Дело о посрамителе воронов

V

6 мая 1881 года, пятница, губернский город Владимир.

Утро выдалось солнечным и жарким. Позавтракав в гостинице Владимир отправился навестить друга. Теплов на Троицкой улицы у одноименной церкви в пяти минутах ходьбы от резиденции своего патрона.

Атмосфера в доме неприятно удивила Корсакова. Несмотря на жару все окна в доме оказались закрыты наглухо, а печи продолжали топиться. В воздухе висел тяжелый аромат трав и лекарств, от которого у Владимира быстро разболелась голова. Но больше всего его поразил сам Теплов.

Корсаков помнил друга бойким, полным жизни молодым человеком, с озорной искоркой в глазах на вечно румяном лице. Поэтому, войдя в кабинет, Владимир не сразу понял, кто перед ним. В кресле у камина, укутанный пледами несмотря на жару и духоту, уместную, скорее, в бане, сидел бледный и пугающе худой мужчина с впавшими щеками и слезящимися глазами с темными кругами под ними. Хозяин кабинета взглянул на вошедшего и его бескровные шелушащиеся губы растянулись в слабом подобии улыбки.

– Бьюсь об заклад, не такой встречи ты ждал? – сказав это, человек содрогнулся от приступа жестокого клокочущего кашля.

– Дима? – пораженно спросил Корсаков. – Ты ли это? Что с тобой?

– О, боюсь, это как раз одна из тайн, которую тебе предстоит разгадать, – прохрипел Теплов. – Не смотри на меня так, умоляю! И без того тошно. Знаю, что вид у меня такой, что краше в гроб кладут. Кажется, я оставил у Маевских не только сердце, но и здоровье…

Он махнул иссохшей рукой в сторону соседнего с ним кресла и попросил:

– Подкинь дровишек в камин, будь любезен. Зябко тут…

Пот, градом стекающий по лицу, намекал Владимиру, что не так уж в кабинете и холодно, но он выполнил просьбу друга и уселся в соседнее с ним кресло. Дмитрий посмотрел на него вплотную и вновь улыбнулся, отчего в его глазах на секунду мелькнула искорка былого веселья.

– Гляжу, я не один здорово похудел с нашей последней встречи! Хотя, вынужден признать, тебе это больше идет, чертяка! Перестал напоминать толстовского Пьера.

– Хотел бы я ответить тем же, но язык не поворачивается, – ответил на колкость Владимир. – И давно с тобой такое?

– Нет, – покачал головой Теплов. – С неделю.

– А что говорят врачи?

– Разводят руками. Один даже рекомендовал сходить в церковь, благо недалеко, – фыркнул Дмитрий и снова закашлялся. – Сдается, я знаю о причинах этой болезни больше, чем они. Вернее, знаю – слишком сильное слово. Но догадываюсь.

– Из-за того визита в усадьбу из письма?

– Да, думаю, без Маевских не обошлось, – подтвердил Теплов. И он вкратце, прерываясь на новые приступы кашля, рассказал о поисках своего предшественника, приведшие его на болота. – Дальше заплутал в тумане, едва было не достался волкам, но меня спасло поистине ангельское существо.

– Исходя из письма, звалась она Татьяна? – позволил себе легкую улыбку Владимир.

– Да. Татьяна. Танечка Маевская. Живет она в имении своей семьи на острове, со всех сторон окруженном болотами. Место – словно заколдованное царство! Тут, как видишь, кругом зелень, а там будто зима не уходила, все стыло и мрачно.

– Думаешь, от этого холода ты и заболел?

– Заболел, да не от холода, – Теплов зябко поежился под многочисленными слоями одеял. – Странное это место. И семейство у Тани, Маевские то бишь, тоже странные. Отец, мать и бабушка по отцовской лини – кошмарнейшая старушенция, уж поверь. Усадьба… Да пожалуй, что обыкновенная. Местность весьма и весьма неавантажная – эдакая ровная, что твой стол, проплешина, со всех сторон окруженная лесом и болотами. При барском доме, на краю леса и относительно чистой речушки – деревенька, крохотная. Но все там… Даже не знаю, как описать… Иное… Странное… Знаешь, будто не живут там люди, а изображают жизнь и старый уклад, как актеры в театре. Мне показалось, что никто там не в курсе, что крепостное право давно отменили!

– В смысле? – опешил Владимир. – Хочешь сказать, они своим крестьянам пудрят мозги? Чтобы дальше держать в кабале?!

– А ты слушай лучше! Когда я говорю «никто», то и имею в виду – «никто»! Ни крестьяне, ни сами Маевские. Кажется, что они из своего имения не выезжают и знать не знают, что творится вокруг.

– Но это же невозможно!

– Я тоже так подумал! Но смотри – окрестные жители Маевки избегают. Напуганы так, словно черта увидели. Дорога через болота только одна, насколько мне известно. Крестьяне ни в соседние деревни, ни в город не ездят – говорят, незачем, и так все есть. И Таня говорит, что за пределами усадьбы она ни разу не была. Когда я рассказывал ей про Москву… Да что там, даже про Владимир, она слушала так, словно я ей какие-то сказки читаю!

– Мда… – задумался Корсаков. – Странно, конечно, но возможно. Для центральных губерний это не характерно, а вот за Уралом вполне можно найти целые деревни староверов, которые живут так же, как их предки до раскола. Там не то, что про крепостное право не слыхивали…

– Я тоже об этом подумал, – кивнул Теплов. – Поэтому когда вернулся в город, начал искать, пока хворь не накрыла. В конце концов, Маевские же из дворян! Не может быть, чтобы их никто не знал.

Разговор словно бы оживил Дмитрия. Владимиру даже показалось, что если бы не слабость и слои теплых одеял, его друг был готов вскочить с кресла и начать расхаживать по комнате, оживленно делясь с ним найденными подробностями.

– И что нашел? – подыграл ему Корсаков.

– А то, что их следы теряются после 1762 года. Предок Маевских служил в губернском архиве, вот он, скорее всего, и уничтожил все бумажные свидетельства. Представляешь, в старой дворянской книге на букве «М» место Маевских просто вымарано, а во всех последующих изданиях они отсутствуют!

– Любопытно. Но зачем им, или кому-то еще, если уж на то пошло, стирать следы своего существования?

– Именно! Более того, матушка Татьяны, Ольга Сергеевна, женщина очень скрытная и пугливая, но я смог вытянуть из неё, что до замужества она была сиротой. Я решил потянуть за эту ниточку, и начал искать сведения о девушках с таким именем, подходящих по возрасту. Нашел! В Муроме помнят, как к некой Ольге, находившейся на попечительстве у скаредной тетушки, около 1857 года сватался какой-то мелкий дворянин… – Дмитрий даже выдержал паузу, чувствуя, что интрига захватила его старого друга. – И фамилия у него была то ли Майский…

– То ли Маевский! – закончил Корсаков.

– Да! Есть тут, правда, одна странная деталь – видевшие Маевского утверждали, что тот имел вид крайне болезненный, словно готов был отдать Богу душу от чахотки. «Бледный, как смерть», так люди говорили. Что тоже, как ты понимаешь, наводит меня на определенные мысли.

– Да уж, – поддержал его умозаключения Владимир.

– Но Маевский, которого застал я, выглядел мужчиной здоровым и крепким… Но не суть! Несмотря на странности кавалера, сердобольная тетушка была только рада скинуть сироту с попечения, так что жених увез Ольгу Сергеевну спустя неделю после знакомства, и с тех пор о ней ни слуху, ни духу!

– Но это подтверждает, что, как минимум, отец Татьяны…

– Андрей Константинович, да! Как минимум, он из усадьбы выезжал! Если, конечно, это тот же Маевский. Но ты слушай самое интересное. Гостил я в усадьбе почти неделю и такого натерпелся…

– Например?

– Например волчий вой каждую ночь. Вокруг усадьбы и деревеньки постоянно рыскают волки. Я спросил Маевских, не боятся ли они этих зверей. А Андрей Константинович мне отвечает: «Нет, нас они не тронут». И я видел это своими глазами! Когда Таня спасла меня от волков они словно бы испугались её, хрупкую девушку, как не испугались моего ружья. А раз ночью я выглянул в окно… Там собралась целая стая! Они вышли к дому и уселись полукругом, словно выдрессированные собаки. Перед ними стояла Татьянина бабка и… Говорила с ними! Только не смейся, я не могу подобрать другого слова, но мне показалось, что она им проповедует…

– Что проповедует? – хохотнул Корсаков. – Заповеди? Не убий? Не возгрызи ближнего своего? Сдается мне, что ты на огонек к современным святым заглянул!

– Не знаю, как со святостью, а с набожностью у них все отлично! Вокруг усадьбы все утыкано крестами, а семейство каждое утро и каждый вечер собирается на молитву в часовню где-то в лесу за деревней. Меня, правда, ни разу не звали… Только тут такое дело… На крестах распят не Иисус, а что-то нечеловеческое. Выглядит богохульной шуткой над образом и подобием, знаешь ли! Куда не пойдешь – всегда увидишь, как эдакая страхолюдина торчит где-нибудь из кустов, словно следит за тобой. Дома, по счастью, таких украшений не заметил, но и там… Неспокойно… И спалось так, что кошмары снились каждую ночь.

– Может, это тебя уже болезнь начала точить, а ты не заметил? – выдвинул гипотезу Владимир.

– Может и так, – без особого энтузиазма пожал плечами Теплов. – Я, если честно, не особо на это внимание обращал. Понимаешь, я влюбился.

Тут Корсаков не выдержал и, невзирая на серьезность момента, хохотнул.

– Вот уж прости, Дима, но это для меня как раз не новость! В пору нашего студенчества ты влюблялся постоянно, иногда даже пару раз в день!

– Смейся-смейся, Фома Неверующий, – милостиво позволил ему Теплов. – Да только я никогда не встречал такой девушки, как Таня. Она прекрасна, иначе сказать не могу. И лицом, и телом, и душой. Нет на свете больше столь чистого и невинного создания.

Корсаков собрался было отпустить очередную колкость, но взглянул в глаза друга и понял, что тот, несмотря на свое здоровье, скорее вызовет Владимира на дуэль или разорвет всяческие отношения, чем проглотит шутку в адрес предмета обожания. Поэтому предпочел спросить:

– В письме ты сказал, что тебе удалось сбежать от Маевских только благодаря ей. Почему сбежать? Они тебя в плену держали что ли?

– Да нет. Формально я был предоставлен самому себе. Даже попытался отыскать следы своего предшественника.

– Удачно?

– Нет. От дома без кого-то из Маевских далеко не отойдешь. Раздается вой из леса и прямо кожей чуешь, как за тобой из чащи волки смотрят. Сдается мне, что Исаев пропал с концами. И я был бы готов закрыть на это глаза, но… Кто, в таком случае, забрал туши лошадей? Об этом после. В общем, при всех странностях, что окружают Маевских, я был готов оставаться у них хоть вечно, лишь бы не разлучаться с Таней. А потом набрался смелости – и попросил у Андрея Константиновича ее руки.

Корсаков ничего не сказал, лишь удивленно вскинул брови.

– Да, знаю, о чем ты думаешь, но мне плевать. Рядом с ней я счастлив, вдали от нее даже мое физическое нездоровье причиняет меньше неудобств, чем разлука, – Дмитрий был смертельно серьезен. – В общем, после моего предложения Маевские словно бы даже обрадовались. Сказали, что их домовой священник готов тут же нас и повенчать. Я, понятное дело, опешил. Не пойми меня превратно, я готов был пойти с ней под венец, прямо здесь и сейчас. Но… Пугает меня это семейство! Поэтому я сказал, что мне потребуется несколько недель, чтобы уладить некоторые дела до свадьбы.

– И тебя отпустили? – недоверчиво спросил Владимир.

– Я сам удивился, но да… – Дмитрий снова закашлялся. – Велели только вернуться через месяц, иначе они сочтут помолвку расторгнутой. И кажется, я знаю, отчего такой срок. Стоило мне отъехать от острова, как у меня разболелась голова. Чем дальше я удалялся, тем сильнее становилась боль. Потом появилась ломота во всем теле. Лихорадка. Кашель. Сдается мне, дружище, что я не протяну и недели.

– И ты думаешь, они знают про этот недуг?

– Держу пари, что знают, – мрачно кивнул Теплов. – Знаешь, кошмары ведь не закончились с отъездом. Стоит мне закрыть глаза, как я снова вижу тот остров. И их дом. И чертовы кресты кругом. Такое чувство, будто они шепчут мне. Слов не разобрать. Не уверен даже, что язык тот человеческий. Но послание, меж тем, никаких сомнений не вызывает. Они зовут меня назад. Домой.

– Ты думаешь, что с Маевским было то же самое, когда он приехал в Муром за невестой? – догадался Корсаков.

– Да. Их связывает с этим островом на болотах нечто странное. Незримое, но чертовски сильное. И теперь это нечто вцепилось в меня!

Теплов замолчал. Молчал и Владимир, лихорадочно что-то обдумывая. Первым тишину прервал Дмитрий.

– Слушай, ты не мог бы прекратить? Очень отвлекает! – Теплов неодобрительно покосился на руку Корсакова. Тот проследил за его взглядом и с удивлением обнаружил, что незаметно для себя перекатывает между пальцев правой руки серебряную монету. Полковник, оставивший ему этот сувенир, оказался прав – Корсаков начал практиковаться в его трюке с самого нового года, когда чувствительность только-только начала возвращаться. Благодаря многочасовым тренировкам, когда сил ни на что не было, постоянно роняя монету из не слушающихся пальцев, он смог поразительно быстро достичь определенных успехов. Рука начала слушаться его гораздо быстрее, чем остальные части тела.

– Да, извини, привычка…

– Пф, интересничаешь! – фыркнул Теплов, вновь на мгновение напомнив себя прежнего. – Теперь ты понимаешь, зачем я позвал тебя? Мне нужно вернуться туда. Чтобы спасти из этого места Татьяну. И спастись самому, – Дмитрий умоляюще взглянул на друга. – Я помню, насколько тебе интересны такие странные истории. И, поверь, я в курсе тех слухов, что витают вокруг твоей семьи. Сам знаешь, я человек не суеверный. Но сейчас у меня нет сомнений – над Маевскими, а теперь еще и надо мной, висит какое-то проклятье. И только ты можешь помочь его снять. Володя, пожалуйста. Мне очень нужна твоя помощь!

Корсаков помолчал несколько секунд. Решение он принял сразу же – одного вида и рассказа старого друга хватило, чтобы понять: без его вмешательства, Дмитрий погибнет. Но к такому делу и подходить стоило ответственно. Владимир озабоченно поглядел на друга:

– Ты дорогу-то переживешь?

– А у меня есть выбор? – ядовито поинтересовался Теплов.

– Когда хочешь выступать?

– Хоть сейчас! – Дмитрий был готов вскочить с места.

– Э нет, дружище! – покачал головой Корсаков. – Такие дела быстро не делаются. Нам с тобой нужно хорошенько подготовиться.