Дело о пропавшей учительнице, или Параллельные человечества палеолита

Глава вторая, в которой на меня бросается бешеный экскурсовод

А дыра в витрине – интересно, обратила ли полиция внимание на этот примечательный факт – была в форме нашей учительницы математики, Антонины Ивановны.

Я тогда мимоходом подумал, что АИ впечатало в витрину с топорами взрывной волной. Но взрыва-то не было! Что же произошло?!

– А где АИ? – спросила вдруг Журавская.

Но тут мама Максимова схватила нас за руки и поволокла на улицу. С виду хрупкая женщина оказалась сильной, как гризли. Следом за нами она вытащила экскурсовода. Его выпученные глаза начинали меня пугать.

А потом из музея выскочил директор. Он тут же начал метаться по двору и куда-то названивать. Сначала директор переживал из-за сигнализации и угрозы пожара, а потом и из-за пропавшего каменного топора.

Вскоре мы погрузились в автобус и отправились по домам. В автобусе все строили догадки о том, куда делась АИ. Решили, что она случайно разбила витрину (всей собой?) и уехала в больницу, никого почему-то не предупредив. Правда, как она выходила из зала – никто не видел. Но всех (кроме меня) эта версия устроила.

Вечером у моей мамы начал пищать родительский чат. Обычно она отключает чат после первого же сообщения. Но в этот раз мама прямо-таки погрузилась в увлекательную переписку. Я спросил:

– Всё нормально?

– Ну конечно, – ответила она, и я понял, что это сто процентов не так. В родительском чате никогда не бывает всё нормально.

Я сказал:

– Мама, дети – прочные, они не боятся правды. Детей травмирует недоговорённость. Ты же прочла последнюю книгу Петрановской?

Мама вздохнула и посмотрела на меня с таким укором, словно это я – мама, у которой нет времени на книги о воспитании ребёнка. Мы помолчали. Я продолжил:

– Что, нигде не могут найти Антонину Ивановну?

– Ты знаешь, Миша, – ответила мама, не отрываясь от чата, – я иногда не понимаю, как у меня, простого хирурга, родился такой… м-м… необычный мальчик. АИ найдётся, ложись спать. Всё будет хорошо.

Я покачал головой. А спустя три дня к нам в школу пришла полиция. Это означало, что все мало-мальски разумные версии они проверили. И ничего не нашли.

Тут зазвенел звонок с урока. Народ рванул из класса, словно за спиной пылал пожар.

У школы толпились родители. Встречали даже тех, кого раньше не встречали. Логика родителей: сначала учительница пропала, а там и дети начнут пропадать. Те, кого не разобрали, тоже начали расходиться по домам.

Человек десять моих одноклассников сгрудилось у школьных ворот. Я испугался, что они ждут меня. Иногда такое случается, и тогда я всю дорогу слушаю бесконечно скучные разговоры о компьютерных играх. Демонстрирую заинтересованность (неискреннюю). Мама называет это прокачкой социальных навыков.

Пройти незамеченным не удалось. На меня набросились Кузьмина (встревоженная) и Журавская (оживлённая).

– Садовский, Садовский, там какой-то псих! Вон, видишь, видишь?! В капюшоне! На нас таращится!

– Мы десять минут стоим – и он стоит! И смотрит, смотрит!

– Как домой-то идти? Может, полицию вызвать?

– Садовский, позвони в полицию, а?

– Или сами на него набросимся и повалим! – Это, конечно, Журавская.

Тут высокий худой псих, приплясывающий на холоде, откинул капюшон. И я узнал экскурсовода из музея антропологии. Экскурсовод полез за пазуху.

– Пистолет! – ахнула Кузьмина, но он достал футляр для очков.

Дальше мы наблюдали, как он снял с носа одни очки. Вытащил из очечника вторую пару. Уронил в снег и те и другие. Поднял. Одни очки сунул в карман. Туда же сунул пустой очечник. Вторые очки долго тёр мокрой варежкой (молодец). И вдруг направился к нам с очками в руках.

– Так, ты! – начал экскурсовод, раздувая ноздри. – Давай рассказывай, что натворил в музее, или сядешь в тюрьму.

Я опешил. Мне ни разу за всю мою жизнь не говорили, что я чего-то натворил. Может, что-то и было лет до двух, но с тех пор я веду себя как разумный человек.

– Я? Это я что-то натворил?

Экскурсовод сощурил глаза:

– Я всё знаю. Это ты залез в служебное помещение. Это ты запустил стабилизатор и устроил короткое замыкание. Знаю я таких… хулиганов.

Просто потрясающе. Меня – назвали хулиганом! Мама бы мною гордилась, наверное.

– Вы неверно интерпретировали факты… – начал я, но тут экскурсовод начал орать:

– Так! Ты! Ты сейчас же поедешь со мной в музей и покажешь, на какие кнопки ты нажимал!

– Я только выключил рубильник! Я ничего не нажимал! Я боялся, что этот ваш стабилизатор загорится, и вырубил его из сети!

– А кто нажимал? Только тебя из всего класса не было! И ещё какой-то девчонки. Не она же залезла в подсобку?!

– В вас говорят гендерные стереотипы, – раздался вдруг голос Журавской. – Можно подумать, только мальчишки интересуются техникой.

Оказывается, она всё время стояла у меня за спиной! И наслаждалась этой абсурдной ситуацией.

– На кнопки нажимала я. Я просто хотела выключить свет и устроить маленький пранк. Что тут такого особенного?

– Особенного? – заорал в ярости экскурсовод. Пара прохожих обернулась. И он продолжил орать шёпотом: – Да из-за тебя, бестолковая ты девица, твоя эта, как её, Анна Петровна исчезла!

– Антонина Ивановна. Да она обязательно найдётся! – оптимистично сказала Журавская.

– Найдётся?! Да её уже сожрали, скорее всего! Живьём! Пара окаменевших костей от неё, может, и найдётся когда-нибудь, да!

– Что-о? – Тут уже я выпучил глаза. – Как это?

– Как сожрали?! – Журавская так обалдела, что с размаху села в сугроб.

– Лучше бы ты никогда не появлялась в музее, девочка, – в отчаянии сказал экскурсовод и сел в сугроб рядом с ней. Повисла нехорошая пауза. – Ладно! Поехали. Покажешь, какие кнопки нажимала.

– Только маме позвоню, – сказала Журавская. – И поедем.

– Я с вами, – сказал я.

А что мне оставалось делать?!