Дело об убийстве маркиза де Лианкура (СИ)

2

Стряпчий едва поднял голову, когда он вошёл, и чуть заметно мотнул головой, указывая на низкую дверь, расположенную в дальнем конце его конторы. Марк прошёл туда и, едва войдя, увидел стоящего возле небольшой печурки Гая, который протягивал к огню свои красивые руки, унизанные перстнями. Услышав шаги, он обернулся и тут же бросился к Марку.

— Как ты, мой друг? — с искренней тревогой воскликнул он. — Я ничего не понимаю. Де Полиньяк как с цепи сорвался, на каждом углу поливает тебя грязью! Я всюду слышу, что ты в тюрьме, и вдруг является Рене де Грамон и просит, не задавая лишних вопросов, встретиться с тобой.

— И ты здесь, — прекратил его вступительную речь Марк. — Я на свободе. Но у меня только два дня, после чего я вернусь в камеру и приму свою судьбу, какой бы она не была. Назначив тебе встречу, я пошёл на некоторый риск и надеюсь, что ты сохранишь её в тайне!

— Ты, как всегда, можешь рассчитывать на меня! — с пылом воскликнул Гай. — Но что случилось?

— Я всё расскажу тебе позже, а пока ответь на мои вопросы.

— Хорошо, — барон отошёл к стоявшему у дальней стены столу и присел на стул возле него. — Что тебя интересует?

Марк сел напротив.

— Я хочу знать как можно больше о де Полиньяке. Его связи, друзья, слабости, амбиции. Всё, что ты можешь о нём сказать.

— Не так много, Марк. Я не слишком часто общался с ним. Он неприятный человек, заносчивый и высокомерный, при этом ничего из себя не представляет. Я там из-за де Бове и Анжу. Мы перетираем старые кости и грезим о войне, хотя уже начинаем понимать, что всё это в прошлом. Де Полиньяк много и громко говорит и претендует на место лидера, но его поддерживают только молодые петушки вроде де Рогана и де Дюнуа. У него нет реального авторитета. Он терпит Анжу и де Бове из-за их славного прошлого, меня — потому что я пользуюсь влиянием в армии. Сейчас он попал в сложную ситуацию: его власть номинальна, он может командовать только клерками военного ведомства, потому что реальная власть у нас: у меня, Аллара и Адемара. Даже Леонард Дэвре пользуется среди военных большим уважением, чем он. Но он тщеславен и жаждет признания.

— Интригует?

— Не то, чтоб… скорее, пытается смирить свою спесь и приобрести союзников.

— Его выпад против меня вряд ли будет этому способствовать.

— В том-то и дело! Я был потрясён, когда он замахнулся на тебя. С другой стороны, может, он задумал что-то, что стоит больше, чем наше расположение. Он ведь далеко не дурак. Я не знаю, Марк. Я примкнул к ним из-за своей ненависти к алкорцам, но я не порвал с вами. Я всё так же остаюсь молодым бароном короля Армана. Наша дружба нерушима и для меня это главное. Я никогда не предам Жоана и вас. Может быть, потому он мне не доверяет, и я многого не знаю.

— А кому он доверяет?

Гай задумался, откинувшись на спинку стула.

— Знаешь, он всё носится со своими золочёными петушками, они шушукаются по углам, но у них влияния ещё меньше, чем у него. Думаю, что он вряд ли будет привлекать их к своим тайным планам. Они ненадёжны. Хотя, знаешь, исключение составляет виконт де Роган. Их часто видят вместе, и он принимает его у себя, выказывая ему свою симпатию. Поговаривают даже, что их связывают более нежные чувства, чем простая дружба, но я что-то не очень в это верю. Де Полиньяк не похож на разряженных шутов, что толпились у трона Ричарда, когда там процветал этот порок. Но и другого объяснения этой странной привязанности я не нахожу.

— Ты знаешь капитана Брикара, который служит ему? — спросил Марк.

— Я видел его лишь мельком.

— А его сын?

— Феликс? Жалкое создание! Кутила, лентяй и трус! Даже отец его ни в грош не ставит, хотя пытается пристроить к делу, давая какие-то поручения. Ах, да, я вспомнил, Марк! Однажды я слышал от де Рони, что де Полиньяк нанимал некоего Ла-Карра для своих дел. Это меня удивило. Ла-Карр довольно неприятный тип. Начинал фуражиром, потом был вербовщиком из тех, что хватают бедняков на улицах и продают их в армии баронов. Затем сам командовал шайкой наёмников. Поговаривают, что он за деньги может собрать отряд головорезов, которые готовы на любую работу. Учитывая, что у де Полиньяка есть своя маленькая армия, то его обращение к этому сомнительному типу выглядит странным.

— Если только он не собирался поручить ему что-то такое, с чем не хотел связываться сам, — пробормотал Марк. — Ты не знаешь, этот Ла-Карр сейчас в городе? Где его можно найти?

— Де Рони называл трактир «Виноградная лоза», но вот там ли он сейчас, сказать не могу.

Простившись с другом, Марк вышел из задней комнаты и, подойдя к стряпчему, потребовал у него лист бумаги и перо. Тот безропотно предоставил ему и то, и другое и даже указал на стол, расположенный ближе к окну, на котором стояла одинокая свеча. Немного подумав, Марк написал на листе несколько строк, поставил подпись и рядом приложил печать, которую носил в виде перстня на пальце.

После этого он покинул контору стряпчего и отправился прямо в «Виноградную лозу». Время уже перевалило за полдень, и в зале было много посетителей, пришедших пообедать. Свободных столов не было и Марк, окинув взглядом помещение, увидел сидевшего в стороне человека в кожаной куртке. Он был уже не молод, его лицо заросло бородой, а чёрные с проседью волосы были собраны в хвост на затылке. Решив, что если это и не сам Ла-Карр, то явно человек его круга, он подошёл и учтиво спросил, может ли присесть. Тот бросил на него заинтересованный взгляд и, оценив его выправку, скромный, но приличный костюм, а также маску и размер меча в ножнах, не менее учтиво кивнул.

Сев, Марк обернулся, и к нему тут же устремилась служанка, которая предложила ему копчёные рёбра и похлёбку.

— Рёбра у них сегодня подгорели, — проворчал сидевший рядом незнакомец. — А вот похлёбка хороша.

— Похлёбку, — кивнул Марк и служанка ушла.

— Не спрашиваю вашего имени, потому как вы его всё равно не назовёте, — продолжил тот. — Меня же зовут Ла-Карр, и если вам нужна какая-то деликатная услуга, за которую вы готовы заплатить, я в вашем распоряжении.

— Единственное, что мне нужно, это сведения, господин Ла-Карр, — ответил Марк, глядя, как вернувшаяся служанка выставляет перед ним миску с наваристой похлёбкой и ломти свежего серого хлеба на глиняной тарелке.

— Я могу добыть их для вас, — проводив её взглядом, шепнул Ла-Карр.

— Они у вас уже есть, и я согласен их купить, — уточнил Марк, принимаясь за еду.

— Что именно вас интересует, сударь? — уточнил наёмник.

— Я хочу знать суть задания, которое дал вам граф де Полиньяк, и как вы его выполнили.

— Это очень дорогая информация.

— Верно, поэтому я плачу за неё десять золотых марок.

Ла-Кар невольно сглотнул, услышав эту сумму, и его глаза блеснули в полумраке.

— Считайте, что она уже ваша, но только сперва мне хотелось бы увидеть деньги.

— Мне нравится ваша осторожность, — кивнул Марк и, достав кошелёк, отсчитал десять золотых монет, которые положил на стол возле своей миски.

— Дайте проверю, не фальшивые ли? — потянулся Ла-Карр, но Марк накрыл их ладонью.

— Я тоже осторожен. Вот одна, проверяйте!

— Дайте другую.

Марк пожал плечами и подал ему одну монету. Старый наёмник осмотрел её и даже попробовал на зуб и, кивнув, вернул обратно.

— Граф де Полиньяк велел мне собрать отряд и отправиться на юг, в графство Лорм. Мы должны были захватить одиноко стоящий среди лесов замок и обследовать его подвалы в поисках некоего сокровища. Он сказал, что там много золота, и обещал, что если я найду его, он отдаст большую часть мне, оставив себе лишь пластины с надписями. Мы поехали туда. Ну же и глушь там, я вам скажу! Там живут только рудокопы, похожие своими чёрными лицами на дьяволов. Кругом горы, по которым опасно ходить, потому что между ними бездонные пропасти, и леса, в которых полно волков и медведей. Мы думали, что там небольшой замок, который запросто возьмём с наскока, но когда прибыли, увидели, что это настоящая твердыня с высокими стенами и пропастью вместо рва. Мы надеялись, что там небольшой гарнизон, но наша атака захлебнулась, и часть моих людей перестреляли из арбалетов. Я должен был отработать свои деньги и потому пошёл на хитрость. Мы увели из селения лошадь с телегой и отправили в крепость лазутчика, чтоб ночью он открыл нам ворота.

— Открыл? — уточнил Марк.

— Открыть-то он открыл, только нас там уже ждали. Нам пришлось бежать, но некоторых всё же поймали и повесили. Третий раз мог стать последним и столь же неудачным. Потому я развернулся и отправился обратно в Сен-Марко. Я доложил обо всём де Полиньяку и прямо заявил, что он сам виноват в том, что нас постигла неудача. Он не сказал нам, что там действительно мощные укрепления и сильный гарнизон, который не смогла бы захватить группа наёмников. Он ещё артачился и говорил, что платить не за что, потому что я не выполнил его поручение. Но тут уж я уступать не собирался! Мы ездили туда и предприняли две попытки. Я потерял больше десятка своих людей, и мне плевать на его недовольство! Он должен был заплатить! Я пригрозил ему, что если он не заплатит, то я пойду к хозяину замка и продам ему сведения о том, кто заинтересовался его сокровищем. После этого он сдался и, понося меня на чём свет стоит, всё-таки отсчитал положенную мне сумму. Это всё, сударь. Больше он ко мне не обращался, и я для него ничего не делал. Вас удовлетворил мой ответ?

— Да, — кивнул Марк и, оторвавшись от еды, придвинул ему кучку монет.

Ла-Карр тщательно пересчитал их и, поклонившись, направился к выходу. Марк проводил его мрачным взглядом и взял с тарелки кусок хлеба. Его самые мрачные догадки подтвердились, и наконец начала выстраиваться картина этого преступления. Де Полиньяк как-то узнал о драгоценной усыпальнице принца Филиппа и решил заполучить её. Он отправил в Лорм головорезов, но, видимо, сам не знал, что представляет собой этот старый замок. Потерпев неудачу и вдруг получив пост коннетабля, он понял, что если замок отойдёт в казну или под опеку короля, то доступ туда ему будет открыт. Он сможет отыскать там усыпальницу и… Что дальше? Посеять смуту в королевстве, заставив подданных усомниться в легитимности правления короля или просто шантажировать его этим, чтоб заставить отказаться от мира с алкорцами? Достаточно ли этого знания, чтоб принудить короля изменить свою политику, или ещё есть что-то, что Марку неизвестно.

Закончив трапезу, он положил на стол серебряную монетку и поднялся с лавки, раздумывая, что делать дальше.

Граф де Полиньяк тем временем сидел в своём кабинете, расположенном на втором этаже фамильного особняка. Он разбирал бумаги, которые доставили ему утром из военного ведомства, и при этом испытывал жгучее разочарование. Всё шло не так, как он ожидал. Он полагал, что устранив маркиза де Лианкура, ему удастся подстроить и столь изысканную ловушку графу де Лорму, что и он будет убран с пути к вожделенной цели. Дальше всё представлялась ему простым: он обвиняет графа в убийстве и склоняет короля отобрать у него Лорм, а потом убеждает его в том, что замок, как крепость, должен отойти военному ведомству. Но всё пошло не так, как ожидалось. Нет, старый маркиз де Лианкур умер, оставив своего внука без защиты, а на самого де Лорма была брошена тень. Вот только этот новоявленный граф де Лорм был к тому же и всем известным бароном де Сегюром, молодым бароном Армана и героем Сен-Марко. И этот негласный статус послужил ему надёжным щитом. Он оказался под подозрением, но его вина всё же многим казалась сомнительной. Король, которому он в детстве был едва не нянькой, закапризничал и с самого начала принялся вставлять палки в колёса расследованию. Проныра Паже представлялся ему ненадёжным свидетелем, а попытка заставить графа признаться в убийстве не задалась. Во время допроса де Лорм не выказал никакого страха, оказавшись в пыточной и, более того, осмелился делать намёки на то, что сам коннетабль слишком уж заинтересован в том, чтоб обвинить его. И де Полиньяк допустил роковую ошибку, дав волю гневу. Может, он и не задушил бы этого наглеца, но в самый неудачный момент в камеру ворвался его дружок Адемар и всё окончательно испортил. Он донёс обо всём королю, тот надулся, закатил истерику и закрыл всякий доступ к своему любимчику.

Де Полиньяк проворчал что-то невразумительное, вспомнив, как король запустил в него тяжёлым томом. Не слишком учтиво для короля, но мальчишка уродился под стать своему кузену, такой же вспыльчивый. Да и его отец Ричард был крут на расправу, хотя он предпочитал действовать тайком, и его удары были куда опаснее, чем брошенная в сердцах книга.

К тому же король жёстко ограничил время для расследования. Действительно, что расследовать, если итак всё ясно? Но теперь коннетаблю приходилось искать другие доказательства, тем более что кто-то прошлой ночью убил его единственного свидетеля. Паже был обезглавлен в собственной каморке, и это мог сделать кто угодно из друзей де Лорма. Всё-таки в чём-то король прав: нужно было запереть этого негодяя в подземелье до суда. Теперь же де Полиньяк потерял свой основной козырь — того, кто готов был подтвердить вину подозреваемого.

Оставалось лишь одно: создать новые улики. Граф уже отдал приказ подготовить подложные письма, написанные почерком графа де Лорма. Он арестовал его оруженосца и секретаря и старался заставить их свидетельствовать против хозяина, но пока они готовы были умереть под пытками, но не предать его. Де Полиньяк вздохнул, вспомнив гневное личико графини де Лорм. Хрупкая рыжая красавица была вовсе не испугана, а зла на него. Потом к тому же вмешался её зять граф Клермон. Этот напыщенный юнец слишком богат и довольно влиятелен при дворе, да к тому же привёл с собой толпу вооружённых слуг. Нет, вступать с ним в открытую конфронтацию было бы более чем неразумно. Потому де Полиньяк и позволил ему увести жену де Лорма, отказавшись от искушения добиться нужных показаний от неё, и перед ним снова встал вопрос, чем ещё подкрепить свои обвинения против строптивого графа.

Ну, и в добавок ко всем этим неприятностям, новый коннетабль вдруг наткнулся на совершенно неожиданные последствия своих действий. Он заметил, что его и без того не слишком устойчивое положение при дворе пошатнулось. На него ополчились не только военные бароны, занимавшие высокие посты в армии и королевской администрации, и считавшие его провинциальным выскочкой, не достойным столь высокого поста, но и другие придворные и чиновники. Даже в военном ведомстве он ощутил тайную враждебность со стороны своих подчинённых. Самые мелкие и незначительные клерки смотрели на него в лучшем случае косо, а иногда и враждебно, с явной неохотой выполняя его распоряжения. Виконт Легран, у которого он запросил из архива документы о службе барона де Сегюра, сослался на реорганизацию и путаницу в документах, сообщив, что на предоставление запрошенного досье уйдёт не меньше недели. Спорить с этим старым воякой, мрачно взиравшим на него единственным глазом, де Полиньяк не решился. Секретарь маркиза Вайолета, предыдущего коннетабля отказался передать ему документы, оставшиеся в кабинете хозяина, сославшись на то, что не является служащим военного ведомства, подчиняется только своему господину и может передать бумаги лишь по его прямому распоряжению. Однако Вайолет, который был выбит из колеи своей добровольной и всё же болезненной отставкой, уехал поправлять здоровье в своё имение на юг и в ближайшее время не собирался возвращаться в столицу.

И, наконец, в кабинете коннетабля, где расположился де Полиньяк, неожиданно забился дымоход, и дым из камина повалил в комнату. Он подозревал саботаж, но слуги смотрели на него честными глазами, виновато кланялись и клялись, что немедля вызовут трубочистов. Немедля, то есть сразу, как только те закончат чистить дымоходы на женской половине дворца. А поскольку герцогиня Евлалия приказала почистить все трубы, расположенные там, то на ближайшие дни кабинет оказался совершенно непригоден для работы.

Ему ничего не оставалось, как приказать доставить срочные документы, требующие его внимания, в свой особняк, и уехал домой. И теперь он сидел, перебирая эту кучу бумаг, которые в большинстве своём были либо непонятны ему без пояснительных записок, либо вообще не представляли интереса, касаясь каких-то малозначительных вопросов интендантства.

Ко всему прочему его страшно раздражало обиженное сопение Феликса, сидевшего в углу и отчаянно скучавшего. Граф намеренно держал его при себе в наказание за ночной дебош в дешёвом борделе, к тому же понимая, что стоит выпустить этого молодчика из поля зрения, он опять ввяжется в какую-нибудь авантюру.

В конце концов, граф не выдержал и, взяв с края стола увесистый том учения о стратегии и тактике, запустил им в сына. Тот ловко уклонился, и его сопение стало ещё более громким и обиженным.

Граф уже хотел высказать ему свои претензии и попутно залепить пару оплеух, когда в дверь деликатно постучали и заглянувший в кабинет лакей сообщил, что некий Ла-Карр просит его сиятельство об аудиенции. Де Полиньяк издал недовольное ворчание, но велел позвать его.

Ла-Карр вскоре появился, и граф с раздражением заметил, что его грязные сапоги оставляют на дорогом ковре мокрые следы. Как всегда грязный и оборванный, в дурно пахнущей кожаной куртке наёмник смотрел на него нагло, а потом поклонился с некоторым издевательским намёком на почтительность.

— Что тебе нужно? — проворчал граф, сделав вид, что занят чтением важной бумаги.

— Я явился к вашему сиятельству исключительно из чувства симпатии и уважения, поскольку готов всячески способствовать соблюдению ваших интересов, — сообщил Ла-Карр и покосился на Феликса, смотревшего на него как-то недобро.

— Давай без предисловий, мошенник, — проворчал граф. — Мне некогда.

— Зачем же сразу мошенник, господин коннетабль! — осклабился тот. — Я к вам со всей душой, а вы зачем-то оскорбляете меня. Но если без предисловий, то сегодня ко мне явился некий человек, который готов был заплатить мне двадцать марок золотом, если я расскажу ему о сути поручения, которое я выполнял для вас на юге.

Де Полиньяк, наконец, оторвался от письма и взглянул на него.

— Что за человек?

— Он не пожелал представиться. Высокий, широкоплечий, с военной выправкой, одет небогато, но опрятно. На его лице была маска, которую он не снял, даже когда ел, так что его лица из-за этой маски, да ещё тёмной бороды я не видел. Поскольку в углу, где он сидел, было довольно темно, я не разглядел и его глаз. Перчатки он тоже не снимал, но откинул капюшон плаща, и я смог оценить его длинные ухоженные волосы, волнистые, чёрные, с редкой проседью. Голос молодой и довольно приятный.

— И что же он хотел знать?

— Он спросил меня именно о том поручении, которое вы мне дали, отправляя меня на юг. Он обещал мне двадцать золотых, но я подумал, что сохранение вашей тайны стоит куда дороже, сказал, что подумаю, и пришёл сюда. Вы можете дать мне тридцать золотых, и я буду нем, как могила.

— Но ты уже поклялся держать это в тайне! — прорычал граф.

— Я и держал, но теперь последовало столь заманчивое предложение, что я подумал, что продешевил, давая такую клятву.

— А с чего ты решил, что я тебе поверю? — уточнил де Полиньяк. — Может, ты выдумал этого человека в маске, чтоб выпросить у меня ещё немного золотишка? Или, может, ты уже продал эту тайну ему, а теперь пришёл сюда продать своё молчание?

— Я, сударь, человек чести, — возразил Ла-Карр. — И я готов представить доказательства в виде того самого человека, за которым отправил своего соглядатая. Он выследит его, и я передам его вашему сиятельству, правда, это будет стоить дороже. Скажем, ещё двести золотых.

— Что ж, — усмехнулся граф. — Когда ты сдашь мне его, и он подтвердит, что ты, как скала, стоял на страже нашего секрета, я заплачу тебе двести тридцать золотых. А теперь убирайся и не приходи с пустыми руками!

Ла-Карр поклонился ему и, снова посмотрев на Феликса, вышел. Де Полиньяк проводил его мрачным взглядом.

— Что ещё за незнакомец в маске, и откуда он узнал о том, что я что-то поручал этому негодяю? — задумчиво пробормотал он, когда дверь закрылась.

— Мне кажется, он всё врёт, — подал голос Феликс. — Он ещё тот мошенник, и я бы с удовольствием отлупил его палкой, чтоб выбить признание.

— С этим не спеши, — произнёс граф. — Возможно, кто-то действительно занялся делом де Лорма втайне от нас. Ведь кто-то выследил и убил того подставного лакея.

— Может, он и убил! — воскликнул Феликс, словно осенённый внезапной догадкой.

— А он откуда узнал об этом?

— Так давайте я отлуплю его и…

— Ты безнадёжен, — проворчал де Полиньяк. — Скорее бы ты женился и обзавёлся сыном, чтоб я мог надеяться на то, что у меня когда-нибудь будет более разумный наследник! Убирайся! И из дома без моего разрешения — ни ногой! Сбежишь, и это тебя я лично отлуплю палкой!

— Ладно, — проворчал Феликс, поспешно выскальзывая из кабинета.

Он шёл по галерее над нижним холлом, когда увидел другого посетителя, передававшего лакею плащ и меч. Он был молод, хорош собой и облачён в камзол из узорчатого сукна изысканного бирюзового оттенка.

— Аргент! — радостно воскликнул Феликс, спускаясь по ступеням. — Как я рад видеть тебя! Отец зол на меня после вчерашнего, так что я под домашним арестом и потому надеюсь, что ты скрасишь моё заточение!

— У меня есть свободное время, — улыбнулся молодой алхимик. — Наши исследования пока пришлось отложить.

— У тебя кончились деньги? — насторожился тот. — Отец, пока не успокоится, не даст мне ни гроша!

— Денег достаточно, но нет совершенно необходимого для моих целей перегонного куба. Я заказал его знаменитому мастеру, живущему в Лейдене, и пока он не выполнит мой заказ, продолжить нам не удастся.

— Ну, тогда я готов подождать! Идём же! Эй, олух, — он отвесил подзатыльник стоявшему рядом лакею. — Вино и закуски в мои покои!

Молодые люди поднялись по лестнице и пошли по галерее. Феликс радостно улыбался, поглядывая на своего гостя.

— Я возлагаю на тебя надежды, друг мой! — заявил он на ходу. — Если ты, и правда, научишь меня превращать в золото любой металл, то я не буду так зависеть от отца! Он ужасно скуп! С золотом в сундуках я смогу добиться влияния при дворе и, уверяю, не забуду тебя!

— Заранее благодарен, — улыбнулся Аргент, входя в распахнутую перед ним дверь.

В богато обставленной гостиной уже суетились слуги, накрывая на стол.

— Я даже возьму тебя на службу, — пообещал Феликс. — Хочешь быть моим придворным алхимиком или капитаном? Как сам решишь! Положение бастарда никак не повлияет на твой статус при моей особе!

— Я подумаю об этом, когда выполню свои обязательства по нашей сделке, — проговорил Аргент и направился к растопленному камину. — А что это за оборванец вышел только что из вашего дома? — спросил он, протягивая руки к огню. — От него разило как от старого мула. Я полагал, что такие отбросы не вхожи в дом коннетабля!

— Ах, этот, — проворчал Феликс, подходя к нему. — Этого бродягу отец нанял для некоего деликатного дельца на юге королевства. Представляешь, он должен был всего лишь захватить какой-то замок в провинции, который стоит среди лесов и гор! Всего-то взять на приступ какую-то старую развалюху с дюжиной ветеранов в качестве гарнизона! Но он утверждал, что там неприступная твердыня с двумя крепостными стенами и мощным гарнизоном из отборных рыцарей и арбалетчиков! В такой глуши! Отец ему, конечно же, не поверил и не хотел платить, но тот пригрозил, что донесёт хозяину той развалюхи, кто подослал к нему эту банду головорезов, и папаше пришлось раскошелиться.

— И он после этого ещё принимает такого негодяя в своём доме? — удивился Аргент.

— Тот явился, чтоб снова клянчить деньги! Придумал какого-то человека в маске, который интересовался той вылазкой на юг, и пообещал выследить его и сдать отцу. Я сразу сказал, что мошенник врёт, но отец встревожился и пообещал заплатить, если тот выдаст ему того чересчур любопытного незнакомца.

— И что он сделает с ним, если всё-таки заполучит в свои руки?

— Наверно, запрёт в подвале и будет пытать, пока тот не выдаст ему всё, что знает, а потом убьёт. Но я же говорю, что тот негодяй Ла-Карр — обманщик! Он просто прогулял полученные раньше от отца деньги и решил выпросить ещё! Но стол накрыт! Идём же выпьем, а то у меня пересохло в горле.

— Конечно, — улыбнулся Аргент. — Меня заинтересовала вся эта история. Ты ведь потом расскажешь мне, чем она закончится?

— Если ты задержишься у меня, то, возможно, сам увидишь продолжение. Если Ла-Карр не солгал и сумеет выследить и захватить того человека, он немедля притащит его сюда. Так что устраивайся поудобнее, потому что это займёт некоторое время!

Марк заметил слежку почти сразу и понял, что это Ла-Карр прицепил ему «хвост». Он продолжал идти по улице, не выдавая своего беспокойства. Не ускоряя шаг и не пытаясь ускользнуть от преследователя, он твёрдо держал направление в знакомый трактир, где на втором этаже в маленькой комнатке жил не так давно Леонард Дэвре. Марк знал, что там, в конце зала есть дверь, за ней — короткий коридор и выход на параллельную улицу. Но из этого коридора по скрипучей лестнице можно также подняться наверх в ту самую каморку.

Дойдя до дверей трактира, он вошёл в зал, пересёк его, открыл дверь и, оказавшись в коридоре, распахнул заднюю дверь, а сам быстро взбежал наверх и прижался к двери каморки, прислушиваясь к тому, что происходит внизу. Вскоре он услышал шаги. Соглядатай увидел распахнутую дверь и выскочил на улицу. Он застыл на мгновение, озираясь по сторонам. Прохожих здесь было немного, но освещение было куда более скудным, чем в других местах. И в полумраке тёмного дня он пытался разглядеть среди проходящих мимо людей человека в тёмном плаще с надетым на голову капюшоном и, конечно, он увидел его, потому что кто-то в толпе всегда одет в подобный плащ. Он устремился вслед за новой целью, а Марк спустился вниз и, снова пройдя через зал, вышел из трактира.

Теперь его путь лежал на улицу гвардейцев — узкий переулок, соединяющий улицу принцессы Оливии с Королевской площадью. Окликнув молодого посыльного, который брёл куда-то со свёртком подмышкой, он сунул ему серебряную монету и велел пойти к воротам королевского замка, ведущим в гвардейские казармы, и вызвать оттуда господина Делажа. Парень сразу очнулся от своей дремоты и помчался к воротам. Вскоре оттуда, натягивая перчатки, появился Делаж и двинулся в сторону переулка.

— Кто меня звал? — поинтересовался он, пытаясь рассмотреть затаившегося во тьме человека и, на всякий случай, положив руку на эфес меча.

— Это я, друг мой, — подошёл к нему Марк.

— Ты? — изумлённо воскликнул тот. — Я слышал, этот мерзавец новый коннетабль упёк тебя в темницу!

— Так и есть, и для всех я по-прежнему влачу там жалкое существование, а вовсе не шастаю по городу, нарываясь на чужие мечи. Впрочем, о мечах говорить не стоит. Мне срочно нужна твоя помощь, Делаж.

— Я весь твой, командир! Как всегда! — с готовностью воскликнул молодой рыцарь.

— Ты можешь взять отпуск на несколько дней?

— Конечно! Я у капитана на хорошем счету, в том числе и благодаря тому, что он признателен тебе за свою спасённую жизнь и честь.

— Обо мне ему ничего не говори, сошлись на семейные обстоятельства. Я прошу тебя поехать в Лианкур и передать управляющему замком вот это письмо, — Марк достал из подсумка заранее подготовленное послание. — На словах передай ему, что, поскольку выполнение моей просьбы потребует некоторой подготовки, а я должен знать, что он её исполнит надлежащим образом, пусть сразу же отправит в мой дом на Королевской площади ответ, в котором сообщит все свои действия, которые намерен предпринять. Сам ты его ответ не бери, скажи, что торопишься и не можешь ждать. Пусть при первой же возможности отправит своего гонца.

— Я понял. Что делать дальше?

— Что хочешь! Вот деньги на дорогу, — Марк щедро отсыпал ему в ладонь монеты из кошелька, не разбирая, золотые они или серебряные. — Особо не торопись, выедешь светлым утром, если тёмная половина дня застанет тебя в пути, остановись в какой-нибудь гостинице, и как рассветёт — двигайся дальше. Особая спешка ни к чему и геройствовать незачем. Ночами дороги там неспокойны.

— Я всё понял, Марк, — улыбнулся Делаж. — На эти деньги я могу неплохо покутить за твоё здоровье! Надеюсь, вернувшись, я услышу о том, что ты на воле, и твоя репутация полностью восстановлена.

— Без сомнения, так и будет. Ступай мой друг! Я жду тебя на пир в честь моего дня рождения. Не собирался шумно отмечать, но за меня решает мой титул.

— Ради этого я примчусь в Сен-Марко, как на крыльях!

Они обнялись, и Делаж отправился обратно в казарму, чтоб испросить у капитана Дэвре короткий отпуск, а Марк тревожно смотрел ему вслед, раздумывая, правильно ли он поступает. Когда он писал это письмо, у него ещё не было твёрдого намерения воспользоваться им, но последние события заставили его принять это нелёгкое решение.

Наконец, заключив, что дело сделано и менять что-либо он не станет, Марк отбросил свои сомнения. Теперь, идя по тёмным улицам, он думал о том, что ещё ему следует предпринять. Он уже раскрыл покушение на маркиза де Лианкура и даже выяснил причины этого преступления, но личность непосредственного исполнителя была до сих пор под вопросом. Был ли это капитан Брикар, состоящий на службе у графа де Полиньяка, или какой-то другой человек? Чтоб проверить это, он развернулся и направился к дому графа.

Тем временем на улице становилось всё меньше прохожих. Близилась последняя тёмная ночь, и горожане торопились вернуться домой, чтоб поужинать и лечь спать, потому что вскоре их ожидало светлое утра, которое, как всегда, будет заполнено деловой суетой.

Оказавшись возле особняка графа, он увидел, что на его крыльце скучают стражники, — предосторожность, которая выглядела довольно странной, учитывая, что маркиз Вайолет никогда не выставлял караул возле дверей своего дома. Впрочем, стражники также не проявляли особого рвения и не слишком внимательно смотрели по сторонам, воспринимая причуду нового коннетабля не иначе как блажь.

Марк прошёлся по улице мимо дома, глядя по сторонам, и вскоре обнаружил возле лавки кружевницы небольшую нишу, где стояла на маленьком постаменте белая статуя какой-то святой. Войдя в нишу, Марк втиснулся позади постамента, закутался в плащ и опустил капюшон. Спешившие мимо прохожие не замечали его, зато он хорошо видел крыльцо и двери дома коннетабля.

Ожидание оказалось долгим. Улица давно опустела, и высокие окна соседних домов гасли одно за другим, а он всё стоял неподвижно и, не обращая внимания на забравшийся под плащ холод, неотрывно смотрел на двери дома. Пару раз они открывались, из них выходили какие-то люди. Один раз к крыльцу подъехал на коне вестовой из дворца, он поднялся, на минуту скрылся в доме, а потом снова вышел и умчался обратно, видимо, привёз графу де Полиньяку какую-то депешу.

Ни один из этих людей не подходил под известное Марку описание капитана Брикара, а он ждал именно его. По улице прошёл патруль городской стражи с факелами, где-то далеко прозвучал на дворцовой башне звон колокола, извещавший о наступлении второй стражи.

И, наконец, дверь распахнулась, и по ступеням сбежал невысокий плечистый человек в тёмном плаще. У него были длинные волосы и военная выправка. Под плащом поблескивала чеканная пряжка ремня, а пола справа оттопыривалась от меча, висевшего на перевязи. Его лица в темноте было не разглядеть, но Марк сразу понял, что это тот, кто ему нужен.

Капитан Брикар прошёл мимо него и свернул в ближайший переулок. Выйдя из своего укрытия, Марк двинулся следом. Какое-то время он преследовал его по ночным пустынным улицам. В какой-то момент Брикар резко свернул в сторону и скрылся за углом. Его шаги стихли, и Марк, усмехнувшись, взялся за эфес меча. Подходя к тому повороту, за которым скрылся капитан, он вытащил меч из ножен, чуть отступил в сторону и прошёл дальше, чтоб видеть, что там происходит. Брикар кинулся на него с кинжалом и тут же понял свою ошибку. Марк ударил тяжёлым мечом по его клинку, и кинжал отлетел, звеня по булыжникам, а Марк прижал противника к стене, приставив меч к его шее. Он увидел злые глаза Брикара и свободной рукой сорвал с него левую перчатку. Опустив глаза, он увидел на тыльной стороне ладони шрам в виде буквы «Y», который упоминал маркиз де Лианкур. Однако это мгновение, когда он отвлёкся на его руку, позволило капитану придти в себя. Он резко поднял правую руку и одним движением сорвал с его лица маску. Марк замешкался от неожиданности, а Брикар резко оттолкнул его и, не пытаясь вытащить из ножен собственный меч, бросился наутёк.

Марк побежал за ним с единственной целью: догнать и убить на месте. Он вдруг вспомнил лежащего на его руках деда с кинжалом в груди, а потом понял, что этот негодяй узнал его и может выдать. Он преследовал его несколько кварталов, но внезапно увидел вдалеке факелы патруля. Брикар подбежал к стражникам и начал что-то быстро объяснять, указывая назад, в сторону Марка, и тот предпочёл быстро нырнуть в ближайший переулок и убраться подальше.

Последняя загадка была разрешена, но теперь Брикар знал, что он на свободе, а значит, в самое ближайшее время об этом узнает и граф де Полиньяк. И на него будет объявлена охота по всему городу. Тёмная ночь скоро закончится, а светлым днём не так просто укрыться от множества сыщиков и осведомителей, шныряющих вокруг. Слишком многим в городе известно, как выглядит барон де Сегюр, граф де Лорм.

Остановившись на перекрёстке двух узеньких улочек, Марк прислушался. Погони не было. Даже если городская стража и прислушалась к жалобам капитана Брикара, Марку удалось оторваться от них в этом запутанном лабиринте. Он осмотрелся по сторонам, думая, куда пойти. В этот момент где-то вдалеке послышался дребезжащий голос треснувшего колокола, который он уже слышал не так давно. А потом он вспомнил, что где-то там стоит небольшой двухэтажный дом, в котором жил шпион алкорских сторонников войны книжник Кляйн. Память тут же услужливо подсунула ему воспоминание о тесных комнатках на втором этаже и потайном ходе на соседнюю улицу, спрятанном за старым шкафом, по которому книжник сбежал от его сыщиков. Там ещё был сундук с разными нарядами, в которые, видимо, любил переодеваться этот склонный к лицедейству шпион.

Марк знал, что Кляйн был казнён в луаре, куда он его лично препроводил, стало быть, дом теперь пустует. Костюмы для маскарада и потайной ход делали его вполне подходящим пристанищем для того, кто намерен скрываться от преследования. И решив так, Марк направился в сторону трактира «Счастливая выдра», от которого было рукой подать до дома ныне покойного книжника.

— Я говорю вам, это был он! — кричал капитан Брикар, вцепившись побелевшими пальцами в край письменного стола в кабинете графа де Полиньяка и нагнувшись едва не к самому его лицу. — Я понятия не имею, как он выбрался из Чёрной башни, но я его узнал! Это был де Лорм, я совершенно в этом уверен! Я видел его во время войны и сейчас! Он выследил и чуть не убил меня!

— Прекратите орать, Брикар, — недовольно произнёс де Полиньяк и отодвинул дышавшего ему в лицо капитана подальше от себя. — Я не знаю, что привиделось вам среди ночи и какого разбойника вы приняли за де Лорма, но я могу сказать вам совершенно точно, что граф де Лорм сейчас находится в Чёрной башне, куда я его лично препроводил. Как вам известно, сбежать оттуда невозможно.

— Сбежать, может, и нет, а вот выйти при помощи сообщника — запросто, — проворчал Брикар, слегка остыв. — Вы же сами сказали, что его сторожит прево, который является его старым другом. Может, он его и выпустил. Я не ошибся, ваше сиятельство. Это был он, его рост, его манера двигаться, его чёрная грива и его борода! Может, там было темновато, но я всё же разглядел его лицо, которое трудно спутать с каким-нибудь другим.

— Постойте, — внезапно нахмурившись, проговорил де Полиньяк. — Вы сказали, у него были чёрные волосы и борода, а Ла-Карр сегодня сказал, что какой-то человек в маске с теми же приметами расспрашивал его о том, что он по моему приказу делал на юге. Так это был де Лорм? Он сбежал из тюрьмы, возможно, с помощью своего друга Адемара. И это он убил Паже?

— С него станется, ваше сиятельство. Многие говорят о его благородстве, но я-то знаю, что он может быть очень жесток к тем, кого считает своими врагами. Он запросто одним ударом меча мог отрубить и руку, и голову.

— Неужели, — бормотал де Полиньяк, тревожно глядя в окно, за которым было всё так же темно. — А если он убил де Паже и сам принялся за расследование этого дела? Выходит, капитан, он уже выяснил, что вы причастны к убийству его деда, и хоть он не проявлял к нему особой любви, вряд ли простит вам это.

— Откуда он мог узнать, что это я? — насторожился капитан. — Если только Паже перед смертью проболтался, что это я его нанял. Что же нам делать?

— Попытаться опередить его! Я не вижу другого способа! — граф резко поднялся и взглянул на своего помощника. — Объявите о его побеге и назначьте цену за его голову!

— Я не стал бы торопиться с этим, — с сомнением возразил Брикар. — У нас нет официального подтверждения его побега. Коннетабль не может по своему усмотрению объявлять розыск сбежавшего преступника, для этого существует полиция.

— Полиция с ним заодно! — вспылил де Полиньяк.

— Мы не можем этого утверждать. Давайте поступим по-другому. Мы объявим награду за него, но не от имени военного ведомства, а от вашего имени, как графа де Полиньяка. Мы не будем оглашать это на всех углах и площадях, но я позабочусь о том, чтоб частным сыщикам, осведомителям и охотникам за головами стало известно, что вы его ищите.

— Хорошо. И всё-таки я попытаюсь добиться участия в этом полицейских. Я иду к королю.

— Но ведь сейчас ночь! — ужаснулся Брикар.

— Я вытряхну этого щенка из постели и заставлю выслушать меня! — прорычал коннетабль. — А вы пока найдите того, кто подтвердит, что это де Лорм убил Паже.

— Но если свидетелей не было…

— Вы идиот, капитан? Я не сказал: найти свидетеля, я сказал: найти того, кто подтвердит перед судом то, что нам надо. Выясните его связи, к кому он мог обратиться за помощью в городе, его друзей, любовниц, сослуживцев, всех! Обыщите их дома так, чтоб они знали, что если они попытаются спрятать его, то будут считаться соучастниками его преступлений! Мы должны сделать так, чтоб земля горела у него под ногами! Вы поняли меня, Брикар?

— Я понял вас, ваше сиятельство, — кивнул капитан и вышел из кабинета, а коннетабль вызвал своего адъютанта и велел ему подать плащ и меч, потому что он намерен встретиться с королём.

Во дворце граф де Полиньяк стремительно прошёл по залам, в которых ещё веселились гости короля. Он хмуро смотрел на игривых фрейлин и раскрасневшихся от вина и смеха кавалеров. Его суровый взгляд, по его мнению, должен был согнать улыбки с их лиц, но на деле, стоило ему пройти мимо, они сбивались в кучки и потешались над тем, как глупо выглядит этот напыщенный дурак, вышагивая по дворцу, как на параде.

Намерение вытряхнуть короля из постели ему осуществить также не удалось. В приёмной у него вежливо, но решительно потребовали снять плащ и сдать меч, а после сонный паж, недовольно взглянув на позднего посетителя, повёл его в дальние покои. Король вовсе не спал. Он сидел на диване в своей гостиной и обнимал прильнувших к нему хорошеньких фрейлин, сидевших рядом. На полу у его ног устроился Бертран Нуаре с кубком вина. На соседнем диване в обнимку с Аламейрой расположился Анри Раймунд, а Дезире Вайолет играл на лютне, аккомпанируя придворному поэту Вильре, напевавшему сатирические куплеты о дворцовой жизни.

Очередной взрыв смеха в гостиной был прерван оруженосцем короля, который явился, чтоб сообщить о позднем визите коннетабля.

— Что ему нужно? — проворчал Дезире, с сожалением откладывая лютню.

— Наверно, он желает послушать те восхитительные стихи, которые посвятил ему наш гениальный поэт? — улыбнулась Аламейра.

— Он опоздал, я уже закончил, — усмехнулся Вильре. — Но ради него могу и повторить.

— Не нужно, — остановил его король. — И вообще, мой дорогой, если вы решите издать эти сочинения, то будьте любезны, воспользуйтесь псевдонимом. Я не хочу решать вопрос о компенсации за оскорбление, которую он может вполне законно потребовать с вас.

— Но печатать вы не запрещаете? — уточнила фрейлина.

— Я не такой тиран, — усмехнулся король. — Позови его, Жан. А вы, господа, настройтесь на более серьёзный лад.

— Может, нам лучше подождать снаружи? — на всякий случай уточнил Вильре.

— Нет, — отрезал король и повернулся к двери, на пороге которой в следующий момент появился разгневанный коннетабль. — Что привело вас к нам в столь поздний час, ваше сиятельство? Что случилось такое, что вы не смогли усидеть дома до утра и примчались ночью?

— Мне искренне жаль мешать вашему общению с друзьями, ваше величество, — проговорил де Полиньяк, неодобрительно взглянув на фрейлину, которая смеялась, прикрыв лицо веером. — Мне нужно поговорить с вами наедине.

— С чего бы это? — нахмурился король. — Какие могут быть секреты от моих друзей и доверенных лиц? Если вы кому-то из присутствующих здесь не доверяете, так и скажите, но не забудьте обосновать ваше недоверие. Если ж вам нечего об этом сказать, то переходите к делу. Итак?

— Как пожелает мой король, — мрачно взглянув на Дезире Вайолета, проворчал коннетабль. — Только что мне сообщили, что находящийся под подозрением граф де Лорм, которого я арестовал за убийство маркиза де Лианкура, сбежал и свободно разгуливает по городу, совершая новые преступления!

— Как это может быть? — нахмурился Жоан и вопросительно взглянул на сидевшую рядом фрейлину. — Разве из Чёрной башни можно сбежать?

— Нет, ваше величество! — уверенно заявила она.

— Вот и я думаю, что нет. С чего вы взяли, коннетабль, что де Лорм сбежал? Кто его видел?

— Мой помощник, на которого он напал, — заявил де Полиньяк и сам понял, что это звучит как-то неубедительно. — К тому же есть свидетель, который может подтвердить, что видел, как граф де Лорм убил некоего человека, связанного с расследованием смерти маркиза де Лианкура.

— С чего бы это графу де Лорму нападать на вашего помощника? — уточнил Анри Раймунд. — Я так и представляю, как граф, рискуя жизнью, выбирается из тюрьмы только для того, чтоб напасть на какого-то слугу. Зачем ему это нужно?

— Абсурд, — мстительно взглянув на де Полиньяка, заявил Дезире.

— Ваше величество, это не шутки, — бросив на юношу свирепый взгляд, граф требовательно посмотрел на короля. — Возможно, он для того и сбежал, чтоб устранить свидетелей своего преступления. Я прошу вас немедленно проверить, на месте ли заключённый и, если его там нет, а его, скорее всего, там нет, немедленно объявить розыск сбежавшего преступника!

— Ваше сиятельство, — недовольно взглянув на него, произнёс король. — Если бы узник сбежал из Чёрной башни, то мне бы об этом сразу же доложили. Я не собираюсь по вашей прихоти гонять людей в темницу, потому что совершенно уверен в том, что граф де Лорм пребывает там, где ему и положено, а именно в своей камере в Чёрной башне. Его охрана поручена королевскому прево…

— Но они друзья! — воскликнул де Полиньяк.

— Мне это известно, — гневно взглянув на него, заявил король. — Однако мне также известно, что барон Адемар — наш верный поданный, и выбирая между дружбой и верностью короне Сен-Марко, выберет последнее. Если вы намерены обвинить его в измене, то представьте доказательства, в противном случае будьте готовы ответить за клевету или принести прево публичные извинения. И вообще, мне надоели ваши уловки! Вместо того чтоб заниматься своими непосредственными обязанностями, вы вдруг вызвались расследовать убийство, а теперь ещё заявляете, что прево не справляется со своими обязанностями. Вы занимаетесь этим делом уже целый день. Вы готовы доложить мне о результатах? Похоже, нет! У вас по-прежнему всего лишь один свидетель, тот подозрительный лакей по имени Паже. И больше совсем ничего?

— Дело в том, ваше величество, — нехотя признался коннетабль, — что этот свидетель мёртв. По моему убеждению, его убил именно граф де Лорм, чтоб избежать наказания.

— То есть, вы потеряли и этого сомнительного свидетеля? — уточнил король. — И теперь ещё заявляете, что его убил де Лорм? Довольно, я не хочу больше это слушать. Идите и занимайтесь тем, на что вызвались: ищите доказательства вины графа де Лорма и помните, что у вас остались одни длинные сутки. Следующим светлым утром вы должны либо представить доказательства его вины, либо я прикажу вам принести графу извинения и выплатить компенсацию. Идите, коннетабль.

Де Полиньяк вышел из гостиной и пошёл по ярко освещённым залам, где слышались смех и музыка. Он уже пожалел о том, что поторопился явиться к королю, не раздобыв хотя бы какие-нибудь доказательства побега де Лорма из темницы. Этот импульсивный поступок был преждевременным, и король теперь пребывал в раздражении, как от этого дела, так и от требований коннетабля.

Вернувшись домой, он снова вызвал к себе Брикара и приказал:

— Сделайте всё, чтоб получить доказательства побега де Лорма из тюрьмы. Подкупите кого-нибудь из тюремщиков, пусть проверят его камеру. И объявите за его голову награду в десять тысяч золотых марок. Мне всё равно, доставят его ко мне живым или только его труп. Он должен быть здесь к следующему светлому утру, слышите, Брикар! Если мы докажем его побег, то вслед за его головой полетит и голова Адемара. А потом, как знать, кого он ещё зацепит, падая с вершины в ад!

Следующее утро было светлым, и помимо обычной суеты, выплеснувшейся на улицы города, оно было отмечено странными слухами о побеге заключённого из Чёрной башни. Королевские глашатаи не выкрикивали на площадях указ о поимке преступника, а городская стража не вывешивала на стенах домов его портреты, и всё же в кабаках и притонах уже знали о том, что арестованный накануне граф де Лорм сбежал из темницы, и за него, живого или мёртвого объявлена невероятная награда в десять тысяч золотых марок. Горожане пребывали в некотором замешательстве, споря о том, мог ли их любимец барон де Сегюр убить собственного деда, а если не мог и не убивал, то зачем сбежал? В то, что он был способен оттуда сбежать, почти никто не сомневался, ибо вера в его отвагу и ловкость была непоколебима в сердцах народа. Некоторые прямо заявляли, что даже если встретят его на улице, то пройдут мимо, словно и не заметили, но не станут выдавать его сыщикам. Иные говорили, что неспроста коннетабль объявил за голову де Сегюра такую награду, не иначе, как тот встал у него на пути. А третьи и вовсе ставили на то, что наперсник короля Армана и в этот раз выйдет победителем из этой заварухи, как бывало уже не раз. Но из тёмных подвалов и аккуратных домов уже выходили на охоту ловцы беглых преступников, бретёры и частные сыщики, которым всё равно было, кого ловить, если за это хорошо заплатят.

Люди де Полиньяка тем временем уже вломились в маленький домик в небогатом квартале, где до замужества жила графиня де Лорм со своим сыном. Они перевернули там всё вверх дном и ушли сильно разочарованные, потому что не нашли ни беглеца, ни следов его пребывания. В дома друзей графа де Лорма тоже стучали, но прислуга отказывалась впускать их, требуя письменного приказа короля о проведении обыска, напоминая, что привилегии тайной полиции на военное ведомство и его главу не распространяются. Врываться в дома высокопоставленных чиновников и богатых аристократов никто не решился, и тогда за этими домами было установлено наблюдение. Слуги графа де Полиньяка, ничуть не скрываясь, торчали под окнами дворцов и особняков, провожая цепкими взглядами всех входивших и выходивших. Такое навязчивое внимание беспокоило слуг и приводило в раздражение хозяев.

Однако вскоре эта сдержанная конфронтация привела к неожиданным для графа де Полиньяка последствиям. Возле его дома появились такие же соглядатаи, которые устроились на противоположной стороне улицы и с любопытством разглядывали фасад дома, уделяя особое внимание окнам. Вышедший к ним мажордом графа осведомился, что им нужно возле жилища коннетабля Сен-Марко, на что они вежливо пояснили, что являются служащими тайной полиции и выполняют приказ графа Раймунда, который действует в интересах безопасности королевства.

Поставленный об этом в известность граф де Полиньяк был крайне возмущён и немедленно направился во дворец, чтоб потребовать у короля пресечь провокационную деятельность тайной полиции. Однако король в это время был занят и принять его отказался. Проходя по залам, коннетабль столкнулся со своим приятелем графом де Дюнуа, который вцепившись в его рукав, оттащил его в сторону. Там он шёпотом сообщил, что сегодня к нему явился барон де Грамон и расспрашивал о том, что они обсуждают в своём узком кружке любителей войны, что конкретно говорит об этом господин коннетабль, а также имеются ли у него связи с единомышленниками в других городах и луаре Синего Грифона.

— Насколько мне известно, он уже посетил де Рони и де Рогана, — возбуждённо шептал де Дюнуа, настороженно осматриваясь по сторонам. — И тоже задавал им подобные вопросы. Алькан отказался говорить с ним об этом, но тогда он поинтересовался, почему овечьи шкуры и шерсть поставлялись в Сен-Марко перед войной по повышенным ценам, и предложил представить в казначейство переписку о согласовании этих цен с интендантством. Алькан усмотрел в этом шантаж и уклонился от разговора, но уже через час получил аналогичный запрос из казначейства и теперь не знает, стоит ли ему предоставить требуемые документы, или лучше уехать к себе на север, чтоб переждать, пока всё уляжется. Ренара-Амоди де Грамон пригласил этим вечером к себе на ужин, известно, что они давние приятели. А граф Анжу этим утром посетил барона де Сансера, как раз в то время, когда у того был с визитом граф Раймунд. Боюсь даже представить, что они обсуждали!

Крайне оскорблённый подобным интересом к своей персоне, коннетабль отправился искать главу тайной полиции и нашёл его в королевской приёмной, где тот очень мило беседовал с графом де Бове. Налетев на графа Раймунда, де Полиньяк возмущённо воскликнул:

— Как это понимать, ваше сиятельство? Вы установили за моим домом слежку и допрашиваете моих друзей, словно это я, а не ваш подчинённый, подозреваюсь в убийстве!

— Никто никого не допрашивает, — невозмутимо ответил Раймунд, в то время как де Бове смотрел на коннетабля с недоумением. — Мы просто интересуемся вашим окружением, что является обычной практикой, поскольку необходимо как для обеспечения безопасности королевства, так и для того, чтоб оградить вас от посягательств возможных недоброжелателей. Что же до слежки, то слежка, как правило, производится тайно. Мы же установили наблюдение за вашим домом, поскольку у нас есть основания полагать, что вам угрожает некая опасность…

— Какая ещё опасность? — вскричал де Полиньяк.

— Та самая, которую вы сами пытаетесь предотвратить, выставив возле своего дома пост городской стражи. По крайней мере, именно такой опасностью вы объяснили необходимость этого поста капитану Малеру. Поскольку защита королевских чиновников является обязанностью прево и тайной полиции, мы взяли эту обязанность на себя. Кстати, мы поставили об этом в известность городскую стражу, так что капитан отзовёт своих людей, поскольку их место займут наши. Согласитесь, стоящие возле двери солдаты могут насторожить горожан. Чего доброго кто-нибудь решит, что вы под домашним арестом. Другое дело — наши агенты в штатском. И не беспокойтесь, они обучены не только воинскому искусству, но и хорошим манерам, так что не будут вам докучать.

— Вы уже докучаете мне, поскольку лезете в мои личные дела и интересуетесь приватными беседами! — слегка поостыв, продолжил высказывать свои претензии коннетабль. — Это недопустимо, выяснять, о чём мы говорим с моими приятелями за столом!

— Отчего же? — удивился де Бове. — Разве мы говорим о чём-то недопустимом? Бросьте дуться, мой друг! Вряд ли вам есть, что скрывать от тайной полиции, поскольку ваша репутация чиста, как слеза младенца! Поверьте мне, за вашим предшественником маркизом Вайолетом был установлен не менее строгий надзор, но он сносил это стоически, понимая, что таковы правила игры. Заняв определённый пост, мы не только получаем новые полномочия, но и оказываемся отягощёнными некоторыми условностями. Король, доверив вам немалую власть, вправе знать, как вы ею распоряжаетесь.

— Вы совсем недавно вступили в эту должность, ваше сиятельство, — проговорил граф Раймунд, — и пока не знаете всех её тонкостей. Воспринимайте наше внимание не как надзор, а как заботу, и очень скоро вы перестанете замечать её, хотя в любой момент сможете обратиться к нам за помощью.

Де Полиньяк мрачно взирал на него, понимая, что Раймунд наверняка уже заручился поддержкой не только графа де Бове, недовольного его назначением, но и самого короля. Спорить было бесполезно, и сдержанно поклонившись собеседникам, он удалился, размышляя, насколько эта навязчивая опека тайной полиции может помешать его планам.

— Король зря назначил его коннетаблем, — проворчал, глядя ему вслед, де Бове.

— Я тоже сначала так думал, — заметил Раймунд, — но чем дальше я за ним наблюдаю и обдумываю ситуацию, тем более разумным кажется мне решение короля.

Первый светлый день закончился, но граф де Полиньяк так и не дождался хороших вестей. Выпущенные на охоту городские ищейки то и дело притаскивали к его дому каких-то побитых бродяг, которых пытались выдать за графа де Лорма и требовали награду. Сыщики тайной полиции с любопытством наблюдали за этим спектаклем, и уже по их лицам можно было понять, что очередной несчастный, которого пинками и тумаками гнали перед собой охотники, вовсе не граф де Лорм. О нём ничего не было слышно. Пришедший уже к ночи подкупленный тюремщик сообщил, что добрался до камеры, в которой содержится граф де Лорм, и увидел там высокого широкоплечего человека с гордой осанкой. Он молод, у него длинные чёрные локоны и камзол, который по описанию полностью совпадает с тем, в котором был граф де Лорм на пиру у коннетабля. Вот только его лица тюремщик так и не разглядел, что, впрочем, не имело такого уж большого значения, поскольку выяснилось, что самого графа он никогда не видел, а, стало быть, и сравнивать его не с кем.

Выслушав его сбивчивую речь, граф издал свирепое рычание, бросил злобный взгляд на смущённого Брикара и выгнал обоих из кабинета, размышляя, что ему делать дальше.

Следующим утром, которое тоже было светлым, появилась некоторая надежда на удачу. Граф завтракал, когда в столовую вбежал радостный Феликс и заявил, что знает, где искать сбежавшего преступника.

— Он в доме баронессы де Флери! — выпалил он, едва не лопаясь от гордости, что выяснил такую тайну. — Говорят, что когда он был ранен или отравлен, он уже прятался в её доме, и она сама ухаживала за ним! Наверняка она — его любовница, но он скрывает это из-за своей жены. Однако поговаривают, что его не раз видели входящим в её дом!

Эта догадка показалась де Полиньяку заманчивой, и он немедля отправил в дом баронессы отряд. Однако, явившись на место, они нашли ворота и калитки замка де Флери закрытыми. На стук и крики никто не откликался, из чего командовавший отрядом капитан Брикар сделал вывод, что в доме кого-то прячут. Он приказал взломать двери, но едва его люди начали возиться с замком, из соседнего дома выскочила простоволосая дама в пеньюаре из узорчатого шёлка и подняла такой крик, что отовсюду сбежались праздные зеваки, а следом подошёл и патруль городской стражи.

Брикар сперва хотел проигнорировать эту шумную особу или вовсе скрутить её, чтоб доставить к хозяину, но кто-то из его подчинённых вовремя шепнул ему, что это любимая фрейлина тётки короля леди Евлалии и возлюбленная Анри Раймунда, знаменитая красавица Аламейра, и руками её лучше не трогать, чтоб их не лишиться. Брикар попытался объяснить ей, что дом нужно обыскать в интересах расследования, на что она заявила, что это незаконно.

— Я соседка и близкая подруга баронессы де Флери. Она покинула город на время, и никто не вправе врываться в её дом, пока она отсутствует! Граф де Полиньяк может расследовать свои дела где и как ему угодно, но он не имеет права вторгаться в чей-то дом без указа короля или постановления королевского суда! Я, сударь, законы знаю. Коннетабль — не тайная полиция, которой король Ричард позволил входить в любой дом без каких-либо условий в любое время дня и ночи! И вам нужно иметь приказ об обыске, прежде чем врываться в этот дом без согласия хозяйки!

— Ваша учёность делает вам честь, мадам, — холодно заявил капитан, выслушав её. — Однако мне достаточно приказа графа де Полиньяка, чтоб выбить эту дверь.

— Что ж, выбивайте, — пожала плечами Аламейра и скрестила руки на груди. — Давайте, бесчинствуйте на глазах у горожан! Мне понадобятся свидетели вашего самоуправства, когда я сообщу королю о том, что вы вломились в дом его сердечного друга. Он будет в ярости, когда узнает, что вы сотворили с обителью Лилии Сен-Марко, и если вашего хозяина просто погонят с должности взашей за самоуправство, то вы так легко не отделаетесь, сударь! Если госпожа баронесса, вернувшись, не досчитается хотя бы одной серебряной ложечки или увидит на полу осколки хотя бы самой маленькой чашечки, то вы лично будете обвинены в погроме и грабеже. Давайте же, сударь, смелее! А мы полюбуемся на ваши деяния.

Капитан Брикар уже не так решительно покосился на дверь, возле которой топтались его подчинённые, а потом встретил суровый взгляд сержанта городской стражи.

— Ежели у вас нет приказа на обыск, господа, — проговорил тот, шевеля щетинистыми седыми усами, — то извольте отойти от этой двери и отправиться по домам, пока я не обвинил вас в организации беспорядков. Вон какую толпу вы собрали, да ещё грозитесь вторгнуться в частный дом в отсутствие хозяев. Это, господа, есть нарушение порядка на улицах Сен-Марко, за что суд муниципалитета может отправить вас всех под арест, да к тому же взыскать с каждого штраф в размере десяти серебряных марок.

Хмуро посмотрев на него и окинув взглядом лица собравшихся вокруг зевак, Брикар счёл за благо отступить. Красавица Аламейра под восторженные крики толпы богиней победы проследовала в свой дом, а стражники, постояв ещё какое-то время возле дома на случай, если бунтовщики вернуться, отправились дальше своим маршрутом.

Марк понятия не имел, какие страсти кипят в городе из-за его персоны. Он сидел в старом кресле возле холодного камина, подсунув под спину подушку с поблёкшей вышивкой, и читал мемуары алкорского посланника барона Лодуара при дворе короля Алфреда Сурового. Это сочинение было написано живым образным языком и содержало много интересных деталей жизни при королевском дворе, и Марк читал его с удовольствием. Страница за страницей перед ним разворачивались картины придворной жизни, наполненной страстями и интригами. Особое внимание он уделял трём персонажам, которые оказали роковое влияние на события, коснувшиеся самого Марка.

Трёх принцев, оказавшихся так или иначе втянутыми в события вокруг заговора против короля, посланник описывал по-разному. Принц Филипп, как наследник престола и правая рука отца, был едва ли не в центре повествования. Барон Лодуар подробно описывал его внешность и наряды, которые тот надевал по торжественным случаям, его вскользь брошенные фразы и шутки, его церемониальные обязанности при дворе и выполнение поручений, которые публично давал ему король. Должно быть, когда посланник делал эти записи, он полагал, что именно Филипп станет следующим королём Сен-Марко, и старался как можно более подробно запечатлеть его образ.

Принц Анри, средний брат всегда оставался в тени старшего. Ему уделялось не так много внимания, разве что отмечалась его приятная во всех отношениях внешность и безупречные манеры. Анри готовили к карьере военачальника, и он блистал на турнирах и возглавил победоносный поход против вторгшихся в королевство алкорцев. После триумфального возвращения он снова ушёл в тень и до того самого заговора о нём почти не упоминалось.

Младшему брату и вовсе автор уделил совсем немного внимания, отметив его необычную для мужчины красоту и хрупкое телосложение. Если верить барону Лодуару, Себастьян был слабым и болезненным, держался в стороне от основных событий, и из всех родственников был наиболее близок с братом Анри, искренне заботившимся о нём. Он тоже был привязан к нему и даже вместе с ним отправился на войну, что ещё более подорвало его и без того слабое здоровье. После возвращения из похода он надолго исчез из виду, пока не возник в самом центре заговора.

Самому заговору к разочарованию Марка было уделено всего несколько страниц. Алкорский посланник знал о нём немного. Ему было известно, что принц Филипп объявил о смерти отца, и уже на следующее утро рыцари гарнизона города под предводительством Анри ворвались во дворец и арестовали Филиппа и Себастьяна, обвинённых в убийстве короля. Следствие и суд были проведены втайне, но Лодуару удалось выяснить, что Себастьян по наущению Филиппа отравил отца. Оба принца были приговорены братом к смертной казни, которая в тот момент поразила алкорца своей жестокостью: им отсекли руки и ноги, вскрыли животы и лишь после этого отрубили головы. Он присутствовал на казни и был потрясён тем, что увидел. При этом Марк обратил внимание на весьма важную для него деталь: оба принца были так изувечены пытками, что узнать их было почти невозможно. К тому же они не могли говорить, и посланник предположил, что им предварительно отрезали языки.

Дочитав до этого места, Марк остановился и какое-то время задумчиво смотрел в окно, за которым голубело бледное небо и слышались голоса прохожих. Однако мысли его были там, на рыночной площади, где свершилась кровавая казнь первых в истории Сен-Марко убийц короля. Значит, Анри всё же не решился казнить своих братьев, подсунув толпе зевак под их именами других заговорщиков, намеренно до неузнаваемости изуродованных палачами. После этого Филипп каким-то образом оказался в Лорме, где затем и обрёл покой в тайной усыпальнице, а Себастьян и вовсе умудрился дожить до этих дней, чем вызывал в душе Марка мистический ужас. Он снова вспомнил вышедшего из клубов мерцающего тумана высокого человека в чёрном плаще и полумаске, скрывающей бледное лицо. Был ли этот тот самый Себастьян? Это казалось невероятным, но вспомнив его холодный, пристальный и в то же время бесстрастный взгляд, Марк должен был признать, что, скорее всего, это был именно он. Но его тайна так и осталась скрыта от всех, и Марк понятия не имел, что было с ним после того, как его арестовали по приказу брата Анри и до того момента, как он вошёл в его кабинет, вызвав приступ панического ужаса у Филбертуса. И именно эта тайна интересовала его куда больше, чем интриги нового коннетабля, словно там, под гнётом прошедших веков скрывалась загадка, имеющая теперь значение для самого Марка и для всего королевства.

Было уже позднее утро светлого дня, и он, с сожалением отложив книгу, встал и направился в спальню казнённого книжника, где опустился на пол перед его сундуком и откинул крышку. Перебрав запылённые наряды, он вытащил тёмную мантию и чёрную шапочку, а потом и короткую накидку с капюшоном. Рассудив, что соседям вряд ли известно о гибели Кляйна, к тому же он часто и надолго исчезал, Марк решил, что если тот снова объявится, это не вызовет особого удивления у местных жителей. Облачившись в мантию, спрятав под шапочкой свои длинные локоны, он набросил на плечи накидку и надвинул пониже капюшон. Книжник был почти того же роста, что и Марк, но при этом сутул. Припомнив эту деталь, Марк постарался придать себе ту же согбенную в плечах позу и вышел из дома. Он дошёл до небольшого рынка в конце площади, где приезжие торговцы уже сворачивали свои временные прилавки. Купив головку сыра, каравай хлеба, кусок копчёной свинины, полдюжины крупных яблок и кувшин пива, он отправился назад. Никто не обратил на него внимания, должно быть, его появление никого не удивило, но и особого желания общаться с мрачным книжником у соседей не было. Вернувшись, Марк поел, выпил кружку прохладного пива и, сев в кресло, снова взялся за книгу.

Следующая и большая часть этой книги была посвящена годам царствования Анри Золотое копьё, его реформам и победам на поле брани. Он стал хорошим королём, и даже алкорский барон писал о нём с уважением, называя его благословением Сен-Марко. И хоть эта часть мемуаров уже никак не относилась к занимавшим Марка событиям, он прочёл её с интересом, поскольку был полностью согласен с мнением посланника Лодуара. С раннего детства, с тех пор, как впервые услышал от отца о славном короле Анри, он считал его средоточием рыцарской доблести, отеческой мудрости и образцом доброго правителя, искренне заботящегося о благе народа Сен-Марко.

К вечеру первого светлого дня, несколько раз прервавшись на раздумья и еду, Марк, наконец, дочитал мемуары Лодуара. Немного подумав, он решил, что даже ночью, если она светлая, ему опасно выходить из дома, да к тому же он пока не решил, какие шаги ему следует предпринять для достижения своей цели. Потому он отправился в спальню, улёгся на пыльную кровать и, положив рядом извлечённый из ножен меч, уснул.

Спал он спокойно и крепко, ночью его никто не тревожил, если не считать дребезжащего старого колокола на башенке святого Варфоломея, звонившего по обету каждый час. Проснувшись, Марк какое-то время лежал в тишине, обдумывая сложившуюся ситуацию и, наконец, понял, что ему совершенно необходимо разобраться в том, что произошло в королевском дворце в те дни, когда Алфред Суровый погиб от рук своих сыновей. Именно тогда случилось что-то, после чего в подземелье его замка появилась та драгоценная усыпальница, о которой узнал граф де Полиньяк. И если удастся выяснить, что же тогда произошло, то станет понятна и вся подоплёка этой интриги, направленной против графа де Лорма и его деда маркиза де Лианкура.

В его памяти снова возникла мрачная и пугающая тень Чёрного лорда. Ему не очень хотелось думать о нём, но он понимал, что главный алхимик королевства ещё один участник происходящих ныне событий, не менее, а, может, и более опасный, нежели коннетабль. Его возможности куда более велики, намерения неизвестны, и он явно вовлечён в эту запутанную историю. Он тоже охотится за усыпальницей или, скорее всего, заинтересован в сохранении её тайны. Что он собирается сделать с теми, кто случайно или намеренно раскроет её секрет? И как далеко он готов зайти ради этого?

Позавтракав, Марк снова взялся за книгу и перечитал всё, что касалось принца Себастьяна, а также заговора, в котором он сыграл одну из главных ролей. Замок Лорм в книге не упоминался, и посланник о нём, скорее всего, ничего не знал. Однако именно эта старая крепость вдруг оказалась в центре случившихся позднее событий. И Марк знал, кто мог бы рассказать ему о ней.

Он дождался полудня, когда светлый день начал постепенно переходить в сумерки, и снова направился к сундуку с маскарадными нарядами книжника Кляйна. На сей раз, он выбрал простую одежду мастерового и старую войлочную шляпу, чтоб спрятать под ней свои волосы, которые в ином случае сразу выдали бы его благородное происхождение.

Он вышел из дома через потайной ход и отправился на улицу святого Франциска, где в собственном маленьком домике неподалёку от храма жил его старый учитель профессор Гаррель. Тот получил эту почётную степень в университете города Лейдена, после чего был приглашён ко двору короля Франциска для обучения принцев Эдмонда и Ричарда. Затем он обучал принца Армана, а после — его пажей и оруженосцев, которые являлись титулованными аристократами. Марку всегда нравились его занятия, и он с теплотой вспоминал старика и иногда навещал его, с сожалением замечая, как тот стареет. Когда-то желанным подарком для него была хорошая книга, но теперь ему больше нравились лакомства, и по дороге Марк купил для него горшочек с винными грушами.

Подойдя к низкой дверце домика, он осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, постучал. Вскоре он услышал шаркающие шаги, дверь распахнулась, и он увидел на пороге старичка с длинными белоснежными волосами, похожими на пух одуванчика, одетого в потёртую суконную мантию с чистым полотняным воротником. Он уже готов был заговорить с ним, объяснив, кто явился в его дом под видом мастерового, но старичок радостно кивнул и, повернувшись, зашаркал обратно в глубину дома.

— Я рад, что ты зашёл, Марк, — бормотал профессор Гаррель. — Ты уже вернулся с войны или в этот раз не ездил туда? Ко мне не так давно заходил Тристан, он сказал, что едет на войну. Он принёс мне миндальное печенье и конфеты из молока и мёда, очень вкусные. Я угощу тебя. Ты ведь по-прежнему любишь сладости?

Марк аккуратно прикрыл за собой дверь и пошёл за ним следом. Он вошёл в большую комнату, заваленную книгами, и на ходу по давней привычке погладил побитое молью чучело совы со стеклянными глазами. В детстве это чучело вызывало у него восторг своей схожестью с живой птицей.

— Где же они? — старик осмотрелся по сторонам. — Знаешь, мой мальчик, наверно прошло чуть больше времени, и я всё съел.

— Не беда, учитель, — произнёс Марк. — Я принёс вам груши в вине.

Он поставил горшочек на стол, и старик снова расплылся в улыбке.

— Ты не забыл, что я люблю их! Ты всегда был добрым мальчиком, хотя все вокруг твердили, что ты злой и испорченный. А я говорил Арману, что как только ты перестанешь винить всех подряд в своих бедах, твой характер волшебным образом исправится. Так ты не пошёл на войну?

— На какую войну, учитель? — спросил Марк, рассматривая лежащий на столе план какого-то замка.

— Не знаю. На ту, о которой говорил Тристан, когда заходил ко мне последний раз.

— Та война закончилась год назад, — ответил Марк. — Я был там и вернулся, в отличие от Тристана. Он погиб.

— Правда? — профессор Гаррель выглядел озабоченным. — А я был уверен, что он заходил ко мне совсем недавно. А, может, это был не он, а его сын? У него ведь есть сын?

— Два сына и дочь. Старший сейчас в Сен-Марко, его зовут Жан и он тоже оруженосец короля, но вряд ли он мог зайти к вам.

— Нет, того звали Тристан, — возразил старик. — И он собирался на войну. Я совсем запутался. Садись, Марк. Ты ведь пришёл по делу?

— Да, — кивнул тот и подошёл к полке, на которой стояла посуда. Он взял с неё небольшую глиняную миску и вынул из ящичка ложку, после чего положил в миску из горшка несколько груш и подал старику. Тот снова улыбнулся ему благодарной тёплой улыбкой и принялся за угощение. — Я пришёл, учитель, чтоб расспросить вас о замке Лорм, — произнёс Марк, присев на скамеечку возле ног старика. — Я знаю, что никто во всём королевстве не знает так много о замках севера и юга, как вы. Что вы можете мне сказать о нём?

— Зачем тебе сдался этот старый замок, Марк? Он стоит в глуши и давно уже никого не интересует.

— Дело в том, что теперь этот замок принадлежит мне.

— Ты что-то путаешь, мой мальчик, — возразил Гаррель. — Этот замок не может принадлежать никому, кроме Лормов, а последний из них, Аделард давно умер. Даже коннетабль де Лианкур всего лишь приглядывает за ним, но не является его хозяином. Как же им может владеть барон де Сегюр?

— Так решил король, — пожал плечами Марк.

— Это неправильно, — заявил профессор. — Это нарушение эдикта короля Генриха. Ни Франциск, ни Эдмонд никогда бы не сделали такого. Да и Арман тоже, но Ричард… Я сразу сказал, что он станет плохим королём и будет нарушать законы. Он обиделся и отправил меня в отставку, хотя назначил приличную пенсию. Это он отдал тебе Лорм?

— Нет, его сын Жоан.

— Этот ребёнок. Он же совсем малютка! Как он мог отдать кому-то собственность графского рода? Или это была не собственность? Да, ненаследуемое владение, кажется так. Очень редко применяемый статус для замка.

— Что вы скажете о нём? Когда и зачем он был построен?

— Он был построен на пятом году правления короля Анри Золотое копьё по его именному указу, — без запинки ответил старик. — Его построили за несколько лет, благо камня в тех местах достаточно. Сравнительно небольшой замок: надвратная башня, две сторожевые и донжон на отвесной скале над горной рекой. Всё это обнесено второй крепостной стеной с башнями, бастионами и коридором смерти. Это была настоящая твердыня в глубине гор.

— Зачем её построили? Для защиты серебряных рудников? От кого должны были защищать эти высокие стены?

— Я не знаю, зачем её построили, Марк. Серебряных рудников там тогда не было. Это позже, когда Генрих пожаловал замок наследникам де Лианкуров, те решили поискать серебро и там. Лианкуры всегда жили на широкую ногу за счёт своих серебряных рудников, рядом расположена серебряная провинция Рошамбо, также принадлежащая Сен-Марко. Тогда де Лормы и решили поискать среброносные жилы в своих новых владениях и нашли их. Серебро рекой потекло в их сундуки. Они снесли старый замок и построили там новый — прекрасное строение с тремя террасами в южном стиле. Что же до соседей… нет, там не было никого, кто мог бы покуситься на королевский замок. Земли вокруг принадлежали верным вассалам короля, готовым отдать за него жизнь.

— Выходит, неизвестно, для чего король Анри поспешно построил в глуши укреплённую цитадель, которой никто не мог угрожать. А впоследствии его правнук Генрих подарил этот замок своему боевому другу из рода де Лианкуров, даровав ему титул графа де Лорма. Выходит, к тому времени у королей уже отпала нужда в этом замке? Что же это была за причина, из-за которой он был построен? Может, это была тайная тюрьма для какого-то важного узника?

— Мы можем только гадать об этом, мой мальчик, — заметил профессор Гаррель. — Но то, что эта крепость была нужна Анри и его сыну и внуку, подтверждается и тем, что все они поддерживали крепость в хорошем состоянии и держали там крепкий гарнизон, которым командовали бароны де Роганы.

— Как это? — насторожился Марк.

— Первым комендантом был назначен Клер де Роган, один из военачальников Анри. Он был безземельным бароном, отважным воином, беззаветно преданным своему королю. На этом посту его сменил сын Жиль де Роган, а того — внук Робер. Последним комендантом, если мне не изменяет память, а она мне в таких делах никогда не изменяет, был Арнольд де Роган.

— Выходит четыре поколения баронов де Роганов были комендантами этой крепости. Это похоже на наследуемое заточение!

— Не думаю, что они жаловались, — усмехнулся старик. — Они жили там, как лендлорды.

— И куда же делся Арнольд де Роган, когда замок отошёл к первому графу де Лорму?

— Не знаю. Об этом тебе может рассказать твой учитель геральдики магистр Дормель.

— Он умер пару лет назад, — пробормотал Марк. — Но сейчас здравствует его любимый и очень талантливый ученик Фернан де Грамон. Может, он расскажет мне о судьбе потомков тех комендантов Лорма.

Он ещё какое-то время посидел у старика, расспрашивая его о здоровье, как он живёт и не нужно ли ему что-то, но тот постоянно путался в событиях, не смог вспомнить имя женщины, которая приходит готовить для него и убирать в доме, и заверял, что у него есть всё, что ему нужно. При этом он сообщил, что пишет трактат о фортификационных сооружениях приграничных замков Сен-Марко, и принялся сыпать названиями, годами постройки и сложными терминами, значения некоторых из которых Марк даже не знал. Эта странность памяти была всегда присуща профессору Горрелю, совершенно беспомощному в житейских делах, но прекрасно осведомлённому обо всём, что касалось предмета его исследований.

Марк вышел от него уже вечером, когда совсем стемнело, и направился в сторону рыночной площади, где стоял принадлежавший ему ещё недавно двухэтажный особняк. Дом пострадал от пожара и был больше не нужен, поскольку Марк с семьёй переехал во дворец де Лорма напротив королевского дворца. Теперь в особняке на рыночной площади поселился Фернан де Грамон, купивший его со скидкой и к тому же в рассрочку.

Пройдя по торговым рядам, где продавцы уже собирали с прилавков свой товар и гасили фонарики под навесами, Марк подошёл к знакомой двери и по привычке распахнул её и, только уже войдя в холл, вспомнил, что сперва следовало постучать. Он замер, увидев у лестницы двух мастеровых, которые натирали воском новые перила. Они с удивлением смотрели на вторгшегося в дом бедняка, а потом из боковой двери, ведущей на кухню, появился ещё один, на ходу жевавший кусок хлеба. Марк узнал его, это был мастер строительной артели, которую он сам не так давно нанял для ремонта дома. По всему было видно, что и тот узнал своего бывшего заказчика, но виду не подал, а лишь деловито кивнул и мотнул головой, указывая наверх.

— Хозяин в кабинете, — проговорил он с набитым ртом и спокойно направился к своим людям, которые снова вернулись к работе.

Марк поднялся наверх, прислушиваясь на ходу, но не услышал ничего, кроме столь же невнятного требования полировать дерево более тщательно. Он подошёл к двери кабинета и на сей раз всё-таки постучал, а потом, не дожидаясь ответа, распахнул её и вошёл.

— Чего тебе? — опешил Фернан, увидев в своём кабинете, заново обставленном изящной мебелью, человека в рабочей куртке и войлочной шляпе.

Сам он был по обыкновению одет в нарядный и при этом сдержанный камзол цвета спелой вишни, отделанный золотым галуном.

— Ты настолько не рад мне, что не можешь сдержать своего недовольства? — усмехнулся Марк, проходя к окну и чуть отодвинув гардину, выглянул на улицу.

— Марк? — изумился ещё больше Фернан. — Ты что, сбежал? Хотя да, ты сбежал! Я уже слышал что-то такое. Говорят, что коннетабль объявил за твою голову награду в десять тысяч золотых. Значит, это правда?

— Насчёт награды, не знаю, хотя столь значительная сумма льстит моему самолюбию, — заметил Марк. — Кстати, она позволила бы тебе решить твои денежные проблемы.

— Я уже думал об этом, — наконец улыбнулся юноша, — но вспомнил, что, как благородный человек, вынужден буду отдать её твоей вдове в уплату долга за этот дом и решил, что оно того не стоит. Ни денег, ни друга. Но ты сильно рискуешь, явившись сюда так просто. Не я один нуждаюсь в деньгах.

— Я знаю, к тому же внизу меня видел мастер.

— Он служил в пехоте и помнит тебя, так что его можешь не опасаться. Но его подчинённые — другое дело.

— Тогда я не буду задерживаться здесь слишком долго. Я пришёл, чтоб расспросить тебя о де Роганах.

— Зачем они тебе? Впрочем, если ты пошёл ради этого на такой риск, наверно, это важно. Какие де Роганы тебя интересуют? В королевстве несколько родов с этим именем, причём не связанных между собой. Де Роганы из Монпелье — старый графский род, к сожалению, почти угасший. Де Роганы из Труа — виконты, довольно богаты, но их военная слава осталась в далёком прошлом. Был даже герцог де Роган, младший сын принца Александра, наследника короля Бертрана, но он умер в один год со своим отцом, так и не получившим корону.

— Меня интересуют те де Роганы, что были баронами и комендантами замка Лорм до того времени, как король Генрих пожаловал этот замок моим предкам.

— А, ну это те самые виконты. В течение нескольких поколений они жили в Лорме, служили там комендантами и не имели собственной земли. После того, как король Генрих освободил Арнольда барона де Рогана от должности коменданта, он пожаловал ему титул виконта и земли недалеко от Труа. С тех пор его именовали бароном де Роган виконтом де Безьером по названию пожалованного ему имения. Но дело в том, что там неподалёку живут ещё одни де Безьеры и по странному совпадению тоже виконты. Потому вскоре господин Арнольд обратился в палату гербов с прошением именовать его сеньором де Безьером, виконтом де Роганом, и эта просьба была удовлетворена. Вообще же этот род довольно знатен и не бедствует, поскольку его представители умели подбирать себе жён с хорошей родословной и большим приданым. В результате мы сейчас имеем сравнительно богатого и довольно глупого виконта де Рогана.

— Это тот де Роган, что крутится сейчас при дворе, произносит патетические речи о необходимости сражения с исконным врагом королевства и таскает на себе золочёные латы? Но я слышал, что он не так уж богат.

— Его папаша был ещё тот гуляка и к концу жизни успел задолжать всем, включая королевскую казну. И всё же его сыну осталось достаточно, чтоб в Труа он слыл богачом, но в Сен-Марко он всего лишь провинциальный землевладелец. Я слышал, что он мечтал поправить дела, отправившись на войну, и покрыть себя ратной славой, но король своими мирными переговорами сорвал его планы. Теперь он тихо ропщет и крутится среди таких же неудачников, как он сам.

— Он близок с новым коннетаблем.

— Наверно, никто, кроме де Рогана, не в силах терпеть заносчивый нрав де Полиньяка. К тому же мальчишка хоть и глуповат, но довольно хорош собой. Не утверждаю, что между этими двумя сложились какие-то предосудительные отношения, но я замечал, что суровые воины довольно часто держат при себе смазливых юнцов то ли для украшения свиты, то ли для услады взора.

— Возможно, — задумчиво проговорил Марк и замер, услышав внизу громкие голоса.

— Оставайся здесь! — распорядился Фернан, тревожно взглянув на него, и вышел.

Он направился вниз и увидел там мастера, преградившего путь невысокому человеку в чёрном плаще. За его спиной, насупившись, стояли строители с молотками и топорами в руках, так же, как и за спиной вторгнувшегося в дом человека виднелись его спутники с обнажёнными мечами.

— В чём дело? — нахмурился Фернан, спустившись в холл.

— У нас приказ коннетабля обыскать этот дом, — проговорил незнакомец, протянув ему бумагу, на которой висела красная сургучная печать.

Фернан спокойно взял приказ и прочитал его, после чего вернул обратно.

— Вы не можете на этом основании обыскивать этот дом, — произнёс он. — Во-первых, коннетабль в мирное время не вправе издавать подобные приказы и по своему усмотрению вторгаться в частные владения. Во-вторых, тут написано, что вы уполномочены обыскать дом, принадлежащий графу де Лорму, но уже две недели, как он принадлежит мне. Купчая оформлена надлежащим образом и заверена королевским нотариусом.

— Король поручил коннетаблю расследовать это дело, — начал раздражаться незнакомец. — И потому коннетабль обладает достаточными полномочиями на проведение необходимых для этого действий.

— Чем это предусмотрено? — бесстрастно уточнил Фернан. — Покажите мне соответствующий указ короля или убирайтесь из моего дома.

— Я всё равно выполню данный мне приказ! — вспылил тот. — И разбирайтесь с моим хозяином.

— Ладно, — кавалер де Грамон отошёл в сторону и обернулся к мастеру. — Будь любезен, дружище, отправь кого-нибудь к старосте рынка, чтоб он явился и засвидетельствовал противозаконные действия этих господ, а также городскую стражу, которая эти действия пресечёт и препроводит их в тюрьму.

— Я служу коннетаблю и нахожусь под его защитой, — криво усмехнулся смуглый дворянин, глядя на него.

— И это даёт вам право врываться в дом главы королевской Палаты гербов? — уточнил Фернан. — Я — главный герольд короля, служу своему господину и нахожусь под его защитой. Если вы ступите хотя бы на нижнюю ступень этой лестницы, я сегодня же подам королю жалобу на самоуправство графа де Полиньяка, поскольку знаю законы королевства не хуже, а, может, и лучше него, и мне известно, какими полномочиями он наделён в силу своего статуса, и что является их явным превышением. А после я потребую собрать малый королевский совет и поставлю вопрос о соответствии вашего хозяина его новой должности.

— Да как вы?.. — взорвался незнакомец, но Фернан покачал головой.

— Все последующие переговоры об этом случае я буду вести с графом де Полиньяком. А теперь назовите ваше имя, чтоб я знал, кто ворвался в мой дом, на ночь глядя, с толпой вооружённых людей и угрожал мне.

— Я вам не угрожаю, сударь, — проворчал тот. — Меня зовут капитан Брикар. Я доложу коннетаблю о том, что вы препятствуете расследованию, и пусть он сам решает, как вас наказать.

— Если вы служите именно коннетаблю, а не просто графу де Полиньяку, то потрудитесь изучить структуру чинов и ведомств королевской администрации, и тогда вы узнаете, что Палата гербов не находится в подчинении военного ведомства, а стало быть коннетабль никоим образом не может меня наказать.

Ворча что-то себе под нос, Брикар удалился. За ним ушли и его люди. Фернан мрачно смотрел им вслед, а потом обернулся к мастеру.

— Я благодарен вам за то, что вы их задержали. А теперь будьте любезны, помогите ещё немного. Посмотрите снаружи, не оставили ли они возле моего дома соглядатаев.

— Не беспокойтесь, сударь, мы всё проверим, — заверил его мастер и пробормотал: — Что ж это за коннетабль, если ему служат такие разбойники?

Марк стоял в темноте верхней галереи и видел всё, что произошло внизу. Он сразу узнал Брикара и понял, что тот ищет его. Бравый капитан явно собирался с наскока проскочить преграду в виде изнеженного и нарядно одетого юноши, но явно недооценил Фернана, который умел быть столь же твёрдым и убедительным, как его старший брат барон де Грамон. Убедившись, что инцидент исчерпан и непрошеные гости удалились, Марк вернулся в кабинет и снова подошёл к окну. Вскоре вернулся Фернан. Он выглядел озабоченным.

— Тебе нельзя задерживаться здесь дольше, друг мой. Как я и опасался, они оставили двух шпионов возле дома. У тебя есть ещё какие-либо вопросы ко мне?

— Только один? Что ты можешь мне сказать о принце Себастьяне, бастарде Алфреда Сурового?

— Ничего, Марк, ни о нём, ни о его брате Филиппе. В моей Палате нет сведений о них. Всё что было — родословные, личные гербы и именные грамоты изъяты и уничтожены по приказу короля Генриха.

— И ты даже не можешь назвать мне титул Себастьяна? Он был принцем, герцогом или графом?

— Могу только предположить, что принцем он не был, хотя традиция называет его именно так. Он ни при каких обстоятельствах не мог унаследовать престол. Герцог? Возможно, но не Монморанси. Ему, скорее всего, был пожалован какой-то личный титул, как многим бастардам королей.

— Например, граф Рошмор?

— Я, правда, не знаю, Марк. Пойми, подобные утверждения могут быть основаны только на документах, а они либо уничтожены, либо находятся в тайном хранилище, куда мне доступа нет. Но если это тебе так важно, то попробуй обратиться в храм святой Лурдес. Там в архиве хранятся все копии документов рода Монморанси. Они проводят поминальные службы по всем, кто когда-либо имел родственные связи с королевской семьёй. Может, у них что-то сохранилось.

— Наверно ты прав, — кивнул Марк и улыбнулся. — Ты меня очень выручил, и прости, что я создал тебе проблемы.

— Это не ты, а глупец де Полиньяк. Его громилы всё равно явились бы сюда, даже если б тебя тут не было. И я всё равно выгнал бы их прочь. Они следят за домом. Как ты выберешься?

— Просто одолжи мне плащ с капюшоном и выпусти через заднюю дверь.

— А если они и там кого-то оставили? — озабоченно пробормотал Фернан, и отправился за плащом.

Он проводил Марка до задней двери и, приоткрыв её, выглянул в узкий переулок. Не увидев ничего подозрительного, он кивнул ему и, выпустив, быстро закрыл дверь за его спиной. Накинув капюшон, Марк направился к выходу из переулка и вдруг увидел человека, появившегося на его пути. Он сразу узнал одного из подручных Брикара, но ни на мгновение не сбился с шага и, подойдя, легко обогнул его и скрылся в толпе. Но тот вдруг замер и с криком: «За ним!» махнул рукой своим приятелям и устремился в погоню.

Слыша их возбуждённые голоса, Марк пересёк быстро пустеющий рынок. Он лавировал между поздними покупателями и отправляющимися по домам торговцами. А его преследователи просто расталкивали всех, кто попадался им на пути. Понимая, что скрыться от них он сможет, только если оторвётся в запутанном лабиринте прилегающих торговых улиц, Марк свернул в ближайший переулок и быстро пошёл по нему. Но сзади снова раздался крик: «Вон он!» и в следующий момент впереди распахнулась дверь. Подумав о том, что войдя, он сможет пройти на параллельную улицу, Марк рванулся вперёд и едва не сшиб с ног какого-то человека, выходящего ему навстречу. Тот испуганно и возмущённо вскрикнул, а Марк, затолкав его обратно, захлопнул дверь и, задвинув засов, прижался к ней спиной, соображая, как объяснить своё вторжение хозяевам. А тут ещё сбоку из темноты раздалось грозное рычание сторожевого пса.

Марк откинул капюшон, чтоб осмотреться и замер от неожиданности.

— Алмаз, место! — крикнул мужчина, появившийся в дверях. Он быстро взглянул на Марка, на того, кого он впихнул в дом, и в следующий момент в дверь заколотили снаружи.

Вздрагивая вместе с нею от этих ударов, Марк отчаянно взглянул на стоявших перед ним мужчин.

— Рожер, отведи его сиятельство в погреб! — распорядился тот, что стоял в дверях. — Ваш плащ, господин граф!

Марк стремительно скинул плащ и, сунув его в руки своему спасителю, вышел за молодым человеком. Тот распахнул ближайшую дверь и кивнул. Там было темно, но Марк быстро вошёл и замер на узкой площадке лестницы, ведущей в подвал. Дверь за ним закрылась и он прислушался.

— Кто вы такие и почему ломитесь в наш дом? — прозвучал где-то неподалёку мужской голос.

— Сюда только что вошёл человек, — прорычал другой. — Где он?

— Это я сюда вошёл, — ответил первый. — Ещё не успел снять плащ. Так что вам нужно?

— Чей это дом?

— Это дом главного королевского ювелира Шаплена, я — его старший сын Эмиль, это — мой брат Рожер. А кто вы такие и по какому праву…

— Забудьте, — проворчал тот, видимо, направившись к выходу, но вдруг спросил: — Это вы только что вышли из дома на площади, того, что раньше принадлежал графу де Лорму?

— Нет, — спокойно ответил Эмиль, а откуда-то с улицы донеслось:

— Я же сказал, что он свернул в другой переулок!

Дверь захлопнулась, и стало тихо, а потом совсем рядом прозвучало:

— Они ушли, ваше сиятельство, можете выходить.

Марк, наконец, смог покинуть своё убежище и вскоре уже сидел в просторной столовой, где возле камина в кресле расположился старый ювелир. У его ног, со старческой нежностью поглядывая на гостя и помахивая хвостом, сидел пожилой волкодав Топаз.

— Я благодарен вам и вашим сыновьям за помощь, — проговорил Марк и кивнул Эмилю, поставившему перед ним кубок с вином. — Эти негодяи преследовали меня от моего старого дома и я, скорее, от отчаяния свернул в первую же открывшуюся дверь. Я не причинил тебе вреда, Рожер?

— Я слегка растерялся, господин граф, — улыбнулся молодой человек, стоявший рядом с отцом, — но не понёс никакого физического урона.

— Вам не стоит благодарить нас, ваше сиятельство, — произнёс Эмиль, сев за стол напротив. — Мы в вечном долгу перед вами за тот случай, когда вы спасли нашего отца. Увы, он так и не оправился до конца, и теперь больше спит, хотя иногда всё же чувствует себя неплохо, и даже рисует эскизы новых украшений, но изготавливаем их уже мы.

— Я уверен, что их качество от этого не пострадало.

— Вы очень добры. Можем ли мы ещё что-нибудь для вас сделать?

— Только если позволите мне задержаться у вас на пару часов. Когда совсем стемнеет и улицы опустеют, я уйду.

— Можете хоть поселиться у нас, — прозвучал в тишине негромкий голос старого ювелира. — Мы будем рады. Что происходит в этом мире, мой дорогой Марк? С каких пор верного слугу королей Сен-Марко гоняет по улицам свора бандитов, нанятых коннетаблем? Почему они все твердят, что вы убили деда? Это ведь ложь?

— Конечно, — кивнул Марк, — но иногда в этом мире, действительно, случаются странные вещи.

— Мне не нравится этот коннетабль, — недовольно проворчал Шаплен. — Последним достойным этого звания, был маркиз де Лианкур — блестящий аристократ и славный воин. Я делал для него копию цепи, которую он увёз с собой на юг.

— Я видел её. Это безупречная работа, — кивнул Марк.

— Да, я не взял бы такой заказ ни у кого, потому что цепь коннетабля может быть только одна, но этот человек был настолько достоин её, что я сделал исключение и изготовил точную копию. Ни для Вайолета, ни тем более для этого де Полиньяка я не стал бы делать такую работу. Один — просто интендант с титулом, а второй и вовсе титулованный мошенник.

— О чём вы? — насторожился Марк, взглянув на старика.

— Этот негодяй пытался заказать у меня копию королевского перстня-печати.

— Как это может быть?

— Это правда, ваше сиятельство, — подтвердил Эмиль. — Он говорил со мной. Он принёс эскиз перстня и сказал, что хочет иметь такой. Меня смутило, что на печати был герб Монморанси. Я сказал ему, что не могу сделать перстень с гербом короля ни для кого, кроме него самого. Он сначала пытался юлить, сперва сказал, что хочет носить его, как верный вассал короля, а потом с видимым смущением признался, что хочет преподнести его вдовствующей королеве. Он никак не отставал, и я решил показать эскиз отцу, но тот был категоричен: ни для кого, кроме короля, мы не станем делать такую копию.

— Это была не просто печатка, ваше сиятельство, — заметил старик. — Это была копия старинного перстня, принадлежавшего когда-то королю Марку.

— Основателю династии и города? — ещё больше удивился Марк.

— Перстень хранится в сокровищнице, но его изображение есть в некоторых книгах, — пояснил Эмиль. — Это реликвия королевской семьи. Посоветовавшись с отцом, я снова отказал де Полиньяку, пояснив, что, во-первых, даже вдовствующая королева не вправе носить этот символ власти, во-вторых, поручить нам изготовление его копии может только король, и, в-третьих, хоть он и просил сделать перстень на более миниатюрную руку, чем его собственная, всё же для королевы Элеоноры он был великоват. Когда он понял, что это наш окончательный ответ, он очень рассердился и принялся кричать, что отцу недолго осталось носить звание главного королевского ювелира. Он ушёл, сказав, что найдёт другого мастера. Не думаю, однако, что кто-то из нашей гильдии взялся бы за такую работу.

— Подожди, Эмиль, — насторожился Марк. — Ты сказал, что он хотел заказать перстень не для себя?

— Он указал другой размер, на более миниатюрную руку, не женскую, но и не на такую крупную, как у него.

— Значит, он действительно хотел подарить кому-то копию перстня Марка Великого? Довольно странный выбор подарка.

— Он вообще довольно странный, — заметил Рожер. — Знаете, он вёл себя очень заносчиво. Мы к этому не привыкли. Нас уважают, и ни король Ричард, ни король Жоан никогда не говорили с нами подобным тоном. А этот коннетабль вёл себя так, словно это он скоро будет решать, кому здесь быть или не быть главным ювелиром.

Марк тревожно взглянул на юношу. Возникшая у него догадка совсем ему не понравилась, однако, он решил оставить её при себе. От предложения поужинать с семейством Шапленов он отказался, сославшись на то, что укрывая его, они уже рискуют, и потому не нужно чтоб, кроме уже видевших его трёх членов семьи, кто-то знал о его присутствии в доме. Эмиль проводил его в небольшую комнату на втором этаже и принёс туда ужин.

Оставшись один, Марк снова вернулся к своим раздумьям. Его с самого начала всей этой странной истории смущало, как нагло и бесцеремонно ведёт себя граф де Полиньяк. Он превышал свои полномочия, не боялся поссориться с весьма влиятельными людьми и даже замахнулся на друга короля, требуя от Жоана его заточения. Он взял на себя это расследование и без каких-либо сомнений арестовал слуг графа де Лорма, пытался арестовать его супругу, вторгся в дом на рыночной площади и, его люди, даже узнав, что теперь этот дом принадлежит главному герольду короля, порывались его обыскать. Можно было решить, что де Полиньяк, как провинциальный аристократ, не разбирается в порядках, установленных в столице и при дворе, и преувеличивает значимость полученной им должности. Но это было не так, он был достаточно умён и образован, чтоб разбираться в подобных вещах. Раньше он вёл себя куда более сдержанно и разумно, он довольно давно обретался при дворе, участвовал не только в военном походе короля Ричарда, но и был участником его подготовки. Он был прекрасно осведомлён о том, чем занимается военное ведомство, и что никак не может входить в сферу его интересов.

Но случайное замечание Рожера вдруг навело Марка на простую разгадку странного поведения коннетабля. Скоро он будет решать, кому быть главным ювелиром, а также главным герольдом, королевским прево и главой тайной полиции. Он знает слабое место короля, ему известно о том, что славный предок Жоана Анри Золотое копьё фактически являлся узурпатором, потому что стал королём в обход старшего брата, являвшегося законным наследником. Если б он действительно казнил его до коронации, такой проблемы бы просто не существовало, но он предпочёл упрятать его от чужих глаз, скорее всего, в наскоро построенной в глуши гор и лесов крепости Лорм. И если теперь станет известно о том, что король Анри нарушил закон о престолонаследии, то… что с того?

Марк закрыл глаза и снова вспомнил таблички на драгоценных надгробиях. В тайной усыпальнице были похоронены принц Филипп, его супруга принцесса Клара, сыновья Луи и Альбер. Но там было ещё три могилы: некой принцессы Элоизы, супруги Луи и их детей Элинор и Этьена. Значит, мало того, что вместе с Филиппом в заточение отправилась его семья: жена и сын Луи, там родился ещё один его сын Альбер. А потом Луи женился на некой Элоизе и у них тоже были дети: мальчик и девочка. Все они оказались похоронены в этом склепе. Более поздних потомков не было, и если эта ветвь королевского рода пресеклась, то, по сути, Жоану нечего бояться, ведь тогда корона всё равно должна была перейти к его предкам по линии Анри. И чем тогда граф де Полиньяк, даже получивший в свои руки доказательства того нарушения правил престолонаследия, стал бы угрожать королю? Другое дело, если помимо Элинор и Этьена у Луи был ещё один сын, который вырвался из заточения и продолжил свой род. Тогда его потомки могли бы с полным основанием претендовать на трон, и право Жоана на корону оказалось бы под сомнением.

Де Полиньяк пытался заказать кольцо Марка Великого для кого-то другого. Может, он нашёл не только сведения о той давней трагедии и драгоценной усыпальнице, но и тайного наследника принца Филиппа? Что если он ищет доказательства узурпации трона королём Анри, чтоб оспорить законность правления Жоана и возвести на престол своего ставленника? Именно ему он хотел подарить копию королевской реликвии, как знак признания его права и поддержки в борьбе за трон. И тогда всё выглядит ещё более опасным, чем казалось раньше, потому что обратись этот наследник принца Филиппа в королевский суд с иском об оспаривании права Жоана на королевскую власть, законы Сен-Марко будут на его стороне. И тогда к власти придёт новый король, рядом с которым будет его верный вассал, а, по сути, благодетель граф де Полиньяк. И тогда он действительно сможет влиять на назначение главных сановников королевства, убедить нового короля отказаться от мира с алкорцами, отменить все мирные договоры и хартии, как заключённые ненадлежащим лицом, и снова развязать войну. И в этой войне новый коннетабль возглавит армию и, видимо, надеется увенчать свою голову венцом победителя.

Возможно ли такое? Вероятно не все признают нового короля, и тогда королевство будет расколото на два лагеря, на два враждующих войска, вспыхнет гражданская война, и неизвестно, как поведут себя при этом алкорцы. Удержатся ли они от искушения ввязаться в этот спор, поддержав одну из сторон и, воспользовавшись этим, занять часть территорий Сен-Марко. Допустит ли это Жоан или во избежание смуты примет решение суда и откажется от власти в пользу новоявленного родственника? Но и в этом случае начнётся война, на сей раз с алкорцами.

Марк вздохнул и покачал головой. Ему очень хотелось бы ошибиться, но слишком многое говорило о том, что он прав. Граф де Полиньяк пёр напролом, пытаясь заполучить драгоценную усыпальницу принца Филиппа, он игнорировал влиятельных соперников, явно надеясь в скором времени занять положение, которое позволит ему лишить их власти, и пытался заказать тот перстень-печать на руку, которая больше, чем женская, но меньше его собственной руки. Кто этот наследник? Откуда он узнал о нём, где он его прячет? Ну, узнать он мог как раз от де Рогана. Предки молодого виконта были тюремщиками Филиппа и его семьи и, конечно, знали о том, что у них происходит. Может, они и скрыли тогда третьего ребёнка Луи, продолжая служить его потомкам и передавая тайну их происхождения от отца к сыну. Может, в какой-то момент виконт де Роган, который не отличается умом, выболтал своему старшему другу графу де Полиньяку эту тайну, а тот решил воспользоваться ею, чтоб возвыситься и занять место главнокомандующего в армии Сен-Марко, снова идущей в бой против извечного врага.

Всё это по-прежнему оставалось догадками, но версия была стройной и вполне правдоподобной. Марк подходил к ней то с одной, то с другой стороны, испытывая её на прочность, но все факты сходились и вполне укладывались в эту схему. Оставался только один вопрос: как тот самый наследник докажет, что является прямым потомком принца Филиппа? Ведь если в его роду затесался хоть один бастард или хоть в одном поколении прервалась мужская линия, право на трон у него отсутствует. Он может сколько угодно предъявлять могилы предков, но это само по себе не сделает его королём. Должны быть какие-то документы, достаточно надёжные и убедительные, чтоб доказать его право. Скорее всего, это родословная, которую ведёт какой-то уважаемый регистратор. В Сен-Марко это королевская Палата гербов, и вряд ли ей доверили бы столь опасную для королевства тайну. В луаре — геральдический совет альдора, однако, алкорцы тоже не лучшие союзники для подобного дела. Имей они такие доказательства на руках, давно бы воспользовались ими, чтоб устроить хаос на землях Сен-Марко и пограбить под шумок. Более всего для этого подходят магистраты крупных свободных городов, таких как Магдебург, Лейден или Эрцбург. Может ли где-то в их архивах храниться родословная потомков принца Филиппа? Почему бы и нет? В конце концов, они нейтральны и за небольшую пошлину вполне могут вести реестр.

И что со всем этим делать? Марк не знал. Он уже понял, что если его догадки верны, то главную опасность для королевства представляет вовсе не граф де Полиньяк, и даже не драгоценная усыпальница принца Филиппа, а именно этот наследник, который может представить королевскому суду надлежаще заверенную родословную, подтверждающую его право на престол Сен-Марко.

Первой его мыслью было обратиться к графу Раймунду и всё ему рассказать. Граф — человек, не отличающийся сентиментальностью, но при этом бесконечно преданный королю, наверняка предпринял бы решительные действия, чтоб оградить королевство от такой опасности. Может быть, он даже набрался бы смелости схватить виконта де Рогана и выбить из него имя тайного наследника. Но затем Марк сообразил, что для подобного шага ему нужны неопровержимые доказательства, а вовсе не умозаключения, построенные на косвенных уликах. В конце концов, де Роган вообще может быть здесь не при чём, лишь случайно оказавшись в окружении нового коннетабля, а инициатором этой заварухи явился сам потомок Филиппа, ведь он может быть вполне разумным и влиятельным человеком, который лишь использует де Полиньяка в своих интересах, двигая его, как таран, а сам при этом остаётся в тени. Да, следовало признать, что Марку пока нечего предъявить Раймунду. Кроме того, он был не уверен, что вправе рассказывать даже своему непосредственному начальнику о том, что нашёл в подземелье Лорма.

Слегка приуныв, Марк посмотрел на остывший ужин, стоявший на столе, и принялся за еду. Однако его мысли продолжали двигаться в прежнем русле. Если он никому не сможет рассказать об усыпальнице, то ему самому придётся найти и уничтожить ядро этого заговора, а именно наследника и его родословную, или хотя бы родословную, без которой тот будет довольно безвреден. И где её искать? Он вдруг замер, вспомнив совет Фернана. Конечно, некоторые секретные документы королевской династии хранятся в храме святой Лурдес. Может ли там быть что-то о тайном помиловании принца Филиппа и его последующей жизни? Ведь Анри и его потомки-короли тоже должны были знать и о рождении младшего сына опального принца, и о женитьбе и рождении детей у старшего. Может быть, кто-то скрупулёзно и бесстрастно записывал всё это в какой-нибудь секретный реестр, который хранится где-то в глубине храмового архива. Другое дело, покажут ли эти документы ему? Скорее всего, нет, но поскольку жрицам не разрешается лгать, он хотя бы сможет понять по их ответам, есть там такие документы или нет. И если они есть, то тогда можно будет обратиться прямо к королю, единственному, кто может истребовать и прочитать их. То, что нельзя рассказать графу Раймунду, можно будет рассказать Жоану, и пусть он сам решит, что со всем этим делать. Однако для начала ему нужно предоставить как можно более полную и достоверную информацию обо всём, что происходит у него при дворе.

Решив так, Марк слегка успокоился и снова принялся за ужин.

Была уже глубокая ночь, когда он покинул дом придворного ювелира и направился в дом книжника Кляйна. На сей раз за ним никто не гнался, и он спокойно прошёл по пустым улицам, изредка встречая одиноких прохожих, которые спешили убраться с дороги высокого путника в чёрном плаще с низко надвинутым капюшоном.

Придя, он стащил с себя свой маскарадный наряд и лёг спать, отложив визит в храм на следующий день, поскольку в этот поздний час ему вряд ли удалось бы добиться встречи с главной жрицей храма, проводящей ночи в молитвенном бдении или просто мирно спящей в своей маленькой уютной келье.

Следующее утро было тёмным. Марк не спеша позавтракал и, надев свой плащ и маску, вышел из дома. На сей раз он не стал наряжаться книжником, а просто накинул на плечи капюшон и, подражая Кляйну, ссутулился, проходя по улицам неподалёку от его дома.

Он не торопился, понимая, что слишком рано приходить в храм святой Лурдес не стоит. По утрам там всегда было много людей, собравшихся на утреннюю службу, чтоб помолиться вместе с сёстрами или просто послушать их красивые песнопения. Примерно к полудню толпа в храме заметно редела, особо рьяные поклонники богини-воительницы или те, кто пришёл к ней с личной просьбой, расходились по нефам или молились возле надгробий особо почитаемых королей, многие из которых считались чудотворными.

Поднявшись по ступеням храма, Марк вошёл в большой зал, высокий потолок которого покоился на мощных колоннах. Идя по широкому проходу, он смотрел по сторонам. Ему хотелось, как обычно, подойти к золотому надгробию короля Армана и, преклонив перед ним колени, попросить его о помощи и поддержке, но он увидел там блеск лат. Несколько рыцарей уже стояли на коленях в узкой нише и, склонив головы, молились.

Марк прошёл дальше и, обогнув небольшую группу паломников, стоявших с зажжёнными свечами перед монументальной статуей богини, подошёл к уже немолодой жрице, которая старательно протирала тряпочкой золочёный шандал. Сняв маску, он поклонился ей и смиренно попросил передать главной жрице, что граф де Лорм просит её о личной встрече.

Он знал, что может не опасаться, что жрицы выдадут его. Напротив, даже если б здесь кто-то узнал его, он не мог быть схвачен в этих стенах, потому что находился под защитой девы Лурдес. Более того, он мог остаться здесь как угодно долго, и никто не мог бы истребовать его отсюда.

Жрица узнала его и, коротко кивнув, удалилась. Спустя несколько минут она вернулась и, махнув рукой, пригласила следовать за собой. Его знали в этом храме едва ли не с детства. Ещё будучи пажом, он часто сопровождал сюда своего принца Армана, посещавшего службы и любившего иногда посидеть в местном хранилище рукописей. Потом, будучи уже оруженосцем, он приходил сюда с посланиями своего молодого короля и иногда задерживался в саду, болтая с молоденькими жрицами, или приглашённый в трапезную, чтоб продегустировать только что сваренное варенье из ягод нового урожая. Став рыцарем, он, как и другие приближённые короля, приходил сюда молиться о воинской удаче и победе на поле боя, и иногда удостаивался чести беседовать с главной жрицей, которая давала ему книги из библиотеки храма, чтоб он прочёл их и высказал своё суждение. Ей просто нравилась его непосредственность и необычный взгляд на привычные вещи.

Вот и сейчас она встретила его с улыбкой в своей маленькой уютной гостиной, окна которой выходили в садик, похожий на тот, что украшал дворик его собственного дома, разве что здесь было больше цветущих ароматных кустов, и вместо фонтана в центре располагался ухоженный розарий. Сейчас за окном было темно, лишь кое-где мелькали огоньки — это ветерок раскачивал фонарики на ветвях.

Жрица была уже немолода, и в своём расшитом серебром белом одеянии с накрахмаленным покрывалом на голове, из-под которого почти до самого пола свисали две толстые, переплетённые атласными лентами косы, выглядела мудрой и величественной повелительницей. В гостиной был растоплен камин, на покрытом расшитой скатертью столе стоял трёхрогий подсвечник с зажжёнными свечами, а рядом — серебряный кувшин с изогнутым носиком, пара кубков и тарелочка с печеньем, аромат которого Марк почувствовал с порога.

— Присаживайся, друг мой, — тепло улыбнулась она и указала ему на стоящее рядом кресло, после чего взяла кувшин, чтоб наполнить кубки. — Выпей яблочного отвара. Сёстры испекли сегодня утром печенье с вяленой вишней. Я помню, что ты его любишь, угощайся.

С той же материнской улыбкой она наблюдала, как он устроился в кресле и взял печенье. Оно напомнило ему счастливые дни детства, когда он, ожидая своего принца, беседующего со жрицами, играл в этом садике.

— Я слышала, что тебя постигла тяжёлая утрата, — печально вздохнув, проговорила она. — Маркиз де Лианкур был разумным коннетаблем, благородным рыцарем и отважным воином. Мы скорбим о нём и разделяем твою скорбь. К тому же я слышала, что у тебя возникли в связи с этим неприятности, новый коннетабль огульно обвинил тебя в убийстве деда. Ни я, ни мои сёстры не верим в эту клевету и ежедневно возносим молитвы нашей святой покровительнице, как за упокой маркиза де Лианкура, так и о том, чтоб она оградила тебя от врагов и помогла тебе очистить от надуманных обвинений своё имя.

— Вы очень добры, матушка, — поклонился Марк, не забыв отпить из кубка густой отвар.

— Это мой долг, как ты помнишь. Но ко всему прочему здесь в тишине и покое мы на многое можем взглянуть со стороны и увидеть истину там, где другие её не видят. Я знаю тебя и знаю твою жизнь, и я уверена не только в твоей невиновности, но и в том, что ты справишься со всеми трудностями, как истинный рыцарь, пребывающий под покровительством светлого духа короля Армана.

— Ваши слова — бальзам на мою измученную душу, — признался Марк. — Моё положение, действительно, сейчас довольно сложное, но куда более чем собственная судьба, меня беспокоит опасность, которая, возможно, нависла над моим королём. Разбираясь в причинах собственных несчастий, я наткнулся на явные признаки заговора, который направлен против королевской власти.

— Я могу чем-то помочь тебе? — встревоженно спросила жрица.

— Я не могу рассказать о том, что мне стало известно, как и о своих подозрениях, но скажу, что опасность для короля исходит из давнего прошлого его семьи. Я полагаю, что в библиотеке вашего храма или хранилище рукописей есть какие-то документы, которые позволили бы пролить свет на те давние события. Возможно, они засекречены, и я не вправе требовать от вас показать их мне, но будет достаточно лишь самого малого знака, намекающего на то, что они существуют, и я обращусь к королю, дабы он испросил их своей властью.

— Что же ты хочешь знать, Марк? — спросила жрица всем своим видом показывая, что готова ему помочь.

— Мне нужны любые документы, связанные с заговором принца Филиппа против его отца короля Алфреда. Что угодно, что могло бы пролить свет на жизнь и судьбу самого Филиппа и его брата Себастьяна.

Жрица, кажется, была удивлена, а потом на её лице появилось слегка растерянное выражение.

— Увы, мой мальчик, я ничем не могу тебе помочь, — огорчённо произнесла она. — Из всех документов, связанных с этими событиями, у нас хранится только копия указа короля Генриха об изъятии и уничтожении всего, что содержало хотя бы упоминание о принце Филиппе и его брате Себастьяне. Не сохранилось даже описи того, что тогда было изъято из библиотеки и хранилища рукописей. Все книги и записи, где упоминались их имена, портреты, даже принесённые ими на алтарь дары были собраны и отвезены в Чёрную башню и сожжены, а драгоценности разобраны и переплавлены. Не осталось ничего, что напоминало бы о заговорщиках-отцеубийцах. Всё, что мне известно о них — это сравнительно новые исторические исследования и устные рассказы моих учителей и отца. Но рассказы — это не более чем легенды, а исследования — лишь ничем не подтверждённые версии, основанные на этих легендах.

— Значит, совсем ничего? — спросил Марк. — И вы не знаете, где могли остаться хоть какие-нибудь достоверные сведения?

Она задумалась, а потом пожала плечами.

— Возможно, в архиве королевского суда сохранились некоторые документы судебного процесса, но они вряд ли будут тебе полезны. Хотя, постой! — её лицо посветлело. — Возможно, что-то осталось в храме святого Себастьяна. Принц Себастьян при жизни был патроном этого святилища, и там могли сохраниться какие-то документы, связанные с ним. Мой отец говорил мне, что главный жрец храма был вовлечён в тот заговор, и братия поддерживала принца, который был их первым покровителем из королевской семьи. Некоторые служители были казнены вместе с заговорщиками, но нельзя было казнить всех. Кто-то остался там, храня верность памяти принца, чего он вполне заслуживал бы в силу своих многочисленных и неоспоримых достоинств, если б не взял на себя грех отцеубийства. Возможно, какие-то документы были укрыты жрецами от чиновников короля Генриха.

— Но покажут ли их мне?

— Почему нет? Тот указ Генриха был выполнен, и об этом было доложено королю. Я не слышала, чтоб кто-то из его венценосных потомков продолжал дело искоренения памяти мятежных принцев. То там, то тут всплывают какие-то частные письма и дневники того времени, но уже никто не бросает их в костёр. Они спокойно хранятся в архивах и библиотеках своих владельцев, и они с радостью демонстрируют их всем желающим. Книжники издают книги, описывающие историю заговора, и даже, как я слышала, кто-то на юге написал поэму, посвящённую тем событиям. Так с чего бы служителям святого Себастьяна отказать тебе в этой просьбе?

Храм святого Себастьяна находился на северо-востоке города, недалеко от крепостной стены и размещённых там казарм городского гарнизона. Это был храм воинов, суровый и мрачный. По легенде святой Себастьян был лучником в войске Марка Великого и, попав в плен к алкорцам, отказался выдать расположение своего отряда, за что был расстрелян врагами из луков. Его нашли привязанным к дереву и истёкшим кровью из-за пятидесяти двух не смертельных ран. За его стойкость и преданность королю святая Лурдес призвала его в своё воинство, и он считался покровителем лучников. Со временем его компетенция расширилась и ему стали поклоняться все воины, собирающиеся в поход, и в воображении последователей из простого солдата он превратился в прекрасного и благородного рыцаря.

Его храм был высок и монументален, с массивным портиком, водружённым на мощные квадратные в сечении колонны, а также украшен каменными изваяниями рыцарей с мечами и знамёнами, и вмонтированными в стены трофейными щитами алкорцев. Внутри он, подобно многим храмам, был разделён двумя колоннадами на три части: центральный широкий проход и два боковых нефа. В конце прохода располагалась статуя высотой в три человеческих роста, изображавшая рыцаря, облачённого в украшенные тонкой золотой отделкой серебряные латы. Огни множества факелов и свечей отражались в зеркальной поверхности доспехов и мерцали отсветами на драгоценных накладках. Голова и руки статуи были расписаны художниками так искусно, что стоящим в зале казалось, что молодой рыцарь сурово и властно смотрит на каждого из них, а на его поднятой ладони лежало пронзённое стрелой сердце.

Марк редко бывал в этом храме. Ему казалось, что война и без того слишком жестока и страшна, чтоб ещё и возносить молитвы о ней в таком жутковатом месте. Здесь просили об удаче в бою, об убийстве врагов, о стойкости в плену и гибели, достойной героя. Он же предпочитал перед войной ходить в храм святой Лурдес, милосердной и мудрой, ибо она вела своих детей сквозь кровь и огонь сражений к победе и миру. И всё же ему не раз приходилось присутствовать на празднествах, которые несколько раз в году устраивали в этом храме. Как оруженосец короля и рыцарь свиты он сопровождал Армана, а теперь и Жоана в те дни, когда Сен-Марко чествовал погибших героев, упокоенных в этих стенах и самого святого Себастьяна, погребённого под плитой из чёрного мрамора у подножия статуи.

В этот поздний час в храме было немноголюдно. Сказывалось и то, что продолжалось тёмное время суток, близилась ночь. К тому же, с тех пор, как наступил мир и на горизонте более не маячил призрак войны, всё меньше мужчин приходило сюда, чтоб вознести привычные молитвы. Здесь всё так же молились рыцари и солдаты гарнизона и те, кто отправлялся служить в приграничные замки, приходили ветераны, чтоб почтить память своих погибших друзей, и украдкой входили печальные вдовы, чтоб проскользнуть в один из сумрачных нефов и вновь оплакать не вернувшихся с войны любимых.

Остановившись перед статуей рыцаря, державшего на ладони собственное сердце, Марк подумал, что даже теперь, с наступлением мира, этому храму не грозит забвение, ибо он стал местом, где горожане воздают дань памяти героям, погибшим за свободу и благополучие Сен-Марко на протяжении многих столетий. Он вглядывался в суровые и благородные черты святого Себастьяна, вспоминая своих погибших на войне друзей. Он как страницы книги, листал их имена, вспоминая лица, улыбки, смех, а потом тот бой, из которого их вынесли на уложенных на копья мечах, на плаще, а то и просто на спине, те, кому было суждено дожить до следующего дня. И снова он возблагодарил Армана за его отчаянную попытку установить мир на этом залитом кровью континенте, и Жоана, решившегося осуществить эту безумную мечту кузена, чтоб к печальной книге утраченных друзей Марку не пришлось добавлять новые скорбные страницы.

Воздав должное их памяти, Марк опустил глаза и окинул взглядом зал. Здесь были, в основном, рыцари, преклонившие колени перед статуей святого. Несколько юных аристократов в нарядных камзолах возносили молитвы о скором получении золотых шпор. А чуть сбоку в печальном молчании склонили седые головы два ветерана в туниках с гербом, надетых на поблескивающие кольчуги. Видимо, они пришли сюда, чтоб почтить память своего командира или сюзерена, сложившего голову в бою. Потом Марк заметил в нише одного из служителей храма, облачённого в чёрный плащ, надетый поверх тёмного одеяния военного образца. На его поясе висел кинжал в ножнах, отделанных серебром, а на груди поблескивала цепь с небольшим медальоном, что говорило о том, что это жрец достаточно высокого ранга.

Подумав, что он может передать его просьбу о встрече старшему жрецу, Марк направился к нему, но, не дойдя нескольких шагов, замер в замешательстве. Он, наконец, разглядел серебряный медальон, что висел на его груди. Это был наконечник стрелы. Его замешательство переросло в тревогу. Он перевёл взгляд на упрятанную в нише могильную плиту, отделанную бронзовым орнаментом, составленным из таких же наконечников. Жрец, отвлёкшись от своих мыслей, заметил его и вопросительно взглянул, но Марк отрицательно мотнул головой и, опустив ниже капюшон, развернулся и направился к выходу.

Он быстро сбежал по ступеням храма и, свернув на ближайшую улицу, что вела на запад, прибавил шагу. Его мысли метались, как испуганные птицы. На ходу он сунул руку в подсумок и нащупал там серебряный медальон, который снял с незнакомца, убитого призрачным псом на кладбище Морриган. Он подошёл к ближайшей лавке и при свете фонарика над входом посмотрел на него. Да, это был точно такой же медальон, что и на груди жреца, только меньше. И костюмы напавших на него на той окраине людей были похожи. Он снова сунул медальон в подсумок и продолжил путь, погрузившись в свои мрачные мысли.

Значит, эти медальоны в виде наконечника стрелы были вовсе не амулетом лучников, как он думал раньше. Это был знак служителей храма святого Себастьяна, патроном которого был когда-то принц Себастьян, бастард короля Алфреда. Был или остаётся до сих пор? Может ли быть такое, что все эти века храм продолжал верой и правдой служить своему патрону из рода Монморанси? Он попытался припомнить, слышал ли когда-нибудь о каком-либо покровителе этой общины, и понял, что нет, ничего подобного он не слышал. Почти все главные храмы города были «разобраны» под покровительство членами королевской семьи, и только храм святого Себастьяна не имел своего официального попечителя. Может быть, именно потому, что на самом деле у него все эти годы был один единственный, неизменный и могущественный покровитель: принц Себастьян Монморанси, которому они служили верой и правдой втайне от всех, а он заботился о процветании храма и его братии.

И это значило, что, едва он вышел из Чёрной башни, освобожденный королём, как за ним тут же последовали люди Чёрного лорда. Они не пытались убить его, им нужно было захватить его живым, и если б не призрачный пёс, они сумели бы сделать это. Значит, с самого начала Чёрный лорд знал об этой интриге и о том, что она связана с усыпальницей принца Филиппа. Так или иначе, он всегда оказывался рядом, преследуя свои цели и мало заботясь о других участниках этой запутанной игры. Он видел всю картину со стороны и знал, когда следует просто наблюдать за другими игроками, а когда нужно вмешаться.

От его мрачной фигуры в чёрном плаще веяло ужасом, его пристальный взгляд пронзал до самого сердца и обдавал леденящим холодом. И теперь, спустя время после той первой встречи Марк чувствовал, что этот человек внушает ему ещё больший страх. Теперь он начал понимать, что является лишь рядовой фигурой на большой шахматной доске, над которой простёрта бледная рука, и он понятия не имел, коснуться ли эти пальцы его или кого-то другого. А ведь лорд уже пытался его убить…

Марк протестующе покачал головой, отгоняя внезапно возникшую панику. Чёрный лорд вызывал в его душе тот же мистический ужас, что и другие проявления тёмной магии, он был непредсказуем и смертельно опасен, и Марк не видел ни единой возможности защититься от него. Но если взглянуть на эту историю без лишних эмоций, что может значить его участие в ней? Он знает об усыпальнице и ему известна её тайна, судя по всему, он заинтересован в сохранении этого секрета. Он узнал, что усыпальница вместе с замком и Лормом перешла в руки нового владельца, но Марк заверил его, что не ползал по подземельям и, следовательно, ничего не нашёл. Тогда он, кажется, поверил ему, но потом… потом в эту историю влез граф де Полиньяк со своими амбициями. Он силился добраться до усыпальницы, попутно пытаясь устранить Марка и его деда. Решил ли Чёрный лорд, что Марк всё же что-то знает, и де Полиньяк запер его, чтоб выведать секрет? В любом случае, он как-то узнал о том, что король выпустил его из темницы, и послал по следу своих гончих. Марка спас призрачный пёс, и Чёрный лорд потерял его след… на какое-то время.

Марк снова вспомнил нежную, полную очарования улыбку Аргента и его ловкие пальцы, зашивавшие раны. Это он подмешал ему в вино отраву, больше некому. Он сказал, что за дверью кто-то есть, Марк отошёл от стола на краткий миг, но тем ловким пальцам достаточно было и мига, чтоб подсыпать что-то в кубок. И он всё равно привёл его в свой красивый пустой дом, где кроме него обитает лишь этот жуткий горбун Густав. Кто узнал бы об этом, если б Марк умер там от яда или под пытками? Да никому и в голову не пришло бы искать его у странного и такого легкомысленного на вид алхимика. Однако ему удалось сбежать от него, намекнув на то, что раньше он сказал Чёрному лорду неправду. Аргент насторожился и, чтоб узнать больше, дал ему противоядие.

От одной мысли, что в храме святого Себастьяна его могли узнать, его прошиб пот. Если б они пожелали схватить его, чтоб передать своему патрону, у него уже не было бы шансов. Не де Полиньяк со своей шайкой наёмников, а именно Чёрный лорд внушал Марку настоящий страх. Именно потому он и отказался от намерения говорить со старшим жрецом и постарался убраться из храма, пока его не узнали. Он ещё не знал, что будет делать дальше, но всё же испытал некоторое облегчение от того, что вовремя заметил опасность и избежал её. Он решил вернуться в своё убежище и ещё раз обдумать сложившуюся ситуацию. В конце концов, у него осталась лишь одна ночь, и уже к утру он должен вернуться в свою камеру в Чёрной башне и предстать перед судом. Он уже был готов к этому, он имел на руках все карты, чтоб отразить нападение де Полиньяка на себя, но его куда более беспокоил заговор против короля, связанный с драгоценной усыпальницей. Должен ли он ещё что-то сделать в ближайшее время? Ему нужно было всё обдумать в спокойной обстановке, и он уверенно шёл в направлении дома книжника Кляйна.

В этот самый час Аргент сидел в уютной гостиной Феликса де Полиньяка, и в его тонких белых пальцах мерцала витая ножка серебряного кубка. Феликс сидел напротив него и смотрел на своего приятеля едва ли не влюблённо. Ему всё нравилось в молодом алхимике: его красота, умение одеваться, изысканные манеры и мягкая ирония. Он с трепетом ловил на себе взгляд искристых чёрных глаз и поспешно улыбался в ответ на его нежную улыбку. Аргент был умён и знал множество разных интересных вещей, он всегда был в курсе всех сплетен и новостей, хотя никогда не бывал при дворе. И к тому же он умел делать золото из любого металла, отчего дружба с ним сулила немалые выгоды.

— Так вы решили поймать графа де Лорма? — спросил Аргент, взмахнув чёрными пушистыми ресницами, и пригубил вино.

— Тебе его жаль? — немного ревниво спросил Феликс. — Я слышал, ты с ним дружен, и даже был у него в гостях.

— Пару раз. У него роскошный дом и красивая жена. К тому же там подают изумительное вино из Лианкура, которое двадцать лет выдерживалось в холодных подвалах его дома. Он умён, красив и обаятелен, — на губах Аргента появилась усмешка, — но я бы не сказал, что мы друзья. Он слишком занят своими делами, к тому же служит в тайной полиции, что не способствует доверительным разговорам. Он — прославленный герой, и ему не так чтоб интересно было общаться с таким человеком, как я. Мне просто в какой-то момент пришлось оказать ему услугу, и в благодарность за это он пригласил меня на ужин и был при этом очень учтив.

— Ты рассказывал ему о своих экспериментах? — уточнил Феликс, помрачнев.

— Нет, его это не интересует. Он очень богат, к чему ему золото, которое возникает в моём тигле, если он может выменять его сколько угодно на своё серебро?

— Но это был один раз. Зачем же ты пришёл к нему второй?

— Мне понравилось его вино.

Феликс рассмеялся.

— Ну, если дело только в этом! Я уверяю, что после того, как мы его схватим, мы выпьем его вина в его доме и прислуживать нам за столом заставим графиню де Лорм, если она, конечно, сохранит к тому времени этот титул. Что нужно? — рявкнул он, обернувшись к двери, за которой кто-то скрёбся.

Дверь приоткрылась, и в щёлку заглянул испуганный лакей.

— Его сиятельство просит вас пройти к нему немедля, — сообщил он и тут же исчез, поспешно притворив за собой дверь.

— На ночь глядя, — проворчал Феликс, поднимаясь. — Я должен пойти, иначе отец снова будет злиться.

— Может, это новости о нашем незнакомце в маске? — улыбнулся Аргент. — Не забудь рассказать мне о нём.

Феликс удалился, а Аргент остался сидеть за столом, задумчиво поглядывая в окно, за которым синела последняя тёмная ночь этих длинных суток. Ждать пришлось недолго. Феликс ввалился в гостиную и решительно направился мимо Аргента к двери, которая вела в его спальню.

— Мне придётся уйти, — пояснил он на ходу. — Отец поручил мне обыскать дом баронессы де Флери. Этот мерзавец Ла-Карр так и не явился. Я же говорил, что он солгал, чтоб получить несколько золотых монет. Когда у меня будет время, я найду его и поколочу палкой.

Он скрылся в дальних помещениях, где наверно размещалась гардеробная, потому что вскоре появился в плаще с мечом на боку.

— Ты со мной? — спросил он. — Говорят, что хозяйки в доме нет, а дом полон всяких дорогих безделушек. Не думаю, что нас осудят, если мы прихватим что-то себе на память.

— Извини, дружище, но меня не интересует женское бельё, если оно не надето на его хорошенькую обладательницу, — усмехнулся Аргент, наливая ещё вина в свой кубок. — Я выпью за успех твоего предприятия и пойду к себе.

— Что ж, я прихвачу что-нибудь для тебя, — пообещал Феликс и вышел из комнаты.

Взяв свой кубок, алхимик поднялся и подошёл к окну. Он видел, как несколько человек в тёмных плащах вышли из дома и направились в сторону Королевской улицы. На фасадах домов горели фонари, и с неба в преддверии светлого утра уже лился прозрачный сапфировый свет. Мимо не спеша прошествовал патруль городской стражи, потом из-за угла вынырнула человеческая фигура и направилась прямо к дверям дома де Полиньяка. Аргент прищурился, что-то в этом человеке показалось ему подозрительным, может, то, что он шёл, настороженно оглядываясь, а прежде чем постучать, какое-то время набирался духу.

Аргент прошёл к дверям, на ходу поставив недопитый кубок на стол и, приоткрыв дверь, вышел в коридор. Он дошёл до галереи второго этажа и остановился в сумраке, наблюдая за происходящим внизу. Как он и полагал, этот человек представился частным сыщикам и заявил, что у него есть новости для господина коннетабля.

— Что за новости? — хмуро спросил вышедший ему навстречу капитан Брикар.

— Мне хотелось бы поговорить с самим графом, ваша милость, — заискивающе произнёс сыщик. — Поскольку речь идёт об обещанной награде.

— Ты нашёл его? — насторожился капитан.

— Именно так, — кивнут тот. — Я нашёл графа де Лорма и знаю, где он прячется.

— Это точно он? Ты видел его лицо?

— Нет, он был в атласной маске, но я слишком хорошо его знаю, чтоб ошибиться. Я, видите ли, раньше служил в тайной полиции, но потом ушёл оттуда.

— Скорее, тебя выгнали, проныра!

— Может и так, сударь, но это к делу не относится, поскольку я здесь по делу графа де Лорма, которого более знаю, как барона де Сегюра. Во время службы в полиции я видел его едва ли не каждый день в разных условиях. Я имею в виду, сударь, что привык узнавать его в полумраке коридоров Серой башни, чтоб вовремя поклониться, когда он проходит мимо. И я ни разу не ошибся! Я профессиональный сыщик и запоминаю не только лицо, но и другие приметы. И уверяю вас, это был он. Я довольно долго рассматривал его в храме святого Себастьяна. Он стоял перед главной статуей, подняв голову, и то, что верхняя половина его лица была скрыта, ничего для меня не значит. Потом он хотел подойти к жрецу, но вдруг передумал и быстро вышел, а я последовал за ним. Я — мастер слежки и могу выследить кого угодно так, что он и не заметит. Я прошёл за ним весь путь и видел, как он вошёл в некий дом…

— Что за дом? — перебил его Брикар.

— Я не скажу вам, пока мне не будет выдана награда.

— А если ты лжёшь, мошенник? Или ошибся? Мы придём туда, и там будет пусто, или окажется совсем другой человек, а ты исчезнешь с деньгами?

— Я — честный человек! — возмутился сыщик.

— И за это тебя выгнали из тайной полиции? — осклабился Брикар.

Сыщик обижено надулся.

— Ладно, давай так, — усмехнулся капитан. — Ты сейчас отведёшь нас туда, и если мы по твоей наводке схватим де Лорма, ты получишь свои деньги. Слово рыцаря!

Тот немного поколебался и кивнул, а Брикар, оставив его, быстро взбежал на второй этаж и направился к графу.

Аргент, как ни в чём не бывало, вышел из сумрака и спустился в холл, где повелительным жестом приказал лакею подать ему меч и плащ. Поглядывая на изнывающего от тревоги сыщика, он не торопясь прицепил ножны к поясу и повернулся к лакею спиной, чтоб тот накинул ему на плечи плащ. Застегнув на груди серебряную фибулу, он натянул перчатки и вышел в распахнутую перед ним дверь.

Спустившись по ступеням лестницы, он дошёл до ближайшего переулка и свернул за угол. Накинув на голову капюшон, он прислонился к стене, наблюдая за дверями дома де Полиньяка. Ждать ему пришлось недолго. Вскоре они распахнулись, и на улицу вышел тот сыщик, а следом спустились несколько человек. Брикара с ними не было, но это уже не имело значения. Наёмники вслед за сыщиком направились куда-то на окраину, и Аргент, выскользнув из своего укрытия, последовал за ними.

Феликс подошёл к задней двери городского замка баронессы де Флери поздней ночью. В соседних домах уже погасли огни, только маленькие фонарики едва светились на задних фасадах. Дом баронессы был всё так же безмолвен и в сумраке ночи возвышался над головами пришедших тёмной суровой массой. Феликс взял с собой не только слуг и наёмников. По пути он собрал своих друзей, с которыми не прочь был поделиться добычей, а в случае, если баронесса обидится и нажалуется в полицию, и разделить ответственность. Если объясняться перед королём придётся не только коннетаблю, но и ещё нескольким богатым и влиятельным отцам, то дело будет проще уладить.

Один из наёмников склонился к замку и вскоре тот громко щёлкнул, и дверь поддалась. Они вошли гурьбой, на ходу зажигая припасённые факелы, и рассыпались по дому. С первых же шагов Феликс понял, что никакого графа де Лорма в доме нет. Здесь было слишком тихо и чисто, словно тут давно никто не жил, но в нём регулярно прибирали, вытирая пыль. Камины были вычищены, в подсвечниках и шандалах стояли давно застывшие огарки белых свечей, а плотные портьеры на окнах старательно задёрнуты. И тишина, которая казалась неживой, и теперь нарушалась шагами бродивших по дому людей и грубыми голосами.

Феликс вовсе не был огорчён таким поворотом. Ещё по пути сюда он догадывался, что графа де Лорма в этом доме, скорее всего, нет, и даже если он прятался здесь, то шум поднятый глупцом Брикаром среди бела дня заставил бы его покинуть это убежище. Но его интересовал вовсе не беглый граф, а те сокровища, которые, по общему мнению, скрывал этот небольшой замок. Уже несколько месяцев все говорили о том, что баронесса скупает и свозит в свой городской особняк самые дорогие и самые красивые предметы. Из уст в уста передавались слухи о баснословной стоимости её приобретений, назывались имена известных художников и скульпторов, перечислялись знаменитые мануфактуры, которым она заказывала гобелены, посуду и подсвечники.

— Здесь ничего нет, — разочаровано проговорил Роюзл Буке, сын богатого торговца шёлком. — Только картины и статуи. Как мы вытащим их отсюда?

— И гобелены, и шпалеры, — добавил сын виконта Ксавьера Леопольд. — Сбыть их будет сложно. Я надеялся на золото.

— Вот! — воскликнул Лотер Жуанвиль, племянник банкира из Лейдена. — Эта штука, наверно, золотая!

Он подбежал к камину и снял с полки тяжёлую статуэтку, изображавшую вставшего на задние лапы льва.

— Скорее, бронзовая с позолотой, — с сомнением произнёс Леопольд. — Но я уверен, что она дорогая, может, даже сделана каким-то знаменитым художником. У моего отца в кабинете стоит похожий медведь с секирой.

— А я беру это! — заявил Роюзл, схватив со стола красивую расписную вазу.

— Ты будешь таскать её, пока не разобьёшь? — усмехнулся Феликс. — А мы за это время наберём множество более дорогих безделушек, которые легко рассовать по карманам.

— Мы только зашли, — рассудительно произнёс Леопольд. — Говорят, что самые красивые и дорогие вещи спрятаны в глубине дома. Так что не хватайте что попало. Обойдём всё и выберем лучшее.

Лотер, немного подумав, вернул тяжёлую статуэтку на полку, и ваза тоже заняла своё место на столе. А приятели продолжили своё путешествие по залам, рассматривая висевшие на стенах картины, расписные алкорские статуи и небольшие изящные вещички из самых разных материалов, стоявшие на столах, секретерах, каминных полках и подставках возле окон. Некоторые из них, что были поменьше и ярче блестели, вскоре перекочёвывали в их карманы и подсумки, а когда места там не оставалось, они выкладывали уже сложенные туда вещички и заменяли другими, которые казались им более ценными.

Неожиданно издалека раздался странный звук, и они замерли, прислушиваясь.

— Что это? — испуганно спросил Лотер. — Кто-то кричал?

— Может, показалось? — тревожно спросил Роюзл.

— Наверно какой-то дурак в темноте сверзься с лестницы, — небрежно отмахнулся Феликс, разглядывая при свете факела блестящую лягушку, украшенную мелкими кристаллами. Немного подумав, он сунул её в подсумок, и она звучно звякнула о серебряную шкатулку, спрятанную туда раньше.

Они двинулись дальше, но спустя минуту снова услышали крик, на сей раз, он был полон ужаса и вскоре смолк. Молодые люди переглянулись.

— Может, нам лучше уйти? — спросил Лотер. — Мы уже набрали достаточно.

— Я хочу найти её драгоценности, — заупрямился Феликс. — Если она выставляет серебро и золото на столы, то, что припрятано в её заветной шкатулке!

— Ну, да, король наверняка дарил ей драгоценности, — заметил Леопольд.

— Зря ты это сказал, — проворчал Лотер. — Если король узнает, что мы прикарманили его подарки…

Где-то далеко раздался грохот, топот ног и отчаянный крик, после чего снова наступила тишина, которая теперь казалась зловещей.

— Что это за дом? — пробормотал Роюзл. — Может, она уехала, потому что здесь завелось чудовище?

— Прекрати! — нервно воскликнул Лотер. — Давайте уйдём отсюда. Мы не можем красть то, что подарил король, и не сможем отличить его подарки от других украшений. Мы набрали уже на несколько тысяч золотых марок. Пора остановиться.

— Может, ты и набрал, а мне попадались какие-то дешёвые безделицы! — возразил Феликс. — Здесь полно народу. Наверно они там передрались за добычу.

— Я, пожалуй, пойду, — проговорил Лотер и направился в сторону выхода.

— Погоди, я с тобой, — устремился за ним Роюзл.

— Трусы, — с презрением бросил им вслед Феликс. — Ты со мной? — обернулся он к Леопольду и увидел, что тот стоит, напряжённо вглядываясь куда-то в дверной проём.

С того места, где стоял Феликс, ничего не было видно, и он подошёл к приятелю и тоже посмотрел в темноту. Какое-то время он ничего не видел, но опустив взгляд, чуть ниже заметил странное мерцание двух жёлтых огоньков. Потом к ним присоединилась ещё пара.

— Какой-то зверь? — озабоченно спросил он. — Собака?

И тут из темноты на них выскочило что-то серое и, подскочив, вцепилось в горло Леопольду. Тот закричал, схватив руками длинное лохматое тело, но зверь рычал, впиваясь зубами в его шею всё крепче. Леопольд завопил, потом его крик перешёл в хрип, и он упал на пол, а Феликс, наконец, очнувшись, швырнул в зверя факел и бросился назад.

Он бежал по тёмным залам, натыкаясь на мебель и предметы, шарахаясь от тёмных сгустков теней, выплывающих из каждого угла. Потом он увидел впереди свет, и оказался в просторном зале с каменным полом и необычными расписными панелями на стенах. Ему некогда было рассматривать то, что было на них нарисовано. Он с ужасом смотрел на лежащий на плитах факел и бездыханное тело Лотера, вокруг которого собралось четыре зверька. Они рычали и жутковато чавкали, отталкивая друг друга. Он промчался мимо них и стремительно сбежал по лестнице. Спасение было совсем близко. Он уже добежал до кухни, и впереди виднелась приоткрытая дверь на улицу. Он бросился к ней и неожиданно за что-то запнулся и упал между широким столом и кирпичной стенкой большого очага. Обернувшись, он увидел перед собой бледное лицо Роюзла. Тот безмолвно смотрел на него остекленевшими глазами. Издав полный ужаса вопль, Феликс перебрался через него, вскочил на ноги и услышал позади странный звук, словно по камню бежали быстрые когтистые лапы. Обернувшись, он увидел три пары огоньков, и из темноты выступили крупные лисицы с белоснежными злобно оскаленными клыками. Снова издав испуганный вопль, Феликс бросился к спасительной двери, до которой оставалось лишь несколько шагов.

Граф де Полиньяк так и не лёг спать этой ночью. Отпущенное ему королём время на расследование было на исходе, и он с тревогой понимал, что может проиграть эту битву. Ему так и не удалось поймать сбежавшего из темницы графа де Лорма, несмотря на то, что он объявил за его голову такую невероятную награду. Он вообще не мог быть уверен, что тот действительно сбежал, потому что утверждавший это Брикар видел его в полумраке ночной улицы, а пробравшийся к дверям камеры тюремщик видел за ней человека чрезвычайно похожего на графа. Но и тюремщик мог ошибиться, да он и не утверждал, что узнал де Лорма. А Брикар мог быть прав, ведь кто-то мощным и умелым ударом снёс голову мошеннику Паже.

Коннетабль не оценил рвение своего помощника, когда тот явился к нему с докладом, что какой-то сыщик готов указать место, где прячется де Лорм. Этот тоже мог ошибиться или просто врать, как делали приходившие с такой вестью ранее. Он велел проверить этот донос, отправив с сыщиком надёжных и хорошо вооружённых людей, а Брикару приказал остаться у него под рукой на случай чего-то непредвиденного.

Теперь он сидел за своим столом, не обращая внимания на стоявшего у окна капитана, и перебирал подложные письма, в которых граф де Лорм договаривался со своими сообщниками о том, как он собирается распорядиться имуществом убитого им деда после получения наследства. Эти письма выглядели убедительно. Для их подделки был привлечён книжник-каллиграф, который изучил переписку графа и его почерк, и адресовал фальшивые письма его знакомым на юге, а также двум рыцарям-алкорцам, находившимся в луаре. Последнее выглядело разумным вариантом: во-первых, несмотря на мирные переговоры, подданные короля Сен-Марко до сих пор считали алкорцев своими врагами и подозревали их в коварстве и подлости. А, во-вторых, проверить подлинность писем будет куда сложнее, поскольку до луара путь неблизкий, да и подобные запросы ещё ни разу не направлялись чиновникам альдора, поскольку ни процедуры таких запросов, ни надлежащего соглашения между королевствами не было.

И всё же одних писем было недостаточно.

— Вы нашли свидетеля убийства Паже? — спросил граф, не отрываясь от чтения.

— Да, даже двух, — кивнул Брикар, — служанка из расположенного рядом трактира и нищий, что обычно сидит на углу, согласились подтвердить, что видели, как де Лорм вошёл в дом, где жил Паже, потом раздались крики, а после он вышел, убирая в ножны свой меч. Кстати, нищий, действительно это видел, хоть и не может утверждать, что это был де Лорм. Он так перепугался, что поспешно убрался с улицы.

— Так может, это и был де Лорм? — поднял голову граф.

— Нет, — покачал головой капитан. — Он не запомнил его лица, но твёрдо уверен, что у того не было бороды. Однако за десять серебряных монет он готов указать на кого угодно, как на убийцу.

— Это и плохо, Брикар. Нищий, служанка… Что их слова против графа?

— В этих трущобах не часто появляются благородные люди, чьё слово имеет вес.

— Я это к тому, что нам нужны ещё улики. Что его слуги? Оруженосец и секретарь.

— Они наотрез отказываются давать показания против хозяина. Я побоялся привлекать к допросам королевских палачей, ведь мы не вправе допрашивать с пристрастием свидетелей, а наши люди не столь искусны. Я, как вы и велели, запретил им калечить их и допускать повреждения, которые будут видны во время суда. Если б вы позволили…

— Что именно? — раздражённо перебил коннетабль. — Сломать им пальцы, отрубить ноги и вырвать зубы? На суде будет король, и поверь мне, этот мальчишка будет искать любой повод, чтоб придраться к нашим уликам. Нам нужно сосредоточиться на ком-то одном.

— Тогда лучше выбрать мальчишку.

— Но секретарь больше знает о его переписке и деловых связях!

— Он книжник и не так давно был под судом, причём по обвинению в клевете. Ему в случае чего веры будет меньше. Другое дело — этот парень. Он алкорский барон и был с де Лормом в военном походе. Его титул лишь подкрепит его слова. Позвольте мне потолковать с ним!

— Я сам, — проворчал граф. — Мы не можем позволить, чтоб наш свидетель бледно выглядел в суде. К тому же, если он побывал на войне, то, вполне вероятно, довольно стоек.

— Говорят, что де Сегюр подобрал его в лесу, когда он командовал шайкой беспризорников, которые грабили прохожих.

— Вот как? — заинтересовался коннетабль. — Что ж, это говорит о том, что он знает нищету, не отягощён излишним благородством и ценит золото. Я поговорю с ним сам и попробую его подкупить. Если он заартачится, то можете сами им заняться, но на всякий случай, не трогайте его руки и лицо.

— Я понял, — кивнул Брикар.

Де Полиньяк поднялся из-за стола, и в этот момент за дверью его кабинета послышались быстрые шаги и дверь распахнулась. В неё ввалился встрёпанный Феликс, его одежда была изорвана, а сам он смотрел по сторонам безумным взглядом.

— Всех! Всех наших людей, и моих друзей, всех сожрали эти звери! — крикнул он.

— Где ты был? — мрачно взглянул на него де Полиньяк.

— Вы слышите меня? — истерично взвизгнул юноша. — Они всех убили, эти проклятые звери! Они бросались на нас из темноты и впивались в горло, а потом жрали, жрали, жрали! Они убили всех, кто был со мной! Я едва унёс ноги! — он разрыдался.

Граф подошёл к нему и с размаху отвесил пощёчину.

— Ты опять пьян? Несёшь какую-то чушь. Ты был в доме баронессы де Флери?

Феликс закивал, не прерывая рыданий.

— Нашёл там де Лорма?

— Там были лисы! Множество лис! — заорал Феликс. — Они загрызли всех! Почему вы меня не слушаете?

— Потому что ты не в себе! Иди в свою комнату и успокойся. Из дома ни ногой без моего разрешения!

Феликс снова всхлипнул и, вытерев мокрые от слёз глаза своим рукавом, поплёлся прочь. Отец проводил его тяжёлым взглядом.

— Боюсь, он безнадёжен, — проворчал он.

— На вашем месте я б нашёл себе новую жену и обзавёлся ещё одним сыном, — заметил Брикар.

— Вы не на моём месте, — проворчал граф и, пресекая поспешные извинения капитана, распорядился: — Вызовите охрану. Мы идём в Чёрную башню.

— Боюсь, что все наши люди разошлись по городу, — смущённо заметил Брикар.

— Так отправьте кого-нибудь во дворец, пусть служба прево отрядит мне шесть человек для охраны! Адемар не вправе отказать мне в этом требовании, он обязан заботиться о моей безопасности.

— Но, может, вам достаточно будет моего меча?

Капитан смолк под гневным взглядом хозяина.

— Я коннетабль, если вы помните, и мне положен эскорт! — воскликнул де Полиньяк. — Я не хочу красться по улицам Сен-Марко, закутавшись в плащ, в сопровождении одного охранника. Это дело принципа, не говоря уж о том, что на меня итак сейчас ополчились не только мои враги, но и друзья де Лорма! Не хватало ещё, чтоб нас поколотили палками! Вы поняли меня?

— Конечно, ваше сиятельство! — поклонился ему Брикар. — Я немедля отправлю посыльного к дежурному капитану прево.

— И поторопитесь! Ночь не бесконечна!

Марк не заметил слежки. Он был слишком озабочен своими тревожными мыслями и, понадеявшись на темноту и пустынность улиц, пришёл прямо в своё убежище. Открыв отмычкой дверь, он запер её за собой на засов и поднялся на второй этаж. Спать ему не хотелось. Он всё думал о том, что занимаясь интригами де Полиньяка, упустил из виду участие в этой истории Чёрного лорда.

Он не стал снимать перевязь и плащ, потому что не был уверен, что сможет уснуть. Это была последняя ночь, отпущенная ему королём, и он понимал, что в любой момент у него может возникнуть новая идея, которая выгонит его на улицу и заставит нестись куда-то в поисках новой информации.

Задёрнув плотнее запылённые портьеры, он сел за письменный стол, зажёг свечу и, откинувшись на спинку кресла, положил ноги на стол. Так ему лучше думалось. Снова и снова повторяя про себя известные ему факты, он приходил к выводу, что именно Чёрный лорд следил за всем происходящим из темноты и знал всё об этом деле, и то, что было известно де Полиньяку, и то, что знал Марк, и то, о чём не имели понятия они оба. Его не интересовали факты, он больше наблюдал за участниками игры, чтоб изредка вмешиваться и направлять их в нужную ему сторону. Именно он располагал необходимыми Марку сведениями и о забытом многими заговоре против короля Алфреда, и о заговорщиках, и об усыпальнице. Может быть, он что-то знал и о таинственном наследнике, готовом претендовать на корону Сен-Марко, если будет свергнут Жоан. Как он к этому относился? Марк представил себе длинную череду королей, лица которых прошли перед бесстрастным взглядом главного алхимика, он вспомнил бледное лицо Леди Белой башни и её столь же безучастный взгляд. Скорее всего, Чёрный лорд не имеет какой-либо привязанности к очередному королю. Это лишь ещё одно лицо в его галерее королей, но он должен быть предан королевству. Однажды он уже убил короля, который был к тому же его отцом, но после долгие века верно служил Сен-Марко. Заинтересован ли он сам в смене короля сейчас? Захочет ли, чтоб династию возглавил потомок его старшего брата?

Марк потянулся к столу и взял с него тёмный томик мемуаров алкорского посланника. Принц Себастьян не станет выбирать между королём Жоаном или другим королём. Он видит картину шире, перед его глазами прошла жизнь многих поколений, и он думает о будущем Сен-Марко. Желает ли он прекращения войн и мира для народа, или ему хочется, чтоб всё вернулось на круги своя? Хочет ли он кровавого противостояния между двумя ветвями Монморанси, или ему больше по душе стабильность? Странный вопрос, особенно если он сам хранил эту тайну долгие века, не пытаясь вмешиваться в сложившийся процесс престолонаследия. Ведь его так обеспокоила сама возможность того, что новый владелец Лорма отыщет усыпальницу его брата, что покинул свою башню. Конечно, он хочет сохранить всё в секрете и не собирается потворствовать проискам де Полиньяка. Вот только и к Марку он, похоже, не испытывает никакой симпатии, особенно теперь, когда у него есть подозрения, что тот всё же нашёл усыпальницу. Почему он пытался убить его? Чтоб избавиться от ненужного свидетеля? Не будет Марка, и когда ещё появится новый граф де Лорм? По меньшей мере, лет двадцать можно жить спокойно.

Марк вздохнул и закрыл глаза. Он не знал, радоваться ли ему такому повороту или придти в ужас. С одной стороны, можно было предположить, что Чёрный лорд не позволит де Полиньяку осуществить его замысел, с другой, над самим Марком теперь нависла неумолимая угроза. И к тому же, всё же существует вероятность, что он не станет вмешиваться в действия нового коннетабля. Кто ж скажет с уверенностью, что за мысли роятся под его чёрным капюшоном?

Так он сидел в тишине, предаваясь безрадостным и тревожным размышлениям, перелистывая старую книгу, со страниц которой на него взирали три принца Монморанси, столь разные и по характеру, и по судьбе.

Грохот внизу заставил его вздрогнуть, а после вскочить на ноги и прислушаться. В первый момент он не понял, что происходит, а потом сообразил, что кто-то пытается выбить дверь его дома. Не тратя времени на то, чтоб выглянуть в окно, он сунул книгу в подсумок, подхватил со стола свечу, бросился к шкафу и, отодвинув его, протиснулся в щель, после чего схватился за рычаг и вернул шкаф на прежнее место. Он стоял на верхней площадке крутой лестницы, которая вела к незаметной дверце позади дома. Ждут ли его там, он не знал, но в любом случае, у потайного хода мог быть лишь пост, а судя по шуму в холле за стеной, туда ворвалась целая шайка.

Он спустился вниз и вдруг остановился, почувствовав, как его охватил ужас. Из-за стены послышались отчаянные вопли и хрипы, снова стук, словно кто-то ломился в дверь, а потом всё стихло. Он какое-то время прислушивался. Теперь и в доме, и на улице было тихо. Задув свечу и поставив её на пол, он достал из ножен меч и осторожно приоткрыл дверцу. Улица была пуста. Выйдя, он закрыл дверь и прижался спиной к стене там, где его полностью скрывал ночной мрак. Надев маску и накинув на голову капюшон, он беззвучно двинулся вдоль стены к углу дома и, оказавшись там, выглянул, чтоб посмотреть на входную дверь.

Она была распахнута, и в нескольких шагах от неё стоял человек в чёрном плаще, на его голову тоже был наброшен капюшон. Он чего-то ждал, скрестив руки на груди и глядя в дверной проём, а потом достал из кармана чёрный платок и, приложив его к нижней половине лица, завязал концы на затылке. После этого он вошёл, и Марк замер, прислушиваясь к тому, что происходит в доме, но там было тихо. Через какое-то время тот человек снова появился и, сдёрнув платок с лица, сунул его обратно в карман. Прикрыв дверь, он развернулся и направился в сторону Марка. Тот отпрянул назад и прижался к стене.

Он провожал взглядом идущего по улице человека, и хоть он так и не смог разглядеть его лица, что-то в нём было такое, что вызывало в нём ужас. Он уже видел эту медленно и уверенно идущую фигуру в чёрном плаще, только тогда она уходила в клубы тумана, заполнившего его кабинет.

Ему показалось, что это был Чёрный лорд, но он не был в этом до конца уверен. Какое-то время после того, как тот скрылся вдали, Марк ждал, прислушиваясь, а потом решил всё ж проверить, что произошло в доме. Он подошёл к двери и, отворив её, заглянул в холл. Он сразу почувствовал этот едкий запах и поспешно закрыл нос и рот рукавом, а потом увидел на полу тела. Он заставил себя войти и, подняв с пола фонарь, видимо, принесённый этими незваными гостями, принялся обходить тела, заглядывая им в лица. Это были наёмники в военных куртках, и только одного из них он узнал. Этого сыщика тайной полиции не так давно выгнал со службы Тома, узнав, что он за деньги предупреждал о слежке заговорщиков, которыми занимался барон де Грамон.

Склонившись ниже, Марк заметил нечто странное на его лице, а потом вернулся к остальным, чтоб проверить, есть ли у них те же признаки. Все эти люди были мертвы, подле ноздрей, на губах и вокруг глаз у них появились тёмные пятна, которые, возможно, были багровыми, но тусклый свет фонаря не давал ему убедиться в этом. Однако густая тёмная сетка сосудов на склере остекленевших глаз говорила о том, что он не ошибся. Осмотрев всё вокруг, он нашёл, наконец, и полый металлический шар с приваренной к нему короткой трубкой. Этого было достаточно, чтоб понять, что здесь произошло. Едва они ворвались в холл, тот таинственный человек в чёрном забросил им след шар с ядовитым газом. Эти крики и стук, который он слышал… должно быть, они метались по холлу, пытаясь вырваться на улицу, но тот держал дверь закрытой, пока они не лишились чувств, а потом отпер её и какое-то время ждал, когда газ выветриться, после чего вошёл сам и обыскал комнаты наверху.

Едкий запах до сих пор чувствовался в холле, и Марк уже ощущал жжение в глазах и носу. Он поспешил покинуть дом, оставив дверь открытой, чтоб ядовитый газ рассеялся к тому времени, как патруль или соседи заметят неладное и придут сюда проверить, что случилось.

Сам он направился туда, куда ушёл незнакомец, раздумывая, что ему делать дальше. Было ясно, что наёмники, нашедшие свой конец в доме казнённого книжника, были посланы туда графом де Полиньяком. Возможно, бывший сыщик выследил и выдал его, вот только интересы нового коннетабля вдруг пришли в противоречие с планами Чёрного лорда. Он был не заинтересован в том, чтоб Марк попал в руки де Полиньяка, однако в этот раз с ним не было его верных слуг и ему пришлось рассчитывать только на себя. Впрочем, он справился без труда. Один шар с ядовитым газом, и восемь человек закончили свой жизненный путь в страшных мучениях. Что бы ждало Марка, если б он нашёл его наверху? Наверняка у него было под рукой что-то, что позволило бы ему без труда справиться с единственным противником.

И что теперь делать? Марк осмотрелся на ходу и понял, что идёт в сторону улицы старой голубятни. Он вдруг подумал, что теперь у него есть один шанс получить ответы на все вопросы и разобраться в планах Чёрного лорда. Он же хочет этой встречи? Так, может быть, просто пойти к нему и поговорить? Это выглядело безумием, и сама возможность остаться один на один с главным алхимиком приводила в ужас. Но, в конце концов, если тот всё же решит избавиться от назойливого графа де Лорма, ничто его не остановит. Есть ли что-то в этом городе и этом королевстве, что могло бы защитить Марка от Чёрного лорда? Наверно даже король был бы здесь бессилен, поскольку Чёрный лорд предпочитает действовать тайно и чаще всего чужими руками. И, если так, то, может быть, только явившись к нему и вступив в разговор, у Марка будет хоть какой-то шанс спасти свою жизнь.

Решив так, он прибавил шагу и отправился туда, где на улице старой голубятни в череде добротных домов стоял изысканно белый особняк с круглой башней и решёткой, в которой затаились бесшумные саламандры.