглядите гораздо лучше.

— Лучше? Хорошо! Мне надо идти.

— Доктор, к миссис Хепнер вернулась память, — вмешался в разговор Мейсон. — Она кажется вполне здоровой. Мы высоко ценим вашу заботу о ней, но хотим быстрее и как можно незаметнее забрать ее отсюда.

— Подождите минутку, мистер Мейсон! Эта пациентка…

— Вы, несомненно, знаете доктора Ариэля?

Врач кивнул.

— Я немедленно позвоню ему. Мы хотим, чтобы миссис Хепнер находилась под его наблюдением.

— Но полиция…

— Полиция ничего не имеет против миссис Хепнер и возражать не станет. Миссис Хепнер будет ждать от вас счет, доктор, соответствующий счет. — Мейсон подчеркнул последние слова.

— А репортеры? — мрачно спросил доктор.

Мейсон задумался.

— Скажите им, что ваша пациентка опознана и выпущена из больницы. И больше ничего. Могу вас заверить, что ваша помощь будет очень хорошо оценена.

Доктор, нахмурясь, внимательно изучал Элинор. Потом пожал плечами.

— Хорошо, если вы настаиваете… — Он открыл дверь в коридор. — Сестра, я хочу кое-что сказать вам.

Сиделка вышла следом и закрыла дверь.

— Ольга, мне нравится мистер Мейсон, — вздохнула Элинор]

Ольга не обратила внимания на эти слова.

— Мистер Мейсон, вы уверены, что знаете, что делать? — спросила она.

У меня есть хорошая идея, — сдержанно ответил Мейсон. — Если разрешите, я позвоню по телефону… Благодарю вас.

Он позвонил доктору Клоду Ариэлю, своему клиенту, и все рассказал. Подчеркнул, что, по его мнению, Элинор необходим полный покой.

— Прекрасно, — сразу понял его доктор Ариэль. — Я позвоню в больницу, где состою в штате. Договоримся о переводе пациентки в частный санаторий. Перевезем в карете «Скорой помощи». Как насчет «Пайн Хе-вена» возле Глендейла, не возражаете?

— Нет, конечно.

— Отлично. Пошлю к ней сестру и через полчаса приеду сам. Сделаю только необходимые приготовления в санатории. А полиция имеет уто-нибудь против вашей клиентки?

— Пока нет, — осторожно ответил Мейсон, — и не думаю, что будет. Но если что, я возьму ее на поруки, не беспокойтесь. Однако сейчас самое важное, чтобы к ней никого не пускали.

— Понимаю,^-— хмыкнул доктор Ариэль. — Можете на меня положиться.

Мейсон поблагодарил и повесил трубку.

Минут через десять раздался негромкий стук в дверь.

— Кто там? — спросил Мейсон.

— Я медсестра от доктора Ариэля, он прислал меня к пациентке.

Сестра вошла в комнату, быстро закрыла дверь. Она улыбнулась Мейсону и сказала:

— Вы полагаете, можно начинать?

— Конечно.

Сестра улыбнулась Элинор:

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — весело ответила та. — Я чувствую себя превосходно, пока не пытаюсь вспомнить некоторые события.

— Тогда не пытайтесь, — посоветовала сестра.

Элинор беспомощно оглянулась на Мейсона:

— Я хочу, чтобы вы помогли мне, мистер Мейсон.

— Конечно помогу, — отозвался адвокат, — а позже вы все вспомните.

— Я помню, что мы собирались пожениться, — начала Элинор. — Мы ехали в Юму: там была мать Дугласа. Он позвонил ей и — все сказал… И я тоже с ней разговаривала. У нее такой приятный голос…

— Откуда вы звонили? — спросил Мейсон!

— От заправочной станции, где брали бензин.

— А где живет его мать?

— Солт-Лейк-Сити. Боже, я не знаю адреса! Мы поехали, а там эти ужасные фары на дороге — прямо на меня… — Элинор закрыла лицо руками. — Я все думаю об этом, и у меня кружится голова. Не обращайте на меня внимания.

Сестра посмотрела на Мейсона и поднесла палец к губам, призывая молчать.

— Не думайте об этом, — мягко сказал Мейсон.

— Не могу! Мысли все время крутятся вокруг аварии.

— Через несколько минут сюда придет доктор. Он даст вам что-нибудь успокаивающее, а потом вы будете отдыхать в санатории.

Мейсон повернулся к Ольге:

— Я думаю, миссис Джордан, что теперь нам лучше уйти.

— Я тоже так думаю, — ответила вместо Ольги сестра. — Доктор велел сделать укол, если она будет волноваться.

— Не надо, — отказалась Элинор. — Я хочу уйти отсюда. Дайте мне мою одежду и скажите, что случилось с Дугласом.

Мейсон понимающе усмехнулся:

— Вам лучше отдохнуть и подождать, пока приедет доктор Ариэль.

— Но вы сказали, что я поеду в санаторий. Почему я не могу отдохнуть дома?

Элинор накрылась одеялом. Сестра торопливо встала между постелью и Мейсоном.

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Скоро придет доктор Ариэль.

— Мне не нужен Ариэль, — всхлипнула Элинор. — Мне нужен Дуг.

Сестра порылась в чемоданчике и достала пузырек со спиртом.

— Ой, боюсь! — воскликнула Элинор.

— Потерпите минуточку, — откликнулась сестра, — так велел доктор.

Она сделала укол, а потом повернулась к Мейсону и Ольге и кивнула на дверь:

— Теперь все в порядке. Я поеду вместе с больной в санаторий. Туда к ней не пустят никого, не беспокойтесь.

Мейсон взял Ольгу за руку.

— Пойдемте.

— Превосходная игра, не так ли? — нервно сказала Ольга, когда они вышли в коридор.

— Игра не игра, — ответил Мейсон, — но нам нужно все обдумать.

— Видите, она ничего не знает, была ли авария, где Дуглас… Хочет, чтобы мы нашли его. Что ж, постараемся. Мать Дугласа живет где-то в Солт-Лейк-Сити. Мне кажется, нужно туда поехать, не правда ли? Вы должны работать быстро, мистер Мейсон.

— Быстрая работа — большие деньги, — философски заметил Мейсон. — Вы готовы платить за проведение розыска?

— Мы готовы платить за все, лишь бы все было сделано быстро и основательно.

— Что ж, прекрасно. А что вы можете рассказать об этом Хепнере?

— Не очень много.

— Когда вы впервые встретили его?

— Когда возвращались домой из Европы на пароходе.

— У вас есть какие-нибудь фотографии?

— Думаю, кое-что есть. Только они, кажется, не очень удачны…

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Давайте, что есть. Принесите в мою контору. Можете описать его?

— Ну-у-у… Высокий, около шести футов, я думаю. Темные волосы и курносый нос, обаятельная улыбка, притягательная внешность.

— Возраст?

— Лет двадцать семь — двадцать восемь. Его было нельзя не заметить: обычно ведь путешествуют женщины, мужчины сидят дома. Разве только пенсионеры…

— Выговорите об этом с горечью, — заметил Мейсон.

— Да, было скучно. Отец занимался своими ювелирными делами.

— Минутку, — перебил Мейсон. — Вы же замужем. Разве ваш отец не брал в Европу вашего мужа?

— О, когда Билл хотел, отец брал и его. Но большей частью мужу нравится оставаться дома: он увлекается теннисом, гольфом, лошадьми…

— Вы оставили его и поехали с отцом?

— Ну да! Отцу нужен был кто-то из нас в качестве секретаря, чтобы вести записи, участвовать в переговорах.

— И Элинор ездила с вами?

— Элинор объездила весь мир. Она не пропускала поездок в Европу последние десять лет. Всякий раз, когда подворачивалась такая возможность, Элинор обязательно ехала.

— Где вы познакомились с Дугласом Хепнером?

— Я же сказала, на корабле.

— Что он там делал?

— Ничего. Свободный джентльмен, один из самых загадочных мужчин, которых я знаю. Никогда не говорил о себе или о своем прошлом. Мне кажется, поэтому отец и невзлюбил его: за скрытность.

— Но вы сказали, он обольстителен.

— Он кажется властным. Но дело даже не в этом. Представьте, что он играет с вами в покер. Приветлив и вежлив, но внезапно вы ловите на себе его взгляд и чувствуете, что он видит вас насквозь. Элинор помешалась на нем. Мы думали, что это просто флирт и все пройдет, как только мы сойдем с корабля…

— Но все оказалось серьезнее?

— Тяжело говорить об этом. Никто не знал, насколько это серьезно, пока они не уехали в Юму.

— И давно было это плаванье?

— Около трех месяцев назад.

— Элинор и Дуглас увлеклись друг другом на корабле?

— Дуглас болтал с каждым, он очень общителен, когда хочет, и, конечно, всех покорил.

— А после возвращения?

— Он не оставлял Элинор, пока она с ним не убежала. Сначала никто не обращал на них особого внимания, пока вдруг не стало ясно, что сестра серьезно увлечена.

— Что говорил ваш отец?

— Отцу никогда не нравился этот человек. Он инстинктивно не любил его. А отца едва ли можно считать дураком.

— Но Хепнер увез Элинор, чтобы жениться на ней?

— Очевидно. Но — повторяю! — нужно узнать, что наделала Элинор за две недели. Пока что мы знаем только, что она убежала две недели назад. Мы получили телеграмму из Юмы: они поженились, она просит простить ее, она безумно любит его, и они счастливы. Мы получили также пару открыток. Одну из Юмы, а вторую — из Лас-Вегаса.

— Значит, они отправились в Лас-Вегас?

— Видимо, да.

— А штемпели?

— Один из Юмы, второй из Лас-Вегаса.

— Вы сохранили открытки?

— К сожалению, нет. Осталась лишь телеграмма.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Принесите мне фотографии Дугласа Хепнера, телеграмму и все, что сможете найти. Я поставлю на ноги детективов. Проверим подлинность телеграммы.

— Вы доверяете своему доктору?

— Абсолютно.

— Он скроет ее от окружающих?

Мейсон кивнул:

— Конечно, кое-что просочится в газеты. Мы не знаем, что слышала сиделка и что могут узнать у нее газетчики.

— Ах, вот в чем дело! — воскликнула Ольга. — Элинор говорила все именно для газетчиков. Но когда начали говорить вы, она испугалась. Она боится перекрестного допроса и, чтобы отвлечь вас, выставила напоказ свои красивые ноги.

— Вы думаете, она нарочно?

— Боже мой, как вы наивны! — вздохнула Ольга.

Глава 3

— Дрейк у себя?

— Это вы, Мейсон?

— Да.

— Даю ему трубку.

Через секунду Мейсон услышал голос Дрейка.

— Хэлло, Пол, — сказал Мейсон. — У меня для тебя работа. Очень важная.

— У тебя все всегда важно, — проворчал Дрейк. — Ну, что там такое?

— Газеты читаешь?

— Всегда. Это часть моей работы.

— Читал о пленительном призраке в парке Сьерра-Виста?

— Ты имеешь в виду голую даму?

— Ее.

— Ну и где же тут дело для детектива? Если бы у меня был ночной бинокль и я сидел там…

— Послушай, Пол, эта история как раз для тебя. Призрака зовут Элинор Хепнер или Элинор Корбин. Она убежала из дому в начале месяца с неким Хепнером. Кажется, в Юму. Собирались пожениться.

— Могли бы и здесь, — ворчливо заметил Дрейк.

— Парочка попала в автомобильную катастрофу. Я сообщу тебе то, что знаю. Нужно узнать остальное. Слушай! После женитьбы они отправились в Лас-Вегас^ Посмотри в отелях и мотелях. И еще я хочу найти Дугласа Хепнера. Узнай, что сможешь, через паспортную службу. Как только получу его фото, передам тебе. Пошли людей по следу. Пусть узнают, что он делал, где находится и много ли у него денег. Ночью он звонил матери в Солт-Лейк-Сити. Звонил по дороге в Юму, где они останавливались для заправки. Место нам неизвестно, однако они, вероятно, выехали с полным баком и были где-нибудь в районе Ан-дайо. Проверь телефонные разговоры в Солт-Лейк-Сити. Найди мать Хепнера. Поинтересуйся, знает ли она, где сын. Узнай, почему он и Элинор разошлись. Что известно об Элинор и собирается ли Хепнер что-либо предпринимать. На Элинор времени тратить не стоит: в настоящее время она не может помочь. К твоему сведению, я ее спрятал и держу под наблюдением.

— Хорошо, — сказал Дрейк. — Когда тебе нужны данные?

— Чем скорее, тем лучше.

Глава 4

Ольгу Джордан, опоздавшую на двенадцать минут, сопровождал отец.

— Обычно я всегда пунктуальна, — извинилась она за опоздание. — Но отец захотел принести не только фотографии, но и негативы.

— Это даже лучше, — сказал Мейсон, глядя на ее отца.

Хомер Корбин был типичный полковник-южанин: худощавый, прямой, с белой, тщательно подстриженной бородкой, как у Ван-Дейка, с густыми бровями и холодным взглядом.

— Моя дочь, — с гордостью проговорил он, — достойный компаньон и компетентный секретарь, но довольно плохой фотограф. Однако фотографии все же дадут вам представление о молодом человеке. Я рад, что вы согласились помочь нам, мистер Мейсон. Думаю, что именно у Дугласа ключи к случившемуся.

— Присядьте, пожалуйста, — предложил Мейсон и добавил, обращаясь к Корбину: — Вы думаете, что-то случилось?

— Какое-то нервное потрясение привело к амнезии. Сильное нервное потрясение, — ответил полковник.

— Насколько я понял, произошла автомобильная катастрофа, — напомнил Мейсон, — так что была физическая травма.

— Да, да, я знаю. Конечно. Но моя старшая дочь Ольга очень проницательна и наблюдательна, и она хорошо знает характер Элинор. Фактически она была для Элинор скорее матерью, чем сестрой.

— Она мне так и сказала, — заметил Мейсон.

— Ольга совершенно уверена, что у Элинор было какое-то эмоциональное потрясение. Надо выяснить, что именно, и избавить девочку от страданий. Элинор очень дорога мне, мистер Мейсон, — продолжал мистер Корбин. — Надеюсь, что она не вышла замуж за этого подлеца Хепнера. Если же сделала это, то потеря памяти поможет нам аннулировать этот брак. Она же ничего не помнит! Следовательно, бракосочетание состоялось, когда она была невменяема.

— Особенно если учесть, — усмехнулся Мейсон, — что после свадьбы послала вам телеграмму.

— Это верно, — неохотно признал мистер Корбин.

— И несколько открыток, — беспощадно добавил Мейсон.

— Две, одну из Юмы, а вторую — из Лас-Вегаса.

— Они были написаны от руки?

Мистер Корбин^: погладил свою ван-дейковскую бородку.

— Мы попали в странное положение, мистер Мейсон. Я, честно говоря, не обратил внимания на почерк. Мне казалось само собой разумеющимся, что писала Элинор, но утверждать не берусь. Что касается телеграммы, то она могла быть послана кем угодно. Не поручусь, что все это не проделки Хепнера. Он мог воспользоваться ее состоянием, заставить выйти за него замуж и послать телеграмму и открытки. Они были краткими и… не похоже, что их писала Элинор: в них был некоторый элемент сдержанности.

Ольга хотела что-то сказать, но промолчала.

— А что могло заставить его жениться на вашей дочери? — спросил Мейсон.

— Я думаю, что он подлец и хам и охотник за приданым! — мгновенно вспылил полковник.

— Какие же финансовые перспективы его могли интересовать?

Корбин холодно уставился на Мейсона, потом перевел взгляд на Ольгу. Снова взглянул на Мейсона:

— По завещанию моя дорогая Элинор должна получить очень солидную сумму. Как, впрочем, и Ольга.

— Отлично, — сказал Мейсон. — Позвольте взглянуть на фотографии.

— У меня их здесь несколько, — заторопилась Ольга. — Я сама фотографировала. Вот он стоит рядом с Элинор и другой девушкой. Здесь он в группе, вот разговаривает с Элинор у борта корабля. Возможно, это фото лучше всех. Снимала сестра. Знаете, он не пропускал ни одной женщины. Вот негативы. Вы возьметесь за это дело, мистер Мейсон?

— Возьмусь! — воскликнул Мейсон. — Бог мой, да я уже полтора часа на вас работаю. Уже работают люди из Детективного агентства Дрейка. Мы пытаемся найти следы автомобильной катастрофы. Мы стараемся установить, звонила ли Элинор матери Хепнера в Солт-Лейк-Сити…

— Но вы же не знаете, откуда они звонили? — удивилась Ольга.

— Я знаю, что они останавливались для заправки, — ответил Мейсон. — Это могло быть в районе Банинга, Андайо или Бреули. Мы исследуем все эти возможности. Мы также поднимем отчеты о ночных происшествиях, проверим передвижения машин. Вы не знаете, какая у него была машина?

— Большая, с кондиционной установкой. Он ей очень гордился! „

Резко зазвонил телефон на столе Мейсона: только Делла Стрит и Пол Дрейк знали его номер. Мейсон кивнул, и Делла сняла трубку.

— Это Пол Дрейк. У него для вас сообщение.

Мейсон взял трубку.

— Хэлло, Пол, что нового?

— Кое-что есть.

— Говори, у меня в конторе клиенты, буду рад им сообщить.

— Твои подозрения оправдались, — заговорил Пол Дрейк. — Это случилось возле Андайо. В девять тридцать пять вечера второго августа. Состоялся личный разговор Дугласа Хепнера с Сади Хепнер в Солт-Лейк-Сити. Телефон: Вамбах, 98-3226.

— Ты расследовал все до конца?

— Пока нет. Торопился тебе сообщить. Полагаю, мне нужно прийти к тебе и узнать подробности этого дела.

— Хорошо, приходи, — сказал Мейсон, положил трубку и повернулся к Хомеру Корбину: — Мы напали на след матери Хепнера в Солт-Лейк-Сити. Если хотите, могу ей сейчас позвонить и узнать, где находится ее сын. А можно послать детективов, чтобы они кое-что о ней разузнали.

Ольга с отцом обменялись взглядами.

Думаю, лучше все-таки позвонить, — решила Ольга.

— Делла, свяжи меня с миссис Сади Хепнер.

Делла Стрит сняла трубку.

— Герти, дай выход в город.

Она назвала номер и попросила оператора соединить ее. Остальные ждали.

Потом Делла кивнула Мейсону. Тот снял трубку.

— Вам отвечают, — сказали со станции.

— Алло, — произнес Мейсон.

Мягкий женский голос отозвался на другом конце линии:

— Да? Слушаю…

— Это миссис Хепнер? — спросил Мейсон.

— Совершенно верно.

— С вами говорит Перри Мейсон. Меня интересует ваш сын Дуглас. Вы не можете сказать, где бы он мог быть?

— А вы звонили в Лас-Вегас? — после некоторой паузы спросил голос.

— Он там?

— Сын звонил мне из Барстоу по дороге в Лас-Вегас два или три дня назад. Это было… Я могу вам сказать точно. Это было тринадцатого августа, вечером.

— Он ехал в Лас-Вегас?

— Да, сказал, что заедет ко мне, но, как видно, не смог.

— Вы не знаете, где он остановился? Где мог бы остановиться? Или с кем он был?

— Не думаю, что смогу вам помочь в этом, мистер Мейсон. Могу я узнать, чем вызван ваш интерес?

— Можете, — Мейсон ждал подобного вопроса, — скажите только: ваш Сын женат?

— Конечно нет.

— Я думал, что Элинор Корбин…

— О да, Элинор Корбин… — сказал голос. — Он говорил мне недели две назад: сказал, что у него серьезные намерения. Но когда сын звонил из Барстоу, то был с другой девушкой, которую представил как Сьюзен. Могу я узнать, мистер Мейсон, почему вас все это так интересует?

— Я пытаюсь найти его, — объяснил Мейсон.

— А откуда вы узнали мой адрес?

— Узнал, что вы его мать, и что он поддерживает с вами отношения.

— Но кто вы такой, мистер Мейсон? Репортер?

— Нет, разумеется, нет, не волнуйтесь.

— Чем же вы занимаетесь?

— Я адвокат…

— Вы представляете интересы моего сына?

— Нет, однако я хотел бы спросить…

— Думаю, что мне не следует отвечать на ваши вопросы, мистер Мейсон. Я полагала, вы его друг. Прощайте. В другой раз буду осторожнее.

Раздались короткие гудки. Миссис Хепнер повесила трубку. Мейсон повернулся к Делле Стрит:

— Свяжись с Дрейком, пусть пошлет к ней детективов. Надо вытянуть из нее все, что можно. Пусть отправит пожилую женщину, ей будет легче узнать.

Делла черкнула в блокноте.

— Можно передать ему ваш разговор?

— Да, конечно, — кивнул Мейсон.

— Мы хотели бы узнать, что она вам сказала? — спросила Ольга, когда дверь за Деллой закрылась.

Мейсон пересказал им свою беседу с миссис Хепнер. Когда он упомянул о Сьюзен, Ольга бросила на отца быстрый взгляд.

— Вы знаете о ней что-нибудь? — заметил этот взгляд Мейсон.

— Это же Сьюзен Грандер! — воскликнула Ольга.

Брови ее отца поползли вверх, он помолчал, будто что-то обдумывал.

— Да, возможно, — сказал он наконец.

— Кто такая Сьюзен Грандер? — быстро спросил Мейсон.

— Она была с нами на пароходе. Элинор знает ее лучше, чем мы. Обычно они проводили время вместе — ходили в бар, танцевали. Думаю, она живет где-то здесь, в городе.

— Можете узнать адрес?

— Я…, Подождите-ка. У Элинор был ее адрес в записной книжке. Не помню, взяла ли она эту книжку с собой или книжка осталась на письменном столе. Сейчас позвоню Биллу.

Она попросила город, набрала номер и заговорила взволнованно и торопливо:

— Алло, Билл, это очень важно! Подожди, не задавай вопросов. Пойди в комнату Элинор, на ее письменном столе должна быть записная книжка. Взгляни, нет ли там адреса Сьюзен Грандер. Если нет, то поищи в списке пассажиров парохода.

— Мы сможем найти ее через справочную, но это сложнее и дольше, — сказал Мейсон мистеру Корбину.

Он снял трубку Другого телефона.

— Герти, позвони, пожалуйста, в вашу дирекцию, пусть узнают, нет ли в списках абонентов Сьюзен Грандер.

Через некоторое время Мейсон получил ответ:

— Я не нашла никакой Сьюзен Грандер, мистер Мейсон. Там есть С. Грандер, С.А. Грандер и С.Д. Грандер и…

— Есть! — вдруг воскликнула Ольга, напряженно ждавшая у другого аппарата.

— Не утруждайся, Герти, — сказал Мейсон. — Все в порядке.

Он повесил трубку.

— Она оказалась в списке пассажиров, — торжествующе сказала Ольга. — Там ее имя и адрес. Она живет в отеле «Белинда»… Спасибо, Билл. Мы в конторе у мистера Мейсона. Скоро вернемся домой. — Она положила трубку и обратилась к Мейсону: — Конечно, здесь нужен деликатный подход, мистер Мейсон. Нельзя просто так заявиться к молодой женщине и спросить, не проводила ли она уик-энд с мужем вашей клиентки, у которой потеря памяти.

— Мистер Мейсон сам знает, как это делается, — вмешался Хомер Корбин. — Он юрист и понимает, что мы не можем позволить, чтобы нас обвинили в клевете.

— Это, конечно, опасно, — согласился с их тревогами Мейсон. — Но не волнуйтесь, я лично займусь этим делом.

— Спасибо, — поблагодарил Корбин и встал. — Пойдем, Ольга. Я думаю, мы сделали все, что могли. У мистера Мейсона есть теперь фотографий, негатив, телеграмма, и он знает о Сьюзен. Но есть одна деталь, на которую я хочу обратить ваше внимание. Когда Элинор уходила из дома, у нее был ценный багаж. Мы иногда путешествуем, как вы знаете. А на больших кораблях сложная система хранения багажа и много одинаковых чемоданов. Поэтому я выбрал оранжевый с белыми клетками для Ольги и красный с белым чемоданы для Элинор. Такие трудно не заметить. Так что когда вы начнете искать следы пребывания Элинор в Юме и Лас-Вегасе, помните об этом.

— Благодарю вас, мистер Корбин, — наклонил голову Мейсон. — Это чрезвычайно ценные сведения. А теперь, я полагаю, следует встретиться с мисс Грандер.

— Будьте осмотрительнее, — еще раз напомнил Корбин. — И не стесняйтесь в средствах, мистер Мейсон. Платите за все, действуйте, как считаете нужным.

Глава 5

Отель «Белинда» имел вид достойный и величавый и приятно отличался от домов по соседству.

Дежурный клерк высокомерно посмотрел на Мейсона и Деллу Стрит.

— Сьюзен Грандер, — сказал Мейсон.

— баше имя?

— Мейсон.

— Инициалы?

— Перри.

Если это имя и было известно клерку, то виду он не подал.

— В настоящее время ее нет.

— А когда она будет?

— Простите, но я не могу вам сказать.

— Она что, в городе?

— Простите, сэр, ни в*чем я не могу вам помочь.

— Я надеюсь, — сказал Мейсон, — у вас есть место, где ей оставляют почту?

— Конечно.

Клерк достал из ящика лист бумаги, конверт и подал Мейсону.

«Делла! Здесь что-то подозрительное. Слишком холодно и слишком формально. Его лицо дрогнуло, когда я назвал свое имя. Останься где-нибудь, откуда сможешь наблюдать за девушкой у распределительного щита. Может быть, тебе удастся что-нибудь узнать».

Мейсон отдал записку Делле.

— Могу я попросить еще листок? — спросил он клерка.

Тот молча протянул еще листок бумаги.

Мейсон придвинул стул и сел. Делла Стрит посмотрела на распределительный щит и двинулась к нему. Клерк отошел в сторону.

«Мисс Грандер! — написал Мейсон. — Полагаю, что будет лучше, если вы встретитесь со мной, как только вернетесь в свой номер».

Он подписался, сложил записку, сунул ее в конверт и надписал: «Мисс Сьюзен Грандер».

Подошла Делла Стрит.

— Он зашел в комнату и набрал номер триста шестьдесят. Разговаривает, — тихо сказала она.

— В каком номере остановилась мисс Грандер? — спросил Мейсон, когда вернулся клерк.

— Номер триста пятьдесят восьмой, — помолчав, сообщил клерк: — Это для вас не важно, мисс Грандер обязательно получит вашу записку.

Мейсон написал на конверте номер и протянул конверт клерку.

— Отдадите ей, как только она придет, — сказал он, взял Деллу под руку, и они вместе вышли на улицу.

— Что дальше? — спросила она. — Сьюзен Грандер в номере триста пятьдесят восемь, а он звонил в номер триста шестьдесят.

— Разберемся, — неопределенно ответил Мейсон. — Мы не знаем, в каком из двух номеров живет Сьюзен.

— Если бы удалось проникнуть туда! — вздохнула Делла.

— Да-а-а… Давай-ка обойдем квартал, может, есть другая дверь… Видишь переулок?

Они свернули в переулок и вышли к тыльной стороне здания. Перед ними была широкая стеклянная дверь с надписью: «Служебный лифт».

Они вошли, Мейсон нажал кнопку. Медленно подполз лифт. Лифтер вопросительно посмотрел на незнакомцев.

— Черт возьми, нас считают отбросами, если заставляют пользоваться служебными лифтами, — негодующе сказал Мейсон Делле.

— Ничего, мы это ему припомним, — сердито откликнулась Делла.

Они вошли в кабину.

— Но я возражаю! — продолжал разговор Мейсон. — Третий этаж… — Это уже лифтеру.

— В чем дело? — спросил лифтер.

— Ни в чем, — раздраженно ответил Мейсон. — Я обычный торговец, вот и все. Главный лифт, кажется, предназначен для почетных гостей.

— Ну и что? Люди не любят смешиваться, — примирительно сказал лифтер, нажимая кнопку. — Не огорчайтесь!

Лифт остановился на третьем этаже. Мейсон и Делла вышли. Они прошли несколько шагов по коридору, поглядывая на номера, и остановились у номера 360.

Мейсон нажал кнопку звонка.

Женщина лет тридцати отворила дверь. Она изумленно посмотрела на незваных гостей.

— Вы! — воскликнула она.

— Так точно, — сказал Мейсон.

— Зачем?.. Что вы здесь делаете?

— Возможно, клерк ошибся со своими сигналами.

На ее лице был написан такой ужас, что Мейсон продолжал удивленно:

— Или, возможно, вы спутали нас с кем-то?

— Что вам нужно?

— Вы, кажется, знаете, кто. я, — заметил Мейсон.

— Я вас знаю по фотографиям. Вы — Перри Мейсон, адвокат, а это ваша секретарша — мисс Стрит.

— Все верно. Мне нужно поговорить с вами. Можно войти?

Женщина нехотя посторонилась, и Мейсон вместе с Деллой вошли в номер.

На полу валялась газета. Кто-то вырезал из нее заметку о привидении.

— Вы уверены, мистер Мейсон, что не спутали меня с кем-то другим? Меня зовут Этель Белан.

Мейсон бросил на Деллу предупреждающий взгляд.

— Садись, Делла, сказал он и уселся в удобное кресло. — Нет, не спутал, мисс Белан. Мне нужно поговорить именно с вами. Представляю, о чем вы читали в этой газете.

Этель Белан хотела что-то сказать, но, спохватившись, промолчала.

— У вас прекрасные комнаты, — похвалил апартаменты Мейсон.

— Благодарю вас.

— Вы смотрите из окна на парк Сьерра-Виста?

— Да, он хорошо виден отсюда.

— Двойной номер?

— Да.

— И с кем вы его снимаете?

Этель Белан растерялась: взгляд ее задержался на телефоне, потом скользнул по окну.

— Я сняла эти комнаты совсем недавно, — сказала она наконец. — Со мной жила одна женщина, но она уехала-на Восток. Пока я не нашла никого другого.

— Вы курите? — спросил Мейсон, доставая сигареты.

— Нет, благодарю вас.

— Разрешите мне?

— Пожалуйста.

Мейсон закурил сигарету и откинулся на спинку кресла.

— Я только что пришла, — на всякий случай сказала Этель Белан.

Мейсон молча кивнул.

— Мистер Мейсон, могу я спросить, что вам нужно?

— А разве вы не знаете? — удивился Мейсон.

— Я… я предпочитаю, чтобы вы мне сказали.

Мейсон внимательно изучал дым, поднимавшийся к потолку.

— Когда представляешь интересы клиента, нужно быть осторожным, чтобы не сказать нечто такое, что может быть нейравильно истолковано. Лучше позволить говорить другой стороне, а потом согласиться или не согласиться с ней.

— Но, мистер Мейсон, мне нечего вам рассказывать! Я знаю вашу высокую репутацию удачливого адвоката, но, право же…

— Это ваш плащ надела Элинор? — неожиданно перебил ее Мейсон.

Вопрос поразил Этель Белан.

— И вы за этим сюда пришли?

Мейсон выпустил струю дыма.

— Мистер Мейсон, вас прислала Элинор?

Мейсон резко наклонился вперед, к Этель Белан.

— Нам нужны ее вещи, — сказал он. — Моя секретарша поможет мне уложить их.

— А почему вы решили, что вещи Элинор здесь? — парировала Этель. — У нее же потеря памяти, она ничего не помнит.

Мейсон загадочно улыбнулся.

— Отлично, — рассердилась Этель. — Вы отличный юрист и не пришли бы сюда, если бы вас не послали за вещами. Пожалуйста.

Она подошла к одной из спален и распахнула дверь.

— Все ее вещи на вешалках. Чемодан в гардеробной комнате.

— А вот еще один. — Мейсон указал на красный с белыми клетками.

— Верно.

— Делла, попытайся сложить ее вещи, — спокойно сказал Мейсон.

Делла кивнула.

— У меня свидание, мистер Мейсон. Можно я помогу мисс Стрит?

Женщины стали укладывать вещи. Этель Белан открывала ящики, доставала платья, чулки и передавала Делле. Та молча складывала все в чемоданы.

— Ну вот, больше ничего нет, — с облегчением сказала Этель.

— Мы конечно, доверяем вам… — начал Мейсон.

Но Этель его перебила:

— Мистер Мейсон, остался долг За неделю.

— О, конечно. — Мейсон достал бумажник. — Сколько?

— Восемьдесят пять долларов.

Мейсон поднял брови.

— Конечно, это больше половины того, что я плачу за номер, — заметила его недоумение Этель, — но она была согласна.

— Понятно. — Мейсон достал пятидесятидолларовую бумажку, три десятки, пятерку и протянул Этель. — Поскольку я действую в качестве официального лица, то я должен представить счет на все расходы, — сказал он.

Этель взяла лист бумаги и написала:

«Получено от Перри Мейсона за Элинор Корбин восемьдесят пять долларов. Плата за квартиру с 16 по 24 августа».

Она расписалась, и Мейсон спрятал расписку.

— Делла, если тебе нетрудно, возьми ее сумку, а я понесу оба чемодана.

Внезапно в Этель Белан проснулось любопытство.

— Я не понимаю, как вы сюда попали? — спросила она.

— После того как клерк позвонил вам, мы поняли, что едва ли можем рассчитывать на его помощь.

— Но вы же спрашивали не меня?

Мейсон улыбнулся:

— Юрист должен быть проницательным, даже очень!

— Понятно, — протянула Этель. — Надеюсь, вы достаточно деликатны, мистер Мейсон, чтобы не упоминать моего имени… Вы застали меня дома совершенно случайно. Я занимаю весьма ответственный пост в городском департаменте торговли…

— Ну да, — сказал Мейсон, — будет, разумеется, лучше, если и вы никому-не скажете о моем визите.

— А как вы поступите с вещами?

— Ну, это я улажу. — Мейсон повернулся к Делле: — Пойдем, Делла. А вы побудьте здесь еще минут пять.

Этель нервно взглянула на часы.

— Простите, я не могу ждать. Но вы можете спуститься на другом, грузовом лифте. Вы легко найдете к нему дорогу.

Она протянула Мейсону руку, довольно небрежно простилась с Деллой и вышла.

— Вы думаете, она обо всем скажет клерку? — спросила Делла.

— Понятия не имею, — пожал плечами Мейсон. — Да это и не важно. Главное — в наших руках багаж Элинор.

— Но, Боже мой, как здорово вы ее поймали! — воскликнула Делла. — Я чуть не задохнулась от изумления, когда вы вдруг заговорили о плаще. При том, что это не Сьюзен Грандер!

— Так это же проще простого: была жара, когда Элинор укладывала чемодан, вот она и не взяла плащ. А ведь полиция нашла ее в плаще…

— Но зачем она оставила здесь свою одежду, взяла плащ и пошла в парк, танцевать там под луной? Почему Этель дала ей свой плащ?

— Пока не знаю. Может быть, и не давала. Может, Элинор сама взяла его. Ясно одно: это плащ Этель, наша клиентка его присвоила… Теперь обрати внимание на плату с шестнадцатого по двадцать четвертое августа. Сегодня семнадцатое. Раз плата идет понедельно, то предыдущими днями оплаты были девятое и второе августа.

— Но Элинор уехала из дому второго! — перебила шефа его секретарша.

— Верно, видимо, номер оплачивали с девятого августа.

— А вы обратили внимание, что Этель Белан говорила об Элинор Корбин, а не об Элинор Хепнер?

— Конечно.

— С девятого по шестнадцатое августа Элинор находилась, значит, в отеле.

Грузовой лифт остановился возле них, дверь открылась. Мейсон пропустил вперед Деллу, внес оба чемодана.

— Нам велели с вещами ехать здесь, — сказал он лифтеру. — Говорят, что тот лифт для гостей.

— Знаю,'знаю, — улыбнулся лифтер. — Они и не то здесь вытворяют. Если вы дадите бою доллар, он поможет вам вынести вещи, но…

— Мы дадим доллар, — быстро сказал Мейсон. — Однако хотелось бы узнать: за что? За то, что бой пронесет вещи через вестибюль к автомобилю?

Лифт остановился. Мейсон с Деллой вышли, миновали коридор и выбрались на улицу.

— Ты, Делла, пригони машину сюда. А я подожду здесь с вещами.

— Почему бы не погрузиться там?

— Кто-нибудь может попытаться отобрать их.

Делла торопливо ушла, и через несколько минут Мейсон увидел свою машину. Он положил вещи в багажник. Делла села на задней сиденье.

— Куда теперь? — спросила она. — Этот багаж очень заметен, и в конторе на него могут обратить внимание. Вероятно, в печати скоро появится его описание.

— Давай отвезем вещи к тебе, Делла, — сказал Мейсон.

Делла кивнула.

Машина рванулась вперед, но вскоре пришлось сбавить скорость: движение в эти часы было большим. Не вылезая из машины, Делла купила газеты и принялась просматривать вечерние выпуски.

— Ого! — воскликнула она.

— Что пишут? — осведомился Мейсон. — Очередная сенсация?

— Газетчики, кажется, испугались вашего участия в этом деле.

— Почему?

— Очевидно, чувствуют, что вы хотите избежать огласки. Прекрасная история! Наследница опознана богатой семьей. Высокооплачиваемый адвокат берет под защиту молодую женщину, которая могла совершить преступление. Почему все лезут в это дело? Ждут убийства?

Мейсон кивнул.

— Пишут о вашем желании избежать огласки. Вообще меня удивляет, что люди, приходящие к вам, как правило, просят ничего не разглашать, пока это касается их самих. А потом маленькие истории превращаются в большие. Слушайте, что тут написано: «Перри Мейсон, известный адвокат по уголовным делам, по просьбе семьи нанял врача и удалил пациентку в частный санаторий. Пациентку отправили на машине «Скорой помощи» с включенной сиреной. Машина мчалась со скоростью шестьдесят миль в час, чтобы ее не могли выследить. Никто не знает, где находится пациентка». Богатая семья, путешествия в Европу, фото отца, рассказ о бегстве с Дугласом Хепнером. Невероятно! Ведь было предпринято все, чтобы избежать публичности, а в результате все попало на первые полосы газет.

Мейсон опять кивнул.

— Когда вы в первый раз поняли, что столкнулись с чем-то странным? — неожиданно спросила Делла.

— Когда мне вручили чек на двадцать пять тысяч долларов, — ответил Мейсон.

— А почему, по-вашему, они сделали это?

— Потому что Ольга Джордан так относится к Элинор.

— Интересно было бы поговорить со Сьюзен Гран-дер. Она, похоже, третья точка треугольника.

— Возможно, — согласился со своей секретаршей Мейсон.

— Позвать швейцара? — спросила Делла, когда машина остановилась возле ее дома.

— Нет. Я сам пойду с тобой. Тогда люди будут думать, что ты возвращаешься из поездки со своими вещами. Хотелось бы, чтобы чемоданы были менее броскими.

— Сейчас вряд ли мы кого-нибудь встретим, — успокоила шефа Делла, — и вообще, после всех наших дел люди ничему уже не удивятся.

Они вышли из машины, Мейсон открыл багажник.

— Бери сумку, Делла, а я опять понесу чемоданы.

В вестибюле было пусто, и они спокойно дошли до квартиры Деллы.

— Что я должна делать с этими вещами? — спросила она. — Распаковать и развесить все на вешалке или оставить так?

— А что там есть?

— Только одежда. Большой выбор одежды и обуви. Думаю, что большинство мелочей в сумке.

— Давай тогда ее сюда, — оживился Мейсон. — Надо взглянуть, что там.

— Она зап?рта? — спросила Делла, глядя на сумку.

— Если и так, взломаем замок. Я хочу знать, что там.

— Прекрасная сумка, — сказала Делла, осматривая ее.

Сумку открыли без труда. Внутри оказались тюбики и флакончики с кремами и лосьонами, которые стояли в специальных гнездах. Там же было зеркало. Между зеркалом и крышкой лежал маникюрный набор. В центре — чулки, подвязки и ночная рубашка.

Делла вытащила ее. Рубашка была очень короткой, не длиннее пижамной куртки.

— Краткость — душа ума, — заметил Мейсон.

— Самое остроумное изречение, что я от вас слышала, — сказала Делла не без ехидства.

— Век живи, век учись, — парировал Мейсон. — Впрочем, это нам, старикам…

— Вам! — воскликнула она. — Откуда вы можете знать, что чувствует в вашем присутствии женщина?

Она засмеялась, чтобы скрыть смущение, положила рубашку на место и достала одну из коробок.

— Элинор, видимо, много внимания уделяет своей коже, — сказала Делла.

— Она у нее красивая, — признал Мейсон. — Ты бы посмотрела на нее в госпитале, когда Элинор откинула одеяло.

— Я полагаю, — с горечью сказала Делла, — что она не подозревала о вашем присутствии и только потому раскрылась. Девушка, которая носит такие ночные рубашки, должна быть осторожна.

— Пока подобная краткость является душой ума, не может быть и речи ни о какой осторожности.

Делла Стрит сунула палец в крем.

— Ну, я думаю, такой крем может превратить ее кожу… — И вдруг она замолчала.

— Что такое? — насторожился Мейсон.

— Здесь что-то есть, — ответила Делла. — Что-то тяжелое. — У нее на пальце лежал маленький шарик крема. — Это тяжелая штука, шеф. Похоже на стекло или…

Она положила шарик на газету, осторожно покатала его.

— Бог мой! — воскликнул Мейсон.

Перед ними лежал прекрасно отшлифованный бриллиант.

— Есть еще?

Делла Стрит снова опустила палец в крем и снова достала нечто. На сей раз это был изумруд.

— Не знаю, сколько у нее таких штук, — сказала Делла, — но для крема и этого достаточно.

— Ищи, ищи! — торопил ее Мейсон.

— Может быть, посмотреть в других коробочках? — улыбнулась Делла.

— А что? Посмотри!

К тому времени, когда Делла Стрит осмотрела все коробочки с кремом, у них набралась целая коллекция драгоценных камней: пятнадцать бриллиантов, три изумруда и два рубина.

— А ведь крема не так много по сравнению с бутылочками… — заметил Мейсон.

— Надо осмотреть и их тоже, — тут же поняла его мысль Делла. — Но что скажет Элинор на все это? Это же ее сумка!

— Когда скажет, тогда будем думать.

— Ей может не понравиться наша инициатива.

— Я ее адвокат.

— Так решила ее семья, но не девушка.

Мейсон на мгновение задумался.

— Ты права, — согласился он с секретаршей.

— Но мы продолжим?

— Конечно!

Через двадцать минут Делла Стрит осматривала блестящую коллекцию.

— Шеф, а что с ними делать? Здесь же целое состояние!

— Сосчитаем камешки и составим опись. Завернем каждый в бумагу, чтобы не повредить.

— А потом что?

— Потом спрячем их в безопасном месте.

— И где оно находится, это ваше безопасное место?

— Вопрос неуместен, — нахмурился Мейсон.

— Положите в сейф?

Мейсон покачал головой.

— На депозит в банк?

Та же реакция.

— Тогда что же?

— Мы не знаем, чьи эти драгоценности. Они могут быть ее личной собственностью, но могут быть и ворованными. А вдруг это контрабанда или улика? Вдруг компенсация за что-либо нам неизвестное?

— И что из всего этого следует?

— Ничего. Просто странная ситуация. Однако я все равно буду защищать интересы моей клиентки Элинор Корбин или Элинор Хепнер.

— И доброе имя семьи Корбин, — заметила Делла Стрит.

— Надо позвонить Полу Дрейку, — решил Мейсон. — Пусть пришлет вооруженного охранника. Он проводит тебя в лучший отель города, и ты будешь там жить, не стесняясь в средствах, будто у тебя огромное состояние.

Делла подняла брови.

— Зарегистрируешься под своим настоящим именем, — продолжал Мейсон, — так что никаких проблем не возникнет. С тобой будет твой багаж. Немедленно после того, как осмотришь комнату, спустишься вниз и скажешь клерку, что у тебя с собой кое-какие ценности, которые ты хочешь положить в сейф отеля. В больших отелях есть прекрасные сейфы и депозитные ящики. Они дадут тебе один, ты положишь в него пакет, клерк запрет ящик и отдаст тебе ключ.

— А пртом что?

— Ты начнешь вести двойную жизнь: после работы будешь очаровательной и таинственной мисс Стрит, которая платит за номер в дорогом отеле, носит эластичный купальный костюм, плавает в бассейне, немного скрытна и сдержанна, но не настолько, чтобы оттолкнуть от себя. И если какой-нибудь молодой, привлекательный парень начнет С тобой заигрывать, ты должна стать сверхобольстительной. Разрешишь ему покупать тебе напитки и угощать обедом, а работники Пола Дрей-ка тем временем узнают его прошлое, выяснят, только ли это охотник за приданым.

— А ключ от ящика?

— Ключ сразу же отдашь мне, а я посмотрю, какую цель преследует этот тип. Простой ли он вор и как связан с Корбинами.

— Интересно…

— В этом случае мы немедленно приставим к тебе телохранителя.

Мейсон подошел к телефону и набрал номер Пола Дрейка.

— Это Перри Мейсон. Пол, мне нужен человек, способный защищать, надежный и бдительный. Человек, который знает все входы и выходы.

— Хорошо.

— Когда я смогу его увидеть?

— Минут через тридцать — сорок пять, если очень торопишься.

— Я тороплюсь.

— Где ты хочешь увидеть его?

— У Деллы Стрит.

— Хорошо. Кого он должен охранять?

— Деллу.

— Что за черт!

— Мне нужен человек, который все может и готов на все, — пояснил Мейсон. — Делла поедет в первоклассный отель. Я хочу, чтобы она была под непрерывным наблюдением.

— Одну минуту, — перебил Дрейк, — ты сказал: в первоклассный отель?

— Самый лучший.

— Мы не сможем этого сделать: там полнр детективов…

— Что ты не сможешь сделать? — не понял Мейсон.

— Ничего. Нельзя же незаметно наблюдать за женщиной в отеле.

— А ты не можешь туда кого-нибудь поселить?

— Конечно, если оплатишь.

— Отлично! Нужны двое. Один должен быть все время возле нее. Второй должен уметь плавать: будет посещать бассейн.

— А в чем дело? — поинтересовался Дрейк.

— Пока не могу тебе ничего сказать. Ты кончил работу?

— Не совсем. Видел газеты?

— Делла сказала, что вокруг этого дела поднялся большой шум.

— Это только половина случившегося… Слушай, Перри, будь я проклят, если смогу найти место, где Элинор вышла замуж за Хепнера. Мы просмотрели все отчеты — ничего! Мы даже думаем, что они могли зарегистрироваться под чужими именами. Проверили все браки, заключенные второго и третьего августа, все катастрофы и аварии на дорогах в Юму. Но в ночь на второе августа ничего не случалось. У нас нет и следа Дугласа Хепнера…

— А что насчет его матери?

— Там кое-что есть.

— Что?

— Так называемой матери лет двадцать семь. Симпатичная брюнетка. Порхает туда-сюда, как малиновка весной, и…

— И она выступает под видом матери Хепнера? — перебил Пола Мейсон.

— Очевидно, только по телефону. В отеле зарегистрирована как миссис Сади Хепнер.

— Боже мой! — воскликнул Мейсон. — Еще одна жена?

— Не могу знать.

— Что она говорит?

— Ничего. После разговора с тобой повесила трубку и куда-то ушла. Вполне возможно, укладывала вещи, когда ты звонил. Она вышла с небольшим чемоданом, села в прекрасный «линкольн», сказала в гараже, что уезжает в Денвер, и умчалась. После ее ухода мои мальчики осмотрели ее номер. Мы следили за ней, но довольно скоро потеряли ее из виду. Можем продолжить наблюдение.

— Да, конечно. Проверьте Денвер, Сан-Франциско и здесь.

— Все равно что искать в стоге сена иголку. Мы можем напасть на след, если она остановится где-нибудь на заправку в Калифорнии. Можно ли верить, что она направляется в Денвер?

— Если дамочка назвала Денвер, то могла действительно иметь в виду Калифорнию. Попытайся, Пол. А что насчет телеграммы из Юмы?

— Телеграмма отправлена со станции. Больше никто ничего не знает. Через телеграф Юмы проходят сотни телеграмм.

— Будь осторожен, не засветись.

— Ладно, — засмеялся Дрейк, — люблю волнующие события. Я послал людей в Лас-Вегас. Мы размножили фотографии. В Лас-Вегасе тоже проверим браки. К ночи позвоню! Скажи мне хоть что-нибудь, это поможет в работе.

— У меня пока ничего нет, — коротко ответил Мейсон.

Было около десяти часов, когда Мейсон зашел в контору Пола Дрейка. Детектив сидел за столом в рубашке с засученными рукавами и пил кофе. Он только что положил на рычаг телефонную трубку.

— Я получил важные сведения из Лас-Вегаса, Перри. Черт побери, пришлось усадить за работу целую армию. Каждую минуту я разговариваю с кем-нибудь по телефону. Никаких сведений о. браках в Лас-Вегасе. Кажется, я тебе уже говорил. Все в башке перепуталось. Алло… алло! — Он снова схватил трубку. — Да… Хорошо, попытайтесь… Отлично!

Дрейк положил трубку, тяжело вздохнув.

— Так что там за идеи насчет Деллы?

— Делла будет приманкой, — пояснил Мейсон. — Она вступила в ряды богатых бездельников.

— Так я и подумал, — сказал Дрейк. — У тебя-то она будет работать?

— Да, днем. А по вечерам играть роль бабочки. Твои люди должны за ней присматривать.

— Приманка для западни?

— Возможно. А что насчет Дугласа Хепнера?

— Я послал одного из своих ребят в Лас-Вегас с фотографиями. Мы их увеличили…

— Ты уже говорил мне это, — нетерпеливо перебил Мейсон.

— Я знаю, но хочу, чтобы ты все представил. Мой человек привлек к работе некоторых людей там, в Лас-Вегасе. Ты представляешь хоть приблизительно, сколько народу проходит через Лас-Вегас за неделю?

— Много. Но к чему ты клонишь? Уж не хочешь ли похвастаться блеском детективной деятельности?

— Нет. Этот Хепнер играет в азартные игры, что могло бы помочь нам. Мы взяли его фотографии и пошли к некоторым торговцам, которых знаем. Понимаешь, Перри, был один шанс из тысячи, из миллиона, что кто-нибудь его узнает, но мы получили его, этот шанс: один из торговцев узнал парня!

— Дугласа Хепнера?

— Да. Он не видел его целый год, но знает, чем тот занимается.

— Дальше.

— Он игрок, профессионал. Играет во многие игры. Быстр, ловок, красивый голос.

— Давно играет?

— Года три-четыре.

— А что сейчас делает?

— Хонешь верь, хочешь — нет, но соДираетвозна-граждениярт правительства.

— Каким образом?

— Твт знаешь, что случается, когда люди едут в Европу?

— Да. Они посылают домой открытки. Привозят сувениры. А женщины…

— Каждая из трех занимается контрабандой.

— Вот как? — удивился Мейсон.

— Представь себе! Таможенная служба США платит за информацию о контрабанде. Положим, мистер Рирбампер везет контрабандой на десять тысяч долларов бриллиантов. Если намекнуть об этом таможенным службам, то они перероют все вещи мистера Рирбам-пера и все найдут. Если же он захочет вернуть бриллианты, то ему придется платить. Так что информаторов поощряют.

— Понятно, — кивнул Мейсон.

— Вот поэтому-то я пытался собрать сведения о прошлом Дугласа Хепнера. Год назад он поехал в Европу: думал, что на корабле немного поиграет. Но большие пароходные компании не любят, когда профессиональные игроки вытягивают деньги у пассажиров. Так что и тут Хепнеру не повезло. Он завел себе друзей по дороге в Европу и там продолжал поддерживать с ними добрые отношения. Он собирал сведения о ценностях, особенно о ювелирных изделиях. Я полагаю, что он неплохо разбирается в бриллиантах. В результате ему было что сообщить Дяде Сэму. Его путешествия окупались, и он стал путешествовать все больше и больше.

— На обратном пути, на корабле, он познакомился с Элинор Корбин, — добавил Мейсон.

— Верно.

— Полагаешь, что Элинор занималась контрабандой? — с сомнением спросил Мейсон.

— Очень может быть, — ответил Дрейк. — Кое-что у нее уже было, и она имела неприятности.

— Думаешь, кто-то сообщил о ней и ее поймали с контрабандой?

— Ее не поймали с контрабандой.

— Интересно…

— Она очень подружилась с Дугласом Хепнером, — продолжал Дрейк. Как думаешь, Хепнёр что-то знал о драгоценностях, которое Она везет, илй готовил ее к чеМу-то?

— А как мне найти Дугласа Хепнера? — отвеГил вопросом на вопрос Мейсон.

— Интересный вопрос, — засмеялся Дрейк. — Многие его задают.

— Кто, например?

— Например, репортеры. Из того, что случилось, они могут сделать прекрасную историю на любой вкус. Новобрачная, которая не помнит ничего ни о свадьбе, ни о медовом месяце… Дочь из богатой семьи заявляет, что она замужем за Дугласом Хепнером, а он отрицает это… Девушка собралась в свадебное путешествие и потеряла память… И еще. Девушка бежит с парнем, с которым познакомилась на корабле… Да мало ли что еще!

— Сведения о контрабанде проливают новый свет на ситуацию, Пол, — сказал Мейсон.

— Это усложняет дело, — откликнулся Дрейк. — Человек, который занимается таким пикантным делом, конечно, заинтересован в своих двадцати процентах. Он завязывает дружбу с целью сбора информации. Он провоцирует людей, обрабатывает женщин, которые считают его прекрасным партнером по танцам… Он становится их большим другом. Женщина рассказывает ему все о подарках для сестры. Он все запоминает. Она спрашивает его совета. Конечно же, он дает нужный совет, а сам подсчитывает стоимость подарка и заносит ее в свою записную книжку. Он может рассчитывать не только на двадцать процентов.

— Шантаж? — сурово предположил Мейсон.

— А как же? — ответил Дрейк. — Дама из общества не может быть замешана в уголовном преступлении. Это было бы ужасно. Но она не прочь воспользоваться удобным случаем. Допустим, что некий Джон К. Бигшот является крупным импортером и работает в системе контрабанды. Таможенникам не удается его накрыть, а

Дугласу Хепнеру удается! Камни спрятаны в костыле, на который он опирается. Или в деревянной ноге… Таких возможностей немало.

— Некоторые из них вполне реальны, — согласился Мейсон. — Допустим, что Дуглас Хепнер информирует правительство, чтобы получить двадцать процентов вознаграждения за кучу камней. Допустим, все получилось. Но те, кто вез контрабанду, реагируют по-разному. Кое-кто захочет отплатить ему, другие — скрыться и переждать где-нибудь в деревне, третьи захотят, чтобы он молчал…

Снова зазвонил телефон. Дрейк снял трубку. В этот момент хрипло затрещал другой.

— Я послушаю, — вызвался Мейсон.

— Да, это Дрейк, — сказал Пол в трубку. — Да, важно. К вечеру пришлите.

Он положил трубку, и Мейсон передал ему вторую.

— Дело крайне важное, — сказал невидимому собеседнику Дрейк. — Если не позвоню вам через пятнадцать минут, позвоните сами. — Он положил трубку и повернулся к Мейсону. На его щеках горел румянец. — Знаешь новость?

— Какую?

— Полиция нашла в парке Сьерра-Виста труп мужчины. Тело обнаружено в сотне ярдов от того места, где танцевала Элинор.

— Что за труп? — быстро спросил Мейсон.

— Пока не знаю. В затылке дырка от пули.

— Когда его убили?

— Примерно сутки назад.

— Тело обнаружила полиция?

— Какая-то пара вышла из машины и пошла прогуляться. Тело лежало на узкой тропинке в кустах.

— Это Хепнер? — спросил Мейсон.

— Труп пока не опознан.

Мейсон схватил телефонную трубку и попросил соединить его с городом.

— Это Перри Мейсон, — сказал он быстро. — Мне нужно поговорить с доктором Ариэлем. Позовите его, это крайне важно… Я очень волнуюсь за нашу пациентку, доктор.

— За Элинор Хепнер?

— Да.

— Ее состояние удовлетворительное.

— Насколько я понимаю, следует избегать любых потрясений: беспокойство может привести к катастрофическим последствиям.

— Да, конечно, — ответил доктор Ариэль. — Хотя пациентка странная: она хорошо ориентируется, у нее здоровое чувство юмора…

— И тем не менее, — перебил доктора Мейсон, — эмоциональный удар может ее убить.

Доктор Ариэль задумался.

— Простите, я немного устал после ночного дежурства. Возможно, так может случиться, ни один врач не станет этого отрицать.

— Я полагаю, что люди могут ее травмировать, — настаивал Мейсон.

— Но, мистер Мейсон, никто не знает, где она, — недоуменно сказал доктор.

— Пока не знают, — вдруг пронюхают?

— Вы имеете в виду репортеров?

— Не только их.

— Тогда родственников. А может, полицию?

— Ну, она-то никогда не узнает!

— Забудьте про полицию, — сказал доктор Ариэль. — Она ничего не имеет против нее. Девушка бродила при лунном свете, но не была совсем обнаженной. Ее нельзя обвинить в нарушении приличий. Кстати, я порвал старые записи ее истории болезни.

— Вы порвали старые записи? Но зачем? — удивился Мейсон.

— Чтобы от них избавиться, — невозмутимо ответил доктор Ариэль.

— Нет, записи должны сохраниться, — возразил Мейсон. — Напишите что-нибудь и переведите ее в другое место, где никто не сможет найти Элинор и что-либо ей сделать.

Доктор Ариэль задумался.

— Мы должны быть защищены от любой случайности, — настаивал Мейсон.

— Хорошо, я займусь этим.

— Сейчас же, — попросил Мейсон.

— Ладно. Есть новости для меня?

— Нет.

— Как, вообще нет никаких новостей?

— Их нет для вас. Вы должны заниматься только ее здоровьем. — Мейсон положил трубку и повернулся к Дрейку: — Пол, у тебя есть ход в управление полиции…

— Парочка репортеров всегда готова сделать кое-какую работу на стороне. Они не раз знали о многом, но молчали.

— Используй все свои связи, — попросил Мейсон. — Трать денег сколько нужно, только узнай все насчет этого трупа. Узнай о возможности самоубийства. Какое оружие было использовано, где оно, когда он умер и кто он, в конце концов? Узнай, где находился Хепнер или где он находится. Найди его машину. Проследи за его передвижением.

— Все это сделает полиция, — пожал плечами Дрейк. — Мы не можем соперничать с ней.

— Мне нужна информация, — настаивал Мейсон. — Не важно откуда.

— Хорошо, — устало согласился Дрейк, — я только схожу домой. А ты где будешь, Перри?

— Я буду там, где меня никто не сможет найти, пока Элинор не окажется в безопасности и пока не опознают труп. Это значит, что я буду в движении до завтрашнего утра. Потом я, как обычно, приду в контору. А до тех пор не трать время на поиски меня, потому что это тебе не удастся.

Глава 7

Перри Мейсон взглянул на часы. Восемнадцать минут одиннадцатого.

Он направился к станции обслуживания, где машину заправили бензином. А пока ее мыли и чистили, он позвонил в отель «Белинда».

— Я знаю, что уже поздно, — сказал он телефонистке, — но мне нужно поговорить с мисс Грандер из триста пятьдесят восьмого номера.

— Одну минутку, соединяю.

Через несколько секунд Мейсон услышал холодный голос:

— Алло…

— Простите, что беспокою вас в столь позднее время, — сказал Мейсон, — но это насчет Дугласа Хепнера.

— Хепнер, — повторила она. — А вы кто?

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Кто вы такой?

— Меня зовут Перри Мейсон, адвокат. Я оставил для вас записку.

— Ах да!

— Вы получили ее?

— Конечно.

— Я думал, что вы воспользуетесь удобным случаем для репетиции.

— Репетиций чего, мистер Мейсон?

— Вашей истории.

— Какой истории?

— Которую позднее расскажете полиции и репортерам. Впрочем, можете начать с меня. Я задам вам вопросы и укажу на противоречия.

— Вы мне угрожаете, мистер Мейсон?

— Пока нет.

— Почему я буду рассказывать свою историю полиции?

— Потому что вам будут задавать вопросы.

— О Дугласе Хепнере?

— Да.

— Вы сейчас где?

— Недалеко от отеля «Белинда».

Она помолчала, потом рассмеялась:

— Знаете, мистер Мейсон, а вы меня заинтриговали. Я читала о вас и вашем методе перекрестных допросов. Думаю, будет лучше, если мы с вами встретимся. Приходите.

Мейсон положил трубку.

На сей раз за стойкой сидел другой клерк.

— Мисс Грандер из номера триста пятьдесят восемь ждет меня, — сказал Мейсон.

— Да, она звонила, — ответил клерк. — Проходите, пожалуйста.

Мейсон добрался до номера 358 и нажал кнопку звонка.

Дверь тут же отворилась, и Мейсон увидел привлекательную молодую женщину с вызывающим взглядом серых глаз.

— Я хочу поздравить вас, мистер Мейсон, — сказала она. — Проходите. *

Мейсон вошел в комнату.

— С чем? — спросил он.

Женщина указала на кресло.

— С методом, которым вы воспользовались.

— Каким?

— Ну, вы спросили, не репетирую ли я историю, которую буду рассказывать.

— А! — уклончиво протянул Мейсон.

— Ваш метод очень эффективен. Вы его часто используете?

— Это один из моих самых любимых, — согласился Мейсон. — Обычно он дает отличные результаты.

— Это, вообще говоря, становится немного тревожно. Согласитесь, что в ваших словах была и угроза.

— Я рад, что вы оценили мой метод, — скромно заметил Мейсон.

Она предложила ему сигарету.

— Я закурю свои, если не возражаете, — отказался Мейсон. Он достал портсигар и закурил.

Она тоже курила и внимательно рассматривала визитера.

— Итак, мистер Мейсон, вы предпочитаете провести небольшую подготовку, пока мы сидим напротив друг друга, или попытаетесь начать с нокаута?

— Зависит от противника… Возможно, вам лучше сразу быть искренней. Предлагаю рассказать вашу историю, а потом я задам некоторые вопросы.

— Нет, — отказалась собеседница. — Задавайте сразу ваши вопросы.

— Отлично, — согласился Мейсон. — Вы знаете Дугласа Хепнера?

— Да.

— Давно с ним знакомы?

— Месяца три-четыре. Мы познакомились на корабле, возвращаясь из Европы.

— И подружились?

— На корабле?

— И там, и после.

— Ну что ж, отвечу. Я была дружна с ним и на корабле, и после, но был перерыв, в течение которого я не видела этого человека. Потом снова случайно встретилась на выставке. И мы продолжили наше знакомство. Он пригласил меня выпить, но я была занята и согласилась встретиться с ним на следующий вечер. А теперь объясните, почему вы задаете эти вопросы, мистер Мейсон, и почему намекаете на интерес полиции ко мне?

— Я представляю молодую женщину, у которой случилась временная потеря памяти.

— Понятно. Женщина претендует на роль миссис Дуглас Хепнер. Как интересно! И вы думаете, что я смогу помочь доказать правоту ее притязаний. История для вечерних газет…

— Я еще не закончил, — перебил девушку Мейсон. — Буду рад узнать кое-что еще. Вы давно видели Дугласа Хепнера?

— Недавно.

— Когда?

— Вечером шестнадцатого августа.

— Он сказал вам, что женился?

— Нет.

— Говорил ли он, что не женат?

— Ну-у-у… Не думаю, что мне следует обсуждать это с вами, мистер Мейсон. Спросите лучше мистера Хепнера. Мне кажется, он удивится, когда прочтет в газетах, что собирался жениться на женщине, потерявшей память.

— Вы встречались с ним?

— Иногда.

— Он бывал у вас здесь?

— Да.

— Можете сказать, как это случилось?

В глазах у девушки блеснула насмешка.

— Конечно, мистер Мейсон. Я приглашала его. Вы же знаете, что я оплачиваю эти комнаты.

— Сколько раз он был здесь?

— Я не пишу отчетов.

— У вас есть какие-нибудь воспоминания?

— Мне нужно некоторое время, чтобы вспомнить прошлое.

— Вы сможете сделать это?

— Не сейчас, мистер Мейсон.

— Вы знаете его семью?

— Его семью? Нет.

— Правда? — Мейсон изобразил удивление. — А я беседовал по телефону с его матерью, и она сказала, что разговаривала с кем-то, кто вызывал ее из Барстоу… Однако, видимо, здесь ошибка.

— Ах, так это, значит, звонили вы… Считайте, что нанесли мне первый удар. Ну да, я ездила с Дугласом Хепнером в Лас-Вегас. Ну и что? Я уже совершеннолетняя и могу сама руководить своими поступками. Мне захотелось немного поиграть, и Дуг повез меня в Лас-Вегас. Он пригласил меня — я согласилась. Ну и что?

— Ничего, — пожал плечами Мейсон.

— Дуг по дороге позвонил матери в Солт-Лейк-Сити. Я и не знала, что он такой любящий сын. Родственные узы — дело, конечно, похвальное, но иногда это так некстати!

Она помолчала, колеблясь, но решила продолжить:

— Мы просто поехали путешествовать, но человек типа Хепнера мог и передумать. Не то что некоторые — сразу сжигающие за собой мосты… Он остановился в Барстоу заправиться и позвонил матери в Солт-Лейк-Сити. Он сказал, что едет с интересной молодой женщиной, что не может точно сказать, насколько его намерения серьезны, потому что не знает о моих намерениях. Еще он сказал, что хочет, чтобы мы поговорили по телефону, и без предупреждения вручил мне трубку.

— И что дальше? — поинтересовался Мейсон.

— Я была совершенно ошеломлена: не ожидала, что мне придется говорить с его матерью. И мне, не скрою, показалось странным, что он обсуждает с ней такие проблемы.

— Он сказал ей, кто вы?

— Ну да! Сказал мое имя, адрес и описал меня: вес, размеры, рост, словно я участвую в конкурсе красоты.

— Значит, он сообщил ей ваш адрес?

— Да, подробный. А потом дал мне трубку.

— И что вы сказали?

— Что-то вроде: «Миссис Хепнер, очень рада познакомиться с вами», и тому подобное, а она ответила: «Мой сын сообщил, что вы едете с ним в Лас-Вегас». Я разозлилась и смутилась: полагала, что мы просто едем вместе, что он заплатит за мой обед, я немного поиграю и он заплатит за два места в мотеле. За два, мистер Мейсон! — Она показала два пальца.

— Иначе говоря, — сказал Мейсон, — то, что вы едете «с ним», было для вас неожиданным.

— Можно сказать и так.

— Вы помните дату?

— Я очень хорошо запомнила ее.

Мейсон удивленно поднял брови.

— Пока меня не было, — пояснила она, — мои апартаменты были разрушены самым варварским образом. Но я не сообщила в полицию, потому что знаю, кто это сделал и почему.

— Варварство?

Она сердито кивнула.

— Объяснитесь попонятнее.

— Я занимаюсь искусством — любительски, не профессионально. Мое хобби — изучение определенных периодов искусства Европы. Возможно, я не сделаю большого вклада в искусство, но мне нравится изучать краски. Мне кажется, что большинство художников использовали одни и те же световые эффекты…

— Вы упомянули о варварстве, — напомнил Мейсон.

— Ну да… Я много путешествую. Иногда два или три раза в год уезжаю в Европу. Пишу книгу, которая, возможно, и не получит известности, хотя ею наверняка заинтересуются в мире искусства. Я очень серьезно работаю над ней. Так вот, я сделала множество копий с картин известных мастеров. С тех, которые подтверждают мою теорию, где, например, есть блики, игра света и тени. Я воспроизвожу их в своей книге. Может быть, я льщу себе, но, по-моему, у меня очень хорошие копии.

— Ну а варварство? — повторил заинтересованный Мейсон.

— Кто-то проник в мои комнаты и испортил работы на несколько сотен долларов.

— Каким образом?

— Изрезал ножницами тюбики с краской, выдавил всю краску, а палитру сломал. В общем, все было уничтожено.

— И вы не заявили в полицию?

— Нет еще, — ответила она, — но я знаю, кто это сделал!

— Кто же?

— Вы еще спрашиваете! — Девушка возмутилась. — Ваша клиентка! Пока я не подала в суд, но я бы задушила ее собственными руками!

— Значит, Элинор Хепнер?

— Элинор Корбин!

— Откуда вы знаете, что это она?

Зазвонил телефон.

— Простите, одну минутку. — Девушка взяла трубку. — Да… алло… О да… — Несколько минут она молча слушала, а потом спросила: — А вы уверены, что они это сделали? — Опять молчание. — У меня сейчас гость, — сказала мисс Грандер. — Спасибо… До свидания. — И положила трубку.

Некоторое время она сидела, глядя на телефонный аппарат. Потом вздохнула и повернулась к Мейсону:

— Ну вот, мистер Мейсон, теперь вы все знаете о моем путешествии в Лас-Вегас.

В глазах ее блеснули слезы.

— Хотел бы я узнать причину ваших подозрений…

— Со временем вы узнаете, мистер Мейсон. Прощайте!

Она встала, подошла к двери и открыла ее. Но Мейсон продолжал сидеть в кресле.

— Итак, — сказал Мейсон, — вы пойдете в полицию и расскажете вашу историю?

— Ваш метод великолепен: я дала вам интервью, — перебила Мейсона собеседница, — у меня нет желания продолжать. Доброй ночи.

Мейсон поднялся с кресла, но не ушел.

— Разве я сказал что-нибудь для вас оскорбительное? — невозмутимо сказал он.

— Идите к черту, мистер Мейсон! — внезапно закричала девушка. — Мне хочется орать и ругаться, и я не хочу, чтобы вы присутствовали при этом!

— Понятно, — сказал Мейсон, — только что вам сообщили, что нашли и опознали тело Дугласа Хепнера.

— Так вы знали, что он мертв! — еще громче закричала она. — Знали, что мертв, когда пришли сюда! Я вас ненавижу!

Мейсон долгим взглядом посмотрел на мисс Грандер и вышел из комнаты.

Глава 8

Мейсон был уже у себя, когда Делла, напевая веселенькую мелодию, вошла в кабинет и удивилась, увидав его за столом.

— Хэлло, Делла, — сказал он. — Как дела?

— Что вы здесь делаете? — спросила она вместо ответа.

— Так, всякие разности…

— Какие именно?

— Газеты пока молчат, но в парке Сьерра-Виста был найден труп, в котором опознали Дугласа Хепнера.

— Он мертв?

— Конечно. Выстрел в затылок из пистолета. Входное отверстие есть, а выходного нет. Значит, полиция может обнаружить пулю, а баллистическая экспертиза установит, из какого пистолета стреляли. А что у тебя, Делла?

— У меня был довольно интересный вечер.

— Кто-нибудь появился?

— Многие.

— Что-нибудь существенное?

— Не думаю. Мне кажется, это обычная их манера. Конечно, в отеле высшего класса за такими вещами следят.

— Так что случилось?

— Меня очень мило пригласили танцевать. Ко мне подошел официант и положил на стол записку: я, дескать, очень красива, и джентльмены с двух столиков хотелц бы со мной потанцевать.

— Джентльмены?

— Ну да, и сразу двое.

— И что же?

— Я танцевала…

— А они?

— И они танцевали, делая мне комплименты.

— Сдержанные?

— Не очень. Проверяли мою способность к защите.

— И ты защищалась?

— Немного: старалась не отпугнуть. Я дала им понять, что территория может быть захвачена и покорена, но не в результате стычки. В общем., делала так, как рекомендовали вы.

— Это я раньше так говорил, — сказал Мейсон, — а сейчас сам не знаю, что делать.

— Почему?

— Боюсь, кое-что усложнилось.

— Что же?

— Элинор Хепнер или Элинор Корбин исчезла на две недели. Она потом была обнаружена в парке почти голая. Кожа у нее очень светлая…

— Мужчина, который путешествует по миру, подобно Хепнеру, может пресытиться подобными прелестями.

— Понимаю, ты не путешествовала. Хочешь сказать, что ему надоела Элинор?

— Возможно. Боже мой, никогда бы не подумала, судя по вашему описанию, что такое возможно.

— Так или иначе, — продолжал Мейсон, — Элинор стала жить у Этель Белан, откуда могла наблюдать за Сьюзен Грандер. Когда Сьюзен уехала с Дугласом в Лас-Вегас, Элинор проникла в ее комнату и учинила варварский погром, как всякая ревнивая женщина.

— Какой погром?

— Она изрезала тюбики с краской.

— Она это сделала?

— Во всяком случае, так думает мисс Грандер.

— Но зачем?

— Тут наш разговор прервали. Но если все это так, дело плохо. Эти выходки Элинор Хепнер…

— Или Элинор Корбин, — поправила шефа Делла.

— Может быть и так, — согласился Мейсон. — Во-обще-то странно…

— Что именно?

— Сьюзен Грандер — художница, — стал рассказывать Мейсон. — Она изучает художников и их технику, интересуется старыми мастерами. Пишет книгу о световых эффектах. Она надеется, что книга…

— Сколько ей лет?

— Двадцать четыре — двадцать пять.

— Это значит, что может быть и больше. Красивая?

— Очень.

— А что насчет ее кожи?

— Я видел только лицо и руки.

— Рада, что вы такой скромный.

— Ах, Делла, тебе недостает широты взглядов.

— Не думаю. Продолжайте.

— Сьюзен Грандер считает, что все это проделала Элинор, пока она ездила в Лас-Вегас…

— Да-да. Вы уже говорили об этом. Возможно, я не слишком понятливый секретарь, но вспомните, что ночью я была таинственной мисс Богачкой и упражнялась в остроумии с хищными самцами.

— Верно, Делла, — усмехнулся Мейсон. — Значит, решим, что это не хулиганская выходка.

— Что вы имеете в виду?

— У Элинор была какая-то определенная цель.

— Вскрыть тюбик с краской? — спросила Делла Стрит. — Зачем ей это понадобилось?

— Давай примем рассказ Сьюзен Грандер за факт.

— Вы не верите, что Элинор сделала это?

— Я пока ничего не знаю. Но есть Сьюзен Грандер — молодая привлекательная женщина, пишущая полезную книгу. Два или три раза в год мисс Грандер посещает Европу, бывает в студиях, у нее масса тюбиков* краски.

— Может быть, она старается внушить таможенникам, что она серьезная молодая женщина, копирующая картины известных мастеров, — подхватила мысль шефа Делла. — Они приветствуют ее, спрашивают о делах, купила ли она, что-нибудь особенное, кроме женского белья и парфюмерии. А потом осматривают чемодан, переворачивают женские тряпки, закрывают его, и Сьюзен идет за носильщиком. И все это связано с драгоценными камнями?

— Вот-вот, верно! — заметил Мейсон. — Эта последовательность доступна холодному, циничному уму. Итак, у нас есть Грандер, очень умная, серьезная, красивая, молодая женщина. Она едет с Дугласом Хепне-ром. Романтическая поездка? Они уезжают из города, от тех, кто их знает, меняют обстановку на два-три дня. Все пока совершенно естественно. Они останавливаются на заправку. Дуглас Хепнер говорит, что ему нужно позвонить. Молодая женщина идет с ним: она хочет знать, куда он звонит, может быть, решил заказать номера в гостинице? А Дуглас между тем говорит: «Мама, я еду с молодой и красивой девушкой. Ее зовут Сьюзен Грандер. Ее рост пять футов четыре дюйма, она весит сто двадцать шесть фунтов, бюст тридцать четыре дюйма, талия двадцать шесть дюймов, бедра тридцать шесть дюймов. Ее адрес: номер триста пятьдесят восемь, «Белинда», Лос-Анджелес. Ты должна поговорить с ней, потому что через несколько дней вы встретитесь. Передаю трубку».

— Могу себе представить чувства молодой женщины, — с легкой гримасой произнесла Делла Стрит.

— Мы знаем, что она чувствовала, — сказал Мейсон.

— И мистер Хепнер заплатил за две комнаты в отеле?

— За два места в мотеле, — поправил секретаршу Мейсон.

— А когда она вернулась, то обнаружила, что в ее комнатах кто-то побывал… Шеф, этот же ход он использовал и с Элинор.

Мейсон кивнул.

— Так вы думаете, что Элинор тоже нашла свой дом перевернутым?

— Она туда не вернулась, — сказал Мейсон, — ни в свой дом, ни в другое место.

— Это очень, очень интересно. И кто-то пустил пулю в затылок Дугласа Хепнера. Конечно, если Хепнер увлекался романтическими приключениями, то такой конец был неизбежен.

— Верно, Делла, — поощрительно удыбнулся Мейсон. — Да, кстати, поскольку ты сейчас не в своем отеле, изволь одеться попроще…

Она отложила пилку для ногтей, но с места не двинулась. В дверь постучали. Это был условный стук Пола Дрейка.

— Впусти его, Делла, — попросил Мейсон.

Вошедший улыбнулся Делле.

— Мои сотрудники передали мне отчет о вашем поведении прошлой ночью, дорогая леди. Я рад, что вы пользуетесь успехом, — любезно заметил он.

— Я тоже рада, — отозвалась Делла.

— Что насчет тела? Его опознали? — прервал обмен любезностями Мейсон.

— Да, это Хепнер. Смерть наступила от выстрела из пистолета тридцать восьмого калибра. Я принес тебе плохие новости, Перри.

— Насколько плохие?

— Зависит от того, как на них посмотреть, — философски изрек Пол Дрейк. — Ты знаешь все карты в игре и у кого они на руках. А я даже не знаю, какие козыри… Так вот, эта Этель Белан из отеля «Белинда» раскололась.

— Кому?

— Полиции.

— Не думал, что она способна на это, — удивился Мейсон. — Что ей известно?

— Ты лезешь в самую гущу сверхсекретных полицейских архивов. Теперь они облизываются, как кошка, съевшая мясо.

— Есть возможность поговорить с ней?

— Такая же, как забраться на крышу и вызывать человека на Луне. Полиция крепко держит ее, ты не сможешь и на милю подойти к отелю, где она теперь находится. Женщины-полицейские глаз с нее не спускают. Комнаты расположены в конце коридора, двое заместителей прокурора допрашивают ее без устали. Весь коридор забит полицейскими. Детективы в штатском шныряют туда-сюда, как мыши в поисках зерна. Ты, похоже, это предчувствовал.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что поместил Деллу в том же отеле за несколько часов до прихода полиции. Комната Деллы находится на том же этаже, где они держат Этель Белан. Я ничего не хочу знать. Я только сказал тебе, что знаю, чтобы ты потом не говорил, что я тебе ничего не сообщил.

Дрейк посмотрел на Деллу Стрит.

— Этель Белан сказала им что-то важное, потому что они укатили в город.

— Ты не знаешь, что именно?

— Понятия не имею! Окружной прокурор строчит обвинения для присяжных и собирается требовать немедленного суда.

— Он не хочет ничего объяснять?

— Ничего. Ни объяснений, ни информации, ни предварительных переговоров, ни возможности для перекрестного допроса, пока ты не предстанешь перед судом. К тому времени они подготовятся, Перри.

Мейсон задумался.

— Что еще?

— Кажется, у Элинор Корбин есть разрешение на пистолет тридцать восьмого калибра. Его никто не нашел. Он был у нее несколько дней назад, перед тем как она уехала из дома. Похоже, она взяла его с собой.

Мейсон все еще думал.

— Вам придется выйти из игры, — сказал Дрейк. — Когда суд станет рассматривать обвинение, полиция известит обо всем тебя и доктора, а публика начнет читать в газетах, что твою клиентку обвиняют в убийстве первой степени и что она скрывается от правосудия, тогда никто не захочет прятать ее. Пока ты перехитрил всех, и они знают об этом. Но в два или в два тридцать девушка будет объявлена!бежавшей,' и тогда Ойи обрадуются, что ты скрываешь ее.

— Продолжай, Пол/¹— задумчиво кйвнул Мейсон.

—. Полиция нашла автомобиль Хепнера. Он разбит вдребезги. Очевидно, было столкновение, но место аварии неизвестно. Не найдена и вторая машина.

— Странно, — пробормотал Мейсон. — Почему бы не проследить за автомобильными катастрофами?

— Очевидно, нет отчетов.

— Где нашли машину?

— В гараже. Ее притащили на буксире в воскресенье ночью и оставили для ремонта. В гараже сказали, чтобы Хепнер вернулся через сутки: он хотел, чтобы машину починили немедленно.

— А насчет машины, которая привезла ее на буксире? Можно ее найти?

— Никто даже не проверил документов. Да и зачем?

— Гараж здесь, в городе?

— Да. Компания по срочному ремонту автомобилей. Полиция разговаривала с хозяевами, и мои люди — тоже, — заметил Дрейк. — Они, надо сказать, весьма молчаливы. Лично я полагаю, что они кое-что знают, но не говорят. Машину Хепнера притащили на буксире — перед разбит, колеса целые. Ее подняли краном. О стоимости не говорится, пока не приедет владелец.

— Надеюсь, полиция осмотрела машину, — предположил Мейсон.

— Исследовали чуть ли не с микроскопом. Пытаются найти хоть что-нибудь к двум часам. Ищут машину, с которой столкнулся Хепнер, и по остаткам краски. По химическому анализу можно напасть на след. Считают, что это был грузовик, так что осматривают все грузовики. Обыскивают каждый гараж в городе.

— Есть что-нибудь еще? — спросил Мейсон.

— Тебе и этого надолго хватит, — ответил Дрейк. — Больше мне ничего не известно, Перри. Я тоже послал своих на поиски. Если хочешь найти брачное свидетельство не вступавших в брак или тех, кто не останавливался в отеле как муж и жена, приходится привлекать к работе всех, кто у тебя под рукой. Если твоя парочка где-либо регистрировалась, мы их найдем, если нет…

— Знаю, знаю, — перебил Мейсон.

Я работал всю ночь, — iворчливо сказал Дрейк.—

Я могу торчать на месте двенадцать или пятнадцать, часов, но даже мне нужно вздремнуть. Вот что, Перри, тебе надо спешить. Позвони своему другу-прокурору и попроси обвинение против твоей, клиентки Элинор Хеп-нер или Элинор Корбин. Скажи, что хочешь выдать ее. Если ты этого не сделаешь, то будешь мешать проведению следствия по уголовному делу.

— А если прокурор не захочет иметь со мной дела?

— В таком случае к пяти часам все газеты объявят об ее укрывательстве и твой доктор окажется в сложном положении, а ведь ты не очень хочешь подводить его:

Мейсон кивнул:

— Будь на месте до получения обвинения, Пол, а потом можешь отправляться домой спать. Собирай всю информацию, какую сможешь. Узнай о мотелях в Лас-Вегасе. Посмотри, были ли зарегистрированы там Сьюзен Грандер и Дуглас Хепнер под своими именами в разных номерах в ночь на тринадцатое, это была пятница.

— Пятница, тринадцатое. Два отдельных номера, — медленно повторил Пол, стараясь запомнить. — Дуглас поехал с ней в Лас-Вегас, и там они взяли два отдельных места в мотеле? — переспросил он. — Я тебя правильно понял?

— Да, такова версия, — подтвердил Мейсон, — и я хочу проверить, точна ли она.

— Хочешь пари, что нет?

— У меня предчувствие, что ты найдешь два отдельных номера.

— Не хочу быть грубым, — Дрейк подмигнул Делче Стрит, — но жажду узнать: два номера — это зачем.'

— Мистер Хепнер не был особенно темпераментным, — объяснила Делла.

— Как скоро ты сможешь все разузнать? — перебил их Мейсон.

— Часам к двум. Если ты прав, то раньше. О’кей, — сказал Пол и вышел.

— Что теперь? — Делла вопросительно посмотрела на Мейсона.

— Мы в трудном положении, — ответил Мейсон. — Отель наполнен детективами. Как только ты там покажешься, они тебя схватят и выиграют вдвойне. Они смогут обнаружить ценности в сейфе отеля, захотят их осмотреть, но вряд ли получат на это ордер.

— Кажется, мы действительно влипли.

— А твоя одежда там?

— Все самое лучшее…

Мейсон задумался.

— К этой проблеме мы вернемся позже, — решил он, — сейчас у нас считанные минуты. Попробуй дозвониться доктору Ариэлю.

Делла подошла к телефону. Через две-три минуты ей удалось связаться с доктором.

— Хэлло, док, — сказал Мейсон. — Мне очень жаль, что я вас беспокою.

— Что случилось? — ответил доктор. — Я тороплюсь на операцию.

— Я насчет моей клиентки. Вы поместили ее в надежное место?

— Да. А что случилось?

— Ее обвиняют в убийстве. Заключение будет готово к трем часам, и тогда она станет считаться бежавшей от правосудия. Вы откроете газету и узнаете, что ее ищут…

— Я редко читаю вечерние газеты, — возразил доктор Ариэль. — Так это вас беспокоит?

— Нет, — ответил Мейсон. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Когда выйдут газеты с объявлением о розыске, вам следует позвонить в полицию и сказать, что вы не знали, что полиции неизвестно ее местонахождение, что она находится у вас под наблюдением психиатров в связи с потерей памяти и так далее.

— Когда?

— Как только прочтете газеты. Кстати, где она сейчас?

— В «Оук», в Пайн-Рест.

— Благодарю вас, доктор. Помните: как только прочтёте газеты, не раньше. И лучше, если кто-нибудь при этом будет присутствовать. Если у вас есть хорошая медсестра, которой вы доверяете, пусть позвонит она и скажет, что Элинор Хепнер ваша пациентка и что вы хотели бы сами связаться с полицией, хотя она находится под медицинским наблюдением. Поняли?

— Да.

— Отлично. До свидания, доктор.

Делла Стрит положила на стол важные письма.

— Может быть, вы посмотрите?

— Думаю, что нет, Делла.

— Я тоже так думаю.

— И тебе меньше работы, — усмехнулся Мейсон..

— Что теперь делать?

— Позвони в отель и скажи клерку, что улетаешь с друзьями в Мехико, но хочешь, чтобы твою комнату оставили за тобой, и во избежание недоразумений высылаешь им двести пятьдесят долларов.

— Двести пятьдесят долларов?

— Ты спишешь эти деньги в счет деловых издержек, — пояснил Мейсон. — Расходы несут Корбины. Мы, конечно, ошиблись в выборе отеля. Теперь ты не можешь ни вернуться туда, ни оттуда выехать.

— Что ж, — с некоторой грустью сказала Делла, — значит, закончилась моя увлекательная ночная жизнь. Я исчезну сегодня. Некоторые обитатели отеля начнут наводить справки.

— Но когда они узнают, что ты с друзьями отправилась в Мехико, они ведь не полетят вслед за тобой, не так ли?

— Конечно нет, но упрекнут себя в том, что' не были настойчивы прошлой ночью. Полет в Мехико «с друзьями» — интересное дополнение к образу молодой хищницы, которая занимается составлением планов компании.

— Да, понимаю твое разочарование, — улыбнулся Мейсон, — но ничего не могу поделать.

— Была бы я как Элинор: из видной семьи! У нее так тут же нашелся адвокат, готовый защищать ее от обвинения в убийстве, адвокат, который занялся делом задолго до обнаружения трупа.

— Что ж тут удивительного? — спокойно спросил Мейсон.

Глава 9

Делла Стрит принесла утренние газеты и протянула их Мейсону. Тот откинулся на спинку кресла и углубился в чтение.

— Звонил Пол Дрейк, — сказала Делла. — Его люди нашли мотель в Лас-Вегасе, в котором Сьюзен Грандер и Дуглас Хепнер снимали два номера. Это было в пятницу, тринадцатого.

— Теперь мы знаем, с чего начинать работу, — оживился Мейсон.

— Она прекрасно выглядит, — сказала Делла, показывая газету. На фотографии была Элинор в окружении полицейских.

— Похоже, Ольга позволила ей воспользоваться своим гардеробом.

— Платье ей идет, — заметила Делла.

— Отличная фигура, — добавил Мейсон.

— А кожа, помните?

— О да, кожа великолепна, — улыбнулся адвокат.

— Итак, она забыла все, что случилось, — напомнила Делла.

— Да, — отозвался Мейсон, — и это многое дает газетчикам. Прекрасная наследница — пропавший уикэнд — нецелованная невеста… «Я совершенно не помню, что было со мной», — сказала она офицеру полиции, разражаясь рыданиями».

— А что говорят о пистолете?

•— У нее был пистолет, но потом исчез. Она случайно вспомнила о нем, когда укладывала вещи, чтобы ехать с Хепнером. Она не знает, где находится ее багаж.

— А полиция?

— По словам Пола, Этель Белан раскрыла им карты.

— Вы думаете?

— Пока полиция ко мне насчет багажа не обращалась.

— Этель Белан могла сказать им…

Раздался звонок, и Делла Стрит взяла трубку.

— Алло… Да, Герти. Соедините. — Она повернулась к Мейсону: — Звонят лично мне. Какая-то женщина хочет сообщить нечто важное… Алло. Понимаю. Продолжайте, скажите подробнее.

Делла Стрит стала что-то быстро писать в блокноте. Потом положила карандаш.

— Все правильно, миссис Фримонт. Ничего другого вы не могли сделать. Да, да, большое спасибо. — Делла положила трубку. — Этель Белан все рассказала.

Мейсон вопросительно уставился на нее.

— Это звонила миссис Фримонт, управляющая отелем. Лейтенант Трэгг явился туда с обыском. Они ищут у меня вещи, принадлежавшие Элинор Хепнер или Корбин, обвиняемой в убийстве. Копию ордера отдали управляющей. Они зашли в мои апартаменты и нашли эти вещи. Забрали три предмета, оставив расписку.

— Очень интересно, — сказал Мейсон, — просто прекрасно. Все как и должно быть в таких случаях.

— А что с камнями? — спросила Делла.

— Этот вопрос надо задать тебе.

— Но я не знаю ответа.

— Если не ты, то кто же?

— Возможно, никто. Но если драгоценности — улика, то вы незаконно утаиваете ее.

— Улика чего? — спросил Мейсон.

— Ну хотя бы контрабандного провоза драгоценностей.

— Почему ты думаешь, что эти драгоценности — контрабанда?

— А что насчет убийства?

— Почему ты думаешь, что камни имеют какое-то отношение к убийству? У меня есть обязанности перед клиенткой. Если полиция сможет связать камни с делом об убийстве и предъявит доказательства, тогда мне придется туго, но пока камни в моем распоряжении. Может быть, в дальнейшем они докажут шантаж, откуда мне знать? Я не могу взять на себя ответственность и заявить, что они связаны со смертью Дугласа Хепнера, не могу вернуть их в полицию, которая тут же расскажет все репортерам.

— Что же делать?

— Придумаем что-нибудь.

— Шеф, Пол Дрейк говорит, что полиция будет рада раздуть дело и что прокурор Гамильтон Бюргер взялся за него с удовольствием.

— Ну и что?

— Вы не можете уклониться?

— Уже нет. — Мейсон покачал головой. — Я втянулся в него.

— У вас могут быть неприятности из-за камней.

— Что же, по-твоему, я должен делать? Обратиться в полицию?

— Нет.

— А что?

— Вы можете поговорить с клиенткой, попросить ее все рассказать…

— Моя клиентка повторит, что ничего не помнит.

— Ваша клиентка лгунья, — рассердилась Делла Стрит. — Вы знаете это, и она знает, что вы знаете.

— Но если она что-то вспомнит и расскажет о камнях, тогда они станут доказательством чего-то. А так мне ничего не известно.

— Рано или поздно это случится, и мне не нравится, что Бюргер будет торжествовать.

— Еще бы, — согласился Мейсон. — Но не забудь, что он еще не выиграл. Он хочет организовать немедленный суд, а это, в общем, мне подходит.

— Не лучше ли подождать и посмотреть, как будут развиваться события?

Мейсон покачал головой:

— Бюргер — слабый мыслитель. Если он добьется суда, ему же будет хуже. У него в обороне есть слабое место. Я дал ему время, чтобы его помощники подготовили хорошую позицию, но он им не пользуется.

— Вы думаете, прокурор может споткнуться?

— Я сделаю все, чтобы смог.

Глава 10

Перри Мейсон осмотрел переполненный зал суда, пытаясь разобраться в обстановке.

Позади него, чуть в стороне, сидела его клиентка, официально названная Элинор Корбин, хотя, возможно, она была Элинор Хепнер.

В первом ряду расположился ее отец Хомер Корбин, спокойный мужчина, скромно одетый, с хорошими манерами, оплачивающий защиту.

«Знает ли прокурор, что покойный Хепнер был осведомителем? — подумал Мейсон. — Какие показания будет давать Корбин? Станет распространяться о том, какая хорошая девочка его дочь? Или о том, что ее привело к преступлению? Можно себе представить ответ прокурора:

— Вы знали, мистер Корбин, что покойный Дуглас Хепнер занимался раскрытием контрабанды, ввозимой на кораблях, и сообщал об этом таможенной службе? Он жил на двадцатипроцентное вознаграждение.

Гамильтон Бюргер не дождется ответа и добавит:

— Я полагаю, мистер Корбин, что вы познакомились с покойным на корабле, возвращающимся из Европы?

Далее прокурор улыбнется свидетелю:

— Вы ведь ювелир, мистер Корбин, и ваша поездка в Европу носила деловой характер, не так ли?

Ни один из вопросов не будет объективен. Они начнут рыться в прошлом свидетеля, в его знакомстве с покойным, и совокупный результат будет смертельным».

Рядом с отцом Мейсон увидел тонкогубую Ольгу Джордан, умную женщину, попытавшуюся замаскировать тонкую линию губ обилием губной помады. Она все время тревожно оглядывалась, словно искала союзников. Возле нее сидел ее муж, Билл Джордан, загорелый парень, с упрямым выражением лица. Он был слишком молод, чтобы находиться в отставке, слишком загорел и резко отличался от мужчин и женщин, сидящих в суде, которые работали всю жизнь в конторах.

Это были единственные люди, на которых Мейсон мог рассчитывать в своей борьбе с прокурором.

Показания, занесенные в обвинительное заключение, гласили, что обвиняемая Элинор Корбин была дружна с Дугласом Хепнером, бежала с ним из дома, прислала домой телеграмму из Юмы, сообщавшую, что они поженились; что две недели спустя было найдено тело Дугласа Хепнера с огнестрельной раной в затылке. Выстрел был произведен из пистолета тридцать восьмого калибра, а именно такой пистолет был у Элинор Корбин. Обвиняемая говорила Этель Белан о своей дружбе с Дугласом Хепнером, которой хочет помешать Сьюзен Грандер, грозилась убить Дугласа Хепнера, если тот попытается бросить ее. Обвиняемая всегда подчеркивала, что у нее есть пистолет тридцать восьмого калибра, а жила она в отеле вместе с Этель Белан, рядом с комнатами, в которых проживает Сьюзен Грандер, молодая женщина, привлекшая к себе внимание Дугласа Хепнера и уехавшая вместе с ним.

Вся эта паутина, сотканная в обвинительном заключении, давала прокурору многое. Фактов для предъявления ордера на арест и заключения под стражу было достаточно, и Гамильтон Бюргер, без сомнения, располагает очевидными доказательствами, которых не было ни у Мейсона, ни у Детективного агентства Дрейка.

Итак, обстоятельства для подзащитной Мейсона сложились крайне неблагоприятно, адвокат не смог получить от нее правдивый рассказ о случившемся, и ему оставалось надеяться только на свою наблюдательность и искусство перекрестного допроса — единственного пути для получения фактов из уст противной стороны.

Гамильтон Бюргер, окружной прокурор, торжествовал и не скрывал этого. Лицо его светилось торжеством предстоящей победы. После обсуждения прошлого обвиняемой и некоторых фактов дела он заявил:

— Мы надеемся доказать вам, леди и джентльмены, что обвиняемая, подстрекаемая ревностью, имела в руках пистолет тридцать восьмого калибра. Она заплатила определенную сумму Этель Белан за возможность жить в ее номере и шпионить за Сьюзен Грандер, которая жила по соседству. Она следила за человеком, которого объявила своим мужем. Но Дуглас Хепнер, ныне покойный, был заинтересован в Сьюзен Грандер. Обвиняемая угрожала убить его, и вот, леди и джентльмены, мы нашли Дугласа Хепнера мертвым. Он был убит выстрелом в затылок, а обвиняемая стала вести себя как человек, потерявший память. Ее состояние, которое мы можем назвать сложной амнезией, охарактеризовано как симуляция.

— Минуту, ваша честь, — вмешался Мейсон. — Мне неприятно перебивать речь прокурора, но защита требует вызова психиатра, умеющего читать чужие мысли.

Гамильтон Бюргер приветливо улыбался:

— Хорошо, мы вызовем психиатров, проверив их квалификацию. Мы разрешим им дать показания. Разрешим любую консультацию и предъявим суду все необходимые доказательства. Итак, леди и джентльмены, перед вами полная картина этого дела. А поскольку мы хотим побыстрее завершить его, я не буду вдаваться в детали.

Воспользовавшись тем, что его перебил Мейсон, Гамильтон Бюргер быстро закончил речь и сел на место.

Мейсон повернулся к Полу Дрейку:

— Заметь, Пол, как он сказал о пуле в голове Хепнера, выпущенной из пистолета обвиняемой: очень осторожно.

— Защита желает сделать заявление? — посмотрел в их сторону судья Моран.

— Нет, ваша честь, — скромно ответил Мейсон. — Мы задержим наше заявление на некоторое время. Я думаю, судьи понимают важность возложенной на нас задачи — доказать невиновность обвиняемой, и, если обвинение еще не готово, мы продолжим сбор доказательств.

— Это заявление? — спросил Бюргер.

— Нет, — ответил Мейсон, — это еще не заявление.

— Вы имеете в виду, что не принимаете этих доказательств?

— Нет. Закон считает мою подзащитную невиновной.

— Поддерживаю, — сказал судья Моран, — я не хочу никаких разногласий в суде. Пожалуйста, адресуйте ваши замечания суду. Прокурор, подзащитная отказывается в настоящее время от заявлений. Вызывайте первого свидетеля.

Гамильтон Бюргер поклонился с улыбкой.

— Мой первый свидетель, — сказал он, — Раймонд Орля.

Мистер Орля принес присягу и объяснил, что был вызван в парк Сьерра-Виста около девяти пятнадцати вечера семнадцатого августа, где нашел тело Дугласа Хепнера. Он произвел осмотр места преступления, сфотографировал тело с различных точек. Потом тело доставили в его лабораторию, где было произведено вскрытие. У него есть фотографии.

Гамильтон Бюргер заявил, что фотографии будут предъявлены суду для рассмотрения, но он считает, что они ужасны. Суд, вероятно, не привык видеть такое.

Орля показал, что на затылке убитого есть входное пулевое отверстие, что, кроме небольших синяков на голове, других следов применения силы нет и что врач, производивший вскрытие, обнаружил пулю в голове.

— Это все, — учтиво завершил выступление свидетеля Гамильтон Бюргер. — Не уверен, что есть необходимость в перекрестном допросе.

— У меня два вопроса, — живо сказал Мейсон. — Что случилось с одеждой, которую носил покойный?

— Она осталась в прозекторской.

— Одежда в любой момент может быть представлена суду, — предложил Гамильтон Бюргер и поклонился, будто желая услышать одобрительные аплодисменты.

— Какие у него были вещи? Что в карманах? — спросил Мейсон, как бы не расслышав слов прокурора.

— У меня есть список, — ответил Орля и достал записную книжку. — У покойного найдено следующее, — начал он. — Записная книжка, водительские права, авторучка, кожаный футляр для ключей с четырьмя ключами, носовой платок, доллар и девяносто шесть центов мелочью, серебряный портсигар с шестью сигаретами.

— И все? — поднял брови Мейсон.

— Да, сэр.

— Где эти предметы?

— В конторе.

— Я хочу, чтобы их предъявили суду, — потребовал Мейсон.

— Ну, ну, — сказал Бюргер. — Эти вещи не имеют отношения к делу.

— Откуда вы знаете? — возразил Мейсон.

— Если хотите, их включат в доказательства. Мне это, по правде, не нужно, но вам…

— Ваша честь, — снова перебил Мейсон, — буду рад, если эти предметы сочтут доказательствами. Я чувствую, что они могут оказаться очень важными, особенно записная книжка.

— Записная книжка совершенно чистая, — сказал Орля.

— Вы хотите сказать, что в ней ничего нет?

— Абсолютно! Страницы совершенно чисты. Под обложкой лежат права. Очевидно, старая кончилась незадолго до смерти, а новую он не успел заполнить.

— Что вы можете сказать о правах?

— Они лежали в этой книжке, завернутые в целлофан.

— Если суд позволит, — Мейсон снова обратился к судье, — я просил бы предъявить эти предметы, и немедленно.

— Ваша честь, — сказал Гамильтон Бюргер, — мне кажется, можно было бы позволить сделать это, но я не думаю, что надо разбивать дело на части.

— Это часть перекрестного допроса, — сказал Мейсон, — и я вынужден настаивать на своем.

— Вы не можете делать это частью перекрестного допроса! — возразил Бюргер.

— Я имею право просить свидетеля принести предметы в суд, — упорствовал Мейсон.

— Не вижу причин отказывать, — сдался судья Моран. — Эти предметы принадлежали покойному?

— Да, сэр!

— Они были в его карманах?

— Да, сэр.

— И вы лично достали их из карманов?

— Да, сэр.

— Предметы могут быть доставлены в суд с пометкой: «Вещественные доказательства защиты». Они будут представлены для опознания, и адвокат может устраивать перекрестный допрос свидетелю по любому из них.

— Благодарю вас, ваша честь, — поклонился Мейсон. — Защита желает получить также снимки, показывающие вскрытие трупа.

— У меня есть комплект фотографий для защиты. — Гамильтон Бюргер учтиво протянул Мейсону пачку фотографий.

— Спасибо, — сказал Мейсон, — больше вопросов не имею.

Далее был вызван доктор Юлиус Оберон, объявивший, что является патологоанатомом и судебным экспертом. Доктор утверждал, что произвел вскрытие трупа, обнаружив пулю тридцать восьмого калибра в голове убитого, и что эта пуля — причина немедленной смерти. Он рассказал о входном отверстии, описал повреждение мозга, заявил, что других видимых причин смерти не обнаружил, сообщил, что, по его мнению, смерть наступила приблизительно сутки назад. Точное время определить он не мог.

— Что вы сделали с пулей, которую вытащили из головы убитого? — спросил Бюргер.

— Отдал ее на баллистическую экспертизу.

— Можно начинать перекрестный допрос, — разрешил Бюргер.

Мейсон взглянул на доктора, сидевшего на свидетельской скамье, словно выбирая его слабое место.

— Вы утверждаете, доктор, что смерть наступила внезапно?

— Да, сэр.

— На чем основано ваше мнение?

— На характере раны, на характере повреждения мозга.

— Эта рана могла повлечь внезапную потерю сознания?

— Да, сэр.

— Но не обязательно смерть?

— Да, действительно, я встречался с такими случаями.

— Что их вызывало?

— Например, большая потеря крови из раны на голове.

— Эту кровь выталкивало сердце?

— Да, сэр.

— В подобных случаях человек мог находиться В бессознательном состоянии, жить значительное время, но проявление жизни было заметно только по крови, вытекавшей под действием работы сердца из вен головы?

— Да, сэр, это правда.

— Могло ли быть то же самое в данном случае?

— Определенно нет: было очень мало крови.

— Не заметили ли вы сгустков крови на земле или возле головы покойного?

— Да, сэр. Только несколько наружных кровавых пятен.

— А внутренние?

— Небольшие, сэр.

— И на основании недостатка крови вы утверждаете, что смерть наступила внезапно?

— Не только поэтому. Видно по характеру раны и повреждению мозга.

— Скажите, доктор, вы приняли во внимание возможность ТОГО, ЧТО ПОКОЙНЫЙ мог быть убит в другом месте, а потом перенесен сюда?

— Да, сэр.

— Вы отрицаете такую возможность?

— Да.

— Могу я узнать причину?

— Природа и размеры раны, повреждение мозга, положение сгустков крови, отсутствие вертикальных пятен крови, положение тела— вот ответ на ваш вопрос.

— По вашему мнению, доктор, кто-то выстрелил ему в затылок из пистолета тридцать восьмого калибра и смерть наступила внезапно или фактически внезапно?

— Все точно, кроме одного.

— Чего же?

— Убитый мог некоторое время сидеть. По положению, в котором было найдено тело, я склонен думать, что он сидел на траве, поджав ноги, опираясь левой рукой о землю. Человек, застреливший его, сидел позади него на земле. Или он нагнулся так, что пистолет оказался на уровне головы покойного.

— Благодарю вас, доктор, это все.

— Дальнейших вопросов нет, — подытожил Бюргер. — Вызываю свидетеля Мертона К. Болстера.

Прокурор мельком взглянул на часы, словно все у него было размечено по времени.

Мертон К. Болстер оказался экспертом по баллистике. Он был на вскрытии, и доктор Оберон передал ему пулю, которую вытащил из головы убитого.

За пятнадцать минут допроса Мертон К. Болстер подтвердил, что пуля выпущена из пистолета тридцать восьмого калибра типа «смит-и-вессон». В доказательство были показаны пуля и серия фотографий.

Присяжные начали тщательно осматривать роковую пулю, будто могли что-то по ней узнать.

— Что вы можете сказать о поисках оружия? — спросил судья.

— Я помогал при осмотре местности, где нашли тело.

— Оружие обнаружили?

— В тот момент нет.

— И тогда, — с торжеством сказал Бюргер, — вы стали использовать механические и электронные приборы?

— Да, сэр.

— Какие именно?

— Прибор, который известен как миноискатель.

— Что это такое?

— Электронный прибор, который издает определенный звук, если поблизости находится металлический предмет.

— Что же вы обнаружили?

— Мы нашли несколько металлических предметов: ржавый перочинный нож, ключ для открывания консервных банок и…

— Не важно, — перебил его Бюргер, — лучше скажите, нашли вы что-нибудь важное?

—>Мы нашли «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра с одной отсутствующей гильзой. Номер пистолета С-48809.

— Так, — торжествующе воскликнул Бюргер, — и вы проводили баллистическую экспертизу?

— Да, сэр.

— Вы стреляли из него?

— Да, сэр.

— Каковы же результаты испытаний?

— Выявились две характерные особенности. Пуля, извлеченная из трупа, и пуля, которой стреляли на испытаниях, совпали.

— У вас есть фотографии?

— Да.

— Предъявите их, пожалуйста.

Свидетель достал фото, которое присяжные тут же начали рассматривать.

— Где вы нашли оружие?

— Оружие оказалось зарытым на девять дюймов в землю. Там было отверстие, видимо, нора, которую замаскировали листьями и ветками.

— Вам удалось найти пистолет с помощью миноискателя?

— Мы осторожно исследовали землю, раздвинули сухие листья и ветки, обнаружили нору и в ней пистолет.

— Далеко от места, где лежало тело?

— Пятьдесят шесть футов на северо-восток.

— Кто-нибудь был с вами?

— Да, сэр, несколько человек.

— И среди них топограф?

— Так точно, сэр.

— Это он нашел труп?

— Да, сэр.

— Вы знаете имя этого человека?

— Да, сэр, Стивен Эскалант.

— Скажите, мистер Болстер, вы искали в списках владельцев оружия человека, у которого был пистолет С-48809?

— Да, сэр.

— И нашли?

— Да, сэр.

— Кто это?

— Элинор Корбин.

— Обвиняемая по делу?

— Да, сэр.

— Ваш поиск оружия по документам сделан согласно закону?

— Да, сэр.

— У вас есть фотокопия протокола?

— Да, сэр.

— Ваша честь, — обратился Бюргер к судье. — Приближается час вечернего перерыва. Я буду просить представить к этому времени копию. Я еще не показал, что подпись в регистрационной карточке — это подпись Элинор Корбин, но надеюсь предъявить данное доказательство завтра утром, а также заключение графологической экспертизы, подтверждающее, что подпись на регистрационной карточке и подпись Элинор Корбин — идентичны. Однако полагаю, что эта копия должна быть предъявлена сейчас.

— Не возражаю, — улыбнулся Мейсон. — Мы поставим условием предъявление регистрационной книги, с которой сделана копия. В таком случае легче убедиться, что подпись в книге, сделанная кем-то, и подпись Элинор Корбин совпадают.

— Вы потребуете этого? — удивился Бюргер.

— Конечно, — улыбнулся Мейсон как нельзя более приветливо.

— Хорошо, — согласился со всеми судья Моран. — Копия будет приведена в качестве доказательства, а суд сделает перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.

Толпа покидала зал суда. Делла Стрит и Пол Дрейк подошли к Перри Мейсону.

— Это ваш пистолет? — обратился Мейсон к Элинор. — Да.

— Как он очутился там, где его нашли?

— Мистер Мейсон, клянусь чем угодно, что абсолютно ничего не помню. Он был у меня просто так, для безопасности. Сейчас так много случаев нападений на женщин! Кроме того, мне часто приходилось заниматься ювелирным делом вместе с отцом и носить кое-что с работы отца домой. Полиция сама предложила мне иметь пистолет с двухдюймовым стволом, легко скрываемый и женщиной.

— И когда вы оставили дом ради так называемого медового месяца, вы взяли пистолет с собой?

— Да, конечно. Этого я не скрывала и попала в ловушку.

— Но когда вас забрали в полицию, у вас его не было?

— Разумеется, — улыбнулась Элинор, — у меня вообще с собой было мало вещей. Полагаю, это о моей одежде писали как о «прозрачном покрывале».

— Перестаньте шутить, черт побери, — рассердился Мейсон. — Пистолет — обвинение в убийстве. Вы ушли из дома с Дугласом Хепнером. Он убит из вашего пистолета. Ясно?

— Но это случилось через две недели после моего с ним ухода. За две недели многое могло случиться.

— Да поймите же: он был убит шестнадцатого августа из вашего пистолета в ста ярдах от того места, где вы голой танцевали при луне.

— Вы на меня сердитесь?

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что случилось. Мне нужен шанс спасти вас от смертной казни или пожизненного заключения. Если вы застрелили его, то должны дать мне возможность квалифицировать убийство как самозащиту или как оправданное убийство…

— Боюсь, что вы забыли о том, что ему пустили пулю в затылок. Кажется, это отвергает теорию самозащиты.

Женщина в полицейской форме подошла к Элинор.

— Надеюсь, вы постараетесь что-то сделать, чтобы память вернулась к вам до десяти утра, иначе…

Мейсон умолк: к ним шел репортер.

— Мистер Мейсон, вы сделаете какое-нибудь заявление?

Мейсон нехотя улыбнулся:

— В настоящее время никаких заявлений, кроме того, что моя подзащитная невиновна.

— Это правда, что она ничего не помнит о той ночи?

— Амнезия — материя для экспертов, а я не эксперт. Можете спросить психиатров об амнезии от умственного потрясения. Это все, что я имею сказать вам.

— Ваша защита включает амнезию? — не отставал репортер.

— Моя защита, — ответил, все так же улыбаясь, Мейсон, — в настоящее время не касается причин, которые могут оказаться вполне очевидными. Однако вы можете сослаться на меня и заявить, что, прежде чем все закончится, Гамильтон Бюргер будет сильно удивлен.

Мейсон собрал со стола бумаги и сложил их в портфель. Потом потянул Деллу Стрит за руку, кивнул Полу Дрейку и тихо сказал:

— Пошли куда-нибудь, где можно поговорить.

Они вышли из зала суда, миновали комнату прессы и зашли в комнату свидетелей. Мейсон захлопнул дверь.

— Что ты теперь можешь сделать? Положение сложное, — сказал Дрейк.

Мейсон усмехнулся.

— Понимаешь теперь, почему Бюргер так страстно ждал суда? Боже мой, Перри, ты не сможешь выкрутиться! — продолжал Дрейк.

Мейсон сунул руки в карманы и прошелся по комнате.

— Хотел бы я, чтобы девчонка рассказала мне правду.

— Она не скажет, потому что не сможет, — сказал Дрейк. — Она убила его. Нет и одного шанса на миллион, что она не убивала.

— Шеф, — вступила в разговор Делла, — а нет ли возможности установить принадлежность пистолета? Конечно, это ее оружие, но допустим, что кто-то выкрал его.

— Это единственное, что у нас есть для защиты, но вы не заметили ловушку, которую устроил мне Гамильтон Бюргер?

— Вы о чем?

— Он хочет, чтобы я работал в определенном направлении при перекрестном допросе, — ответил Мейсон. — Это многое ему даст. А потом он выставит звезду на скамью свидетелей.

— Кто же эта звезда?

— Этель Белан.

— А в чем она сможет присягнуть?

— Кто знает, — сказал Мейсон. — Но возможно, это произведет эффект, когда она заявит, что видела Элинор Корбин с пистолетом за несколько часов до убийства. Ее слова могут оказаться губительными. С другой стороны, Бюргер не стал бы прятать ее в отеле от каждого, кто может склонить ее на нашу сторону.

— Это верно, а как насчет сделки с прокурором? — поинтересовался Пол Дрейк.

— О чем ты?

— Ну, о мольбах спасти твою клиентку от смертной казни. Она будет счастлива. А потом ее можно выручить.

— Я не могу сделать это. — Мейсон покачал головой.

— Почему?

— Потому что она не сказала мне, что убила парня. Я не могу примириться с мыслью, что невинную женщину посадят в тюрьму. Ты знаешь, Пол, у нее великолепная фигура, ей нравится показывать себя. Она свободна, как воздух… Она путешествовала по Европе и Южной Америке, бывала в лучших ресторанах мира. А теперь ее поместили в тюремную камеру, отобрали все, приговорили к однообразной, монотонной жизни. Свет только в определенное время. Подъем — тоже. Паршивый завтрак. Недостаток витаминов. У нее портится фигура, обвисли плечи, она вся согнулась. А лет через пятнадцать — двадцать она выходит. Что ей делать? Она больше не привлекает мужчин. У нее нет очарования. Жизнь прошла.

— Она десять тысяч раз сможет подвергнуться наказаниям, а это так и будет, — добавила Делла Стрит.

— Надо что-то делать, — вздохнул Дрейк. — Мы не должны сидеть сложа руки.

— Но ведь мы делаем кое-что, — вспыхнул Мейсон. — Я только пытаюсь привести свои мысли в порядок. Мы должны найти что-то такое, что неизвестно обвинению. И мы найдем это! Докажем, что случилось на самом деле!

— Случилось, что она убила его, — сказал Дрейк. — Она ревновала, когда он начал двойную игру, и убила. Почему она не может быть нормальной? Почему не может выступить свидетелем и рассказать о той ночи, когда Дуглас посмеялся над ней, а она думала, будто он на ней женится. И тогда она взяла пистолет, чтобы испугать его, но пистолет выстрелил, а с ней случилось что-то странное, она ничего не помнит.

— Это глупая защита, — подумав, решила Делла Стрит. — Но все же защита, и с ее фигурой и очарованием можно повлиять на старых козлов присяжных и добиться оправдания. Они могли бы пойти на компромисс.

— Вы забываете, что юрист — это судебный чиновник, — сказал Мейсон. — Он представляет правосудие. Я не могу пытаться найти нечестный выход. Я предпочитаю защищать своих клиентов и их интересы честно.

А теперь, Пол, обратимся к логике. Не будем паниковать. Что у тебя в карманах?

— Всякое барахло.

— Давай сюда. Клади на стол.

Дрейк удивленно уставился на Мейсона.

— Давай, давай.

Дрейк молча стал разгружать карманы.

— Черт возьми, — пробормотала Делла, глядя на кучу, выраставшую на столе. — И после этого вы, мужчины, рассуждаете о том, что творится в женских сумочках!

Дрейк выложил карандаш, авторучку, записную книжку, нож, портсигар, зажигалку, цепочку с ключами, носовые платки, бумажник, немного мелочи, водительские права, пару открыток, расписание самолетов, пакет жевательной резинки.

Мейсон задумчиво обозревал коллекцию.

— Вот и все, — сказал Дрейк, — что я доказал?

— То, что мне нужно, — удовлетворенно ответил Мейсон.

— Не понимаю.

— Я увидел контраст между содержимым карманов делового человека и содержимым карманов Дугласа Хепнера, о котором показал свидетель. Вот смотри: Хепнер курил. У нехо был портсигар. А где спички? Где его нож? Почти каждый мужчина имеет перочинный нож. У него есть права, но нет членской карточки. Ни клубов, ни адресов, ничего подобного.

— Черт побери, — нахмурился Дрейк. — А ведь ты прав, Перри, слабый ассортимент.

— Конечно, — отозвался Мейсон. — А где жил Хепнер?

— Этот вопрос как раз занимает теперь полицию. Фиктивно он жил в «Диксикрат-отеле»: у него там была комната. Горничная говорит, что он иногда жил там с неделю. Однако ни еды, ни белья там не нашли.

Мейсон щелкнул пальцами.

— Что? — спросил Дрейк.

— Белье! — вскрикнул Мейсон. — Пол, продолжай!

— Где?

— У свидетеля! Мы просили для осмотра вещи, которые носил покойный. Надо узнать, есть ли там метки прачечной.

— Отлично, — согласился Дрейк. — Что-нибудь мы узнаем, но, Перри, если бы на них были метки, полиция давно обратила бы на это внимание.

— Откуда ты знаешь, что их не нашли?

— Ну, тогда бы они заявили об этом.

— Я хочу получить эти вещи прежде, чем их отдадут суду, — сказал Мейсон. — Если, конечно, считать, что моя клиентка говорит правду. Предположим, что она действительно попала в катастрофу и не может…

— Ну, это один шанс из пяти миллионов, — сказал Дрейк. — Прокурор заставит психиатров осмотреть ее, и они подтвердят, что она симулянтка. Сначала прокурор устроит перекрестный допрос, и ей придет конец. А потом с помощью психиатров докажет, что она лжет.

— Я сам думаю, что лжет, — невесело сказал Мейсон. — У тебя есть ультрафиолетовый свет в конторе, Пол?

— Да, небольшая лампа и два типа фильтров…

— Отлично, тащи ее сюда. Метки на белье делают флюоресцирующими чернилами. Это может дать ключ. А что насчет тех ключей? Четыре ключа на цепочке. Полиция узнала, что они запирают?

— Один от квартиры в «Диксикрат-отеле». Откуда остальные, не знаю.

— Хорошо. Принеси также немного воска. Пока я буду отвлекать внимание властей, сделаешь оттиски каждого ключа.

— Считаешь, это что-нибудь даст? — с сомнением спросил Дрейк.

— А разве закон запрещает? — ответил вопросом на вопрос Мейсон.

— Ты же лучше меня знаешь законы, Перри.

— Тогда делай то, что тебе говорят. Мне нужны, оттиски. Мы поработаем с ними. Начнем поиски и завтра сможем рискнуть. Прокурор надежно упрятал нас под снежной лавиной.

— Этель Белан?

Мейсон кивнул:

— Ее заявление таит для нас большую угрозу. Бюргер выиграл время. Он заставляет нас беспокоиться о пистолете, пытаясь уверить присяжных, что он не был украден. Поэтому он делает ставку на Этель Белан. Потом Гамильтон Бюргер кисло улыбнется и скажет: «Обвинение дает передышку» — и толкнет дело в мои объятия. Если я пущу Элинор на скамью свидетелей, они начнут рвать ее на куски. Если не сделаю этого, они засудят ее. В общем, мы на крючке. Надо действовать.

Глава 11

— Я вызову прокурора или полицию, — сказал дежурный.

— Вы не найдете прокурора в столь позднее время, — возразил Мейсон. — По условию, оговоренному судом сегодня в полдень, мы можем осмотреть одежду Дугласа Хепнера.

— О, я верю, что это правда, — сказал дежурный. — Раймонд Орля дал показания?

— Да.

— Я могу вызвать его, он должен быть дома. Подождите минутку.

Служитель ушел в другой кабинет, осторожно закрыв за собою дверь, и минут через пять вернулся.

— Все в порядке, — заявил он с порога. — Орля подтвердил, что прокурор разрешил вам осмотреть одежду. Пойдемте.

Он повел их по длинному коридору. Подойдя к одной из дверей, остановился, достал ключ и отпер дверь.

— Вот здесь его одежда. '

— И некоторые предметы, которые были у него, — сказал Мейсон. — Авторучка, блокнот и тому подобное.

— Все в шкафу. Если хотите, я вытащу.

— Конечно. — Мейсон многозначительно взглянул на Деллу.

— Боже мой, какая интересная у вас работа, — сказала она, проходя к шкафу. — Вы все здесь храните? — Она засмеялась. — Похвально! Оцениваю это как секретарь, профессионально.

Служитель был явно польщен. Он подошел к Делле.

— Да, такая уж у нас работа, — важно сказал он. — Мы складываем все сюда, но ненадолго, иногда на сутки. Кое-что попадает в суд, другое лежит долго. Но мы стараемся, чтобы вещи оставались здесь не более трех суток. А в соседней комнате находятся трупы. Они тоже хранятся под номерами, совпадающими с номерами шкафов. Номерок мы вешаем им на большой палец. Это, наверное, ужасно для вас, женщин. Многие содрогаются от страха. А вот, видите, целый ряд карточек. Каждая из них относится к определенному трупу.

— Нет, мне не страшно, — сказала Делла Стрит, изображая повышенный интерес. — Я знаю, что смерть — логическое завершение жизни. И знаю также, что в большинстве случаев она наступает внезапно.

Делла направилась к другой комнате, служитель последовал за ней.

Мейсон между тем осматривал одежду.

— Костюм сшит у портного, Пол, — заметил он, — но ярлык отпорот. Это сделала полиция?

— Сомневаюсь, — отозвался Пол.

— Освети-ка его своей лампой… Ага, вот и номер: Н-4464. Быстрее, Пол, не хочу, чтобы этот тип сообщил полиции о том, что мы делаем. Пока Делла занимает его, надо снять оттиски с ключей. Я подержу пальто, чтобы загородить тебя от него, а ты действуй.

В этот самый миг служитель медленно направился к столу. Делла Стрит пыталась задержать его последним вопросом. Мейсон держал пальто на весу и делал вид, что разглядывает швы.

— А это что такое? — шагнула Делла к одному из шкафчиков.

Но служитель, что-то заподозрив, уже шел к Мейсону. Тот быстро повесил пальто на вешалку и стал крутить вешалку перед служителем, как тореадор свой плащ перед быком.

— Эй, что вы делаете, парни? — спросил служитель встревоженно.

— Кто-то отодрал от пальто ярлык, — пояснил свои действия Мейсон.

— Как'оторвали? — оторопел служитель.

— Откуда я знаю? — сказал Мейсон. — Это ведь ваши дела.

— Никто ничего здесь не отрывал, — упрямо сказал служитель.

— Может, полиция? — настаивал Мейсон.

— Не знаю, — засомневался служитель. — Мы только храним здесь все это". Никто не отрывал никаких ярлыков, мы не притрагиваемся к вещам. Можете проверить в полиции. У меня есть приказ пропустить вас для осмотра, и все. Так что смотрите и уходите. Что этот парень там делает?

Дрейк выпрямился, держа в руке футляр для ключей.

— Я изучаю ключи, — невинно сказал он, — хочу отыскать какой-нибудь номер, чтобы узнать, от какой же они двери.

Служитель засмеялся:

— Полиция уже проделала эту работу. Они глядели на эти ключи под лупой, но ничего не обнаружили.

— Ну что ж, — вздохнул Дрейк и положил ключи на стол. — Тогда, я думаю, нет смысла возиться с ними. Ты как, Перри? Еще что-нибудь осмотрим?

— Думаю, надо посмотреть обувь, — ответил Мейсон. — Как насчет его ботинок?

— Я могу кое-что сказать вам о его обуви. Конечно, мне не хочется, чтобы на меня ссылались…

— Не волнуйтесь, — успокоил служителя Мейсон. — Вам нечего бояться.

— Ботинки были проданы в городе. Полиция проверяла. Заплатили наличными. У покойника в магазине не было кредита, а ботинки были частью груза, полученного три месяца назад. Полиция думала, что это им что-то даст, но оказалась в тупике.

— Почему же?

— Парень почти не бывал в своем отеле. Неизвестно, где он жил.

— Может быть, путешествовал? — высказал догадку Мейсон.

— Возможно, вообще, он все время был в движении. Ну, вы закончили?

— Да.

Служитель убрал все в шкафчик, запер его и улыбнулся Делле:

— Ну вот и все. Что я могу еще для вас сделать?

— Теперь уже все, — сказал Мейсон. — Мы пойдем. Я только хотел проверить вещи. Вы видели, как мы описывали одежду?

Они вышли в коридор.

— У тебя есть работа, Пол, — сказал Мейсон. — Ты знаешь метку на белье и должен действовать быстро.

— Пожалей меня, Перри, я голоден. Мы не можем делать ничего, пока…

— В полиции известны метки всех прачечных…

— И ты знаешь, как страстно они хотят помочь нам, — язвительно заметил Дрейк.

— Постарайся узнать через шерифа. Вспомни о своих связях. Свяжись с Объединением прачечных.

— Боже мой! — простонал Дрейк. — Но ведь уже ночь!

— Ты можешь сделать это гораздо быстрее, чем думаешь. Метки очень важны! А оттиски с ключей ты снял?

— Конечно! Еле успел. Снимал с последнего, когда подошел этот тип. Я уж думал, что он увидит…

— Ну и ничего! Тогда бы просто сфотографировали и сделали ключи по фотографии.

— Я могу взять это на себя, Пол, — сказала Делла. — У моего дома работает слесарь, у него магазин. Он часто засиживается допоздна, а если его не будет, я знаю, где его найти. Так что вы займитесь метками, а я поеду заказывать ключи.

— Хорошо, — согласился Мейсон. — Но помни, что слесарь должен держать язык за зубами.

— Ему вполне можно доверять, — заверила Мейсона Делла. — Он большой ваш поклонник, следит за всеми процессами и, если будет знать, что может помочь вам, до смерти обрадуется.

— Ладно, пусть считает, что помогает, — согласился Мейсон. — Делла, как только будут готовы ключи, возвращайся в контору.

Мейсон вернулся к себе, зажег свет, запер дверь кабинета и начал ходить по комнате, размышляя.

Прошло пятнадцать минут, полчаса. Тишину нарушил звонок телефона. Мейсон поднял трубку и услышал голос Дрейка:

— Перри, я обратился к секретарю Объединения прачечных. Этот номер закодирован: 64 означает «Лондри Сервис», которая обслуживает за сутки, а Н-44 — индивидуальный знак. Секретарь говорит, что имя хозяина, возможно, начинается с буквы Н и что он стоит в списке сорок четвертым. Он дал мне имя управляющего прачечной, и я постараюсь побыстрее, отыскать его. Когда мы поедим?

— Когда закончим.

— Послушай, Перри, я бы не отказался от чашки кофе, раз уж нельзя выпить кружку пива.

— Вот вернется Делла, тогда и получишь, а пока работай.

— Понятно, — вздохнул Дрейк. — Но почему он идет под индексом Н, как ты думаешь? Может быть, Хеп-нер — псевдоним?

— Возможно. В прошлом этого Хепнера много таинственного.

Еще через десять минут пришла Делла Стрит со связкой ключей.

— Порядок? — спросил Мейсон.

— Полный, шеф. Я получила по два экземпляра, теперь остается найти замки.

— Как тебе удалось сделать это так быстро?

— Как только слесарь узнал, что ключи для вас, он прямо расплылся от радости.

— Отлично, — усмехнулся Мейсон. — Дело за малым: отыскать к этим ключам замки.

— Это уж обязательно, иначе зачем ключи?

— В том-то и дело. Пойдем к Дрейку, а то он умирает с голоду.

Они выключили свет и прошли по коридору в контору Дрейка. Ночная дежурная проводила их взглядом.

Дрейк разговаривал по телефону, делал какие-то пометки. Увидев их, помахал рукой, кивнул.

— Одну минуту. Это Френк Ормсби Ньюберг на Элм-Плейс… Вы можете сказать, как долго он был вашим клиентом? Сохранилась метка на белье? Хорошо, спасибо… Нет, нет, только обычная проверка, поиск человека, потерявшего чемодан. Там есть кое-что из белья. Прошу прощения, что потревожил вас в столь поздний час. Это из Детективного агентства Дрейка. До свидания. — Дрейк положил трубку. — Вот и все. Френк Ормсби Ньюберг, «Титтерингтон-отель», Элм-Плейс.

— Отлично, — воодушевился Мейсон, — поехали?

— А кофе?

Мейсон покачал головой, взглянул на часы.

— Не сейчас.

— Но это же одна минута…

— Нельзя терять ни минуты, ведь мы работаем против времени и против полиции. Служитель лаборатории может оказаться не таким рассеянным, как казался.

Глава 12

Клерка у стойки не было. Имена обитателей «Тит-терингтон-отеля» болтались возле запертой передней двери. Под каждой фамилией — переговорная трубка и кнопка звонка.

— Старомодное заведение, — заметил Пол. — Что будем делать?