Дело пропавшей балерины

IV Сицилианская защита

В этот раз чистить лук он решил сам. Без лишней суеты и спешки. Осторожно снимал шелуху цвета молодого янтаря, складывал в корзину. Соседка просила не выбрасывать – собиралась красить лен. Резкий запах расползался по двору, раздражал глаза. Почувствовал жжение.

Однако не обращал внимания на неудобства, ведь и чистить лук, и потом окунать его в большую миску с водой было для Тараса Адамовича в радость. Нынче надо все сделать аккуратно и не спеша, потому что с первого раза луковый конфитюр не поддался. То ли мысли его были не о варенье, то ли его маленькие помощники слишком суетились. Кто его знает.

Поэтому, тщательно вымыв руки, он заслуженно вознаградил себя приготовлением любимого напитка.

Смолол кофе, насыпал в джезву, поставил в песок. Подумал, что первую чашечку выпьет сейчас, а вторую – когда конфитюр уже будет готов. Мосье Лефевр, приславший ему рецепт, заметил, что ему больше всего нравится конфитюр с сыром бри на поджаренном хлебце.

Кстати, его партнер неплохо разыгрывал сицилианскую защиту и уже построил из своих черных пешек дракона. Необходимо как можно быстрее открыть вертикаль для ладьи. Он как раз собирался это сделать, а также отписать французу, каким на вкус получился конфитюр. Конечно, отсылать письмо придется сначала в Швецию. И уже оттуда легкая рука господина Лиама Нильсона, неизменного участника их шахматной триады с самого начала войны, направит послание Тараса Адамовича Галушко во Францию. И мосье Лефевру теперь придется отправлять корреспонденцию в таком же порядке. На это он не устает сетовать, каждый раз посвящая данной ситуации несколько строк в очередном своем письме к киевскому приятелю.

В столь длинный путь стоит отправлять описание и выверенного хода, и безукоризненного конфитюра. Приготовить именно такой помешала банальная причина – перебор с сахаром. По всей вероятности, это маленькие сорванцы решили добавить побольше. Лук должен был карамелизироваться, стать сладким, с ноткой горьковатости – тогда он идеально сочетается с сыром.

Если же добавить слишком много сахара, конфитюр превратится в смолу древних деревьев, когда-то упавшую в холодные объятия праматерей всех рек. Большую миску застывшего янтаря – вот что он получил вместо нежнейшего лукового варенья. Кстати сказать, мальчишки не огорчились: накололи себе янтарных сладостей и разбежались кто куда. Тарас Адамович махнул рукой и решил отложить попытку на завтра.

Нынче же наслаждался тишиной и спокойной работой. Размеренное течение мыслей, аккуратные кубики лука, рассыпающиеся из-под ножа. Он заблаговременно приготовил яблочный уксус – нужна одна столовая ложка, не больше, сахар – главное не переусердствовать с ним в этот раз. И без меда тоже не обойтись, выбрал липовый. Мед с собственной пасеки ему обычно поставляет Сильвестр Григорьевич. Вспомнив старого друга, вздохнул. Так и не ответил ему, а надо бы написать.

Поставил большую миску на огонь, нагрел с маслом, добавил нарезанный лук, отхлебнул кофе. Теперь – только помешивать. Лук должен обрести прозрачность, как вуаль хрупкой барышни. Нужно время.

Калитка обиженно скрипнула от слишком сильного удара, каркнула ворона и, взмахнув крыльями, грузно взлетела с ветки. Тарас Адамович поставил чашечку с недопитым кофе на стол. Пусть даже это адский трехголовый Цербер сорвался с цепи и влетел в его двор, прежде он все-таки карамелизует лук, а уж потом даст ему себя сожрать. Посмотрел в миску, где в масле шипел и таял лук. Еще рановато. Сахар можно добавить чуточку позже. И уже потом – постоянно помешивать.

Услышал шаги на дорожке – кажется, Цербер решил проверить, есть ли кто дома. Шаги приближались, лук становился все прозрачней. Тарас Адамович понял, что незваный гость остановился у веранды. Осторожно добавил уксус, затем – немного сахара, опять помешал.

– Добрый день! – услышал громкое приветствие. Цербер оказался воспитанным.

– Здравствуйте! – сказал в ответ – Чувствуйте себя как дома, я сейчас закончу и выйду к вам.

Для того чтобы завершить священнодействие с конфитюром, ему нужно было еще полчаса, однако незнакомец не предупредил о своем визите, так пусть пеняет на себя. Подсыпал еще сахару, помешал и – подобрел. Уменьшил огонь, еще раз помешал, вытер руки о безукоризненно выутюженное полотенце и пошел на веранду.

Полуденное солнце не жалело своих теплых лучей ни для сада Тараса Адамовича, ни для веранды, где в любимом кресле-качалке хозяина удобно устроился нежданный визитер.

Элегантный, но какой-то растрепанный господин с тонкими чертами лица нежился на солнце, прикрыв глаза от удовольствия. Серый костюм, расстегнутая в чуть смятом воротнике белая рубашка, яркие желтые перчатки, небрежно брошенные на стол. Хозяин подвинул их подносом, на котором стоял молочник, сахарница и еще одна чашечка, чтобы подставить ее поближе к гостю. Тот резко открыл глаза, вздрогнул, будто сбросил остатки сна, сменил позу из расслабленной на напряженную и вмиг утратил львиную долю своей элегантности. Теперь перед Тарасом Адамовичем сидел удивленный растрепанный чудак. С виду – ровесник парня из антропометрического кабинета.

– Прошу, – сказал хозяин.

– Благодарю, – едва промолвил гость.

– Кофе в джезве. Или вы отдаете предпочтение чаю?

Гость удивленно посмотрел на джезву.

– Нет, кофе – божественный напиток.

– Несомненно, – улыбнулся Тарас Адамович. – Я закончу кое-какие дела и вернусь к вам через полчаса, – сказал безапелляционно, прежде чем гость успел представиться. И добавил, указывая на противоположный край стола: – Там есть несколько газет, надеюсь, вы не будете скучать.

– Не стоит беспокоиться обо мне, – улыбнулся гость, возвращая себе шарм элегантной легкомысленности.

Тарас Адамович не беспокоился. Вернулся к уже прозрачному луку, добавил сахару. Снова помешал. Лук постепенно становился золотистого цвета. Только бы не промахнуться с сахаром в этот раз! Кажется, расчеты точны. Остается только добавить немного меда и помешивать, ожидая финала. Когда масса приобрела яркий янтарный цвет, но все еще осталась мягкой, Тарас Адамович облегченно вздохнул. Привычным движением поставил на огонь сковородку. Чтобы сполна насладиться конфитюром, нужна гренка, лучше – в кляре. Нарезал сыр, водрузил его на горячие ломтики поджаренного хлеба, сверху – конфитюр. Залил кипятком травяной чай, добавил мяты. С заварником в одной руке и тарелкой – в другой вернулся на веранду.

Декорации не изменились. Газеты лежали на своем месте, гость находился в кресле-качалке. Разве что чашка со следами кофе свидетельствовала о том, что странный господин, имени которого он пока не знал, совершал в его отсутствие какие-то движения. Тарас Адамович поставил на стол заварник с тарелкой и вернулся за чайником и чашками. Гость медленно открыл глаза. Тарас Адамович поставил на стол чашки, наполнил их ароматным напитком.

– Нужно ваше мнение, – обратился он к гостю.

– По какому вопросу? – не понял тот.

– Попробуйте, – пододвинул к нему тарелку хозяин.

Гость недоверчиво посмотрел на него.

– А что это? – переспросил.

– Попробуйте. И скажете мне свое впечатление, – не отставал Тарас Адамович.

У гостя не было выбора, поэтому он обреченно взял в руки хлеб и откусил кусочек. Удивленно поднял брови, пододвинул к себе чашку с чаем и уже с большим энтузиазмом съел весь кусок.

– Что скажете?

– Это что-то невероятное!

– D’accord![4] – ответил хозяин, представляя лицо мосье Лефевра, которому он будет описывать вкус конфитюра.

Налив и себе чая, откусил кусочек хлеба с конфитюром. С сыром и вправду сочетается замечательно. И с сахаром угадал. Лук нежно сладкий, сыр чуть-чуть расплавился на теплом хлебце. Идеальный вариант завтрака. Вспомнил о своем госте, взглянул на него.

– Что ж, теперь можем перейти к делу.

Тот аппетитно уписывал за обе щеки очередной бутерброд, откинувшись на спинку кресла-качалки. Вид у него опять был изысканно-элегантный, как у Париса в Спарте.

– К делу? – эхом переспросил он у Тараса Адамовича. И сразу же, будто проснувшись, снова превратился в растрепанного чудака: – Тарас Адамович! Вы должны мне помочь!

Начало не слишком вдохновляло. Бывший следователь отодвинул чашку, ожидая объяснений.

– Я… Ой, я ведь не представился, – спохватился он. – Олег Ираклиевич Щербак.

Он встал, картинно склонив голову, и несколько прядей упало ему на лоб. Тарас Адамович тоже поднялся, кивнул в знак приветствия, протянул руку:

– Мое имя вы знаете, не вижу смысла его повторять. Прошу, садитесь.

– Благодарю.

Гость вернулся в кресло, Тарас Адамович сел на стул. Что же принесло этого Олега Ираклиевича в его пенаты?

– Я… понимаете, Тарас Адамович. Я вчера видел вас в сквере… возле Высших женских курсов. Вы говорили с Мирой Томашевич.

Тарас Адамович слушал, не перебивая, гость сменил позу, откинул волосы со лба, схватился за ворот, на секунду замер в неестественной, какой-то скособоченной позе и продолжил:

– Вы говорили с Мирой о ее сестре, не так ли?

Тарас Адамович внимательно изучал его лицо. Аккуратно выбрит, прямой тонкий нос, взъерошенные пряди волос. Кто этот странный тип? Зачем он сюда явился?

– Я… вероятно, мне следует объяснить. Понимаете, я знаю. Я все знаю! – громко повторил он, умолкнув на полуслове.

Тарас Адамович терпеливо ждал. Наконец гость продолжил:

– Я знаю, что Вера Томашевич исчезла. И Мирослава… Наверное, потому она говорила с вами, вы же – следователь Галушко?

– Бывший следователь.

– Неважно! Ведь Мира просила вас о помощи? И, не дожидаясь ответа, сказал: – Понимаете… это я, я виноват в исчезновении Веры! – и уронил голову на руки.

– Почему вы так думаете? – спросил хозяин дома.

– Я давно знаю Веру Томашевич. С момента ее переезда в Киев. Я – художник, работаю в собственной мастерской, а иногда – над декорациями в городском театре. Я видел Веру на сцене, она прекрасна. Вы должны, должны найти ее!

Тарас Адамович глотнул чаю. Еще раз посмотрел на своего собеседника, спросил:

– Почему вы считаете, что виновны в исчезновении девушки?

– Я пригласил ее встретиться в Шато де Флер у розария. Она должна была прийти туда после выступления в Интимном театре. Однако… Я не дождался ее. А потом, на следующий день я узнал, что Вера исчезла, – он поднял на следователя печальные серые глаза.

– В котором часу была назначена встреча?

– В девять.

Выступление в Интимном театре – в семь вечера. От Интимного, расположенного на Крещатике, 43, до городского парка развлечений Шато де Флер – с полчаса ходьбы быстрым шагом. Интересно, как быстро ходят балерины? Девушка могла опоздать.

– Я прождал ее до полуночи.

Тарас Адамович удивленно вскинул брови.

– Она не появилась. Что вы делали дальше?

– Утром я был в театре, хотел встретить ее, спросить, что случилось, – объяснил художник. – Понимаете, я подумал, что она… Что она просто забыла, или же ее пригласил кто-то другой.

Тарас Адамович потер подбородок, еще раз взглянул на своего собеседника.

– Что вам сказали в театре?

– Что Вера не явилась на репетицию.

– Это вас смутило?

Художник грустно посмотрел куда-то мимо хозяина дома. Едва слышно прошептал:

– Смутило? Нет, вовсе нет, скорее огорчило. Понимаете, я тогда не думал, что Вера исчезла. Я подумал, что она просто не пришла. Нашла себе компанию поинтересней. И… пропустила репетицию.

Эту мысль в полиции горячо бы поддержали. Однако сейчас они были не в полиции.

– Что было дальше?

Собеседник Тараса Адамовича прикрыл глаза.

– Я пытался не думать о ней. Выбросить из головы.

– Получилось?

– Не очень. В театре начали распространяться слухи. Мира приходила к Брониславе, спрашивала о Вере. Бронислава – жена балетмейстера, Бронислава Нижинская, – объяснил он и продолжил: – В театре говорили, что Вера исчезла, поехала за город с офицерами. Но сестра ее искала, следовательно… Следовательно, могло что-то случиться.

Галушко не перебивал.

– Я… понимаете, я даже хотел, чтобы что-то случилось. Сейчас я ненавижу себя за это, но тогда, тогда я хотел, чтобы было какое-то другое объяснение тому, что она не пришла в тот вечер в Шато де Флер. Теперь я боюсь, боюсь того, что что-то могло случиться по пути в парк. И боюсь того, что она вообще не собиралась встречаться со мной.

Он задумчиво умолк. Потом молвил:

– Балерины говорили, что сестра Веры обращалась в полицию. Вера не вернулась, поползли слухи о том, что Нижинская поставит на ее партии дублерш.

– Как отреагировали на исчезновение Веры в театре?

– Обрадовались. Там ведь тот еще серпентарий.

Тарас Адамович отставил чашку.

– У вас есть какие-то предположения, куда могла исчезнуть Вера?

– Я не знаю, – он пожал плечами. – Раньше она никогда не исчезала.

– То есть это с ней случилось впервые?

– Да.

– А что касается офицеров. Вы с кем-либо из них знакомы? Видели вместе с Верой?

– Нет. И не хотел бы видеть. Думаю, балерины больше расскажут о них. Или Мирослава.

– Вы хорошо знаете сестру Веры?

– Виделись пару раз.

Теперь калитка скрипнула чуть слышно, будто извиняясь, что отвлекает собеседников. Олег Ираклиевич Щербак повернул голову в направлении дорожки, ведущей к веранде. Мирослава Томашевич, как и обещала, пришла к Тарасу Адамовичу, когда полуденное солнце зависло над домом, утопавшим в тени яблоневого сада. Замерла у калитки, увидев гостя. Потом решительно направилась к веранде, остановилась у ступеней. Мужчины поднялись.

– Добрый день, господин Галушко. О, – перевела взгляд на его собеседника, – господин Щербак! Не ожидала вас здесь встретить.

– И я вас, но я рад нашей встрече, – ответил художник, опять превратившись в Париса.

– Мира, прошу вас присоединиться к нашему разговору, – пригласил хозяин. – Мы пробовали луковый конфитюр, а еще мой гость рассказал кое-что о том вечере, когда исчезла ваша сестра.

Мира удивленно посмотрела на художника:

– О, а я не знала, что… что вы что-то знаете…

Она села напротив Щербака.

– Расскажите мне. Когда вы видели Веру?

– Скорее, когда не видел, – грустно молвил художник. – Она должна была выступать в Интимном, я пригласил ее встретиться в Шато де Флер.

– Она мне не говорила, – удивилась Вера.

Шарм элегантности вмиг улетучился, черты лица художника стали резкими:

– А она вам всегда говорит, с кем и когда собирается встречаться?

Мира перехватила взгляд Галушко и дрожащим голосом сказала Щербаку:

– Простите, просто… В тот вечер Вера приглашала меня на встречу. Мы… Должны были пойти вдвоем в «Семадени». Там… ее ждали.

Мира зарделась. Щербак смотрел на свои лежащие на столе руки с длинными тонкими пальцами.

– Ждали, – эхом повторил он, а потом переспросил. – Назимов?

– Я… не уверена. Но, да, возможно, Назимов.

Галушко с интересом наблюдал за собеседниками. Пожалел, что не прихватил записную книжку. Художник начал с защиты – обвинял себя в исчезновении девушки, но надеялся, что это не так. Теперь перешел в наступление – обвинял соперника. Идеальная сицилианская защита, воинственная по своей природе. Интересно, сможет ли мосье Лефевр так быстро перейти от защиты к атаке?

– Выходит, в тот вечер вы не видели ее? – спросила Мира.

– Мы договорились о встрече накануне, в театре, – грустно ответил гость Тараса Адамовича. – А вы когда видели ее в последний раз?

– Когда она танцевала, – тихо ответила Мира.

– Вы поможете ее найти? – отвлек Тараса Адамовича от размышлений Щербак.

Хозяин дома ответил обстоятельно:

– Я попробую разобраться в этом деле. Как частное лицо. Возможно, смогу найти ответы на интересующие вас вопросы. В то же время у меня есть определенные обязательства и работа, от которой я не собираюсь отвлекаться.

– Но ведь…

– Пропала девушка. Я понимаю. Вы уже помогли нам, господин Щербак. Позднее мы вернемся к разговору с вами, если вы не возражаете. Возможно, у меня возникнут дополнительные вопросы либо же всплывут новые детали.

– Я буду помогать вам во всем! – пылко пообещал художник.

– Мы будем благодарны.

– Мы? – удивленно спросил художник.

– Да, барышня Томашевич любезно согласилась помогать мне в этом деле в качестве секретаря. Расследование требует аккуратности.

Мира улыбнулась. Щербак нахмурился.

– Что же, – сказал он, – вы также всегда можете рассчитывать на мою помощь.

– Благодарю вас, – кивнул Тарас Адамович.

– Благодарю, – эхом повторила Мира.

Ворона на дереве каркнула, как будто тоже желая поблагодарить.

Тарас Адамович перевел взгляд с дерева на своего гостя:

– Кстати, Олег Ираклиевич, кто вам дал мой адрес?

Гость смутился, покраснел. Пауза затянулась. Мира уже открыла рот, дабы нарушить неловкую тишину вопросом, когда гость Тараса Адамовича заговорил снова:

– Я… я хотел подойти к вам еще тогда, в парке. Познакомиться, спросить, могу ли чем-то помочь. Понимаете… – он старательно подбирал слова. – Но к вам подошла какая-то девушка, вы разговаривали, и я… решил не вмешиваться. Когда вы закончили разговор, поплелся за вами. Я не следил, вовсе нет. И не прятался, надеялся, что вы оглянетесь и спросите, почему я иду за вами. Я бы все рассказал.

– И так вы дошли до моего дома?

– Я сел в трамвай вслед за вами. Думал доехать до вашей остановки, выйти и познакомиться.

– Но не вышли.

– Понимаете, я переволновался, не спал всю ночь. Я… я уснул в трамвае.

Мира внимательно слушала, подняв брови вверх.

– Проснулся, когда вас уже не было на месте. Я вскочил, бросился к окну. Мне повезло – увидел вас, шедшего по улице. Я поехал дальше в проклятом трамвае. Решил – это знак судьбы. Возможно, мне не стоило приходить к вам. Сегодня… Я снова не спал, подумал, что попробую найти ваш дом. Если… если удастся, то это…

– Знак судьбы, – улыбнулся хозяин.

– Приехал на ту же остановку, пошел туда, куда вы шли вчера. Встретил на улице парнишку, сказал, что где-то здесь должен быть дом следователя, он мне и показал.

Тарас Адамович мысленно вздохнул. Надо будет провести беседу с маленькими любителями варенья. Раздавать его адрес незнакомцам – не самая лучшая затея.

– И последний вопрос, господин Щербак, – после минутной паузы сказал хозяин.

– Да? – с готовностью спросил гость.

– Не могли бы вы сопроводить нас с барышней Томашевич завтра в театр? Вы же работаете в Оперном?

– Да… Да, конечно, буду очень рад. Вы хотите поговорить с балеринами?

– Да, это было бы нелишне.

Мира грустно качнула головой.

– Услышите много сплетен.

– Возможно. Но ведь это тоже информация.

Мира кивнула. Щербак наклонил голову и, подхватив шляпу, поднялся.

– Что ж, Тарас Адамович, благодарю, что выслушали меня. Встретимся завтра у театра? В котором часу?

– А в котором часу начинаются репетиции? Какое время лучше выбрать?

– Если встретимся около двенадцати, можно будет поговорить с девушками за чашкой кофе.

Галушко кивнул. Олег Ираклиевич Щербак попрощался и направился к калитке, после того, как она скрипнула, Тарас Адамович произнес:

– Мира, я сказал, что мы пойдем в театр вместе, но вам лучше пойти на лекции, – он оторвал руку от поверхности стола, чтобы упредить возражения девушки.

– Вы не поможете мне в театре, скорее помешаете, потому что балерины могут не сказать всей правды, если увидят нас вместе.

Мира склонила голову в знак согласия.

– Однако вы будете чрезвычайно полезны для дела во второй половине дня, когда мы будем конспектировать мои размышления и наблюдения. И вот именно об этом я хочу с вами поговорить.

– Я… слушаю вас.

– Бумага и ручка у вас с собой?

– Да, разумеется.

– Тогда возьмите их и пишите то, что я продиктую.

Девушка послушно достала письменные принадлежности.

– «1916 год, 7 сентября. Мы, нижеподписавшиеся Галушко Тарас Адамович и Томашевич Мирослава…»

– Феликсовна…

Тарас Адамович кивнул. Девушка писала быстро. Он скосил взгляд. Почерк аккуратный. Продиктовал дальше:

– «…заключили настоящий договор в следующем:

1) Томашевич М. Ф. поступила на службу к Галушко Т. А. в качестве секретаря сроком с 7 сентября 1916 года на полгода.

2) К обязанностям Томашевич М. Ф. относится:

а) оформление протоколов по делу исчезновения балерины Томашевич Веры Феликсовны;

б) составление деловых бумаг.

3) Галушко Т. А. обязан за вышеозначенную работу Томашевич М. Ф. заплатить 120 рублей и выдать 60 рублей при подписании договора, и 60 рублей по окончании указанного срока».

– Что? – изумленно подняла на него глаза Мира.

– Дальше только дата и наши подписи. Сроки условные, я не знаю, сколько времени понадобится нам на поиски вашей сестры. А на то, чтобы арестовать злоумышленника или злоумышленников, предать их суду – и в самом деле может потребоваться несколько месяцев.

– Но… вы не можете. Я не просила о службе. Вы же будете искать мою сестру, это я должна была бы вам платить!

Тарас Адамович пожал плечами.

– Но вы не предлагали мне работу следователя. Вы просили о помощи. Я же предлагаю вам работу, значит, должен платить. В конце концов, Мира, я буду отбирать ваше время, которое вы могли бы потратить на частные уроки.

Девушка опустила глаза.

– Я сейчас не в том положении, чтобы отказываться от такого предложения. Оно весьма щедрое, – тихо молвила она.

– Обычная процедура обмена времени на деньги. Поверьте, за время никогда не доплачивают. Но вы еще слишком юны, чтобы понять это.

Он отставил чашку и поднялся.

– Если мы утрясли все формальности, я познакомлю вас с Эстер. Оставлю вас на полчасика: привыкнуть друг к дружке – этого времени мне хватит, чтобы решить вопрос с драконом мосье Лефевра.

– С… драконом?

– Не обращайте внимания, я о шахматной партии: мой партнер собрался напугать меня сицилианской защитой, – он махнул рукой. – Не обращайте внимания…

Мира медленно поднялась, сжимая в руках сумочку.

– Вы хотели познакомить меня с… Эстер.

– Ах, да, – хозяин открыл перед гостьей дверь, пропуская ее вперед. Она медленно прошла мимо него и переступила порог дома.