Дело о вражеском штабе

ДЕЛО О «ТИХОМ ХУТОРЕ»

«До работы в Агентстве Кононов Максим Викторович, 33 года, занимался коммерцией, знаком со структурой мелкого бизнеса, неплохо ориентируется в теневой экономике. Склонен к нестандартному мышлению, неплохо владеет журналистским стилем, правда, присутствует некий крен в „желтизну“. Иногда злоупотребляет спиртными напитками, правда, на рабочей дисциплине это серьезным образом пока не отражалось…»

Из служебной характеристики

— Эй, журналюга, курить есть?

Грязный башмак сверху ткнулся мне в шею. Что за дела? Я сжал щиколотку наглеца двумя пальцами и легонько крутанул.

— У-у, бля! — завопил мой сокамерник. Шконка едва не треснула под ним.

Кто— то в углу тихо застонал во сне.

— Все заткнулись, быстро! — раздался мощный бас…

Где ж я вчера так повеселился?

Помню, я зачем-то поперся к супруге на работу. Получил в Агентстве зарплату, наврал Спозараннику про срочную встречу в РУБОПе, а сам дерябнул пивка и рванул в парикмахерскую на Галерной, где Юлька стала директором. Наше расставание, как выяснилось, обеспечило ее карьерный взлет.

Но разговора не получилось. Юлька вышла с феном — я ее, видите ли, от клиента оторвал. Сразу холодом обдала: зачем явился?… Как будто я сам знал — зачем.

Сказал, что хочу отцовский долг исполнить, бабки привез. Но купюра в пятьдесят баксов вызвала у Юльки презрительный смешок: «Оставь себе на опохмелку!»

Я настоял: «Бери, пригодятся!» А когда купюра исчезла в кармане ее халата, тут же ухмыльнулся: «Разве ты когда-нибудь от денег отказывалась!»

Юлька аж побелела от злости — ох, любил я доводить ее до такого состояния… Ну а когда спиной повернулась — пришлось ее за руку схватить.

— Саид!

На Юлькин крик вырос охранник — ни дать ни взять чеченский боевик. Как только им разрешают по городу гулять?

— Слушай, джигит, дай мне с женой поговорить! — нахмурился я.

Саид изучающе оглядывал меня.

— Не понимаешь, да? Вернись на исходную, Саид, — полевой командир Хаттаб тебя заждался…

— Зачэм так говоришь? — Саид сокрушенно покачал головой. Взгляд его был печален.

Но присел я все-таки вовремя — кулак Саида впечатался в обитую оргалитом стенку так, что горец взвыл от боли. На прощание я лягнул его в коленную чашечку, услышал звон разбитого стеклянного столика и Юлькино верещание: «Держи его, держи!» Как бы не так! Попробуй догони, сперматозоид мусульманский.

Потом я отходил от пережитого в кафе.

А потом… Я уж к дому подгребал, когда от стены отделилась размалеванная девчушка:

— Молодой человек, отдохнуть не хотите?

— Отдых закончен — работать надо! — объяснил я ночной труженице, с трудом ворочая языком.

— Минетик всего за полтинник — недорого…

А ведь правда — недорого. Мой трудный день нуждался в достойном завершении. Незнакомка уже из сумочки презерватив достала, голову нагнула, когда ментовская дубинка шарахнула мне промеж лопаток. «Вот суки!» — успел я подумать и сразу же отключился…

Лязг двери.

— Кононов! — рявкнул мент.

Я спрыгнул с лежанки.

— Везет пидору, — вздохнул наверху сокамерник.

Дежурный капитан, оскалив кривые зубы, изучал мое удостоверение.

— Что ж ты, журналист! В таком солидном Агентстве работаешь, а пьешь, как ханыга! Развратом в общественном месте занимаешься. Неужели нормальную бабу не найти?

И вдруг протянул руку:

— Звать меня Серегой.

— П-приятно, — пробормотал я. Башка трещала.

Кривозубый Серега достал из сейфа «Пятизвездную» и разлил по стаканам. Развернул сверток с бутербродами. Чокнулись.

— Читал я все ваши книжки! Не думал, что живого журналюгу встречу у себя в «обезьяннике», — хохотнул Серега. — Как же ты залетел-то?

— Как будто не знаешь, — хмыкнул я.

Водка прибавила мне смелости. — Хулиганов ловить надо, Серега, а не бизнесом заниматься вместе со шлюхами.

— Ты на нашу зарплату поживи, еще и не таким бизнесом займешься! — обиделся капитан. — А насчет хулиганов — не надо, у нас в районе с раскрываемостью полный порядок.

— Заявы не регистрируете — потому и порядок!

— Ишь ты, умный какой! — удивился Серега. И налил еще водки. Выпили. — Есть одна темка интересная, — прищурился Серега, протягивая «беломор». — Как раз для вашего Агентства…

— Раз такая пьянка, может, вернешь все, что у меня в карманах было?

Серега придвинул мне бумажник, пейджер и ключи. Деньги оказались на месте. На пейджере — одно-единственное сообщение от Спозаранника, который волновался, успешно ли прошла моя встреча в РУБОПе.

Водка так подействовала, что я совсем обнаглел.

— Ну а где полтинник, который я шлюхе дал? — развалился я на стуле, затягиваясь «беломором».

— Витек, — пнул ногой Серега спящего на диване опера. — Верни журналисту деньги.

— Какие такие деньги, какие еще деньги? — нервно затараторил мигом вскочивший щуплый опер. — Не было никаких денег, знать ничего не знаю…

— Витек! Человек заплатил полтинник, а за какое, спрашивается, удовольствие? Если денег нет — давай отрабатывай.

— Хочешь, — повернулся Серега ко мне, — Витек у тебя сам отсосет? — Он захохотал, довольный своей шуткой. На затравленного Витька жалко было смотреть.

— Ну его, откусит еще, — махнул я рукой. И допил остатки водки. — Что за тема-то?

— Понимаешь, — доверительно начал Серега, — привезли к нам недавно одного пьянчугу. Лыка не вязал…

— Знаю я, как вы сюда привозите…

— Да нет, — нахмурился Серега. — Конкретный пьянчуга, мочился возле ларька.

Угрожал ребятам, всех нас посадить грозился. Ну пришлось его утихомирить. А наутро выяснилось, что он прокурорский, вдобавок из нашего района. Теперь прокуратура нас за жабры взяла. Проверками, сволочи, задолбали. Начальника нашего жалко — хороший мужик, правильный, а его из-за этой твари вот-вот снимут. Может, напишешь об этом?

— Почему нет? — пожал я плечами. — Только с прокурорским тоже надо поговорить — вдруг все не так было…

— Бля буду — именно так! — долбанул стаканом по столу Серега. И достал из сейфа вторую бутылку.

— Я вижу, Максим Викторович, вы неплохо отметили получение зарплаты. — Спозаранник поднял взгляд от компьютера. — Кажется, вы вчера отправились на встречу с источником в РУБОП. Представляю, насколько содержательно прошла эта встреча и как вам было нелегко явиться на работу в полдень.

— Все туфта, Глеб! Зато мой источник свел меня с ментом, который работает на «земле». Есть классный компромат на одного прокурора!

Видеть надо, как ноздри у Спозаранника раздулись! И глаза хищно заблестели. У Глеба такое бывает в двух случаях — когда он прокалывает дыроколом бумаги (щелк-щелк!) и когда слышит, что очередной работник прокуратуры влип во что-то нехорошее. Мы в отделе называем это состояние Спозаранника «томительный оргазм». Наверное, Глеб в своей супружеской кровати держит под подушкой дырокол или закон о прокуратуре. А может, то и другое вместе… Дело лишь в том, что, когда Глеб начинал свою журналистскую карьеру и плотно работал с ментами, те ему внушили, что все прокуроры — сволочи, мешающие честным операм раскрывать преступления.

Спозаранник выслушал историю о пьянчуге-прокуроре, потирая руки от удовольствия.

— Отлично! Ставим в ближайший номер «Явки с повинной». Обязательно этого гада сфотографируем. Думаю, написать за неделю тебе будет несложно?

— Как два пальца обоссать! — обнадежил я Глеба.

Знал бы я, чем это все кончится…

Оказалось, что даже добраться до райпрокурорского следака Голобородько — и то сложнее, чем обоссать два пальца. Секретарша меня послала к зампрокурора, зампрокурора — к прокурору. А прокурор — грузный дядька в засаленном пиджаке — сидел за своим длинным столом и смачно хрустел огурцом. Выслушал он меня, утирая губы салфеткой.

— Все контакты — через пресс-службу Генпрокуратуры! — радостно выпалил прокурор. И достал второй огурец.

Мне это ужасно не понравилось.

— Жопа не треснет? — поинтересовался я.

— Что-о? — Прокурор привскочил на стуле и звучно пернул от возмущения.

— Лучше бы огурец вместо затычки вставил! — бросил я на прощание и хлопнул дверью что было сил. Но прокурор прощаться со мной не захотел.

— Статья 319-я! Оскорбление представителя власти! — услышал я за спиной крики прокурора и его тяжелый топот. — Штраф от пятидесяти до ста МРОТ!…

Я прибавил ходу.

— Исправительные работы от шести месяцев…

— Уймите вашего пердуна, — бросил я постовому на выходе.

Тот понимающе усмехнулся.

— Убежал, Виктор Павлович! — В голосе мента слышалась трудно скрываемая радость.

Через десять секунд я уже вскакивал в трамвай — и гори он огнем, Виктор Павлович, со своей пресс-службой и со своим Голобородько.

В принципе, текст я мог написать и так, без встречи с пострадавшим следаком — менты мне слили массу информации. Я узнал даже, что скромный следователь райпрокуратуры ездит на черном джипе — красивая деталь для моей будущей статьи.

— Увы, Глеб Егорович! — развел я руки, входя в кабинет своего начальника. — Повидаться с господином Голобородько никак не удалось — прокурор воспротивился…

— Господин Голобородько тебя заждался, — кивнул Спозаранник на молодого человека в сером костюме, который сидел у окна и читал последний номер нашей «Явки с повинной». Он тут же встал и приветливо пожал мне руку, назвавшись Николаем Николаевичем. — А по поводу вашего инцидента с прокурором, Максим Викторович, вам придется объясняться с Обнорским. Кроме того, шефу сегодня зачем-то звонила ваша жена… Думаю, ему есть что вам сказать.

Вот непруха так непруха…

— Пойдемте, что ли, в буфет, — предложил я гостю.

Мы сели в угол, взяв по чашечке кофе.

— Можно ли присоединиться? — томно спросила Завгородняя, подваливая к нам со стаканом сока в руке.

— Света, ну есть же свободные столики, — урезонил я девушку.

— А может, я хочу пообщаться! — заявила Светочка, глядя на ошалевшего Голобородько.

— После, после, не мешай взрослым дядям, — шлепнул я ее по бедру.

Света уселась за столик напротив и начала строить глазки моему гостю. Я же приготовился слушать.

— Наш прокурор, Виктор Павлович, — человек со странностями, — улыбнулся Голобородько. — Но он настоящий работяга и честный мужик.

— Наверное, надо перед ним извиниться, — вздохнул я.

— Он вспыльчивый, но отходчивый.

Отправил вас в пресс-службу, потому что привык все делать по правилам… Но проблема не в этом…

— Я весь внимание…

— История такая, — начал Голобородько. — Я провожал двух своих друзей. По пути мы взяли по бутылке пива в ларьке.

Шли к метро, разговаривали… Да, одному из них захотелось по пути отлить. Мы выбрали тихое место. Как оказалось — не самое тихое. Но это не повод для того, чтобы нас избивать и душить. Я, между прочим, две недели провел на больничном. Следы от удавки до сих пор не прошли. — Он расстегнул верхнюю пуговицу и показал пятна на шее.

— Но сотрудники милиции говорят другое! — возразил я.

— А что бы вы еще говорили на их месте? — улыбнулся Николай. — Это же так очевидно — они друг друга никогда не сдают. Вам не случалось попадать в милицию?

Я уклончиво пожал плечами.

— Вам повезло, — сделал вывод Голобородько. — Почему вы больше верите им, нежели нам, работникам прокуратуры?

Я снова пожал плечами. Нельзя сказать, чтобы меня не одолевали сомнения.

— Для вас очень важно, чтобы появилась эта статья? — осторожно поинтересовался Николай.

— Конечно, важно, — убежденно сказал я. — Этот вопрос уже решен на уровне начальства.

— А если я подкину вам… (Ну-ка, ну-ка, сколько он, интересно, мне собрался подкинуть?)…одну крайне любопытную тему, а вы взамен пообещаете не писать про меня — ваше начальство не будет против?

— Смотря что за тема, — поскучнел я.

— Адвокат-взяточник! — поднял палец Голобородько. — Собирает деньги с родственников клиента — якобы для следователя, для судьи. Обещает самый мягкий приговор. Но деньги присваивает себе. Приговор выносится самый суровый.

А в ответ на претензии родственников адвокат заявляет: деньги ушли по назначению, судья не сделал того, что обещал, а с меня взятки гладки! И таких случаев много. Ведь, согласитесь, это же гораздо интереснее, чем какой-то прокурор, избитый в ментовке. Давно пора заняться адвокатами…

— Ну а факты?

— Дам факты!

— Я должен обсудить ваше предложение со Спозаранником, — задумчиво сказал я.

— Мы с ним уже обсудили, пока вас вдали. У Глеба Егоровича нет возражений, — улыбнулся Голобородько.

На том мы и расстались.

— Макс, — хмуро сказал мне в коридоре Обнорский. — Свои семейные дела, я думаю, ты решишь сам. Если что-то разбил в парикмахерской — надо заплатить. А с прокурорами нам ссориться не надо. Понимаешь? Старайся все-таки конфликты решать цивилизованно. Если, конечно, хочешь продолжать у нас работать.

Я понимающе кивнул.

— Максим Викторович, я вычеркиваю из вашего плана тему «писающий прокурор» и пишу вместо нее «адвокат-взяточник», — произнес Спозаранник, не поднимая глаз от компьютера, когда я вошел в кабинет.

Я кивнул снова. Все оказалось совсем не так страшно.

И уже через пару дней я имел полное досье на члена областной коллегии адвокатов Незовибатько. Я узнал, что у него три квартиры, «тойота-лексус», «форд» и «девяносто девятая». Я узнал, что он специализируется на защите молодых людей, обвиняемых в разбоях и других тяжких преступлениях. Любит рассказывать родственникам подзащитных о своих огромных связях в правоохранительной системе.

Берет с них бешеные бабки, превышающие во много раз обычный адвокатский гонорар. Обещает оправдательный приговор. И каждый раз родственники остаются в дураках — и без оправдательного приговора, и без денег. Случаев, подобных тем, что мне рассказал прокурорский следак Николай, я имел в кармане целых три. Статью можно было написать за вечер.

Месяца три назад, когда Юлька узнала, что я стал журналистом и, стало быть, златые горы мне не светят, она где-то раздобыла мой рабочий телефон и начала меня доставать.

— Займись нормальным делом — я помогу тебе получить кредит! — убеждала меня жена.

Я отбивался, говорил, что все это уже у нас было — и кредиты, и долги, и наезды. Но Юлька не унималась:

— Завтра тебе позвонит Потапыч, у него сестра в банке работает, все расскажет — сколько, на каких условиях…

Я швырял трубку, она перезванивала снова. Я ее успокаивал, но через несколько минут опять вскипал. Спозаранник, слушая наши беседы, сдержанно хмыкал.

Жора Зудинцев с Зурабом усмехались.

Нонна высокомерно поджимала губы, и только в глазах ее новоиспеченного мужа — Мишки Модестова — я находил долю сочувствия.

Как— то я сорвался и послал Юльку по телефону куда подальше. Звонить она перестала. Тогда, выждав паузу, начал звонить я.

Но в парикмахерской, едва услышав мой голос, говорили, что Юльки нет.

Я стал наносить ей визиты, последний из которых и закончился разбитым столиком. Сейчас я шел в парикмахерскую, чтобы заплатить за него сто пятьдесят баксов. На жизнь оставалось с гулькин нос…

Знакомый мне джигит стоял перед телевизором и пил из банки «кока-колу».

Кисть руки у него была перевязана.

Я тихонько присвистнул — Саид дернулся.

— Саид! Ты зачем убил моих людей?

Горец печально глянул мне в глаза. Классику советского кино он не знал.

— Зачэм так говоришь? — Саид неторопливо двинулся мне навстречу.

Но тут же из зала вылетела как вихрь Юлька, шандарахнула его по голове феном, оттолкнула и подскочила ко мне:

— Принес?

Я разжал кулак — баксы исчезли в кармане ее халата.

— Все! Теперь — уходи.

— Юль, он тебя трахает? — кивнул я на Саида. — Где же твой патриотизм?

Теперь феном по башке получил уже я.

Но спорить не стал — это могло опять чем-нибудь кончиться.

Мне оставалось лишь утешиться соткой водки с парой бокалов пива в «Любаве» да светским трепом с буфетчицей Ларисой.

А у дома меня окликнули.

— Кононов!

Незнакомец из черной «тойоты» дружелюбно помахивал мне рукой.

Их оказалось даже трое. Два здоровых «шкафа» и юркий чернявый человечек.

— Господа, а что будет, если я не сяду в вашу машину? — полюбопытствовал я.

— Ничего! — усмехнулся «шкаф».

Я плюхнулся на заднее сиденье и достал сигарету. Чернявый тут же щелкнул зажигалкой.

— Алексей Юрьевич Незовибатько, — представился он.

— Такая солидная фамилия, а вы такой миниатюрный, — выразил я недоумение.

«Шкаф» хохотнул.

— Не валяйте дурака, Кононов! — обиженно дернулся чернявый. — Вы, наверное, знаете, что нам сейчас нужно…

— Освежить дыхание? — ухмыльнулся я.

Теперь захохотали оба «шкафа». Чернявый натянуто улыбнулся.

— М-да, комик… Не случайно вас называют Безумный Макс. Так в чем проблема, Алексей Юрьевич?

— Вам очень важно, чтобы ваш материал обо мне появился?

Я промолчал.

— Триста баксов, — сказал Незовибатько.

— Сколько? — возмущенно воскликнул я.

— Хорошо, четыреста, — поспешно исправился адвокат. — Но ни копейки больше!

— Я, можно сказать, душу вложил в этот материал — а вы мне предлагаете такие гроши… — вздохнул я и приоткрыл дверцу «тойоты».

— Алексея Юрьевича просто оклеветали, — сказал «шкаф». — На самом деле он очень квалифицированный и порядочный адвокат. И поэтому у него много завистников.

— А вы, простите, его клиент?

— Я его коллега. — «Шкаф» протянул мне визитку, на которой значилось: «Абрам Фляшман, юридические услуги».

— Вы тоже адвокат? — обратился я ко второму «шкафу».

Тот широко улыбнулся:

— Не, я водила, в натуре…

— Ну что ж, господа, вы приятные люди, спешу откланяться…

— Кононов! — остановил меня Алексей Юрьевич. И протянул толстый конверт:

— Возьмите — почитайте.

— Зачем?

— Здесь кое-что гораздо интереснее, чем адвокат, на которого имеют зуб клиенты. Офицер РУБОП занимается открытым вымогательством! И продолжает служить. Это полное досье на него…

Я открыл конверт. К стопке бумаг были приколоты четыре стодолларовые банкноты, которые я тут же аккуратно, держа за скрепку, передал Алексею Юрьевичу.

— Боитесь даже пальчики оставить? — усмехнулся он. — Экий вы осторожный…

— Перед сном обязательно почитаю, — пообещал я. — А писать о вас все равно придется — статья в плане стоит! Могу лишь рядом со статьей ваше интервью поместить с фотографией…

— Почему вы не можете сказать своему шефу, что факты не подтвердились и поэтому писать не о чем?

— Факты — упрямая вещь, — сокрушенно ответил я. — Они подтвердились — вот ведь загогулина какая!

— Спорим, статьи не будет? — сказал Незовибатько. — Так что лучше возьмите деньги — они вам пригодятся.

— Вам тоже! — улыбнулся я, пожимая руки всем троим.

И уже поднимаясь по лестнице, подумал, что четыреста баксов мне были бы очень кстати.

В конверте я нашел заявление в прокуратуру от гражданки Кравчук Зинаиды Николаевны. Она держала кафе на паях с подружкой. Затем подружка решила выйти из дела, Кравчук заплатила ей долю.

Подружке показалось мало, она начала вымогать с бывшей компаньонши ежемесячно круглую сумму. Но не сама, а с помощью сожителя — офицера РУБОП Сивоголовко.

Я нашел также фотографии Сивоголовко (похож на обкуренного Шварценеггера), ксерокопию его паспорта, данные его сожительницы и гражданки Кравчук.

Еще там была аудиокассета, которую я тут же решил прослушать. Ничего особенного: обычный телефонный разговор, мужик требует бабки, женщина испуганно оправдывается, но при этом несколько раз явно умышленно называет мужика по имени — Мишаня. Что ж, если этот Мишаня — и в самом деле майор Сивоголовко, тс материал может получиться интересный.

Но сперва хорошо бы разобраться с этой чернявой «крошкой Цахес» Незовибатько…

— Вынужден вас огорчить, Максим Викторович, — заявил мне с утра Спозаранник. — Про вашего адвоката… как его — Небейкопытко?… мы писать не будем. Так решил Обнорский — его полчаса обрабатывала по телефону Пафнутьева.

Вот те раз! Железная леди Пафнутьева работала в прокуратуре, контролировала всех криминальных журналистов города и обязана была не допускать до печати ни одной публикации, которая хоть как-то могла повредить ее родному ведомству.

Когда я однажды, сидя в кабинете Пафнутьевой, отпустил ей комплимент по поводу ее ножек, она испепелила меня взглядом, и с тех пор я стал ее злейшим врагом.

Из всех сотрудников нашего Агентства с Пафнутьевой мог найти общий язык один лишь Соболин — у него вообще с прокуроршами все хорошо получалось… А по-моему, женщина-прокурор — это извращение какое-то. Все равно что мужчина-зоофил.

— Что ей за дело до нашего адвоката? — удивился я.

— Говорит, что прокуратура его проверяет, а публикация может помешать. В общем, это не наше дело — шеф не захотел с прокуратурой в очередной раз ссориться, тема закрыта. Похоже, ваш адвокат оказался крепким орешком.

— Раз такая пьянка, Глеб Егорович, давайте займемся одним уродом из РУБОП…

Я вкратце пересказал Спозараннику ночную встречу с адвокатом.

— Все очень интересно, — задумчиво сказал Глеб, — только что-то мне в этой истории не нравится… Хорошо, я вычеркиваю у вас тему «адвокат-взяточник» и пишу: «рубоповец-вымогатель». Хоть мы с РУБОП и дружим, но если все окажется правдой — то почему мы должны молчать?

Кафе «Тихий хутор» оказалось обычной разливухой, пропитанной дешевым пойлом, табачным смрадом и грилем. Пока я ждал директрису — дернул в баре сто граммов водки с бутербродом и обнаружил, что водяра паленая.

Зинаида Кравчук оказалась крупной миловидной хохлушкой, с начесом, яркой косметикой и огромным количеством бижутерии. Тараторила она безостановочно, понять что-то в ее певучей жалобной речи было трудно…

— Ой, да ж Мишаня, говорю, да разве ж по-людски это, в налоговую дай, ремонтникам дай, а тут еще СЭС пришла, садитесь, говорю, я ж вам стол накрыла, кто ж слова худого скажет, говорю, да ни в жисть, Мишаня, я ж с Нинкой рассчиталась, где ж я тебе найду…

— Стоп, Зинаида Николаевна! — хлопнул я ладонью по столу. — Давай-ка по порядку…

Через полтора часа я уже был сыт по горло — к счастью, не только рассказами Зинаиды, но и свиным шашлыком, который принес с графинчиком водки в ее кабинет нагловатый бармен. Как рассказала мне хозяйка кафе, раньше их с Нинкой крышевал рубоповец Мишаня Сивоголовко, которого Зинаида знала еще с детства.

Затем Нинка сошлась с Мишаней, и они вдвоем решили кафе у Зинаиды отобрать.

Для этого Нинка сперва вышла из учредителей, Зинаида залезла в долги, чтобы рассчитаться с ней, а теперь Мишаня наезжает на нее чуть ли не ежедневно.

— Дело знакомое, — махнул я рукой. — Ну а кто тебе посоветовал разговор ваш записать и заяву накатать в прокуратуру?

— Так друзья ж и посоветовали, но результата ж никакого, шо же делать — мне ж деньги отдавать надо, а народ не ходит, да тут еще Мишаня… Ну посоветуй, шо мне делать? — Она доверчиво глянула мне в глаза.

— А знаешь, Зинаида, почему народ не ходит? — закурил я сигарету из ее пачки. — Глянь в окно — улица перерыта, парковки нет, пока от перекрестка до твоего кафе дойдешь — ноги сломаешь. Эти трубы еще полгода перекладывать будут.

А ведь план реконструкции давно был сверстан — вы бы с Нинкой поинтересовались, когда кафе открывали. А вы дешевой арендой соблазнились. Так?

Она виновато кивнула.

— Дальше. В кабинет тебе водку хорошую приносят, а за стойкой продают не «Ливиз», а хрен знает что. У твоего бармена на роже написано, что он ворует! Один раз такое выпьешь — больше уже сюда не потянет. Дальше. Столы в зале когда последний раз протирали? Дальше. Телевизор орет так, что себя не слышно… Кто о клиентах будет думать?

— Ой, ну ты прям такой умный, такой умный, — затараторила Зинаида, — а у меня уборщица уволилась, чем я ей платить буду, если ж ты умный, так помоги…

Зинаида встала открыть форточку и как бы невзначай задела меня бедром, так что я не удержался и шлепнул ее по широкой заднице.

— Ой, да ты ж всех женихов поотбиваешь — ну-ка одерни сейчас же, кому говорю!

Я протянул руку одернуть юбку и обхватил Зинаиду за талию. Она не сопротивлялась. Когда наши губы соприкоснулись, я с удивлением почувствовал, что Зинаида мне уже совсем не кажется такой вульгарной, как при первом знакомстве.

Я быстро расстегнул ее блузку и повернул ключ в двери. Через пять минут маленькая кушетка бешено раскачивалась под нашими телами, пол в кабинете ходил ходуном.

— Все вопросы в пресс-службу РУБОП, — заявил мне майор Сивоголовко.

Мы стояли у здания Управления на Чайковского, майор поглядывал на часы и периодически переговаривался с кем-то по мобильнику.

Я неторопливо закурил.

— Думаю, пресс-служба вряд ли что-то знает о кафе «Тихий хутор»…

Сивоголовко напрягся.

— …и о его хозяйке, которая подвергается вымогательству со стороны одного из сотрудников РУБОП.

Майор оглянулся, сделал пару шагов в сторону, подозвал меня жестами и угрожающе произнес:

— Все, что связано с хозяйкой кафе, — наша оперативная разработка! " Никаких комментариев я давать не буду! И в ваших же интересах не допускать никакой утечки об этом деле — я предупреждаю официально…

— Слушай, майор, не надо гнать пургу! — ухмыльнулся я.

Сивоголовко схватил меня за грудки, я тут же надавил ему на костяшки рук, но ослабить стальную хватку рубоповца оказалось нелегко.

— Миша, проблемы? — полюбопытствовал крепыш в камуфляже.

— Все в порядке, — процедил сквозь зубы Сивоголовко и отпустил меня.

— Так вот, уважаемый, — продолжил я. — Комментариев ты можешь не давать, но объясняться с начальством после нашей публикации тебе придется! Расскажешь, как с хозяйки кафе бабки тряс…

— Ты что, Зинкин «пахарь», что ли? — криво усмехнулся майор.

— Ну «пахарь», и что дальше?

— Зинка осталась нам должна…

— Если должна — так сядем, бумаги посмотрим и разберемся, кто кому должен! Думаю, что ты ей…

— Миша, давай быстро! — раздался крик из автобуса, куда запрыгивали бойцы с автоматами.

— В общем, так, — бросил мне Сивоголовко. — В среду в «Тихом хуторе» — в три часа. Если найдем общий язык — кое-что интересное подкину.

— Только без «маски-шоу»! — предупредил я.

Сивоголовко еще раз усмехнулся и исчез в автобусе, который тут же сорвался с места.

Зинаида жила совсем рядом с Агентством; только Фонтанку перейдешь — и ты уже на работе.

— Спозаранник встал спозаранку! — поприветствовал я Глеба. — «Не уходи, пожалуйста!» — взмолилась румынская разведчица Позаранку. Но Спозаранника ждали великие дела…

— Что-то, Максим Викторович, из вас пошлятина лезет, — поморщился Спозаранник. — И между прочим, уже одиннадцать часов. Понимаю, для вас это — «спозаранку». Судя по вашему виду, вы всю ночь развлекались с девушками, вместо того чтобы спать…

— Глеб Егорович! — воскликнул я. — Давно известно: нет лучше влагалища, чем жопа товарища!

Спозаранник опасливо посмотрел на меня и на всякий случай отстранился.

— Кстати, как дела с рубоповцем-вымогателем? — спросил Глеб.

Этот простой вопрос застал меня врасплох. Я ведь так и не решил, что мне делать — то ли писать статью про Сивоголовко, то ли перетереть с ним и с Зинкой на предмет финансов… Если перетрешь то писать уже нельзя.

А если он «маски-шоу» устроит — то тем более будет не до писаний. Вот ведь попал…

— Завтра — разберусь окончательно! — заверил я Глеба. И тут же решил посоветоваться с Кашириным и Шахом по поводу своей стрелки с майором Сивоголовко.

В курилке я популярно обрисовал им ситуацию, не забыв упомянуть о своих отношениях с Зинкой.

— Во дает! — захохотал Шах. — У меня такой же случай был. Здесь самое главное — не болтать лишнего во время встречи. Этот твой майор наверняка будет увешан микрофонами. И не ставь ему никаких условий — иначе под чистое вымогалово тебя подведут…

— Бесполезно, — махнул рукой Родион. — Если они задумали тебя закрыть — все равно закроют, даже если ты будешь молчать. Агентство подставишь — мы все потом не отмоемся. Лучше не ходи на стрелку.

— Не, ну как это — не ходи? Это уже западно! Раз бабе пообещал помочь, о стрелке сам договорился — отступать некуда! — возразил Шах. — Давай так — мы тебя завтра прикроем в кафе, свою «прослушку» установим и посидим рядом — все-таки два лишних свидетеля не помешают…

Каширин без особого энтузиазма согласился.

В кабинете у Зинаиды было спрятано аж два диктофона, а за стенкой в зале сидели за бутылкой водки Шах с Родионом.

Народу почему-то набежало немерено.

Музон ревел, как пробитый глушитель.

Местная гопота, в дрезину пьяная, подпевала хором:

— Крошка моя, я по тебе скучаю,

Ты далеко, и я в кулак кончаю!…

Было уже шесть вечера, Шах с Родионом приговорили второй пузырь водки — а майор Сивоголовко так и не появился.

— Видать, не судьба! — весело попрощался Шах.

Смурной Каширин оловянно смотрел в пол. Поддерживая друг друга, они удалились. Сладкая парочка — мент с бандюганом.

— Вот что, Зинаида, отдохнем где-нибудь в приличном месте! — заявил я.

— Ой, — обиделась Зинка, — а здесь, значит, неприличное!

— Давай, давай! — подтолкнул я ее. — Не все ж тебе в своих стенах торчать — посмотришь, как другие люди досуг организуют.

Через час мы уже сидели с ней в клубе злых гурманов «Хули-гули», среди обнаженных официанток, суетившихся вокруг нас с подносами. Известный шоумен Мотя-Адмирал вытаскивал посетителей на сцену — принять участие в конкурсе любительского стриптиза, а в паузах читал стишки:

Лежит хомяк, на нем — хомяк,

Хуяк, хуяк — еще хомяк!

Стихотворение из репертуара Романа Трахтенберга

Зинаида фыркнула и в приступе беззвучного хохота упала на стол. Но в этот момент ментовская дубинка опустилась рядом с ее головой, фужер разлетелся вдребезги, и десяток камуфляжных бойцов с автоматами ворвались в зал.

— На пол! Всем на пол! — орал один из них в мегафон. — Что, сука, не понял?

Зацепив взглядом того, кто огрел меня дубинкой по почкам, я все искал среди бойцов Мишаню Сивоголовко. В том, что это «маски-шоу» устроили из-за нас с Зинаидой, я не сомневался.

— Приготовить документы! Оружие и наркотики сдать добровольно!

Лежа я увидел, как Моте-Адмиралу, который собрался отползти со сцены, дали ногой под дых. Сквозь истеричные женские крики, матерщину и звон посуды я услышал вдруг знакомый голос.

— Вадим, ты что, охуел? — крикнул я самому главному из «камуфляжных», который, вскочив на стул, отдавал распоряжения бойцам.

Тот уставился на меня и вдруг сорвал маску с кучерявой головы.

— Тьфу, черт! Как ты здесь оказался, Макс?

— Зашел на ваше «маски-шоу» посмотреть! — съехидничал я.

Вадим Резаков, замначальника одного из отделов РУБОП, отвел нас с Зинаидой в фойе.

— Что за праздник-то у вас такой, Вадим?

— Да, понимаешь, подстрелили сегодня одного нашего сотрудника. Начальство в бешенстве — распорядилось рейд устроить по всем элитным местам, чтобы бандюки немного со страху потряслись.

— Вадим Романович, еще один ствол нашли! — подбежал к Резакову боец.

— Вадик, — вгляделся я в бойца, — эта сволочь мне чуть почки не отбила! Можно, я ему по ебальнику дам?

— Но-но! — завопил боец. — У нас «Вихрь-антитеррор», имеем право!

— Сучонок ты, а не «Вихрь»!

— Брейк! — крикнул Вадим и отправил бойца обратно. — Извини, Макс, сам должен все понять…

— Да я-то понимаю. Скажи лучше, кого из ваших грохнули?

— Михаила Сивоголовко из 8-го отдела.

— Ой! — вскрикнула Зинаида.

— Что это с ней? — удивился Резаков.

Я озадаченно молчал.

— Вадим, а за что его убрали, как думаешь?

— Врать не буду, не знаю, — вздохнул Вадим. — Но разговоры про него ходили разные… Если совсем откровенно, между нами, — тварь редкостная. Помнишь историю с фальшивыми векселями «Шмакойла»?

Естественно, я помнил — Спозаранник расследовал это дело уже который месяц и чуть ли не каждую неделю встречался с президентом компании господином Шмаковым. Группа мошенников предъявила «Шмакойлу» фальшивые векселя, получила дизельного топлива на полмиллиона и успела его реализовать. Исполнителей сумели найти, но ничего от них не добились — они быстро вышли на свободу, дело зависло.

— Так вот, — продолжил Вадим, — мы работали по «Шмакойлу» вместе с УБЭП-ом. Там наш Сивоголовко в полный рост нарисовался — как самый главный организатор аферы. Потому мы от этого дела и отошли — некорректно своих разрабатывать, пусть «гестапо» работает.

«Гестапо» называли отдел собственной безопасности в РУБОП.

— Вадим Романович, — раздался радостный крик. — Марихуану нашли!

— Извини, старик, — попрощался Резаков. — Лучше вам отсюда уйти. И в ближайшую неделю вообще не советую шляться по ресторанам — на наших нарветесь.

— Жалко Мишаню, — вздохнула Зинаида, выйдя из ванной в желтом махровом халате.

Я курил, развалясь на диване перед телевизором.

— Не пойму, Зин, он тебя в дойную корову превратил, а ты его жалеешь!…

— Все равно жаль, он же не всегда таким был, мы ж в школе вместе учились, в Черновцах, до десятого класса. Хочешь фотки посмотреть?

Зинаида порылась в серванте и достала большой фотоальбом.

— Вот он, Мишаня, он еще за мной ухаживал… А это — я, с бантиком, смешная, правда?

Но внимание мое на групповом фото подростков привлек отнюдь не Мишаня и даже не Зинаида…

— Скажи-ка, дорогуша, а это что за клоп чернявый?

— Та ж Леша это, Незовибатько.

Так— так-так…

— Ну а это что за улыбчивый шкет такой?

— Та ж Колюня, Голобородько…

Я со стоном рухнул на диван.

— Ну, Зинаида, вы мне все вместе за Севастополь ответите!

Но Зинка «Брат-2» не смотрела и потому реплику мою не поняла.

Порывшись в блокноте, я нашел домашний телефон капитана Сереги, с которым мы пили водку во время его дежурства.

— Серега, один вопрос! Как звали двух приятелей прокурорского следака, которых твои ребята задерживали?

— Да мы их сразу и отпустили, только документы проверили — они парни спокойные оказались, не то, что этот… Колобродько?

— Голобородько! Как их фамилии?

— Спроси что-нибудь полегче! У них у всех троих фамилии — с такими только в цирке выступать. Что-то типа Ебанько, только не Ебанько…

— Может, Незовибатько и Сивоголовко?

— Точно! Ну ты даешь — глубоко копаешь!…

— Спасибо, Серега, с меня пузырь! — Я повесил трубку и утомленно вздохнул.

Зинаида с тревогой наблюдала за мной.

Весь следующий день я не мог найти Спозаранника — он бегал по источникам.

Но зато я успел внимательно изучить все его папки с документами по «Шмакойлу».

Оказывается, в этом деле сменилось аж пять следователей, но один из них носил фамилию Голобородько. Как раз именно тогда дело находилось в райпрокуратуре.

По странному совпадению, именно он изменил всем подозреваемым меру пресечения и отпустил их из-под стражи. Когда выяснилось, что этих мошенников, похитивших у «Шмакойла» топливо, защищали адвокаты Алексей Незовибатько и Абрам Фляшман, я не слишком удивился.

Такую редкую удачу надо было обмыть!

Ну а когда я вернулся из пивняка, пришлось еще добавить — все Агентство отмечало день рождения Агеевой. Это был как раз тот редкий случай, когда сухой закон в «Золотой пуле» нарушался — шеф делал исключение для Марины Борисовны, как для ценного кадра. Я выпил за именинницу трижды, затем за ее детей, за всех ее любимых мужчин, в число которых попали и мы со Спозаранником. Но само го Глеба я так и не видел.

И лишь у туалета я услышал перебор струн и знакомый голос:

— Дэчен, дэче-е-ен…

Пригорюнившись, Спозаранник сидел напротив сортира и пел под гитару молдавскую народную песню.

— Как дела, Глеб?

— Дела херовые…

Оказывается, Спозаранник, узнав об убийстве рубоповца Сивоголовко, автоматически решил, что тема для нас закрыта — писать о том, как убитый занимался мелким рэкетом, неэтично. И потому он вычеркнул из плана отдела эту тему и вновь вписал туда прокурора Голобородько. За что Обнорский на совещании устроил ему разнос.

— Почему Кононов уже целый месяц занимается прокурором, который обоссался у ларька? — орал Обнорский. — Что там можно так долго расследовать?

Никакие аргументы шеф не желал принимать и объявил Спозараннику выговор.

— Глеб, обещаю — с тебя выговор снимут! Я тебе сейчас такое расскажу — кондрашка хватит!

Спозаранник с недоверием пошел за мной в кабинет.

Ноздри Спозаранника раздувались все больше, рука его автоматически искала дырокол.

— Итак, что мы имеем? Три закадычных приятеля-хохла — прокурор, адвокат и рубоповец — обманули «Шмакойл» на три миллиона. Но, видимо, не успели поделить деньги. Или каждый из них считал, что достоин большей доли. Короче, они явно имели претензии друг к другу. Потому Голобородько решил посадить за решетку Незовибатько и слил нам компромат на него. Но у Незовибатько оказалась крепкая лапа в прокуратуре — кто-то из начальства подключил Пафнутьеву и притормозил нашу публикацию. Заодно Незовибатько решил избавиться от организатора аферы Сивоголовко. Сперва слил тебе на него компромат, а затем, видимо, решил, что этого недостаточно и что Мишаню надо ликвидировать. Скорее всего, они вдвоем — Незовибатько и Голобородько заказали Сивоголовко.

Тьфу, черт, голова идет кругом… Что же нам со всем этим делать?

— Все очень просто, Глеб! Я звоню Голобородько и говорю ему открытым текстом: либо ты нам рассказываешь, как обул со своими одноклассниками «Шмакойл», либо мы пишем о том, как ты обоссал ларек!

— Мудро, — резюмировал Спозаранник.

По домашнему телефону Голобородько женский голос ответил, что Николай Николаевич в отъезде, с работы он уволился и вернется не раньше чем через полгода.

— И что дальше? — спросил Глеб.

— Все очень просто. Я сейчас звоню Незовибатько и говорю ему: либо ты нам все рассказываешь про «Шмакойл», либо мы пишем, что ты взяточник, а вдобавок вместе с Голобородько обоссал ларек.

И никакая Пафнутьева нас не остановит.

— Мудро, — заметил Спозаранник.

Женский голос ответил мне, что Алексей Юрьевич уехал за границу, и, судя по всему, надолго.

— И что дальше? — спросил Глеб. — Позвонить на тот свет Мишане Сивоголовко мы вряд ли сможем… А фактов у нас никаких, к сожалению, нет.

— Где справедливость? — воскликнул я. — Эти два хохла сейчас на Канарах жарятся, а нам за них тут отдуваться — факты искать. Конечно, Резаков мог бы помочь — но вряд ли станет.

— Это мы сейчас посмотрим, — сказал Спозаранник и набрал номер. — Вадик, у нас с Кононовым есть к тебе интересное предложение! Мы тебе скажем, что было при себе у покойного Сивоголовко, а если угадаем — ты нам расскажешь все, что знаешь, про его участие в афере со «Шмакойлом»! Идет? Так вот — у покойного было при себе досье на прокурорского следователя Голобородько. Угадал? Чтобы тебя заинтриговать еще больше, скажу, что это досье он собирался передать господину Кононову, но, к сожалению, не успел… Ждем тебя завтра с утра.

— Честно говоря, Глеб, мне это не пришло в голову! — удивился я.

— А напрасно! — назидательно произнес Спозаранник. — Любую схему надо выстроить до логического конца — и она окажется истинной.

Даже после двухчасовой беседы с Вадимом Резаковым, которая плавно перенеслась в кабинет Обнорского, вопросов у нас все равно оставалось больше, чем ответов. Все, что нам представлялось ясным, нуждалось в доказательствах, а их не было. Будь мы следаки — мы бы даже в розыск не могли объявить внезапно исчезнувших из города Голобородько и Незовибатько.

Но поскольку мы не следаки, а журналюги — для сенсационной статьи материала у нас было более чем достаточно.

Моя многострадальная статья была уже подписана нашим юристом Аней Лукошкиной, я последний раз вычитывал завтрашнюю полосу «Явки с повинной», но тут в кабинет ворвался, как ошпаренный, Спозаранник.

— Все пропало! причитал он. — В приемной сидит Пафнутьева и ждет Обнорского. У нее одна цель — снять из номера твою статью! А это гвоздь номера!

— Успокойся, Глеб! Почему ты думаешь, что Обнорский пойдет ей навстречу?

— Он не станет ссориться с прокуратурой! — в отчаянии крикнул Глеб и выскочил.

Но через минуту вбежал снова.

— Максим Викторович! Ответственное поручение! Обнорский сейчас на пресс-конференции в Домжуре, труба у него отключена. Бегите туда и сделайте все, чтобы задержать шефа на полчаса. Пафнутьева дольше ждать не станет — у нее прямой эфир с прокурором, а потом газета уже уйдет в типографию, и мы будем спасены!

Я развел руки. Что ж, наверное, Глеб прав. Но я бы не стал так уж волноваться из-за какой-то публикации. Не выйдет — и хрен с ней…

Зеленый зал Домжура был переполнен.

Сразу три телекамеры были обращены в президиум, где радом с дамой из пресс-центра сидели наш шеф и кинорежиссер Худокормов — они рассказывали о премьере телесериала по романам Обнорского. Усатый Худокормов, посмеиваясь, травил киношные байки. Пресс-конференция, похоже, заканчивалась.

— Леха, — подкатил я к Скрипке, стоявшему в дверях. — Как сделать, чтобы Обнорский остался здесь как можно дольше?

— Сейчас организуем! — уверенно заявил Скрипка и поманил к себе пальцем сидевшую неподалеку с диктофоном большеглазую девочку. Шептался он с ней минуты две. — Смотри, что сейчас будет! — подмигнул Скрипка.

— Итак, последний вопрос! — осмотрела зал ведущая.

С места робко поднялась большеглазая девочка.

— Недавно у нас в городе произошло еще одно заказное убийство — майора Сивоголовко, — пролепетала она. — Согласны ли вы с тем, что Петербург является криминальной столицей России?

Глухой ропот раздался в зале. Обнорский выдержал паузу, набрал воздуху и гневно начал:

— Давайте разберемся, кому это выгодно — приклеить к нашему городу такой ярлык…

— Все, — потер руки Скрипка. — Это минут на сорок, не меньше!

— Гениально! — восхитился я. — С меня пиво, пошли в буфет.

Заболтавшись со знакомым журналистом из «Нового Петербурга» и выпив по три пива, мы спустились из буфета часа через полтора. Дверь в зеленую гостиную была по-прежнему открыта, оттуда доносился возмущенный бас Обнорского:

— Обзывать наш город криминальной столицей — самая большая подлость со стороны москвичей. Где больше всего крутится денег? Где совершаются самые громкие политические убийства? Конечно, в Москве…

Зал был пуст, лишь большеглазая девочка с диктофоном, раскрыв рот, восторженно внимала каждому слову Обнорского. Андрей оборвал себя на полуслове и подошел к нам.

— Что-то я заболтался, — усмехнулся он и включил свой мобильник.

— Тебя Пафнутьева очень долго ждала, что-то хотела, — сообщил ему я.

— Значит, не судьба была нам встретиться, — сказал Обнорский, думая о чем-то своем.

— Андрей Викторович, можно я еще у вас спрошу, — подошла к нам, робко улыбаясь, большеглазая девочка с диктофоном.

— Завтра, солнце мое, завтра. — Обнорский устало погладил ее по головке. — А тебе, Макс, за отличное расследование про «Шмакойл» надо будет выписать премию… И вообще, — Обнорский критически посмотрел на меня, — пора бы тебе подстричься!

— Идея хорошая! — воскликнул я. — Может, дашь баксов двадцать до зарплаты?

Теперь у меня появился повод вновь заявиться в парикмахерскую к Юльке.